Глава 1

«Среди сотен тысяч городов Земли есть один, где люди живут поистине свободно и спокойно. Там царит мир и справедливость, там нет преступников и негодяев, там удовлетворяется давнее стремление людей жить благополучно и без страха. Этот город на картах мира совершенно справедливо называется Интервилем, поскольку живут в нем, как в Новом Вавилоне, люди из самых разных стран. Однако больше всего здесь выходцев из России, которые предпочитают называть город Международным, и именно по этой причине жители общаются между собой в основном на русском языке…»

Захлопнув путеводитель, я зеваю во весь рот и гляжу в окно вагона.

Магнитоэкспресс приближается к населенному пункту, усиленно восхваляемому путеводителем, со скоростью триста двадцать пять миль в час. Пейзаж за окном однообразен: лес, обступивший трассу с обеих сторон, безоблачное небо и яркое солнце. Надо было все-таки мне лететь самолетом, хотя, как это ни странно, в самом Интервиле-Международном аэропорт отсутствует, так что тем, кто избирает воздушный вариант прибытия в город, потом приходится тратить полдня на то, чтобы добраться туда наземным транспортом. Неизвестно, какими именно соображениями руководствовались мои шефы, отправляя меня в Интервиль по железной дороге, – возможно, не последнюю роль сыграло стремление сэкономить финансовые средства, которые, по мнению шефов, и так слишком часто швыряются на ветер отдельными сотрудниками. У меня на этот счет имелось свое мнение, но народная мудрость гласит, что с начальством, как и с малыми детьми, спорить не стоит…

Я специально выбрал одноместное купе, чтобы посвятить время поездки углубленному изучению последних веяний в области криминологии. Хотя познания мои в этой науке гораздо шире, чем, скажем, в астрофизике, однако, если в ближайшее время собираешься выдавать себя за ученого, не мешает освежить свои познания с помощью конспекта, специально подготовленного для меня в Центре. К концу поездки я невольно прихожу к выводу о том, что криминология, как и астрология, основывается на довольно-таки извращенной интерпретации всем известных фактов. Чего стоят, к примеру, такие постулаты некоторых криминологов относительно личности убийцы, как: «Типичный убийца всегда пьян»?! Или: «Насилие представляется преступнику некоей очищающей силой, которая освобождает его от комплекса неполноценности, от отчаяния и от бездеятельности». Как практик я решительно не согласен с подобными утверждениями. Те убийцы, с которыми мне приходилось иметь дело за двадцать лет оперативной работы, как правило, не были пьяницами и уж ни в коем случае не забивали себе башку апологетикой насилия как очищающей силы. В крайнем случае, они могли бы согласиться, что путем насилия действительно можно кое-что очистить, но не свою душу, а, например, кошелек или квартиру ближнего…

Над головой звучит мелодичный сигнал, и приятный женский голос объявляет: «Уважаемые дамы и господа, до прибытия в Интервиль осталось пятнадцать минут. Просим вас не забывать в вагоне свои вещи».

По отношению ко мне эта просьба звучит нелепо, так как я не обременен излишком багажа. Я закрываю свой комп-нот, сую его в «дипломат», где покоятся мои скудные пожитки, и начинаю облачаться в одеяние, которое более всего подобает путешествующим криминологам, изо всех сил пытающихся сойти за обыкновенных туристов, чтобы в ходе странствия по городам и весям набрать побольше материала для очередной научной статьи, а если повезет – то и для целой монографии. Поэтому одежда моя заключается в живописных шортах до колен, черной майке навыпуск с невнятной эмблемой на груди и кепке с длинным козырьком.

Не дожидаясь напоминания женского голоса о том, что дальше Интервиля поезд не идет, я выбираюсь из купе и следую к выходу. Состав мягко снижает скорость и вкатывается под высокие стеклянные своды вокзала. К двери вагона подают длинную кишку эскалаторного перехода, который доставляет пассажиров в зал таможенного досмотра. Как всякий уважающий себя вольный город, не входящий в состав каких-либо государств, Интервиль имеет склонность к подобным формальным процедурам, создающим у его гостей впечатление, что они прибыли в другую страну.

