15. Летающая перчатка

Хедли замер, а затем быстро наклонился и вынул перчатку из безвольно повисшей руки Кристофера Полла. Подойдя к окну, он рассматривал свою добычу в бледном, сероватом утреннем свете. Пожелтевшие листья большого клена почти касались окна, через разбитое стекло в комнату врывался ветер. Хедли несколько мгновений разглядывал следы краски, а потом указал пальцем на другое, все еще влажное пятно.

– Кровь! – сказал инспектор.

Негромко произнесенное слово заставило вздрогнуть каждого. Здесь, в высокой комнате с книжными полками и пейзажами Хогарта на стенах, оно прозвучало особенно жутко. Хедли спокойно вернулся к столу и поднял ключик. Он шагнул вперед, повернулся к свету и теперь стоял у самой ширмы, разукрашенной крестами и языками пламени. Лицо инспектора посерело от усталости, но глаза горели, а на губах была довольная улыбка. Он вынул из кармана полученный от Карвера ключ к двери, ведущей на крышу, и сравнил с ключом, только что поднятым с пола. Ключи были одинаковы. Хедли положил их в разные карманы.

– А теперь, мистер Полл, – проговорил он, – будьте добры рассказать, как попала к вам эта перчатка.

– Сам хотел бы знать! – хрипло ответил Полл. – Дайте хоть немного подумать! Если вы не будете сбивать меня с толку, я, может быть, сумею сообразить... Как будто бы... или нет?.. Словно бы я подобрал ее где-то... Только где? Кажется... я вроде бы разговаривал с какой-то женщиной. На лестнице... Нет, то была тетушка Стеффинс. Она сунула мне в карман мой галстук. Да и свет тогда горел. Не знаю, с чего я вспомнил об этом.

– Известно ли вам, чья это перчатка?

– Господи, не моя – это уж точно! Откуда мне знать? – Полл подозрительно, словно к змее, которая может оказаться и ядовитой, приглядывался к перчатке. – Женская перчатка. Она может быть чьей угодно... Налейте мне, пожалуйста, еще, старина! Не бойтесь – я трезв как стеклышко. Мне чуть-чуть не по себе, но я вполне трезв. Еще глоток немного взбодрит меня.

– А вам что-нибудь известно об этой перчатке, мистер Боскомб?

Боскомб стоял неподвижно, скрестив руки на груди и прислонившись спиной к бару. На перчатку он бросил лишь беглый взгляд.

– Первый раз ее вижу.

– Вы уверены в этом?

– Абсолютно. Так же, как и в том, что вы собираетесь совершить одну из величайших ошибок в своей жизни. Прошу прощения. – Поправив пенсне, Боскомб мягкими шагами подошел к Поллу, чтобы забрать у него стакан.

– Ночью вы сказали, – продолжал Хедли, – что прежде чем это дело закончится, я еще обращусь к вам за помощью. Вы заявили, что у вас есть что сообщить мне. Не хотите ли вы сейчас сказать что-нибудь?

– Отвечу вам вопросом на вопрос. – Боскомб стоял, держа в руке стакан Полла. На какие выводы наталкивает вас эта перчатка?

– Тут не приходится особенно напрягать фантазию, – ответил инспектор, – на внутренней стороне перчатки стоит монограмма Э. К.

Боскомб, охваченный холодной яростью, круто повернулся к Хедли.

– До чего же это характерно для вашего поверхностного интеллекта! А сейчас я скажу вам вот что: фамилия ее не Карвер, а Смит. На всех ее вещах...

– Вспомнил! – воскликнул Полл. – Элеонора! Ну, конечно же! – Он выпрямился, пощипывая свои коротенькие усы. Взгляд, все еще тусклый, стал увереннее, – Элеонора! В верхнем холле!

– Вы видели ее наверху?

