Глава 5

—Одного никак не могу понять, — посетовал Захаров. — Какого черта он выбрал именно это место?

— А что? — пожал плечами Слегин. — Вполне символично. Акт купли-продажи оружия состоится под сенью памятника, символизирующего победу человечества над своими низменными агрессивными инстинктами — в частности, всеобщий отказ от оружия…

— Да при чем здесь это? — не воспринял его сарказма Захаров. — Обычно же никто так не делает! Это все равно что предлагать купить наркотики папе римскому!.. По идее, он должен был назначить встречу в каком-нибудь укромном местечке, где нет лишних свидетелей! Лес за городом, дремучий парк на худой конец… Кладбище, мусорная свалка — да мало ли в Инске таких местечек! А вместо этого он выбирает чуть ли не самый центр города, да еще и на вершине холма, где ни единого деревца, ни прочих укрытий!..

— Может, он полагал, что в полночь в центре не бывает ни единой души? — неуверенно предположил Сле-гин.

— Ну да, конечно! — издевательски осклабился Захаров. — Ты еще сказал бы, что этот тип начитался Эдгара По и всерьез уверовал в то, что лучше всего прятаться на открытом месте!.. Да у этого монумента всю ночь толпы народа шатаются! Влюбленные — на каждом шагу! Плюс всякие рокеры-джокеры, скейтбордисты-велосипедисты!.. Не-ет, Слегин, лично я думаю, что тут возможны два варианта: либо твой покупатель — клинический идиот, либо он готовит тебе какую-нибудь бяку!

— Может, он просто непрофессионал? — по инерции спросил Слегин. В глубине души он сознавал, что обезовец прав, но верить в вариант с бякой не хотелось.

— Да-да-да, — ехидно подхватил Захаров. — А оружие разных типов и калибров ему нужно исключительно для того, чтобы упражняться по воробьям и пустым бутылкам!..

— Ну хорошо, — тоскливо вздохнул Слегин. — Значит, ты уверен в том, что меня хотят наколоть…

— М-да, — с сожалением произнес Захаров. — Знаешь, Слегин, я почему-то был лучшего мнения о твоих мыслительных способностях… Наколоть — это само собой. Только сам подумай: зачем этому субъекту после того, как он тебя обчистит, как липку, оставлять в живых? Чтобы ты потом рассказал своим хозяевам, кто и как тебя обидел?.. Вот что. Мы-то, естественно, организуем тебе стопроцентное прикрытие. В этом можешь не сомневаться… Но ты уж, будь добр, и сам постарайся не зевать, ладно? СО ты, конечно же, возьмешь без патронов?

— И не только без патронов, — откликнулся Слегин. — У всех моих «торговых образцов» аккуратно спилены бойки, так что даже при сильном желании выстрелить из них невозможно.

— Вот как? — скептически скривился Захаров. — Зря. Я бы на твоем месте запасся хоть одним боеспособным экземпляром…

— Нет уж, — возразил Слегин. — Изыди, сатана, не искушай меня!.. Чтоб в решающий момент рука не тянулась к спусковому крючку…

— Ну, смотри… — Захаров глянул на наручные часы. — Тебе уже пора собираться.

Слегин тоже покосился на табло времени в углу экрана.

— Да, — согласился он. — Через полчасика выйду…

— Может, тебя все-таки подстраховать по дороге к памятнику? — спросил Захаров.

— Не надо, — мотнул головой Слегин. — Скорее всего, клиент и его команда обязательно захотят убедиться, что я иду один и никаких козней им не готовлю… Не стоит нарушать джентльменские соглашения.

— Ну, как знаешь… сэр. Но в случае чего — вызывай нас, — попросил Захаров и исчез с экранчика коммуникатора, работавшего в режиме видеосвязи.

