На следующий день погода не изменилась, и, сопровождая группу штурмовиков в район станицы Абинская (к слову сказать, в этой группе снова находилась Анна Егорова), мы прикрывали их уже не шестью истребителями, а лишь четверкой "лаггов". Пара лейтенанта Ю. Т. Антипова с ведомым сержантом Д. Г. Члочидзе маневрировала между флангами "илов", находясь выше их, в задней полусфере штурмовиков, а мы с сержантом Н. М. Петровым летели под нижней кромкой облачности, прикрывая всю группу. Ни одна пара истребителей не теряла высоты и скорости, не была лишена свободы маневра, и это позволило нам решительно и без потерь отбить две попытки Ме-109 напасть на штурмовики.
      Сначала пара Ме-109 бросилась непосредственно на "илы", но лейтенант Антипов и сержант Члочидзе атаковали "мессеры", и те попытались выйти из боя, но при развороте влево напоролись на нас с сержантом Петровым и еле успели скрыться в облаках. Во второй раз Ме-109 попытались атаковать нас с Петровым, когда штурмовики уже ложились на обратный курс. Врага заметил Петров. У сержанта не было радиопередатчика, он дал знать об опасности, резко развернув самолет в мою сторону. Я сообразил в чем дело, повторил маневр ведомого, оказался на "лобовых" с ведущим пары "мессеров", и фашисты снова скрылись за облаками.
      Наш боевой порядок себя оправдал, мы прикрыли товарищей надежно!
      К сожалению, внедрять в жизнь новую тактику было непросто. Особенно при вылетах на патрулирование и прикрытие наземных войск. Еще в конце 1942 года здравый смысл и суровая действительность заставили, наконец отказаться от распыления сил авиации, от использования ее исключительно в качестве средства усиления наземных войск. Хотя созданные воздушные армии, дивизии и полки уже могли вести самостоятельные действия, авиацию нередко продолжали рассматривать как род войск, которому не нужны ни особая стратегия, ни особая тактика.
      Не понимая специфики воздушного боя, иные военачальники требовали, чтобы истребители прикрытия наземных войск постоянно находились над линией фронта, над полем боя, полагая, что таким образом истребительная авиация наилучшим образом обезопасит наземные войска от бомбовых и штурмовых ударов авиации противника. На самом же деле, летая взад и вперед над ограниченным участком фронта, истребители лишались возможности перехватывать бомбардировщики и штурмовики противника еще на подходе к району боевых действий. К тому же, постоянное пребывание над одним и тем же участком фронта да еще на заданной высоте делало истребители прикрытия наземных войск сравнительно легкой добычей вражеских истребителей, которые применяли свободный маневр, нападали всегда с большей высоты и всегда со стороны солнца.
      Вечером 9 марта на собрании летного состава полка, которое проводил вместо заболевшего майора Орлова его заместитель по политической части майор Аритов, мы проанализировали свои действия за неделю пребывания на фронте, учли промахи, подвергли резкой критике порочную, отжившую тактику "зависания над линией фронта", решили смело внедрять передовой опыт и совершенствовать собственное мастерство, словом, воевать не по шаблону, а умело, расчетливо, с использованием всех возможностей новой техники. Серьезно, взволнованно говорили о том, как важен правильный подбор пар истребителей. Пышное выражение "ведомый - щит ведущего" неверно. В действительности, летчики-истребители, действующие в паре, служат и мечом и щитом друг друга. Тут все зависит от конкретных обстоятельств боя. Хорошая боевая пара должна быть подобием человеческих рук, занятых одной работой.
      Разумеется, одно дело - проанализировать и учесть допущенные ошибки, отмести устаревшие представления на словах, и другое - полностью изжить ошибки, отстаивать новые представления и следовать им на практике.
      Кстати, после описанного собрания я, наконец, поговорил с майором Аритовым о своих расхождениях во взглядах с Орловым.
