Сказания трех миров (№2) - Башня над пропастью

«Я знаю, что ты там, Лиан. Я это знаю! – Эта мысль согревала ее, как солнце, выглянувшее из-за туч. – И я тебя найду. Ничто не остановит меня!»

–Нам действительно нужно все это? – нетерпеливо осведомилась она, щупая материю одеяний, которые покупал Шанд.

– Солнце там палит весь день. Ты можешь умереть от ожогов, или твоя кожа станет сморщенной и покроется шрамами. Если ты не хочешь, чтобы твое лицо стало таким, как у меня, это тебе понадобится.

Карана театрально вздрогнула.

– Ужас! Что еще нам нужно?

– По два меха каждому и какую-нибудь легкую палатку – наша слишком тяжелая, да еще и воду придется тащить с собой.

Карана наклонилась над отрезом материи, и у нее слетела с головы шляпа. Рыжие волосы, которые она не стригла целый год, рассыпались по плечам.

Владелец лавки, который уже некоторое время с любопытством наблюдал за ними, теперь придвинулся поближе. Карана этого не заметила. Подняв шляпу, Шанд протянул ее девушке и настоял, чтобы Карана надела ее.

– Вот эта ткань могла бы подойти для палатки, – сказала Карана, щупая газовую материю, из которой вполне можно было бы сшить ночную сорочку, правда не очень скромную, – но нам пришлось бы тащить и шесты, чтобы ее натянуть.

– Слишком тонкая! Давай-ка обсудим это за чашечкой чая, – предложил Шанд, резко схватив ее за руку, и потащил из магазина. – Мы вернемся позже, – бросил он через плечо лавочнику.

– Прекрати, мне больно, – сердито произнесла Карана. Шанд не отпустил ее руку, но сжимал уже не так сильно.

– Пошли, – сказал он. – Слишком уж внимательно он на тебя смотрит – мне это не нравится.

Шанд оглянулся как раз вовремя: ставни в лавке со стуком захлопнулись. Появилась вывеска «Закрыто», вскоре лавочник выскользнул с черного хода и направился к городскому центру.

– Ты выдумываешь, – с раздражением ответила Карана, но как раз в этот момент она ощутила холодок предчувствия и последовала за Шандом к рынку – лабиринту маленьких ларьков, где можно было затеряться.

26

Женские дела

Шанд вел ее по рынку, направляясь к закусочной, столы и скамьи которой были вынесены на улицу под навес из пальмовых листьев.

– Никогда больше так не делай! – воскликнула Карана в бешенстве, выдернув свою руку.

Работница закусочной – пухленькая веселая молодая женщина с черными волосами и румяными щеками, – небрежно смахнув крошки со стола, стояла в ожидании заказа, скрестив руки на своей роскошной груди.

– Чай из хрена с горчицей для моего друга и холодный чай из мяты с медом и корицей для меня, – сказала Карана с мстительной усмешкой.

– Чай из хрена!– в ужасе воскликнул Шанд. Официантка загадочно улыбнулась.

– Это очень... Ах да! Чай из хрена и горчица – это очень хорошо для пожилого господина. Особенно если у господина проблемы с... молодой подружкой. – Она громко засмеялась. Карана чуть не лопнула от смеха – такое лицо было у Шанда. – Чай из хрена один раз, – повторила работница, поворачиваясь, чтобы уйти.

– Нет, черт побери! – заорал разъяренный Шанд. – Я не хочу чай из хрена, с горчицей или без нее! Я слишком стар для подобного вздора. Принеси мне сладкий имбирный чай, да поживей. – Он встал и двинулся к другому концу стола, злобно взглянув на Карану. Та зашлась от смеха.

– Слишком стар! О Господи! О, простите меня, – сказала работница, сочувственно потрепав Карану по плечу. – Должно быть, это очень...

– Чай! —вне себя завопил Шанд, и девушка побежала выполнять заказ.

