Глава девятая

ВПЕРЁД, ВНИЗ И ПО КРУГУ

Оставив космических пришельцев с долгожданными продуктами, Шустрик и Мямлик направились вдоль одного из трубчатых коридоров-«спиц» к периферии звездолёта.

Для того, чтобы выйти из неподвижного центра, им пришлось зайти в кабину окружавшей его «втулки». Втулка закрутилась, и кабина совпала с одним из выходов.

Больше на корабле ничего не крутилось, то есть, пассажиры вращения не замечали. Иллюминаторы были настоящими только в неподвижном центре. Все остальные представляли из себя стереовизуальные экраны.

В трубчатом коридоре эластичные лямки для ног заменяли металлические скобы. По мере того, как друзья неторопливо, скобка за скобкой, продвигались вперёд, у них шаг за шагом начинало создаваться впечатление того, что они не идут вперёд, а спускаются вниз. Вертикально вниз, как в колодец.

— Погоди, — сказал Мямлик сделав ещё шаг и замахав руками, удерживая равновесие, — ты уверен, что мы идём, а не падаем?

— Нет, — честно ответил Шустрик, которого тоже заметно клонило вперёд.

— Тогда давай повернёмся ногами вниз.

— Давай, — согласился Шустрик.

Они осторожно сели на корточки, ухватились за скобы руками и начали спускаться вниз как по лестнице. Пол коридора превратился в стенку колодца, и Мямлик заметил на этой стенке надписи.

— Тут какие-то знаки, — сказал он приятелю и достал из кармана большое увеличительное стекло с медным ободком и потёртой деревянной ручкой.

Возле каждой скобки была обозначена буква «М», цифра и обозначение процентов.

— А, понял! — сообразил Шустрик. — «М» — это масса, то есть, нормальная сила тяжести. Сколько ты весишь?

— Почти восемьдесят граммов, — с гордостью ответил толстенький Мямлик.

— Будем считать, сто. А на этой ступеньке ты весишь ещё не сто, а сколько?..

— Сорок процентов.

— Сорок процентов от ста — это сорок граммов. А на следующей?

Мямлик начал спускаться ниже.

— Пятьдесят, шестьдесят…

— Вот видишь! Ты уже весишь шестьдесят…

— Понятно, — сказал Мямлик. — Я уже чувствую себя на все сто.

Шустрик посмотрел вниз и увидел, что Мямлик стоит на полу.

Не долго думая, он спрыгнул и встал рядом.

— Теперь и я — на все сто. Только это, между прочим, не вес, то есть, не сила тяжести.

— А что же?

— Центробежная сила. Колесо крутится — и нас отбрасывает. А поскольку оно крутится равномерно, мы этого не замечаем.

— Любопытная гипотеза, — засвистел Мямлик своей трубкой. По своей сути он был гуманитарий и не очень сильно разбирался в точных науках. — А как ты объяснишь вот это?..

Мямлик постучал трубкой по стеклу иллюминатора, за которым всё было неподвижно.

— Экран, — объяснил Шустрик. — За стеклом экран, к нему идёт сигнал из неподвижного центра. Ты же сам видел снаружи, что оно вертится!

Мямлик недоверчиво хмыкнул и сказал что-то невразумительное про галилеевские штучки.

Человечки стояли в коридоре, вдоль которого по обе стороны, словно в гостинице, тянулись двери с пронумерованными табличками. Сзади и спереди коридор, который всё-таки был колесом, шёл на подъём, «в горку».

— Если идти всё время прямо, мы вернёмся в эту же точку, — сказал Шустрик.

— Как во время кругосветного путешествия, — догадался Мямлик.

— Только наоборот. Вверх ногами.

— Ценная мысль…

Друзья зашагали вперёд, видя, что идут в горку, но совершенно этого не ощущая.

Они вышли в просторное помещение кают-компании, которая была одновременно и столовой, и комнатой отдыха, и местом производственных совещаний. Рядом находилась кухня, на которой царил образцовый порядок. Мямлик даже предположил, что баночки из-под повидла вылизаны изнутри языками.

— Почему языками? — возразил Шустрик. — Прополоскали и выпили.

— Вылизали. Воды-то у них уже не было…

Шустрик заглянул в раковину:

— Неужели они брали в полёт сырую рыбу?

Мямлик наклонился над раковиной и посмотрел в лупу. Действительно: на сточной решётке матово белели высохшие чешуйки.

