ГЛАВА II

Мартини надел пальто и вышел на небольшую открытую веранду.

Кто не видел его эти четыре месяца, прошедшие после неудавшегося побега, тот его не узнал бы. Он сильно изменился. Лицо пожелтело и осунулось, глаза не блестели обычным оживлением, а на голове и в усах появилось много седых волос. Он стал горбиться и от этого казался еще меньше ростом. Платье висело на его исхудавшем теле.

Был полдень, и солнце приятно пекло, хотя воздух оставался холодным.

Перед верандой, за небольшим садиком, расстилался луг, круто сбегающий вниз. По нему кружилась извилистая дорога; из-за пригорка выглядывали крыши поселка – там, внизу, в глубокой впадине были расположены шахты. Вдали темнели гряды высоких гор с голыми скалистыми вершинами.

Домик, в котором была отведена квартира для Мартини, стоял на площадке, вырубленной в откосе горы. Повыше ее, на следующей такой же площадке, возвышалось шестиугольное здание в виде усеченной пирамиды – станция механических ушей, глаз, внушителя и телефона.

Мартини не ходил дальше веранды. Ему не хотелось встречаться с кем-нибудь.

Это уединенное место отвечало его настроению. Для здоровья он старался проводить несколько часов на воздухе и на солнце.

День выдался хороший. Мартини чувствовал, что мысли его, до сих пор вялые и несвязные, делались более определенными и живыми.

Он остановился, долго разглядывал свою правую руку, ворочал ладонь то кверху, то книзу.

«Пальцы подобраны превосходно, цвет кожи, волос, форма – все как мое! Я никогда не мог бы сказать, что эти два пальца, указательный и средний, чужие. Черт возьми! Какой у них должен быть громадный набор живых пальцев! Я помню, в Неаполе мне не могли найти подходящего зуба, когда надо было заменить испортившийся верхний резец». – Мартини посмотрел опять на свои пальцы, потрогал их другой рукой, согнул руку в кулак, расправил ее и про себя воскликнул: «Да, черт возьми, это искусство. Я думаю, они скоро научатся заменять и голову. Если это возможно с сердцем, то мне кажется, недалеко и до головы! «

«Было время, когда эта страна увлекала меня, – продолжал он свои размышления. – Лучшие в мире лаборатории, участие в работе самых высоких специалистов – что может быть более привлекательного для ученого? Какую работу произвел я сам! Какие открытия я сделал! Двадцать лет пребывания здесь не прошли для меня даром. Что же влекло меня отсюда? Отчего я не мог спокойно оставаться при своих занятиях, которым я отдал всю свою жизнь? Что тянуло меня туда, в старую Европу, в бедную Италию? Неужели макароны, кьянти, баркаролы, запах Неаполитанского залива и ласки какой-нибудь женщины манили меня к себе настолько, что я готов был бросить весь этот комфорт и рисковать даже жизнью? – Мартини подошел к перилам и устремил вдаль свой вопрошающий взгляд. – Конечно, так. Все эти кажущиеся мелочи оплетают нас как сетью, с детства, и мы не в силах ее разорвать, а разорвавши – тоскуем и плачем… Что я буду теперь делать? Надежды вернуться в Италию нет. Заняться прежней работой – не могу. Вот прошло уже более четырех месяцев, а я не смог оправиться. Болезнь, госпиталь, операция… Как этот дьявол отбил мне два средних пальца! Если бы удар пришелся выше, я лишился бы всей кисти руки. Мартини с усилием возвратился к прерванному ходу мыслей. – Из госпиталя прямо в тюрьму… Месяц одиночного заключения – наказание, достойное великого преступления. Теперь ссылка сюда, в копи. Устранение от ответственных обязанностей и перевод на мелкую должность строителя. Повседневная, скучная работа без каких-либо научных исканий, без широких задач. Филиппе Мартини, вы поступили опрометчиво и глупо! – Горькая улыбка пробежала по лицу ученого. Он заходил по веранде более быстрыми шагами, стараясь заглушить уныние. – Я потерял лучших своих друзей – Карно убит, Герье – далеко, я никогда его не увижу. Старый Фишер занят своей семьей, ему не до меня. Мадам Гаро сама в ужасном положении…»

В садике под верандой послышались шаги. Кто-то шел по дорожке. Мартини выглянул и увидел высокого человека, одетого в серую теплую куртку, с мягкой, зеленоватого цвета, шляпой на голове.

