— Э-э-э… — говорит Окуленко. — Э-э-э… ряд существующих механизмов защиты… Э-э-э… Режим ограничения доступа посторонних лиц в учебные классы…

Так вот он о чем! Выходит, и вообще ничего не понял!

— Позвольте! — говорю. — При чем тут доступ лиц в классы? Речь идет о защите информации от внешнего проникновения. Где у вас журналы работы сервера? Были ли попытки взлома защиты из Интернета? Атаки хакеров? Сколько раз? Когда? С чьих серверов?

— Ну-у-у… У нас не велось раньше такой статистики, но теперь конечно…

— Как это не велось? — удивляюсь я. — Конечно, велось. Если подождете минут десять, я спущусь в класс и распечатаю системные журналы за последние два месяца.

Окуленко уже не пытается сопротивляться. Он раздавлен полностью. И поделом! Руководишь вычислительным центром и не знаешь, где у тебя что?

— Я все понял, — говорит Кузаров и опять смотрит на меня. — Скажи, Матвеев, кто мог бы заняться безопасностью нашей системы?

— В принципе тут нужен штат из нескольких профессионалов… — говорю я.

Ага, станет Кузаров вводить новые штатные единицы. Он же понимает, сколько стоит профессионал. Кузаров продолжает сверлить меня глазами.

— Матвеев, а ты бы мог этим заняться?

— Я еще не профессионал, Федор Евгеньевич, — говорю спокойно. — Все, что я могу на сегодняшний день, — это составить письменный отчет об обнаруженных ошибках и план поэтапного перехода на профессиональную систему.

— Так, — кивает Кузаров.

— А чтобы заниматься этим вплотную, мне придется много поработать — изучить проблему, прочитать специальную литературу.

Господи, что я такое говорю? Как я смогу это осилить?

— Сколько тебе времени нужно? — спрашивает Кузаров, вальяжно достает трубку и начинает ее набивать табаком.

Черт побери, он, оказывается, и впрямь “курит табак”! Я задумываюсь.

— Недели, четыре-пять напряженной работы.

— Что тебе для этого нужно?

— Для начала — немного. Статус лаборанта и индивидуальный учебный план…

Вот и все. Я сам не понял, как это произошло, но вышел я оттуда уже в должности старшего лаборанта — мне даже трудовую книжку завели. А индивидуальный учебный план — такое только у иностранных студентов бывает. Это значит — составь себе график и ходи на какие хочешь занятия, а на остальные — плюй с высокого дерева. На физкультуру, например. И на английский. И ни одна секретарша в учебной части не посмеет гавкать за прогулы. И вообще не посмеет гавкать — студент на особом положении. По приказу самого ректора! А ведь не сотри я эту глупость “ректор-дурак, курит табак”…

Прихожу обратно в аудиторию к Макаровне. Там уже перерыв был, идет второй час. И нет чтобы постоять под дверью — аккуратно стучу: “Можно?”

— Матвеев явился не запылился! — скрипит Макаровна, но беззлобно. — Садись, садись.

Я прохожу к себе на дальний ряд. А все замерли и на меня смотрят почему-то. И Макаровна тоже смотрит.

— И где был? Что ректор? — спрашивает она. Вот ведь любопытная!

— Приватный разговор, Антонина Макаровна. О компьютерной технике.

— Сломал что-то, нагадил?

Я смотрю ей в глаза, молчу. Сколько себя помню, не такое простое это дело — смотреть в глаза людям. А сегодня — смотрю. Спокойно и прохладно. С дальнего ряда расстояние большое, а у Макаровны со зрением неважно, но она чувствует — что-то не то.

— Ну извини, извини, Матвеев. — И поворачивается к доске.

Чтобы Макаровна перед кем-то извинилась, даже в шутку?! Странно это, ой странно. Что ж сегодня такое? Ведь я же ничего не делаю! Не хамлю, не самоутверждаюсь. И наши глядят недоуменно то на меня, то на Макаровну. Ваджай тоже смотрит. Я ему в глаза посмотрел — у него сразу недоуменная улыбка сползла, потух и отвернулся. Испугался?

