32

Путешествовать по Кубани летом — сплошное удовольствие. Дожди отошли, небо — прозрачная синева, солнце поджаривает. Мощный «Вихрь» в дополнении к естественному течению придает немудренной лодчонке воистину космическую скорость.

Валерка развалился на носу, опустил руку в прохладную речную воду. Пантюша сидит на корме, правит, озабоченно поглядывает на две канистры с горючкой. Вернее, были с горючкой, сейчас одна пуста, вторая ополовинена.

Заправиться — нет проблем: рядом с берегом, на шоссе — разукрашенные заправки. Казалось бы, причаливай, заполняй канистры — дел максимум на полчаса. Но Пантюша выглядывает самую безопасную — поближе к берегу.

Вечером, наконец, решился.

— Ночевка? — забеспокоился Валерка. — Не опасно?

— Опасно, не опасно, — хмуро передразнил его слесарь. — Нужно затариться бензинчиком, без него не поедешь.

Заправка — в сотне метрах от берега. Кроме допотопного «запорожца» и грязного грузовика — ни одной машины. Внимательно огледевшись, парни подхватили канистры и поспешили к вагончику, приспособленному под кассу.

— Сорок литров, — потребовал Пантелей, подавая деньги. — С какой колонки брать?

— Вторая во втором ряду, — невесть чему рассмеялась пухлощекая девица. — Канистры на себе потащите, или попросите подвезти дедка? — кивнула она на «запорожец». — Если порешили просить — поторопитесь, вот-вот отчалит…

Наверно, порешила дать подзаработать знакомому? Ничего предосудительного. Но просить означает обратить на себя внимание, «засветиться». С правилами конспирации и Пантюша, и Валерка знакомы в основном из приключенческой литературы. Но хватило ума не рисковать.

— Мужики здоровые — дотащим.

В это время к заправке подрулил шикарный «опель». Из него выбрались трое парней и направились к пенсионеру. Один — с «фронта», двое зашли с «флангов».

Назревала разборка. Не с беззащитным стариком, похожим по на гоголевского Тараса Бульбу. Из «запорожца» вылез человек среднего возраста с широко расставленными глазами и приметным шрамом, пересекшим лоб. Старик-водитель остался сидеть за рулем — вцепился в него, как омоновец — в автомат, побледнел.

К пассажиру «запорожца» и подошли парни.

— Здорово, фрайер.

— Здравствуйте, коли не шутите.

Похоже, мужик знает, чем грозит ему нежданная встреча. Прижался спиной к машине, одна рука — в кармане брюк, вторая — под накинутой на плечи легкой курткой. Но держится спокойно и уверенно.

— Гони баксы! — потребовал главарь шайки. — Если не хочешь неприятностей — раскошеливайся.

Мужчина недоуменно пожал плечами, сдержанно усмехнулся.

— Откуда им взяться? Не от сырости же? И потом — за какие услуги я должен рассчитываться?

Пантюша поставил на бетонную плиту наполненную канистру, подставил под пистолет вторую. А сам глаз не сводит с парней, прислушивается к сложным переговорам, которые вот-вот перерастут в столкновение.

Валерка тоже насторожился. Оружия у них с Пантелеем нет, голыми руками с такими мордоворотами не справиться. А сделать вид, что ничего не видишь и не слышишь, не позволяет совесть. Она, эта треклятая совесть, имеется у всех без исключения людей, но у одних — атрофированная, превратившаяся в едва прослушиваемый звоночек, у других — овладевшая сознанием, придавившая все другие чувства.

У Пантюши — второй «вариант». Всегда и везде доказывает правоту и милосердие. Как принято выражаться, во всякой бочке затычка. За что и зарабатывает плюхи, ходит с синяками на душе, нередко, — на физиономии.

У Валерки совесть искусственно подавленная, едва слышно «мяукающая». Главное для него — собственная безопасность и собственное благополучие. Вокруг слишком много нищих и страдальцев, всех не облагодетельствуешь. К примеру, мужика со шрамом, которого сейчас ограбят и изобьют.

— Не бери на понт, фрайер. Два часа тому назад видели у тебя целую стопку. Поделись — цел будешь.

Пенсионер поспешил спрятал голову под передней панелью машины, кассирша захлопнула окошко и нырнула под стол. Видимо, оба знакомы с нынешними нравами и приемами, знают, как легко могут пострадать при разборках невинные люди.