– Синьор Мартини? – заговорил незнакомец по-итальянски. – Я пришел с вами познакомиться, мой знаменитый соотечественник. Заслуги ваши перед наукой, ваши знания давно восхищали меня. Я мечтал с вами познакомиться. Я человек новый, ваша помощь мне необходима.

Мартини протянул руку гостю.

– Чезаре Висконти, физик и технолог, недавно прибывший сюда из Америки, – представился гость.

– Очень рад, очень рад, прошу садиться. – Мартини осмотрел беглым взглядом своего гостя. Высокого роста худощавый брюнет, чисто выбритый, с очень подвижным лицом и с открытым веселым взором. Висконти произвел на него выгодное впечатление.

– Какими судьбами вы здесь?

Гость весело улыбнулся.

– Меня привлекла сюда моя судьба. Она бросала меня из одного конца света в другой. Из Италии я отправился в Китай. Работал в Сиаме. Оттуда кинулся в Абиссинию, потом несколько лет прожил в Тунисе. В Америке специально занимался вопросами добычи радия и других радиоактивных элементов. Там познакомился с Робертом Куинслеем, а через него и с его отцом.

– А, понимаю, – заметил хозяин.

– И вот теперь я здесь.

– Чем же он заманил вас? – спросил Мартини. – Какой из способов применил к вам? Может быть, обещал вам исцеление от какой-либо болезни, или освободил вас от карающей руки правосудия, или похитил? Это излюбленные его методы. Раз он нуждается в ком-нибудь из чужестранцев…

– В данном случае ему не пришлось прибегать к уловкам. После короткого разговора я сам предложил отправиться с ним. Макс Куинслей хотел предупредить меня о чем-то, предлагал написать договор, но я не привык долго разговаривать. Когда меня усыпляли для путешествия, я не протестовал. Все, что пахнет приключением, таинственностью, всегда привлекало меня. Я ничему не удивляюсь. Оказаться в Гималаях, увидеть людей, выращенных в инкубаториях, не имеющих ни отцов, ни матерей – это такое приключение, о котором, конечно, я не мечтал.

– И как же вы чувствуете себя сейчас, синьор Висконти?

Тот беспечным жестом подчеркнул свой ответ.

– Прекрасно, ничего лучшего я не мог себе представить.

Хозяин выпрямился в кресле, лицо его выражало недоумение.

– Но вы, наверное, уже знаете, что вам не удастся в скором времени освободиться от власти Куинслея? А при вашем характере…

– Я не так мрачно смотрю на вещи, – засмеялся Висконти. – Кто может меня удержать на месте, где я не желаю оставаться?

– Однако… – начал Мартини.

– Знаю, знаю, – перебил его нетерпеливый собеседник. – Но это несчастное происшествие, в котором вы, синьор Мартини, так жестоко пострадали, не может изменить моего убеждения. Простите, плохо задуманный план и плохое выполнение…

Мартини заерзал в кресле.

– Может быть… Но, черт возьми, я не знаю, кто выдумал бы лучший…

– Когда я задумаю бежать отсюда, я приглашу вас с собой, и вы увидите, что все окончится прекрасно, – хлопнул себя по колену Висконти и победоносно посмотрел на хозяина.

– Благодарю вас, я уже попробовал, с меня довольно.

Гость заметил, что его речь неприятно действует на хозяина. Помолчав недолго, он сказал:

– Об этом не стоит говорить, я только что прибыл сюда, и вовсе не думаю убегать.

– А я советую вам быть осторожным в разговорах. Вы знаете о существовании ушей, глаз и внушителей? В Долине надо опасаться не только слов, но и собственных мыслей.

– До сих пор я никого не боялся. Нет, слуга покорный, я не изменю своей привычки говорить то, что я думаю.

– В таком случае, вам придется скоро в этом раскаяться.

