Лиса в ловушке

— И что еще?

— Вы… если хотите знать.

— В каком смысле?

— Мне хотелось бы знать, почему вы взяли на себя в моем случае роль вершителя судеб. Я знаю, что вами двигало желание спасти Дэвида. Но вы бы могли легко избавиться от меня более простым способом, не привозя меня сюда, в этот тайный уголок, который — я это чувствую — имеет для вас большое значение.

Она говорила, задумчиво глядя на отдаленные скалы, и, когда умолкла, в этом воцарившемся между ними молчании было что-то необычное, что-то странное.

Тайрон Штром ничего не отвечал.

Невада задернула портьеры и вернулась на свое место.

Солнце ослепило ее, и какое-то время она ничего не видела. Когда глаза постепенно привыкли к полумраку, Невада увидела, что он по-прежнему полулежит на диване и глаза его устремлены на нее.

Она медленно подошла и остановилась перед ним. В ее глазах, пронзительно зеленеющих на бледном лице, читался вопрос, ответа на который девушка ждала как чего-то необычайно важного.

Тайрон Штром несколько секунд молчал.

Он не сводил глаз с Невады, и ей казалось, что этим проникновенным взглядом он смотрит пряно ей в душу, ища в ней что-то сокровенное.

Затем очень спокойно, с большой долей искренности, что лишило его слова всякой напыщенности, Тайрон сказал:

— Мне кажется, Невада, что я не зря привез вас сюда. Вы начали кое-что узнавать о себе самой.

Глава 6

Стоя у окна своей спальни, Невада любовалась завораживающей красотой окружающей природы.

Внизу, прямо под ее окном, склон холма, на котором стоял дом, был покрыт цветущими деревьями. Еще ниже извилистая дорога вела к маленькому городку, переливавшемуся всеми оттенками розового цвета, лежавшему в окруженной горами долине.

Каждый раз при взгляде на Аммельнскую долину она казалась Неваде еще более прекрасной.

Трудно было вообразить себе, что совсем близко лежали голые бесплодные земли и суровые гранитные скалы, вроде тех, среди которых пролегал их путь сюда.

Невада провела в доме Тайрона Штрома уже неделю, и время пролетело очень быстро.

Иногда ей казалось, что она никогда не знала никакой другой жизни, что все ее дни прошли в покое и уединении, среди красоты, так много дававшей не только уму, но и сердцу. Прежнее ее времяпрепровождение, наполненное болтовней, флиртом, танцами и примеркой нарядов, казалось ей пустым и бессмысленным.

Перед ней на столе лежала рукопись Тайрона с поправками и вставками, которую она тщательно переписывала, и стопка чистой бумаги.

Поскольку он говорил, что пишет историю, Невада ожидала, что это будет что-нибудь скучное, что будет так же трудно читать, как и те книги, которые она брала у него на яхте.

Но теперь она думала, что все, написанное Тайроном Штромом, было так же индивидуально и оригинально, как и он сам.

Под его пером все словно бы оживало. Он так описывал местных жителей, что они превращались в живых людей с их проблемами и трудностями, вызывали к себе интерес и сострадание. Читая рукопись, Невада поражалась мужеству и мудрости этих людей, на чью долю выпало немало трудностей и испытаний.

С каждой страницей Невада не только все более заинтересовывалась берберами, но и проникалась любопытством по отношению к самому автору этой книги.

С ней он всегда был суров и презрителен, но она обнаружила, что Тайрон Штром обладал тонким чувством юмора, не говоря уже об истинном понимании и глубоком сочувствии к предметам своего описания. Она не была сентиментальной, но порой на ее глаза наворачивались слезы.

Читая его рукопись, подолгу разговаривая с ним, Невада поняла, что он был не только очень талантливый человек, но и весьма загадочный.

С каждым часом она узнавала о нем что-нибудь новое, открывала для себя новые, незнакомые ей черты характера его сложной натуры.

