Вселенские Соборы

Но иконоборчество не было явлением только церковным, a более — политическим. Политика бурлила. На троне все время была атмосфера дворцовых переворотов и соединенной с ними игры борющихся партийных крайностей. Знамя Константина Копронима все время соблазняло дворцовых переворотчиков. Правительство Ирины во главе с евнухом Ставракием упраздняло одну за другой политические реформы Льва III и Константина V Копронима. Противники Ирины начали вбивать клин вражды между ней и сыном. Повод был острый. Ирина в свое время, нуждаясь в нейтралитете победоносного франкского короля Карла Великого, для более спокойной войны со славянами и сарацинами устроила помолвку своего сына Константина с дочерью Карла Ротрудой. B Риме в 781 г. в присутствии Карла Великого совершено было заочное (для невесты) обручение с ней маленького Константина. Ko двору Карла в Аахен посланы были для Ротруды учителя греческого языка и других наук. Она научилась по-гречески. Шла переписка с Константином. Он был заочно влюблен в Ротруду (по-гречески — «Еритро»). Она уже собиралась ехать в Константинополь. Но Ирина с течением времени потеряла политическую нужду в Карле Великом. Мир с Западом через мир с папой на соборе 787 г. был восстановлен. Ротруда оказалась способной и властной девочкой. Ирина видела, что она будет командовать Константином и внушать ему мысль освободиться от опеки матери. A за молодой царицей придет и влияние на византийский трон самого Карла Великого. Через несколько месяцев после Вселенского собора (в 788 г.) Ирина решила разлучить 18-летнего Константина с невестой и женила его, против его воли, на армянке Марии, внучке св. Филарета Милостивого. K добру этот брак не повел. Пошли ссоры. Ирина фактически устранила сына от дел и этим отдала его сердце в руки заговорщиков. Властолюбивая Ирина на императорских указах ставила свое имя на первом месте. Сын требовал его для себя. По всем этим основаниям сын соблазнился предложенным ему планом свержения матери и ссылки ее в Сицилию. Ставракий вовремя открыл заговор, и Ирина посадила сына под арест, a сама стала ставить на государственных актах только свое имя. Но в армии жили иконоборческие настроения и желание превратить поссорившегося с матерью Константина VI в нового Константина Копронима. Спустя несколько месяцев по многим военным округам империи (фемам) прокатилась волна бунтов, провозглашавших Константина VI единодержавным. Ирина вынуждена была освободить сына и стала бессильной зрительницей того, как Ставракий и ее приближенные с обритыми головами отправлялись в ссылку. Константин был воцарен, a Ирина устранена от дел и помещена на жительство во дворец, носивший по иронии судьбы название

Через два года между сыном и матерью произошло некоторое сближение. С 792 г. имя Ирины, но уже после имени Константина, снова появляется на государственных актах. Даже Ставракий получает амнистию. Но не прошло и года, как происходит новый военный бунт. Провозглашается императором дядя Константина, сын Копронима Никифор. Однако Константин овладевает положением и жестоко мстит Никифору и его брату Христофору, другому своему дяде, и их сообщникам. Одни были ослеплены, y других отрезаны языки. Эти жестокости вызвали даже восстание в Армении.(793 г.).

В 795 г. брак не по любви y Константина VI распадается. Он прогоняет Марию-армянку, насильно постригая ее в монашество, а сам женится на фрейлине Феодоте. Феофан Хронист довольно вычурно объясняет это советом Ирины. Будто бы та желала всем этим скомпрометировать сына, чтобы вновь самой прийти к власти. Другой хронист, Кедрин, рассказывает, что патриарх Тарасий противился этому неканоническому браку. Но император Константин будто бы утрожал ему «восстановить идольские храмы», т.е. иконоборчество. Очевидно, так в народе назывались храмы, расписанные при иконоборцах сюжетами языческой мифологии. Но Тарасий из «икономии» попустил развод и брак. Дозволил авве Иосифу, игумену

Отсюда началось монашеское зилотское движение, обвинявшее православную церковь с Тарасием во главе в «прелюбодейной ереси» (мехианстве — , ). Но Тарасий боялся быть строгим, чтобы не подняла голову иконоборческая партия при дворе.