– А ведь ты забавлялся, когда смеялись надо мной, – заметила Карана с улыбкой, и Шанд тоже рассмеялся.

– Полагаю, я это заслужил. Уже давно никто надо мной не подшучивал.

Принесли чай. Девушка резко поставила чашку перед Шандом, расплескав чуть не половину содержимого на стол.

– Ты очень грубо потащил меня через дорогу, – оправдывалась Карана. – Я этого не люблю.

– Прости. Нам надо быть осторожнее и не привлекать к себе внимание.

– С какой стати кто-то станет нас здесь искать?

– У Иггура шпионы по всему Мельдорину, а уж если он что задумал, ни за что не откажется от этой мысли. Мне бы хотелось, чтобы ты покрывала чем-нибудь голову. – Он отхлебнул чай и сделал гримасу. – О, это ужасно! Что она туда положила? Ты только попробуй!

Карана сделала маленький глоток. Вкус действительно был премерзкий.

– Она просто добавила какие-то травы пустыни. Какое-то женское снадобье. Она лишь пытается помочь мне. Вот, добавь туда меду. – Отпив своего чая, она причмокнула: – О, как вкусно!

Шанд мрачно пил свой чай.

– Я размышляю о предстоящем путешествии. Нас могут настигнуть соляные бури.

– Соляные бури?

– Бури, когда ветер поднимает столбы соляной пыли. Соль может убить, если ею надышишься.

– Соль может убить. Солнце может убить. Похоже, что угодно может убить в Сухом Море.

– Это так. Нам нужна палатка, сколько бы она ни весила.

– Тогда нести ее будешь ты.

Они допили свой чай, и Шанд пошел к стойке расплатиться. В это время девушка – работница закусочной присела на скамью рядом с Караной и что-то зашептала ей на ухо. В руке у нее был маленький пакетик. Карана засмеялась, покачала головой, затем ей пришла в голову какая-то мысль, и она начала что-то нашептывать в ответ. Официантка уставилась на Шанда – сначала удивленная, потом потрясенная, положила пакетик обратно в карман и пустилась наутек. Шанд праздно наблюдал за этой сценой, опершись на стойку. Карана подошла к нему.

– Мне нужен тар... пожалуйста.

Вынув серебряную монету из кошелька, Шанд вложил ей в руку.

– Мы уходим?

Щеки Караны слегка порозовели.

– Минутку. Встретимся там, через дорогу.

Пожав плечами, Шанд отвернулся. Вскоре появилась девушка-работница. Она передала Каране другой пакетик, а та, уплатив ей тар, обняла ее и поспешила к Шанду.

– Что там такое?

– Тебя это не касается. Женские дела. Ну, пойдем. – Как раз в эту минуту полуденное солнце блеснуло в серебристых крыльях большой почтовой птицы – скита. Покружив над центром города, скит спустился примерно там, где, как известно было Шанду, находилась городская ратуша. Он краешком глаза взглянул на Карану, проверяя, не чувствуетли она, что что-то не так. Но та насвистывала, вертя в руках маленький пакетик.

– Женские дела, – повторил Шанд. – Как таинственно! Ну а мне надо делать мужское дело.

– Ты имеешь в виду – пить, – насмешливо фыркнула она.

– Как тебе угодно! Ты сможешь развлечь себя чем-нибудь час-другой? А вечером мы закончим делать покупки.

Карана опять фыркнула.

– Ты не центр моей вселенной. Я собираюсь прогуляться. Встретимся в гостинице за обедом.

Шанд не смог бы объяснить, почему он утаил от Караны, куда направляется. После того как они расстались, он зашагал к ратуше. Эшмод жил в изоляции, и вероятно, здесь часто использовали скитов для передачи депеш. Но, с другой стороны, эти большие птицы славились тем, что они были очень злобные и почти не поддавались дрессировке. Дорогие курьеры!

Обогнув здание ратуши, он оказался на заднем дворе, где увидел конюшни и амбары. За дверью в конюшню мужчина средних лет энергично сгребал навоз рядом с желобом для стока воды.