— Я уверена, что в мире нет другого такого, как он, — задумчиво проговорила она, глядя в долину.

Стоило ей подумать о нем, как он, словно бы подвластный ее мыслям, тут же появлялся на дороге, ведущей из городка. Тайрон ехал верхом, а рядом с ним шли, оживленно разговаривая и жестикулируя, несколько мужчин в тюрбанах. Он внимательно слушал их.

Она знала теперь и очень ценила свойство Тайрона Штрома целиком сосредоточиваться на том, что его интересовало.

Это мог быть взрослый мужчина, которых немало являлось к нему со своими личными проблемами и заботами, или плачущий на улице ребенок, которого он старался утешить и успокоить.

Для Тайрона Штрома не было ничего мелкого и незначительного, не стоящего его внимания. Неваду часто поражало, что он редко думал о себе, посвящая свои силы и время окружающим людям.

Невада жила странной жизнью в этой розовой касбе, жизнью, так непохожей на ту, которую она прежде вела.

Тайрон обычно уезжал задолго до того, как она просыпалась, и хотя ей очень хотелось сопровождать его, она не решалась высказать такое предложение.

Он возвращался, когда еще было раннее утро и стояла благословенная прохлада, и они завтракали вдвоем во внутреннем дворике, Кругом благоухали экзотические растения, яркие цветы радовали глаз, а маленький фонтан журчал, аккомпанируя их беседе.

Сразу после завтрака Тайрон Штром садился к письменному столу и приступал к работе, и, поскольку ей ничего другого не оставалось делать, она тоже бралась за перо.

Невада думала, что он намеренно оставляет ее одну, без общества и без занятий, как это уже делал на яхте.

Но после того, как она предложила переписывать его рукопись, Тайрон Штром поймал ее на слове и разложил перед ней законченные страницы книги.

Она немедленно приступила к делу. Временами ей было трудно разобрать его исправления, вставки или какие-нибудь слова на местном языке, и тогда девушка обращалась к нему за помощью.

После второго завтрака весь дом затихал, наступало время отдыха, когда все спали, утомленные полуденной жарой.

Наступало время их разговоров в прохладной гостиной со спущенными шторами и колыхающими воздух бесшумно вращающимися вентиляторами.

Они удобно устраивались на диванах среди подушек, и сама атмосфера, царящая в этой комнате, располагала к беседе.

Сначала Невада не решалась задавать ему вопросы, боясь, что он оборвет ее или ответит резкостью, но со временем она настолько осмелела, что начала расспрашивать его об интересующих ее вещах.

Но не о его карьере. Она не сомневалась, что он не станет обсуждать с ней этот вопрос.

Постепенно девушка все же узнала, что Тайрон Штром был единственный англичанин, так много путешествовавший в Южном Марокко и даже построивший здесь себе дом.

— Местные племена очень недоверчивы к иностранцам и иноверцам, — говорил он Неваде, — к путешественникам они относятся подозрительно, и приключения в Марокко нередко кончаются для них гибелью.

— Но к вам отношение другое?

— Они научились мне доверять в силу разных причин, — уклончиво ответил он. — Когда я впервые оказался здесь, меня передавали от одного племени к другому с талисманом в виде копья, с которым я и добирался до границ каждой новой территории.

Тайрон улыбнулся своим воспоминаниям.

— Территория, где мы находимся сейчас, настолько малоизучена, что она обозначена как «горы Сахары, практически ненаселенные».

Если даже Тайрон не говорил Неваде ничего о своей работе, он рассказывал ей о местах, где побывал, о людях, которых встречал, а заметив ее интерес, поделился своими мыслями и философскими взглядами.

«Я узнала здесь за несколько дней гораздо больше, чем за всю свою предыдущую жизнь», — подумала Невада, внимательно слушая его и не спуская с него глаз.

