10
      Начало возмездия.
      Стигматы на теле дьявола.
      Где Петя Огоньков?
      Этой же ночью, ближе к утру, почувствовал себя плохо самозванный начальник Управления Авраам Люцеферович Мракобесов. Сначала, укладываясь спать в боковой комнатке своего нового кабинета, он ощутил нехорошее, смутное предчувствие. Но поскольку день был трудный, от предчувствия отмахнулся. Он страшно хотел спать и с урчанием завернулся в байковое одеяло.
      Не прошло и часа, как там, внизу, он короновал на царствование своего маленького фантомного двойника, и отныне цепочка кажущимися случайными событий будет стремительно сплетаться в замысловатую, жестокую и кровопролитную связь, которая непременно, подобно самонаводящейся ракете, приведёт его к цели.
      Мракобесов закрыл глаза и представил облик своей новой Империи.
      Несомненно это будет абсолютная монархия с мощной структурой тайной полиции. Больше театрализации. Опереточные мундиры, кружева, треуголки, плюмажи на улицах и - пара зорких глаз в каждом подвальном окошке, крошечный микрофончик и объективчик в каждом кабинете, в каждом туалете, в каждой квартире. Малейшее неповиновение или высказывание крамолы даже в семейном кругу - бесшумный выстрел парализующим дротиком и пытки, пытки, пытки в специально оборудованном подвале ближайшего полицейского участка.
      Столица - в Петербурге (город будет называться Невгород); его личная резиденция - в Зимнем дворце. Двадцати, нет! тридцатиметровый памятник императору Мракобесову Первому на тридцати, нет! пятидесятиметровом постаменте - на Знаменской площади у Московского вокзала.
      Высокопоставленных заговорщиков он будет допрашивать лично. Одного-двух в неделю, этим не следует злоупотреблять, это слишком возбуждает, но впоследствии истощает... Но, черт побери, как же сильно это возбуждает, доводит до оргазма... Нет, нет, сам он не прикоснётся к инструментам, он будет только смотреть. Сначала палач возьмет острейшее стальное шило и медленно, плавно покручивая, введет его между третьим и четвертым позвонком. Но только чуть-чуть, не до конца, лишь только сделав намек на увертюру к предстоящей симфонии звуков и ощущений. Насладившись первыми криками и рыданиями, он прикажет отложить шило и взять маленькие маникюрные ножнички...
      Но в это мгновение Мракобесов вдруг сам почувствовал резкую боль в плече.
      Мечтательная улыбка мгновенно слетела с его лица, глаза широко раскрылись. Он вскрикнул, сел на кровати и включил лампу. С правой стороны исподней рубахи темнело и расплывалось пятно крови.
      Мракобесов дёрнул рубаху, но разорвать её не хватило сил. Лихорадочно разгрыз ворот зубами и снова рванул.
      Обнажилось белое округлое плечо с рыхлой кожей и ранка, сочащаяся кровью.
      - Что это! - в панике забормотал Мракобесов. - Что! Что такое!..
      В тот же миг ему обожгло бедро, и кровь брызнула из вены, затем живот, шею, спину, лицо, затылок, ступни, уши... Он начал страшно и непрерывно орать, зажимая пальцами то одну, то другую рану, понимая, что может истечь насмерть.
      На шум прибежал дежурный офицер, ахнул и убежал за аптечкой.
      Тугие повязки и пластырь умерили кровотечение. Мракобесов остался жив и даже не потерял сознание. Теперь ему было необходимо спуститься в Секретный отдел, где хранились его снадобья, но он не мог передвигаться самостоятельно, а дежурный офицер не имел доступа на нижние этажи.
      - Срочно... - проговорил Мракобесов ослабшим голосом. - Срочно вызовите Курослепова.
      Не прошло и четверти часа, как поднятый с кровати секретарь уже хлопотал вокруг своего патрона:
      - Ах какая неприятность! Какая же сволочь это сделала? Быстрее, быстрее надо найти его...
      - Никого не надо искать, болван, - Мракобесов наконец сообразил, что на самом деле происходит. - Он просто выкрал мою собственную фантомную куклу... А теперь втыкает в неё иголки. Простые, без яда и без заговора. Помоги мне.
