Глава 19

Дюбин в армии по настоящему не служил — два года отбарабанил в военно-строительных частях. Но он понимал, что одиночки в сражениях не побеждают, один в поле не воин. И еще — любая операция начинается с разведки.

Ессентуки — не помощник, на роль пастуха и осведомителя он еще годится, но не больше. Дружанов, на которых можно положиться, не просматривается. За исключением Юраша, бывшего подручного Дюбина. Но кто знает, в кого он превратился сейчас? Не зря же ему перед смертью звонил Казик, предупредил о появлении восставшего из могилы монстра.

Кроме желания обрести достойного союзника, Дюбин рассчитывал на возвращение долга — доли трофеев по прежнему бизнесу. Несмотря на показное равнодушие, он не был таким уж бессребреником. И все же, основное — не в деньгах.

Враг ему Юраш или союзник?

Поэтому — разведка! Рейд в тыл противника. Или все же — союзника?

Припарковав машину в квартале от дома, адрес которого дал ему Ессентуки, Дюбин внимательно оглядел пустующую улочку, дома и подворотни. Ничего подозрительного, будто этот район города не населен, его вот-вот снесут.

На ногах — мягкие удобные кроссовки, трико плотно обтягивает тело, легкая куртка скрывает заткнутую за ремень сзади волыну. «Вальтер» сменивший после ликвидации экстрасенса «беретту». В карманах куртки — все необходимое для задуманной разведки. Набор отмычек, фонарик-карандаш, пружинный нож, запасные обоймы.

Скользящей походкой зверя, выслеживающего жертву, Дюбин пошел вдоль ограды особняка. Металлические стойки, похожие на казацкие пики, скреплены полосами. Боится владелец особняка, до озноба и поноса боится! Кого и чего? Конкурентов по криминальному бизнесу? Или бывшего подельника, которого он когда-то подставил?

Вокруг — одноэтажные домишки, даже собаки не лают. Не верится, что он идет по городской улице — чистая, вернее, грязная российская деревушка. Со всеми ее прелестями — разбитого асфальта, качающихся дверей в под»ездах, местами — луж после недавнего дождя, беспризорных собак и облезлых кошек.

Тишину нарушил рокот машины. Дюбин прижался к забору. Из легковушки выбрался Юраш, в сопровождении трех качков, вошел в открытую калитку и направился к особняку. Идут, беззаботно смеются.

— Он, понимаешь, мечом размахивает, пытается достать, — рассказывал белобрысый, с трудом удерживаясь от смеха. — Только противник попался явно не по зубам — подставляет палицу...

— Тоже не в цвет, — возразил брюнет, явно кавказского разлива. — Надо было не парировать — бить!

— Тевтон не пальцем деланный — не подставляется.

Общий смех.

Смейтесь, смейтесь, паскуды, как бы не пришлось лить слезы, с неожиданной злостью подумал Дюбин, проверяя готовность пистолета.

Кое-что прояснилось. В особняке размещается либо спортивый клуб, либо кинофирма, снимающая фильм о гладиаторах. В каком качестве Юраш? Главный тренер либо кинорежиссер?

Когда «артисты», или «ученики», вошли в особняк, Дюбин приступил к реализации задуманного плана. Сначала — бескровная разведка, потом — как получится.

Подвигал руками и ногами, шевельнул плечами. Тело, собранное в Швейцарии из осколков, действовало безотказною Даже лучше, чем до аварии. Ловко перемахнув через ограду, он подбежал к стене особняка, прижался. Вторжение на чужую территорию прошло удачно — ни собачьего бреха, ни появления охранников.

Обошел особняк. Окна наглухо закрыты, защищены решетками. Двери — на магнитных запорах, отмычками их не взять. Придется переквалифицироваться в циркового акробата.

Еще раз оглядев участок, Дюбин подпрыгнул, вцепился в решетку, огораживаюшую полукруглую лоджию, подтянулся. Окно и дверь тоже наглухо закрыты. Выдавить стекло? Ничего не даст — прыгнуть в комнату не позволит все та же решетка.

