Окончательное решение созрело, когда, купив килограмм яблок, Ирина подала крупную купюру, а «торговец урюком», откинув крышку «дипломата», лежавшего позади него, отсчитал сдачу. «Дипломат» был полон денег. Торговец, помогая ей складывать в сумочку яблоки, готов был кончиком орлиного носа залезть под тонкую, просвечивающую кофточку и коснуться тугих грудей.

Вернувшись с рынка в Иринину квартиру, хотя и всухомятку, они плотно поели. И хозяйка, прежде чем рассказать о своём плане Виталию, решила сначала помыться как следует под душем.

Она смывала со своего прекрасного тела адовскую грязь, а мысли о задуманном деле все больше и больше возбуждали лихорадочно работавший мозг. И когда она дошла уже до предела, мысленно рисуя одну картину своего плана за другой, не выдержала искушения тут же выложить все Виталию. Поэтому как была под душем, так и выскочила из ванной, влетела в комнату, где сытый, будто кот на Масленицу, развалясь в мягком кресле, дремал Виталий.

Услышав шлёпки босых, мокрых ног по полу и возбуждённый голос Ирины: «Слушай, что я придумала!», он открыл глаза и в ужасе закричал:

— Сгинь, ведьма! Сгинь! — от страха неумело перекрестился и закрыл лицо ладонями.

Когда до Ирининого слуха дошёл этот крик, она мгновенно остановилась и сразу же, поняв, что могло так напугать Виталия, вернулась в ванную комнату. Там она накинула халат и, плотно запахнув его, вернулась в гостиную.

Виталий сидел все в том же положении, закрыв лицо ладонями, и все шептал побелевшими губами:

— Сгинь, ведьма! Сгинь, ведьма!

Ирина подошла к нему и, положив руку на плечо, мягко сказала:

— Вот ведь до чего ведьмы и дьяволицы мужика довели. Женского тела больше огня бояться начал, — и совсем ласково добавила: — Не бойся. Это я, Ирина, а не Сантана. И прилипаться к тебе не собираюсь. Мне и самой сейчас мужики опротивели.

А потом, налив полстакана водки из стоявшей на журнальном столике бутылки, предложила:

— Выпей. Расслабишься — и всё пройдёт. А потом уже придуманное мною дельце обмозгуем.

Виталий взял из её рук стакан с водкой и залпом, в один глоток, выпил. С отсутствующим видом он посидел ещё так минуту или две, а потом, вскинув глаза на напарницу, тихо сказал:

— Ведь я подумал, что Сантана в твоём облике влетела в комнату. Сколько же теперь эта чертиха будет преследовать меня?

— А ты постарайся все это выкинуть из головы. Ведь у нас с тобой ещё есть маленькая надежда на будущее. Вспомни слова ангела и всегда держи их в голове. Может, тогда и отвяжется от тебя Сантана? — тихо и ласково, словно мать ребёнка, уговаривала Виталия Ирина.

Некоторое время они сидели молча. Наконец совсем успокоившись, Виталий спросил:

— Что это ты хотела рассказать мне, когда голая влетела в комнату? Давай выкладывай!

Ирина, подвинув второе кресло к журнальному столику и сев напротив, принялась излагать план их совместных действий по изъятию денег у «торговцев урюком» и передачи их потом в детский дом. Она говорила, жестикулируя руками, лицо её пылало. Виталий только слушал и кивал.

На другой день с утра они пошли в ГАИ, оформили там полагающиеся в таких случаях документы и на собственных автомашинах вернулись домой.

Оказалось, что даже их гаражи рядом, через двое ворот. Поставив автомашины на место, они дошли до дома вместе, а потом поднялись каждый в свою квартиру.

Около шестнадцати часов из своего подъезда вышла Ирина в короткой, не закрывающей даже ямочку пупка, блузке, с чуть просвечивающими сквозь неё, будто ореховые ядрышки, сосками по центру тугих маленьких грудей. Наряд дополняла мини-юбка, которая ещё ярче подчёркивала стройность её ног. У правого бедра на узеньком ремешке, подвешенном на полуголое с тонким загаром круглое плечико, болталась небольшая сумочка с блестящей латунной застёжкой по центру.

