NEXT-3: Дюбин снимает маску

Санчо вопросительно вздурнул брови. «Не передумал бросить депутатство? Обстановка так сложилась, что лишняя гарантия безопасности не помешает.». В ответ — насмешливый взгляд, пожатие плечами. «Нет, дружан, не передумал. Осточертело.».

Второй «вопрос» — более болезненный. «Что с сынком?». Лавр нахмурился, недовольно поморщился. Санчо изобразил понимающую улыбочку, извинительно кивнул...

Лвриков-младший не отказался от мысли завладеть окимовским заводом, наоборот, еще больше утвердился в своем замысле. Отец отказался помогать? Ну, что ж, это его право. Пусть сидит в пенсионном закутке, ухаживает за невестой, ремонтирует будущее любовное гнездышко. По возрасту положено. А он, молодой и сильный, уже нашел применение бьющей гейзером энергии.

Привлекать зарубежных инвесторов он не собирается. Обойдется своими силами и средствами. Реконструирует и расширит цеха, построит новые, оснастит их современным оборудованием. Соответственно, появятся дополнительные рабочие места. Город, может быть, и весь район вздохнет, избавится от нищеты.

Ему чудилось всеобщее ликование, овации, плакаты и лозунги с изъявлением признательности и благодарности благодетелю. Отец признается в своей неправоте и близорукости. Клавка обцелует победителя...

Впрочем, девчонка — пройденный этап. Приятный, но померкший.

Что до помощников — новоявленный инвестор тоже не обделен. Главный — Белугин, мин херц Петр Алексеевич. И подскажет, и нацелит. Опыта ему не занимать.

Федечке повезло — он нашел неуловимого управляющего главным супермаркетом компании на открытой площадке верхнего этажа. Покрытое морщинами лицо освещает добрая, задумчивая улыбка, обширная плешь отражает солнечные лучи. Приклеить окладистую бороду — типичный апостол, любимый ученик Христа.

Белугин отдыхал от своих многотрудных обязанностей, от беготни по отделам магазина, от «воспитания» продавщиц и фасовшиц, грузчиков и кладовщиков. Отдыхал по своему, по «белугински». Не валялся на диване, бездумно глядя в потолок, не попивал кофе или чай — просто стоял и любовался панорамой Москвы.

Когда Лавриков-младший приблизился, он оглянулся. Будто увидел его второй парой глаз, пристроенных на затылке.

— А-а, Федор Федорович! Желаю здравствовать. Давненько не навещал старика. Признаюсь, соскучился.

— Я тоже соскучился, Петр Алексеевич.

Федечка уважал Белугина. Не за благообразную, «апостольскую» внешность и не за всепонимающую улыбку — за непоказную честность и за доброжелательность пожилого мудрого человека. Белугин относился к богатому акционеру с таким же уважением. Молодой да раний, энергия бьет ключом. Придется время от времени охлаждать, будет значительно хуже, если охладят другие.

Вот и получился некий симбиоз молодой энергии и старческой мудрости.

— Ну-ну, хватит лить на меня елей, могу и всплакнуть, — смутился упрвляющий. — Лучше скажи: о консервном заводике все еще мечтаешь? Или отказался?

Обидный вопрос! Будто Лавриков — самовлюбленный малец, переоценивший свои способности. Поэтому ответ прозвучал несколько резковато.

— Не мечтаю и не отказался — решил. Сделаю, обязателтьно сделаю! А вы все еще сомневаетесь в реальности задуманной мною операции?

Белугин оперся о парапет площадки, наклонил полулысую голову. Будто прислушался к себе. На самом деле, скрыл насмешливую гримасу.

— Сомневаться всегда полезно, глупая уверенность непредсказуема и поэтому — опасна. Особенно, применительно к нашей компании. Не солидная организация — настояший цирк Шапито. С клоунами и акробатами.

Феденька что-то пробормотал по испански.

Белугин снова покачал головой.