Еще одно сальто-мортале и он очутился на третьем этаже. С тем же результатом — перед массивной решеткой.

Остается одно — забраться на плоскую крышу и спуститься внутрь особняка через какой-нибудь люк. Должны же архитекторы предусмотреть необходимость проверки состояния кровли, исправность антенны, для прочистки вентиляционных каналов?

На крыше — очередная неожиданность — остекленные парники, открытые солнцу солярии. Выставив перед собой ствол, «разведчик» на цыпочках прошелся по крыше, оглядел надстройки.

Никого — ни одного человека! Будто он попал на необитаемый остров.

В конце концов, Дюбин все же отыскал лаз. Даже не лаз — дверь, оббитую сталью, с человеческим, не магнитным, замком. Слава Богу, или Сатане, повезло!

Первая комната, в которую он вошел, обставлена мягкой мебелью и низкими кокетливыми столиками. На стене красуется портрет какого-то царского вельможи, грудь и живот которого усеяны многочисленными наградами и регалиями, через плечо — муаровая расшитая лента.

Дюбин приподнял раму, провел под ней чуткими пальцами. Он не ошибся — под портретом спрятан сейф. Взломать его без горелки — зряшное и опасной занятие. Лучше познакомиться с содержимым стального хранилища позже, после беседы с Юрашом.

Что ответит бывший подельник на его деловое предложение? Согласится или откажется? Если согласится, не будет нужды копаться в его потаенном хранилище. Если откажется, придется вскрывать.

Освидетельствовав еще три помещения, «разведчик» неожиданно вышел на площадку перед спортивным залом. Увидел странную картину, будто срисованную с римских времен. Бой гладиаторов.

Не заурядный спортзал — арена Колизея.

Один гладиатор в шлеме с прорезями размахивает мечом. Не деревянным — стальным. Кажется, белобрысый весельчак. Второй, с обнаженной грудью и черными волосами, пытается достать противника дурацким трезубцем. Тоже не из плассмасы. Третий — узкоплечий, невзрачный парнишка — ожидает своей очереди. В одной руке что-то похожее на десантный штык-нож, в другой — круглый щит.

Приглядевшись, Дюбин понял: несмотря на настоящее вооружение, противники ловко избегают кровопролития. Меч останавливается за несколько сантиметров до цели, трезубец скользит мимо.

Ессентуки базарил о каком-то мюзикле. Если сейчас проходят его с"емки, где софиты, камеры, операторы? Если репетиция, почему без режиссера? Впрочем, актеры могут просто готовиться к предстоящей репетиции.

Увидев на площадке нежелательного свидетеля, сражающиеся прекратили бой.

— Ты кто такой? — угрюмо осведомился шлемоносец, выразительно поднимая лезвие меча. — Откуда взялся?

— Новый ваш тренер, — доброжелательно произнес Дюбин. — А где Юраш?

— Сваливай отсюда, «тренер». Не то разделаем на мясо.

— Пройденный этап. Уже пытались... покойники. Но если вы так хотите, могу уйти.

Он нехотя повернулся спиной, но не ушел — неожиданно, с разворотом, припечатал кроссовку к сонной артерии «гладиатора». Тот опрокинулся на спину и застыл.

Не зря Дюбин увлекался в молодости восточными единоборствами. Все же пригодилось! Скользнув под трезубец, он заломил руку черномазому — сломал ее, кулак вошел в солнечной сплетение. Тот заорал, покатился по полу и скорчился в углу. Невзрачный парнишка, попытавшийся помочь дружанам, пробил глупой башкой остекленную перегородку.

Все! Теперь искать главаря этой странной компании!

Юраш появился сам, без длительных поисков. С пистолетом, нацеленным в живот давнего приятеля.