— Любопытно, — сказал Мямлик и достал и раковины чешуйки. — Любопытно…

На стенах кают-компании красовались огромные и яркие экраны иллюминаторов. Слева была видна поверхность Юпитера, справа — бескрайние космические просторы. Шустрик уселся в кресло налево, Мямлик — в кресло направо.

— Красота! — восхитился Шустрик.

— Жалко, что шеф не видит, — сказал Мямлик, имея ввиду Мурзилку. — Подозреваю, что при всей показной сдержанности и строгости, в глубине души он питает слабость к внешним эффектам.

Высказав такое мнение, Мямлик задрал ноги на стол и поёрзал.

— А он, может быть, и видит.

— Что видит?

— Ну, это всё. Всё, что я.

— А… Да.

В редакции действительно всё видели через Шустрика. Информация не только записывалось в его электронную память, но и транслировалось на Землю, что называется, в прямом эфире. И не только видели, но и слышали.

— А к чему шеф питает слабость?.. — переспросил Шустрик.

— Не то, чтобы слабость… — Мямлик стащил ноги со стола. — Просто я думаю, что сейчас, в его отсутствие, нам не хватает его ума… опыта… и проницательности.

— Ты думаешь, мы не справимся?

— Мы… конечно, мы справимся. Скорее всего, ключ всё ещё здесь, внутри корабля. И мы внутри. Рано или поздно мы найдём его. — Мямлик задрал голову: — Верно, шеф?..

Глава десятая

НАВСЕГДА?..

Но Мурзилка, увы, не видел и не слышал своих подчинённых. Сломя голову, в образе комара, он мчался за ехавшим на огромной скорости автомобилем. Его длинное жало смотрело вперёд и вниз, а прозрачные крылья сами собой совершали махи так быстро, словно это были не крылья, а лопасти винта… И всё равно он безнадёжно отставал. Когда машина свернула и вообще пропала из виду, Мурзилка стал прощаться с жизнью. Он подумал, что останется комаром навсегда. А комариный век — ох как недолог!..

По счастью, за поворотом оказался оживлённый перекрёсток, и машина замерла на минуту перед светофором. Из последних комариных сил Мурзилка сделал финишный рывок и, изловчившись, залетел в щёлку приспущенного водительского стекла в тот момент, когда автомобиль уже снова тронулся с места. Усевшись на обшивку крыши, прямо над сумкой, которая стояла у мамы на коленях, он перевёл дух.

Вскоре автомобиль выехал на загородное шоссе и рванул по прямой на такой скорости, что только ветер свистел. Конечно, никакой комар или даже птица не смогли бы теперь за ним угнаться.

Мама и дочка смотрели в разные окна и молчали.

Минут через двадцать машина заехала в посёлок с красивыми домами, окружёнными высокими заборами, за которыми виднелись только башенки, верхние этажи и просторные террасы. С первого взгляда было понятно, что здесь живут богачи. Открылись ворота, машина въехала в ухоженный двор и остановилась у крыльца, между двумя мраморными вазами. Девочка убежала в дом, а мама открыла наконец злосчастную сумку, достала сигареты и закурила.

Очертя голову, Мурзилка спикировал вниз, подхватил лежавший в складке носового платка фонарик-метаморфатор и взлетел вверх прежде, чем сумка захлопнулась.

— Уф! — сказал Мурзилка, усевшись на конёк крыльца.

Главная опасность была позади. Теперь он в любую минуту мог превратиться в самого себя. Однако, в сложившейся ситуации это было бы неразумно. Здесь, за городом, не было ни пневматической трубы, ни пункта проката механических собак. Зато хватало собак обыкновенных, которые несомненно проявят здоровый интерес к жёлтенькому пушистому зверьку.

Немного успокоившись, Мурзилка, то есть, комар, который его представлял, почувствовал зверский аппетит. А поскольку любому известно, что комары питаются кровью, одна только эта мысль привела его в содрогание. Тем более что он, как это ни странно, совсем не хотел крови. Наоборот, его тянуло к клумбе с гладиолусами. Ему до смерти хотелось выпить цветочного нектара. Вокруг летало множество других комаров, которые не обращали на него ни малейшего внимания. Мурзилка сел на цветок и, прикрыв глаза от восторга, запустил хоботок в душистую мякоть… Напившись и даже находясь в некотором экстазе от сытости и удовольствия, Мурзилка присел на подоконник.

