Пилот Хаоса (№1) - Пилот Хаоса

Беван вздохнул, свернулся в клубок и заснул.

Он проснулся от звуков любопытных голосов. Когда он протер глаза и приподнялся на локте, оказалось, что его обступили пушистые, верткие зариты. Их уши были настороженно прижаты; они медленно подошли поближе, но когда Беван поприветствовал их и протянул окровавленную и ободранную руку, они окончательно осмелели.

Палатон показывал Рэнду, как управлять рукоятками быстроходных саней. Он подогнал полозья так, чтобы они подходили для коротких ног человека, но юноша казался слишком слабым, чтобы управлять мощной машиной. Палатон склонился над ним, и они столкнулись лбами.

— Я помню, как надо управлять ими.

Разделенная память. Палатон когда-то ехал на санях, взлетая на мост на Скорби в головокружительном прыжке, бросив вызов дождю и притяжению. Мимо промелькнули искаженные тела, впечатанные в кристалл…

— Я помню, — потрясение проговорил Рэнд. Юноша еще не привык к их общению — Палатон понимал это, ему и самому это казалось непривычным. Он странно слабел, как будто его пульс был только отзвуком пульса Рэнда. Это было более ощутимо, чем потеря бахдара. Но в мозгу стучала одна мысль: больше каждый из них не одинок.

Глава 29

За годы, проведенные в школе, Стаден повидал немало, но еще никогда не был свидетелем смерти чоя. Он унес труп, как приказал ему Бриад, уложил его в наземную капсулу и отправился в порт. Экипаж заритов наблюдал за ним с любопытством и тревогой, подергивая меховыми щеками, когда он перенес труп на корабль и стал ждать загрузки в люк.

Один из заритов потрогал его за ногу.

— Куда это вы его везете?

И в самом деле, куда? Бриад так и не сказал ему. Стаден вяло размышлял, не будет ли лучше отвезти труп домой — Стаден не был дома уже много лет.

— Не знаю, — рявкнул он в ответ. — Не лезь не в свое дело.

Уши существа порозовели.

— Слушаюсь, — он сморщил остренькую мордочку и отвернулся.

Некоторое время Стаден наблюдал за работой экипажа, потом уложил неподвижное тело в главный пассажирский салон, и только когда вспомнил о том, что это мертвец, редкие волосы Стадена цвета соли с перцем зашевелились вокруг рогового гребня. Он навел на труп фонарик и обнаружил, что рука выбилась из одеяла и мешка так, что виднелась манжета формы со знаком летной школы Голубой Гряды. Стаден происходил из простолюдинов и всегда считал, что в школе Голубой Гряды учатся только самые лучшие.

Зариты просигналили ему, что закончили подготовку. Стаден прошел в кабину, запустил двигатели и вывел корабль на неприметную орбиту, а там перевел его работу на автоматический режим и включил связь, ожидая сигнал Бриада. Он немного почитал, поиграл в компьютерную игру, поупражнялся на тростниковой флейте. Постепенно он отвлекся от мыслей о мертвеце в пассажирском салоне.

Стаден никогда не был особенно одаренным. Его способности, как чоя из Дома и как тезара, были строго ограничены. Но сейчас его бахдар мерцал от присутствия чужого на корабле.

Он поднялся и беспокойно направился в салон. Тело казалось по-прежнему неподвижным. Кровь пропитала мешок и начала просачиваться сквозь одеяло, оставляя на нем пурпурные пятна.

Даже будучи мертвым, тезар обладает некой силой, пока эта сила не передана Вездесущему Богу — так, по крайней мере, говорили Прелаты. Сила, покоящаяся в них, дается извне и может быть взята обратно. Но тут Стаден задрожал от мысли: обидится ли Вездесущий Бог, если нуждающийся возьмет себе немного силы?

Он знал, что это можно сделать. Он понял, как происходит передача сил в процессе связи. То, каким образом люди очищали и восстанавливали истощенный бахдар — другое дело. Но, насколько ему было известно, на бахдар мертвеца, лежащего перед ним, никто не претендует — кроме Вездесущего Бога. А у того уже и так достаточно силы.