Когда приходит моя очередь предстать перед бдительным взором таможенного инспектора, я абсолютно спокоен, потому что не везу ничего запретного. Никакого оружия, никаких наркотиков, никаких краденых бриллиантов и тайно вывезенных золотых слитков. Вероятно, этим я обманываю ожидания человека по ту сторону барьера, потому что он трижды просвечивает мой потертый «дипломат» разными устройствами, чуть ли не инфракрасным взглядом изучает мои почти подлинные документы и только тогда со вздохом разочарования разрешает мне следовать восвояси.

До полудня еще далеко, но уже сейчас город плавится от жары, и даже близость моря не спасает от зноя. Все вокруг нестерпимо блестит, потому что куда ни посмотришь – сплошное стекло и хромированные поверхности. Город еще молод, и, как всякой молодежи, ему присуще стремление ослепить своим видом при первом же знакомстве.

Привокзальная площадь кишит народом. Встречающие и провожащие. Отъезжающие и прибывающие. Дальние и близкие родственники. Знакомые и незнакомые. Ближние и дальние… И все они обнимаются друг с другом с таким пылом, будто наступил день всеобщего братания. У меня возникает невольное опасение, что вот-вот и меня сейчас кто-нибудь хлопнет размашисто по плечу и с возгласом: «Ба, Адриан, сколько лет, сколько зим!» – заключит меня в свои потные объятия. Однако опасения мои оказываются напрасными, и я благополучно преодолеваю несколько десятков метров, которые отделяют меня от ближайшей стоянки такси.

Очереди на стоянке не существует. Наоборот, перед желающим прокатиться встает опасная проблема выбора, потому что свободных машин очень много. Создается такое впечатление, что все такси в Интервиле съехались в этот час к вокзалу.

Я выбираю из массы машин черно-желтый «эруэйт», у водителя которого рубашка расстегнута до самого пупа. В общем-то, я не люблю людей с волосатой грудью, но данный субъект сразу понравился мне тем, что не колеблясь потребовал от меня деньги вперед. После некоторых торгов мы, наконец, сходимся на компромиссном варианте, который заключается в том, что я сую субъекту за рулем стоюмовую купюру в качестве задатка.

В тот момент, когда я, небрежно швырнув «дипломат» на заднее сиденье, готовлюсь сесть рядом с водителем, у меня возникает весьма знакомое ощущение. Будто меня изучает чей-то взгляд, усиленный многократно приближающей оптикой. Я обвожу взглядом площадь, но на ней слишком много людей, чтобы можно было засечь невидимого наблюдателя. Поэтому мне остается только списать свои подозрения на профессиональную мнительность и нырнуть в машину.

«Эруэйт» с характерным свистом газовых турбин стартует, вливаясь в поток движения. До выезда с площади водитель успевает нарушить правила дорожного движения по крайней мере три раза, из чего я могу заключить, что он наверняка непоколебимо верит в свое бессмертие.

– Куда едем ? – осведомляется таксист, включая бортовой радиоприемник.

Я лихорадочно пролистываю в памяти страницы путеводителя по городу, но не могу припомнить ничего стоящего из описания местных учреждений гостиничного сервиса.

– В гостиницу, – наконец, не нахожу ничего лучшего, чтобы сказать в ответ.

– А я думал – в морг, – мрачно шутит таксист и поясняет: – Гостиниц у нас – хоть пруд пруди. Вам какая нужна?

– Только не какой-нибудь там «Хилтон» или «Эксельсиор», – поспешно говорю я. – Что-нибудь поскромнее…

– Тогда, может быть, «Уютный уголок»? – предлагает он. – Хотя наличие свободных номеров там не гарантирую.

