Я ввел в бой 631-й полк с задачей восстановить положение. Зенитно-пулеметную батарею поставил на прямую наводку, чтобы закрыть образовавшуюся брешь.
      О сложившейся обстановке и принятом решении доложил командиру корпуса генералу Иванову, попросил у него помощи. Николай Иванович обещал прислать самоходный дивизион, но только через два-три часа.
      Бой в Клаусситтене продолжался. Сильная стрельба слышалась в центре и на восточной окраине. Теплилась надежда, что Гофштенн со своим штабом цел. С одним из батальонов его полка удалось восстановить связь. Вызвал начальника разведки Н. П. Максимова и приказал ему пробиться на командный пункт 491-го полка. В это время оттуда прибыл ординарец Гофштейна и доложил, что штаб во главе с командиром части ведет бой в окружении. Вырваться из кольца нет возможности - мало сил. Да и нельзя бросить тяжелораненых. Размещен КП в большом доме с надежным подвалом.
      Надо спешить на выручку. Конечно, целесообразнее было бы дождаться прихода самоходного артдивизиона. Но тогда можно опоздать. Отдаю распоряжение артиллеристам поставить заградительный огонь перед западной окраиной Клаусситтена, чтобы помешать противнику подбрасывать резервы, частью сил 491-го полка и подразделением дивизионных разведчиков под прикрытием огня зенитно-пулеметной батареи прорваться к окруженному штабу.
      Вслед за этой группой пошел 631-й полк. Неприятель был выбит из центра Клаусситтена, и Гофштейн со своим штабом спасен.
      Вскоре подошел и самоходный артиллерийский дивизион.
      К утру 13 февраля положение было полностью восстановлено-.
      Противник прекратил контратаки. Наступила небольшая передышка.
      Однако через несколько дней мы получили приказ едать занимаемый рубеж соседу слева и перейти в район станции Эккер. Здесь мы наконец получили долгожданное пополнение.
      Бои в районе Эккер носили местный характер. Они велись с целью улучшения позиций.
      В течение двух дней, 22 и 23 февраля, мы сдавали свою полосу 96-й гвардейской дивизии. В это время к нам прибыло еще 1700 человек - народ обстрелянный, вернулись в строй после лечения в госпиталях. Теперь полки у нас снова стали трехбатальонного состава.
      23 февраля соединение торжественно отметило 27-ю годовщину Красной Армии и Военно-Морского Флота. На состоявшемся по этому поводу митинге выступил командир 45-го стрелкового корпуса генерал-майор Н. И. Иванов. Он поздравил личный состав с праздником, поблагодарил за успешные действия дивизии в недавних боях, пожелал скорейшей победы над врагом.
      Затем состоялся концерт художественной самодеятельности. В лесу восточное Эккера звучали советские песни, стихи любимых поэтов, слышался перестук каблуков танцоров.
      15 марта дивизия вышла на рубеж фольварк Грюнвизе-Плессен. 16 марта перешла в наступление.
      Подготовка к нему велась в пожарном порядке. Погода не благоприятствовала: наступила весна, и вокруг царила непролазная грязь. Машины могли ходить только по дорогам с твердым покрытием, а они не всегда совпадали с нашими маршрутами. Орудия часто приходилось выкатывать на огневые позиции на руках.
      Накануне наступления из строя выбыл командир 631-го стрелкового полка полковник Кирилл Дмитриевич Дмитриев - ветеран дивизии, волевой и опытный офицер. Он шел на командный пункт дивизии и попал под минометный обстрел. Его отправили в тыловой госпиталь, и с тех пор я больше не встречался с ним.
      Почти за две недели боев мы продвинулись ненамного. Но напряжение пришлось испытать огромное. Понимая, что это последний их рубеж, гитлеровцы сопротивлялись с упорством обреченных. Фашистское командование беспощадно расстреливало всех, кто оставлял позиции.