      - Так значит, этот фраер просто лопух, а, патрон? - рыжий секретарь поволочил на себе грузное тело начальника. - А что если этот пижон просто-напросто возьмёт и отрежет вам голову?.. Ой! патрон. простите, простите меня, я хотел сказать, что отрежет не вам, а этой чертовой кукле... то есть...
      - Кретин. Если он разрежет или расплавит фигурку, она потеряет силу, простонал Мракобесов; четырнадцать рассредоточенных по всему телу ран причиняли ему страшную, невыносимую боль. - Но раны-то, раны, они останутся на мне!..
      - А как он туда пролез? Как он вообще узнал? Эй, дежурный! - Курослепов окликнул дежурного офицера, находившегося на своём месте за перегородкой, и тот подбежал, чтобы подсобить. - Кто-нибудь был здесь после...
      - После двух часов ночи, - выдавил из себя Мракобесов, припомнив время, когда он поднялся из Секретного отдела и лег спать.
      - Нет, никого не было, - уверенно сказал дежурный.
      - Ну как же не было, как же не было! - начал наскакивать на него Курослепов. - Как же не было, если кто-то был!
      - Я, товарищи, пока ещё не слепой и не глухой, а также не имею привычки спать на посту, - обиделся дежурный офицер. - Мимо меня и мышь не проскочит, не то что человек, если только он не привидение или не невидимка.
      - Что!!? - дернулся всем телом и застонал Мракобесов. - Невидимка! Это они! Они так и не сдали спецкомбинезоны!
      - Кто? Кто они? Скажите, патрон, о ком это вы, а, скажите...
      - Это они, Яблочкин и Мушкина! Они обманули!
      Дежурный офицер почесал затылок:
      - Час назад вроде бы лифт поднимался... или показалось.
      - Что?!!
      - Я полагал, кто-то из ваших...
      Мракобесов слабо потянулся к дежурному, чтобы своим желтым ногтем проткнуть ему глаз, но промахнулся, и они, вместе с Курослеповым, едва не завалились на пол.
      Спустившись в кабинет, Мракобесов нащупал кнопку, сдвинул шкаф и, шумно дыша, протиснулся в щель. Голова его плохо соображала и он, забыв про несколько ступенек, с воем затравленного зверя повалился на каменный пол, изрезав ладони осколками стекла.
      - Свет!.. - выдохнул он.
      Газовые рожки не горели; Курослепов начал зажигать свечи, и глазам заговорщиков предстал погром, учинённый лейтенантом Яблочкиным и курсантом Мушкиной. Чаша с жертвенной кровью была опрокинута, лежавшие на её дне фигурки расплавлены, склянки со снадобьями рассыпаны или разбиты.
      Неожиданно Мракобесов издал радостный возглас. Курослепов обернулся и увидел в его руках истыканную иглами восковую фигурку.
      - Она здесь! Они не взяли её! Бери, бери скорее... - он протянул куклу секретарю. - Осторожно, иголки... Теперь скорее, скорее... только очень осторожно... вынимай их!
      Курослепов понял, осторожно, словно кактус, взял фигурку и, покручивая, вытащил из холодного, затвердевшего в прохладе воска первую иглу, торчащую прямо из темечка.
      Мракобесов схватился за голову и заорал.
      Не желая долго мучить своего патрона, секретарь, не дав ему произнести и слова, начал быстро выдёргивать иголки из лица, туловища, ног и рук восковой куклы.
      Потеряв способность кричать, Мракобесов, слабо попискивая, дрожал, подёргивался и катался по полу, словно в приступе эпилепсии.
      Когда все было кончено, он долго лежал на спине мокрый от пота и крови, с широко открытыми глазами и тяжело, шумно хрипел.
      - Иголки... надо было... разогреть... - сумел он выговорить через некоторое время.
      - Так вы бы сказали раньше, - начал как всегда многословно и бестолково оправдываться Курослепов. - Как я мог знать, что нужно греть иголки? Вы мне сказали: скорее вынимай их, а я так и сделал, патрон, ведь верно? Вы же не сказали мне, что иголки надо греть? А если бы вы...