Шанд приблизился к человеку и, поставив ногу на желоб, стал завязывать шнурок.

– Славный денек, – заметил он.

Конюх обрадовался возможности сделать перерыв в работе, опершись о лопату, приготовился к длительной беседе. Это был крупный парень с трясущимся животом и красным ртом – он явно любил выпить эля и посплетничать.

– Один из лучших, – согласился он. – Мое любимое время года – весна. Издалека?

– Проделал приличный путь. Через море. Я живу возле Туркада.

– Туркад! Это плохое место, я слышал. И говорят, в тех краях война.

– Боюсь, что так, – сказал Шанд. – Не скита ли я видел только что?

– Не знаю, – ответил конюх, поглаживая свой большой живот. – Я был внутри. Но мэр их использует.

– Злобные существа, эти скиты, – заметил Шанд. – По крайней мере, так мне говорили. Я никогда не видел ни одного близко. А хотелось бы.

Он лгал: он все знал о скитах и о том, как их приручать.

– Мерзкие! Мэр тут держит одного в большой клетке. Я покажу тебе, если хочешь. – Он прислонил лопату к стене конюшни.

– Мэр не будет возражать?

– Конечно нет! А с чего бы он стал возражать? Во всяком случае, его не будет до завтра – он уехал удить рыбу. Так что если и пришла депеша, ей придется подождать.

Шанд двинулся следом за конюхом. Пройдя по двору, он услышал, как в сарае яростно скребут чьи-то когти. Оттуда выскочила молодая женщина вся в царапинах, захлопнув за собой дверь.

– В чем дело, Крейса? – спросил конюх.

Закинув за плечо белокурую косу, Крейса повернулась к нему. Глаза ее метали громы и молнии, а рукав рубахи был разодран от локтя до плеча.

– Проклятая птица! Самая подлая из всех, с кем мне приходилось иметь дело. Не могу отвязать мешочек с сообщением.

– Можно мне посмотреть? – спросил Шанд, продолжая прикидываться простачком.

– Приложи глаз к дырке от выпавшего сучка, – посоветовал конюх.

– Большая! – с благоговейным страхом заметил Шанд. – Чем ты ее кормишь?

– Крысами и кроликами, – ответила Крейса.

В этот момент раздался ужасный крик, Шанд торопливо отпрыгнул и упал на землю: скит начал отдирать когтями и клювом древесину вокруг дырки, в которую смотрел Шанд. Крейса засмеялась:

– Ну-ка попробуй еще разок, старик, если не боишься, – бодро произнесла Крейса. – Так она скорее выдохнется.

Шанд отступил, изобразив на лице ужас. Он узнал то, что ему было нужно. На мешочке с депешей был черный тигель на белом фоне – знак Иггура.

В задумчивости он направился в гостиницу. Караны в ее комнате не было, так что он прошел в свою, лег на кровать и быстро уснул. Позже он проснулся, думая, что кто-то позвал его по имени, и увидел, что уже темно. Спустившись в столовую, он обнаружил, что Караны там нет и не было с самого утра. В комнате у нее было темно. Понюхав свечу, он понял, что ее не зажигали в этот день.

И все же еще не было поздно, – вероятно, она делала какие-то покупки. Несомненно, еще какие-то «женские дела». Он не спеша пообедал, но к концу трапезы Карана так и не появилась. Шанд забеспокоился. Все ларьки на рынке, должно быть, уже закрыты. К тому же Шанд вспомнил, что у Караны нет денег.

Он снова пошел туда, где они расстались. Ларьки и лавки были закрыты, а улицы пусты. Очевидно, в Эшмоде рано ложились спать. В одной лавке все еще горел свет, и после того как Шанд настойчиво постучал в дверь, ее открыл пожилой мужчина в красной ночной сорочке. Он был раздражен, но вежлив. Он не видел никого похожего на Карану.