Из дома вышел папа — большой и важный, без пиджака, но в жилетке. В одной руке он держал галстук, на другой висела его дочка. Она требовала:

— Пойдём, пойдём купаться, ты обещал!..

Папа спустился к маме и поцеловал её в щёку.

— Надеюсь, ты не собираешься работать в выходные? — спросила мама.

— Не собираюсь, дорогуша. Я только приму одного посетителя. Вот сейчас, сию минуту он должен подъехать. Держи, завяжи мне галстук…

Мама бросила сигарету и стала завязывать папе галстук.

«Ага! — подумал комар. — Посетитель приедет и уедет. А я уеду в город вместе с ним. Отлично, никаких проблем.

Глава одиннадцатая

НИЧЕГО, КРОМЕ ПРАВДЫ

Вскоре прибыл тот, кого ждали. Мужчина с подёргивающимся лицом, одетый в неловко сидящий на нём дорогой костюм. От него так сильно несло дезодорантом, что несчастному комару, когда посетитель проходил мимо, едва не сделалось плохо. Мурзилка залетел в дом за ним следом. Он не собирался подслушивать чужих разговоров, а только хотел узнать, скоро ли этот тип поедет обратно в город.

Папа дожидался в своём кабинете, приготавливая на столе бумаги.

Гость растянул губы в улыбке и шагнул к хозяину:

— Аркадий Семёнович!

— Здравствуйте, господин Поганцев, — сухо поздоровался с ним папа. — Чем обязан?..

Поганцев сел, положил на колени портфель, раскрыл его и вынул папку с бумагами.

— Если коротко, — заговорил он, — мой сегодняшний визит к вам связан с избирательной кампанией кандидата в депутаты Василия Ивановича Томразова.

— Что-что? — удивился Аркадий Семёнович. — Но ведь он бандит… У него прозвище — Вася-тормоз!..

— Помилуйте, какой же он бандит, — возразил Поганцев. — Когда-то, может быть, что-то и было в таком роде, но теперь он бизнесмен, всеми уважаемый человек. А я — его доверенное лицо.

— Абсолютно исключено. — Аркадий Семёнович резко поднялся с места, давая понять, что на этом разговор закончен. — Лицо вы его, или какая-либо другая часть тела, мой банк никогда не будет платить бандитам — ни бывшим, ни настоящим, ни будущим.

— В таком случае, — остался сидеть Поганцев, — позвольте напомнить вам вот это…

И он положил на стол папку с бумагами.

Мурзилка, буквально задыхавшийся от едкого дезодоранта, направил метаморфатор на Поганцева. Затем зажмурился и представил, что от него пахнет свежим полевым сеном. Тоненький малиновый луч ударил в спину вонючего гражданина — тут же в окно дунул ветерок, колыхнулись занавески, и дезодорант мгновенно выветрился. В кабинете приятно запахло лугами, полями и цветами.

Но хозяин и посетитель в эту минуту так горячо спорили, что даже не заметили перемены.

— Какая ложь!.. — восклицал Аркадий Семёнович, словно в театре.

— Пускай это ложь, — возражал гость, — но эта ложь может стереть вас в порошок в считанные минуты!..

Тогда Мурзилка подумал, что если гость будет говорить неправду, спор никогда не закончится. Он направив фонарик на «доверенное лицо» и представил себе, что этот гражданин сегодня… и ещё целый месяц будет говорить одну только правду.

После этого Поганцев, осёкшись вдруг на полуслове, помолчал несколько секунд, вытер лицо платком и заговорил совершенно другим тоном.

— Вы правы, — сказал он, опустив голову. — Всё это ложь от первого до последнего слова. Суммы, номера счетов — всё это умело подделано и подтасовано. Вы позволите мне воспользоваться телефоном?..

Онемевший от изумления Аркадий Семёнович кивнул.

Поганцев достал трубку и заговорил:

— Алло, это главный прокурор? Здравствуйте, товарищ Правдюк, это вас беспокоит Поганцев… Да-да, из Мэрии. Хочу дать показания. Против кандидата в депутаты Василия Ивановича Томразова. Да-да, показания, полностью изобличающие его в противозаконных деяниях. Письменно и при свидетелях. Есть доказательства. Ждёте? Спасибо…

Попрощавшись с опешившим хозяином, который не смог произнести больше ни слова, гость сел в свою машину и уехал. А вместе с ним — Мурзилка, довольный тем, как всё хорошо он устроил.