      - Тихо... молчи... Запали огонь. Сожги её.
      - А вам не будет... То есть, я хотел сказать, что не вам, а этой... то есть...
      - Молчи.
      Курослепов пожал плечами, фыркнул, бросил фигурку в быстро раскалившийся тигелёк и смущённо захлопал длинными руками по бокам. Воск вспыхнул и затрещал.
      - Теперь пошли отсюда.
      Не с первого раза, с неимоверным трудом, Курослепов помог патрону подняться с пола, и они вместе протиснулись в кабинет.
      Мракобесов сел за свой стол, повалился, было, на него грудью, но оперся руками и , дрожа от напряжения, отжался и перевалил свою обессиленную тушу на спинку кресла. Отдышавшись, выдвинул верхний ящик стола, пошарил внутри него руками, но искомого предмета не обнаружил.
      - Патрон, вы ищите свой компьютер? - подсказал Курослепов. - Он перед вами, на столе.
      - На столе... - Мракобесов задвинул ящик. - На столе... мерзавцы, они и здесь успели побывать...
      Он ткнул пальцем поочередно в несколько кнопок, и на экране высветился список сотрудников согласно перечню приказа номер пять.
      - Внимание всем, - проговорил он по возможности твердым голосом. Общая тревога. Срочно. Всем прибыть в Управление.
      Против фамилий замелькали подтверждения.
      Было восемь часов утра, здание оживало, дежурный офицер доложил по телефону о сдаче дежурства, новый - о заступлении. Ничего не ответив, Мракобесов бросил трубку. Придвинув настольную лампу, Курослепов пытался рассмотреть его раны, но это были уже не раны, а гноящиеся язвы.
      - Патрон, у вас все загноилось, слышите, патрон... - бормотал секретарь, брезгливо разглядывая язвы через увеличительное стекло. - Надо чем-то помазать, иначе может быть заражение крови...
      - Не надо. Ничего не надо. Ничего не поможет. Я сделал его слишком податливым для программирования. Программу один раз изменили, и этого уже не исправить.
      - Как же так, патрон, совсем не исправить? Вы же умеете всё...
      - Там... ничего не осталось. Они уничтожили всё.
      - Что же теперь делать, патрон, что же теперь делать?!
      - Мстить.
      - Кому?..
      - Всем. Этому паршивому городу. Этому паршивому миру. Поднимись наверх, в лабораторию. Принеси мне этого мальчика, гомункулуса. Он будет моим заложником. Карманный заложник, это удобно...
      - Уже лечу, патрон! - крикнул Курослепов на ходу.
      Зазвонил телефон, и в трубке послышался взволнованный голос нового дежурного:
      - Разрешите обратиться, товарищ генерал-полковник: на улицах движение, военная техника...
      - Уже? - тяжело проговорил Мракобесов. - Начальники отделов прибыли?
      - Так точно, прибыли все. Будут какие-то распоряжения?
      - Нет...
      Мракобесов положил трубку и включил изображения с внешних камер. Квартал окружала колонна бронетранспортёров. Автоматчики держали под прицелом окна и двери Управления.
      - Всё, - прошептал узурпатор. - Обложили.
      Не отвечая на звонки и настойчивые сигналы компьютера, он нащупал в ящике стола коробку с медикаментами. Вынул банку с пилюлями, которые он использовал для поддержания сил во время утомительных ночных допросов. Высыпал на ладонь целую горсть, закинул в рот, тщательно переживал и проглотил.
      Спустя несколько минут он был уже в состоянии самостоятельно подняться из кресла. Раскрыв чуланчик с гардеробом, он оглядел свою коллекцию. Здесь было платье на все случаи жизни: от сверкающего фрака и цилиндра до рваных нищенских лохмотьев.
      Мракобесов натянул на себя грязные "треники", затасканные резиновые кеды на босу ногу и серый неприметный плащ с пуговицами, не сходящимися на животе. Взял дырявый рекламный пакет с двумя пустыми пластиковыми бутылями внутри. Теперь он был образцовым бродягой, побирающимся по помойкам, на которого никто не обращает, а чаще не хочет обращать внимания.