Но я тогда не обратил на это внимания. Я сидел и вполуха слушал, что Макаровна рассказывает, иногда в тетрадку пару строчек дописывал. А на другом листке рисовал план на ближайший месяц. Зачем я только на это дело подписался — ставить новую систему? Выходило, что надо мне прочесть пару толстенных книжек — я выписал темы, по которым надо найти книжки. Кроме того, набраться опыта, побеседовать с друзьями — я выписал список инетовских приятелей, которые могут оказаться мне полезны. Затем вытащил из кармана проездной билет — в нем лежал листок с нашим расписанием — и стал думать, какие предметы мне нужны, а какие — нет. Вышло, что в институт можно ходить теперь не каждый день. А если некоторые лекции слушать в другие дни на параллельных курсах — то еще реже. Я выписал список предметов, которые мне мешали жить, чтобы посмотреть по общему расписанию, нельзя ли на них ходить в другие дни. Ну не ехать же в пятницу в институт из-за одной Макаровны, в самом деле?

Звенит звонок. Макаровна оборачивается, поджимает губы и как обычно:

— Звонок дается для преподавателя!

Шуршание сумок слегка утихает.

— На следующем занятии я снова дам летучку, — произносит Макаровна угрожающе и трясет кипой листков. — Половина вообще не написала! А остальные списали у Тимченко или у Матвеева!

Вернувшись домой, бренча ключами у двери, я мысленно перечислил список дел на сегодня — сварить чего-нибудь пожрать, например, картошку с сосисками, затем вымыть пол в квартире, как обещал матери, а затем завалиться на диван и послушать альбом “Nightwish”, который на днях скачал из инета. Но вдруг я поймал себя на мысли, что такая перспектива мне не нравится. Это меня немного озадачило — чего не нравится-то? Но пока расшнуровывал ботинки, уже понял, в чем дело. Не оптимально.

Поэтому первым делом я включил погромче “Nightwish” и слушал из кухни, начищая картошку. Пока картошка варилась, я взял швабру и быстренько вымыл кухню, а также свою и мамину комнату, прервавшись на середине, чтобы поставить сосиски — они варятся быстрее. Затем я поел, и все дела на сегодня были сделаны, только музыка продолжала играть — альбом был явно длиннее сорока минут. Вот такой пустячок — распланировал бытовые мелочи.

И с чистой совестью залез в инет. Писем мне прислали немного — штук пять. Из них четыре, как всегда, оказались поганой рекламной рассылкой. Причем одно письмо просто здоровенное — картинки своих пылесосов они туда понавставляли, что ли? Подонки! Хорошо, что инет у меня халявный, ведь другие люди тратят свои кровные деньги, вытаскивая вместе с почтой такие рекламные письма. Я уже было потер руки и кинулся смотреть адреса провайдеров, чтобы накатать жалобу, но тут меня что-то остановило. Да, конечно, они подонки — и знают об этом сами. Да, всегда приятно их наказать. Более того — правила сетевого этикета требуют сообщать провайдерам, что их абонент пользуется инетом для рекламных рассылок. Но почему на это должен тратить минуты своей драгоценной жизни именно я? Чтобы наказать поганцев и почувствовать удовлетворение? А надо ли мне это? И без меня накажут. Поэтому всю рекламу я удалил не читая и сразу вылез в один знакомый чат.

— О, Лекса пришел! — откликнулся Черный Удав.

— Привет, Лекса! — сказал Boomer.

— Нашли кому радоваться, — проворчала Angel.

— Всем привет. И тебе, Ангел, тоже привет, — сказал я и вдруг снова ощутил знакомое чувство неудовольствия.

