ГЛАВА XI

Еще накануне дул злой, холодный ветер, шел мелкий колючий снег, а с утра уже сияло яркое солнце, и горячие лучи его плавили белый зимний покров.

– Весна, – сказал Клэр, обращаясь к своему другу. Тот безучастно смотрел на расстилающиеся перед ними ледники.

– Весна, зима, лето – не все ли равно? – вяло откликнулся Герье.

– Старина, вы забыли о нашем плане, – воскликнул англичанин.

– Нет, я помню, но за эти бесконечные месяцы, проведенные нами в монастыре, я познал нечто такое, чего не ведала моя душа прежде. Я научился ценить покой, мир внутри нас. Самоуглубление, самосозерцание являются уделом мудрости.

– Эй, старина, ваша философия – результат болезни. Сильному и здоровому человеку не прожить самосозерцанием. Когда солнце согреет ваши кости, вы заговорите иначе.

– Дорогой Джон, идите дальше один, ищите Долину, если вы стремитесь туда, – я никогда не пытался узнать, что влечет вас в сторону Куинслея, – а я останусь здесь, навсегда, среди этих добрых отшельников.

– Стыдитесь, друг! Когда мы находимся у цели нашего путешествия, вы отступаете. Может быть, мадам Гаро ждет вашей помощи, а вы будете сидеть здесь и заниматься самоуглублением.

При этих словах мистера Клэра взгляд француза несколько оживился.

– Я знаю, что это временная слабость, – продолжал англичанин. – Вот за этими горами Долина, и мы будем там, я успел уже разузнать кое-что относительно дальнейшего пути.

Глаза Герье следовали по направлению его пальца.

– Видите между двух вершин узкое ущелье? Там пропасть, через которую нет прохода. Монахи доходили до этой границы владений Куинслея. Мы сделаем то, чего они не могли сделать – мы переправимся через пропасть.

Лицо Герье выражало крайнее удивление, глаза его были прикованы к какой-то точке на небе. Друг его, имеющий лучшее зрение, сразу увидел все.

– Аэроплан! – воскликнул он взволнованным голосом, – Смотрите, Рене, аэроплан. Из Долины Новой Жизни!

– Он летит так высоко, что едва различим.

– Вот она, птица, о которой говорил настоятель монастыря. Нет, Рене, вы не должны отказываться от задуманного.

– Здесь, над пустынными горами, проходит воздушный путь ют Высокого Утеса на неведомый остров в Индийском океане, с которого Куинслей получает все необходимое из стран Старого и Нового Света, – заговорил Рене. – О Джон, я чувствую, как во мне снова закипает желание проникнуть в Долину, хотя я стал уже сомневаться, не сон ли все виденное мною там, не плод ли больной фантазии? Джон, этот аэроплан вернул меня к действительности.

– Руку, товарищ! Через неделю мы тронемся в путь.

Погода установилась весенняя. Снег стал таять, сбегая каскадами шумливых вод, появились проталины и на них уже весело чирикали какие-то маленькие серенькие птички. Ледники сверкали, как алмазы, солнечные лучи обжигали кожу. Проводники и носильщики с оживлением принялись за работу; в несколько дней все было готово для выступления.

Монахи вышли прощаться, они грустно покачивали головами, наблюдая беготню и суетню последних минут. Старый монах, настоятель монастыря, отвел Герье в помещение храма со странными фигурами богов, вырубленных из камня. Он поставил его перед грубым изображением богини, наполовину женщины, наполовину животного, потом подвел его к статуе, у которой было шесть рук и три глаза, смотрящих в прошлое, настоящее и будущее. Он повторял: «Махакала», «Махакала», что-то говорил на своем непонятном языке, обращаясь то к богам, то к путешественнику. Может быть, он заклинал его от разных несчастий, может быть предсказывал ему будущее?

Герье низко поклонился ему; монах присел в знак уважения, и они расстались. Рене догнал своего друга, замыкающего шествие носильщиков, уже когда начался подъем на край ледника.