Остальные попытки Шанда тоже не увенчались успехом. На небе уже появились звезды, когда старик устало поплелся к гостинице. Никаких новостей о Каране не было. Она исчезла.

Купив кувшин вина, Шанд уселся с ним на веранде, где было прохладно. Следующим шагом должен был стать визит к констеблям. Правда, ему не хотелось обращаться к ним. Теперь, когда депеша дожидалась возвращения мэра, ему меньше всего надо было привлекать к себе внимание.

Несколько часов спустя, когда кувшин опустел, Шанд вернулся в свою комнату. Когда-то Карана была очень находчивой, но после болезни утратила это качество. И она была не такой сильной, как когда-то. Шанд всерьез напугался.

Расставшись с Шандом, Карана немного походила по рынку. Ей бы хотелось купить многие вещи, включая великолепные мехи, но у нее было всего несколько медных монет – сдача от покупок, сделанных ранее.

Прогуливаясь по улице, она увидела парк с высокими пальмами и направилась туда. Когда она проходила под аркой ворот, кто-то ее окликнул. Повернувшись, она увидела стройного молодого человека в форме служащего. Кожа у него была усыпана веснушками, а волосы были морковного цвета. Из-за него она сразу же прониклась к юноше симпатией.

– Привет! – сказала она с дружеской улыбкой. – Я собираюсь прогуляться по парку.

Он улыбнулся в ответ.

– На стене за углом – карта. Вы хотите, чтобы я рассказал вам о достопримечательностях?

– Да, пожалуйста!

И он показал их ей на карте, представлявшей собой цветной план парка: водопад, поляна, пещеры.

– Пещеры? – переспросила Карана, вспомнив лирическое описание Шанда.

Юноша взглянул на солнце, которое медленно садилось за арку.

– Самые красивые пещеры в мире, – ответил он со всей серьезностью. – Хотя сегодня уже мало времени, чтобы их осмотреть. Лучше приходите завтра.

– Утром я уезжаю, – сказала она. – Как жаль. Покажите, куда идти, и я только загляну туда.

– Можно взять фонарь напрокат за одну медную монету, – предложил служитель. – Я бы не советовал вам идти без него.

Карана дала ему монетку, и он вручил ей фонарь.

– Вам туда, – указал он на тропинку, петлявшую между деревьями. – Это недалеко.

Поблагодарив его, Карана направилась к пещерам. Минут через десять тропинка привела ее к небольшому отверстию в скале с неровными краями. «Самые красивые пещеры в мире! – фыркнула она. – Но раз уж я здесь, можно и заглянуть».

Карана зажгла фонарь и вошла внутрь. Пещера была довольно маленькая и невыразительная, в воздухе стоял запах помета летучих мышей. Завернув за угол, она пригнулась, поскольку в следующей пещере был низкий потолок, и резко остановилась. Она и прежде бывала в пещерах, но то были просто серые сырые туннели в скалах. Ничто не предвещало того великолепия, которое открылось сейчас перед ней.

Карана высоко подняла фонарь. Казалось, она попала во дворец из резного стекла. Вокруг нее в сотне тысяч граней отражался и мерцал свет от фонаря, переливаясь всеми цветами радуги. Рассказы о подобных чудесах, которые она слышала, не подготовили ее к реальности этой маленькой пещеры.

Снаружи начало смеркаться. Карана сделала шаг, еще один, легонько покачивая фонарь, чтобы увидеть, как на стенах танцуют узоры. Время проходило незаметно – так велико было радостное изумление. Она прошла немного дальше. Третья пещера была так же прекрасна, как вторая. Войдя в нее, девушка увидела три темных выхода, которые шли в разных направлениях. Карана огляделась.

В это время в пещеру проскользнула худая фигура в плаще, за ней следовали еще пять. Талант чувствительницы, время от времени пропадавший, не предупредил Карану об опасности: она была заворожена совершенством пещер и забыла обо всем, кроме игры света, красок и теней.

