Ладно, значит, дело обстоит следующим образом. Сбылись худшие опасения моей матушки. Я – нимфоманка. Я готова переспать с целой кучей мужчин. Правда, может, это потому, что ни с одним из них я на самом деле не сплю. Так что все мои желания так желаниями и останутся. Наверное, глупо надеяться, что у меня когда-нибудь что-нибудь получится с Майком Рихтером, вратарем самой известной футбольной команды «Нью-йоркские Рейнджеры». Или, к примеру, с Индианой Джонсом.
      С другой стороны, двое из тех, с кем я не прочь иметь дело, отвечают мне взаимностью. Беда в том, что обоих я до смерти боюсь.
      Зовут меня Стефани Плам. Я сама охочусь за преступниками, выпущенными под залог, но скрывшимися, и работаю вместе с обоими этими мужчинами. Оба имеют отношение к исполнению законов. Один из них – полицейский. Второй избрал более увлекательный путь борьбы с преступностью. Сами-то они не очень чтят законы. И у обоих в смысле секса куда больший опыт, чем у меня.
      Так или иначе, наступает момент, когда девушке необходимо взять быка за рога (или за другую подходящую часть тела) и заняться устройством собственной жизни. Именно этим я сейчас и занимаюсь. Я позвонила и пригласила одного из моих знакомых навестить меня.
      Теперь я пытаюсь решить, впускать мне его или нет.
      Боюсь, не вышло бы так, как много лет назад, когда я настолько увлеклась фантазиями, что свалилась с крыши гаража Крузаков, уничтожила лучший розовый куст миссис Крузак, разорвала шорты и трусики в цветочек и провела остаток дня, не подозревая, что сверкаю голой задницей. Я мысленно распорядилась: возьми себя в руки. Нет никакой причины нервничать. На все божья воля. Разве я сегодня не вытащила из шапки бумажку с именем именно этого человека? Ладно, то была миска, а не шапка, но все равно, так распорядились звезды. Ну, по правде говоря, я слегка схимичила, подсмотрела, что тащу. Черт побери, судьбу иногда следует подтолкнуть. В смысле, если б я положилась на судьбу и ждала ее милостей, то я бы не стала сама, как последняя дура, звонить по телефону, верно?
      Кроме того, надо и мне отдать должное. Я неплохо подготовилась. Платье – смерть мужчинам, черное и коротенькое. Красная помада с блеском. Пачка презервативов припрятана в ящике комода. На всякий случай заряженный пистолет лежит в банке для печенья. Стефани Плам – женщина на задании. Возьми его, живого или мертвого.
      Несколько секунд назад я услышала, как открылась дверь лифта, и в холле послышались шаги. Шаги замерли у моей двери, и я сразу поняла, что это он, потому что мои соски встали торчком.
      Он постучал один раз, но я стояла, как парализованная, уставившись на замок. Открыла дверь, только когда он постучал вторично, сделала шаг назад, и наши глаза встретились. Не в пример мне он не выказывал никакой нервозности. Может, любопытство. И желание. В большом количестве. Больше не бывает.
      – Приветик, – сказала я.
      Он вошел в холл, закрыл дверь и запер ее на замок. Дышал он глубоко и ровно, глаза потемнели, выражение лица серьезное. Он внимательно меня разглядывал.
      – Миленькое платье, – заявил он. – Снимай.
      – Может, сначала бокал вина? – спросила я. «Тяни время, – мысленно приказала я себе. – Напои его!» Если все пойдет наперекосяк, может, он потом и не вспомнит.
      Он медленно покачал головой:
      – Не думаю.
      – Бутерброд?
      – Позже. Гораздо позже.
      Я мысленно заломила руки.
      Он улыбнулся:
      – Ты забавная, когда нервничаешь.
      Я прищурилась. Когда я воображала себе, как все будет, я не представляла себя забавной.
      Он притянул меня к себе, запустил руки мне за спину и расстегнул «молнию» на платье. Оно соскользнуло с плеч и упало к ногам, оставив меня в туфлях на высоких каблуках, как у потаскушки, и в трусиках из магазина «Виктори Сикрет», таких малюсеньких, что, считай, их не было вовсе.
      Во мне росту пять футов и семь дюймов, да еще четыре дюйма за счет туфель, и все равно он возвышался надо мной как минимум на дюйм. И мускулов имел побольше. Его руки скользнули по моей спине. Он оценивающе оглядел меня.
      – Симпатично, – возвестил он.
      Разумеется, он все это видел раньше. Он засовывал голову мне под юбку, когда мне было семь лет. Он освободил меня от невинности, когда мне было восемнадцать. А если вспомнить более поздние события, то он вытворял со мной такое, что я еще не скоро забуду. Он был полицейским в Трентоне, и звали его Джо Морелли.
      – Помнишь, как в детстве мы играли в чучу? – спросил он.
      – Я всегда была тоннелем, а ты поездом.
      Он зацепил большими пальцами резинку моих трусиков и потянул их вниз.
      – Гадким я был мальчишкой, – согласился он.
      – Верно.
      – Теперь исправился.
      – Как когда.
      Он хищно улыбнулся.
      – Душечка, даже не думай в этом усомниться. Потом он меня поцеловал, а трусишки присоединились к платью на полу.
      О Джо! О Джо!

      Пять месяцев спустя...
      Кэрол Забо стояла на перилах моста через реку Делавер, по которому из Трентона, штат Нью-Джерси, можно было попасть в Моррисвиль, штат Пенсильвания. В правой руке она держала кирпич, обмотанный веревкой, конец которой был привязан к ее лодыжке. Вдоль моста висел огромный плакат, на нем написано: «Трентон дает, а весь мир берет». Кэрол, по-видимому, притомилась давать то, что этот мир берет, потому что собиралась спрыгнуть в реку, а там уж пусть кирпич доделывает дело.
      Я стояла футах в десяти от Кэрол и пыталась уговорить ее слезть с перил. Мимо катились машины, некоторые притормаживали, чтобы поглазеть, другие объезжали зевак, чертыхались и показывали Кэрол палец, потому что она мешала движению.
      – Слушай, Кэрол, – сказала я. – Сейчас полдевятого утра, вот-вот пойдет снег. У меня уже задница отмерзла. Так что решай побыстрее, будешь прыгать или нет, а то мне надо пожурчать, да и кофе неплохо бы выпить.
      Дело в том, что я ни на секунду не сомневалась, что она не прыгнет. Во-первых, на ней была кожаная куртка за четыреста баксов от «Уилсона». Вы вот так, за здорово живешь, не станете прыгать с моста в куртке за четыреста баксов. Так не делается. Куртка ведь пропадет. Кэрол, как и я, выросла в районе Чеймбербург, а у нас принято сначала дарить куртку сестре, а потом уж сигать с моста.
      – Нет, это ты послушай, Стефани Плам, – сказала Кэрол, стуча зубами. – Никто не посылал тебе приглашения на эту вечеринку.
      Я вместе с Кэрол училась в школе. Она возглавляла группу поддержки школьной спортивной команды, а я крутила жезлом. Теперь она была замужем за Люби Забо и хотела покончить жизнь самоубийством. Будь я замужем за Люби, я бы тоже хотела покончить с собой, но Кэрол стояла на перилах с кирпичом совсем по другой причине. Кэрол стащила трусики с дырой на причинном месте в магазине «Фредерик из Голливуда». Дело не в том, что Кэрол нечем было заплатить за трусики. Просто ей хотелось с их помощью подогреть свою сексуальную жизнь, а выкладывать их перед кассиром она стеснялась. Торопясь смыться, она задом въехала в машину полицейского Брайана Саймона и сбежала. Брайан, который в тот момент как раз сидел в машине, выскочил, догнал ее и отвез в кутузку.
      Мой кузен Винни, президент и единоличный владелец «Поручительной компании Винсента Плама», вызволил Кэрол из тюрьмы, внеся за нее залог. Если Кэрол не появится в суде в назначенный срок, Винни потеряет деньги, разве что сумеет вовремя представить суду труп Кэрол.
      Вот тут-то в дело вступала я. Я была агентом по поимке скрывшихся преступников, или, попросту говоря, охотницей за премиями, и я работала на Винни, разыскивала ему тела. Предпочтительно в живом и целом виде. Винни увидел Кэрол на мосту по дороге на работу и отправил меня к ней, чтобы отговорить ее или, в крайнем случае, заметить место, где она плюхнется в воду. Винни, конечно, беспокоился, что потеряет залоговые деньги, если Кэрол все же сиганет, а водолазы и копы с баграми не сумеют ее обнаружить.
      – Это ты плохо придумала, – сказала я Кэрол. – Когда тебя вытащат, ты будешь выглядеть жутко. Только подумай, что станет с твоей прической.
      Она закатила глаза, вроде бы пытаясь разглядеть свою голову.
      – Черт, как-то не подумала, – призналась она. – Я ведь недавно покрасилась и прическу сделала.
      Снег падал большими мокрыми хлопьями. На мне были теплые сапоги на толстой подошве, но все равно ноги уже начали замерзать. Кэрол же вырядилась в короткие сапожки и маленькое черное платье плюс эта замечательная куртка. Кирпич плохо вязался с остальным прикидом. А платье напомнило мне то, что висело в моем шкафу. Мне довелось поносить его всего несколько минут, прежде чем оно упало на пол и было отброшено в угол – начало изматывающей ночи с мужчиной моей мечты. Ну, по крайней мере, с одним из таких мужчин. Смешно, насколько по-разному люди относятся к своей одежде. Я нацепила это платье, надеясь затащить мужика в койку. А Кэрол выбрала его, чтобы прыгнуть с моста. Если бы меня спросили, то я бы сказала, что с ее стороны это было неудачное решение. Уж если прыгать с моста, то в брюках. Кэрол будет выглядеть полной идиоткой, когда юбка задерется до ушей, а колготки сползут.
      – А Люби понравилось, как ты покрасилась? – спросила я.
      – Понравилось, – ответила она. – Только он хочет, чтобы я отрастила волосы. Говорит, сейчас в моде длинные.
      Лично я не слишком бы полагалась на высказывания о моде человека, который заработал свое прозвище хвастовством по поводу своего сексуального мастерства.
      – Так скажи мне еще раз, с чего это ты полезла на перила?
      – Потому что я лучше умру, чем пойду в тюрьму.
      – Говорю тебе, ни в какую тюрьму ты не пойдешь. Разве что очень ненадолго.
      – Один день – уже слишком долго! Даже час слишком долго! Они заставляют тебя раздеться, потом требуют наклониться, ищут спрятанное оружие. И пользоваться туалетом приходится на глазах у всех. Никак нельзя уединиться. Я видела специальную передачу по телевизору.
      Ладно, это я могу понять. Я бы тоже предпочла покончить с собой.
      – Тебе не придется идти в тюрьму, – сказала я. – Я знаю Брайана Саймона. Могу с ним поговорить. Попросить снять обвинение.
      Лицо Кэрол просветлело.
      – Правда? Ты это сделаешь?
      – Конечно. Ничего не могу гарантировать, но попытаюсь.
      – А если он не снимет обвинения, я все равно смогу потом покончить с собой, правда?..
      – Точно.

* * *

      Я засунула Кэрол вместе с кирпичом в ее машину и поехала в «7-Одинадцать» за кофе и плюшками с шоколадной глазурью. С моей точки зрения, я плюшки заслужила, поскольку неплохо поработала и спасла Кэрол жизнь.
      Кофе и плюшки я потащила в офис Винни на Гамильтон-авеню. Не хотелось рисковать: я могла вполне слопать все плюшки сама. Еще я надеялась, что у Винни есть для меня работа. Я ведь получала деньги только тогда, когда кого-то ловила. А на данный момент никто из тех, за кого был внесен залог, не исчезал, насколько я знала.
      – Гляди-ка, – провозгласила Лула из-за стеллажа с делами, – вон плюшки пришли.
      При росте в пять футов и пять дюймов и весе около двухсот фунтов Лула могла считаться большимспециалистом по плюшкам. На этой неделе она была одноцветной – волосы, кожа и помада цвета какао. Цвет кожи был таким постоянно, а вот цвет волос менялся еженедельно.
      Лула вела у Винни все бумажные дела и помогала мне, когда требовалась дополнительная информация. Поскольку я отнюдь не лучшая в мире охотница за беглыми преступниками, а Лула далеко не лучший информатор, чаще всего наше сотрудничество напоминало самодеятельный вариант передачи «Самые интересные ляпы полицейских».
      – Плюшки шоколадные? – поинтересовалась Лула. – Мы с Конни только что решили, что нам пора съесть по шоколадной плюшке, правда, Конни?
      Конни Розолли заведовала офисом Винни. Она сидела за столом в центре комнаты и разглядывала в зеркало свои усики.
      – Пожалуй, надо снова заняться электролизом, – сказала она. – Как ты думаешь?
      – Думаю, что давно пора, – объявила Лула, беря плюшку. – А то ты снова становишься похожей на ворчуна Маркса.
      Я потягивала кофе и перебирала досье на столе у Конни.
      – Что-нибудь новенькое есть?
      Дверь кабинета Винни с грохотом распахнулась, и показалась голова Винни.
      – Навалом, твою мать. И все в твоем распоряжении.
      Лула скривила губы, а Конни сморщила нос.
      Я нутром чувствовала, что-то тут не так. Обычно мне приходится выпрашивать у Винни работу, а тут он вдруг что-то для меня приберег.
      – Что происходит? – спросила я.
      – Это все Рейнджер, – объяснила Конни. – Куда-то пропал. И его пейджер отключен.
      – Этот идиот вчера не явился на судебное заседание, – добавила Лула. – Теперь он ННП.
      «ННП» на нашем охотничьем языке означает «неявка по неуважительным причинам». Обычно я радуюсь, когда кто-то не является, ведь это означает, что я могу заработать денежку, уговорив их вернуться. В данном случае никаких денег не предвиделось, потому что, если Рейнджер не хочет, чтобы его нашли, никто его не найдет. И точка. Рикардо Карлос Менозо по прозвищу Рейнджер, как и я, охотится за сбежавшими преступниками. Только он мастер своего дела. По национальности он кубинец, и я не сомневаюсь, что убивает он только плохих парней. Две недели назад какой-то полицейский недоумок-новичок арестовал Рейнджера за ношение оружия без лицензии. Все остальные копы в Трентоне знают, что у Рейнджера есть оружие, но нет лицензии, но их такое положение вещей вполне устраивает. Но новичку никто об этом не поведал. И Рейнджера задержали и обязали прибыть вчера в суд, где бы его слегка пожурили. Винни немало заплатил, чтобы Рейнджера выпустили под залог, так что теперь он тосковал в одиночестве, не зная, что предпринять. Сначала Кэрол, теперь Рейнджер. Паршивенько вторник начинался.
      – Что-то в этой картинке не сходится, – заметила я. Сердце в моей груди превратилось в кусок свинца, потому что я знала, что немало бродит по свету людей, которые ничего не имели бы против того, чтобы Рейнджер исчез навсегда. А в моей жизни после его исчезновения осталась бы огромная дыра.
      – Не похоже на Рейнджера пропускать судебные заседания. Или не обращать внимания на пейджер.
      Лула и Конни переглянулись.
      – Ты что-нибудь знаешь о большом пожаре в центре города в воскресенье? – спросила Конни. – Оказывается, здание принадлежит Александру Рамосу.
      Александр Рамос занимался торговлей оружием, главным образом регулировал оружейные потоки между своей летней резиденцией в Нью-Джерси и зимней крепостью в Афинах. Двое из трех его взрослых сыновей живут в США, один в Санта-Барбаре, другой в графстве Хантердон. Третий сын обитает в Рио. Семейка Рамос аж четыре раза попадала на обложку «Ньюсуика». Люди давно поговаривали, что Рейнджер связан с Рамосами, но как именно связан – оставалось тайной. У Рейнджера стоит поучиться, как хранить секреты.
      – И? – спросила я.
      – И когда им вчера удалось наконец проникнуть в здание, они нашли младшего сына Рамоса Гомера в зажаренном виде в офисе на третьем этаже. Кроме поджаристой корки, у него еще была большая дыра в голове.
      – Ну и?
      – И Рейнджера желают допросить. Полиция наведывалась сюда несколько минут назад, его искали.
      – Зачем им Рейнджер?
      Конни подняла руки.
      – Так или иначе, но он улизнул, – вмешался Винни, – и тебе придется его найти.
      Голос мой поднялся на целую октаву:
      – Ты что, рехнулся? Не стану я искать Рейнджера.
      – В этом-то и вся прелесть, – сказал Винни. – Тебе не надо его искать. Он сам тебя найдет. Он к тебе неровно дышит.
      – Нет! Ни за что! Выкинь это из головы.
      – Ладно, – согласился Винни, – значит, тебе работа не нужна. Я отдам ее Джойс.
      Джойс Барнхардт – мой злейший враг. В другой ситуации я скорее бы удавилась, чем отдала что-то Джойс. Но в данном случае, пожалуйста, милости просим. Пусть побегает, разыскивая невидимку.
      – А что еще у тебя есть? – спросила я у Конни.
      – Два пустячка и один – настоящая мерзость. – Она пододвинула ко мне три досье. – Раз Рейнджера нет, придется эту мерзость подсунуть тебе.
      Я открыла папку. Моррис Мансон. Наезд со смертельным исходом.
      – Могло быть и хуже, – заметила я. – Вполне мог быть и насильником.
      – Ты дальше читай, – сказала Конни. – После того как этот парень переехал жертву, которая случайно оказалась его бывшей женой, он отделал ее монтировкой, изнасиловал и попытался поджечь. Его обвинили в убийстве при наезде, поскольку медицинская экспертиза показала, что она была уже мертва, когда он взялся за монтировку. Он облил ее бензином и щелкал зажигалкой как раз в тот момент, когда мимо проезжала полицейская машина.
      Перед моими глазами плясали черные точки. Я тяжело опустилась на диван из искусственной кожи и опустила голову на колени.
      – Ты в порядке? – спросила Лула.
      – Наверное, сахара в крови мало, – сказала я. – Или все дело в моей работе.
      – Могло быть и хуже, – заметила Конни. – Тут говорится, что он не вооружен. Так ты возьми с собой пушку, все будет в порядке, я уверена.
      – Не могу поверить, что его выпустили под залог!
      – Придется поверить, – сказала Конни. – Видно, в их гостинице не осталось свободных мест.
      Я повернулась к Винни, который все еще стоял в дверях своего кабинета.
      – Ты внес залог за этого маньяка?
      – Слушай, я ведь не судья, я деловой человек. У него раньше не было приводов, – сказал Винни. – У него хорошая работа на пуговичной фабрике. Домовладелец опять же.
      – А теперь он слинял.
      – Не явился в назначенный день в суд, – подтвердила Конни. – Я звонила на фабрику, там его со среды не видели.
      – А вообще они о нем что-нибудь знают? Может, он звонил, сказал, что заболел?
      – Нет. Ничего. Я звонила ему домой и нарвалась на автоответчик.
      Я заглянула в другие два досье. Ленни Дейл обвиняется в домашнем рукоприкладстве. И Уолтер Данфи, по прозвищу Лунатик, привлекается за пьянство, дебоши и за то, что мочился в общественном месте.
      Я сунула все три досье в сумку и встала.
      – Сообщите мне на пейджер, если Рейнджер появится.
      – Это вряд ли, – сказал Винни. – Клянусь, отдам его досье Джойс.
      Я взяла плюшку, передала коробку Луле и вышла. Стоял март, и снежной буре приходилось как следует потрудиться, чтобы выглядеть серьезно. На дороге – слякоть, на лобовом стекле моей машины – ледяная пленка. За окном виднелся неясный силуэт. Я присмотрелась сквозь ледяную корку. Неясный силуэт оказался Джо Морелли.
      У большинства женщин немедленно случился бы оргазм только при одном взгляде на Джо. Так уж он действовал на баб. Я же знала Морелли почти всю свою жизнь и теперь уже не испытывала оргазма в ту же секунду. Мне требовалось по меньшей мере минуты четыре.
      На нем были сапоги, джинсы и черная пушистая куртка. Под байковой рубашкой – черная футболка и «глок» 40-го калибра. Глаза цвета старого виски, а тело свидетельствовало о добрых итальянских генах и часах тренировок в спортзале. В последнее время Морелли сосредоточился исключительно на работе.
      Я повернула ключ зажигания и включила систему обогрева. Я ездила на «Хонде-Сивик» голубого цвета, которая вполне справлялась со своими обязанностями, но в фантазиях моих отказывалась принимать участие. Ведь затруднительно чувствовать себя Зеной, принцессой воинов из «Звездных войн», в «Хонде» шестилетней давности.
      – Ну, – обратилась я к Морелли, когда он впихнулся в машину, – в чем дело?
      – Ты собираешься искать Рейнджера?
      – Нет! Только не я!
      Он поднял брови.
      – Я же не маг-волшебник, – добавила я. – Посылать меня на поиски Рейнджера – все равно, что посылать цыпленка на поиски лисы.
      Морелли привалился к дверце.
      – Мне надо с ним поговорить.
      – Не ты ли занимаешься делом о пожаре?
      – Нет. Тут кое-что другое.
      – Другое, имеющее отношение к пожару? Не дырка ли в голове у Гомера Рамоса?
      Морелли усмехнулся.
      – Ты задаешь слишком много вопросов.
      – Да, но не получаю на них ответов. Почему Рейнджер не отвечает на пейджер? Как он связан с этим делом?
      – Он поздно вечером встречался с Рамосом. Их поймала камера в холле. Здание ведь на ночь закрывают, но у Рамоса был свой ключ. Он прибыл первым и открыл дверь Рейнджеру, который приехал через десять минут. Они прошли через холл и на лифте поднялись на третий этаж. Через тридцать пять минут Рейнджер ушел один. А еще через десять минут заработала пожарная сигнализация. Мы просмотрели сорок восемь часов видеозаписи, и, если верить пленке, больше в здании никого не было, только Рейнджер и Рамос.
      – Десять минут довольно долгий отрезок времени. Добавь сюда еще три минуты на лифт или лестницу. Если Рейнджер устроил поджог, почему сигнализация не сработала раньше?
      – В кабинете Рамоса, где его нашли, нет пожарного детектора. Дверь была закрыта, а ближайший детектор находился в холле.
      – Рейнджер не дурак. Зачем ему позировать перед видеокамерой, если он собирается кого-то прикончить?
      – Камера была скрытой. – Морелли посмотрел на мою плюшку. – Ты это будешь есть?
      Я разломила плюшку пополам и протянула ему кусок. Остальное сунула в рот.
      – Что использовалось для поджога?
      – Заправка для зажигалок.
      – Ты думаешь, это дело рук Рейнджера?
      – Трудно сказать, когда имеешь дело с Рейнджером.
      – Конни сказала, Рамоса застрелили.
      – Да, из девятимиллиметрового.
      – Значит, ты считаешь, что Рейнджер прячется от полиции?
      – Расследованием убийств занимается Ален Барнс. Пока все, что у него есть, указывает на Рейнджера. Если ему удастся заполучить Рейнджера на допрос, он, похоже, сможет на основании предварительных данных задержать его. Тут ведь, как ни смотри, а торчать в камере сейчас совсем не в интересах Рейнджера. И уж если Барнс посчитает Рейнджера подозреваемым номер один, вполне вероятно, что и Александр Рамос придет к такому же выводу. Если же старший Рамос решит, что именно Рейнджер разделался с его сыном, он не станет ждать решения суда.
      Кусок плюшки комом застрял у меня в горле.
      – Или же Рамос уже добрался до Рейнджера...
      – Это тоже возможно.
      Черт! Рейнджер – наемник с суровыми принципами, которые, однако, далеко не всегда совпадают с общепринятыми. Когда я начала работать на Вилли, он взялся меня учить, и мы подружились, хотя дальнейшее развитие отношений тормозилось образом жизни Рейнджера (эдакий одинокий волк) и моим инстинктом самосохранения. И если говорить правду, нас все больше тянуло друг к другу, хотя сама мысль о сексе с ним приводила меня в трепет. Короче, мое отношение к Рейнджеру было сложным с самого начала, а теперь еще и добавилось ощущение обреченности, без чего я предпочла бы обойтись.
      Запищал пейджер Морелли. Он взглянул на экран и вздохнул.
      – Мне пора. Если встретишь Рейнджера, передай ему мои слова. Нам и в самом деле надо поговорить.
      – Это тебе недешево обойдется.
      – Ужин?
      – Жареный цыпленок, – заявила я, – причем жирный.
      Я наблюдала, как он по частям извлекает себя из машины и переходит улицу. Я любовалась этим зрелищем, пока он не скрылся из вида, и снова занялась досье. Я знала Лунатика Данфи. Училась вместе с ним в школе. Здесь проблем не будет. Мне только придется оторвать его от телевизора.
      Ленни Дейл обитал в жилом комплексе на Гранд-авеню. Если верить досье, было ему восемьдесят два годика. С такими старыми людьми всегда тяжело, как ни старайся, все равно получается погано.
      Осталось досье Морриса Мансона, но туда мне ехать совсем не хотелось. Лучше потянуть, в надежде, что Рейнджер объявится.
      Я решила начать с Дейла. Он жил всего в четверти мили от офиса Винни. Мне следовало развернуться на Гамильтон-авеню, но машина отказалась повиноваться. Ее тянуло в центр города, к сгоревшему зданию.
      Ладно, пусть я любопытная. Но мне хотелось поглядеть на место преступления. Наверное, я надеялась на какое-то откровение. Встану вот так перед зданием, и все мне сразу откроется, как Рейнджеру.
      Я переехала через железнодорожные пути и влилась в утренний автомобильный поток. Здание находилось на углу Адамс-стрит и Третьей улицы. Красный кирпич, четыре этажа, лет пятидесяти от роду. Я припарковалась на противоположной стороне улицы, выбралась из машины и уставилась на закопченные окна. Некоторые уже были забиты фанерой. Место преступления обнесено желтой лентой, которая протянулась вдоль всего фасада, удерживаемая козлами для пилки дров, чтобы зеваки, вроде меня, не могли подобраться слишком близко к дому. Но разве я могла допустить, чтобы такой пустяк, как желтая лента, удержала меня от осмотра места преступления?
      Я перешла через улицу и поднырнула под ленту. Дернула двойные стеклянные двери, но они оказались запертыми. Холл внутри почти не пострадал. Лужи грязной воды, сажа на стенах – вот и все.
      Я повернулась и взглянула на соседние дома. Офисы, магазины, ресторанчик на углу.
      Эй, Рейнджер, где ты?
      Ничего. Никаких откровений.
      Я бегом вернулась к машине, закрылась в ней и взялась за мобильник. Набрала номер Рейнджера и через два гудка услышала голос автоответчика. Мое послание было кратким: «Ты в порядке?»
      Отключившись, я несколько минут сидела в машине, чувствуя холод где-то в низу живота. Я не хотела, чтобы Рейнджер умер. И мне не хотелось думать, что именно он убил Гомера Рамоса. Не то чтобы я сильно по нему убивалась, но я понимала: тот, кто прикончил Рамоса, так или иначе поплатится.
      Наконец я завела машину и уехала. Через полчаса я стояла у дверей Ленни Дейла. Они там явно снова ссорились, потому что из квартиры доносились громкие крики. Я переминалась с ноги на ногу в холле третьего этажа и ждала, когда шум хоть ненадолго утихнет. Дождавшись паузы, я постучала. Мой стук вызвал новые крики: за дверью спорили, кому идти открывать.
      Я снова постучала. Дверь распахнулась, и из квартиры высунулась голова старика.
      – В чем дело?
      – Ленни Дейл?
      – Ты видишь его перед собой, сестренка.
      Он практически весь состоял из одного носа. Все остальное сморщилось вокруг этого орлиного клюва, лысина покрылась желтыми пятнами, на ссохшейся голове уши казались непомерно огромными. Стоящая за его спиной женщина была седой и толстой, слоновьи ноги засунуты в шлепанцы с изображением кота Гарфилда.
      – Чего ей надо? – заорала она. – Чего ей надо?
      – Если ты заткнешься, я узнаю, – прокричал он в ответ. – Вякаешь, вякаешь, вякаешь. Только это и умеешь.
      – Я тебе покажу «вякаешь»! – заорала старуха и стукнула Дейла по блестящей лысине.
      Дейл развернулся и врезал ей изо всех силенок в челюсть.
      – Эй, – сказала я, – прекратите немедленно!
      – Сейчас и ты получишь, – заявил Дейл, бросаясь на меня с кулаками.
      Я протянула руку, чтобы остановить его, и он замер на мгновение, как парализованный, с вытянутым вперед кулаком. Рот открылся, глаза закатились, и он плашмя грохнулся на пол.
      Я присела рядом с ним.
      – Мистер Дейл?
      Его супруга пнула его ногой в шлепанце.
      – Ага, – заметила она, – наверное, опять сердечный приступ.
      Я приложила руку к его шее, но не смогла нащупать пульса.
      – О господи!
      – Он что, помер?
      – Ну, я не специалист...
      – По мне, он выглядит дохлым.
      – Позвоните девятьсот одиннадцать, а я попробую сделать ему искусственное дыхание. – По правде говоря, я не знала, как это делается, но видела неоднократно по телевизору, так что попытаться стоило.
      – Радость моя, – сказала миссис Дейл, – ты вернешь этого человека к жизни, и я врежу тебе по голове колотушкой и буду бить до тех пор, пока твоя голова не превратится в мясной паштет. – Она наклонилась над мужем. – Да ты взгляни на него. Он же дохлее дохлого. Мертвее не бывает.
      Боюсь, что она была права. Мистер Дейл выглядел паршиво.
      К открытой двери подошла пожилая женщина.
      – Что случилось? У Ленни опять сердечный приступ? – Она повернулась и крикнула кому-то в конце коридора: – Роджер, набери девятьсот одиннадцать. У Ленни снова сердечный приступ.
      Через несколько секунд комната наполнилась соседями, которые наперебой задавали вопросы и высказывали свое отношение к состоянию Ленни.
      Как это случилось? Он не мучился? Не желает ли миссис Дейл сделать запеканку из индейки и вермишели на поминки?
      – Разумеется, – заявила миссис Дейл, – запеканка не помешает.
      – А еще, не сможет ли Тути Гринберг сделать такие же кексы с маком, как она делала для Моисея Шульца?
      Подъехала «Скорая помощь». Врачи взглянули на Ленни и согласились с общим мнением: Ленни мертв, мертвее не бывает.
      Я тихонько выскользнула из квартиры и резво бросилась к лифту. Еще до полудня далеко, а мне кажется, что день тянется бесконечно долго – столько трупов. Из холла я позвонила Винни.
      – Слушай, – сказала я. – Я нашла Дейла, но он мертв.
      – И давно?
      – Примерно двадцать минут.
      – Свидетели есть?
      – Его жена.
      – Вот дерьмо, – сказал Винни. – Самооборона, верно?
      – Я его не убивала!
      – Уверена?
      – Ну, с ним случился сердечный приступ, и, возможно, я внесла в это свою скромную лепту...
      – Где он сейчас?
      – В своей квартире. «Скорая» приехала, но они ничем не могут помочь. Он определенно умер.
      – Черт, неужели ты не могла сначала доставить его в полицейский участок? Теперь с ним намучаешься. Ты не поверишь, сколько бумаги придется исписать. Вот что, попробуй уговорить врачей из «Скорой» привезти его в здание суда.
      Я онемела.
      – Да, это должно сработать, – продолжал Винни с воодушевлением. – Тебе только придется попросить парня выйти из-за конторки и взглянуть на него. И пусть выпишет квитанцию о приеме тела.
      – Не потащу я бедного мертвого старика в муниципальное учреждение!
      – Подумаешь, большое дело. Ты что, считаешь, ему не терпится стать набальзамированным? Убеди себя, что ты доставляешь ему удовольствие, катаешь напоследок.
      Фу. Я повесила трубку. Надо было все плюшки оставить себе. В такой день меньше чем восемью плюшками не обойдешься. Я посмотрела на зеленый огонек на моем сотовом. Давай, Рейнджер, звони, подумала я.
      Я вышла из холла и отправилась дальше. Теперь моей целью был Лунатик Данфи. Он жил в Бурге, в нескольких кварталах от моих родителей, в одном из стандартных домов, вместе с двумя такими же психами. По моим последним сведениям, работал он по ночам, грузчиком в магазине. Так что в это время дня я рассчитывала застать его с пакетом чипсов за просмотром повторов «Звездного пути» по телевизору.
      Я свернула на Гамильтон-авеню, проехала мимо своего офиса, повернула в Бург у больницы святого Франциска и, объехав ее, оказалась на Грант-стрит. Бург – жилой район Трентона, который с одной стороны граничит с Чемберсбург-стрит, а вторая сторона тянется аж до Италии. Здесь постоянно продают всякую вкуснятину, включая хлеб с оливками. Любимый жест здесь – палец, указывающий в небо. Дома весьма скромные. Машины большие. Окна чистые.
      Я припарковалась в центре квартала и сверилась со своим списком, чтобы удостовериться, что не перепутала номер дома. Здесь в одном ряду стояли двадцать три одинаковых дома – стена к стене. Все двери выходили на улицу. В каждом доме по два этажа. Лунатик жил в доме под номером 45.
      Он широко распахнул дверь и взглянул на меня. Он чуть-чуть не дорос до шести футов. Светло-русые волосы до плеч, разделенные пробором посредине. Он был строен, неплохо сложен и одет в черную футболку с эмблемой «Металлики» и джинсы с прорехами на коленях. В одной руке он держал банку с арахисовым маслом, в другой – ложку. Время ленча. Он недоуменно взирал на меня, потом его посетило озарение, и он постучал ложкой по лбу, оставив в волосах кусочки арахисового масла.
      – Черт бы меня побрал, дружок. Я забыл появиться в суде!
      К Лунатику трудно было относиться плохо, и я почувствовала, что улыбаюсь, несмотря на паршивый день.
      – Ну да, нам надо подтвердить залог и назначить новые даты. – В следующий раз я сама заеду за ним и отвезу в суд. Стефани Плам – матушка-наседка.
      – А что Лунатику надо делать?
      – Поедем со мной в участок, и я тебя проведу, куда надо.
      – Жутко некстати, дружок. Я как раз смотрю ретроспективу «Рокки и Балвинкль». Нельзя ли в другое время? Слушай, я придумал – оставайся на ленч, и мы вместе досмотрим картину про старину Рокки.
      Я взглянула на ложку в его руке. Вполне вероятно, что она у него единственная.
      – Спасибо за приглашение, – сказала я, – но я уже пообещала маме, что буду обедать у нее. – Безобидная ложь, так это, кажется, называют.
      – Bay, это здорово. Обедать с матушкой. Замечательно.
      – А что, если я сначала пообедаю и вернусь где-нибудь через час?
      – Лучше не придумаешь. Лунатик будет очень признателен, дружок.
      Пообедать у мамы – не такая уж плохая мысль, если подумать. Я не только вкусно поем, но и узнаю все сплетни насчет пожара, ходящие по Бургу.
      Я оставила Лунатика с его ретроспективой и уже взялась за ручку дверцы своей машины, как рядом остановился черный «Линкольн».
      Окно опустилось, и оттуда выглянул мужчина.
      – Ты Стефани Плам?
      – Да.
      – Мы хотели бы перекинуться с тобой парой слов. Залазь.
      Да уж, ждите. Так я и полезу в машину мафии с двумя незнакомыми мужиками, один из которых пакистанец с заткнутым за пояс широченных штанов пистолетом 38-го калибра, слегка прикрытым жирной складкой живота. Второй тип напомнил мне Халка Хогана со стрижкой бобриком.
      – Моя мамочка не разрешает мне кататься с незнакомыми мужчинами.
      – Не такие уж мы незнакомые, – заявил стриженый. – Мы всего лишь двое простых парней. Так ведь, Хабиб?
      – Именно так, – подтвердил Хабиб, склоняя голову, и улыбнулся, продемонстрировав золотые зубы. – Мы простые во всех отношениях.
      – И что же вам надо? – спросила я.
      Парень на пассажирском сиденье глубоко вздохнул.
      – Так ты не сядешь в машину?
      – Не сяду.
      – Ладно, тогда предлагаю сделку. Мы тут разыскиваем твоего друга. Хотя, может, он тебе уже и не друг. Может, ты сама его разыскиваешь.
      – Угу.
      – Вот мы и подумали, почему бы нам не поработать вместе? Одной командой, так сказать.
      – Не думаю.
      – Ну, тогда нам придется за тобой следить. Мы решили, надо тебя предупредить, чтобы ты не впала в панику, заметив за собой слежку.
      – Кто вы такие?
      – Вот тот, за рулем, – Хабиб, а меня зовут Митчелл.
      – Нет, я имею в виду, ктовы есть? На кого работаете? – Я была практически уверена, что сама знаю ответ, но решила, что спросить все же стоит.
      – Мы, пожалуй, не станем разглашать имя нашего хозяина, – заявил Митчелл. – Да и это не имеет значения. Мы лишь хотим, чтобы ты запомнила: не пытайся нас обмануть и что-то скрыть, иначе мы рассердимся всерьез.
      – А когда мы сердимся, то ничего хорошего ждать не приходится. – Хабиб погрозил мне пальцем. – Не стоит нас недооценить. Так ведь? – обратился он к Митчеллу за одобрением. – По правде говорить, если ты выводить нас из себя, то мы разбросать твой внутренность по всей парковочной площадке мой брат Мохаммед у закусочной «7-Одиннадцать».
      – Ты че, рехнулся? – поинтересовался Митчелл. – Мы никаким дерьмом с внутренностями не занимаемся. А если уж придется, то не перед «7-Одиннадцать». Я захожу туда за воскресной газетой.
      – Ладно, – задумался Хабиб. – Тогда можно придумать что-нибудь сексуальный. Мы можем попользовать ее извращенный способ... много, много раз. В моей страна она на всю жизнь была бы опозорен. Ее бы изгнать из общества. Конечно, раз она декадентка и аморальный американка, она не станет возражать против эти извращения. Очень может быть, что ей даже понравится, хотя мы ведь можем случайно ее и покалечить, вот тогда уж она не обрадуется.
      – Эй, я ничего не имею против покалечить, но насчет секса попридержи язык, – сказал Митчелл Хабибу. – Я – человек семейный. Если моя жена о чем-нибудь таком узнает, не сносить мне головы.

      Я воздела руки к небу.
      – Какого черта вы от меня хотите?
      – Нам нужен твой приятель Рейнджер, и мы знаем, что ты его тоже разыскиваешь.
      – Да не разыскиваю я Рейнджера. Винни передал его дело Джойс Барнхардт.
      – Я не отличу Джойс Барнхардт от пасхального кролика, – заявил Митчелл. – А тебя я знаю. И утверждаю, ты разыскиваешь Рейнджера. А когда найдешь, скажешь нам. И если ты считаешь, что все это шуточки, то скоро поймешь, как ты ошибаешься.
      – Су-то-чки, – повторил Хабиб. – Мне нравится. Здорово сказал. Я запомнить.
      – Шуточки, – поправил Митчелл. – Надо говорить шуточки.
      – Суточки.
      – Шуточки!
      – Я так и говорить: суточки.
      – Этот тряпичноголовый только что приехал, – пояснил Митчелл. – Он работал на нашего хозяина в Пакистане. Прибыл с последней партией груза, с тех пор никак не можем от него избавиться. Он еще не в курсе.
      – Я совсем не тряпичноголовый, – заорал Хабиб. – Где ты видишь тряпку на моей голова? Я теперь америка, я такое не ношу. И ты зря это говорить.
      – Тряпичноголовый, – упрямо повторил Митчелл.
      Хабиб прищурился.
      – Грязный американский пес.
      – Пердун.
      – Сын верблюда.
      – Трахни себя, – предложил Митчелл.
      – Чтоб твои яйца отвалилиться, – пожелал ему Хабиб.
      Возможно, мне насчет этих ребят не стоит беспокоиться, они поубивают друг друга еще до заката.
      – Мне пора, – сказала я. – Я направляюсь к родителям на обед.
      – Наверное, твои дела идут не слишком хорошо, – заметил Митчелл, – раз тебе приходится объедать предков. Мы тут могли бы посодействовать, знаешь ли. Если мы получим от тебя то, что надо, мы готовы проявить большую щедрость.
      – Если бы я и хотела найти Рейнджера, а я этого не хочу, я бы не смогла. Рейнджер, он как дым.
      – Верно, но я слышал, у тебя особые способности, если ты понимаешь, о чем я. К тому же ты ведь охотница за преступниками... Доставить живым или мертвым. Короче, подавай своего парня.
      Я открыла дверь «Хонды» и протиснулась за руль.
      – Скажи Александру Рамосу, чтобы послал кого-нибудь другого на поиски Рейнджера.
      У Митчелла был такой вид, будто он проглотил какую-то гадость.
      – Мы не работаем на этого ублюдка.
      Это сообщение не прошло незамеченным.
      – Так на коговы тогда работаете? – спросила я.
      – Я же уже сказал. Мы этой информацией ни с кем не делимся.

* * *

      Когда я подъехала, моя бабуля стояла в дверях. Она жила с моими родителями с тех пор, как мой дедушка начал покупать свои лотерейные билеты напрямую у господа бога. Седые, цвета стали, волосы завиты. Она ела как лошадь, и ее кожа напоминала кожу суповой курицы. Локти острые, как бритва. На ней были белые теннисные туфли и теплый красный спортивный костюм, и она слегка двигала челюстью, что всегда означало – она что-то задумала.
      – Как мило. Мы как раз накрываем стол к ленчу, – сказала она. – Твоя мать приготовила салат из курицы и купила маленькие булочки у Джиовицини.
      Я заглянула в гостиную. Кресло моего отца пустовало.
      – Он работает на такси, – сообщила бабушка. – Позвонил Уитли Блочер и сказал, что им нужна подмена.
      Последним местом отца перед уходом на пенсию была почта, но иногда он водит такси, больше для того, чтобы выбраться из дома, чем подработать. К тому же работать на такси на практике почти всегда означало поиграть в карты в салоне «Лось».
      Я повесила куртку в стенной шкаф в холле и заняла свое место за кухонным столом. Квартира родителей небольшая, окна выходят на две стороны: окна гостиной выходят на улицу, окна столовой – на узкий проезд, отделяющий дом от соседнего, а кухонные окна и дверь – во двор, чистенький, а в это время года довольно унылый.
      Бабушка уселась напротив.
      – Подумываю, не перекрасить ли мне волосы, – сообщила она. – Роуз Котман выкрасила свои в красный цвет, вышло очень неплохо. И теперь у нее завелся новый дружок. – Она взяла булочку и разрезала ее большим ножом. – Я бы против дружка не возражала.
      – Роуз Котман тридцать пять лет, – заметила моя мать.
      – Ну и мне почти тридцать пять, – сообщила бабушка. – Все всегда говорят, что я не выгляжу на свои годы.
      Это было правдой. Она выглядела на все девяносто. Я ее очень любила, но годы не были к ней милосердны.
      – В клубе для пожилых есть один мужичок, на которого я положила глаз, – продолжала бабушка. – Красавчик, прямо надо сказать. Готова спорить, будь у меня красные волосы, он бы завалил меня в койку.
      Мне как-то не хотелось представлять в деталях, как бабушка будет заваливаться в койку, поэтому я сразу перешла к делу.
      – Вы слышали о пожаре в центре города?
      Бабушка погуще намазала булку майонезом.
      – Ты имеешь в виду здания на углу Адамс и Третьей? Я утром в булочной встретила Эстер Мойер, так она сказала, что ее сын Баки вчера ездил туда с баграми и лестницей. Она сказала, Баки говорит, ничего серьезного там не было.
      – А еще что она говорит?
      – Эстер говорит, что, когда они добрались до третьего этажа, они нашли там труп.
      – Эстер сказала, кто это был?
      – Гомер Рамос. Эстер говорит, его поджарило до хруста. И в него стреляли. В голове большая дыра. Я думала, его положат у Стива, но в утренних газетах ничего про это не было. Надо же, вот будет интересно. Хотя, я думаю, Стив вряд ли что сможет сделать. Он может замазать дырку в голове пастой, как сделал Мути Бью, но что он может сделать с телом, ведь оно сгорело? Верно, если искать во всем хорошее, то семейка Рамос сэкономила на кремации, раз Гомер и так сгорел. Может быть, им просто надо смести весь его прах в урну. Хотя, наверное, голова все же осталась, раз они заметили дыру. Тогда голова в урну не влезет. Если только они не расколотят ее молотком. Готова поспорить, стоит пару раз как следует стукнуть, и она рассыплется.
      Моя мать прижала ко рту салфетку.
      – Ты в порядке? – спросила ее бабушка. – У тебя что, снова прилив? – Она наклонилась ко мне и прошептала: – Это климакс.
      – Это неклимакс, – возразила мать.
      – А они знают, кто пристрелил Рамоса? – спросила я у бабушки.
      – Эстер ничего про это не говорила.
      К часу дня я уже была полна салатом с курицей и рисовым пудингом, приготовленным мамой. Я вышла из дома и потопала к «Хонде». Тут я заметила Митчелла и Хабиба, припарковавшихся неподалеку. Митчелл заметил, что я смотрю в их сторону, и дружески помахал мне рукой. Я уселась в машину, проигнорировав его, и поехала к Лунатику.
      Я постучала в дверь. Лунатик выглянул, удивленный не меньше, чем в первый раз.
      – А, да, – наконец сообразил он. И заржал, захлебываясь и раскачиваясь.
      – Вытащи все из карманов, – приказала я.
      Он вывернул карманы штанов, и на верхнюю ступеньку шлепнулся кальян. Я подняла его и швырнула в комнату.
      – Что-нибудь еще? – спросила я. – Таблетки? Травка?
      – Нет, дружок. А у тебя?
      Я покачала головой. Его мозг наверняка напоминал кусок мертвого коралла, который можно купить в зоомагазине и положить в аквариум.
      Он посмотрел за мою спину на «Хонду» и прищурился.
      – Твоя машина?
      – Да.
      Он закрыл глаза и вытянул вперед руки.
      – Никакой энергии, – возвестил он. – Я не ощущаю никакой энергии. Эта машина совсем для тебя не годится. – Он открыл глаза и двинулся к машине, на ходу подтягивая штаны. – Твой какой знак?
      – Весы.
      – Вот видишь? Я так и знал! Ты – воздух, а эта машина – земля. Ты не должна водить эту машину, дружок. Она убьет твою творческую силу.
      – Все так, – сказала я, – но я не могу позволить себе ничего другого.
      – У меня есть приятель, он может подыскать тебе подходящую машину. Он вроде... автомобильный дилер.
      – Буду иметь в виду.
      Лунатик с трудом втиснулся в машину и вытащил солнцезащитные очки.
      – Так-то лучше, – заметил он из-под очков. – Куда как лучше, дружок.

* * *

      Полицейский участок Трентона располагался в одном здании с судом. Кирпичное здание без всяких изысков, чисто функциональное, пример муниципальной архитектуры, когда главной целью была скорость – слепить, как бог на душу положит.
      Я припарковалась на стоянке и провела Лунатика внутрь. Я не могла сама выписать ему залог, мне это по должности не полагалось. Поэтому я занялась бумажками и позвонила Винни, чтобы он приехал и закончил дело.
      – Винни сейчас приедет, – сказала я Лунатику, усаживая его на скамью рядом с дежурным. – У меня тут еще кой-какие дела, так что я пока тебя тут оставлю. Всего на пару минут.
      – Эй, вот здорово, дружок. Не беспокойся обо мне. Все будет в порядке.
      – Не двигайся с места!
      – Без проблем.
      Я поднялась наверх в отдел особо тяжких преступлений и нашла Брайана Саймона на его рабочем месте. Ему всего пару месяцев назад разрешили снять форму, и он еще не приспособился к штатской одежде. На нем было светло-коричневое спортивное пальто, синие брюки, коричневые ботинки и красные носки, а галстук вполне сошел бы за детский нагрудник цвета взбесившейся лососины.
      – У них здесь что, нет никаких правил насчет одежды? – спросила я. – Продолжай так одеваться, и мы отправим тебя на постоянное жительство в Коннектикут.
      – Может, тебе стоит приехать завтра с утра и помочь мне подобрать нормальные шмотки?
      – Bay, как трогательно! – воскликнула я. – Боюсь, время ты выбрал неудачно.
      – Не хуже другого, – заметил он. – Тебе что-нибудь надо?
      – Я насчет Кэрол Забо.
      – Эта баба психованная! Врезалась прямо в меня. А потом сбежала.
      – Она нервничала.
      – Ты сейчас начнешь приводить всякие медицинские доводы, так?
      – По правде говоря, все дело в трусиках.
      Саймон закатил глаза.
      – Чушь собачья!
      – Видишь ли, Кэрол как раз выходила из магазина и нервничала, потому что только что заполучила сексуальные трусики.
      – Ты решила меня смутить?
      – А тебя легко смутить?
      – Слушай, давай ближе к делу.
      – Я надеялась, что ты снимешь обвинения.
      – Не пойдет!
      Я села на стул около его стола.
      – Я буду считать это особой услугой. Кэрол – моя подруга. И мне пришлось снимать ее с перил моста сегодня утром.
      – Из-за трусиков?
      – Ты рассуждаешь по-мужски. – Я прищурилась. – Так и знала, что ты не поймешь.
      – Да ты что, я сама чувствительность. Я даже прочел «Мосты округа Мэдисон». Два раза! Очень трогательная книжка...
      Я одарила его голубиным взглядом, полным надежды.
      – Так ты снимешь ее с крючка?
      – Зависит от того, насколько крепко она сидит на крючке.
      – Она не хочет попасть в тюрьму. Ей не нравятся туалетные кабины без дверей.
      – Почему я?
      – Ты говоришь совсем как моя мать.
      – Ладно, я прослежу, чтобы она не попала в тюрьму, – сказал он. – Но ты у меня в долгу.
      – Мне ведь не придется приезжать и одевать тебя, верно? Я не такая девушка.
      – Живи в страхе.
      Черт!
      Я оставила Саймона и спустилась вниз. Винни был там, но Лунатик исчез.
      – Где же он? – поинтересовался Винни. – Ты, кажется, сказала, что он сидит у задней двери.
      – И сидел! Я велела ему ждать на скамье около дежурного.
      Мы оба взглянули на скамью. Она была пуста.
      Энди Диллер работал за своим столом.
      – Эй, Энди, – сказала я. – Ты не знаешь, что случилось с моим беглецом?
      – Извини, я не обратил внимания.
      Мы обшарили первый этаж, но Лунатика не нашли.
      – Мне надо вернуться в офис, – заявил Винни. – Меня работа ждет.
      Позвонить букмекеру, поиграть с пушкой, пожать руку мистеру Стампи. Знаю я его работу.
      Мы вышли вместе и увидели Лунатика на парковочной площадке, наблюдающего за тем, как горела моя машина. Там же крутились несколько полицейских с огнетушителями, но дело явно было плохо. Подъехала пожарная машина, мигая огнями, и остановилась на площадке.
      – Эй, дружок, – обратился ко мне Лунатик. – Ужасно обидно насчет твоей машины. Прямо бред какой-то, дружок.
      – Что случилось?
      – Я там сидел на скамье, тебя ждал, вдруг увидел, Рифер мимо идет. Ты знаешь Рифера? Ну ладно, Рифера только что выпустили из кутузки, и его брат должен был заехать за ним. Ну, Рифер и говорит, чего бы мне не выйти и не поздороваться с его братом. Я и вышел с Рифером, а ты знаешь, у Рифера всегда хорошая травка, так что одно потянулось за другим, и я решил отдохнуть в твоей машине и покурить. Уж не знаю, как это случилось, но только вдруг сиденье загорелось. И оттуда уже пошло повсюду. Красивое было зрелище, пока эти джентльмены не прибежали с огнетушителями.
      Красивое? Ха! Интересно, если я сейчас его придушу, покажется ли это ему красивым?
      – Я бы хотел тут побыть и полюбоваться, – сказал Винни, – но мне надо возвращаться в офис.
      – Ага, а я могу пропустить стаканчик, – вставил Лунатик. – Нам надо закончить наше дельце, дружок.

* * *

      Было уже почти четыре часа, когда мне удалось договориться, чтобы машину увезли. Спасти удалось лишь монтировку, вот и все. Я стояла на площадке и рылась в сумке в поисках сотового, когда подкатил «Линкольн».
      – Не повезло с машиной, – посочувствовал Митчелл.
      – Я уже начинаю привыкать. Со мной такое часто случается.
      – Мы наблюдали издалека и решили, что тебя надо подвезти.
      – Да нет, я позвонила приятелю, он подъедет и заберет меня.
      – Чистое вранье, – заявил Митчелл. – Ты стоишь здесь уже час, и никому не звонила. Готов поспорить, твоей мамочке не понравится, узнай она, что ты врешь.
      – Все лучше, чем садиться в вашу машину, – сказала я. – Тогда бы ее хватил инфаркт.
      Митчелл кивнул:
      – Может, ты и права. – Тонированное стекло поползло вверх, «Линкольн» выкатился с площадки. Я нашла телефон и позвонила в офис Луле.
      – Вот это да! Если бы я получала пять центов за каждую изуродованную тобой машину, я бы могла спокойно уйти на пенсию, – заметила приехавшая за мной Лула.
      – Я тут ни при чем.
      – Черт, да ты вечно ни при чем. Видно, все дело в карме. Тебя вообще лучше к машинам не подпускать.
      – Полагаю, у тебя нет никаких новостей о Рейнджере?
      – Только то, что Винни передал досье Джойс.
      – Она была счастлива?
      – Схлопотала оргазм прямо в офисе. Нам с Конни пришлось извиниться и пойти поблевать.
      Джойс Барнхардт та еще поганка. Когда мы обе ходили в детский сад, она плевала в мое молоко. В школе она была первая сплетница и тайком сфотографировала девочек в раздевалке. И не успели еще высохнуть чернила на моем брачном свидетельстве, как я застала ее с голой задницей вместе с моим мужем (теперь бывшим) на моем совершенно новом обеденном столе.
      – Чтоб ей пусто было!
      – Еще с машиной Джойс произошла забавная история, – продолжила Лула. – Пока она в офисе толковала с Винни, кто-то проткнул шину отверткой.
      Я подняла брови.
      – Не иначе как дело рук господа, – сказала Лула, заводя свою красную торпеду и включая музыку на такую громкость, что пломбы из зубов могли посыпаться.
      Она проехала по Норт-Клинтон до Линкольна, потом свернула на Чэмберс. Когда она высадила меня около дома, Митчелла и Хабиба нигде не наблюдалось.
      – Ты кого-то ищешь? – поинтересовалась она.
      – Двух парней в черном «Линкольне», они весь день за мной таскались в надежде, что я приведу их к Рейнджеру. Сейчас их не видно.
      – Кто только не ищет Рейнджера!
      – Ты думаешь, это он убил Гомера Рамоса?
      – Я могу представить себе, как он убивает Рамоса, но чтобы поджечь дом... Дураком мне его трудно представить.
      – Чтобы, к примеру, попасть под скрытую видеокамеру.
      – Рейнджер должен был знать, что там установлены скрытые камеры. Здание принадлежит Александру Рамосу, а Рамос никого не оставляет без присмотра. У него в этом здании офисы. Я знаю, потому что заходила туда разок, когда работала еще по своей бывшей специальности. – Бывшая специальность Лулы – девушка по вызову, так что я не стала интересоваться деталями визита.
      Распрощавшись с Лулой, я прошла через двойные стеклянные двери в вестибюль моего дома. Я живу на втором этаже, так что могу выбирать между лифтом и лестницей. Сегодня я предпочла лифт, потому что сильно притомилась, наблюдая, как горит моя машина.
      Я вошла в квартиру, повесила сумку и куртку и заглянула к Рексу, моему хомячку. Он бегал по своему колесу в аквариуме, розовые лапки так и мелькали на фоне красного пластика.
      – Привет, Рекс, – сказала я. – Как дела?
      Он на секунду приостановился, поводя усами и поблескивая глазами в ожидании, что с неба свалится еда. Я дала ему изюминку из коробки в холодильнике и рассказала про машину. Он сунул изюмину за щеку и принялся снова бегать. Будь я на его месте, я немедленно съела бы изюмину и завалилась спать. Не понимаю я этой беготни удовольствия ради. Лично меня можно заставить побегать, только если пустить по моему следу серийного убийцу.
      Проверила автоответчик. Одно послание. Без слов. Только дыхание слышно. Надеюсь, что это дышит Рейнджер. Прослушала еще раз. Нормальное дыхание. На извращенца не похоже. Не простудное дыхание. Может, телефонная помощь на дому?
      Курицу мне должны были принести через пару часов, поэтому я прошла через холл и позвонила в дверь соседу.
      – Что? – завопил мистер Волески, стараясь перекричать рев телевизора.
      – Я хотела спросить, не могли бы вы одолжить мне ненадолго газету. У меня несчастье с машиной, вот мне и хотелось бы поискать объявления насчет подержанных машин.
      – Опять?
      – Но я не виновата.
      Он протянул мне газету.
      – На вашем месте я бы поинтересовался армейской распродажей. Вам бы больше танк подошел.
      Я унесла газету в квартиру и прочитала объявления о продаже машин и юмористический раздел. Я как раз занималась своим гороскопом, когда зазвонил телефон.
      – Бабушка у тебя? – спросила мама.
      – Нет.
      – Она тут повздорила с отцом и выскочила из комнаты. Не успела я оглянуться, а она уже ловила такси.
      – Может быть, она решила навестить кого-нибудь из своих друзей?
      – Я звонила Бетти Заджак и Эмме Гетц, но они ее не видели.
      Тут позвонили в мою дверь, и я почувствовала, как остановилось сердце. Я выглянула в «глазок». Там стояла бабушка Мазур.
      – Она здесь, – прошептала я матери.
      – Слава богу, – отозвалась матушка.
      – Нет, совсем не слава богу. Она с чемоданом!
      – Может быть, ей надо отдохнуть от твоего отца.
      – Она не будет жить здесь!
      – Ну, разумеется, нет... Но, может быть, она может погостить день или два, пока все не уляжется.
      – Нет! Нет, нет и нет!
      Снова раздался звонок.
      – Она звонит в дверь, – сказала я матери. – Что мне делать?
      – Ради бога, впусти ее.
      – Если я ее впущу, я обречена. Все равно, что впустить в дом вампира. То есть, если ты их разок пустишь, считай себя мертвой!
      – Это же не вампир. Это твоя бабушка.
      Бабушка начала стучать в дверь.
      – Эй, ты дома? – прокричала она.
      Я повесила трубку и открыла дверь.
      – Сюрприз, – провозгласила бабушка. – Я пришла пожить с тобой, пока не найду себе квартиру.
      – Но ведь ты живешь с мамой.
      – Уже нет. Твой отец – лошадиная задница. – Она втащила чемодан и повесила пальто на крючок. – Я буду жить отдельно. Мне надоело смотреть телевизионные передачи, которые нравятся твоему отцу. Так что я остаюсь здесь, пока что-нибудь не найду. Я знаю, ты не станешь возражать, если я поживу у тебя немного.
      – У меня всего одна спальня.
      – Я могу спать на диване. Я без претензий насчет спанья. Могу спать, стоя в стенном шкафу, если надо.
      – А как же мама? Ей будет одиноко. Она уже привыкла, что ты всегда рядом. – В переводе: А как насчет меня? Я непривыкла, чтобы кто-то был рядом.
      – Это верно, я думаю, – согласилась бабушка. – Но она сама должна строить свою жизнь. Не могу же я постоянно оживлять ее дом. Это нелегко. Не пойми меня неправильно. Я люблю твою мать, но она может быть такой нюней. Мне же понадобится еще лет тридцать, чтобы сбавить темп.
      Через тридцать лет бабуле будет за сто, а мне шестьдесят, если моя работа меня не угробит.
      В дверь едва слышно постучали. Морелли пришел раньше времени. Я открыла дверь, и он уже наполовину пересек холл, прежде чем заметил бабушку.
      – Бабушка Мазур? – удивился он.
      – Ага, – ответила она. – Я теперь тут живу. Только что переехала.
      Уголки губ Морелли слегка дрогнули.
      – Похоже, это был сюрприз, – заметил он.
      Я взяла из его рук ведерко с курицей.
      – Бабушка повздорила с отцом.
      – Это что, курица? – спросила бабушка. – Запах даже здесь чувствуется.
      – Всем хватит, – утешил ее Морелли. – Я всегда покупаю с запасом.
      Бабушка протиснулась мимо нас на кухню.
      – Умираю с голоду. Этот переезд возбудил мой аппетит. – Она заглянула в пакет. – А это что, печенье? И капуста? – Она схватила несколько тарелок из буфета и расставила их на обеденном столе. – Здорово, верно? Надеюсь, ты и пиво принес. Я не возражала бы против пива.
      Морелли только ухмылялся.
      Уже довольно долгое время у нас с Морелли был роман, который развивался с переменным успехом. Это я таким образом хочу интеллигентно сказать, что мы с ним иногда спали. И вряд ли Морелли показалось забавным, что его лишили возможности даже иногда оставаться у меня на ночь.
      – Нам придется внести изменения в свои планы на вечер, – прошептала я Морелли.
      – Ну что ж, сменим адрес, – сказал он. – После ужина мы можем поехать ко мне.
      – Забудь об этом. Что я бабуле скажу? Извини, я сегодня здесь спать не буду, потому что мне надо кое-чем заняться с Джо?
      – Ну и что в этом плохого?
      – Я так не могу. Буду чувствовать себя неловко.
      – Неловко?
      – У меня в животе будет бурчать.
      – Глупо. Бабушка Мазур не будет иметь ничего против.
      – Да, но она будет знать.
      Морелли явно огорчился.
      – Это все ваши женские штучки, так?
      На кухню вернулась бабушка и принялась доставать стаканы.
      – Где у тебя салфетки? – спросила она.
      – У меня их нет.
      Она тупо смотрела на меня несколько секунд, не в состоянии осознать, что в доме может не быть салфеток.
      – Салфетки есть в пакете с печеньем, – спас положение Морелли.
      Бабуля заглянула в пакет и просияла.
      – Надо же, – сказала она. – Он принес даже салфетки.
      Морелли слегка покачался на каблуках и одарил меня взглядом, который говорил: видишь, как тебе повезло.
      – Всегда во всеоружии, – заметил он.
      Я закатила глаза.
      – Вот тебе настоящий полицейский, – вставила бабушка. – Всегда во всеоружии.
      Я села напротив нее и ухватила кусок курицы.
      – Это бойскауты всегда во всеоружии, – сказала я. – Полицейские же всегда голодны.
      – Теперь, когда я решила жить самостоятельно, мне стоит поискать работу, – заявила бабушка. – Вот я и подумала, а не пойти ли мне в полицию? Как ты думаешь? – обратилась она к Морелли. – Из меня получится хороший полицейский?
      – Я думаю, из вас получится великолепный полицейский, вот только у нас существует возрастной ценз.
      Бабушка сжала губы.
      – Как обидно. Ненавижу эти возрастные цензы. Остается только стать охотницей за преступниками.
      Я с надеждой на помощь взглянула на Морелли, но он не отрывал глаз от тарелки.
      – Чтобы стать охотницей за преступниками, ты должна уметь водить машину, – сказала я бабушке. – А у тебя даже нет водительских прав.
      – Я так или иначе собиралась их получить, – сказала она. – Завтра я первым делом запишусь в школу вождения. У меня и машина есть. Твой дядя Сандор оставил мне свой «Бьюик», а раз ты им больше не пользуешься, я могу попробовать на нем поездить. Очень даже симпатичная машина.
      Сарай на колесах.
      Когда посудина с курицей опустела, бабушка отодвинулась от стола.
      – Давайте все приберем, – сказала она, – а потом посмотрим кино. Я заехала в прокат и взяла несколько видеофильмов.
      Бабуля уснула на середине «Терминатора», сидя, выпрямившись на диване и уронив голову на грудь.
      – Мне, наверное, пора уходить, – сказал Морелли. – Вы уж тут, девочки, между собой разбирайтесь.
      Я проводила его до двери.
      – Что-нибудь слышно о Рейнджере?
      – Ничего. Даже слухов никаких.
      Иногда отсутствие новостей означает хорошие новости. Во всяком случае, его не вынесло на берег приливом.
      Морелли притянул меня к себе и поцеловал, и я почувствовала соответствующие ощущения в соответствующих местах.
      – Мой номер ты знаешь, – сказал Джо. – И я плевать хотел на то, что кто-то может подумать.