Выйдя из подъезда, Ирина даже не оглянулась и неспешно направилась к рынку. На рынке она, нигде не задерживаясь, прошла к ряду, где торговали фруктами. Кокетливо повиливая задом и улыбаясь, стала медленно, будто на прогулке, ходить вдоль прилавка. Она одаривала ласковым взглядом «торговцев урюком» и незаметно выискивала кого-то в толпе покупателей.

«Торговцы урюком» при виде почти полуголой красивой женщины начали плавиться, как масло в жарких лучах солнца, позабыв обо всём на свете, кроме этого божественного видения. Их взгляды, как магнитом, потянулись за медленно проходившей вдоль ряда Ириной.

Наконец она остановилась перед одним, который блаженно растянул в улыбке губы, показывая два ряда зубов из жёлтого металла. Он простонал:

— Пожалуста, дэвушка, что желаете?

Ирина игриво тыкала указательным пальчиком в выбранные ею яблоки, а «торговец урюком» лихорадочно трясущимися, поросшими чёрной шерстью пальцами хватал их и клал на весы. Когда стрелка весов дотянула до двух килограммов, Ирина сказала:

— Хватит!

Продавец, захлёбываясь своей собственной слюной, назвал причитающуюся с неё сумму денег, а чуть тише добавил:

— Можно, красавица, и бэсплатно. И ещё два ящика получишь!

На что Ирина, ничуть не смутившись, слегка хлопнула его по толстым, волосатым пальцам и, сняв с плеча сумку, расстегнула её. Потом отсчитала требуемую сумму, передала продавцу и распахнула края сумочки, куда он, не отрывая от Ирины глаз, и сложил дары юга.

Когда же покупательница, подставив под донышко ладонь, попыталась застегнуть латунную застёжку, сумка перевернулась, и все её содержимое вместе с яблоками, косметикой и звонкой мелочью посыпалось на землю. Несколько секунд Ирина стояла в растерянности, потом, смущённо улыбнувшись продавцу, нагнулась и стала собирать яблоки и косметику.

Орлиным взорам «торговцев урюком» открылись все прелести нижней части тела богини красоты.

Все продавцы, позабыв не только о торговле, но и вообще обо всём на свете, приклеились к прилавкам и не могли оторвать глаз от прекрасной картины.

Когда Ирина подобрала последнее яблоко, положив его в сумочку, и вновь приняла вертикальное положение, её лицо залилось густым румянцем, либо от натуги, либо от алчных, плотоядных взглядов мужчин. Она одёрнула юбочку и побежала к выходу. Но нахлынувшая снаружи толпа не дала ей сразу покинуть территорию рынка. Вдруг она услышала, как из ряда «торговцев урюком» раздались вопли и проклятия. Но вот наконец-то освободился проход и она готова была уже шагнуть к распахнутым воротам, как на её плечо легла чья-то мужская рука и Ирина услышала спокойный, но твёрдый голос:

— Гражданка, прошу пройти со мной.

Медленно обернувшись, Ирина увидела перед собой молодого, лет двадцати двух, милиционера с рацией на груди. А за его спиной несколько «торговцев урюком» с искажёнными яростью лицами.

Ирина спокойно спросила:

— В чём дело, сержант?

На погонах молодого милиционера было по одной широкой лычке, а в званиях она разбиралась.

— Пройдёмте со мной в комнату милиции для выяснения! — потребовал сержант, не снимая с плеча Ирины руку.

— Что? Пригрелся, что ли? — и она рывком стряхнула с плеча руку сержанта и тут же возмущённо добавила: — Для какого ещё выяснения?! Разве без выяснений и объяснений женщинам при демократии уже и на рынок нельзя приходить?!

— Вот эти граждане, — начал смущённо сержант и показал рукой на «торговцев урюком», — говорят, что, пока вы им спектакль показывали, у них в это время деньги украли.

— Хм, — хмыкнула Ирина, — у них деньги украли! А я-то при чём здесь?!

— И всё же пройдёмте, гражданка, — видя, что вокруг начала собираться толпа, настойчиво предложил сержант.

— Ну что же, если у нас в стране такая демократия, при которой первых попавшихся под руку женщин можно забирать, тогда пойдёмте! — резко сказала Ирина и пошла рядом с сержантом в сопровождении «торговцев урюком», которые вслух проклинали тот день и час, когда впервые увидели эту женщину.