Стаден приблизился к телу. Ему пришлось собраться с силами, волоски на его руках встали дыбом. Но желание очутиться снова дома и невозможность совершить полет через Хаос победили. Он отвернул угол одеяла, положил руку на лоб мертвого чоя и раскрыл его целиком.

Рука мертвеца метнулась к его горлу и сжалась, прочная, как стальной провод. Глаза открылись — живые и гневные.

— Дай мне что-нибудь, чтобы остановить кровь, — прохрипел мертвец. — А потом молись, чтобы я позволил служить мне подольше.

Беван проснулся в гнезде. Ему пришлось согнуть руки и ноги, чтобы приспособиться к его размерам. Сухие листья и трава запахли сильнее, шурша под его телом, когда Беван распрямил ноги, свешивая их за края гнезда, и с наслаждением потянулся, расправляя застывшие в неловком положении мускулы.

Он оглядел коттедж из необожженного кирпича и соломы, в котором находился — приятный домишко, где пользовались только небольшим количеством солнечной энергии для поддержания тепла. Предметы, висящие на стенах, были либо незнакомы Бевану, либо в лучшем случае слишком примитивны. Он зевнул, и зевок прозвучал как сигнал тревоги.

Немедленно комната наполнилась пушистыми телами с широко открытыми глазами.

Они покормили его только после того, как дали осмотреть сани на батареях, которые собирались ему предоставить. Сани были отремонтированы с помощью самодельной проволоки и гвоздей, и Бевану оставалось только гадать, не повреждены ли основные системы, но запустить сани удалось сразу же.

Значит, их отдадут ему в подарок. А пока он уселся на табурет, слишком низкий для его роста, и принялся уплетать тушеные овощи и странные лепешки, благодаря заритов за помощь.

Старший из заритов, с седыми пушистыми щеками, кивнул в ответ.

— Мы всегда помогаем, когда можем. Повелители звезд добры к нам — но мы знаем, что они берут столько же, сколько дают.

Беван застыл с ложкой в руках.

— Что вы имеете в виду?

Старший зарит указал на свою дочь, которая возилась с кухонной утварью.

— Она вышла замуж, не послушав их рекомендации. Когда подошло время, они пришли и забрали ее детенышей прежде, чем они родились. Это случилось здесь. Повелители мудры, да — но ее детеныши были здоровыми. Я видел трупы. Почему же тогда они заставили ее отдать их? Почему этот брак был нежелательным?

Беван не имел понятия. Значит, чоя практикуют насильственные аборты среди местного населения? Похоже, они пытаются регулировать его количество. Но с какой целью? Зариты казались старательным и безобидным народом.

Может, слишком старательным. Беван обежал взглядом технику, которую они быстро освоили. Он не знал, как долго чоя пробыли на Аризаре, но знал, что двум равноправным народам бывает трудно поделить планету. Гораздо легче создать отношения хозяева-рабы. История колонизации его собственной страны ясно показала это. Беван не стал выдавать свои мысли.

— Вероятно, повелители беспокоятся, что вас становится слишком много, а учитесь вы слишком быстро. Эта земля может загрязниться, воздух тоже, если поселения станут слишком большими.

Старший зарит понимающе кивнул.

— Это мы знаем. Повелители объясняют точно так же.

Беван расслабился. Вероятно, в действиях чоя нет никакого злого умысла. Он улыбнулся.

— Может быть, детеныши заболели бы позднее. Уверен, они позволят ей создать семью. Она молода и здорова.

— Может быть, — с сомнением проговорил старший, и это сомнение в равной степени относилось и к ответу Бевана, и к будущему. Он постучал по столу когтистыми лапками. — Тебя преследуют. Тебе лучше побыстрее уехать.

Эти слова застали Бевана врасплох, и он поперхнулся, забрызгав слюной стол.

— О чем это ты?

