Зато я увидела одиноко блуждающего среди столиков и автоматов Сашку, который держал в каждой руке по кружке с пивом, а в зубах сжимал тлеющую сигарету. Он периодически ставил одну из кружек на ближайший столик, чтобы стряхнуть пепел на пол, а потом продолжал свои бесцельные блуждания. Я проделала в уме кое-какие нехитрые мыслительные операции и пришла к выводу, что он ищет меня. И не ошиблась.

– Как хорошо, что ты нашлась! – счастливым голосом воскликнул Сашка. Избавившись от одной из кружек, он сообщил: – Я перевесил твою куртку на свой номер, и теперь у нас один номерок на двоих. Имей в виду, если задумаешь исчезнуть. Иначе рискуешь не найти свою одежду. Ну пойдем.

И, ласково обняв меня за плечи, повел наверх, вручил кий и даже разрешил мне самой разбить пирамиду. От такого неожиданно милого обращения я забыла даже спросить, зачем он перевесил мою куртку.

Когда я возвращалась домой, тело мое пребывало в каком-то счастливом оцепенении. Чего я не могла сказать про свои мысли. Некоторые из них метались в голове так, что временами вылетали прочь, и я тут же забывала про них. Другие подпрыгивали, как акробаты на батуте. Поэтому я ничего не могла сообразить.

А между прочим, тема для размышлений была. Странностей за сегодняшний день накопилось предостаточно. Но повторяю, что я была не в том состоянии, чтобы призвать свои мысли к порядку. Ехала домой и тихо надеялась, что родной кров поможет мне обрести четкость и стройность моим мыслям.

В мое отсутствие в моем доме побывали гости. Очень аккуратные гости. Они ничего не разбили, нигде не напачкали, мебель не двигали, посудой не пользовались, в ванне не мылись. Следов их визита я бы и не заметила, но полезла в кладовку за банкой клюквенного варенья и нашла там свои джинсы для работы в саду. Джинсы лежали возле стены. Они и с утра лежали возле стены, но в другом положении. Я стала искать другие новшества в обстановке. Они немедленно нашлись.

Я никогда не задвигаю ящик серванта до самого конца, а сегодня он оказался плотно задвинутым. На туалетном столике царил беспорядок, но это был чужой беспорядок. Не тот, который я оставила, уходя на свидание. Заглянув в шкафы, нашла там все тот же чужой беспорядок. Моя мама была единственным человеком, у кого есть ключи от моей квартиры. Но она не стала бы рыться в моих вещах или хотя бы оставила записку. Дескать, порылась. Ничего особенного, как и предполагала, не нашла. Целую.

Но на всякий случай я позвонила ей. Мама долго не подходила к телефону, я даже стала тревожиться. Потом я подумала, что она могла отключить телефон. Она часто так поступает, когда не желает общаться с внешним миром. Это проще, чем объяснять всем и каждому, почему она не хочет с ними разговаривать. Я уже приготовилась повесить трубку, когда мама подошла наконец к телефону. Мама, услышав мой голос, тут же сказала:

– Хорошо, что позвонила. Я как раз вспоминала о тебе.

– Я про тебя тоже вспоминала, – правдиво ответила я, – ты так давно не заходила ко мне в гости.

В ответ ожидала услышать что-нибудь вроде: «Как же. Я была у тебя сегодня в гостях и искала…» Но вместо этого услышала:

– Планировала зайти к тебе сегодня, но не получится. Заходи лучше ты ко мне. Завтра я дома. Мне должны звонить из Владикавказа по работе, поэтому сижу у телефона, как приклеенная.

Вот и все. Очень легко и просто. У меня в квартире был грабитель. Надо скорее проверить свои материальные ценности. Хотя чего проверять. Телевизор и музыкальный центр стоят в комнате на почетном месте, чтобы их не увидеть, нужно быть совсем слепым. Холодильник бурчит на кухне, как обычно. Деньги лежат в шкатулке возле зеркала вместе с документами, все в целости и сохранности. Хотя постойте, ведь тут же был мой студенческий билет, а теперь он пропал. Кому мог потребоваться старый студенческий билет?