— Ты изъясняйся по русски, более понятно. Я ведь только экономический техникум освоил, грамотешка на уровне первобытного человека. Этакого неандертальца. Пытался пробраться в храм науки — не получилось, отшвырнули. Не прошел по конкурсу. Другие прошли, более умелые. Кто дал экзаменаторам на лапу, кто оказал институту так называемую спонсорную помощь. Такую же мзду, но только в невинной розовой упаковке... Так что ты сказал на забугорном языке? Бкдь добр, просвети неуча.

Ничего себе, неандерталец, с уважением подумал

Лавриков-младший, какой махиной заворачивает. Другой бы давно шею сломал, умом тронулся... Явно прибедняется. Дескать, мы лаптем щи хлебаем, разные университеты не для нас прописаны.

— Ну, вроде цирка. Иносказательно.

Белугин удовлетворенно кивнул. Солнечные лучи отразились от лысины. Получился нимб святого.

— Значит — одинаковые рассуждения? Признаюсь, рад! Приятно встретить человека, одинаково думающего... Хватит нам с тобой ходить вокруг да около. Не верю, что ты пришел только ради общения. Выкладывай. Я ведь не на бездельном отдыхе — работа не ждет. Сейчас побегу в фасовочный, потом нужно глядеть молочную продукцию. На прошлой неделе привезли просроченное молоко...

Ну, что ж, прямо так прямо! Белугин не тот человек, с которым нужно хитрить и изъясняться на ззоповском языке. Федечка считал себя тоже прямолинейным, без хитрых зигзагов и коварных подходов. Он заявился в супермаркет не для того, чтобы обливать его руководителя сладкой патокой — для серьезного разговора.

— Петр Алексеевич, подозреваю, что изготовленный в Окимовске самопал не минует ваш магазин.

Заведующий оттолкнулся от парапета, медленно пошел к выходу. Возле двери остановился.

— Ты хочешь попросить меня...

— Именно попросить и именно вас. Больше некого.

Белугин озабоченно потер лысину. Ему не хотелось учавствовать в сомнительной, не совсем чистой операции, угрожающей опасными последствиями. Рукодство компании, если оно замешано в торговле самопалом, не простит самодеятельному сыщику — расправится с ним. Возможностей расправы предостаточно, начиная от примитивного увольнения по несоответствию образования и занимаемой должности и кончая чем-то более страшным.

Но отказаться мешает та самая глупая, несовременная совесть, которая глубоко укоренилась в сознании. И еще — просящая улыбка рыжего предпринимателя, сына уважаемого человека.

— Спасибо, милый за доверие... В отсутствии самопала в моем магазине уверен. Появись он — мимо меня не проскочит. А вот на складе компании он может быть. Ладно, так и быть, проверим! Складские захоронки, высокопарно выражаясь, в моей юрисдикции.

— И вам тоже — спасибо, мин херц.

Старомодной выражение, которое использовал ближайший сподвижник великого Петра, сиятельный вельможа Алексашка Меньшиков, общаясь с царем, как нельзя лучше подходит «апостолу». Именно, мин херц — мое сердце.

— Не за что. Поблагодаришь на поминках... Все же зря ты затеял эту крутоверть, сунул глупую башку вместе с мужским достоинством под секиру палача. Для этого сражения и опыта у тебя маловато, и, уж извини старика, мозги пацаньи.

Федечка и сам понимал все это. В подковерных или в закулисных схватках он, действительно, профан. Подставить во время и в нужном месте подножку сопернику-конкуренту — сложная наука, которую придется постичь. Не дать подсечь себя — тем более. А о более серьезных маневрах даже думать не хочется.

Но ведь и опыт, и знания рождаются не сами по себе и не в одночасье. Придется и синяки получить, и немало набить шишек.

— Согласен — пацаньи. Научите, мин херц, посоветуйте. В долгу не останусь...

— Богатый вьюнош желает учиться?

— Да, желаю! Только уже не вьюнош — бизнесмен, — с мальчишеской гордостью твердо произнес Лавриков. — Слава Богу, вырос из ползунков.

