Я отвела Газзару в сторону.
      – Мне надо поговорить с тобой о Рейнджере.
      – Ален Барнес вовсю его разыскивает, – сказал Газзара.
      – У него есть что-нибудь на Рейнджера, кроме видеопленки?
      – Не знаю. Я не в бригаде. До нас мало что доходит. Никто не хочет ошибиться, когда дело касается Рейнджера.
      – А у Барнеса есть еще подозреваемые?
      – Я не в курсе. Я ведь уже сказал, что не занимаюсь этим делом.
      К дому подъехала полицейская машина, припарковалась без соблюдения правил, и из нее вылезла парочка в форме.
      – Мы прослышали, тут срочная распродажа, – сказал один. – Тостеры еще остались?
      Я взяла две бутылочки духов из ящика и протянула Дагу десятку.
      – Что ты теперь собираешься делать?
      – Понятия не имею. Совсем растерялся, – сказал Даг. – Никогда у меня ничего не получается. Есть люди, которым постоянно не везет.
      – Держи хвост пистолетом, дружок, – посоветовал Лунатик. – Что-нибудь да подвернется. Бери пример с меня. Надо просто плыть по течению.
      – Я же сяду в тюрьму! – возмутился Даг. – Они засадят меня в тюрьму!
      – Так я об этом и говорю, – сказал Лунатик. – Всегда что-нибудь подворачивается. Ты сядешь в тюрьму, и тебе не придется ни о чем беспокоиться. Не надо платить арендную плату. Покупать еду. Даже зубы можно вылечить бесплатно. Это чего-то стоит, дружок. Ты же не станешь задирать нос, если тебе дадут бесплатного дантиста?
      Мы все с минуту смотрели на Лунатика, раздумывая, есть ли смысл отвечать.
      Я прошла через дом и заглянула в другие комнаты, но не обнаружила ни бабушки, ни Луизы Грибер. Попрощавшись с Газзарой, я протиснулась через толпу к выходу.
      – Очень мило с твоей стороны поддержать Дага, – сказал Лунатик, когда я уходила. – Просто трогательно, дружочек.
      – Я лишь хотела купить «Дольче вита».
      «Кадиллака» на улице уже не было. Ковровая машина притулилась на углу с включенным мотором. Я села в «Бьюик» и щедро полила себя духами. Хоть какая-то компенсация за прыщ на подбородке и джинсы с дыркой. Потом решила, что одними духами не обойтись, потому подмазала ресницы и взбила волосы. Лучше выглядеть потаскушкой с прыщом, чем синим чулком с прыщом.
      Я направилась в центр города к конторе моего бывшего мужа, Ричарда Орра, адвоката, бабника и негодяя. Он был младшим партнером в юридической фирме с длинным названием: «Рабинович, Рабинович, Зеллер и Негодяй». Поднялась на лифте на второй этаж и отыскала дверь с его именем золотыми буквами. Здесь я бывала редко. Разводились мы со скандалом, так что мы с Дикки рождественскими открытками не обменивались. Тем не менее, иногда наши профессиональные дорожки пересекались.
      Синтия Лотте сидела за столом в приемной и выглядела как реклама фирмы «Энн Тейлор» в строгом сером костюме и белой блузке. Когда я вошла, она встревоженно взглянула на меня, явно запомнив меня после последнего визита, когда у нас с Дикки возникли легкие разногласия.
      – Его нет в офисе, – сказала она.
      Все-таки есть бог на свете.
      – А когда он будет?
      – Трудно сказать. Он сегодня в суде.
      Кольца у нее на пальце нет. Опечаленной она тоже не выглядит. Более того, она выглядела вполне счастливой, если бы не появление в конторе сумасшедшей бывшей жены Дикки.
      Я сделала вид, что меня заинтересовал интерьер приемной.
      – У вас здесь очень мило. Наверное, приятно тут работать.
      – Обычно да.
      Я поняла это как «обычно да, за исключением данного момента».
      – Наверное, тут хорошо работать, если ты не замужем. Есть шанс встретить много мужчин.
