- Да-да, именно это мне не очень нравится. Есть в этом роде немножко похожая, перевод с французского... как же его... Погоди минуточку, я перейду в библиотеку.
      Послышались реплики, шаги и щёлканье замка.
      - Теперь можно, - зашептала Катя. - Я закрылась от них в туале... в другой комнате.
      - Катя! - зашептал Славик. - У меня к вам чрезвычайно важное дело!
      - Послушайте, а вы-то зачем говорите шепотом? Вас тоже родители наказали?
      - Нет, нет, - заговорил Славик нормальным голосом. - Это я так, от волнения.
      - Я слышала, что вас Михал Михалыч к себе вызывал... Это что, из-за немца? Из-за ресторана?
      - А разве ваш папа знает?...
      - Мой папа знает всё. Между прочим, он в трансе от этой истории. Знаете чем это пахнет? - Катя передразнила Потапова: - Это пахнет международным скандалом!
      - Вам тоже влетело? - сказал Славик, чувствуя себя виноватым.
      - Это не то слово. Меня не выпускают на улицу даже погулять с собакой. Вместо поездки в Испанию - залив и дурацкие грядки на даче в Репине.
      - Катя! Мы говорим совсем не о том! Ваш папа знает, что Потапов в больнице?
      - Нет, этого он, кажется, ещё не знает. Хотя трудно сказать с уверенностью. А что с ним случилось?
      - Это долго рассказывать. В Главном Управлении милиции захватил власть ужасный человек. Но это не телефонный разговор, вы должны как можно скорее приехать. Всё настолько чудовищно и нелепо, что ваш папа не станет меня даже слушать.
      - Погодите, вы меня совсем сбили с толку. Как я могу куда-то поехать, если меня не пускают даже... впрочем, это я, кажется, вам уже говорила. Пускай папа съездит в больницу к Михал Михалычу и поговорит с ним.
      - Им не позволят увидеться! С вашим папой сделают то же самое или ещё хуже!..
      - Ой, мальчик, вы меня пугаете!
      - Катя, приезжайте сюда как можно скорее; приезжайте с охраной или приезжайте тайком, если вас совсем не отпускают, но только скорее! Может случиться нечто ужасное, и это уже начинается: на месте генерала Потапова сидит опасный маньяк!
      - Хорошо, хорошо, я приеду, говорите адрес.
      За ужином Славик и Маринка, стараясь быть вежливыми, разговаривали с Татьяной Сергеевной, но только очень рассеянно и невпопад. А едва допив чай, прилипли к забору, вглядываясь в серую ночную пелену.
      Вдруг дорога осветилась: несколько больших автомобилей свернули с шоссе и, переваливаясь на стоках и рытвинах, двинулись прямо на детей, все больше ослепляя их мощными фарами.
      - Вот! Вот же они! - послышался голос Кати.
      Двое охранников вышли из первой, двое из третьей машины, заняли позиции и начали зыркать по сторонам. А из средней вылез небольшого роста лысый упитанный мужчина. Катя схватила его за руку и подвела к забору.
      - Знакомьтесь: Слава Подберёзкин, Маринка Корзинкина. А это Спартак Васильевич Баев, мой папа.
      До глубокой ночи Славик и Маринка рассказывали губернатору всё, что знали. Обалдевшая от такого визита хозяйка тактично удалилась на веранду и перемывала там уже вымытые банки для будущих варений и солений. Охранники, потушив фары автомобилей и рассредоточившись, стерегли дом со всех сторон.
      Тут можно сказать несколько слов о губернаторе, который ещё сыграет немаловажную роль в этой истории.
      Спартак Васильевич родился в Ленинграде в 1955 году. Он был послушным мальчиком, и родители были им довольны, хотя изредка замечали за ним две нехорошие черты: уж очень он любил сладкое и ещё при случае мог наябедничать.
      В младших классах школы Спартак тоже ябедничал по привычке, но постепенно заметил, что учительница, хотя и пользуется его информацией, но относится к нему ничуть не лучше, чем к провинившемуся, а часто даже и хуже. А после того, как его за это самое несколько раз поколотили одноклассники, от этой отвратительной и глупой привычки в его характере не осталось и следа.