— Здорово, дружан! — вежливо поздоровался Дюбин. — Сколько лет, сколько зим. Признаюсь, соскучился по вонючей твоей харе.

— Я тоже соскучился!

Пуля разбила бра над головой. Дюбин успел прыгнуть за колонну, ответил выстрелом. Тоже — неудачным. Поврежденная лепнина осыпала «главного тренера» осколками и белым порошком.

Значит, перед ним враг! Ну, что ж, нет худа без добра и, наоборот, добра без худа. Разведка удачно завершена, знаки препинания расставлены. Перед ним — враг.

— Извини, испортил тебе пол. Не я первый начал...

Юраш выстрелил. Дюбин ответил тем же. Оба промахнулись.

— Не слепой — вижу. Странная фантасмагория: один покойничек сделал покойниками двух живых. Фантастика, елки-моталки! Разве попробовать оттереть следы щелочью? Нельзя — итальянский паркет накроется.

— Они не совсем покойнички, — пожалел Дюбин, высунувшись из-за колонны. — Только — в отключке. Что до паркета — сменишь. За мой счет. Расплачусь.

Очередной обмен выстрелами.

Двумя прыжками Дюбин преодолел открытое пространство, выскочил в плохо освещенный коридор, притаился за углом. Перезарядил «вальтер».

— Ну, кто расплатится и чем — вопрос спорный, — не опуская пистолета, пробормотал Юраш. Он по волчьи крался по коридору, прижимаясь к стене. — Базар об этом впереди.

Старые долги вспомнил? Во время последнего раздела «трофеев» Дюбин малость схимичил, прихватил больше, чем ему было положено. В частичное возмещание нанесенного ему ушерба. Но Юраш должен ему намного больше.

— Что это мы, как вшивые бомжи, базарим в темноте. Включи свет.

— Зачем? Мне все видно.

— А мне — не очень. Давно не виделись, хочу разглядеть.

Дюбин взял прислоненную к стене швабру, высунул ее. Пуля тут же пробила палку. Ничего не скажешь, метко стреляет фрайер! Настоящий снайпер! Получай! Пуля попала в натюрморт. Как бы поставила точку на изображении блюда с апельсинами..

— Значит, интересуешься? Понятное дело. Но я не кузнечик на булавке, чтобы меня разглядывать. Брось это... Да и наш Казик не бессильным мотыльком оказался. После твоего выстрела часа три протянул на травке за заправкой. Живучий был гаденыш, пополз подальше от устроенного тобой фейерверка. Повезло ему — ветер дул в другую сторону.

Значит, убиенный предатель успел до своей смерти доползти до мобильника и звякнуть Юрашу. Еще раз предупредил. Держи, мол, ушки на макушке, хвост трубой. Оживший покойничек меня замочил, очередь за тобой.

Очередная пуля угодила в картину вельможи. Прямо в лоб. Раздался звон потревоженного сейфа.

— И что Казик? Очухался? — сбежав по лестнице и укрывшись за выступом, поинтересовался Дюбин.

— Разве после твоего выстрела можно очухаться, — с плохо скрытой завистью произнес Юраш, несколько раз выстрелив. Не прицельно — наугад. — Теперь Казик ничто, в тлен превратился. Но все-таки успел перед смертью что-то несуразное наплести. Будто ты, как черт из табакерки, насобачился пользоваться гипнозом. А может, правда? Заранее предупреждаю: пуля опередит, блин, заговорить ее даже Кио не удается.

Юраш выстрелил. Опять неудачно — повредил карниз.

— Фантазер твой Казик. По этой причине и отбросил копыта. — Дюбин выстрелил и перекатился в сторону. — Включи свет, ничего не вижу.

— А зачем тебе видеть? Направленный на тебя ствол чувствуешь? Вот и достаточно... Ты обставил свое прибытие с того света на подобии цирковой клоунады. С канонадой и фейерверком. А я цирк не люблю. Мало того, побаиваюсь. Так что, извини, береженного и Бог бережет.