Несмотря на далеко не богатырское телосложение, первым открыл боевые действия пассажир. Резкий удар ногой в пах заставил главаря взреветь дурным голосом и обоими руками ухватиться за пострадавшее место. Но «правофланговый» налетчик не растерялся — бросил мужчину со шрамом на капот машины. Ответный удар обоими ногами в грудь. Второй нападающий временно выбыл из строя. Третий вытащил нож…

— Ах, вы, паскуды, нелюди, мать вашу… вдоль и поперек! — заорал Пантюша и, оставив канистры, бросился на выручку. — Я покажу вам разбойничать, стервы!

Валерка подзадержался — стоит ли подвергать себя опасности избиения? — но быстро оправился, подхватил лежащий неподалеку арматурный прут и последовал примеру Пантелея.

— Ну, что вы, парни, — пятясь, забормотал главарь. — Мы просто решили побазарить…

Огромный кулачище слесаря заткнул ему пасть. Валерка приложился арматуриной по заднице его кореша.

Обстановка изменилась. Налетчики позорно отступили к «опелю», нырнули в салон. Машина умчалась.

— Знакомиться нет времени, — торопливо оценил ситуацию Пантюша. — Сейчас нелюди возвернуться с подкреплением.

Он подхватил канистру, взглядом приказал Валерке взять вторую. Мужчина немного замешкался, но, видимо, понял: спасение — в ногах. Инвалидная машина не спасет — куда ей против скоростных «опелей» и «мерседесов», мигом достанут! Бросив старику-водителю оговоренную плату, он побежал вслед за спасителями. «Запорожец» рванул в противоположную сторону, водитель грузовика последовал его примеру.

Когда лодка вырулила на стремнину, к берегу подкатили сразу три легковушки. Из них вывалилось «подкрепление». Над речной гладью загремели блатные угрозы и непечатные сравнения, прозвучало два выстрела.

— Ходу, Пантюша, ходу!

Валерка испытывал непреодолимое желание растянуться на дне лодки, набросить на себя брезент. Его остановило спокойствие Пантелея и пассажира. Первый рулил, второй презрительно смотрел на беснующихся на берегу бандитов. Будто они оба заговорены, пули либо огибают их, либо отскакивают, не нанося вреда.

Что с ним происходит? Трусость? Валерка ужаснулся позорному для молодого парня предположению, но тут же поправился: нет, элементарная осторожность, свойственная всем культурным людям. Размахивать кулаками, стрелять друг в друга, по его мнению, свойственно умственно отсталым человекообразным, к числу которых он не собирается себя причислять.

— Не трусь, паря, теперь не достанут, — с едва прослушиваемой насмешкой произнес Пантюша. — Побесятся и успокоятся.

— Плохо вы знаете бандитов, — возразил пассажир. — Всех поднимут на ноги, вышлют наперехват лодки. Поэтому не мешает поторапливаться… Кажется, пора нам познакомитться… Гордеев Николай Николаевич.

Пришлось тоже представиться. Валерка — Сомовым, Пантелей — настоящей фамилией. Местожительства, профессии ни к чему, они ничего не прибавят и не убавят.

— Куда едете? — поинтересовался Пантелей.

— Путешествую в свое удовольствие. Звучит, понимаю, странно — в наше скорбное время на жизнь нужно зарабатывать, а не путешествовать. И все же… Кажется, пора прекращать глупое занятие и возвращаться в Москву… А вы?

— Парня в Темрюк провожаю, — коротко ответил слесарь и прочно замолчал.

— А из Темрюка?

По всем законам общения отвечать на этот вопрос положено Валерке. И он решил сказать правду. А чего, собственно, ему бояться? Николай Николаевич такой же беглец, подвергается такой же опасности. Не об"единиться ли им? Высадит Пантюша пассажиров в Темрюке, представит Валерку другу дяди Федора и… уедет. Останется Чудин один, а дорога до Москвы не кончается в Темрюке либо в Таганроге…

Одиночество вообще страшная штука, а когда знаешь, что тебя преследуют — страшная вдвойне. Нет, нет, принятое решение оправдано и целесообразно.

— Я тоже… путешествую… И тоже хочу возвратиться домой… в Москву. Черт с ними, с кубанскими красотами и расхваленной рыбалкой в плавнях. Похоже, не ты поймаешь сазана — тебя посадят на крючок. Дома безопасней…

— Вот-вот, и я тоже так думаю…

Гордеев явно обрадовался. Наверно, его тоже угнетали мысли о предстоящем одиночестве. Особенно, после нападения бандитов. Пришлось ему по душе и намерение нового товарища добираться до столицы окольной дорогой, через Азовское море и Таганрог.