– Что ж, можно и в «Уголок», – говорю я, пытаясь изгнать из своего подсознания невесть откуда взявшуюся присказку: «… и поставил в уголок, чтоб никто не уволок». Лично для меня она звучит слишком зловеще.

Некоторое время шофер внимает музыкальной дребедени, льющейся из приемника, а я пользуюсь передышкой в нашем общении, чтобы запомнить кое-какие детали тех улиц, по которым мы мчимся. Интерес мой – отнюдь не праздный. Может быть, представление о местонахождении и устройстве проходных дворов и пассажей, стоянок такси и подземных переходов, переулков-тупиков и переулков-пассажей мне не пригодится никогда, но лучше захламить свой мозг массой, казалось бы, ненужных подробностей, чем обнаружить в решающий момент, что восполнять пробелы в своем знании города слишком поздно…

Водитель «эруэйта» походит на итальянца: такой же смуглый, черноволосый и волосатый. Только для итальянца он слишком мрачен и замкнут. На «игрушку» он не похож, но в Интервиле лучше не надеяться на свои навыки чтения намерений окружающих по их физиономиям.

Отправляясь на дело, я предупредил руководство Контроля, что вообще не люблю, когда меня опекают, а в данном случае, когда предстоит вести борьбу с противником-невидимкой, противником-оборотнем, который способен материализоваться в любом человеке из толпы, которая тебя окружает в трехмиллионном городе, смысла в опеке тем более нет. Именно поэтому я и решил работать один. Я не хотел шататься по Международному в сопровождении разношерстной толпы телохранителей, которые бы только путались под ногами у меня и у моего противника, и в конце концов были бы прикончены один за другим…

– Как здесь у вас обстановка ? – спрашиваю я таксиста, стараясь перекричать радиоприемник.

– В каком смысле?

– Ну, вообще… Говорят, у вас здесь не житье, а рай. Не грабят по ночам, не насилуют, не убивают. Вроде как и не люди здесь живут, а самые натуральные ангелы во плоти..

– Вы что – издеваетесь? – вдруг вскипает шофер. – Кто это вам сказал такое?

– Полгода назад один мой приятель проводил здесь отпуск. С женой и собакой. Ему в вашем городе очень понравилось…

– Тури-исты, – с презрением бурчит водитель, с остервенением переключая скорости. – Приедут, проваляются весь день на пляже, накупят дешевых сувениров в киоске при гостинице и думают, что они знают наш город как свои пять пальцев!.. Вы газеты-то хоть читаете, стереовидение смотрите ?

– А что? – удивляюсь я. – По-моему, и пресса, и телевидение тоже описывают ваш город в самых восторженных тонах… «Обитель мира и спокойствия»… Или как там? «Там нет преступников и негодяев, и даже международные гангстерские синдикаты наложили вето неприкосновенности на этот город»… Что, разве не так?

– Наверное, вы последний раз держали в руках газету года этак три назад, – с нескрываемым ехидством произносит таксист. – И откуда вы взялись только, такой неосведомленный?

– Оттуда же, откуда и вы, – говорю я. – Все мы, знаете ли, беремся из одного места… не буду говорить, какого.

На кодовое слово «собака», используемое Центром для опознавания своих, шофер не отреагировал должным образом, хотя это может ни о чем не говорить.

– А вы тоже прибыли к нам отдыхать и развлекаться ? – спрашивает он.

– Очень надеюсь, что это мне удастся, – искренне признаюсь я.

– Как долго вы у нас пробудете?

– Недельку, другую… смотря, каким будет отдых. Иногда люди отдыхают с таким энтузиазмом, что вскоре лишаются и сил, и здоровья. Знаете, чем отличается санаторий от дома отдыха? В санаторий люди приезжают больными, а уезжают здоровыми, а что касается дома отдыха – там все наоборот!..