Дюбин сожалеюще покачал головой. И еще раз перебазировался за пилястру, поближе к выходу в лоджию. Противостояние явно затянулось, очухаются поверженные «гладиаторы», прибегут на помощь хозяину — кранты.

— Жаль. А я хотел договориться по хорошему.

— По хорошему в дверь стучат или звонят, а не в окно лезут. Да и не может между нами быть ничего хорошего. Было да сплыло.

В подтверждению сказанному — еще один выстрел. На этот раз — попадание. Не серьезное — Дюбин отделался царапиной на щеке.

— Но ты всем мне обязан. Забыл?

— Все помню, Крест не целовал, ручку не лобызал. Какие там обязательства? Сошел ты по глупости с поезда, теперь — не взыщи. Поезд катится дальше.

— Но паровоз-то — угнанный. Мой паровоз!

— Твой, говоришь? Ай ли! Про Дарвина слышал? Про его естественный отбор читал? Я сейчас сильнее — вот и весь базар про паровоз. И отберу тебя. Точно по науке, чтоб не было ни разборок, ни дележа имущества, всей этой тошниловки. Как после развода. Конечно, спасибо тебе за все. Но от Дарвина не уйдешь. Молись!

— Кому молиться а кому петь реквием, мы еще поглядим. До встречи в аду, Юрашик!

Увидев на мгновение высунувшегося противника, Дюбин выстрелил навскидку. Ответа не последовало. Неужели попал? Похоже, дерьмовый снайпер либо отдал душу Богу, либо серьезно ранен. А вдруг притворяется? Прыгнешь к желанной лоджии и глотнешь пулю.

Не стоит рисковать. Заработать еще одну дырку в уже не раз пострадавшей шкуре — незавидная перспектива!

Прошло несколько долгих минут... Дюбин решился! Прыжок к двери, ключ в замке провернулся... Путь к спасению открыт!

Во время! По коридору загрохотали шаги шестерки Юраша. Это не шлемоносец, отправленный в глубокий нокаут и не черномажзый со сломанной лапой. Скорей всего, парнишка, пробивший башкой стеклянную перегородку.

Прыжок с лоджии. Приземился неудачно — нечистый подсунул под голову увесистую каменюку. Но сознание не потерял — на подкашивающихся ногах добрался до калитки.

А появившийся в комнате Юраш, поддерживаемый истекающим кровью от порезов стеклом парнишкой, в изумлении застыл на месте. Он не был ранен — сбитый пулей большой кусок лепниы оглушил его.

Мертвец испарился. Ведь он видел, как пуля попала в голову бывшему дружану! Куда же делось его бездыханное тело? Скорей всего, колдун провалился в Преисподнюю к своему хозяину — Сатане.

— Цирк, блин... Запудрил мне глаза, иллюзионист дерьмовый, елки-моталки...

Выбравшись за ограду особняка, Дюбин в изнеможении опустился на землю. До машины не добраться. Ноги перестали слушаться, в голове — разноцветный хоровод.

Придется ловить левака.

Не пришлось! Из дома-барака, стоящего напротив особняка, вышла кокетливая дамочка, обвешанная украшениями, как новогодняя елка игрушками. Наверняка, фальшивыми. Вряд ли она живет в этой развалюхе. Скорей всего, навещала немощных родителей, отдала дань родственным чувствам и теперь торопится домой. К любимому супругу и страдающим детям.

Подошла к серебристому «мерсу», щелкнула брелком.

— Девушка... прошу... Мне — до Остоженки...

— Ишь, чего захотел! Может быть до Луны прокатить? Я тебе не Армия Спасения!

— Я заплачу, сколько скажете... Приступ... Диабет...

Женщина несколько минут изучала физиономию просителя. Кажется, не врет. Бледный, покачивается, алкоголем не пахнет. Придется помочь мужику. Появится воможность разрекламировать перед подругами свое милосердие.