– О! – произнесла она восхищенно, а потом стала скакать на одной ножке и наконец закружилась, как балерина. Вдруг она застыла на месте.

У входа стояли шесть фигур, скрестив на груди руки. Капюшоны скрывали их лица. Они преграждали ей путь.

Карана отступила назад, забыв об игре красок. Она попыталась сосредоточиться, но талант снова ее подвел.

– Что вы хотите? – Голос ее задрожал, и она не смогла собой овладеть.

Они ничего не ответили, но фигура справа откинула капюшон, и свет заиграл на серых щеках со шрамами, очертив нос, острый, как лезвие ножа, и отразился в черных глазах, которые так хорошо ее знали.

– Идлис! – удивилась она.

Это был целитель Идлис, вельм, который преследовал Карану, когда она прошлой осенью сбежала из Фиц Горго с Зеркалом.

Карана не паниковала; она не была в ужасе и даже не испугалась. Она ощущала лишь полную пустоту, подавленность и беспомощность.

– Чего ты от меня хочешь теперь? – тихо спросила она. Идлис попытался улыбнуться – это была нелепая пародия на улыбку.

– Мы не причиним тебе вреда, – хрипло произнес он. – Не бойся. Мы будем очень хорошо о тебе заботиться. – Он потянулся к ней, и, взглянув на его кожу, серую, как у рыбы, Карана вспомнила холодное, мертвящее прикосновение его руки.

– У меня нет Зеркала, – ответила она.

– Мы теперь гаршарды, – сказал Идлис. – Нам нужно не Зеркало, а ты!

Карана чуть не выронила фонарь. Теперь она действительно испугалась.

– Выхода нет, – заметил Идлис.

«Вздор, – подумала она. – В пещерах может быть много выходов».

Идлис подскочил к ней. Карана отпрыгнула в сторону. «Шанд! – послала она мысленное сообщение или попыталась: она не знала, сработает ли оно. – Шанд, где ты? Помоги!» Она старалась установить с ним мысленный контакт, но талант оставил ее.

Карана побежала, перепрыгивая через лужи, к следующей пещере. Световые узоры дрожали и танцевали на стенах и потолке еще более завораживающе, чем прежде, но теперь Каране было не до их красоты.

Вскоре девушка обнаружила, что совсем не в той физической форме, как тогда, когда Идлис гнался за ней. Перейдя на быстрый шаг, Карана оглянулась.

Она ничего не заметила, но ей было известно, что это ничего не значит. Ее преследователи медленнее, чем она, они неуклюжи, но они ее вымотают. Гаршарды были необыкновенно упорными. К тому же они видели в темноте лучше, чем она. Света от ее фонаря для них вполне достаточно, но Карана не решалась погасить его, боясь оступиться и упасть в карстовую воронку.

Теперь Карана ощущала слабое хихиканье где-то на краю своего сознания. Некоторые гаршарды, подобно ей, были чувствительниками. Прежде они проникали в сознание Караны через сны и отыскивали ее по ним, гаршарды умели использовать свое сознание, чтобы заставить девушку ослабеть и почувствовать страх. Во время погони в заболоченных лесах Ориста Карана намеренно подавляла свои эмоции, чтобы преследователи не могли ее обнаружить. Это на некоторое время сработало, потом ее страхи вновь прорвались, и Идлис снова нашел ее.

Карана вспомнила ночь в лагере, в лесу неподалеку от города Нарн, когда она почувствовалавельмов и, не в силах им сопротивляться, отослала Лиана. Что если они опять применят тусилу?

Гаршарды имели власть над аркимами – нечто сродни гипнотическому действию, которое удав оказывает на кролика. Именно поэтому им удалось так легко овладеть Шазмаком. И поскольку Карана была на треть аркимкой, она была так беспомощна в ту злосчастную ночь.

Сейчас она брела по узкому туннелю. Карана утратила чувство времени и пространства, однако, должно быть, прошли часы: масло у нее в фонаре почти иссякло. Не было смысла идти дальше. Остановившись там, где пещера начала расширяться, Карана поставила фонарь.