Глава двенадцатая

КАПИТАН ЗОРКИЙ

Вечером того же дня Шустрик и Мямлик приступили к расследованию по делу о пропаже стартового ключа на «Колесе Фортуны». Они прекрасно освоились на звездолёте и свободно разгуливали как по его центральной части, цепляясь ногами за ремни или скобы, так и по периферии, передвигаясь обычно, как на Земле, под действием собственного веса (или, если точнее, центробежной силы).

Выбор был прост. Если ключ удастся найти до утра — космонавты успеют благополучно телетранспортироваться на свою планету до крайнего срока. Если нет — в полдень на орбиту Юпитера прибудет аварийная инспекция. В этом случае членов экипажа за разгильдяйство могут лишить лицензий на работу в космосе. Стоит ли говорить, что все они с готовностью согласились помогать следствию, которое взяли на себя два удивительных человечка, прилетевших с Земли.

Здесь, на чужом звездолёте, детективы договорились для солидности называть друг друга на «вы». А поскольку ответственность за расследование Мямлик решительным образом взял на себя, Шустрик пообещал говорить ему «патрон» — на манер книжек про комиссара Мегре. «Патрон», в свою очередь, называл приятеля не иначе как «уважаемый коллега».

Начиная расследование, Мямлик прежде всего решил поговорить с капитаном Зорким.

Каюта капитана находилась прямо напротив выхода из пятнадцатого трубчатого коридора, каждый из которых вёл от центра к периферии. Её внутреннее устройство, казалось, говорило всё о характере хозяина: привинченная к полу больничная кушетка, рабочий стол, кресло и задёрнутый занавеской экран-иллюминатор.

— Рассаживайтесь, — предложил Зоркий. — Нет… чуть-чуть не так… вот вы — немножко влево. А вы сюда. Отлично. Итак?..

Приятели огляделись и поняли смысл перемещений. Теперь они сидели на кушетке на равном расстоянии от её оконечностей и друг от друга. Вместе с капитаном, усевшимся в кресле напротив, они представляли углы воображаемого равностороннего треугольника. Вообще, все предметы в каюте были расположены или строго симметрично, или под прямым углом один к другому. Даже лежавшее на середине блюдечка яблоко было надкусано с двух сторон совершенно одинаково.

Пауза затянулась, и решил Мямлик с чего-то начать.

— Э-э… Хорошая погода нынче выдалась.

Капитан Зоркий и коллега Шустрик задумались. На некоторое время снова возникла пауза.

— Я имею виду, — пояснил Мямлик, — что когда мы улетали, на Земле, то есть, в Москве, была хорошая погода.

Капитан понял и вежливо кивнул. Шустрик, углубившийся в дебри магнитных полей, излучений и эфирных потоков, отражающих погоду в космосе, тоже понял и радостно закивал.

После этого Мямлик наконец заговорил по существу.

— Скажите, господин капитан, где хранился этот ваш ключ, до того, как его слямбз… то есть, до пропажи?

— Ключ хранился в центре управления, у всех на виду, — ответил капитан сухо и отчётливо.

— На что он похож?

— Пластиковая карта величиной с ладонь.

Всякий раз, выслушав ответ, Мямлик несколько секунд посвистывал пустой трубкой и произносил многозначительное «ага…».

— Кто и когда видел его в последний раз?

— Я, — капитан Зоркий опустил голову.

— Вы?! — удивился Шустрик.

— В ночь пропажи.

— С этого места, пожалуйста, поподробнее!

— Пожалуйста, мне нечего скрывать. В ночь пропажи я обнаружил в своей каюте записку…

— Каюты не запираются? — снова заговорил Мямлик.

— Запираются, но только изнутри. На листке бумаги от руки было написано всего несколько слов: «Берегите ключ запуска. Кое-кто намерен вас скомпрометировать».

— Вы сохранили эту записку?

— Дослушайте. Я немедленно отправился в центр управления, забрал ключ, вернулся в каюту и спрятал ключ вместе с запиской в ящике стола. После этого я лёг спать. Однако тревога меня не покидала. Я встал, оделся, прошёл в центр и запустил программу комплексной проверки всех систем. Я убедился, что звездолёт находился в полной исправности — от главного двигателя до мусоросборника. И только утром, открыв ящик стола, я обнаружил пропажу ключа и записки.

— Их не могли украсть в то время, пока вы спали?