– Да не дергайте меня так! – плаксиво попросил Полл, осторожно двигая головой, словно это было ведро, из которого могли выплеснуться его воспоминания. – Что я хотел сказать? Ах, да... Разумеется, все это не имеет никакого отношения к вашему несчастному полицейскому. Элеонора... Конечно же! Только если вас это так интересует, вы могли бы спросить у них самих. Если они расскажут вам, то и я...

Хедли с трудом сдерживал нетерпение.

– Попробуйте самостоятельно рассказать все, что помните. Мы не любим, когда свидетели подгоняют свои слова под показания других. Ясно?

– Ладно, кое-что я все-таки помню. Меня только сбивает с толку то, что, по вашим словам, я так рано вернулся домой, – пробормотал Полл. – Черт возьми, мы же вроде ужинали... Или нет? Не помню. Как бы то ни было, но я проснулся...

– Где?

– У себя в комнате. Вообще-то было темно, и я понятия не имел, где нахожусь и как сюда попал, а в голове стоял такой туман, что трудно было даже решить – проснулся я или все еще сплю. Я сидел на стуле и чертовски замерз. Я потрогал себя и сообразил, что полураздет и, к тому же, босиком. Протянув руку, наткнулся на лампу и включил ее. Значит, это было в моей комнате, верно? Но выглядело все как-то очень странно. Да, вот еще что!.. Помню, меня все время страшно мучила одна мысль: "Черт возьми, который час? Надо же успеть на ужин!" Только я никак не мог удержаться на ногах, а комната выглядела чертовски странно, и часы словно под землю провалились. Тогда я сказал себе: "Дружок, ты все еще в доску пьян. Марш на ужин!" Ну, я поднялся и стал ходить по комнате, пока не услышал, что где-то бьют часы. Я сосчитал, сколько...

Полл внезапно задрожал. Хедли, подняв глаза от блокнота, спросил:

– Помните, который был тогда час?

– Еще бы, старина. Полночь. Я же считал. Помню, я надел халат, потому что основательно замерз, и присел на кровать, чтобы все хорошенько обдумать. Потом... нет, тут у меня опять провал. Не помню, как я поднялся с кровати. Следующее, что мне припоминается, это вроде бы я стою в той каморке, где хранится моя одежда и прочее барахло, стою и не могу выпрямиться, но зато в руках у меня бутылка. В бутылке еще немного оставалось на дне, я отхлебнул глоток и подумал: "Дружок, с этим ты далеко не уедешь". Я всегда увереннее себя чувствую в обществе полной бутылки. Потом я вдруг как-то очутился снаружи, в темном холле.

– Как это произошло?

– Да почем же я... впрочем, нет, черт возьми! – Полл говорил все более возбужденно, как человек, постепенно приходящий в себя. Резким движением он повернулся к Боскомбу, взял у него из рук стакан, но даже не поднес его к губам. – Вспомнил! Я подумал: "У старины Боскомба в баре всегда хороший запас спиртного". Потом мне пришло в голову, что вы можете разозлиться, если я разбужу вас и попрошу налить мне стаканчик. Бывает, что люди готовы поднять невесть какой шум из-за такой ерунды. Но, подумал я, вы ведь обычно не запираете свою дверь. Проберусь тихонько как мышка и позаимствую одну бутылку.

– И что дальше?

– Я и отправился к нему – тихо, на цыпочках. Свет у себя я выключил. Только этот последний глоток... немного ударил мне в голову. Я долго не мог найти дверь и выйти из комнаты. Ужасно. – Полл снова вздрогнул. – Потом я все-таки нашел ее, тихонько открыл и шагнул в темноту. Помню, что бутылку я продолжал держать в руках...

– Вы что-нибудь видели? – хрипло спросил Хедли.

– Даже не знаю. Вроде бы что-то... вернее, кто-то двигался. Может быть, я и слышал что-то, но не уверен... Разумеется, это была Элеонора!

– Вы готовы подтвердить свои слова под присягой?