Дело принимало совсем загадочный оттенок. В билете только и было ценного, что моя фотография. Стоп! Моя фотография. Это уже кое-какой след. Фотографии обычно берут, чтобы смотреть на них или показывать своим знакомым. Значит, кому-то хочется постоянно смотреть на меня и, может быть, даже радоваться при этом. Как же я умудрилась внушить похитителям фотографии такие сильные чувства и даже не заметила этого? А с другой стороны, почему им? Может, это только один человек. Мой тайный воздыхатель, который втюрился в меня настолько, что пошел на преступление, чтоб только раздобыть мою фотографию. В таком случае, он должен быть феноменально застенчивым человеком.

Но хорош поклонничек, если ходит в гости к любимой девушке с набором отмычек. Отмычками он явно воспользовался, потому что замок не был сломан и находился в полной исправности. А может быть, мой тайный поклонник нанял постороннего человека, чтобы тот взломал мой замок и выкрал фотографию. В этом случае дело принимает еще более уголовный характер. Здесь налицо сговор. А зачем тогда взломщик обыскивал всю квартиру? Шкатулка с документами стояла на самом виду. Может, у вора случился острый приступ любопытства, но это маловероятно.

Это какие же надо иметь железные нервы, чтобы, находясь в чужом жилье, тешить свое любопытство. Я ведь могла вернуться в любой момент, а он или она тут развлекается. Или взломщик искал какую-то вещь, которая случайно оказалась у меня. Я про эту вещь забыла, а ее хозяин, напротив, отлично помнит и жаждет вернуть ее, но попросить не решается. Хочу верить, что уголовник с отмычками нашел то, что ему было нужно, и больше не вернется и не потревожит меня.

Немного утешив себя мыслью, что ничего ценного при взломе не пропало – а много ли людей могут похвастаться тем же? – я легла спать. Но заснуть мне не удавалось. Что-то в сегодняшнем вечере меня настораживало.Человек, на которого я дважды натыкалась, когда возвращалась по забывчивости домой, явно не хотел, чтобы я видела его лицо. Я его и не видела. Он отворачивался от меня, и я даже его возраста определить не смогу, если потребуется. И еще эти двое в кафе. Они искали девушку, чьи приметы подходили ко мне. Все до одной подходили. И заметались они только после того, как увидели, что меня нет на месте. Единственная девушка в баре, которую они не могли видеть, была я, потому что все время сидела у них за спиной. Сашка перевесил мою куртку, и они не заметили ее и поэтому заволновались. Когда они расспрашивали барменшу о том, не видела ли она девушки, уходящей через служебный ход, то барменша все отрицала. А зачем бы ей было обманывать тех двоих? Стало быть, никто из бара через стойку не уходил. И значит, эти двое могли искать меня. И они знали, где я живу, как выгляжу, могли в любой момент взломать дверь и войти сюда!

Я не могла больше оставаться в постели. Я подскочила так резко, словно мне в спину уже упиралась заточка, и бросилась запирать дверь на все замки и цепочки. К моему величайшему огорчению, запоров явно не хватило бы на то, чтобы сдержать даже одного крепкого молодого человека, а про троих и говорить не приходилось. Тогда я пошла на крайние меры и притащила всю мебель, которую могла сдвинуть, к дверям. У меня получилась неплохая баррикада. Только после этого я немного пришла в себя и смогла здраво рассуждать о положении, в котором, возможно, очутилась.