— Ну, ежели приступ... Ладно, садись. Только без фокусов. — она демонстративно придвинула тяжелую монтировку, продемонстрировала газовый балончик. Я, дескать, во всеоружии. — Остоженка большая — куда тебе?

— Не бзди! Фокус уже был, больше не состоится... Там на Остоженке — японо-китайский ресторан...

— Какой именно? Их сейчас развелось, японо-китайских — не перепробовать. Не Москва — Гинза или Шанхай... Почему молчишь?

Дюбин ничего не слышал — провалился в черную пропасть...

Вот тебе и фокус? Найдут труп в ее машине — не отбрешешься.

Дамочка довезла его до развалин кирпичного завода, вытолкнула из салона, за ноги отволокла к ближайшей яме, столкнула в нее.

Серебристый «мерс» презрительно фыркнул и выкатился на асфальтированную дорогу...

Очнулся Дюбин в какой-то ямине. Над головой прохудившееся перекрытие, в его центре — небольшое овальной формы отверстие. В него и сбросила обеспамятившего «пассажира» бой-баба. Наверно, решила: сдох.

Вообще-то, ее можно понять. Из больницы тут же звякнут в ментовскую, сыскари забегают и, в конце концов, выйдут на водительницу, доставившую медикам полутруп. Начнутся допросы, очные ставки, версии и подверсии. Кому это понравится?

Снова закрыв глаза, Дюбин «прослушал», окружающую его реальность. Едва слышные шорохи, невнятные голоса. Значит, он не один. Рука скользнула под куртку нащупала рукоятку «вальтера», коснулась пружинного ножа. Если его сторожат шестерки вонючего тренера, он так просто им не дастся, прихватит с собой в ад хотя бы одного качка.

Проверив «вооружение», пострадавший перекатился на другой бок, выбросив вперед руку с пистолетом.

Трое бомжей с интересом оглядывали ожившего мертвеца. Будто иузейный экспонат.

— Чего надо? — спросил он. — Я что, в раю? Так вы на ангелов как-то непохожи, скорее — на чертей.

Старший бомж, попыхивая трубкой-носогрейкой, спокойно, без напряга, резонно заметил:

— Ты меня спрашиваешь? Я сам хочу поинтересоваться, что тебе понадобилось в нашем доме?

Убрав пистолет, Дюбин провел ладонью по ноющей голове. Рана, если она и была, вроде затянулась, кровь не течет. Череп цел. Крепко же его сшили в швейцарской клинике! Камень, к которому он приложился, наверно, рассыпался от удара, а на башке — ни одной шишки или ссадины. Только легкое головокружение.

— Мне пожевать бы, — попросил он.

Второй бомж засмеялся. Не обидчиво, с добродушным юморком.

— Ха! Занимательное желание! С такого бодуна мало кто страдает голодом. Рассольчику просят или чего кисленького.

Решили — перебравший алкаш? Какая разница, пусть будет алкащ!

— А вот мне хоть что-нибудь в топку бросить! — Дюбин выразительно провел ладогью по зппавшеиу животу. — С самого утра — ни маковой росинки, ни куска хлеба.

Он не притворялся — действительно чувствовал сосущий голод. Ничего удивительного — знакомая реакция организма на недавнюю стрессовую ситуацию.

— Ну, этого добра здесь навалом. Бифштексы-ромштексы нам не по зубам и не по карману, а вот хлеб-соль имеется. Козьего молока хочешь? Дергун, расстарайся! — не ожидая согласия свалившегося им на голову чужака, попросил-приказал пожилой бомж.

Молодой парнишка, не старше шестнадцати, кивнул и побежал к козе, привязанной у полуобвалившейся стены. В солдатский котелок забили из вымени струйки.

Не прошло и пяти минут, как голодный киллер, со вкусом жевал черствую горбушку, запивая ее парным молоком.