– Но я же знаю, что это была она, – пробормотал, словно под гипнозом, Полл. – Я сразу подумал: Элеонора отправляется на свидание со своим парнем. Они, знаете ли, часто встречаются на крыше. Я не раз собирался немного подшутить над ними. Так, смеху ради. Скажем, пойти вслед за ними и вдруг неожиданно завыть... А потом самому стыдно стало. "Бедняжка, – подумал я, – много ли у нее радости в жизни?" А оно, знаете ли, и впрямь не очень много. "Подлецом надо быть, – сказал я себе, – чтобы портить ей..."

От собственного великодушия у Полла на глаза навернулись слезы.

– Послушайте, мистер Полл, – терпеливо, но уже чуть ли не скрежеща зубами, проговорил Хедли, – нас не интересует, что вы думали. Существенно, что видели. Когда вы будете давать показания перед присяжными...

– Присяжными? – удивленно поднял голову Полл. – Что за чепуха! О чем вы говорите? При чем тут...

– Был убит человек, и вы, по сути дела, присутствовали при этом. Способны вы это понять? Он был заколот, упал на лестницу и умер возле этой самой двери. – Хедли встал и распахнул дверь. – Смотрите, тут еще видны следы крови. А теперь слушайте меня внимательно! Постарайтесь объяснить нам, как попала к вам эта перчатка, что вы слышали, стоя в темноте, и как могло случиться, что когда через несколько мгновений дверь отворилась, никто не увидел вас. Иначе я не удивлюсь, если присяжные признают виновным в совершении преднамеренного убийства вас самого!

– Значит, – Полл отчаянно сжал руками спинку стула, – когда я услышал...

– Что вы услышали?

– Какой-то странный звук, будто кто-то тяжело, задыхаясь, вздохнул. Я подумал, что это Элеонора увидела меня и испугалась. Тогда я быстро присел на корточки...

– Далеко вы были от лестницы?

– Не знаю. У меня как-то путается. Хотя погодите! Должно быть, довольно далеко – я ведь только вышел из своей комнаты. Или нет? Не помню... Однако, присев, я задел рукой или схватился – точно не помню, но факт тот, что это была перчатка.

– Вы хотите сказать, что нашли перчатку так далеко от лестницы? Бросьте!

– Но ведь так оно и было! Почему вы мне не верите? Я поднял эту перчатку с пола – не могу точно сказать, в каком месте, но с пола – я же помню, что он был холодный и тянуло сквозняком. Я подумал, что надо бы вернуться к себе и подождать, пока Элеонора пройдет. Так я и сделал. Тихонько. На цыпочках, знаете ли. И больше ничего не помню. Когда я снова пришел в себя, было уже светло, я лежал на кровати, все еще полуодетый, и чувствовал себя исключительно паршиво.

– Почему вы забрали с собой эту перчатку?

– Ну... я же хотел как лучше, черт побери! – плаксивым тоном ответил Полл. – Ну да, я думал, что так будет лучше. "Бедняжка потеряла свою перчатку, – подумал я. – Хорошенький скандал устроит тетушка Стеффинс, если утром наткнется на нее. Бедная девочка! Отдам ей завтра перчатку и скажу:-"Ай-ай-ай, где это вы разгуливаете по ночам?"Ха-ха-ха... Слушайте, старина, я сейчас совсем неважно себя чувствую. Если вы дадите мне немного передохнуть, я, может, и еще что-нибудь вспомню. Например... – Полл провел пятерней по волосам, а потом безнадежно покачал головой. – Нет, опять вылетело. Но если я постараюсь хорошенько припомнить...

Фелл, до сих пор не проронивший ни слова, внезапно выступил вперед. В зубах у него все еще торчал окурок сигары. Он вынул его изо рта, положил в пепельницу и только потом перевел взгляд на Полла.