Слегин убрал коммуникатор в карман и оглядел номер, в котором он успел навести относительный порядок. Взял с кровати объемистый портфель-саквояж, зачем-то заглянул внутрь, хотя прекрасно знал, что там ничего нет. Достал из-за пояса и с явным сожалением повертел в руках парализатор, а затем решительно открыл прикроватную тумбочку и положил его на полку рядом с набором для бритья.

Почему-то появилось стойкое ощущение, что встреча с потенциальным клиентом станет пустышкой. Человек, с которым он разговаривал несколько часов назад, мог оказаться кем угодно — коллекционером запретных штучек, любителем стрельбы по консервным банкам и даже киллером, исполняющим заказы местных «крестных отцов»,

Но на Слепого Снайпера он не был похож.

Какое-то шестое чувство подсказывало это Онегину.

А это означало, что предстоящая операция — хоть и не пустая трата времени, но все же не то, ради чего он прибыл в этот серый город.

Ладно, что толку думать да гадать. Надо идти. Классики были правы: практика — вот единственный критерий истины. В конце концов, функция «клиента» может заключаться лишь в том, чтобы испытать на прочность мою «легенду». И кто знает, не Снайпер ли будет наблюдать за нашей встречей из надежного укрытия?

Именно поэтому Захаров и компания собираются брать «покупателя» не сразу, а предварительно поводив его по городу. Даже если речь идет об ординарных нарушителях запрета на СО, предпочтительнее сцапать всю гоп-компанию, чем на допросе выбивать из задержанного информацию о сообщниках…

Спустившись в вестибюль, Слегин зашел в автоматическую камеру хранения, где в нескольких ячейках покоились образцы «реактивов». Тем, кто обыскивал. сегодня его номер, видимо, и в голову не могло прийти, что самый запретный товар может лежать в АКХ, напичканной автоматами-детекторами СО.

А на самом деле детекторы в ячейках, где Слегин хранил оружие, были заблаговременно дезактивированы.

Убедившись, что поблизости никого нет, Слегин достал из разных ячеек несколько картонных упаковок, смахивающих на обувные коробки, уложил их в портфель и вновь запер замки, оснащенные дактилоидентификатором.

Захаров явно преувеличивал, говоря, что даже ночью в городе полно народу.

Слегин сел в полупустой автобус и проехал полупустынными улицами несколько кварталов.

На проспекте Доверия, где он вышел (в пяти минутах ходьбы от памятника), было изобилие света, и это создавало обманчивое ощущение безопасности. Ведь, если вдуматься, тут он был как мишень на фоне ярко освещенной стены тира для невидимого стрелка…

Время от времени Слегину попадались навстречу любители ночных прогулок. Однако одиночных прохожих почти не наблюдалось, люди шли по двое, по трое и даже целыми группами. Видимо, тот факт, что в городе действовал убийца-маньяк, отучил местных жителей от беспечности.

Слегин избрал именно этот маршрут, потому что он был прямым и открытым. Ни единого удобного места для вероятной засады в виде темного парка с обилием растительности, арки, ведущей в проходной двор, или туннеля подземного перехода.

Тем не менее, размеренно шествуя по тротуару, освещенному, пожалуй, лучше, чем днем, раскрутчик все-таки испытывал внутреннюю дрожь. От портфеля быстро немела ладонь, и Слегин то и дело перебрасывал его из одной руки в другую.

Чтобы отвлечься, он сосредоточил внимание на го-лографических слоганах, которых на проспекте было больше, чем вывесок магазинов и увеселительных заведений. Если это была и реклама, то очень тщательно законспирированная. Например, на фасаде одного здания крутились бесконечным колесом, словно одуревшая змея, гоняющаяся за собственным хвостом, разноцветные слова: ХОЧЕШЬ СДЕЛАТЬ БОЛЬШЕ — НАПРЯГАЙСЯ МЕНЬШЕ! Поперек улицы висели слова: ДОВЕРЯЙ СВОЕМУ ВКУСУ, А НЕ ЧУЖОМУ УКУСУ.