      – К чему все это?
      – Ну, я как раз подумала о Гомере Рамосе. Вы ведь здесь, в офисе, с ним познакомились?
      Несколько секунд царила мертвая тишина. Могу поклясться, я слышала, как бьется ее сердце. Она молчала. Я тоже молчала. Не знаю, о чем думала она, а я ругала себя последними словами. Этот вопрос насчет Гомера прозвучал куда резче, чем я хотела, вот я и чувствовала себя неуютно, так как если уж и грублю людям, то в основном только мысленно.
      Синтия взяла себя в руки и посмотрела мне прямо в глаза. Вела она себя спокойно, говорила с сочувствием в голосе.
      – Не то чтобы я хотела сменить тему, – сказала она, – но вы не пробовали замазать этот прыщ тональным кремом?
      Я со свистом втянула воздух.
      – Нет, я не думаю...
      – Надо поостеречься. Когда прыщи такие огромные, красные и гнойные, они могут оставить шрамы.
      Моя рука непроизвольно взлетела к подбородку, прежде чем я успела ее остановить. Бог ты мой, да она права. На ощупь прыщ казался громадным. Он рос! Черт! В голове немедленно промелькнуло: уноси ноги! Прячься!
      – Мне пора идти, – пробормотала я, пятясь. – Скажите Дикки, что мне, собственно, ничего не было нужно. Проезжала мимо и забежала поздороваться.
      Я вышла, спустилась по лестнице, проскочила через фойе и выбежала на улицу. Села в «Бьюик» и повернула зеркало заднего обзора так, чтобы видеть свой прыщ.
      Громадный!
      Я откинулась на сиденье и закрыла глаза. Мало того, что у меня такой жуткий прыщ, но Синтия Лотте ухитрилась превзойти меня в грубости. И мне ничего не удалось узнать для Рейнджера. О Синтии я теперь знаю, что ей идет серый цвет и что она сумела задеть меня за живое. Одно упоминание о прыще – и меня как ветром сдуло.
      Я оглянулась на здание и прикинула, действительно ли у Рамоса были дела с фирмой Дикки. И какие дела? Вполне вероятно, что Лотте так с ним и познакомилась. Хотя вполне могла и на улице встретить. Ведь офис Рамосов отсюда всего в одном квартале.
      Я включила передачу и медленно проехала мимо офисного здания Рамосов. Ленту, ограждавшую место преступления, уже убрали, и мне были видны рабочие, приводящие в порядок холл. Площадка у служебного подъезда была забита ремонтными машинами.
      Я вернулась в центр города и остановилась у магазина на Третьей улице, где продавали всякие электронные штучки.
      – Мне нужна сигнальная система, – объяснила я пареньку за прилавком. – Ничего особенного. Просто что-нибудь такое, что подавало бы сигнал, когда открывается дверь. И перестань пялиться на мой подбородок!
      – Я вовсе не пялился на ваш подбородок. Честно! Я даже не заметил этот ваш прыщ.
      Через полчаса я уже ехала в контору за Бобом. Рядом со мной на сиденье в маленьком пакете лежал детектор движения для моей входной двери. Я уговаривала себя, что он необходим мне для пущей безопасности. Но в душе знала, что цель у меня единственная: чтобы он разбудил меня, когда Рейнджер влезет ко мне в квартиру. Непонятно, зачем он мне понадобился, этот детектор. К страху он не имел никакого отношения. Хотя бывали моменты, когда Рейнджера вполне можно было испугаться. Как насчет недоверия? Не то, я доверяла Рейнджеру. По сути, купила я детектор только потому, что хотела иметь преимущество. Меня бесило, что он мог зайти в мою квартиру, даже не разбудив меня.
      Я заехала в кулинарию и купила упаковку куриного мяса на обед. Решила, что так будет лучше для Боба. Не надо грызть никаких костей.
      Когда я вошла в дверь с пакетом, у всех заблестели глаза.