* * *

      Я проснулась на диване с затекшей шеей и с мерзким настроением. На моей кухне кто-то чем-то брякал. Не надо быть провидцем, чтобы догадаться кто.
      – Потрясающее утро! – сказала бабушка. – Я тут завелась с блинами. И кофе поставила.
      Ладно, может, и не так уж плохо жить с бабушкой.
      Она мешала тесто для блинов.
      – Я подумала, что лучше сегодня встать пораньше, и тогда ты сможешь немного поучить меня водить машину.
      Слава богу, моя машина сгорела дотла.
      – У меня сейчас нет машины, – сказала я. – Произошел несчастный случай.
      – Опять? Что же на этот раз случилось? Поджог? Бомбу подложили? Что-то тяжелое сверху упало?
      Я налила себе кофе.
      – Поджог. Но я не виновата.
      – Веселенькая у тебя жизнь, – заметила бабушка. – Не соскучишься. Быстрые машины, быстрые мужчины, быстрая еда. Я бы от такой жизни не отказалась.
      Насчет быстрой еды она была права.
      – Тебе сегодня не принесли газету, – сказала бабушка. – Я выходила посмотреть, так всем соседям принесли, а тебе нет.
      – Я не выписываю газету, – объяснила я. – Если нужно, покупаю. Или беру взаймы.
      – Что это за завтрак без газеты, – возмутилась бабушка. – Я должна прочитать все юмористические штучки и некрологи, к тому же сегодня утром я хочу поискать себе квартиру.
      – Достану я тебе газету, – сказала я, не желая мешать поискам квартиры.
      На мне была зеленая байковая ночная рубашка, которая прекрасно сочеталась с моими покрасневшими голубыми глазами. Я надела сверху короткую джинсовую куртку, нацепила тренировочные штаны, сунула ноги в ботинки, которые не потрудилась зашнуровать, нахлобучила бейсболку с надписью «Морские львы» на вьющиеся темные волосы, в данный момент напоминающие птичье гнездо, и схватила ключи от машины.
      – Вернусь через минуту, – пообещала я. – Я только добегу до киоска.
      Я нажала кнопку лифта. Двери раскрылись, и моя челюсть отвисла. Прислонившись к стене лифта и скрестив руки на груди, стоял Рейнджер. Темные глаза смотрели оценивающе, хотя уголки губ изогнулись в легкой улыбке.
      – Заходи, – приказал он.
      Он отказался от своего обычного черного прикида. На нем была коричневая кожаная куртка, кремовая рубашка, выцветшие джинсы и рабочие ботинки. Волосы, всегда стянутые назад в хвостик, были коротко подстрижены. На лице – двухдневная щетина, отчего его зубы казались еще белее, а оливковый цвет кожи еще темнее.
      – Господи, – сказала я, чувствуя, как внутри все дрожит. – Ты на себя не похож.
      – Обычный простой парень.
      Да, верно.
      Он протянул руку, схватил меня за грудки и втащил в лифт. Нажал на кнопку, закрывающую дверь, потом на «стоп».
      – Нам надо поговорить.

      Рейнджер служил в специальных войсках и до сих пор сохранил фигуру и выправку. Он стоял вплотную ко мне, так что мне приходилось слегка откидывать голову назад, чтобы заглянуть ему в глаза.
      – Только что из постели? – спросил он.
      Я посмотрела вниз.
      – Это ты про ночную рубашку?
      – Ночную рубашку, волосы... обалделый вид.
      – С тобой обалдеешь.
      – Верно, – согласился Рейнджер, – этого у меня не отнимешь. Женщины всегда от меня обалдевают.
      – Что случилось?
      – Я встречался с Гомером Рамосом, и кто-то прикончил его, как только я ушел.
      – А пожар?
      – Я тут ни при чем.
      – Ты знаешь, кто убил Рамоса?
      Рейнджер некоторое время смотрел на меня.
      – Имеются некоторые соображения.
      – Полиция считает, это твоих рук дело. Ты попал на видео.
      – Полиция надеется,что это сделал я. Вряд ли они действительно думают,что я это сделал. У меня нет репутации дурака.
      – Верно, зато считается, что ты, как бы это сказать, можешь убить.
      Рейнджер усмехнулся.
      – Дешевый треп. – Он взглянул на ключи в моей руке. – Куда-то собралась?
      – Пару дней назад ко мне перебралась бабушка. Она требует газету, так что я решила доставить ей новости.
      Рейнджер прищурил глаза.
      – У тебя же нет машины, детка.
      Черт!
      – Забыла. – Я насторожилась. – Откуда ты знаешь?
      – Ее нет на стоянке.
      Тоже верно.
      – Что с ней случилось?
      – Отправилась в рай для машин.
      Он нажал кнопку третьего этажа. Двери открылись, он сделал шаг вперед и схватил газету, лежащую на полу перед квартирой 3С.
      – Это газета мистера Клайна, – заметила я нервно.
      Рейнджер передал мне газету и нажал на кнопку второго этажа.
      – Теперь ты в долгу перед мистером Клайном.
      – Почему ты не явился в суд?
      – Время неудачное. Мне требовалось кое-кого отыскать, а как бы я это сделал, если бы меня задержали?
      – Или убили.
      – Вот-вот, – согласился Рейнджер. – Я решил, что мое появление в назначенный срок на публике не в моих интересах.
      – Вчера ко мне прицепились два типа из мафии, Митчелл и Хабиб. Они решили всюду следовать за мной в надежде, что я наведу их на тебя.
      – Они работают на Артуро Столле.
      – Артуро Столле, ковровый король? А он-то здесь каким боком?
      – Тебе это незачем знать.
      – Что, если ты скажешь, тебе придется меня убить?
      – Если я скажу, кое у кого может возникнуть желание тебя убить.
      – Митчелл ненавидит Александра Рамоса.
      – Взаимно. – Рейнджер протянул мне карточку с адресом. – Я бы хотел, чтобы ты для меня немного понаблюдала за Ганнибалом Рамосом. Он первенец и второе лицо в семейной иерархии Рамосов. Считается, что он живет в Калифорнии, но он все больше времени проводит здесь, в Джерси.
      – Он сейчас здесь?
      – Он здесь уже три недели. У него дом по Двадцать девятому шоссе.
      – Уж не думаешь ли ты, что он убил своего брата?
      – Он не из главных подозреваемых, – сказал Рейнджер. – Я велю одному из моих людей пригнать тебе машину.
      Рейнджеру раз плюнуть нанять целую армию людей, которые нужны ему для разных дел. Большинство бывшие военные, и многие еще более рехнутые, чем Рейнджер.
      – Нет. Не надо. – Мне с машинами не везет. Их кончина обычно бывает связана с вмешательством полиции, а происхождение машины Рейнджера будет нелегко объяснить.
      Рейнджер снова вошел в лифт.
      – Не приближайся к Рамосу слишком близко. Он малый нехороший. – Двери закрылись, он исчез.

* * *

      После душа я вышла из ванной в своей обычной униформе – джинсы, сапоги и футболка, – готовая начать новый день. Бабушка сидела за обеденным столом и читала газету, а напротив пристроился Лунатик и ел блины.
      – Привет, дружок, – сказал он. – Твоя бабушка испекла мне несколько блинчиков. Ну и повезло тебе, что бабушка с тобой живет. Прямо блеск, а не бабка.
      Бабушка улыбнулась.
      – Милый, верно? – сказала она.
      – Я вчера очень расстроился, – сказал Лунатик, – вот и пригнал тебе машину. Вроде как взаймы. Помнишь, я тебе рассказывал про своего приятеля, который дилер? Ну, он прям-таки огорчился, когда я ему все рассказал о пожаре, и заявил, что было бы клево, если бы ты попользовалась одной из его машин, пока не обретешь новые колеса.
      – А машина не ворованная?
      – Эй, дружок, за кого ты меня принимаешь?
      – За парня, который может спереть машину.
      – Ну, конечно, но ведь не каждый день. Это честно в долг.
      Мне действительно нужна была машина.
      – Только на пару дней, – решилась я. – Пока не получу страховку.
      Лунатик отодвинул пустую тарелку и опустил в мою ладонь связку ключей.
      – Ты обалдеешь. Прямо космическая тачка, дружок. Я ее сам выбирал, она подходит твоей ауре.
      – Какой марки машина?
      – «Роллсваген». Серебряная машина-ветер.
      Угу.
      – Ладно, спасибо. Тебя подвезти домой?
      Он выбрался в холл.
      – Надо пройтись. Проветриться.
      – У меня весь день расписан, – сообщила бабушка. – С утра первый урок вождения. А днем с Мелвиной мы будем искать квартиру.
      – А тебе собственная квартира по карману?
      – Я отложила немного денег, когда продала дом. Я их берегла, чтобы в старости устроиться в дом для престарелых, но я, пожалуй, лучше обзаведусь пушкой.
      Я поморщилась.
      – Ну, завтра я еще не собираюсь глотать свинец, – обнадежила меня бабушка. – У меня еще много лет впереди. И к тому же я все это себе хорошо представила. Видишь ли, если ты суешь дуло в рот, ты сносишь себе заднюю часть головы. Таким образом, Стиву не придется слишком трудиться, чтобы ты хорошо выглядела в гробу, ведь никто не видит твоего затылка. Нужно только, чтобы руки не дрожали и не снести себе случайно ухо. – Она отложила газету. – Я на обратном пути зайду в магазин и куплю к ужину свиных отбивных. А сейчас мне надо подготовиться к уроку вождения.
      А мне надо приниматься за работу. Беда в том, что мне не хотелось делать ничего из того, что меня ожидало. Я не хотела следить за Ганнибалом Рамосом. И, уж точно, я не хотела встречаться с Моррисом Мансоном. Можно снова улечься в постель, но так деньги на аренду квартиры не заработаешь. Да и постели у меня больше нет. В постели теперь спит бабушка.
      Ладно, можно, по крайней мере, просмотреть досье на Мансона. Я вытащила бумаги и принялась листать. Если не считать побоев, изнасилования и попытки кремации, Мансон выглядел не так уж плохо. Никаких предыдущих приводов. Нет татуировки свастики на лбу. Живет на Рокуэлл-стрит. Я эту улицу знала – недалеко от пуговичной фабрики. Не самый лучший район города. По большей части небольшие бунгало на одну семью и стандартные дома. В основном живут там голубые воротнички или вообще безворотничковые.
      Рекс спал в своей банке из-под супа, бабушка застряла в ванной комнате, так что я без лишних церемоний покинула квартиру. Выйдя на парковку, я осмотрелась в поисках серебряной машины-ветер. Можете не сомневаться, я нашла ее сразу. И это в самом деле был «Роллсваген». Корпус от древнего «Фолксвагена», а перед от не менее древнего «Роллс-Ройса». Машина блестела серебром, по которому змеились небесного цвета полосы, перемежаясь со звездами.
      Я закрыла глаза в надежде, что когда я их открою, машина исчезнет. Досчитала до трех и открыла. Машина стояла на месте.
      Я сбегала в квартиру, схватила шляпу и темные очки и вернулась к машине. Я села за руль, согнувшись в три погибели, и выехала со стоянки. Моей ауре такая машина не подходит, сказала я себе.
      Через двадцать минут я уже была на Рокуэлл-стрит и читала номера, разыскивая дом Мансона. С виду он казался вполне обыкновенным. Всего в квартале от фабрики. Удобно, можно ходить на работу пешком. Но в смысле наружности явно оставлял желать много лучшего. Двухэтажный стандартный дом, почти такой же, как у Лунатика. Покрыт синей асбестовой плиткой.
      Я поставила машину у поворота, недалеко от двери. Вряд ли Мансон окажется дома. Сегодня среда, утро, так что вполне вероятно, что он в Аргентине. Я нажала кнопку звонка и даже растерялась, когда дверь открылась и Мансон высунул в щель голову.
      – Мистер Мансон?
      – Да?
      – Я думала, что вы... на работе.
      – Взял две недели за свой счет. У меня проблемы. И вообще, кто вы такая?
      – Я представляю залоговую контору Винсента Плама. Вы не явились в суд в назначенный день, вот мы и хотели бы определить новую дату.
      – Да уж, конечно, валяйте, определяйте.
      – Для этого вам придется поехать со мной в город.
      Он посмотрел за мою спину на машину-ветер.
      – Вы ведь не думаете, что я поеду с вами в этом?
      – Да нет, думаю.
      – Я буду чувствовать себя идиотом. Что люди подумают?
      – Слушайте, приятель, если я могу в ней ездить, значит, и вы можете.
      – Вы, бабы, все одинаковые, – заявил он. – Щелкаете пальцами и ждете, что мужчина начнет прыгать через обручи.
      Я шарила рукой в сумке в поисках перечного баллончика.
      – Стойте здесь, – сказал Мансон. – Я возьму свою машину. Она стоит сзади. Я не возражаю против новой даты, но в вашей дурацкой машине не поеду. Лучше я поеду за вами в своей машине. – Хлоп. Он закрыл и запер дверь.
      Чертыхнувшись, я залезла в машину и повернула ключ в зажигании, держа машину на холостом ходу. Я сомневалась, что Мансон вообще покажется. Дам ему пять минут. А что потом? Штурмовать дом? Ломать дверь и врываться, потрясая пистолетом? Я заглянула в сумку. Пистолета нет. Я забыла взять с собой пистолет. Наверное, мне лучше податься домой и заехать за Мансоном когда-нибудь в другой день.

* * *

      Я смотрела прямо вперед и заметила заворачивающую за угол машину. В ней сидел Мансон. «Какой приятный сюрприз, – подумала я. – Видишь, Стефани, не надо торопиться судить людей. Иногда они оказываются лучше, чем ты думаешь». Я включила передачу и наблюдала, как он приближается ко мне. Мама родная, да он увеличивает скорость, а не снижает ее! Я могла разглядеть его сосредоточенное лицо. Этот маньяк собирается меня протаранить! Я быстро включила заднюю скорость и нажала на педаль газа. «Роллс» прыгнул назад. Но недостаточно резво, чтобы избежать столкновения, хотя вполне проворно для того, чтобы не быть смятым в лепешку. От удара моя голова едва не слетела с плеч. Ничего особенного для женщины, родившейся и выросшей в Бурге. Мы часто развлекались, разъезжая по пляжу и сталкиваясь бамперами. Так что я умела держать удар.
      Беда была в том, что Мансон сидел за рулем тачки, напоминавшей полицейскую машину в отставке, «Краун Виктория». Она была куда больше, чем мой «Роллсваген». Он снова нацелился на меня, отбросив мою машину назад футов на пятнадцать, после чего она заглохла. Он выбрался из своей тачки, пока я пыталась снова завести двигатель, и ринулся ко мне, размахивая монтировкой.
      – Хочешь посмотреть, как я буду прыгать? – орал он. – Я тебе покажу, как прыгать!
      Картина прояснялась. Сбей кого-нибудь машиной, отходи монтировкой. О дальнейшем мне и думать не хотелось. Мотор завелся, «Роллс» скакнул вперед, едва не сбив Мансона.
      Мансон размахнулся и попал по заднему бамперу.
      – Ненавижу, – орал он. – Все вы, бабы, одинаковые!
      Я набрала скорость от нуля до пятидесяти миль в час в пределах одного квартала, но обнаружила, что за мной никто не гонится. Я заставила себя слегка отпустить педаль газа и несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Сердце готово было вырваться из груди, а руки сжимали руль мертвой хваткой. Так, что костяшки пальцев побелели. Впереди показался «Макдоналдс», и машина затормозила. Я подъехала к стеклянному павильончику, заказала ванильный коктейль и спросила у паренька в окошке, не нанимают ли они людей на работу.
      – Конечно, – сказал он, – мы постоянно нанимаем. Дать бланк заявления?
      – На вас тут часто нападают?
      – Ну, не слишком часто, – сказал он, протягивая мне коктейль и бланк. – Попадаются психи, но от них всегда можно откупиться лишней порцией.
      Я припарковалась в дальнем углу площадки, выпила мой коктейль и прочитала форму заявления. Не так уж плохо, подумала я. Даже жареную картошку можно бесплатно получить.
      Я вылезла и осмотрела машину. Передняя решетка смята, на заднем левом крыле вмятина, задняя фара разбита.
      На парковку въехал черный «Линкольн» и остановился рядом. Окно опустилось, и Митчелл с улыбкой оглядел «Роллсваген».
      – Что это такое, черт побери?
      Я вызывающе посмотрела на него.
      – Тебе нужна машина? Мы можем достать тебе машину. Любую, – сказал Митчелл. – Тебе нет нужды ездить на этом... недоразумении.
      – Я не ищу Рейнджера.
      – Ну конечно, – заметил Митчелл, – но, может, он тебя ищет. Кто знает, может, ему масло надо поменять, а ты, как он считает, можешь помочь ему это сделать. Такое случается, знаешь ли. У мужика возникают такие потребности.
      – Разве вы в этой стране не менять масло в гараже? – изумился Хабиб.
      – Господи, – вздохнул Митчелл. – Не о том масле речь. Я говорю о припрятанной салями.
      – Не понимать, что такое припрятанная салями, – сказал Хабиб. – Что такое салями?
      – Этот гребаный вегетарианец ничего не знает, – вздохнул Митчелл. Он опустил руку между ног. – Вот это салями.
      – А, – протянул Хабиб. – Понимаю. Этот человек Рейнджер прячет свою салями глубоко в этой дочерь свиньи.
      – Дочери свиньи? Простите? – возмутилась я.
      – Именно так, – подтвердил Хабиб. – Грязная потаскушка.
      Все-таки придется мне носить с собой оружие. Сейчас мне до смерти хотелось пристрелить этих козлов. Нет-нет, ничего серьезного, разве что глаз выбить.
      – Мне пора, – заявила я, – у меня дел невпроворот.
      – Ладно, – сказал Митчелл, – но не забывай про нас. И подумай о машине.
      – Эй, – крикнула я, – а как вы меня нашли?
      Но они уже уехали.
      Я немного поездила кругами, чтобы убедиться, что никто за мной не увязался, затем направилась к дому Рамоса. Он жил в богатом районе. Большие деревья, ухоженные лужайки. В стороне от Фенвуд-стрит стояло несколько домов из красного кирпича с гаражами на две машины и двориками, обнесенными кирпичной стеной. Перед домами – зеленые лужайки, клумбы, дорожки. Как раз подходящее место для международного торговца оружием.
      Машина-ветер несколько осложняла наблюдение в этом районе. По правде говоря, здесь любое наблюдение вызвало бы осложнения. Чужую машину, стоящую на одном месте слишком долго, наверняка заметят. Равно как и постороннюю женщину, шатающуюся вдоль домов.
      В доме Рамоса все окна были задернуты шторами, так что невозможно было сказать, есть кто дома или нет. Его дом оказался вторым в ряду пяти одинаковых домов, из-за которых выглядывали деревья. Строители оставили здесь зеленый пояс.
      Я медленно объехала район, потом еще раз проехала мимо дома Рамоса. Никаких перемен. Я набрала номер пейджера Рейнджера, и через пять минут получила звонок.
      – Что конкретно ты хочешь, чтобы я делала? – спросила я. – Я перед его домом, но отсюда ничего не видно, да и болтаться мне здесь дольше не следует. Спрятаться негде.
      – Приезжай еще раз, только позже, когда стемнеет. Посмотри, не наведается ли кто к нему.
      – А чем он весь день занимается?
      – Разными делами, – сказал Рейнджер. – У семьи есть участок в Диле. Когда старший Рамос живет здесь, все дела обделываются на побережье. До пожара Ганнибал чаще обретался в том доме в центре города. У него там был офис на четвертом этаже.
      – На какой машине он ездит?
      – Темно-зеленом «Ягуаре».
      – Он женат?
      – Когда живет в Санта-Барбаре.
      – Что-нибудь еще?
      – Да, – сказал Рейнджер. – Будь осторожна.
      Рейнджер отключился, но телефон тут же снова зазвонил.
      – Бабушка с тобой? – спросила мать.
      – Нет, я работаю.
      – Тогда где же она? Я звонила тебе на квартиру, там никто не отвечает.
      – У бабушки с утра урок вождения.
      – Пресвятая богородица!
      – А потом она собиралась встретиться с Мелвиной.
      – Ты должна за ней присматривать. О чем ты только думаешь? Эта женщина не умеет водить машину! Она поубивает невинных людей.
      – Не волнуйся. Там же инструктор рядом.
      – «Инструктор!» Какой инструктор сможет справиться с нашей бабушкой? И как насчет ее пистолета? Я везде смотрела, но не нашла.
      У бабули был длинноствольный пистолет 45-го калибра, который она прятала от матери. Она получила его от Элси, а та в свою очередь купила его на распродаже. Весьма вероятно, что пушка у бабули в сумке. Она утверждала, что пистолет придает сумке вес – вдруг ей придется отбиваться от грабителя. Возможно, в этом есть доля правды, но лично мне всегда казалось, что бабке просто нравится воображать себя Клинтом Иствудом.
      – Не хватало только, чтобы она ездила по городу с пистолетом! – взволновалась моя матушка.
      – Ладно, – сказала я. – Я с ней поговорю. Но ты сама знаешь, как она относится к пистолету.
      – За что мне все это? – возопила мама. – За что?
      Ответа на этот вопрос я не знала, поэтому отключилась. Я припарковала машину, добрела до последнего дома и свернула на асфальтовую велосипедную дорожку. Она проходила как раз через зеленую полосу позади дома Ганнибала, и мне хорошо были видны окна второго этажа. К сожалению, смотреть было не на что из-за опущенных жалюзи. Забор закрывал от меня окна первого этажа. А я готова была поспорить на что угодно, что окна первого этажа не зашторены. Там нет смысла задергивать шторы. Никто не может в них заглянуть. Разве что кто-нибудь заберется на кирпичную стену и усядется там, как Шалтай-Болтай, в ожидании неприятностей.
      Я решила, что неприятности могут подождать, если Шалтай полезет на стену ночью, в темноте, когда никто не увидит. Посему я проследовала дальше по дорожке до конца, вернулась, села в машину и отбыла восвояси.

* * *

      Когда я подъехала к залоговой конторе, Лула стояла в дверях.
      – Ладно, я сдаюсь, – сказала она. – Это что такое?
      – «Роллсваген».
      – И в нем несколько вмятин.
      – Моррис Мансон выражал свое недовольство.
      – Это его работа? Ты его привезла?
      – Решила отложить удовольствие на потом.
      Лула выглядела так, будто решила заработать себе грыжу, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться вслух.
      – Ну, нам таки придется взять его за задницу. Надо же, нахал какой, повредил «Роллсваген». Эй, Конни, – закричала она, – ты должна посмотреть на машину, на которой приехала Стефани. Самый настоящий «Роллсваген».
      – Мне его дали взаймы, – объяснила я. – Пока страховку не получу.
      – А что это за загогулины по кузову?
      – Ветер.
      – Ах да, – сказала Лула. – Как это я не догадалась.
      Из-за угла вывернул блестящий черный джип «Чероки» и остановился прямо за «Роллсвагеном». Из него вылезла Джойс Барнхардт. На ней были черные кожаные брюки, черный кожаный жилет, в который едва вмещались ее сиськи шестого размера, черная кожаная куртка и черные сапоги на высоком каблуке. Волосы ярко-красного цвета, зачесаны высоко и подвиты. Глаза густо подведены, на ресницах – тонна туши.
      – Слышала, они в тушь, удлиняющую ресницы, кладут крысиные волоски, – заметила Лула. – Надеюсь, ты прочитала, что туда входит, когда покупала?
      Джойс уставилась на машину-ветер.
      – Что, в город цирк приехал? Это ведь клоунская машина, верно?
      – Это единственный в своем роде «Роллсваген», – сказала Лула. – У тебя какие-то проблемы?
      Джойс улыбнулась.
      – У меня одна проблема – решить, на что я потрачу деньги, которые получу за поимку Рейнджера.
      – Да, конечно, – заметила Лула. – У тебя много времени на размышления.
      – Увидишь, – сказала Джойс. – Я всегда достаю своего мужчину.
      И собаку, и козла, и овощи... и чужого мужа тоже.
      – Ну, мы бы с радостью стояли тут и болтали с тобой, Джойс, – сказала Лула, – но у нас есть занятие поинтереснее. Нам надо поймать и задержать одного типа, за которого внесен огромный залог.
      – И вы отправитесь в этой клоунской машине? – спросила Джойс.
      – Мы поедем в моей, – сообщила Лула. – Мы всегда берем мою машину, когда нам предстоит серьезная работа.
      – Я должна поговорить с Винни, – заявила Джойс. – Кто-то неправильно написал адрес на залоговом заявлении Рейнджера. Я проверила, там пустырь.
      Мы с Лулой переглянулись и улыбнулись.
      – Надо же, – притворно удивилась Лула.
      Никто не знал, где живет Рейнджер. На его водительских правах был указан адрес приюта для мужчин на Пост-стрит. Маловероятно для человека, который владеет офисными помещениями в Бостоне и ежедневно общается со своим биржевым маклером. Время от времени мы с Лулой делали не слишком энергичные попытки выследить его, но все они не увенчались успехом.
      – Так что ты решила? – спросила Лула, когда Джойс скрылась в офисе. – Хочешь прищучить Морриса Мансона?
      – Не знаю. Он вроде с приветом.
      – Ха, – сказала Лула. – Я его не боюсь. Думаю, вполне могу схватить его за тощую задницу. Он ведь в тебя не стрелял?
      – Нет.
      – Тогда он не такой псих, как многие жители моего квартала.
      – И ты готова рискнуть и поехать за ним на своей тачке, хотя видишь, что он натворил с моей машиной?
      – Твоя машина отпадает, мне с моими габаритами туда не влезть. Тебе понадобится открывалка, чтобы выковырять меня оттуда. К тому же в этой твоей смешной машине всего два места, на них будем сидеть мы. Допустим, если мы скрутим Мансона, мы можем привязать его к крыше. Не самая плохая мысль, но это нас сильно задержит.
      Лула подошла к выдвижным ящикам с досье и пнула нижний справа. Ящик вывалился, Лула достала оттуда «глок» 40-го калибра и опустила его в свою сумку.
      – Не стрелять! – решительно заявила я.
      – Ну конечно, разве я не знаю, – согласилась Лула. – Это я для понта.

* * *

      К тому времени, как мы выехали на Рокуэлл-стрит, в животе у меня похолодело, а сердце отбивало в груди степ.
      – Не больно ты хорошо выглядишь, – заметила Лула.
      – Наверное, меня укачивает в машине.
      – Тебя никогда не укачивало в машине.
      – Укачивает, если я еду за мужиком, который только что бросался на меня с монтировкой.
      – Не волнуйся. В случае чего я прострелю ему задницу.
      – Нет! Я уже сказала, никакой стрельбы.
      – Ну конечно, но эта пушка вроде страхования жизни.
      Я попыталась строго взглянуть на нее, но лишь тяжело вздохнула.
      – Где его дом? – поинтересовалась Лула.
      – Вон тот, с зеленой дверью.
      – Трудно сказать, есть там кто-нибудь или нет.
      Мы дважды проехали мимо, затем по боковой дороге объехали дом и остановились у гаража Мансона. Я вылезла и заглянула в грязное окно. «Краун Виктория» стояла на месте. Черт.
      – План будет такой, – сказала я Луле. – Ты идешь к парадной двери. Он тебя никогда не видел, так что ничего не заподозрит. Скажи ему, кто ты и что он должен поехать с тобой в город. Он побежит к своей машине через заднюю дверь, тут я его поймаю и надену наручники.
      – Вроде нормально. Если будут проблемы, ори изо всех сил, я прибегу.
      Лула отъехала, а я на цыпочках пробралась к задней двери Мансона и прижалась спиной к стене дома, чтобы он не мог меня видеть. Достала перечный баллончик, проверила, работает ли он, и стала ждать, когда Лула постучит в дверь.
      Через пару минут послышался стук, затем приглушенный разговор, потом я услышала шаги в направлении задней двери и звук отпираемого замка. Дверь распахнулась, и появился Моррис Мансон.
      – Стоять, – приказала я, ногой захлопывая за ним дверь. – Не двигаться. Пошевелишься, получишь полную порцию перца в рожу.
      – Ты! Ты! Ты меня заманила в ловушку!
      Баллончик я держала в левой руке, а наручники в правой.
      – Повернись, – велела я, – руки вверх, ладони на стену.
      – Ненавижу! – завизжал он. – Ты точно как моя бывшая жена. Пронырливая, лживая, отвратительная сука. Ты даже на нее похожа. Такие же вьющиеся дурацкие волосы.
      – Дурацкие волосы? Не поняла?
      – Я хорошо жил, пока эта сука все не испортила. У меня был большой дом и хорошая машина. И стереосистема.
      – И что случилось?
      – Она меня бросила. Спросила, что со мной скучно. Скучный старина Моррис. В один прекрасный день она взяла себе адвоката, подогнала грузовик к дверям и вычистила все. Всю гребаную мебель, всю чертову посуду, каждую долбаную ложку. – Он показал на свой дом. – Вот все, что мне осталось. Этот дерьмовый стандартный домишко и подержанная «Краун Виктория», за которую еще два года платить. После пятнадцати лет на пуговичной фабрике, где я пальцы стер до костей, я ем кашу на ужин в этой крысоловке.
      – Господи!
      – Подожди минуту, – попросил он. – Дай я хоть дверь закрою. Там почти ничего нет, но это все мое имущество.
      – Ладно. Только не делай резких движений.
      Он повернулся ко мне спиной, запер дверь, повернулся и налетел на меня.
      – Ух, – сказал он. – Прости. Потерял равновесие.
      Я отступила.
      – Что это у тебя в руке?
      – Зажигалка. Ты ведь раньше видела зажигалки, верно? Знаешь, как они действуют? – Он щелкнул, и появилось пламя.
      – Брось ее!
      Он помахал зажигалкой.
      – Смотри, какая симпатичная. Знаешь, что это за зажигалка? Уверен, даже не догадываешься.
      – Я сказала, брось ее.
      Он поднес зажигалку к своему лицу.
      – Ты сгоришь. Уже ничего не сможешь сделать.
      – О чем ты? Мама родная! – На мне были джинсы, белая, заправленная в них футболка, а вместо куртки темно-зеленая теплая рубашка. Я взглянула вниз и увидела, что пола моей рубашки уже горит.
      – Сгори! – орал он. – Сгори в аду!
      Я бросила наручники и баллончик и торопливо расстегнула рубашку. Выпуталась из нее, швырнула на землю и затоптала огонь. Пока я топталась на рубашке, Моррис исчез. Я подергала дверь черного хода. Заперто. Послышался звук заводимого мотора. Взглянула на дорожку и увидела удаляющуюся «Краун Викторию».
      Я подобрала рубашку и надела ее. Нижняя правая пола практически отсутствовала.
      Когда я свернула за угол, Лула стояла, опершись на машину.
      – А где Мансон? – уныло спросила она.
      – Сбежал.
      Она наконец обратила внимание на мою рубашку и подняла брови.
      – Могу поклясться, сюда ты приехала в целой рубашке.
      – Не хочу об этом говорить.
      – Похоже, кому-то вздумалось поджарить твою рубашку. Сначала машину, теперь рубашку. Эта неделя может стать для тебя рекордной.
      – Знаешь, я вовсе не обязана это делать, – сообщила я Луле. – Везде полно хорошей работы.
      – Например?
      – В «Макдоналдсе» нанимают людей.
      – Я слышала, еще и жареную картошку бесплатно дают.
      Я подергала переднюю дверь Мансона. Заглянула в окно. Мансон завесил его старой простыней в цветочек, но в середине была дырка. Убогая комната. Потрескавшийся деревянный пол. Продавленная кушетка, прикрытая плешивым покрывалом. Старый телевизор на дешевой металлической подставке. Маленький столик перед кушеткой. Даже с такого расстояния я смогла разглядеть, что он весь облупился.
      – У психа Мансона дела идут неважно, – резюмировала Лула, которая тоже заглянула в комнату. – Мне всегда представлялось, что убийца и насильник должен жить лучше.
      – Он разведен, – объяснила я. – Жена все вычистила.
      – Видишь, пусть это будет уроком. Надо всегда первым поспевать с грузовиком.
      Когда мы вернулись в офис, машина Джойс все еще стояла на парковке.
      – Я-то надеялась, что она уже испарилась, – сказала Лула. – Наверное, она занимается полуденным обслуживанием Винни.
      Моя верхняя губа невольно поползла вверх в улыбке. Ходили слухи, что Винни когда-то был влюблен в утку. А про Джойс говорили, что она любит больших собак. Но почему-то мысль о паре Винни – Джойс была еще более мерзкой.
      К моему великому облегчению, когда мы с Лулой вошли, Джойс сидела на диване в приемной.
      – Знала, что вы, две неудачницы, скоро вернетесь, – сказала она. – Не смогли его взять, так?
      – У Стеф произошел несчастный случай с рубашкой, – объяснила Лула. – Вот мы и решили не преследовать нашего парня.
      Конни сидела за своим столом и красила ногти.
      – Джойс считает, вы знаете, где живет Рейнджер.
      – Разумеется, знаем, – ответила Лула. – Только не скажем Джойс, мы ведь наслышаны, что она любит всего добиваться сама.
      – Лучше говори, – заявила Джойс, – не то я пожалуюсь Винни, что ты утаиваешь информацию.
      – Ой, – воскликнула Лула, – как ты меня напугала!
      – Не знаю, где он живет, – вмешалась я. – Никто этого не знает. Но я как-то случайно слышала его разговор по телефону. Он говорил с сестрой, она живет на Стейтен-Айленде.
      – А зовут ее как?
      – Мари.
      – Мари Менозо?
      – Чего не знаю, того не знаю. Может, она замужем. Но, думаю, найти ее будет нетрудно. Она работает на фабрике верхней одежды на Мако-стрит.
      – Я исчезаю, – сообщила Джойс. – Если что-нибудь еще вспомнишь, позвони мне по сотовому. У Конни есть номер.
      В офисе стояла полная тишина, пока мы не увидели, как отъехал джип Джойс.
      – Стоит ей здесь появиться, – сказала Конни, – как я ощущаю запах серы. Такое впечатление, что на диване сидит антихрист.
      Лула внимательно посмотрела на меня.
      – У Рейнджера действительно есть сестра на Стейтен-Айленде?
      – Все возможно. – Но маловероятно. Потому что, если подумать, так на Мако-стрит, может, и вообще нет фабрики верхней одежды.

      – Вот это да, – сказала Лула, глядя поверх моего плеча. – Не оглядывайся, но сюда идет твоя бабушка.
      Брови у меня поползли вверх.
      – Моя бабушка?
      – Черт, – произнес Винни где-то в глубине своего кабинета. Послышались шаркающие шаги. Дверь кабинета захлопнулась, замок с лязгом закрылся.
      Тут и вправду вошла бабушка и огляделась по сторонам.
      – Ну и дыра, – заявила она. – Ничего другого и не приходится ожидать от семейки Плам.
      – Где Мелвина? – поинтересовалась я.
      – Она тут рядом, в магазине. Я подумала, раз уж мы тут оказались, стоит зайти и поговорить с Винни о работе.
      Мы все дружно повернулись к закрытой двери Винни.
      – Какую работу вы имеете в виду? – спросила Конни.
      – Охотницы за сбежавшими преступниками, – объявила бабушка. – Я хочу хорошо заработать. У меня есть пушка и все, что надо.
      – Эй, Винни, – крикнула Конни. – К тебе пришли.
      Дверь открылась, Винни высунул голову и злобно взглянул на Конни. Затем обратил свое внимание на бабушку.
      – Эдна, – сказал он, стараясь улыбнуться, но без особого успеха.
      – Винсент, – ответила бабушка, сладко улыбаясь.
      Винни перенес вес тела с одной ноги на другую, горя желанием сбежать, но понимая, что это бесполезно.
      – Что я могу для тебя сделать, Эдна? Хочешь взять кого-нибудь под залог?
      – Ничего подобного. Я подумывала о работе, вот и решила, что не возражала бы стать охотницей за беглыми преступниками.
      – Это ты плохо придумала, – сказал Винни. – Очень плохо.
      Бабушка сразу ощетинилась.
      – Уж не думаешь ли ты, что я слишком стара?
      – Нет! Ничего подобного. Дело в твоей дочери, с ней случится припадок. В смысле, я ничего плохого про Эллен сказать не хочу, но ей эта идея не придется по душе.
      – Эллен – замечательный человек, – заявила бабушка, – но начисто лишена воображения. Как и ее отец, да упокоит господь его душу. – Она сжала губы. – Он был как заноза в задней части.
      – Называйте вещи своими именами, – посоветовала Лула.
      – Так как? – обратилась бабушка к Винни. – Я получу работу?
      – Ничего не могу сделать, Эдна. Я бы и рад тебе помочь, но эта работа требует специальных навыков.
      – У меня полно навыков, – сообщила бабушка. – Я умею стрелять, ругаться, и я могу высмотреть все, что угодно. Кроме того, у меня есть права. Я имею право на работу. – Она строго взглянула на Винни. – Я тут не вижу, чтобы у тебя работали пожилые люди. Ты не предоставляешь всем равные возможности. Это дискриминация стариков. Я еще подумаю, не напустить ли на тебя ААП.
      – ААП – это Американская ассоциация пенсионеров, – сказал Винни. – "П" означает «пенсионеров». Они не занимаются работающими людьми.
      – Ладно, – сказала бабушка, – тогда вот что. Как тебе понравится, если я сяду на этот диван и буду сидеть, пока не умру с голода?
      Лула хмыкнула.
      – Твердый орешек, ничего не скажешь.
      – Я об этом подумаю, – пообещал Винни. – Ничего не обещаю, но, возможно, если что-нибудь подвернется... – Он нырнул в кабинет, закрыл дверь и запер ее.
      – Ну, неплохо для начала, – сказала бабушка. – Мне пора, надо посмотреть, как там Мелвина. У нас куча планов на сегодня. Надо посмотреть несколько квартир, а потом мы собирались заглянуть к Силве на дневной показ. Он как раз обработал Маделин Кратчман, и я слышала, что выглядит она превосходно. Долли сделала ей прическу и слегка подкрасила волосы, чтобы лучше оттенить цвет лица. Сказала, что если мне понравится, она сможет сделать то же самое для меня.
      – Плюньте три раза, – посоветовала Лула.
      Бабушка и Лула пожали друг другу руки, и бабуля удалилась.
      – Что-нибудь новенькое есть о Рейнджере или Гомере Рамосе? – спросила я Конни.
      Конни открыла бутылочку с лаком для ногтей.
      – В Рамоса стреляли с близкого расстояния. Некоторые говорят, что похоже на казнь.
      Конни была родом из семьи, которой было много известно про казни. Джимми Покойник – ее дядюшка. Я не знаю его настоящего имени. Я только знаю, что если Джимми тебя ищет, то все, ты покойник. Я выросла на рассказах о Джимми Покойнике точно так же, как другие дети вырастают на рассказах о Питере Пэне. Джимми Покойник – знаменитость в нашем районе.
      – А что полиция? Они что думают? – спросила я.
      – Они ищут Рейнджера, причем всерьез.
      – Как свидетеля?
      – Насколько я могу судить, он подойдет им в любом качестве.
      Конни и Лула взглянули на меня.
      – Ну?
      – Что ну?
      – Ты прекрасно знаешь что.
      – Не уверена, но не думаю, что он мертв, – сказала я. – Такое у меня чувство.
      – Ха! – воскликнула Лула. – Так и знала. Интересно, когда у тебя возникло это чувство, ты голая была?
      – Нет!
      – Плохо, – сказала Лула. – Я бы обязательно разделась.
      – Мне пора, – заявила я. – Надо сообщить Лунатику плохие новости насчет его машины.

* * *

      Лунатик обладал одним достоинством – он всегда был дома. Плохо другое: дом-то был населен, но голова часто оставалась пустой.
      – Bay, – воскликнул он, открывая дверь. – Я что, снова позабыл явиться?
      – Ты должен явиться в суд через две недели.
      – Клево.
      – Я хотела поговорить с тобой насчет машины. Понимаешь, она слегка помялась. И задней фары нет. Но я все починю.
      – Эй, да не бери в голову. Случается.
      – Может быть, мне потолковать с владельцем?
      – Дилером.
      – Ну да, дилером. Где он живет?
      – Последний дом на улице. У него гараж, дружок. Можешь ты понять? Гараж. – Поскольку я провела всю зиму, соскабливая лед со стекол моей машины, я могла понять воодушевление Лунатика насчет собственного гаража. Я тоже считала, что гараж – вещь замечательная.
      До конца квартала было около четверти мили, поэтому мы поехали на машине.
      – Ты считаешь, он дома? – спросила я Лунатика, когда мы подъехали.
      – Дилер всегда дома. Иначе как он сможет заключать сделки?
      Я нажала на кнопку звонка, и дверь мне открыл Даги Крупер. Я училась с ним в одной школе, но уже много лет его не видела. Больше того, до меня доходили слухи, что он переехал в Арканзас и умер.
      – Господи, Даги, – сказала я. – Я думала, ты помер.
      – Ну, я просто хотелпомереть. Мой папашка двинулся в Арканзас, я за ним. Но скажу тебе сразу – Арканзас мне не по душе. Никакой жизни, ты меня понимаешь? А до океана надо добираться несколько дней.
      – Так ты теперь дилер?
      – Да. Я – дилер. Я тот, кто тебе нужен. Хочешь что-нибудь – у меня есть все. Мы заключаем сделку.
      – У меня плохие новости, Даги. Машина-ветер попала в беду.
      – Девочка, сама эта машина – чистая беда. Сначала вроде показалось – неплохая идея, но продать я ее так никому и не смог. Раз уж ты приволокла ее назад, пожалуй, я столкну ее с моста. Если, конечно, ты не захочешь ее купить.
      – Она мне не совсем подходит. Слишком запоминающаяся. Мне нужна машина, которая совершенно незаметна.
      – Машина-невидимка. У дилера может оказаться именно такая машина, – заявил Даги. – Пошли за дом, я тебе кое-что покажу.
      За домом рядами стояли машины. Во дворе, на дороге, в гараже.
      Даги подвел меня к черному «Форду-Эскорту».
      – Вот тебе абсолютно незаметная машина.
      – Сколько ей лет?
      – Я точно не знаю, но несколько миль она уже накрутила.
      – Разве на техническом паспорте нет года выпуска?
      – У этой машины нет технического паспорта.
      – Гмм.
      – Если тебе нужна тачка с техническим паспортом, придется платить дороже, – сказал Даги.
      – На сколько дороже?
      – Я уверен, мы сможем договориться. Ведь я же дилер, в конце концов.
      Даги Крупер в моем выпускном классе был изгоем. Он не ходил на свидания, не занимался спортом, даже не ел по-человечески. Величайшим его достижением в средней школе была способность втягивать кока-колу через нос с помощью соломинки.
      Лунатик бродил вокруг нас, дотрагиваясь то до одной машины, то до другой, – определял карму.
      – Вот то, что надо, – сказал он, останавливаясь у маленького джипа цвета хаки. – У этой машины есть защитные свойства.
      – Ты имеешь в виду ангелов-хранителей?
      – Скорее, я имею в виду ремни безопасности.
      – А у этой тачки есть технический паспорт? – спросила я Даги. – Она вообще ездит?
      – Я почти уверен, что ездит, – ответил Даги.
      Тридцать минут спустя я уже была обладательницей двух пар новых джинсов и часов, но только не новой машины. Даги очень хотел заключить сделку и на покупку микроволновки, но у меня уже была одна дома.
      День еще только начинался, погода стояла терпимая, поэтому я направилась пешком к дому своих родителей, чтобы взять взаймы «Бьюик» дяди Сандора 53-го года выпуска. За него не надо было платить, он все еще ездил, и на него имелся технический паспорт. Я пыталась уговорить себя, что машина клевая. Классическая. Дядя Сандор покупал ее новой, и она все еще пребывала в великолепном состоянии, чего нельзя сказать о дяде Сандоре, находившемся глубоко под землей. Серо-синяя с белым, отделанная хромом, с мощным двигателем. Я надеялась, что к тому времени как бабуля получит права и ей понадобится «Бьюик», я получу свою страховку. Еще я надеялась, что это произойдет быстро, поскольку я ненавидела эту машину.
      Когда я, наконец, двинулась домой, солнце уже садилось. Парковочная площадка перед моим домом была забита, и единственное свободное место оказалось рядом с черным «Линкольном». Я поставила «Бьюик», и тут же одно окно в «Линкольне» опустилось.
      – Что я вижу? – удивился Митчелл – Еще одна машина? Ты случайно не пытаешься нас запутать?
      Ха, если бы это было так просто!
      – У меня некоторые проблемы с машинами.
      – Если ты в ближайшее время не найдешь Рейнджера, у тебя могут возникнуть проблемы со смертельным исходом.
      Кто знает, может. Митчелл и Хабиб крутые парни, но я почему-то не затряслась от страха. Они не шли ни в какое сравнение с психом Моррисом Мансоном.
      – Что случилось с твоей рубашкой? – поинтересовался Митчелл.
      – Кое-кто пытался меня поджечь.
      Он покачал головой.
      – Совсем люди с ума посходили. Сегодня не помешало бы иметь глаза на затылке.
      И это из уст парня, который только что пригрозил меня убить.
      Я вошла в вестибюль, оглядываясь, нет ли где Рейнджера. Открылись двери лифта, я заглянула. Пусто. Не знаю, что я почувствовала – облегчение или разочарование. В холле на моем этаже тоже никого не наблюдалось. Увы, дальше дело обстояло иначе. Бабушка выглянула из кухни, стоило мне только открыть дверь квартиры.
      – Как раз вовремя, – заявила она. – У меня готовы свиные отбивные, только на стол осталось поставить. Еще я сварганила макароны с сыром. Вот овощей у нас нет. Раз уж твоей матери здесь нет, я решила, что мы можем есть все, что захотим.
      Обеденный стол был прекрасно накрыт: всякие там ножи-вилки, салфетки, сложенные треугольником.
      – Bay, – изумилась я. – Приятно поужинать в такой обстановке.
      – Я бы еще лучше справилась, но у тебя всего одна кастрюля. А что случилось с набором посуды, которую тебе подарили на свадьбу?
      – Выбросила, когда застала Дикки за занятием... ну, ты знаешь, чем, с Джойс.
      Бабушка принесла и поставила на стол макароны с сыром.
      – Это я могу понять. – Она села и положила себе свиную отбивную. – Мне надо поторапливаться. У нас с Мелвиной днем не хватило времени, чтобы зайти на показ, вот мы и решили зайти вечером. Можешь пойти с нами.
      Среди моих любимых занятий визиты к покойникам следуют разве что за втыканием вилки в глаз.
      – Спасибо, но у меня еще есть работа. Надо кое за кем последить, один друг попросил.