Солнечные лучи, падая на него сзади, окружали его фигуру каким-то ореолом. Невада подумала, что она никогда не встречала такой сильной и непреодолимо властной личности.

Боясь чем-то вызвать его неудовольствие и лишиться этих долгожданных часов, которые они проводили наедине, она последнее время старалась ничем не раздражать его.

«Он может столькому меня научить, — говорила себе она, — что было бы глупо не воспользоваться такой возможностью, пока я нахожусь в его обществе… волей или неволей».

Неожиданно ей пришло в голову, что наступит такой день, может быть, завтра, может быть, через несколько недель, когда придется покинуть эти места.

Тайрон Штром вернет ее обратно в знакомый и привычный ей мир. Это было то, чего она совсем еще недавно так страстно желала.

И вдруг, совершенно внезапно, как удар молнии, ее осенила мысль, что она не хочет уезжать.

Ей не было необходимости задаваться вопросом, почему.

У Невады появилось такое ощущение, как будто перед ней разверзлась земля и из адской тьмы до нее донесся издевательский хохот демонов при одной мысли о разлуке с Тайроном.

Она не смогла сдержать горестного стона, который раздался из самых глубин ее существа.

— Нет! Нет! — прошептала она. — Я ненавижу его… ненавижу и презираю… за то, как он поступил со мной!

— Ты его любишь! Любишь!

— Нет, я ненавижу его!

«Ненавидишь!»— твердил ей рассудок, но сердце, сердце говорило ей правду: «Ты любишь его'»

— О боже! Этого не может быть… не должно быть! — повторяла она, как в лихорадке.

Но чем больше она спорила сама с собой, тем лучше сознавала истину — она любит его!

Ненависть прошла, о ней давно было забыто. Когда, дрожа от страха в ущелье на склоне горы, Невада прижималась к сильному плечу Тайрона, она была уверена, что он защитит и спасет ее.

А когда, опередив караван, они были на пути в Тафрут и он держал ее в кольце своих рук, она ощущала в его близости не только облегчение и покои, но нечто большее.

Но она не хотела признаваться себе в этом даже тогда, когда заснула, как ребенок, в ту первую ночь в его доме, заснула спокойным легким сном, потому что он был в соседней комнате.

«Наверное, я любила его уже тогда, — подумала Невада, — и это чувство росло с каждым днем, и только моя гордость не позволяла мне в этом признаться».

Сейчас девушка признавалась себе с чувством, близким к отчаянию, что каждое утро казалось ей чудесным только потому, что она знала, что скоро увидит его.

Дни стремительно летели, потому что она была погружена в его книгу и считала часы до их встречи, когда они приступали к интересному неторопливому разговору.

В прекрасный и тихий вечер сразу же после приезда в его дом Невада вышла во внутренний дворик, где Тайрон ожидал ее. Она взглянула на отражающееся разноцветными искрами в струях фонтана пламя свечей и сказала насмешливо:

— Как театрально… настоящая декорация!

— А по-моему, очень романтично! — возразил хозяин дома.

— Это не для меня, — вскинула подбородок Невада. — Вы же знаете, романтика меня не интересует.

— Вы много теряете!

— Я так не считаю. Тем самым я избавлена от сердечных мук и безответных страстей, делающих людей посмешищем в глазах окружающих, — усмехнулась она.

— Испокон веков любовь вдохновляла людей на героические поступки, побуждала их творить чудеса, создавать величайшие шедевры живописи и музыки и великолепные надгробные памятника, такие, как Тадж-Махал.

— Мне жаль тех женщин, которым приходилось выслушивать весь этот сентиментальный любовный бред.

— Пути господа неисповедимы, — спокойно заметил Тайрон. — Он дал вам, мисс Невада, прекрасное лицо и соблазнительное тело, но забыл почему-то наделю» вас сердцем.

— За что я каждый день приношу благодарственную молитву, — возразила Невада. — Пусть другие женщины терзаются в скованных ими самими для себя цепях, зато я свободна.