— Это исключено. Я, как и все другие члены экипажа, имею привычку запираться изнутри.

— Остаётся только время, когда вы отсутствовали. А именно…

— Двадцать три минуты, включая дорогу туда и обратно.

— Ага… — сказал Мямлик и посвистел трубкой. — Вы кого-нибудь подозреваете?

Капитан Зоркий помолчал, опустив глаза.

— Я бы не хотел бросать тень на своего товарища…

— И всё-таки.

— В тот момент, когда я возвращался из центра, мне показалось, что штурман Кротик торопливо удаляется по коридору.

— Ага!

— Коридор имеет форму кольца, по внутренней стороне которого мы ходим. Если кто-то удаляется, то сначала теряется из виду его голова, затем туловище и только в последнюю очередь — его ноги.

— Вы хотите сказать, что узнали штурмана по ногам?

— Вернее сказать, по носкам. Только по носкам и можно распознать члена экипажа в зоне периферии, если он на достаточном расстоянии. Ботинки, как видите, у нас у всех одинаковые, довольно грубые — чтобы было удобнее цепляться за скобы. А носки разные. У Кротика — жёлтые, в чёрную полоску.

— Вы говорили другим о том, что видели?

— Да, мы не раз собирались и обсуждали сложившуюся ситуацию. После пропажи все относятся друг к другу настороженно и не болтают лишнего. Я уверен, что у каждого, как и у меня, заготовлен подробный рапорт о случившемся.

— Хорошо, господин капитан, — Мямлик поднялся с места. — Благодарю вас за предоставленную информацию. Надеюсь, что мы разберёмся в случившемся ещё до прибытия инспекции.

Зоркий щёлкнул каблуками и кивнул. Шустрик и Мямлик шаркнули ножками и вышли.

Глава тринадцатая

ШТУРМАН КРОТИК

В каюте, которую занимал штурман Кротик, до идеального порядка было далеко. Пол и стол были завалены чертежами, космическими картами, расчётами и таблицами. Сам хозяин, крикнув из-за двери «сейчас!..», поднявшись с колен, по рассеянности протянул вместо руки линейку, а потом заговорил, позабыв вынуть торчавшие изо рта чертёжные инструменты.

— Гагуге ывы…

— Что? — переспросил его Шустрик.

— Здравствуйте, извините… ой!.. за беспорядок, — выговорил Кротик, успев кое-как сложить бумаги и до крови уколоться циркулем. — Прошу вас…

Друзья-детективы присели на край продавленной койки. Под наброшенным на неё сверху байковым одеялом угадывалась неприбранная постель.

— Да-да, очень рад, слушаю… — прекратил, наконец, суетиться хозяин и замер, облокотившись о некое подобие подоконника под светящимся иллюминатором.

— Скажите, господин Кротик, — обратился к нему Мямлик, — в ту ночь, когда пропал ключ запуска, вы покидали свою каюту?

— Нет, нет! Сколько раз можно говорить — нет!..

— Разве мы у вас уже спрашивали?..

— Не спрашивали вы, так спрашивали другие.

— Кто именно?

— Все!

— Вам не трудно повторить ещё раз, специально для нас?

— Нет, не трудно… извините. В ту ночь, как и в большинство других ночей, я трудился над построением точной многомерной карты вашей Солнечной системы. А когда я работаю, то совершенно забываю об окружающем. Иногда я засыпаю прямо на полу, с инструментами в руках и в зубах. Теперь вы понимаете, почему меня так раздражают вопросы о дурацких хождениях по коридору! О каких прогулках может идти речь, когда в голове сложнейшая цепочка из цифр, знаков и геометрических фигур, гармонию которой может разрушить любой идиотский стук в дверь!..

— Хм… Извините, если мы разрушили… гармонию вашей мысли, — выразил сожаление Мямлик.

— Ничего, валяйте дальше. Я ведь знал, что вы придёте.

— Тогда позвольте задать вам необычный вопрос. У вас не пропадали носки?

— Что?..

— Носки. Жёлтые, в чёрную полосочку.

— Ах, вы об этом… Неужели вы думаете, что кто-то из наших способен на такие шутки? Чепуха, скорее всего, капитану померещилось.

— Но вы не пытались их пересчитать?

— Я могу сделать это прямо сейчас, при вас…

Кротик раздвинул встроенный шкаф и начал считать носки.