Опасный подъем одолели к концу третьего дня. Пройдя немного, оказались на краю пропасти шириною не менее ста метров. Она начиналась у карниза неприступной скалы и, огибая край ледяного массива, спускалась в глубину, как бы проваливаясь в преисподнюю, так что глаз не мог достигнуть ее дна. Эта трещина между двух гор постепенно расширялась и превращалась в глубочайшую долину, отделяющую снеговую цепь от другой цепи гор, более низких, но зато совершенно диких и неприступных.

– Смотрите, налево стена, направо – широкая пропасть. Переход на ту сторону возможен только здесь, прямо против нас.

– Я не думаю, Джон, что вы рассчитываете построить мост, – заметил Герье,

– Вы, кажется, смеетесь надо мной, дорогой друг?

– Я не вижу способа перебраться на ту сторону.

Клэр весело рассмеялся.

– Вы забыли, старина, мои станки. Но это – завтра, а сейчас надо располагаться на ночлег.

За ужином англичанин сообщил свой план.

– Нужно все предвидеть. Важно не только перебраться во владения Куинслея, важно иметь свободный путь к отступлению. Ким, носильщики останутся здесь. Мы проникнем в Долину Новой Жизни только вдвоем, налегке. Как мы туда пойдем – это должно быть тайной. По ту сторону пропасти вы будете указывать дорогу. Необходимые вещи мы спрячем где-нибудь, чтобы они оказались у нас под рукой. Одно беспокоит меня: не будете ли вы сейчас же узнаны?

Рене горько усмехнулся.

– За эти два года я так изменился, что навряд ли узнает меня даже Анжелика.

– Во всяком случае, из осторожности, мы будем двигаться вперед только под покровом темноты. Теперь, дорогой Рене, отдыхать. Нам надо встать как можно раньше.

Солнце еще не успело выйти из-за гор, холодные бледные лучи его только скользили по вершинам, а Герье уже вышел из палатки. Он не спал всю ночь, его томила тоска. Желание найти любимую перемежалось страхом. Мрачные мысли неотступно преследовали его.

Клэр сразу принялся за работу. Он распоряжался раскупориванием длинных узких ящиков. Неумелые люди суетились и кричали более, чем того требовало дело.

– О, дьяволы!.. – Англичанин ругался на родном языке и командовал на ломаном туземном. – Переверните ящик крышкой кверху, поставьте треножник вот здесь…

Скоро Герье увидел, как из отдельных частей были составлены два больших станка, с помощью которых бросают с берега спасательные канаты на тонущие суда.

– Ваша идея прекрасна, Джон, но не понимаю, как закрепится ракета, упавшая на том краю пропасти?

– Я рассчитываю на случай, а, впрочем, я видоизменил снаряд таким образом, что на головном конце его устроено нечто вроде якоря. – С видом опытного артиллериста англичанин заложил в станок большую ракету; сзади нее привязал и аккуратно повесил на особую подставку длинную тонкую веревку, смотанную в правильную бухту. Затем поджег фитиль и отскочил на несколько шагов в сторону, отталкивая руками любопытных. Раздалось зловещее шипение, грохот потряс ущелье. Ракета взвилась вверх, увлекая за собой шнур, врезалась в уступ на другом краю пропасти. Клэр приказал тянуть повисшую над бездной веревку. Она натянулась, как струна, и вдруг полетела назад: якорь не удержался в каменистом грунте.

После нескольких попыток был достигнут желательный результат.

– Ура! – закричал Клэр. – Теперь произведем пробу.

На веревку он повесил специальное седло. Подвязанная к седлу тяжесть, вдвое большая, чем весил каждый из путешественников, была переправлена на ту сторону и благополучно возвращена обратно – противоположный берег был ниже, груз катился туда сам собой.

– Теперь я. – Англичанин сел в седло и покатился над бездонной пропастью. По дороге он успел еще помахать в воздухе шляпой.

Переправа Герье была менее опасна, потому что Клэр надежно укрепил якорь.