Увидев усмешку в глазах Тайрона, она холодим) добавила:

— Я говорю о внутренней свободе, свободе чувств! Я прекрасно знаю, что физически я ваша пленница, мистер Штром.

— Будь это сотню лет назад, я бы заточил вас в ray-бокую темницу. В Южном Марокко они есть под каждой касбой.

Он внимательно посмотрел на нее, наблюдая, как подействовали на нее его слова.

— Пленников приковывали друг к другу, надели на них тяжелые железные ошейники и кандалы, — добавил он с усмешкой. — Еды им давали ровно столько, сколько было необходимо для поддержания жизни.

— Какое варварство!

— Я с вами согласен, мисс Невада. Эти несчастные пленники лежали в темноте, иногда прикованные к трупу, пока их не освобождала милосердная смерть.

— Значит, вот какую судьбу вы уготовили для меня! — с негодованием воскликнула девушка.

— Нет, вам с вашей потрясающей внешностью темница бы не грозила. Для вас нашлось бы место в каком-нибудь гареме.

При мысли о своей возможной судьбе Невада содрогнулась. Гарем или темница! И ведь для множества неизвестных ей женщин другой участи не было!

Ей оставалось только благодарить господа за то, что ей удалось избежать этой участи.

Прошло всего несколько дней, и мир вокруг нее изменился. Ей не верилось, что недавно она высмеивала то, что видела вокруг. Теперь этот чудный садик с журчащим фонтаном буквально притягивал ее, манил к себе, обещая что-то необыкновенное.

В синем кафтане с серебряными звездами, Невада ощущала себя частью небосвода, низко опустившегося над касбой. Серебряные колокольчики нежно позванивали на ее лодыжках. Какой-то странный каприз, а может быть, обычное женское кокетство заставили ее накинуть на рыжие волосы голубую вуаль и украсить ее заколками в виде звезд.

Подходя к Тайрону, Невада знала, как это всегда инстинктивно знает женщина, что она выглядит неотразимо.

Он смотрел на нее со странным выражением в глазах, которого она не могла понять, но чувствовала, что ее присутствие не оставляет его равнодушным.

Тайрон в этот вечер тоже вызывал у нее какое-то особое ощущение, в котором она не могла дать себе отчет.

Они говорили об обычных вещах, о его книгах, о новых открытиях, которые он сделал, о еще одном марокканском племени, но в разговоре то и дело возникали непредвиденные паузы, когда за них говорил аромат цветов и нежное журчание фонтана.

Невада почувствовала тогда, хотя и не желала себе в этом признаться, что она отзывается на каждое его слово и движение, как туго натянутая струна под умелыми руками талантливого музыканта.

Каждое его слово было исполнено для нее особого значения, и она воспринимала его не только рассудком, но всем своим существом.

Тайрон держался очень спокойно, но у нее было такое чувство, что он покорил ее и подчинил себе до такой степени, что ее жизнь стала его жизнью и каждый ее вздох принадлежит ему.

Когда настало время прощаться, Невада остановилась у фонтана и опустила в него руки, чувствуя, как прохладная вода облегчает ее внутренний жар.

Ей казалось, что Тайрон внимательно наблюдает за ней, но она не была в этом уверена.

Сознает ли Тайрон Штром, думала она, что является причиной ее волнения, внезапного ощущения неуверенности, тревоги, сумятицы бушевавших в ее груди чувств, которых она не смела назвать их подлинным именем.

— Спокойной ночи!

Она сказала эти слова, надеясь, что он сделает какой-то жест или скажет что-нибудь, призывая ее остаться. Невада с трепетом ждала этих слов и в то же время страшилась услышать их.

— Спокойной ночи, мисс Невада.

От этих обычных слов, произнесенных ровным голосом, сердце у нее сильно забилось, и ей стало трудно дышать.