В комнате милиции за столом дежурного сидел майор Купряшкин, делавший свой обычный обход участка. Он поднял глаза и, увидев перед собой недавнюю покойницу, широко заулыбался и сказал:

— А я-то думал, что мы уже никогда больше и не встретимся с тобой, Самойлова, — но, тут же согнав с лица улыбку, взглянул на сержанта и спросил:

— В чём дело, Иванов?

Сержант, перебиваемый злыми репликами потерпевших, принялся объяснять майору, за что задержана Ирина. Купряшкин, между тем, делая какие-то пометки в записной книжке, выслушал доклад до конца и сказал:

— Садитесь, Самойлова.

Ирина бочком села на краешек стула и, не мигая, уставилась на майора.

А тот, в свою очередь, глянув в бездонные Иринины глаза, спросил ехидно:

— Что же вы в таком виде по городу разгуливаете?

— В каком? — удивилась Ирина, глянула на свои голые ноги и хитро улыбнулась:— Так ведь сейчас мода такая! Вы что, майор, на улице ни на кого не смотрите? Или по уставу не положено?

Майор немного смутился, но всё же продолжил начатую тему разговора:

— Не юли, Самойлова! Ты знаешь, о чём я, — и он ладонью показал под стол: — Под низ-то что-то надевать нужно.

— Ну, если ваша жена старомодна, — обиделась на это Ирина, — и трусы до самых колен носит, так пусть и носит. А мне жарко!

Шея майора побагровела. Жестом руки он приказал Ирине замолчать. Но голос он всё-таки усмирил и устало, без эмоций сказал:

— Оставьте ваш спектакль для них, — кивнул в сторону торговцев майор, — я же знаю, догадываюсь, как отвратительна ваша роль. Однако вы её хорошо сыграли… Сержант! Оформляйте протокол, и женщина может быть свободна. — Купряшкин встал из-за стола и направился к двери.

Торговцы возмущённо загалдели.

— В чём дело?! — строго спросил их майор. — У вас появились какие-нибудь улики? Нет. То-то же! Да, чуть не забыл. Самойлова, что у вас в сумочке?

Ирина подошла к столу, щёлкнула латунной застёжкой и вытряхнула перед сержантом содержимое сумочки.

Одно яблоко не удержалось на столешнице и откатилось к двери, где в эту минуту стоял майор. Ирина хотела было поднять его, Купряшкин предупредительно сорвался с места, чуть опередив её, поднял яблоко и положил на стол.

Потом он повернулся к южанам и спросил:

— Ну, а вора-то хотя бы кто видел?

— Никто не видел! — в один голос ответили торговцы.

— Ну что же, — усмехнулся Купряшкин, — если сообщника не видели и денег в сумочке подозреваемой нет, и вообще нет каких-либо улик, если не считать, что она без трусиков ходит, то задерживать её не имеем права. Подписывайте протокол и освобождайте помещение.

Ирина быстро собрала рассыпанные по столу вещи в сумочку, послала воздушный поцелуй «торговцам урюком» и грациозно вышла из комнаты милиции.

Купряшкин проводил её взглядом и сказал сержанту:

— Попробуй свидетелей найти, — но тут же махнул рукой и добавил: — Хотя в настоящее время ни одного дурака не найти, чтобы в свидетели навязался. Если и видел, как татарин скажет: «Моя задом стоял». А всё-таки попытайся. Поищи свидетелей. Может, кто-нибудь что-нибудь да видел? — и вышел, нервно дёрнув правым плечом.

«Эх! Людей в УГРО не хватает! — думал про себя майор, усаживаясь в старый милицейский „уазик“. — Неплохо бы было за этой красавицей понаблюдать. Ведь нутром чувствую, что замешана эта красавица в краже денег у этих ублюдков! — и он сверкнул глазами в сторону „торговцев урюком“, которые толпились у дверей. — Хотя и не жалко мне их, но ведь настрочат сейчас заявленьице, а разбираться и искать вора мне. Да, — глубоко вздохнул майор, — хорошо бы к ней на какое-то время сыскаря поставить. Но как объяснишь начальству, зачем это понадобилось? Без всяких на то улик. Что она в жару без трусиков ходит, это не аргумент. Засмеют. Скажут, что скоро половина баб российских не только в жару, а и в холод без трусов ходить будут. Потому что им купить их не на что. А интуицию к делу не подошьёшь. Интуиция должна фактами и вещественными доказательствами подтверждаться», — Купряшкин ещё раз глубоко вздохнул и завёл мотор.