* * *

      Когда бабуля ушла, я посмотрела по телику «Симпсонов», потом «Нэнни», затем полчаса новостей, и все для того, чтобы отвлечься от мыслей о Рейнджере. Имелся у меня в голове такой противный маленький уголок, в котором угнездилось сомнение в невиновности Рейнджера в убийстве Рамоса. А все остальные мозги распухли от беспокойства по поводу его возможного убийства или ареста до того, как найдут настоящего убийцу. Мое согласие на слежку еще больше все осложняло. Рейнджер был звездой в хозяйстве Винни, но он одновременно занимался разным бизнесом, иногда даже легальным. Я и раньше с переменным успехом работала на Рейнджера. Но потом отказалась от этого, решив, что не в наших общих интересах становиться партнерами. Сейчас, похоже, настало время, когда надо было сделать исключение. Хотя я никак не могла понять, зачем ему моя помощь. У меня не было особых талантов или бесценного опыта. С другой стороны, на меня можно было положиться, и мне частенько сопутствовало везение, к тому же я была ему по карману.
      Когда почти стемнело, я переоделась. Облегающие эластичные шорты для бега, черная футболка, кроссовки, черная куртка с капюшоном и в довершение – небольшой перечный баллончик. Если меня накроют за слежкой, я всегда смогу сказать, что просто бегаю вечерами. В нашем штате этой отговоркой пользуется каждый извращенец, заглядывающий в чужие окна, и это всегда срабатывает.
      Я дала Рексу кусочек сыра и пояснила, что мне надо на пару часиков отлучиться. Выйдя на улицу, я принялась разыскивать «Хонду-Сивик», потом вспомнила, что она сгорела. Затем стала искать машину-ветер, но и тут дала маху. Наконец с глубоким разочарованным вздохом я направилась к «Бьюику».
      Вечерами Фенвуд-стрит становится очень милой и уютной улицей. В окнах домов горит свет, освещены также дорожки, ведущие к большим домам. Тишина и покой.
      Шторы у Ганнибала Рамоса были все еще задернуты, но сквозь щель пробивался свет. Я объехала квартал и припарковала «Бьюик» у велосипедной дорожки, по которой я прогуливалась несколькими часами раньше.
      Я немного поразмялась, попрыгав на месте на случай, если кто-то за мной наблюдает и прикидывает, не веду ли я себя подозрительно. Потом медленно побежала по дорожке для велосипедистов, проходящей по ничейной территории. Здесь было значительно темнее. Я подождала, пока привыкнут глаза. В каждом личном заборе имелась дверь. Я тихонько пошла вперед, считая двери, пока не дошла до той, которая, как мне казалось, имела отношение к собственности Ганнибала. В окнах верхнего этажа света не было, но даже через забор можно было заметить, что окна нижнего этажа освещены.
      Я подергала дверь. Заперто. Кирпичный забор возвышался футов на семь. Гладкий такой кирпич, не залезешь. Ни рукой не зацепишься, ни ногой не обопрешься. Я огляделась, нет ли какой подставки под ноги. Ничегошеньки. Я присмотрелась к росшей рядом сосне. Ее несколько искривил забор, прижав нижние ветви, но верхние свисали над двором Рамоса. Если я сумею забраться на сосну, в ветвях, в темноте меня не будет видно, а я смогу понаблюдать за домом. Я зацепилась за нижнюю ветку и вскарабкалась на нее. Поднялась еще на пару футов и была вознаграждена видом заднего двора Рамоса. Вдоль забора – клумбы, засыпанные мульчей. Перед задней дверью – небольшая площадка, выложенная камнями. На остальном пространстве росла трава.
      Как я и надеялась, окна, выходящие во двор, не были зашторены. Через двойное окно виднелась кухня. Дверь, выходящая на задний двор, вела в столовую. За ней виднелась часть еще одной комнаты, скорее всего гостиной, но точно трудно было сказать. Людей в пределах видимости не наблюдалось.
      Я некоторое время сидела и смотрела, но ничего не происходило. В соседних домах тоже тихо. Скукотища. Никого на велосипедной дорожке. Никто не гуляет с собакой. Никто не катается на велосипеде. Слишком темно. Вот почему я так люблю наблюдать. Ничего никогда не происходит. Затем у вас возникает острая нужда воспользоваться туалетом, и за это время убивают сразу двоих.
      Через час задница у меня затекла, ноги свело судорогой. Пошло оно все, наконец определилась я. Тем более что я не знаю, что, собственно, я должна увидеть.
      Я повернулась, чтобы слезть, потеряла равновесие и шлепнулась на землю. Плюх. Плашмя. Прямо во двор Ганнибала.
      Зажглись огни на заднем дворе, выглянул Ганнибал.
      – Какого черта? – спросил он.
      Я пошевелила пальцами и дернула ногами. Вроде все цело.
      Ганнибал стоял надо мной, уперев руки в боки, и явно жаждал объяснений.
      – Я с дерева свалилась, – сказала я. Это было ясно и без моих слов, поскольку я вся была усыпана иголками и обломками веток.
      Ганнибал молча ждал.
      Я с трудом поднялась на ноги.
      – Пыталась уговорить кота слезть. Он там весь день сидит.
      Он поднял глаза на дерево.
      – Там твой кот? – Судя по интонации, он не поверил ни одному моему слову.
      – Наверное, он спрыгнул, когда я свалилась.
      Ганнибал Рамос мог похвастать калифорнийским загаром и излишней полнотой. Я видела его фотографии, потому не удивилась. Чего я не ожидала, так это глубокой усталости на лице. Хотя он ведь только что потерял брата, это не могло не сказаться. Редкие волосы говорили о близкой лысине. Глаза за очками в черепаховой оправе смотрели на меня оценивающе. На нем были серые брюки от костюма, которые давно следовало проутюжить, и тоже мятая белая рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами. Мистер Средней Руки Бизнесмен после трудового дня в офисе. На вид ему было чуть за сорок.
      – Полагаю, он убежал? – осведомился Рамос.
      – Господи, надеюсь, что нет. Я устала за ним гоняться. – Вру я круто. Сама порой удивляюсь.
      Ганнибал открыл дверь в заборе и бегло осмотрел велосипедную дорожку.
      – Плохие новости. Кота не вижу.
      Я заглянула ему через плечо.
      – Кис-кис-кис, – позвала я. Чувствовала я себя довольно глупо, но пути назад не было.
      – Знаете, что я думаю? – спросил Ганнибал. – Думаю, что никакого кота нет. Думаю, что вы залезли на дерево, чтобы шпионить за мной.
      Я разыграла полное недоумение. Почти как... ну, да ладно.
      – Послушайте, – сказала я, протискиваясь мимо него к двери, – мне надо идти. Я еще должна отыскать кота.
      – Какого он цвета?
      – Черный.
      – Желаю удачи.
      По дороге к велосипедной тропе я заглянула под несколько кустов.
      – Эй, кис-кис-кис.
      – Не хотите ли дать мне свой адрес и номер телефона на случай, если я увижу кота? – предложил Ганнибал.
      Наши глаза на мгновение встретились, и мое сердца пропустило удар.
      – Нет, – сказала я, – не думаю, что стоит это делать. – И я ушла, двигаясь в направлении, противоположном тому, откуда пришла.
      Я прошла по велосипедной дорожке, обогнула квартал, перешла через улицу и остановилась напротив дома Ганнибала, размышляя о том, что он может из себя представлять. Если бы я встретила его на улице, приняла бы за страхового агента. Или менеджера среднего звена. Мне бы и в голову не пришло, что он коронованный принц черного рынка оружия.
      В одном из окон второго этажа мелькнул свет. Коронованный принц, возможно, переодевается во что-то более удобное. Спать ложиться еще рано, да и свет на первом этаже горит. Я уже совсем было решила уходить, когда на улице показалась машина и подъехала к воротам Ганнибала.
      За рулем – женщина. Лица не видно. Водительская дверь распахнулась, и появилась изящная нога в тонком чулке, за ней и все потрясающее тело в темном костюме. Короткие светлые волосы. Под мышкой кейс.
      Я списала номер машины, достала из бардачка мини-бинокль и прокралась к забору сзади дома Рамоса. Пока все тихо. Наверное, Ганнибал считает, что основательно напугал меня. Я что хочу сказать – какой идиот станет подкрадываться к его дому дважды за одну ночь?
      Не идиот, так идиотка, вот кто.
      Я залезла на дерево почти бесшумно. Во второй раз это было легче. Знала, куда направляюсь. Нашла свой насест и достала бинокль. К сожалению, смотреть особо было не на что. Ганнибал с гостьей находились в передней комнате. Я могла видеть только его спину, но женщина не попадала в поле моего зрения. Через несколько минут послышался хлопок закрываемой двери и гул мотора отъезжающей машины.
      Ганнибал вошел в кухню, достал из стола нож и с его помощью вскрыл письмо. Вынул листок и прочел. Никакой реакции. Он аккуратно вернул письмо в конверт и положил его на кухонный стол.
      Потом повернулся к окну. Казалось, он о чем-то размышляет. Затем двинулся к двери, открыл ее и уставился на мою сосну. Я замерла, даже дышать боялась. Не может он меня видеть, думала я. Здесь так темно. Сейчас он вернется в дом. Как же я ошибалась! Он поднял руку, щелкнул фонариком, и луч света ударил мне в глаза.
      – Кис-кис-кис, – забормотала я, прикрывая глаза ладонью от света.
      Он поднял другую руку, и я увидела пистолет.
      – Слазь, – приказал он, направляясь ко мне. – Медленно.
      Как же, жди. Я слетела с ветки, ломая ветви, приземлилась на ноги, которые уже бежали.
      Цвиг! Звук пули, покинувшей пистолет с глушителем, ни с чем не спутаешь.
      Как правило, я себя слишком резвой не считаю, но по дорожке я неслась со скоростью света. Прямиком к машине, запрыгнула внутрь и с ревом укатила. :
      Несколько раз я поглядывала в зеркало заднего обзора, нет ли погони. Уже ближе к дому я свернула на Мейкфилд-стрит, доехала до угла, выключила фары и стала ждать. Ни одной машины поблизости, Я снова включила фары и заметила, что мои руки почти перестали трястись. Решила, что это хороший признак, и поехала домой.
      Когда я сворачивала на свою парковочную площадку, в свете фар заметила Морелли. Он привалился к своей машине, скрестив руки на груди. Выражение его лица сменилось со скучающего на мрачно заинтересованное.
      – Снова на «Бьюике» ездишь? – спросил он.
      – Временно.
      Он оглядел меня с ног до головы и вытащил сосновую веточку из моих волос.
      – Даже спрашивать боюсь.
      – Слежка.
      – Ты вся липкая.
      – Смола. На сосне сидела.
      Он усмехнулся.
      – Я слышал, на пуговичной фабрике набирают рабочих.
      – Что тебе известно о Ганнибале Рамосе?
      – О боже, только не говори, что ты следишь за Ганнибалом Рамосом. Он на самом деле очень нехороший парень.
      – Он не кажется плохим. Так, обыкновенным. – Пока не наставит на вас пушку.
      – Не надо его недооценивать. Он правит империей Рамосов.
      – А я думала – отец.
      – Ганнибал занимается текущими делами. Ходили слухи, что старик болен. У него и раньше были проблемы, но мой источник доносит, что он становится все более непредсказуемым, так что семейка наняла нянек, которые следят, чтобы он не улизнул и не потерялся.
      – Болезнь Альцгеймера?
      Морелли пожал плечами:
      – Не знаю.
      Я опустила глаза и обнаружила, что колено у меня поцарапано и кровоточит.
      – Ты можешь влипнуть во что-нибудь действительно нехорошее, помогая Рейнджеру, – заметил Морелли.
      – Кто, я?
      – Ты передала ему мою просьбу связаться со мной?
      – У меня не было возможности. Кстати, если ты оставишь послание на его пейджере, он его получит. Он просто не хочет отвечать.
      Морелли прижал меня к себе.
      – От тебя пахнет, как от соснового бора.
      – Это все смола.
      Он положил руки мне на талию и поцеловал в шею.
      – Очень сексуально.
      Для Морелли все сексуально.
      – Почему бы нам вместе не подняться в квартиру? – спросил он. – Я бы поцеловал больную коленку, сразу бы зажило.
      Соблазнительно.
      – А бабушка?
      – Она не заметит. Скорее всего, крепко спит.
      Тут открылось окно на втором этаже. Мое окно. Высунулась бабка.
      – Это ты, Стефани? Кто это с тобой? Не Джо ли Морелли?
      Джо помахал ей.
      – Добрый вечер, миссис Мазур.
      – Почему вы там торчите? – поинтересовалась бабушка. – Разве не хотите подняться и попробовать десерт? По дороге домой мы забежали в супермаркет, и я купила слоеный пирог.
      – Спасибо, – сказал Джо, – но мне пора домой. У меня завтра утренняя смена.
      – Bay! – удивилась я. – Отказаться от слоеного пирога?
      – Я не пирога хочу.
      Что-то сжалось в низу живота.
      – Ну, себе я кусочек отрежу, – сказала бабушка. – Ужасно есть хочется. Эти показы всегда пробуждают мой аппетит. – Окно закрылось, бабушка исчезла.
      – Не хочешь поехать ко мне? – спросил Морелли.
      – А у тебя есть пирог?
      – У меня есть кое-что получше.
      Чистая правда. Знаю по личному опыту.
      Окно открылось, и снова высунулась бабушка.
      – Стефани, тебе звонят. Хочешь, чтобы я попросила его перезвонить попозже?
      Морелли поднял брови:
      – Его?
      Мы оба подумали: Рейнджер.
      – Кто это? – спросила я.
      – Какой-то парень, зовут Брайан.
      – Наверное, Брайан Саймон, – объяснила я Морелли. – Мне пришлось поплакаться ему в жилетку, чтобы он отпустил Кэрол.
      – Так он звонит тебе насчет Кэрол Забо?
      – Господи, я надеюсь, что так. – Или Брайан решил получить с меня должок. – Сейчас поднимусь, – крикнула я бабушке. – Запиши его номер, скажи, что я перезвоню. Бабушка пробудет здесь от силы еще пару дней, и мы тогда отпразднуем.
      – За пару дней я отгрызу себе руку.
      – Серьезные дела.
      – И не сомневайся, – сказал Морелли. Он поцеловал меня, и я перестала в чем-либо сомневаться. Он запустил руку мне под рубашку, а язык мне в рот и... я услышала, как кто-то засвистел.
      Миссис Файн и мистер Моргенштерн свисали из своих окон и свистели. Их, видимо, привлекли мои с бабушкой крики. Они начали хлопать в ладоши и подбадривать нас.
      Миссис Бенсон открыла свое окно.
      – Что происходит? – спросила она.
      – Секс на парковке, – сообщил мистер Моргенштерн.
      Морелли оценивающе посмотрел на меня.
      – Чего не бывает.
      Я повернулась, бросилась к двери и рысью взбежала по ступенькам. Отрезала себе кусок пирога и позвонила Саймону.
      – В чем дело? – спросила я.
      – Я хочу, чтобы ты оказала мне услугу.
      – Я не занимаюсь сексом по телефону, – сказала я.
      – Мне не нужен телефонный секс. Господи, с чего ты взяла?
      – Не знаю. Как-то само выскочило.
      – Я насчет собаки. Мне надо на пару дней уехать из города, а собаку некому оставить. Ну и, раз ты у меня в долгу...
      – У меня нет своего дома, я живу в квартире! Я не могу взять собаку!
      – Всего на пару дней. Он очень славный.
      – А как насчет собачьего приюта?
      – Он ненавидит приют. Не ест. Расстраивается.
      – Что за собака?
      – Маленькая.
      Черт.
      – Только на два дня?
      – Я завезу его завтра с утра пораньше, а заберу в воскресенье.
      – Не знаю. Ты неудачное выбрал время. У меня сейчас живет бабушка.
      – Он обожает пожилых дам. Богом клянусь. Твоя бабушка придет от него в восторг.
      Я взглянула на Рекса. Я бы не хотела, чтобы он расстраивался и не ел, так что я могла понять, почему Саймон беспокоится насчет пса.
      – Ладно, – согласилась я. – Когда завтра?
      – Около восьми.

* * *

      Я открыла глаза и подумала, сколько же может быть времени. Я лежала на диване, за окном темень, но явственно ощущается запах кофе. На мгновение я запаниковала, не соображая, где нахожусь. Потом мои глаза остановились на стуле, стоящем около дивана. На нем кто-то сидел. Мужчина. В темноте ни черта не разглядишь. Я перестала дышать.
      – Ну, как сегодня прошло? Что-нибудь путное вызнала?
      Рейнджер. Бессмысленно спрашивать, как он сюда попал при закрытых окнах и дверях. Рейнджер всегда найдет способ.
      – Который час?
      – Три.
      – Тебе не приходило в голову, что в это время люди спят?
      – Тут пахнет, как в сосновом лесу, – заметил Рейнджер.
      – Это от меня. Я сидела на сосне за домом Ганнибала, теперь не могу избавиться от смолы, налипшей на волосы.
      Я увидела, как Рейнджер улыбнулся в темноте. Услышала его тихий смех.
      Я села.
      – К Ганнибалу заезжала дама. Приехала около десяти вечера в черном «БМВ». Пробыла у него минут десять, отдала письмо и уехала.
      – Как она выглядела?
      – Короткие светлые волосы. Стройная. Хорошо одета.
      – Номер машины записала?
      – Да, записала. Пока не было возможности проверить.
      Он отпил глоток кофе.
      – Что-нибудь еще?
      – Он вроде бы как меня видел.
      – Вроде бы как?
      – Я упала с дерева к нему во двор.
      Улыбка исчезла.
      – И?
      – Я сказала, что ищу кота, но не уверена, что он поверил.
      – Если бы он знал тебя лучше... – сказал Рейнджер.
      – А во второй раз он поймал меня на дереве, вытащил пушку, ну, я соскочила и убежала.
      – Быстро сообразила.
      – Слушай, – сказала я и постучала пальцем по своему лбу, – здесь еще не все травой заросло.
      Рейнджер снова улыбался.

      – А я думала, ты кофе не пьешь, – сказала я Рейнджеру. – Ведь, если мне не изменяет память, тело твое – храм и все такое прочее...
      Он отпил еще глоток кофе.
      – Это всего лишь маскировка. Подходит к моей стрижке.
      – Ты потом станешь отращивать волосы?
      – Возможно.
      – И тогда перестанешь пить кофе?
      – Ты задаешь слишком много вопросов, – заметил Рейнджер.
      – Просто хочу разобраться.
      Он свободно развалился в кресле, вытянув длинные ноги и положив руки на подлокотники, и не сводил с меня глаз. Поставил чашку на кофейный столик, поднялся с кресла и остановился около дивана. Наклонился и легонько поцеловал меня в губы.
      – Пусть некоторые вещи так и останутся тайной, – сказал он и направился к двери.
      – Эй, подожди минуту, – заторопилась я. – Мне продолжать следить за Ганнибалом?
      – А ты можешь делать это так, чтобы он тебя не пристрелил?
      Я скорчила рожу в темноте.
      – Вижу, – сказал он.
      – Морелли хочет с тобой поговорить.
      – Я позвоню ему завтра. Может быть.
      Входная дверь открылась и щелкнула, закрываясь. Рейнджер ушел. Я протопала к двери и заглянула в «глазок». Рейнджера нигде не было. Я снова набросила дверную цепочку и вернулась на диван. Взбила подушку и забралась под одеяло.
      И стала думать о поцелуе. Как я должна его воспринимать? Дружеский, сказала я себе. Это был дружеский поцелуй. Никакого языка. Без лапанья. Без скрипа зубов от неконтролируемой страсти. Дружеский поцелуй. Вот только дружеским он мне не показался, он показался мне... сексуальным.
      Черт!

* * *

      – Что бы ты хотела на завтрак? – спросила бабушка. – Как насчет вкусной теплой овсянки? Моя бы воля, я бы доела пирог.
      – Ладно, – сказала я, – каша подойдет.
      Едва я успела налить себе кофе, как раздался стук в дверь. Я открыла, и в квартиру ворвалось что-то большое и оранжевое.
      – Милостивый боже! – удивилась я. – Это еще что такое?
      – Золотистый ретривер, – пояснил Саймон. – В целом.
      – Не великоват ли он для золотистого ретривера?
      Саймон втащил в прихожую пятидесятифунтовый мешок еды для собак.
      – Я купил его за фунт, и они мне сказали – золотистый ретривер.
      – Ты же говорил, что собака маленькая.
      – Я соврал. Подай на меня в суд.
      Пес рванул на кухню, сунул нос в бабушкин пах и шумно потянул носом.
      – Надо же, – заметила бабушка. – Похоже, мои новые духи делают свое дело. Надо будет испробовать их на собрании в Ассоциации пенсионеров.
      Саймон оттащил пса от бабушки и протянул мне большой бумажный пакет.
      – Здесь его вещи. Две миски, лакомства, игрушка для жевания, щетка и приспособление для сбора какашек.
      – Приспособление? Послушай, подожди...
      – Я побежал, – сказал Саймон, – а то опоздаю на самолет.
      – Как его зовут? – крикнула я ему вслед.
      – Боб.
      – Надо же, – глубокомысленно заметила бабушка. – Собаку зовут Боб!
      Я налила Бобу в миску воды и поставила на пол в кухне.
      – Он пробудет здесь только пару дней, – сказала я. – Саймон заберет его в воскресенье.
      Бабушка оглядела мешок с собачьим кормом.
      – Что-то великоват мешочек на два дня.
      – Может, он много ест.
      – Если он съест все за два дня, тебе никакое приспособление не понадобится, – заметила бабушка. – Тут потребуется лопата.
      Я отстегнула поводок и повесила его на крючок в прихожей.
      – Ну, что же, Боб, – сказала я, – все будет нормально. Мне всегда хотелось иметь золотистого ретривера.
      Боб замахал хвостом, переводя взгляд с меня на бабушку.
      Бабушка положила нам всем овсянки. Мы взяли свои тарелки и пошли к столу, Боб же остался есть свою порцию на кухне. Когда мы с бабушкой туда вернулись, миска была пуста. Как и картонная коробка, в которой лежал пирог.
      – Наверное, Боб любит сладкое, – сделала вывод бабушка.
      Я погрозила ему пальцем.
      – Это невежливо. К тому же ты растолстеешь.
      Боб завилял хвостом.
      – Похоже, он не слишком умный, – предположила бабушка.
      Достаточно умный, чтобы слопать пирог.
      У бабушки на девять часов был назначен урок вождения.
      – Меня, скорее всего, весь день не будет, – сообщила она. – Так что не волнуйся. После урока я собираюсь в магазин с Луизой Грибер. Потом мы хотели посмотреть еще несколько квартир. Если хочешь, я могу заехать и купить фарша. Я хотела на ужин сделать биточки.
      Я почувствовала угрызения совести. Бабушка взяла на себя всю готовку.
      – Моя очередь, – сказала я. – Я сделаю биточки.
      – Не знала, что ты умеешь готовить.
      – Что ты, – воскликнула я, – я умею готовить кучу блюд. – Чистое вранье! Я совсем не умею готовить.
      Я дала Бобу лакомство из пакета, и мы с бабушкой вышли из квартиры. Не успели мы пройти через холл, как бабуля остановилась.
      – Что это за звук? – спросила она.
      Мы прислушались. С другой стороны двери завывал Боб.
      Миссис Карватт, моя соседка, высунула голову.
      – Что это за звук?
      – Это Боб, – пояснила бабушка. – Он не любит оставаться дома один.
      Через десять минут я была уже в пути, Боб сидел рядом, высунув в окно голову, только уши хлопали на ветру.
      – Вот это да, – заметила Лула, когда мы вошли в офис. – И кто это?
      – Его зовут Боб. Я временно в собачьих няньках.
      – Да? И что это за порода?
      – Золотистый ретривер.
      – У него такой вид, будто он пересидел под феном.
      Я слегка пригладила псу шерсть.
      – Он высовывал голову в окно.
      – Тогда понятно, – заметила Лула.
      Я отпустила Боба с поводка, он подбежал к Луле и проделал свой трюк с обнюхиванием паха.
      – Эй, – сказала Лула, – отойди, а то оставишь отпечатки своего носа на моих новых штанах. – Она погладила Боба по голове. – Если он будет продолжать в том же духе, мы можем отправить его работать на улицу.
      Я воспользовалась телефоном Конни, чтобы позвонить своей подруге Мэрилин Траро, работавшей в полиции.
      – Мне надо проверить один номерной знак, – сказала я. – У тебя есть время?
      – Ты шутишь? Тут человек сорок в очереди стоят. Они видят, что я говорю по телефону, и вот-вот устроят бунт. – Она сменила тон. – Это для какого-то дела? Об убийстве или еще что?
      – Это может быть связано с делом Рамоса.
      – Ты мне лапшу на уши не вешаешь? Вот клево!
      Я продиктовала ей номер.
      – Не вешай трубку, – сказала она. Послышалось кликанье компьютерных клавиш и затем голос Мэрилин: – Номер принадлежит Терри Джилман. Разве она не работает на Вито Гризолли?
      На мгновение я потеряла дар речи. После Джойс Барнхардт я ненавижу Терри Джилман больше всех на свете. Она, мягко выражаясь, бегала за Джо в школе, и у меня было такое чувство, что она не прочь возобновить взаимоотношения. Сейчас Терри работала на своего дядю Вито Гризолли, что несколько мешало развитию ее отношений с Джо, поскольку Джо трудился над искоренением преступности, тогда как Вито занимался прямо противоположным – плодил преступников.
      – Ого, – сказала Лула. – Меня слух не подвел? Ты действительно суешь свой длинный толстый нос в дело Рамоса?
      – Понимаешь, я совершенно случайно...
      Глаза Лулы расширились.
      – Ты работаешь на Рейнджера!
      Из кабинета высунулась голова Винни.
      – Это правда? Ты работаешь на Рейнджера?
      – Нет, это неправда. Здесь нет ни капли правды. – Какого черта – раз соврал, два соврал, какая разница?
      Входная дверь с шумом распахнулась, и в приемную влетела Джойс Барнхардт.
      Лула, Конни и я бросились брать Боба на поводок.
      – Тупая сучка! – орала Джойс. – Ты послала меня черт знает куда. У Рейнджера нет сестры, работающей на фабрике верхней одежды.
      – Может, она уволилась? – предположила я.
      – Ну да, – вступилась за меня Лула, – люди все время меняют работу.
      Джойс опустила глаза и заметила Боба.
      – А это еще что такое?
      – Собака, – сказала я, подтягивая поводок.
      – Почему это у нее шерсть дыбом?
      И это из уст женщины, которая прибавляет себе пять дюймов роста с помощью щетки.
      – Если забыть об этой поездке впустую, – сказала Лула, – то как твои дела с поимкой Рейнджера? Ты его уже выследила?
      – Еще нет, но подбираюсь.
      – Я думаю, ты врешь, – сказала Лула. – Я думаю, у тебя ничего нет.
      – А я думаю, что у тебя нет талии, – парировала Джойс.
      Лула наклонилась к Бобу.
      – Если я сейчас швырну палку, ты мне ее принесешь?
      Боб завилял хвостом.
      – Позже. – Я покрепче ухватилась за поводок.
      Винни снова высунулся из кабинета.
      – Что здесь происходит? Я своих собственных мыслей не слышу.
      Лула, Конни и я переглянулись и прикусили нижние губы.
      – Винни! – заворковала Джойс, направляя на него свой внушительный бюст. – Хорошо выглядишь, Винни.
      – Ну да, ты тоже неплохо выглядишь, – сказал Винни. – Что здесь делает эта собака со странной шерстью?
      – Я ее нянчу, – пояснила я.
      – Надеюсь, тебе за это хорошо платят. Такое впечатление, что он пережил крушение поезда.
      Я почесала Боба за ухом.
      – А мне он кажется забавным. – В доисторическом смысле.
      – Ну, так что здесь происходит? – спросила Джойс. – Для меня есть что-нибудь новое?
      Винни немного подумал, перевел взгляд с Лулы на Конни и удалился в свой кабинет.
      – Ничего нового, – сообщила Конни.
      Джойс прищурилась, глядя на закрытую дверь кабинета.
      – Трус паршивый.
      Винни открыл дверь и уставился на нее.
      – Да, я про тебя, – подтвердила Джойс.
      Винни снова втянул голову в комнату, захлопнул дверь и с грохотом запер ее на замок.
      – Одноклеточный, – заявила Джойс, сделав неприличный жест. Повернулась на своих огромных каблуках и вынесла свой зад из дверей.
      Мы все закатили глаза.
      – Что теперь? – спросила Лула. – Вы с Бобом уже решили, что будете сегодня делать?
      – Ну, сама знаешь... немного здесь, немного там.
      Снова распахнулась дверь кабинета.
      – А как насчет немного Морриса Мансона? – заорал он. – У меня тут не благотворительная лавочка.
      – Этот Мансон – псих, – тоже заорала я. – Он пытался меня поджечь!
      Винни уперся руками в бедра.
      – К чему ты ведешь?
      – Ладно, пусть, – сказала я. – Я поеду за Моррисом Мансоном. А вдруг он меня переедет? Или подожжет? Или разобьет мне голову монтировкой? Это моя работа, так? Вот я и отправляюсь выполнять свою работу.
      – Вот это я понимаю, – сказал Винни.
      – Стой-ка, – вмешалась Лула. – Я этого ни за что не хочу пропустить. Поеду с тобой.
      Она сунула руки в рукава куртки и схватила сумку, такую огромную, что там вполне мог поместиться обрез.
      – Хорошо, – согласилась я, подозрительно разглядывая сумку. – Что у тебя там?
      – «Тех-9».
      Боевое оружие для городских условий.
      – Разрешение у тебя есть?
      – Повтори еще раз.
      – Считай меня сумасшедшей, но мне будет спокойнее, если ты оставишь свой «тех-9» здесь.
      – Ну вот, всегда ты все испортишь, – пожаловалась Лула.
      – Отдай его мне, – предложила Конни, – я его использую как пресс-папье.
      – Ха, – возмутилась Лула.
      Я открыла дверь, и Боб радостно выскочил на улицу. Он остановился около «Бьюика», виляя хвостом и блестя глазами.
      – Смотри, какой умный пес, – сказала я Луле. – Он узнает мою машину, хотя ездил в ней всего один раз.
      – А что случилось с «Роллсвагеном»?
      – Вернула дилеру.
      Солнце уже поднялось довольно высоко, съедая утренний туман и согревая Трентон. В центр города стекались чиновники и работники магазинов. Школьные автобусы вернулись на стоянку в ожидании окончания школьного дня. Домашние хозяйки в Бурге возились у своих плит. А моя приятельница Мэрилин Траро в своем полицейском участке приканчивала уже третью чашку кофе без кофеина и раздумывала, не добавить ли еще антиникотиновую наклейку к той, что она уже носила на руке, и как бы было здорово придушить человека, стоящего к ней в очереди следующим.
      Лула, я и Боб думали о своем, пока ехали по Гамильтон-авеню к пуговичной фабрике. В уме я перебирала, что у меня есть из оружия. Шоковый пистолет – в левом кармане. Перечный баллончик – в правом кармане. Наручники прицеплены к поясу моих джинсов сзади. Пистолет – дома в банке с печеньем. Отвага – дома, вместе с пистолетом.
      – Не знаю, как ты, – сказала Лула, когда мы подъехали к дому Мансона, – но я не собираюсь сегодня гореть ярким пламенем. Предлагаю выбить у этого парня дверь и связать его, прежде чем он успеет что-то поджечь.
      – Разумеется, – сразу согласилась я. Почему бы не согласиться, ведь я по прошлому опыту знала, что ни одна из нас не способна выбить дверь. Но можно поговорить, пока мы сворачиваем за угол и сидим в запертой машине.
      Я объехала дом сзади и заглянула в окно гаража. Машины нет. Вот это скверно. Скорее всего, Мансона нет дома.
      – Нет машины, – сообщила я Луле.
      – Хм, – ответила Лула.
      Мы объехали квартал, остановились и постучали в парадную дверь Мансона. Никакого ответа. Заглянули в окна по фасаду. Никого.
      – Может, он прячется под кроватью, – заметила Лула. – Может, все же стоит выбить дверь.
      Я отступила в сторону и сделала широкий жест рукой.
      – После вас.
      – Нет уж, – возразила Лула. – После вас.
      – Нет-нет, я настаиваю.
      – Черта с два ты настаиваешь. Это янастаиваю.
      – Ладно, – сказала я. – Давай смотреть правде в лицо. Никто из нас не собирается выбивать эту дверь.
      – Я бы смогла, – возразила Лула. – Только я сегодня не в настроении.
      – Все верно.
      – Ты действительно считаешь, что я не могу причинить серьезный вред этой двери?
      – Именно это я и хотела сказать.
      Открылась дверь соседнего дома, и оттуда выглянула пожилая женщина.
      – Что происходит?
      – Нам нужен Моррис Мансон, – объяснила я.
      – Его нет дома.
      – В самом деле? Откуда вы знаете? – спросила Лула. – Как вы можете быть уверены, что он не прячется под кроватью?
      – Я была во дворе, когда он уезжал. Собаку выпускала. Видела, что он был с саквояжем. Сказал, что его некоторое время не будет. Что до меня, так пусть бы вообще сгинул. Он псих ненормальный. Его арестовали за убийство жены, а какой-то идиот-судья выпустил его под залог. Можете себе представить?
      – С трудом, – заметила Лула.
      Женщина оглядела нас.
      – Наверное, вы его друзья.
      – Не совсем, – сказала я. – Мы работаем на агента, который предоставил Мансону залог. – Я протянула ей свою визитку. – Я была бы очень признательна, если бы вы позвонили, когда он вернется.
      – Обязательно, – пообещала женщина, – только кажется мне, что нескоро он вернется.
      Боб терпеливо ждал в машине и очень обрадовался, когда мы открыли дверцы и сели.
      – Возможно, Бобу хочется позавтракать, – сказала Лула.
      – Боб уже завтракал.
      – Ладно, перефразируем. Возможно, Луле хочется позавтракать.
      – Ты имеешь в виду что-то конкретное?
      – Я не возражала бы против яичницы. И молочного коктейля. И жареной картошки фри.
      Я завела «Бьюик» и поехала к придорожному «Макдоналдсу».
      – Как дела? – спросил мальчишка в окошке. – Все еще ищете работу?
      – Раздумываю.
      Мы набрали всякой всячины по три порции, рассчитались и припарковались с краю, чтобы спокойно поесть, не выходя из машины, и придумать, что делать дальше. Боб заглотил яичницу и картошку одним махом, вылизал коктейль и с тоской взглянул в окно.
      – Думаю, Бобу нужно поразмять ноги, – заметила Лула.
      Я открыла дверь и выпустила собаку.
      – Не уходи далеко.
      Боб выпрыгнул и принялся бегать кругами, время от времени нюхая асфальт.
      – Что это он делает? – поинтересовалась Лула. – Почему он бегает кругами? Почему он... это уже плохо. У меня впечатление, что он собирается наложить большую кучу в центре площадки. Мама родная! Ты только взгляни! Да это целая гора дерьма.
      Боб вернулся к машине и сел, виляя хвостом и ожидая, когда его пустят назад.
      Я впустила его, а мы с Лулой как можно ниже сползли на сиденьях.
      – Думаешь, кто-нибудь видел? – спросила я Лулу.
      – Думаю, все видели.
      – Черт! – сказала я. – У меня нет с собой приспособления.
      – Да какое приспособление к чертям! Я бы близко не подошла без скафандра и бульдозера.
      – Но нельзя же так оставить.
      – Может, проехаться по куче? – предложила Лула. – Ну, чтоб плоская была.
      Я завела машину, отъехала немного назад и нацелилась на кучу.
      – Лучше закроем сначала окна, – предложила я.
      – Готово, – ответила Лула.
      Я нажала на газ, и машина рванулась вперед.
      Плюх!
      Мы опустили окна и оглянулись.
      – Как ты думаешь, может, еще разок проехать?
      – Не помешает, – согласилась Лула. – А на твоем месте я бы забыла о работе здесь.
      Мне хотелось еще раз проверить дом Ганнибала, но в то же время не хотелось вовлекать Лулу в мои дела с Рейнджером, поэтому я ей соврала, что у меня есть дела, и направилась к офису. На перекрестке я остановилась, и тут же сзади подкатила черная машина – «Таун-Кар».
      Из нее выбрался Митчелл и сунул голову в мое окно.
      – Все еще ездишь на старом «Бьюике», – заметил он. – Ставишь свой собственный рекорд. А что это за собака и кто эта крупная девица с тобой?
      Лула оглядела Митчелла с подозрением.
      – Все в порядке, – успокоила я ее, – я его знаю.
      – Сама вижу, – сказала Лула. – Мне что, пристрелить его или не надо?
      – Может быть, позже.
      – Ха, – сказала Лула. Она с трудом выбралась из машины и направилась в офис.
      – Ну? – спросил Митчелл.
      – Ну, ничего.
      – Весьма огорчительно.
      – Значит, ты не любишь Александра Рамоса?
      – Давай скажем так: мы в разных командах.
      – Нелегко ему, наверное, сейчас, горюет о сыне.
      – О таком сыне и горевать нечего, – заявил Митчелл. – Гребаный неудачник. Долбаный наркоман.
      – А Ганнибал? Он тоже на наркотиках?
      – Не, только не Ганнибал. Этот – настоящая акула. Александр Рамос неправильно выбрал для него имя. Его следовало бы назвать Челюсти.
      – Ну, мне пора, – сказала я. – Дела-делишки. Встретиться кое с кем надо.
      – Нам с тряпичноголовым сегодня нечего делать, так что мы, пожалуй, поездим за тобой.
      – Вам что, больше нечем заняться?
      Митчелл улыбнулся.
      – И я не хочу, чтобы вы за мной ездили.
      Он еще раз улыбнулся.
      Я посмотрела на машины, проезжающие по Гамильтон-стрит, и заметила голубую тачку. Похоже на «Краун Викторию». А за рулем вроде Моррис Мансон.
      – Господи! – завопила я, когда Мансон переехал осевую и нацелился на меня.
      – Черт! – воскликнул Митчелл, запаниковал и запрыгал на месте подобно большому ученому медведю.
      Мансон в последнюю секунду свернул, чтобы не зацепить Митчелла, и врезался в «Таун-Кар». На мгновение показалось, что они соединились навеки, но тут раздался рев мотора. «Краун-Виктория» отпрыгнула назад на пару футов и умчалась, громыхая наполовину отвалившимся бампером.
      Мы с Митчеллом рванулись к «Таун-Кар» и взглянули на Хабиба.
      – Ради всего святого, что это было? – прокричал Хабиб.
      Левое крыло и дверца машины были вмяты так, что почти касались руля, крыша провалилась. С Хабибом вроде все было в порядке, но «Таун-Кар» явно не двинется с места, пока кто-нибудь ломом не отдерет крыло от руля. Не повезло ребяткам. А мне как раз наоборот. Хабиб и Митчелл какое-то время не смогут меня преследовать.
      – Это сумасшедший, – сказал Хабиб. – Я видеть его глаза. Он сумасшедший. Ты записать его номер?
      – Все произошло слишком быстро, – объяснил Митчелл. – К тому же он пер прямо на меня. Я думал, черт, я думал...
      – Ты перепугался, как баба, – заявил Хабиб.
      – Да, – подтвердила я, – как дочь свиньи.
      Передо мной стояла дилемма. Мне до смерти хотелось сказать им, кто сидел за рулем машины. Если они прикончат Мансона, то мне больше не придется иметь с ним дело. Никаких горящих рубашек. Никаких маньяков с монтировкой. К сожалению, я буду до какой-то степени виновницей его смерти, и мне это не грело душу. Лучше пусть с ним разбирается суд.
      – Надо позвонить в полицию, – посоветовала я. – Я бы подождала и помогла, но вы сами знаете, как бывает.
      – Знаем, – мрачно подтвердил Митчелл. – Дела-делишки. С людьми надо встретиться.

* * *

      Был уже почти полдень, когда мы с Бобом проехали мимо дома Ганнибала. Я припарковалась на углу и позвонила Рейнджеру, чтобы сообщить его автоответчику, что у меня есть новости. Потом я долго жевала нижнюю губу, набираясь смелости выйти из машины и взглянуть поближе на дом Ганнибала.
      Подумаешь, большое дело, уговаривала я себя. Посмотреть на дом. Там все тихо и спокойно. Я схватила Боба за поводок и поволокла его по велосипедной дорожке, проходящей за домами. Дойдя до двора Ганнибала, я остановилась и прислушалась. Тишина. К тому же Бобу явно было скучно. Если бы кто-нибудь находился с другой стороны стены, он бы почувствовал, верно? Я пригляделась к стене. Страшновато. Особенно если вспомнить, что в последний раз, когда я была здесь, в меня стреляли.
      Перестань, уговаривала я себя. Не надо думать о плохом. Что бы сделал в такой ситуации Человек-паук? А Бэтмен? А что бы сделал Брюс Уиллис? Брюс бы разбежался, оперся кроссовкой и перемахнул бы через забор. Я привязала Боба к кусту и побежала к стене. Мне удалось достать моими кроссовками восьмого размера до середины стены, а руками зацепиться за верх. Я повисела немного, глубоко вздохнула, сжала зубы и попробовала подтянуться. Но ничего не поднималось. Видимо, Брюс Уиллис ходит в спортзал.
      Я рухнула на землю и обратила взор на дерево. Там в его стволе пуля. Честно, мне совсем не хотелось на него лезть. Я немного походила вокруг, собираясь с духом. Как же Рейнджер? – спросила я себя. Ведь я по идее должна ему помогать. Если бы мы поменялись местами, Рейнджер бы наверняка залез на дерево и взглянул на дом.
      – Все так, только я не Рейнджер, – сказала я Бобу.
      Боб внимательно смотрел на меня.
      – Ладно, ладно, – пробурчала я, – полезу на это дурацкое дерево.
      Я быстро забралась на ветку, внимательно огляделась, не заметила ничего примечательного ни во дворе, ни в доме, и бесшумно спустилась вниз. Отвязав притихшего Боба, я рванула к машине, залезла в нее и принялась ждать звонка. Через пару минут Боб перелез на заднее сиденье и улегся спать.
      В час дня я все еще ждала звонка Рейнджера. Я уже подумывала, что неплохо бы пообедать, как дверь гаража Ганнибала поднялась, и оттуда задом выкатил зеленый «Ягуар».
      Вот это да, в доме, оказывается, кто-то был.
      Дверь опустилась, «Ягуар» повернул в противоположную от меня сторону и покатил по улице. Трудно сказать, кто сидел за рулем, но я готова поспорить, что Ганнибал. Я завела машину, объехала квартал и догнала «Ягуар» как раз в тот момент, когда он выезжал на шоссе. Я старалась держаться по возможности дальше от него, но так, чтобы не терять машину из вида.
      Мы проехали центр города и направились на юг, а затем на восток по дороге, соединяющей два графства. Куда он мог ехать? В Монмоте пока еще не было скачек, Диснейленд закрыт, так что оставался только дом Рамосов в Диле.
      Как я успела заметить, Боб никогда не волновался раньше времени, поэтому сейчас он крепко спал. Я же никак не могла расслабиться. Как правило, я не мотаюсь хвостом за гангстерами. Хотя с технической точки зрения Ганнибал Рамос не был членом мафии. Ну, наверняка я этого не знала, но мне представлялось, что мафия – совсем другой братский орден, чем оружейный картель.
      Ганнибал съехал со Сто девяносто пятого шоссе на Парк-вей, проехал немного на север, свернул налево на Оушн-авеню и направился в сторону Диля.
      Диль – городок на берегу океана, где садовники лезут их кожи вон, чтобы заставить траву расти в негостеприимном соленом воздухе, нянек нанимают рядом, в Лон-Бранч, а стоимость недвижимости здесь превосходит все национальные рекорды. Дома большие, часто за заборами с глухими воротами. Живут здесь главным образом пластические хирурги и торговцы коврами. Единственным памятным событием, связанным с Дилем, можно считать расстрел криминального авторитета Бенни по прозвищу Рагуччи Таракан в мотеле «Морской бриз» в восемьдесят втором году.
      Ганнибал был на две машины впереди меня. Он замедлил ход и показал, что сворачивает направо к дому, спрятавшемуся за розовой оштукатуренной стеной. Калитка – настоящее произведение искусства из чугуна. Александр Рамос, международный торговец оружием и крутой мачо, жил в розовом доме за розовой стеной. Вот так. Такого никогда не могло бы случиться в Бурге. Проживание в розовом доме в Бурге равносильно кастрации.
      Кто знает, может, розовая штукатурка – нечто средиземноморское? И очень может быть, что летом, когда натянут тенты и вынесут на лужайки летнюю мебель, а побережье Джерси нагреет солнце, розовый дом будет смотреться не так уж плохо. В марте же он был унылым, холодным и бесцветным.
      Я мельком увидела человека, вылезающего из «Ягуара», когда проезжала мимо. Комплекция и цвет волос Ганнибала, так что, похоже, это и вправду Ганнибал. Разве что Ганнибал снова заметил меня на дереве и на улице, подглядывающей за домом, и попросил соседа-двойника прокрасться задним двором и отправиться на «Ягуаре» в Диль, чтобы сбить меня со следа.
      – А ты как думаешь? – спросила я Боба.
      Боб открыл один глаз, с сомнением посмотрел на меня и снова заснул.
      Я думала точно так же.
      Я проехала с четверть мили вдоль Оушн-авеню, развернулась и еще раз прокатилась мимо розового дома. Остановилась за углом, заправила волосы под бейсболку, надела темные очки, схватила Боба за поводок и направилась к участку Рамосов. Диль был городом цивилизованным, с ровными газонами, предназначенными по идее для нянек с ребятишками. Но и для тех, кто пытается что-то выведать, маскируясь под любителя собак, этот городок тоже подходит.
      Я находилась всего в нескольких футах от калитки, когда подкатил черный «Таун-Кар». Ворота открылись, и машина скрылась во дворе. Два человека на переднем сиденье. Другие окна тонированы. Я чуть отпустила поводок Боба, давая ему возможность принюхаться. «Таун-Кар» остановился у входа с портиком, и оттуда вышли двое мужчин. Один обошел машину, чтобы достать из багажника вещи. Второй открыл дверь для пассажира на заднем сиденье. Им оказался человек лет шестидесяти. Среднего роста, стройный. Одет в спортивную куртку и брюки. Вьющиеся седые волосы. По тому, как все суетились вокруг, я решила, что это не иначе как сам Александр Рамос. Вероятно, прилетел на похороны сына. Из дома вышел Ганнибал, чтобы приветствовать отца. Еще появился человек, очень похожий на Ганнибала, только моложе и худее. Он по ступенькам не спустился. Улисс, средний сын, решила я.
      Воссоединившиеся члены семьи не выглядели счастливыми. Вполне понятно, подумала я, учитывая обстоятельства. Ганнибал что-то сказал отцу. Тот замер, а потом врезал сыну по голове. Не слишком сильно. Не так, чтобы сбить его с ног. Больше было похоже на утверждение: «Сынок, ты дурак!»
      И все же я инстинктивно поморщилась. Даже на таком расстоянии мне было видно, как сжал зубы Ганнибал.

      Одна мысль не давала мне покоя, пока я ехала домой. Если ты отец и скорбишь о гибели своего сына, станешь ты встречать своего первенца оплеухой?
      – Господи, да что я о них вообще знаю, – сказала я Бобу. – Может, они собрались участвовать в конкурсе на самую неблагополучную семью года.
      По правде говоря, всегда было приятно обнаружить семью еще более неблагополучную, чем моя собственная. Хотя, по существующим в Джерси стандартам, моя семья не такая уж неблагополучная.
      Подъехав к магазину на Гамильтон-стрит, я остановилась, достала свой сотовый телефон и позвонила матери.
      – Я около мясной лавки, – сообщила я. – Хочу сделать биточки. Что мне требуется?
      На другом конце молчали, и мне легко было представить, как моя мать осеняет себя крестным знамением, удивляясь, что могло вдохновить ее дочь на такой подвиг, и надеясь, что это мужчина, и одновременно понимая бессмысленность этой надежды.
      – Биточки, – наконец произнесла моя мама.
      – Это для бабушки, – пояснила я. – Я обещала ей приготовить что-то вроде биточков.
      – Конечно, – ответила мама, – как это я сразу не догадалась!

* * *

      Приехав домой, я снова позвонила матери.
      – Ну, я дома. Что мне со всем этим делать?
      – Вымесить фарш, положить в форму и печь при температуре 350 градусов в течение часа.
      – Ты ничего не говорила про форму, когда я тебе звонила, – заныла я.
      – У тебя нет формы?
      – Да нет, конечно, есть. Я просто хотела сказать... Ладно, проехали.
      – Удачи, – сказала мама.
      Боб сидел посредине кухни и озабоченно прислушивался.
      – У меня нет формы, – пожаловалась я Бобу. – Но, слушай, мы же не позволим такому пустяку остановить нас?
      Я вывалила фарш в глубокую посудину. Добавила яйцо и с любопытством смотрела, как оно расползается по поверхности. Ткнула в него ложкой.
      – Вот так, – сказала я Бобу.
      Боб завилял хвостом. Мне показалось, что содержимое миски ему нравится.
      Я попыталась мешать фарш ложкой, но яйцо отказывалось смешиваться. Глубоко вздохнув, я взялась за фарш обеими руками. Через пару минут интенсивной работы все прекрасно перемешалось. Я слепила из фарша снеговика. Потом Шалтая-Болтая. Затем я превратила фарш в плоскую лепешку. В таком виде он очень напоминал то, что мы оставили на парковочной площадке «Макдоналдса». Наконец я слепила два огромных шара.
      На десерт я купила банановый торт с кремом. Я вытащила торт из поддона из фольги, переложила его на большую тарелку и водрузила свои шары на этот поддон.
      – Необходимость – мать изобретательности, – сказала я Бобу.
      Сунув форму в духовку, я почистила несколько картофелин и поставила их вариться. Потом открыла банку кукурузы и вывалила содержимое в миску, чтобы подогреть в микроволновке, когда придет время. Стряпня – не такое уж плохое занятие, подумала я. По сути, она здорово напоминала секс. Сначала идея не кажется столь уж соблазнительной, но когда войдешь во вкус...
      Я накрыла стол на двоих, и тут как раз зазвонил телефон.
      – Привет, детка, – сказал Рейнджер.
      – И тебе привет. У меня новости. Машина, которая приезжала в тот вечер к Ганнибалу, принадлежит Терри Джилман. Я должна была ее узнать, когда она вылезала из машины, но я видела ее только сзади, да и не думала ее там увидеть.
      – Скорее всего, передавала соболезнования от Вито.
      – Не знала, что Вито и Рамос друзья.
      – Вито и Александр сосуществуют.
      – Еще одно, – продолжила я. – Утром я поехала за Ганнибалом, а он двинулся в Диль. – Я рассказала Рейнджеру о старике из «Таун-Кара» и оплеухе, а также о внешности третьего мужчины, которого приняла за Улисса Рамоса.
      – Откуда ты знаешь, что это Улисс?
      – Просто догадка. Он похож на Ганнибала, но худее.
      Последовала пауза.
      – Мне продолжать следить за их домом в городе? – спросила я.
      – Посматривай время от времени. Я бы хотел знать, живет ли там кто.
      – Тебе не показалось странным, что Рамос дал по морде сыну? – спросила я.
      – Не знаю, – ответил Рейнджер. – В моей семье это было обычное дело.
      Рейнджер отключился, а я стояла несколько минут неподвижно, соображая, не упустила ли я еще чего. Рейнджер никогда слишком не открывался, но я запомнила небольшую паузу и перемену тона, что дало мне повод думать, не сообщила ли я ему что-то интересное. Я снова прокрутила весь разговор в голове – ничего особенно важного. Отец и двое его сыновей собрались вместе в момент трагедии. Реакция Александра на приветствие Ганнибала показалась мне странной, но я не сомневалась, что не это привлекло внимание Рейнджера.
      В квартиру ввалилась бабуля.
      – Господи, ну и денек, – сказала она. – Я совсем ухайдакалась.
      – Как прошел урок вождения? – поинтересовалась я.
      – Нормально, я думаю. Никого не переехала. И машина цела. А ты как?
      – Примерно так же.
      – Мы с Луизой хотели присоединиться к манифестации пожилых людей, но то и дело отвлекались на магазины. А после ленча мы смотрели квартиры. На пару из них я положила глаз, но ничего по-настоящему интересного мы не видели. Завтра пойдем смотреть жилье в кондоминиумах. – Бабушка заглянула в кастрюлю с картошкой. – Надо же! Я пришла домой после целого дня беготни, и меня дома ждет ужин, невероятно! Будто я глава дома, добытчик, мужчина.
      – Я купила банановый торт, – сообщила я, – но мне пришлось выложить его на тарелку, а в форму из-под торта я положила биточки.
      Бабушка заглянула в холодильник.
      – Может, нам его сейчас съесть, пока он не осел и не потерял форму?
      Мне идея понравилась, так что мы отведали торта, пока так называемые биточки доходили в духовке.
      Если бы мне раньше, когда я была маленькой, сказали, что моя бабушка может начать обед с торта, я бы никогда этому не поверила. Дом ее всегда был чистым и ухоженным. Мебель темного дерева, удобная, но безликая. Еда была типичной для Бурга, подавалась в двенадцать и шесть часов. Голубцы, жаркое, жареная курица, иногда ветчина или свинина. Мой дед ни на что другое бы не согласился. Всю свою жизнь он проработал на сталелитейном заводе. Он придерживался строгих принципов. Комнаты их стандартного дома казались мне крошечными. По правде говоря, бабушка едва доставала мне головой до подбородка, и дед был ненамного выше. Но, наверное, человеческие качества не зависят от роста.
      В последнее время я начала задумываться: кем бы стала моя бабушка, не выйди она замуж за моего дедушку. Скорее всего, она стала бы начинать обед с десерта не в таком почтенном возрасте, а гораздо раньше.
      Я вынула форму из духовки и выложила содержимое на тарелку.
      – Нет, только взгляните на этих молодцов, – изумилась бабушка. – Напоминают мне о дедушке, да упокой господь его душу. – И бабушка без колебаний положила на свою тарелку гигантский биточек.
      Потом я повела Боба на прогулку. Горели уличные фонари, свет лился из окон домов, стоящих за моим многоэтажным домом. Мы прошли несколько кварталов в полнейшем безмолвии. Выяснилось, что у собак есть одна бесспорно положительная черта: они мало разговаривают, так что можно спокойно обо всем подумать и выработать план действий.
      В мой план входило: изловить Морриса Мансона, беспокоиться насчет Рейнджера и недоумевать по поводу Джо Морелли. Я никак не могла решить, что же мне делать с Морелли. Сердце подсказывало, что я в него влюблена. Голова не проявляла подобной уверенности. Не то чтобы это имело какое-то значение, поскольку Морелли не собирался на мне жениться. Так что мои биологические часы отстукивали время, а впереди ничего, только полная неизвестность.
      – Ненавижу! – сказала я Бобу.
      Боб остановился и посмотрел на меня через плечо, будто хотел сказать: есть о чем беспокоиться! Много он знает, этот Боб! Кто-то лишил его бубенчиков, когда он был еще щенком. Остался лишь пустой кожаный мешочек и смутные воспоминания. У Боба не было матери, терпеливо ожидающей внуков. На Боба никто не давил!
      Когда я вернулась, бабушка спала перед включенным телевизором. Я написала записку насчет того, что пойду ненадолго прогуляться, приколола ее к свитеру бабушки и строго наказала Бобу не есть мебель. Рекс закопался в опилках, отсыпаясь после съеденного куска пирога. Все было в порядке в хозяйстве Стефани Плам.
      Я направилась прямиком к городскому дому Ганнибала Рамоса. Было восемь часов, и с виду казалось, что в доме никого нет, но, с другой стороны, у этого дома всегда такой вид. Я уверенно оставила машину за две улицы от дома, вылезла и вернулась. Ни в одном из окон не видно света. Я уверенно забралась на дерево и заглянула во двор. Темнотища. Спрыгнув вниз, я выбралась на велосипедную дорожку. Было темно и страшно. Черные кусты и деревья, даже луны нет, чтобы осветить путь. Только иногда поток света из близлежащих домов.
      Не хотелось бы мне встретиться здесь с плохим парнем. Например, Мансоном. Или Ганнибалом Рамосом. Может, даже с Рейнджером. Хотя Рейнджер был плохим с весьма странной точки зрения.
      Я переставила машину в конец квартала, откуда открывался лучший обзор. Откинула сиденье, закрыла дверцы и приготовилась ждать и наблюдать.
      Ждать мне вскоре надоело. Чтобы развлечься, я набрала номер Морелли по сотовому.
      – Угадай, кто это? – сказала я.
      – Бабуля уехала?
      – Нет. Я работаю, а она сидит дома с Бобом.
      – Бобом?
      – Собакой Брайана Саймона. Я за ним присматриваю, пока Брайан в отпуске.
      – Ни в каком он не в отпуске. Я его сегодня видел.
      – Что?
      – Поверить не могу, что ты попалась на эту удочку насчет отпуска, – сказал Морелли. – Саймон старался избавиться от этой собаки с первого дня, как ее заимел.
      – Почему ты мне не сказал об этом сразу?
      – Я не знал, что он собирается отдать пса тебе.
      Я прищурилась.
      – Ты смеешься? То, что я слышу, – смех?
      – Нет, клянусь.
      Но он смеялся. Этот засранец смеялся.
      – Не вижу ничего смешного, – обиделась я. – Что мне теперь делать с собакой?
      – Я полагал, ты всегда хотела завести собаку.
      – Ну, да... когда-нибудь. Но не сейчас! И он воет. Ему не нравится, когда его оставляют одного.
      – Где ты? – спросил Морелли.
      – Секрет.
      – Господи, ты случайно не болтаешься снова около дома Ганнибала?
      – Нет, ничего подобного.
      – У меня есть торт, – сказал он. – Не хочешь подъехать и попробовать?
      – Ты врешь. У тебя нет торта.
      – Всегда могу купить.
      – Я не говорю, что слежу за домом Ганнибала. Но если бы и так, как ты думаешь, есть в этом смысл?
      – Насколько я могу судить, на Рейнджера работает группа людей, которым он доверяет, вот они и следят за семейством Рамосов. Я заметил некоторых у его дома в графстве Хантердон, и я знаю, что есть его люди и в Диле. Тебя он заставил сидеть на Фенвуд-стрит. Не знаю, что он рассчитывает узнать, но уверен, он знает, что делает. У него есть данные о преступлении, которых нет у нас.
      – Не похоже, что здесь кто-то есть, – заметила я.
      – Старший Рамос в городе, так что, вероятно, Ганнибал перебрался в южное крыло дома в Диле. – Морелли немного помолчал. – Возможно, Рейнджер заставил тебя тут сидеть, потому что это безопасно. С одной стороны, ты считаешь, что что-то делаешь, а с другой – не вляпаешься ни во что серьезное. Лучше всего бросай все и приезжай ко мне.
      – Неплохая обработка, но я так не думаю.
      – Что же, попытка не пытка, – заметил Морелли.
      Я отключилась и принялась раздумывать. Возможно, Морелли прав, и Ганнибал живет в доме на побережье. Выяснить это можно единственным путем: ждать и наблюдать. К двенадцати часам ночи Ганнибал так и не появился, а меня уже тошнило от сидения в машине. Я вышла и потянулась. Еще раз посмотрю, что происходит на задах дома, и поеду домой.
      Я прошла по велосипедной дорожке, крепко зажав в руке перечный баллончик. Все по-прежнему. Света нигде нет. Все спят. Я приблизилась к калитке Ганнибала и посмотрела на окна второго этажа. Холодное, темное стекло. Я уже собралась уходить, но тут до меня донесся звук спускаемой в туалете воды. Откуда исходил звук, сомневаться не приходилось. Из дома Ганнибала. По спине пробежал холодок. Кто-то жил в доме Ганнибала в полной темноте. Я замерла, едва дыша, прислушиваясь каждой клеточкой моего тела. Никаких звуков и никаких признаков человеческого присутствия в доме. Я промчалась по дорожке, прыгнула в машину и рванула прочь.

* * *

      Когда я вошла в квартиру, Рекс бегал по своему колесу, а Боб выскочил мне навстречу, блестя глазами и тяжело дыша в ожидании ласки и, возможно, подачки. Я поздоровалась с Рексом и дала ему изюмину. Потом протянула пару изюмин Бобу, который в благодарность так завилял хвостом, что все задняя часть его туловища заходила из стороны в сторону.
      Я поставила коробку с изюмом на буфет и отправилась в ванную комнату, а когда вернулась, коробка с изюмом исчезла. Остался только мокрый, изжеванный кусок картона.
      – Ты неправильно питаешься, – сказала я Бобу. – И можешь мне поверить, как специалисту, обжорство не пойдет тебе на пользу. Не успеешь оглянуться, перестанешь вмещаться в свою шкуру.
      Бабушка оставила мне в гостиной одеяло и подушку. Я сбросила туфли, забралась под одеяло и через секунду заснула.
      Проснулась я усталой, не соображая, где нахожусь. Два часа. Я попыталась что-либо разглядеть в темноте.
      – Рейнджер?
      – Откуда собака?
      – Я его нянчу. Похоже, сторож из него никакой.
      – Если бы он нашел ключ, то открыл бы мне дверь.
      – Я знаю, взломать замок несложно, но как ты обошелся с цепочкой?
      – Профессиональная тайна.
      – Я ведь тем же занимаюсь.
      Рейнджер протянул мне большой конверт.
      – Просмотри фотографии и скажи, кого ты узнала.
      Я села, зажгла настольную лампу и открыла конверт. Я опознала Александра Рамоса и Ганнибала. Там также были фотографии Улисса и Гомера и двух их двоюродных братьев. Все четверо очень походили друг на друга. Каждый из них мог быть тем человеком, которого я видела на ступеньках дома в Диле. Кроме, разумеется, Гомера, поскольку он умер. Еще там было фото женщины, сфотографированной с Гомером Рамосом. Это была изящная улыбающаяся блондинка.
      – Кто это? – спросила я.
      – Последняя подружка Гомера. Зовут Синтия Лотте. Она работает в городе. У кого-то в приемной.
      – Господи! Теперь я ее узнаю. Она работает у моего бывшего мужа.
      – Ну да, – подтвердил Рейнджер. – Мир тесен.
      Я рассказала Рейнджеру о темном доме без признаков жизни, за исключением спущенной воды в туалете.
      – Что бы это могло значить? – спросила я Рейнджера.
      – Это значит, что в доме кто-то есть.
      – Ганнибал?
      – Ганнибал в Диле.
      Рейнджер выключил настольную лампу и встал. На нем были черная футболка, черный плащ и грубые черные штаны, заправленные по-армейски в сапоги. Хороший прикид городского боевика. Не сомневаюсь, любой мужик, встретивший его в темном переулке, тут же бы наложил в штаны. А любая женщина облизывала бы губы и проверяла, все ли пуговицы у нее застегнуты. Засунув руки в карманы, он смотрел на меня. Я едва могла разглядеть его лицо в темноте.
      – Не хотела бы ты навестить своего бывшего и проверить Синтию Лотте?
      – Можно. Что-нибудь еще?
      Он улыбнулся, а когда заговорил, голос был на удивление мягким:
      – Только не при твоей бабуле в соседней комнате.
      Вот так.
      Когда он ушел, я снова надела цепочку на дверь и плюхнулась на диван. Долго вертелась, обуреваемая эротическими мыслями. Никаких сомнений, я законченная потаскушка. Я было воздела очи к небесам, но мешал потолок.
      – Это все гормоны, – сказала я, обращаясь к тому, кто мог меня слушать. – Я не виновата. Слишком много гормонов.
      Я встала и выпила стакан апельсинового сока. Потом вернулась на диван и еще повертелась, потому что бабушка храпела так громко, что я побаивалась, как бы она не втянула в себя собственный язык и не задохнулась бы.