«Подожду здесь, – подумала она. – Если они собираются меня схватить, я предпочту видеть, как они подходят».

Эта мысль успокоила ее – она потерпит поражение, не теряя чувства собственного достоинства, – и придала ей силы: она все еще немного управляет своей судьбой.

Свет начал то вспыхивать, то угасать. «Должно быть, в масле вода», – подумала она, встряхивая фонарь до тех пор, пока не установилось ровное желтое пламя.

В туннеле стукнул камешек. Они идут! Карана высоко подняла фонарь. В темноте метнулась тень. Дрожащей рукой Карана поставила фонарь. Из мрака вынырнул Идлис. За ним двигались другие тени. Бегство ничего ей не дало.

У Караны подогнулись колени. Ей пришлось прислониться к колонне, по очертаниям походившей на священнослужителя в рясе и митре. В мозгу у Караны усилилось болезненное хихиканье. Она уже чувствовала холодные пальцы Идлиса на своем горле.

Идлис нетвердой походкой направился к Каране, и в последнюю секунду самообладание ей изменило. Схватив фонарь, она повернулась и бросилась в темноту.

Внезапно при свете фонаря она увидела огромную пещеру, а под ногами обнаружилась пустота. Казалось, она летит бесконечно долго, уверенная, что падение убьет ее, затем Карана погрузилась в ледяной омут. Лампа погасла. Карана ударилась обо что-то головой, вспыхнул ослепительный яркий свет, а затем погас.

27

Клеймо

Поход продолжался, и примерно через три недели после Тайного Совета аркимы выбрались из лесов на скалистый берег. У Лиана было такое ощущение, словно он бежит всю жизнь.

– Неподалеку отсюда есть рыбацкий городишко под названием Сифта, – сказал Тензор. – Там мы возьмем судно.

Он повел свой отряд по мысу, усеянному валунами, до конца длинного и узкого устья.

Люди в этом городе знали о приходе аркимов заранее: молва их опередила. Было ясно, что в этом далеком краю не жалуют чужестранцев, и когда Тензор попросил у них бот и выложил на стол золото, они охотно согласились.

Жители Сифты были суровыми, коренастыми рыбаками, но Тензор знал, что слово этих людей крепко.

В тот вечер был устроен незамысловатый пир, чтобы скрепить сделку. Все вместе они сидели за столами, установленными на козлах, и ели куски желтого хлеба, смоченные в оливковом масле, петрушку и сардины, которые коптили над огнем, куда подкладывали ветки розмарина. Лиан уписывал за обе щеки маслянистую рыбу, отдающую ароматными травами. Юноша облизывал пальцы, когда со скамьи встал морщинистый старик, державший бокал с пурпурным вином.

– За Тензора! – закричал он, осушив его одним огромным глотком.

– За Сифту! – ответил Тензор, поднимая свой бокал, и аркимы последовали его примеру.

Впервые в своей жизни Лиан не заинтересовался застольным состязанием. Единственное, чего ему хотелось, – это принять ванну и поспать. Он пригубил вино из своего бокала из учтивости, и у него закружилась голова.

Поднялась старая рыбачка, тоже вся в морщинах, высоко подняв бокал. Лиану начало казаться, что сейчас начнутся тосты за каждого жителя городишка. Застонав, он чуть отпил и опустил голову на руки. Почти сразу же кто-то больно ткнул его под ребра.

– Не забывай о хороших манерах, летописец, – сказала Шала – близнец Ксары, оставшейся в Туркаде.

В полудреме он увидел, что его бокал снова наполнен. И Лиана вдруг осенило. Он опрокинул свой бокал и резко упал под стол. Там под взрывы хохота он улегся на колючую траву и уснул со счастливой улыбкой.

Утром аркимы встали с головной болью. Ветер дул теперь с северо-востока и был такой сильный, что суда не могли выйти из порта. Аркимы коротали время, мастеря какие-то предметы из дерева и металла, легкие прочные вещицы из множества полированных кусочков, которые входили один в другой и складывались, как зонтик.