      Таблетки заглушили боль и запитали организм искусственной химической энергией. Слегка ещё пошатываясь, Мракобесов проследовал по коридорам, миновал заброшенную кочегарку, пыточные подвалы, спустился ещё ниже, снова миновал коридоры, пролез в забитый ржавым хламом чулан, подобрался к одной из стен, разрезал ножом картонную перегородку, спустился по затянутой паутиной деревянной лесенке, своим ключом открыл металлическую дверь и оказался в тоннеле метрополитена.
      Это был перегон между станциями "Чернышевская" и "Финляндский вокзал".
      Трусцой, по шпалам, он заспешил к "Чернышевской", через каждые две минуты сторонясь электричек и вжимаясь в бетонные ниши тоннеля.
      Наконец впереди замаячил свет, беглец прибавил шагу и вскоре вылез на платформу. К нему сразу подошёл как назло оказавшийся поблизости милиционер. Всмотревшись в лицо бродяги, поморщился:
      - Э-э, брат, да тебя надо срочно в изолятор, а не то заразишь своей проказой половину города. Пошли со мной, живо.
      Мракобесов молча вдавил в бок милиционера дуло пистолета и выстрелил. Негромкий хлопок утонул в гудении набежавшей электрички. На перрон высыпали люди, и неопрятный человек с язвами на лице затерялся в толпе.
      Поднявшись в лабораторию, Курослепов бросился к стеклянному шкафу, на полке которого лежал коробок, кусочек хлеба и блюдце с водой. Дверцы распахнуты настежь, мальчика-гомункулуса на полке не было. Курослепов лег на пол и, медленно перемещаясь на животе, осмотрел пол под столами, шкафами и батареями отопления:
      - Эй, мальчик, где ты? Цып-цып-цып! Иди сюда, получишь конфетку! Слышишь меня? Цып-цып-цып!..
      Внезапно откуда-то сверху раздалась команда:
      - Курослепов, встать! Руки за голову!
      Секретарь поднял бегающие водянистые глаза и сначала увидел начищенные сапоги, затем галифе с генеральскими лампасами, затем китель, перетянутый портупеей и, наконец, суровое лицо генерала Потапова. Живого, здорового и настроенного, судя по всему, очень решительно. Позади него стояли, ощетинившись автоматами, военные пехотинцы.
      - Я всё скажу, всё-всё-всё, только не стреляйте, - торопливо залепетал Курослепов и заплакал. - Мракобесов, это всё он, он заставил... Я всё скажу, я напишу, я всех, всех выдам. Я сам, первый, чистосердечное признание. Только не бейте, я сам я всё сделаю, сам...
      - Молчать! - рявкнул на него Потапов. - Где мальчик?
      - Мальчик? Мальчик был здесь. Вчера был здесь. Сейчас, сейчас, я найду его, цып-цып-цып... Он где-то здесь, я найду его...
      Но Пети Огонькова в лаборатории уже не было.
      Тринадцать бывших сотрудников Секретного отдела застрелились в своих новых кабинетах, не оказав сопротивления. Бориску, малолетнего сына губернатора, обнаружили в одном из помещений целым и невредимым. Курослепов давал подробные показания.
      Глава десятая: ДЬЯВОЛ В МИЛИЦЕЙСКИХ ПОГОНАХ
      1
      Глаза фюрера, мокрые от слёз.
      Отравить санкт-петербургский водопровод
      бубонной чумой
      Во вторник, ближе к вечеру, арестованный Карл Ангелриппер и больной Курт, в сопровождении агентов Пятого Рейха, прибыли в столицу Колумбии. Там они пересели в спортивный самолет и на предельной спорости домчались до предгорья Кордильер, где на замаскированной крошечной взлётной полосе их поджидал вертолёт. Вертолёт стремительно поднялся в горы, запетлял в ущельях и сел на поляне, расположенной у самого входа в бункер. Четверо рядовых бросились к машине, подхватили носилки и бегом поднялись по петляющей каменистой тропе.