* * *

      – Какое прелестное утро, – заметила бабушка, проходя на кухню. – Я бы не отказалась от пирога.
      Я взглянула на часы. Половина седьмого. Заставила себя сползти с дивана и направилась в ванную, где долго, мрачная и злая, стояла под душем. Выбравшись из душа, взглянула на себя в зеркало над раковиной. На подбородке вскочил огромный прыщ. Ну вот, только этого мне и не хватало. Придется ехать к бывшему мужу с прыщом на подбородке. Наверное, кара божья за вчерашнюю мысленную похоть.
      Вспомнила про пистолет в коробке для печенья. Сжала пальцы в кулак, вытянув вперед указательный палец, поднесла его к виску и сказала:
      – Пиф-паф.
      Оделась я, подражая Рейнджеру. Черная футболка, черные брюки, черные сапоги. И большой прыщ на морде. Выглядела я, как последняя идиотка. Я сняла черную футболку, брюки и сапоги и сунула себя в белую футболку, рубашку и джинсы с небольшой дырочкой в самом неподходящем месте, которая, как я надеялась, не была заметна. Вот так должен одеваться человек с прыщом.
      Когда я вышла из ванной, бабуля читала газету.
      – Где ты взяла газету? – удивилась я.
      – Взяла взаймы у того милого человека, что живет напротив. Хотя он пока еще об этом не знает.
      Бабушка все схватывала на лету.
      – У меня сегодня нет урока вождения, поэтому мы с Луизой будем смотреть жилье. Я также взглянула, нет ли интересного насчет работы, и, знаешь, предложений навалом. Есть работа для поварих, уборщиц, визажистов и продавцов автомобилей.
      – Если бы тебе предложили выбирать любую работу, какая только существует в мире, что бы ты предпочла?
      – Это просто. Я бы стала кинозвездой.
      – Из тебя получилась бы настоящая кинозвезда, – сказала я.
      – Разумеется, я бы хотела играть главные роли. Кое-что у меня уже обвисает, но ноги еще вполне приличные.
      Я взглянула на бабушкины ноги, высовывающиеся из-под платья. Хм, все относительно.
      Боб топтался у двери, поэтому я поспешно застегнула карабин поводка, и мы отправились гулять. Это надо же, подумала я, отправляюсь на прогулку с утра пораньше! Кто знает, может, недели через две мы с Бобом так отощаем, что мне придется покупать новую одежду. И прыщу свежий воздух тоже на пользу. Черт, а вдруг он вообще пройдет? Может, он исчезнет к тому времени, как я вернусь домой?
      Шли мы с Бобом довольно быстро. Зашли за угол, вышли на парковочную площадку, и, нате вам, Хабиб и Митчелл тут как тут, поджидают меня в «Додже» десятилетней давности с ковровыми чехлами желтого цвета. Неоновая реклама на крыше машины гласила: «Ковры ручной работы». По сравнению с этой машиной «Роллсваген» казался образцом хорошего вкуса.
      – Мама родная, – сказала я. – Это что такое?
      – Ничего другого под рукой не оказалось, – объяснил Митчелл. – И я бы на твоем месте не слишком изгалялся, потому что тема очень чувствительная. Не то чтобы я хотел сменить ее или еще что, но мы начинаем проявлять нетерпение. Пугать тебя не хотелось бы, но нам придется сделать что-нибудь нехорошее, если ты не предоставишь нам своего дружка в ближайшее время.
      – Это что, угроза?
      – А то как же, – сказал Митчелл. – Самая настоящая угроза.
      Хабиб сидел за рулем, в жестком воротнике из пенопласта вокруг шеи. Он чуть заметно кивнул, соглашаясь с предыдущим оратором.
      – Мы – профессионалы, – заявил Митчелл. – Ты нас своей вежливостью не надуешь.
      – Вот именно, – подтвердил Хабиб.
      – Вы что, собираетесь сегодня за мной таскаться? – спросила я.
      – Собираемся, – сказал Митчелл. – Я надеюсь, что ты будешь делать что-нибудь интересное. Мне бы не хотелось провести день в магазине, рассматривая дамские туфли. Как я уже сказал, наш босс выражает нетерпение.
      – Зачем вашему боссу Рейнджер?
      – У Рейнджера есть кое-что, принадлежащее нашему боссу, и он хотел бы обсудить этот вопрос. Можешь так и передать.
      У меня возникло подозрение, что обсуждение вопроса может включать несчастный случай со смертельным исходом.
      – Передам, если он объявится.
      – Скажи ему, пусть отдаст то, что у него есть, и все будут счастливы. Прошлое будет забыто. Никаких обид.
      – Ладно, мне пора. Увидимся позже.
      – Я был бы очень признателен, – сказал Хабиб, – если вы выносить мне таблетку аспирина, когда снова спуститься. Шея очень болеть от этого воротничка.
      – Не знаю, как ты, – обратилась я к Бобу, когда мы сели в лифт, – но я слегка напугалась.
      Когда мы с Бобом вошли, бабушка рассматривала комиксы. Боб сел рядом, чтобы принять участие в развлечении, а я унесла телефон в гостиную и позвонила Брайану Саймону.
      Посте третьего звонка он снял трубку.
      – Да.
      – Быстренько ты съездил, – сказала я.
      – Кто это?
      – Стефани.
      – Откуда у тебя мой номер? Его же нет в справочнике.
      – Он значится на ошейнике твоей собаки.
      – А.
      – Ну, раз ты дома, приезжай и забирай Боба.
      – Я сегодня вроде как занят...
      – Без проблем. Я его привезу. Где ты живешь?
      Минутное молчание.
      – Ладно, тут такое дело, – сказал Саймон. – Я совсем не хочу, чтобы ты его возвращала.
      – Это же твоясобака!
      – Уже нет. У тебя есть еда. У тебя есть приспособление. У тебя собака. Слушай, он славный пес, но у меня нет на него времени. Мне кажется, у меня на него аллергия.
      – А мне кажется, что ты негодяй.
      Саймон вздохнул:
      – Ты не первая женщина, кто мне это говорит.
      – Я не могу его здесь держать. Он воет, когда я ухожу.
      – Будто я не знаю. И еще, если его оставить одного, он ест мебель.
      – Как? Что ты хочешь сказать – «ест мебель»?
      – Забудь. Я не собирался этого говорить. Он на самом деле не ест, только жует, это ведь не значит ест. Да и не жует, а... А, черт, – сказал Саймон. – Удачи. – И повесил трубку. Я набрала номер еще раз, но он не снял трубку.
      Я отнесла телефон на кухню и насыпала Бобу в миску сухого корма. Налила себе чашку кофе и съела кусок пирога. Остался всего один кусок, и я отдала его Бобу.
      – Ты ведь не ешь мебель, верно? – спросила я.
      Бабушка устроилась у телевизора и смотрела канал, передающий прогноз погоды.
      – Не суетись сегодня насчет ужина, – сказала она. – У нас еще кое-что осталось от твоих биточков.
      Я согласно кивнула, но она сосредоточилась на погоде в Кливленде и меня не видела.
      – Пожалуй, пойду пройдусь, – сказала я.
      Бабушка кивнула.
      Бабуля выглядела хорошо отдохнувшей. Я же чувствовала себя так, будто побывала под паровым катком. Поздние визиты к Ганнибалу и бабкин храп начинали сказываться. Я выбралась из квартиры и пересекла холл. Пока ждала лифта, едва не уснула.
      – Я вымоталась, – сказала я Бобу. – Мне надо выспаться.
      Поехала я к дому родителей. Когда мы с Бобом ввалились в квартиру, мама, мурлыкая что-то под нос, делала яблочный пирог.
      – Это, верно, Боб, – сказала она. – Бабушка рассказывала, что у тебя собака.
      Боб рванул к маме.
      – Нет! – завопила я. – Не смей!
      Боб остановился в двух футах от мамы и оглянулся на меня.
      – Ты знаешь, что я имею в виду, – сказала я Бобу.
      – Какая воспитанная собака, – восхитилась мама.
      Я стащила кусок яблока из пирога.
      – А бабушка тебе не рассказывала, что она храпит, что встает на заре и часами смотрит канал прогноза погоды? – Я налила себе кофе. – Помоги, – обратилась я к кофе.
      – Она наверняка пропускает стаканчик перед сном, – объяснила мама. – Она всегда храпит, если выпьет.
      – Не может быть. У меня в доме нет спиртного.
      – Загляни в стенной шкаф. Она обычно бутылку там держит. Я постоянно вытаскивала оттуда пустые бутылки.
      – Ты хочешь сказать, что она сама покупает спиртное и прячет в стенном шкафу?
      – Она не прячет. Она просто держит там бутылку.
      – Уж не хочешь ли ты сказать, что наша бабушка – алкоголик?
      – Нет, разумеется, нет. Она просто слегка выпивает. Говорит, это помогает ей уснуть.
      Может, и моя проблема в этом. Может, мне тоже следует пропускать стаканчик перед сном. Беда в том, что меня выворачивает наизнанку, если я пропускаю слишком много. А уж коли я начала пропускать, то трудно сказать, когда становится слишком много, а потом уже поздно. Один стаканчик обычно тянет за собой другой.
      Жара в кухне, казалось, проникала даже под мою теплую рубашку. Я чувствовала себя пирогом в духовке, от которого идет пар. Освободилась от рубашки, положила голову на руки и тут же заснула. Мне снилось, что на дворе лето, что я загораю на пляже в Пойнт-Плезант. Подо мной горячий песок, надо мной жаркое солнце. Кожа коричневая и хрустит, как корка пирога. Когда я проснулась, мама уже вынула пирог из духовки и гладила мою рубашку. В кухне пахло, как в раю.
      – Ты когда-нибудь начинала ужин с десерта? – спросила я.
      Она тупо смотрела на меня. Как будто я спросила, не приносит ли она в жертву кошек каждую полночь по средам.
      – Предположим, ты одна дома, – попыталась я объяснить, – и у тебя клубничный торт в холодильнике и мясо в духовке. С чего бы ты начала?
      Мама думала с минуту, широко раскрыв глаза.
      – Не припомню, чтобы я когда-нибудь ела одна. Даже представить себе такого не могу.
      Я застегнула рубашку и надела куртку.
      – Мне пора. Дел невпроворот.
      – Если хочешь, приходи сегодня ужинать, – предложила мама. – Можешь взять с собой бабушку и Джозефа. Я собираюсь жарить свинину и сделаю пюре.
      – Ладно, но насчет Джо я не уверена.
      Я подошла к двери и увидела ковровую машину, стоящую за моим «Бьюиком».
      – В чем дело? – спросила мама, следуя за мной. – Что это за парни в этой дикой машине?
      – Хабиб и Митчелл.
      – Почему они стоят здесь?
      – Они следят за мной, но ты не волнуйся.
      – Что ты хочешь сказать – «не волнуйся»? Разве можно говорить такое матери? Я буду волноваться. Они похожи на гангстеров. – Мама обошла меня, подошла к машине и постучала в стекло.
      Стекло опустилось, и выглянул Митчелл.
      – Как делишки? – спросил он.
      – Почему вы следите за моей дочерью?
      – Она вам сказала, что мы за ней следим? Зря. Мы не любим беспокоить матерей.
      – У меня дома есть пистолет, и я не задумываясь им воспользуюсь, – заявила мама.
      – Будет вам, леди, не суетитесь, – сказал Митчелл. – Что это у вас за семейка? Все настроены так враждебно. Мы же просто ездим за вашей дочкой, и все.
      – Я запишу номер вашей машины, – сказала мама. – Если с моей дочерью что-нибудь случится, я все расскажу полиции.
      Митчелл нажал на кнопку, и стекло поднялось.
      – У тебя ведь на самом деле нет пистолета? – спросила я.
      – Я соврала, чтобы напугать их.
      – Гм. Ладно, спасибо, я думаю, теперь все будет в ажуре.
      – Твой отец мог бы воспользоваться своими связями и найти тебе хорошую работу в приличном бизнесе, – сказала мама. – Дочку Эвелин Наджи очень хорошо устроили, она работает на фабрике, и у нее оплачиваемый трехнедельный отпуск.
      Я попыталась представить себе Зену за конвейером фабрики, но ничего не вышло.
      – Не знаю, – заметила я, – не думаю, что на фабрике у меня будет хорошее будущее. – Я забралась в «Бьюик» и помахала матери на прощание.
      Она в последний раз сурово взглянула на Митчелла и вернулась в дом.
      – У нее, верно, климакс, – сказала я Бобу. – Легко возбуждается. Не стоит обращать внимания.

      Я поехала к офису в сопровождении Митчелла и Хабиба.
      Когда мы с Бобом вошли в приемную, Лула смотрела в окно.
      – Смотри, у этих двух придурков ковровая машина.
      – Ага. Они при мне с рассвета. Говорят, их наниматель теряет терпение по поводу Рейнджера.
      – И не он один, – заявил Винни, высовываясь из своего кабинета. – Джойс полностью лопухнулась, и я чувствую, что заработаю на этом деле язву. Не говоря уж о больших бабках, которые я могу потерять из-за Морриса Мансона. Так что лучше шевелись и ищи этого козла.
      Может, мне повезло, и Мансон уже давно на Тибете, и я никогда больше его не увижу.
      – Что-нибудь новенькое есть? – спросила я у Конни.
      – Ничего такого, о чем тебе хотелось бы знать.
      – Все равно расскажи, – попросила Лула. – Забавный случай.
      – Вчера Винни заплатил залог за парня по имени Дуглас Крупер. Этот Крупер продал машину пятнадцатилетней дочери одного из наших замечательных сенаторов. По дороге домой после покупки ее задержала полиция за то, что она ехала на красный свет. К тому же у нее не было прав. Машина оказалась краденой. Теперь самое интересное. Эту тачку описывают как «Роллсваген». Ты никого не знаешь по имени Дуглас Крупер?
      – Также известный как дилер, – сказала я. – Я с ним в школе училась.
      – Ну, теперь ему долго бизнесом заниматься не придется.
      – Как он отнесся к своему аресту? – поинтересовалась я.
      – Плакал, как ребенок, – сказал Винни. – Омерзительное зрелище. Позор для преступников всех времен и народов.
      Просто ради интереса я пошла к нашим досье посмотреть, нет ли у нас чего на Синтию Лотте. И не удивилась, ничего не обнаружив.
      – У меня дело в центре города, – сказала я. – Ничего, если я Боба здесь оставлю? Я вернусь примерно через час.
      – Если только он не полезет в мой кабинет, – заявил Винни.
      – Ага, ты бы так не говорил, будь на его месте коза, – заметила Лула.
      Винни шваркнул дверью и закрыл ее на задвижку.
      Я сказала Бобу, что вернусь через час, как раз к ленчу, и направилась к машине. В ближайшем банкомате я взяла с карточки пятьдесят долларов и поехала на Грант-стрит. Я заметила у Дага два ящика с духами «Дольче вита», когда возвращала ему машину. Тогда духи показались мне чрезмерной роскошью, но сейчас, когда у него проблемы с полицией, он может скинуть несколько долларов. Не то чтобы я стремилась воспользоваться тяжелым положением человека... но, черт побери, речь ведь идет о «Дольче вита».
      Напротив дома Дага стояли три машины. Одну я знала, она принадлежала моему другу Эдди Газзара. Мы с ним выросли вместе. Сейчас он полицейский, женат на моей кузине Ширли Плаксе. Еще одна машина оказалась «Кадиллаком» лет пятнадцати от роду, но все еще при своей родной покраске – нигде ни пятнышка ржавчины. Я не хотела особо задумываться, и все же машина очень походила на ту, что принадлежала Луизе Грибер. Интересно, что делает здесь бабушкина приятельница?
      Внутри крошечный дом был забит людьми и товарами. Даг, совершенно обалдевший, переходил от одного посетителя к другому.
      – Все надо распродать, – сказал он мне. – Я закрываюсь.
      Разумеется, там был и Лунатик.
      – Эй, дружок, это несправедливо, – заявил он. – У парня был бизнес. Он ведь имеет право на бизнес, так? Я хочу сказать, как же насчет его прав? Ладно, он продал девчонке краденую машину. Так мы все делаем ошибки. Я ведь прав, верно?
      – Совершаешь преступление, получаешь срок, – заявил Газзара, держа в руках стопку джинсов «Ливайс». – Сколько ты за них просишь, Даг?
      Я отвела Газзару в сторону.
      – Мне надо поговорить с тобой о Рейнджере.
      – Ален Барнес вовсю его разыскивает, – сказал Газзара.
      – У него есть что-нибудь на Рейнджера, кроме видеопленки?
      – Не знаю. Я не в бригаде. До нас мало что доходит. Никто не хочет ошибиться, когда дело касается Рейнджера.
      – А у Барнеса есть еще подозреваемые?
      – Я не в курсе. Я ведь уже сказал, что не занимаюсь этим делом.
      К дому подъехала полицейская машина, припарковалась без соблюдения правил, и из нее вылезла парочка в форме.
      – Мы прослышали, тут срочная распродажа, – сказал один. – Тостеры еще остались?
      Я взяла две бутылочки духов из ящика и протянула Дагу десятку.
      – Что ты теперь собираешься делать?
      – Понятия не имею. Совсем растерялся, – сказал Даг. – Никогда у меня ничего не получается. Есть люди, которым постоянно не везет.
      – Держи хвост пистолетом, дружок, – посоветовал Лунатик. – Что-нибудь да подвернется. Бери пример с меня. Надо просто плыть по течению.
      – Я же сяду в тюрьму! – возмутился Даг. – Они засадят меня в тюрьму!
      – Так я об этом и говорю, – сказал Лунатик. – Всегда что-нибудь подворачивается. Ты сядешь в тюрьму, и тебе не придется ни о чем беспокоиться. Не надо платить арендную плату. Покупать еду. Даже зубы можно вылечить бесплатно. Это чего-то стоит, дружок. Ты же не станешь задирать нос, если тебе дадут бесплатного дантиста?
      Мы все с минуту смотрели на Лунатика, раздумывая, есть ли смысл отвечать.
      Я прошла через дом и заглянула в другие комнаты, но не обнаружила ни бабушки, ни Луизы Грибер. Попрощавшись с Газзарой, я протиснулась через толпу к выходу.
      – Очень мило с твоей стороны поддержать Дага, – сказал Лунатик, когда я уходила. – Просто трогательно, дружочек.
      – Я лишь хотела купить «Дольче вита».
      «Кадиллака» на улице уже не было. Ковровая машина притулилась на углу с включенным мотором. Я села в «Бьюик» и щедро полила себя духами. Хоть какая-то компенсация за прыщ на подбородке и джинсы с дыркой. Потом решила, что одними духами не обойтись, потому подмазала ресницы и взбила волосы. Лучше выглядеть потаскушкой с прыщом, чем синим чулком с прыщом.
      Я направилась в центр города к конторе моего бывшего мужа, Ричарда Орра, адвоката, бабника и негодяя. Он был младшим партнером в юридической фирме с длинным названием: «Рабинович, Рабинович, Зеллер и Негодяй». Поднялась на лифте на второй этаж и отыскала дверь с его именем золотыми буквами. Здесь я бывала редко. Разводились мы со скандалом, так что мы с Дикки рождественскими открытками не обменивались. Тем не менее, иногда наши профессиональные дорожки пересекались.
      Синтия Лотте сидела за столом в приемной и выглядела как реклама фирмы «Энн Тейлор» в строгом сером костюме и белой блузке. Когда я вошла, она встревоженно взглянула на меня, явно запомнив меня после последнего визита, когда у нас с Дикки возникли легкие разногласия.
      – Его нет в офисе, – сказала она.
      Все-таки есть бог на свете.
      – А когда он будет?
      – Трудно сказать. Он сегодня в суде.
      Кольца у нее на пальце нет. Опечаленной она тоже не выглядит. Более того, она выглядела вполне счастливой, если бы не появление в конторе сумасшедшей бывшей жены Дикки.
      Я сделала вид, что меня заинтересовал интерьер приемной.
      – У вас здесь очень мило. Наверное, приятно тут работать.
      – Обычно да.
      Я поняла это как «обычно да, за исключением данного момента».
      – Наверное, тут хорошо работать, если ты не замужем. Есть шанс встретить много мужчин.
      – К чему все это?
      – Ну, я как раз подумала о Гомере Рамосе. Вы ведь здесь, в офисе, с ним познакомились?
      Несколько секунд царила мертвая тишина. Могу поклясться, я слышала, как бьется ее сердце. Она молчала. Я тоже молчала. Не знаю, о чем думала она, а я ругала себя последними словами. Этот вопрос насчет Гомера прозвучал куда резче, чем я хотела, вот я и чувствовала себя неуютно, так как если уж и грублю людям, то в основном только мысленно.
      Синтия взяла себя в руки и посмотрела мне прямо в глаза. Вела она себя спокойно, говорила с сочувствием в голосе.
      – Не то чтобы я хотела сменить тему, – сказала она, – но вы не пробовали замазать этот прыщ тональным кремом?
      Я со свистом втянула воздух.
      – Нет, я не думаю...
      – Надо поостеречься. Когда прыщи такие огромные, красные и гнойные, они могут оставить шрамы.
      Моя рука непроизвольно взлетела к подбородку, прежде чем я успела ее остановить. Бог ты мой, да она права. На ощупь прыщ казался громадным. Он рос! Черт! В голове немедленно промелькнуло: уноси ноги! Прячься!
      – Мне пора идти, – пробормотала я, пятясь. – Скажите Дикки, что мне, собственно, ничего не было нужно. Проезжала мимо и забежала поздороваться.
      Я вышла, спустилась по лестнице, проскочила через фойе и выбежала на улицу. Села в «Бьюик» и повернула зеркало заднего обзора так, чтобы видеть свой прыщ.
      Громадный!
      Я откинулась на сиденье и закрыла глаза. Мало того, что у меня такой жуткий прыщ, но Синтия Лотте ухитрилась превзойти меня в грубости. И мне ничего не удалось узнать для Рейнджера. О Синтии я теперь знаю, что ей идет серый цвет и что она сумела задеть меня за живое. Одно упоминание о прыще – и меня как ветром сдуло.
      Я оглянулась на здание и прикинула, действительно ли у Рамоса были дела с фирмой Дикки. И какие дела? Вполне вероятно, что Лотте так с ним и познакомилась. Хотя вполне могла и на улице встретить. Ведь офис Рамосов отсюда всего в одном квартале.
      Я включила передачу и медленно проехала мимо офисного здания Рамосов. Ленту, ограждавшую место преступления, уже убрали, и мне были видны рабочие, приводящие в порядок холл. Площадка у служебного подъезда была забита ремонтными машинами.
      Я вернулась в центр города и остановилась у магазина на Третьей улице, где продавали всякие электронные штучки.
      – Мне нужна сигнальная система, – объяснила я пареньку за прилавком. – Ничего особенного. Просто что-нибудь такое, что подавало бы сигнал, когда открывается дверь. И перестань пялиться на мой подбородок!
      – Я вовсе не пялился на ваш подбородок. Честно! Я даже не заметил этот ваш прыщ.
      Через полчаса я уже ехала в контору за Бобом. Рядом со мной на сиденье в маленьком пакете лежал детектор движения для моей входной двери. Я уговаривала себя, что он необходим мне для пущей безопасности. Но в душе знала, что цель у меня единственная: чтобы он разбудил меня, когда Рейнджер влезет ко мне в квартиру. Непонятно, зачем он мне понадобился, этот детектор. К страху он не имел никакого отношения. Хотя бывали моменты, когда Рейнджера вполне можно было испугаться. Как насчет недоверия? Не то, я доверяла Рейнджеру. По сути, купила я детектор только потому, что хотела иметь преимущество. Меня бесило, что он мог зайти в мою квартиру, даже не разбудив меня.
      Я заехала в кулинарию и купила упаковку куриного мяса на обед. Решила, что так будет лучше для Боба. Не надо грызть никаких костей.
      Когда я вошла в дверь с пакетом, у всех заблестели глаза.
      – Мы с Бобом как раз подумывали насчет курицы, – сообщила Лула. – Ты прочитала наши мысли.
      Я сняла крышку с коробки, положила ее на пол и выложила туда часть курицы. Взяла кусок себе, а остальное отдала Конни и Луле. Затем позвонила своей кузине Банни в кредитное бюро.
      – Есть у тебя что-нибудь на Синтию Лотте? – спросила я.
      Через минуту она выдала ответ:
      – Совсем немного. Недавно взяла кредит на покупку машины. По счетам платит вовремя. Никаких порочащих данных. Живет в Иуинге. – Она помолчала. – А что ты ищешь?
      – Не знаю. Она работает на Дикки.
      – Вот как. – Будто это все объясняло.
      Я записала адрес Лотте и распрощалась с Банни.
      Затем я позвонила Морелли. Ни один из его телефонов не отвечал, поэтому я оставила записку на пейджере.
      – Забавно, – заметила Лула. – Ты вроде курицу ему в крышку от коробки положила. Вот только что-то я ее не наблюдаю.
      Мы все взглянули на Боба. К его губе прилип маленький кусочек картона.
      – Черт, – воскликнула Лула, – в сравнении с ним, профессионалом, я просто любитель.
      – Вы что-нибудь необычное во мне замечаете? – спросила я.
      – Только большой прыщ на подбородке. Наверное, у тебя плохие дни?
      – Это стресс! – Я сунула голову в сумку, разыскивая тональный крем. Фонарик, щетка для волос, помада, жвачка, лосьон для рук, перечный баллончик. Никакого тонального крема.
      – У меня есть лейкопластырь, – предложила Конни. – Можешь попробовать заклеить.
      Я прилепила лейкопластырь на подбородок.
      – Уже лучше, – заметила Лула. – Теперь у тебя такой вид, будто ты порезалась, когда брилась.
      Замечательно!
      – Пока не забыла, – сказала Конни, – тут был звонок насчет Рейнджера, пока ты разговаривала с кредитным бюро. Выписан ордер на его арест в связи с убийством Рамоса.
      – А что в ордере?
      – Для дачи свидетельских показаний.
      – С О. Дж. Симпсоном тоже все так начиналось, – вмешалась Лула. – А глядите, чем все кончилось – процесс на всю Америку.
      Мне хотелось проверить дом Ганнибала, но тащить туда за собой Митчелла и Хабиба было явно ни к чему.
      – Мне требуется кое-кого отвлечь, – сказала я Луле! – Необходимо избавиться от этих парней в ковровой машине.
      – Ты на самом деле хочешь от них избавиться? Или просто помешать им следить за тобой?
      – Я не хочу, чтобы они за мной ехали.
      – Тогда все просто. – Она вынула из ящика пистолет 45-го калибра. – Я прострелю у них пару шин.
      – Нет! Никакой стрельбы!
      – Вечно ты со своими запретами, – сказала Лула.
      Из кабинета высунулась голова Винни.
      – Как насчет поджечь бяку?
      Мы дружно повернулись к нему.
      – Обычно такое хорошо удается на чьей-то веранде, – пояснил Винни. – Вы кладете в пакет собачье дерьмо. Затем помещаете этот пакет на крыльцо вашего обидчика и звоните в дверь. Потом поджигаете пакет и улепетываете во все лопатки. Когда ваша жертва открывает дверь и видит горящий пакет, она наступает на него, чтобы затушить огонь.
      – И?
      – И загваздывает свой ботинок собачьим дерьмом, – сказал Винни. – Если вы поступите так же с этими парнями и они вымажутся в говне, это их отвлечет, а ты сможешь удрать.
      – Вот только веранды нет под боком, – заметила Лула.
      – Ты начисто лишена воображения, – заявил Винни. – Положишь пакет прямо за машиной. Потом улизнешь, а кто-нибудь из офиса крикнет, что у них что-то горит под машиной.
      – Мне идея нравится, – сказала Лула. – Одна загвоздка – где взять собачье дерьмо.
      Тут мы обратили свое внимание на Боба.
      Конни достала из нижнего ящика стола большой крафтовый пакет.
      – Вот вам пакет, а коробку из-под курицы можете использовать в качестве лопатки.
      Я пристегнула поводок, и мы вместе с Лулой вышли через заднюю дверь и сделали небольшой крюк. Боб раз сорок задирал лапу, но никакого вклада в наш план не сделал.
      – Похоже, он не проявляет интереса, – заметила Лула. – Может быть, стоит повести его в парк.
      Парк был всего в двух кварталах от офиса, так что мы отвели туда Боба и встали вокруг в ожидании, когда он ответит на призыв природы. Только природа отказывалась его звать.
      – Ты не замечала, что когда тебе не нужно собачье дерьмо, оно валяется повсюду? – спросила Лула. – А теперь, когда оно нам нужно... – Ее глаза широко раскрылись. – Держись. Вон идет собака. И большая.
      Действительно, кто-то еще гулял со своей собакой в парке. Собака оказалась большой и черной. Старушка на другом конце поводка была маленькой и седой. На ней были туфли на низком каблуке, громоздкое пальто из твида и вязаная шапочка, под которую она заправила свои седые пряди. В руке она держала пластиковый пакет и бумажное полотенце. Пакет был пуст.
      – Не хочу богохульствовать, – заметила Лула, – но эту псину нам сам бог послал.
      Пес внезапно остановился и сгорбился. Мы втроем рванули к нему. Я держала Боба на поводке, а Лула размахивала бумажным пакетом и коробкой. Мы мчались во весь опор, но тут женщина подняла голову и увидела нас.
      – Я старая, – сказала она. – У меня нет денег. Не трогайте меня, пожалуйста!..
      – Нам не нужны ваши деньги, – объяснила я. – Нам нужно ваше дерьмо.
      Женщина едва не задохнулась от возмущения.
      – Я не могу отдать вам какашки. Я должна отнести их домой. Таков закон.
      – В законе не говорится, что вы должны отнести дерьмо домой, – сказала Лула. – Там говорится, что его надо убрать. А мы – добровольцы.
      Большой черный пес перестал заниматься своим делом и вопросительно принюхался к Бобу. Боб тоже его понюхал и перевел глаза на пах старушки.
      – Даже не думай, – сказала я Бобу.
      – Не уверена, что это правильно, – возразила женщина. – Никогда не слышала ни о чем подобном. Думаю, я должна сама отнести это домой.
      – Ладно, – сказала Лула, – мы вам за «это» заплатим. – Лула повернулась ко мне. – Дай ей пару баксов за ее дерьмо.
      Я порылась в карманах.
      – У меня нет с собой денег. Я же не взяла сумку.
      – На меньше, чем пять долларов, я не согласна, – заявила старуха.
      – Так вышло, что у нас нет с собой денег, – объяснила Лула.
      – Тогда «это» – мое дерьмо, – твердо сказала женщина.
      – Черта с два, – возразила Лула, силой отодвинув старушку и собирая дерьмо коробкой из-под курицы. – Нам это дерьмо необходимо.
      – Караул! – закричала старуха. – Они забрали мое дерьмо! Помогите! Воры!
      – Я все подобрала, – возвестила Лула. Мы втроем бегом пустились к офису с пакетом драгоценного дерьма.
      Остановились мы лишь у задней двери. Боб был счастлив и танцевал от радости. Но мы с Лулой еле переводили дыхание.
      – Господи, был момент, когда я думала, что она нас догонит, – сказала Лула. – Довольно прыткая старушонка.
      – Да она вовсе не бежала, – пояснила я, – это собака ее тянула.
      Я открыла бумажный пакет, и Лула вывалила туда все содержимое коробки.
      – Надеюсь, мы позабавимся, – сказала Лула. – Не терпится посмотреть, как эти два парня вляпаются в дерьмо.
      Лула вышла через парадную дверь с пакетом и зажигалкой. Мы с Бобом вошли через заднюю дверь. Хабиб и Митчелл сидели в машине, стоящей у нашего офиса прямо за моим «Бьюиком».
      Конни, Винни и я смотрели в окно, как Лула прокралась за ковровую машину и положила пакет на землю прямо под задним бампером. Мы заметили язычок пламени, потом увидели, как Лула отскочила и убежала за угол.
      Конни высунулась из двери.
      – Эй, вы, – закричала она, – там в машине! За вами что-то горит!
      Митчелл опустил стекло.
      – Что?
      – Что-то горит за вашей машиной!
      Митчелл и Хабиб вылезли, чтобы посмотреть, мы же все тоже к ним присоединились, чтобы ничего не пропустить.
      – Какой-то мусор, – сказал Митчелл Хабибу. – Отбрось его, а то машину попортим.
      – Он горит, – возразил Хабиб. – Я не желать трогать ничего горящий своим ботинок.
      – Вот что получается, когда имеешь дело с гребаным верблюжьим жокеем, – сказал Митчелл. – У таких, как ты, нет рабочей закваски.
      – Неправда. Я очень много работать в Пакистане. В нашей деревня в Пакистане был ковровая фабрика, и мой работа был бить непослушных детей, который там работал. Очень хороший работа.
      – Bay, – изумился Митчелл. – Ты бил маленьких детей, работавших на фабрике?
      – Да. Палкой. Это очень почетный должность. Надо быть очень осторожный, когда бьешь, чтобы не разбить пальцы, тогда он не смогут вязать хороший узел.
      – Это отвратительно, – сказала я.
      – Нет, нет, – возразил Хабиб. – Детям нравится, они так заработать для свои семьи. – Он повернулся к Митчеллу и погрозил ему пальцем. – И я работать очень много и бить этих детей, так что ты не должен говорит обо мне такая вещь.
      – Ну, прости, – сказал Митчелл. – Похоже, я насчет тебя ошибался. – Он пнул пакет. Пакет разорвался, и часть дерьма осталась на его ботинке.
      – Какого черта? – Митчелл потряс ногой, и горящее собачье дерьмо разлетелось по сторонам. Самый большой кусок попал на ковер на крыше, послышалось шипение, и огонь начал быстро распространяться.
      – Срань поганая, – выругался Митчелл, хватая за руку Хабиба и скрываясь за углом.
      Огонь трещал. Скоро загорелись и сиденья машины. Раздался негромкий взрыв – это прихватило бензобак, и машину окутали клубы черного дыма.
      – Похоже, они не делают огнеупорные ковры, – заметила Лула.
      Хабиб и Митчелл с открытыми ртами стояли, прижавшись к стене.
      – Мне кажется, ты теперь можешь ехать, – сказала Лула. – Не думаю, что они поедут следом.
      К прибытию пожарных от ковровой машины остался только каркас, огонь в основном потух. Хотя мой «Бьюик» находился футах в десяти от горящей машины, он остался цел и невредим. Даже краска не запузырилась. Единственное отличие от его обычного состояния – теплая ручка дверцы.
      – Мне пора, – сказала я Митчеллу. – Жаль, что так вышло с вашей машиной. И на вашем месте я бы не слишком огорчалась насчет бровей. Они слегка обгорели, но, скорее всего, снова отрастут. Со мной раз такое же случилось, но все обошлось.
      – Как... Где? – испугался Митчелл.
      Я погрузила Боба в машину и, аккуратно объехав полицейские и пожарные машины, выехала на дорогу.
      Карл Констанца был в форме и руководил движением.
      – Ты, похоже, пошла вразнос, – заметил он. – Вторую машину поджариваешь за неделю.
      – Я тут ни при чем! Это даже не моя машина!
      – Я слышал, тут кто-то сыграл старую шутку с пакетом с дерьмом с этими двумя марионетками Артуро Столле.
      – Правда? Полагаю, ты не знаешь, кто это сделал?
      – Забавно. Я только что хотел спросить, не знаешь ли ты,кто это сделал.
      – Я первая спросила.
      Констанца поморщился.
      – Нет. Я не знаю.
      – Я тоже, – сказала я.
      – Ты простофиля, – сказал Констанца. – Поверить не моту, что ты попалась на удочку и взяла собаку Саймона.
      – Да она мне вроде нравится.
      – Только не оставляй его одного в машине.
      – Ты хочешь сказать, что это противозаконно?
      – Нет. Он сожрал у Саймона переднее сиденье. Остались лишь клочки пенопласта и несколько пружин.
      – Спасибо, что поделился информацией.
      Констанца ухмыльнулся.
      – Решил, что тебе полезно знать.
      Я отъехала, раздумывая над тем, что если Боб сожрет сиденье моего «Бьюика», оно, скорее всего, регенерирует. Может, я становлюсь похожей на бабулю, но голубой «Бьюик» начал приводить меня в изумление. Создавалось впечатление, что чертова тачка не подвержена никаким повреждениям. Ей было уже почти полста, но краска на ней родная и в прекрасном состоянии. Вокруг все машины во вмятинах или совсем разбиты, но ничего подобного не происходит с «Бьюиком».
      – Прям не по себе становится, – поделилась я с Бобом.
      Боб прижал нос к стеклу и, казалось, ничем не интересовался.
      Я все еще ехала по Гамильтон-стрит, когда зазвонил мой сотовый.
      – Привет, детка, – сказал Рейнджер. – Что у тебя есть для меня?
      – Только основные данные по Лотте. Хочешь знать, где она живет?
      – Поехали.
      – Она хорошо выглядит в сером.
      – Это поддержит меня в трудную минуту.
      – Гм. Не в духе?
      – «Не в духе» – это слабо сказано. Хочу попросить об услуге. Мне надо, чтобы ты взглянула сзади на дом Рамосов в Диле. Любого другого из моей команды обязательно заподозрят, но вряд ли женщина, гуляющая с собакой по пляжу, покажется охранникам Рамосов подозрительной. Я хочу, чтобы ты точно описала дом, то есть сосчитала окна и двери.

* * *

      В четверти мили от участка Рамосов находился общественный пляж. Я оставила машину на дороге и вместе с Бобом пошла через дюны. Небо затянуто тучами, да и холоднее здесь, чем в Трентоне. Боб держал нос по ветру и кайфовал, я же застегнула куртку до самого подбородка и пожалела, что не захватила ничего потеплее. Большинство больших, дорогих домов на побережье были закрыты, там в это время года никто не жил. Серые, холодные волны набегали на берег. Вдоль линии прибоя сцепились несколько чаек, вот и все. Только я, Боб и чайки.
      Показался большой розовый дом. С пляжа он был лучше виден, чем с улицы, во всяком случае, большинство окон первого этажа и весь второй этаж. Вдоль всего фасада веранда. К главному корпусу пристроены два крыла. Северное крыло – гаражи и, возможно, спальни над гаражами. В южном крыле было два этажа, с виду явно жилых.
      Я продолжала перепахивать песок и, стараясь казаться не слишком заинтересованной, пересчитывала окна и двери. Просто женщина гуляет с собакой, попутно отмораживая себе задницу. У меня был с собой бинокль, но я побоялась его вытащить. Невозможно было определить, наблюдает за мной кто-нибудь из окон или нет. Боб бегал вокруг меня, не обращая ни на что внимания, радуясь прогулке. Я прошла дальше мимо еще пары домов, потом вернулась на общественный пляж, около которого оставила «Бьюик». Миссия завершена.
      Мы с Бобом погрузились в машину, выбрались на дорогу и еще раз проехали мимо дома Рамосов. Когда я притормозила на углу, к машине подбежал человек лет шестидесяти. На нем был тренировочный костюм и кроссовки. И он энергично махал руками.
      – Остановитесь! – крикнул он. – Остановитесь на минуту!
      Я готова была поклясться, что вижу перед собой Александра Рамоса. Нет, это просто смешно.
      Он подошел к передней дверце и постучал в стекло.
      – У вас нет сигарет? – спросил он.
      – Это... как его... нет.
      Он показал мне двадцатку.
      – Отвезите меня в лавку за сигаретами. Это займет не больше минуты.
      Грубый акцент. Ястребиные черты. Тот же рост и фигура. Нет, определенно он походил на Александра Рамоса.
      – Вы где-то здесь живете? – спросила я.
      – Да, живу в этом дерьмовом розовом уродце. Какая вам разница? Вы повезете меня в лавку или нет?
      Бог мой, Рамос, вне всякого сомнения.
      – Я обычно не впускаю в машину незнакомых мужчин.
      – Да будет вам! Мне нужны сигареты. К тому же у вас на заднем сиденье большая собака, да и выглядите вы так, будто постоянно возите незнакомых мужчин. Вы что, думаете, я вчера родился?
      – Нет, точно не вчера.
      Он открыл дверцу машины и залез на сиденье рядом со мной.
      – Очень смешно. Повезло же мне, остановил юмористку.
      – Я тут ничего не знаю. Где продаются сигареты?
      – Здесь поверни за угол. До лавки с полмили.
      – Если до лавки всего полмили, почему вы не пошли пешком?
      – У меня свои причины.
      – Не разрешают курить? Не хотите, чтобы кто-нибудь вас видел у лавки?
      – Проклятые доктора! Я вынужден тайком выбираться из собственного дома, чтобы достать сигареты. – Он махнул рукой. – К тому же я не выношу этот дом. Он мне напоминает мавзолей, полный трупов. Чертов розовый кусок говна.
      – Если вам не нравится дом, зачем же вы в нем живете?
      – Хороший вопрос. Я давно должен был бы его продать. Никогда его не любил, с самого начала. Но тогда я только что женился, и моя жена выбрала этот дом. Ей все требовалось розового цвета. – Он умолк. – Как же ее звали? Трикси? Труди? Черт, не помню.
      – Вы не помните, как звали вашу жену?
      – У меня было много жен. Очень много. Четыре. Нет, подождите... пять.
      – А сейчас вы женаты?
      Он отрицательно покачал головой:
      – Я завязал с браками. В прошлом году перенес операцию на простате. Когда-то бабы выходили за меня замуж из-за моих бубенчиков и из-за моих денег. А теперь только из-за денег. – Он покачал головой. – Это не пойдет. Нужно же иметь принципы, верно?
      Я остановилась у магазинчика, и он выпрыгнул из машины.
      – Не уезжай. Я сейчас.
      С одной стороны, мне хотелось поскорее уехать. Что, бесспорно, было трусливо. С другой – я хотела остаться. А вот это уже было глупостью.
      Через две минуты он уже сидел в машине, прикуривая сигарету.
      – Эй, – сказала я, – в машине не курить.
      – Я дам тебе еще двадцатку.
      – Мне и первая не нужна. Все равно нет. В машине не курить.
      – Ненавижу эту страну. Никто не знает, как надо жить. Все пьют это долбаное снятое молоко. – Он показал на перекресток. – Здесь поверни и поезжай по Шорлайн-авеню.
      – Куда это мы?
      – Я тут один бар знаю.
      Только мне не хватало, чтобы Ганнибал начал разыскивать отца и обнаружил, что мы с ним по-приятельски сидим в баре.
      – По-моему, неудачная мысль.
      – Ты разрешишь мне курить в машине?
      – Нет.
      – Тогда едем к Сэлу.
      – Хорошо, я отвезу вас в бар, но сама туда не пойду.
      – Еще как пойдешь.
      – Но собака...
      – Собака тоже пойдет. Я куплю ей пиво и бутерброд.
      Бар был маленьким и темным. Через все помещение протянулась стойка, в конце которой молча сидели два старика, пили и смотрели телевизор. Справа от двери – три пустых столика. Рамос уселся за один из них.
      Бармен, не задавая никаких вопросов, принес Рамосу бутылку вина и два стакана. Все происходило молча. Рамос налил себе и выпил. Затем прикурил сигарету и глубоко затянулся.
      – Ах, – произнес он с наслаждением, выдыхая дым.
      Иногда я завидую курящим. Когда они втягивают в себя первую порцию никотина, они всегда выглядят такими счастливыми. Не могу навскидку перечислить много вещей, которые доставляют мне такое же наслаждение. Разве что именинный пирог.
      Рамос налил себе еще и придвинул бутылку ко мне.
      – Нет, спасибо, – отказалась я. – Я же за рулем.
      Он удрученно покачал головой.
      – Страна слабаков. – Он допил вино. – Не пойми меня неправильно. Кое-что мне очень даже нравится. Например, большие американские машины. И американский футбол. И еще американские женщины с большими сиськами.
      – О господи. Вы часто останавливаете машины? – поинтересовалась я.
      – Пользуюсь любым случаем.
      – Вы не находите, что это опасно? Вдруг в машине окажется псих?
      Он достал из кармана пистолет 22-го калибра.
      – Я его пристрелю. – Он положил пистолет на стол, закрыл глаза и еще раз приложился к сигарете. – Ты где-то здесь живешь?
      – Нет. Просто приехала погулять с собакой. Он обожает бегать по пляжу.
      – Что это у тебя за наклейка на подбородке?
      – Порезалась, когда брилась.
      Он бросил на стол двадцать долларов и встал.
      – Порезалась, когда брилась. Неплохо сказано. Ты ничего. Теперь можешь отвезти меня домой.
      Я высадила его за квартал от дома.
      – Приезжай завтра, – сказал он. – В то же время. Может, я возьму тебя в личные шоферы.

* * *

      Когда мы вернулись домой, бабушка накрывала стол к ужину. На диване перед телевизором развалился Лунатик.
      – Эй, – сказал он, – как дела?
      – Не жалуюсь, – ответила я. – А у тебя как?
      – Даже не знаю, дружок. Трудно поверить, что нет больше нашего дилера. Я-то думал, дилер будет всегда. Я что хочу сказать, он пользу приносил. Был дилером. – Он потряс головой. – Весь мой мир перевернулся, дружок.
      – Ему надо еще выпить пивка, – сказала бабушка. – А потом мы все дружно поужинаем. Я всегда радуюсь, когда у нас к ужину гости. Особенно, когда это мужчина.
      Я не была уверена, что Лунатика можно было считать мужчиной. Он скорее напоминал Питера Пэна, пристрастившегося к травке. Лунатик большую часть своей жизни проводил под кайфом.
      Из кухни выбрался Боб и основательно обнюхал ширинку Лунатика.
      – Эй, дружок, – сказал Лунатик, – не при первом же свидании.
      – Я сегодня купила себе машину, – сообщила бабушка. – Лунатик любезно пригнал ее сюда.
      Челюсть у меня отвисла.
      – Но у тебя же уже есть машина. «Бьюик» дяди Сандора.
      – Верно. Не пойми меня неправильно. Мне кажется, машина не клевая. Не соответствует моему новому имиджу. Мне захотелось иметь что-нибудь поспортивнее. Ужасно забавно, как все это произошло. Луиза заехала за мной и сказала, что слышала, будто дилер закрывает свое дело. Вот мы и поехали посмотреть, что там у него есть. И пока мы там были, я купила машину.
      – Ты купила машину у Дага?
      – Вот именно. Просто красотку.
      Я бросила на Лунатика убийственный взгляд, но он не обратил на это никакого внимания. Его ничто не могло заставить эмоционально встряхнуться.
      – Ты только посмотри, какая машина у бабули, – сказал он. – Замечательная.
      – Просто душка, – добавила бабушка. – Я в ней выгляжу как звезда.
      Не знаю уж, какую звезду она имела в виду. Но если бабушка довольна, какого черта?
      – А что за машина? – поинтересовалась я.
      – «Корветт», – ответила бабушка. – Красная.

      Итак, у моей бабушки красный «Корветт», а у меня голубой «Бьюик» 1953-го года и огромный прыщ на подбородке. Черт, могло быть и хуже. Прыщ мог вскочить и на носу.
      – Кроме того, – сказала бабушка, – я знаю, как тебе нравится «Бьюик». Не хочу отнимать его у тебя.
      Я кивнула и попыталась улыбнуться.
      – Простите меня, – пробормотала я, – мне надо помыть руки перед ужином.

* * *

      Я спокойно прошла в ванную комнату, закрыла и заперла дверь, посмотрела на себя в зеркало над раковиной и шмыгнула носом. Из левого глаза выкатилась слезинка. Возьми себя в руки, сказала я себе. Это всего лишь прыщ. Со временем пройдет. Да, а как же насчет «Бьюика»? – задала я себе вопрос. Об этом стоило побеспокоиться. «Бьюик» не подавал никакого желания исчезнуть. Еще одна слеза скатилась по моей щеке. Ты слишком эмоциональна, заявила я собственному отражению в зеркале. Придаешь слишком большое значение пустякам. Возможно, это результат гормонального нарушения из-за недосыпа.
      Я плеснула в лицо холодной водой и высморкалась. По крайней мере, хоть спать буду спокойно. Теперь на двери сигнальная система. Не то чтобы я возражала против визитов Рейнджера в два часа ночи... мне не нравилось, как он умудряется прокрасться. Вдруг у меня во сне течет слюна, а он будет сидеть и наблюдать за этим? Вдруг: он будет сидеть и глазеть на мой прыщ?
      После ужина Лунатик удалился, а бабушка, продемонстрировав мне новую машину, отправилась почивать.
      Морелли позвонил около девяти.
      – Прости, раньше никак не мог, – сказал он. – Такой уж денек выдался. Как ты там?
      – При прыще.
      – Тут я тебе не конкурент.
      – Ты знаешь такую Синтию Лотте? Поговаривали, что она была подружкой Гомера Рамоса.
      – Из того, что я знаю о Гомере, следует, что он менял подружек чаще, чем другие меняют носки.
      – Ты с его отцом когда-нибудь встречался?
      – Разговаривал пару раз.
      – И что ты о нем думаешь?
      – Типичный старый добрый грек – торговец оружием. Давно его не видел. – Он помолчал. – Бабушка Мазур все у тебя?
      – Ага.
      Морелли глубоко вздохнул.
      – Мама просила спросить, не хочешь ли ты завтра прийти к ним ужинать. Она свинину жарит.
      – Обязательно, – ответил Морелли. – Ты ведь тоже там будешь, так?
      – Я, а еще бабушка и Боб.
      – Господи!
      Я повесила трубку, взяла Боба, погуляла с ним вокруг квартала, дала Рексу виноградину, немного посмотрела телевизор. Где-то посредине хоккейного матча я уснула и проснулась как раз вовремя, чтобы застать последние кадры шоу об убийцах и отравителях. Когда шоу закончилось, я трижды проверила замки на двери и повесила на ручку детектор движения. Если кто-нибудь откроет дверь, зазвучит сигнал. Я искренне надеялась, что такого не произойдет, потому что после шоу об убийцах я чувствовала себя слегка напутанной. Рейнджер, пялящийся на мой прыщ, уже не казался мне неприятностью в сравнении с маньяком, вырезающим мне язык и забирающим его с собой для коллекции. Ради пущей безопасности я отправилась на кухню и спрятала все ножи. Нечего облегчать задачу сумасшедшему, подсовывая ему мои собственные ножи. Потом я вытащила из банки с печеньем пистолет и положила его за диванную подушку – вдруг он мне срочно понадобится.
      Я выключила свет и забралась под одеяло на моей походной кровати-диване. В спальне храпела бабушка. В кухне холодильник включился на размораживание. Послышался далекий звук с парковочной площадки – кто-то захлопнул дверцу машины. Обычные звуки, уверяла я себя. Тогда почему так бьется сердце? Потому что я посмотрела это дурацкое шоу про убийц по телевизору, вот почему.
      Ладно, пора забыть про шоу. Спи. Подумай о чем-нибудь еще.
      Я закрыла глаза. И подумала об Александре Рамосе, который, скорее всего, недалеко ушел от серийных убийц, из-за которых так колотится мое сердце. Так что насчет Рамоса? Человек, контролирующий подпольную продажу оружия по всему миру, вынужден останавливать на дороге машину, чтобы смотаться за сигаретами. Ходили слухи, что Рамос болен, но на меня он не произвел впечатления маразматика или сумасшедшего. Немножко агрессивен, это да. Терпения не хватает. Наверное, где-нибудь в другом месте его поведение и могло бы показаться странным, но здесь, в Джерси, как мне казалось, Рамос был вполне на своем месте.
      Я была так огорошена, что почти и не говорила с ним. Теперь, когда прошло немного времени, у меня появилась тысяча вопросов. Мне не только хотелось еще раз с ним поговорить, у меня появилось странное желание посмотреть, какой он внутри, этот розовый дом. Когда я была маленькой, родители возили меня в Вашингтон, чтобы показать Белый дом. Мы час простояли в очереди, а потом нас водили по открытым для публики комнатам. Я очень расстроилась. Кому интересна государственная столовая? Мне хотелось посмотреть ванную комнату президента. И теперь мне было любопытно взглянуть на ковер в комнате Александра Рамоса. Мне хотелось побродить по комнатам Ганнибала и заглянуть в холодильник. Они ведь все были на обложке «Ньюсуика». Значит, они представляют интерес, верно?
      Отсюда я перешла к мыслям о Ганнибале, который вовсе не казался мне интересным. И о Синтии Лотте, которая тоже была неинтересна. Или представить Синтию голой вместе с Гомером Рамосом? Тоже неинтересно. Ладно, как насчет Синтии и Бэтмена? Уже лучше. Подождите, а как насчет Ганнибала и Бэтмена? Гадость! Я сбегала в ванную и почистила зубы. И решила на Бэтмене остановиться.
      Выйдя из ванной, я услышала, что кто-то возится с моим замком. Дверь открылась, и заверещала сигнальная система. Дверь осталась полузакрытой благодаря цепочке, так что, когда я вышла в переднюю, я смогла увидеть в щель Лунатика.
      – Эй, дружок, – сказал он, когда я выключила сигнализацию. – Что это такое?
      – Что ты здесь делаешь?
      – Я забыл отдать твоей бабушке вторые ключи от машины. Вот я их и принес. – Он опустил ключи в мою ладонь. – Надо же, какая клевая у тебя сигнализация. Я знаю одного мужика, так у него сигнализация играет мелодию из «Бонанзы». Помнишь «Бонанзу»? Вот это был класс, правда?
      – Как ты открыл мою дверь?
      – Отмычкой. Не хотел беспокоить тебя так поздно.
      – Очень трогательно с твоей стороны.
      – Лунатик всегда старается думать о других. – Он махнул мне рукой и пошел через холл к лестнице.
      Я закрыла дверь и снова прицепила детектор. Бабушка все так же храпела в спальне, а Боб даже не сдвинулся с места, так и остался лежать около дивана. Если в эту квартиру забредет серийный убийца, надеяться мне не на кого.
      Я заглянула к Рексу и объяснила ему все насчет сигнализации.
      – Не волнуйся, – сказала я. – Я знаю, очень громко было, но ты ведь все равно не спал, а бегал. – Рекс сидел на маленькой пушистой попке, свесив передние лапки. Усы топорщились, прозрачные ушки вибрировали, круглые черные глазки широко раскрыты. Я положила ему в миску кусочек крекера, он кинулся к нему, засунул за щеку и скрылся в своей банке из-под супа. Рекс умел переживать кризисы.
      Я вернулась на диван и натянула одеяло до подбородка. Никаких больше мыслей о Бэтмене, велела я себе. Никаких попыток заглянуть под его резиновую маску.И никаких серийных убийц. И никаких Джо Морелли, поскольку весьма соблазнительной казалась идея позвонить ему и попросить жениться на мне... или еще о чем-нибудь, О чем же мне тогда думать? О храпе бабушки? От него можно было оглохнуть. Я могу положить на голову подушку, но тогда я не услышу сигнализацию, серийный убийца придет и вырежет мне язык. Черт, снова я думаю об этом серийном убийце!
      Снова послышался какой-то звук у двери. Я попыталась в темноте разглядеть, который сейчас час. Где-то около часа. Дверь открылась, и завопила сигнализация. Определенно Рейнджер. Я провела рукой по лицу и убедилась, что лейкопластырь на месте. На мне были плотные трусы-шорты и белая футболка. В последнюю минуту я испугалась, что сквозь тонкий материал очень заметны мои соски. Черт! Надо было раньше думать! Я поспешила в переднюю, но прежде чем я дошла до двери, в щель просунулись кусачки, перекусили цепочку, и дверь распахнулась.
      – Слушай, – сказала я Рейнджеру, – это нечестно.
      Но вошел вовсе не Рейнджер, а Моррис Мансон. Он сорвал с дверной ручки детектор и разбил его кусачками. Детектор в последний раз пискнул и умер. Бабушка продолжала храпеть. Боб все еще валялся вдоль дивана. Один Рекс стоял торчком, очень похожий на маленького медведя гризли.
      – Сюрприз, – сказал Мансон, закрывая дверь и проходя в переднюю.
      Мой шоковый пистолет, газовый баллончик, фонарик, которым можно было бы стукнуть по голове, и пилочка для ногтей находились в сумке, висящей на крючке за спиной Мансона. Не достать. Настоящий пистолет валялся где-то за диванной подушкой, хотя я в принципе не хотела им пользоваться. Пистолеты меня до смерти путают и... убивают людей. Убийство же – не самое мое любимое занятие.
      По сути, я должна была бы радоваться появлению Мансона. Ведь я же его разыскиваю, так? А тут вот он, пожалуйста, прямо в моей квартире.
      – Стой и не двигайся, – сказала я. – Ты нарушил свои обязательства, поэтому ты арестован.
      – Ты разбила мне жизнь, – заявил он. – Я все для тебя делал, а ты разбила мне жизнь. Ты забрала все. Дом, машину, мебель...
      – Это была твоя бывшая жена, придурок! Разве я похожа на нее?
      – Слегка.
      – Совершенно не похожа! – Особенно если учесть, что его бывшая жена мертва, а на спине у нее следы от протекторов его машины. – Как ты меня нашел?
      – Однажды поехал за тобой. Тебя в этом «Бьюике» трудно упустить.
      – Ты же не думаешь, что я твоя бывшая жена, верно?
      Он растянул рот в ухмылке.
      – Нет, но если они решат, что у меня крыша поехала, я смогу рассчитывать, что меня признают невменяемым. Бедный, расстроенный муж пошел вразнос. Я уже все заранее подготовил, осталось только порезать тебя и поджечь. И я свободен.
      – Ты спятил!
      – Видишь, уже срабатывает.
      – Ну, ничего у тебя не выйдет, потому что я прошла профессиональную подготовку по самообороне.
      – Смотри на вещи реально. Я поспрашивал насчет тебя. Нигде ты не тренировалась. Ты торговала женскими трусами, пока тебя не уволили.
      – Меня не увольняли. Произошло сокращение штатов.
      – Да какая разница. – Он показал мне ладонь, на которой лежал складной нож. Он нажал на кнопку, и выскочило лезвие. – Если ты не станешь сопротивляться, все будет не так уж страшно. Мне не хочется тебя убивать. Я думал, пырну пару раз, может, сосок отрежу.
      – Не выйдет!
      – Послушайте, леди, войдите в мое положение. Меня ведь обвиняют в убийстве.
      – Это глупо. Ничего у тебя не получится! Ты с адвокатом об этом говорил?
      – Да не могу я позволить себе адвоката! Жена полностью меня обчистила!
      Пока мы разговаривали, я медленно задом продвигалась к дивану. Теперь, когда я была в курсе его планов отрезать мне сосок, идея пристрелить его не казалась мне такой уж ужасной.
      – Не двигайся, – приказал он. – Ты же не хочешь, чтобы я гонялся за тобой по всей квартире?
      – Мне надо сесть. Я неважно себя чувствую. – Я вовсе не пыталась его обмануть. Сердце мое трепыхалось, а волосы на голове взмокли. Я плюхнулась на диван и сунула пальцы между подушками. Никакого пистолета. Я пробежала пальцами рядом с другой подушкой. Снова нет пистолета.
      – Что это ты делаешь? – поинтересовался он.
      – Ищу сигарету, – соврала я. – Мне необходима последняя сигарета, чтобы успокоить нервы.
      – Забудь. Нет времени. – Он бросился на меня с ножом. Я откатилась, он пырнул ножом подушку рядом со мной.
      Завизжав, я встала на четвереньки, разыскивая пистолет, и нашла его под средней подушкой. Мансон снова двинулся на меня, и я прострелила ему ногу.
      Боб открыл один глаз.
      – Сука! – заорал Мансон, роняя нож и хватаясь за ногу. – Сука!
      Я отступила и направила на него пистолет.
      – Ты арестован, – заявила я.
      – Я ранен. Я умру. Я истекаю кровью.
      Мы оба посмотрели на его ногу. Нельзя сказать, чтобы кровь лилась рекой. Небольшое пятнышко на месте мизинца.
      – Я слегка тебя задела, – сказала я.
      – Господи, – сказал он, – ты же была прямо передо мной. Как ты умудрилась промахнуться?
      – Хочешь, чтобы я еще раз попробовала?
      – Все пропало. Ты все испортила. Как всегда. Каждый раз, когда у меня появляется план, ты все портишь. Я же все продумал. Приду, отрежу сосок, подожгу тебя. А ты все погубила. – Он в отвращении вскинул вверх руки. – Уж эти женщины! – Он повернулся и захромал к двери.
      – Эй, – крикнула я, – куда это ты пошел?
      – Ухожу. Палец дико болит. И взгляни на мой ботинок. В нем огромная дыра. Ты считаешь, обувь растет на деревьях? Ты не считаешься ни с кем, только о себе думаешь. Все вы, женщины, одинаковые. Только берете, берете, берете. Вечно дай, дай, дай.
      – Насчет ботинка не волнуйся. Государство даст тебе новые. Вместе с миленьким оранжевым костюмом и цепочкой на ноги.
      – Даже не думай, я никуда не пойду, пока все не будут уверены, что я безумен.
      – Меня ты уже заставил поверить. Кроме того, у меня пистолет, и, если нужно, я снова в тебя выстрелю.
      Он поднял руки.
      – Валяй, стреляй.
      Но я не могла выстрелить в безоружного человека. К тому же у меня кончились пули. Как раз собиралась купить, еще список составила: молоко, хлеб, пули.
      Я пробежала мимо него, схватила сумку и высыпала все на пол, поскольку посчитала такой способ быстрейшим для поисков наручников и перечного баллончика. Мы с Мансоном одновременно кинулись к рассыпанному мусору, и он победил. Он схватил баллончик и прыгнул к двери.
      – Если приблизишься, тебе достанется, – заявил он.
      Я смотрела, как он скачет по холлу, жалея больную ногу. Остановился у двери лифта и потряс баллончиком.
      – Я еще вернусь, – пообещал он. Вошел в лифт и исчез.
      Я закрыла и заперла дверь. Замечательно. Надо же, как все вышло. Я пошла на кухню, поискать, чем утешиться. Торт кончился. Пирог тоже. В буфете не завалялось ни одной шоколадки. Выпивки нет. Даже чипсов нет. И арахисового масла не осталось.
      Мы с Бобом попробовали съесть по паре оливок, но они явно не годились в такой ситуации.
      Я собрала все с пола в передней и сунула обратно в сумку. Положила разбитый детектор на буфет, выключила свет и вернулась на диван. Я лежала в темноте и вспоминала последнюю угрозу Мансона. Неважно, действительно ли он был сумасшедшим или только притворялся. Главное в том, что я едва не осталась без соска. Наверное, мне не следует спать, пока я не установлю на дверь хорошую щеколду. Он сказал, что вернется, и я не знала, что он имел в виду – через час или через день.
      Но вот в чем беда – глаза у меня слипались. Я попробовала петь, потом считать слонов, но заснула где-то на десятом. Следующее, что помню: я проснулась от ощущения, что я в комнате не одна. Я лежала неподвижно, сердце пропускало удары, в легких не хватало воздуха. Я не слышала шагов по ковру. Не чувствовала никакого постороннего запаха. Было лишь ни на чем не основанное убеждение, что кто-то со мной рядом.
      Вдруг, без всякого предупреждения, пальцы обхватили мое запястье, приведя меня в действие. Выброс адреналина в кровь, и я ринулась с дивана на нарушителя моего спокойствия.
      От неожиданности мы оба свалились на журнальный столик, а оттуда на пол. Через секунду он пригвоздил меня к полу всем своим телом, и нельзя сказать, чтобы это было неприятно, поскольку я уже сообразила, что лежу под Рейнджером. Мы лежали пах к паху, грудь к груди, и он держал меня за запястья. Прошла минута, мы лежали молча и только тяжело дышали.
      – Хороший прыжок, детка, – сказал он и поцеловал меня. Сомневаться в его намерениях не приходилось. Так, например, не целуют кузину. Так, пожалуй, целуют женщину, с которой собираются сорвать одежду и дать ей основания восславить господа.
      Он продолжал целовать меня и провел ладонями по моей груди. Слава богу, я не лишилась одного соска! Меня охватил жар, и соски затвердели.
      Раздался скрип двери в спальню, и бабушка высунула голову.
      – Здесь все в порядке?
      Дивно. Теперь она проснулась!
      – Да, все нормально, – ответила я.
      – Это на тебе Рейнджер?
      – Он показывал мне прием самообороны.
      – Я бы не возражала тоже познакомиться с таким приемом, – призналась бабуля.
      – Ну, мы вроде уже закончили.
      Рейнджер скатился с меня и остался лежать на спине.
      – Не будь она вашей внучкой, я бы ее пристрелил, – сказал он.
      – Черт, – сказала бабушка, – вечно я пропускаю самое интересное.
      Я вскочила на ноги и поправила футболку.
      – Ты ничего не пропустила. Я собиралась сварить какао. Ты будешь?
      – Разумеется, – сказала бабушка. – Пойду надену халат.
      Рейнджер взглянул на меня. В комнате было темно, только немного света из открытой двери спальни. Но этого хватало, чтобы увидеть, что, хоть он и улыбается, глаза смотрят серьезно.
      – Спасенная бабушкой.
      – Ты какао хочешь?
      Он прошел за мной на кухню.
      – Мимо.
      Я протянула ему листок бумаги с рисунком дома.
      – Вот то, что ты просил.
      – Еще что-нибудь?
      Он знал про Александра Рамоса.
      – Откуда ты знаешь?
      – Я следил за домом на пляже. Видел, как ты его посадила в машину.
      Я налила в две кружки молока и сунула их в микроволновку.
      – Что с ним такое? Он остановил меня, чтобы попросить сигарету.
      Рейнджер улыбнулся:
      – Ты когда-нибудь пыталась бросить курить?
      Я отрицательно покачала головой.
      – Тогда тебе не понять.
      – А ты курил?
      – Чего только я не делал. – Он взял с буфета детектор и повернул его в руке.
      – Я заметил перекусанную дверную цепочку.
      – Ты у меня сегодня не единственный посетитель.
      – Что случилось?
      – Тип, сбежавший из-под залога, вломился ко мне в квартиру. Я прострелила ему ногу, и он ушел.
      – Ты, верно, не читала «Справочник охотников за сбежавшими преступниками». Твоя задача – ловить плохих парней и тащить их назад в тюрьму.
      Я размешала какао в горячем молоке.
      – Рамос хотел, чтобы я сегодня снова приехала. Предложил мне работу по доставке ему сигарет.
      – Тебе такая работа не нужна. Александр может быть импульсивным и непредсказуемым. К тому же он параноик. Он сидит на таблетках, но не всегда их принимает. Ганнибал нанял охранников следить за стариком, но они в сравнении с ним салаги. Убегает при первой возможности. У них с Ганнибалом борьба за власть, так что тебе не стоит попадать под обстрел.
      – Надо же, как мило, – сказала бабушка, которая как раз, шаркая ногами, вошла в кухню и взяла свою кружку с какао. – С тобой жить куда интереснее. Когда я жила у твоей матери, к нам никогда среди ночи не приходили в гости мужчины.
      Рейнджер положил детектор на буфет.
      – Мне пора. Приятного аппетита.
      Я пошла проводить его до двери.
      – Не надо ли еще что-нибудь для тебя сделать? Проверить почту, например? Полить цветы?
      – Мою почту получает адвокат. А цветы я поливаю сам.
      – Значит, ты чувствуешь себя в безопасности в Бэткейву?
      Он слегка улыбнулся. Наклонился и поцеловал меня в шею, там, где кончался ворот футболки.
      – Приятных сновидений.
      Перед уходом он попрощался с бабушкой, которая все еще торчала на кухне.
      – Какой приятный, вежливый молодой человек, – заметила бабушка. – И прекрасно оборудован.
      Я направилась прямиком к стенному шкафу, нашла бутылку виски и налила щедрую порцию в свое какао.