А Ирина, выйдя с территории рынка, с той же сумочкой на плече, слегка поддерживая её у бедра тонкими, изящными пальцами, не спеша и не оглядываясь, пошла домой. В квартире она быстро сбросила с себя одежду и пошла под душ, чтобы смыть с себя поскорей липкий, противный пот страха, который она пережила в комнате милиции.

Приняв душ, Ирина накинула халатик, села в кресло и из бутылки, стоявшей на журнальном столике, налила полстакана водки. Выпила, закусила яблоком и, расслабившись, откинулась на мягкую спинку кресла.

Так она просидела довольно долго, не шевелясь, о чём-то сосредоточенно думая про себя. И лишь когда сумрак стал заползать через широкое окно и заволакивать комнату, она встала и начала одеваться.

На этот раз она надела на себя строгое тёмное платье, хорошо облегающее её стройную фигуру, и чуть-чуть наложила косметики. Улыбнулась самой себе в зеркало и быстро вышла из квартиры.

У подъезда она остановилась и, будто поправляя причёску, внимательно огляделась по сторонам. Только после этого, удостоверившись, что вокруг дома нет никаких подозрительных типов, пробежала до следующего подъезда и нырнула в его чёрное чрево.

На условный звонок ей тут же открыл Виталий. Пропустив гостью и выглянув на мгновение на лестничную площадку, он тщательно запер дверь.

Ирина сидела на диване, закинув ногу на ногу.

— Ну как успехи, шеф? Докладывай!

— Айн момент! — весело откликнулся на это Виталий и, скрывшись в спальне, вернулся через пять минут одетый как почтальон Печкин: мешком висят брюки, мятая застиранная рубашка и засаленная, потерявшая цвет фуражка. В правой руке — тряпочная авоська.

Он подошёл к журнальному столику, перевернул авоську и, взяв её за дно, вытряхнул все содержимое. На столе появился ворох российских бумажных денег.

Ирина, взглянув на помятые купюры, на глаз прикинула сумму и съехидничала:

— Не густо черномазые за такой классный сеансик заплатили!

— На первый случай сойдёт, — успокоил её Виталий и расхохотался. — Миллионов двадцать, двадцать пять — за три минуты работы.

— Ты чего? — удивлённо взглянула на него Ирина.

Но Виталий, давясь смехом, только махнул рукой, а просмеявшись, начал рассказывать удивлённой подельнице:

— Когда ты оголилась и их морды подслащённые принялась «фотографировать», я сразу же понял, что и гром грянет, но не отвлечёт их от твоей задницы. Ну и пошёл смело из их чемоданчиков в мешок деньги ссыпать. Простому-то покупателю и не понять: подсобник и подсобник ходит там позади продавцов. Но вот я на гнилое яблоко наступил и поскользнулся. И этому желтозубому, у которого ты яблоки купила, по подошвам звизданул. Подумал, что крышка. Влип. Но он не отреагировал, продолжал слюни глотать, глядя на тебя.

Ну а дальше всё было по сценарию. Через три минуты уже и след мой простыл. Так что не расстраивайся. Сейчас денежки сосчитаем, тогда и узнаем, сколько твоя задница стоит.

Они принялись считать деньги, складывая их стопками. Когда дело подошло к концу, Виталий почесал в затылке и устало выдохнул:

— Никогда с таким пристрастием деньги не считал, — и тут же с улыбкой добавил: — А ты расстраивалась. За один только показ тридцать пять миллионов. Совсем недурно.

Упакованные деньги Виталий снова сложил в авоську, отнёс в спальню и вернулся уже переодетым: в джинсах и футболке. Ирина встретила его вопросом:

— У тебя кувалда есть?

— А зачем вдруг она тебе понадобилась? — с недоумением переспросил Виталий.

— Затем! Ты ведь ещё всего не знаешь!

— А что я ещё должен знать? — недоуменно пожал плечами Виталий. — Деньги здесь. Ты со своей «кинокамерой» тоже. Чего же ещё не хватает?

— А того! — вдруг разозлилась Ирина. — Ведь меня после «съёмки» ещё в комнату милиции водили. И кто же, ты думаешь, там был?!