— Второй курсант из школы — высокий, бледный, с блестящими глазами. Его сани гораздо лучше, — коротко ответил зарит.

Рэнд. Следует за ним по пятам. Но зачем?

Беван поднялся, чувствуя, как в нем нарастает злоба. Почему Рэнд стремится остановить его? Что пообещали ему в школе за поимку? Мысль о предательстве лишила его аппетита. Он должен найти способ расквитаться с бывшим другом.

Зариты принесли ему новую форму — голубую, выцветшую и потрепанную, но чистую. Он быстро оделся, подгоняя ее под свой рост застежками и ремнями. Его провели к саням, дали карту и мешки с продуктами.

Беван задумался — техника, даже не очень хорошая, была ценным подарком.

— Могу я где-нибудь оставить их — если доберусь до порта? Могу оставить там, где вы их заберете?

— Наша семья позаботится о них.

— Да, но какая семья? Старший зарит покачал головой.

— Все жители Аризара — наша семья, — строго заявил он. — Никто не осмелится присвоить то, что ты ему доверишь.

Беван пожал плечами — он был не в силах поверить в существование общества с полным отсутствием воровства. Он прыгнул в сани и включил их, чувствуя вибрацию. Зариты помладше разбежались, зажимая лапами уши и сморщившись.

Он двинулся в путь, оставляя за собой облако пыли и пара и прощальные крики заритов, потонувшие в реве машины.

Расстояние не нарушило связи между Рэндом и Палатоном. Палатон остался в комнате у Грасет, пытаясь справиться с недостатком сенсорной информации — результатом восприятия Рэндоллом окружающего его мира. Чтобы избежать передачи искаженных изображений, Палатон сидел, завязав прохладной тканью глаза, заткнув уши, не двигаясь, только существуя. Перед ним, мимо саней проносились деревья и кусты, сани прыгали по разбитым проселочным дорогам, где Рэндолл искал Бевана. Поиски были утомительными, Рэнду пришлось петлять по одним и тем же местам, но он так и не заметил никаких следов пребывания Бевана.

Палатон нахмурился. В комнату тихо вошла Грасет. Он поднял компресс и произнес в ответ на ее вопросительный взгляд:

— Пока ничего нет.

— Бриад вызывает стражников. У него нет выбора. Человеку нельзя позволить достигнуть порта и исчезнуть с этой планеты вместе с бахдаром…

— Понимаю, — Палатон помолчал. — Раньше ничего подобного не случалось?

— Нет. Обычно неприятности происходили с курсантами — внезапная смерть или болезнь. Конечно, и чоя умирали, но никогда не бывали убиты — Грасет села напротив, потирая руки, как в ознобе. — Процесс до сих пор не полностью изучен. Он достоин более пристального внимания.

Палатон открыл рот, желая что-то возразить, но вдруг поток видений и ощущений затопил его.

Рэнд остановил сани и осмотрелся. Неподалеку скала нависала над плато, где местность становилась более ровной, а потом вновь начинались холмы. Рэнда мучила жажда — казалось, пыль налипла на его горло. Его одежда пропиталась потом, он сам мог чувствовать свои же запахи. Он достал из рюкзака бутылку с водой и с жадностью напился.

А потом заметил это и уловил тонкий, еле слышный запах — запах дыма, поднимающегося серой струйкой. Внезапно перед его глазами пошли пятна, потом расплылась чернота, и Рэнд запаниковал, уронив бутылку. Он протер рукой глаза.

Спустя томительную минуту зрение вернулось к нему. Пролитая вода растеклась из бутылки лужицей. Рэнд обернулся — струйка дыма по-прежнему поднималась в воздух.