Ей вдруг пришла в голову нелепая мысль: а что, если она попросит его прикоснуться к ней, поцеловать ее на прощание, как это попытался бы сделать любой мужчина при подобных обстоятельствах.

Ее собственные мысли ужаснули ее. Как она могла подумать такое о мужчине, и особенно о Тайроне Штроме?

Она его ненавидит. Она видит в нем олицетворение всего, что возмущает и отталкивает ее!

— Спокойной ночи! — бросила она резко и покинула дворик, не оглядываясь.

Только у себя в спальне, за закрытой дверью, она подняла руки к пылающему лицу. Уж не палящее ли марокканское солнце лишило ее рассудка?

На следующее утро после их приезда, как и обещал Тайрон, торговцы из близлежащего городка доставили Неваде множество пестрых восточных нарядов на выбор. Все они были очень красивы, ярких расцветок, так любимых берберскими женщинами. Все украшены изысканной вышивкой серебром и золотом с узорами из бирюзы, кораллов и аметистов.

Кроме этого, доставили также шали, вуали и шарфы, один лучше другого. Они были так легки и прозрачны, словно сотканы из воздуха.

Невада выбрала все, что хотела, а Тайрон горячо торговался за каждую вещь, чтобы не испортить удовольствие продавцам, для которых любая сделка должна была стать состязанием с покупателем в уме и хитрости.

Следом явились и ювелиры. Усевшись по-турецки, они разложили на черном бархате свои сверкающие изделия. Невада не могла устоять перед искушением, увидев серебряные серьги полумесяцем, отделанные драгоценными камнями и жемчугом.

Ее прельстили и браслеты с выгравированными на них причудливыми рисунками. Ей понравились и ножные браслеты с прикрепленными к ним крошечными мелодично позвякивающими колокольчиками. Они показались ей такими занятными, что она надевала их каждый вечер, выходя босиком с накрашенными хной ступнями ужинать с Тайроном под крупными мерцающими звездами во внутреннем дворике.

— Вы должны вести счет всему, что тратите на меня, мистер Штром, — сказала она, — я вам все возмещу. У меня с собой на яхте была достаточно крупная сумма.

— Ваши деньги в целости и сохранности, — успокоил ее Тайрон.

— Чтобы увезти все мои покупки, нам понадобится караван, по меньшей мере, из двадцати верблюдов, — рассмеялась она.

— Об этом не беспокойтесь. Верблюдов будет столько, сколько понадобится, — пообещал он, — как только мы решим уехать.

— Когда вырешите, — поправила она. Тайрон улыбнулся.

— Пусть будет так — когда я решу вернуть вас обратно.

Этот вопрос вертелся у нее на языке. Но она знала, что задать его значило дать ему понять, что ей не терпится отсюда уехать.

«Я люблю его! — говорила она себе теперь, следя за ним глазами. — Как это могло случиться?.. Что мне теперь делать?»

С того времени как они приехали в Тафрут, Тайрон Штром был учтив и внимателен к ней, как он, несомненно, вел бы себя с любой другой женщиной, гостившей у него в доме.

Но эта внешняя любезность не означала, что он изменил о ней свое мнение.

Его суровые слова до сих пор отчетливо звучали в ее ушах: «Вы не обычная женщина, мисс Невада! Вы жестокая, бессердечная особа, и я склонен думать, что вы — воплощение всяческого зла!»

Слова его ранили больно, как удар хлыста. Она слышала, как Тайрон говорит, глядя на нее холодно и осуждающе: «Я взял вас с собой, не только чтобы спасти моего племянника и молодого Дандональда, но и чтобы попробовать, можно ли превратить хищницу в женщину». «Хищницу в женщину!»

Эти слова постоянно преследовали ее, Невада просыпалась по ночам, снова и снова слыша его обвинения.