Я их всех знаю давным-давно. Черный Удав — эмигрант из Франкфурта, сидит целыми днями в своей конторе, изнывая от скуки и тоски по общению на русском. Boomer — его отечественный аналог. Тот же самый диагноз — серая жизнь, хроническое безделье, халявный Интернет на службе. Да и Angel — то же самое с той разницей, что приходит она в чат с целью пококетничать с мужиками. Изображает увлекающуюся девочку, но если попросишь прислать фотографию — аккуратно уходит от этого вопроса. А также от разнообразных предложений встретиться. Только секс по инету! Я однажды все-таки выяснил, кто она такая. Пятьдесят три года, главный бухгалтер строительной фирмы. Трое владельцев фирмы — ее сыновья. Специально ездил туда под выдуманным предлогом, чтобы посмотреть на нее… Тетка — вылитая Антонина Макаровна, только не два подбородка, а три. Я, конечно, сразу рассказал это всем нашим в чате, но никакого толку от этого не было. Сама Violetochka немедленно заявила, что я больной на голову и повернутый на сексе, поэтому, дескать, сочиняю небылицы о всех, кто мне не дал. И поэтому она, прекрасная Violetochka, страшно обиделась и больше в этом чате не появится. Пока здесь бывают вот такие подонки. И действительно, тут же ушла и больше никогда не появлялась. Зато через минуту в чат заявился новичок — некая Angel. И начала со всеми активно общаться. По-свойски, как со старыми друзьями. И до сих пор общается со всеми, кроме меня. А на меня многие тогда обиделись, до сих пор иногда вспоминают, как Лекса смертельно обидел чудесную девочку Виолеточку с голубыми глазками и большими сиськами. А это тем более обидно, что про сиськи я и не спорил. Напротив, большие — это даже не то слово… В общем, много интересного у нас в чате делается, долго рассказывать.

— Чего нового? — спросил Boomer.

— Чего делаешь? — спросил Черный Удав. Я уже привычно поднимаю руки над клавиатурой, чтобы ответить, но так и замираю, пошевелив в воздухе пальцами. Написать, чего нового? Расспросить об их делах? Поделиться ссылками на “Nightwish”?

— Дела навалились, — написал я. — Нет возможности в чат ходить. Целую, жму руки. Пишите письма.

— Надолго уходишь? — расстроился Черный Удав. Я хотел написать “навсегда”, но просто закрыл окошко чата — это и так станет ясно со временем.

Делать в инете стало нечего, и я отключил его к черту. Появился совершенно свободный вечер, не заполненный мелкой суетой, пустой болтовней и никчемными проблемами. Наверно, впервые за много лет. Но я уже знал, чем мне надо заняться. Я взял телефон и набрал номер Ника.

— Здорово, Ник, это Лекса.

— А, Лекса! — обрадовался Ник. — Давненько, давне-нечко тебя не слышал. Ты — по поводу? Прими мои соболезнования, наслышан.

— Соболезнования?

— В инете проскакивало сообщение, будто тебя круто хакнули в четверг? Вирус закинули?

— А, это… — Я отмахнулся. — Было дело, я уже и забыл давно.

— А что случилось?

— По собственной глупости. Ничего, комп уже в порядке, как новенький.

— То есть отделался легким испугом?

— Почему же. Все стерлось. Но так даже лучше. Слушай, я тебе по делу звоню.

— Давай.

— Устроился тут лаборантом в институте, сети администрировать.

— Дело хорошее. Много ли платят?

— Копейки платят.

— А зачем тебе?

— Мне из чистого интереса, попрактиковаться и рекомендации получить. Я там долго не задержусь.

— Хм… — говорит Ник.

— Сам удивляюсь. Накатило что-то.

— Ну, дело хорошее, — с сомнением говорит Ник. — Хотя и непростое.

— Просьба — нужны книжки и советы.

— Этого добра сколько угодно. Ну, ты заезжай как-нибудь на неделе…

— Сейчас.

— Сейчас?

— Прямо сейчас.

— Ну… давай сейчас. Тебе это так срочно?

— Мне теперь все срочно.

— Что-то случилось? — настораживается Ник. — Что-то ты вообще сегодня странный.

— Чем странный?

Ник задумывается и молчит очень долго. Я терпеливо жду.

— Военный, — произносит наконец он.

— Военный?

— Отрывистый. Будто не разговариваешь, а приказы раздаешь.

— Ну извини.

— Ничего-ничего, — усмехается Ник. — Тебе даже идет. Уважаю.