Новая Августа Феодота была родственницей Феодора Студита, послала ему подарки, но он отверг их. Император Константин хотел побывать в Саккудийском монастыре, проезжая поблизости. Но монахи не вышли ему навстречу. За это «оскорбление Величества» игумен Платон был посажен под арест в Константинополе, a братья Иосиф и Феодор были биты плетьми и высланы в Фессалонику. Однако такая пропаганда монахов и словом и делом широко опорочивала императора в глазах народа. Грех императора преподносился как выдающееся беззаконие, грозящее гневом Божиим на византийское царство. Все это роняло Константина и выдвигало Ирину. Складывался заговор «справа» в ее пользу. Ирина сама его направляла. Когда в 797 г. Константин возвращался с игр на ипподроме к церкви св. Маманта во Влахернах, на него напали военные заговорщики. Однако он сумел вырваться, вскочить на царский корабль, который увез его на азиатский берег. Народ заволновался. Ирине пришлось бояться за себя. Она послала письмо к спутникам сына, которые были тайно причастны к заговору. Ирина припугнула их тем, что откроет этот секрет, и тогда Константин не пощадит их. Устрашась такой перспективы, лжедрузья Константина решили его предать. Они привезли Константина в Константинополь, во дворец рано утром в день Успения — 15 августа, заперли его в Пурпуровой палате, той самой, где он родился. И здесь в 9-м часу утра он был варварски, с жестокостью ослеплен, после чего вскоре и умер. Сделано было это, по словам летописца, «

B это же время патриарх Тарасий освободился от политической необходимости покрывать грешный брак Константина с Феодотой и наложил для успокоения зилотов запрещение на совершителя его, авву-иконома Иосифа. Ирина воцарилась снова единодержавно (797—802 гг.). Это был первый, но не единственный случай единодержавия женщины на византийском троне. B этот момент возник проект — Ирине соединиться браком с Карлом Великим и создать вновь единую Корону объединенной Империи Востока и Запада. Папы еще мыслили себя политическими подданными византийских императоров, но реальную помощь получали все более и более от новых королей Запада. И в данном случае папа Лев III (795—816 гг.), переживавший в Риме большие смуты, не получал помощи от Константинополя, a только от Карла Великого. Понятно, что он уступил просьбам Карла венчать его титулом императора. Это и состоялось в Риме 25 декабря 800 г.

Это не мыслилось как создание Западной Римской империи, a как введение Карла Великого во власть над единой Римской империей. Ведь и древние (IV—V вв.) разделения императорской власти мыслились в единой империи. B настоящий момент, при свержении в 797 г. Константина VI, папа и Карл считали царский трон единой империи вакантным, ибо единовластие женщины — Ирины считалось незаконным. Карл Великий, таким образом, становился претендентом и на Константинополь, и на весь Восток. B западных летописях после имени императора Константина VI стали ставить имя Карла Великого. И в Константинополе относились к этому однозначно: Карл Великий рассматривался как бунтовщик западных провинций против законных василевсов. В Константинополе после Ирины все равно избрали бы своего императора, не обращая внимания на Карла. И потому Карлу пришлось подумать, как реализовать «свою римскую» власть на Востоке. Возник план — Карлу жениться на Ирине. В Константинополь едет от папы Льва III и Карла посольство с предложением Ирине — вступить с Карлом в брак и «соединить восточные и западные области». Таким путем Карл надеялся добиться признания его со стороны Византии. И Ирине показалось соблазнительным восстановить реально границы империи в широте эпохи Константина Великого. И могло бы стать, что в Константинополь прибыла бы франкская династия. Но самозамкнувшееся и сузившееся греческое самосознание не вместило этой, может быть победоносной, возможности. Махнув рукой на Запад, византийцы загипнотизировали себя только своими греческими интересами.

Свергнувший Ставракия временщик, евнух Аэций, уже метил на место бездетной Ирины своего брата Льва. Это, в свою очередь, возбудило соревнование других патрициев. Дело дошло до заговора против Ирины. В 802 г. она была свергнута с престола патрицием логофетом (министром финансов) Никифором (802—811 гг.). Ирина была лишена всего имущества и сослана на остров Лесбос, где вскоре и скончалась (9 августа 803 г.) печальной инокиней, хотя и без пострига, предавшейся аскезе.