— Не обижайся, Федор Федорович, но из пеленок ты может быть и выбрался а вот до настоящего бизнесмена еще не дорос. Половина или даже четвертушка... Ну, что ж, — обреченно вздохнул Белугин. — Считай, первый урок... Для того, чтобы провернуть такое опасное деяние, как сбыт самопала, требуется подельник. Но он — шестерка, которую с легкостью бьют и валет, и дама, и даже семерка. Понимаешь?

Федечка пока ничего не понимал. Что касается необходимости в шестерках-подельниках, тут все ясно. Не торговать же окимовским воротилам своим зельем? Накладно и опасно. А вот наличие в криминальной колоде каких -то вальтов в обнимку с дамами пока в тумае. Кого Белугин имеет в виду?

— Понимаю, но не до конца, — честно признался он. — Никак не врублюсь.

Петр Алексеевич понимающе кивнул. Сново возвратился к парапету, промокнул носовым платком вспотевшую лысину.

— Думаешь, я все постиг? Если бы... Пойдем дальше. Это на огороде вверху бесполезная произрастает ботва, а та же вкусная морковь в земле прячется. В жизни и так, и не так. Там, — выразительно поглядел он наверх, в небо, — сидит-посиживает некий покровитель окимовского делопута, помогает сбывать, заботится о безопасности потайного бизнеса. Выполоть его, как выпалывают сорняк, нам с тобой не по зубам — мигом сломаем челюсти. А вот вычислить и, соответственно, повести себя — вполне по силам. Как повести, как приноровиться, когда лизнуть, а когда и гавкнуть — вопросы будущего. Главное — узнать, кто ворожит заправилам консервного заводика.

— Вот теперь понимаю, — удовлетворенно сказал Федечка. — Вы сможете?

— Придется. Ведь согласился учить, а любое учение не только лекции, но и семинары, разные рефераты и лабораторные практикумы... Правильно я изъясняюсь или неправильно? Если что не так, не стесняйся поправь. Так и станем учиться друг у друга...

— Все правильно, мин херц... Когда первый зачет?

Белугин осуждающе поморился. Вот она — современная молодежь, всегда торопится жить, не признает осторожностиЮ так и рвется в бой. А деловая жизнь не терпит торопливости, когда немудренно споткнуться. В лучшем случае набить шишку, в худшем — получить аккуратную дырочку в глупой башке.

— Трудно сказать. Найти вредное насекомое — не чашку чая выпить. Оно не выпячивается, прячется в системе, как вошь в швах белья... Загляни завтра к обеду...

На этот раз Федечке пришлось поскучать в одиночестве — Белугина в кабинете не было. Гоняться за ним по многочисленным отделам, этажам и переходом — утомительное и зряшное занятие. Наряду с множеством других достоинств Петра Алексеевича была редкая по нынешним временам обязательность. Пообещал — выполнит! Значит, у него появилось что-то важное, мешаюшее выполнить обещание.

Ничего страшного, «ученик» подождет. Заодно еще раз продумает подходы и отходы, атаки и обороны. Все, до мельчайших деталей. Ибо «противник» — маститый и накачанный, справиться с ним далеко не легко и просто.

В половине третьего запыхавшийся заведующий отпер свой кабинет, приглашающе кивнул гостю на стул и включил компьютер.

Тыкал указательным пальцем в клавиатуру, что-то негодующе бормотал, иногда ругался.

— Извини, «ученик», забегался... Гонят, паршивцы, дорогую салями, забрасывают зарубежным говном. А куда прикажете броситься несчастному пенсионеру? Ему подавай что подешевле... Ты почему чай не пьешь?

— Какой чай?

— О, черт, совсем с ума выжил. Сейчас организую.

Оставив в покое компьютер, Петр Алексеевич включил старомодную электроплитку, водрузил на нее такой же древний чайник. На столе появилась сахарница, блюдечко с нарезанным лимоном, сушки.

Придирчиво оглядев стол, Белугин возвратился к покинутому компьютеру, азартно защелкал клавишами. Что-то бормотал, чем-то возмущался. Иногда бросал на посетителя подбадривающий взгляды. Не томись, мол, всему свое время. Попивай ароматный чаек, размышляй о чем-то приятном.