Это мог быть Беван, а могли быть дровосеки или пасечники заритов. Рэнд запустил сани и покатил по тропе. Управление санями напоминало езду на велосипеде, и Рэнд наслаждался ею, взлетая на холмы с головокружительной скоростью. Возможно, Бевану грозит опасность и даже смерть в этой дикой местности. Низкие ветки хлестали по его щекам и цеплялись за одежду, и Рэнд пригнулся. Сани влетели в грязную лужу и забуксовали, но Рэнд прибавил газу, и они вылетели на ровную местность с гневным воем. Что-то в нем предупреждало об опасности — должно быть, отзывался в голове голос Палатона. Рэнд мрачно улыбнулся.

Он достиг поляны, над которой еще летали в воздухе опаленные сухие травинки. Рэнд осмотрелся и увидел Бевана, пробирающегося через заросли высоких папоротников, между густо растущих деревьев. Рэнд понял, что на санях ему туда не пробраться. Он выключил двигатель, намереваясь бежать за Беваном.

— Беван! Подожди!

Юноша остановился, замер и растворился на глазах. Рэнд в удивлении застыл на месте, а затем уголком глаза заметил другого Бевана, нападающего на него сзади в яростном прыжке.

От удара он вылетел из саней и упал в густую траву, лишившись дыхания. Беван одним прыжком уселся на него верхом, сжав кулаки.

Рэнду удалось произнести всего одно невнятное слово:

— Почему….

Ненависть исказила черты Бевана.

— Иуда!

И он ударил Рэнда по лицу. Удар мучительной болью обжег его скулу. Она опухла почти мгновенно. Рэнд инстинктивно задергался, пытаясь освободиться.

Они оба покатились в траве, сметая все на своем пути. Запах смятой травы наполнил ноздри Рэнда. Ему удалось вырваться и удержать кулак Бевана.

— Я пришел помочь тебе!

— Тогда не мешай, дай уйти! Рэнд испустил долгий вздох.

— Они никогда не отпустят тебя вот так.

Беван высвободил руку и вновь занес ее для удара, но Рэнд успел перехватить ее. Две руки столкнулись в воздухе, высекая сноп искр. Бах-дар против бахдара. Беван застонал:

— Значит, ты поддался им… Ты им поверил! Он пренебрежительно скривил губы, его черные глаза сверкнули.

— Ты поверил их вранью!

Он рванулся, отбросив Рэнд а, и нанес ему жестокий удар носком ботинка. Удар пришелся прямо под ребра. Рэнд скорчился от боли.

Он с трудом заставил себя встать на колени, услышав шум двигателя. Работали не его сани — те стояли на прежнем месте. Рэнд поднялся на ноги, шатаясь, согнувшись пополам.

Шум слышался сзади. Рэнд обернулся и увидел, что Беван ведет сани прямо на него. Рэнд споткнулся, и полозья проехали по его телу.

На лице Бевана нет раскаяния, подумал Рэнд, погружаясь в темноту.

Боль, агония, отвращение, предательство, страх, гнев… Палатон лежал, мучаясь от смены чувств. Но эхо его Брата осталось слабым и пульсирующим. Палатон протянул руку вдоль связи, убеждая Рэнда подняться.

Мальчик отказался. Он съежился, застыв в своем отчаянии, скорбя по погибшей дружбе.

Поднимайся!

Рэнд сел, потрясенный. Кровь струилась из его запястья, а он смотрел на нее и не замечал. Это видение появилось в голове Палатона так отчетливо, как будто он стоял рядом с человеком.

Останови кровь!

Усталым жестом Рэнд оторвал болтающуюся манжету и обернул ее вокруг запястья, как повязку. Повязка смягчила пульсирующую боль. Теперь он почувствовал тошноту. Каждый вздох вызывал у него внутри вспышку боли. Но как только он встал на ноги, боль ослабла.

Иди за ним!

Рэнд нагнулся. Его голубая форма была порвана на колене, кожа содрана, вокруг уже проступал лиловый синяк, но повреждение казалось незначительным. Рэнда вырвало, и он долго стоял, отплевываясь, а потом заковылял к оставленным саням.

Казалось, движение помогало ему. Он убрал волосы со лба и глаз. Ему не хотелось следовать за Беваном.

Ты должен помочь ему!