      Все же нам удалось перерезать автостраду Кенигсберг-Эльбинг, а 17 марта мы овладели Виндкаймом. Противник контратаковал и кое-где имел успех. Критическое положение создалось на участке 558-го стрелкового полка. Неприятель вышел к деревне, на окраине которой находился штаб части. Его встретили пулеметным и автоматным огнем. Но в самый напряженный момент пулемет вдруг замолчал. Командир полка Константин Васильевич Чапаев, видя, что расчет не может устранить. задержку, выскочил в окно и побежал к нему на помощь. Быстро ликвидировав неисправность, Чапаев сам лег за пулемет. Противник был отбит, но последней очередью в обе ноги ранило Константина Васильевича. Его хотели эвакуировать в тыл, однако он категорически отказался от этого. Мне тоже не хотелось отпускать боевого командира, и я согласился, чтобы Чапаева лечили в медсанбате.
      Медленно, но уверенно наша дивизия продолжала продвигаться в направлении Феддерау. В частях снова осталось совсем мало людей. Распутица затрудняла переброску техники. Поэтому пехоте приходилось пробиваться вперед только при поддержке артиллерийского и минометного огня с закрытых позиций.
      20 марта мы захватили Феддерау. Затем, тесня врага к морю, наши подразделения вышли к заливу Фриш-Гаф. Фашистские войска оказались рассеченными на несколько групп. Больше всего гитлеровцев скопилось на мысе Каль-Хольц в районе Волитта. Они яростно сопротивлялись. На наше предложение сложить оружие командование блокированных частей ответило отказом. Несмотря на это, отдельные группы неприятельских солдат вняли нашему призыву и сдались в плен. От них мы узнали, что прекращению боевых действий препятствуют отряды войск СС. Они все еще надеются на помощь с моря.
      Людей и танков у противника было больше, чем у нас, но мы его, как говорится, загнали в угол.
      Чтобы у неприятеля не оставалось никаких иллюзий на спасение, я решил наступать вдоль берега, чтобы отрезать его и от моря. Идти пришлось по узкой дамбе. Немцы открыли шлюзы, пытаясь остановить нас. На тоненькой, как нитка, полоске суши они поставили бетонированные колпаки, врыли в землю танки. Подавить их артиллерией с закрытых позиций было очень трудно - слишком мелкие цели. Тут требовалось бить прямой наводкой.
      Командир 136-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона капитан Александр Николаевич Макаров выдвинул два орудия прямо на дамбу. Артиллеристы уничтожили вражескую самоходку, а затем подавили огневую точку, мешавшую продвижению наших стрелков. В этой схватке Макаров погиб.
      ..Неширокая трехкилометровая полоска земли к 28 марта наконец полностью перешла в наши руки, и противник в районе мыса Каль-Хольп оказался в полном окружении.
      Нами здесь было пленено несколько тысяч фашистских солдат и офицеров, захвачено много боевой техники и оружия.
      А сколько людей, насильно пригнанных сюда со всей Европы на оборонительные работы, получило свободу.
      Это была большая победа!
      29 марта 159-я стрелковая дивизия вышла из боя.
      На смену нам прибыла 97-я стрелковая дивизия. Нашему соединению предстояло совершить марш в Глаутинен.
      Теперь мы шли уже по знакомым дорогам. Вот Виндкайм, имение барона фон Гласова, ответвление ни Модвичсорт, поворот на юго-запад к Цинтену и наконец Глаутинен.
      Двухдневная остановка. Затем движение на северо-восток.
      К концу дня 4 апреля дивизия сосредоточилась в 15 километрах северо-западнее Кенигсберга. Здесь мы два дня приводили в порядок части и готовились к новым боям,
      К нам прибыли 73 офицера и 188 солдат и сержантов на пополнение подразделений. Все они были направлены в 491-й и 558-й стрелковые полки.
      6 апреля мы сменили части 182-й стрелковой дивизии.
      Окруженная в районе Кенигсберга и Земландского полуострова крупная немецко-фашистская группировка, несмотря на безнадежность своею положения, продолжала упорно сопротивляться.
      В полосе 159-й стрелковой дивизии неприятельская оборона была глубоко эшелонирована и усовершенствована. На переднем крае и в глубине имелось много дзотов, траншей и ходов сообщения. А на подступах к ним путь преграждали проволочные заграждения и минные поля. На километр фронта тут приходилось более тысячи мин.
      Соотношение в силах было почти равное. Противник превосходил нас в людях, а мы его в артиллерии.
      Нам противостояли части 58-й пехотной дивизии.
      Всю ночь на 7 апреля наши саперы под руководством дивизионного инженера капитана М. Э. Могилевского проделывали проходы в минных полях. В это время другие соединения фронта уже штурмовали Кенигсберг.