— Шестнадцать пар чистых, одни — на мне… И две пары в стирке.

— Сколько же должно быть всего?

— Двадцать пар, разумеется.

— Получается девятнадцать! — строго заметил Шустрик.

— Не может быть, что вы говорите!

Кротик начал снова считать и шепелявить себе под нос цифры.

— Действительно, одной пары не хватает, — признался он, закусив указательный палец.

— Хм… — Мямлик засвистел трубкой.

— Это подозрительно! — нахмурился Шустрик.

— Действительно, какая-то чертовщина. А, понимаю! Это, наверное, кто-нибудь всё-таки пошутил.

— Кто же по-вашему обладает таким замечательным чувством юмора?

— Н-не знаю… Ума не приложу.

— Хорошо, мы сами попробуем в этом разобраться. Может, вспомните ещё какую-нибудь шутку? Любая мелочь важна для следствия.

— Мелочь?.. — Кротик почесал затылок карандашом, который вертел в пальцах. — Ну хорошо, вот такая мелочь, если вам интересно. Утром, когда я вышел к завтраку, табличка с номером моей каюты оказалась перевернутой. Я нашёл на полу винтик и снова закрепил её в прежнем положении.

— Что-нибудь ещё?..

— Не знаю, стоит ли говорить… Мне показалось, что после пропажи кто-то роется в моих вещах.

— Это важно! — Шустрик поднял палец.

— Как же вы заметили?.. — недоверчиво проворчал Мямлик.

— Ну, во-первых, у меня профессиональная фотографическая память. А во-вторых… здесь беспорядок только для постороннего взгляда. На самом деле каждая мелочь находится в нужном месте.

— Огрызок синего карандаша?..

— Был на кровати, а сейчас вы прячете его за спиной.

— Ловко, — Мямлик разжал ладошку. — Знаете, я поверил в вашу фотографическую память.

— Благодарю, — улыбнулся Кротик.

— И я надеюсь, что многое из сказанного вами будет полезно для следствия.

Попрощавшись с хозяином, человечки вышли из каюты в коридор. Мямлик поднял руку и ощупал табличку. Она была закреплена двумя винтиками — сверху и снизу.

— Номер девяносто шесть… А какой номер каюты у нашего капитана? Вы не помните, коллега?

— Шестьдесят девять.

— Интересно. Очень интересно…

Глава четырнадцатая

ПСИХОАНАЛИТИК МИМОЗА

Следующий свидетель, бортовой психоаналитик Мимоза, занимала каюту номер пятьдесят четыре. Она отворила на стук без промедления. По её подкрашенным губам и ресницам было заметно, что она готовилась к приёму посетителей.

В каюте было уютно и прибрано. Здесь имелся прозрачный столик с искусственными цветами, диванчик и пара кресел. На стене — приятная для глаза картина с бабочками и зелёной травкой.

— Прилягте, пожалуйста, — предложила Мимоза. — Расслабьтесь и говорите…

Шустрик и Мямлик недоуменно переглянулись.

— Ах! — хозяйка улыбнулась и укоризненно поднесла пальчики ко лбу. — Извините, это у меня профессиональное. Не ложитесь, а садитесь. Садитесь, садитесь, разумеется…

Друзья уселись на диванчик, и Мямлик, собираясь с мыслями, засвистел трубкой.

Но Мимоза заговорила первой.

— Что же вам удалось узнать? — поинтересовалась она, удобно развалившись в кресле и надкусив шоколадную конфету. — Отдельное спасибо вам за конфеты, угощайтесь… Капитан, разумеется, вне подозрений: честь, дисциплина, образец нравственности и всё такое. Он сумел произвести на вас должное впечатление? Да, это он умеет. Я не против капитана, но поверьте специалисту: он — тёмная лошадка. Были истории, которые до сих пор можно толковать так или иначе. То ли он кого-то не удержал над кратером, то ли ему подсунули неисправное снаряжение… То ли он невероятно физически вынослив, то ли он перевёл на себя одного резервные запасы воздуха во время аварии… Много вопросов. В обоих случаях комиссия так и не смогла разобраться до конца.

Воспользовавшись секундной паузой, Мямлик попытался заговорить:

— А…

— Вы хотите спросить, не питаю ли я личной неприязни к нашему капитану? — перебила его Мимоза. — Да, вы совершенно правы, я его недолюбливаю. Но я профессионал и умею разбираться в своих собственных тараканах.