Характер и судьба Ирины поражают не только нас, смотрящих из исторической дали, но и ее современников. Хронист Феофан пишет, что по свержении Ирины «одни удивлялись, как Бог допустил, чтобы исповедница веры подпала такому искушению. Другие как бы не верили своим глазам и думали, что они видят это во сне. Третьи, наконец, плакали, вспоминая ее благодеяния к ним. И все вместе проклинали как нового василевса, так и венчавшего его», т.е. патриарха Тарасия. Тарасий, как и все патриархи, как и все византийское общество, считал долгом своей гражданской лояльности мириться с фактической властью и благословлять ее. Иначе говоря, шли по путям будничной «аполитичности».

В других же редких случаях без всякой строгой логики восставали против «узурпаторов», «не признавали» их и бичевали с точки зрения христианской морали и за это прославлялись героями. Таково, например, в XIII в. отношение патриарха Арсения к императору Михаилу Палеологу за свержение им законного наследника Иоанна Ласкариса.

Сторонники императрицы Ирины, признательные за ее восстановление православия, не были требовательны к ней со стороны моральной, смотрели как бы поверх ее вражды к сыну и вообще поверх ее политики. Считали, очевидно, что некривыми эти пути быть не могут. Например в 801 г. преподобный Феодор Студит в письме к императрице хвалит ее за льготный закон о податях. Он пишет: «Скажи нам, государыня, откуда вселилась в тебя такая любовь к благочестию, что ты ненасытно возжелала благоугождать Богу и до чрезвычайности расширила попечение о душевной и телесной пользе христиан? Все царство твое наполнилось радости и веселия… Хвалите ее все народы. Величайте ее с нами начальники и подчиненные, священники и монахи и весь христианский род. Ты угождаешь Богу, и ты радуешь избранных ангелов Божиих и людей, живущих преподобно и праведно, богоименитая Ирина! За это все уста и всякий язык прославляют тебя. Это поистине слава церкви, ревнительница по Боге и поборница истины!»

Вскоре после смерти Ирина была канонизована. Ее печальный и подвижнический конец вселил убеждение в ее покаянии. Но летописцы не забывали трагедий ее жизни и вспоминали их с подчеркиванием контраста с ее общей репутацией. Так, например, Георгий Амартол передает ходячую версию об ослеплении сына: «Мать царя приласкала всех и, склонив на свою сторону дарами, выжидала удобного случая, чтобы воцариться самой. И вот, когда царь прибыл во дворец (15 августа 797 г.), вельможи, сторонники его матери, в ее отсутствие в той комнате, где он родился, ослепляют его страшно и немилостиво. Тогда померкло солнце на 17 дней, так что корабли блуждали по морю и все говорили, что солнце затмилось из-за ослепления царя». Дорофей Монемвасийский удивляется контрастам в личности Ирины: «О чудо! Одна женщина с ребенком восстановила благочестие! Но она же стала и „детоубийцей“!

Старый историк Шлоссер выражается так: «Ирина была религиозна, но y ней, как и y всех женских и избалованных блестящей обстановкой натур, религия была более средством, чем целью». И по этому случаю он вспоминает даже злые слова Вольтера: «Набожность y женщин соединяется с любовью, с политикой, даже с жестокостью».

Низвержение Ирины удалось потому, что чисто политические элементы аристократии нашли ее правление неудачным. Монастыри были облагодетельствованы, но казначейство из-за уменьшения налогов опустело. Арабы заняли большую часть Малой Азии, a болгары — Фракию. Переход патриарха Тарасия на сторону Никифора объясняется именно этим.

Восточные источники сообщают, что Никифор был из семьи арабов, поселявшихся в пограничных областях и натурализовавшихся в византийском духе. Таким происхождением Никифора, может быть, объясняется и его особый интерес к деньгам и накоплению государственной казны. Он происходил не из военных, a из гражданских финансовых чиновников. Перегрузка византийского государства монастырями с их экономическими привилегиями была бесспорна. По соображениям профессора И. Д. Андреева монахов было тогда в империи до 100 тысяч.