– Погодите немного, Хедли, – пробурчал доктор. – Тут речь может идти о жизни человека... Давайте-ка посмотрим – не сумею ли я слегка освежить вашу память, молодой человек. Порассуждаем вместе. Вы стоите в темном коридоре. Только что вы сказали, что тянуло сквозняком. А теперь припомните ту дверь, через которую Элеонора обычно выходила на крышу... Сквозняк был потому, что эта дверь была открыта?

– Ну, конечно, черт побери! Открыта! – Полл хлопнул себя по лбу. – Разумеется, открыта. Все ясно! А я ломал себе голову...

– Не подсказывайте ему, Фелл! – рявкнул Хедли. – Он же будет уверен, что сам это вспомнил!

– А я ничего и не подсказываю. Вы же сами, – Фелл ткнул тростью в сторону Полла, – пришли к этому, не так ли? Ну, мой друг, почему вы так уверены, что дверь была открыта?

– Потому что люк на крыше был тоже открыт, – ответил Полл.

Наступила мертвая тишина. Вновь все стало с ног на голову. Мелсон молча смотрел на воротничок, плотно облегавший шею Фелла, на тускло блестевший наконечник его трости и бледное отечное лицо Полла. Сейчас взгляд молодого человека был уверенным, даже твердым. Нельзя было не поверить ему.

– Бред какой-то! – взорвался Хедли. – Прекратите, Фелл, я не люблю, когда свидетелям навязывают их показания... Дело в том, мистер Полл, что заслуживающий полного доверия человек – к слову сказать, вполне трезвый – показал, что люк был крепко заперт, когда он осматривал его вскоре после убийства. Также, как и дверь, ведущая к люку.

Полл выпрямился. Выражение его лица изменилось, теперь оно не было ни жалобным, ни вялым.

– Послушайте, старина, – начал он негромко, – мне надоело, что вы непрерывно стараетесь уличить меня во лжи. Если вы полагаете, что мне доставляет удовольствие рассказывать, какого шута горохового я строил из себя ночью, то глубоко заблуждаетесь. Я стараюсь, как умею, помочь вам. Сказанное мною – правда, и я готов повторить ее перед любым судом – отЛондона до Мельбурна... Дверь действительно была открыта. И люк тоже. Я это знаю, потому что оттуда падал лунный свет.

– Лунный свет?

– Да. Если отворить ту дверь, то за ней будет прямой без окон коридор, а в конце его – крохотный чуланчик, над которым расположен люк. Я знаю, о чем говорю, потому что когда-то мы решили было развести на крыше маленький садик. Ничего не вышло – слишком много дыма от каминов... Ну, а сегодня ночью я видел полоску лунного света на полу коридора. Если я видел коридор, дверь должна была быть открыта, а если видел лунный свет, то, значит, открыт был и люк. Проще некуда. Люк был открыт, можете не сомневаться. Между прочим, теперь я понял, почему мне сразу пришла в голову Элеонора... Вот, собственно, и все.

– А видели вы кого-нибудь достаточно ясно, чтобы суметь его опознать? – спросил Фелл.

– Нет. Было только ощущение, что кто-то или что-то движется в темноте.

Хедли молча постукивал кончиком пальца покрышке стола. Только спустя несколько минут он вспомнил о зажатой у него в ладони перчатке и снова обрел уверенность в себе.

– Не думаю, чтобы все это имело какое-то значение, – проговорилон. – В конце концов, ключ от двери был в этой перчатке – перчатке убийцы. Советую вам, мистер Полл, вернуться к себе, принять душ и позавтракать. Если вспомните еще что-нибудь, обратитесь ко мне. – Инспектор обернулся к Феллу и Мелсону. – Полагаю, господа, не мешало бы взглянуть на этот люк...

– Вот и отлично, – сказалПолл. – Спасибо за угощение, старина. Я словно заново родился.