– Синьор Мартини, нам предстоит вместе с вами работать. Я глубоко уважаю вас, и мне будет очень больно, если я не сумею внушить вам расположение к себе. Мое настоящее назначение – поставить добычу радиоактивных элементов более рационально. Нижние копи оказались вовсе не так ими богаты, верхние, только что открытые, я могу уже это теперь сказать, наверное, изобилуют ими. Ручей Верхней Долины, выбегающий из штольни, дает двадцать тысяч единиц Махе. Вы понимаете? – Он помолчал, чтобы посмотреть, какое впечатление произвел на своего слушателя, и продолжал: – Верхняя Долина еще совершенно не устроена. Туда только что пробит туннель. Вы увидите нечто грандиозное. Десятки тысяч рук и вся могущественная техника пущены в ход, чтобы превратить эту долину в достойную дщерь общей прародительницы – Долины Новой Жизни. Вам назначено Максом Куинслеем произвести работы, в которых вы так себя прославили. Станции ушей, глаз, внушителей, телефона и телеграфа, читателей мыслей, всех этих сетей проводов, которыми вы так искусно оплетаете все живое и мертвое, еще не существуют в Высокой Долине. Вы – опытнейший человек, командированный сюда Куинслеем как будто бы в наказание, а на деле – для того, чтобы в наивозможно скорое время оборудовать этот хитроумный аппарат административного управления… – Висконти захохотал и воскликнул: – В каком восхищении были бы наши правительства, если бы им дать такой аппарат! Ха-ха-ха! Видеть, слышать все, что происходит по всей стране, в самых недрах ее, и даже знать, что делается в головах верноподданных – это же мечта!

– Вас это восхищает, – угрюмо сказал Мартини. – А каково этим верноподданным?

– Ага, вот почему иногда не следует спешить со своей работой. Я надеюсь, вы меня понимаете?

Мартини вопросительно смотрел на говорящего: по-видимому, его слова были ему не ясны.

– Эти работы, дорогой синьор Мартини, могут быть, при вашем умении, выполнены очень быстро, но могут и затянуться, если вы пожелаете…

– Но для кого это нужно? – после некоторого раздумья спросил Мартини.

– О, зачем вы задаете такие трудные вопросы? Я могу вам только сказать, что мистер Артур Блэкнайт и мистер Роберт Куинслей, наследник и будущий правитель страны, – при этих словах гость сделал важное лицо, – не будут недовольны, если вы последуете моему совету.

Мартини долго крутил в руках какие-то вещички, взятые с письменного стола.

– Хм, я не люблю таинственности… но я обещаю особенно не торопиться… во всяком случае, надеюсь, я получу дальнейшие разъяснения?

Висконти вскочил со стула и горячо потряс руку хозяина.

– Вашего обещания вполне достаточно для начала. Я хорошо знал, что смогу с вами договориться… Прошу простить меня за долгий визит. Быть может, я утомил вас. Синьор Мартини, я надеюсь, что все сказанное останется между нами. Ушей, глаз и читателей мыслей нет еще в этом доме, я жил в нем до вашего прибытия. Итак, до свиданья.

Висконти отошел несколько шагов и, вернувшись, произнес внушительно:

– Начало очень важно. Если вы сразу поставите на вид, что работы будут очень трудны, дело в шляпе. Обстоятельств для такого вашего предсказания вполне достаточно… До свиданья, до свиданья.

В это время года солнце вставало поздно. Глубокие долины наполнены густым туманом – клочья его лениво поднимались кверху и расползались по уступам гор, где застревали надолго подобно кускам белой пушистой ваты. Солнечные лучи едва пробивались к земле; иногда, наоборот, мгла и сырость одерживали верх.

Мартини сел на проходивший мимо дома пассажирский автобус. Пассажиры были ему незнакомы. Автобус остановился в глубоком ущелье – у въезда в туннель. Машина таких размеров дальше пока не могла пройти. Мартини слез и пошел пешком.

Туннель был освещен электричеством. Заканчивалась облицовка – это не мешало непрерывному движению пешеходов и грузовых автомобилей, стремившихся и в ту, и в другую сторону. Туман проникал и сюда, свет от ламп казался расплывчатым, неясным.