Господствующее положение в голове занял один вопрос. Что теперь делать? Таинственный Ромео, которого я уже успела вообразить, развеялся аки дым, а вместо него материализовались трое здоровенных мужиков, которые не испытывали ко мне никаких нежных чувств. Это уж точно. Вместо этого они хотели получить от меня какую-то вещь, о которой я не догадывалась, но тем не менее украла у них. Больше всего меня смущал тот факт, что я не представляла, что это могло быть. Я с удовольствием и даже с радостью вернула бы их собственность, чтобы отвязаться от них. Ценности этой вещи я не представляю, так что легко вернула бы им все, но не могу это сделать, потому что не знаю, что должна вернуть. Скоро они сообщат о неудачах своему боссу, и он предпримет ответный удар. В чем будет заключаться этот удар, мне даже и думать не хотелось. Не пойти ли мне ночевать к Светке? Правда, уже поздновато для визита, но и обстоятельства, вынудившие меня прибегнуть к ее гостеприимству, тоже отличаются от обычных.

Что еще можно сделать, чтобы обезопасить свою жизнь? Да, конечно, звать на помощь милицию. Нашу родную славную милицию, которую мы все любим покритиковать, но к которой прибегаем в трудную минуту и просим о защите. Но что я им скажу? Что украли старый студенческий билет? На этом месте мои мучительные раздумья были прерваны, потому что раздался звонок в дверь. Мои мысли опять поменяли направление. Надо звонить в милицию и надеяться, что она приедет раньше, чем бандиты справятся с замками и разметают баррикаду. Я подошла к двери и самым твердым голосом, на какой была способна, сказала:

– Немедленно убирайтесь! Я знаю, кто вы такие, и уже вызвала милицию.

За дверью царило молчание. Там переваривали услышанное. Потом тонкий женский голос произнес:

– Дашка, ты что, шутишь?

Голос был Наташкин.

– Даша, – продолжал голос, – я забыла ключи, а Руслана еще нету дома. Можно я подожду его у тебя?

Новый сюрприз вечера меня порадовал. Наташа была моей соседкой снизу. Она очень любила рассказывать каждому, кто соглашался слушать, о своей личной жизни и делах, так как на собирание сплетен у нее не хватало времени. Поэтому я могла впустить ее без опаски, что завтра весь дом узнает, что я баррикадируюсь на ночь. Я была совсем не против ее компании. Особенно сейчас, когда мне рядом необходим был живой человек для моральной поддержки. Но одна ли она? Вот в чем вопрос. Я не смогла придумать ничего более умного, чем спросить:

– Ты там одна?

– Конечно.

– Точно?

– Выгляни в «глазок», если сомневаешься.

Я так и поступила, но на площадке было темно. Я ничего не увидела.

– Света нет, и я ничего не вижу, – сообщила я Наташе.

– Ты что, издеваешься?

Ее дрожащий голос убедил меня рискнуть.

– Подожди, – сказала я, – сейчас открою.

Быстренько раскидав часть баррикады, я смогла приоткрыть дверь настолько, чтобы худенькая Наташа смогла влезть. При этом я сама поражалась собственному безрассудству.

– Ой, что это у тебя? – удивилась Наташа, заходя и спотыкаясь о торчащую ножку стола.

– Просто небольшая перестановка.

– Это больше похоже на те сооружения, которые строили в Париже во времена их революций, – неожиданно проницательно заметила Наташа.

– Не обращай внимания, – дружески посоветовала я ей, думая при этом, чем бы мне отвлечь ее мысли от свалки в прихожей.

Наташа сверлила меня проницательным взглядом, но тут я вспомнила, что упоминание о ее муже всегда действует безотказно.

– Как поживает Руслан? Где он пропадает?

Эти вопросы, отдающие всего лишь дань вежливости, всегда воспринимались Наташей за чистую монету. Она с жаром принялась рассказывать мне про невозможное поведение своего дражайшего супруга.

– Не знаю, что мне с ним и делать. Он совсем помешался на почве….

С этого момента от меня требовалось только временами сочувственно покачивать головой и стараться попадать со своими кивками в тон ее рассказа. То есть когда она говорила о чем-то печальном, я тоже грустила. Услышав мельком нотки негодования в ее голосе, изображала легкое возмущение, но, впрочем, я не всегда впопад сменяла свои настроения. Время от времени Наташа подозрительно осведомлялась:

– Ты меня слушаешь?