Через десять минут удовлетворенно зафыркал чайник. Белугин с сожалением оставил в покое клавиатуру, отодвинул отработавшую свое мышь. Долго, с наслаждением колдовал над пакетиками с заваркой, подсыпал в заварной чайник какие-то засушенные травы, что-то нашептывал.

— Милости прошу! — пододвинул он чашку, издающую умопомрачительный аромат. — Почаевничать — первое дело, промоешь сосуды, просветлишь мозги.

Федечка отхлебнул и молча показал хозяину оттопыренный палец. Класс! Круто!

Хозяин кабинета и его гость дружно пили ароматный чай, переглядывались. Заинтересованно и смешливо.

— Удалось? — не выдержал затянувшегося молчания Федечка. — Или — очередной прокол?

Белугин обидчиво поднял голову, потер лысину. О чем говорит этот начинающий бизнесмен, о каких неудачах и поражениях? Сколько помнит себя Петр Алексеевич, всегда всем его начинаниям сопутствует непременная удача. И по работе, и в личной жизни.

— О каком проколе упоминаешь, вьюнош? У меня их не случается. Бывают временные затруднения, не скрою, но не неудачи. Не зря нажил мозоли на мозгах и на заднице.

Любому человеку пенсионного или предпенсионного возраста свойственна похвальба. Вот, дескать, какой я умный и удачливый, рано списывать меня в расход, я еще — огого! Этакая милая стариковская манера возвысить себя.

Федечка снисходительно усмехнулся.

— Значит удалось? И кто же он, опекун окимовских воротил?

Белугин задумчиво помешал ложечкой в опорожненной чашке. Поманил Лаврикова согнутым указательным пальцем. Когда тот склонился к нему, прошептал:

— Хомченко. Борис Антонович. Заглавная личность в нашем царстве-государстве. Без него в «Империи» ничего не варится и не жарится. Типа суфлера на сцене.

— Новая силовая структура?

— Можно сказать и так. Вот только на «структуру» Борис Антонович не тянет. Обычный зам по поставкам. Одновременно — ходатай Кирсановых. Так сказать, персональный адвокат.

— Вот даже как?

О том, что Хомченко действует по заданию Ольги Сергеевны и Ивана, Федечка знает давно. Но ранее не придавал этому альянсу особого значения. Любой умный бизнесмен держит при себе такого же умного человечка. Не самому же ему выпячиваться?

— Именно так! Хитрый и разворотливый Борис Антонович для Кирсановых — находка. Поэтому тебе необходимо войти в контакт. Нет, не с Хомченко — он тебя мигом прожует и выплюнет — с Ольгой Сергеевной.

Федечка отхлебнул оставший чай.

— Боюсь, этот контакт не получится.

— Почему? — удивился Белугин. — Насколько я осведомлен, ты числишься ближайшим другом-приятелем Ивана...

— Обстановка измениась.

— Распрашивать не стану — не тот расклад. Но контачить с Хомченко, все же не советую. Слишком опасно...

Помолчали. Петр Алексеевич, не спросив разрешения, налил собеседнику кипятка, погрузил в него пакетик, подсыпал сушенной травки. Демонстрируя свою занятость, покосился на все еще работающий компьютер. Дескать, не пора ли расстаться? Информация выдана, точки, запятые и другие знаки препинания расставлены по своим местам.

Федечка понимающе усмехнулся. Дескать, все понимаю, но разговор не завершен — осталась главная его составляющая. Копируя собеседника, поманил его согнутым пальцем. Тот поколебался, но все же склонился над столом.

— Скажите, мин херц, слабо покопаться в складе?

— Не люблю повторяться. Вчера уже сказал: проверю... Моя юрисдикция, — повторил он полюбившееся слово.

— Ожидаю и надеюсь, — рассмеялся Федечка. — Удачи!...

— Постараюсь, — хмуро пообещал Петр Алексеевич. Предстоящая процедура поисков самопала не особенно нравилась ему, мало того, беспокоила. Но он понимал: этот «клещ» ни за что не отстанет. — Сегодня или завтра... сделаю.