      Аритов положил руку мне на плечо:
      - Не думаю, что вы расходитесь во взглядах, Николай Федорович. Просто Орлов тяжело болен, ему, по всей видимости, запретят полеты, он избегает лишних осложнений, только и всего. Ничего. Сам я разделяю ваши взгляды. На мою поддержку можете рассчитывать всегда. Будем бить врага с умом, без пощады!
      Эти слова Аритова послужили как бы прологом к развернувшимся событиям.
      10 марта 1943 года полк открыл боевой счет. В 8.30 2-я эскадрилья группой из восьми "лаггов" под командованием капитана Черкашина вылетела на прикрытие двенадцати "илов" 503-го ШАП, штурмовавших восточную окраину станицы Абинская. При подходе наших самолетов к цели две пары вражеских истребителей Ме-109, прорвавшиеся сквозь группу истребителей верхнего яруса, пытались атаковать штурмовики. Капитан Черкашин, руководивший группой истребителей непосредственного прикрытия, находясь выше врага, развил большую скорость, решительно атаковал и сбил в режиме набора высоты ведомого второй вражеской пары. "Мессеры" немедленно покинули поле боя.
      Из наземных войск тут же сообщили об успехе наших летчиков в штаб 5-й воздушной армии, оттуда сразу позвонили в полк. Благополучно приземлившуюся группу сбежались поздравлять все, кто был свободен от службы. Черкашина качали. Летчики радовались за командира 2-й эскадрильи, немного завидовали ему.
      На следующий день, 11 марта, сбил первый вражеский самолет и я.
      В 5.00 я получил приказ произвести разведку войск противника, установить интенсивность передвижения на шоссейной и железной дорогах между станицами Крымская и Абинская. Прикрывала меня четверка "лаггов" под командованием капитана Смирнова.
      Движение на вражеских дорогах оказалось вялым, но примерно в пяти километрах от Абинской, в лесистой балке я обнаружил большое количество замаскированных танков и автомашин, а на подходе к Абинской идущий встречным курсом, метров на 100 выше, фашистский корректировщик ФВ-189. Вражеский летчик сразу разобрался в обстановке, резко спикировал, нырнул под мой "лагг", надеясь уйти безнаказанным. Но теперь я был учен. Предупредив капитана Смирнова, что иду в атаку, и попросив прикрыть меня, развернулся, сам круто спикировал до высоты 600 метров и атаковал "раму" снизу. Первый залп пушки и пулеметов с дистанции не более ста метров пришелся по правому мотору "рамы"; увидев языки пламени и дым, поваливший из мотора, я довернул огненную трассу на кабины летчика и стрелка.
      ФВ-189 перешел в крутое пикирование с правым креном, упал и взорвался.
      - Это вам за Витю Юдина, гады! - крикнул я.- За Витю!
      Капитану Смирнову показалось, что я кричу "Зовите!" и он крикнул в свою очередь:
      - Теперь им поздно кого-то звать! В тот день полк вылетал на боевые задания еще шесть раз: трижды - на прикрытие штурмовиков и трижды - на прикрытие наземных войск. Я два раза вылетал ведущим группы, прикрывающей войска. В обоих вылетах нас атаковали со стороны солнца пары Ме-109. Однако потери понес именно враг: благодаря эшелонированному расположению "лаггов" и нашей большой скорости группе удалось сбить на преследовании два Ме-109.
      Встречали нас так же радостно, как капитана Черкашина. Я был счастлив.
      СТАНОВЛЕНИЕ
      С каждым днем теплеет. Ветер растащил облака, сияет солнце, кубанский чернозем подсох, степь зазеленела. Техника уже не вязнет в грязи, один за другим вступают в строй новые полевые аэродромы.
      Первые испытания позади, наш ИАП переживает период боевого становления, воюет день ото дня уверенней и успешней. К нам зачастили фронтовые корреспонденты.
      Номер армейской газеты "Советский пилот" от 14 марта 1943 года. В заметке, описывающей действия группы штурмовиков и истребителей, вылетавших в район косы Чушка, говорите, что летчики полка уничтожили четыре автомашины, пять повозок, бензозаправщик и склад боеприпасов врага, сбили в воздухе два и повредили находившиеся на аэродромах десять самолетов Ю-52.