Сверху вниз по фонарному столбу пробегало и таяло в воздухе фальшиво-бодренькое: ХОРОШО ПОВЕСЕЛИЛСЯ — ХОРОШЕНЬКО ОТДОХНИ!..

До купола планетария, за которым должна была открыться площадь с памятником Победы, оставалось рукой подать. Невидимая струна, туго натянутая внутри Слегина, дала слабину.

«Когда все кончится и ребята Захарова возьмут этого мерзавца, — подумал он, — первым делом зайду в какой-нибудь бар. И не для отработки „легенды“, а для снятия последствий стресса — и никаких антиалкогольных снадобий!.. А потом вернусь в отель и хоть раз за последние дни отосплюсь по-человечески. А утром распрощаюсь с надоевшим образом курьера „Спирали“, оденусь не как пугало, а как нормальный мужик — и возьмусь за дело с другого конца. Мурьянову надо будет поручить…»

Тут все мысли выскочили из головы, и Слегин резко остановился, потому что из-за угла ближайшего дома прямо на него выскочил чумазый мальчик лет десяти. Он был босиком, в одних коротеньких трусиках и в абсолютно невменяемом состоянии. Слезы градом катились по его лицу, губы тряслись и прыгали на бледном личике, не в силах членораздельно выговорить хотя бы слово.

На блистающем огнями тротуаре мальчишка казался нереальным, как персонаж какого-нибудь «ужастика».

Слегин схватил его за руку и притянул к себе.

— Что случилось, малыш? — поинтересовался он. — Тебя кто-то обидел?

Мальчишка дрожал всем телом.

— Там… там… — с трудом выговорил он, указывая ручонкой туда, откуда выбежал.

— Ну, и что там? — стараясь говорить спокойно, осведомился Слегин. — Змей Горыныч прилетел? Или призраки чечетку отбивают? Да перестань ты реветь, ты ж мужик!

Эти слова оказали волшебное воздействие на мальчика.

Он вытер глаза и, запинаясь, проговорил:

— Там… там лежит мой папа!

— Пьяный, что ли? — удивился Слегин.

— Нет, — сказал малыш, не поднимая глаз. — Мой папа не пьет! Мы шли, а потом он упал…

И тогда Слегин понял, что хотел сказать ему мальчишка и почему он так напуган. Во рту сразу стало сухо, а сердце сбилось с обычного ритма.

Еще одна жертва Снайпера?

«Черт бы нас всех побрал с нашими оперативными игрищами! Пока мы устраиваем шоу с переодеваниями и засадами, этот мерзавец неумолимо делает свое грязное дело, и плевать он хотел на всех нас, вместе взятых!..»

— А ты никого там больше не видел? — спросил он мальчика.

Тот усиленно замотал головой.

Значит, убийца нанес очередной удар и скрылся.

Но он не мог уйти далеко.

— Стой здесь и никуда не уходи, — сказал Слегин мальчику и направился за угол дома.

Там был узкий переулок-тупичок, где стояло несколько машин, и стена дома была глухой, без единого окна. В самом конце тупичка на асфальте виднелось нечто бесформенное.

Озираясь, Слегин сделал несколько шагов в том направлении, и тут на него накатило отчетливое ощущение грубейшей ошибки. Сзади что-то скрипнуло, и он резко обернулся. Как раз вовремя, чтобы оказаться лицом к лицу с темным силуэтом, оказавшимся совсем рядом. Видимо, человек этот прятался в одной из машин, мимо которых прошел Слегин.

Скорость реакции — вещь относительная и познается в сравнении. Слегин всегда полагал, что по этому параметру может дать сто очков форы любому, но сейчас он понял, что заблуждался.

Боли от удара он почему-то не почувствовал, просто тело мгновенно одеревенело и стало чужим. И сразу же перед глазами выросла огромная стена и придвинулась к нему вплотную, но последним всплеском угасающего сознания Слегин догадался, что на самом деле он рухнул лицом вниз на асфальт…

Глава 6

Небытие не длилось нисколько — и длилось бесконечно. Оно, как вечность, не имело предела, и поэтому Слегин не знал, сколько времени он отсутствовал в реальном мире. Этот промежуток времени с равным успехом мог быть вечностью или секундой.