— Видимо, нам обоим вреден кубанский климат. Если не возражаете, поедем вместе.

— Не возражаю…

— Вот и хорошо! Рад!

— Я тоже, Николай Николаевич…

— Отставить отчество! — весело приказал пассажир. — Просто — Николай. Мы с тобой, Валерка, оба — беженцы, обоим грозит немалая опасность. Поэтому излишняя официальность — ни к чему…

Гордеев все больше и больше нравился Чудину. Во первых, смелость всегда привлекает трусливых, а, как там не крути, Валерка — примитивный трус. Во вторых, новый приятель — умелый боец. Достаточно вспомнить его схватку с налетчиками. В третьих — веселый собеседник.

А вот Пантюша чем-то недоволен, что-то его гнетет. Неужели он заподозрил неладное, раскопал в попутчике черт-те знает какую опасность? Глупо это и наивно…

После обеда наступила такая жара — будто путешествнников на некой лопате сунули в огнедышащую печь. Хорошо еще — вода под боком: зачерпывай ладонью ее за бортом, хоть пей вволю, хоть умывайся.

— Хорошо бы купнуться… — заикнулся было Валерка, но втретил недовольный взгляд «кормчего» и умолк.

— Появятся бандиты — вволю искупают. В собственной кровушке…

Странно, но обещанных Николаем бандитских «мстителей» не было. Иногда мимо проплывали прогулочные лодки, заполненные смеющимися полуголыми девчонками, загорелыми до негритянского цвета кожи парнями. Орали, выли выведенные на полную мощность магнитофоны. Однажды, мимо проскочил милицейский катер. То ли менты торопились по своим делам, то ли доняла их жарища, не захотелось останавливаться и наводить шмон у трех мужиков.

При встречах с такими лодками Валерка машинально втягивал голову в плечи и бросал на Пантюшу умоляющие вгляды. Прибавь скорость, друг, прибавь, пожалуйста, обороты своего чудо-мотора!… Разве не заметил, как злобно покосился в нашу сторону вон тот мужик в зеленых плавках?… Вдруг на дне вон той лодчонки лежит автомат? Да и речные милиционеры, хоть и не остановились, но проводили «путешественников» недружелюбными взглядами… Надо, ох, до чего же надо торопиться!

Пантюша понимающе усмехался, но скорость не увеличивал — шел неподалеку от берега и следил не за полупьяными компаниями на воде — за буйными зарослями на берегу, за всяческими сараюшками и лодочными гаражами, из-под прикрытия которых, действительно, можно ожидать прицельных выстрелов.

Гордеев, похоже, не испытывал тревоги. Вытащил из карманов газету, пачку сигарет, зажигалку, смятую голубую панаму, расположился со всеми удобствами. Выпуская изо рта и ноздрей щекочащий дымок, безмятежно читал какую-то статейку, раздраженно фыркал, или удовлетворенно покашливал. В основном — фыркал.

— Вы только послушайте, что строчат эти продажные писаки? — возмущенно потряс он газетой. — Подсмотрели в замочные скважины, понюхали в спальнях, залезли в зарубежные банки и вывалили на газетные страницы всяческое дерьмо… Тут тебе и любовницы заместителей премьера, и президентские забавы в саунах, и продажа за рубеж государственных секретов, и пополнение за счет казны собственных счетов в зарубежных банках… И все это с ссылками на номера документов, с указанием времени, с расшифровкой телефонных переговоров… Я вовсе не считаю наших руководителей святыми, но нельзя же так… Подай в суд, громогласно, официально, а не запускай под кожу шпильки… Не политические дисскусии — размахивание компроматом!

На Чудина будто кипятком плеснули.

— Покажите!

— Жаль терять время на эту пачкотню!

Николай смял газету и бросил ее в воду. Старательно вымыл руки, вытер их белоснежным платочком.

Валерка жадно следил за покачивающимся на волнах газетным комом. Неужели компромат оказались не только в руках Людки, неужто его добыли другие, жаждущие обогатиться, добыли и продали журналистам?

Вполне возможно — нашелся еще один «коллекционер», который занялся дотошным исследованием политических тайн. Если это делал видный помощник советника Президента, то почему не обогатиться на ниве компромата, скажем, какой-нибудь уборщице, убирающей из корзинок возле рабочих столов использованную бумагу?