      Номер "Советского пилота" от 16 марта. Очередное сообщение о наших летчиках: 15 марта в середине дня группа штурмовиков, 5 самолетов, ведущий капитан Еременко, под прикрытием двух ЛаГГ-3, ведущий капитан Исаенко, нанесли успешный удар по переправе Ахтанизовская, на обратном пути встретили 4 Ю-52, шедших одиночно в западном направлении. Двух из них атаковали с ходу и сбили по одному Исаенко и Еременко.
      Другие номера "Советского пилота", другие газеты - другие фамилии, и всевозрастающее количество сбитых в воздухе и уничтоженных на земле вражеских самолетов, взорванных складов, разбитых танков и автомашин.
      В середине марта сбили первые "мессеры" майор И. И. Аритов, лейтенанты В. И. Зимин и Ю. Т. Антипов, сержанты В. Ш. Авалиани, И. Я. Горбачев, И. М. Рябыкин.
      Хорошо помню, как уничтожил "мессер" Рябыкин, заставивший меня, если помнит читатель, поволноваться при посадке на промежуточном аэродроме.
      20 марта мы вылетели на прикрытие наземных войск группой из восьми самолетов. Рябыкин шел моим ведомым. Обнаружили четыре Ме-109, атаковали их первыми. Я сбил ведущего верхней пары противника, кто-то подбил ведущего нижней пары. Подбитый гитлеровец тянул на небольшой скорости почему-то не в западном, а в северном направлении, к территории, занятой нашими войсками. Видимо, помышлял только о том, чтобы скрыться от "лаггов".
      Рябыкин успел показать себя неплохим летчиком, неплохим ведомым, но его предстояло еще научить сбивать вражеские самолеты, а тут как раз подвернулся удобный случай.
      Четко выполняя радиоуказания, Рябыкин "змейкой" влево зашел "мессеру" строго в хвост, приблизился на дистанцию в 50 метров, открыл огонь, и "мессер" взорвался, распался в воздухе на дымящие, роняющие пламя куски.
      С этого дня Иван Михайлович Рябыкин поверил в себя. Стал действовать активно, дерзко и в конце марта сбил второй "мессер".
      Короткой оказалась жизнь Рябыкина. Всего два месяца провел он на фронте, встретив смерть в боях над Малой землей в конце апреля 1943 года. Но его короткая жизнь была прекрасна. Она была отдана любви к товарищам и ненависти к врагу. Несколько вражеских самолетов уничтожил Ваня Рябыкин. Ветераны полка и дивизии никогда не забывали и не забудут о нем!
      Действия нашей истребительной авиации к середине марта стали эффективнее и рациональнее как за счет совершенствования тактики и боевого мастерства летного состава частей, так и за счет появления на фронте значительного количества радиостанций наведения истребителей на самолеты врага.
      В начале марта на Северо-Кавказском фронте существовали всего три таких радиостанции. Они имели позывные "Белка-1", "Белка-2" и "Белка-3", работали на них девушки, которых ласково называли "белочками". "К сожалению, "белочки" могли лишь сообщать о появлении воздушного противника. На новых же радиостанциях наведения, к тому же многочисленных, работали опытные авиационные командиры. Они давали летчикам дельные советы, подсказывали во время воздушных схваток наиболее выгодные маневры, а вскоре начали руководить воздушными боями.