— О'кей. Я выхожу. Буду через тридцать пять минут. — И вешаю трубку.

Через тридцать пять минут я уже был в Гвоздецком переулке и давил знакомую кнопку звонка. За дверью послышалось шарканье тапочек, и дверь открыл сам Ник.

— Здорово! — говорю я.

— Тихо! — отвечает Ник. — Аришка спит. Пошли в комнату…

Комната Ника — это особая песня. Я больше нигде не видел столько аппаратуры, одних компов там штук шесть как минимум. Хакер-профессионал, черт побери. Чем он занимается — я до сих пор не знаю. Познакомились мы с ним много лет назад в инете. Не буду рассказывать, где именно, ладно? Конечно, я сам виноват, по молодости залез ломать то, что ломать совсем не надо было. Причем не то чтобы я лез денег украсть или испортить что-нибудь — нет. Просто из любопытства полез. Интересно мне было, как там система устроена. Ну и похвастаться, конечно, потом хотелось, чтобы все вокруг говорили: слышали новость? Лекса-то наш во как крут! Знаете, куда он недавно пробрался?

Ну вот, а этой штукой в инете заведовал Ник. И защиту он же строил. И выловил он меня в два счета, я и понять ничего не успел. Лез туда из дому, со своего компа. Но, конечно, не напрямую — я ж не больной на голову, — а кружными путями, через заокеанские сервера, чтобы следы запутать. Подобрался я к той штуковине, пролез на нее своими методами, минут пять там провел, не больше — только и успел вокруг осмотреться. А тут бах — отключается сам по себе модем от сети телефонной, а вместо этого раздается звонок, причем странный такой, вроде межгорода. Снимаю трубку, а оттуда незнакомый голос: “Ну, здравствуй, малыш. Не узнал? Это мы, твои проблемы…”

В принципе, у меня действительно могли быть очень большие проблемы — серьезная была штука. Но Ник не сдал меня никому. Просто выловил, ткнул носом и объяснил, кто я такой, в изысканно-грубых выражениях. Так мы познакомились, с тех пор общаемся. Собственно говоря, почти все, чему я научился с тех пор, — это меня Ник научил.

В общем, проходим мы в комнату, я рассказываю ему, как защиту института вскрыл. Ник меня похвалил. Потом мы обсудили, что мне нужно будет делать в институтской компьютерной системе. Выходило, что работы навалом. Но не так сложно, как казалось поначалу. По крайней мере со слов Ника. Книжек он мне дал две штуки и дисков записал пяток с программами и документацией. В общем, пообщались.

И вот тут в комнату входит Аришка — жена его. И приглашает всех на кухню чаю попить. И вот сидим мы на кухне, пьем чай, и какая-то тишина нехорошая повисла.

— Ну хорошо, — ни с того ни с сего говорит Ник, — так что с тобой случилось-то?

— Ничего не случилось, — отвечаю. — А что случилось?

— Изменился ты очень за последние три месяца, пока я тебя не видел, — говорит Ник. — Ничего-ничего не случилось?

А Аришка смотрит на меня пристально. У нее взгляд всегда немного настороженный, замкнутый, а тут совсем нехорошо она на меня смотрит.

— Алеша, — говорит вдруг, — дай, пожалуйста, руку… И Ник так на нее — зырк! И на меня — зырк! Эти приколы я знаю, Ариша постоянно каким-то оккультизмом увлекается, книжки читает, на йогу ходит, и все такое. То у нее сыроедение, то медитация, чакры, третий глаз и прочее.

И вот берет она мою ладонь в свою руку и другой рукой накрывает. И смотрит мне в глаза. И я смотрю ей в глаза. Рассматриваю белки с красными прожилками, рассматриваю сам глаз — серый он у нее такой, с темными крапинками. Тебе никогда не доводилось смотреть в глаза пристально и при хорошем освещении? Очень интересная штука! По краю глаз немного мутный, словно расплывчатый. А вот ближе к зрачку — такое начинается! Как будто смотришь на холмистую равнину с горы. Траншеи, окопы, ручьи, лужи и воронки — и все к центру сходится, все меньше, тоньше. Все пространство сворачивается, комкается, словно тряпичное, рытвины и овраги начинают мельчить, мельчить, стягиваться. И все это проваливается в глубину. В абсолютно черный зрачок.