— Гляди-ка, оголодал мужик, — посочувствовал старший... Или — пахан? — Дергун, смотайся за добавкой. ..Ты, мужик, ежели всерьез сюда, учти: у нас правила приема новичков не дешевые.

Дюбин пошарил по карманам куртки. Пусто! Ну, шлюшонка, попадешься — руки с ногами перевяжу, на фуфелях сыграю фугу Баха!

— Нетути бумажничка, да? На нас не греши, мы тебя нашли уже ощипанным и выпотрошенным. Сразу проверили карманы... Ну, чтоб личность установить, может с родными связаться...

— Связаться, говоришь? — заинтересовался Дюбин. — Каким это макаром: голубиной почтой или — вороньей?

— Зачем? У нас у каждого по два-три мобильника. Заелись людишки — выбрасывают. Так что, без проблем.

— Понятно... Значит, имееются суровые правила приема в свалочный коллектив, да?

— А как же без правил? Место сытное, денежное...

Неожиданно Дюбин расхохотался. Держась за живот, откинувшись на вонючие отходы. В последний раз он так смеялся после выстрела в спину Лавра.

— Правила вступления... Ох, не могу!... Сытное место?

— Ты чего развеселился? — обиженно покривился пожилой бомж. Я всегда говорю серьезно. Пока не накеросинюсь. Издеваешься, да?

— Боже избавь! — перестал смеяться «весельчак». — Дай мобильник, серьезная личность. Всего на пару слов. Не бзди, приедут за мной — оплачу. С процентами.

— Бери... Тебе какой сети?

— Любой.

Дюбин выбрал мобильник корейского производства.

— Кстати, господа свалочники, как это место называется? С точки зрения географии?

— Планета Земля! — выпалил Дергун. — Самое земное дно.

— Не скажи, — вмешался пожилой. — Это с какой стороны поглядеть.

— Поглядим отсюда, их вонючей ямы. Какое шоссе и какой ближайщий населенный пункт?

Получив исчерпывающие сведения, Дюбин набрал номер...

Через сорок минут на бывший кирпичный завод приехал Ессентуки. Как всегда, серьезный и солидный. Посетовал на то, что «хозяин» не взял с собой пяток пехотинцевя. за что и поплатился.

— Ладно, проехали! — перебил его Дюбин. — Филки привез? Выкладывай!

Распростившись с бомжами, Дюбин одарил их тремя сотнями баксов — скромная цена за котелок молока и сочувствие. Приказал покорному Ессентуки ехать к покинутой неподалеку от спортивного особняка машине.

Дарить Юрашу даже такую малость он не собирался...

Глава 20

Никто Федечку не будил — проснулся сам. Электричка стоит, вагон пустой. Драгоценная папка — на месте, никто на нее не польстился. А вот пакет с бутылкой побеспокоили — фольга содрана, содержимое ополовинено.

Может быть, зря он грешит на щипачей — сам в полусне пытался взбодриться? А одну «гранату» презентовал ментам. В знак признательности за то, что отнеслись с пониманием, не польстились на бумажник, не отправили в вытрезвитель.

Оказавшись на пустующем перроне, Федечка решил допить «Одессу». Не таскать же нелегкую «гранату»? Опорожнив бутылку, он аккуратно опустил ее в ближайшую урну.

— Извините, посуду забрать можно?

Мужик интеллигентной внешности — выбрит, пострижен, одет в пристойную куртку, на голове — молодежная кепчонка с длинным козырьком. Начинащий бомж, хронический алкоголик или чокнутый, сбежавший из местной психушки?

— Конечно, бери... А что, принимают?

— Еще как! В особенности «бомбы». Для местного плодово-ягодного разлива.

Надев на руку пакет, мужик выудил из урны пустую бутыль.

— Вы случайно не подскажете...

— Подскажу, почему не подсказать, — перебил «бутылочник» — Что вас интересует?

— Во первых, где я нахожусь? В каком населенном пункте?

— В Окимовске.