Сомнения истерзали душу Чудина. Расспрашивать Николая он не решался, да и что он может подсказать, что посоветовать, кроме того, что вычитал в прессе?

Остальную часть дороги путешественники дружно молчали.

Наконец — Темрюк.

Пантюша провел пассажиров-беженцев к отцовскому дружку, представил. Дескать, мужики, которых ты должен перебросить в Таганрог. Дядька Федор направил. Проезд оплатят сами — судя по всему, богатенькие, из «новых русских». Рыбак подумал и заломил такую цену, что Пантелей ахнул. Про себя, конечно. Платить-то не ему и не дядьке.

Николай согласно кивнул и небрежно отсчитал аванс. Богатющий мужик, без осуждения и зависти подумал племянник старого рыбака, не зря бандюги нацелились на его карман.

Отделавшись от пассажиров, слесарь завел мотор и поплыл на хутор.

Нет, он не жалел оставшуюся на островке девушку, его донимали предчувствия беды с дядькой. Людка, Валерка, по сути, чужие для него люди, согрешили — пусть расплачиваются, свою лепту в их спасение старый рыбак и его старший племянник внесли.

По всем прикидкам дядька сейчас находится на острове, пасет Людку. Пантелей добрался до знакомого островка, спрыгнул на берег. Шалаш исчез, остался прямоугольник вытоптанной травы да разбросанные жерди, ранее составляющие его каркас. Костерище, на котором обычно варилась еда, перекопано.

Значит, все же Димка увез девчонку в Краснодар. Дядька сидит дома и с тоской поглядывает на плавни, поджидает любимого племяша.

Пантелей поспешил к хутору.

Привязав лодку к вбитому в песок железному пруту, не снимая с уключин весел, побежал к знакомой хатенке.

Внешне — все в порядке: калитка закрыта, проволочная петля накинута на столбик, дверь в хату тоже закрыта. Не на замок, конечно — на хуторе Ручьистом отродясь не знали замков. Да и, что воровать в доме бедного рыбака: старую рухлядь, проржавевшие ведра или порванные подштанники?

Вошел в горницу и обомлел. Вот оно то, чего он так боялся!

Посредине на полу — запекшаяся лужа крови. Постель смята, одна подушка валяется на прикроватном коврике, вторая — в ногах, стул с отломанной ножкой лежит в углу… И еще — кровавое пятно… Неужели?…

Заскочил к соседке-старухе — пусто. Что зловредная бабка в преисподнюю провалилась или свезли ее в больничку? Такая же обстановка у инвалидки…

Хутор окончательно обезлюдел. Будто помер.

Растерянный, издерганный пасмурными мыслями, Пантюша завел стоящий под навесом мотоцикл и помчался в город…

33

В Таганроге с перевозчиком расплатился Гордеев. Он же покупал продукты, билеты на поезд, дорожные принадлежности. Казалось, карманы попутчика набиты деньгами, как арбуз семячками, и Николай тратит их, не задумываясь, почти не считая. В железнодорожной кассе отверг немалую сдачу, протянутую ему кассиршей.

— Бог мой, какая мелочевка! Оставьте себе на губнушку…

Покупая на перроне мороженное, выбрал самое дорогостоящее, опять оставил продавщице сдачу.

— Сама побалуйся сладким, девочка, небось свою продукцию только во сне пробуешь…

При этом Николай сохранял барственный вид человека, для которого стольник — ерунда, семячки.

Валерик только таращил глаза и что-то бормотал. В его глазах попутчик вырос до состояния сказочного богатыря. Миллионер? Бред, сейчас миллионеры мелко плавают, подмяв их, на поверхность выбрались миллиардеры, которые вряд ли станут путешествовать без комфорта, подвергая опасности не только свой бумажник, но и жизнь.

Значит, очередной чудак. Сколько пришлось за последний месяц повидать таких наивных чудаков! Начиная со старого рыбака, спасшего совершенно незнакомых ему людей, слесаря Пантюши, угрюмого увальня, рискующего жизнью ради защиты того же Гордеева. И вот — Николай Николаевич. Язык с трудом поворачивался называть попутчика по имени.

Кто же он такой, откуда свалился?

Часа три компьюторщик терпел, потом не выдержал. Покуривая в тамбуре, купленную опять же Гордеевым, «мальбору», с деланным равнодушием спросил.

— Где ты… вы работаете?

Николай рассмеялся.