И вот смотрю я на Аришин зрачок, а он вдруг начинает расти, расти на весь глаз… Ариша резко отводит взгляд, выпускает мою руку и вскакивает. Шмяк — табуретка за ней падает.

— Извини, Алеша, — говорит шепотом и быстро выходит из кухни.

Я перевожу взгляд на Ника. Ник тоже озадачен, пожимает плечами. Молчим еще пару минут, чай пьем.

— Так, значит, ничего необычного в твоей жизни не случилось… — кивает Ник задумчиво.

— Необычного — ничего, — говорю. — Была только странная штука в субботу, когда я память потерял.

— Память потерял? — удивляется Ник. — Расскажи.

— Да чего тут рассказывать. Поехал с одногруппниками на дачу — и ничего дальше не помню. Двое суток как вычеркнули.

— Пил много? — конечно, спрашивает Ник.

— Да нет, говорят, не пил. Не падал, головой не ударялся. Вел себя как обычно.

— К врачу бы сходить, — говорит Ник задумчиво.

— А в чем дело-то? Что вообще происходит? Я как-то себя не так веду? Объясни.

Ник молчит долго-долго.

— Не знаю, — говорит. — Ведешь ты себя нормально. Но только не как Лекса, а как совсем другой человек.

— А это как понять?… — Я киваю на дверь из кухни, куда убежала Ариша.

— Не знаю, — говорит Ник, — не знаю. У Ариши, ты ж знаешь, свои заморочки. Я спрошу у нее и тебе позвоню. Лады?

И встает. Я тоже встаю, мы прощаемся, и я еду домой.

Приезжаю домой. И уже когда в квартиру вхожу — слышу, звонок пищит телефонный. Подхожук аппарату прямо в ботинках.

— Привет, Лекса, — говорит Ник.

— Привет, — говорю, — ну что? Ник вздыхает.

— Слушай, какое дело, — говорит он. — Ты только пойми правильно и не обижайся, ладно?

— Ладно, — говорю. — А что случилось?

— Обещаешь?

— Ну, обещаю…

— Ты ж знаешь, Лекса, как я к тебе хорошо отношусь… — тянет Ник, и голос у него странный-странный.

— Знаю, — говорю, — Ник, давай без предисловий? Выкладывай сразу, что случилось. Я что-то натворил не то?

— В общем, так, — говорит Ник. — Книжки оставь себе. Если какие-то вопросы — звони, пиши, в любое время дня и ночи. Ясно?

— Ясно… — Хотя ничего мне не ясно.

— Если что-то вдруг с тобой случится… Нужна будет помощь… Звони, чем смогу — помогу.

— Так, — говорю. — И?…

— А домой к нам тебе больше приезжать не надо, — говорит Ник и замолкает.

— Типа пропали серебряные ложки из буфета?

— Лекса, ты же обещал понять правильно и не обижаться!

— Так ты мне объясни, что случилось, черт побери, чтобы я понял!

— Не знаю… — мнется Ник.

Никогда не видел, чтобы Ник так вдруг мялся в разговоре. Это железный человечище.

— Хорошо, — говорю, — только давай первым делом без истерик! Трубку мне тут не бросай!

— Я не собирался, — отвечает Ник растерянно.

— Прекрасно, — говорю. — Идем дальше. Будем выяснять наводящими вопросами. Вопрос первый — Ариша?

— Ариша, — соглашается Ник.

— Запретила мне появляться в доме?

— Вроде того, — говорит Ник. — Ты пойми ее правильно, она боится…

— Вот те раз. А я что, маньяк, чтобы меня бояться?

Ник молчит.

— Хорошо, — говорю, — ты можешь мне объяснить, что она тебе сказала?

— Глупости всякие, — отмахивается Ник. — Ты же знаешь Аришины заморочки…

— И все-таки?

— Сказала, что увидела темную силу.