      Не стоит, однако, думать, что воевать нашему полку в марте было легко, что авиация и зенитная артиллерия врага не оказывали бешеного сопротивления, что обходилось без потерь. Потери мы, конечно, имели. И во время воздушных боев, и при ожесточенных бомбардировках наших аэродромов, и от зенитного огня противника. "Зацепило" и меня: 22 марта был подбит зенитками в районе станицы Троицкой. На "лагге" взорвался правый крыльевой бензобак, в крыле образовалось большое, почти квадратное отверстие, меня ранило осколком в левую ногу. С трудом вырвал машину из штопора, повел в сторону от линии фронта. Световая и механическая сигнализация подсказывали, что повреждена гидросистема выпуска шасси, произвольно вышла правая "нога", воздушный поток беспощадно сдирал с поврежденного крыла остатки фанерной обшивки. Следовало немедленно прыгать с парашютом, но восточный ветер силой до двадцати метров в секунду мог унести к противнику, и безмерно жаль было новый, недавно установленный на "лагге" мотор, поэтому я решил сажать машину на одну "ногу" на первое попавшееся поле. При планировании, находясь примерно в двадцати метрах над землей, заметил, что поле покрыто бугорками, решил, что это неубранный картофель, и лишь после того, как самолет остановился и плавно лег на левое крыло, обнаружил, что консоль выворотила из земли круглую, плоскую противотанковую мину...
      Прибыли саперы, разминировали проход, поврежденный "лагг" вытащили на ближайший проселок, чтобы отправить в мастерские. Словом, все обошлось. Даже ранение мое оказалось довольно легким. Однако от боевых полетов меня отстранили, и отстранили почти на три недели, которые показались невероятно долгими.
      Особенно тяжело переживал я запрет на боевые вылеты после того, как побывал на авиазаводе, где в последних числах марта получал для полка десять новых истребителей. Увидел в цехах только стариков, женщин и детей.
      О том, что программу цех сборки перевыполняет, мне рассказал шестидесятилетний, совершенно седой, морщинистый мастер. Рядом работала худенькая девчушка с белесыми косичками. Я спросил, сколько ей лет и как ее зовут.
      - Пожалуйста, подождите до перерыва! - сказала девчушка.- Мне нельзя отвлекаться, подведу бригаду.
      После звонка на обед она нашла меня. Звали ее Дусей, шел ей пятнадцатый год. Родом она и другие ребята были из Таганрога.
      - Вот работаем, будем тут восьмой класс заканчивать,- сказала девочка.
      - А где твои родители, Дуся?
      - На фронте. Папа - артиллерист, а мама - хирург в медсанбате.
      Обедала Дусина бригада рядом с цехом, на воздухе, за дощатым столом. При нашем приближении все мальчишки и девчонки встали, словно класс при появлении педагога.
      - Сидите, сидите, ребята! Устали, наверное?
      - Нет, вы первый садитесь. Вы хромаете, ранены...
      В торце стола для меня поставили "кресло" - ящик с приколоченным к нему сиденьем "лагга". Подростки, крутя в руках "тарелки" - консервные и стеклянные банки,- поглядывали с любопытством, ожидали захватывающих рассказов, а я смотрел на бледные, изможденные лица и не мог выговорить ни слова.
      Ребята поняли мое состояние.
      - Не переживайте! - сказал низкорослый паренек, которого друзья называли Валеркой.- Мы же не в оккупации, товарищ капитан! Расскажите, что на фронте? Где вы воюете? Как вас ранило?
      Не помню уже, как удовлетворил любопытство ребят. Но помню, что говорил, какое большое дело они делают, как нужны фронту их самолеты.
      - Товарищ капитан, а когда наши Таганрог возьмут?
      - Думаю, скоро. До Таганрога всего шестьдесят километров.
      Один из мальчиков со взрослой осторожностью спросил:
      - А если придется отступать?
      Я с горячностью поручился: отступления больше не будет! Никогда!
      Подошла пожилая грузинка с бидоном. Каждый член бригады получал пол-литра молока. Подростки доставали из-за пазух, из карманов ломти хлеба. Молоко пили большими глотками, хлеб откусывали маленькими кусочками.
      Дуся вынула из хозяйственной сумки пустую четвертинку, отлила в нее половину полученного "спецпайка", аккуратно закупорила и спрятала бутылочку. Я подумал, что девочка приберегает молоко на ужин, но Валерий объяснил, что в больнице лежит Дусина старшая сестра, молоко для нее.