      – Мы с Бобом как раз подумывали насчет курицы, – сообщила Лула. – Ты прочитала наши мысли.
      Я сняла крышку с коробки, положила ее на пол и выложила туда часть курицы. Взяла кусок себе, а остальное отдала Конни и Луле. Затем позвонила своей кузине Банни в кредитное бюро.
      – Есть у тебя что-нибудь на Синтию Лотте? – спросила я.
      Через минуту она выдала ответ:
      – Совсем немного. Недавно взяла кредит на покупку машины. По счетам платит вовремя. Никаких порочащих данных. Живет в Иуинге. – Она помолчала. – А что ты ищешь?
      – Не знаю. Она работает на Дикки.
      – Вот как. – Будто это все объясняло.
      Я записала адрес Лотте и распрощалась с Банни.
      Затем я позвонила Морелли. Ни один из его телефонов не отвечал, поэтому я оставила записку на пейджере.
      – Забавно, – заметила Лула. – Ты вроде курицу ему в крышку от коробки положила. Вот только что-то я ее не наблюдаю.
      Мы все взглянули на Боба. К его губе прилип маленький кусочек картона.
      – Черт, – воскликнула Лула, – в сравнении с ним, профессионалом, я просто любитель.
      – Вы что-нибудь необычное во мне замечаете? – спросила я.
      – Только большой прыщ на подбородке. Наверное, у тебя плохие дни?
      – Это стресс! – Я сунула голову в сумку, разыскивая тональный крем. Фонарик, щетка для волос, помада, жвачка, лосьон для рук, перечный баллончик. Никакого тонального крема.
      – У меня есть лейкопластырь, – предложила Конни. – Можешь попробовать заклеить.
      Я прилепила лейкопластырь на подбородок.
      – Уже лучше, – заметила Лула. – Теперь у тебя такой вид, будто ты порезалась, когда брилась.
      Замечательно!
      – Пока не забыла, – сказала Конни, – тут был звонок насчет Рейнджера, пока ты разговаривала с кредитным бюро. Выписан ордер на его арест в связи с убийством Рамоса.
      – А что в ордере?
      – Для дачи свидетельских показаний.
      – С О. Дж. Симпсоном тоже все так начиналось, – вмешалась Лула. – А глядите, чем все кончилось – процесс на всю Америку.
      Мне хотелось проверить дом Ганнибала, но тащить туда за собой Митчелла и Хабиба было явно ни к чему.
      – Мне требуется кое-кого отвлечь, – сказала я Луле! – Необходимо избавиться от этих парней в ковровой машине.
      – Ты на самом деле хочешь от них избавиться? Или просто помешать им следить за тобой?
      – Я не хочу, чтобы они за мной ехали.
      – Тогда все просто. – Она вынула из ящика пистолет 45-го калибра. – Я прострелю у них пару шин.
      – Нет! Никакой стрельбы!
      – Вечно ты со своими запретами, – сказала Лула.
      Из кабинета высунулась голова Винни.
      – Как насчет поджечь бяку?
      Мы дружно повернулись к нему.
      – Обычно такое хорошо удается на чьей-то веранде, – пояснил Винни. – Вы кладете в пакет собачье дерьмо. Затем помещаете этот пакет на крыльцо вашего обидчика и звоните в дверь. Потом поджигаете пакет и улепетываете во все лопатки. Когда ваша жертва открывает дверь и видит горящий пакет, она наступает на него, чтобы затушить огонь.
      – И?
      – И загваздывает свой ботинок собачьим дерьмом, – сказал Винни. – Если вы поступите так же с этими парнями и они вымажутся в говне, это их отвлечет, а ты сможешь удрать.
      – Вот только веранды нет под боком, – заметила Лула.
      – Ты начисто лишена воображения, – заявил Винни. – Положишь пакет прямо за машиной. Потом улизнешь, а кто-нибудь из офиса крикнет, что у них что-то горит под машиной.
      – Мне идея нравится, – сказала Лула. – Одна загвоздка – где взять собачье дерьмо.