— Чего-чего увидела?

— Увидела темную силу.

— А точнее?

— Темную силу. Увидела.

И чувствую, что по спине под рубашкой начинают бегать ледяные сквознячки.

— Слушай, Ник, — говорю. — Ну и чего?

— Ничего.

— То есть как — ничего? Я, значит, хожу по миру разносчиком темной силы, и — ничего особенного?

— Ты обещал не обижаться, — напоминает Ник.

— Я не обижаюсь. Просто объясни, что это значит?

— Не знаю, — говорит Ник. — Не знаю. Я вообще в эти заморочки не углубляюсь.

— А Ариша что говорит?

— Она тоже не знает. Испугалась она. За меня испугалась и за тебя испугалась. И сама испугалась. Ну ты же знаешь Аришкины заморочки… Ну, боится она тебя теперь…

— И чего мне теперь делать?

— Ничего не делать, — говорит Ник. — Живи как живется.

— И как мне теперь жить, если во мне, оказывается, темная сила завелась?

— Это всего лишь Аришина интерпретация, — напоминает Ник. — Ты же знаешь ее заморочки…

— И чего она мне советует?

— Она не знает. Говорит, в крайнем случае может тебя привести к своему гуру на йогу, пусть он скажет.

— Спасибо, — говорю. — На йогу. Все ясно.

— Обиделся?

— Ты не находишь, что разговор наш идет по кругу?

— Идет.

— Итого?

— Итого, — соглашается Ник, — к нам больше не приезжай. А я тебе буду звонить раз в неделю как минимум.

— Зачем?

— Волнуюсь.

— Спасибо.

— И если вдруг что-то с тобой происходит — ты сам звони. Обещай! У меня связи большие, придумаем, чем помочь.

— Большие связи с темной силой?

— Да ну тебя, Лекса, — хмыкает Ник.

— Ладно, — улыбаюсь я. — Все понял. Не обижаюсь. И Арише передай — не обижаюсь. Всякое бывает. Будет время — буду думать над ее словами. Спасибо.

— Пока.

— Пока.

И я кладу трубку. Нормально, да? Ну все, думаю, настроение на весь вечер испорчено… А уже поздно, часов одиннадцать. И тут мне приходит в голову идея! Лезу в инет и смотрю в афише, какие интересные фильмы вышли за последний месяц. В общем, ничего интересного, кроме триллера “Жажда умереть”. Я просмотрел пару-тройку рецензий. Ну, ты знаешь эти рецензии в инете, им бы только найти повод поругать да себя показать. Ругали, конечно, почем зря. Один зоркий критик даже обнаружил на дальнем плане в одном из кадров рабочий штатив кинокамеры и очень возмущался. Но все сходились на том, что фильм хоть не ахти какой, а посмотреть стоит. Хотя бы на актеров. Я глянул, не идет ли “Жажда умереть” сегодня ночными сеансами? Идет. Позвонил, забронировал два билета — чтобы наверняка. Затем набрал телефон Шуршика.

— Здорово, Шуршик, — говорю. — Ты, случайно, не знаешь номер Аленки?

— Аленки? — удивляется Шуршик. — Нашей Аленки?

— Аленки, Аленки.

— Сейчас посмотрю, где-то была записная книжка… — кряхтит Шуршик. — А зачем тебе вдруг?

— Понадобилось, — говорю.

— Ну записывай… — Шуршик диктует номер.

— Благодарю, — отвечаю. — Спокойной ночи. И сразу набираю номер Аленки. Сначала никто не подходит, затем трубку поднимает определитель номера и продолжает гудеть. Вот не люблю я этих штук! Как будто в квартиру позвонил, а тебя в глазок пристально разглядывают и думают — впускать или не впускать? Но наконец трубку берет сама Аленка.

— Алена, привет! — говорю. — Узнала? Алекс Матвеев.

— Матвеев? — удивляется Аленка.

— Матвеев. Есть идея. Что ты сегодня делаешь?

— Сегодня? — удивляется Аленка.

— Тут фильм хороший вышел, идет сегодня ночным сеансом. Не составишь ли ты мне компанию?