– Что это такое? – спросил Лиан.

– Тразпары, – ответил Аспер, но это ничего не объяснило Лиану. И тогда он предположил, что это оружие, которое аркимы намерены использовать, чтобы защищаться во время своего путешествия.

Ветер не утихал. День проходил за днем, и Тензор волновался из-за задержки. А для Лиана впервые за много недель представилась возможность отдохнуть. Он ходил по мысу, поросшему травой и кустарником, и смотрел на Туркадское Море или делал заметки для «Сказания о Зеркале» в записной книжке. Аркимы уважали желание Лиана побыть в одиночестве, хотя он всегда сознавал, что его враг Хинтис неподалеку. И хотя кошелек Лиана все еще был при нем и денег старого Вистана оставалось достаточно, чтобы поехать в Туркад и за его пределы, он не делал никаких попыток уйти. Лиану некуда было идти, и не осталось никого, к кому он был привязан.

К тому же Лиан знал, что ему не позволят сбежать. У Тензора была какая-то тайная цель, для осуществления которой необходим был Лиан, – что-то связанное с Зеркалом, хотя об этом и не упоминалось со времени их с Тензором ухода из Туркада. А оружие, разрушающее мозг, которым Тензор воспользовался на Тайном Совете? Почему он, Лиан, оказался единственным, на кого оружие не подействовало?

А как же его собственные обязательства? Лиан был в большом долгу перед Магистром, так как тот оплачивал его обучение в Школе Преданий в течение пятнадцати лет. Лиан часто размышлял о том, чего же потребует от него Мендарк в обмен. Однако Мендарк мог и умереть на Тайном Совете. Похоже, что теперь у него не было хозяина.

На другой день после прибытия в Сифту Лиан прогуливался по склону холма и забрел в лимонную рощу. От листьев и цветов исходило благоухание. Образ Караны так ярко вспыхнул в его памяти, что у него все внутри заныло от боли.

– Карана! – закричал он, обращаясь к пустым небесам, но ответа не было. Образ Караны растворился. Лиан сорвал веточку в надежде восстановить образ любимой, но аромат, напоминающий ему о Каране, не помог в этом.

Лиана терзали бесплодные сожаления. Зачем он обрушил свои обвинения на Тайном Совете на Тензора? И даже если бы сейчас ему удалось сбежать, Туркад и все земли вокруг него в руках Иггура. Даже если Карана жива, сейчас он ничем не может ей помочь. У него нет ни силы, ни воли. Их его лишил Тензор.

Итак, единственное, что осталось ему в жизни, – это Предания. Лиан годами был одержим идеей создать свое собственное Великое Сказание. Сказание могло считаться Великим, только если оно было единодушно принято мастерами-летописцами, а это случалось весьма редко. Только двадцать два Предания были приняты подобным образом, причем последнее – много столетий тому назад. Если бы ему удалось создать двадцать третье, он бы стал величайшим летописцем своего времени.

Отныне «Сказание о Зеркале» станет его жизнью. Что касается самого Зеркала, то ему все равно, в чьих оно руках. Итак, он продолжал со смешанным чувством страха и восторга следить за поступками Тензора, делая записи для своего Предания.

Тензор часто выходил по ночам один и где-то прогуливался. Казалось, он не испытывает потребности в отдыхе и сне. В полночь на вторые сутки их пребывания в Сифте он вернулся в лагерь с сияющими глазами и мрачной улыбкой.

– Я верю, что смогу это сделать! – воскликнул он. – Но нам нужно надежное убежище – это может занять много времени.

Последовало долгое молчание. «Интересно, что он задумал?» – гадал про себя Лиан.

– Мы идем обратно на восток, – сказала Малиена. – Давным-давно было предсказано, что мы покинем запад. Шазмак никогда больше не будет нашим. Давайте вернемся в Стассор и заживем там по-новому. По правде говоря, я не жалею о случившемся: сны, которые мы видели в Шазмаке, всегда были безнадежными.