Когда были переправлены необходимые вещи, Клэр еще раз повторил свои распоряжения Киму. Его крик долго еще передавался по ущелью.

Половина отряда отправилась назад, в монастырь, а другая осталась дожидаться их возвращения, оберегая переправу.

Герье, между тем, поднявшись на гору, старался сориентироваться на местности. Да, именно под этим исполином прокладывается туннель. Он выйдет в долину, началом которой является эта трещина. За хребтом – Американский сеттльмент. Еще дальше – Колония. Неужели они почти добрались?

После длительного обсуждения было решено пробираться к туннелю, принимая меры предосторожности, чтобы не быть замеченными.

Шли по горам, без дорог. Лишь к исходу другого дня достигли, наконец, тропы. Она круто сбегала вниз к рабочему городку перед входом в туннель.

Путешественники выждали наступления полной темноты и тогда только решили начать спуск.

Внизу уже царила весна. Теплый ветерок дул им навстречу, навевал бодрое, хорошее настроение.

Поворот тропинки – и из-за скал блеснуло море огней. В темноте четко выступали линии освещенных окон высоких зданий. Сюда уже доносился шум не прекращающейся день и ночь работы.

– Рабочий поселок, – сказал Герье.

– Вы не поверите, Рене, что я чувствую, достигнув, наконец, Долины Новой Жизни, – проговорил Клэр.

По обыкновению, супруги Фишер проводили вечер вдвоем, сидя за столом, занятые каждый своей работой.

Дети были уложены спать. В большой столовой – тишина. Мерно постукивает маятник стенных часов.

Фрау Анна возилась с бельем для своего маленького, обшивала полученные со склада рубашечки кружевами собственной работы.

Герр Отто писал что-то на больших листах белой бумаги, обложившись развернутыми книгами, и тихо посасывал трубку; иногда, откинувшись на спинку кресла, он смотрел в потолок, видимо, что-то обдумывая.

В дверь легко постучали. Стук повторился. Фрау Фишер бросила беспокойный взгляд на мужа.

– Отто, к нам кто-то стучит?

Хозяин неохотно встал и, застегивая на ходу ворот рубашки, недовольным тоном произнес:

– Кто бы это мог быть в такую позднюю пору?

Прежде, чем открыть дверь, он нагнулся к стеклу, прикрывая глаза рукой, чтобы не мешал свет лампы, спросил:

– Кто там?

Чей-то голос ответил:

– Откройте, герр Фишер, откройте.

Силуэт человека, стоящего на веранде, был незнаком. Но голос казался знакомым. Фишер распахнул дверь, и в комнату вошел человек, одетый во все серое, с номерным значком на груди. Он снял шляпу. Минуту длилось молчание.

– Не узнаете? – проговорил пришелец.

Фишер порывисто дышал:

– Рене… Герье? Вы?.. В Долине?

Фрау Фишер вскочила из-за стола. Белье и кружево попадали на пол. Она смотрела на Герье обезумевшими глазами, как будто перед ней было привидение. Маятник часов стучал так громко, точно бил молотком.

– Да, это я. Я возвратился в Долину по собственному желанию, но об этом никто не знает. Дорогой Отто, я нуждаюсь в вашей помощи.

– Ах, мой бог, – стонала пораженная ужасом хозяйка. – Кто мог ожидать, что вы вернетесь?

Фишер вытащил изо рта трубку и смотрел в упор на гостя своими удивленными, выпученными глазами.

– Зачем вы это сделали? – спросил он наконец. Рене тихо ответил:

– Кажется, вам неприятно мое появление?

– Что вы, что вы, дорогой Рене, – запротестовал хозяин. – Пожалуйста, садитесь и расскажите, как вы сюда попали?

– У меня тут товарищ, может быть, разрешите ему войти?

– Пожалуйста, пожалуйста. Где он?

Клэр вошел в столовую и спокойным голосом представился хозяевам.

– Джон Клэр, ученый-орнитолог, исследователь Гималаев.

Герье подошел к фрау Фишер, поцеловал ей руку.