Второй период иконоборчества

Первый период длился более 50 лет. Второй — около 30 лет (813—843 гг.). Но он наступил не сразу по смерти императрицы Ирины. Этот второй период иконоборческих смут как бы вкратце повторяет все перипетии первого периода. Повторяются даже роли императоров-новых иконоборцев (также в связи с успешной «прогрессивной» государственной деятельностью) и противостоявшей им императрицы-регентши с малолетним сыном, достигшей торжества православия. Эта аналогия доказывает глубокую органичность и неслучайность в государственной истории Византии иконоборческого движения.

С момента свержения Ирины (802 г.) и до воцарения Василия I Македонянина (860 г.), после исаврийцев, струя восточной крови еще более усилилась на троне. Впервые явились на троне даже семиты-арабы: два араба, один грек, женатый на арабке, один армянин и три инородца-фригийца. Иконопочитание, родное для более западных «эллинских» провинций (Сицилия, Южная Италия, Ахаия-Афины), было им чуждо. Войско вербовалось все более из восточных армянских элементов. На них, по выражению одного историка, «православный культ производит впечатление чужой религии; им казались законными насилия над теми, кого они называли идолопоклонниками».

Император Никифор (802—811 гг.)

Император Никифор, прозванный Геником от его должности, ибо он был

Противники Никифора организовали восстание во главе с благочестивым генералом Варданом. Но Никифор вступил с ним в переговоры, склонил его отречься от претендентства и постричься в монахи с именем Саввы. Вскоре Савва был ослеплен группой военных, вероятно недовольных его изменой их авантюре. Но пущен был слух, что виновник этой жестокости — сам Никифор. Императору пришлось приносить присягу в том, что это не его рук дело.

Иночество под водительством Платона и Феодора Студита не переставало осуждать Никифора. Прежде всего за то, что император по смерти Тарасия возвел в патриархи тоже светского человека, государственного секретаря по имени также Никифор (806 г.). Монашеской группе были несимпатичны эти «политики» из государственной среды, имевшие запах светского иконоборчества и антимонашества. По смерти Тарасия первым авторитетом Константинопольской церкви был студийский игумен Феодор. Его прочили в патриархи. Император Никифор этого не хотел и хитро предложил Феодору указать ему «достойнейшего» кандидата. Феодор уклонился от предложения и указал только на каноническую норму свободного выбора собором епископов. После поставления светского Никифора игумены готовы были даже канонически разорвать с ним. Но новый патриарх Никифор был благочестив и иконопоклонник, и иноки стали возносить его имя в церкви. Однако патриарх Никифор по желанию императора Никифора снял в 806 г. запрещение со злополучного аввы Иосифа, венчавшего неканонический брак Константина VI с Феодотой. Именно Иосифу удалось уговорить вовлеченного в бунт и смиренного Вардана превратиться в Савву. Конечно, император Никифор должен был оценить такую политическую услугу Иосифа, но Феодор Студит называл Иосифа «паршивой овцой» в стаде. И другим монахам это казалось заражением всей церкви грехом прелюбодеяния. Трехлетняя борьба монахов с царем из-за Иосифа кончилась тем, что на соборе 809 г. Иосиф был утвержден в сане, a авва Платон, Феодор Студит и его брат Иосиф, в ту пору архиепископ Солунский, были отправлены в ссылку.

Против императора Никифора в 808 г. было поднято второе восстание претендентом Арсавиром. Оно не удалось. Арсавир был сослан в монастырь в Вифинии. Но в заговоре оказались замешанными и епископы, и монахи, и синкел с сакелларием и хартофилаксом Св. Софии. Эти восстания показывают, как легко расшатать ножки византийского трона и как легко любой носитель царского венца мог перейти к мысли опять опереться на иконоборческую партию. Ведь даже против такого православного царя, как Никифор, восстают те же иконопоклонники и монахи. Умеренная средняя политика не удовлетворяла. Значит, прежняя, «крайняя левая», иконоборческая, не была абсурдна. Неудивительна поэтому новая полоса иконоборчества. Какой-то лжепустынник Николай из эксокиона (т.е. предместий Константинополя

Православные вольно и невольно становились чем-то вроде политической партии. Масса толковала замысел этой партии как возврат к порядкам до 716 г., т.е. до исаврийской династии. A православным власть имущим (патриарху, игуменам монастырей) приходилось участвовать в решении текущих государственных вопросов, давать по ним соборные ответы и нести ответственность перед скрытой революционной оппозицией «иконоборцев».