Рэнд издал беззвучный смешок. Он устало прислонился к борту саней, слишком слабый, чтобы забраться в них.

Палатон убеждал: «Рэнд, Брат… вспомни, этот огонь… он появляется непреднамеренно. Он не может контролировать свой бахдар. Понимаешь? Он уничтожит Бевана. Он может уничтожить Аризар».

Эта мысль насторожила Рэнда, но не спасла от слабости.

— Все хорошо, — громко произнес он. — Все в порядке.

Он забрался в машину и завел ее. Ему не нужна была карта. Беван сбросил ауру, и Рэнд мог читать ее, это зеленоватое расплывчатое мерцание в чистом воздухе, напоминающее яд.

Это и в самом деле действует, как яд — видеть, что стало с другом.

Сани вырвались на поляну.

Глава 30

В сумерках Грасет принесла ему еду и опустилась на колени рядом.

— Что случилось?

— Слишком темно, чтобы продолжать езду. Бевана одолела лихорадка, и он заснул. Рэнд — тоже. Бах дар вредно действует на людей.

Наставница Грасет печально улыбнулась.

— А разве на нас он действует лучше?

Палатон взглянул на нее.

— Хотелось бы думать.

Его собеседница была суровой, совсем не красивой чоя. Он не чувствовал к ней влечения, но восхищался тем, как стойко она переносит беду.

— Ты должен вызвать его домой, чтобы продолжить процесс связи.

Палатон усмехнулся.

— Думаю, мы и так достаточно связаны.

— Нет… я хочу сказать, тебе надо узнать, как отделиться от него, как избежать полного истощения друг друга. Как защитить себя. Связь с Братьями — это постепенная процедура. Ты и Рэнд естественным образом поддерживаете друг друга. А теперь ты должен научиться прекратить отдавать силы.

Он устало глотнул остывающий брен.

— Для этого у нас еще хватит времени. А теперь… мальчику плохо. Это душевное потрясение. Рэнд должен найти его.

— Знаю, — ответила Грасет и вышла, оставив его в обществе множества книг и картин, изображающих Чо — картины от времени потрескались, но виды на них остались такими же ясными, как при их написании.

Рэнд спал плохо. Его тело ныло, лицо горело. Воды осталось совсем немного. Какие-то насекомые гудели над ухом и вгрызались в землю с раздражающим постоянством. Наконец он впал в почти бессознательное состояние и погрузился в черный неотвратимый сон.

Палатон мгновенно очнулся и схватился за подлокотник кресла, чтобы удержаться в нем. Его мозг затопили образы, посылаемые Рэндом — причем далекие от реальной жизни.

Паншинеа, спускающийся на Скорбь, держит под руку Риндалана. Император под охраной, явившийся защитить позиции своих представителей в Чертогах Союза. Враги, ждущие его. Торжествующее посольство абдреликов. Чо в панике, оставшаяся без императора и без наследника. Небесный дом, замышляющий нападение на Звездный дом.

Скорбь с ее кристаллическими реками и ручьями, расстилающаяся перед Паншинеа. Император останавливается перед мемориалом у Чертогов — и плачет. Как и непреклонный Риндалан. И, как мольба к Вездесущему Богу, имя Палатона срывается с губ императора.

Палатон хорошо знал Чертоги, знал императора — и знал, что Рэнду об этом неизвестно.

Однако то, что он видел, не было воспоминанием.

Предвидение. Мальчик явно предвидел то, что сейчас пригрезилось Палатону.

Даже Палатон не обладал таким даром, кроме неясного предчувствия. Какую же преграду они прорвали, наделив человека даром чоя?

Если это предвидение справедливо, Паншинеа грозит свержение, и он встретит его с именем Палатона на устах.

Палатон поднялся. Его тело неожиданно окрепло, и он выпрямился. Он разыскал спальню Грасет и разбудил ее, почти стащив с постели.

— Мне нужен корабль и пилот.

Ее лицо было помятым от сна, и все, что она пробормотала, было:

— В верхней школе их полно. В порту должно быть несколько кораблей.

Потом, осознав важность его плана, она принялась возражать:

— Это смерть и для тебя, и для человека.

— Этого не может быть.

Грасет покачала головой.

— Я не знаю, как тебе удастся пересечь Хаос в таком состоянии. Твой бахдар, душа — у тебя почти ничего не осталось. И Рэнд нуждается хоть в какой-то поддержке.

Его голоса напряглись.

— Я должен оказаться в двух местах одновременно — у меня нет выбора. Моя планета и мой Брат зовут меня.

Грасет не стала долго спорить. Она крепко стиснула его руки и произнесла:

— Школа должна за многое просить прощения. Если ты не сможешь вернуться… вспоминай нас добром.

Выросший без отца, имеющий весьма туманное происхождение, он никогда не смог бы узнать всех своих возможностей. Но теперь они лежали перед ним, как на блюде. Он направлялся к своей судьбе, какой бы она ни была. Палатон ответил на ее пожатие, прежде чем повернуться к ждущему тезару.

— Ты из Голубой Гряды? — спросил он, поскольку чоя был облачен в простой летный костюм.

Чоя усмехнулся.

— Из школы Соляных Утесов.

Палатон пробормотал «тоже неплохо» и направился к двухместной капсуле.

ГНаск наблюдал, как атакующее звено кораблей поднялось с базы. Черный бархат космоса хорошо очерчивает их серебристые силуэты, думал он. Он вытер рукавом уголок рта, подбирая струйку слюны. Эти чоя никогда не узнают, что с ними случилось. Развалин будет достаточно, чтобы подтвердить его слова — осколков, останков скелетов, и, вероятно, показаний из уст выживших счастливчиков. К чоя никогда уже не будут относиться с таким уважением, каким бы влиятельным народом они ни были.

Он, ГНаск, позаботится об этом.

Конечно, ему предстоит порвать с тем человеком, но расстаться по-хорошему. Постоянный скулеж, жалобы стали раздражать его. «Помогите мне, помогите нам…» — вероятно, этот человек даже не может понять, какое отвращение испытывает к нему ГНаск. Люди — это народ, который своими руками уничтожил собственную планету, почти безнадежно загрязнил воды. Люди заслуживают того, чтобы их стерли с лица Земли.

Он настроил экран, чтобы не пропустить этого зрелища — своего флота, влетающего в Хаос.

Рэнд проснулся с колотящимся сердцем. Он вскочил на ноги в свете двух серебристых дисков, повисших низко над землей, и испустил жалобный крик.

Ответ пришел откуда-то издалека, он был слабым, но понятным.

«Я здесь».

— Не оставляй меня! — взмолился Рэнд. Он схватился рукой за шершавую кору дерева, чтобы удержаться.

Палатон только повторял, как будто шепотом: «Я здесь».

Рэнд не мог вернуть его, оставалось только смириться. Но когда тени затуманили его зрение, а слух ослабел, он испытал острый страх. Справится ли он? Он не одинок… но будет ли этого достаточно?

Алекса проснулась и беспокойно поднялась, глядя на тусклые краски предрассветного неба. Сны о грязной воде и тяжелых телах, скольжении по складчатой коже, поисках отвратительных существ в иле, а затем чавкающие звуки при их пожирании преследовали ее.

Она прошла в туалет, сунула пальцы поглубже в горло и вызвала рвоту. Ее вырвало только желчью. Если бы она что-нибудь ела, в желудке остались бы остатки. Но она знала, что ничего не ела.

Она приложила лицо к прохладному кафелю стены. Она была зла и знала это. В ее голове появлялись мысли, которые она никогда бы не смогла доверить кому-нибудь, а меньше всего тем, кто любил ее. Она подняла голову и всмотрелась в покрытую серебром пластинку прозрачного пластика, служившую зеркалом.