Дверь за собой он притворил так осторожно, подумал Мелсон, как это делает только человек, с трудом сдерживающийся, чтобы не хлопнуть ею. Подождав секунду, Хедли снова приоткрыл дверь и проводил Полла взглядом, пока тот не зашел к себе в комнату. Выглянул в дверь и Мелсон. Кровавое пятно на лестнице, прикинул он, находилось футах в пятнадцати от двери Полла. Шторы на окнах холла были подняты, и все вокруг заливал яркий свет. Кто-то пытался уже смыть кровь с ковра, но отвратительные влажные пятна выделялись на нем, пожалуй, еще сильнее, чем сама кровь.

Вряд ли можно установить, на какой ступеньке настиг Эймса удар, подумал Мелсон. Первые пятна крови были на второй ступеньке сверху, но поскольку Эймс, судя по всему, держался на ногах до самого порога Боскомба, не исключено, что удар ему нанесли значительно раньше. Кровавый след сначала сворачивал вправо, словно умирающий хотел схватиться за перила, а потом шел зигзагом до лестничной площадки, где становился гораздо шире. Видимо, тут Эймс упал на колени. Последние следы были на двустворчатой двери.

Хедли и Фелл переглянулись. Казалось, у обоих было что сказать, но ни один не хотел, начинать первым. Хедли еще раз внимательно оглядел лестницу и площадку.

– Хотел бы я знать, – проговорил он вдруг, – сколько времени... занял у негоэтот путь...

– Минуты две или три, – угрюмо пробормотал в ответ Фелл. – Двигался он очень медленно – иначе не осталось бы таких четких следов.

– На помощь он не звал...

– Не мог. Убийца ударил в такое место...

– И сзади... – Хедли еще раз огляделся. – Как вы полагаете, где мог находиться убийца? Если он крался снизу, вслед за Эймсом...

– Человек, убивший Эймса, по всей вероятности, прижался к стене с противоположной стороны от перил – где-то около третьей ступеньки сверху. Когда Эймс миновал его, он ударил. Эймс, скорее всего, шел, держась рукой за перила, – в темноте, на незнакомой лестнице, так сделал бы любой. От удара он чуть не упал там, где след сворачивает вправо, он пытался обеими руками ухватиться за перила. Потом руки его соскользнули с перил и, как показывают следы, он повернул влево.

– И Эймс, поднимаясь наверх, не заметил убийцу?

– Реконструируя события, – Фелл громко засопел, – я именно это и хотел сказать. Все связано с освещением. В холле, как мы знаем, было темно хоть глаз выколи. Вопрос: как же тогда, черт возьми, убийца мог знать, куда нанести удар? Возможно только одно объяснение, которое, между прочим, я и проверил этой ночью... Спуститесь чуточку ниже – вот так. Видите два узких окна по обе стороны входной двери? Здесь единственное на лестнице место, куда падает снаружи свет уличного фонаря. Очертания головы и плеч человека, поднимающегося по лестнице, тут были видны достаточно отчетливо, убийца же оставался в полной темноте. Я проверил это, попросив Элеонору Карвер показать, на какой ступеньке она стояла, когда увидела труп. Все сошлось.

Хедли выпрямился.

– Стало быть, вы попросили сделать это именно Элеонору Карвер, – произнес он с какой-то странной интонацией. – Я хотел бы немного поговорить с вами... Пойдемте посмотрим на этот самый люк. Можно и на крышу выйти. Куда угодно, чтобы свободно потолковать.

Чувствовалось, что напряженность между старыми друзьями все нарастает. Хедли выбрал один из ключей и отворил дверь, ведущую к люку. Открывалась она внутрь. Инспектор нащупал на стене выключатель, и под потолком вспыхнула лампочка. Перед ними был узкий коридор с темными деревянными панелями на стенах. На полу лежала потрепанная ковровая дорожка, а в конце виднелась крутая узкая лесенка. Все было покрыто кружившей в воздухе пылью. Хедли притворил дверь, щелкнул засов. Только тогда инспектор воскликнул:

– Фелл, что с вами?