Этого не понял Шустрик и открыл, было, рот, чтобы переспросить про тараканов, но Мимоза и его опередила.

— За что я его недолюбливаю? Да хотя бы за одно то, что он считает меня здесь совершенно лишней. Он вообще не признаёт психоанализа как науки и не находит в ней никакой пользы. Он, единственный в экипаже, ни разу не лёг на этот диван. Ни одного сеанса! Выходит, ему есть что скрывать… Не исключено, что он вообще душевнобольной. Я уже подготовила рапорт в министерство здоровья с требованием отстранить его от полётов до полного и всестороннего обследования его психики.

Шустрик и Мямлик больше не раскрывали рта. Некоторое время, пока Мимоза, издав заинтересованный возглас, ела особенно понравившуюся конфету, все молчали.

— Вы думаете, — заговорила она снова, — капитан что-нибудь смыслит в устройстве звездолёта, в телетранспортации и навигации?.. Всё, буквально всё за него делает Кротик. Он и штурман, и бортинженер, и картограф… А Зоркий только делает значительное лицо и блестит медными пуговицами. Вот эти очень вкусные, с клубничной помадкой…

Шустрик и Мямлик переглянулись.

— Вы, наверное, заметили, что из нас четверых двое — врачи. Это потому, что во время испытаний важнее всего состояние здоровья экипажа. Здоровья как психического, так и физического. Полагаю, что доктор Скарабей, отслеживающий физическое самочувствие каждого из нас, тоже мог бы рассказать много интересного. Если только это не будет касаться врачебной тайны…

Мимоза посмотрела на часы и встала.

— Теперь, господа, мне необходимо работать. Благодарю вас за интересную и содержательную беседу.

Шустрик и Мямлик тоже встали и шагнули к дверям.

— Да! Чуть не забыла. Хотела сказать вам с самого начала. Если это имеет значение… Ну, короче, в тот вечер, когда пропал ключ запуска… За ужином капитан вдруг закашлялся и вышел из кают-компании. А вернулся только минут через десять, к чаю. Делайте выводы, господа, делайте выводы…

Мимоза многозначительно подмигнула и затворила дверь перед носом стоявших уже в коридоре детективов.

— Хм… — пробормотал Мямлик и яростно засвистел трубкой.

Глава пятнадцатая

ДОКТОР СКАРАБЕЙ

— Выводы, — повторил Шустрик. — У нас есть выводы?

— Будут и выводы, — пообещал Мямлик. — Но пока обмозгуем то, что имеем.

— А что мы имеем?

— Мы имеем то, что в ночь пропажи ключа капитан Зоркий будто бы видел удалявшиеся по коридору жёлтые носки штурмана Кротика. Однако сам Кротик это отрицает и в нашем присутствии обнаруживает пропажу пары злополучных носков.

— Это не убедительно!

— Далее. Бортовой психоаналитик Мимоза имеет зуб на капитана и намекает на то, что он псих. Она утверждает, что он отсутствовал десять минут во время ужина — как раз в тот вечер, когда обнаружилась пропажа.

— Значит, это он стянул ключ!

— Не факт. Ещё мы имеем перевёрнутую табличку с номером «шестьдесят девять».

— «Девяносто шесть», — поправил его Шустрик. — В шестьдесят девятой живёт капитан.

— Девяносто шесть, шестьдесят девять… Вам не кажется, коллега, что в этих цифрах есть что-то общее?.. Но вот и каюта доктора Скарабея.

Мямлик постучал в дверь.

— Прошу вас, — хозяин сам открыл дверь и впустил детективов. — Очень, очень рад вашему посещению, будьте как дома, — доктор Скарабей начал сердечно пожимать руки своим гостям. — Вы буквально спасли нас от голодной смерти… Искренне, сердечно благодарю вас!..

Довольные таким приёмом Шустрик и Мямлик расселись в имевшихся тут удобных креслах. Сам хозяин предпочёл стоять или прохаживаться по каюте из стороны в сторону.

— Вы уже были у Мимозы? Забавная дамочка, не правда ли? Смертельно ненавидит нашего капитана.

— Скажите, — обратился Мямлик к Скарабею, — в ночь пропажи вы не заметили чего-нибудь необычного или подозрительного?

— Абсолютно. Вскоре после ужина я лёг спать и ни разу не просыпался до самого подъёма.

— Нет ли у вас каких-либо своих соображений?.. Что называется, без протокола.