Глава 3

Дюбин и любил и ненавидел этот город, праздничный даже в ненастье, центр богатства и нищеты, бандитского беспредела и социальных потрясений. Город чиновников и проституток, миллиардеров и спившихся бомжей.

Это — е г о город, его логово. Логово безжалостного зверя с острыми клыками. Из которого он достанет до горло и сердца злейшего своего недостреленного врага.

Первый визит — за филками, башлями, тугриками. Без денег Дюбин чувствовал себя как-то неуютно — голым, незащищенным. Ни пообедать в ресторане, ни зайти в туалет, ни побаловать себя дорогостоящим коньячком. Притормозит бдительный дорожный мент — нечем «отблагодарить», в просторечии — дать на лапу. Появится желание испробовать московскую путану — тоже затраты. И — немалые.

Возле банка он припарковал машину, внимательно оглядел улицу, даже окна зданий. Ничего подозрительного, кажется, его не пасут. Выбрался из салона, прогулялся до перекрестка. Ничего предосудительного, водитесь разминается после длительного пребывания в тесном салоне. Снова проверился.

Ровно в девять Дюбин вошел в под"езд. Два омоновца оглядели посетителя, привычно прошлись проверяющими взглядами по его карманам. Не спрятан ли в них ствол, не приклеен ли под полой модного пиджака заранее заготовленный пластит?

Ради Бога, проверяйте, подумал Дюбин, копайтесь в моем нижнем белье. Я не собираюсь грабить или взрывать дребанный банк. Пусть богатеет и размножается на филиалы. На радость вкладчкам и держателям акций-пустышек.

Пристроив на физиономии озабоченное выражение человека, решившего проверить свои сбережения, он прошел в операционный зал.

Проверка предъявленных документов заняла много времени. Сначала их изучал какой-то эксперт с треугольной бородкой, в выпуклых окулярах— линзах. Потом за них взялся его коллега — молодой парень, тоже — очкарик, но на пару диоптрий меньше.

Обычная процедура, ничего опасного. Пару лет тому назад, тогда еще живой и не покалеченный, Дюбин абонировал банковский сейф, в котором, на всякий случай, хранил солидную сумму в баксах, несколько пластиковых карт и пакет из дешевой коричневой бумаги, забитый документами. Естественно, компроматом.

Ключи от сейфа хранились у Казика, проверенной его шестерки, оказавшегося предателем. Перед тем, как отправить его в царство теней, оживший мертвец забрал их.

Наконец, очкарик-младший приглашающе повел рукой в сторону лестницы, ведущей в подвальные помещения. Они спустились в коридор с мраморным полом и стальными дверями, способными выдержать взрыв средней мощности. Банковкий клерк — впереди, клиент — на два шага сзади.

Знакомая обстановка. Кодовые замки, настороженные стволы молчаливых охранников, кнопки тревожной сигнализации, тусклый свет.

Наконец, вошли в сейфовый зал. Парень повернул в замочке одной из многочисленных ячеек свой ключ, Дюбин — свой.

— Вот — кнопочка. Закончите — нажмите.

— Спасибо, не первый раз — знаю.

После того, как сотрудник банка удалился, Дюбин неторопливо выдвинул ящичек с купюрами и заветным пакетом. Читать не стал — долго и нет особой необходимости: все, там записанное, он знает наизусть. Просто бегло просмотрел бумаги.

А вот к деньгам — совсем другое отношение. Ласковое, трепетное. Он упаковал во внутренний карман куртки несколько сотен баксов, поразмыслив, добавил столько же. Потом — пачку в банковской упаковке. В наружный карман спрятал три десятка тысячных купюр рублевого достоинства. Так сказать, на текущие расходы. Бросил алчный взгляд на небольшую сафьяновую коробочку с драгоценностями.

Лежите, милые, отдыхайте, родные! Придет время, когда хозяин использует вас по назначению — покрасуется в обществе либо подкупит нужных людей.

Кажется, все.