Несколько мгновений Фелл глядел на чем-то напоминавшую о курятнике лесенку, а потом расхохотался. Громыхающий пантагрюэлевский хохот рассеял напряженность, прогнал ощущение неопределенного страха. Вытащив платок, Фелл вытер лоб, в глазах его снова появилось ироническое выражение.

– Нервы, – признался он. – Не знал, что они имеются и у меня. Так уж бывает, когда человек до самого полудня лишен благотворного воздействия пива. К тому же этот день был одним из самых гнусных в моей жизни. Далее...

– Вы не верите в то, что убийца – эта девушка?

– Элеонора Карвер? Нет, не думаю, – громко высморкавшись в свой огромный носовой платок, сказал Фелл. – Не думаю. Давайте, однако, посмотрим на люк, чтобы знать, как нам относиться к показаниям Полла.

Хедли поднялся на лесенку, и снизу теперь виднелись только его ноги. Слышно было, как он возится с чем-то; чиркнула спичка, а затем послышалось довольное ворчание. Снова спустившись, Хедли показал рукой наверх.

– Ну, это решает дело. Окончательно решает. Убийца не мог ни войти, ни, тем более, скрыться через люк, потому что – каким образом он смог бы закрыть его за собой на засов? А люк закрыт, старина, и притом основательно. Без хорошего набора инструментов его не открыть.

– Иначе говоря, – задумчиво проговорил Фелл, – ваш коронный свидетель так напился, что у него были галлюцинации?

– Вот именно. И это доказывает, что Элео... Эй! Кого, черт возьми, вы называете моим коронным свидетелем?

– Полла. Разве не он убедил вас, что убийца – Элеонора? Вижу, что вы согласны с Эмерсоном, утверждавшим, будто последовательность и логика изобретены дьяволом. Однако, умоляю вас, будьте в данном случае хоть немного последовательны. Когда Полл показывает вам окровавленную перчатку, которую он ухитрился подобрать в полной темноте, вы радостно аплодируете ему, но когда тот же Полл утверждает, что видел пятно лунного света – а ведь, согласитесь, его в темноте заметить гораздо легче, чем черную перчатку, – вы бросаетесь в другую крайность и обвиняете молодого человека чуть ли не в белой горячке. Ну-ну-ну. Верите вы или нет в рассказанную Поллом историю – мне все равно. Нельзя, однако, принимать ту ее часть, которая вам нравится, и отбрасывать другую, которая не укладывается в вашу теорию. Здравый смысл подсказывает, что либо все ложь, либо уж все правда до последнего слова.

– Если факты на моей стороне, – отрезал Хедли, – то почему бы мне не согласиться только с частью его истории? Люк заперт – и, следовательно, в этом он ошибался. С другой стороны, перчатка – у нас перед глазами. Или, может быть, вы и в этом сомневаетесь?

– Нет. Я только сомневаюсь в том, что она так уж важна... Давайте поразмыслим. Вы и вправду верите, что убийца – владелец этой перчатки? Вдумайтесь только: Элеонора Карвер, заколов беднягу Эймса, стаскивает с руки перчатку и, ошалев от радости, бросает на пол, чтобы полиция смогла потом найти ее и прочесть сделанную на ней монограмму! Мало того, ей пришлось быизо всех сил швырнуть перчатку, чтобы она долетела от лестницы до самой двери Полла! "Загадка летающей перчатки" – детективный роман, автор Девид Ф. Хедли... Это уж халтура, старина. Первоклассная, с гарантией, – "Made in England". Если Полл расскажет эту сказочку со свидетельской скамьи, хороший адвокат разделает вас под орех. Ведь что, собственно говоря, вы делаете? Вы безоговорочно принимаете одну часть его показаний и в то же время слышать не хотите о другой! Вам не приходит в голову, что люк был тогда открыт, а сейчас закрыт просто потому, что в промежутке его кто-то запер?