Тогда ей было легко убедить себя, что для нее не имеет значения, что он думает или чувствует по отношению к ней. Невада не сомневалась, что как только она освободится от него, она ему жестоко отомстит. Девушка не знала точно, каким образом она это сделает, но так или иначе обязательно заставит его страдать, как она страдала сама.

«Я его ненавижу… ненавижу!..»— она повторяла эти слова как заклинание.

«И все же я люблю его! — сказала она себе в отчаянии. — Как я могла полюбить человека, который относится ко мне с презрением и осуждением?»

Но она любила его, в этом не было сомнений. Достаточно ей было только увидеть Тайрона Штрома, и сердце замирало у нее в груди.

Достаточно ей было услышать его голос, и у нее перехватывало дыхание, а когда он улыбался ей, Неваде казалось, что ее озаряет солнце и вся она расцветает под его живительными лучами.

Невада провожала взглядом удалявшегося Тайрона и его спутников, пока кавалькада всадников не скрылась из виду.

Теперь ее окружали только тишина и величественная красота долины. Невада сидела, глядя в окно, чувствуя, что не может упустить ни одной минуты созерцания этого чуда.

Как только Тайрон Штром отвезет ее обратно, как только она снова станет не хищницей, которую он старался превратить в женщину, но самой собой — богатой американкой по имени Невада ван Арден, — у нее не останется ничего, кроме воспоминаний.

«Когда это произойдет?»— спрашивала себя девушка.

Она взглянула на рукопись и поняла, что за последнюю неделю Тайрон проделал большую работу.

Вероятно, книга скоро будет закончена. Она не знала, какие у него были на этот счет намерения. Что он собирается делать потом? Овладеет ли им снова охота к перемене мест? Станет ли он искать новых приключений, которые так много для него значили?

Деятельная, активная натура Тайрона Штрома требовала свежих впечатлений, преодоление возникающих на его пути препятствий, путешествий по новым неизведанным местам.

«А что, если я его больше не увижу?»

Эта мысль причинила ей боль. Невада встала и вышла в гостиную в ожидании его возвращения.

Тайрон вошел через несколько минут, и девушка увидела в руке у него конверт.

— Я слышал, что меня разыскивал курьер и решил избавить его от труда приезжать сюда, — пояснил он, — Вы хотите сказать, что кому-то известно место вашего пребывания? — удивилась Невада.

— Только тем людям, кому я абсолютно доверяю, — ответил он. — Не знаю, надо ли вам объяснить, что это письмо пришло по дипломатическим каналам.

Неваде хотелось узнать об этом побольше. Ее интересовало все, что касалось его, но когда он положил письмо на стол, не распечатав, она не стала задавать вопросов.

— Я пренебрег своей работой сегодня из-за важных дел, — сказал Тайрон, и Невада поняла, что он ожидает, когда она оставит его одного.

— На вас совсем не похоже выезжать после завтрака, — заметила она.

— Если это означает выговор в мой адрес, — сказал он с улыбкой, — я должен отметить, что пропустил из своего рабочего времени немногим более часа.

— Нет, что вы! Я не собиралась упрекать вас в чем-то, мистер Штром, я только подумала, что это необычно.

— Я незначительно отклонился от своего обычного рабочего распорядка. Мне хочется немного отвлечься, Сегодня немного прохладнее, чем обычно. Хотите покататься со мной?

— А можно?

— Я не приглашал вас раньше по очевидным причинам — опасаясь за вашу безопасность. Но мои друзья, обследовавшие окрестности, говорят мне, что людей шейха нигде не видно, и я думаю, что он скорее всего отказался от погони.

— Я надеюсь на это. Значит, я действительно могу выехать?

— Боюсь, что вам придется снова надеть чадру, мисс Невада. Но у меня есть молодая лошадка, которая, я надеюсь, вам понравится, и очень удобное седло, хотя и без луки.

— Я буду готова через две минуты.