– Не сердитесь, что мы так поздно вторглись к вам. Мы долго искали вас.

– Садитесь, садитесь, господа.

– Герр Отто, фрау Фишер, простите, я должен откровенно сознаться, что мы с утра ничего не ели. Наши запасы истощились, купить что-либо здесь невозможно. Питательных таблеток у нас нет. Я едва стою на ногах от слабости. – Сказав это, Герье тяжело опустился в кресло.

– Ах, бедные, бедные! – засуетилась хозяйка. – Сейчас вам будет приготовлен ужин.

– Значит, вы явились в Долину против воли Куинслея? – спросил Фишер.

– Извините, – вмешался Клэр, – мы очень просим сделать так, чтобы ваша прислуга не знала о нашем визите. Я боюсь, что ужин…

– Не беспокойтесь, – прервала его хозяйка, – я сделаю все сама.

Она торопливо вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Несколько минут длилось неловкое молчание. Герье сидел согнувшись, закрыв глаза рукой. Фишер сосал потухшую трубку, открывал ее и, забыв зажечь, снова брал в рот. Глаза его растерянно перебегали с одного гостя на другого. Наконец, Герье произнес:

– Я боюсь спросить вас об Анжелике.

Фишера этот вопрос, хотя его следовало ожидать, застал врасплох.

– Мадам Гаро… – проговорил он, заикаясь, – она, слава богу, вполне здорова.

Герье быстро опустил руку и взглянул прямо в глаза растерявшегося Отто.

– Вы не хотите сказать мне правду!

В это мгновенье в дверях появилась хозяйка.

– Анна, – беспомощно обратился к ней Фишер, – Анна, Рене спрашивает о мадам Гаро.

Фрау Фишер всей своей фигурой выразила то, что пытался скрыть ее муж. Глаза ее дико уставились на пристально смотревшего на нее француза.

– Она умерла! – воскликнул тот, вскакивая с кресла. – Умоляю вас, не обманывайте меня. Или, может быть… – он не договорил, в голосе его как будто что-то порвалось. Он хрипло повторил: – Или, может быть… – И опять замолчал, вопросительно уставившись на супругов.

Что могли они сказать? Три недели тому назад состоялось бракосочетание Анжелики Гаро с Робертом Куинслеем.

В то время как несчастный Герье пробирался к Долине, а, может быть, уже блуждал по ней, опасаясь быть пойманным прежде чем разыщет свою возлюбленную, она предавалась своей новой любви. Эта мысль леденила мозг Фишера. Неудержимо хотелось сказать неправду или утаить ужасную истину. Он схватил жену за руку и, крепко сжимая ее, сказал:

– Подтверди, Анна, что мадам Гаро жива, здорова и чувствует себя превосходно.

Фрау Фишер, опустив глаза, повторила:

– Она чувствует себя превосходно…

– Вы скрываете от меня что-то, не хотите сказать правду! – устало проговорил Герье. – Не бойтесь, я готов ко всему. – И так как супруги молчали, он продолжал: – Где же она живет? Могу ли я увидеть ее?

Фишер заторопился. Он рассказал о возникшей междоусобице в Долине; он пустился в такие подробности, что Герье не мог скрыть своего нетерпения. Хозяйка воспользовалась удобным моментом и выскользнула в соседнюю комнату; оттуда донесся стук посуды и звон стекла.

– Теперь мы живем здесь под властью Макса, а там, за пушечным заводом граница, за нею начинается запретная для нас страна. В ней, во главе правительства, стоит старший сын Макса – Роберт Куинслей. И вот, я боюсь, что вы, дорогой Рене, не проберетесь туда.

– Значит, Анжелика находится под властью Роберта?

– Да, да, они живет в Средней Долине.

– Что же она там делает?

Дверь открылась, и вошла хозяйка с подносом, уставленным тарелками и бутылками.

Фишер сделал вид, что не слышал последнего вопроса, и бросился помогать жене.

Клэр, наблюдавший всю эту сцену и хорошо понявший недосказанное, пришел на выручку бедным хозяевам и, принявшись за предложенное угощение, начал расспрашивать об интересующих его сторонах жизни в Долине.