Ящичек утоплен в ячейку, заперт. Двойное нажатие кнопочки. Как это в сказочке? Кажется: Сезам, открой дверь? К черту дурацкие сказки! Умерший, вернее сказать — убитый, жиган-лимон прибыл в столицу не для этого.

Не успел он оторвать палец от кнопочки, дверь открылась. На стальном пороге — доброжелательный очкарик с приклееной на физиономии вежливой и, одновременно, вопросительной улыбочкой.

Обратно они возвращались в том же порядке: впереди скользит по мрамору банковский клерк, за ним — арендатор ячейки сейфовой камеры.

Как всегда, подкормленные деньгами карманы отразились на нестроении. Дюбину хотелось пойти вприсядку, смеяться, шутить.

Ткнул указательным пальцем в узкую спину очкарика — будто стволом пистолета — и рассмеялся.

— Вы что-то сказали? — обернулся очкарик.

— Нет, вам показалось, — не скрывая издевательской ухмылки, отозвался клиент. — Слишком все печально... У вас иное мнение?

— У меня нет мнения. И не должно быть. Мое дело — сопроводить, отпереть-запереть...

— Господи, как же повезло человеку. Никаких проблем. А вот у меня их — вагон и маленькая тележка... Впрочем, вам незачем это знать. Всего доброго, святой Петр! Открывайте-закрывайте. До следующей встречи!

Банковский клерк поклонился, снова поглядел на странного клиента. И отшатнулся, будто его ударили в грудь. В него уперся взгляд вурдалака, полыхаюший сатанинским огнем. Ослабли ноги, закружилась голова, перехватило дыхание.

Обогнув перепуганного сотрудника, Дюбин взлетел по лестнице в операционный зал. Набитые деньгами карманы и небольшой саквояж будто поднимали его над окружающими, превращали в диктатора с неограниченной властью. Карать и миловать. Лучше и привычней — карать.

Омоновцы равнодушно отвернулись. Никого не убили, никого не взорвали. Охраняемое святилище в целости и сохранности. Не к чему волноваться, травмировать не восстанавливаемую нервную систему.

Медленно и важно, как и положено богатому вкладчику, Дюбин покинул банк. Постоял возле под"езда, закурил. Все правильно, все объяснимо — обычное волнение человека, убедившегося в сохранности своих трудовых сбережений, обрадованного начисленными процентами.

На самом деле «вкладчик» в очередной раз проверялся. Вся его жизнь — сплошные проверки. Может быть, поэтому он и выжил.

Легковушку не похитили, стоит, терпеливо ожидая куда-то запропастившегося хозяина. Забравшись в салон, Дюбин в очередной раз проверился. Не заметив ничего опасного, завел двигатель, вырулил на проезжую часть улицы.

Второй запланированный и детально продуманный визит — к адвокату-экстрасенсу.

Во время заключительной беседы в швейцарской клинике лечащий врач, профессор с мировым именем, засыпая выздоровевшего пациента множеством советов и рекомендаций, вскользь упомянул о своем приятеле, живущем по несчастью в Москве. По профессии и призванию — адвокат от Бога. Экстрасенс — от Сатаны.

Лекарь будто проник в голову Дюбина и нащупал в ней болезненную точку. Будущий мститель нуждается в помощниках. Гласных и негласных, открытых и замаскированных. Тем более, в талантливых юристах. Без них задуманное не больше, чем бесполезный треп.

Он охотно пообещал навестить адвоката и передать горячий привет из Цюриха. Вместе с живейшей благодарностью ему вручили фирменный бланк клиники с записанным на нем адресом и номером домашнего телефона.

Поэтому пришла нужда навестить адвоката-экстрасенса, пощупать его, оценить пригодность. Нмчего не поделаешь, приходится рисковать, открываться. Не полностью, конечно, с самого краешка.

В магазине Дюбин приобрел самый дорогой мобильник, оплатил двухчасовое пользование им. Теперь, когда карманы распухли от купюр, можно не жаться. Не мы для денег, деньги для нас — расхожая поговорка.