Водитель некоторое время сосредоточенно смотрит прямо перед собой, беззвучно жуя губами, словно пробуя на вкус мою шутку.

– Должен вас предупредить, – произносит вдруг он, выключая приемник, – что никакого отдыха для вас здесь не будет.

– А что будет ?

– Борьба за выживание, – мрачно говорит шофер.

– Серьезный термин, – говорю я. – Кажется, я его где-то уже слышал… Уж не запугиваете ли вы меня, дружище?

Таксист с подозрением осматривает меня с головы до ног, уделяя особое внимание моим экстравагантным шортам.

– Вы кто по профессии ?

– В данный момент – турист, – ухмыляюсь я. – А на досуге балуюсь наукой. Про криминологию слышали когда-нибудь?

– Так вы – легавый, что ли ? – предполагает мой собеседник. Судя по его тону, к полиции он относится крайне отрицательно.

– Причем здесь собаки? – притворно удивляюсь я, чтобы лишний раз проверить собеседника. – По-моему, вы меня не так поняли, дружище…

Такси вдруг сворачивает к тротуару и резко тормозит. Мой лоб чудом избегает столкновения с тем стеклом машины, которое, видимо, не случайно назвали лобовым.

– Что случилось? – осведомляюсь я у шофера.

Он молча, перегнувшись через меня, открывает дверцу с моей стороны и только потом произносит:

– Приехали, господин хороший. Дальше транспорт не следует. Я и забыл, что мне давно обедать пора.

– Подождите, дружище, – миролюбиво говорю я. – Это какое-то недоразумение…

– Давайте, давайте, – говорит он, не слушая меня. – Обслуживать вас я больше не буду. Здесь недалеко, своими ножками дотопаете.

Некоторое время мы молча смотрим друг на друга, потом я беру с заднего сиденья «дипломат», вылезаю из «эруэйта» и, не оглядываясь, иду по тротуару прочь. С одной стороны, таксист поступил со мной паршиво, но с другой – очевидно, что он не имеет никакого отношения к обеспечению безопасности моей скромной персоны, и это не может не радовать…

Действительно, до «Уютного уголка» – рукой подать.

Однако преодолеть это расстояние спокойно мне не дают.

Некоторое время я двигаюсь вдоль бетонной стены, ограждающей не иначе как какой-нибудь сверхсекретный объект. Вроде атомной электростанции или института, ведущего разработки новейших систем вооружения. Стена представляет собой немалый соблазн для уличных графоманов и субъектов, внезапно обнаруживших в себе талант художника. С верху до низу она исписана и изрисована самыми различными текстами и рисунками, среди которых иногда встречаются и весьма пристойные образцы.

И в тот момент, когда я поглощен изучением на ходу очередного опуса на стене, сзади слышится стремительно приближающийся свист турбин. Судя по нарастанию звука, водитель чихать хотел на ограничение скорости в городе. Я оборачиваюсь как раз вовремя, чтобы заметить, что из кабины «уэбли» белого цвета, с затемненными стеклами и нарочито грязными номерными знаками, в мою сторону торчит какой-то черный продолговатый предмет.

Я еще не успеваю опознать его и осмыслить, что сейчас произойдет, как тело мое само собой складывается в несколько раз, чтобы упасть на тротуар и перекатиться перед самой машиной на проезжую часть, в недоступную для ствола автомата зону. Черный продолговатый предмет – это действительно компакт-автомат, потому что спустя мгновение после моего полуакробатического прыжка звучит серия отрывистых хлопков, которых почти не слышно за ревом турбодвигателя, и стена покрывается свежими выбоинами размером с кулак. Со смачным звоном разлетается фонарь освещения, торчавший над стеной, и на этом данный эпизод заканчивается.