– Конечно! – отвечала я с безмерной обидой в голосе, и Наташа успокаивалась.

Еще очень полезно было в таких случаях в целях маскировки попросить у нее продолжения рассказа, тогда она расцветала и лучилась счастьем. Мы приятно провели четверть часа, а потом за Наташей пришел ее Руслан. Я была очень благодарна ей за общество, и она мне тоже. Мы расстались, довольные друг дружкой. Расставшись с Наташей и Русланом, я снова загромоздила дверь. При этом горько жалела, что раньше не уделяла должного внимания изучению электричества. Теперь бы мне очень пригодилось знание этого предмета. Можно было бы подвести ток к дверной ручке, чтобы он бил каждого незваного гостя, или воспользоваться электромагнитом. Но этим чудесным идеям суждено было остаться в теории. Потому что моих знаний хватало лишь на то, чтобы правильно вкрутить лампочку или воткнуть вилку утюга в розетку.

Не стоит заниматься тем, в чем ничего не смыслишь. Это ничего, кроме вреда, не принесет. Нужно пользоваться теми умениями и навыками, которыми владеешь в полном объеме. Итак, что я умею? Как всякая женщина, я умею наводить на себя красоту, марафет. О, прекрасная мысль. Если мне суждено пережить эту ночь, то с утра я обязательно займусь изменением своей внешности. И тогда ни одна живая душа меня не узнает. И, значит, бандиты останутся с носом, а я смогу спокойно передвигаться по улицам родного города.

Решено. Завтра первым делом – камуфляж.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

По улице шла брюнетка, одетая в пальто красно-коричневого цвета и широкие брюки клеш. Маленькая шапочка была кокетливо надвинута на одну бровь. Роскошные густые волосы ниспадали из-под шапочки на пальто. Немного удивлял цвет ее лица. Он мог поспорить яркостью с цветом пальто.

Этой цветастой девушкой была я. От очков пришлось отказаться. Очков с простыми стеклами у меня не нашлось, а в бабушкиных очках в роговой оправе я натыкалась абсолютно на все предметы, окружавшие меня.

Целое утро я колдовала над собой, пытаясь придать себе неузнаваемый вид. В целом меня порадовали достигнутые результаты. Кажется, что мне удался мой маскарад. По крайней мере, сама себя я не узнавала. Парик остался у меня от школьных спектаклей. Грим когда-то притащил в дом мой первый муж, и он остался мне в качестве возмещения морального ущерба (грим, разумеется, а не муж). Сейчас он мне здорово пригодился.

Я прибавила себе несколько сантиметров за счет огромных каблуков. Выглядела я теперь живописно и считала, что достойна всяческого восхищения со стороны окружающих. У окружающих на этот счет были свои взгляды. Они, конечно, оглядывались на меня, но вместо восхищения на их лицах мелькало нечто похожее на сочувствие. И еще они охотно уступали мне дорогу, а в транспорте и место.

Их реакция меня нисколько не расстроила. На всех угодить невозможно, знаете ли. Под этим маскарадом моим преследователям вовек не узнать меня. Это было главное, а все остальное пустяки. Когда речь идет о сохранении собственной жизни, думать о внешних приличиях не приходится. В том, что преследователи у меня имеются, сомневаться не приходилось. Возле подъезда, не так чтобы очень близко, но для наблюдения достаточно, припаркована «семерка». Цвет машины был сродни цвету городского асфальта. Природный цвет машины и ее номера различить под толстым слоем грязи не представлялось возможным, но вот двоих больших дядек внутри я разглядела хорошо.

Кто-то может подумать, что стоящая возле дома машина, даже с двумя мужчинами в ней, не дает повод подозревать людей, сидящих в ней, в гнусных намерениях. Постоит и отъедет, но любой согласится, что машина, которая стоит с 9 утра до 12 часов дня и ни разу никуда не отъехала, – это очень-очень-очень подозрительно. Может быть, машина появилась и раньше, но я проснулась только в 9 утра и за более раннее время не могла ручаться.