Квартира адвоката не отвечала — протяжные безответные гудки капали в сознание. Ничего страшного, адвокат может находиться в своем офисе, либо навестил в тюряге подзащитного, либо нанес визит вежливости коллеге. Свободного времени у мстителя — с избытком.

Дюбин заглянул в шикарный кабак, заказал самые дорогие блюда, бутылочку мартини. Со вкусом пообедал. Снова позвонил. Все те же тягучие «капли». После третьей попытки он встревожился. Вдруг приятель швейцарского профессора сменил номер телефона или, не дай Бог, прибомбил новые апартаменты? Не мешает проверить, а потом, после проверки, решить что делать.

Где проживает адвокат? На Мосфильмовской? Знакомое местечко, однажды он вместе с дружанами пас там по наводке одной шлюшонки навороченного мужика. Неудачно пас — бизнесмен оказался ловким мужиком: во время слинял. Подельников повязали сыскари, главарю удалось сбежать.

Припарковавшись неподалеку от дома, указанного в шпаргалке эскулапа, Дюбин снова проверился. Два пенсионера, телка, торгующая фруктами, несколько мамаш с колясками. Вроде, спокойно и безопасно. Правда, в современной России пенсионеры вполне могут быть шестерками ментов, торговка — подставкой, мамаши — соглядатаями.

Опять приходится рисковать.

Третий этаж, четыре двери. Одна обшарпанная, низ изгажен кошками, явно не принадлежит богатому адвокату. Вторая — более приличная, покрыта коричневым дермантином, изукрашена серебристыми кнопками.

Ага, то, что надо! Одинадцатый номер!

По привычке всего опасаться, Дюбин прижался к стене рядом с бронированной, обтянутой натуральной кожей, дверью, два раза нажал на клавишу звонка. В квартире раздалась мелодия — не дребанного Чижика-Пыжика — из какой-то оперы. Кажется из «Щелкунчика».

Динамик, пристроенный над дверным полотном, ожил.

— Вы к кому?

Интересный вопрос! Будто посетитель звонит в коммуналку, в которой проживает несколько семей.

— Доброе утро. Извините за беспокойство. Я бы хотел повидать господина Мартынова.

— По какому вопросу? — недовольно спросил динамик.

— Нужна консультация.

— Извините, но я дома первичный прием не веду. Сегодня в клубе железнодорожников намечена моя лекция. Отнюдь, не связанная с юриспруденцией. Перед ней вы имеете возможность записаться. На консультацию. Всех вам благ!

За «блага» спасибо, но отступать он не намерен. Слишком многое зависит от дерьмового юриста.

— Подождите! Мне очень жаль. В швейцарской клинике профессор Велсберг рекомендовал обратиться именно к господину Мартынову, представил вас, как крупного специалиста. Попросил передать привет и дал адрес.

— Доктор Велсберг? Что же вы сразу не сказала, что от него? Более лучшей рекомендации трудно себе представить... Войдите.

Щелкнул один замок, зашипел второй. Дверь открылась.

В богато обставленной большой прихожей Дюбина встретил полный мужчина с приятным открытым лицом. Радостно улыбается. Будто перед ним не незнакомый мужик — близкий друг или даже любимый родственник. На столике с гнутыми ножками — узорчатая бутылка, два бокала и небольшое блюдо с минибутербродами, насаженными на «шпаги». По обоим его сторонам — глубокие кресла.

— Выпьем за приятное знакомство, потом перейдем в мой домашний кабинет

— Спасибо.

Новые знакомые чокнулись и выпили. Адвокат — залпом, Дюбин пригубил. Недавно выпитай мартини и без дополнительного возлияния кружит голову, а ему предстоит нелегкая беседа, требующая не затуманенных, а ясных извилин.

— Как поживает мой цюрихский друг?

Дюбин решил не использовать свой магический дар, пустить его в ход только при крайнем случае. Безопасней представиться немного глуповатым, сдвинутым по фазе мужиком.

— Неплохо, — радостно проинформировал он. — Коллеги его уважают, больные благотворят. Я — в их числе...

Мартынов с любопытством оглядел визитера. Будто просверлил в его лбу отверстие, в которое запустил изучающие щупальцы.