      Являясь мальчиком способным и прилежным, Спартак имел в дневнике одни пятерки, за исключением одной позорной тройки по физкультуре. И действительно, это было довольно странно: добегая всегда первым на переменке до столовой, в спортивном зале и на стадионе он был неизменно последним.
      В шестом классе, болтаясь словно сарделька на турнике, он начал стыдиться девочек и решил записаться в какую-нибудь спортивную секцию. Но за что бы он ни брался, - плаванье, настольный теннис, бокс или борьбу - везде в первые же дни терпел неудачу и отчаивался. Тренеры искали перспективных спортсменов и не желали возиться с маменькиными сынками и неудачниками.
      Но вот однажды школьный учитель физкультуры посоветовал ему попробовать заняться штангой и - о чудо! - дело пошло. Тренера как нельзя лучше устраивал пухленький невысокий мальчик с широкой костью и спокойным целеустремленным характером. Он мог лепить такой материал словно пластилин, и уже через полгода мышцы у маленького Спартака Васильевича окрепли. Он стал брать очень приличный для своего возраста вес, а брюшной пресс не мог пробить на спор ни один его сверстник.
      Ещё через год Спартак выступил на городских юношеских соревнованиях и занял второе место. После этого он стал самым сильным и авторитетным мальчиком в классе, а может быть, и во всей школе. Прилипшее к нему, казалось, уже навсегда обидное прозвище "Плохиш" никто больше не произносил даже за глаза.
      Закончив школу с отличием, Спартак поступил на юридический факультет ленинградского университета. Не то, чтобы ему очень нравилась работа адвоката или нотариуса, а потому что это был один из самых престижных в городе факультетов с огромным конкурсом двадцать человек на место. И он уверенно занял это место, заставив посторониться девятнадцать других претендентов.
      К этому времени юный Спартак Васильевич был уже мастером спорта и двукратным чемпионом города в своём весе. А поскольку он был к тому же отличником и весёлым, компанейским парнем, то ко второму курсу сделался комсоргом своего факультета. Теперь ему даже не приходилось особенно много заниматься по специальности: пятерки и зачёты ему ставили автоматически. В перспективе у него была карьера освобождённого комсомольского, а затем и партийного работника.
      Всё это рухнуло на четвёртом курсе, перед самым дипломом.
      В канун Первого мая - дня солидарности трудящихся против мирового капитала - Спартак узнал, что один из студентов, которого собирались отчислить за хвосты и прогулы, готовит подрывную акцию.
      Ничего глупее этой акции придумать было невозможно: во время прохождения под трибунами и транслирующими демонстрацию видеокамерами, студент намеревался поднять свой транспарант с лозунгом "Я НЕ УДОВЛЕТВОРЁН". На английском языке, как у "Роллинг Стоунз". Таким образом, он хотел прославиться если не на поприще юриспруденции, то хотя бы как борец за свободу запрещённой тогда музыки "рок".
      Молодой Спартак Васильевич был обязан донести обо всём университетскому особисту, но вместо этого зажал героя рок-н-ролла в тёмном углу, взял двумя руками за грудки, приподнял над паркетом и, глядя на него снизу вверх, сказал несколько слов. Проблема в ту же минуту была исчерпана.
      Проблема была исчерпана для двоечника, но не для комсорга факультета Баева Спартака Васильевича. За недонесение он был лишён всяческих перспектив на идеологическом фронте и после выпуска уехал по распределению в город Петрозаводск. Там он работал на должности юриста древесностружечного комбината, разбирая трудовые конфликты, связанные с прогулами и пьянством на рабочем месте. Знания, полученные в университете ему не пригодились, потому что все разбираемые им конфликты были предусмотрены тоненькой брошюркой с названием "Кодекс о труде".
      На комбинате он вступил в партию и был выдвинут кандидатом в депутаты Областного совета.