Снаружи она человек, но внутри копошится отвратительный, скользкий зародыш зла. Неважно, кто любит ее. Неважно, кто обнимает ее по ночам. Она стремилась к невинности Рэнда, искры которой пробивали любую черноту, как маяк, и когда потерпела поражение, поняла, что Беван, который часто любил ее, стоит на грани между добром и злом. И ни его тихий шепот, ни смятение страсти, ни согревающие объятия не спасут ее.

Ей необходимо вернуться домой. Ей необходимо найти свою вторую половину, какой бы она ни была. Алекса вышла из туалета, нашарила дрожащей рукой голубую форму, сбросила шлепанцы и начала одеваться. Ее что-то подгоняло. Ей надо быть одетой, готовой уйти подальше отсюда.

Под прикрытием сумерек раннего рассвета и густых теней она покинула корпус.

Она оказалась за воротами, рядом с обтесанными глыбами гранита, как вдруг с воем приблизились атакующие корабли, серебристая обшивка которых раскалилась от трения о воздух. Они спикировали на школу. Алекса побежала — дальше, как можно дальше от предсмертных воплей и огня.

Ее ноги дрожали от пережитого налета и от желания увидеть спасителя — она знала, что он придет. Она протянула руки к небу и принялась горячо молиться за свою общность и единообразие с абдреликом, ждущем ее, и оставалась в такой позе до тех пор, пока с неба не спустилась лестница.

Как только темнота рассеялась, Рэнд был в санях. Он перекусил на ходу, следуя по пересеченной местности, носившей следы усилий заритов укротить ее. На горизонте показался порт Аризара, огни которого светились приветливо, как маяк. Рэнд не знал, поднялся ли Беван так же рано, но он наблюдал за его аурой, светящейся в предрассветном тумане. Рэнд не знал, что станет делать, если вновь настигнет Бевана — теперь, оставшись без помощи Палатона. Пойдет ли Беван с ним? Или они уничтожат друг друга? Но эта мысль показалась невозможной.

Как только он выкинул остатки завтрака на землю и вытер руку о штанину, небеса разверзлись и пролились смертельным огнем.

Он отвел сани подальше от дороги, но сам не отрываясь смотрел на страшное зрелище. Он думал об охранниках, которыми угрожал Бри-ад, но увидев стройные серебристые силуэты на фоне неба понял, что атаку начали космические корабли. Что-то или кто-то навлек на Аризар смерть.

Его сердце готово было выскочить из груди, когда он понял, что главная цель кораблей — позади него, в горах. Его глаза затуманились от печали по Алексе и Клео, Грасет и другим курсантам, по забавному садовнику-зариту и всем другим, кого он не успел предупредить.

Слава Богу, Палатон спасся.

Корабли с диким воплем пролетали над головой. Рэнд вскочил в машину и заставил двигатель прибавить ходу, нагоняя тени стремительных кораблей, бегущие по земле.

В Чертогах Союза наступило лето. Деревья согнулись под тяжестью цветов и созревающих плодов, которые уже начали опадать на дорожки. Воздух стал удушливым, надвигалась гроза. Риндалан запыхтел, и Паншинеа приостановился.

— Ты догоняешь, старик? — прошептал император.

— Да… — с трудом ответил Риндалан. — Но лучше бы ты шел помедленнее.

— Я иду к смерти, — беспечно отозвался Паншинеа. — Как же мне еще идти? Или ты потащишь меня? — он обернулся.

До мозга костей отпрыск Звездного дома, с золотящимися под летним солнцем волосами, в богатой одежде, облегающей его еще стройную фигуру, и гривой волос вокруг уже обветшавшего рогового гребня, император величественно протянул спутнику руку.

— Ты готов, Ринди? Прелат покачал головой.

— Вряд ли. Это просто глупо. Ты не можешь сам защитить своих посланников. Ты подвергаешь себя нападкам ронинов, унижениям, издевательствам абдреликов…

— Но они не смогут потребовать замены президента большого Совета, — перебил Паншинеа, повторяя свою давнюю клятву. — Только через мой труп!