* * *

      На следующее утро мы с бабулей мучились похмельем.
      – Нельзя мне так поздно пить какао, – пожаловалась бабушка. – Такое впечатление, что глаза сейчас вылезут из орбит. Наверное, мне надо провериться насчет глаукомы.
      – Тебе лучше проверить уровень алкоголя в крови, – посоветовала я.
      Я выпила пару таблеток аспирина и потащилась на парковочную площадку. Хабиб и Митчелл уже наличествовали, сидя в зеленом микроавтобусе с двумя сиденьями для детей сзади. Однако детей не было.
      – Миленькая дозорная машина, – заметила я. – Подходит по всем статьям.
      – Даже не начинай, – сказал Митчелл. – У меня плохое настроение.
      – Это машина твоей жены, верно?
      Он мрачно взглянул на меня.
      – Хочу облегчить вам жизнь. Чтобы вы не заблудились, сообщаю, что еду прямиком в контору.
      – Ненавидеть это место, – заявил Хабиб. – Оно проклято! Там плохо!
      Я подъехала к конторе и остановилась напротив входа. Хабиб остановился в середине квартала и не выключил мотор.
      – Эй, подруга, – сказала Лула, – а где Боб?
      – С бабушкой. Они сегодня отсыпаются.
      – По твоему виду можно догадаться, что и тебе не мешало бы отоспаться. Ужасно выглядишь. Если бы все твое лицо было такого же цвета, как под глазами, ты могла бы перебраться в мой район. Разумеется, есть и положительная сторона: при таких кругах под налитыми кровью глазами на этот мерзкий прыщ уже не обращаешь внимания.
      Но по-настоящему положительным было то, что сегодня я плевать хотела на этот прыщ. Забавно: немного приключений с опасностью для жизни, и совсем по-другому смотришь на такой пустяк, как прыщ. Больше всего в данный момент меня волновала следующая проблема: как бы прищучить Мансона. Мне не улыбалось провести еще одну бессонную ночь, опасаясь сгореть в огне.
      – У меня предчувствие, – сказала я Луле, – что Мансон у себя дома. У меня сегодня настроение взять кого-нибудь за шкирку.
      Я вынула из сумки пистолет.
      – У меня кончились пули, – сказала я Конни. – У тебя не найдется лишних?
      Из своего кабинета высунулся Винни.
      – Ты заряжаешь пистолет? Я не ошибся? Это по какому случаю?
      – У меня полно пуль в пистолете, – обиделась я и прищурилась. – Должна сказать, что я вчера подстрелила кое-кого.
      Все дружно ахнули.
      – Кого это ты подстрелила? – спросила Лула.
      – Морриса Мансона. Он залез в мою квартиру.
      Винни кинулся ко мне.
      – Где он? Умер? Надеюсь, ты не стреляла ему в спину? Я не устаю повторять – только не в спину.
      – Да не стреляла я в спину. Я прострелила ему палец.
      – Да? И где же он?
      – О господи, – вздохнула Лула. – Ты выстрелила ему в ногу последней пулей, так ведь? Ты слегка зацепила эту свинью, и у тебя кончились пули? – Она покачала головой. – Ну и как тебе это понравилось?
      Вернулась Конни с коробкой.
      – Тебе они и вправду нужны? – спросила она. – Ты неважно выглядишь. Не знаю, правильно ли давать женщине пули, когда у нее прыщ на подбородке.
      Я зарядила пистолет и сунула коробку в сумку.
      – Со мной все в порядке.
      – Перед вами женщина, которая что-то задумала, – прокомментировала Лула.
      «Перед ними женщина, страдающая от похмелья, которая думает только о том, как бы протянуть этот день», – мысленно уточнила я.
      На полдороге к дому Мансона на Рокуэлл-стрит я притормозила у тротуара, и меня вырвало. Митчелл и Хабиб, наблюдавшие эту сцену, поморщились.
      – Видать, та еще выдалась ночка, – заметила Лула.
      – Даже вспоминать не хочу. – И это были не просто слова. Я действительноне хотела думать об этой ночи. В смысле, что такое, черт возьми, происходит между мной и Рейнджером? Наверное, у меня крыша поехала. Поверить не могу, что я сидела с бабушкой и глушила виски, запивая горячим какао. Я не умею пить. Я пьянею от двух бутылок пива. У меня было такое ощущение, будто мозги мои вылетели куда-то в космос, а тело осталось мучиться на земле.
      Я проехала еще четверть мили и свернула к «Макдоналдсу». Мне требовалось лекарство от похмелья, которое никогда меня не подводило: картошка фри и кока-кола.
      – Раз уж мы здесь, – сказала Лула, – я тоже себе возьму самую малость. Яичница, картошка, шоколадный коктейль и «биг мак», – крикнула она через мою голову.
      Я почувствовала, что зеленею.
      – Это называется «самая малость»?
      – Да, ты права, – согласилась она. – Картошки не надо.
      Парень из окошка протянул мне большой пакет и заглянул в машину.
      – А где ваша собака?
      – Дома.
      – Плохо. В прошлый раз у вас клево получилось. Господи, такая гора...
      Я нажала на газ и уехала. Мы еще не доехали до дома Мансона, как с едой было покончено, и я чувствовала себя значительно лучше.
      – Почему ты решила, что он сюда вернулся? – спросила Лула.
      – Чувствую. Ему надо было перевязать ногу и взять другие ботинки. На его месте я бы для этого поехала домой. Потом, было уже поздно. А уж если бы я попала домой, то и спать предпочла бы в своей постели.
      Снаружи ничего определенного сказать было нельзя. В окнах темно. Никаких признаков жизни. Я объехала дом и остановилась у гаража. Лула выскочила, чтобы заглянуть в окно.
      – Он точно здесь, – сказала она, снова забираясь в «Бьюик». – По крайней мере, его развалюха здесь.
      – У тебя с собой твой пистолет и перечный баллончик?
      – Есть ли клюв у цыпленка? Я могу напасть на Болгарию с тем дерьмом, что у меня в сумке.
      Я остановилась напротив дома и оставила Лулу караулить входную дверь Мансона. Потом поставила «Бьюик» на приличном расстоянии от дома, чтобы он не мог его видеть. Хабиб и Митчелл в детской машине встали прямо за мной, заперли двери и открыли свои пакеты из «Макдоналдса».
      Я прошла через два двора к задней двери дома Мансона и осторожно заглянула в кухонное окно. На столе коробка с лейкопластырем и бумажные полотенца. Я что, гений? Я отошла на шаг и, задрав голову, посмотрела на окна второго этажа. До меня донесся слабый звук текущей воды. Мансон принимает душ. Надо же, как повезло.
      Я подергала дверь. Заперто. Подергала окна. Тоже заперты. Я уже собиралась разбить стекло, когда Лула открыла мне дверь.
      – Там замок совсем дрянной, – объяснила она.
      Наверное, я единственный человек во всем мире, который не в состоянии открыть чужой замок.
      Мы стояли на кухне и прислушивались. Над головой все еще слышался шум воды. Лула взяла в одну руку баллончик, а пистолет в другую. У меня одна рука оставалась свободной, в другой я держала наручники. Мы осторожно поднялись наверх и постояли на площадке. Дом был маленьким. На втором этаже две спальни и ванная комната. Двери в спальни были открыты, там ни души. Дверь в ванную закрыта. Лула встала с одной стороны, держа наготове баллончик. Я встала с другой стороны. Мы точно знали, что надо делать, поскольку не раз смотрели фильмы про полицейских по телевизору. Нигде не упоминалось, что у Мансона есть пистолет, так что, скорее всего, в ванной он без оружия, но поостеречься не повредит.
      – По счету три, – произнесла я одними губами, положив руку на дверную ручку. – Раз, два, три!

      – Подожди минутку, – сказала Лула, – он ведь наверняка голый. Зачем нам на это смотреть. Я в свое время насмотрелась на безобразных мужиков. Больше не хочется.
      – Мне плевать, голый он или нет, – ответила я. – Меня беспокоит, нет ли у него ножа или пропановой горелки.
      – Тоже верно.
      – Ладно. Считаю снова. Приготовься. Раз, два, три!
      Я открыла дверь ванной комнаты, и мы обе заскочили внутрь.
      Мансон отдернул занавеску душа.
      – Какого черта?
      – Вы арестованы, – заявила Лула. – И мы бы были очень признательны, если бы вы прикрылись полотенцем, так как мне совсем не хочется смотреть на ваши жалкие съежившиеся гениталии.
      Волосы у него были в шампуне, а на ноге огромная повязка, которую он прикрыл от воды пластиковым пакетом и закрепил лейкопластырем на лодыжке.
      – Я сумасшедший, – завизжал он. – Я сумасшедший, твою мать! Живым не дамся!
      – Ладно, хватит, – сказала Лула, протягивая ему полотенце. – Ты воду выключишь или как?
      Мансон схватил полотенце и хлестнул им Лулу.
      – Эй, – возмутилась она, – сделаешь так еще раз, получишь струю перца в лицо.
      Мансон снова замахнулся полотенцем.
      – Толстая, толстая, претолстая, – пропел он.
      Лула забыла про баллончик и попыталась схватить его за горло. Мансон исхитрился поднять руку и направить струю воды на нее, потом выпрыгнул из душа. Я сделала попытку схватить его, но он был скользким от мыла и воды, а Лула была занята, размахивала руками, стараясь уйти из-под струи воды.
      – Прысни на него, – крикнула я Луле. – Пристрели его! Сделай что-нибудь!
      Мансон отбросил нас в стороны и рванул вниз по лестнице. Промчался через весь дом к двери черного хода и выбежал во двор. Я почти наступала ему на пятки, Лула бежала в футах десяти за мной. По-видимому, нога у него жутко болела, однако он промчался через два двора и выскочил в переулок. Я прыгнула вперед и ударила его по спине. Мы оба свалились на землю и принялись кататься, свившись в клубок, ругаясь и царапаясь. Мансон пытался вырваться, я же – удержать его и надеть наручники. Если бы на нем была одежда, за которую можно уцепиться, мне было бы легче. А так, цепляться за то, что подворачивалось под руку, мне не хотелось.
      – Дай ему туда, где больно! – орала Лула. – Дай как следует!
      Я последовала ее совету. Человека можно довести до такого состояния, когда ему больше не хочется кататься по земле. Я откинулась назад и поддала Мансону коленкой в пах.
      Мансон икнул и свернулся калачиком.
      Мы с Лулой оторвали его руки от причинного места, завели их ему за спину и надели наручники.
      – Жаль, не удалось снять на пленку, как ты с ним боролась, – заметила Лула. – Напомнила мне анекдот про карлика в колонии нудистов, который вечно совал нос куда не надо.
      Митчелл и Хабиб вылезли из машины и стояли в сторонке с поникшими лицами.
      – Бедный мужик! Как я ему сочувствую, – сказал Митчелл. – Если нам велят заняться тобой вплотную, я надену щиток.
      Лула побежала в дом, чтобы взять одеяло и запереть дверь. Я, Хабиб и Митчелл поволокли Мансона к «Бьюику». Когда вернулась Лула, мы обернули Мансона одеялом, швырнули на заднее сиденье и поехали в полицейский участок на Норт-Клинтон-стрит. Подъехали сзади, куда вела дорожка.
      – Точно как в «Макдоналдсе», – заметила Лула. – Только мы тут оставляем, а не забираем.
      Я нажала на звонок и представилась. Через мгновение появился Карл Констанца, открыл дверь и взглянул на «Бьюик».
      – Что теперь? – спросил он.
      – У меня там тело на заднем сиденье. Моррис Мансон. Сбежал из-под залога.
      Карл подошел к машине и ухмыльнулся:
      – А он голый.
      Я вздохнула.
      – Ты не собираешься ко мне вязаться по этому поводу? Бери, что дают.
      – Эй, Джулиан, – крикнул он, – выйди посмотреть на голого мужика. Угадай, кто его привез!
      – Ладно, – обратилась Лула к Мансону, – конец истории. Можешь вылезать.
      – Нет, – заявил Мансон, – не буду.
      – Черта с два, – заявила Лула.
      Джулиан и еще один коп присоединились к стоящему в дверях Карлу. И все по-дурацки лыбились.
      – Иногда я думаю: что за дерьмовая у нас работа, – сказал один из полицейских. – Но когда удается увидеть такое, понимаешь, что овчинка стоит выделки. Почему у этого голого парня на ноге пластиковый пакет?
      – Я его подстрелила, – сказала я.
      Констанца и Джулиан переглянулись.
      – Ничего не хочу знать, – заявил Карл. – Я ничего не слышал.
      Лула одарила Мансона своим фирменным презрительным взглядом.
      – Если ты не вытащишь свой костлявый белый скелет из машины, я врежу тебе еще раз по яйцам.
      – А пошла ты, – сказал Мансон. – Имел я тебя в твою черную задницу.
      Все копы разом перевели дыхание и сделали шаг назад.
      – Ну все, – сказала Лула. – Мое терпение кончилось. Ты испортил мне настроение. Я сейчас вылезу и выдерну тебя оттуда вместе с твоим крошечным членчиком. – Она выбралась из машины и открыла заднюю дверцу.
      И Мансон пулей вылетел из машины.
      Я накинула на него полотенце, и мы все потащились в полицейский участок, кроме Лулы, у которой на такие места была аллергия. Она проехала по дорожке и поставила машину на стоянку.
      Я наручниками прикрепила Мансона к скамье рядом с дежурным, сдала свои бумаги и получила квитанцию, подтверждающую получение тела. Но у меня имелось здесь еще одно дельце – Брайан Саймон.
      Я уже поднималась на третий этаж, когда меня остановил Констанца.
      – Если ищешь Саймона, не трудись. Он сбежал, как только прослышал, что ты здесь. – Он оглядел меня с ног до головы. – Не обижайся, но выглядишь ты ужасно.
      Я вся сплошняком была покрыта пылью, клок джинсов на коленке выдран, волосы всклокочены, да еще и прыщ на подбородке.
      – У тебя такой вид, будто ты несколько дней не спала.
      – Я и в самом деле не спала.
      – Я могу поговорить с Морелли.
      – Морелли тут ни при чем. Все дело в бабушке. Она переехала ко мне и храпит. – Не считая появления в моей жизни Лунатика. И этого психа. И Рейнджера.
      – Подожди. Я правильно тебя понял? Ты живешь с бабушкой и собакой Саймона?
      – Ага.
      Констанца усмехнулся.
      – Эй, Джулиан, – крикнул он, – иди сюда и послушай. – Он снова повернулся ко мне. – Неудивительно, что Морелли в последнее время в таком плохом настроении.
      – Скажи Саймону, что я его искала.
      – Скажу, можешь не сомневаться.
      Я ушла из участка и вернулась вместе с Лулой в офис погреться в лучах моей славы охотницы за сбежавшими преступниками. Мы с Лулой схватили-таки этого парня. И нам нелегко пришлось. Ведь он – маньяк-убийца. Ладно, может, операция прошла не совсем гладко, но мы все же его повязали!
      Я положила квитанцию на стол Конни.
      – Мы молодцы, правда? – сказала я.
      Из кабинета выглянул Винни.
      – Я правильно услышал – вы его взяли?
      – Морриса Мансона, – подтвердила Конни. – Подписано, печать стоит, все в ажуре.
      Винни покачался на пятках, сунув руки в карманы. Лицо его озарила улыбка.
      – Чудесно.
      – На этот раз ему даже не удалось никого из нас поджечь, – похвасталась Лула. – Мы сработали здорово. Притащили его в кутузку.
      Конни внимательно разглядывала Лулу.
      – А чего это ты вся мокрая?
      – Да мы этого придурка вытащили из-под душа.
      У Винни глаза полезли на лоб.
      – Ты хочешь сказать, что вы арестовали его в голом виде?
      – Все бы ничего, да он еще пустился бежать по улице, – сказала Лула.
      Винни покачал головой и улыбнулся еще шире.
      – Обожаю эту работу.
      Конни выдала мне мой гонорар. Я отдала Луле ее часть и отправилась домой, чтобы переодеться.
      Бабушка готовилась к уроку вождения. Она нацепила свой теплый костюм пурпурного цвета, кроссовки на платформе и футболку с длинными рукавами с надписью «Съешь мои шорты» поперек груди.
      – Я сегодня в лифте познакомилась с мужчиной, – сообщила она, – и пригласила его с нами на ужин.
      – Как его зовут?
      – Майрон Ландовски. Старый пердун, конечно, но надо же с кого-то начинать. – Она взяла с буфета сумку, сунула ее под мышку и погладила Боба по голове. – Боб сегодня хорошо себя вел, вот только съел рулон туалетной бумаги. Да, вот еще что. Я надеюсь, мы сможем поехать вместе с тобой и Джозефом. Майрон в темноте не ездит, говорит, зрение подводит.
      – Без проблем.
      Я сделала себе бутерброд с яичницей в качестве ленча, натянула другие джинсы, расчесала волосы, стянула их в маленький хвостик и наложила тонну тонального крема на свой прыщ. Я густо намазала ресницы тушью и уставилась на себя в зеркало. Стефани, Стефани, Стефани, сказала я себе. Что ты творишь?
      Готовлюсь к поездке на пляж, вот что я делаю. Я простить себе не могла, что упустила возможность поговорить с Александром Рамосом. Вчера я сидела напротив него дура дурой. Мы вели наблюдение за семейством Рамосов, а когда меня неожиданно пустили в курятник, я не задала петуху ни одного вопроса. Я не сомневалась, что Рейнджер дал мне толковый совет – держаться подальше от Александра Рамоса, но мне до смерти хотелось вернуться туда и попробовать получше воспользоваться ситуацией.
      Я схватила куртку и прицепила поводок к ошейнику Боба. Забежала на кухню, чтобы попрощаться с Рексом и сунуть пистолет назад, в банку для печенья. Идея работать водилой у Александра Рамоса с пистолетом в сумке не казалась мне привлекательной. Что я скажу, если меня станут обыскивать его няньки?
      Когда я спустилась вниз, на моей стоянке стояла машина Джойс.
      – Личико, что твоя пицца, – прокомментировала она.
      Наверное, тональный крем своей задачи не выполнил.
      – Что тебе надо?
      – Ты знаешь что.
      Джойс оказалась не единственной идиоткой, болтающейся на моей стоянке. Тут же стояла машина с Хабибом и Митчеллом. Я подошла к ней, и Митчелл опустил стекло.
      – Видишь ту женщину, с которой я только что разговаривала? – спросила я. – Это Джойс Барнхардт. Винни нанял ее, чтобы она поймала Рейнджера. Если вам нужен Рейнджер, вам следует таскаться за ней.
      Митчелл и Хабиб оглядели Джойс.
      – Если в нашей деревня женщина так одеться, мы бы швырять в нее камень, пока она не мертвая, – заявил Хабиб.
      – Однако титьки ничего, – сказал Митчелл. – Настоящие?
      – Насколько мне известно.
      – Как ты думаешь, у нее есть шанс найти Рейнджера?
      – Ни малейшего.
      – А у тебя?
      – Тоже ни малейшего.
      – Нам приказано наблюдать за тобой, – сказал Митчелл. – Этим мы и займемся.
      – А жаль, – заметил Хабиб. – Мне нравится посмотреть на эта шлюха, Джойс Барнхардт.
      – Вы весь день собираетесь за мной ездить?
      К лицу Митчелла прилила краска.
      – У нас есть и другие дела.
      Я улыбнулась.
      – Надо отдать машину жене?
      – Черт бы все побрал, – сказал Митчелл. – У моего парня сегодня футбольный матч.
      Я вернулась к «Бьюику» и погрузила Боба на заднее сиденье. По крайней мере, не надо волноваться, что за мной кто-то следит. Спасибо футболу. Я посмотрела в зеркало заднего обзора: Хабиба и Митчелла не видно, а вот Джойс тащится сзади. Я прижалась к обочине и остановилась. Джойс – тоже, прямо за мной. Я вышла из машины и подошла к ней.
      – Прекрати, – сказала я.
      – У нас свободная страна.
      – Собираешься весь день за мной ездить?
      – Возможно.
      – А если я тебя хорошо попрошу?
      – Будь реалисткой.
      Я взглянула на ее машину. Новая черная «Субару». Потом перевела взгляд на свою. Старый «Бьюик». Я вернулась к машине и села за руль.
      – Держись! – посоветовала я Бобу. И включила задний ход.
      ТРАХ!
      Я передвинула рукоятку и проехала на несколько футов вперед. Вышла и обозрела повреждения. Бампер «Субару» погнут, а Джойс сражается с надувной подушкой системы безопасности. А вот зад моего «Бьюика» в идеальном состоянии. Ни царапины. Я вернулась в машину и уехала. Нечего вязаться к женщине, если у нее прыщ на подбородке.

* * *

      В Диле было сумрачно, с океана надвигался туман. Серое небо, серый океан, серый асфальт и большой розовый дом, принадлежащий Александру Рамосу. Я проехала мимо дома, развернулась, проехала еще раз и остановилась на углу. Интересно, наблюдает ли за мной Рейнджер? Я считала, что наблюдает. На улице не было никаких машин, значит, он где-то в доме. И дом этот должен пустовать. Определить, в каком доме на пляже никто не живет, было проще простого. Но что касается домов вдоль дороги, то тут уже сложнее. Ни в одном из домов не были закрыты ставни.
      Я взглянула на часы. То же время, то же место. И никакого Рамоса. Через десять минут зазвонил телефон.
      – Приветик, – сказал Рейнджер.
      – И тебе приветик.
      – Слабовато у тебя насчет выполнения инструкций.
      – Ты хочешь сказать, что не велел мне становиться поставщиком сигарет? Слишком хорошее предложение, чтобы отказываться.
      – Ты будешь осторожна, верно?
      – Верно.
      – У нашего парня затруднения. Не может удрать из дома. Поторчи здесь немного.
      – Откуда ты знаешь? Где ты?
      – Приготовься. Шоу начинается, – сказал Рейнджер и отключил телефон.
      Александр Рамос выскочил из калитки и бегом помчался к моей машине. Открыл дверцу и нырнул внутрь.
      – Пошла! – закричал он. – Гони!
      Я рванула с места, успев заметить двух мужиков, выбегающих из калитки. Я поднажала на газ, и мы с ревом умчались прочь.
      Рамос выглядел неважно. Бледный, потный, задыхающийся.
      – Черт, – сказал он, – я уж думал, мне не вырваться. Полный бардак в этом проклятом доме. Хорошо еще, я вовремя выглянул в окно и заметил тебя. Я там совсем рехнусь.
      – Хотите поехать в лавку?
      – Нет. Они первым делом там будут искать. И к Сэлу тоже нельзя.
      Тут я тоже почувствовала себя неважно. Может статься, как раз сегодня Александр Рамос не принимал своего лекарства.
      – Поехали в парк Эсбери, – решил он. – Я там одно место знаю.
      – Почему эти люди за вами гонятся?
      – Никто за мной не гонится.
      – Но я их видела.
      – Ты ничего не видела.
      Через десять минут он показал пальцем.
      – Вон там. Остановись у бара.
      Наша троица направилась в бар. Дальше все было, как в прошлый раз. Бармен по собственной инициативе принес вино. Рамос пропустил два стаканчика и закурил.
      – Вас здесь все знают, – заметила я.
      Он оглядел поцарапанные стены и темный бар красного дерева, протянувшийся вдоль стены. За ним – обычный набор бутылок, за бутылками – неизменное зеркало. В дальнем конце бара сидел один посетитель, уставившись в свой стакан.
      – Я сюда уже много лет захожу, – объяснил Рамос. – Прихожу, когда хочу убраться подальше от этих полудурков.
      – Полудурков?
      – Моей семейки. Я вырастил трех сынов, которые никуда не годятся. Только тратят деньги быстрее, чем я их зарабатываю.
      – Вы ведь Александр Рамос, правильно? Я недавно видела фото в «Ньюсуике». Очень жаль, что так вышло с Гомером. Я читала о пожаре в газете.
      Он опять наполнил стакан.
      – Одним полудурком меньше.
      Кровь отлила от моего лица. От такого заявления папаши мороз пробирал до костей.
      Он глубоко затянулся, закрыл глаза и наслаждался ощущением.
      – Они считают, старик не знает, что происходит. Ну, так они сильно ошибаются. Старик знает все. Я создал свое дело не потому, что был глуп. И не потому, что был мил, так что им лучше поостеречься.
      Я оглянулась на дверь.
      – Вы уверены, что здесь безопасно?
      – Когда ты с Александром Рамосом, ты в безопасности. Никто не посмеет тронуть Александра Рамоса.
      Да уж, конечно. Именно поэтому мы и прячемся в баре в парке Эсбери.
      – Я просто не люблю, когда мне мешают курить, – заявил он. – Не желаю смотреть на их поганые рожи.
      – Почему же вы от них не избавитесь? Выгоните их из дома.
      Он, прищурившись, взглянул на меня сквозь облако дыма.
      – Как это будет выглядеть? Семья все же. – Он бросил сигарету на пол и наступил на нее. – Есть лишь один способ избавиться от семьи.
      О господи!
      – Больше нам тут нечего делать, – сказал он. – Мне надо вернуться, пока мой сын не разыскал меня.
      – Ганнибал?
      – Большой человек. Зря я послал его в колледж. – Он встал и бросил пачку денег на стол. – А ты? Ты ходила в колледж?
      – Да.
      – А чем сейчас занимаешься?
      Я опасалась, что, скажи я ему, что охочусь за сбежавшими преступниками, он меня пристрелит.
      – Всем понемногу, – сказала я.
      – Такое выпендрежное образование – и всем понемногу?
      – Вы говорите точно как моя мать.
      – Твоя мать наверняка расстраивается.
      Эти слова вызвали у меня улыбку. Он меня немного пугал, но, с другой стороны, был мне симпатичен. Напоминал моего дядюшку Панки.
      – Вы знаете, кто убил Гомера?
      – Гомер сам себя прикончил.
      – Я читала в газетах, что они так и не нашли пистолет, так что речь не может идти о самоубийстве.
      – Есть много способов убить себя. Мой сын был глуп и алчен.
      – Гм... вы ведь его не убивали, так?
      – Я был в Греции, когда его прикончили.
      Мы встретились глазами. Оба понимали, что это не ответ на вопрос. Рамос мог приказать убить сына.
      Я отвезла его назад в Диль и остановилась на соседней улице в одном квартале от розового дома.
      – Каждый раз, когда захочешь заработать двадцать баксов, покажись на углу, – сказал Рамос.
      Я улыбнулась. Я не брала у него деньги и, возможно, больше не приеду.
      – Ладно, – ответила я, – буду иметь в виду. Посматривайте в окно.
      Я рванула с места сразу же, как он вышел из машины. Не хотела, чтобы парни в костюмах меня заметили. Через десять минут зазвонил телефон.
      – Короткая поездка, – заметил Рейнджер.
      – Он пьет, курит и возвращается домой.
      – Что-нибудь узнала?
      – Думаю, он слегка не в себе.
      – Таков консенсус.
      Иногда Рейнджер говорит так, будто жизнь свою провел на улице, а иногда его речь напоминает жаргон биржевика. Рикардо Карлос Манозо, таинственный человек.
      – Как ты думаешь, Рамос не мог убить своего собственного сына?
      – Он на такое способен.
      – Он сказал, Гомер погиб, потому что был глуп и алчен. Ты знал Гомера. Он действительно был глуп и жаден?
      – Гомер был самым слабым из всех сыновей. Всегда пытался выбрать путь полегче. Но иногда на легком пути возникают проблемы.
      – Какие именно?
      – Гомер мог проиграть сотню тысяч и затем искать более легкий способ добыть деньги, например, угнать грузовик или заняться наркотиками. В результате он наступал на чьи-то ноги среди гангстеров или имел дело с полицией, так что Ганнибалу приходилось платить за него залог.
      Это заставило меня призадуматься: что делал Рейнджер у Гомера в ту ночь, когда его убили? Спрашивать бесполезно.
      – Пока, детка, – сказал Рейнджер. И пропал.

* * *

      Я приехала домой как раз вовремя для того, чтобы успеть погулять с Бобом и принять душ. Я провела дополнительные полчаса за укладкой волос, стараясь, чтобы у них был такой естественный вид, будто я к ним и не притрагивалась, а так, безо всяких усилий, выгляжу потрясающе. Кощунство, конечно, при такой сексуальной прическе иметь такой прыщ на подбородке, так что я его давила-давила, пока он не лопнул. Осталась лишь большая кровоточащая дырка. Черт! Я приложила к ранке туалетную бумагу, чтобы остановить кровотечение, и принялась краситься. Нацепила на себя черные обтягивающие штаны и красный свитер с широким воротом. Сняла туалетную бумагу с подбородка и отошла на шаг, чтобы полюбоваться результатом. Мешки под глазами почти исчезли, а ранка на подбородке перестала кровоточить. В модели на глянцевую обложку не годится, но в полутьме вполне сойдет.
      Я услышала, как открылась и закрылась входная дверь, и мимо ванной в спальню прошмыгнула бабуля.
      – Нет, это вождение – полный кайф, – поделилась бабушка. – Не знаю, о чем я думала все эти годы, живя без прав. Я утром поучилась, а потом приехала Мелвина и отвезла меня к магазину, где мы катались и катались кругами. У меня здорово получалось, честно. Кроме одного раза, когда я слишком резко затормозила и Мелвина потянула спину.
      Зазвенел дверной звонок, я открыла дверь и увидела на пороге пыхтящего Майрона Ландовски. Он всегда напоминал мне черепаху – лысая, в рыжих пятнах голова вытянута вперед, плечи обвисли, брюки доходят почти до подмышек.
      – Говорю вам, если они не наладят лифт, я съеду, – сказал он. – Я живу здесь двадцать четыре года, но уеду, если придется. Эта старуха Бестлер въезжает туда на своей каталке, а когда выезжает, нажимает на кнопку «задержать». Миллион раз видел, как она это делает. Пятнадцать минут выбирается из лифта, а потом забывает отпустить кнопку. И что тогда делать тем, кто живет на третьем этаже? Мне пришлось спуститься по лестнице.
      – Хотите стакан воды?
      – А выпить ничего нет?
      – Нет.
      – Тогда не стоит беспокоиться. – Он огляделся. – Я пришел к вашей бабушке. Мы собираемся с ней на ужин.
      – Она одевается. Выйдет через минуту.
      Послышался стук в дверь, и появился Морелли. Сначала посмотрел на меня. Потом на Майрона.
      – У нас сегодня двойное свидание, – объяснила я. – Это приятель бабушки, Майрон Ландовски.
      – Извините меня, пожалуйста, – сказал Морелли, вытаскивая меня в холл.
      – Мне все равно необходимо сесть, – заявил Ландовски. – И так пришлось спускаться по лестнице.
      Морелли прикрыл дверь, прижал меня к стене и поцеловал. Когда он закончил, я опустила глаза и оглядела себя, чтобы убедиться, что я все еще одета.
      – Bay! – произнесла я.
      Он коснулся губами моего уха.
      – Если ты не выпроводишь этих стариков из квартиры, со мной случится самовозгорание.
      Я вполне его понимала. Я самовозгорелась утром в душе, но большого облегчения не испытала.
      Бабуля открыла дверь и высунула голову.
      – А я уж подумала, что вы нас бросили.

* * *

      Пришлось взять «Бьюик», потому что в машину Морелли мы бы не поместились. Морелли сел за руль, Боб рядом, а я у окна. Бабушка и Майрон сидели сзади, что-то взахлеб обсуждая.
      – Есть новости по убийству Рамоса? – спросила я Морелли.
      – Ничего нового. Барнес по-прежнему уверен, что это дело рук Рейнджера.
      – Никаких других подозреваемых?
      – Подозреваемых хватит, чтобы заполнить стадион. Вот только улик против них нет.
      – А как насчет семьи?
      Морелли резко повернулся ко мне.
      – А что семья?
      – Их не подозревают?
      – Наряду со всеми остальными из трех графств.
      Когда мы подъехали, мама стояла в дверях. Странно было видеть ее там одну. Последние пару лет рядом всегда стояла бабушка. Мать и дочь, поменявшиеся ролями – бабушка охотно отказалась от родительских обязанностей, которые мрачно взвалила на свои плечи моя мать, пытаясь найти место для старухи, неожиданно превратившейся в странный гибрид терпеливой матери и бунтующей дочери. Отец сидел в гостиной, не желая во всем этом участвовать.
      – Надо же, – заметила бабушка, – по эту сторону двери все выглядит иначе.
      Боб пулей выскочил из машины, почувствовав запах жареного мяса, доносящийся с кухни.
      Майрон передвигался медленнее.
      – Ничего себе у вас машина, – заметил он. – Настоящая красотка. Теперь таких машин не делают. Теперь все – просто мусор. Пластмассовое дерьмо. К тому же сделанное бандой иностранцев.
      В переднюю вышел отец. На такие темы он был не прочь поговорить. Мой отец был представителем второго поколения американцев, поэтому любил ругать иностранцев, включая собственных родственников. Он слегка отступил назад, разглядев, что говорит человек-черепаха.
      – Вот это Майрон, – представила его бабушка. – Он сегодня меня сопровождает.
      – Неплохой у вас домишко, – сказал Майрон. – Он ведь отделан алюминием, верно? Самый надежный вариант.
      Боб промчался по дому как сумасшедший, одурев от запахов еды. Затормозил он в передней и с энтузиазмом обнюхал отца сзади.
      – Уберите отсюда эту псину, – сказал отец. – Откуда вообще он взялся?
      – Это Боб, – пояснила бабушка. – Он так здоровается. Я видела передачу по телевизору, так там говорили, что для собак понюхать зад то же самое, что для нас пожать руки. Я теперь все про собак знаю. Нам еще повезло, что они отрезали Бобу его бубенчики, пока он не постарел, а то бы он обрел привычку трахать вашу ногу. Они говорили, что отучить собаку от этого очень трудно.
      – Когда я был маленьким, у меня был кролик, имевший такую привычку, – вмешался Майрон. – И знаете, стоило ему к вам прицепиться, оторвать его было просто невозможно. И ему было безразлично, к кому приставать. Однажды напал на кота и едва его не прикончил.
      Я чувствовала, как Морелли, стоящего за моей спиной, трясет от молчаливого смеха.
      – Я умираю от голода, – заявила бабушка. – Давайте ужинать.
      Мы все, кроме Боба, расселись за столом. Боб ел на кухне. Отец положил себе пару кусков свинины и передал блюдо Морелли. Каждый также положил себе порцию картофельного пюре. И еще зеленых бобов, яблочной подливки, соленых огурцов, маринованной свеклы. Пустили по кругу корзинку с булочками.
      – Мне не надо маринованной свеклы, – сказал Майрон. – У меня от нее понос. Не знаю, в чем дело, но когда ты стар, почти от всего понос.
      Приятная перспектива.
      – Тебе еще повезло, что ты обходишься без слабительного, – заметила бабушка. – Теперь, когда дилер уже не занимается бизнесом, за лекарства придется платить втридорога. И многое другое станет не по карману. Я как раз вовремя купила машину.
      Мать и отец разом подняли головы от тарелок.
      – Ты купила машину? – переспросила мама. – Мне никто ничего не сказал.
      – Прелестную, – добавила бабушка. – Красный «Корветт».
      Мать перекрестилась.
      – Милостивый боже, – пробормотала она.

      – Разве ты можешь позволить себе «Корветт»? – поинтересовался отец.
      – У меня остались деньги после продажи дома, – сообщила бабушка. – К тому же сделка была очень выгодной. Даже Лунатик сказал, что сделка выгодная.
      Мать снова перекрестилась.
      – Лунатик, – сказала она с истерическими нотками в голосе. – Ты купила машину у этого типа?
      – Не у Лунатика, – ответила бабушка. – Он не торгует машинами. Я купила машину у дилера.
      – Слава богу, – сказала мама, приложив руку к сердцу. – Я на минуту... Ладно, я, по крайней мере, рада, что ты имела дело с дилером по машинам.
      – Он не дилер по машинам, – пояснила бабушка. – Я купила машину у того дилера, который торговал лекарствами. Заплатила четыреста пятьдесят баксов. Неплохо, верно?
      – Все относительно, – глубокомысленно заметил отец. – А двигатель у нее есть?
      – Не интересовалась, – сказала бабушка. – А разве бывают машины без двигателя?
      Джо явно чувствовал себя не в своей тарелке. Ему не хотелось подводить бабушку и доносить на нее за то, что она покупает краденое.
      – Пока мы с Луизой разглядывали машины, два парня во дворе у дилера говорили о Гомере Рамосе, – поведала бабушка. – Что он вовсю торговал машинами. Я не знала, что семейство Рамосов занимается торговлей машинами. Думала, они продают только оружие.
      – Гомер Рамос торговал крадеными машинами, – вставил отец, наклонившись над тарелкой. – Об этом все знают.
      Я повернулась к Джо.
      – Правда?
      Джо пожал плечами. Ни да, ни нет. Весь из себя полицейский. Если вы умеете читать эти жесты, то данный означал: стоит разобраться.
      – И это еще не все, – не унималась бабушка. – Он обманывал свою жену. Был настоящим мерзавцем. Говорят, и братец такой же. Живет в Калифорнии, но имеет дом здесь, куда тайком водит женщин. Вся семья – негодяи, вот что я вам скажу.
      – Наверное, он очень богат, раз имеет два дома, – сказал Майрон. – Если бы я был так богат, тоже завел бы себе любовницу.
      Последовала продолжительная пауза, во время которой мы все пытались представить, что же Майрон будет с этой любовницей делать.
      Он потянулся к миске с пюре, но она оказалась пустой.
      – Дай мне, – распорядилась бабушка, – я положу еще. Элен всегда держит пюре на плите, чтобы не остыло.
      Бабушка взяла миску и пошлепала на кухню.
      – Ого! – произнесла она.
      Мы с мамой одновременно встали и пошли посмотреть, в чем дело.
      Бабуля стояла в центре кухни, разглядывая стоящий на столе торт.
      – Хорошие новости – Боб не сожрал весь торт, – сказала она. – А плохие – он слизал верхний слой с одного бока.
      Не теряя времени даром, мама взяла нож из ящика буфета, сгребла часть крема с середины торта, размазала его по той части, которую облизал Боб, и посыпала весь торт сверху тертым кокосом.
      – Давненько мы не ели кокосового торта, – заметила бабушка. – Этот выглядит замечательно.
      Мать поставила торт на холодильник, подальше от Боба.
      – Когда ты была маленькой, – сказала она мне, – ты постоянно слизывала крем с торта. – Мы тогда часто делали торты с кокосовой стружкой.
      Когда я вернулась за стол, Морелли вопросительно поднял брови.
      – Не спрашивай, – пробормотала я, – и когда подадут торт, не бери кусок с краю, постарайся заполучить из середины.