      Тут мы обратили свое внимание на Боба.
      Конни достала из нижнего ящика стола большой крафтовый пакет.
      – Вот вам пакет, а коробку из-под курицы можете использовать в качестве лопатки.
      Я пристегнула поводок, и мы вместе с Лулой вышли через заднюю дверь и сделали небольшой крюк. Боб раз сорок задирал лапу, но никакого вклада в наш план не сделал.
      – Похоже, он не проявляет интереса, – заметила Лула. – Может быть, стоит повести его в парк.
      Парк был всего в двух кварталах от офиса, так что мы отвели туда Боба и встали вокруг в ожидании, когда он ответит на призыв природы. Только природа отказывалась его звать.
      – Ты не замечала, что когда тебе не нужно собачье дерьмо, оно валяется повсюду? – спросила Лула. – А теперь, когда оно нам нужно... – Ее глаза широко раскрылись. – Держись. Вон идет собака. И большая.
      Действительно, кто-то еще гулял со своей собакой в парке. Собака оказалась большой и черной. Старушка на другом конце поводка была маленькой и седой. На ней были туфли на низком каблуке, громоздкое пальто из твида и вязаная шапочка, под которую она заправила свои седые пряди. В руке она держала пластиковый пакет и бумажное полотенце. Пакет был пуст.
      – Не хочу богохульствовать, – заметила Лула, – но эту псину нам сам бог послал.
      Пес внезапно остановился и сгорбился. Мы втроем рванули к нему. Я держала Боба на поводке, а Лула размахивала бумажным пакетом и коробкой. Мы мчались во весь опор, но тут женщина подняла голову и увидела нас.
      – Я старая, – сказала она. – У меня нет денег. Не трогайте меня, пожалуйста!..
      – Нам не нужны ваши деньги, – объяснила я. – Нам нужно ваше дерьмо.
      Женщина едва не задохнулась от возмущения.
      – Я не могу отдать вам какашки. Я должна отнести их домой. Таков закон.
      – В законе не говорится, что вы должны отнести дерьмо домой, – сказала Лула. – Там говорится, что его надо убрать. А мы – добровольцы.
      Большой черный пес перестал заниматься своим делом и вопросительно принюхался к Бобу. Боб тоже его понюхал и перевел глаза на пах старушки.
      – Даже не думай, – сказала я Бобу.
      – Не уверена, что это правильно, – возразила женщина. – Никогда не слышала ни о чем подобном. Думаю, я должна сама отнести это домой.
      – Ладно, – сказала Лула, – мы вам за «это» заплатим. – Лула повернулась ко мне. – Дай ей пару баксов за ее дерьмо.
      Я порылась в карманах.
      – У меня нет с собой денег. Я же не взяла сумку.
      – На меньше, чем пять долларов, я не согласна, – заявила старуха.
      – Так вышло, что у нас нет с собой денег, – объяснила Лула.
      – Тогда «это» – мое дерьмо, – твердо сказала женщина.
      – Черта с два, – возразила Лула, силой отодвинув старушку и собирая дерьмо коробкой из-под курицы. – Нам это дерьмо необходимо.
      – Караул! – закричала старуха. – Они забрали мое дерьмо! Помогите! Воры!
      – Я все подобрала, – возвестила Лула. Мы втроем бегом пустились к офису с пакетом драгоценного дерьма.
      Остановились мы лишь у задней двери. Боб был счастлив и танцевал от радости. Но мы с Лулой еле переводили дыхание.
      – Господи, был момент, когда я думала, что она нас догонит, – сказала Лула. – Довольно прыткая старушонка.
      – Да она вовсе не бежала, – пояснила я, – это собака ее тянула.
      Я открыла бумажный пакет, и Лула вывалила туда все содержимое коробки.
      – Надеюсь, мы позабавимся, – сказала Лула. – Не терпится посмотреть, как эти два парня вляпаются в дерьмо.