      У распахнутого настежь входа, в окружении высших чинов, скрестив опущенные руки и выражая всем своим видом скорбь, стоял сам Адольф Гитлер. Маленький и щуплый, он доходил ростом всего только до пояса своим сподвижникам, и тем не менее, не смотря на эту несуразность, в нём чувствовалась магическая, завораживающая сила.
      Увидев носилки, Адольф не сдержался, кинулся навстречу и схватил за руку своего приёмного сына. Рука показалась ему холодной, и он вскрикнул. Курт открыл глаза и бессмысленно посмотрел на него.
      - Мой мальчик... сынок... мой несчастный принц... - по впалым щекам фюрера заструились слёзы. - Зачем... что они сделали с тобой... за что! за что!..
      Фюрер закрыл лицо руками и разрыдался.
      Осоловело смотревший на него юноша внезапно перегнулся через край носилок и блевонул на форменные брюки Адольфа. Тот отнял ладони от лица, взглянул на свои мокрые ляжки и печально пробормотал:
      - Великий Мумрик... что скажет Фрида?
      Больного внесли в лифт, а из вертолёта выпихнули наружу скованного наручниками старшего дознавателя.
      - К Шульцу, - бросил на ходу Гитлер. - Я сам буду его допрашивать.
      И фюрер с некоторым трепетом в душе поспешил к Фриде, чтобы попросить у неё свежие штаны.
      Шульц был пьян. Отсутствие в бункере непосредственного начальника и потрясения последнего времени вынудили его увеличить ежесуточную дозу шнапса с обычных четырехсот граммов до одного литра. Предстоящий допрос шефа, да ещё в присутствии самого фюрера, тоже было явление необычное и сбивающее с толку. Глухо бормоча бессвязную околесицу, Шульц сделал большой глоток из фляги, надел кожаный фартук, развёл огонь и разложил инструменты.
      Вскоре дверь в подвал распахнулась, и по ступенькам с воплем скатился "великий инквизитор". По полу зазвенел брошенный ему вслед ключ от наручников, и дверь снова затворилась. Некоторое время было тихо, только огонь потрескивал в жаровне, затем послышались стоны, и приходящий в сознание Карл принял сидячее положение,
      - Шульц, - проговорил он слабым голосом. - Ты помнишь, я всегда был добр к тебе...
      Не обратив внимания на это сомнительное во всех отношениях заявление, палач снял с Карла наручники, взял его за шиворот и волоком подтащил к свисающим с потолка цепям.
      - Послушай, Шульц, - продолжал канючить Ангелриппер, - мы здесь вдвоём, никто ничего не узнает. Я ведь ещё буду твоим начальником, понимаешь?.. Не надо, не делай этого...
      Шульц тем временем ловко перехватил запястья рук за спиной Карла, застегнул наручники и опустил цепь. Подцепил наручники за крюк, взялся за ручку лебёдки и начал деловито вращать. Лебёдка загремела, цепь медленно натянулась и стала выворачивать из суставов руки и плечи жертвы. Страшный крик разнёсся под каменными сводами.
      Подняв цепь на необходимую высоту, палач стащил с болтающихся ног шефа ботинки и носки. Затем ослабил цепь, и босые ступни Карла обрели опору на металлической воронке со сточной дырой посередине.
      - Только не включай ток, не включай электричество, Шульц, не делай этого... - залепетал шеф. - Я заплачу, я отпущу тебя на волю, я дам тебе всё, всё что ты хочешь... Там тебе понравится, очень понравится, клянусь Мумриком, поверь мне...
      Наслушавшийся на своей работе и не такого, Шульц начал раздевать Карла догола, разрывая и разрезая на нем одежду. Карлу сделалось плохо. А когда он открыл глаза, увидел сидящего перед ним Гитлера. Шульц, согнувшись над углями жаровни, разогревал стальные, с загнутыми концами, щипцы.
      Некоторое время Гитлер молча, с ненавистью смотрел на своего старшего дознавателя, которому он столь опрометчиво доверил жизнь и здоровье своего ребенка, своего воспитанника, несостоявшуюся славу и надежду Пятого Рейха.