— Привыкай к «ты», дружок. Я тебе уже говорил: официальность в нашем с тобой положении — опасная штука… Что же касается работы… — он задумался, словно сомневался: стоит или не стоит откровенничать с этим птенцом. — Занятие мое несолидное, зато прибыльное.

— Криминал? — ужаснулся Чудин, но ужас оказался каким-то «сладким». — Не боитесь?

— Сказано, перейди на «ты»! — беззлобно, но довольно строго, прикрикнул Гореев. — Никакого криминала — мне принадлежит пара десятков комков. Вот и все.

Рассказывай сказочки для младенцев, иронически подумал Валерка, мастерски изображая внимание и восторг, комки — прикрытие, нечто вроде театральных кулис, за которыми — грабежи, разбой, возможно, убийства. Те самые убийства, о которых, роняя слюнки, повествует телевидение. Дерзкие, удачные, выгодные. По твердому убеждению парня нельзя такие деньжища заработать честным путем.

— А вообще, лучше тебе не спрашивать о профессии и источниках доходов. Меня — можешь, от других получишь занозины. Ты, паря, не инспектор налогового управления и не сыщик из уголовки — обычный ощипанный птенец, боящийся потерять последние перья из фазаньего хвоста.

Странно, но обидчивый парень на этот раз стерпел унизительный выговор, промолчал. Перевесило непонятное уважение, испытываемое им к этому немолодому человеку со шрамом на лбу.

В поезде Валерка чувствовал себя довольно неуютно. Видимо, на него здорово подействовали передряги последних нескольких недель, особенно — последняя: схватка на заправке. Повсюду ему чудились преследователи, следящие за каждым шагом.

К примеру, семнадцатилетняя девчонка с нижней полки, чем она не наводчица преступной шайки? Глаз с него не сводит, беспричинно краснеет, кокетливо смеется. В голову не приходило — понравился симпатичный парень, вместо этой простой мысли — боязливые предположения.

А чем не пособник бандитов, золотозубый мужик третий раз заглядывающий в купе с настырным вопросом: нет желания расписать пульку? Будто беглецам больше нечем заняться, как корпеть за картами. К тому же, приглашения, как заметил Чудин, адресовались только к обитателям его купе, другие «преферансист» проходил мимо.

Или толстый, отдувающийся бизнесмен, постоянно торчащий возле окна? Типичный бандитский босс.

В голове мигом «сколочена» подходящая версия. Главарь банды, наводчица, шестерка. Преступная компашка, решившая охмурить, возможно, и замочить богатого мужика и его хилого попутчика?

— Не дурачься, Валерка, — попросил-приказал Гордеев во время очередного перекура. После того, как Чудин посвятил его в свою «версию». — Ты ведешь себя так, будто играешь в казаки-разбойники. Не время и не место.

— Но нас же выслеживают! — почти закричал «птенец». — Тот же золотозубый…

— Вижу. Прошу тебя, сделай вид — ничего не знаешь и не понимаешь. Лучше займись соседкой, она, кажется, глаз на тебя положила. Жирного мужика я знаю — владелец модного казино в Москве. Золотозубый, видимо, мелкий жулик, зарабатывающий на хлеб с коньяком игрой в карты. Которые, наверняка, крапленные. Вот и подкатись к соседке…

— К наводчице? — снова ужаснулся «сыщик».

Гореев развел руками. Типичный пацан, романтическая натура, все ему чудятся погони и перестрелки, шпионы и наводчики. С такими настроениями недолго, на самом деле, напороться на неприятность. Типа схватки на заправке.

— Не послушаешь моего совета — покину тебя. На первой же остановке сойду и дождусь следующего поезда.

Напуганный перспективой остаться в жалком одиночестве, Валерка поджал павлиний хвост. В соответствиит с рекомендациями попутчика занялся соседкой по купе.

Конечно, это далеко не Людка — тощая, с маловыразительным лицом, до тошноты кокетливая девица. И все же, ухаживание скрасило медленно бредущее время, заставило позабыть о многочисленных опасностях. Даже золотозубый, в четвертый раз предложивший расписать пульку, уже не вызывал подозрений. Гордеев прав — обычный карточный шулер, зарабатывающий немалые деньги.

Девица хихикала, выпячивала худосочные грудки, смахивающие на незрелые яблочки, обещающе щурилась. Разве дождаться, когда Николай уснет, и завалить телку, равнодушно, без малейшего намека на мужское желание, подумал Чудин. Отказа, похоже, не предвидится.