      Лула вышла через парадную дверь с пакетом и зажигалкой. Мы с Бобом вошли через заднюю дверь. Хабиб и Митчелл сидели в машине, стоящей у нашего офиса прямо за моим «Бьюиком».
      Конни, Винни и я смотрели в окно, как Лула прокралась за ковровую машину и положила пакет на землю прямо под задним бампером. Мы заметили язычок пламени, потом увидели, как Лула отскочила и убежала за угол.
      Конни высунулась из двери.
      – Эй, вы, – закричала она, – там в машине! За вами что-то горит!
      Митчелл опустил стекло.
      – Что?
      – Что-то горит за вашей машиной!
      Митчелл и Хабиб вылезли, чтобы посмотреть, мы же все тоже к ним присоединились, чтобы ничего не пропустить.
      – Какой-то мусор, – сказал Митчелл Хабибу. – Отбрось его, а то машину попортим.
      – Он горит, – возразил Хабиб. – Я не желать трогать ничего горящий своим ботинок.
      – Вот что получается, когда имеешь дело с гребаным верблюжьим жокеем, – сказал Митчелл. – У таких, как ты, нет рабочей закваски.
      – Неправда. Я очень много работать в Пакистане. В нашей деревня в Пакистане был ковровая фабрика, и мой работа был бить непослушных детей, который там работал. Очень хороший работа.
      – Bay, – изумился Митчелл. – Ты бил маленьких детей, работавших на фабрике?
      – Да. Палкой. Это очень почетный должность. Надо быть очень осторожный, когда бьешь, чтобы не разбить пальцы, тогда он не смогут вязать хороший узел.
      – Это отвратительно, – сказала я.
      – Нет, нет, – возразил Хабиб. – Детям нравится, они так заработать для свои семьи. – Он повернулся к Митчеллу и погрозил ему пальцем. – И я работать очень много и бить этих детей, так что ты не должен говорит обо мне такая вещь.
      – Ну, прости, – сказал Митчелл. – Похоже, я насчет тебя ошибался. – Он пнул пакет. Пакет разорвался, и часть дерьма осталась на его ботинке.
      – Какого черта? – Митчелл потряс ногой, и горящее собачье дерьмо разлетелось по сторонам. Самый большой кусок попал на ковер на крыше, послышалось шипение, и огонь начал быстро распространяться.
      – Срань поганая, – выругался Митчелл, хватая за руку Хабиба и скрываясь за углом.
      Огонь трещал. Скоро загорелись и сиденья машины. Раздался негромкий взрыв – это прихватило бензобак, и машину окутали клубы черного дыма.
      – Похоже, они не делают огнеупорные ковры, – заметила Лула.
      Хабиб и Митчелл с открытыми ртами стояли, прижавшись к стене.
      – Мне кажется, ты теперь можешь ехать, – сказала Лула. – Не думаю, что они поедут следом.
      К прибытию пожарных от ковровой машины остался только каркас, огонь в основном потух. Хотя мой «Бьюик» находился футах в десяти от горящей машины, он остался цел и невредим. Даже краска не запузырилась. Единственное отличие от его обычного состояния – теплая ручка дверцы.
      – Мне пора, – сказала я Митчеллу. – Жаль, что так вышло с вашей машиной. И на вашем месте я бы не слишком огорчалась насчет бровей. Они слегка обгорели, но, скорее всего, снова отрастут. Со мной раз такое же случилось, но все обошлось.
      – Как... Где? – испугался Митчелл.
      Я погрузила Боба в машину и, аккуратно объехав полицейские и пожарные машины, выехала на дорогу.
      Карл Констанца был в форме и руководил движением.
      – Ты, похоже, пошла вразнос, – заметил он. – Вторую машину поджариваешь за неделю.
      – Я тут ни при чем! Это даже не моя машина!
      – Я слышал, тут кто-то сыграл старую шутку с пакетом с дерьмом с этими двумя марионетками Артуро Столле.
      – Правда? Полагаю, ты не знаешь, кто это сделал?
      – Забавно. Я только что хотел спросить, не знаешь ли ты,кто это сделал.