Император Никифор погиб 25 июля 811 г. в войне с болгарами, хотя он одержал над ними победу. Как человек скупой, он не сговорился с вождем болгар Крумом из-за выкупной цены за пленных. Ожесточил тем и болгар, и своих греков. Крум устроил Никифору ловушку и захватил царскую ставку. Никифор был убит, причем тут сами греки добили его, a Крум отсек ему голову, носил ее на копье, a затем сделал из черепа чашу «и приказал пить болгарским начальникам, похваляясь над византийским царем как ненасытным и не желавшим мира».

Тяжело раненный болгарами сын Никифора Ставракий носил титул царя всего 68 дней. Он ушел в монастырь и вскоре скончался. Воцарился зять Никифора, женатый на его дочери, сестре Ставракия.

Михаил I Рангаве (811—813 гг.), бывший министром двора (Курапалат)

Михаил Рангаве был демонстративным другом монахов, как и императрица Ирина. Он возвратил из ссылки и авву Платона, и Феодора Студита, и брата его Иосифа и других, сосланных в 809 г. Но возвратившиеся вновь потребовали снять сан, возвращенный авве Иосифу, т.е. потребовали, как и раньше, запрещения аввы Иосифа за его неканонический акт, т.е. браковенчание Константина VI с Феодотой. Патриарх Никифор повиновался. Наложил запрещение священства на Иосифа. И преподобный Феодор Студит стал другом и советником патриарха.

Характерны случаи советничества и участия преподобного Феодора в делах государственной политики. B делах церковных преподобный Феодор оказывался мудрым советником, a в чуждой ему чисто политической области — наоборот.

Первый случай стоит в связи с затеянным благочестивым Михаилом I гонением против еретиков-павликиан (во Фригии и Лиаконии), по-видимому, по совету патриарха Никифора. Павликиане обвинялись «во всякой душевной и телесной нечистоте и в служении демонам». Крайние «ревнители», окружавшие трон, убедили императора издать закон

Второй случай относится к области чисто государственной. Болгары победоносно напирали на греков. В 812 г. они предложили мир под условием выдачи им перебежчиков, с обменом на перебежчиков от греков. Такие же условия в свое время, в 715 г., были приняты по совету патриарха Германа. Император Михаил I спросил совета y патриарха Никифора, двух митрополитов и Феодора Студита. Патриарх и митрополиты признали условия приемлемыми, a Феодор Студит с друзьями отверг. Он говорил, будто слова Евангелия Иоанна (6:37) «грядущего ко Мне не изжену вон» применимы к взятым в плен. И будто бы изречение апостола (1 Тим. 5:8) «кто о своих, паче же о присных не радит, тот веры отвергся и хуже неверного» — нарушается расплатой за них головами возвращаемых греков. Логика спорная. Однако благочестивый Михаил I внял голосу Феодора, порвал с болгарами и продолжил войну, которая привела его к потере короны. Даже летописец Феофан, враг иконоборцев и друг монахов, но более искушенный политически, осуждает за это Феодора Студита, называет его «злым советником». Этот случай показывает, что самый высокий богословский ценз не может давать право быть судьей в чужой, политической специальности. Недаром мудрость восточной церкви отрицает два меча в руках одного папы и благословляет разделение служений — священнического и царского.

Михаила I низвергли с престола неудачи именно этой войны. Победителей не судят, но горе побежденным. Армия, все еще дышавшая идеалами иконоборцев, не любила Михаила I за его монахолюбие. И вот, раздраженные неудачами войны, иконоборцы учинили демонстрацию. Ворвались в церковь, к гробнице их незабвенного Константина Копронима, и раскрыли ее с криками: «Восстань и помоги гибнущему государству!» —

Молва разнесла по толпе слух, что гроб открылся сам и Константин выехал из него на коне и отправился на фронт против болгар. Демонстрантов переловили, и виновники самочиния сознались. И все-таки, хоть на время, уста военных агитаторов раскрылись. Они сваливали причину военных поражений «на православную отцепреданную веру и на священное монашеское сословие, ублажая Константина как пророка и победителя и лобызая его злословие —

Знамя иконоборчества опять взвилось над смущенной столицей. Взявшие верх армейские круги избрали спасителем государства патриция и командующего восточным округом Льва Армянина, зятя Арсавира, претендента 808 г., a Михаила понудили отречься от престола, что он и сделал, уйдя в монастырь. Забегая вперед, можно тут сказать, что будущий вскоре громко известный патриарх Игнатий был сыном отрекшегося и облекшегося в черные ризы императора Михаила.