Выйдя из туннеля, Мартини остановился в полной растерянности; взгляд его уперся в белую непроницаемую густую тьму, в которой ничего нельзя было разобрать. Раздавались бесконечные гудки, звонки и крики. Двигаться мог только тот, кто хорошо знал дорогу. Мартини сошел на обочину и решил обождать, пока туман поднимется или когда кто-нибудь явится ему на помощь. Он поднял воротник пальто, надвинул на голову мягкую кепку, засунул руки в карманы и погрузился в размышления. Вчерашний визит синьора Висконти не выходил у него из головы. «Значит, так: между отцом и сыном, между Максом Куинслеем и Робертом не все ладно. Это пахнет войной. Прежде в Долине Новой Жизни не могло быть каких-либо междоусобиц, все делалось по указаниям свыше, теперь слышатся какие-то новые нотки. Что это такое? Неужели Роберт, воспитанный в Америке, недостаточно уяснил себе положение дел в Долине и, не желая подчиняться отцу, хочет вести свою собственную политику? Об этом молодом человеке ходят такие разноречивые слухи! Одни восхваляют его, другие приписывают ему всевозможные пороки. Ясно, что Висконти и упомянутый им Блэкнайт связаны с Робертом. «Филиппе Мартини, – мысленно обратился инженер к себе, – будьте осторожны, вы можете попасть в неприятную историю».

Тут он заметил или скорее почувствовал, что рядом с ним оказалось какое-то живое существо.

Человек, кутавшийся в длинную дождевую накидку, прошел так близко, что задел его. Взгляды их встретились.

– Ба, Милли, это вы! – воскликнул итальянец. – Я узнал вас, несмотря на туман и этот уродливый костюм. Мы с вами давно не виделись.

– Мистер Мартини, – удивленно отвечала темная закутанная фигура. – Я никогда не ожидала встретить вас здесь, я знала, что вы находитесь в тюрьме.

– Милли, Милли, – проговорил, покачивая головой Мартини. – Вы всегда меня недооценивали. Я вышел из тюрьмы уже две недели тому назад, теперь я живу здесь, поблизости, здесь – арена моей будущей деятельности. Подвиньтесь поближе, дайте на себя взглянуть. Вы все так же прекрасны.

– О, мистер Мартини, вы по-прежнему любите шутить.

– Какие тут шутки; ваша холодность разбила мое старое сердце. Проклятие Куинслею, погубившему целые поколения женщин в Долине Новой Жизни! Такое прекрасное создание, как вы, лишенное всех добродетелей и недостатков, могло бы сломить и более крепкую натуру, чем я.

– Я чувствую себя хорошо и вполне довольна своей деятельностью, сказала молодая женщина.

– Зато я чувствую себя несчастным, – воскликнул опять Мартини. Неужели вы думаете, что вам идет этот мужской костюм? Неужели вы не могли подыскать лучшего занятия, чем возиться целые дни с проводами и проволокой? В другой стране вы могли бы создать себе счастье, при вашей внешности.

– А, может быть, и несчастье! – возразила с улыбкой Милли. – Я кое-что читала из вашей литературы и представляю, какова участь ваших счастливых женщин, – она с иронией подчеркнула последние слова.

– Черт возьми, какой философ… не могу только сказать… в юбке.

Мартини засмеялся, кажется, в первый раз за последние два-три месяца.

– Да знаете ли вы, что понять счастье может тот, кто изведал несчастье? Буря освежает воздух, а ваша ровная скучная жизнь притупляет. Вспомните, Милли, как я к вам относился и что вы могли мне дать взамен.

– Я не женщина в том смысле, как вы это понимаете, – произнесла Милли, – и вы напрасно расточали передо мной ваши чувства. Мне было жалко вас, и я делала все, что могла, что умела, чтобы помочь вам; вот и все.

– Не надо, не надо, Милли, не вспоминайте этих черных дней.

– Если хотите, я уйду, – она посмотрела ему прямо в глаза.

– Мы будем с вами друзьями. Где вы живете?

– Я прислана в Высокую Долину для работы, и помещаюсь в казарме № 5, налево от дороги.

Мартини взял ее за руку.

– Милли, вы обещаете придти ко мне сегодня вечером? Мне так хочется поговорить с кем-нибудь близким, а ведь мы с вами, помимо всего другого, хорошие знакомые. Сколько лет мы проработали вместе! Я помню вас, когда вы были подростком.