      – Я первая спросила.
      Констанца поморщился.
      – Нет. Я не знаю.
      – Я тоже, – сказала я.
      – Ты простофиля, – сказал Констанца. – Поверить не моту, что ты попалась на удочку и взяла собаку Саймона.
      – Да она мне вроде нравится.
      – Только не оставляй его одного в машине.
      – Ты хочешь сказать, что это противозаконно?
      – Нет. Он сожрал у Саймона переднее сиденье. Остались лишь клочки пенопласта и несколько пружин.
      – Спасибо, что поделился информацией.
      Констанца ухмыльнулся.
      – Решил, что тебе полезно знать.
      Я отъехала, раздумывая над тем, что если Боб сожрет сиденье моего «Бьюика», оно, скорее всего, регенерирует. Может, я становлюсь похожей на бабулю, но голубой «Бьюик» начал приводить меня в изумление. Создавалось впечатление, что чертова тачка не подвержена никаким повреждениям. Ей было уже почти полста, но краска на ней родная и в прекрасном состоянии. Вокруг все машины во вмятинах или совсем разбиты, но ничего подобного не происходит с «Бьюиком».
      – Прям не по себе становится, – поделилась я с Бобом.
      Боб прижал нос к стеклу и, казалось, ничем не интересовался.
      Я все еще ехала по Гамильтон-стрит, когда зазвонил мой сотовый.
      – Привет, детка, – сказал Рейнджер. – Что у тебя есть для меня?
      – Только основные данные по Лотте. Хочешь знать, где она живет?
      – Поехали.
      – Она хорошо выглядит в сером.
      – Это поддержит меня в трудную минуту.
      – Гм. Не в духе?
      – «Не в духе» – это слабо сказано. Хочу попросить об услуге. Мне надо, чтобы ты взглянула сзади на дом Рамосов в Диле. Любого другого из моей команды обязательно заподозрят, но вряд ли женщина, гуляющая с собакой по пляжу, покажется охранникам Рамосов подозрительной. Я хочу, чтобы ты точно описала дом, то есть сосчитала окна и двери.

* * *

      В четверти мили от участка Рамосов находился общественный пляж. Я оставила машину на дороге и вместе с Бобом пошла через дюны. Небо затянуто тучами, да и холоднее здесь, чем в Трентоне. Боб держал нос по ветру и кайфовал, я же застегнула куртку до самого подбородка и пожалела, что не захватила ничего потеплее. Большинство больших, дорогих домов на побережье были закрыты, там в это время года никто не жил. Серые, холодные волны набегали на берег. Вдоль линии прибоя сцепились несколько чаек, вот и все. Только я, Боб и чайки.
      Показался большой розовый дом. С пляжа он был лучше виден, чем с улицы, во всяком случае, большинство окон первого этажа и весь второй этаж. Вдоль всего фасада веранда. К главному корпусу пристроены два крыла. Северное крыло – гаражи и, возможно, спальни над гаражами. В южном крыле было два этажа, с виду явно жилых.
      Я продолжала перепахивать песок и, стараясь казаться не слишком заинтересованной, пересчитывала окна и двери. Просто женщина гуляет с собакой, попутно отмораживая себе задницу. У меня был с собой бинокль, но я побоялась его вытащить. Невозможно было определить, наблюдает за мной кто-нибудь из окон или нет. Боб бегал вокруг меня, не обращая ни на что внимания, радуясь прогулке. Я прошла дальше мимо еще пары домов, потом вернулась на общественный пляж, около которого оставила «Бьюик». Миссия завершена.
      Мы с Бобом погрузились в машину, выбрались на дорогу и еще раз проехали мимо дома Рамосов. Когда я притормозила на углу, к машине подбежал человек лет шестидесяти. На нем был тренировочный костюм и кроссовки. И он энергично махал руками.
      – Остановитесь! – крикнул он. – Остановитесь на минуту!
      Я готова была поклясться, что вижу перед собой Александра Рамоса. Нет, это просто смешно.