      - Евдокия у нас семейная,- усмехнулся мальчик.
      - А ты что же, холостяк-одиночка? - пошутил я. Валерий опустил голову:
      - Ага. У меня всех в эшелоне разбомбило. В Александровке. Под Ростовом...
      Я горько пожалел о неуместной шутке. Боялся спросить ребят еще о чем-нибудь. Любовь И жалость к ним вновь всколыхнули, воспламенили в душе злобу к убийцам-захватчикам. Уничтожать, без пощады уничтожать каждого гитлеровца! Вернуться в полк, летать, бить фашистскую сволочь!
      На следующие сутки мы перегнали "лагги" в полк. Самолеты были построены на средства, собранные бакинскими комсомольцами, во всю длину их фюзеляжей крупными белыми буквами было написано: "БАКИНСКИЙ КОМСОМОЛЕЦ", а когда я поведал, чьими руками сделаны истребители, и у летчиков, и у техников возникло к ним исключительно бережное, трогательное отношение.
      - На таких машинах плохо воевать совесть не позволит! - сказал командир 1-й эскадрильи капитан Смирнов.
      ...В последних числах марта заболевшего майора Орлова сменил в должности командира 267-го ИАП майор П. В. Герасимов, начинавший войну рядовым летчиком на самолете И-16, проявивший в боях с фашистскими захватчиками мужество и отвагу. П. В. Герасимов на ЛаГГ-3 не летал и сам рассматривал назначение на должность командира истребительного авиационного полка как временное.
      На утреннем построении полка 30 марта Петр Васильевич зачитал приказ о возвращении 267-го ИАП в состав 236,-й истребительной авиадивизии.
      В состав 236-й ИАД к 30 марта 1943 года входили, кроме нас, 117-й гвардейский истребительный авиационный полк, вооруженный самолетами И-16, и 611-й истребительный авиационный полк, имеющий на вооружении самолеты И-153.
      О подвигах летчиков этих полков мы немало читали в армейских и даже в центральных газетах, а летчиков 611-го ИАП уже знали лично, так как встречались с ними и на краснодарском аэродроме, и на аэродромах Черноморского побережья.
      Для летчиков 611-го полка, прибывших на фронт, как уже говорилось, 1 января 1943 года, март был месяцем возмужания, месяцем легендарных побед. Устаревшим "чайкам" полка тяжело было тягаться с вражескими истребителями в скорости и маневренности. Перкалевая обшивка "чаек" вспыхивала, как порох, от первой же искры, они были уязвимы даже для стрелкового оружия противника. И тем не менее стали грозой для наземных гитлеровских войск, не уступали в воздухе ни "фоккерам", ни "мессерам", беспощадно и успешно уничтожали бомбардировщики врага. Вот несколько примеров. Еще 11 февраля 1943 года старшина П. И. Коваленко с ведомым старшим сержантом В. С. Борщевским прикрывали на "чайках" позиции высадившейся на легендарную Малую землю 225-й бригады морской пехоты 18-й армии. По морским пехотинцам намеревались нанести удар девять пикирующих бомбардировщиков врага. Коваленко и Борщевский с ходу атаковали ведущее звено "юнкерсов", пулеметным огнем и реактивными снарядами сбили три Ю-87, посеяли среди гитлеровцев панику: уцелевшие бомбардировщики по сбрасывали бомбы в Цемесскую бухту, рассыпались и поодиночке бросились наутек.
      Дождливым утром 5 марта шесть "чаек" 611-го ИАП под прикрытием шести "лаггов" нанесли штурмовой удар по аэродромам противника в Крымской и Благодатном. На первом были уничтожены пять, а на втором - четыре Ю-52. Ведущий группы заместитель командира 3-й эскадрильи лейтенант В. Т. Минаев, обнаружив идущий, на посадку еще один Ю-52, атаковал его с хвоста, уничтожил стрелка, повредил, а затем снарядом РС-82 добил фашистский самолет, который рухнул на северной окраине хутора Запорожский.