      7 апреля в 9 часов после короткой артподготовки полки первого эшелона 491-й и 558-й - пошли в атаку. Враг цеплялся за каждый метр, и, несмотря на большие усилия, нам удалось занять лишь две траншеи и опушку леса. В 14 часов фашисты контратаковали нас, пытаясь восстановить положение. Однако успеха не имели.
      Продвигаясь вперед, мы овладели рубежом господский двор Пентекинее Реессен. На нем закрепились и начали подготовку к завершающему удару.
      9 апреля Кенигсберг был взят. У неприятеля оставалась еще южная часть Земландского полуострова.
      11 апреля наше соединение получило приказ сменить 157-ю стрелковую дивизию и наступать в направлении высоты 63.8, Шинкенхефен, Каргау, Фишхаузен. Для выполнения этой задачи нам были приданы 336-я отдельная армейская штрафная рота и отдельный огнеметный батальон.
      Перед тем как принять решение, я пригласил к себе в блиндаж начальника штаба дивизии А. П. Соколова, начальника политотдела В. А. Белова и командующего артиллерией дивизии А. Е. Трунина.
      - Александр Петрович, - спросил я Соколова, - что будем делать с огнеметчиками? Для боя в городе они незаменимы, а вот в открытом поле, когда к траншее противника близко не подойдешь, им придется трудно.
      - И тут пригодятся, - ответил начальник штаба. - У них кроме огнеметов есть станковые пулеметы.
      Решили огнеметчиков поротно придать полкам первого эшелона.
      13 апреля утро выдалось холодное, хмурое. Солнце то чуть проглянет, то опять спрячется. Облака низкие. На земле иней. Ветрено и холодно, как в декабре.
      На передовой тишина. Но вот туман поредел, и в воздух поднялись наши бомбардировщики, штурмовики, истребители. Они обрушили удары на вражескую оборону. Вся лежащая впереди местность затянулась густым дымом.
      Ровно в 7 часов заговорила артиллерия. Потом поднялись 491-й и 558-й полки. Они захватили первую траншею и развернули бои за рощи Квадратная и Треугольная, хорошо подготовленные к обороне. Квадратная, например, была вся изрезана траншеями полного профиля.
      На опушке проволочный частокол. На тропах и дорогах - рогатки, огневые точки. Повсюду очень много мин. Ими начинен каждый клочок земли.
      И через все это прошли наши солдаты. Когда я приехал в 491-й полк, который овладел рощей Квадратная, то глазам моим представилась такая картина. Земля была вся изрыта, взорвана, деревья посечены, изломаны, всюду валялись изуродованные, окровавленные трупы.
      "Вот оно, возмездие! - невольно подумалось мне. - Что посеяли, то и жать приходится".
      На рощу Треугольная наступали 336-я отдельная армейская штрафная рота и огнеметный батальон. На опушке стрелки неожиданно наткнулись на проволочную сетку, растянутую между деревьями и достигавшую двухметровой высоты. Гитлеровцы открыли сильный ружейно-пулеметный огонь, и атака роты захлебнулась. Поддержать подразделение артиллерией не было возможности: она не могла бить по огневым точкам, от которых рота находилась в 70-100 метрах.
      Несколько часов штрафники вынуждены были лежать перед сеткой, пока 491-й и 558-й полки не ворвались в рощу с других направлений.
      При поддержке артиллерии и минометов немцы ротой автоматчиков с пулеметами проводят контратаку. Наши части отбивают ее.
      Ночью к нам перебежало 15 вражеских солдат во главе с ефрейтором. Они рассказали, что в их роте имеется четыре пулемета МГ-42 и шесть автоматов. Остальные вооружены винтовками и карабинами. За последние дни их подразделение понесло большие потери.
      Весь день 13 апреля противник беспрерывно контратаковал. На этот участок он подбросил еще до батальона пехоты на бронетранспортерах, затем перед нами появились подразделения 5-й танковой дивизии, 270-го пехотного полка 93-й пехотной дивизии и батальон фольксштурма. До наступления темноты мы отражали натиск противника. 136-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион стрелял по танкам, огнеметчики и стрелки уничтожали вражескую пехоту.
      Ночь прошла тихо...