      Резко и внезапно поднявшись, он шагнул к Карлу и принялся яростно избивать его стеком.
      - Свинья! свинья! свинья!.. - повторял он снова и снова, до тех пор, пока не выбился из сил.
      Упав на стул, Гитлер откинул со лба мокрую челку, отдышался и произнёс страшное:
      - Приступайте.
      Четыре часа спустя Гитлер знал все подробности времяпровождения Карла в Петербурге и в особенности подробности того злосчастного воскресного вечера, когда Курт остался без присмотра и был отравлен. Старший дознаватель рассказал, как он проспал открытие и не попал на стадион, как был раздет хулиганами, как провёл ночь в отделении милиции.
      Выслушав его, Гитлер поднялся с места, молча прошёлся по подвалу и затем произнёс:
      - Вы виновны и будете наказаны. Но прежде я хочу дать возможность искупить вашу вину хотя бы отчасти. Вы в состоянии слушать?
      - Да, мой фюрер...
      - Моего мальчика отравили, - заговорил Адольф с дрожью в голосе, поднявшись с места и заходив взад-вперёд. - Отравили подло и трусливо, только для того, чтобы медали могли взять все эти разномастные ублюдки, позавидовавшие силе и красоте моего мальчика. Но этого не будет. Все они, все до одного - эти негры, евреи, славяне и китайцы - все до одного умрут, подохнут в страшных корчах. Бубонная чума карающей десницей возмездия обрушится на их жилища, проникнет в каждую клетку их плоти и разнесётся с ними по всему погрязшему в пороке и собственных отходах никчёмному миру. Она вывернет наизнанку и сожрёт всех, кто посмел надругаться над самым красивым, самым совершенным из людей, над моим мальчиком.
      Карл смотрел на Гитлера, изо всех сил пытаясь сосредоточиться.
      Наконец фюрер перешёл к делу:
      - Завтра вы снова отправитесь в Петербург. Я дам вам ампулу с раствором новой, устойчивой ко всем известным вакцинам бубонной чумы. Чумы, от которой нет лекарств и которая распространяется со скоростью атомного взрыва. Вы отравите их систему водоснабжения, и спустя неделю инфицированные чумой туристы и спортсмены покинут город, разнося неизлечимую заразу по всему миру.
      Карл и даже Шульц склонили головы в некотором недоумении. Отвечая на их немой вопрос, Гитлер пояснил то, с чего надо было начинать:
      - В ближайшие часы каждый гражданин пятого Рейха, каждый преданный делу товарищ по партии, каждый из нас - будет привит нашей, особой вакциной. Этот препарат есть только у нас, его формулу не разгадать за неделю и тысяче мудрецов, будь они хоть семи пядей во лбу. Через неделю все умрут, а через год или два на Земле останутся одни скелеты. Животные и растения не пострадают. Фабрики, заводы, машины, плантации - всё это будет наше.
      Карл нашел в себе силы подать голос:
      - Мой фюрер... вы вносите изменение в Программу партии?
      - Они сами, сами виноваты, Карл. Да, я хотел только сделать всех их бесплодными, чтобы они вымирали спокойно и безболезненно. Но теперь... теперь они сами подтолкнули меня к этому жестокому решению. Шульц.
      - Да, мой фюрер!
      - Вы тоже поедете.
      Шульц раскрыл рот и остолбенел.
      - Вы добросовестный работник и, я не сомневаюсь, будете хорошим слугой господину старшему дознавателю.
      Шульц начал осторожно освобождать от цепей и наручников господина старшего дознавателя.
      - С некоторых пор я не доверяю Фрицу, - задумчиво произнёс Гитлер, глядя в догорающие угли жаровни.
      Неожиданный поворот событий придал Карлу сил, а при последнем замечании Фюрера глаза его радостно блеснули.
      - Да, да... Я называл его своим другом, но теперь интуиция подсказывает мне, что Фриц способен изменить нашему делу.
      - Доверьтесь своей интуиции, - прошептал Карл.