— Ага! — обрадовался Лавриков. — Алгоритм моих безумных действий понемного проясняется... Следующий вопрос — как лучше добраться до бараков?

— До каких именно? У нас, считай, повсюду одни бараки.

— До тех, которые поближе к затону. Там еще барка в песок вросла.

— Вот теперь понятно! Пройдешь через вокзал и топай, никуда не сворачивая, вниз.

— А где вокзал?

— Да вот он, перед тобой стоит. И дверь через него открыта.

Федечка пренебрежительно оглядывает вполне пристойное здание.

— Действительно, высится... Поверху написано для тупых — ОКИМОВСК. Спасибо, друг, услужил... До бараков далеко?

— Как пойдешь. Ежели вприпрыжку — полчаса, вразвалку — минут пятьдесят.

Бить ноги не хочется, они — свои, не казенные. Зря он поехал не на машине — общественным транспортом.

— Такси у вас бегают... Извини за глупый вопрос...

Мужик понимающе кивнул. Москвичу, привыкшему к столичному образу жизни, провинциальный городок кажется деревней. Вежливо простившись, он отправился обследовать другие урны...

Федечка не бежал и не плелся — шел размеренным шагом делового человека, знающего себе цену. С любопытством оглядывал деревенские избы, резные и запущенные заборы, огороды и цветники.

Наконец, добрался до дощатого барака, в котором живут Осиповы. Он запомнил его с прошлого визита, когда неизвестно кто кого провожал: Лерка его или он Лерку?

Солнце, оттолкнувшись от горизонта, медленно, с одышкой карабкалось по небу. Городок еще спит, даже чуткие собаки не реагируют на нахального пришельца.

Выбив по стеклу маршеобразную мелодию, Федечка отошел на несколько шагов и застыл в ожидании. Разбуженные жильцы могут и окатить дерзкого парня ведром воды, и натравить на него проснувшихся псов.

Из окна выглянула заспанная Лерка. В ночной рубашке, с растрепанной прической.

— Ты? — округлила она глаза и торопливо влезла в укороченный, выше колен, сарафанчик. — Откуда?

— О, милая, о, жизнь моя, о, радость! — продекламировал Федечка сочиненные в электричке стихи. Если честно, они, эти сонеты, позаимствованы у Шекспира. — Стоит, сама не зная, кто она. Губами шевелит, но слов не слышно. Пустое, существует взглядов речь...

Опомнившаяся девушка ответила тем же. Из того же источника.

— Как ты сюда добрался? Для чего? Ведь стены высоки и неприступны. Тебе здесь — неминуемая смерть, когда найдут тебя мои родные!...

Федечка во все глаза смотрит на Лерку.

— Ничего себе! Литературовед! Академик изящной словесности!

— Думаешь, ты один грамотный? Я, между прочим, в театральное поступала, два раза. Не прошла по конкурсу, зато в трагедиях и комедиях ориентируюсь.

— Здравствуй, Лерка... Лерочка.

— Привет, Федечка. Ты откуда свалился?

— С электрички.

— А почему не на своей шикарной иномарке? На ней было бы гораздо эффектней.

— Конечно, эффектней... Вот только, знаешь, я выпил вдруг шампанского. И уснул. Открыл глаза, смотрю — Окимовск. Знакомое местечко. Дай, думаю, проведаю знакомых...

— С чего вдруг? Соскучился?

— Не то, что соскучился. Наверно, влюбился.

Из-за забора соседнего участка выгляли два персонажа разыгрываемой постановки: старик и старуха. Глаза так и сверкают нестерпимым любопытством, уши выросли до размеров радаров.

— Ну, чего пялитесь? — с досадой пробормотала Лерка. — Ко мне человек по пьяни прикатил из Москвы, в любви объясняется, а вы вылезли, не мывшись.

— Извини, дочка, любопытно послушать, как общаются современные влюбленные... Пошли, старуха, самовар, небось, выкипел.