      Пилот сержант Анатолий Александрович Повицкий заметил еще два Ю-52. Повицкий выполнил первое в жизни боевое задание, суетился, открывал огонь с больших дистанций, израсходовал патроны, а цель не поразил. Затем собрался снарядом РС зажег левый мотор и повредил крыло ведущего вражеской пары транспортников, вбил его в землю около хутора Плавленского.
      Ведомого той же пары атаковал командир звена старшина В. П. Помеляйко. Снарядом РС он зажег Ю-52, и тот взорвался на окраине Крымской.
      Четвертый Ю-52 сбил над Мелеховским лейтенант А. Д. Чистов.
      Таким образом, всего за один вылет летчики полка, не понеся потерь, уничтожили тринадцать самолетов противника. К тому же, группа прикрытия "чаек" сбила корректировщик врага ФВ-189, увеличив число уничтоженных вражеских самолетов до четырнадцати.
      В ходе боя гитлеровские зенитчики повредили правую плоскость "чайки" Повицкого, но он из боя не вышел, до конца выполнил задание.
      12 марта две группы "чаек" 611-го сожгли на аэродроме Чекон девять и повредили восемь самолетов врага. 13 марта десять "чаек" нанесли штурмовой удар по аэродрому Анапа, повредили четыре Ю-52, один Ме-109 и сбили пытавшийся подняться в воздух еще один Ю-52. 16 марта, нанеся повторный удар, "чайки" сожгли на аэродроме Анапа четыре Ме-109, повредили три Ме-109 и двенадцать Ю-52.
      Все это я рассказал, чтобы дать понять читателю: 267-й ИАП попал в дружную боевую семью, в семью отважных летчиков 236-й ИАД. Но дело было не только в отваге и сплоченности этой семьи, а также и в том, что теперь о нуждах полка постоянно заботились различные Службы дивизии, мы перестали испытывать нехватку то одного, то другого. Главное же - отпала необходимость отстаивать принципы наступательной тактики и некоторые приемы боя, противоречащие устаревшим канонам: в 236-й ИАД новую наступательную тактику и смелые, дерзкие приемы боя взяли на вооружение давно. Это не значит, конечно, что в ходе воздушных боев, в зависимости от характера поставленных задач и применяемой противником тактики мы не искали новые и не совершенствовали уже привычные приемы. Нет, мы их искали, совершенствовали, но происходило это в атмосфере понимания и поддержки со стороны командования дивизии.
      30 марта памятно не только зачтением приказа о переводе полка в 236-ю ИАД, но и длительными разговорами с прилетевшими к нам главным инженером дивизии майором Романом Харитоновичем Толстым и уже упоминавшимся мною инспектором по технике пилотирования дивизии Героем Советского Союза майором Щировым.
      Майор Толстой, сын кубанского казака, человек больших знаний и неистощимого юмора, проверив состояние и обслуживание самолетного парка, не поскупился на добрые советы, в беседах с летным составом отметил положительные качества "лаггов". А майор Щиров, расспросив о делах, посетовал:
      - Никак не подберу напарника. Наши ВВС получили пятьдесят "спитфайров", подаренных товарищу Сталину английской королевой. Удалось вырвать два самолета для дивизии. Машины хорошие, а напарника нет.
      И, поглядев в глаза, предложил:
      - Давайте ко мне ведомым, а?
      В недавнем прошлом Щиров был напарником замечательного советского летчика, Героя Советского Союза Д. Л. Калараша. Предложение стать ведомым у Щирова являлось большой честью. К тому же я слышал, что "Спитфайр-6" вооружен шестью крупнокалиберными пулеметами "кольт-браунинг". Очень хотелось испробовать английский истребитель в бою! Но я отклонил предложение Щирова, не считая возможным покинуть полк ради личных интересов.
      - Выходит, нужен приказ? Я правильно вас понял, товарищ капитан? спросил Щиров.