* * *

      Когда мы подъехали к моему дому, мест на стоянке практически не было. Все мои пожилые соседи уже были дома и смотрели телевизор.
      Майрон потряс ключами перед носом бабушки.
      – Как насчет зайти и выпить на дорожку, лапочка? – спросил он.
      – Все вы, мужчины, одинаковые, – заметила бабушка. – Только об одном и думаете.
      – Это о чем? – с интересом спросил Майрон.
      Бабушка поджала губы.
      – Если мне надо тебе это объяснять, то не за чем и наверх подниматься.
      Морелли проводил нас с бабулей до квартиры. Впустив ее в квартиру, он задержал меня.
      – Мы могли бы поехать ко мне, – сказал он.
      Весьма соблазнительно. И совсем не по тем причинам, на которые надеялся Морелли. Я просто умирала, так хотела спать. А Морелли не храпел. Я действительно могла поспатьв его доме. Я уже так давно не спала хорошо ночью, что забыла, как это бывает.
      Он легонько поцеловал меня.
      – Бабушка не будет против. У нее есть Боб.
      Восемь часов, подумала я. Всего восемь часов сна, и я буду как новенькая.
      Его руки уже залезли мне под свитер.
      – Обещаю запоминающуюся ночь.
      Это была бы ночь без слюнявого пиротехника-маньяка, размахивающего ножом.
      – Это был бы рай, – промолвила я, даже не замечая, что говорю вслух.
      Он стоял так близко, что я чувствовала его всего, каждую его часть. И одна из этих частей быстро увеличивалась в размерах. Как правило, такое явление вызвало бы ответную сходную реакцию в моем теле. Но сегодня я думала, что без этого вполне могу обойтись. Хотя, если это цена, которую надо заплатить за приличный сон, стоит подумать.
      – Подожди, я загляну в квартиру и схвачу кое-что, – сказала я Морелли, представляя себе, как буду комфортно лежать в его постели в байковой ночной рубашке. – Еще бабушку надо предупредить.
      – Ты ведь не закроешь за собой дверь на замок и не оставишь меня здесь?
      – Зачем мне так поступать?
      – Не знаю. Просто чувство такое...
      – Вы бы вошли, – крикнула из квартиры бабушка, – По телевизору передачу показывают про крокодилов. – Она склонила голову набок. – Что за странный звук? Будто кто-то в крикет играет.
      – Черт, – с чувством произнес Морелли.
      Мы с Морелли знали, что означал этот звук. Его пейджер. Морелли изо всех сил старался не обращать на него внимания.
      Я сдалась первой.
      – Рано или поздно тебе все равно придется на него взглянуть, – сказала я.
      – Нечего мне на него смотреть, – пробурчал он. – И так знаю – ничего хорошего. – Он прочитал послание, поморщился и направился к телефону в кухне. Вернулся он с клочком бумажного полотенца, на котором записал номер телефона. Я с надеждой взглянула на него.
      – Надо идти, – сказал он. – Но я вернусь.
      – Когда? Когда ты вернешься?
      – Не позднее среды.
      Я подняла глаза к потолку. Полицейский юмор.
      Он быстренько чмокнул меня в щеку и испарился.
      Я нажала кнопку повтора на своем телефоне. Ответила женщина, я узнала голос. Терри Джилман.
      – Ты только взгляни, – воскликнула бабушка. – Аллигатор съел корову. Такое не каждый день увидишь.
      Я села рядом. К счастью, коров больше никто не ел. Хотя теперь, когда я знала, что Джо отправился к Терри Джилман, я с большим сочувствием взирала на сцены смерти и разрушения. Я знала, что это, вне сомнения, деловое свидание, и это лишало меня возможности побеситься от души. Хотя, возможно, мне и удалось бы основательно завестись, не будь я такой чертовски усталой.
      После передачи про аллигаторов мы немного посмотрели рекламу новых товаров.
      – Пойду-ка я спать, – наконец сказала бабушка. – А то плохо буду выглядеть.
      Не успела она выйти, как я достала подушку и одеяло, погасила свет и рухнула на диван. Заснула я через секунду, спала крепко и без всяких сновидений. Разбудил меня бабкин храп. Я встала, чтобы закрыть дверь в спальню, но она уже оказалась закрытой. Я вздохнула частично от жалости к себе и частично от удивления, что она способна дрыхнуть в таком шуме. Обязательно должна была бы сама себя разбудить. Боб тоже ничего не замечал. Лежал себе на боку, притулившись к дивану.
      Я забралась под одеяло и приказала себе снова уснуть. Немного поворочалась. Зажала уши ладонями. Еще поворочалась. Диван был неудобным. Одеяло сбилось в комок. И бабуля продолжала оглушительно храпеть.
      – Гррррр, – прорычала я. Боб не пошевелился.
      Бабушка должна уехать, чего бы это ни стоило. Я встала и пошлепала на кухню. Порыскала по буфету и холодильнику. Ничего интересного. Шел уже первый час. Может, мне пойти и купить себе шоколадку, чтобы успокоить нервы? Шоколад ведь действует успокаивающе, верно?
      Натянула джинсы, надела туфли и нацепила пальто прямо поверх пижамной куртки. Сдернула сумку с крючка и вышла. На все у меня уйдет минут десять, а потом я вернусь и обязательно засну.
      Я вошла в лифт, втайне ожидая увидеть там Рейнджера, но ошиблась. Не было его и на стоянке. Я завела «Бьюик», доехала до магазина и купила «Милки Уэй» и «Сникерс». «Сникерс» я съела сразу, решив оставить «Милки Уэй» на потом. Но незаметно умяла и вторую шоколадку.
      Я вспомнила про бабушку и ее храп, и возвращение домой перестало казаться мне привлекательной идеей, поэтому я поехала к дому Джо. Он жил за Бургом в доме, который унаследовал от тетки. Поначалу было странно думать о нем, как о домовладельце. Но они, Джо и дом, ужились, и их союз оказался счастливым. Небольшой домик на тихой улице. Обычная постройка с гостиной и кухней внизу и спальнями и ванной на втором этаже.
      Света в окнах не было. Не видно и припаркованной машины. Никаких следов Терри Джилман. Ладно, возможно, у меня слегка крыша поехала. И еще, если честно, шоколадки были лишь предлогом припереться сюда. Я набрала его номер по сотовому, но ответа не получила.
      Жалко, что я не научилась взламывать замки. Я бы могла войти и выспаться в постели Джо. Совсем как Белоснежка.
      Я включила передачу и медленно поехала вдоль квартала. Я уже не чувствовала себя усталой. Какого черта, подумала я, раз я уже в машине и мне нечего делать, то почему бы не проверить, как там Ганнибал?
      Я выехала из района, где жил Джо, и направилась к реке. Съехала на шоссе и через несколько минут оказалась около дома Ганнибала, Сплошная тьма. Здесь тоже не светилось ни одно окно. Я остановилась в квартале от дома, прямо за углом, и вернулась пешком. Встала прямо напротив и уставилась на окна. Я действительно увидела слабый свет в одном из окон или мне показалось? Я подошла ближе, через лужайку, прямо к кустам, окружавшим дом. Точно, откуда-то из глубины проникает слабый свет. Возможно, ночник. Трудно сказать, где находится источник этого света.
      Я выскочила снова на дорожку и быстро прошла до велосипедной тропы, где я немного помедлила, дожидаясь, пока глаза не привыкнут к темноте. Затем осторожно направилась к двору Ганнибала. Взобралась на дерево и уставилась на окна. Все шторы задернуты. И все же откуда-то снизу проникает свет. Я уже было решила, что не стоит обращать внимания на этот свет, как он вдруг погас.
      Сердце мое слегка ускорило темп, поскольку мне совсем не хотелось, чтобы в меня еще раз стреляли. По сути, я это плохо придумала – залезть на дерево. Наверное, лучше было бы наблюдать с безопасного расстояния... например, из Джорджии. Я тихонько спустилась на землю и уже собралась бесшумно удалиться, как услышала лязг замка. Либо кто-то запирал дверь на ночь, либо открывал ее, чтобы выйти и пристрелить меня. Этот звук заставил меня двигаться проворнее.
      Я уже почти добралась до улицы, как услышала скрип открываемой калитки. Я прижалась к забору, где потемнее, затаила дыхание и не сводила глаз с велосипедной тропы. Показалась одинокая фигура. Человек закрыл калитку. Помедлил и посмотрел прямо на меня. Я была уверена, что он вышел со двора Ганнибала. И еще я понимала, что он не может меня видеть. Я находилась довольно далеко, его почти не было видно в темноте, всего лишь силуэт. Он повернулся и направился в противоположную от меня сторону. Прошел мимо освещенного окна и стал на мгновение виден. Это был определенно Рейнджер. Я уже открыла рот, чтобы окликнуть его, но он исчез, растворился в темноте. Как привидение.
      Я выбежала на дорогу и прислушалась, надеясь расслышать шаги. Где-то недалеко заработал двигатель машины. Черная «Субару» миновала перекресток, и снова воцарилась тишина. Я стала сомневаться, не схожу ли я с ума. Или все это мне привиделось от недосыпа? Вернулась к машине в самом дурном расположении духа и поехала домой.
      Бабушка все храпела, как дровосек, когда я скинула сумку на стул в кухне. Поздоровавшись с Рексом, я поплелась к дивану, рухнула на него, даже не снимая туфель, и натянула на голову одеяло.
      Когда я снова открыла глаза, у журнального столика сидели Лунатик и Даг и смотрели на меня.
      – Bay! – воскликнула я. – Какого черта?
      – Слушай, дружок, – начал Лунатик, – надеюсь, мы тебя не напугали?
      – Что вы тут делаете? – взвизгнула я.
      – Этот парнишка, который раньше был дилером, ему надо с кем-то поговорить. Он вроде как совсем запутался. Понимаешь, сегодня он удачливый бизнесмен, а потом – раз, и все его будущее пошло в помойку. Это несправедливо, дружок, ты не находишь?
      – Это несправедливо, – подтвердил Даг.
      – Вот мы и подумали, нет ли у тебя каких мыслей насчет его будущей работы, – продолжил Лунатик. – У тебя ведь такая хорошая работа. Вы с ним очень похожи, оба такие предприимчивые.
      – Не то чтобы у меня не было предложений, – вставил Даг.
      – Все так, – сказал Лунатик. – На Дага большой спрос в торговле лекарствами. Там всегда полно работы для энергичных молодых людей, в этой фармацевтике. Ты меня понимаешь?
      – На что это ты намекаешь?
      – Думаю, ты правильно меня поняла, – сказал Лунатик.
      Как будто у Дага мало неприятностей. Продавать краденые лекарства – это одно, а торговать наркотиками – совсем, совсем другое.
      – Мне кажется, фармацевтика – плохая идея, – заметила я. – Может отрицательно сказаться на продолжительности твоей жизни.
      Даг покорно кивнул:
      – Именно так я и думаю. И теперь, когда Гомер исчез со сцены, станет еще труднее.
      – Стыд и позор насчет Гомера, – вдруг заявил Лунатик. – Он был славным парнем. Вот уж настоящий бизнесмен.
      – Гомер? – спросила я изумленно.
      – Гомер Рамос. Мы с Гомером были вот так, – сказал Лунатик, поднимая вверх два прижатых друг к другу пальца. – Мы были большими друзьями, дружок.
      – Не хочешь ли ты сказать, что Гомер Рамос был связан с торговлей наркотиками?
      – Ну, разумеется, – подтвердил Лунатик. – Как и все остальные.
      – Откуда ты знаешь Гомера Рамоса?
      – Я прям-таки физически его не знаю. То была некая космическая связь. Ну, понимаешь, он – большой воротила, а я потребитель. Жутко ему не повезло, что головку провентилировали. Как раз когда он приобрел тот дорогой ковер.
      – Ковер?
      – Я на той неделе забрел в «Ковры ручной работы», подумывал, не купить ли мне стоящий ковер. И знаешь, как бывает: сначала все ковры кажутся тебе великолепными, но смотришь на них, смотришь, и вдруг понимаешь, что все они одинаковые. А дальше, пока ты это поймешь, ты вроде как в гипнозе оказываешься. А дальше, глядь, уже на полу лежишь и остываешь. Ну, вот я и лежу на полу и слышу, заходит Гомер. Зашел в заднюю комнату, взял ковер и ушел. А этот ковровый парень, ты знаешь, владелец, так они с Гомером говорили, что коврик тот стоит миллион долларов и что Гомер должен быть осторожен. Во дают, правда?
      Ковер за миллион долларов! Артуро Столле отдал Гомеру ковер ценой в миллион долларов как раз перед тем, как его убили. А теперь Столле разыскивает Рейнджера, который последним видел Гомера живым... кроме, разумеется, того, кто его прикончил. И еще Столле считает, что у Рейнджера есть кое-что, принадлежащее ему. Неужели все дело в ковре? Трудно поверить. Что же это за ковер?
      – Я почти уверен, что это не была, ну, знаешь, галлюцинация, – добавил Лунатик.
      – Довольно странная галлюцинация, – согласилась я.
      – Не такая странная, как тогда, когда мне показалось, что я превратился в огромный пузырь из жевательной резинки. Вот это было страшно, дружок. У меня были такие маленькие ножки и ручки, а все остальное – жвачка. У меня даже лица не было. И был я вроде как весь изжеван. – Лунатик непроизвольно вздрогнул. – Тогда я неудачно оттянулся, дружок.
      Открылась входная дверь, и появился Морелли. Он взглянул на Дага и Лунатика, потом на часы и поднял брови.
      – Эй, привет, – сказал Лунатик. – Давненько не виделись. Как делишки, дружок?
      – Не жалуюсь, – ответил Морелли.
      Даг, который не был так обдолбан, как Лунатик, вскочил при виде Морелли и нечаянно наступил на Боба. Боб от неожиданности залаял, схватил зубами штанину Дага и вырвал клок.
      Бабушка открыла дверь спальни и выглянула.
      – Что происходит? – спросила она. – Я что-то пропустила?
      Даг переминался с ноги на ногу, готовый ринуться к двери при первой возможности. Он не чувствовал себя уютно в присутствии полицейского из отдела нравов. У него явно не хватало способностей, чтобы стать удачливым преступником.
      Морелли поднял руки, демонстрируя, что он сдается.
      – Все, я отступаю, – сказал он. Небрежно поцеловал меня в губы и направился к двери.
      – Подожди, – попросила я. – Мне надо с тобой поговорить. – Я выразительно взглянула на Лунатика. – Наедине.
      – Ладно, – сказал Лунатик, – без проблем. Мы благодарны за совет мудрой женщины по поводу лекарств. Мы с Дагом поищем для него работу в других областях.
      – Я пошла спать, – заявила бабушка, когда они ушли. – Ничего интересного. Мне куда больше понравилось, когда ты вчерашней ночью лежала на полу с охотником за сбежавшими преступниками.
      Морелли одарил меня испепеляющим взглядом.
      – Это длинная история, – сказала я.
      – Не сомневаюсь.
      – Ты же не хочешь выслушать эту скучную историю прямо сейчас? – спросила я.
      – Мне думается, она может быть занимательной. Это он разделался с твоей дверной цепочкой?
      – Нет, это Моррис Мансон.
      – Веселенькая у тебя была ночка, как я вижу.
      Я вздохнула и снова улеглась на диван.
      Морелли сел в кресло напротив.
      – Ну?
      – Ты что-нибудь про ковры знаешь?
      – Знаю, что их стелют на пол.
      Я пересказала ему то, что говорил Лунатик про ковер ценой в миллион долларов.
      – Возможно, миллион стоил вовсе не ковер, – заметил Морелли. – Возможно, внутри него что-то находилось.
      – Например?
      Морелли молча смотрел на меня.
      Я подумала вслух:
      – Что такое небольшое может находиться внутри ковра? Наркотики?
      – Я видел кусок той пленки с видеокамеры после пожара, – сказал Джо. – Гомер Рамос пришел со спортивной сумкой в ту ночь, когда встречался с Рейнджером. И Рейнджер уходил с сумкой в руках. Поговаривают, что Артуро Столле недосчитался крупной суммы денег и хочет поговорить с Рейнджером. Твое мнение?
      – Я думаю, что Столле передавал Рамосу наркотики. Гомер отдавал их на расфасовку и продажу, в результате чего и возникла спортивная сумка с деньгами, принадлежавшими, возможно частично, Столле. Что-то произошло между Рамосом и Рейнджером, и сумка оказалась у Рейнджера.
      – Если все было так, то тогда получается, что Рамос занимался внеплановой деятельностью, – сказал Морелли. – Наркотики, вымогательство, тотализатор – все это дела организованной преступности. Оружие – вот чем промышляет семейство Рамосов. Александр Рамос всегда строго следил за этим.
      Хотя в Трентоне все это больше напоминало неорганизованную преступность. Город находится где-то посредине между Нью-Йорком и Филадельфией. По большому счету на Трентон всем наплевать. В Трентоне обретается кучка мошенников средней руки, которая проводит время, собирая ставки в общественных клубах. Получаемые таким образом деньги идут на развитие торговли наркотиками. А уж наркотики распространяются уличными бандами черных, называющих себя Корлеоне и тому подобное. Если бы не «Крестный отец» и специальные телевизионные передачи о преступности, в Трентоне, скорее всего, никто бы не знал, что делать и как называться.
      Теперь я лучше понимала, почему Александр Рамос был так разочарован в своем сыне. Но оставался вопрос: достаточно ли он разочаровался, чтобы убить? И еще: я начала догадываться, зачем Артуро Столле разыскивает Рейнджера.
      – Все это предположения, – заметил Морелли. – Пустая болтовня.
      – Ты никогда не делишься со мной тем, что знаешь. Почему ты мне все это рассказал?
      – Это не полицейская информация. Так, мысли, которые болтаются в моей голове. Я долго следил за Столле и практически безрезультатно. Кто знает, может быть, сейчас у меня есть шанс, которого я давно ждал. Мне надо поговорить с Рейнджером, но он не отвечает на мои звонки. Вот я и передал все тебе, а ты уже можешь выложить это Рейнджеру.
      Я кивнула:
      – Я ему передам.
      – Никаких деталей по телефону.
      – Ясно. Как у тебя прошло с Джилман?
      Морелли ухмыльнулся.
      – Попробую догадаться. Ты, конечно, случайно нажала на кнопку повтора на телефонном аппарате.
      – Ладно, каюсь, я любопытна.
      – Отдел по борьбе с торговлей оружием столкнулся с рядом организационных трудностей. Я заметил, что поток оружия, курсирующий между клубами, вырос, ну и поведал о своем наблюдении Вито. Вито послал Терри убедиться, что эти парни не накапливают оружие для третьей мировой войны.
      – Я видела Терри в среду. Она привезла письмо Ганнибалу Рамосу.
      – Отдел пытается снова установить границы. Гомер Рамос снес несколько заборов, так что теперь, когда его нет, требуется эти заборы восстановить. – Морелли легонько подтолкнул меня локтем.
      – Ну?
      – Что ну?
      – Что ты об этом думаешь?
      Я так устала, что губы онемели, а Морелли хотелось поиграться.
      – Конечно, – сказала я. – Дай только на минуту глаза закрыть.
      Я закрыла глаза, а когда проснулась, было уже утро. Морелли нигде не было видно.
      – Я опаздываю, – сказала бабушка, пришлепав из спальни в кухню. – Проспала. Каждую ночь – гости. Квартира напоминает Центральный железнодорожный вокзал. Через полчаса у меня последний урок. А завтра экзамен. Надеюсь, ты меня туда отвезешь. С утра.
      – Да, конечно.
      – И потом я съезжаю. Ничего личного, но ты живешь в сумасшедшем доме.
      – И куда?
      – Возвращаюсь к твоей матери. Придется твоему отцу смириться, он этого заслуживает.
      Было воскресенье, а бабушка всегда ходила по воскресеньям в церковь.
      – А как насчет церкви?
      – Нет времени. Господу придется сегодня обойтись без меня. На этот раз представлять нашу семью будет твоя мать, она-то уж наверняка пойдет на службу.
      Моя мать вечно представляла всю нашу семью, потому что отец в церковь не ходил. Он оставался дома и ждал, когда прибудет белый пакет со свежим хлебом. Насколько я могу помнить, мама всегда заходила в булочную по дороге из церкви. И каждое воскресенье покупала плюшки с джемом. Только плюшки, больше ничего. Печенье, тортики и все остальное покупалось по будням, воскресенье же было днем плюшек с джемом. Напоминало причастие. Я из католической семьи, но в моей личной религии Троица всегда будет означать Отец, Сын и Святые плюшки с джемом.
      Я взяла Боба на поводок и повела его гулять. Небо чистое, но довольно прохладно. Воздух был такой, будто весна вот-вот нагрянет. На стоянке я Митчелла и Хабиба не обнаружила. По-видимому, они по воскресеньям не работали. Не было и Джойс Барнхардт. Пустяк, а приятно.
      Когда я вернулась, бабушка уже ушла, и в квартире стояла блаженная тишина. Я накормила Боба, выпила стакан апельсинового сока и забралась под одеяло. Проснулась около часу дня и принялась размышлять над ночным разговором с Морелли. Я обманула Джо, не сказала, что видела вчера Рейнджера, выходившего из дома Ганнибала. Интересно, Морелли тоже что-нибудь скрыл? Вполне вероятно, что да. Наши профессиональные отношения не имели ничего общего с личными. Морелли задал тон с самого начала. Своими полицейскими делами он со мной не делился. Личные наши отношения все еще находились в стадии развития. У него были свои правила, у меня – свои. Порой мы приходили к согласию. Некоторое время назад был даже период, когда мы жили вместе, но у Морелли было не все в порядке с выполнением обязательств, а я не могла перенести заточения. Поэтому мы разъехались.
      Я подогрела куриный суп с вермишелью и позвонила Морелли.
      – Извини насчет вчерашнего вечера, – сказала я.
      – Я сначала испугался, что ты умерла.
      – Я очень устала.
      – Я так и подумал.
      – Бабушка ушла на весь день, а у меня есть работа. Ты не мог бы присмотреть за Бобом?
      – Надолго? – спросил Морелли. – На день? На год?
      – На пару часов.
      Потом я позвонила Луле.
      – Мне нужно кое-куда пробраться без разрешения. Хочешь поприсутствовать?
      – Черт, конечно. Я обожаю незаконные вторжения.
      Я отвезла Боба и дала Морелли необходимые инструкции.
      – Следи за ним. Он жрет все подряд.
      – Может, нам сделать из него полицейского? – предложил Морелли. – Сколько он в состоянии выпить?
      Когда я подъехала, Лула ждала на ступеньках. Сегодня она была одета неброско: ядовито-зеленые эластичные брюки и ярко-розовый жакет из искусственного меха. Хотя, на мой взгляд, поставь ее на углу в туманную полночь, ее видно будет за три мили.
      – Ничего себе прикид, – вдохновенно заметила я.
      – Мне хотелось получше выглядеть на случай, если меня арестуют. Ты же знаешь, там фотографируют и все такое. – Она села в машину и взглянула на меня. – Ты пожалеешь еще, что надела эту говенную рубашку. Никакого вида. И, кстати, ты даже не уложила волосы. Что это за прическа?
      – Я не рассчитываю быть арестованной.
      – Никогда нельзя знать заранее. Не мешает принять меры и подвести глазки покруче. Куда мы собираемся вломиться, кстати?
      – К Ганнибалу Рамосу.
      – Куда? Ты хочешь сказать, к брату покойного Гомера Рамоса? И старшего сына оружейного короля Александра Рамоса? Ты что, совсем рехнулась?
      – Его скорее всего нет дома.
      – А как ты в этом убедишься?
      – Позвоню в дверь.
      – И если он откроет?
      – Спрошу, не видел ли он моего кота.
      – Ха! – сказала Лула. – У тебя же нет кота. Ладно, все звучит довольно нелепо. Но ничего лучшего я не смогла придумать. Я ставила на то, что Ганнибала нет дома. Вчера я не слышала, чтобы Рейнджер с кем-то прощался. И света в окнах после его ухода не было.
      – Что ты ищешь? – поинтересовалась Лула. – Или просто хочешь умереть молодой?
      – Буду знать, когда увижу, – сказала я. Во всяком случае, я на это надеялась.
      По правде говоря, мне не слишком хотелось задумываться над тем, что я ищу. Боялась подвести Рейнджера под монастырь. Он просил меня следить за домом, а сам полез туда без меня. Мне это не понравилось. И обеспокоило. Что он искал в доме Ганнибала? И кстати, что он искал в доме Рамосов в Диле? Я подозревала, что он заставил меня пересчитывать окна и двери, поскольку ему была нужна информация, чтобы проникнуть в дом. Что там такое могло быть, чтобы идти на такой риск?
      Когда все идет нормально, Рейнджер, этот таинственный человек, ведет себя идеально. Но здесь я впуталась во что-то очень серьезное, и теперь мне стало казаться, что тайна, окружающая Рейнджера, начинает мне надоедать. Я хотела знать, что происходит. И быть уверенной, что в этом случае Рейнджер не делает ничего противозаконного. И вообще, что он о себе воображает?
      Мы с Лулой стояли на тротуаре и обозревали дом Ганнибала. Шторы все еще задернуты. Очень тихо. Никаких признаков жизни в домах рядом с домом Ганнибала. Воскресенье. Все разъехались.
      – Ты уверена, что адрес правильный? – спросила Лула. – А то совсем не похоже на жилище крупного торговца оружием, чтоб ему пусто было. Я рассчитывала увидеть что-нибудь вроде Тадж-Махала. Ну, вроде как у этого миллиардера Дональда.
      – Дональд Трамп не живет в Тадж-Махале.
      – Живет, когда бывает в Атлантик-Сити. А у этого индюка в доме даже нет бойниц. Что он за торговец оружием тогда?
      – Тайный.
      Я подошла к двери и нажала на звонок.
      – Тайный или нет, – сказала Лула, – но если он откроет дверь, я наложу в штаны.
      Я подергала ручку, но дверь оказалась закрытой на замок.
      Я повернулась к Луле.
      – Ты ведь можешь открыть этот замок?
      – Само собой! Еще не сделали замка, который я бы не смогла открыть. Только я не захватила с собой все необходимые причиндалы.
      – Для вскрытия замков?
      – Именно. Кстати, как насчет сигнализации?
      – У меня предчувствие, что сигнализация не работает. – А если сработает, мы пустимся наутек.
      Мы снова вышли на дорожку, обогнули квартал и вышли на велосипедную тропу с другой стороны – на случай, если кто-то за нами наблюдает. Во двор мы попали через калитку, на это раз оказавшуюся незапертой.
      – Ты раньше здесь была? – спросила Лула.
      – Ага.
      – И что случилось?
      – Он в меня выстрелил.
      – Хмм, – произнесла Лула.
      Я взялась за ручку задней двери и толкнула. Дверь, к моему удивлению, открылась.
      – Ладно, иди уж первой, – сказала Лула. – Я знаю, ты это обожаешь.
      Я отдернула занавеску и вошла в дом Ганнибала.
      – Здесь темно, – заметила Лула. – Этот парень, наверное, вампир.
      Я повернулась и посмотрела на нее.
      – Ладно, – сказала она. – Это я себя пугаю.
      – Он не вампир. Он задергивает шторы, чтобы никто не мог заглянуть внутрь. Я сейчас бегло взгляну, нет ли здесь кого, а потом мы тщательно осмотрим все комнаты, одну за другой, нет ли там чего-нибудь интересного. А ты стой здесь на стреме.

      На первом этаже никого не было. В полуподвальном этаже – тоже. Здесь у Ганнибала находилась небольшая прачечная и игровая комната с большим телевизором, бильярдным столом и баром. Мне пришло в голову, что кто-нибудь мог жить в подвале, смотреть телевизор, а с улицы дом казался бы темным и нежилым. На втором этаже – три спальни. Там тоже никого. Одна из спален явно принадлежала хозяину. Другая превращена в кабинет: там стоял большой письменный стол, обтянутый кожей, и встроенные книжные полки. Третья спальня предназначалась для гостей. Вот она возбудила мой интерес. Вне сомнения, там кто-то жил. Скомканные простыни. На стуле – мужские шмотки. В углу валяются ботинки.
      Я поинтересовалась содержимым стенного шкафа и ящиков, проверила карманы, вдруг найду что-нибудь, указывающее на личность гостя. Но ничего не нашла. Одежда была дорогой. Судя по ней, владелец был среднего роста и телосложения, менее шести футов и весил примерно 180 фунтов. Я сравнила брюки гостя с брюками хозяина. У Ганнибала талия была шире, да и вкус консервативней. Ванная комната Ганнибала примыкала к его спальне. Другая ванная комната находилась в конце коридора. Ничего любопытного я там не нашла, разве что презервативы в гостевой ванной. Гость явно рассчитывал на развлечения.
      Я перешла в кабинет и сначала бегло осмотрела книжные полки. Мемуары, географический атлас, несколько романов. Я села за письменный стол. Никаких книжек с адресами. Только бювар и ручка. Никаких записей. Портативный компьютер. Я включила его. Все, что могло бы представить для меня интерес, закодировано. Ганнибал был очень осторожен. Я выключила компьютер и полазила по ящикам стола. Опять ничего. Ганнибал был аккуратен. Никакого беспорядка. Интересно, а в розовом доме на побережье в его комнатах такой же порядок?
      Парень из гостевой комнаты аккуратностью не отличался. На его письменном столе, где бы он ни находился, наверняка полный бардак.
      Я не нашла никакого оружия на втором этаже. Поскольку я знала по собственному опыту, что у Ганнибала есть по меньшей мере одна пушка, следовало сделать вывод, что он взял ее с собой. Он не выглядел человеком, который хранит свое оружие в банке из-под печенья.
      Затем я спустилась в подвал. И тут не на что смотреть.
      – Полное расстройство, – пожаловалась я Луле, закрывая за собой дверь подвала. – Здесь ничего нет.
      – Я тоже на этом этаже ничего не нашла, – сказала Лула, – Никаких спичек из баров, никаких пистолетов за диванными подушками. В холодильнике есть кой-какая еда. Пиво, соки, хлеб и холодное мясо. Еще содовая в банках. Вот и все.
      Я полезла в холодильник и посмотрела на упаковку мяса. Оно было куплено два дня назад в ближайшем магазине.
      – Мне как-то не по себе здесь, – сказала я Луле. – Кто-то тут живет. – Я не добавила, что этот кто-то может в любой момент вернуться.
      – Ага, и он не слишком разбирается в холодном мясе, – заявила Лула. – Купил грудку индюшки, хотя вполне мог взять салями.
      Мы находились на кухне, самозабвенно обсуждая содержимое холодильника, и так увлеклись, что не обратили внимания на то, что происходило в передней части дома. Послышался скрип открываемого замка. Мы с Лулой стремительно выпрямились.
      – Ого! – произнесла Лула.
      Дверь распахнулась. Появилась Синтия Лотте и прищурилась, чтобы привыкнуть к полумраку.
      – Какого черта вы здесь делаете? – спросила она изумленно.
      Мы с Лулой потеряли дар речи.
      – Скажи ей, – наконец выговорила Лула, подтолкнув меня локтем. – Скажи ей, что мы здесь делаем.
      – Не важно, что мы здесь делаем, – сказала я. – Вот что ты здесь делаешь?
      – Не твое дело. И вообще, у меня есть ключ, значит, я имею право здесь находиться.
      Лула вытащила «глок».
      – Ну а меня есть пушка, так что, полагаю, один-ноль в мою пользу.
      Синтия выхватила из сумки пистолет 45-го калибра.
      – И у меня есть пушка. Так что счет равный.
      Обе повернулись ко мне.
      – У меня пистолет дома, – призналась я. – Забыла взять с собой.
      – Тогда не считается, – заявила Синтия.
      – Что-то это все же значит, – возразила Лула. – Не то, что у нее вообще нет пистолета. Кроме того, она страшна с пистолетом. Однажды убила мужика.
      – Помню, я об этом читала. Дикки чуть не хватил инфаркт. Он решил, что это плохо скажется на его репутации.
      – Дикки – настоящий геморрой, – заявила я.
      Синтия холодно улыбнулась.
      – Все мужики геморрои. – Она огляделась. – Я приходила сюда с Гомером, когда Ганнибала не было в городе.
      Это объясняло наличие у нее ключа. И, возможно, презервативы в ванной комнате.
      – Гомер держал свою одежду в спальне для гостей?
      – Пару рубашек. Немного белья.
      – Там еще есть одежда, в той спальне. Не могла бы ты взглянуть и сказать мне, не его ли она.
      – Сначала я хотела бы знать, что вы здесь делаете.
      – Моего друга подозревают в убийстве Гомера и поджоге. Я пытаюсь узнать, что же произошло на самом деле.
      – И что ты решила? Что Ганнибал прикончил собственного брата?
      – Не знаю. Просто ищу.
      Синтия направилась к лестнице.
      – Давайте я расскажу вам про Гомера. Желающих убить его было хоть отбавляй. Включая меня. Гомер – лживый, трусливый червяк. Семье постоянно приходилось выручать его. На месте Ганнибала я бы давно пристрелила Гомера, хоть он и родня.
      Мы последовали за ней на второй этаж в спальню для гостей и подождали у двери, пока она осматривалась.
      – Кое-что явно принадлежит Гомеру, – сказала она, обшаривая ящики. – А кое-чего я никогда раньше не видела. – Она пнула ногой красные шелковые трусы, валяющиеся на полу. – Видали? – Она прицелилась и выпустила пять пуль в трусы. – Вот это точно его.
      – Черт, – заметила Лула, – не отказывай себе в удовольствии.
      – Он мог быть весьма очаровательным, – продолжила Синтия. – Но что касается женщин, тут его надолго не хватало. Я думала, он в меня влюблен. Считала, что я смогу его изменить.
      – Что заставило тебя думать иначе?
      – За два дня до того, как его убили, он заявил мне, что нашим отношениям пришел конец. Очень нелестно обо мне отозвался, пообещал, что если я буду его беспокоить, то он меня убьет, а затем вычистил мою шкатулку с драгоценностями и отобрал машину. Сказал, что ему нужны деньги.
      – Ты в полицию обращалась?
      – Нет. Я поверила ему, боялась, что он меня убьет. – Она сунула пистолет в карман куртки. – Вот я и подумала, что, может, у Гомера не было времени продать мои драгоценности... что он их здесь припрятал.
      – Я обыскала весь дом, – сказала я. – Я не видела женских драгоценностей. Но если хочешь, можешь убедиться.
      Она пожала плечами:
      – Не больно я и надеялась. Надо было раньше спохватиться.
      – Ты не боялась налететь на Ганнибала? – спросила Лула.
      – Я рассчитывала, что раз Александр приехал на похороны, то Ганнибал живет в доме на побережье.
      Мы все вместе спустились вниз.
      – Как насчет гаража? – спросила Синтия. – Вы там смотрели? Не нашли случайно мой серебристый «Порше»?
      – Черт, – высказалась пораженная Лула. – Ты ездишь на «Порше»?
      – Ездила. Гомер подарил мне машину на наш полугодовой юбилей. – Она вздохнула. – Я же говорила, он мог быть очень милым, если хотел.
      «Милым» в ее лексиконе, как я понимаю, означало «щедрым».
      У Ганнибала имелся гараж на две машины, пристроенный к дому. Дверь туда вела из холла. Она была заперта на задвижку. Синтия открыла дверь и зажгла свет в гараже. Там стоял... серебристый «Порше».
      – Мой «Порше»! Мой «Порше»! – оживилась Синтия. – Никогда не думала, что снова его увижу. – Она прекратила кричать и сморщила нос. – Что это за запах?
      Мы с Лулой переглянулись. Мы знали, что это за запах.
      – О-хо-хо, – вздохнула Лула.
      Синтия подбежала к машине.
      – Надеюсь, он оставил ключи. Надеюсь... – Она вдруг замолчала и заглянула в окно машины. – Кто-то там спит.
      Мы с Лулой поморщились.
      Тут Синтия начала снова верещать:
      – Он мертвый! Он мертвый! Он мертвый и лежит в моей машине!
      Мы с Лулой подошли к машине и заглянули внутрь.
      – Да, он наверняка мертвый, – сказала Лула. – Об этом говорят три дырки в голове. Тебе повезло, – обратилась она к Синтии. – Похоже, он получил свое из пушки 22-го калибра. Если бы это был 45-й, его мозги разлетелись бы по всей машине. А 22-й застревает и вращается.
      Человек сидел, согнувшись в три погибели, так что трудно было сказать, какого он роста, но, скорее, пять футов десять дюймов. И примерно пятьдесят лишних фунтов. Волосы темные. Лет сорок пять. Одет в шерстяную рубашку и спортивное пальто. Кольцо с бриллиантом. Три дырки в голове.
      – Ты его узнаешь? – спросила я Синтию.
      – Нет. Никогда раньше не видела. Ужас. Как это могло случиться? Там кругом кровь на обшивке.
      – Не так уж страшно, ведь он получил пули в голову, – утешила ее Лула. – Только не мой горячей водой. Тогда пятна останутся.
      Синтия открыла дверцу и попыталась вытащить труп из машины, но мертвец отказывался ей посодействовать.
      – Я не отказалась бы от помощи, – сказала Синтия. – Пусть кто-то из вас зайдет с той стороны и толкнет.
      – Эй, подожди, – воскликнула я. – Это же место преступления. Нужно все оставить, как было.
      – Черта с два, – заявила Синтия. – Это моя машина, и я в ней уезжаю. Я работаю на адвоката и прекрасно знаю, что произойдет. Они задержат машину и не вернут мне ее до скончания века. А потом, скорее всего, ее получит его жена. – Она наполовину вытащила тело, но ноги мертвеца застыли и не разгибались.
      – Тут нужны Зигфрид и Рой, – заметила Лула. – Я их видела по телику, так они умудряются разрезать тело напополам и даже не напачкать.
      Синтия тянула мужика за голову, так она могла покрепче ухватиться.
      – У него нога зацепилась за рычаг передач, – сказала она. – Надо, чтоб ее кто-то пнул.
      – Даже не смотри на меня, – возразила Лула. – Я мертвяков боюсь. И прикасаться к нему не собираюсь.
      Синтия схватила мужика за куртку и потянула.
      – Не получается, – пожаловалась она. – Мне никогда не вытащить этого придурка из машины.
      – Может, тебе его смазать, – предложила Лула.
      – Может, ты бы лучше помогла, чем советы давать, – парировала Синтия. – Обойди машину и пихни его ногой в задницу, а Стефани поможет мне тянуть.
      – Ну, разве что ногой, – сказала Лула. – Наверное, это я смогу.
      Синтия покрепче ухватилась за голову трупа, я вцепилась в рубашку, а Лула вытолкнула его одним хорошим пинком.
      Мы сразу же отпустили его и отступили.
      – Как вы думаете, кто его убил? – спросила я. Собственно, на ответ я и не надеялась.
      – Гомер, разумеется, – Синтия не замедлила с ответом.
      Я покачала головой:
      – Он не так давно умер, чтобы это мог быть Гомер.
      – Ганнибал?
      – Не думаю, чтобы Ганнибал оставил тело в собственном гараже.
      – Ну, мне плевать, кто его убил, – заявила Синтия. – Я получила «Порше» и отправляюсь домой.
      Мертвец горой лежал на полу, скрюченный под странными углами, волосы всклокочены, рубашка выбилась из брюк.
      – А как насчет него? – спросила я. – Не можем же мы так его оставить. Он так... неудобно лежит.
      – Все дело в ногах, – пояснила Лула. – Он окоченел в сидячем положении. – Она вытащила низкий складной деревянный стул из кучи вещей, сложенных в углу гаража, и поставила его рядом с мертвецом. – Если мы его посадим, он будет выглядеть более естественно, ну, вроде, ждет, чтобы его подвезли.
      Мы подняли тело и водрузили его на стул. Отошли, чтобы оценить дело рук своих. Только, когда мы его отпустили, он свалился со стула. Плюх, и прямо на физиономию.
      – Хорошо, что он мертвый, – заметила Лула, – иначе бы ему было ужасно больно.
      Мы снова втащили его на стул, но на этот раз привязали шнуром. Нос у него слегка повредился, и один глаз закрылся от удара об пол. Так что один был открыт, а другой закрыт. В остальном он выглядел ничего. Мы отошли, и он остался сидеть.
      – Я сматываюсь, – сказала Синтия. Она опустила все стекла в машине, нажала на кнопку, открывающую дверь гаража, задом выехала и рванула вниз по улице.
      Дверь гаража опустилась, и мы с Лулой остались наедине с мертвецом.
      Лула переминалась с ноги на ногу.
      – Как думаешь, надо сказать что-нибудь над умершим? Мне не хотелось бы отнестись к покойному без уважения.
      – Я думаю, нам надо убираться отсюда к чертям собачьим.
      – Аминь, – закончила Лула и перекрестилась.
      – Я-то думала, что ты баптистка.
      – Да, но на такой случай у нас ничего не предусмотрено.
      Мы вымелись из гаража, выглянули в окно сзади, нет ли кого поблизости, и выскочили из дверей во двор. Захлопнули за собой калитку и по велосипедной дорожке направились к «Бьюику».
      – Не знаю, как ты, – сказала Лула, – но я поеду домой, постою часа два под душем, а потом отмоюсь «Хлораксом».
      Мне план понравился. Тем более что можно будет отложить свидание с Морелли. Ведь что я могла ему сказать? «Ты не поверишь, Джо, только я вломилась в дом Ганнибала Рамоса и нашла там труп. Еще я уничтожила истинную картину преступления, помогла одной женщине убрать улики, а затем смылась. Так что, если лет через десять, когда я выйду из тюрьмы, ты все еще будешь находить меня привлекательной...» А уж если рассказать Джо про Рейнджера, который уже во второй раз скрывался с мест где произошло убийство...
      Когда я прибыла домой, мое настроение было окончательно испорчено. Я потащилась в дом Ганнибала, надеясь получить информацию. Теперь у меня этой информации куда больше, чем хотелось, а я не знаю, что это все означает. Я позвонила на пейджер Рейнджеру и поискала что-нибудь на обед. Ничего путного не нашлось, и пришлось обойтись оливками. В который уже раз.
      Телефон был со мной в ванной комнате, пока я стояла под душем. Потом я переоделась, высушила волосы и пару раз мазнула по ресницам тушью. Раздумывала, не подвести ли глаза, когда позвонил Рейнджер.
      – Я хочу знать, что происходит, – заявила я. – Я только что нашла мертвеца в гараже Ганнибала.
      – Ну и?
      – И я хочу знать, кто это. И кто его убил. И еще я хочу знать, почему ты тайком залезал в его дом вчера ночью.
      Я даже по телефону чувствовала раздражение Рейнджера.
      – Тебе не надо ничего этого знать.
      – Черта с два. Я только что впуталась в убийство.
      – Ты оказалась на месте убийства. Это совсем другое дело. Ты в полицию позвонила?
      – Нет.
      – Лучше позвони. И не слишком распространяйся по поводу того, как ты там оказалась.
      – Я бы не хотела распространяться по поводу очень многих вещей.
      – Твое дело, – заметил Рейнджер.
      – Ты – настоящая свинья! – заорала я. – Я сыта по горло всеми штучками таинственного Рейнджера, Знаешь, у тебя проблемы с общением. То ты лезешь ко мне под свитер, то говоришь, что меня ничего не касается. Я даже не знаю, где ты живешь.
      – Если ничего не знаешь, никому ничего и не скажешь.
      – Благодарю за доверие.
      – Поверь, так лучше, – сказал Рейнджер.
      – Да, еще одно. Морелли хочет, чтобы ты ему позвонил. Он давно за кем-то наблюдает, а теперь ты с этим человеком связан, вот Морелли и думает, что ты мог бы ему помочь.
      – Позже, – сказал Рейнджер и повесил трубку.
      Замечательно. Если он так хочет, то мне все замечательно.
      Я потащилась на кухню, достала пистолет из банки, схватила сумку и потопала через холл, по лестнице, через вестибюль к «Бьюику». На стоянке увидела машину Джойс с помятым бампером. Она заметила меня и показала мне палец. Я ответила тем же жестом, села в машину и покатила к дому Морелли. Джойс ехала вплотную за мной. Ну и пусть. Сегодня может ездить за мной, сколько захочет. Я больше не собиралась помогать Рейнджеру. Завязывала с этим делом.

* * *

      Когда я вошла, Морелли и Боб сидели рядком на диване и смотрели телевизор. На кофейном столике лежала пустая коробка из-под пиццы, пустой контейнер из-под мороженого и пара смятых пивных банок.
      – Обедаете? – спросила я.
      – Боб есть хотел. Не беспокойся, от пива он отказался. – Морелли похлопал по дивану рядом с собой. – Здесь тебе тоже хватит места.
      Когда Морелли был полицейским, его карие глаза становились холодными и оценивающими, лицо жестким и угловатым, а шрам на правой брови совершенно верно говорил о том, что Морелли никогда не жил с оглядкой. Когда же он был в сентиментальном настроении, глаза становились похожими на жидкий шоколад, рот становился мягче, а шрам сбивал с толку, наводя на мысль, что Джо нуждается в материнской ласке.
      В данный момент Морелли пребывал в очень сексуальном настроении. Я же – в крайне несексуальном. Более того, я была крайне раздражена. Плюхнулась на диван и злобно взглянула на коробку из-под пиццы, припомнив мой скромный ленч из оливок.
      Морелли обнял меня за плечи и ткнулся носом в шею.
      – Наконец-то одни, – сказал он.
      – Мне надо тебе кое-что рассказать.
      Морелли замер.
      – Вчера я вроде как наткнулась на труп.
      Он откинулся на спинку дивана.
      – У меня подружка, которая находит трупы. За что мне такое?
      – Ты говоришь совсем как моя мама.
      – Я и чувствую себя, как твоя мама.
      – Не надо, – огрызнулась я. – Мне даже не нравится, когда моя мама чувствует себя как моя мама.
      – Так что ты хотела рассказать?
      – Слушай, если не хочешь, никаких проблем. Я могу просто позвонить в участок.
      Он выпрямился.
      – Ты еще не звонила? О черт! Давай я догадаюсь: ты вломилась в чей-то дом и нашла там труп.
      – В дом Ганнибала.
      Морелли вскочил на ноги.
      – В дом Ганнибала?
      – Но не вломилась. Задняя дверь была открыта.
      – Какого черта тебя понесло в дом Ганнибала? – завопил он. – О чем ты только думала?
      Я тоже вскочила и тоже заорала:
      – Я выполняла свою работу!
      – Вламываться в чужие дома – не твоя работа!
      – Говорю же, я не вламывалась, просто вошла.
      – Ну, конечно, это другое дело. И чей труп ты обнаружила?
      – Не знаю. Какого-то парня прикончили в гараже.
      Морелли пошел на кухню и набрал номер диспетчерской.
      – У меня анонимная наводка, – сказал он. – Пошлите кого-нибудь в городской дом Ганнибала Рамоса на Фенвуд-стрит, пусть заглянут в гараж. Задняя дверь дома должна быть открыта. – Морелли повесил трубку и повернулся ко мне. – Ладно, это мы сделали. Пошли наверх.
      – Секс, секс, секс, – сказала я. – Ни о чем другом и думать не можешь. – Хотя теперь, когда я отдохнула и сняла тяжесть с души по поводу трупа, эта перспектива казалась мне привлекательной.
      Морелли прижал меня к стене и наклонился поближе.
      – Я и о других вещах думаю, кроме секса... только не в последнее время. – Он поцеловал меня, слегка поработав языком, и ближайшая перспектива стала казаться все более и более заманчивой.
      – Один вопрос по-быстрому насчет того трупа, – сказала я. – Как скоро они его обнаружат?
      – Если в том районе есть патрульная машина, то через пять-десять минут.
      Вполне вероятно, они позвонят Морелли, когда найдут этого парня в гараже. А мне даже в самые лучшие мои дни требуется для полного счастья более пяти минут. Но кто знает, машина может задержаться, затем еще надо обойти дом и добраться до гаража. Так что если я не стану тратить время на полное раздевание и мы приступим прямо сейчас, то времени хватит и на полную программу.
      – Почему бы не остаться здесь? – спросила я Морелли, расстегивая пряжку на его джинсах. – Кухни так располагают к занятиям сексом.
      – Погоди-ка, – сказал он. – Только жалюзи закрою.
      Я сбросила туфли и расстегнула джинсы.
      – Нет времени.
      Морелли внимательно смотрел на меня.
      – Не хочу показаться излишне подозрительным, но не могу отделаться от ощущения, что тут какой-то подвох.
      – Ты слышал о быстрой еде? А у нас будет быстрый секс. Тоже неплохо, а?
      Я обвила руками его шею, и он с шумом втянул в себя воздух.
      – Насколько быстрый? – спросил он.
      Зазвонил телефон.
      Черт!
      Морелли одной рукой взял трубку, а другой держал меня за запястье. Через несколько секунд он перевел взгляд на меня.
      – Это Констанца. Он находился рядом и поехал проверить дом Рамоса. Говорит, я должен приехать и увидеть все собственными глазами. Что-то насчет парня, у которого случилась беда с прической, пока он ждал автобуса. Во всяком случае, это то, что мне удалось разобрать сквозь смех.
      Я пожала плечами и подняла руки вверх. Вроде как хотела сказать, что не понимаю, о чем он болтает. Обыкновенный труп, с моей точки зрения.
      – Ты ничего не хочешь добавить? – спросил Морелли.
      – Только в присутствии адвоката.
      Мы привели свою одежду в порядок, собрали вещи и направились к двери. Боб все еще сидел на диване и смотрел футбол.
      – Знаешь, от этого как-то не по себе, – сказал Джо, – но клянусь, он следит за игрой.
      – Может, пусть так и смотрит?
      Морелли запер за нами дверь.
      – Слушай, радость моя, если ты расскажешь кому-нибудь, что я разрешил собаке смотреть футбол, я с тобой поквитаюсь. – Он взглянул на мою машину, потом на ту, что стояла рядом. – Никак Джойс?
      – Она за мной следит.
      – Хочешь, оштрафую ее за что-нибудь?
      Я быстро поцеловала Морелли и поехала в продовольственный магазин, Джойс ехала сзади. У меня с собой было мало денег, а карточка просрочена, так что я купила самое основное – арахисовое масло, чипсы, хлеб, пиво, молоко и два лотерейных билета.
      Затем я заглянула в хозяйственный магазин, где купила задвижку для двери, чтобы сменить порванную цепочку. Я решила поменять пиво на золотые руки коменданта дома и моего хорошего приятеля Дилана Радика.
      Оттуда я направилась домой. Поставила машину на стоянку, закрыла ее и помахала на прощание Джойс. Джойс ответила мне выразительным жестом.
      Я зашла в квартиру Дилана на первом этаже и объяснила, что от него хочу. Дилан схватил ящик с инструментами, и мы потащились наверх. По возрасту мы были ровесниками. Он жил в чреве нашего дома подобно моли. Он был довольно крутым парнем, но мало что делал и, насколько мне было известно, не заводил подружки... так что, как вы можете догадаться, он пил много пива. И поскольку с деньгами у него было туго, даровое пиво всегда приветствовалось.
      Пока Дилан устанавливал задвижку, я проверила автоответчик. Пять звонков бабушке Мазур и ни одного мне.
      Когда появилась бабуля, мы с Диланом отдыхали перед телевизором.
      – Ну и денек сегодня выдался, – пожаловалась бабушка. – Ездила-ездила и почти поняла, как надо останавливаться. – Прищурилась и внимательно вгляделась в Дилана. – А кто этот милый молодой человек?
      Я представила Дилана и, коль скоро подходило время ленча, я сделала всем легкую закуску из чипсов и арахисового масла. Мы съели их все, сидя перед телевизором, и незаметно упаковка из шести банок пива исчезла стараниями бабушки и Дилана. Бабушка и Дилан были вполне счастливы, я же начинала беспокоиться насчет Боба. Представила его себе одного в доме Джо. Нечего есть, кроме коробки из-под пиццы. И дивана. И постели. И ковра, и любимого кресла Джо. Затем я представила себе, как Морелли пристреливает Боба, и эта картинка мне не понравилась.
      Позвонила Джо, но он не ответил. Черт! Не следовало оставлять Боба у него в доме. Я уже держала в руке ключи и надевала куртку, когда появился Морелли вместе с Бобом.
      – Куда-то собралась? – спросил он, увидев ключи и куртку.
      – Волновалась насчет Боба. Хотела съездить к тебе и взглянуть, все ли в порядке.
      – А я уж решил, что ты решила покинуть страну.
      Я фальшиво улыбнулась.
      Морелли отстегнул Боба, поздоровался с бабушкой и Диланом и потащил меня в кухню.
      Я услышала вопль Дилана и сообразила, что Боб с ним знакомится.
      – Я вооружена, – оповестила я Морелли, – так что будь осторожен. У меня шоковый пистолет в сумке.
      Морелли взял сумку и швырнул ее в дальний угол.
      Ого-го!
      – В гараже Ганнибала младший Макарони, – сказал Морелли. – Работает на Столле. Очень странно обнаружить его в гараже Ганнибала. Но чем дальше, тем страннее.
      Я мысленно поморщилась.
      – Макарони сидел на садовом стуле.
      – Это Лула придумала, – сказала я. – Ладно, и я тоже. Но ему было так неуютно на цементном полу.
      Морелли натянуто улыбнулся.
      – Я должен бы арестовать тебя за то, что ты спутала картину преступления, но он был мерзким подонком, к тому же выглядел предельно глупо, чтоб ему пусто было.
      – Откуда ты знаешь, что я не убийца?
      – У тебя пистолет 38-го калибра, а его прикончили из 22-го. Кроме того, ты и в сарай не попадешь с пяти футов. В тот единственный раз, когда ты в кого-то попала, явно вмешалось божественное провидение.
      Тоже верно.
      – Много народу в курсе, что я усадила его на садовый стул?
      – Никто не знает наверняка, но около сотни подозревают. И никто не скажет. – Морелли взглянул на часы. – Мне пора. У меня сегодня встреча.
      – Не с Рейнджером ли?
      – Нет.
      – Врешь.
      Морелли вытащил из кармана наручники и, прежде чем я сообразила, что происходит, приковал меня к холодильнику.
      – Простите? – изумилась я.
      – Ты собиралась проследить за мной. Я оставлю ключ в твоем почтовом ящике внизу.
      Это как называется, любовные отношения?

* * *

      – Я готова, – возвестила бабушка.
      На ней был ее любимый пурпурный спортивный костюм и белые теннисные тапочки. Волосы аккуратно подвиты, губы накрашены розовой помадой. На локте у нее висела большая кожаная сумка. Я побаивалась, не положила ли она в эту сумку длинноствольный пистолет и не станет ли она угрожать им экзаменатору, если он не даст ей права.
      – У тебя ведь там нет пушки? – спросила я.
      – Конечно, нет.
      Я не поверила ей ни на секунду.
      Когда мы спустились вниз и вышли на стоянку, бабушка направилась к «Бьюику».
      – Полагаю, у меня будет больше шансов получить права, если я поведу «Бьюик», – сказала она. – Я слышала, они настороженно относятся к девчонкам в спортивных машинах.
      На стоянке появились Митчелл и Хабиб. Снова на «Линкольне».
      – Выглядит как новый, – заметила я.
      Митчелл просиял.
      – Ага, над ней хорошо поработали. Только утром получили. Надо было подождать, когда краска высохнет. – Он перевел взгляд на бабушку, сидящую за рулем «Бьюика». – Что у нас на сегодня?
      – Я везу бабушку получать водительские права.
      – Как мило с твоей стороны, – сказал Митчелл. – Ты – славная внучка. А она не старовата?
      Бабушка щелкнула вставными челюстями.
      – Старовата? – закричала она. – Я покажу тебе «старовата»! – Я услышала, как щелкнул замок сумки, бабушка наклонилась и появилась снова, держа в руке пистолет. – Я достаточно молода, чтобы попасть тебе прямо в глаз, – заявила она, прицеливаясь.
      Митчелл и Хабиб проворно улеглись на сиденье, чтобы их не было видно.
      Я сурово взглянула на бабку.
      – Мне показалось, ты говорила, что не взяла пистолет с собой.
      – Ну так значит, я ошиблась.
      – Убери сейчас же. И не вздумай никому угрожать во время экзамена, не то они тебя арестуют.
      – Сумасшедшая старая тетка, – донесся голос Митчелла из глубины «Линкольна».
      – Вот это уже лучше, – живо отреагировала бабушка, – я не возражаю, когда меня называют теткой.

      Я испытывала двойственное чувство относительно получения бабушкой водительских прав. С одной стороны, я думала, что это замечательно, поскольку она станет более независимой. С другой стороны, мне не хотелось бы сидеть с ней в одной машине. Она то и дело ехала на красный свет, так резко тормозила, что я постоянно испытывала на крепость пристяжные ремни, и припарковалась в неположенном месте, утверждая, что для экзаменующихся это разрешено.
      Когда бабуля вошла в комнату ожидания после экзамена на вождение, я сразу поняла, что на дорогах будет еще какое-то время безопасно.
      – Какое безобразие, – сказала она. – Он не поставил мне зачет ни по одному вопросу.
      – Ты можешь пересдать, – утешила ее я.
      – Верно, черт возьми, могу. И буду пересдавать, пока не получу права. Сам господь дал мне право водить машину. – Она крепко сжала губы. – Наверное, мне все же следовало вчера сходить в церковь. Думаю, в этом все дело.
      – Не повредило бы, – согласилась я.
      – Ну, в следующий раз обязательно пойду. Все свечи поставлю. По полной программе.
      Митчелл и Хабиб все еще таскались за нами, держась на приличном расстоянии. По дороге на экзамен они едва не врезались в нас несколько раз, когда бабуля резко тормозила, так что теперь они рисковать не хотели.
      – Так ты съезжаешь? – спросила я бабушку.
      – Да. Я уже сказала твоей матери. Днем приедет Луиза Грибер и поможет мне. Так что ты ни о чем не беспокойся. Очень мило было с твоей стороны разрешить мне пожить у тебя. Я это ценю, но мне нужен спокойный сон. Не понимаю, как ты можешь так мало спать.
      – Ну, ладно, – сказала я. – Раз уж ты решила. – Может быть, мне тоже поставить свечу?
      Когда мы вошли, Боб ждал нас.
      – Думается, Бобу надо сделать сама-знаешь-что, – сказала бабушка.
      Итак, мы с Бобом вернулись на стоянку. Там сидели Хабиб и Митчелл, терпеливо ожидая, когда я приведу их к Рейнджеру. Джойс тоже была там. Я повернулась, снова вошла в здание и вышла через парадный вход. Мы с Бобом прошлись по улице и вернулись через квартал с рядами двухэтажных домиков на одну семью. Боб сделал сама-знаешь-что сорок или пятьдесят раз в течение пяти минут, и мы направились к дому.
      Из-за угла вывернул черный «Мерседес», и мой пульс утроился. «Мерседес» подъехал ближе. Теперь у меня началась аритмия. Здесь были всего два варианта: торговец наркотиками и Рейнджер. Машина остановилась рядом со мной, и Рейнджер слегка качнул головой, что означало: «Садись».
      Я погрузила Боба на заднее сиденье и села рядом с Рейнджером.
      – Там на стоянке ожидают трое, жаждущие тебя пристрелить, – сообщила я. – Что ты здесь делаешь?
      – Мне надо с тобой поговорить.
      Одно дело уметь забраться в чужую квартиру и совсем другое – иметь посланную свыше способность определить, где я буду находиться в любое время дня.
      – Откуда ты знал, что я гуляю с Бобом? Ты что, экстрасенс?
      – Ничего такого экзотического. Я позвонил, и бабушка сказала, что ты пошла гулять с собакой.
      – Надо же, ты меня разочаровал. Еще немного, и ты признаешься, что вовсе не супермен.
      Рейнджер улыбнулся.
      – Ты хочешь, чтобы я был суперменом? Проведи со мной ночь.
      – Ты меня возбудил, – сказала я.
      – Забавно.
      – О чем ты хотел поговорить?
      – Хотел сказать, что больше не надо мне помогать.
      Возбуждение сменилось каким-то трудно определяемым неприятным ощущением.
      – Вы с Морелли договорились, я угадала?
      – Мы достигли взаимопонимания.
      А меня выкинули вон из дела, отпихнули, как ненужный довесок. Хуже того, как помеху. В три секунды я проделала путь от обиды до дикой ярости.
      – Это идея Морелли?
      – Моя, Ганнибал тебя видел. И Александр тебя видел. А теперь половина полицейских в Трентоне знает, что ты вломилась в дом Ганнибала и обнаружила в гараже труп младшего Макарони.
      – Это тебе Морелли рассказал?
      – Я слышал об этом от всех и каждого. Мой автоответчик забит. Слишком опасно тебе продолжать заниматься этим делом. Боюсь, Ганнибал все обмозгует и достанет тебя.
      – Неприятно.
      – Слушай, ты действительно усадила его на садовый стул?
      – Да. И, кстати, не ты ли его убил?
      – Нет. «Порше» в гараже не было, когда я там шарил. Равно как и Макарони.
      – А как ты обошел сигнализацию?
      – Так же, как и ты. Она была отключена. – Он взглянул на часы. – Мне пора.
      Я открыла дверцу и собралась уходить.
      Рейнджер поймал меня за руку.
      – Ты не умеешь следовать инструкциям, но в данном случае ты ведь сделаешь то, о чем я просил? Ты отойдешь в сторону. И будешь осторожна.
      Я вздохнула, вылезла из машины и вытащила Боба с заднего сиденья.
      – Постарайся, чтобы Джойс тебя не изловила. Это окончательно испортит мне день.
      Я отвела Боба домой, схватила ключи от машины и снова спустилась вниз. Куда-нибудь поеду. Куда угодно. Я была чересчур зла, чтобы оставаться дома. И не потому, что он меня уволил. Я ненавижу, когда от моих услуг отказываются из-за моей глупости. Ведь свалилась же я с дерева, черт побери. И посадила младшего Макарони на стул. Если человек глуп, то это надолго.
      Надо что-нибудь съесть, решила я. Мороженое. Или конфет. Взбитые сливки. В супермаркете имелось кафе-мороженое, где подавали большую порцию пломбира с орехами и сиропом. Именно это мне и требуется. Макси-пломбир.
      Я забралась в «Бьюик», за мной чуда же сел Митчелл.
      – Простите? – осведомилась я. – Это что, свидание?
      – Размечталась, – сказал Митчелл. – Мистер Столле желает с тобой поговорить.
      – Знаешь что, у меня нет настроения беседовать с мистером Столле. У меня вообще нет настроения с кем-либо беседовать, включая тебя. Ты особенно не переживай, но будь любезен, покинь машину.
      Митчелл вытащил пушку.
      – Придется тебе передумать.
      – Ты в меня выстрелишь?
      – Особенно не переживай, – ухмыльнулся Митчелл.
      Магазин «Ковры ручной работы» находится в Гамильтон-Тауншип, где расположены многочисленные магазины. Ехать туда надо по Тридцать третьему шоссе. Внешне магазин ничем не отличается от других заведений, расположенных вдоль этого шоссе, за исключением желто-зеленой неоновой вывески, которую, наверное, видно с острова Родос. Здание одноэтажное, с большими витринами, в которых висят объявления о круглогодичной распродаже. Я бывала в этом магазине много раз, как и все мужчины, женщины и дети в Нью-Джерси. Никогда ничего не покупала, хотя и хотелось. Но цены у них кусаются.
      Я остановилась напротив магазина. За мной Хабиб пристроил «Линкольн». Следом подъехала Джойс.
      – Что нужно Столле? – спросила я. – Он случайно не собирается меня убить или еще что?
      – Мистер Столле никого не убивает. Для этого он нанимает других. Он просто хочет с тобой поговорить. Вот все, что я знаю.
      По магазину бродили две женщины, разглядывая ковры. Скорее всего, мать и дочь. Вокруг них крутился продавец. Мы с Митчеллом вошли вместе, и он повел меня через ковровые завалы к офису в конце помещения.
      Столле было лет пятьдесят с хвостиком. Крепкий мужик с первыми признаками брюшка. Одет в яркий свитер и слаксы. Протянул мне руку и одарил самой приветливой улыбкой торговца коврами.
      – Я буду рядом, – сказал Митчелл, закрыл за собой дверь и оставил нас с Столле наедине.
      – Говорят, вы довольно смышленая девица, – начал Столле. – Я много чего про вас слышал.
      – Угу.
      – Так как же вышло, что вам так и не удалось найти Менозо?
      – Для этого я недостаточно смышленая. Да и Рейнджер не подойдет ко мне, пока рядом болтаются Хабиб и Митчелл.
      Столле улыбнулся.
      – Могу признаться, я никогда и не надеялся, что вы сможете передать нам Менозо. Но попытка не пытка.
      Я промолчала.
      – К сожалению, раз уж нам не удалось ничего добиться мирным путем, придется попробовать другие способы. Вот что передайте своему дружку. Он не хочет говорить со мной? Ладно. Он предпочитает скрываться? Прекрасно. И знаете, почему? Потому что у нас есть вы. Когда мое терпение лопнет, а оно уже на грани, мы сделаем вам больно. И Менозо будет знать, что он мог бы это предотвратить.
      Внезапно мне показалось, что в моих легких больше нет воздуха. О таком варианте я как-то не подумала.
      – Он не мой дружок. Вы переоцениваете мою значимость для него.
      – Может быть, но он рыцарь по натуре. Латинский темперамент, сами знаете. – Столле сел в кресло за письменным столом и откинулся на спинку. – Вы должны уговорить Менозо побеседовать с нами. Митчелл и Хабиб выглядят милыми парнягами, но они сделают то, что я им велю. Надо признаться, им уже приходилось делать весьма несимпатичные вещи. У вас ведь есть собака? – Столле наклонился вперед, положив руки на стол. – Митчелл – большой специалист по отлову собак. Это не значит, что он убьетвашего пса...
      – Это не мой пес. Я его временно нянчу.
      – Я это говорю всего лишь для примера.
      – Вы зря теряете время, – сказала я. – Рейнджер – наемник. Вы не сможете выйти на него через меня. У нас совсем другие отношения. Таких отношений, как вы думаете, у него, скорее всего, нет ни с кем.
      Столле улыбнулся и пожал плечами.
      – Как я уже сказал, попытка не пытка. Попробовать ведь стоит, верно?
      Я несколько секунд смотрела на него – этакий невозмутимый фирменный взгляд Стефани Плам – потом повернулась и ушла.
      Когда я появилась на улице, Митчелл, Хабиб и Джойс гоняли моторы своих машин на холостом ходу.
      Я влезла в «Бьюик» и незаметно пощупала брюки, чтобы убедиться, что не замочила штаны. Глубоко вздохнула и положила руки на руль. Вдох-выдох, вдох-выдох. Хотела сунуть ключ в зажигание, но не смогла отцепить их от руля. Еще немного подышала. Сказала себе, что Артуро Столле трепло. И сама не поверила. Я больше верила, что Артуро Столле – кусок дерьма. То же самое можно было сказать и о Митчелле с Хабибом.
      Все наблюдали и ждали, что я буду делать. Я не хотела, чтобы они догадались, как я напугана, поэтому заставила себя отпустить руль и завести машину. Осторожно задом выехала с площадки и уехала. Все внимание на дорогу. Ехала я медленно и ровно.
      Одновременно я набирала все телефонные номера, которые знала, чтобы добраться до Рейнджера, оставляя короткое послание. Позвони мне. Срочно.Обзвонив все телефоны Рейнджера, я набрала номер Кэрол Забо.
      – Мне нужна твоя помощь, – сказала я.
      – Все, что хочешь.
      – За мной хвостом таскается Джойс Барнхардт...
      – Мерзкая сука, – заметила Кэрол.
      – И еще два типа в «Линкольне».
      – Гмм.
      – Особо нечего беспокоиться, они ездят за мной уже несколько дней и никого не пристрелили. – Пока: – Короче, мне нужно, чтобы они от меня отстали. У меня есть план.
      До Кэрол мне было ехать минут пять. Она жила в Бурге, недалеко от моих родителей. На свадебные деньги они с Люби купили дом и незамедлительно приступили к созданию семьи. После двух мальчишек решили завязать. Тут миру повезло. Дети Кэрол наводили ужас на всех соседей. Когда они вырастут, то скорее всего станут полицейскими.
      Дворы в Бурге узкие и длинные. Многие огорожены. Калитки выходят на аллею. Все аллеи однорядные. Та аллея, на которую выходят дома на Рид-стрит, между Билл-стрит и Седар-стрит, особенно длинная. Я попросила Кэрол посидеть с заведенным мотором на перекрестке этих двух улиц. Я собиралась заманить Джойс и мальчиков в эту аллею, потом свернуть на Седар-стрит, тогда как Кэрол въедет в аллею и застрянет так, как будто у нее отказал мотор.
      Я проехала в Бурге и немного покрутила по улицам, давая Кэрол лишние пять минут, чтобы занять нужную позицию. Свернула в аллею, параллельную Рид-стрит, втаскивая за собой Джойс и этих дуболомов. Доехала до Седар-стрит и убедилась, что Кэрол на месте. Объехала ее, а она двинулась вперед и остановилась. Все таким образом оказались в ловушке. Я оглянулась, чтобы посмотреть, что происходит, и увидела, как из машины вылезает Кэрол и еще три женщины. Моника Каевски, Гейл Войховиц и Энджи Боно. Все они люто ненавидели Джойс. Да, Бург только тронь!
      Я выехала на шоссе и рванула к побережью. Я не собиралась сидеть сложа руки и ждать, когда Митчелл убьет Боба, чтобы доказать мне: сегодня – собака, завтра – ты.
      Я въехала в Диль и медленно двинулась мимо усадьбы Рамосов. Опять попыталась дозвониться до Рейнджера. Нет ответа. Я продолжала ездить по улице. Давай, Рейнджер, позвони. Выгляни в окно, где тебя черти носят! Я была на расстоянии квартала от розового дома и собиралась развернуться, когда открылась дверца и в машину влез Александр Рамос.
      – Привет, милашка, – сказал он. – Не можешь удержаться, чтобы не приехать, признавайся?
      Черт! Вот он-то сегодня мне меньше всего нужен!
      – Хорошо, что я тебя заметил. Я там едва не свихнулся, – сказал он. – Я хочу сигарету. Отвези меня в лавку. И поторопись, я умираю.
      – В бардачке есть сигареты. Вы в прошлый раз оставили.
      Он достал пачку и сунул сигарету в рот.
      – Не в машине!
      – Господи, это все равно, что жениться и не трахаться. Поезжай к Сэлу.
      Я не хотела ехать к Сэлу. Я хотела поговорить с Рейнджером.
      – Вы не боитесь, что вас хватятся в доме? Вы уверены, что безопасно ехать к Сэлу?
      – Да. Тут в Трентоне проблема, все заняты, пытаясь ее уладить.
      Проблема с трупом в гараже Ганнибала?
      – Видно, серьезная проблема, – сказала я. – Может, вам стоит помочь?
      – Я уже помог. На следующей неделе гружу эту проблему на судно. Если повезет, оно затонет.
      Ну вот, теперь я в полной растерянности. Представить себе не могу, как они собираются доставлять труп на судно. Даже не знаю, зачем им грузить труп на судно.
      Раз уж мне не удалось выставить Рамоса из машины, я проехала небольшое расстояние до бара, мы вместе вышли и сели за стол. Рамос пропустил стаканчик и затянулся.
      – На следующей неделе еду в Грецию, – сообщил он. – Хочешь поехать со мной? Мы могли бы пожениться.
      – Мне казалось, вы с браками покончили.
      – Я передумал.
      – Я очень польщена, но вынуждена отказаться.
      Он пожал плечами и налил себе еще стаканчик.
      – Твое дело.
      – А проблема в Трентоне, что это такое – бизнес?
      – Бизнес. Личный. Для меня все едино. Позволь мне дать тебе совет. Не заводи детей. Если захочешь хорошо заработать, займись оружием. Вот мой совет.
      Зазвонил мой сотовый телефон.
      – Что происходит? – спросил Рейнджер.
      – Я сейчас не могу говорить.
      Внезапно его голос стал напряженным.
      – Только не говори мне, что ты с Разносом.
      – Не буду. Почему ты не перезванивал?
      – Пришлось на время выключить телефон. Я только что вернулся, и Танк сказал мне, что ты подобрала Рамоса.
      – Я не виновата! Я искала тебя.
      – Ну, вам следует получше спрятаться, потому что только что из ворот выехали три машины. Полагаю – на розыски Александра.
      Я отключила телефон и сунула его в сумку.
      – Мне пора, – сказала я Рамосу.
      – Это твой любовник? Его послушать, так он – настоящая задница. Я могу о нем позаботиться, если ты понимаешь, о чем я.
      Я положила двадцать долларов на стол и схватила бутылку вина.
      – Пойдемте, возьмем это с собой.
      Александр взглянул поверх моего плеча на дверь.
      – Черт, ты только взгляни, кто здесь.
      Я же боялась обернуться.
      – Мои няньки, – сказал Александр. – Даже задницу мне подтереть не могут без зрителей.
      Я повернулась и едва не упала в обморок от облегчения, не увидев Ганнибала. Обоим мужикам было под пятьдесят, оба в костюмах. По их виду можно было предположить, что они очень любят макароны и, скорее всего, не отказываются от десерта.
      – Вам нужно вернуться домой, – сказал один.
      – Я тут со своей приятельницей, – заявил Александр в ответ.
      – Да, но, может быть, вы сможете встретиться с ней в другой раз? Мы все еще не можем отыскать груз, который должны погрузить на яхту.
      Один повел Александра к двери, второй же остался, чтобы потолковать со мной.
      – Послушай, – сказал он, – нехорошо использовать стариков таким образом. Разве у тебя нет друзей-ровесников?
      – Вовсе я его не использую. Он сам залез в мою машину.
      – Знаю. У него такая привычка. – Мужик вытащил из кармана пачку денег и отделил сотню.
      – Вот, это тебе за беспокойство.
      Я сделала шаг назад.
      – Вы все неверно поняли.
      – Ладно, тогда сколько? – Он отсчитал еще девять купюр, сложил все вместе и сунул в мою сумку. – И я не желаю больше ничего о тебе слышать. Ты должна пообещать оставить старика в покое. Ясно?
      – Послушайте...
      Он откинул полу пиджака и продемонстрировал мне пистолет.
      – Теперь ясно, – сказала я.
      Он повернулся, вышел из бара и залез в «Таун-Кар», стоящий с заведенным мотором у тротуара. Машина тут же уехала.
      – Чего только в жизни не случается, – пожаловалась я бармену. Потом тоже ушла. Отъехав от Диля на приличное расстояние и почувствовав себя в безопасности, я позвонила Рейнджеру и рассказала ему про Столле.
      – Я хочу, чтобы ты ехала домой и заперлась в квартире, – сказал Рейнджер. – Я пошлю Танка, пусть тебя заберет.
      – И что потом?
      – Потом я отвезу тебя в безопасное место, где ты и будешь сидеть, пока все не уладится.
      – Не думаю.
      – Слушай, не порть мне жизнь, – попросил Рейнджер. – У меня и так хватает проблем.
      – Ну и решай свои проклятые проблемы! И побыстрее! – Я отсоединилась. Что ж, я проиграла. Такой уж трудный выдался денек.