— Компанию?

— Компанию, компанию.

— Компанию… — Аленка в недоумении. — Как-то я сегодня… Погоди, а времени сейчас сколько?

— Это ночной сеанс, кончится поздно. Но если завтра первую пару прогулять, то нормально.

— Первую пару прогулять… — тянет Аленка. — Нет, не могу. Совсем никак.

— Зачем тебе “охрана труда”? Пустой предмет, у всех по-любому зачет будет.

— Да дело даже не в первой паре. Просто сегодня у меня вечер занят. В другой день — может быть. А сегодня никак… Мне надо в одно место съездить. В гости. Я уже договорилась… Так что никак.

— Ага, понял. Ну, нет так нет. Удачи!

— Удачи, — растерянно говорит Аленка.

И я кладу трубку. А собственно говоря, чего я ожидал? С какой это стати Аленка, первая красавица курса, во так, ни с того ни с сего, пойдет со мной в кино? Кто я такой, чтобы Аленку в кино водить? Когда за ней очередь мужиков выстраивается на три километра? Да еще так неожиданно позвонить? На что я вообще рассчитывал? Но удивительно было другое — я не чувствовал никакой досады. Ну, нет и нет, обломали так обломали. В конце концов, какая разница? Посижу дома, почитаю книжки Никовы..Или кому-нибудь еще позвонить? Была такая Светка по кличке Dansing, в инете познакомились, никогда не виделись. Интересно, ее телефон тоже убился вместе с компьютером или я его успел переписать в записную книжку? И тут раздался звонок.

— Алекс, ты? — говорит Аленка.

— Я, — говорю как ни в чем не бывало.

— Слушай, я тут так подумала… Действительно, ну их к черту, этих алкоголиков…

Вот она, женская непоследовательность.

— Алкоголиков?

— Ага. Ну их к черту. Пошли, действительно, в кино. Пошли? Или ты уже с кем-то другим договорился?

— М-м-м… Нет пока. Ты где живешь территориально?

— Фили.

— Ага, Фили… Давай через час на Арбатской в центре зала?

— Через час?

— Да. Успеешь собраться? У нас будет сорок минут в запасе, прогуляемся, погода классная. Или кофе в буфете попьем. Там решим.

— Здорово! — говорит Аленка.

— Ну тогда жду. Удачи!

Я кладу трубку и выстраиваю план дел. Побриться. Погладить рубашку. Залезть в инет еще раз, почитать рецензии на фильм. Ну там, кто в ролях… Может, букетик мимоз принести Аленке? Да ни к чему это. Это пока лишнее.

Встретились мы, поцеловал я ее в щечку по-дружески — и пошли вниз переулками. Погода классная, теплая. Весна, черт побери. С Аленкой болтать весело, очень милый человек. Рассказал ей, как институтский сервер взломал, посмеялись вместе. Потом она долго и весело рассказывала, как кошку к ветеринару возила. Потом незаметно о жизни заговорили, Аленка пожаловалась, как ее достали бойфренды.

Все бы хорошо, но идем мы по безлюдной улице, а навстречу три пьяных подонка. Рожи — это надо видеть. Я думал, мимо пройдут, так нет, прямо к нам валят. Один из них, ростом самый низкий, но толстый, накачанный, подкатывается вразвалочку и издалека:

— Закурить не найдется?

Ну, думаю, приплыли. Вот и сводил Аленку в кино…

— Извини, брат, — говорю, — не курю.

И идем дальше. А он не отстает, наперерез выходит.

— Э-э-э, стой! А рубля не найдется?

Приплыли. Ну, рубль я тебе дам, допустим. А зачем тебе рубль, даже спичек на рубль не купишь. Да хоть десять дам — мы ж оба понимаем, что на этом дело не кончится? А тут и остальные два дружка к нам поближе подтягиваются. И как назло никого на улице. А хоть бы и был кто — что толку? Поднимет воротник и пройдет мимо. А что я с вами сделаю, один — с тремя ублюдками? Когда и с одним таким я бы не справился… Хотя если дело до рук дойдет, тебе-то я хотя бы нос сломаю. Потом — уже как получится, но одному из вас я нос сломаю. Я киваю ему приветливо, машу рукой:

— Пойдем, брат. Узнаем сперва, сколько билет стоит. На рубль даже спичек не купишь, пойдем, — и неспешно двигаюсь вперед, аккуратно тяну Аленку под руку.