— Именно на это, — заметил Риндалан, — и надеется ГНаск.

Паншинеа прищелкнул языком.

— В тебе осталось слишком мало веры. До тех пор, пока во мне горит последняя искра бахдара, я буду сдерживать врагов у стен моего замка.

Несмотря на поддержку императорской руки, Риндалан двигался с усилием.

— Только помни, Паншинеа, что наша сила — это наша тайна, и не следует открываться перед Союзом.

Паншинеа отвернулся. Он ничего не ответил, но Прелат уловил блеск в его травянисто-зеленых глазах. Прелат не знал, было ли это показателем решимости или приступом болезни. Дверь зала Совета открылась перед ними.

ГНаск нетерпеливо фыркал. До тех пор, пока Совет не принял столь важные персоны, как император и верховный Прелат Чо, к нему относились со всевозможным почтением. Ни слова не было сказано о посланных атакующих кораблях. Больше ему не было причин оставаться на Совете. Когда секретарь огласил повестку дня, стража в дверях почтительно склонилась, пропуская императора и его спутника.

Он слышал, как Паншинеа оказывают почести, которые императоры Чо обычно принимали заочно, через своих посланников. Он наблюдал за чоя, зная, что император может быть проницательным, умным и решительным, но и совершенно помешанным. Если Паншинеа держится так уверенно, значит, чувствует за собой поддержку. И если ГНаск сможет переиграть его, император, а также его представители будут изгнаны с позором.

У него было всего одно возражение, которое не вызвало бы осуждения. И как только пришел его черед взять слово, он выдвинул это возражение.

Император стоял у трибуны. Он повернулся и вопросительно приподнял бровь.

— Что не нравится посланнику абдреликов?

— Я ничего не имею против вас, Паншинеа, — мягко отозвался ГНаск. Он ненавидел трейд, который не передавал всех нюансов его собственного языка, но был вынужден пользоваться им и делал это со всевозможным старанием. — Единственно, что меня тревожит — стабильность оставленного вами правительства. Насколько я помню, у императора нет наследника…

Прежде всего Союз добивался устойчивости. Любая планета, которая становилась нестабильной или развивалась в неясном направлении и могла принести вред другим планетам и цивилизациям, либо уничтожалась, либо ее заселяли народом, способным придать ее развитию нужный ход. Даже Чо вполне удовлетворяла этим критериям. Подвижное, обаятельное лицо Паншинеа застыло.

— Насколько я понимаю, — продолжал ГНаск, опираясь на край стола, — существуют некоторые разногласия относительно вашего здоровья и восхождения на престол другого Дома. Конечно, внутренняя политика Чо меня не касается, но здесь затронут вопрос о стабильности. Тезары — наши спасители, оказывающие неоценимую помощь каждому народу, осваивающему космос. На вас лежит огромная ответственность.

— Наша ответственность… — Паншинеа запнулся. Худощавый чоя, стоящий рядом с ним, потянул его за рукав и что-то произнес, но его слова скрыл от ГНаска ровный гул голосов присутствующих.

ГНаск ждал, уверенный, что так или иначе он добьется своего. У императора нет наследников — у него есть соперники в Небесном и Земном домах, поэтому его власть может легко привести чоя к гражданской войне. К тому же ни один из кандидатов до сих пор не выдвинут от Звездного дома, Дома, явно продолжающего нисхождение.

Паншинеа отодвинул плечом своего советника. Он засуетился, затем шагнул вперед и собрался говорить.

Двери зала открылись, и вошел еще один чоя. Естественный свет Скорби, исходящий откуда-то позади него, и прямое, но тусклое освещение зала делали его лицо невидимым. Однако ГНаск узнал его, узнал по манере держаться и голосам, как только он заговорил. Абдрелик гневно обнажил клыки.

— Я — официальный преемник императора. Я готов занять его место либо здесь, в Чертогах, либо дома — там, где буду нужнее.

Палатон прошел к трибуне, взглянул на императора и протянул ему руку.