* * *

      Когда я ставила машину у дома, Митчелл и Хабиб ждали меня. Я помахала им рукой, но ответного приветствия не дождалась. Улыбки тоже. И никаких комментариев. Плохой признак.
      Я взбежала по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. В животе бурчало, сердце трепыхалось. Вошла в квартиру и вздохнула с облегчением, когда ко мне кинулся Боб. Закрыла за собой дверь и заглянула к Рексу, все ли у него в порядке. На автоответчике я обнаружила двенадцать посланий. Одно – глухое молчание. Десять – для бабушки. Последнее – от матери.
      «У нас сегодня жареная курица, – сказала она. – Бабушка считает, что ты можешь захотеть подъехать, потому что Боб съел все твои продукты, пока она мыла буфет. И еще она сказала, что с ним, вероятно, следует погулять, поскольку он слопал две коробки чернослива, которые она только что купила».
      Я взглянула на Боба. У него текло из носа, а живот выглядел так, будто он проглотил мяч.
      – Господи, Боб, – сказала я, – ты что-то неважно выглядишь.
      Боб рыгнул и испортил воздух.
      – Наверное, надо пойти погулять.
      Боб начал тяжело и часто дышать. Из пасти текла слюна, а в животе гремел гром. Он двинулся вперед и согнулся.
      – Нет! – завопила я. – Только не здесь! – Я схватила поводок и сумку и вытащила его из квартиры. Лифта мы ждать не стали. Помчались по лестнице, пробежали через вестибюль и выскочили на улицу. Только я собралась перейти парковочную площадку, как из «Линкольна» выпрыгнул Митчелл, сбил меня с ног и схватил Боба.
      Когда я встала, «Линкольн» уже начал отъезжать. Я завопила и побежала следом, но машина уже выехала на улицу. Внезапно она резко остановилась. Дверцы распахнулись, и оттуда вылетели Митчелл и Хабиб.
      – Дрянь! – вопил Митчелл. – Чтоб тебя черти драли! Сукин сын!
      Хабиб закрывал рот ладонью.
      – Сейчас меня вырвать. Даже в Пакистан я такое не видеть.
      Боб выскочил из машины и, виляя хвостом, помчался ко мне. Он снова стал стройным, слюна не текла, и он не пыхтел, как паровоз.
      – Тебе лучше, приятель? – спросила я, почесывая у него за ухом так, как он любил. – Хороший мальчик. Хорошая собака.
      Глаза Митчелла вылезли из орбит, лицо приобрело свекольный оттенок.
      – Сейчас я прикончу эту псину, помяни мое слово. Я его убью! Ты знаешь, что он сделал? Насрал в машине. И наблевал. Чем ты его кормишь? Ты что, ничего не понимаешь в собаках? Тебе нельзя доверять животное.
      – Он съел бабушкин чернослив, – объяснила я невозмутимо.
      Митчелл схватился за голову.
      – Ничего себе шуточки, твою мать.
      Я погрузила Боба в «Бьюик», закрыла двери и выехала через газон на улицу, чтобы не столкнуться с Митчеллом и Хабибом.
      Когда я остановилась перед домом родителей, мама с бабушкой уже меня ждали, выглядывали в окно.
      – Мы всегда знаем, когда ты подъезжаешь, – сказала бабушка. – Твою машину слышно за милю.
      Ничего себе шуточки, твою мать.
      – Где твоя куртка? – пожелала узнать мама. – Ты не замерзла?
      – На куртку не было времени, – сказала я. – Это длинная история. Думаю, вам не стоит ее слушать.
      – А я хочу, – заявила бабушка. – Уверена, что это круто.
      – Мне сначала надо позвонить.
      – Иди звони, а я пока накрою на стол, – сказала мама. – Уже все готово.
      Я позвонила Морелли из кухни.
      – Хочу кое о чем тебя попросить, – сказала я, когда он снял трубку.
      – Прекрасно. Обожаю, когда ты у меня в долгу.
      – Я хочу, чтобы ты какое-то время присмотрел за Бобом.
      – Ты не собираешься случайно пойти по стопам его бывшего хозяина?
      – Нет!
      – Тогда в чем дело?
      – Припомни, что у тебя постоянно бывают всякие дела, о которых ты не можешь рассказать мне.
      – Ну.
      – Ну, я тоже не могу сейчас тебе все объяснить. Во всяком случае, не с кухни моей матери.
      В кухню влетела бабуля.
      – Ты с Джозефом разговариваешь? Скажи ему, что у нас полно жареной курицы, но ему следует поторопиться, иначе не достанется.
      – Он не любит жареную курицу.
      – Я обожаю жареную курицу, – возразил Джо. – Сейчас приеду.
      – Нет!
      Слишком поздно. Он уже положил трубку.
      – Поставь еще одну тарелку, – сказала я.
      Бабушка стояла у стола в несколько смущенном состоянии.
      – Эта тарелка для Джо или Боба?
      – Джо. У Боба проблемы с желудком.
      – Ничего удивительного, – заметила бабушка. – Съесть такую прорву чернослива. И еще коробку хлопьев и коробку зефира. Я разбиралась в буфете, пока ждала Луизу, ну и пошла в ванную комнату-, а когда вернулась, на буфете было пусто.
      Я погладила Боба по голове. Такая глупая псина. Даже Рекс значительно умнее. Не хватило ума не трогать чернослив. И все-таки у него были свои достоинства. Замечательные огромные карие глаза. А я перед карими глазами никогда не могла устоять. С ним приятно общаться. Он никогда не пытался включить другую радиостанцию, ни разу не упомянул про мой прыщ. Надо честно признаться, я вроде как привязалась к Бобу. Возможно, я действительно готова была вырвать у Митчелла сердце голыми руками, когда он попытался похитить собаку. Я обняла Боба. Еще его приятно тискать.
      – Ты сегодня поедешь к Джо, – сказала я ему. – Там безопасней.
      Мама поставила на стол жареную курицу, красную капусту и брокколи. Готова поспорить, никто не прикоснется к брокколи, но мать все равно всегда ставила ее на стол, считая исключительно полезной.
      Появился Джо и сел рядом со мной.
      – Ну, как сегодня дела? – спросила его бабушка. – Поймал убийц?
      – Сегодня нет, надеюсь, завтра больше повезет.
      – В самом деле? – заинтересовалась я.
      – Нет, не в самом деле.
      – Как прошло с Рейнджером?
      Морелли положил себе на тарелку красной капусты.
      – Как и ожидалось.
      – Он велел мне не лезть больше в это дело. Ты тоже этого хочешь?
      – Да, но у меня хватает ума не говорить тебе об этом. Равносильно маханию красной тряпкой перед твоим носом. – Он взял кусок курицы. – Ты вышла на тропу войны?
      – Вроде того. Я отказалась от предложения поселиться в безопасном месте.
      – Ты действительно в такой ситуации, что требуется безопасное место?
      – Не знаю. Мне показалось, что это чересчур.
      Морелли незаметно положил руку на спинку моего стула.
      – У меня дома безопасно. Ты можешь переехать вместе с Бобом. Кроме того, не забывай, что ты у меня в долгу.
      – Ты что, уже хочешь рассчитаться?
      – Чем скорее, тем лучше.
      В кухне зазвонил телефон, и бабушка пошла туда, чтобы снять трубку.
      – Стефани, тебя, – сообщила она. – Это Лула.
      – Я весь день пытаюсь до тебя добраться, – сказала Лула. – Нигде ничего не отвечает. Твой сотовый не работает. И ты никогда не реагируешь на пейджер. Что случилось с пейджером?
      – Я не могу себе позволить и сотовый, и пейджер. Вот я и выбрала сотовый. В чем дело?
      – Они нашли Синтию Лотте в «Порше». Мертвую. Говорю тебе, нельзя было садиться в эту машину. Стоит в нее сесть – тебе крышка.
      – Когда это случилось? Откуда ты узнала?
      – Нашли ее сегодня днем в гараже на Третьей улице. Мы с Конни подслушали по полицейской волне. Кроме того, для тебя есть еще один беглец. Винни пошел вразнос, не сумев тебя разыскать, а кроме тебя, поручить это дело некому.
      – А Джойс? А Фрэнки?
      – Джойс мы тоже не нашли. Пейджер не отвечает. А Фрэнк только что перенес операцию, грыжу удалял.
      – Я завтра приеду в контору с самого утра.
      – Не пойдет. Винни говорит, этого парня надо достать сегодня, пока он не успел удрать. Винни точно знает, где он. Он передал мне все бумаги.
      – Сколько это стоит?
      – Залог в сто тысяч долларов. Винни обещает тебе десять процентов.
      Сердце, успокойся.
      – Я заеду за тобой через двадцать минут.
      Я вернулась к столу, завернула два куска курицы в салфетку и сунула в сумку. Потрепала Боба по голове и чмокнула Морелли в щеку.
      – Мне надо идти, – сказала я. – Надо забрать одного беглеца.
      Морелли явно расстроился.
      – А позже я тебя увижу?
      – Возможно. Мне не только надо отдать тебе долг, а еще и поговорить насчет Синтии Лотте.
      – Так и знал, что этим кончится.
      Когда я подъехала, Лула уже ждала меня на улице.
      – Вот все бумаги, – сказала она. – Выглядит довольно прилично. Зовут Элвуд Стейджер, проходит по делу о наркотиках. Пытался сварить зелье в гараже своей матушки, причем развонялся на весь район. Вероятно, кто-то из соседей и настучал в полицию. Короче, мать взяла залог под свой дом, а теперь она боится, как бы Элвуд не махнул в Мексику. Он не явился в суд в пятницу, а мамаша нашла среди его носков билет на самолет. Вот и донесла на него Винни.
      – Где нам его искать?
      – Если верить мамочке, он один из тех, кто помешан на «Звездном пути». А сегодня сборище фанатов этой картины. Она дала адрес.
      Я взглянула на адрес и застонала. Дом Дага.
      – Я знаю парня, который там живет, – сказала я. – Даг Крупер.
      Лула хлопнула себя ладонью по лбу.
      – То-то мне показалось – что-то знакомое.
      – Я не хочу, чтобы кто-то пострадал, когда мы будем его брать, – заявила я.
      – Угу.
      – Мы не станем врываться туда с пистолетами в руках.
      – Угу.
      – Мы вообще не будем пользоваться пистолетами.
      – Я тебя слышу.
      Я взглянула на сумку, лежащую у нее на коленях.
      – У тебя там шоковый пистолет?
      – Черт, да!
      – А за поясом есть пистолет?
      – «Глок».
      – А на лодыжке в кобуре?
      – На лодыжке пистолеты носят только слабаки.
      – Я хочу, чтобы ты оставила все пистолеты в машине.
      – Так нам же придется иметь дело с фанатами... Нам может от них достаться.
      – Оставь пистолет в машине! – заорала я.
      – Ладно, нечего психовать. – Лула выглянула в окно. – Похоже, там у Дага вечеринка.
      У дома стояло несколько машин, все окна ярко освещены. Входная дверь открыта, на ступеньке сидит Лунатик. Я поставила машину подальше, за несколько домов от Дага, затем мы с Лулой подошли к Лунатику.
      – Привет, дружок, – сказал Лунатик, завидев меня. – Добро пожаловать в Трекараму.
      – Что происходит?
      – Это новый бизнес Крупера. Трекарама. Мы сами придумали. А Даг – Трекмастер. Здорово, правда? Это бизнес нового тысячелетия. Все получится. Мы тут единственные, первые, дружок.
      – Черт, что такое Трекарама? – спросила Лула.
      – Это такой общественный клуб, дружок. Место, где поклоняются. Храм для тех мужчин и женщин, которые идут туда, где никто не бывал раньше.
      – Раньше чего?
      Лунатик, как завороженный, уставился в пространство.
      – Раньше всего.
      – Угу.
      – За вход пять баксов.
      Я дала ему десятку, и мы с Лулой протиснулись сквозь толпу в дверях.
      – В жизни не видела столько гнусной публики в одном месте, – заметила Лула. – Исключая этого Клингона на ступеньках. Он не так уж плох.
      Мы оглядели комнату, разыскивая Стейджера, опираясь на фотографию в деле. Беда в том, что часть этих фанов была в костюмах, подражая своим любимым героям из «Звездного пути».
      К нам подскочил Даг.
      – Добро пожаловать на Трекараму. Имеются бутерброды и напитки вон там в углу. Минут через десять мы начнем демонстрировать фильмы. Бутерброды отличные. Кое-что осталось после... гм, ликвидации моего дела.
      В переводе: ворованные товары, которые где-то гнили, потому что его лавочку прикрыли.
      Лула постучала костяшками пальцев по лбу Дага.
      – Привет, кто-нибудь дома? Мы что, похожи на парочку этих идиотов треккеров?
      – Ну...
      – Мы просто осматриваемся, – успокоила я Дага.
      – Как туристы?
      – Может, я и заделаюсь туристкой рядом с тем симпатичным Клинтоном, – сказала Лула.

      Мы с Лулой двинулись дальше, проталкиваясь сквозь толпу и разыскивая Элвуда. Ему восемнадцать. Моего роста, худой. Светлый блондин. Привлекается повторно. Мне не хотелось его спугнуть. Мне хотелось очень тихо отвести его в сторонку и надеть наручники.
      – Эй, – сказала Лула, – ты обратила внимание на маленького придурка в костюме капитана Кирка? Как ты думаешь?
      Я присмотрелась к нему через комнату.
      – Очень даже может быть, – согласилась я.
      Мы пробились к нему с трудом. Я остановилась сзади и спросила:
      – Стив? Стив Миллер?
      Капитан Кирк моргнул.
      – Нет. Извините.
      – У меня тут свидание вслепую, – пояснила я. – Он сказал, что будет одет в офицерскую форму. – Я протянула руку: – Стефани Плам.
      Он пожал мою руку:
      – Элвуд Стейджер.
      Бинго!
      – Господи, как же здесь жарко, – заметила я. – Выйду, подышу немного свежим воздухом. Не желаете присоединиться?
      Он нервно оглядывался, желая убедиться, что он ничего не упустил.
      – Не знаю. Не думаю. Они сейчас начнут показывать фильмы.
      Урок номер один: не лезь к фанату, когда вот-вот начнется фильм. У меня был выбор. Поднажать на него или дождаться, когда он соберется уходить. Если же он досидит до конца и выйдет вместе с толпой, могут возникнуть проблемы.
      Подошел Лунатик.
      – Приятно видеть, что вы подружились. Знаешь ли, у Элвуда сейчас тяжелые времена. Он делал такое дивное зелье, а они его заперли. Мы все просто в отчаянии.
      Глаза Элвуда непрерывно бегали.
      – Что же они не показывают фильмы? – спросил он. – Я только ради фильмов пришел.
      Лунатик отпил глоток из своего стакана.
      – Элвуд хорошо зарабатывал, копил деньги на колледж, а теперь потерял лицензию. Позор, да и только.
      Элвуд скупо улыбнулся.
      – На самом деле у меня никогда не было лицензии, – признался он.
      – Тебе повезло, что Стеф здесь, – заявил Лунатик. – Не знаю, что бы мы с Дуги делали без Стеф. Большинство охотников за сбежавшими преступниками тут же взяли бы тебя за костлявую задницу и поволокли в тюрягу, а Стеф...
      Элвуд выглядел так, будто кто-то врезал ему битой по голове.
      – Охотник за сбежавшими преступниками!
      – И самый лучший, – добавил Лунатик с гордостью.
      Я наклонилась вперед, стараясь говорить как можно тише, но все же так, чтобы Эдвуд меня слышал.
      – Может быть, нам все же лучше выйти наружу и все обсудить?
      Элвуд отскочил.
      – Нет! Я не пойду! Оставьте меня в покое!
      Я потянулась было, чтобы надеть на него наручники, но он оттолкнул мою руку.
      Лула вытащила шоковый пистолет, Элвуд нырнул за спину Лунатика, а Лунатик свалился к нашим ногам.
      – Опс, – сказала Лула. – Похоже, я попала не в того маленького треккера.
      – Ты его убила! – заверещал Элвуд.
      – Время вышло, – заявила Лула. – Прекрати орать мне прямо в ухо.
      Я поймала одну его руку и защелкнула на ней браслет.
      – Ты убила его, ты в него выстрелила, – повторял Элвуд.
      Лула уперлась руками в бока.
      – Ты выстрел слышал? Не думаю. У меня и настоящей пушки нет, потому что мисс Противница насилия заставила меня оставить ее в машине. И правильно сделала, иначе я вполне могла бы тебя пристрелить, уж очень ты мерзкий маленький таракан.
      Я все еще пыталась поймать вторую руку Элвуда, когда вокруг начала собираться толпа.
      – Что происходит? – спрашивали они. – Что ты делаешь с капитаном Кирком?
      – Мы тащим его ничтожную белую задницу в кутузку, – сказала Лула. – Расступитесь.
      Краем глаза я заметила, что что-то пролетело мимо и ударило Лулу в голову.
      – Эй! – закричала она. – Что вы делаете? – Она приложила руку к голове. – Это один из вонючих сырных шариков. Кто швыряется сырными шариками?
      – Освободите капитана Кирка! – заорал кто-то.
      – Черта с два, – парировала Лула.
      Шмяк! Прямо в лоб Луле попала слойка с крабами.
      Шмяк. Шмяк. Шмяк. Булочки с яичницей.
      Вся комната скандировала в унисон:
      – Свободу капитану Кирку! Свободу капитану Кирку!
      – Пора отсюда выбираться, – сказала Лула. – Тут кругом психи. Все обкурились.
      Я дернула Элвуда вперед, к двери, но тут же меня облили горячим соусом и швырнули мне в голову парой сырных шариков.
      – Хватайте их! – завопил кто-то. – Они похищают капитана Кирка.
      Мы с Лулой пригнули головы, пробиваясь через тучи летящих бутербродов под аккомпанемент разнообразных угроз. Добрались до двери и выскочили на улицу, волоча за собой Элвуда. Швырнули его на заднее сиденье, вскочили в машину сами, и я с силой нажала на педаль газа. Любая другая машина вылетела бы со стоянки подобно ракете, но «Бьюик» спокойно выехал на дорогу и потрусил прочь.
      – Знаешь, если подумать, эти треккеры – просто банда трусов, – заметила Лула. – Случись такое в моем районе, там сырные шарики были бы начинены пулями.
      Элвуд молча дулся на заднем сиденье. Он тоже случайно схлопотал пару сырных шариков и несколько булочек, так что его костюм не выдерживал уже никакой критики.
      Я завезла Лулу домой и направилась в участок. Дежурил Джимми Нили.
      – Господи, – сказал он, – чем это воняет?
      – Сырными шариками, – объяснила я. – И булками с яйцом.
      – У тебя такой вид, будто ты дралась продуктами.
      – Это все треккеры начали, – сказала я. – Черт бы их побрал.
      – Да уж, – согласился Нили, – им доверять нельзя.
      Я получила квитанцию, сняла с капитана Кирка свои наручники и вышла в ночь. Территория вокруг участка была ярко освещена галогенными лампами, но небо было темным и беззвездным. Начинался дождь. Как бы здорово было, если бы я сейчас была у Морелли вместе с Бобом. А так, я стояла одна под дождем, от меня несло сыром и крабами, и мне не давала покоя мысль, что раз уж кто-то убил Синтию Лотте, то не оказаться бы мне следующей. Единственным плюсом этого печального обстоятельства было то, что убийство Синтии на время отвлекло меня от мыслей об Артуро Столле.
      Я не чувствовала себя слишком привлекательной в измазанной соусом рубашке и с остатками сырных шариков в волосах, поэтому, прежде чем появиться у Морелли, я решила заехать домой. Поставила «Бьюик» за «Кадиллаком» мистера Ванштейна, заперла его, шагнула к зданию и тут только сообразила, что напротив, прислонившись к машине, стоит Рейнджер.
      – Тебе следует быть поосторожней, детка, – сказал он. – Прежде чем вылезать из машины, полезно оглядеться.
      – Я задумалась.
      – Пуля в голове заставит тебя выбросить все мысли из головы.
      Я скорчила гримасу и показала ему язык.
      Рейнджер улыбнулся.
      – Пытаешься меня возбудить? – Он вытащил крошки хлеба из моих волос. – Булочки?
      – День длинным выдался.
      – Ты что-нибудь узнала от Рамоса?
      – Он сказал, что у них проблема в Трентоне, имея в виду, как я думаю, младшего Макарони. Но потом он сказал, что все устроил и отправляет эту проблему морем на следующей неделе. И если повезет, судно затонет. Затем пришли два мордоворота и забрали его, и еще они сказали, что не могут разыскать груз. Ты понимаешь, о чем шла речь?
      – Да.
      – Не хочешь со мной поделиться?
      – Нет.
      Черт.
      – Ты настоящий нахал. Больше я на тебя не работаю.
      – Слишком поздно. Я тебя уже уволил.
      – Я хочу сказать – никогда!
       – Где Боб?
      – У Морелли.
      – Значит, беспокоиться мне придется лишь о твоей безопасности, – заявил Рейнджер.
      – Очень трогательно, но не требуется.
      – Ты что, смеешься? Я велел тебе все бросить и смотреть в оба, а через два часа ты снова подбираешь Рамоса.
      – Я искала тебя, а он влез в машину.
      – Ты когда-нибудь слышала о дверных запорах?
      Я задрала нос, пытаясь выглядеть возмущенной.
      – Я пошла домой. И чтобы доставить тебе удовольствие, я запру свою дверь.
      – Ошибаешься. Ты поедешь со мной, и я запру тебя.
      – Ты мне угрожаешь?
      – Нет. Ставлю в известность.
      – Послушайте, мистер, – сказала я. – На дворе двадцать первый век. Женщины больше не являются чьей-то собственностью. Их нельзя просто так взять и запереть. Если мне вздумается сделать что-нибудь невероятно глупое и опасное, я имею на это полное право.
      Рейнджер ловко надел на меня браслет наручника.
      – Я так не думаю.
      – Эй!
      – Только на пару дней.
      – Поверить не могу! Ты в самом деле собрался меня запереть?
      Он потянулся за моей другой рукой, но я вырвала наручники у него из рук и отскочила.
      – Иди сюда, – ласково позвал он.
      Я спряталась за соседнюю машину. С одного запястья свисали наручники, и каким-то непонятным образом, о чем мне думать не хотелось, ситуация становилась эротичной. С другой же стороны, я была вне себя от злости. Запустила руку в сумку и вытащила перечный баллончик.
      – Попробуй подойди, – сказала я ему.
      Он положил руки на машину.
      – Неважно все складывается, верно?
      – А чего ты ждал?
      – Ты права. Я должен был знать. С тобой все непросто. Мужики подрывают себя, машины расплющиваются грузовиками. Мне приходилось бывать в широкомасштабном наступлении, так это куда спокойнее, чем выпить с тобой кофе. – Он показал мне ключ от наручников. – Хочешь, сниму браслет?
      – Кидай ключ сюда.
      – Как же. Иди ко мне.
      – Не пойдет.
      – Этот перец действует, если прыснуть им прямо в лицо. Ты считаешь, тебе это удастся?
      – Считаю.
      Машина-развалюха остановилась на нашей стоянке. Мы с Рейнджером внимательно на нее смотрели. Я увидела, как у Рейнджера в опущенной руке появился пистолет.
      Машина остановилась, и из нее вылезли Лунатик и Даг.
      – Эй, дружок, – позвал меня Лунатик. – Повезло, что нашли тебя здесь. Нам с Дагом требуется твой мудрый совет.
      – Мне надо поговорить с этими парнями, – сказала я Рейнджеру. – Мы с Лулой вроде как устроили погром в их доме.
      – Давай я догадаюсь: там подавали булочки с яйцом и что-то желтое.
      – Сырные шарики. И я не виновата. Треккеры все начали.
      Уголки его губ изогнулись в скупой улыбке.
      – Я должен был сообразить, что все дело в треккерах. – Он вложил пистолет в кобуру. – Иди поговори со своими друзьями. Мы закончим наше дело позже.
      – Ключ?
      Он улыбнулся и покачал головой.
      – Тогда война.
      Улыбка стала мрачной.
      – Будь осторожна.
      Я попятилась к двери черного хода. Даг и Лунатик последовали за мной. Я не могла себе представить, что им надо. Компенсация за ущерб? Отчет о будущем Элвуда в качестве поставщика наркотиков? Мое мнение о сырных шариках?
      Я быстро пересекла вестибюль и поднялась по лестнице.
      – Мы можем поговорить в квартире, – сказала я. – Мне надо сменить рубашку.
      – Ты извини насчет рубашки, дружок. Эти треккеры совсем взбесились. Говорю тебе, настоящая банда, – сообщил Лунатик. – Их организация в опасности. Ничего у них не выйдет с такими членами. Они даже не выказали уважения к частной собственности Дага.
      Я открыла дверь квартиры.
      – Сильно набезобразничали?
      Лунатик плюхнулся на диван.
      – Сначала мы думали, что все закончится сырными шариками. Но тут у нас видак сломался, так что мы не смогли показать фильм до конца. И еле успели удрать, а то бы они нас убили, – поведал Даг.
      – Мы, понимаешь, дружок, вроде как боимся возвращаться. Вот и подумали, нельзя ли нам поспать сегодня здесь вместе с тобой и твоей бабушкой.
      – Бабушка Мазур вернулась к моим родителям.
      – Скверно. Она была нечто.
      Я дала им одеяла и подушки.
      – Браслет просто блеск, – деликатно заметил Лунатик.
      Я взглянула на наручники, все еще болтающиеся на моем правом запястье. Совсем про них забыла. Интересно, а Рейнджер все еще на стоянке? И вообще, может, мне стоило с ним поехать? Я закрыла дверь на щеколду, заперлась в спальне, забралась в постель и немедленно заснула.
      Проснувшись на следующее утро, я сообразила, что начисто забыла про Джо.
      Вот черт!
      Дома у него никто не снял трубку. Я уже собралась попробовать пейджер, когда зазвонил телефон.
      – Что происходит, черт побери? – спросил Джо. – Я только что пришел на работу и услышал, что на тебя напали треккеры.
      – Со мной все в порядке. Я производила задержание во время сборища, и не все прошло гладко.
      – К сожалению, у меня тоже не лучшие новости. Твоя подружка Кэрол Забо снова на мосту. Оказывается, она и еще несколько ее друзей похитили Джойс Барнхардт, раздели ее и привязали к дереву на кладбище домашних животных в районе Гамильтон.
      – Ты шутишь? Кэрол арестовали за похищение Джойс Барнхардт?
      – Нет. Джойс не выдвигала обвинения. Но такое на самом деле случилось. Половина наших ребят отправилась освобождать ее. Кэрол арестовали за то, что она слишком уж веселилась в общественном месте. Я думаю, она с подружками отмечали это событие с травкой. Ее обвиняют только в нарушении общественного спокойствия, но никто не в состоянии убедить ее, что тюрьма ей не грозит. Вот мы и подумали, не могла бы ты подъехать и уговорить ее слезть с моста. Из-за нее там пробки в час «пик».
      – Сейчас еду. – Тут уж я виновата. Господи, уж если все начинает идти наперекосяк, весь мир превращается в сортир.
      Я улеглась в постель не раздеваясь, так что и одеваться мне не пришлось. Проходя через гостиную, я крикнула Лунатику и Дагу, что скоро вернусь. Дверь черного хода я открывала с перечным баллончиком в руке. Вдруг Рейнджер выпрыгнет на меня из-за куста.
      Рейнджер не появился. Не было и Хабиба с Митчеллом, поэтому я поехала прямиком к мосту. Полицейским везет, они могут включить мигалки, когда им надо добраться куда-то побыстрее. Мне же приходилось съезжать на тротуар, если случалась пробка.
      Шел непрекращающийся дождь. Было холодно, так что все население штата сидело на телефонах, справляясь о билетах до Флориды. Естественно, кроме тех, кто стоял на мосту и пялился на Кэрол.
      Я остановилась за полицейской машиной и пешком добралась до середины моста, где на перилах стояла Кэрол с зонтиком в руке.
      – Спасибо, что позаботилась о Джойс, – сказала я. – Что ты делаешь на мосту?
      – Меня снова арестовали.
      – Тебя обвиняют в нарушении общественного покоя. За это в тюрьму не сажают.
      Кэрол слезла с перил.
      – Я лишь хотела убедиться, – сказала она, присматриваясь ко мне. – Что это у тебя в волосах? И откуда наручники? Ты была с Морелли, верно?
      – Только не в последнее время.
      Мы вернулись к своим машинам, и Кэрол отправилась домой. Я же поехала в офис.
      – Господи, – сказала Лула при виде меня. – Расскажи нам, что происходит. Откуда наручники?
      – Я решила, что они подходят к сырным шарикам в моих волосах. Понимаешь, стараюсь одеваться стильно.
      – Надеюсь, это работа Морелли, – заметила Конни. – Я бы не возражала, если бы на меня надел наручники Морелли.
      – Тепло, – сказала я. – Но это был Рейнджер.
      – Ого! – воскликнула Лула изумленно. – Ну и дела!
      – Ничего сексуального, – разочаровала ее я. – Это был... несчастный случай. А потом мы потеряли ключ.
      Конни взяла папку и использовала ее вместо веера.
      – У меня прилив.
      Я отдала ей квитанцию на Элвуда Стейджера. Даже учитывая все обстоятельства, деньги достались мне легко. Никто в меня не стрелял, никто не пытался поджечь.
      Дверь с грохотом распахнулась, и в офис влетела Джойс Барнхардт.
      – Ты мне за это заплатишь, – сказала она. – Ты еще пожалеешь, что связалась со мной!
      Лула и Конни повернули головы и вопросительно посмотрели на меня.
      – Кэрол Забо с подругами помогли мне, привязав Джойс к дереву... в голом виде.
      – Никакой перестрелки в офисе, – решительно сказала Конни, обращаясь к Джойс.
      – Стрелять – это слишком просто, – сказала Джойс. – Я хочу кое-что получше. Я хочу Рейнджера. – Она, прищурившись, взглянула на меня. – Я знаю, у тебя с ним теплые отношения. Так используй их, чтобы доставить его мне. Если этого не произойдет в течение суток, я выдвину обвинения против Кэрол Забо. – Джойс развернулась на высоких каблуках и выплыла из комнаты.
      – Дьявольщина, – сказала Лула. – Опять этот запах серы.
      Конни передала мне чек за Элвуда.
      – Да, это проблема.
      Я взяла чек и положила в сумку.
      – У меня столько проблем, что я их всех и не помню.

* * *

      Старая миссис Бестер стояла в лифте, играя в лифтершу.
      – Едем вверх, – сказала она. – Дамские сумки, белье... – Она наклонилась, опершись на палку, и вгляделась в меня. – Дорогуша, салон-парикмахерская на втором этаже.
      – Прекрасно, – ответила я. – Мне именно туда и надо.
      В квартире было тихо. Лишние одеяла сложены стопкой на диване. На подушке лежала записка. Всего одно слово: «Позже».
      Я потащилась в ванную комнату, разделась и вымыла голову. Надела чистую одежду, высушила волосы феном и затянула их в хвостик. Позвонила Морелли, чтобы узнать, как дела у Боба. Он сказал, что все в порядке, за ним присматривает сосед. Потом спустилась вниз и попросила Дилана распилить цепочку у наручников, чтобы второй браслет не мотался из стороны в сторону при ходьбе.
      Больше делать было нечего. Никаких скрывшихся подследственных, за которых был внесен залог. Не надо гулять с Бобом. Не надо ни за кем следить, вламываться в чужие дома тоже не надо. Я могла бы пойти к слесарю и открыть браслет, но я все еще надеялась получить ключ от Рейнджера. Я собиралась сегодня сдать его Джойс. Лучше отдать Рейнджера, чем снова снимать Кэрол с моста. Мне уже поднадоело спасать ее. Проще достать Рейнджера. Все, что требуется, это назначить встречу. Сказать, что хочу снять браслет, и он приедет ко мне. Я выведу его из строя шоковым пистолетом и отвезу Джойс. Разумеется, после этого мне придется придумывать что-то хитрое, чтобы вызволить его. Чего я определенно не хотела, так это чтобы Рейнджер попал за решетку.
      Поскольку получалось, что у меня нет ничего на повестке дня, я решила почистить клетку хомячку. А потом холодильник, может быть. Хотя, кто знает, вдруг меня понесет, и я вычищу ванную комнату... нет, это вряд ли. Я вытряхнула Рекса из его банки из-под супа и посадила в большую кастрюлю, в которой обычно варю макароны. Он остался сидеть там, часто моргая от неожиданного света, грустный-грустный, потому что ему помешали спать.
      – Прости, малыш, – сказала я. – Надо почистить старую фазенду.
      Через десять минут Рекс снова был в клетке, жутко огорченный тем, что все его припрятанные сокровища оказались в большом мусорном мешке. Я дала ему кусочек ореха и изюмину. Он унес изюмину в новую банку, и больше я его не видела.
      Выглянула в окно, посмотрела на залитую дождем стоянку. Никаких следов Хабиба и Митчелла. Все стоящие там машины принадлежат жильцам дома. Можно спокойно вынести мусор. Я надела куртку, схватила мешок и выскочила в холл.
      Миссис Бестер все еще торчала в лифте.
      – Ну вот, теперь значительно лучше, милочка, – заявила она. – Полезно провести часок в дамском салоне. – Двери лифта открылись, и я выскочила в вестибюль. – Едем вверх, – возвестила миссис Бестер. – Третий этаж, мужская одежда. – Двери закрылись.
      Я прошла к черному ходу и задержалась на секунду, чтобы накинуть капюшон. Дождь лил и лил. Под ногами лужи, все машины в каплях воды. Я выскочила, наклонила голову и рысцой побежала к бакам.
      Сунула мешок в бак, повернулась и оказалась лицом к лицу с Митчеллом и Хабибом. Они промокли насквозь и выглядели не слишком дружелюбно.
      – Откуда вы взялись? – спросила я. – Я не заметила машину.
      – Поставили ее на соседней улице, – объяснил Митчелл, вынимая пушку, – и сейчас мы туда пойдем. Давай шагай.
      – Не думаю, – сказала я. – Если вы меня подстрелите, у Рейнджера не будет стимула договариваться со Столле.
      – Ошибаешься, – заявил Митчелл. – Вот если мы тебя убьем, тогда у Рейнджера не будет стимула.
      Тоже верно.
      Помойные баки стояли на самом краю площадки. Я, спотыкаясь, прошла по мокрой лужайке, ноги подгибались, голова отказывалась работать. Где же Рейнджер? Он так мне сейчас нужен. Почему его здесь нет, почему он не убеждает меня спрятаться в безопасном месте? Теперь, когда я вычистила клетку у хомяка, я бы с радостью согласилась.
      Митчелл снова ездил на машине жены. По-видимому, им не удалось окончательно вычистить «Линкольн». Впрочем, мне не стоит им об этом напоминать.
      Хабиб сидел рядом со мной на заднем сиденье. Несмотря на плащ, он, похоже, промок до костей. Они, скорее всего, прятались в кустах у моего дома. Шапки он не носил, и вода стекала по волосам за шиворот и на лицо. Он вытер лицо ладонью. Они залили всю машину, но не обращали на это внимания.
      – Ну, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. – Что теперь?
      – Это тебе не знать, – сказал Хабиб. – Лучше сидеть тихо.
      Сидеть тихо мне не хотелось, потому что тогда приходилось думать. А думы меня одолели самые неприятные. Мне не приходится ждать ничего хорошего от этой поездки. Я постаралась подавить эмоции. Страх и досада мне не помогут. Не стоит также давать волю воображению. Кто знает, может быть, меня ждет всего лишь еще одна встреча с Артуро Столле. Что толку сходить с ума раньше времени. Я сосредоточилась на дыхании. Дыши ровно и спокойно. Вдыхай кислород. Я мысленно принялась монотонно повторять одно и то же слово, вернее, даже не слово, а набор звуков. Охмм. Я как-то видела по телевизору, как одна женщина таким образом снимала напряжение, и ей вроде помогло.
      Митчелл ехал на запад по Гамильтон-стрит к реке. Затем миновал промышленный район города. Остановился он рядом с трехэтажным кирпичным зданием, которое когда-то было инструментальным заводом, но давно пустовало. На фасаде здания надпись: «Продается», но у надписи такой вид, будто она провисела здесь лет сто.
      Митчелл выключил мотор и вылез из машины. Хабиб за ним. Он открыл боковую дверь, ведущую в здание, и мы все вошли. Внутри было холодно и сыро. Довольно темно, потому что свет проникал только через открытые двери офисов. Окна здесь были покрыты толстым слоем грязи. Мы прошли по небольшому холлу и свернули в приемную. Под ногами крошилась плитка. В помещении, кроме двух складных стульев и маленького, поцарапанного письменного стола, не было никакой мебели. На столе стояла картонная коробка.
      – Садись, – приказал Митчелл. – На любой стул.
      Он снял с себя пальто и бросил на стол. Хабиб последовал его примеру. Их рубашки были почти такими мокрыми, как и пальто.
      – Ладно, значит, план такой, – сказал Митчелл. – Мы тебя усыпим, а пока ты будешь в отключке, откусим твой мизинец вот этими кусачками. – Он вынул из коробки кусачки для резки металла. – Так у нас будет, что послать Рейнджеру. Подержим тебя здесь и посмотрим, что произойдет. Если он пожелает поторговаться, мы готовы. Если он откажется, нам, похоже, придется тебя убить.
      В моих ушах стоял ровный хул, я даже тряхнула головой, чтобы он прекратился.
      – Подождите, – сказала я. – У меня есть вопросы.
      Митчелл вздохнул:
      – Уж эти мне бабы, вечно у них вопросы.
      – Тогда лучше вырезать ее язык, – предложил Хабиб. – Иногда помогать. У нас в деревня хорошо получаться.
      Я начала думать, что он соврал, назвавшись пакистанцем. Скорее его деревня находится в аду.
      – Мистер Столле ничего не говорил насчет языка, – возразил Митчелл. – Возможно, он решил оставить эту меру на потом.
      – Где вы собираетесь меня держать? – спросила я Митчелла как можно спокойнее.
      – Я же сказал, здесь. Запрем тебя в ванной комнате.
      – А как насчет кровотечения?
      – А что?
      – Я могу умереть от потери крови. Тогда как вы будете торговаться с Рейнджером?
      Они переглянулись. Об этом они не подумали.
      – Для меня это в новинку, – признался Митчелл. – Обычно я просто избиваю людей до беспамятства или пристреливаю.
      – У тебя должны быть чистый бинт и какой-нибудь антисептик.
      – Что ж, тут есть резон, – согласился Митчелл. Он взглянул на часы. – У нас мало времени. Я должен вернуть машину жене, чтобы она могла забрать детей из школы. Не хочу, чтобы они торчали под дождем.
      – На Брод-стрит есть аптека, – вмешался Хабиб. – Мы можем достать эти вещь там.
      – И еще мне нужны таблетки «Тайленола», – попросила я.
      На самом деле мне не нужны были ни бинт, ни «Тайленол». Я хотела выиграть время. Когда надвигаются серьезные неприятности, всегда хочется оттянуть роковое событие. Иметь время понадеяться, что на самом деле все это только снится. Время на то, чтобы беда рассосалась сама по себе. Время, чтобы обнаружить, что все было ошибкой. Время для господа вмешаться.
      – Ладно, – сказал Митчелл. – Иди в ванную, вон туда.
      Ванная оказалась комнатенкой без окон, примерно четыре фута шириной и шесть длиной. Унитаз. Раковина. Вот и все. С наружной стороны двери – большой замок, который не выглядел новым. По-видимому, я не первая, кого сюда привозили.
      Я вошла в ванную, а они закрыли и заперли дверь. Я приложила ухо к притолоке.
      – Знаешь, начинаю ненавидеть эту работу, – сказал Митчелл. – Почему нам никогда не приходится ею заниматься в хорошую погоду? Однажды мне надо было прикончить одного парня, Элвина Маргуцци. В тот день, как нарочно, было так холодно, что пистолет замерз, и нам пришлось добивать его лопатами. А когда мы принялись копать могилу, то даже чертовой маленькой ямки вырыть не могли. Намучились так, что вспомнить противно.
      – Похоже, это есть тяжелый работа, – сказал Хабиб. – В моей страна лучше, там почти всегда тепло и земля мягкий. Часто даже копать не нужно, потому что в Пакистан много гора и можно сбросить тело в пропасть.
      – Да, конечно. У нас, правда, на этот случай есть реки, но мертвяки обязательно всплывают, тогда забот не оберешься.
      – Вот-вот, – подтвердил Хабиб, – я тоже иметь такой опыт.
      Мне показалось, что я услышала, как они уходят, как открылась и закрылась дверь в холле. Я подергала дверь ванной. Огляделась. Сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Еще раз внимательно огляделась. Приказала себе думать. Я чувствовала себя Винни Пухом, у которого вместо мозгов опилки. Комната была отвратительной: грязная раковина, вонючий унитаз, линолеум на полу весь в пятнах. Стена рядом с раковиной в мокрых подтеках, около потолка большое мокрое пятно. Очевидно, какие-то проблемы с канализацией этажом выше. О качестве строительства здесь говорить не приходилось. Я приложила руку к стене, и рука как будто вдавилась: обои были совершенно мокрые.
      На мне были тяжелые ботинки с ребристой подошвой и крепким каблуком. Я уселась на раковину и ударила по стене, а точнее сказать, по перегородке, одной ногой. Нога прошла сквозь стену. Я начала смеяться, но потом сообразила, что плачу. Для истерики нет времени, сказала я себе. Надо выбираться отсюда ко все чертям.
      Я принялась отдирать от стены доски. Скоро образовалось приличное отверстие рядом со стойкой. Я принялась за соседнюю стену. Через несколько минут обе стены были разрушены, и я смогла протиснуться между стойками. Переломала себе все ногти, ободрала пальцы в кровь, но все же оказалась в маленьком офисе. Ванная комната осталась за спиной. Я дернула дверь, Закрыто. Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы мне не пришлось переломать все в этом долбаном здании, чтобы выбраться. Подожди секунду, дуреха. Ведь в офисе есть окно. Я перевела дыхание. Явно мои мозги были не в лучшем виде. Слишком паниковала. Я попробовала открыть окно, но оно не поддавалось. Слишком долго простояло закрытым. Запоры покрыты несколькими слоями краски. В комнате – никакой мебели. Я сняла куртку, обернула ею руку, сжала ее в кулак и разбила стекло. Убрала самые крупные осколки и выглянула. Довольно далеко до земли, но, думаю, у меня получится. Я сняла ботинок и отбила оставшееся стекло, чтобы не порезаться больше, чем необходимо. Снова надела ботинок и закинула одну ногу на подоконник.
      Окно выходило на улицу. Господи, пожалуйста, пусть Митчелл и Хабиб находятся где-нибудь подальше, когда я буду прыгать из окна. Я вылезала осторожно, спиной к улице, чтобы можно было повиснуть на руках. Ногами я пыталась зацепиться за кирпичи. Когда я полностью вылезла, я отпустила руки, приземлившись сначала на ноги, а потом на задницу. Оглушенная, полежала так немного на тротуаре. Дождь поливал меня вовсю.
      Вдохнув немного воздуха, я поднялась и побежала. Пересекла улицу и промчалась по аллее, перебежала еще через одну улицу. Я не имела представления, куда направляюсь. Только бы убежать подальше от этого мерзкого кирпичного здания.

      Я остановилась, чтобы перевести дыхание, согнувшись пополам, в надежде избавиться от боли в груди. Джинсы порваны на коленях, сами колени порезаны осколками стекла. Обе руки окровавлены. Торопясь скрыться, я потеряла свою куртку. Оборачивала ею руку, да так и бросила под окном. На мне были только футболка и байковая рубашка, промокшие насквозь. Зубы стучали от холода и страха. Я прижалась к стене здания, прислушиваясь к глухому шуму движения где-то рядом, на Брод-стрит.
      Я не хотела идти туда. Слишком уж буду там заметной. Выбор у меня был небольшой. Мне придется зайти в один из домов и попросить помощи. На другой стороне улицы я увидела автозаправочную станцию. Туда мне тоже идти не хотелось. Слишком на виду. Я стояла около здания, в котором, судя по всему, располагались офисы. Я проскользнула через дверь в маленький вестибюль. Слева – единственный лифт. Рядом с ним металлическая дверь вела на лестницу. На стене вестибюля висела схема расположения офисов в здании. Пять этажей – одни офисы. Ни одного знакомого названия или фамилии. Я по лестнице поднялась на второй этаж и дернула первую попавшуюся дверь. Попала в комнату с металлическими полками, на которых стояли компьютеры, принтеры и лежали разные детали. За столом рядом с дверью сидел мужчина с взъерошенными волосами. Когда я возникла на пороге, он поднял голову.
      – Что вы здесь делаете? – спросила я.
      – Мы ремонтируем компьютеры.
      – Не могли бы вы разрешить мне воспользоваться вашим телефоном, чтобы позвонить. Мой велосипед выскользнул из-под меня под дождем, мне нужно попросить кого-нибудь, чтобы за мной заехали. – Я решила, что ему вовсе не нужно знать, что есть люди, которым не терпится меня изуродовать.
      Он оглядел меня.
      – Вы уверены, что дела обстоят именно так?
      – Уверена. – Когда сомневаешься... всегда ври.
      Он махнул рукой в сторону телефона, стоящего на столе.
      – Пользуйтесь.
      Родителям я позвонить не могла. Невозможно объяснить им, что происходит. Мне также не хотелось звонить Джо, потому что противно было признаться, какой я была идиоткой. Я не собиралась звонить Рейнджеру, он обязательно посадит меня под замок. Оставалась Лула.
      – Спасибо, – сказала я, сообщив Луле адрес и положив трубку. – Я очень вам признательна, – сказала я мужчине.
      Его явно потряс мой вид, так что я поспешила выбраться на улицу и стала ждать.
      Через пять минут появилась Лула в своей «Файерберд». Когда я села в машину, она заперла двери, вынула из сумки пистолет и положила его на сиденье между нами.
      – Очень предусмотрительно, – заметила я.
      – Куда мы едем? – спросила она.
      Домой я поехать не могла. Митчелл и Хабиб наверняка ждут меня там. Я могла бы пожить у родителей или у Джо, но нужно сначала привести себя в порядок. Я не сомневалась, что Лула разрешит мне побыть у нее, но у нее такая крошечная квартирка, что я опасалась начала мировой войны из-за того, что мы бы постоянно наступали друг другу на ноги.
      – Вези меня к Дагу, – сказала я.
      – Не знаю, откуда все эти порезы, но ты еще и умом явно повредилась.
      Я попыталась объяснить.
      – Никто не станет искать меня у Дага, – сказала я. – Потом у него наверняка с прежних времен завалялась какая-нибудь одежонка. И, возможно, он сможет достать мне машину.
      – Тебе следует позвонить на пейджер Рейнджеру или Джо, – сказала Лула. – Лучше любой из них, чем Даг. С ними тебе ничего не угрожает.
      – Не могу. Я хочу сегодня обменять Рейнджера на Кэрол.
      – Что ты сказала?
      – Я собираюсь сегодня передать Рейнджера Джойс. – Я набрала рабочий номер Джо на телефоне, который был установлен у Лулы в машине. – Привет, Джо! Мне требуется большая услуга, – сказала я Морелли.
      – Еще одна?
      – Я опасаюсь, что кое-кто может залезть сегодня в мою квартиру. Сама я туда не могу сейчас ехать. Не мог бы ты забрать оттуда Рекса?
      Последовала тяжелая пауза.
      – Это срочно?
      – Очень.
      – Я все это ненавижу, – сказал Морелли.
      – И пока ты там будешь, загляни в банку из-под печенья – на месте ли мой пистолет. Да, вот еще что. Захвати мою сумку.
      – Что происходит?
      – Артуро Столле считает, что может добраться до Рейнджера, если возьмет меня в заложницы.
      – У тебя все в порядке?
      – Просто блеск. Дело в том, что я слишком спешно уходила сегодня из дома.
      – Полагаю, ты не хочешь, чтобы я подъехал и забрал тебя?
      – Нет. Позаботься только о Рексе. Я с Лулой.
      – Ну, ты меня здорово успокоила.
      – Я постараюсь позвонить позже.
      – Старайся получше.
      Лула остановилась у дома Дага. Два окна забиты досками. В верхних этажах опущены жалюзи, но сквозь них пробивается свет. Лула протянула мне «глок».
      – Возьми с собой. Там полная обойма. И звони, если что потребуется.
      – Не волнуйся за меня, – попросила я.
      – Да уж. Я подожду, пока ты не войдешь в дом и не дашь мне отмашку.
      Я пробежала короткое расстояние до входной двери Дага. Не знаю, чего это я так торопилась. Мокрее быть просто невозможно. Постучала в дверь, но никто не ответил. Я представила себе, как Даг где-то прячется, опасаясь, что вернутся треккеры.
      – Эй, Даг! – крикнула я. – Это Стефани. Открой дверь!
      Подействовало. Занавеска отодвинулась, и выглянул Даг. Потом открылась дверь.
      – У тебя кто-нибудь есть?
      – Только Лунатик.
      Я сунула пистолет за пояс джинсов, повернулась и помахала Луле.
      – Закрой дверь и запри ее на замок, – велела я Дагу.
      Но Даг опередил меня. Он не только уже запер дверь, но и тащил к ней холодильник.
      – Думаешь, стоит? – спросила я.
      – Наверное, я перестарался, – согласился он. – Вообще-то сегодня было тихо. Просто я еще не пришел в себя после того бунта.
      – Похоже, они расколотили тебе окна.
      – Одно. Второе разбили пожарные, когда пытались выкинуть на улицу диван.
      Я взглянула на диван. С одного края он сильно обгорел. На его целой половине восседал Лунатик.
      – Эй, дружок, ты как раз вовремя, – сказал он. – Мы подогрели слойки с крабами. Мы смотрим «Я мечтаю о Джинни». Мировой фильм.
      – Ага, – поддержал его Даг. – У нас полно слоек с крабами. Надо съесть их, а то срок годности истекает в пятницу.
      Мне показалось странным, что ни один из них вроде как и не заметил, что я вся мокрая и в крови. К тому же появилась с пистолетом в руке. С другой стороны, кто знает, может, люди появляются здесь в таком виде постоянно.
      – Я хотела спросить, – обратилась я к Дагу, – нет ли у тебя сухой одежды? Ты все джинсы уже распродал?
      – Еще целая пачка наверху в спальне. В основном маленькие размеры, так что ты наверняка что-нибудь подберешь. Там и рубашки есть. Можешь брать все, что пожелаешь.
      В ванной комнате в шкафчике нашелся лейкопластырь. Я привела себя в относительный порядок и покопалась в куче одежды, пока не нашла вещи своего размера.
      Уже вторая половина дня, а я ничего не ела, поэтому я с жадностью набросилась на слойки с крабами. Потом прошла на кухню и позвонила на сотовый Морелли.
      – Где ты? – спросил он.
      – А что?
      – Я хочу это знать, вот что.
      Опять что-то неладно. Господи, только не Рекс.
      – Что случилось? С Рексом? Рекс в порядке?
      – С Рексом все нормально. Он в дежурной машине с Констанцой, едут ко мне. Я все еще в твоей квартире. Когда я приехал, дверь была открыта и в квартире все перевернуто вверх дном. Вроде ничего не сломано, но бардак жуткий. Они высыпали все из твоей сумки на пол. Бумажник, шоковый пистолет и перечный баллончик на месте. Пистолет все еще в банке из-под печенья. У меня создалось впечатление, что эти парни просто хотели отвести душу. Они перевернули все, но Рекса не заметили.
      Я прижала руку к сердцу. Рекс жив и здоров. Больше мне ничего не надо.
      – Я собираюсь запереть квартиру, – сказал он. – Скажи мне, где ты находишься.
      – Я у Дага.
       – Дага Крупера?
      – Мы смотрим «Я мечтаю о Джинни».
      – Сейчас приеду.
      – Нет! Я тут в полной безопасности. Никому не придет в голову искать меня здесь. Еще я помогаю Дагу прибраться. Из-за нас с Лулой здесь вчера случилась заварушка, вина на мне, вот я и хочу помочь убраться. – Ври, да не завирайся.
      – Звучит резонно, только я тебе не верю.
      – Слушай, я не вмешиваюсь в твою работу, ты тоже не лезь в мою.
      – Да, но язнаю, что делаю.
      Тут он прав.
      – Увидимся завтра.
      – О черт! – буркнул Морелли. – Мне требуется выпить.
      – Посмотри в стенном шкафу. Может быть, бабушка забыла там свою бутылку.

* * *

      Три часа мы с Дагом и Лунатиком смотрели «Джинни». Я съела еще несколько слоек. Позвонила Рейнджеру. Его сотовый не отвечал, я попробовала пейджер. Через десять минут он перезвонил.
      – Я хотела бы снять браслет, – сказала я.
      – Пойди к слесарю.
      – У меня возникли новые проблемы со Столле.
      – И что?
      – И мне надо с тобой поговорить.
      – И?
      – Я буду на стоянке за офисом в девять часов. Мне придется взять машину взаймы. Марку пока не знаю.
      Рейнджер отсоединился. Наверное, это означало, что он приедет.
      Теперь передо мной стояла проблема. Кроме «глока» у меня ничего не было. А Рейнджера «глоком» не напугаешь. Он знает, что я в него не выстрелю.
      – Мне кое-что нужно, – сказала я Дагу. – Наручники, шоковый пистолет и перечный баллончик.
      – Здесь у меня ничего такого нет, – ответил Даг, – но я могу позвонить. Я знаю одного парня, который сможет все достать.
      Через полчаса раздался стук в дверь. Общими усилиями мы отодвинули от нее холодильник. Открыли, и я невольно улыбнулась.
      – Ленни Грубер, – сказала я. – Не видела тебя с тех пор, как ты увел у меня «Миату».
      – Я был занят.
      – Да уж, я знаю. Столько пакостей надо сделать, а времени так мало.
      – Дружок! – позвал Лунатик. – Входи. Попробуй слойку с крабами.
      Мы с Грубером вместе учились в школе. Он был из тех, кто мог испортить воздух в классе, а потом заорать:
      – Эй, ужасно воняет! Кто режет сыр? – У него не хватало одного зуба, и ширинка всегда была застегнута лишь наполовину.
      Грубер взял слойку и поставил на журнальный столик алюминиевый кейс. Открыл его, и мы увидели груду всякой всячины: шоковые пистолеты, газовые и перечные баллончики, наручники, ножи, кастеты. Плюс коробка презервативов и вибратор. По-видимому, он подрабатывает еще и сутенером.
      Я выбрала пару наручников, шоковый пистолет и маленький перечный баллончик.
      – Сколько? – спросила я.
      Он не отрывал глаз от моей груди.
      – Для тебя со скидкой.
      – Не надо мне одолжений, – сказала я.
      Он назвал вполне приемлемую цену.
      – Договорились, – согласилась я. – Но тебе придется подождать с оплатой. У меня с собой нет денег.
      Он ухмыльнулся, и дырка в его зубах напомнила мне черную шахту в Калькутте.
      – Мы можем что-нибудь придумать.
      – Мы ничего не будем придумывать. Я завтра привезу тебе деньги.
      – Если ты мне до завтра не заплатишь, цена возрастет.
      – Слушай, Грубер. У меня сегодня очень плохойдень. Не дави на меня. Я – женщина на грани нервного срыва. Знаешь, что это такое? – Я нажала на кнопку «вкл.» на шоковом пистолете. – Эта штука работает? Не испробовать ли мне ее на ком-нибудь?
      – Уж эти женщины, – обратился Грубер к Лунатику. – Не могу с ними жить. И без них не могу.
      – Не мог бы ты немного подвинуться влево? – попросил Лунатик. – Ты загораживаешь экран, дружок, а Джинни как раз собирается прищучить майора Нельсона.

* * *

      У Дага я взяла взаймы двухлетний джип «Чероки», одну из четырех машин, оставшихся непроданными, потому что на них не нашлось ни технического талона, ни квитанции о продаже. Нашла джинсы и футболку, которые кое-как подошли. Еще я позаимствовала джинсовую куртку и носки у Лунатика. Ни у Дага, ни у Лунатика не нашлось фена, не было и женской одежды, так что мне пришлось обойтись без белья. Наручники я прицепила сзади к поясу джинсов, остальное распихала по карманам куртки.
      Я заехала на стоянку за конторой Винни и поставила там машину. Дождь прекратился, воздух был теплым и пах весной. Очень темно, небо затянуто облаками, никаких звезд или луны. На стоянке хватало места для четырех машин. Пока моя была единственной. Слишком рано приехала. Хотя, возможно, не раньше Рейнджера. Он наверняка видел, как я подъехала, и наблюдал откуда-нибудь, желая убедиться, что нет опасности. Стандартная процедура.
      Я внимательно всматривалась в аллею, ведущую со стоянки, когда раздался легкий стук в стекло.
      – Черт! – выругалась я. – Ты меня до смерти напугал. Нельзя так подкрадываться к людям.
      – Надо держаться спиной к стене, детка. – Он открыл дверцу. – Снимай куртку.
      – Мне холодно.
      – Снимай и давай мне.
      – Ты мне не доверяешь.
      Он улыбнулся.
      Я сняла куртку и протянула ее Рейнджеру.
      – Полно всяких тяжелых вещей, – заметил он.
      – Все, что обычно ношу с собой.
      – Вылезай из машины.
      Все происходило совсем не так, как я задумала. Я не рассчитывала так быстро расстаться с курткой.
      – Лучше ты садись в машину. Здесь теплее.
      – Вылезай.
      Я тяжело вздохнула и послушалась.
      Он положил мне руку на талию, сунул пальцы за ремень джинсов и освободил меня от пистолета.
      – Пошли в контору, – предложил он, – там спокойнее.
      – Простое любопытство – ты знаешь, как обойти сигнализацию, или тебе знаком код?
      Он открыл заднюю дверь.
      – Я знаю код.
      Мы прошли через небольшой холл в комнату, где хранились оружие и разные офисные припасы. Рейнджер открыл дверь в приемную, и свет из окон проник в темную комнату. Стоя между двумя комнатами, он мог следить за обеими дверьми.
      Он положил мою куртку и наручники на шкаф подальше от меня и посмотрел на браслет от наручников на моей правой кисти.
      – Новая модель.
      – Все равно раздражает.
      Он достал из кармана ключ, открыл замок и швырнул браслет на мою куртку. Затем взял мои обе руки и повернул их ладонями вверх.
      – На тебе чужая одежда, при тебе чужой пистолет, у тебя порезаны руки и на тебе нет белья. В чем дело?
      Я опустила взгляд на грудь и торчащий сосок, хорошо видный под футболкой.
      – Иногда я не ношу белья.
      – Ты всегда носишь белье.
      – Откуда ты знаешь?
      – Бог такой талант дал.
      На нем была его обычная одежда – черные рабочие брюки, заправленные в черные ботинки, черная футболка и черная ветровка. Он снял ветровку и накинул ее на меня. Она была теплой от его тела и слегка пахла океаном.
      – Много времени проводишь в Диле? – поинтересовалась я.
      – Я и сейчас должен быть там.
      – Кто-нибудь вместо тебя следит за Рамосом?
      – Танк.
      Его руки все еще держали ветровку, костяшки пальцев легко касались моей груди. Скорее жест интимного обладания, чем сексуальной агрессии.
      – Как ты собираешься это сделать? – мягко спросил он.
      – Что сделать?
      – Меня поймать. Ведь ты это задумала?
      Таков был исходный план, но он отобрал у меня все игрушки. Сейчас же воздух в моих легких стал жарким и густым, и возникла подлая мыслишка, что не мое в общем-то дело, если Кэрол совершит-таки полет с моста. Я положила ладони ему на живот. Он внимательно следил за мной. Я подозревала, что он все еще ждет моего ответа, но у меня возникла более срочная проблема. Я не знала, куда сначала двинуть руки. Вверх? Или вниз? Мне хотелось опустить их вниз, но не покажется ли это ему слишком смелым? Не хватало еще, чтобы он считал меня легко доступной.
      – Стеф?
      – Что?
      Я все еще держала руки на его животе и ощущала, что он смеется.
      – Пахнет горелым, детка. Не иначе как ты думаешь.
      Но горел вовсе не мой мозг. Я слегка пошевелила пальцами.
      Он покачал головой.
      – Не заводи меня. Сейчас неподходящее время. – Он снял мои руки со своего живота и еще раз осмотрел порезы.
      – Как это случилось?
      Я рассказала ему про Митчелла и Хабиба и мой побег с фабрики.
      – Артуро Столле заслужил Гомера Рамоса, – заметил Рейнджер.
      – Откуда мне знать? Мне никто ничего не говорит!
      – Многие годы Столле занимался незаконным усыновлением детей и иммигрантами. Он использовал свои связи в Восточной Азии, чтобы доставлять сюда молодых девчонок, которых заставлял заниматься проституцией и рожать детей для продажи за большие деньги. Полгода назад Столле пришла в голову мысль, что вместе с девушками он может тайком провозить сюда наркотики. Но дело в том, что наркотики не являются куском криминального пирога, принадлежавшего Столле. Вот он и привлек Гомера Рамоса, широко известного как полное дерьмо, которому всегда нужны деньги. Он использовал его для доставки наркотиков распространителям. Рассчитывал, что другие группы гангстеров не станут связываться с сынком Александра Рамоса.
      – А ты здесь при чем?
      – В качестве судьи. Осуществлял связь между группировками. Все, включая федералов, хотели избежать войны в криминальной среде. – Заверещал его пейджер, и он взглянул на послание. – Мне надо возвращаться в Диль. У тебя нет никакого секретного оружия? Не хочешь сделать последнюю попытку задержать меня?
      Фу! До чего же он самонадеян.
      – Я тебя ненавижу, – сказала я.
      – Ничего подобного, – ответил Рейнджер, целуя меня в губы.
      – Почему ты согласился со мной встретиться?
      Наши взгляды на мгновение встретились. И тут он надел на меня наручники. Сковал обе руки за спиной.
      – Предатель! – завопила я.
      – Прости, но ты – настоящая заноза в заднице. Я не в состоянии нормально работать, пока беспокоюсь о тебе. Я передам тебя Танку. Он отвезет тебя в безопасный дом и пронянчится с тобой, пока все не утрясется.
      – Ты не смеешь! Кэрол снова полезет на мост.
      Рейнджер поморщился.
      – Кэрол?
      Я рассказала ему о Кэрол и Джойс, о страхе Кэрол перед тюрьмой и о том, что на этот раз во всем виновата я.
      Рейнджер боднул лбом стену.
      – Нет, почему я? – спросил он.
      – Я бы не позволила Джойс удерживать тебя, – сказала я ему. – Я хотела передать тебя ей, а потом придумать способ вызволить.
      – Знаю, я еще пожалею, но я тебя освобожу, чтобы, избави бог, Кэрол не сиганула с моста. Даю тебе время до девяти утра завтра, чтобы решить свои проблемы с Джойс, затем я за тобой приеду. И обещай мне, что ты близко не подойдешь к Артуро Столле или к любому человекус фамилией Рамос.
      – Обещаю.

* * *

      Я поехала через город к дому Лулы. Она жила в квартирке на втором этаже с окнами на улицу. В них все еще горел свет. У меня не было телефона, поэтому я подошла к двери и позвонила. Окно над моей головой открылось, и высунулась Лула.
      – В чем дело?
      – Это я, Стефани.
      Она бросила мне ключ, я открыла дверь и вошла.
      Лула встретила меня на лестнице.
      – Ты останешься ночевать?
      – Нет. Но мне нужна помощь. Ты ведь знаешь, я собиралась передать Рейнджера Джойс? Но ничего из этого не вышло.
      Лула расхохоталась.
      – Девушка, Рейнджер вне конкуренции. Лучше его нет. Даже ты не идешь ни в какое сравнение. – Она оглядела мою футболку и джинсы. – Не хочу тебя обидеть, но разве на тебе не было лифчика, когда ты выходила из дома вечером, или это что-то новое?
      – На мне не было лифчика. Даг и Лунатик не носят белья моего размера.
      – Скверно, – заметила Лула.
      В квартире было две комнаты. Спальня с ванной комнатой и еще одна, служившая одновременно гостиной и столовой, с маленькой кухней в углу. В кухонном отсеке стоял маленький круглый стол и два простых стула, на один из которых я уселась и взяла бутылку пива у Лулы.
      – Хочешь бутерброд? – спросила она.
      – С огромным удовольствием. У Дага не было ничего, кроме слоек с крабами. – Я отпила немного пива. – Значит, проблема вот в чем: что мне делать с Джойс? Я чувствую себя в долгу перед Кэрол.
      – Не можешь же ты отвечать за то, что она приняла неправильное решение, – сказала Лула. – Ты же не просила ее привязывать Джойс голой к дереву.
      Тоже верно.
      – И все же, – продолжила она, – неплохо было бы еще раз посмеяться над Джойс.
      – Есть идеи?
      – Насколько хорошо Джойс знает Рейнджера?
      – Видела пару раз.
      – Предположим, мы подсунем ей кого-нибудь, похожего на Рейнджера, а потом этого двойника выручим? Я знаю одного парня, Моргана, он может сойти. Такая же смуглая кожа, такая же фигура. Может, и не столь хорошая, но где-то близко. Особенно если будет очень темно и он не станет открывать рот. Его зовут Морганом, потому что у него причиндалы как у жеребца.
      – Мне, видно, понадобится еще пара пива, чтобы решить, что такое сработает.
      Лула взглянула на ряд пустых бутылок на буфете.
      – Я начала раньше тебя, поэтому испытываю оптимизм насчет своего плана. – Она открыла потрепанную записную книжку и начала ее листать. – Я знаю его по своей прошлой работе.
      – Клиент?
      – Нет, сутенер. Настоящий подонок, но он у меня в долгу. К тому же он вполне может завестись, если ему предложить изобразить Рейнджера. И шмотки у него подходящие найдутся.
      Через пять минут Морган ответил на призыв пейджера, и мы с Лулой заполучили фальшивого Рейнджера.
      – План таков, – сказала Лула. – Мы подбираем этого недоумка через полчаса на углу Старк-стрит и Белмонт-стрит. Только он не может посвятить нам всю ночь, так что придется поторопиться.
      Я позвонила Джойс и сообщила, что взяла Рейнджера и что она должна встретить нас на стоянке за конторой. Темнее места я не смогла придумать.
      Я прикончила пиво и бутерброд, и мы с Лулой погрузились в «Чероки». Когда мы прибыли на условленный перекресток, мне пришлось как следует вглядеться, чтобы убедиться, что стоящий там мужчина не Рейнджер.
      Морган подошел поближе, и разница стала более заметной. Цвет кожи тот же, но черты грубее. Больше морщин вокруг рта и глаз, менее интеллигентное выражение лица.
      – Джойс не надо давать слишком присматриваться, – сказала я Луле.
      – Говорила тебе, выпей еще бутылку пива, – ответила Лула. – И вообще, за конторой очень темно и, если все пройдет, как задумано, Джойс поломается, не успев далеко отъехать.
      Мы надели на Моргана наручники, но скрепили руки не за спиной, а спереди, что довольно глупо. Но Джойс – посредственная охотница за преступниками и вряд ли это понимает. Затем мы отдали ему ключ от наручников. Договорились, что он сунет ключ в рот, когда мы приедем на стоянку. Разговаривать с Джойс он не должен, пусть разыгрывает из себя обиженного. Мы позаботимся, чтобы у нее спустило колесо, и когда она выйдет, чтобы посмотреть, в чем дело, Морган снимет наручники и скроется в ночи.
      Мы приехали пораньше, чтобы успеть высадить Лулу. Она должна была спрятаться за помойными баками, которыми пользовались Винни и его сосед, и пока Джойс будет забирать Рейнджера, проколоть ей шину. Дежа вю. Я поставила «Чероки» таким образом, чтобы Джойс была вынуждена парковаться ближе к помойке. Лула выскочила и спряталась, и почти тут же из-за угла вывернула машина с зажженными фарами.
      Джойс остановилась рядом со мной и вылезла из машины. Я последовала ее примеру. Морган, скрючившись, сидел на заднем сиденье, опустив голову на грудь.
      Джойс, прищурившись, заглянула в машину.
      – Я его не вижу. Зажги свет.
      – Не пойдет, – заявила я. – Ты бы тоже у себя не включала. Уж слишком многим он нужен.
      – Почему он так согнулся?
      – Обдолбан.
      Джойс кивнула.
      – Я все недоумевала, как тебе удастся его прихватить.
      Я разыграла целую шумную сцену, вытаскивая Моргана из машины. Он привалился ко мне и, пользуясь случаем, попытался полапать. Мы с Джойс почти волоком дотащили его до ее машины и запихнули на заднее сиденье.
      – И последнее, – сказала я Джойс, подавая ей бумагу, которую подготовила у Лулы. – Ты должна это подписать.
      – Что это?
      – Документ подтверждает, что ты добровольно отправилась на кладбище для домашних животных и попросила Кэрол привязать тебя к дереву.
      – Ты что, свихнулась? Я такого не подпишу.
      – Тогда я вытаскиваю Рейнджера из твоей машины.
      Джойс взглянула на машину с ее драгоценным грузом.
      – Какого черта, – сказала она, беря ручку и подписывая бумагу. – Я получила, что хотела.
      – Ты уезжай первой, – велела я Джойс, вытаскивая «глок» из кармана. – Хочу убедиться, что ты благополучно минуешь аллею.
      – Поверить не могу, что ты это сделала, – сказала Джойс. – Не думала, что ты такая мерзкая засранка.
      Радость моя, ты еще и половины не знаешь!
      – Я старалась ради Кэрол.
      Я осталась стоять с пистолетом в руке, наблюдая, как уезжает Джойс. Как только она свернула с аллеи на улицу, из-за баков выскочила Лула, влезла в джип, и мы тронулись с места.
      – Больше четверти мили ей не проехать, – заявила Лула. – Я же просто королева по прокалыванию шин.
      Я хорошо видела Джойс впереди. Движения на дороге не было, и она находилась всего в квартале от меня. Вдруг задние фары качнулись, и машина сбавила ход.
      – Распрекрасно, – заметила Лула.
      Джойс проехала еще квартал на небольшой скорости.
      – Она бы с радостью поехала дальше на этой проколотой шине, – сказала Лула, – вот только ей жаль свою замечательную новую машину.
      Снова вспыхнули тормозные огни, и Джойс остановилась у обочины. Мы находились в одном квартале от нее, все фары выключены. Такой вид, будто машина припаркована. Джойс вылезла и пошла назад, чтобы взглянуть на колеса. Но в этот момент меня резко обогнул микроавтобус и остановился рядом с Джойс. Из него выскочили два мужика с пистолетами. Один навел пистолет на Джойс, другой схватил Моргана, который уже успел поставить одну ногу на мостовую.
      – Какого черта? – удивилась Лула. – Что такое, мать твою?
      Это были Хабиб и Митчелл. Они решили, что поймали Рейнджера.
      Митчелл погрузил Моргана в машину, и они унеслись прочь.
      Мы с Лулой сидели в шоке, не соображая, что же делать.
      Джойс орала и махала руками. Наконец она пнула спустившее колесо, залезла в машину и, как я предполагаю, позвонила.
      – В конечном итоге, неплохо все вышло, – резюмировала Лула.
      Я проехала квартал с выключенными фарами задним ходом, свернула за угол и рванула.
      – Как ты думаешь, где они нас засекли?
      – Наверное, у моего дома, – сказала Лула. – Скорее всего, они не хотели действовать, пока нас было двое. А тут им так повезло – у Джойс колесо спустило.
      – Они не будут в восторге, когда обнаружат, что в их руках Морган-Жеребец.
      Когда я вернулась в дом Дага, они с Лунатиком играли в «Монополию».
      – Я считала, ты по ночам работаешь в магазине, – сказала я Лунатику. – Почему ты предпочитаешь бездельничать?
      – Я прогулял парочку раз, и меня вытурили. Говорю тебе, дружок, мы живем в великой стране. Где еще тебе будут платить за то, что ты не работаешь?
      Я прошла на кухню и позвонила Морелли.
      – Я в доме Дага, – сообщила я. – Еще одна утомительная ночка.
      – Ага, но ведь ночь еще не кончилась. Твоя мать за последний час четыре раза звонила. Лучше позвони домой.
      – Что-то случилось?
      – Твоя бабушка отправилась на свидание и до сих пор не вернулась. Так что твоя мать с ума сходит.

      Мать сняла трубку после первого же звонка.
      – Уже полночь, – сказала она, – а бабушки все нет. Она с этим человеком-черепахой.
      – Майроном Ландовски?
      – Они собирались пойти ужинать. Это было в пять часов. Где они могут быть? Я звонила в его квартиру, никто не отвечает. Я звонила во все больницы...
      – Мам, они же взрослые. Мало ли какое занятие они себе нашли. Когда бабушка жила у меня, я никогда понятия не имела, где она находится.
      – Ее совсем понесло! – возмутилась мама. – Знаешь, что я нашла в ее комнате? Презервативы! Зачем ей презервативы?
      – Может быть, она их надувает и делает фигурки зверей.
      – У других женщин матери болеют, уходят в дома для престарелых или умирают в своей постели. Но не у меня. Моя мать носит эластичные брюки. Что я такое сделала, за что мне это наказание?
      – Иди спать и перестань беспокоиться о бабушке.
      – Я не пойду спать, пока эта женщина не вернется домой. Я ей устрою выволочку. Твой отец тоже здесь.
      Замечательно. Будет грандиозный скандал, и бабушка снова переберется ко мне. Только этого мне не хватало!
      – Скажи папе, чтобы шел спать. Я приеду и посижу с тобой. – Все, что угодно, но надо помешать бабушке вернуться ко мне.
      Я позвонила Джо и сказала, что, возможно, попозже приеду, но пусть он меня не ждет. Затем снова взяла «Чероки» и направилась к дому родителей.
      Мы с мамой дремали на диване, когда в два часа ночи появилась бабушка.
      – Где ты была? – закричала мама. – Мы тут с ума сошли от беспокойства.
      – У меня сегодня ночь греха, – заявила бабушка. – Господи, этот Майрон превосходный целовальщик. Я думаю, у него даже была эрекция, хотя трудно сказать, он так подтягивает наверх свои штаны.
      Мать осенила себя крестным знамением, а я полезла в сумку за снотворным.
      – Ну, я пошла спать, – объявила бабушка. – Вымоталась. К тому же завтра у меня снова экзамен по вождению.
      Проснулась я на диване, накрытая одеялом. Дом был весь пропитан ароматом свежего кофе и жарящегося бекона. Мама гремела кастрюлями на кухне.

* * *

      – Слава богу, что ты не гладишь, – заметила я. Если моя мать принималась гладить, мы все знали, что нас ждут большие неприятности.
      Она с грохотом закрыла кастрюлю крышкой и спросила:
      – Где твое белье?
      – Я попала под дождь. Пришлось занять сухую одежду у Дага Крупера, вот только белья у него не нашлось. Я бы заехала домой переодеться, но меня караулили два мужика, собравшиеся отрубить мне палец, вот я и боялась, что они ждут меня в квартире.
      – И слава богу, – сказала мама. – Я боялась, что ты потеряла свой лифчик в машине у Морелли.
      – Мы в машине этим не занимаемся. Мы предпочитаем постель.
      Мать держала в руке большой кухонный нож.
      – Я убью себя, – заявила она.
      – Меня не проведешь, – сказала я, наливая себе кофе. – Ты ни за что не убьешь себя в процессе приготовления супа.
      В кухню, шаркая ногами, вошла бабушка, Волосы розового цвета и при полном макияже.
      – Бог ты мой, – сказала мама. – Что дальше?
      – Что скажешь по поводу цвета волос? – спросила меня бабушка. – Я купила этот ополаскиватель в аптеке. Надо им пользоваться как шампунем.
      – Они розовые, – ответила я.
      – Да, я тоже так решила. На этикетке написано «красный». – Она бросила взгляд на часы. – Мне надо поторапливаться. Луиза приедет с минуты на минуту. Я сегодня сдаю экзамен первой. Надеюсь, ты не обиделась, что я попросила Луизу отвезти меня. Я ведь не знала, что ты будешь здесь.
      – Все нормально, – сказала я. – Дай им там прикурить.
      Я сделала себе тост и допила кофе. Услышала, как наверху спустили воду в туалете, и поняла, что отец будет здесь через несколько секунд. У матери же был такой вид, будто она решала: а не погладить ли ей?
      – Ну, – сказала я, спрыгивая со стула, – мне пора. Дела-делишки.
      – Я только что помыла виноград. Возьми с собой, – предложила мама. – А в холодильнике есть ветчина для бутерброда.

* * *

      Когда я подъехала к дому, я не увидела ни Хабиба, ни Митчелла, тем не менее я держала пистолет в руке. Машину я поставила в неположенном месте, чтобы сократить расстояние между ней и дверью черного хода, и по лестнице поднялась в квартиру. Добравшись до дверей, я сообразила, что у меня нет ключей, а Джо, уходя, запер квартиру.
      Поскольку во всей вселенной я была единственной, кто не мог открыть дверь без ключа, мне пришлось попросить запасные у своей соседки, миссис Карватт.
      – Прелестный день, не правда ли? – сказала она. – Совсем весенний.
      – Надеюсь, сегодня здесь все было тихо? – спросила я. – Никаких громких звуков или посторонних мужчин внизу?
      – Я никого не заметила. – Она опустила глаза на мой пистолет. – Какой милый «глок». У моей сестры есть «глок», так она его обожает. Я даже хотела выменять его на мой пистолет 45-го калибра, но как-то не решаюсь. Мой покойный муж подарил мне его на нашу первую годовщину. Да покоится его душа в мире!
      – Как романтично!
      – Конечно, я могла бы завести себе второй пистолет.
      Я согласно кивнула:
      – Пистолетов никогда не бывает слишком много.
      Я распрощалась с миссис Карватт и вошла в свою квартиру. Прошлась по комнатам, проверила стенные шкафы, посмотрела, нет ли кого под кроватью и за занавеской в душе, чтобы убедиться, что я в квартире одна. Морелли сказал правду – в комнатах полный бардак, но незаметно, что что-то разбито или поломано. Мои гости не стали резать обшивку или вмазывать ботинком в экран телевизора.
      Я приняла душ, натянула чистые джинсы и футболку. Слегка смазала волосы гелем и долго работала щеткой, чтобы получились естественные завитушки. В результате я стала выглядеть как нечто среднее между девушкой из Джерси и Бимбо из «Спасателей». С такой прической я показалась себе карлицей, поэтому я добавила туши на ресницы, чтобы как-то поправить общее впечатление.
      Принялась было за уборку, но вскоре начала нервничать, чувствуя себя подсадной уткой. Не только для Митчелла и Хабиба, но и для Рейнджера. Шел уже десятый час.
      Я позвонила Морелли в офис.
      – Твоя бабушка вообще явилась домой? – спросил он.
      – Да. Я не пришла от нее в восторг. Мне надо с тобой поговорить. Не мог бы ты встретить меня на ранний ленч в кафе «У Пино»?
      После звонка Морелли я связалась с Лулой и спросила, не знает ли она что-нибудь о Моргане.
      – С ним все в порядке, – сообщила Лула. – Но я не думаю, что эти парни, Хабиб и Митчелл, получат к Рождеству премию.
      Я позвонила Дагу и сказала, что я еще немного подержу «Чероки».
      – Да хоть вечно, – сказал он.
      Когда я появилась в ресторане, Морелли уже сидел за столиком и уминал хлебные палочки.
      – Хочу заключить с тобой сделку, – сказала я, выпутываясь из куртки. – Если ты расскажешь мне, что происходит между тобой и Рейнджером, я разрешу тебе оставить Боба навсегда.
      – Господи, – потрясенно проговорил Морелли, – разве можно отказаться от такого предложения?
      – У меня есть кое-какие мысли насчет этого дела Рамоса. Но, возможно, это моя фантазия. Я над этим уже дня три-четыре думаю.
      Морелли ухмыльнулся:
      – Женская интуиция?
      Я тоже улыбнулась, потому что, как выяснилось, интуиция – самое надежное мое оружие. Я не умею стрелять, не могу слишком быстро бегать, а про карате знаю только из фильмов с Брюсом Ли. Но у меня здоровая интуиция. По правде говоря, большую часть времени я не знаю, что я, черт побери, делаю, но, если я следую своим инстинктам, в конечном итоге все получается нормально.
      – Каким образом опознавали Гомера? – спросила я. – По зубоврачебной карте?
      – Его опознали по побрякушкам и по обстоятельствам убийства. Зубоврачебную карту не нашли. Она таинственным образом исчезла.
      – Вот я и думаю – а может, это вовсе не Гомера пристрелили? Никого из членов его семьи не расстроила его смерть. Даже если отец считает, что сынуля испорченный мерзавец, трудно поверить, что он мог так спокойно реагировать на его смерть. Затем я порыскала по дому Ганнибала и обнаружила, что там кто-то живет. Такой же комплекции, как Гомер. Я думаю, что Гомер скрывался в городском доме Ганнибала, потом убили Макарони, и он сбежал.
      Морелли помолчал, пока официант ставил на стол заказанную пиццу.
      – Вот что нам известно. Или, по меньшей мере, мы считаем, что нам известно. Гомер участвовал в торговле наркотиками, которой занялся Столле. Эта инициатива не понравилась парням из Нью-Джерси и Нью-Йорка, и люди начали выбирать – на чьей они стороне.
      – Война наркоторговцев.
      – Более того. Если член семьи Рамоса начал торговать наркотиками, значит, парни из Нью-Джерси могут торговать оружием. Никто не был в восторге от ситуации, поскольку она означала передел границ. Все нервничали. Настолько нервничали, что стало известно, будто Гомера заказали. Мы думаем, но не можем доказать, что ты права – Гомер вовсе не умер. У Рейнджера возникли подозрения с самого начала, а ты их усилила, когда рассказала, что видела Улисса на крыльце дома на побережье. Улисс никогда не покидал Бразилию. Мы думаем, что в том доме поджарили какого-то бедолагу, а Гомер спрятался в ожидании, когда его вывезут из страны.
      – И ты думаешь, что он сейчас на побережье?
      – Весьма логичный вывод, но ничего точно я не знаю. У нас нет оснований вваливаться туда с обыском. Рейнджер там побывал, но ничего не нашел.
      – Как насчет спортивной сумки? В ней ведь были деньги Столле, так?
      – Мы полагаем, что, когда Ганнибал прослышал, что его маленький братец вот-вот поднимет новую криминальную волну, он приказал ему прекратить всякую деятельность вне семейного бизнеса и не встречаться больше со Столле. Ганнибал попросил Рейнджера отвезти Столле деньги и сказать, что он лишен защиты семейства Рамосов. Беда в том, что, когда Столле открыл сумку, там оказалась газетная бумага.
      – Разве Рейнджер не проверил, что в сумке, прежде чем согласиться?
      – Когда сумку передали Рейнджеру, она была закрыта. Ганнибал все продумал.
      – Он подставил Рейнджера?
      – Да, но, пожалуй, только в той части, что касается убийства и пожара. Мне кажется, он решил, что на этот раз Гомер зашел слишком далеко и обещание стать паинькой и не продавать больше наркотики не отменит заказа. Вот Ганнибал и организовал все так, чтобы Гомера сочли мертвым. Из Рейнджера получался хороший козел отпущения, потому что он не принадлежал ни к одной из группировок. Нет оснований для мести, если убийца Рейнджер.
      – А у кого деньги? У Ганнибала?
      – Ганнибал подставил Рейнджера, чтобы на него свалили убийство, но трудно поверить, что он намеревался надуть Столле. Он хотел умиротворить Столле, а не разозлить его. – Морелли взял себе еще один кусок пиццы. – Мне думается, это больше смахивает на проделки Гомера. Вероятно, он поменял сумки по дороге в офис.
      О господи.
      – Полагаю, ты не в курсе, в какой он ездил машине?
      – В серебристом «Порше». Машине Синтии Лотте.
      Наверное, это и объясняет смерть Синтии.
      – Что это за гримасу ты сейчас скорчила? – поинтересовался Морелли.
      – Виноватую. Я вроде бы помогла Синтии украсть эту машину у Гомера.
      Я рассказала Джо о том, как Синтия застала нас с Лулой в доме Ганнибала, как она мечтала получить назад машину и как для этого пришлось вытащить из нее мертвеца. К концу моего повествования Морелли сидел с таким видом, будто его пыльным мешком ударили.
      – Знаешь, если работаешь полицейским, то наступает момент, когда тебе кажется, ты слышал уже все, – наконец сказал он. – Что ничего больше не может тебя удивить. Но появляешься ты, и все начинается сначала, все по новой.
      Я взяла еще один кусок пиццы и подумала, что разговор принимает неприятное направление.
      – Наверняка мне не стоит говорить тебе, что ты уничтожила картину преступления, – сказал Морелли.
      Увы, я была права, ничего хорошего ждать не приходится.
      – И наверняка мне не стоит говорить, что ты утаила улики в криминальном расследовании.
      Я согласно кивнула.
      – Господи милостивый, да о чем ты думала? – заорал он.
      Все повернулись и посмотрели на нас.
      – Понимаешь, я не могла ее остановить, – сказала я, – так что ничего не оставалось, как помочь ей.
      – Ты могла гати. Повернуться и уйти. Ты не должна была помогать! Я-то думал, вы всего лишь подняли его с цементного пола. Я не знал, что вы вытащили его из машины, черт бы вас побрал.
      Люди снова начали оборачиваться.
      – Они найдут твои отпечатки по всей машине, – сказал Морелли.
      – Мы с Лулой были в перчатках.
      – Было время, когда я не хотел на тебе жениться, потому что не желал, чтобы ты сидела дома и беспокоилась обо мне. Теперь я не хочу жениться, потому что не уверен, что мне по плечу вынести весь стресс, связанный с женитьбой на тебе.
      – Ничего бы не случилось, если бы ты или Рейнджер поделились со мной. Сначала меня просят помочь в расследовании, а потом отпихивают в сторону. Так что вы в этом виноваты.
      Морелли прищурился.
      – Ну, может, не полностью.
      – Мне пора возвращаться на работу, – сказал Морелли, попросив у официанта счет. – Обещай, что поедешь домой и будешь там сидеть. Закрой дверь и не двигайся с места, пока все не утрясется. Александр завтра вылетает в Грецию. Мы полагаем, это означает, что Гомер покидает нас сегодня, и мы думаем, что знаем, каким способом.
      – На судне.
      – Да. Небольшое контейнерное судно покидает Ньюарк и направляется в Грецию. Гомер – слабое звено. Если мы привлечем его за убийство, есть шанс, что он начнет торговаться и сдаст нам Александра и Столле.
      – Жаль, мне Александр даже понравился.
      Теперь поморщился Морелли.
      – Ладно, – согласилась я. – Слушаюсь, сэр. Еду домой и сижу там.
      У меня все равно не было никаких дел на день. И перспектива снова попасться в лапы Хабиба и Митчелла и лишиться пальца меня тоже не вдохновляла. Мне даже нравилась идея запереться в квартире. Могу еще поубираться, посмотреть какую-нибудь муру по телевизору и вздремнуть.
      – Твоя сумка у меня дома, – сказал Джо. – Мне не пришло в голову захватить ее с собой на работу. Тебе ключ от квартиры нужен?
      Я кивнула.
      Он снял ключ с кольца и протянул мне.

* * *

      Стоянка около моего дома была почти пуста. Старшее поколение либо отправилось по магазинам, либо на полную катушку использовало возможности системы медицинского обслуживания, что вполне меня устраивало, так как я могла удобно поставить машину. Посторонних машин на стоянке не наблюдалось. Насколько я могла судить, в кустах тоже никто не прятался. Я припарковалась поближе к двери и достала из кармана пистолет. Быстро вошла в здание и поднялась по лестнице. В холле второго этажа пусто. Моя дверь закрыта. Хорошие признаки. Все еще держа пистолет в руке, я отперла дверь и вошла в переднюю. Вроде за время моего отсутствия в квартире ничего не изменилось. Я захлопнула за собой дверь, но не стала закрывать ее на щеколду на случай, если понадобится быстро ретироваться. Затем я прошлась по комнатам, чтобы убедиться, что все в порядке.
      Из гостиной я направилась в ванную. И пока я там осматривалась, из спальни вышел мужчина и навел на меня пистолет. Он был среднего роста и телосложения, моложе и худее, чем Ганнибал Рамос, но фамильное сходство было налицо. Хорош собой, но явные признаки порочности сильно его портили. Месяц с Бетти Форд не поможет решить даже самые пустяковые из его проблем.
      – Гомер Рамос?
      – Собственной персоной.
      У обоих в руках пистолеты, расстояние между нами футов десять.
      – Брось пистолет, – распорядилась я.
      Он скупо улыбнулся.
      – Заставь меня.
      Замечательно!
      – Брось пистолет, иначе я выстрелю.
      – Ладно, стреляй. Действуй.
      Я взглянула на свой «глок». Он был полуавтоматическим, а я всегда пользовалась револьвером. Представления не имела, как стрелять из полуавтоматического пистолета. Знала, что-то там надо передернуть. Нажала на кнопку, и обойма упала на пол.
      Гомер Рамос расхохотался.
      Я швырнула в него «глоком», попав точно в лоб, и он выстрелил, прежде чем я успела увернуться. Пуля задела мою руку и застряла в стене за спиной. Я вскрикнула и отступила назад, зажимая ладонью рану.
      – Это предупреждение, – сказал он. – Попытаешься бежать, я выстрелю тебе в спит.
      – Зачем ты здесь? Что тебе надо?
      – Разумеется, деньги.
      – У меня нет денег.
      – Других вариантов нет, лапочка. Деньги лежали в машине, а старушка Синтия, прежде чем умереть, поведала мне, что ты была в доме, когда она туда заявилась. Значит, ты единственный кандидат. Я обыскал дом Синтии. И пытал ее достаточно долго, чтобы убедиться – она сказала все, что знала. Поначалу она сочинила, что якобы выбросила деньги, но даже Синтия не может быть такой дурой. Я обыскал твою квартиру и ту, где живет твоя толстая подружка, и ничего не нашел.
      Вот тебе и раз. Не только Хабиб и Митчелл обыскивали мою квартиру. Еще и Гомер Рамос, искавший деньги.
      – Теперь ты должна сказать мне, куда ты их дела, – заявил Гомер. – Говори, где ты спрятала мои деньги?
      Рука болела, по рукаву куртки расплывалось кровавое пятно. Перед глазами плясали черные точки.
      – Мне надо сесть.
      Он махнул рукой в сторону дивана.
      – Садись.
      Какой бы незначительной ни была рана, сам факт, что в тебя стреляли, не способствует мыслительному процессу. Где-то в массе серого вещества, находящегося в пространстве между моими ушами, копошилась мысль, что я должна придумать план, но, черт возьми, я ничего не могла сделать в этом смысле. Я в панике копалась в пустой голове. На глазах появились слезы, из носа текло.
      – Где мои деньги? – повторил Гомер, когда я села.
      – Я отдала их Рейнджеру. – Даже я сама удивилась, когда произнесла эти слова. Ясное дело, мы оба в это не поверили.
      – Врешь. Я спрошу еще раз. И если решу, что ты снова врешь, прострелю тебе колено.
      Он стоял спиной к проходу, ведущему к входной двери. Я заглянула через его плечо и увидела Рейнджера.
      – Ладно, ты меня достал, – сказала я громче, чем надо, и с истерическими нотками в голосе. – Вот что случилось. Я понятия не имела, что деньги в машине. Видела только покойника. И не знаю, считай меня сумасшедшей, но я с избытком насмотрелась этих фильмов про мафию, вот я и подумала – а нет ли еще одного трупа в багажнике. Я не хотела пропустить ни одного трупа, понимаешь? Ну, открыла я багажник, а там лежит спортивная сумка. Я всегда славилась любопытством, вот и решила заглянуть внутрь...
      – В гробу я видал историю твоей жизни, – перебил меня Гомер. – Хочу знать, что ты сделала с этими гребаными деньгами. У меня всего двенадцать часов до отплытия судна. Как ты думаешь, ты можешь за это время добраться до сути дела?
      Как раз в этот момент Рейнджер сбил Гомера с ног и прижал шоковый пистолет к его шее. Гомер взвизгнул и застыл. Рейнджер наклонился и поднял его пистолет. Обыскал Гомера на предмет еще какого-либо оружия, ничего не нашел, завел его руки за спину и надел на него наручники.
      Он пинком отодвинул Рамоса в сторону и подошел ко мне.
      – Помнится, я не велел тебе иметь дело с семейкой Рамосов. Ты никогда не слушаешься.
      Юмор Рейнджера.
      Я слабо улыбнулась.
      – Мне кажется, меня сейчас вырвет.
      Он положил ладонь мне на шею и пригнул мою голову к коленям.
      – Напряги шею изо всех сил, – велел он.
      Колокола перестали звенеть, желудок тоже успокоился. Рейнджер поднял меня на ноги и снял с меня куртку.
      Я вытерла нос футболкой.
      – Ты давно здесь? – спросила я.
      – Я вошел, когда он в тебя выстрелил.
      Мы оба уставились на рану.
      – Кость не задета, – констатировал Рейнджер. – Особой жалости ты этой раной не вызовешь. – Он повел меня в кухню и приложил к руке несколько бумажных полотенец. – Попробуй прочистить, а я поищу лейкопластырь.
      – Лейкопластырь! Ты с ума сошел! У меня пулевая рана!
      Он вернулся с моей аптечкой, стянул лейкопластырем рану, сверху положил вату и забинтовал. Отступил на шаг и посмотрел на меня.
      – Что-то ты бледновата.
      – Я думала, мне пришел конец. Он бы наверняка меня убил.
      – Так ведь не убил?
      – Ты когда-нибудь думал о том, что можешь умереть?
      – Много раз.
      – И?
      – И не умер. – Он взял мой телефон и позвонил Морелли. – Я в квартире у Стеф. Мы тут упаковали Гомера для вас, так что приезжайте. И «Скорая» бы не помешала. Стефани схлопотала пулю в руку. Кость не задета, но пусть посмотрят врачи.
      Он обнял меня и прижал к себе. Я положила голову ему на грудь, а он зарылся носом в мои волосы и поцеловал куда-то за ухом.
      – Ты в порядке? – спросил он.
      Ни о каком порядке не могло быть и речи. В большем непорядке трудно находиться. Я пребывала в том еще состоянии!
      – Конечно, – сказала я, – все хорошо.
      Я почувствовала, что он улыбается.
      – Врушка.

* * *

      Морелли увидел меня только в больнице.
      – Ты в порядке?
      – Рейнджер задал мне тот же вопрос пятнадцать минут назад, и тогда ответ был отрицательным. Но сейчас уже лучше.
      – Как рука?
      – Думаю, не слишком серьезная рана. Жду, когда меня посмотрит врач.
      Морелли взял мою руку и поцеловал в ладонь.
      – Мне кажется, у меня сердце дважды останавливалось, когда сюда ехал.
      Поцелуй отозвался во всем моем теле.
      – Все хорошо. Честно.
      – Я должен убедиться лично.
      – Ты меня любишь, – удивленно произнесла я.
      Его лицо стало напряженным, он слегка кивнул:
      – Я тебя люблю.
      Рейнджер тоже любил меня, но немного на свой манер. Он вообще был не от мира сего.
      Двери в приемную распахнулись, и туда влетели Конни и Лула.
      – Мы слышали, тебя ранили, – сказала Лула. – Что происходит?
      – Господи, да это правда, – запричитала Конни. – Посмотри на свою руку! Как это случилось?
      Морелли встал.
      – Я хочу быть в участке, когда они доставят Рамоса. И теперь, когда сюда прибыли основные войска, я чувствую себя лишним. Позвони мне, как только доктор тебя посмотрит.

* * *

      Из больницы я решила отправиться в дом родителей. Морелли все еще был занят – допрашивал Рамоса, а мне не хотелось оставаться одной. Я попросила Лулу остановиться сначала у дома Дага, чтобы достать у него теплую рубашку, которую можно было бы надеть поверх футболки.
      Даг и Лунатик сидели в гостиной и смотрели передачу по новому телевизору с огромным экраном.
      – Эй, дружок, – сказал Лунатик, – ты только посмотри на этот телик. Обалденный, правда?
      – Мне казалось, вы прекратили скупать краденое.
      – Вот тут самый балдеж, – заявил Лунатик. – Это только что купленный телевизор. Мы его даже не крали, дружок. Говорю тебе, пути господни неисповедимы. Не успел ты подумать, что все твое будущее сплошное дерьмо, как, бац – получаешь наследство.
      – Поздравляю, – сказала я. – И кто же умер?
      – Да это настоящее чудо! Наше наследство не омрачено никакой трагедией. Нам его просто дали, дружок. Сечешь?
      – Нам с Дагом повезло в воскресенье продать машину, ну и мы повезли ее на мойку, чтобы, значит, она больше понравилась покупателю. И пока мы там торчали, появляется эта блондинка в серебристом «Порше». И просит, чтобы машину тщательно вычистили. Ну, а мы там обретаемся, наблюдаем вроде. Она берет эту сумку и швыряет ее в помойку. Настоящую, хорошую сумку. Вот мы с Дагом и спросили, не возражает ли она, если мы возьмем эту сумку себе. Она говорит, что, мол, это просто гадкая спортивная сумка и мы можем делать с ней все, что пожелаем. Мы и принесли сумку домой и забыли о ней до сегодняшнего утра.
      – А когда вы ее открыли и заглянули в нее, то увидели, что она набита деньгами, – подсказала я.
      – Bay! Откуда ты знаешь?
      – Догадалась.

* * *

      Когда я подъехала к дому, мама была на кухне. Она готовила toltott kaposta,или, проще говоря, голубцы. Не самое любимое мое блюдо. С другой стороны, самое любимое блюдо у меня – ананасовый торт с огромным количеством взбитых сливок, так что, полагаю, сравнение некорректно.
      Она прекратила возню и взглянула на меня.
      – Что с твоей рукой? Ты странно ее держишь.
      – Меня подстрелили, но...
      Мама упала в обморок. Бух на пол, все еще держа в руке большую деревянную ложку.
      О черт!
      Я намочила кухонное полотенце и положила ей на лоб. Вскоре она пришла в себя.
      – В чем дело? – спросила она.
      – Ты упала в обморок.
      – Я никогда не падаю в обмороки. Ты, верно, ошиблась. – Она села и вытерла лицо мокрым полотенцем. – Ах да, теперь я вспоминаю.
      Я помогла ей сесть на кухонный стул и поставила воду на плиту, чтобы сделать чай.
      – Серьезная рана? – спросила она.
      – Просто царапина. Парень этот уже в кутузке, так что все прекрасно.
      За исключением того, что меня подташнивает, сердце то и дело пропускает удары, и я не хочу возвращаться в свою квартиру. В остальном все прекрасно.
      Я поставила на стол банку с печеньем и налила маме чашку чаю. Села напротив и взяла кусок бисквита. Шоколадный. Очень питательный, потому что она положила туда грецких орехов, а ведь в них полно протеина, верно?
      Хлопнула входная дверь, и на кухню влетела бабуля.
      – Я добилась! Я сдала экзамен на вождение!
      Мама перекрестилась и снова приложила мокрое полотенце к голове.
      – Почему у тебя рука под рубашкой такая толстая? – спросила бабушка.
      – Она перевязана. Меня сегодня подстрелили.
      Глаза бабули широко раскрылись.
      – Клево! – Она подтащила стул к столу и присоединилась к нам. – Как это произошло? Кто в тебя стрелял?
      Ответить я не успела, зазвонил телефон. Это была Мардж Дембовски, которая доложила, что ее дочка Дебби, работающая сестрой в больнице, сообщила ей, что меня ранили. Затем позвонила Джулия Круселли, чтобы сказать, что ее сын Ричард, полицейский, рассказал ей про Гомера Рамоса.
      Я переместилась с кухни в гостиную и заснула на диване перед телевизором. Когда я проснулась, Морелли уже приехал, дом весь провонял капустой, а моя рука ныла.
      Морелли привез мне новую куртку, без дырки от пули в рукаве.
      – Пора домой, – заявил он, осторожно просовывая мою руку в рукав.
      – Я дома.
      – Я хочу сказать, ко мнедомой.
      Дом Морелли. Очень мило. Там Рекс и Боб. И самое главное, там Морелли.
      Мама поставила на журнальный столик перед нами большой пакет.
      – Тут голубцы, хлеб и печенье, – сообщила она.
      Морелли взял пакет.
      – Обожаю голубцы, – сказал он.
      Мама выглядела очень довольной.
      – Ты и в самом деле любишь голубцы? – спросила я, когда мы уже сидели в машине.
      – Я люблю все, что не приходится готовить самому.
      – Как прошло с Гомером?
      – Куда лучше, чем мы могли надеяться. Этот парень червяк. Он заложил всех. Александру Рамосу стоило убить его при рождении. Плюс ко всему мы прихватили Хабиба и Митчелла, обвинили их в похищении, и они сдали нам Артуро Столле.
      – Ты сегодня здорово потрудился.
      – У меня сегодня отличный день. Если не считать твоей раны.
      – Кто убил Макарони?
      – Гомер. Столле послал Макарони забрать «Порше». Думаю, в счет долга. Гомер застал его в машине и пристрелил. Потом запаниковал и сбежал из дома.
      – Забыв включить сигнализацию?
      Морелли усмехнулся:
      – Ну да. Гомер заимел привычку пробовать товар, который доставлял Столле, потом он втянулся. Вот под кайфом он и забывал включать сигнализацию. Рейнджер смог войти, Макарони смог войти, ты смогла войти. Мне кажется, Ганнибал недооценивал всей серьезности проблемы. Он-то думал, что Гомер сидит тихонько в его городском доме.
      – А Гомер был развалиной.
      – Ага, Гомер был настоящей развалиной. Пристрелив Макарони, он совсем слетел с катушек. И в таком одурманенном состоянии решил, что сам может спрятаться лучше, обойтись без помощи Ганнибала, вот он и вернулся в дом, чтобы забрать свою кубышку. Только ее не оказалось на месте.
      – А Ганнибал тем временем рассылал людей по штату, пытаясь найти Гомера.
      – Даже приятно представлять, как они носятся, стараясь отыскать маленького ублюдка, – сказал Морелли.
      – А как насчет денег? – спросила я как можно равнодушнее. – Кто-нибудь знает, что случилось со спортивной сумкой, набитой деньгами? – Кто-нибудь, кроме меня, разумеется.
      – Одна из самых больших загадок, – сказал Морелли. – Большинство склоняются к мысли, что Гомер припрятал деньги, пока был в улете, а потом забыл, куда он их дел.
      – Логично, – согласилась я. – Наверное, так и было. – Какого черта, почему не дать возможность Дагу и Лунатику насладиться деньгами? Если их конфискуют, то передадут федеральному правительству, и один господь знает, что онис ними сделают.
      Морелли остановился у своего дома на Слейтер-стрит и помог мне выйти из машины. Открыл дверь, из дома выскочил Боб и улыбнулся мне.
      – Он рад меня видеть, – сказала я Морелли. Не имело значения то, что я держала в здоровой руке вкусно пахнущий пакет. Ладно, это мелочи. Главное очевидно – Боб встретил меня замечательно.
      Джо поставил аквариум с Рексом в кухне на буфет. Я постучала по стеклу, подстилка на дне зашевелилась. Рекс высунул голову, подергал усиками и поморгал темными бусинками глаз.
      – Эй, Рекс, – сказала я. – Как дела?
      Усы замерли на долю секунды, затем Рекс снова скрылся под подстилкой. Постороннему человеку такая встреча не покажется слишком радостной, но когда дело касается хомяков – это нечто исключительное.
      Морелли открыл пару бутылок пива и поставил на кухонный стол две тарелки. Мы поделили голубцы на троих и принялись за еду. Расправляясь со вторым голубцом, я заметила, что Морелли не ест.
      – Не голоден? – спросила я.
      Морелли натянуто улыбнулся.
      – Я скучал по тебе.
      – Я тоже скучала.
      – Как твоя рука?
      – Нормально.
      Он взял мою руку и поцеловал кончики пальцев.
      – Надеюсь, этот разговор сойдет за предварительные ласки, потому что я едва справляюсь с собой.
      И прекрасно. В данный момент мне вовсе не хотелось, чтобы он справлялся с собой.
      Он отнял у меня вилку.
      – Ты очень хочешь эти голубцы?
      – Я вообще не люблю голубцы.
      Он стащил меня со стула и поцеловал.
      Зазвенел дверной звонок, и мы отскочили друг от друга.
      – Господи! – вскричал Морелли. – Кого это черти несут? И так каждый раз! То бабушки, то убийцы, то пейджеры. Я больше не вынесу. – Он рванул через дом и распахнул дверь.
      На пороге стояла его бабушка Бэлла. Маленькая, одетая по старинке в черное. Седые волосы стянуты в пучок на затылке, никакой краски на лице, тонкие губы плотно сжаты. Рядом стояла мама Джо.
      – Ну? – сказала Бэлла.
      Джо взглянул на нее.
      – Что «ну»?
      – Ты собираешься пригласить нас войти?
      – Нет.
      Бэлла оцепенела.
      – Если бы ты не был моим любимым внуком, я бы дала тебе в глаз.
      Вперед выступила мама Джо.
      – Мы ненадолго. Собрались посмотреть, как Марджори Солери будет купать своего малыша. Зашли, чтобы отдать тебе запеканку. Я знаю, что ты не готовишь.
      Я подошла к Джо и взяла запеканку из рук его матери.
      – Приятно снова вас видеть, миссис Морелли. И вас также, бабушка Бэлла. Запеканка пахнет восхитительно.
      – Что здесь происходит? – спросила Бэлла. – Вы что, снова живете вместе в грехе?
      – Пытаемся, – сказал Морелли. – Только нам все время не везет.
      Бэлла подскочила и стукнула Джо по голове.
      – Стыд и срам!
      – Пожалуй, отнесу запеканку на кухню, – заметила я, отступая. – А потом мне надо бежать. Я тоже не собиралась задерживаться. Забежала, чтобы поздороваться. – Мне только не хватало синяка под глазом.
      Джо схватил меня за здоровую руку.
      – Ты никуда не пойдешь.
      Бэлла, прищурившись, оглядела меня, и я поморщилась. Но Джо стоял на своем.
      – Стефани останется здесь на ночь, – заявил он. – Привыкайте.
      Бэлла и миссис Морелли с шумом втянули воздух и поджали губы.
      Миссис Морелли задрала подбородок и внимательно взглянула на Джо.
      – Ты собираешься жениться на этой женщине?
      – Да, да, я собираюсь на ней жениться, – сказал он. – Чем скорее, тем лучше.
      – Жениться! – воскликнула Бэлла, хлопая в ладоши. – Мой Джозеф женится! – Она расцеловала нас обоих.
      – Подождите, – вмешалась я. – Ты не делал мне предложения. Ты никогда не хотел жениться.
      – Передумал, – заявил Морелли. – Я хочу жениться. Черт, я хочу жениться сегодня.
      – Ты просто хочешь заняться любовью, – сказала я.
      – Ты что, шутишь? Да я забыл, как это делается. Не уверен, что смогу вспомнить.
      Запищал его пейджер.
      – Черт! – сказал он. Он сорвал пейджер с пояса и швырнул его через улицу.
      Бабушка Бэлла опустила глаза на мою руку.
      – А где кольцо?
      Мы все посмотрели на мою руку. Кольца не было.
      – Нам не нужно кольцо, чтобы жениться, – сказал Морелли.
      Бабушка Бэлла печально покачала головой:
      – Ничего-то он не понимает.
      – Попридержи лошадей. Я не позволю втянуть меня в замужество, – объявила я всем.
      Бабушка Бэлла замерла.
      – Ты не хочешь выйти замуж за моего Джозефа?
      Мать Джо перекрестилась и закатила глаза.
      – Слушайте, – вмешался Джо, – взгляните на часы. Вы опоздаете к купанию младенца.
      – Я знаю, что ты задумал, – сказала Бэлла. – Ты хочешь от нас избавиться.
      – Верно, – согласился Джо. – Нам со Стефани надо кое-что обсудить.
      Бэлла подняла глаза у небу.
      – У меня видение, – сказала она. – Я вижу внуков. Трех мальчиков и двух девочек...
      – Ты не пугайся, – шепнул мне на ухо Джо. – У меня в спальне целая коробка предохраняющих средств, лучших, какие только можно купить за деньги.
      Я закусила губу. Мне было бы куда уютнее, если бы она сказала, что ей привиделся хомячок.
      – Ладно, мы пошли, – сказала Бэлла. – Видения меня всегда утомляют. Вздремну в машине по дороге к Марджори.
      Они уехали, и Джо закрыл и запер дверь. Он отобрал у меня запеканку и поставил ее на стол так, чтобы Боб не смог до нее дотянуться. Осторожно снял с меня куртку и кинул ее на пол. Потом расстегнул мои джинсы, зацепился пальцем за пояс и притянул меня к себе.
      – Значит, насчет моего предложения, лапочка...