Рене ел очень мало, но зато проглотил четыре таблетки, две розовых и две белых. Он сосредоточенно молчал и только в конце ужина, нагнувшись к фрау Фишер, тихо спросил:

– Что случилось с Анжеликой?

Хозяйка, не поднимая на него глаз, ответила:

– О, мсье Герье, если бы вы знали, как она ждала вас, как страдала!

– А теперь? – еще тише спросил Рене.

– Теперь? – Фрау Фишер с облегчением вздохнула, вспомнив слова мужа: «Мы давно ничего не знаем о мадам Гаро». – Вы слышали, мсье Герье, она живет теперь в другом государстве?

Хозяин в это время передал мистеру Клэру ящичек с таблетками и две бутылки с питательной жидкостью.

Англичанин встал и, почтительно благодаря хозяйку за радушный прием, напомнил Герье, что пора идти, если они не желают быть замеченными на пустых улицах в позднюю пору.

Рене больше не расспрашивал. У него составилось какое-то определенное мнение обо всем. Или, напротив, он опять впал в то равнодушие, безволие, которые уже несколько раз захватывали его за последние месяцы.

Когда гости удалились, фрау Фишер упала в объятия мужа.

– Несчастный, несчастный Герье, – стонала она. – Боже мой, какой бездушной оказалась эта женщина!

– Что ты, что ты! – возражал Отто. – Опомнись, Анна. Разве можно осуждать кого-нибудь, не учитывая обстоятельств? Неужели ты была бы довольна, если бы Анжелика вечно ожидала Рене? Ведь она не могла предвидеть, что он сможет когда-нибудь достигнуть Долины.

Герье и Клэр в это время вышли из ворот на тенистую дорожку, сбегавшую вниз с холма, к человеческим инкубаториям. Они шли молча. Вдруг перед ними выросла темная высокая фигура.

– Мистер Макс Куинслей приказал вам немедленно отправиться в лабораторию, он желает говорить с вами!

– Мистер Макс Куинслей? – удивленно спросил Рене. Англичанин добавил:

– Это ошибка, вы принимаете нас за других.

– Нисколько. Вы – мсье Рене Герье, а вас зовут Джон… По фамилии…

– Клэр, – подсказал англичанин.

– Таким образом, вы видите, мы не ошиблись.

В тени деревьев показались еще два темных силуэта.

– Прошу вас следовать за мною, – проговорил все тот же незнакомый голос.

– Пожалуйста, – сказал Клэр и взял своего друга под руку. – Мы будем очень рады поговорить с мистером Максом Куинслеем.

Большой кабинет Куинслея был ярко освещен. Стекла книжных шкафов, стоящих вдоль всех стен, отражали огни электрических люстр. В высоких стеклянных колпаках, поставленных над странными аппаратами, повторялись сотни раз маленькие изображения кабинета. В камине потрескивали дрова, на мягком ковре посредине комнаты стояло большое удобное кресло, и в нем, заложив ногу за ногу, восседал Макс. Он смотрел на детей, резвившихся вокруг него. Он знал, что сейчас сюда будут приведены два путешественника, так неожиданно появившиеся на территории подвластной ему Долины, и предвкушал удовольствие встречи с ними. Он нарочно приказал разбудить детей, уже давно спавших в этот поздний час, чтобы похвастать ими перед этими путешественниками из другого мира.

И когда они уже стояли у дверей, пораженные неожиданным зрелищем, Макс сделал вид, что не замечает их.

– Что вы делаете, Марс? – обратился он к ребенку, стоявшему около камина почти без всякой одежды. – Сколько раз говорил я вам, что вы не должны проявлять своих разрушительных наклонностей в моем кабинете!

– Я хотел сделать из него лук, но он гнется и не выпрямляется, отвечал мальчуган, поднимая над своей головой согнутый металлический прут. Мышцы под его тонкой кожей вздувались в большие желваки.