Рисковать я не собиралась и предприняла все меры личной безопасности. Первой была маскировка, а второй – поход в милицию. После беспокойной ночи я все-таки решилась туда пойти. Первая мера моей предосторожности удалась как нельзя лучше. Я обогнула машину, мельком заглянула внутрь. Стекла не тонированы. В одном мужчине я без труда признала того симпатягу, с которым мы столкнулись вчера в дверях ресторана. Долго кружить возле машины я не стала и быстренько удалилась. Мужчины в машине на меня внимания не обратили и даже не посмотрели.

А вот в милиции на меня посмотрели очень внимательно. Молодой лейтенант выслушал мою историю, как мне сначала показалось, вполне благосклонно и подытожил:

– Судя по вашим словам, вашу квартиру вчера между 8 и 11 вечера, когда вас не было дома, обыскали и похитили просроченный студенческий билет. Больше ничего не взяли. Сегодня с утра вас пасут двое типов, которые ездят за вами на серой машине «Жигули-семерка». Вчера вечером, когда вы были с друзьями в кафе, вас искали еще двое мужчин, которых вы не знаете, никогда не видели, но тем не менее они были вами настолько заинтересованы, что расспрашивали о вас всех в кафе. Так?

– Да, примерно так. Только сегодняшние и вчерашние типы – это одни и те же типы. Мне так показалось.

– Ага, – протянул лейтенант, – показалось.

– Одного я точно узнала.

– Но ведь никаких особенных неудобств они вам не доставили? Угроз, побоев не было?

Почуяв, к чему он клонит, я неуверенно протянула:

– Н-е-ет, но ведь…

Договорить мне не удалось. В дверь вбежали трое молодых и здоровых ребят в форме. Одновременно с этим заговорили дырочки на столе. Из дырочек донесся женский голос:

– Попытка ограбления на пятом объекте.

Мой лейтенант быстро засобирался. На мои попытки обратить на себя его внимание он ответил:

– Изложите все свои жалобы в письменном виде в двух экземплярах. Я разберусь. Читайте поменьше детективов на ночь и найдите себе какое-нибудь увлечение. А сейчас, извините, тороплюсь.

С этими словами он выпроводил меня из комнаты. Я толком не успела опомниться и объяснить ему, что детективы здесь ни при чем, что я их не люблю и не читаю, как уже стояла на улице и могла изложить свои соображения только самой себе. И что мне теперь делать? Положение аховое. Возле дома, а может быть, уже и в доме меня поджидала парочка, с которой я еще не готова была встретиться. Милиция плохо разобралась в моей проблеме, и помощи от нее мне сейчас ждать не приходилось. Они меня просто отфутболили.

«Вот так и становятся бомжами, – грустно подумала я, – и это еще если мне повезет и я останусь в живых».

Могу сказать без прикрас, что мне стало очень жалко своей молодой жизни, и поэтому я немного ударилась в панику. Мне уже виделись застенки, в который четверо бандюг пытаются добиться от девушки того, чего она дать им не может. Хрупкая девушка закована с ног до головы в тяжелые цепи, чьи концы припаяны к каменным стенам. Остатки одежды находятся в страшном беспорядке. Волосы спутаны. Она страшно истощена, так что кости просвечивают сквозь лохмотья. По стенам подвала сочатся капли воды, сливаются друг с другом и превращаются в ручейки, которые впитываются в земляной пол, превратившийся в хлюпающее болото.

Я так живо представила все это себе, что ужаснулась по-настоящему. Плохо соображая, что делаю, я кинулась к телефонной будке, стоящей поблизости, и начала набирать номер. На четвертой цифре я поняла, что набираю номер Саши. Я сразу повесила трубку. С Сашей разговаривать мне не хотелось. И не потому, что испытывала конкретно к нему неприязнь, но как-то не хотела доверяться еще одному мужчине. К тому же автомат не работал. Мои простые действия, связанные с переходом к другому автомату и набором номера, смогли отрезвить меня настолько, что следующий номер я набирала уже вполне осмысленно. Я позвонила Юльке.