      А в 3 часа 40 минут 14 апреля наша разведка донесла о начавшемся отходе неприятеля. Части дивизии немедленно перешли к преследованию. Вечером наступаем на Крагау и с ходу занимаем две траншей. Здесь обнаруживаем церковные и кладбищенские ограды, сетки, какими обычно окружаются спортивные площадки. Все это немцы теперь использовали для устройства заграждений.
      После полудня начался сильный ветер, пошел дождь. Окрестность утонула в белесой дымке. Одежда на бойцах промокла, ноги вязли в грязи.
      Стрельба то затухала, то возобновлялась с новой силой. Противник сопротивлялся отчаянно...
      Мы с начальником штаба А. П. Соколовым, начальником политотдела В. А. Беловым, помощником начальника оперативного отделения В. П. Дорониным и другими размещаемся в Коонайтене. Подходы к этому господскому двору простреливаются. Отсюда до передовой несколько сот метров.
      Из всех строений Коонайтена остался только одноэтажный дом. Он был набит людьми. Тут и штаб дивизии, и штаб артиллерии дивизии, и разведка, и связь...
      Во двор то и дело залетали мины и снаряды. Время от времени раздавались возгласы, что кто-то убит, кто-то ранен, а кого-то присыпало.
      С рассветом 15 апреля части ведут бой за третью траншею. Трудно даются каждый холм, каждый окоп. Но все же и этот рубеж преодолеваем. Теперь перед нами Крагау. Он расположен на автомагистрали. Как только мы его возьмем, откроется широкая возможность рокадного маневра. Под непосредственной угрозой окажется и порт Фишхаузен.
      Северо-восточнее Крагау расположена прикрывающая его высота Безымянная. Она вытянулась по фронту метров на 200-300 и сильно укреплена. На ней - три линии траншей полного профиля, две отсечные траншеи, являвшиеся одновременно ходами сообщения, проволочные заграждения, блиндажи с бойницами, различные укрытия.
      Овладеть высотой было приказано командиру 1-го батальона 558-го стрелкового полка старшему лейтенанту Виктору Алексеевичу Валяеву. Его батальон накануне вел напряженные бои, и в строю насчитывалось всего 13 активных бойцов.
      Валяев присел на ящик, сощурил левый глаз и стал прикидывать, как лучше выполнить задачу.
      Через некоторое время позвонил телефон. Заместитель командира батальона по политчасти капитан Литвинов взял трубку, послушно и молча передал ее Валяеву.
      Говорил командир 558-го стрелкового полка Константин Васильевич Чапаев.
      - Сорок третий слушает, - отозвался Валяев
      - Слышали новости? В 21 час транта дает концерт.
      - Объявлю желающим...
      - С тещей встречались?
      - Да, недавно.
      - Ну хорошо, в добрый час!
      Этот диалог означал: личный состав поужинал и отдыхает. В 21 час состоится артналет.
      В блиндаже стало так тихо, что вопрос в телефонной трубке "Переговорили?" услышал Литвинов и невольно ответил:
      - Да.
      Щуплый, с быстрыми синими глазами старший сержант Шишкин примолк, ожидая распоряжений комбата или замполита.
      Первым голос подал Валяев.
      - Старшой! - так он называл Шишкина. - Скажи ребятам, пусть приготовятся. Скоро начнем.
      - Есть! - старший сержант ушел, прошумев влажной плащ-палаткой.
      - Хорош, стервец! - с восхищением сказал ему вслед старший лейтенант, видимо припомнив какой-то боевой эпизод, связанный с именем старшего сержанта. - Восемнадцать лет, а житейского опыта на двоих сорокалетних хватит...
      До артподготовки оставалось минут десять. Валяев собрал бойцов и сказал:
      - Берите гранат сколько донесете. Нужно создать впечатление, что нас в десять раз больше. Только хитростью и сможем взять.
      Начался артналет. Снаряды ложились точно на высоте.
      Вскоре стрельба прекратилась, и 13 человек устремились к вражеским окопам. Ведя огонь на бегу, бросая гранаты, они быстро достигли первой траншеи и ворвались в нее. Темнота и дождь благоприятствовали им. Растекаясь по ходам сообщений, наши пехотинцы потеснили фашистов. Они почему-то сопротивлялись не так упорно, как накануне. Очевидно, немцев больше беспокоил их левый фланг, по которому основательно била артиллерия нашего соседа. Гитлеровцы откатились на последнюю линию окопов, защищенную проволочными препятствиями, и оттуда открыли сильный огонь из автоматов, пулеметов и минометов.