      - Приказы не оспаривают, им подчиняются,- пошутил я, не придав словам Щирова должного значения, но плохо знал тогда настойчивость своего собеседника...
      Еще одно памятное событие той поры - первая личная встреча с командиром 236-й ИАД полковником В. Я. Кудряшовым.
      Биография Василия Яковлевича Кудряшова похожа на биографии всех других коммунистов тридцатых годов, мобилизованных партией для службы в создававшейся авиации молодого Советского государства. Направленный в 1931 году на учебу в Качинскую авиашколу, Кудряшов в 1932 году окончил ее. В течение четырех лет он обучал молодежь, был инструктором авиационной школы в городе Энгельсе, где вырос до командира звена. С 1936 по 1938 год Василий Яковлевич работал в Роганьском авиационном училище, а с 1938 по 1941 год учился на командном факультете Военно-воздушной академии, которую окончил перед самой войной.
      На фронте он находился с 1941 года. В июне 1942-го назначен командиром 236-й истребительной авиационной дивизии, которой командовал до окончания войны. Человек он был физически сильный, рослый, умел ладить с людьми.
      Кудряшов прибыл в полк, чтобы познакомиться с личным составом, вручить награды отличившимся при выполнении боевых заданий. Майору Аритову он вручил орден Отечественной войны 2-й степени, капитану Черкашину, старшим лейтенантам Антипову и Чумичеву - ордена Красного Знамени. Меня за 50 боевых вылетов и 4 сбитых вражеских самолета также наградили орденом Красного Знамени. Из рук Кудряшова получил я и орден Красной Звезды, которого был удостоен ранее за работу в авиационном училище.
      Поздравив награжденных, командир дивизии призвал нас совершенствовать боевое мастерство, беспощадно уничтожать врага. От имени награжденных выступил Аритов, он заверил командира дивизии, что личный состав полка выполнит воинский долг с честью. За ужином Кудряшов вспомнил Рогань, где мы оба, хотя и в разное время, работали, общих знакомых. Вспомнил тепло и показался мне давно и хорошо знакомым человеком.
      ...Апрель обрушил на кубанскую землю ливни, непогодило всю первую декаду, вражеская авиация появлялась редко, да и мы большую часть времени вынужденно проводили на земле. Но к утру 11 апреля прояснилось, и сразу же начались ожесточенные воздушные бои. Накал этих боев возрос с 14 апреля, когда войска 56-й армии предприняли очередное наступление на Крымскую, и достиг наивысшего напряжения к двадцатым числам апреля, в период фашистского наступления на героических защитников Малой земли.
      В полку, естественно, не знали, что гитлеровское командование к этому времени решило любой ценой удержать таманский плацдарм, серьезно усилить оборонявшую таманский плацдарм 17-ю полевую армию, сосредоточить на аэродромах Крыма и Таманского полуострова основные силы 4-го воздушного флота численностью свыше 1000 самолетов, привлечь для действий на Кубани около 200 бомбардировщиков, базирующихся в Донбассе и Таганроге, бросить против нас эскадры истребителей "Удет", "Мельдерс" и "Зеленое сердце", укомплектованные лучшими кадровыми летчиками люфтваффе. Ничего этого мы не знали. Мы просто почувствовали резкое изменение воздушной обстановки, поняли, что противник намерен вернуть себе господство в воздухе, старались делать все возможное, чтобы нанести гитлеровцам максимальный урон.
      Нам пришлось нелегко. На Северо-Кавказском фронте к середине апреля имелось всего 600 самолетов, то есть вдвое меньше, чем у гитлеровцев, и лишь четвертая часть наших самолетов, 150 "лаггов" и "яков", способны были вести активные бои с истребителями противника. Требовалось полностью использовать накопленный опыт, воевать в полном и точном смысле слова не числим, а уменьем. И разумеется, это оказалось не простым делом. Мы, например уже поняли, что в боевом вылете на прикрытие войск при ясной погоде самолеты необходимо эшелонировать по вертикали, "утюжить" линию фронта невыгодно, лучше встречать бомбардировщики врага на подходе к фронту, держаться следует на значительной высоте, имея хорошую скорость, находясь со стороны солнца. Но как действовать в условиях низкой облачности и плохой горизонтальной видимости? Этому учились на собственном горьком опыте.