Парень пытается переварить услышанное. Двигается за нами, дружки его, переглянувшись, тоже двигаются за нами.

— А чо? А куда? — бурчит под нос парень.

— Пойдем. Ты фильм смотрел “Жажда умереть”? — говорю парню.

— Не. А чо? Чо за фильм? Чо?

— Пойдем посмотрим. Мы-то в кино идем. Хороший фильм.

— А чо хороший? Чо? — бурчит парень, но идет за нами. А я смотрю краем глаза, его дружки уже как-то отстают постепенно.

— Там актеры хорошие играют. Ты “Матрицу” смотрел?

— Чо? “Матрицу”? Чо? Ну смотрел, и чо теперь? И чо?

— Ну и как тебе, не понравилось?

— Ну чо, ну так… — Парень пожимает плечами.

— Ну чо, Леха?!! — раздается сзади хриплый голос одного из дружков.

— Леха? — говорю. — И я тоже Алекс! Так вот, в этом фильме пара актеров из “Матрицы” играют. Но это не “Матрица”, это похуже немного. Так что думай сам. А то смотри, пойдем?

— Да на фиг надо! — говорит парень и останавливается. Я улыбаюсь и поднимаю руку:

— Ну ладно тогда, удачи! — Поворачиваюсь и машу рукой его дружкам. — Удачи!

— Удачи! — Нестройными голосами отвечают растерянные дружки.

И мы с Аленкой идем дальше. Спиной чувствую, эти ублюдки еще некоторое время стоят и смотрят нам вслед. Переговариваются вполголоса. Затем разворачиваются и идут дальше своей дорогой. Аленка молчит.

— Там одно место есть в фильме. — говорю я. — Забыли штатив кинокамеры убрать, я читал в рецензии.

— Штатив убрать… — повторяет Аленка.

— Я тебе скажу, в каком месте это будет, мы внимательно посмотрим.

— Какие ублюдки! — вдруг говорит Аленка. — Я так испугалась!

— Ублюдки, — соглашаюсь я. — Ищут приключений на свою задницу. Только не надо им говорить, что они ублюдки. И не надо показывать, что ты их боишься.

— Зачем ты их с нами звал?

— Ты что, думаешь, они бы пошли? Они разве похожи на людей, которые с нами сегодня в кино пойдут?

— А зачем тогда звал?

— А что, было лучше посреди мостовой с ними разговаривать?

— А зачем с ними разговаривать? — нервно говорит Аленка.

— А что мне с ними еще делать, если не разговаривать? Драться, что ли? Им просто поговорить не с кем. Ему же не рубль нужен и не сигарета. И даже не морду кому-нибудь набить. Ему главное, чтобы его прохожие за ублюдка не держали, понимаешь? Я просто представил сейчас себя на его месте.

— Себя?

— Для примера, просто чтобы понять, что ему сейчас надо. Представил — типа это я иду пьяный, рожа у меня кривая, бабы на меня не смотрят, на другую сторону улицы переходят. Дружки мои — тоже гоблины те еще. И никто на нас не обращает внимания, все глаза отводят. Ну, кроме милиционеров. Вот и обидно, и скучно. Хочется подойти, доказать, что не пустое место, не говно, а Леха. И что он и в морду может, и дружки помогут, если что. Понимаешь? А так поговорили с ним как с нормальным человеком, без напрягов, без страхов — просто ни о чем поговорили, с собой в кино позвали. И он понимает, что он Леха, а не говно. И вроде уже и в морду неудобно после этого. Вот так вот аккуратно и разошлись.

Аленка молчит.

— Я тебя раньше совсем другим представляла, — говорит она.

— Ну… Я тоже не знал, что у тебя кошка дома живет, — улыбаюсь я.