      Он подошел к передней дверце и постучал в стекло.
      – У вас нет сигарет? – спросил он.
      – Это... как его... нет.
      Он показал мне двадцатку.
      – Отвезите меня в лавку за сигаретами. Это займет не больше минуты.
      Грубый акцент. Ястребиные черты. Тот же рост и фигура. Нет, определенно он походил на Александра Рамоса.
      – Вы где-то здесь живете? – спросила я.
      – Да, живу в этом дерьмовом розовом уродце. Какая вам разница? Вы повезете меня в лавку или нет?
      Бог мой, Рамос, вне всякого сомнения.
      – Я обычно не впускаю в машину незнакомых мужчин.
      – Да будет вам! Мне нужны сигареты. К тому же у вас на заднем сиденье большая собака, да и выглядите вы так, будто постоянно возите незнакомых мужчин. Вы что, думаете, я вчера родился?
      – Нет, точно не вчера.
      Он открыл дверцу машины и залез на сиденье рядом со мной.
      – Очень смешно. Повезло же мне, остановил юмористку.
      – Я тут ничего не знаю. Где продаются сигареты?
      – Здесь поверни за угол. До лавки с полмили.
      – Если до лавки всего полмили, почему вы не пошли пешком?
      – У меня свои причины.
      – Не разрешают курить? Не хотите, чтобы кто-нибудь вас видел у лавки?
      – Проклятые доктора! Я вынужден тайком выбираться из собственного дома, чтобы достать сигареты. – Он махнул рукой. – К тому же я не выношу этот дом. Он мне напоминает мавзолей, полный трупов. Чертов розовый кусок говна.
      – Если вам не нравится дом, зачем же вы в нем живете?
      – Хороший вопрос. Я давно должен был бы его продать. Никогда его не любил, с самого начала. Но тогда я только что женился, и моя жена выбрала этот дом. Ей все требовалось розового цвета. – Он умолк. – Как же ее звали? Трикси? Труди? Черт, не помню.
      – Вы не помните, как звали вашу жену?
      – У меня было много жен. Очень много. Четыре. Нет, подождите... пять.
      – А сейчас вы женаты?
      Он отрицательно покачал головой:
      – Я завязал с браками. В прошлом году перенес операцию на простате. Когда-то бабы выходили за меня замуж из-за моих бубенчиков и из-за моих денег. А теперь только из-за денег. – Он покачал головой. – Это не пойдет. Нужно же иметь принципы, верно?
      Я остановилась у магазинчика, и он выпрыгнул из машины.
      – Не уезжай. Я сейчас.
      С одной стороны, мне хотелось поскорее уехать. Что, бесспорно, было трусливо. С другой – я хотела остаться. А вот это уже было глупостью.
      Через две минуты он уже сидел в машине, прикуривая сигарету.
      – Эй, – сказала я, – в машине не курить.
      – Я дам тебе еще двадцатку.
      – Мне и первая не нужна. Все равно нет. В машине не курить.
      – Ненавижу эту страну. Никто не знает, как надо жить. Все пьют это долбаное снятое молоко. – Он показал на перекресток. – Здесь поверни и поезжай по Шорлайн-авеню.
      – Куда это мы?
      – Я тут один бар знаю.
      Только мне не хватало, чтобы Ганнибал начал разыскивать отца и обнаружил, что мы с ним по-приятельски сидим в баре.
      – По-моему, неудачная мысль.
      – Ты разрешишь мне курить в машине?
      – Нет.
      – Тогда едем к Сэлу.
      – Хорошо, я отвезу вас в бар, но сама туда не пойду.
      – Еще как пойдешь.
      – Но собака...
      – Собака тоже пойдет. Я куплю ей пиво и бутерброд.
      Бар был маленьким и темным. Через все помещение протянулась стойка, в конце которой молча сидели два старика, пили и смотрели телевизор. Справа от двери – три пустых столика. Рамос уселся за один из них.