      Помню, утром 11 апреля майор Герасимов приказал старшему лейтенанту Белову произвести воздушную разведку противника в районе Крымская, Молдаванское и Новокрымское, установить интенсивность движения войск врага на дорогах, связывающих названные пункты. Вылететь на разведку командир полка приказал шестью экипажами.
      Группа Белова в сложных погодных условиях идти на задание могла лишь по линейному ориентиру. Эшелонировать экипажи по высоте облачность также не позволила. Кроме того, шесть экипажей - не пара самолетов, способных проскочить незамеченными. И уже на подходе к станице Крымской группу последовательно атаковали три отдельные пары "мессеров", сбили два "лагга". Пилот одного, старший сержант П. В. Никитин, погиб, пилот второго, лейтенант А. П. Попов, с трудом спасся, выпрыгнув с парашютом.
      С 12 по 15 апреля полк потерял еще несколько самолетов. А 15 апреля, прикрывая в условиях низкой облачности наземные войска в районе Крымской большими группами самолетов, понес особенно тяжелые потери: за пять вылетов недосчитался шести "лаггов" и одного летчика - старшего сержанта Горбачева. Того самого Горбачева, который с первого дня пребывания на фронте так рвался в схватку с врагом!
      Вечером в присутствии майора Аритова я высказал командиру полка майору Герасимову соображения командиров эскадрилий и отдельных летчиков полка по поводу нашей тактики. Соображения, которые полностью разделял. Сказал, что понесенные потери - прямой результат нашего формального мышления. Мы думаем о том, как уравновесить в воздухе свои силы с силами противника, не думая о главном, о том, как лучше бить врага в изменившихся погодных условиях.
      - Выходит, если погода плохая, лучше летать мелкими группами? - спросил Герасимов. - Может, парами? А если на нашу пару или четверку целая дюжина "мессеров" навалится, что тогда?
      На это у меня был готов ответ, согласованный с комэсками:
      - Наращивать силы в ходе боя! Поднимать в воздух дополнительные группы только после появления новых групп противника. А что касается разведки, то в разведку, Петр Васильевич, действительно нужно направлять только пары самолетов. Чтобы их трудно было обнаружить. Конечно, разведчиками должны быть летчики, имеющие очень хорошую летную подготовку и боевой опыт.
      Герасимов покрутил головой:
      - Ну, не знаю! Не знаю! Требуют поднимать большие группы, значит надо поднимать большие. И нечего мудрить! Что мы, умнее всех?
      Меня поддержал Аритов:
      - Петр Васильевич, ты неправ. Воевать надо с умом. Поезжай в дивизию, доложи о наших предложениях. Уверен, тебя поймут.
      Майор Герасимов довел содержание нашего разговора до полковника Кудряшова. Командир дивизии с предложениями летчиков полка согласился. Никто уже не приказывал нам поднимать в воздух одновременно большие группы "лаггов".
      На нашем аэродроме вечером 15 апреля 1943 года приземлился истребительный авиаполк майора Краева. Этот полк имел на вооружении американские истребители "Аэрокобра". Попросту их называли "кобрами", Разумеется, мы тотчас отправились рассматривать заокеанское диво. Компоновка машины - мотор позади летчика, а тянущий винт впереди, так же, как трехколесное шасси, удивили; кабина летчика - закрытая, теплая, с обзором на все 360o. А вооружение... Кто из нас отказался бы иметь на истребителе пушку калибра 37 миллиметров, стреляющую через ось редуктора, два крупнокалиберных пулемета, синхронно стреляющих через винт, и четыре обычных пулемета, расположенных попарно в крыльях машины?
      Случилось так, что на следующий же день, 16 апреля, нам и летчикам полка майора Краева пришлось совместно действовать в районе станицы Крымской.