      - Он отправится в Петербург с тем же заданием. Но его ампула будет наполнена водой. Прививка тоже будет фикцией. Если он поведёт себя правильно, получит свою дозу настоящей вакцины сразу после выполнения задания. Если он отнесёт ампулу русским, а у меня там есть свой человек, подохнет вместе со всеми.
      - Он подохнет, подохнет! - едва слышно зашевелил Карл губами.
      - Итак, приведите себя в порядок и отдохните. Ровно в восемь утра я жду вас двоих у себя в кабинете.
      - Слушаюсь, мой фюрер, все будет так, мой фюрер, - проговорил Карл, не сдерживая рыданий.
      2
      Умереть вместе со всеми.
      Никакого давления на СМИ.
      Вся надежда на агентурную сеть
      На другой день, ранним утром, когда господин старший дознаватель и Шульц ещё только садились в вертолёт у входа в бункер, Фриц Диц сошёл с трапа авиалайнера в Петербурге. Короткий разговор с фюрером накануне отлёта настолько выбил его из равновесия, что он не мог сомкнуть глаз на протяжении всего пути.
      Гостиничный номер всё ещё числился за ним, и Фриц беспрепятственно вселился в свои пустовавшие несколько дней апартаменты. Не помывшись с дороги и не переодевшись, он упал спиной на шёлковое покрывало, раскинул руки и уставился в потолок.
      Вот уже второй раз за неделю Гитлер ставил его в трудное положение. В первый раз он потребовал отдать крошечного мальчика, во второй - ни много ни мало - отравить петербургский водопровод бубонной чумой.
      Мальчишку, скорее всего, прихватил с собой сбежавший из подвала бравый лейтенант Яблочкин. Теперь русская контрразведка знает всё, и за ним, разумеется, установили наблюдение. Для прикрытия неплохо иметь рядом с собой тех двоих детей, которых приставили к нему на время Олимпиады.
      Расчёт Гитлера на перспективу легко угадывался: поскольку местонахождение бункера раскрыто, объединённые войска рано или поздно начнут военную операцию по его захвату. Успев заразить мир неизвестным науке вирусом и обладая спасительной вакциной, он сможет диктовать условия. Переговоры затянутся, процесс сделается необратимым, и вакцина уже никого не спасёт.
      Но почему фюрер всё ещё ему доверяет? Скорее всего, вакцинация была липовой, и его послали умирать вместе со всеми. Задание продублируют другие, более надёжные агенты.
      От этой догадки Фриц испытал некоторое облегчение. Если фюреру и великому Мумрику угодна его смерть, он умрет и покончит с вредной неразберихой, которая завелась с некоторых пор в его голове.
      И Фриц распорядился принести в номер бутылку шнапса, а также подробную карту области.
      Тем временем губернатор пригласил на совещание главных редакторов ведущих городских средств массовой информации. Просочившиеся слухи о попытке переворота подогрели общий интерес; в зале не было свободного места. Наконец губернатор появился у микрофона и поднял руку, требуя тишины.
      - Внимание, господа, - произнёс он, и всё стихло. - Как мне стало известно, по городу поползли слухи. Скажу прямо: слухи вредные и даже опасные. Полагаю, что их распускают трусливые анонимные провокаторы .
      В зале зашумели.
      - Да, да, я имею ввиду гнусные слухи о якобы имевшем место перевороте и скоплении военной техники у здания ГУВД.
      Поднялся директор частного 74-го канала ТВ, известный своей въедливостью и бесцеремонностью:
      - Выходит, всё, что мы наснимали там этой ночью, не более, чем слухи и провокация?
      Раздались неуверенные смешки.
      - Разумеется, - не сморгнув глазом, ответил Спартак Васильевич. - Но, может быть, вам уже пришла в голову дикая мысль пустить эти ваши небылицы в эфир? Не делайте этого, прошу вас, нас всех засмеют.
      Было известно, что губернатор никогда не бросает слов на ветер, и кое-кто уже начал шёпотом по телефону отдавать распоряжения об экстренном снятии материала. Но владелец видеозаписи с кадрами окруживших здание ГУВД автоматчиками и бронетранспортёрами решил взбрыкнуть:
      - Послушайте, господин Баев, наша студия не так много зарабатывает, чтобы разбрасываться такими фактами.
      Некоторое время губернатор смотрел на выскочку с некоторым удивлением, а затем принялся разъяснять ему ситуацию, словно нерадивому ученику.
      - Разумеется, разумеется, мой дорогой. Вы могли бы продать запись, и весь мир крутил бы эти кадры со ссылкой на ваш канал. Если бы что-то было. Однако вряд ли кто-то заинтересуется съёмками плановых учений, осуществляемых в целях поддержания безопасности граждан во время проведения Олимпиады. Подобные мероприятия проводят ночью для того, чтобы фантазёры спали спокойно и не портили настроения мирным гражданам. Однако, если семьдесят четвертый канал вознамерился заработать, выдав плановые учения за государственный переворот, боюсь как бы его барыши не обернулись впоследствии очень, очень крупными исками обманутых покупателей.
      С вытянувшейся в миг физиономией телевизионщик опустился на своё место.
      - Про учения можно писать? - вяло поинтересовался кто-то из репортеров.
      - Ну зачем же вы спрашиваете, - ласково пожурил его Спартак Васильевич. - Разве я когда-нибудь оказывал давление на прессу? Разве было такое? Пусть кто-нибудь встанет и скажет мне это прямо в глаза. Пишите, показывайте всё, что хотите, если вы уверены, что вашему читателю или зрителю это будет хотя бы немножко интересно. Но если читателю не интересно... Сами понимаете, господа, что финансовая поддержка издания, не оправдавшего надежды нашего читателя, теряет всякий смысл.
      Все точки над "ё" были расставлены, редакторы выхватили трубки и принялись наперебой звонить своим заместителями и ответственным выпускающим. Выход основных печатных изданий в этот день придерживали до окончания пресс-конференции.
      Когда галдёж стих, губернатор предложил задать несколько вопросов, если таковые ещё имеются.
      - Это правда, что генерал Потапов находится в больнице в безнадёжном состоянии?
      - Михал Михалыч? - удивленно вскинул брови губернатор. - Да что с вами такое сегодня? Потапов на рабочем месте и прекрасно себя чувствует. Сейчас я как раз к нему, и настырный молодой человек с семьдесят четвертого канала может поехать со мной и задать генералу пару-тройку разумных вопросов перед объективом.
      - Правда, что в день открытия Олимпиады отравили Курта Шикельгрубера, самого перспективного атлета из Независимой сборной?
      Вопрос угодил не в бровь, а в глаз: в "отравлении" спортсмена участвовала дочка губернатора Катя. Продолжая насмешливо улыбаться, Спартак Васильевич, тем не менее, внутренне напрягся.
      - Полагаю, что если бы спортсмен стал жертвой злого умысла, незамедлительно последовало бы шумное заявление от его представителей. Прошло два дня, подождём ещё. Господа, прошу вас заканчивать, мне пора.
      - Вы не опасаетесь, что жёлтые газеты раздуют эти небылицы?
      - Конечно, они раздуют. Но только слева от этого материала будет колонка о нападении летающих тарелок на село Кукуево, а справа - о лошади, которая затвердила таблицу умножения.
      На этой весёлой ноте совещание закончилось.
      Потапов был бодр, энергичен и настроен по-боевому. Когда Спартак Васильевич на правах старого приятеля вошёл к нему без доклада, Михал Михалыч держал в руках газету того самого сорта, какие пестрят заголовками о говорящих лошадях и летающих тарелках.
      - А, это ты, Спартак Васильевич! - обрадовался он. - Смотри сюда, что пишут. Тыр-пыр... вот. "...Все органы потеряли способность к жизнедеятельности, их заменили внешние искусственные аппараты. Невероятно, что генералу Потапову удавалось столь долгое время скрывать от общественности столь глубоко и безнадежно поразившие его недуги. Один из врачей больницы, просивший не называть его имени, с прискорбием сообщил нашему корреспонденту, что у больного нет ни единого шанса дожить до утра." И фотка есть.