— Ваше пребывание в клинике результат автомобильной аварии, — адвокат уверенно поставил диагноз и засмеялся. — Удивлены? Понимаю, многие удивляются моему экстрасенсорному дару. Увлечение аномальными явлениями не только мое хобби — смысл жизни. Казалось бы, юриспруденция и аномалика несовместимы. Но это только на первый взгляд. На самом деле они накрепко связаны... Хотите попробовать? Сейчас я все о вас узнаю...

Невеселая и опасная перспектива! Дюбин насторожился на подобии офлажкованного волчище, на которого нацелен ствол охотничьего ружья. Вот-вот грянет выстрел, сбросивший его в исходное положение — в покинутую могилу. Ему еще не приходилось общаться с экстрасенсорами, он вообще опасался предствителей этой аномальной шайки.

Отказываться невежливо, согласиться боязно. Дюбин с детства побаивался колдунов, ведунов и вообще всякой нечисти. Поэтому он решил отмолчаться. И да, и нет — удобная, не раз опробованная позиция.

Обещание узнать о нем «все» звучит угрозой разоблачения. Желание завербовать юридическую «шестерку» поблекло. Избавиться от дотошливого Казика для того, чтобы приобрести еще одну головную боль, смертельно опасно.

Мартынов молчание собеседника посчитал согласием на проведение эксперимента. Вежливо поклонился и приглашающе открыл дверь в комнату.

Обстановка кабинета, не в пример прихожей, довольно скромная. Потертый диван, два таких же поношенных кресла, заваленный книгами письменный стол, книжные полки.

Мартынов достал из-за книг профессионально изготовленную металлическую «лозу». С многозначительной улыбкой поднес ее к «пациенту», в метре от его тела. Лоза проснулась и завертелись. Сначала медленно, потом — с бешенной скоростью. Даже изгибалась на подобии потревоженной ядовитой змеи.

Экспериментатор отступил на шаг, потом еще на один. Верчение уменьшилось, но не прекратилось — лоза вздрагивает, вибрируют. Мартынов с недоумением смотрит на нее, отступает еще на два шага бережно откладывает левую, с правой отступает, почти упирается в дверное полотно.

— Боюсь, комнаты не хватит, — стараясь унять боязнь, весело прокомментировал Дюбин. — Может быть, достаточно?

— Нет, попробуем еще... Аномально как-то, раньше она не так реагировала... Более спокойно...

Еще бы ей не волноваться, когда она, наверно, учуяла исходяшие от пациента непонятные токи! Господи, или — Дьявол, сделайте так, чтобы сломалась, перегорела, взмолился подопытный кролик. Иначе придется сконцентрировать взгляд на дерьмовом экспериментаторе, согнуть его, свалить на пол. Вместе с сатанинским изобретением.

— Видимо, ваше изобретение не обладает даром всеведения, — пренебрежительно заметил он, отступая к окну.

— Все может быть, — обиженно прошептал адвокат.

Лоза в его руке постепенно разогналась, начала вращаться против часовой стрелки. На минуту останвилась и снова крутится, но уже в обратном направлении. Вращение ускоряется, вот вот металлический пруток вырвется и вылетит в окно.

Мартынов отбросил его, подул на ладонь со вспухшими волдырями.

— Горячо... Черт возьми, что с ней происходит?

— Аномалия, что же еще? — облегченно вздохнул «пациент». — Состояние невесомости.

— Какая там аномалия — обычное трение. Термодинамика. Но почему? Прежде такого не было... С"умеете подвигать ее по полу?

Ну, хватит, дерьмовый колдун, изощряться, со злостью подумал Дюбин не двигаясь с места. Сам двигай эту чертовщину! А лучше вышвырни ее в окно.

— Не сумею. Не приходилось.

— Не бойтесь, лозу я сам крутил, — успокоил его Мартынов.

— Без моего участия? — деланно удивился Дюбин. Ему до фени, до сгоревшей лампочки ухищрения дерьмового фокусника. Из головы не выходит угроза узнать о нем «все». — Разве так бывает?