Хедли пристально посмотрел на Фелла, и на губах его появилась угрюмая улыбка. Он хлопнул рукой по карману, в который спрятал перчатку.

– Что ж, в принципе и это возможно. Я никогда не отрицал...

– Тем не менее, вы не согласны со мной? Хедли замялся.

– Ну, в определенной логике отказать вам нельзя. Только, на мой взгляд, вы, дорогой Фелл, пытаетесь отмыть черного кобеля. Вбили себе в голову, что эта девушка невиновна...

– Я просто знаю это. Скажите, что вы собираетесь теперь предпринять?

– Окончательно выясню, кому принадлежит перчатка. Если действительно ей... Мы должны принимать во внимание только факты. Пока что все сходится как нельзя лучше – даже то, что, по ее же словам, она привыкла прятать ключ в перчатку. Если мне не изменяет память, мы пришли к выводу, что круг подозреваемых свелся всего к двум лицам – Люси Хендрет и Элеонора Карвер. Хендрет имеет алиби на время убийства в универмаге. Свидетели в "Гембридже" не видели, правда, лица преступницы, но их описание вполне подходит к Элеоноре. Более того, она призналась, что была там во время убийства...

– Сейчас я добавлю еще один довод, – с горечью перебил инспектора Фелл, – довод, который подходит к вашей теории и наверняка придется вам по вкусу. Я беседовал с Карвером, и он тоже подозревает Элеонору, подозревает до такой степени, что солгал нам, будто совершенно забыл о событиях 27 августа. Во время нашего разговора он сказал: "Еще в детстве у нас были с ней некоторые сложности", – тут же спохватился и не стал продолжать. Клептомания, старина. Держу пари, он именно это имел в виду.

– Шутите?

– Не-е-ет! – протянул доктор. – Страсть ко всяким блестящим побрякушкам, вот о чем речь! Полагаю, о ней знают все в доме. Думаю, что тетушка Стеффинс не упомянула об этом только потому, что при полном отсутствии воображения неспособна представить, как это кто-то из их дома может быть связан с убийством. Страсть хватать все, что блестит: кольца, браслеты, часы... Тормоза, привитые с детства воспитанием, срабатывают только в том случае, когда вещь принадлежит ее опекуну... другое дело, если она чужая или хотя бы временно отдана кому-то. Башенные часы принадлежали сэру Эдвину Поллу, карманные – Боскомбу, а еще одни переданы на хранение в "Гембридж". Тут удержаться было бы гораздо труднее.

Хедли захлопнул свой блокнот.

– Вы что – совсем рехнулись? – уставился он на Фелла. – Вы же сами гробите свою подзащитную. Я не...

Фелл, глубоко вздохнув, жестом остановил инспектора.

– Во-первых, я рассказал об этом, чтобы моя защита не была столь же пристрастной, как ваше обвинение. Во-вторых, чтобы вы сами увидели, как неумолимо – с самого начала – затягивается кем-то петля вокруг шеи этой девушки. И, разумеется, в-третьих, еще и потому, что абсолютно не верю во всю эту чепуху. Слишком хорошо, чтобы быть правдой, Хедли, слишком похоже на те чудесные случайности, о которых вы нам рассказывали... Ну как – продолжать выступать от имени обвинения? У меня в запасе еще немало веских улик!

– А как насчет защиты?

Фелл несколько раз прошелся по узкому коридору, ему явно недоставало воздуха.

– Не знаю, – проговорил он, наконец, лишенным всякого выражения голосом. – Пока, во всяком случае, не знаю. Нельзя ли нам выйти отсюда? По-моему, пусть уж лучше нас подслушают, чем задохнуться... Надеюсь, после того, как я так великолепно выступил вместо вас в роли обвинителя и заколотил все гвозди в крышку гроба, вы дадите мне возможность снова вытащить их?