– Да, – согласился целитель Аспер, взяв меланхоличный аккорд на многострунном инструменте. – Пришло время нашего выбора. У нас никогда не хватит сил преследовать наши древние цели. Мы должны изменить себя в настоящем ради будущего – или прекратить свое существование.

Блез подхватил мелодию Аспера на флейте, и она звучала так грустно, что у Лиана слезы навернулись на глаза. Он сидел, наблюдая за Тензором. На лице последнего ничего не отражалось. Он обводил взглядом маленькую группу, ожидая, когда все выскажутся. Наконец он заговорил:

– Если бы только мы могли. Но мы же не какое-то варварское племя, которое спускается с гор, совершая набеги. – Он простер руки в мольбе. – Мы же аркимы!Подумайте о нашем благородном происхождении. Наше величие – не в силе или способности одержать верх с оружием в руках, а в нашей цивилизации, нашей культуре, нашем искусстве, архитектуре, музыке, литературе и философии. Даже когда мы были под ярмом каронов, наши произведения облагораживали их!И мы, пришедшие на Сантенар, были им ровней – Тар Гаарн! Шазмак! Мы даже думать не должны, чтобы стать ничем.

– Альцифер! —с насмешкой произнесла Малиена. – Хубрис! Безумный марш!Мы перестарались, и теперь здание рушится. Мы должны начать с самого начала – с фундамента.

Споры затянулись под аккомпанемент печальной музыки. Аркимы обсуждали разные проблемы с обильными ссылками на прошлое, их честь, цивилизацию и культуру. Но Лиану это скоро наскучило, потому что они ни на шаг не приблизились в своих спорах к окончательному решению.

– Мы всего лишь крошечная частичка аркимов, – добавил Аспер. – Гораздо больше наших людей осталось на Аркане, чем здесь. Наш единственный выход – смешаться с аркимами, живущими на востоке.

Тензор выпрямился.

– Наш народ на Аркане рожден для рабства. Их культура – возможно, всего лишь шепот, который едва доносит ветер времен. А восточные аркимы выбрали упадническую дорогу, слившись с народами, окружающими их. Только у нас есть сила – это воля!

Малиена разозлилась:

– Упадническая! Мой народ – не пленники прошлого. Мы процветали. И это именно к нам ты всегда обращался за помощью в беде.

– Но вам безразлично прошлое. А без него – что мы такое?

– Нам оно не безразлично, но мы не позволяем прошлому себя калечить. Когда-то наш народ был великим, и это хорошо. Важно помнить, кем мы были, но сейчас это нас не накормит. Ты должен оторвать свою жизнь от прошлого, как это сделали мы на востоке. Мы не забываем, но и не питаем бесполезных иллюзий.

– Меня нельзя поколебать, – заявил Тензор. – Рулька нужно изгнать из всех трех миров. Только тогда наступит наше возрождение, или, уж если нам суждено потерпеть поражение, пусть это будет славное поражение.

Споры аркимов позволили Лиану еще глубже проникнуть в их характер: важно, как именно ты потерпишь поражение! Все умолкли, впечатленные словами Тензора. Кто-то застонал, и тогда, словно дурное предчувствие передавалось от одного к другому, как лесной пожар – от дерева к дереву, аркимы вскочили на ноги.

– Нет! – сказала маленькая Шала. – Малиена, я боюсь. Гибель, которая обрушилась на Шазмак, преследует нас.

Эта вспышка была чем-то из ряда вон выходящим, поскольку младшие аркимы должны проявлять уважение к старшим, а Тензор был самым старым из всех. Он один родился на Аркане. Но на этот раз за Шалой стояли остальные аркимы.

– Даже ребенку ясно, насколько глуп этот план, – подал голос Аспер. – Мы все сражены падением Шазмака. Пока мы не узнаем правду, ничто остальное не имеет значения.