— Кто?! — побледнел Виталий.

— Майор Купряшкин! Вот кто!

— Уф, а я-то подумал… — облегчённо вздохнул Виталий.

— А что ты подумал? — в свою очередь вырвалось у Ирины.

— Я подумал, что кто-нибудь оттуда, — уже улыбаясь, показал в потолок пальцем Виталий.

— Пока нет! Но о майоре нам всё-таки подумать надо. А поэтому, если уж мы занялись таким делом, неплохо бы из своих квартир запасной ход иметь?

— Так где же его взять, твой запасной ход? — развёл руки Виталий. — Шестой этаж, это тебе не первый. Кроме лестничного марша из подъезда другого пути нет.

— А ты подумай? — заинтриговала его Ирина.

— Тут и думать нечего! — безнадёжно махнул рукой Виталий.

— Так есть у тебя кувалда или нет?! — насмешливо спросила Ирина.

— Где-то в гараже валяется, — неохотно ответил Виталий.

— А если валяется, так беги и неси её сюда! — голосом, не терпящим возражений, велела Ирина.

Когда Виталий был уже в прихожей, она крикнула ему вдогонку:

— А если ещё есть зубило или секач, то и их тоже тащи сюда!

Вернувшись минут через пятнадцать, Виталий не увидел в гостиной Ирину, но зато услышал звук передвигаемой мебели в спальне. С зубилом и кувалдой в руках направился туда. Посреди спальни он увидел столик, кровать, тумбочку. Ирина, стоя на стуле, пыталась снять тяжёлый ковёр, который закрывал почти всю стену.

— Что ты делаешь?! — закричал Виталий.

— А ты что, разве не видишь? Ковёр снимаю. Помоги!

— Но мне пока ещё и самому ковёр нужен!

— А кто у тебя его отнимает?! Мы только работу сделаем и снова повесим его на место.

— Какую работу?! — возмутился Виталий. — Я с детских лет не работаю, а она мне вдруг какую-то работу предлагает!

— Эта работа для нашей с тобой безопасности! — спрыгнув со стула, Ирина принялась объяснять подельщику, что она задумала.

Когда расшифровала свой замысел до конца, Виталий с восторгом глянул на Ирину и, хлопнув её по плечу, сказал:

— Что ж, будь по-твоему, стратег!

Минуты через две после того как со стены был снят ковёр, в квартире Виталия на всю заданную конструктором мощь магнитофона «Сони» гремела музыка. Но ещё громче ухала в стену кувалда, кроша бетон в обозначенном Ириной квадрате. После часа громкой музыки и уханья кувалды два грешника через квадратное отверстие, проделанное в стене, прошли в ванную, а затем и в остальные владения Ирины.

Теперь две квартиры были соединены проходом, завешенным со стороны спальни Виталия ковром.

И пусть теперь майор Купряшкин со своими сыщиками ломают голову, вздумай они наблюдать за квартирой Виталия или Ирины.

Подельщики вынесли мусор, расставили по своим местам мебель и протёрли осевшую после работы пыль. После этого Виталий пошёл в ванну, а Ирина уселась в кресло в своей гостиной и о чём-то задумалась.

Освежившись под душем, Виталий, довольный проделанной за день работой, обтирая мускулистое, красивое тело мохнатым полотенцем и что-то мурлыкая себе под нос, отодвинул ковёр и прошёл в квартиру Ирины. Увидев задумавшуюся Ирину, решил поднять ей настроение и бодро воскликнул:

— Знаешь, я тоже кое-что придумал! Ирина вздрогнула и закричала:

— Вон, нечистый! Сгинь с моих глаз!

Виталий попятился и тихо удалился в свою квартиру. Когда он, уже одетый, вернулся в гостиную, то застал хозяйку все в том же положении — сидящую в кресле. Только лицо её было осунувшимся и бледным. Виталий подошёл к ней вплотную и, осторожно положив на её хрупкое плечо свою ладонь, тихо сказал:

— Потерпи, сестра. Всё пройдёт.

Ирина, вскинув на него страдающие глаза, тоже тихо ответила:

— Да, брат. Это наш крест. И иного выбора у нас с тобой нет. Мы изгои.

С этой минуты они стали называть себя братом и сестрой. И уже никогда опрометчиво не появлялись друг перед другом в непристойном виде.