Новое иконоборчество. Лев V Армянин (813—820 гг.)

Был выдвинут сторонниками Константина Копронима и должен был стать новым Копронимом, т.е. ожесточенным иконоборцем. Таким он и стал. Он оправдал надежды военных. Отогнал от стен Константинополя Крума, a затем после 818г. нанес болгарам решительное поражение. Иконоборцы ждали с нетерпением немедленного гонения на иконы. Но Лев Армянин был осторожен. Он был, кроме того, церковен: очень любил петь и канонархать в церкви, щеголяя своим громким голосом. Но армейский дух еще увлекал его. B интимном кругу он высказывался совершенно по-иконоборчески: что все беды постигают империю «

Действительно, не надо забывать, что вся древность и в практике, и в выражениях канонов, номоканонов, отцов и писателей церковных сохраняла традицию почитания первенства римской кафедры, ее главенства в церкви, но еще не власти в строгом юридическом смысле. Но никто из отцов церкви ни ранее, ни после не выражался о преимуществах и главенстве римских епископов так сильно, как преподобный Феодор Студит. Он говорил прямо римским языком и договаривался до верховенства власти пап.

He в том дело, что Феодор Студит следовал чрезмерно комплиментарному стилю византийского эпистолярного и дипломатического языка. И не в том, что он отрицал византийский взгляд на достоинство Константинопольской кафедры или других восточных патриархов. Он и их величал неумеренными титулами, как, например: «святая, апостолическая, божественная глава»; «всех святейший отец отцов»; «светило светил». Иерусалимскому писал: «ты первый из патриархов». Константинопольского Никифора он именует «первейший y нас, главнейший y нас архиерей, Божественная и верховная из священных глав вершина, великое солнце православия».

Феодор Студит считает пять патриархов равными по чину — . Высшую власть в церкви он мыслит пятиглавой (о ), a церковь — пятиглавым церковным телом (о ).

A эпитеты, прилагаемые Феодором к папе, имеют в себе и нечто добавочное: и в смысле чести, и в смысле первенства, и в смысле главенства, и — наконец — в смысле власти (!).

Он по-римски выводит все это из понимания первенства апостола Петра: Петр был «первостоятелем апостолов, первоначальником, первопрестольником — , , ».

Ему дарованы ключи Царствия Небесного и достоинство пастыреначальства (о ). Посему Римская церковь есть главнейшая из Божиих церквей, первейшая всех церквей, первошествующая ( , , ).

Римский епископ, как преемник апостола Петра, есть «пастыреначальник церкви поднебесной, первопрестольный, главнейший между патриархами, божественная глава всех глав».

A еще важнее: «К нему следует обращаться за разрешением сомнительных и спорных вопросов, как делалось издревле и от начала по отеческому преданию, ибо там верховнейшая из церквей Божиих.

Ему, как преемнику апостола Петра, необходимо сообщать обо всем вновь вводимом в кафолическую церковь отступниками от истины».

«По издревле установившемуся обычаю без его ведома нельзя составлять собора».

И (наконец, всего сильнее!!) «от него (папы римского) зависит авторитет вселенского собора — о ». (Epist. II, 129, col. 1420. A. Migne.)

В последнем изречении содержится, несомненно, римское понимание власти папы над соборами.