Я вскакиваю с горячего асфальта, лихорадочно прикидывая, куда бы мне скрыться в случае, если «уэбли» развернется и вновь ринется на меня. Похоже, что таких мест нет. По одну сторону улицы тянется ряд плотно стоящих друг к другу зданий, в которых не видно ни арок, ни подъездов, а по другую – стена. Я представляю, как я буду карабкаться по ней, срывая ногти и обдирая кожу, и как любители стрельбы из машины будут дырявить мою спину почти в упор. Стрелять из машины по прохожим очень легко – тем более, из автомата, мне самому не раз приходилось упражняться в этом виде спорта. Пули при этом обычно разлетаются веером и сметают на своем пути все, что попадется, подобно струе поливальной машины.

Однако, люди в белой машине отказываются от повторной попытки прикончить меня, они сворачивают в узкий переулок, и спустя несколько секунд натужный вой двигателя смолкает где-то в недрах этого весьма гостеприимного города.

Насколько это возможно, я привожу себя в порядок, поднимаю с асфальта свой верный «дипломат» и пытаюсь уяснить реакцию окружающих на неудачное покушение, совершенное в полном соответствии с фильмами про мафию.

Однако окружающих в радиусе ста метров не наблюдается, никто не пялится на меня в окно из домов на противоположной стороне улицы, а реакцию водителей машин, проезжающих мимо, установить не получается ввиду того, что никто не останавливается.

Продолжаю свой путь в гостиницу, размышляя на ходу, считается ли в Интервиле стрельба средь бела дня по прохожим естественым явлением, как дождь или град (в этом случае, мне просто не повезло, и я случайно оказался в роли мишени для стрелков-любителей), или же кому-то очень не понравился мой приезд в этот город (что, конечно же, несравненно хуже).

Как ни странно, но «Уютный уголок» оказывается на самом деле уютным. На пятом этаже гостиницы отыскивается свободный одноместный номер, который, несмотря на довольно высокую цену, оправдывает мои надежды на почти домашний уют.

Для начала я иду в ванную и смываю с себя дорожную пыль – в прямом смысле этого выражения, потому что контакт моего полуодетого тела с не очень стерильным асфальтом несколько снижает то впечатление, которое должен производить почтенный криминолог, даже находясь на отдыхе.

Потом я проверяю тот пейзаж, который открывается из окна моего номера. Похоже, что любимый цвет жителей Интервиля – зеленый, потому что зелень присутствует везде, куда ни бросишь взгляд. Не город, а заповедник, сплошной парк. Из зелени торчат разноцветные черепичные крыши, возносятся к небу параллепипеды небоскребов и полосатые, как роба каторжника, трубы систем очистки воздуха.

Действительно – мирный и прелестный городок, но в душе моей еще слишком свежо воспоминание об инциденте у подножия стены, и поэтому я с невольным подозрением оглядываю окрестности. В сотне метров от меня, слева, вдруг сверкает солнечный блик, который вполне может исходить от мощного оптического прицела, и спина моя мгновенно покрывается противной холодной испариной. Хотя солнечный луч может отражаться от зеркальных стекол соседнего небоскреба, я предпочитаю тщательно закрыть окно номера жалюзями, после чего занимаю наиболее удобное положение для работы в мягком раскидистом кресле. Пора хорошенько обдумать свои дальнейшие действия.

Но скоро я ловлю себя на том, что меня продолжает мучить один и тот же вопрос, вытекающий из попытки людей в белой машине отправить меня на тот свет. Было ли это случайностью вроде пресловутого кирпича, который время от времени имеет обыкновение падать с крыши на головы не верящих в судьбу граждан, или Шлемист уже засек и решил убрать меня с дороги, пока я не натворил каких-нибудь пакостей для него? Если речь идет о втором варианте, то каким образом он мог обнаружить меня так быстро? В «игрушку» меня он превратить никак не мог, а что касается таксиста… Таксист? Но что особенного я сказал этому типу с волосатой грудью? Что я – криминолог?.. А, может быть, Шлемисту все-таки удалось захватить Сигнальщика, пока я тащился в Интервиль на поезде, выжать его досуха и как следует приготовиться к встрече гостя в моем лице? Да, но Сигнальщик не мог знать, что на встречу с ним прибуду именно я, и вообще ни одна живая душа в Интервиле не должна ничего ведать обо мне. Я действительно первый раз в этом городе – меня поэтому и выбрали для данной командировки…

Отчаявшись найти удовлетворительные ответы на все эти вопросы, я бросаю взгляд на часы и вижу, что уже начало четвертого.