Хедли кивнул в сторону двери.

– Значит ли это, что вы знаете, кто убийца?

– Да. Как всегда, это тот, кого мы меньше всего подозревали. Нет, нет, пока я умолчу о том, кто он. Договорились?

Хедли играл засовом двери, то открывая, то снова закрывая его.

– Преступница – Элеонора Карвер, почти убежден в этом. Однако, должен признаться, вы немного растревожили меня... Послушайте! Если не появится никаких новых улик, я не стану ничего предпринимать, пока не выясню вопрос с перчаткой и не проверю до конца все остальные возможности. До тех пор мы оставим девушку в покое...

Решительным движением он распахнул дверь и застыл на месте. Прямо перед ним стоял непревзойденный мастер обыска сержант Престон.

– Ну, сэр, – улыбаясь, проговорил сержант, – я осмотрел дом и искал вас, чтобы доложить: все в порядке, нашли!

– Нашли?

Мелсон услышал, как Фелл пробормотал что-то себе под нос во время, как Хедли задавал напрашивавшийся вопрос...

– В комнате мисс Карвер, – ответил Престон. – Хотите взглянуть, сэр?

16. Улики за панелью

Спускаясь по лестнице, Хедли ни разу не взглянул на Фелла. Вероятно, сержант почувствовал сгустившееся в воздухе напряжение – он шел молча, украдкой поглядывая на инспектора. Мелсон думал о том, что дело близится к развязке – подозрение сменится теперь твердой уверенностью. Ему вспомнилось лицо Элеоноры Карвер: ее длинные волосы, усталые глаза, беззвучно шевелящиеся губы... Вернулась ли она уже с прогулки, на которую отправилась вместе с Гастингсом? В Англии приговоренным оставляют так мало времени. Три недели со дня приговора, а потом, на рассвете, конец. Внизу, в холле, Хедли обернулся к Престону:

– Все было зашито в матрац? – коротко спросил он. – Или вынимается какой-нибудь кирпич в стене? Ночью мы только мельком осмотрели комнату.

– Неудивительно, сэр, что вам не удалось наткнуться на тайник. Хитро было придумано. Разумеется, в конечном счете я все равно нашел бы его, но мне еще и повезло. Только принялся как следует за работу и сразу попал в точку. Впрочем, сами увидите.

Комната Элеоноры находилась в задней части дома. Перед закрытой дверью неподвижно, словно страж, стояла миссис Стеффинс. Белки ее глаз угрожающе поблескивали в полутьме.

– Они там все с ума посходили! – накинулась она на подошедших. – Я же слышу, как они там перешептываются. Я тут давно уже стою, а меня не хотят впустить. Я имею право войти туда!.. Это мой дом!.. Иоганнес!

Хедли потерял терпение.

– Убирайтесь! – рявкнул он. – Убирайтесь и держите язык за зубами, иначе только навредите всем! Бетс! – Дверь приоткрылась, и сержант выглянул в щелку. – Станьте перед дверью и, если эта женщина не успокоится, уведите ее и заприте в какой-нибудь комнате! Итак, Престон...

Они вошли, оставив за дверью всхлипывавшую миссис Стеффинс. Комната оказалась небольшой, но высокой. Вероятно, некогда она составляла часть какого-то зала. Два высоких узких окна выходили на унылый, вымощенный красным кирпичом задний двор. Стены и здесь украшали красивые белые деревянные панели, но вся обстановка комнаты была достаточно убогой. На мраморной каминной полке красовались игрушечная кошка и несколько фотографий кинозвезд в стареньких никелированных рамках. Эти предметы как бы составляли единое целое со всем остальным: деревянной кроватью, умывальником, туалетным столиком с большим зеркалом и старинной фарфоровой лампой, небольшим ковриком на полу. У камина стояла миссис Горсон, громко сопя и сжимая в безвольно опущенных руках половую щетку...