– Разве вам не довольно того лука, который я вам подарил? – спросил Куинслей.

– Я хотел бы иметь их много, и длинные копья, которые можно бросать в цель.

Макс в это время нашел нужным повернуть голову к двери. Его колючий острый взгляд пронзил Герье.

– Добро пожаловать, – проговорил он иронически. – Я вижу, Долина Новой Жизни пришлась вам по вкусу? Вы единственный, кого я выпустил отсюда, и вот вы опять здесь? Я не спрашиваю, что влечет вас сюда, это мне хорошо известно. Я буду очень рад, что вы будете вполне вознаграждены за все опасности и лишения предпринятого вами путешествия. – Злая усмешка Макса заставила затрепетать Рене. – А вы, неизвестный иностранец, – чем я обязан вашему посещению? – обратился Куинслей к Клэру.

Тот спокойно отвечал:

– Я орнитолог, коллекционирую птичьих блох. С этой целью я предпринял путешествие через Гималаи. Моя экспедиция встретилась с экспедицией мсье Герье, мы соединились, и вот я в Долине. Честное слово, я нисколько не сожалею, что оказался здесь. Чудеса, которые я видел уже, ничто по сравнению с этими детишками.

Мистер Куинслей казался польщенным этими словами. Он указал на стулья.

– Прошу садиться, господа. «Детишки»… – сказал он. – Это верно, им всего полтора года, или, точнее, год и десять месяцев. Но вы видите, насколько они развиты? Не менее чем четырех-пятилетние дети в Европе. Позвольте представить их. Это разновидности нового дифференцированного человека…

Представители новой человеческой породы стояли около кресла властителя, несколько смущенные приходом незнакомых людей.

– Марс, дитя мое, – сказал Куинслей ласково, – подойдите и поздоровайтесь с дядями. Вы можете хорошенько пожать им руки. – Ребенок с серьезным лицом, глядя исподлобья, подошел к нашим друзьям и подал руку сначала одному, потом другому. Оба почувствовали: рука у малыша как клещи. Клэр попробовал похлопать мальчугана по плечу – мальчик не шелохнулся, лишь дрогнули упругие, сильные мышцы; взор был суров и решителен.

Куинслей засмеялся.

– Ну, Марс, идите ко мне. Дядя не хочет вас обидеть. Теперь не желаете ли вы поговорить с Пифагором? – продолжал он, обращаясь к ним и подзывая к себе ребенка с удивительно большой головой, маленьким личиком, острыми круглыми глазами. Ноги и руки малыша были тонки, все тело казалось хрупким и жалким. – Он покажет вам, какой он математик. Скажите, дорогой, что мы получим, если помножим 375 на 74?

Остренькие глазки мальчика закрылись на секунду и тонкий голос произнес ответ.

Мистер Клэр добросовестно проверил результат, поработав карандашом в своей записной книжке.

– Так, – сказал он, – верно. Ну, а можете ли вы, Пифагор, разделить 228566 на два?

Ребенок презрительно взглянул на англичанина и повернулся к нему спиной.

– Вы обижаете его, – сказал Макс Куинслей, – он может возводить числа в степень и извлекать корни. Все это он производит каким-то особым способом, нам недоступным. Мозг его подобен счетной машине. – С этими словами Куинслей погладил по голове Пифагора и, обратившись к третьему ребенку, сказал: – Я назвал его Соколиный Глаз, потому что он обладает невероятно острым зрением. Подойдите сюда, малютка, и расскажите мне, что вы видите отсюда на страницах записной книжки нашего гостя? Она повернута к нам так, что вы можете легко все увидеть.

Выпученные глаза мальчика уставились на книжечку Клэра, как два телескопа; он бойко начал читать то, что было записано у мистера Клэра.

– Изумительно, – проговорил англичанин. – У меня почерк очень мелкий, а карандаш уже порядочно стерся.

Герье сидел сгорбившись и смотрел на все происходившее мрачным взглядом.

Соколиный Глаз перевел свои телескопы на француза и произнес отчетливым ясным голосом: