Читая учебник, он чувствовал себя несколько умнее его содержания, улавливая места, где автор, огибая острые углы, упрощает смысл того или иного произведения, улавливал и те места, где автор не сознательно упрощал анализ, но просто сам понимал его беднее, чем понимал его Сергей. И это некоторое превосходство над текстом учебника доставляло Сергею удовольствие, не переходящее, как он думал, в самодовольство.

Кроме того, он чувствовал удовольствие от этого ленивого летнего дня, от лесной прохлады, где он был защищен от жары, он чувствовал удовольствие от ощущения здоровья своего оголенного (в одних плавках) тела, которое умеренно покусывали комары и иногда щекотали забредшие на него муравьи.

Внезапно на том берегу пруда раздался рокот моторов, и два грузовика, до отказа наполненные людьми, выехали на лужайку перед прудом. Из грузовиков с шумом, смехом, женскими визгами посыпались вниз люди.

Несколько человек стали сразу же сооружать костер, поставив рядом с местом будущего очага кастрюли, ведра и корзины с провизией. Из одного ведра торчали шашлычные шампуры. Несколько человек, вооружившись топором, отправились в глубь леса добывать дрова.

Большая часть приехавших роилась вокруг гармониста. Ему вытащили из кузова домашний стул, и он уселся на него, придерживая руками гармонь, покамест одна из женщин не положила ему на колени платок. После этого он поставил гармонь на колени и неожиданно (для Сергея) заиграл вальс «На сопках Маньчжурии». Роившиеся вокруг него люди, разделившись на пары, стали довольно неумело кружиться в вальсе. Мужчин не хватало, и многие женщины танцевали друг с другом. Все они, как заметил Сергей со своего берега, были пожилого возраста. Те, что не танцевали, образовав круг, глазели на танцующих.

Несколько молодых девушек, которых Сергей взглядом нащупал в толпе, постепенно соединились друг с другом, словно стянутые его взглядом, некоторое время отрешенно следили за танцующими, а потом спустились к воде. Раздевшись, с визгом, брызгая друг на друга, они полезли в воду.

Сергей оживился. Одна из них показалась ему хорошенькой. Яркие губы и яркие глаза ее Сергей почувствовал издали. Она доплыла до середины пруда и громко звала к себе подруг, но те не решались к ней подплыть. Сергей вырвал стебель колокольчика с самыми свежими и яркими цветами, заложил им книгу и, выйдя из рощицы, подошел к пруду.

Набрав воздуху, он нырнул в мутно-зеленую воду и, пока хватало терпения, в полной темноте плыл и плыл под водой в сторону этой девушки и наконец, шумно фыркнув, вынырнул рядом с ней.

— Ой, откуда вы? — спросила она, озираясь, словно пытаясь определить место, с которого Сергей подплыл к ней.

— Оттуда, — кивнул Сергей на свой берег.

— А я туда смотрела, там никого не было, — ответила девушка.

Они оценивающе оглядели друг друга и остались друг другом довольны.

— Я нырнул, — сказал Сергей и, невольно вдохнув полной грудью, шумно выдохнул воздух.

— Надо ж, — протянула она, — а я под водой не умею плавать.

— Могу научить, — сказал Сергей.

— Научите, — ответила она, смело и доверчиво улыбнувшись Сергею.

— Тогда поплыли к тому берегу, — кивнул Сергей на противоположный пустынный берег.

Они поплыли к дальнему берегу пруда.

— Зойка! — кричали подружки спутницы Сергея, но та им сначала ничего не отвечала, а потом, обернувшись, изо всех сил крикнула:

— Я по-то-ом!

Сергей про себя улыбнулся этому странному возгласу: почему потом? И что потом? Берег, к которому они плыли, с одной стороны был покрыт зарослями камыша, а другая его сторона была пологая, с песчаной отмелью и лесом, близко подступавшим к воде.

На мелководье возле этого берега Сергей и в самом деле стал учить ее нырять, иногда насильственно погружая ее в воду, показывая, как надо двигать под водой руками и ногами, но из этого учения ничего не получалось. Как только Сергей ее отпускал, тело ее мгновенно всплывало над водой, и в лучшем случае лишь голова старательно была погружена в воду, а тело, ее юное, милое тело, всплывало над водой, и Сергею приходилось вталкивать его в воду и иногда продолжать поддерживать его под водой. Занятие это было не столько полезным для учебы, сколько приятным для Сергея, по меньшей мере. Во всяком случае, он учил ее нырянию, а она соглашалась учиться до тех пор, пока они оба порядочно не промерзли.

Они вылезли на берег и улеглись на траве. Тот берег пруда, где остановилась компания спутницы Сергея, сейчас едва был виден. Но из-за зарослей камыша и нескольких ветел, росших у самой воды, подымался дым разожженного костра, была слышна гармошка и отдельные возгласы. Судя по пиликанью гармошки, какая-то из женщин перешла на частушки, и, видно, частушки, во всяком случае некоторые из них, были достаточно солоны, потому что время от времени оттуда доносились всплески смеха.

Зоя оказалась в самом деле миловидной девушкой с зелеными прозрачными глазами, похожими на крыжовник, с большим ярким и свежим ртом, склонным по всякому поводу смеяться, обнажая ровные белые зубы.

Она сказала, что работает на фабрике (Сергей тут же забыл, на какой именно, и потом никак не мог припомнить), что живет в нескольких километрах отсюда, в поселке Дубки, а приехали они сюда вместе с работниками своего цеха на пикник.

Есть что-то разбойное в ее прозрачных глазах, подумалось Сергею, и он с удовольствием смотрел на ее лицо и на эти ее казавшиеся разбойными из-за своей прозрачности глаза.

— Студентик, — сказала она, узнав, что Сергей студент, и своим голосом извлекая из этого слова чувственный смысл.

«Пожалеть хочет», — подумал Сергей радостно и предложил своей спутнице поискать в лесу земляники. Они вошли и лес, время от времени припадая к земле там, где кустилась земляника, и Сергей угощал ее самыми спелыми ягодами, и она его несколько раз угостила лучшими из найденных ягод.

Каждый раз, когда она первой замечала кустики земляники, она так нежно становилась на колени, словно хотела погладить маленькое животное или схватить ребенка, только что сделавшего свои первые шаги. Сергея волновала и умиляла эта ее очаровательная манера припадать к земляничным кустам.

Чуть подальше от опушки леса стали попадаться кустики черники, усеянные черными капельками ягод, и они стали собирать чернику, из кустов которой каждый раз вылетало облачко комаров. Срывая ягоды черники, Сергей никак не мог привыкнуть к мысли, что вот эти кустики, не превышающие уровень травы, — та же черника, которая у него на родине растет деревцами, иногда выше человеческого роста.

И здесь, когда она обнаруживала кустики черники, она нежно припадала на колени, словно для того, чтобы обнять ребенка или погладить маленькое животное.

В конце концов, когда она еще раз коленопреклонилась, Сергей, присевший было рядом с ней на корточки, тоже стал на колени, придвинувшись к ней, обнял ее одной рукой и. чувствуя коленями ее колени и чувствуя грудью ее влажный прохладный лифчик и одновременно горячее тело, поцеловал ее в губы.

Сергей почувствовал, что она нетерпеливо и доверчиво прильнула к нему, отвечая на его поцелуй, и вдруг что-то в голове у него зазвенело. Он выпрямился вместе с ней, встал на ноги и, прислушиваясь к далекому теперь звуку гармошки и гомону на берегу пруда, схватил девушку за руку и стал быстро продвигаться вместе с нею вперед, в сторону, противоположную от этих звуков, и она, покорно поспевая, шла за ним.

Они продрались сквозь орешник, вышли на небольшую полянку, усеянную широкими листьями отцветшего ландыша, прошли ее, и Сергей вдруг одной ногой провалился в какое-то заросшее высокой травой болото, громко чмокнув грязью, с трудом вытащил ногу, по колено почерневшую от торфяной жижи.

Но то, что влекло его в гущу леса, было сильней этой маленькой неприятности, и он, вырвав несколько клоков травы, вычистил ногу и, снова взяв девушку за руку, обошел болотистую низину, вышел на маленькую поляну и остановился возле молодого клена, прислушиваясь к уже неслышимому пруду и чувствуя, что никого нет в целом мире, кроме него и этой девушки с прозрачными глазами и ярким ртом.

Он обнял ее и надолго прильнул к ее губам, чувствуя на себе широко раскрытые прозрачные, сладостно преступные глаза, и, вдруг заметив, что глаза ее закрываются, осторожно положил ее на траву.

Сергей уже знал женщину, целовался с девушками, но такой внезапной головокружительной близости у него никогда не было. И он не знал, как преодолеть чувство стыда и неловкости, которое ему сейчас все больше и больше мешало.

Вдруг девушка нащупала что-то на его груди и приподняла лепесточек мертвого мотылька.

— Коле'тая, — сказала она, придерживая мотылька двумя пальцами.

— Что? — спросил Сергей, не поняв, что она сказала.

— Колетая бабочка, — сказала она, поворачивая пальцы так, чтобы Сергею видно было, что она держит в руке. Сергей снова ее не понял.

— Неужели не видишь, — удивилась девушка, снова показывая на мотылька, — она же колетая.

«То есть околевшая, мертвая», — наконец мелькнуло у Сергея в голове, и он радостно засмеялся.

Они шли назад, и Сергей чувствовал себя неловко. К тому же его раздражала нога, провалившаяся в болото. Обсохшая грязь стягивала икру и напоминала об этом глупом событии.

Вдруг девушка, взглянув на Сергея своими прозрачными глазами, рассмеялась, и Сергей стал просить ее сказать, над чем она смеется.

— Я подумала, какой ты шел сюда и какой идешь обратно, — с обезоруживающей простотой сказала она.

Она снова рассмеялась. Сергей смутился, хотя и не показал вида, а только улыбнулся ей. В самом деле, вспомнил он, с какой вдохновенной бодростью он продирался сквозь кусты, когда шел сюда, и какой уныло-притихший он теперь возвращается.

«Как она естественна во всем», — подумал Сергей, восхищаясь ею и чувствуя, что сам он не может быть таким и, наверное, никогда не сможет.

Они вошли в воду и проплыли вместе до середины пруда. В воде Сергей почти перестал чувствовать смущение. Они договорились встретиться сегодня на платформе этого дачного поселка в восемь часов вечера. Было решено, что они сходят на танцплощадку в Дубки, где она жила.

Доплыв до середины пруда, Сергей кивнул ей, и они расплылись в разные стороны. Выходя из воды, Сергей вымыл ногу. Он вошел в рощицу, подошел к своему месту и оделся. Он поднял книгу, выкинув увядший стебель колокольчика, которым заложил страницу.

На той стороне пруда продолжала играть гармошка, и какая-то женщина напевала частушки. Одну из них Сергей расслышал:

Над жаром огня дозревали шашлыки, и оттуда уже доносился запах жареного мяса. Сергей ощутил голод и пошел к даче своего приятеля. Сейчас он уже никакого смущения не чувствовал, и, наоборот, то, что было у него с этой девушкой, играло и пело внутри него. Его сейчас восторгало не только то, что было в лесу, а и то, что он может восхищаться простой девушкой и простая девушка может его полюбить.

Сергей уговорил своего приятеля пойти вечером вместе с ним на свидание. Он сказал ему, что у пруда познакомился с очень милой девушкой, что сегодня они должны еще раз встретиться и пойти в поселок Дубки на танцплощадку.

Приятеля долго уговаривать не пришлось. Он облачился в белоснежный летний костюм, Сергей почистил и отгладил свои серые шерстяные брюки, надел еще достаточно свежую ковбойку, и они пошли.

Когда они пришли на платформу, она уже стояла там. Сергей ее впервые видел одетой, да еще, готовясь к свиданию, она постаралась одеться получше, и Сергея несколько покоробила ее попытка быть модной. На ней было полосатое платье мешком, как тогда было модно, но на ней оно сидело чересчур мешком. Кроме того, она пощипала себе брови.

— Не найдется ли у вас подружки? — спросил приятель, знакомясь с ней. Он всегда так говорил, если его знакомили с чьей-нибудь девушкой.

— Найдется, найдется, — серьезно уверила она его и обещала на танцплощадке познакомить его с хорошей девушкой.

Они перешли на другую сторону железной дороги, где ютились маленькие дачные участки, некоторые заросшие травой и одичавшими фруктовыми деревьями, а некоторые, наоборот, сиявшие чистотой и точностью прополотых грядок и опрятно выбеленных яблонь. Пройдя несколько улочек, поросших травой, на одной из которых паслась огромная костлявая корова на длинной веревке, а на другой — маленькая коза с огромным выменем, они вышли к открытому полю с желтеющей до горизонта пшеницей.

Они шли полевой тропинкой, и их несколько раз догоняли велосипедисты или ехали навстречу. Потом проехала маленькая девочка на велосипеде, а за ней бежала другая маленькая девочка. Не успели они пройти эту тропинку, как навстречу им показалась та же пара девочек с велосипедом, но теперь та, что бежала, давила на педали, а та, что раньше сидела верхом, бежала за велосипедом.

Пройдя пшеничное поле, они вошли в сосновый бор, в котором было сумрачно, прошли бор, выбрались на картофельное поле, зеленеющее ботвой, прошли березовую рощицу и вышли в поселок Дубки.

Танцплощадка, откуда громко раздавались звуки радиолы, была расположена, как понял Сергей, в центре поселка, напротив большого гастрономического магазина.

Сергей купил три билета, и они прошли на танцплощадку, устроенную под открытым небом и огороженную со всех сторон высоким деревянным забором с двумя входами друг против друга.

Постояв немного в стороне от танцующих, Сергей пригласил свою девушку, и они стали танцевать танго. Во время танца Зоя здоровалась со многими танцующими девушками и парнями. С некоторыми из девушек она успевала обменяться несколькими словами:

— Ты завтра в какую смену?

— Я в первую…

— Ну как вы тогда? — спрашивала она у другой.

— Было так весело, чуть животики не надорвали…

— Иди ты!

— Честное слово!

— Ты сейчас у хозяйки или в общежитку ушла? — спрашивала она у третьей.

— Я на пару с Нинкой комнату снимаю… А ты?

— А я с Людкой у старой хозяйки…

Сергей заметил, что, здороваясь и переговариваясь с девушками, она одновременно как бы представляет им Сергея, хотя формально и не знакомит их с ним. Девушки настолько хорошо знали друг друга и всех жителей поселка, что сразу же признавали в Сергее человека, откуда-то со стороны попавшего на танцплощадку. Судя по их взглядам и ужимкам, Сергей понял, что они одобряют вкус своей подружки, и Сергею от этого было весело и приятно.

Зато ребята, с которыми здоровалась Зоя, окидывали Сергея в лучшем случае равнодушными, а в худшем — враждебными взглядами. Сергей не обращал внимания на эти взгляды и не придавал им значения. Он заметил, что Зоя так поглощена явным и неявным показом его своим подругам, что танцует совершенно механически, не чувствуя и музыки, ни своего партнера.

После нескольких танцев она увидела в толпе танцующих свою подружку, маленькую черноглазую девушку Люду, и сказала, чтобы та подошла к ней после танца. Та и в самом деле подошла к ним. Зоя познакомила ее с Сергеем и Виктором (так звали его приятеля).

Теперь Виктор все время танцевал с Людой, и, судя по их веселому виду, когда они возвращались после очередного танца, они понравились друг другу.

Одним словом, все шло хорошо, покамест вдруг Сергей не заметил, что недалеко от того места, где они останавливались после очередного танца, собралось с полдюжины ребят и они оттуда время от времени поглядывают в их сторону довольно враждебно. Сергею это не понравилось, но он не придал этому большого значения.

Потом, когда они пропустили один из очередных танцев, маленькая подружка Зои отошла вместе с ней на несколько шагов и стала ей что-то взволнованно втолковывать. Зоя презрительно пожимала плечами и что-то ей отвечала, и Сергей почувствовал, что есть какая-то связь между этими ребятами, бросающими в их сторону недружелюбные взгляды, и тем, что сейчас выясняют между собой подружки. Сергею стало тревожно и неуютно.

— Что-нибудь случилось? — спросил Сергей, когда Зоя подошла к нему и они отправились танцевать.

— Да нет, — отвечала Зоя, тряхнув головой, — ничего такого… Пристает тут один ко мне…

Теперь, когда они, танцуя, приблизились к тому месту, где стояла компания ребят, те с откровенной враждебностью молча оглядывали их обоих.

Следующий танец девушки пошли танцевать друг с другом, и Виктор сказал, что дело плохо, что здесь, на танцплощадке, Зойкин парень, с которым она сейчас в ссоре, и надо ждать неприятностей. Сергей стал догадываться, что он вплетен в сюжет этой ссоры, что Зоя не просто показывала его своим девушкам, а делала это со значением, доказывала всей танцплощадке, как она хорошо устроилась и без этого парня, с которым она поссорилась.

Не успел Сергей додумать эту неуютную мысль, как один из парней, стоявший во враждебной компании, подошел к нему. На нем был новенький клетчатый пиджак.

— Не советую танцевать с Зойкой, — сказал он.

— Почему? — спросил Сергей как можно дружелюбней.

— У нее есть парень, — сказал подошедший и кивнул в сторону своей компании.

— Но я с ней пришел сюда, — сказал Сергей, стараясь быть дружелюбным и в то же время логически ясным.

— Я предупредил, — сказал парень холодно, — потом не обижайся.

Он отошел к своим ребятам. Танец кончился, и девушки подошли к тому месту, где стояли Сергей и Виктор. Зоя заметила, что один из этих ребят к нему подходил.

— Что он тебе сказал? — спросила она, глядя на него своими прозрачными глазами.

— Да так, ничего, — засмеялся Сергей, чувствуя первый укол раздражения на свою девушку: какого черта она его сюда привела!

— Подумаешь, хозяин нашелся, — сказала она и тряхнула головой.

Из компании отделился парень в белой рубашке и подошел к Зое.

— Пошли танцевать, — сказал он.

— Не пойду, — отвечала она сердито.

— Мне тебе надо что-то сказать, — процедил парень в белой рубашке.

— Мы уже обо всем поговорили, — ответила она, — а будешь приставать, начальнику цеха пожалуюсь…

Сергей понял, что именно этот парень имеет к ней какое-то отношение. Ему было неприятно, что она так резко с ним держится.

— Ну, смотри, Зойка, — процедил парень и презрительной походкой отошел к своей компании.

— Очень испугалась! — крикнула ему вслед Зоя.

— Почему ты с ним не пошла? — спросил Сергей, чувствуя все большее раздражение: зачем ей надо было при-ходить с ним сюда!

— Да не хочу я с ним дружить, — отвечала она, — а он ко мне пристает… Пойдем танцевать…

Сергей пошел с ней танцевать, чувствуя, что ему не до танцев, чувствуя раздражение на Зою за то, что она его сюда привела, и в то же время считая своим долгом не показывать ей своего волнения.

Когда они, танцуя, приблизились ко второму входу на танцплощадку, Сергей заметил, что там стоит парень из той компании. Он подумал, что этот парень здесь стоит недаром. Значит, они ждут их побега, но Сергей бежать не собирался. Тем не менее настроение у него сильно ухудшилось. Значит, дела и в самом деле плохи, подумал он, раз они ждут нашего побега.

Потом, когда они, танцуя, подошли к главному входу, он заметил, что возле него стоит тот парень в клетчатом пиджаке, который к нему подходил. И хотя Сергей с наружной стороны входа заметил милиционера, сердце у него екнуло, он понял, что крупной опасности не избежать.

Надеяться было не на что. Он знал, что Виктор не боец, и чувствовал себя здесь, в этом далеком поселке (он вспомнил длинную дорогу), с этими слободскими хулиганами беспомощно и одиноко.

Танцы скоро должны были кончиться, и тогда… Сергей и представить себе не мог, что будет тогда. И чем отчаянней он чувствовал себя, тем веселее он становился внешне, словно пьянея от того, что его ожидает. Танцуя, он улыбался своей подруге, и та отвечала ему улыбкой, и Сергей чувствовал раздражение, глядя на се ровные, красивые зубы.

Как ему казалось, он уяснил себе положение вещей. Он понял, что она дружила с этим парнем, потом они почему-то рассорились, и скорее всего этот парень не разрешал местным ребятам с ней танцевать. И вот она привела сюда Сергея, чтобы показать, что она сумела прорвать блокаду и обеспечить себя достаточно хорошим парнем, да еще студентом.

Из-за ее мелкого тщеславия он попал в очень неприятную историю и испытывал сильное раздражение на свою девушку. Но, как это ни странно, внешне он сделался еще веселее и общительней, сам не зная отчего, скорее всего от полноты отчаяния. Если б у него была какая-нибудь надежда, он, наверное, обдумывал бы, как лучше выйти из создавшегося положения, и сам был бы серьезней.

Но выхода не было. Вернее, выход был один — оставить эту девушку и уходить со своим товарищем домой, но Сергей не мог себе этого позволить, хотя сильно злился на свою девушку.

Она, безусловно, не понимая источника внешней веселости Сергея, думала, что он весел оттого, что уверен в своих силах, и, вероятно, от этого она испытывала гордость за него и радовалась, что познакомилась с ним и привела его сюда. Последние танцы она танцевала, доверчиво положив на грудь Сергея свою голову, и Сергей, опять же внешне принимая этот знак ее нежного расположения, чувствовал себя самым скверным образом.

Но вот закончился последний танец, несколько раз погас и зажегся свет, и молодежь, окликая друг друга, стала выходить, и Сергей вместе со своими спутниками втерлись в толпу, и, как показалось Сергею, им удалось незаметно выйти. Но когда они вышли, он заметил, что в десяти шагах от входа стоит вся эта компания, а рядом с ними стоит какой-то странный мальчик с велосипедом.

Маленький пожилой милиционер стоял у самого выхода, и Сергей, подойдя к нему вплотную и прикрываясь от компании людьми, выходящими с танцплощадки, стал объяснять ему, что происходит, но тот, выслушав Сергея и взглянув в сторону этих ребят, сделал вид, что Сергею и его девушке ничего особенного не грозит. Это тем более было обидно, что двое из компании, заметив, что Сергей замешкался возле милиционера, нарочно подошли и стали слушать, о чем они говорят.

Сергей почувствовал себя совсем одиноко. Милиционер был такой пожилой и такой маленький, словно всех более молодых и крепких милиционеров разобрали по другим местам, а он достался этому забытому богом поселку.

— Идите по домам, ребята, не надо ссориться, — сказал он напоследок, отворачиваясь от Сергея. Сергей понял, что он не хочет портить отношения с ребятами этого поселка. Сергею ничего не оставалось, как, взяв свою девушку под руку, твердой походкой идти в сторону ее дома.

Не успели они пройти и двадцать метров, как оказались в полутемной улице, и их окружили все эти ребята и этот мальчик с порочным лицом, придерживающий за руль свой велосипед.

Сергей крепко и решительно держал свою девушку под руку, хотя внутри себя не чувствовал этой решительности, а, наоборот, чувствовал растерянность и отчаяние.

Тот, что еще на танцплощадке подходил к Сергею, рослый парень в новеньком клетчатом пиджаке, сейчас снова подошел к нему и сказал, кивнув на парня в белой рубашке:

— Ему надо с ней поговорить…

У этого парня был такой вид, и он этот вид поддерживал голосом и выражением лица, будто он знает и понимает, как принято среди порядочных людей разрешать эти вопросы, но здесь он должен разрешать эти вопросы, как их принято разрешать здесь. Бремя этого двойного знания как бы придавало ему дополнительную сумрачность, словно он дополнительной суровостью оправдывался за эти свои знания перед своими слободскими друзьями.

— Пожалуйста, пусть говорит, — сказал Сергей, продолжая держать свою девушку.

— Нам не о чем говорить, — отрезала она упрямо и враждебно, и Сергей снова почувствовал прилив раздражения на нее за то, что она никак не хочет проявить какую-то гибкость.

Ребята несколько замешкались; по-видимому, твердый ответ девушки и то, что Сергей продолжал решительно держать ее под руку, заставили их несколько замяться.

Вдруг мальчик, державший велосипед и имевший порочное лицо, повернулся к Сергею и сипло спросил:

— Ты что, вор?

— Нет, — отвечал Сергей, сразу почувствовав, что говорит против себя.

— А кто ты? — спросил мальчик, который больше всего напоминал мальчика именно тем, что держал велосипед.

— Студент, — отвечал Сергей, стараясь сохранить в голосе твердость, как бы давая знать, что и студент имеет право на человеческое отношение, а не только вор.

— Слыхали? — торжествующе произнес мальчик с велосипедом. — Студент! А я что говорил?!

— Ну ладно, — вдруг сказала Зоя и, освобождаясь от руки Сергея, подошла к парню в белой рубашке, — говори, чего ты хочешь?

— Отойдем, — сказал парень, и круг, разомкнувшись, выпустил их, и они перешли небольшую канавку, поднялись на тротуар и подошли к забору, где теперь смутно белела рубашка этого парня.

Как только они отошли, круг сузился, в середине его стоял мальчик с велосипедом, а ближе к краю стоял Сергей, и парень в новеньком пиджаке сейчас плотно придвинулся к нему, сунув руку в боковой карман пиджака и явно показывая, что у него там нож или еще какое-то другое оружие, при помощи которого он должен сдерживать Сергея. В то же время его сумрачное лицо продолжало выражать двойное знание, то есть знание того, как в таких случаях ведут себя порядочные люди и как он вынужден себя вести в согласии с местными обычаями.

Те двое у забора, видимо, спорили, потому что голоса их делались громче и громче, и вдруг раздался звонкий звук пощечины и в ответ крик Зои:

— Негодяй!

Сергей рванулся было в их сторону, но парень в новеньком пиджаке сумрачно преградил ему дорогу и, не вынимая руки из кармана, что-то сжал в руке.

Сергей отчетливо слышал звуки пощечин, которые получала Зоя, и чувствовал ужасную подлость своего положения, и чувствовал холодящие его порывы стыда, останавливающее их чувство самосохранения и как оправдание, в которое он почти не верил, повторял про себя: «Но ведь у него нож… Но ведь у него нож…»

Он почти не верил этому оправданию и почти не верил, что этот парень ударит его ножом, даже если этот нож лежит у него в кармане, и тем подлее он себя чувствовал, слыша эти пощечины и не в силах сдвинуться с места от сковавшего его страха… Да, страха, именно страха!

И вдруг из темноты раздался чей-то крик:

— Ты чего девушку бьешь, сволочь!

В следующее мгновение тень какого-то человека перелетела через канаву и стала драться с парнем в белой рубашке.

— Это Петька, — выдавил один из парней, окружавших Сергея. Там у забора уже несколько минут шла драка, и ни один из этих не сдвинулся с места, чтобы помочь своему дружку, и это еще сильнее раздавило Сергея: значит, можно было защищать ее, значит, никто не вмешивается…

И вдруг драка внезапно остановилась, и этот неизвестный парень снова перепрыгнул канаву и очутился на улице в двух шагах от всех остальных. Он держал ладонью щеку, а потом оторвал ладонь от щеки, и Сергей увидел, что ладонь у него черная от крови.

— Бритвой писанул, — сказал он, не обращаясь ни к кому, и, снова схватившись за щеку, растворился в темноте.

— Хватит, пошли! — сипло сказал мальчик с велосипедом, и круг внезапно распался, и все, в том числе и парень в белой рубашке, растворились в темноте.

Сергей со своим приятелем и девушкой и подошедшей к ним Зоей остались одни и двинулись в сторону дома девушек. Зоя по дороге без умолку говорила, что она это дело так не оставит, что ему на фабрике попадет за это хулиганство, и еще что-то в этом роде, а Сергей чувствовал себя униженным и раздавленным и проклинал себя за это дурацкое знакомство, за свой подлый страх, за все на свете. Он чувствовал, что Зоя нисколько не обижена на него за то, что он не вступил в драку, но это его никак не утешало.

С особенной неприязнью, как он сам это заметил и сам удивился себе, с особенной неприязнью он вспоминал того неизвестного рабочего паренька, который случайно проходил по улице и, увидев, что бьют девушку, ни о чем не думая, бросился ее защищать.

«Вот и получил бритвой по щеке», — подумал Сергей, пытаясь оправдать себя за свой страх, но он не мог себя оправдать и чувствовал себя раздавленным.

Они уже подошли к дому, где жили девушки, и те стали объяснять им, как выйти из поселка, не запутавшись в его улочках, как вдруг в темноте вырос парень в белой рубашке и тот рослый в новеньком пиджаке. Разгоряченный дракой и успехом и, видимо, не насытившись ими, он догнал их и решил добрать недобранное.

Зоя стала говорить ему, что она никогда не простит ему того, что случилось, что он уже завтра обо всем этом пожалеет, но тот не стал ее слушать, а вплотную подошел к Сергею и сквозь темноту стал вглядываться в него. Они с полминуты смотрели друг другу в глаза, и Сергей знал, что, если тот подымет руку, он будет с ним драться, и парень этот, хоть и был разгорячен предыдущей встречей, все-таки почувствовал готовность Сергея к отпору, вдруг повернулся и с размаху ударил товарища Сергея:

— А ты чего смотришь?!

И Сергей опять почувствовал, что он должен был вступиться за своего приятеля, и не вступился. Но унижение от того, что он раньше ничего не сделал, было глубже этого унижения, и уже как бы было все равно, словно дальше унизить его было невозможно.

Тот, что был в новеньком пиджаке, оттолкнул от Виктора своего приятеля в белой рубашке, словно наконец частично пуская в ход и те свои знания, которые без дела пропадали здесь, в этом глухом поселке. И они оба растворились в темноте.

Сергей и Виктор распрощались с девушками, те, как понял Сергей, ожидали, что они назначат им свидание, но они ничего не сказали и ушли. Виктор по дороге говорил Сергею, что опасность еще не миновала и неизвестно, что их ждет у выхода из поселка или дальше по дороге. Сергей почти не слушал Виктора, да и по дороге к ним никто не приставал, и они благополучно добрались до дачи его приятеля.

Они выпили по стакану молока с булкой, оставленные матерью Виктора в его комнате. Сергей был в раздавленном состоянии и удивлялся, что может есть булку и пить молоко и даже чувствует аппетит.

Потом они легли. По дыханию Виктора Сергей догадался, что тот быстро уснул, а Сергей почти всю ночь не спал, ему все мерещились эпизоды этого дня и вечера, и он никак не мог отогнать от себя чувство чудовищного унижения, которое он пережил.