Дождавшись, когда престарелые супруги покинут свой наблюдательный пункт, Федечка повернулся к девушке и открыл рот для продолжения начатого цитирования великого поэта и драматурга. И снова ему помешали.

Из-за угла выбежал коренастый парень в нелепых шароварах, с наколками на бицепсах. Огляделся, выдернул из земли увесистый кол и, пригнувшись, направился к влюбленным.

Кажется, предстоит нешуточное сражение, подумал Федечка, но не отступил, только сконцентрировался, напрягся. Редкий случай показать Лерке свою молодецкую стать и рыцарское умение.

— Костик, прекрати! Слышишь, немедленно прекрати! Ой, мамочка, что сейчас будет! — заверещала Лерка, обхватив Федечку тонкими ручонками.

Парень остановился, переводя взгляд с незваного визитера на девушку. Он явно не знал, как поступить — врезать очкарику по мозгам или ограничиться матерным лексиконом?

— Кто это? Отвергнутый ухажер или охранитель девичьей чести?

— Это Кирюшкин дружок... Не подумай плохого... Не смей драться, Константин, по рецидиву пойдешь, годков на пять, не меньше!

— Ну, и сяду! — решился парнишка и замахнулся колом. — Вышибу твоему хахалю мозги и пойду в ментовскую сдаваться!

Федечка понял, что без схватки не обойтись. Он развернулся, поднырнул под поднятую дубинку и ударил противника в грудь. Для верности добавил под вздох. Кирюшкин дружок охнул, согнулся и упал на грядку.

— Получил? — торжествующе, спросила Лерка. — Я же просила тебя, предупреждала. Он же самбист, боксер!

Федечка не был ни самбистом, ни боксером, но слушать девушкины причитания было удивительно приятно.

— Здорово ты его сделал! С виду — мозгляк, а на поверку — действительно самбист.

— Точки надо знать! — с видом знатока рукопашного единоборства похвастался Федечка.

— Какие еще точки?

— Органы, по которым бить.

— Все мужики только и знают точки с запятыми, по которым бьют ногами и кулаками. На другое ума не хватает.

— Пардон, мисс, но он хотел меня грохнуть дубиной.

— Ну, и что? Тогда я бы тебя выхаживала, лечила. Как в кино.

— Проломленные черепа неизлечимы. Похороны по первому разряду ты организовала бы.

Костик, кряхтя и ошупывая ребра, поднялся с грядки.

— Считай, я тебя, очкарик, сфотографировал. При случае рассчитаюсь.

— Только, пожалуйста, пришли пробную карточку в маленьком формате. Желательно девять на двенадцать. С приложением изображения синяка на твоих ребрах.

Лерка прикрыла лицо косынкой и засмеялась. Язвительный смех девушки еще больше разозлил Костика.

— Обеспечу стандартный формат. Два метра на шестьдесят сантиметров. Глубина зависит от грунта.

Когда побежденный и униженный парнишка, покряхтывая и поохивая, ушел, Федечка осторожно взял Лерку под руку. Рука не отдернулась.

— Слышь, а мы можем смыться из этого греческого амфитеатра?

— Без проблем... Так сбрось же это имя! Оно ведь даже и не часть тебя. Взамен его меня возьми ты всю... Не особо торжествуй, Ромео, это я для любопытных соседей — пусть вспомнят свою нафталиненную молодость.

— Пусть, — охотно согласился Федечка. — Зависть всегда взбадривает.

Они остановились на берегу, посмотрели друг на друга и рассмеялись. А дальше пошли, освященные веками, любовные игры. Девушка убегала, стараясь бежать не очень быстро, парень догонял, подбрасывал, кружил в вальсе. Не так, как недавно в Аквапарке — с большей горячностью. Там было прощание, а здесь — встреча. Встреча навсегда.

Утомившись, присели на лежащий у кромки воды ствол дерева.

— Признайся, чего это ты с утра пораньше в нашем Шанхае появился? Дело или безделье?