Недаром римские богословы высоко превозносят за это Феодора Студита, a восточные безуспешно стараются свести доктрину Феодора к обычным размерам общей восточной традиции. Некоторые, впрочем, причисляют преподобного Феодора к партии меньшинства, которая действительно существовала, усваивала эту римскую теорию от легатов Рима, но победить на Востоке не могла. Однако история не знает такой партии. История знает только монашескую дружбу Константинополя с Римом с V в., закрепившуюся в эпоху иконоборчества. Вот она и представлена ярко Феодором Студитом. A затем в 60-е гг. IX в. она превратилась в ромофильскую партию «игнатиан», противников Фотия. Игнатиане и практически признали главенство Рима. Это было бы необъяснимо, если бы римская доктрина главенства папы не имела корней в традиции константинопольских монахов. Феодор Студит и является ее первым и ясным выразителем. Конечно, это еще не «ватиканская непогрешимость», но и не византийское учение только о первенстве чести. Самому Феодору Студиту нам тоже нет нужды приписывать какую-то «непогрешимость». И, как другим святым отцам, надо позволить в чем-нибудь ошибиться. Св. Афанасий ошибался в Маркелле и в св. Мелетии. Св. Василий Великий — в Аполлинарии. Св. Епифаний и св. Кирилл — в Иоанне Златоусте. Блаж. Феодорит — в Нестории. Почему же не допустить и y преподобного Феодора неумеренного увлечения Римом?

Это только показывает, что римский догмат о папе не есть «дикое мясо» на теле церкви. Для его развития на Западе были основания. На Западе он вместо того, чтобы остановиться в терпимых границах «теологуменов», перешел в гипертрофию. И понятно, ибо это вопрос практический, ежедневный, ежечасный, неизбежно развивающийся. Даже и на Востоке от времени до времени (например, в IX в. y игнатиан, в XI в. y патриарха Антиохийского Петра) он понимался как никого не удивляющее «особое мнение», как «теологуменон».

* * *

Предвидя гонение, патриарх Никифор собрал около себя единомышленников-епископов и отслужил с ними всенощное бдение. Император Лев счел это за демонстрацию и сделал ряд придирок к Никифору. Назначил ревизию и потребовал от патриарха отчета в церковных имуществах; принял ряд жалоб на него и вызвал его на суд кучки епископов и клириков. Никифор от явки на этот незаконный и унизительный суд (без патриархов — римского, александрийского и др.) отказался. Послал императору письменное отречение от патриаршества и в полночь 20 марта 815г., помолившись в Св. Софии, сам отправился в ссылку в свой монастырь.

Преподобный Феодор Студит приготовился к решительной борьбе. «В неделю Ваий (25 марта 815 г.), — читаем в житии преподобного Феодора, — отец наш Феодор, совершая обычное сретение Христа с собравшимся к нему народом, повелел братиям, несшим честные иконы, высоко поднять их и таким образом обойти прилежащий к обители виноградник. Такое действие перед глазами нечестивых соседей и торжественно совершавшееся среди города дошло и до слуха жестокого властителя». Льва V Армянина это только раздражило. Он закусил удила, готовя гонение, превзошедшее по жестокостям гонение Копронимово. Лев V действовал систематически через иерархию и собор.

Второй иконоборческий собор 815 г.

1 апреля 815 г., в самую Пасху, был поставлен патриархом Феодот из фамилии Мелиссинос. Он происходил из Кассигеры, был родственник Константина V Копронима по жене. Исконный солдат и иконоборец в душе, протоспафарий, т.е. начальник лейбгвардии, без всякого научного образования, «безгласнее рыбы, — по словам хрониста, —

Вскоре после Пасхи под водительством такого «главы церкви» Лев собрал собор в Св. Софии. На него не пошли иерархи и монахи-иконопочитатели. Но… опять нашлись иерархи-угодники. Эта кучка вызвала православных иерархов для увещания. Но встретила в их лице обличителей. Смельчаки были обнажены от своих епископских одежд и брошены в тюрьмы. Через несколько дней они были вновь вызваны на увещания, вновь обличали иконоборчество, a за это опять были биты, анафематствованы и отправлены в ссылки.

Этот собор 815 г. объявил вновь восстановленной силу решений иконоборческого собора 754 г., a Вселенский собор 787 г. — потерявшим силу. Определения иконоборческого собора 815 г. впоследствии были основательно истреблены православными. Лишь очень недавно они открыты в рукописном, еще не изданном полемическом сочинении патриарха Никифора, в греческой рукописи Парижской национальной библиотеки № 1250.

Как было известно и ранее, собор 815 г., будучи грубо иконоборческим и жестоким по последствиям, в своем оросе старается провести некоторые смягчения в доктрине иконоборчества.