Невада заторопилась к себе. На ней был шитый серебром белый кафтан. Не очень-то подходящий костюм для верховой езды, но переодеваться не было времени. Накинув чадру, она поспешила назад.

— Проворно! — улыбнулся он.

— Я боялась, что вы не станете меня ждать.

— Вы понимаете, что нам все-таки не стоит рисковать, и мы не сможем отъехать далеко, — предупредил Тайрон, — тем более, что скоро станет слишком жарко. Но завтра мы выедем пораньше. Если хотите, отправимся вместе перед завтраком.

— Ничего не может быть лучше, — ответила она, не скрывая своей радости.

Тайрон уже повернулся к двери, как навстречу ему поспешил слуга.

Он был явно очень возбужден и быстро заговорил высоким взволнованным голосом.

Невада вслушивалась, но не могла понять, о чем идет речь.

Она пыталась учить арабский язык, заставляя свою горничную повторять название каждого предмета у себя в спальне, и могла уже произнести несколько простейших фраз типа «Благодарю вас», «Можно мне еще немного?»и «Спокойной ночи». Но разобрать торопливую сбивчивую речь ей было не по силам.

Слуга на этот раз был очень многословен, и Тайрон слушал его внимательно и серьезно.

Наконец слуга замолчал. Инстинктивно чувствуя, что что-то произошло, Невада с беспокойством спросила:

— Что случилось? Что он вам сказал?

— Землетрясение, — коротко ответил Тайрон Штром.

— Землетрясение?

— Да, в деревне Сакджена. Я должен немедленно поехать туда, быть может, я смогу чем-то помочь пострадавшим.

— Можно я поеду с вами?

Невада сама не заметила, как вырвались у нее эти слова.

Он взглянул на нее, как ей показалось, с удивлением.

— Пожалуйста, возьмите меня, — сказала она умоляющим голосом.

— Хорошо, — немного поколебавшись, согласился Тайрон Штром. — Лошади готовы.

Через несколько минут они уже выехали из долины в голую каменистую пустыню.

Лошади шли быстро. Возвысив голос, Невада спросила:

— Далеко до Сакджены?

— Около четырех-пяти миль.

— Землетрясения здесь, наверно, бывают редко?

— Довольно часто, но толчки бывают слабые, и на них не обращают внимания, когда нет жертв.

Неваде хотелось задать еще сотню вопросов, но они ехали слишком быстро и ей пришлось сосредоточить все свое внимание на том, чтобы удержаться в седле.

Сидеть в седле по-дамски, без луки, было очень трудно, и хотя седло, нечто вроде детского креслица, и давало ей некоторую опору, требовалось много усилий и умения, чтобы путешествовать таким образом.

Они скакали дальше и дальше, пока не оказались среди ущелий, чередующихся с бесплодными долинами, покрытыми валунами.

Миновав еще одно такое ущелье, они увидели дома, выстроенные у подножия высокой горы, и Тайрон крикнул ей:

— Это и есть Сакджена!

Над местечком поднимался столб густой пыли, и, когда они подъехали ближе, Невада заметила, что то, что казалось ей домами, было на самом деле огромными грудами строительного мусора и обломков.

Кругом валялись части крыш, двери, какие-то вещи. Осколки скал торчали здесь и там в самых невероятных местах вперемешку с остатками стен, а среди развалин бродили фигуры несчастных мужчин и женщин, разыскивающих в этом страшном хаосе своих родных и близких. Раздавались отчаянные вопли и крики, стоны раненых.

Стоял страшный оглушающий шум. Кое-где можно было заметить клочья порванной одежды и разбросанные предметы домашнего обихода, сломанные, разбитые и покрытые осевшей после землетрясения пылью.

Но подлинный ужас охватил Неваду, когда она увидела распростертые безжизненные тела, в самых неестественных позах застывшие среди развалин.

Тайрон спешился, и Невада увидела приближавшегося к ним, карабкающегося через обломки какого-то человека. К ее удивлению, на нем был европейский костюм.