      Батальон Валяева залег в полусотне метров от проволоки. Старший лейтенант решил задействовать свой резерв и приданные средства. Взводу огнеметчиков (два станковых пулемета) и шести автоматчикам он приказал прикрыть правый фланг, а расчету станкового пулемета из пульроты приготовиться к отражению контратаки. Роте 82-мм минометов - обработать участок стыка хода сообщения, идущего с нашей стороны под проволоку немцев.
      Кроме того, поддержать батальон было приказано дивизиону полковых орудий, батарее тяжелых минометов и крупнокалиберным пулеметам.
      Приближался рассвет. Над высотой ползли низкие свинцовые тучи, все вокруг окутала синяя утренняя дымка, сквозь которую едва проступали силуэты деревьев.
      Противник пошел в контратаку. Бойцы Валяева встретили его в наспех оборудованных ячейках. Они хладнокровно били по гитлеровцам из автоматов, из их же пулеметов. А когда немцы подошли совсем близко, в ход были пущены гранаты.
      Неприятельских солдат на высоте оказалось больше сотни. А может быть, и около двух... Только в контратаке участвовало свыше тридцати человек.
      Но горстка бойцов во главе с Валяевым и Литвиновым не дрогнула и остановила фашистов. А как только те повернули назад, старший лейтенант Валяев скомандовал:
      - Вперед, товарищи!
      - Добьем гитлеровских выкормышей! - подхватил замполит Литвинов.
      Воины дружно поднялись с земли и с возгласами "ура" далеко отбросили врага.
      Валяев быстро переставил артиллерию, выбрал НП, связался с тылом, готовясь полностью овладеть высотой. Из штаба дивизии к нему прибыл капитан Борисенко. Он проинформировал комбата об обстановке в полосе дивизии, о наступлении правого соседа и поторопил Валяева с выполнением задачи.
      У старшего лейтенанта созрело решение: по ходу сообщения выйти на левый фланг, обойти траншею и проволочное заграждение и, проскочив немного вперед, ударить по гитлеровцам с тыла.
      Валяев собрал всех уцелевших солдат и командиров и обстоятельно разъяснил, кому как предстоит действовать.
      Коротким огневым налетом артиллерия, поддерживавшая батальон Валяева, отвлекла внимание немцев, и старший лейтенант незаметно провел подразделение на обратный скат высоты.
      Появление наших пехотинцев за спиной противника окончательно дезориентировало его. Фашисты решила, что их окружили, и прекратили сопротивление.
      Так горстка наших смельчаков захватила важный опорный пункт, уничтожив несколько десятков неприятельских солдат и офицеров и свыше семидесяти человек взяв в плен.
      Во вражеской обороне была пробита брешь. Мы это немедленно использовали и развили наступление на Крагау. Вскоре этот населенный пункт был взят. А уже к утру 16 апреля части дивизии вышли на северную окраину Каллена. Здесь и закончилась для нас война.
      Войска 3-го Белорусского фронта, в состав которого входило наш" соединение, еще доколачивали остатки восточнопрусской группировки гитлеровцев, засевших в Фишхаузене и особенно в морской крепости Пиллау. Этот последний опорный пункт врага в Восточной Пруссии был сокрушен лишь 25 апреля.
      А мы 17 апреля вышли из боя. По приказу командования 159-я Витебская Краснознаменная ордена Суворова 2-й степени стрелковая дивизия направлялась на восток. То, о чем каждый из нас так мечтал четыре долгих года, наконец свершилось. Мы праздновали великую Победу.
      Правда, на западе еще гремели орудия, но конец войны был у всех на виду. И то, что соединение направили на восток, а не на запад, означало: наша армия настолько сильна и могущественна, что там, у Берлина, добьет фашистского зверя и без нас.
      Вскоре я был уже в Москве. 9 мая меня вместе со многими другими участниками войны пригласили в Кремль для вручения наград.
      В этот день я видел ликующую столицу, слышал чеканную поступь победителей на Красной площади, радовался разноцветным огням победного салюта.
      А несколько дней спустя снова был в пути. 159-я стрелковая дивизия срочно перебрасывалась на Дальний Восток...