Не было ни звуков, ни образов, ни мыслей.

Ничего не было, кроме темноты и тишины.

(Уже потом, когда он вернулся к жизни из мира безмолвия и тьмы, ему показалось, что когда-то, давным-давно, он уже испытывал нечто подобное. Только где и когда такое могло с ним происходить? Наконец его озарило: наверное, так должен чувствовать себя зародыш перед появлением на свет.)

Внезапный переход к восприятию окружающей действительности всеми органами чувств был подобен шоку. Словно кто-то врубил одновременно множество «юпитеров» и сирену воздушной тревоги, чтобы разбудить его, спящего глубоким сном…

Тело было еще неподвижным, а мозг уже принялся анализировать ситуацию.

Выводы были неутешительными.

Он шел на встречу с незнакомцем, позвонившим ему по телефону. Его должны были прикрывать возле памятника. Но противник перехитрил их всех. Он выследил Слегина, заманил его в ловушку, используя ребенка в качестве приманки, а потом отключил его и…

И что?

Слегин приподнял голову и огляделся.

Вокруг — все тот же тупик, освещаемый лишь светом уличных фонарей с проспекта, и никого в нем нет.

Раскрутчик поднес к глазам наручные часы.

Если часы шли (он всмотрелся в циферблат и убедился, что цифры исправно сменяют друг друга), то, выходит, он пробыл в беспамятстве всего минут пятнадцать.

«Пятнадцать?! Постой-постой, это с какой же силой меня должен был вдарить тот тип, чтобы я провалялся бесчувственной чушкой столько времени?»

Эта мысль так поразила Слегина, что он одним рывком вскочил на ноги.

И только теперь осознал, что в теле нет ни единой клеточки, которая бы испытывала боль, — и это было тоже странно.

За время своей службы в «Раскрутке» он попадал в разные переделки, в том числе и такие, которые заканчивались полной отключкой. Но обычно в таких случаях имели место две обязательные константы: во-первых, бессознательное состояние даже после самого мощного удара противника длилось две-три минуты, не больше, а во-вторых, пострадавший участок тела потом несколько дней давал знать о себе.

Что же случилось сейчас?

Может быть, он стал объектом применения какой-нибудь дряни нервно-паралитического действия?

Да нет, он отлично помнил, как что-то тупое стремительно ударило его, и теперь даже припоминал, куда именно, — в висок. Один из тех ударов, которые оттачивают расплодившиеся в несметном количестве профессиональные убийцы-рукопашники, чтобы мгновенно и с гарантией отправлять своих «клиентов» на тот свет…

Ладно, в принципе это не столь важно. Сейчас хуже другое: портфель с СО бесследно пропал. Видимо, нападавший прихватил его в качестве трофея и теперь радуется небось, сволочь, как ловко обвел вокруг пальца «залетного» торговца оружием. Он и не подозревает, что физиономия его, даже несмотря на темноту, успела запечатлеться в его мозгу и теперь он знает, как тот выглядит. Не до каждой родинки, конечно, но, по крайней мере, основные идентификационные признаки. Волосы, туго стянутые резинкой на затылке в «конский хвост». Круглое лицо, квадратные скулы и нос с широкими ноздрями… Этакий Джек Николсон в расцвете своей актерской карьеры, если не считать прически…

А как насчет средств связи?

Коммуникатор на месте.

И даже работает вполне исправно.

Слегин надавил кнопку вызова. Не экстренного — обычного. По экстренному Захаров и прочие могли бы его засечь, но именно это сейчас не входило в планы раскрутчика.

Наушник словно взорвался голосом Захарова:

— Слегин?! Куда ты пропал, твою мать?! Мы уже не знаем, что и думать!..