Когда он пробрался к ним, девушка заметила на нем круглый белый воротничок, какие обычно носят священники.

Тайрон отдал поводья подбежавшему мальчику и сказал ему, куда отвести лошадь. Оглянувшись, он воскликнул:

— Преподобный отец! Вот это чудо! Я никак не ожидал найти вас здесь.

— А я вас, мистер Штром.

Священник говорил по-английски с сильным шотландским акцентом.

— Я приехал, как только услышал о случившемся несчастье, — сказал Тайрон. — Многих засыпало?

— Порядочно.

— Надо что-то срочно предпринять.

С этими словами он снял Неваду с седла, и другой мальчик взял уздечку, чтобы отвести лошадь в тень пальмовых деревьев.

— Мисс Невада, позвольте мне представить вам преподобного Эндрю Фрейзера, — сказал Тайрон. — Помимо того, что он уважаемый миссионер, он еще и талантливый врач.

— Вы мне льстите, мистер Штром!

Священник пожал ей руку, казалось, совершенно не удивившись ее появлению в этих отдаленных от цивилизации краях.

— Мисс ван Арден из Америки, — объяснил Тайрон. — Найдите место для вашего походного госпиталя, преподобный отец, и она вам там поможет.

В это время к кем подошла женщина с ребенком на руках.

Она была покрыта пылью и грязью и горько плакала. Совершенно неподвижный ребенок обмяк у нее на руках.

Он был либо без сознания, либо уже мертв. Из его рассеченного лба и из ноги, где была сорвана кожа, сочилась кровь.

Поскольку женщина с трудом удерживала его, Тайрон, выступив вперед, взял у нее ребенка.

Несколько секунд он всматривался в детское личико, потом передал его Неваде.

— Ребенок еще жив! От матери никакого толку. Ступайте с мистером Фрейзером. Он скажет вам, что нужно делать, мисс Невада.

Почти что машинально, не в силах что-нибудь сказать от растерянности, Невада взяла ребенка на руки, откинув с лица мешающую ей чадру.

— Пойдемте со мной, мисс ван Арден, — сказал Эндрю Фрейзер.

Тайрон уже ушел, и ей ничего не оставалось делать, как повиноваться.

Следующие несколько часов у Невады не было времени думать ни о чем, кроме несчастных детей, которых приносили к походному госпиталю одного за другим.

Если раны у них были слишком серьезны, чтобы их просто перевязать, или требовалось наложить швы, девушка передавала их Эндрю Фрейзеру.

Но он был занят мужчинами и женщинами, которые больше пострадали от землетрясения, чем дети.

Видимо, у него уже был немалый опыт в оказании первой помощи пострадавшим. Он быстро нашел уцелевшую часть дома, где удобнее было заниматься пациентами, чем под открытым небом.

Остатки крыши защищали их от солнца, а то, что осталось от комнаты бывшего сравнительно богатого дома, было предоставлено Неваде, занимавшейся детьми.

Некоторые из них лежали прямо на полу, один или двое на матрацах, добытых из развалин, а остальные на собственной одежде или пальмовых листьях, защищающих их от пыли.

«Хуже всего эта въедливая пыль», — подумала Невада.

Она попадала ей в глаза, в горло, проникая в раны детей, так что ей было очень трудно промывать их, прежде чем наложить повязку.

Плач и стоны испуганных детей были менее оглушительны, чем вопли их родителей, оплакивающих гибель родственников и потерю имущества.

Невада пыталась убедить некоторых женщин помочь ей, но вскоре поняла, что они были настолько деморализованы катастрофой, что не приходилось рассчитывать на их помощь.

Их слезы и истерические вопли еще сильнее нервировали детей. С помощью Эндрю Фрейзера, говорившего на их родном языке, Неваде удалось убедить их остаться за стенами временного госпиталя.