Не заняться ли мне чем-нибудь конкретным? Например, позвонить Сигнальщику домой, хотя это довольно рискованно, потому что телефон его может прослушиваться, и если уж звонить, так из какого-нибудь уличного автомата. Хотя – что я этим добьюсь? Едва ли человек, пропавший без вести неделю назад, причем, надо полагать, сознательно пропавший, вдруг объявится дома. Скорее всего, мне ответит его жена, которая популярно объяснит мне, что знать не знает, где ошивается последнее время ее муженек, а если бы и знала, то и не стала бы говорить, потому что такие вот приятели дурно влияют на ее ненаглядного, отвлекая его от семьи…

Нет, не буду я, пожалуй, звонить ни Сигнальщику, ни даже его знакомым, дурно влияющим на него. Пора мне сейчас подумать о своем бренном теле, потому что последний раз я принимал пищу в поезде.

Я встаю, чтобы двинуться в ресторан при отеле, но тут в дверь номера раздается осторожный стук. Я не люблю работать с оружием, но сейчас какая-нибудь завалящая «тойота» восьмимиллиметрового калибра мне пришлась бы кстати. После эпизода у кладбище мне начинает казаться, что стоит сейчас открыть дверь, и человек, так робко постучавшийся в дверь, неэкономно выпустит в мою грудь целую обойму, не утруждая себя какими-либо объяснениями. После чего он наверняка отправится дальше по своим делам, не сказав даже на прощание: «Спи спокойно, дорогой Адриан, вечным сном»…

Спина моя опять покрывается холодным потом, но я все же иду открывать. Как ни странно, за дверью обнаруживается не громила, ритмично жующий жвачку, с портативным «клиффордом» под оттопыренной полой пиджака, а человечек небольшого роста с огромным портфелем под мышкой. Он почтительно-приветлив и оптимистически-улыбчив. У него гладкое круглое лицо, выражающее самые добрые намерения, и осторожные манеры человека, привыкшего к тому, что его часто посылают по известному адресу. Он представляется как рекламный агент одной из торговых компаний, название которой тут же улетучивается из моей головы. Он предлагает мне купить массу всевозможных вещей оптом и в розницу, со скидками и «почти даром». В ассортимент коммивояжера входит немало полезных товаров типа специальных устройств против храпа и чудо-щетки для вычесывания собак.

Не скажи он последней фразы, и я не стал бы его слушать дальше. Но теперь я осведомляюсь, знает ли он, как будет «собака» по-японски.

Он, не задумываясь, без запинки отвечает на этот каверзный вопрос, и я перевожу дух, приглашаю его пройти в номер, расположиться в кресле и тщательно запираю дверь.

Дальнейший наш разговор весьма далек от коммерческих операций.

– Что-нибудь случилось? – спрашиваю я плюгавого замухрышку с осторожными повадками.

– Найден Сигнальщик, – говорит коммивояжер, не глядя на меня. Мое сердце замирает от скверного предчувствия.

– Сигнальщик или его труп? – уточняю я.

– Вчера ночью он был убит на квартире, где последнее время скрывался от Шлемиста. Полиция ведет расследование.

– Кто обнаружил труп?