— Со мной все в порядке, — сообщил Слегин, выходя из закоулка на проспект и отряхиваясь. Как и следовало ожидать, малолетнего провокатора и след простыл. — Просто слегка отклонился от маршрута…

— Что значит — «слегка отклонился»? — взревел Захаров. — Уже десять минут первого, так что ты опаздываешь на встречу!..

— А что, меня кто-нибудь ждет у памятника? — вяло поинтересовался Слегин.

— Как мы без тебя это могли бы узнать? — посетовал Захаров. — Мы полностью контролируем площадь, но похоже, что твой клиент не явился. Правда, сшиваются тут всякие личности — но не будешь же хватать всех подряд!.. Где ты?

— А черт его знает, — меланхолично ответил Слегин. — Заблудился. Ты не мог бы запеленговать мое местонахождение по портфелю?

Некоторое время Захаров не мог произнести ни звука.

Наконец он сообщил, что, во-первых, это последний раз, когда он связывается с таким придурком и сукиным сыном, как Слегин — «и, кстати, я завтра же доложу об этом Кондору, понятно?» — а во-вторых, нельзя выдавать в эфир информацию о текущих оперативных мероприятиях!

— Поверь, Толя, теперь это не имеет никакого значения, — сказал Слегин. — Пеленгуй портфель, и чем быстрее — тем лучше!.. Я жду.

«Хорошо, что мы заранее начинили каждую из некогда смертоносных железок специальными микродатчиками, позволяющими установить их местопребывание в радиусе нескольких десятков километров!.. Лишь бы Захаров не подвел».

Захаров действительно не подвел. Он перезвонил Слегину ровно через пять минут (к тому времени Слегин уже сидел за рулем изящной полугоночной «Лани», позаимствовав ее у неизвестного владельца с помощью универсальной электронной отмычки). Как ни странно, голос Захарова на этот раз был еще более возмущенным.

— Слушай, Слегин, — зловещим тоном сказал он, — одно из трех: либо ты совсем спятил, либо нажрался до умопомрачения, либо…

— Либо — что? — невинным голосом осведомился Слегин.

— Либо ты издеваешься над нами! — раненым быком взревел Захаров. — Потому что если аппаратура в порядке, то ты сейчас сидишь в каком-то притоне на другом конце города!

— И как называется притон? — хладнокровно спросил Слегин, запуская турбину «Лани».

— Выйди и посмотри на вывеску! — посоветовал Захаров.

— Толь, я серьезно, — сказал Слегин. — Почему ты не допускаешь, что меня похитили?

Захаров осекся на полуслове. Потом изменившимся тоном спросил:

— На фига?

— Вопрос хороший, — прокомментировал Слегин. — Только я тебе потом на него отвечу, ладно?.. Информацию давай!

— Ночное кафе это, — растерявшись, пробурчал Захаров. — «Фиалка» на Елисеевской… Так нам что — не ждать тебя?

— Думаю, в этом нет смысла, Толя. Рандеву не состоится. Хотя… — Слегин на секунду задумался. — Знаешь, чисто для профилактики загребите всех, кто торчит возле памятника. Снимите показания, отпечатки — ну, в общем, все как обычно…

— Я поручу это Мурьянову, — сказал Захаров, — а сам беру спецназовцев — и к тебе. Будем в «Фиалке» минут через десять…

Слегин покосился на карту города, которую бортовой комп успел услужливо вывести на ветровое стекло.

— Ну-ну, — сказал он. — Смотрите, не опаздывайте…

«Только вы все равно опоздаете, — продолжил он мысленный диалог с Захаровым, отключая автопилот и выжимая акселератор до отказа. — Потому что мне хватит и нескольких секунд, чтобы сделать то, что я задумал.

И пусть это будет моим последним днем в «Раскрутке», но я все-таки сделаю это.

Я убью его.