– Привет! – сонным голосом сказала моя подруга. – Хочешь зайти ко мне? Буду очень рада тебя видеть. Только приходи скорее, а не через несколько часов, как ты обычно делаешь.

Юлька была моей ближайшей подругой в прямом и переносном смыслах. Кроме душевной близости нас связывало и близкое расположение наших домов. По меркам мегаполиса расстояние между ними было просто смешное. Оно преодолевалось максимум за 40 минут. Простота в общении, мягкий и незлобивый характер, а также счастливая способность смеяться по всякому поводу, а порой и без повода делали Юльку незаменимой в моих глазах. Сегодня меня интересовало еще одно ее достоинство. Данное достоинство заключалось скорее в Антоне, но ведь Антон ее мальчик, а поэтому это достоинство может считаться и ее тоже.

Антон имел некоторое отношение к правоохранительным органам. Попросту говоря, он работал охранником в различных частных фирмах. Понятно, что не в одно и то же время. Работал он в больших организациях и в маленьких, но результат неизменно поражал своей предсказуемостью. Все эти фирмы обанкротились и закрылись. Налицо была связь банкротств, подстерегших эти фирмы, с самим Антоном. По моим наблюдениям, которые я производила над Антоном уже не первый год и втайне от него, крах фирмы наступал не позднее чем на третий месяц работы Антона в ней. С того момента, когда Антон официально зачислялся в штат, ничто не могло спасти бедную фирму от банкротства. Судьба была неумолима. Займы, закладные, взятки, уклонение от налогов, двойная бухгалтерия, сокращения штатов – все эти меры были использованы работодателями Антона, но ни одно из них не принесло желаемого эффекта. Я, конечно, знала, в чем дело, и от всей души сочувствовала несчастным, которые тщетно боролись против рокового влияния Антона на их судьбы.

Единственная возможность спасти фирму от бесславного конца заключалась в том, чтобы изгнать зловредного беса, сидящего в Антоне. Вместе с самим Антоном, разумеется. Такая мера могла помочь персоналу фирмы хоть как-то продержаться на плаву. Потому что выплыть из той бездны, в которую они погружались по милости Антона, они не смогли бы даже на атомной торпеде. На моей памяти только один банк продержался больше трех месяцев. Он считался одним из самых надежных банков страны. Я с трудом упросила свою маму закрыть свой счет в этом банке, чем спасла нашу семью от разорения, но никто этого так и не оценил. Моя заслуга осталась без вознаграждения и признания. Я до сих пор считаю себя незаслуженно обиженной моими родственниками.

Сам Антон работает сейчас на мясокомбинате. Узнав, на каком именно, я отказалась от их продукции. Я убедила родных и близких поступить так же. Скольких трудов мне это стоило! Но теперь, когда я обезопасила самых дорогих мне людей, я могу относительно спокойно следить за развитием событий и ждать развязки. Когда дело касается Антона, надо быть предельно осторожной. Со дня на день я жду трагических известий из его сосисочного цеха. Помните массовые отравления кисломолочными продуктами? Я не сомневаюсь, что это дело рук Антона. Я знаю, что подло знать об опасности и ничего не предпринять, но что я могу сделать? У меня нет доказательств. Сам Антон не задумывается о таком странном стечении обстоятельств. Он всячески клеймит бездарных руководителей. По их вине, как он считает, ему приходится каждый квартал менять работу.

В моем положении его разрушающая особенность не могла мне повредить. Во-первых, я не собиралась нанимать его на работу, достаточно было просто пообщаться с ним часик, чтобы планы моих преследователей были нарушены. Таков был железный закон ауры Антона. Во-вторых, до появления первых трагических признаков должно было пройти не меньше двух месяцев. Я же хотела только слегка нарушить планы преследователей, а не вступать с ними в длительные отношения. А еще я просто хотела поплакаться своим друзьям на то, что со мной случилось, и посмотреть, что скажут они в ответ.