      Бармен, не задавая никаких вопросов, принес Рамосу бутылку вина и два стакана. Все происходило молча. Рамос налил себе и выпил. Затем прикурил сигарету и глубоко затянулся.
      – Ах, – произнес он с наслаждением, выдыхая дым.
      Иногда я завидую курящим. Когда они втягивают в себя первую порцию никотина, они всегда выглядят такими счастливыми. Не могу навскидку перечислить много вещей, которые доставляют мне такое же наслаждение. Разве что именинный пирог.
      Рамос налил себе еще и придвинул бутылку ко мне.
      – Нет, спасибо, – отказалась я. – Я же за рулем.
      Он удрученно покачал головой.
      – Страна слабаков. – Он допил вино. – Не пойми меня неправильно. Кое-что мне очень даже нравится. Например, большие американские машины. И американский футбол. И еще американские женщины с большими сиськами.
      – О господи. Вы часто останавливаете машины? – поинтересовалась я.
      – Пользуюсь любым случаем.
      – Вы не находите, что это опасно? Вдруг в машине окажется псих?
      Он достал из кармана пистолет 22-го калибра.
      – Я его пристрелю. – Он положил пистолет на стол, закрыл глаза и еще раз приложился к сигарете. – Ты где-то здесь живешь?
      – Нет. Просто приехала погулять с собакой. Он обожает бегать по пляжу.
      – Что это у тебя за наклейка на подбородке?
      – Порезалась, когда брилась.
      Он бросил на стол двадцать долларов и встал.
      – Порезалась, когда брилась. Неплохо сказано. Ты ничего. Теперь можешь отвезти меня домой.
      Я высадила его за квартал от дома.
      – Приезжай завтра, – сказал он. – В то же время. Может, я возьму тебя в личные шоферы.

* * *

      Когда мы вернулись домой, бабушка накрывала стол к ужину. На диване перед телевизором развалился Лунатик.
      – Эй, – сказал он, – как дела?
      – Не жалуюсь, – ответила я. – А у тебя как?
      – Даже не знаю, дружок. Трудно поверить, что нет больше нашего дилера. Я-то думал, дилер будет всегда. Я что хочу сказать, он пользу приносил. Был дилером. – Он потряс головой. – Весь мой мир перевернулся, дружок.
      – Ему надо еще выпить пивка, – сказала бабушка. – А потом мы все дружно поужинаем. Я всегда радуюсь, когда у нас к ужину гости. Особенно, когда это мужчина.
      Я не была уверена, что Лунатика можно было считать мужчиной. Он скорее напоминал Питера Пэна, пристрастившегося к травке. Лунатик большую часть своей жизни проводил под кайфом.
      Из кухни выбрался Боб и основательно обнюхал ширинку Лунатика.
      – Эй, дружок, – сказал Лунатик, – не при первом же свидании.
      – Я сегодня купила себе машину, – сообщила бабушка. – Лунатик любезно пригнал ее сюда.
      Челюсть у меня отвисла.
      – Но у тебя же уже есть машина. «Бьюик» дяди Сандора.
      – Верно. Не пойми меня неправильно. Мне кажется, машина не клевая. Не соответствует моему новому имиджу. Мне захотелось иметь что-нибудь поспортивнее. Ужасно забавно, как все это произошло. Луиза заехала за мной и сказала, что слышала, будто дилер закрывает свое дело. Вот мы и поехали посмотреть, что там у него есть. И пока мы там были, я купила машину.
      – Ты купила машину у Дага?
      – Вот именно. Просто красотку.
      Я бросила на Лунатика убийственный взгляд, но он не обратил на это никакого внимания. Его ничто не могло заставить эмоционально встряхнуться.
      – Ты только посмотри, какая машина у бабули, – сказал он. – Замечательная.
      – Просто душка, – добавила бабушка. – Я в ней выгляжу как звезда.
      Не знаю уж, какую звезду она имела в виду. Но если бабушка довольна, какого черта?
      – А что за машина? – поинтересовалась я.
      – «Корветт», – ответила бабушка. – Красная.

Глава 8