      Отчаянно сопротивляясь провинциальной скуке, Спартак занимался спортом с удвоенной энергией, уже не только штангой, но и классической борьбой. Часто ездил на соревнования, иногда в страны социалистической демократии, и неизменно возвращался с медалью.
      В Ленинград он вернулся в 1982 году, можно сказать, на белом коне. Случай с недонесением ему простили, и его партийная карьера продолжалась вплоть до перестройки.
      Потом были четыре года работы в первом демократическом Ленсовете, а потом Спартак Васильевич неожиданно забросил спорт и карьеру и целиком погрузился в бизнес.
      К 2000 году он стал самым богатым человеком в городе, третий раз женился, тогда же у него родилась дочь Катя.
      В 2004 он стал градоначальником, а в 2008 - губернатором, и совсем недавно, в мае 2012-го, был переизбран на второй срок. Он мог бы стать президентом, но не выдвигал свою кандидатуру. Во-первых потому, что очень любил свой город; а во-вторых потому, что, как выражалась Катя, "был маленьким, лысеньким и толстеньким". Спартак Васильевич не обижался; недостаток роста ему заменяли сила, ловкость, ум, прилежание, знание жизни и, самое главное, неунывающий весёлый характер.
      Выслушав Славика Подберёзкина и Маринку Корзинкину, губернатор долго молчал. Наконец он поднял глаза и спросил:
      - Кто ещё кроме вас видел этого мальчика?
      - Генерал Потапов видел, Яблочкин видел, Мушкина Валентина Николаевна видела, - заговорили дети наперебой. - Немец ещё видел...
      - Генерал Потапов, говорите, видел?
      - Да, да, он точно видел. Вы к нему в больницу ещё не ездили? Спартак Васильевич нервно потер лицо ладонями.
      - Ездил-то ездил... Только он на операционном столе, под наркозом.
      - Папа! - дёрнула губернатора за рукав Катя. - Прикажи скорее арестовать этого Мракобесова, иначе он и тебя отравит. А то ещё нашу маму...
      Губернатор вздрогнул, посмотрел на неё расширенными глазами, достал из кармана трубку и быстро набрал домашний номер. Все находившиеся в комнате услышали, женский голос:
      - Спартак! Где ты! Они только что были здесь!.. они увезли Бориску!.. Кто? кто вы? что вы делаете?..
      В трубке послышался незнакомый мужской голос:
      - Спартак Васильевич? Хорошо, что вы позвонили. Надеюсь, вы уже понимаете, что всё слишком серьёзно. И если вы хотите, чтобы вашего дражайшего сыночка вернули матери целым и невредимым...
      Губернатор перебил его:
      - Слушай ты, передай всем своим: я не веду переговоров с преступниками, даже если дело касается жизни моих родных. Запомни это и передай другим. Я просто найду вас и раздавлю как насекомых.
      И он решительно дал "отбой".
      - Яблочкин и Мушкина, - заговорил Славик, облизав сухие от волнения губы, - они сегодня прилетели с какого-то важного задания...
      - Да, я знаю.
      - Мне кажется, они собираются сами, вдвоём расправиться с Мракобесовым. Этой ночью. Уже утром они обещали забрать нас отсюда.
      - Герои-одиночки, - грустно улыбнулся Спартак Васильевич. - Если только они знают, что именно следует делать...
      - Они знают, наверняка знают!
      - Мама!.. Бориска!.. - крепившаяся в течении нескольких минут Катя все-таки разрыдалась.
      Этой ночью город жил своей обычной жизнью, не зная, что решается его судьба, а может быть, судьба всей страны и всего мира.
      8
      Рассчитывать только на себя.
      В логове зверя.
      Свержение с трона узурпатора
      Лейтенант Яблочкин и курсант Мушкина знали, что именно следует делать.
      Прежде всего, они разъехались по своим домам и разослали по электронной почте заявление в крупнейшие мировые информационные агентства. Это был подробный отчёт о случившемся за последнее время - об уменьшенном в сорок раз неведомыми силами мальчике, о "Пятом Рейхе", расположенном в недрах непроходимой части Кордильер и, наконец, о злодейском перевороте, совершенном майором Мракобесовым и его Секретным отделом минувшей ночью в Санкт-Петербурге.
      Послание было запрограммировано таким образом, что могло появиться на экранах только завтра в полдень. Если же до этого времени всё удастся уладить своими силами, последует сигнал отмены, и сор не придётся выносить из избы.
      Затем они встретились с полковником Громыхайло и попытались разъяснить ему суть происходящего, тщательно избегая мистических элементов в своём рассказе, но даже скупые факты не произвели на Ивана Сидоровича должного впечатления.
      - Фантазёры вы, молодые люди, ох какие фантазёры, - говорил он добродушно. - Ну приболел немножко Михал Михалыч, с кем не бывает. Доживёте до его возраста, я ещё на вас посмотрю. Мракобесова этого никто не любит, я его сам не люблю, только по уставу он замещает Потапова в случаях, предусмотренных и так далее. Он, а не вы и не я, нам бы нам того не хотелось. Такие вот дела. Выздоровеет командир и опять вернется на работу. А Мракобесов, стало быть, ему нужен, коли он его держит. У меня к вам одна просьба, дети мои: не болтайте больше никому о том, что вы мне рассказали. Фантазия у вас богатая, а город иностранцами битком набит; вся эта гадость разнесётся в одно мгновение. Если губернатор узнает, не сносить нам головы.
      Яблочкин и Мушкина отдали честь и вышли.
      Теперь им следовало действовать, полагаясь только на себя.
      Далеко заполночь, когда в здании Управления остались только новые начальники отделов, дежурному офицеру показалось, что одно из окон первого этажа с легким скрипом растворилось настежь. Пробежал сквозняк, хлопнула рама и снова сделалось тихо. С недовольным ворчанием поминая нерадивую уборщицу, офицер задвинул шпингалеты и снова занял своё место за перегородкой.
      Однако не успел он развернуть газету "Хроника Олимпиады", как в двух шагах от него два раза скрипнула одна и та же половица, а газета в руках всколыхнулась. Дежурный офицер был готов поклясться, что в эту секунду до него донесся чуть заметный запах мужского лосьона для бритья и женского дезодоранта.
      В некотором напряжении прошла минута, другая, и болтовня начинавших покидать здание новых начальников отделов отвлекла дежурного от неясного ощущения. Он расслабился и уже не обратил внимания на гудение спустившегося на "минусовые" этажи лифта; новые начальники то и дело спускались в Секретный отдел за своими вещами и документами.
      Обладавшие уже кое-каким шпионским опытом, невидимки спустились на шестой подземный этаж и вышли из лифта. В коридорах и кабинетах было пусто; работавшие здесь сотрудники, согласно перечню приказа номер пять, заняли кабинеты верхних этажей. Пусто было и в кабинете Мракобесова.
      Мушкина села за стол и начала просматривать содержимое выдвижных ящиков. Стол большой, антикварный, обтянутый зеленым сукном. На столе допотопная мраморная чернильница и перья в рабочем состоянии. Кончики некоторых перьев не чёрные, а бурые. Возможно, кое-какие соглашения подписывали здесь кровью.
      - В столе ничего нет, - сказала Мушкина. - Только официальные бумаги. Возможно, что-нибудь есть в компьютере?
      - Вряд ли, - сказал Яблочкин. - Хранить секреты в компьютере - все равно как в витрине Елисеевского магазина. За шкафом есть ещё одна комната.
      - Но как туда попасть?
      - Должен быть какой-то скрытый механизм, кнопка... Надо пошарить.
      - Вы шарьте, а я тем временем попробую подключиться к кабинету Потапова. Наверняка этот жук всё подслушивал...
      Последующие несколько минут Яблочкин безуспешно искал кнопку в пыльном шкафу, забитом обветшалыми тесёмочными папками, а Мушкина колдовала над извлечённым из верхнего ящика стола портативным компьютером. Наконец в динамике послышался голос Мракобесова, который разговаривал с женщиной:
      - Дорогая, уважаемая Мария Федоровна, - плачущим голосом говорил Мракобесов, - обещаю, клянусь, что ваш ребенок отыщется в ближайшее же время. Ну гуляет он с девочкой, дело молодое, погуляет и вернется. Что вы с ума сходите?
      - Что?! Ты что за выражения себе позволяешь, хамло! Кто с ума сошёл? Вы чем тут занимаетесь? Сначала Огоньков, а теперь все дети по очереди пропадать начали!
      - Послушайте, Мария Федоровна, мне нужно работать. - слабо отбивался Мракобесов. (Как это ни странно, он ужасно робел перед женщинами.)
      - А что вы здесь называете работой? Я вообще не уйду отсюда до тех пор...
      Мушкина убавила звук.
      - Какой мерзавец... - прошептала она. - Ведь он сейчас разговаривает с матерью ребенка, которого ещё сегодня велел убить... Он сейчас уверен, что Слава и Маринка мёртвые, а мамашу убеждает насчёт того, что "дело молодое". Послушайте, Алексей, я сейчас же пойду наверх, возьму палку от швабры и буду колотить его до тех пор, пока весь дух из него не вышибу.
      - Знаете, Валя, я почти согласен. Вот здесь не могу понять.... неровность... сучек или...
      - Дайте-ка я...
      Яблочкин и Мушкина начали вместе искать потайную кнопку, но вдруг услышали в коридоре шаги и характерный скрип сапог.
      - Идёт!! - зашептали они друг на друга. - Прячемся!!
      И оба замерли в тёмном углу кабинета, обнявшись изо всех сил.
      Мракобесов вошёл в кабинет и поводил носом. Его косящие глаза прежде всего внимательно осмотрели шкаф - камень, открывавший проход в его сокровищницу сказок тысячи и одной ночи. Но нет, никто не посмел вторгнуться в священные владения.
      - Вздорная баба, - продолжал он бормотать, ещё находясь под впечатлением от разговора с мамой Славика Подберёзкина. - Настоящий солдафон в юбке. Ей бы командовать взводом пехотинцев, а не детей воспитывать. Детей... мальчика... Надо было лучше воспитывать, чтобы не совал нос в чужие дела.
      Один глаз Мракобесова дьявольски сверкнул, другой скорбно потупился. Нервно проведя ладонью по лицу, он нащупал потайную кнопку (совсем не там, где искали наши герои), шкаф сдвинулся, освободив узкий проход в колдовское логово. Пахнуло влагой и серой. Держась за руки, Яблочкин и Мушкина на цыпочках последовали за злодеем.
      Шкаф задвинулся, и в темноте сами собой вспыхнули газовые рожки, развешанные по шершавым каменным стенам. Выбрав место потемнее, невидимки присели на корточки и замерли.
      Мракобесов приблизился к своему сатанинскому "алтарю" и зажёг свечи. Восковая фигурка генерала Потапова, истыканная отравленными иголками, согнулась и скукожилась, будто высохла на манер египетской мумии.
      - До утра не протянет... - удовлетворённо заметил узурпатор. - Пора, теперь уже пора ставить следующего.
      Он шагнул к котлу, закатил рукава и вытащил из бурлящей тёмно-красной жидкости другую фигурку, пониже и поплотнее. Обтерев и поставив эту рядом с первой, Мракобесов зажал в пальцах иголку, прошептал заклятие, обмакнул острие в пузырек и вонзил иглу в живот своей новой жертвы.
      - Вот так, хорошо. Доброго вам здоровьечка, Спартак Васильевич. А здоровьечко у вас было отменное, я знаю. Но это только первая из тринадцати...
      - Спартак Васильевич - это губернатор! - прошептала Мушкина в самое ухо Яблочкину.
      - Я понял, - отвечал тот. - Внимательно следите за его руками, когда он будет выходить.
      - Я вас тоже поняла.
      Меж тем Мракобесов вынул из котла третью фигурку. Но его дальнейшие действия ничуть не походили на те, которые он проделывал раньше. Он тщательно обтёр фигурку своим собственным надушенным платком, подержал перед глазами, повертел так и сяк, поцеловал в лоб, подогнул ей ножки и усадил на маленький золотой трон, расположенный в верхней части "алтаря". Прошептал заговор, надел на голову фигурке маленькую бриллиантовую корону. Постояв некоторое время молча перед коронованной куклой, он заговорил с ней:
      - Вот так, дорогой мой Авраам Люцеферович... или Елена Мироновна?.. Ах нет! простите великодушно! что я говорю! Ваше Величество, господин Президент, император Всея Руси - именно так к вам теперь следует обращаться! Удобно ли вам? Скоро, скоро, не пройдет и недели, как вы уже станете самым законнейшим, самым легитимнейшим приемником нашего властителя... Тот никуда не годится. Он плохой президент. Он скончается прямо на трибунах от излишней эмоциональности. Он успеет отдать перед смертью одно единственное распоряжение - о временной передаче тебе всех своих властных полномочий. А что может быть более постоянным, чем временное?.. Он ещё здесь, - Мракобесов кивнул на котёл, - но завтра он созреет и с ним можно будет работать. Не скрою, это будет очень, очень трудная работа. Ведь их так много в его окружении - этих трусливых шакалов и хитрых лисиц, рвущихся к власти... Но он выберет тебя, только тебя и никого другого, клянусь копытами дьявола!
      Мракобесов поправил корону на голове приемника и отвесил ему церемонный поклон. Затем достал с полок банки, наполненные сушёными снадобьями и стал бросать щепотки в бурлящую жидкость, которая закипела с удвоенной силой. Пробормотал заговор, задул свечи и вышел. Газовые рожки погасли.
      Едва шкаф задвинулся, Яблочкин и Мушкина включили фонарики, шагнули к стене и осмотрели поверхность, которой коснулась рука Мракобесова перед тем, как открыть себе изнутри проход в кабинет.
      - Вот она! - Мушкина указала на чуть заметную каплю, одну и многих, поблёскивавших на щербатой каменной поверхности. - Не трогайте! Это стекло, кнопка. Теперь мы знаем, как выбраться отсюда.
      Мушкина просунула руку себе под комбинезон, вырвала откуда-то кусочек белой нитки и повесила этот кусочек на стену рядом с каплей:
      - Теперь мы её не потеряем.
      Невидимки приблизились к дьявольскому "алтарю" и зажгли свечи. В отблесках пламени физиономия восковой фигурки Мракобесова, казалось, самодовольно улыбается; "генерал Потапов" изображал из себя последнюю степень изнеможения, а "губернатор" пока ещё был только неприятно удивлён происходящим.
      Мушкина попросила у Яблочкина зажигалку.
      - Что вы хотите делать?
      - Прежде всего избавить Михал Михалыча от страданий, если он ещё жив.
      Чиркнув зажигалкой, Мушкина слегка нагрела торчащую в груди фигурки Потапова иглу и легко вынула её из воска.
      - Позвольте я облегчу страдания губернатора, - вызвался Яблочкин.
      - Потерпит.
      Одну за другой, Мушкина вынула все тринадцать отравленных иголок из рук, ног, тела и головы "Потапова". После этого она сама облегчила страдания губернатора.
      - Теперь нужно промыть им раны. Там в углу есть кран; возьмите ведро и наберите воды.
      Яблочкин наполнил ведро, а Мушкина погрузила фигурки в воду и хорошенько прополоскала, промывая отравленные раны-дырочки.
      - Я думаю, что эти куклы совсем следует уничтожить, - предложил Яблочкин. - Кто знает, как ещё могут повернуться дела в ближайшие часы.
      - Пожалуйста без упаднических настроений. Но вы правы: здесь вообще всё нужно уничтожить, как бы и что бы ни повернулось. Только вот этого оставим.
      Мушкина щелчком сбила корону с "императора Всея Руси" Мракобесова, ссадила его с трона, а потом они вместе с Яблочкиным, испытывая садистское удовольствие, воткнули в него все извлечённые из других фигурок иголки. Они были готовы поклясться, что фигурка Мракобесова издавала пронзительный крысиный писк.
      Затем Яблочкин развёл огонь в маленькой плавильной печи, а Мушкина собрала все фигурки, в том числе и те, которые ещё находились в бурлящем котле. Их сложили в ведро и поставили на огонь. Котёл опрокинули, и густая темно-красная жидкость ушла в находившееся в полу сливное отверстие. Туда же вылили жидкости из находившихся на полках склянок, а сухие снадобья высыпали на пол.
      Как только фигурки расплавились, воск остудили холодной водой, и Мушкина выдавила пальцем на его ещё мягкой поверхности крест. Скороговоркой прошептала молитву, трижды перекрестилась. Глядя на неё, Яблочкин тоже перекрестился, но неправильно.
      - Вы верующая? - спросил он с уважением.
      - Как видите.
      - Вообще-то я тоже, - Яблочкин почувствовал себя неловко, - только не всегда соблюдаю эти... посты и обряды...
      - Дело не в обрядах. Пойдемте отсюда.
      Невидимки задули свечи, осветили стену фонариком, нашли белую нитку и стеклянную кнопку. От лёгкого прикосновения к ней шкаф с бронированной стенкой послушно отъехал в сторону, образовав проход в кабинет Мракобесова.
      В Управлении было пусто, дежурный офицер клевал носом за своей перегородкой. Яблочкин и Мушкина прошли мимо него на цыпочках, скрипнув одной и той же половицей, сдвинули оконные шпингалеты и выпрыгнули на улицу. Уже светало. Теперь - забрать детей у Татьяны Сергеевны, навестить в больнице генерала Потапова и подробно во всём перед ним отчитаться.
      9
      Генерал Потапов шевелит пальцами ног.
      Беспрецедентный случай в медицинской практике.
      Шаги и голоса
      Этой ночью генералу Потапову час от часу становилось хуже. Его внутренние органы жизнедеятельности, такие как печень, почки, лёгкие, желудок и, наконец, сердце - полностью отказали и были подключены к искусственным приборам. Тело парализовал обширный инсульт, голова, поражённая воспалением мозга, в редкие минуты пробуждения зверски болела. После полуночи консилиум врачей решил делать безотлагательную операцию на мозг, чтобы попытаться хоть немного продлить жизнь этого безнадёжного больного. Светило медицинской науки академик Штакеншнейдер-Вано принял решение лично участвовать в операции, хотя знал наверняка, что после наркоза больной уже больше не очнётся.
      Для осуществления операции на мозг требовалось вскрытие черепной коробки, иначе говоря, трепанация, и для этого голову Потапова обрили наголо. Его уложили на ярко освещённый операционный стол, окружили сплошной стеной из людей в белых халатах, и анестезиолог поднёс к его лицу маску, шипящую снотворным газом.
      Неожиданно академику померещилось что-то странное.
      - Погодите, - отвел он маску от лица больного. - Вы видели?
      Десять пар глаз над марлевыми повязками вопросительно на него посмотрели.
      - У него шевельнулись пальцы на руке.
      - Это невозможно, - возразил старший хирург. - Его тело парализовано.
      Однако в следующую секунду послышался слабый характерный звук, все медленно повернули головы и увидели, как пальцы ног генерала Потапова энергично зашевелились, будто разминаясь после долгого сна. Затем с противоположной стороны операционного стола раздался слабый стон.
      - Убрать маску! - приказал хирург.
      - У него работает печень, - неуверенно сказал кто-то из белых халатов.
      - И желудок... - удивленно вторил ему другой.
      - И почки...
      - Он больше не парализован!..
      В последующие минуты на глазах ошеломленных врачей возобновили исправную работу все внутренние органы больного, который уже не был больным; от него едва успевали отключать внешние аппараты и штопать надрезы.
      Наконец генерал Потапов прокашлялся, открыл глаза, оглядел склонившиеся над ним ошалелые глаза и лица, закрытые марлевыми повязками, поднялся и, свесив ноги, присел на операционном столе.
      - Это чего? - спросил Потапов, прикрывая себя простыней. - Почему меня сюда? Авария?..
      Никто не отвечал.
      Михал Михалыч ощупал низ живота.
      - Аппендицит?.. Нет, это было давно, в детстве. Ага! Теперь вспомнил: меня вчера радикулит прострелил. Потом ещё внутри заболело... сердце. Неужели инфаркт пережил?
      Ему никто не отвечал.
      Потапов погладил себя по голове.
      - А это что такое? Зачем голову обрили! Неужели вши завелись?..
      Первой сумела сделать что-то разумное молоденькая ассистентка хирурга: она быстро смочила спиртом кусок ваты и стерла очерченную фломастером линию предполагаемого надпила потаповского черепа.
      - Михал Михалыч, - выговорил наконец академик, сделав шумное глотательное движение и облизав сухие губы, - как вы себя чувствуете?
      - Теперь хорошо, слава Богу, теперь просто замечательно. Это знаете, такое ощущение, как будто занозу вытащили, большу-ую такую, из всего организма. Невероятное облегчение, просто петь хочется.
      И Потапов действительно запел во весь голос "Из-за острова на стрежень". Затем отбил ладонями по голым коленкам чечётку и соскочил на пол.
      Белые халаты посторонились столь пугливо, что на пол загремели приготовленные для операции инструменты.
      Академик Штакеншнейдер-Вано приблизился к Потапову и взял его за пульс:
      - Вы позволите? Хм... Отличный пульс. Михал Михалыч, позвольте мы вас доставим в палату и осмотрим. Ваш случай из ряда вон выходящий, совершенно непостижимый случай во врачебной практике. Мы просто обязаны созвать по этому поводу большой консилиум.
      - Надо так надо, - бодро, по-военному согласился Потапов. - Порядок должен быть везде и во всём. Только пижаму дайте и тапочки, - он конфузливо улыбнулся, - неудобно как-то перед сестричками....
      В больницу прибыли поднятые прямо из постелей профессора и академики. Осмотры, записи, непрерывная видеосъёмка, возбуждённые разговоры на непонятном врачебном языке продолжались до самого утра. Потапов безропотно выполнял всё, что от него требовали.
      Наконец его оставили в покое, и он задремал. А поскольку в течении последних суток он спал или находился в бессознательном состоянии почти непрерывно, то уже через пару часов проснулся, чувствуя очень хороший аппетит. Он потребовал завтрак и, проглотив его, потребовал другой, а затем и третий. Наконец, выпив большую чашку кофе со сливками, удовлетворённо вытянулся на койке и уставился через окно в небо, любуясь рассвеченными утренним солнцем барашками облаков. Одновременно он стал вспоминать свои служебные дела, прерванные внезапной болезнью.
      Но, не успел он хорошенько сосредоточиться, как в коридоре послышался шум, многочисленные шаги и знакомый властный голос:
      - Ничего, ничего, доктор, теперь его можно и потревожить.
      До самой палаты дежурный врач слабо протестовал, но его решительно оттеснили, двери распахнулись, и на пороге возникла плотная фигура губернатора.
      Потапов вскочил с кровати, бросился навстречу, и приятели радостно обнялись.
      - Здоров?
      - Здоров!
      Оглядевшись, Потапов обнаружил, что его палата полна народу. Не считая губернатора, здесь находились лейтенант Яблочкин, курсант Мушкина, дочка губернатора, Славик Подберёзкин и Маринка Корзинкина, а также нянечка, дежурный врач и академик Штакеншнейдер-Вано.
      - Яблочкин! - сказал Потапов. - Мне надо с вами срочно поговорить.
      Яблочкин с готовностью козырнул.
      - И с вами, товарищ Мушкина, соответственно.
      Мушкина скромно приложила руку к пилотке.
      - Вы ещё не сдали в Секретный отдел спецкомбинезоны?..
      Губернатор присел на койку рядом с Потаповым и снисходительно похлопал его ладошкой по колену.