– Рано утром в полицию позвонил неизвестный и, не представившись, сообщил, что по адресу: Сорок Третий проспект, восемь, квартира четырнадцать – совершено убийство. Полицейские отправились проверять это сообщение, на звонок им никто не открывал, и им пришлось взламывать дверь в присутствии понятых из числа соседей. Один из соседей был нами вовремя использован в качестве наблюдателя, что дало нам возможность однозначно опознать труп как принадлежащий Сигнальщику.

– Он оставил какие-нибудь сведения о Шлемисте? – интересуюсь я, хотя понимаю, что надеяться на это бессмысленно. Если Сигнальщика убрали люди Шлемиста – а в этом не приходилось сомневаться, – то помещение наверняка подвергается в этот момент тщательному обыску.

– Нет.

– Кто хозяин квартиры ?

Мой собеседник сообщает мне подробные данные об интересующей меня личности, которые я запоминаю, что называется, «на лету», как прилежный школьник.

– Что еще известно об этом деле ?

– Пока ничего, – говорит коммивояжер. – Если что-то будет, сообщим дополнительно. Что вы собираетесь предпринять?

– Прежде всего, полностью освободиться от вашей опеки.

– Мы не опекаем вас.

– Расскажите это кому-нибудь другому. Я знаю, когда за мной наблюдают. Это во-первых. Во-вторых, судя по тому, что вы вышли на меня, не дожидаясь моего доклада, меня «пасли» от самого вокзала до гостиницы. А ведь мне обещали полную свободу действий…

– Дело в том, что обстановка резко изменилась… – начинает человечек, вытирая лоб бумажной салфеткой, но я не даю ему закончить.

– Меня это не интересует, – жестко говорю я. – Выбирайте: или вы перестанете подстраховывать меня, или я отказываюсь от задания.

– Нам нужно согласовать это с руководством.

– Меня не интересует мнение руководства, – продолжаю я во все том же наглом тоне. – Я хочу, чтобы с этого момента рядом со мной не было никаких «телохранителей».

– Что вы задумали, Адриан?

– Послушайте, – устало говорю я, – теперь, когда Сигнальщик мертв, на Шлемиста я могу выйти лишь одним-единственным способом. Мне придется играть в открытую. Но при этом я должен знать, черт побери, что меня окружают лишь потенциальные враги. Ваша опека все равно не поможет, если Шлемист захочет убрать меня.

– Вы в этом уверены?

– Пару часов назад я вертелся ужом на грязном асфальте, дабы избежать автоматной очереди, а это убеждает лучше всяких аргументов…

– Но тем самым вы лишаете себя связи с Контролем, – протестует мой собеседник. – Вы понимаете, что, в случае необходимости, мы не сможем ни о чем предупредить вас?

– В данных условиях связь теряет всякий смысл, – бормочу я. – Поймите, любые мои контакты с Центром сейчас опасны, потому что дают Шлемисту шанс обнаружить меня быстрее, чем я обнаружу его. А от того, кто быстрее друг друга обнаружит, будет зависеть исход всего дела.

Возможно, у Контроля имеется свое мнение на этот счет, но мне все-таки хочется верить, что ко мне прислушаются. Я прекрасно понимаю, как им трудно отказаться от наблюдения за мной. Потому что, если Шлемист прикончит меня, у них не останется никаких зацепок, чтобы послать по моим следам кого-нибудь другого. Слишком велика ставка, чтобы так рисковать в этой игре, к тому же у меня и Контроля – несколько разные интересы. Моя цель заключается в том, чтобы не только обезвредить Шлемиста, но и выжить самому. А Контроль заинтересован в том, чтобы уничтожить Шлемиста любой ценой – даже если при этом придется пожертвовать несколькими адрианами клурами.

– Итак, никакой опеки, – повторяю я. – Конец связи.

Взгляд человечка с портфелем сразу проясняется, и он спрашивает:

– Так вы покупаете чудо-щетку или нет? Всего пятнадцать юмов, а, между нами говоря, в магазине она стоит намного дороже…

– Знаете, – говорю я, поднимаясь, – я передумал. К тому же, для начала мне пришлось бы купить собаку, а я их с детства не выношу…

Глава 2

Тело лежало в комнате на полу, наспех прикрытое стареньким пледом, который кто-то из полицейских позаимствовал с дивана.