Не решился. Ограничился поцелуями и беглыми поглаживаниями. Девушка ожидала большего. Дышала на подобии кузнечных мехов, вертелась, словно сидела не на тюфячке — на гвоздях. Короче, изображала бурную страсть.

Когда, наконец, поезд причалил к перрону московского вокзала и пассажиры один за другим покинули осточертеваший вагон, она преобразилась. Куда девались показное смущение, и страстная откровенность? Презрительно глядя на несостоявшегося партнера по сексуальным упражнениям, злобно прошипела.

— К врачам не обращался, мозгляк? А надо бы — может присоветуют какое лекарство от импотенции… Везет же мне! То напарываюсь на изголодавшегося бычка, то на немощного кастрата…

Высказалась, облегчила раненную душу и, выразительно покачивая тощим задком пошла прочь.

Гордеев давился от смеха, кашлял, пряча в носовой платок насмешливую гримасу. Действительно, общипанный петушок даже с девкой совладать не смог. Разохотил красотку, разогрел ее и увильнул.

Поезд опоздал, над Москвой небо уже посерело, вот-вот грянут сумерки. А Валерке добираться до родительского дома, как минимум, два часа. Казалось, нужно торопиться, но он никак не мог оторваться от полюбившегося ему попутчика… Не только попутчика — нового друга.

И все же приходится прощаться.

— Пока, Николай, до встречи. Я написал тебе свой адрес и номер телефона — звони, навещай.

Солидно, как и подобает будущему владельцу многих миллионов, Чудин протянул попутчику листок, вырванный из записной книжки. Мысленно дав себе самое твердое обещание завтра же заказать приличные визитки. Типа гордеевских, с позолоченной окантовкой.

Николай Николаевич принял дерьмовую бумажку, вежливо поблагодарил.

— На днях звякну. Не бойся, не пропаду. Нас с тобой либо ангел, либо черт связали одной веревочкой.

Гордый знакомством со столь выдающийся личностью, Валерий поехал домой. Постепенно гордость растворилась в не менее приятных размышлениях. Завтра же навестит друга, возьмет у него мешочек с дискетами, позвонит «покупателю».

Правда, не совсем ясно каким образом произойдет «товарообмен», но это уже детали. Побалдеет в родительской ванне, отоспится, мозги займут нормальное положение — продумает и решит. Судя по детективной литературе имеется не менее тысячи методов негласного общения. Здесь и тайники в под"ездах и на кладбищах, и «случайные» встречи в метро или на рынке, использование автоматических камер хранения на вокзалах, посредники.

Что выбрать?

Чудин до того увлекся размышлениями, что едва не проехал свою остановку. В последний момент перед закрытием дверей выскочил из вагона. Постоял на улице, с наслаждением вдыхая отравленный машинами воздух, и вдруг вспомнил. Какой же он все же вахлак! Родителей может не оказаться дома, а ключей, удирая вместе с Людкой из Москвы, он не захватил.

Пришлось обратиться за помощью к телефону-автомату. И тут выскочила новая неувязка. Отошли времена, когда все телефонные проблемы решала двушка, после — пятнадцать копеек. Сейчас — дурацкий жетон или не менее дурацкая карточка. Дело не в деньгах — щедрый попутчик на прощании насильно засунул в кармашек рубашки несколько «полтинников» — где купить чертов кругляк?

Насмерть перепуганные пассажиры выскакивают из подземки и, не оглядываясь по сторонам, жмут либо под защиту родных квартирных дверей, либо — к автобусной остановке. На просьбы продать жетончик шарахаются, будто от прокаженного.

Наконец, одна толстуха остановилась. Дрожащей рукой порылась в сумочке, поспешно всучила жетон, приняла полтиник и растерянно развела руками. Дескать, не наберу сдачу, хоть режьте, хоть давите — не найду.

Чудин, подражая новому другу, пренебрежительно отмахнулся. Господи, какая мелочевка, стоит ли говорить, как-нибудь встретятся — отдаст. А не отдаст — тоже не беда.

Оставив дамочку с банкнотой в руке, Валерка направился к висяшему неподалеку автомату. Толстуха оправилась от удивления, торопливо сунула свалившийся с небес полтинник в сумочку и побежала к пятиэтажке.

Один гудок, второй, третий. Так и есть, предки отправились либо в ресторан. либо в театр. Красиво живут, молодцы, ему бы такую житуху.