Когда ты обнаруживаешь за собой слежку, когда твою квартиру обыскивают на предмет неизвестно чего, когда приходится облачаться в безумный прикид и ходить, оглядываясь и подозревая в каждом человеке бандита, все это никак не способствует укреплению нервной системы, ясное дело. И очень хочется найти теплое пристанище, где тебя поймут, обогреют и накормят. Поэтому я с удовольствием предвкушала радостный прием, который ожидал меня в доме у Юльки.

Я позволила себе немного помечтать о жареной курочке, которая, возможно, хранится у Юли в плите. Курочка обычно украшала Юлины воскресные обеды, а сегодня было воскресенье. Курочка подавалась с домашними маринадами и соленьями. В приготовлении их Юльке не было равных среди всех моих подруг. Ее огурчики, замаринованные с красной смородиной и перчиком, были настоящим шедевром кулинарного искусства. Даже супы, которые готовила Юля, неизменно были вкусны и проходили на ура.

Но коронным блюдом, так сказать, венцом ее мастерства был «Наполеон». Торт готовился раз в году. Всегда на день рождения. Люди, которые попробовали этот торт хоть раз в жизни, проводили остаток ее в воспоминаниях о его вкусе и попытках попробовать его снова. Я тоже не избежала всеобщей участи и мечтала о новом дне рождения и новом сладком чуде, которым будет потчевать нас Юля. Но сейчас была зима и до знаменательного дня оставалось еще целых пять месяцев.

Иногда я встречала бывших Юлиных мальчиков, с которыми она почему-либо больше не поддерживала отношения, и голодный блеск их глаз навел меня на некоторые размышления. Наконец один из них проговорился, что его преследуют соблазнительные видения Юлькиной шарлотки, а ночами во сне он видит салат с горошком.

Несчастный попытался спать днем, и ему стали сниться запеченная рыба и рулеты с маком. Вот и все, чего он добился, перейдя на ночной образ жизни. Еда, подаваемая в ресторанах, казалась ему пресной. А пирожки его мамы, которые прежде он безумно любил, утратили теперь всю свою былую прелесть. Они казались ему едва ли привлекательнее резиновых набоек на ботинках.

Я погрузилась в размышления о сильных чувствах, пробуждаемых в людях Юлиной кулинарией. Я перебирала в памяти различные блюда, когда-либо приготовленные ею, и не обратила внимания на двух цыганок, которые были живописно одеты, как это и свойственно их народу. Цыганки на всех парах направлялись в мою сторону. Заметила я их лишь тогда, когда столкновения уже было не избежать. Одна из них схватила меня за рукав и громко прошептала мне в ухо:

– Большая перемена тебе будет.

Они, не задержавшись ни на минутку, пошли дальше, а я опомнилась и закричала им вслед:

– Спасибо вам!

Меня с детства приучали, что нужно быть вежливой, и с годами я стала замечать, что, приказывая своей собаке убраться на место, я добавляю «пожалуйста». Моя вежливость не производит того впечатления, на которое рассчитывали мои воспитатели. Очень часто я слышу вместо «Какая вежливая девочка» что-нибудь вроде: «Перестань без конца извиняться».

Я вышла из автобуса и, все еще размышляя о странностях отдельных людей, гордо прошествовала к Юлькиному дому. Вся дорога заняла три четверти часа.

Я трезвонила в Юлькину дверь уже две минуты, но никто не открывал. Сегодня я решительно не обращала внимания на кошек. Все, что могли, они для меня уже сделали. Дверь открыл Антон и выжидательно уставился на меня. Я совсем забыла о своем новом облике. Не будучи расположена прикалываться, я сердито буркнула:

– Может быть, ты меня все-таки пустишь? Я, между прочим, в гости пришла и шутить не расположена.