Да, это будет нарушением приказа Кондора. Да, это будет выглядеть негуманно. Но я не желаю быть сопливым гуманистом, как мой шеф. Потому что ни за что не поверю в сказки про бессмертных, а потому и не ведающих страха убийц.

Я обязательно должен посмотреть в глаза этому ублюдку. В тот самый миг, когда он поймет, что я убью его. Не может быть, чтобы он не испугался!..

Убийцы хотят жить еще сильнее, чем нормальные люди.

Звери всегда стремятся выжить любой ценой».

Он на самом деле приехал в «Фиалку» быстрее, чем Захаров и его люди.

Мельком глянул на светящуюся вывеску над входом: «Ночное кафе-мороженое» — и скептически скривился: интересно, кто это по ночам предпочитает лакомиться мороженым?

Людей в зале было много, но нужного Слегину человека среди них не было видно. Слегин задумчиво провел пальцами по уху и вдруг увидел дверь с надписью «Служебные помещения. Посторонним вход запрещен», откуда как раз выскочил официант с пустым подносом.

Ситуация прояснилась.

Не обращая внимания на разбитного метрдотеля, вкрадчиво преследовавшего его по пятам, Слегин пересек зал и толкнул заветную дверь. За ней обнаружился коридорчик, устланный дорогими коврами и воняющий дешевыми женскими духами. В коридорчике оказалось много других дверей, из-за которых выплывал характерный звон бокалов и раздавались приглушенные голоса. Где-то раздался пьяный женский смех, переходящий в дурашливый визг.

Не оборачиваясь, Слегин небрежно ткнул локтем надоевшему метрдотелю под ложечку и, не сочувствуя его мучениям, вызванным болевым шоком, пошел по коридору, приоткрывая и тут же закрывая все двери подряд.

Человек с подобием конского хвоста на затылке обнаружился в четвертом по счету кабинете с правой стороны. Он был один. И он был очень занят. Навалившись грудью на стол и по-светски зажав вилку в кулаке, он жадно поглощал какое-то месиво из огромных кусков скверно прожаренного мяса и картофельного пюре. Портфель Слегина мирно покоился в кресле рядом со столом.

Судя по реакции едока на появление Слегина, он не ждал гостей.

— Приятного аппетита, — сказал в качестве приветствия Слегин и проскользнул в кабинет, не забыв закрыть за собой дверь ударом каблука.

«Николсон» (действительно, некоторое сходство у этого типа с известным актером было, но теперь, при свете настенных бра, стало очевидно, что не очень большое) откинулся на спинку стула, выпучил глаза и отвесил челюсть так, что из его рта выпал недожеванный комок.

Воспользовавшись его замешательством, Слегин ухватил одной рукой «хвост», намотав его для надежности на руку, а второй взял со стола вилку и приставив ее к горлу «Николсона», не сильно, но убедительно нажал на рукоятку. Четыре отточенных острия впились в кожу до крови.

Сидевший за столом дернулся.

— Не стоит, — предупредил Слегин. — Учти, что вилочка касается твоей сонной артерии. Достаточно мне надавить посильнее — и ты труп. Правда, тебе при этом будет больно. Может быть — очень больно. Но тут уж ничего не поделаешь — придется потерпеть…

Дверь кабинета распахнулась, и в поле зрения Слегина возникло несколько дюжих официантов. А может, и не только официантов, судя по их воинственным намерениям.

— Не мешайте нам, ребята, — мирным тоном попросил Слегин. — А то у меня может дрогнуть рука, и тогда вашему постоянному клиенту придет крышка. Дайте нам поговорить спокойно.

«Ребята» переглянулись и решили воздержаться от активных действий. Однако и удаляться восвояси не собирались — так и топтались нерешительно в дверном проеме.

— Поскольку у нас мало времени, — сказал Слегин «Николсону», — то меня интересует только одно: зачем тебе понадобилась «окись углерода»? — Он красноречиво мотнул головой в направлении портфеля.