Я увидел его сразу же, едва вошел в квартиру.

– Осторожно, не наступите, – посоветовал заботливый голос сзади.

Меня взяли за локоть и указали пальцем под ноги. Там простиралась обширная кровавая лужа. Лужа была старательно обведена мелом, словно кто-то пытался пародировать ранних абстракционистов.

– Семь ножевых ран, – пояснил все тот же заботливый голос над плечом. – Поэтому так много крови… Хотя хватило бы и одной: ведь каждый удар был смертельным. Видно, убивали его со знанием дела, но для подстраховки слегка перестарались!..

Я повернул голову. В углу сидел на корточках еще один полицейский, который глубокомысленно изучал содержимое распахнутого стенного шкафа.

– Минуточку, – предупредил сопровождавший меня полицейский и вышел из комнаты.

Тело под пледом лежало в естественной позе, животом вниз. Вот только ноги были широко раскинуты в стороны. Как у распятого Христа…

В комнате находился еще один полицейский, только, в отличие от своих напарников, он был в штатском. Он-то и обводил мелом очертания предметов. Вещи были беспорядочно раскиданы по всей комнате, словно здесь недавно имел место классический, полномасштабный полтергейст, но лично меня больше всего заинтересовала одна штуковина. На письменном столе, рядышком со стареньким «пентиумом», красовался кухонный нож (мой нож), с лезвия которого капала тяжелая мутная кровь.

У самой двери по стене на уровне груди тянулась длинная грязно-алая полоса, и я сначала не понял, что это такое. Поймав мой взгляд, полицейский, изучавший стенной шкаф, поднялся с корточек и провел рукой вдоль стены, не касаясь ее. Он словно гладил ее. Тут до меня дошло: такой след мог оставить тот, кто пытался удержаться на ногах, опираясь окровавленной рукой на стену.

– Ну и наследил же этот тип ! – с непонятной интонацией проговорил полицейский, вертя ладонью перед своим лицом так, будто видел ее впервые. – А вообще-то жарковато здесь, правда ?

Я согласился, и он принялся расстегивать пуговицы на мундире. В свою очередь, я провел рукой по волосам. Они были мокрые, будто я только что вышел из душа.

– Пивка бы сейчас, – мечтательно произнес тот, который изображал из себя художника. – Пивко бы сейчас неплохо пошло, а, Тим ?

Тим немедленно согласился с коллегой, и некоторое время они, истекая слюной неудовлетворенной жажды, обсуждали недоступную им в данный момент возможность.

Я снова поглядел на красную лужу под ногами, потом осторожно переступил ее и подошел к окну. Там, снаружи, все было как всегда, но сейчас мне показалось, что знакомый, до чертиков надоевший пейзаж, единственной примечательной чертой которого была трансформаторная будка с крупной надписью на грязно-белой стене «Не влезай (неизвестный шутник коряво приписал сверху: „на жену“) – убьет!», таит в себе нечто зловеще-кладбищен-ское.

Разговор за моей спиной переходил уже на более горячительные напитки, нежели пиво.

– У меня такое ощущение, – жаловался полицейский с заботливым голосом своему напарнику, – что Фабиан разбавляет виски какой-то мочой.

– Сколько он с тебя берет? – деловито поинтересовался напарник.

– Семьдесят пять, но это – между нами…

– В этом-то все и дело, – сказал деловитый. – Я ему плачу по стольнику за порцию, зато качество, как говорится, переходит в количество!

В прихожей хлопнула дверь, и вскоре я услышал за спиной чей-то знакомый голос:

– Господин Любарский?

Я с неохотой оторвался от созерцания трансформаторной будки.