– Ты это к кому в гости?

Услышав такое явное издевательство, я вконец рассвирепела и попыталась отпихнуть его с дороги, но он стоял намертво, так что отступить пришлось мне.

– Кто тебе нужен? – очень строго спросил меня Антон.

– Хватит издеваться. Если не перестанешь, то, когда придете ко мне в гости, я вас вообще не пущу.

– Да я тебя первый раз в жизни вижу, а к незнакомым людям, тем более девушкам, я в гости не хожу.

Услышав такую откровенную ложь, я рассмеялась. Я наконец-то вспомнила про свой маскарад и мысленно поздравила себя. Антон знает меня не первый год и видел в разных состояниях, а не узнал. Молодец я! Я облегченно вздохнула и воскликнула вслух:

– Это же я, Даша! Я, так скажем, изменила имидж. Теперь ты пустишь меня?

– Даша? – ошеломленно бормотал Антон. – Прости, не узнал. Богатой будешь.

– С кем ты разговариваешь? – спросила Юлька, вылезая из душа. Она настороженно оглядела меня и удивленно сказала, протягивая руку к пальто:

– Откуда?..

– Ага, стало быть, пальто ты узнала, а меня нет?

– Даша? – тоже, как и Антон, удивилась Юля. – Зачем ты напялила этот прикид с париком? И цвет лица у тебя необычный. Ты хорошо себя чувствуешь?

– Если б ты знала, что со мной приключилось, то так бы не веселилась, – сказала я ей. – Все началось вчера. То есть вчера я заметила первые признаки. Может быть, все началось еще раньше, но про это я ничего не знаю. Подождите, пожалуйста, секундочку. Мне надо разобраться с одеждой.

Не дождавшись от потрясенных хозяев приглашения, я сама вошла в дом. Избавившись от своего наряда, вздохнула с облегчением:

– За мной следят трое типов. С пяти часов вчерашнего вечера. Они были вместе со мной в кафе, обыскали мою квартиру и сейчас ждут меня возле дома. Можете пойти и посмотреть, если не верите.

Юля и я знакомы уже восемь лет. Мы вместе поступали в институт и вместе потом ушли оттуда. После этого наши пути немного разошлись, потому что ушли мы в разные институты, но дружим по-прежнему. Исправно ходим друг к другу в гости, пересказываем свои приключения, делимся мальчиками и ценными сведениями. Юля знала о том, что происходит в моей жизни, лишь немногим хуже меня. И сейчас, когда от меня отвернулась организация, которая призвана защищать меня по долгу службы, Юля тут же кинулась мне на выручку. Она ни на йоту не усомнилась в правдивости моего фантастического рассказа и сразу перешла к делу, не тратя времени на ахи и охи.

– Нельзя ли узнать поподробнее и уточнить детали?

Я послушно и детально изложила события вчерашних дня, ночи, сегодняшнего утра и дня. Лица у них по мере рассказа вытягивались.

– Вы мне тоже не верите? – взвилась я.

– Верим, верим, – заверили они хором.

Но было видно: они считают, что я все придумала для того, чтобы развлечь их в воскресный день. Я была тронута тем, что они считают меня способной на это, что они такого хорошего мнения обо мне, что они думают, будто бы я могу наворотить такого лишь для того, чтоб немного развлечь их. Сначала я обиделась, а потом подумала, что, возможно, они правы и ничего не случилось. Все плод моей нездоровой фантазии. Глядя на них, я и сама постепенно склонялась к мысли, что мне все почудилось. Думать о прошлом дне, как о галлюцинации, которая тебе не может повредить, было очень приятно. Я позволила себе успокоиться, расслабиться, выпила кофе и съела что-то необычайно вкусное. Мило поболтала с ними о разных пустяках и, уходя, не особенно старалась с маскировкой. На улице был дивный вечер, я наконец-то успокоилась. Все случившееся со мной – просто недоразумение. Все образуется.