Милли осторожно высвободила свою руку.

– Я приду, а теперь, если угодно, я вас провожу. В тумане вы не сможете ничего разобрать.

Мартини поблагодарил ее:

– Я дойду, вы видите, становится светлее.

Лучи солнца побеждали; туман, клубясь, уносился кверху, как будто подымался занавес в театре. Чудная сцена открылась перед зрителями: длинная узкая долина с обрывистыми, дикими скалами, окружавшими ее, замыкалась вершиной горы, гордо поднимавшейся в голубое небо. Ряды новых трехэтажных зданий тянулись вдоль дороги, за ними располагались мастерские, а в откосах скал чернели входы в штольни, около которых толпились сотни рабочих, одетых в свои обычные серые костюмы.

Грузовые и легковые автомобили, как только туман рассеялся, волной хлынули по дорогам.

Бурный поток, чистый, как кристалл, катился вниз по каналу вдоль шоссе.

Мартини прошел мимо огромного строящегося здания. Подъем камней, укладка их, заливка цементом – все производилось машинами. Конечно, это не могло его удивить, однако он остановился. Его внимание привлекли рабочие: в их движениях, в их обращении друг с другом было что-то необычное. Все они казались какими-то вялыми, полусонными.

Мартини в недоумении качал головой, не зная, как объяснить себе это явление. Рабочие в Долине Новой Жизни отличались совершенно иными качествами. «Положительно, каждый день я натыкаюсь на что-нибудь новое», пробурчал он себе под нос.

Дом, где помещалось управление, не трудно было найти; надписи в коридорах и на дверях скоро привели его в кабинет заведующего.

Мистер Блэкнайт поднялся со своего кресла за письменным столом, когда Мартини назвал ему свою фамилию.

– Очень рад вас видеть.

Красное полное лицо маленького толстого господина расплылось в приветливую улыбку.

– Прошу садиться, синьор Мартини. Очень рад с вами познакомиться. Я человек новый, и смогу работать здесь только в том случае, если мне будут помогать такие люди, как вы. Я много вложил своего труда в подобную же работу в Америке, но здесь совершенно другие условия. Мистеру Куинслею угодно было назначить меня на этот ответственный пост. Я согласился, если мне будут даны самые выдающиеся специалисты. Нам предстоит выполнить очень широкий план в самое короткое время. Вы, конечно, лучше меня знаете, что жизнь здесь идет ускоренным темпом. Вы понимаете, синьор Мартини, что я должен проявить величайшую энергию, но я не скрою от вас, что мы встречаем массу неожиданностей. – Он многозначительно посмотрел на своего собеседника своими узенькими блестящими глазками, но так как Мартини молчал, продолжал, не переставая поглаживать лысину. – Каждый день перед нами встают затруднения; я не буду их вам перечислять, вы войдете в дело и сами все увидите. Главная наша забота в настоящее время – это устройство административного аппарата, и мы обращаемся к вашей помощи. Станции, подстанции, бесчисленные провода и все прочее – вы должны устроить нам это в Высокой Долине так, как это устроено везде, в других местах, чтобы благодаря глазам и ушам мы могли наблюдать из центра за всем, что происходит, а через внушители иметь постоянное влияние на всех, кто здесь живет.

Блэкнайт откинулся на спинку кресла, и опять на его лице расплылась приятная улыбка.

– Зачем я это говорю вам? Через несколько дней вы, наверное, сможете составить общий план ваших работ, и скажете мне, в какой срок выполните их в целом и по частям.

Американец, видимо, ждал ответа. Мартини чувствовал себя неловко. Вчерашний визит стеснял его. Что он должен был сказать? Умышленно затягивать работу было не в его привычках. Он коротко отвечал:

– Я еще ничего не знаю. В самом скором времени я представлю вам проект предстоящих работ, тогда можно будет поговорить о сроках их выполнения.

– Очень хорошо, очень хорошо, – произнес Блэкнайт, вставая и протягивая через стол руку посетителю. – Надеюсь, мы скоро увидимся.

Толстяк не понравился Мартини. «Странно, почему человек, недавно прибывший сюда, получает пост заведующего? Все эти новые люди из Америки одна компания. Что они замышляют? Должен ли я повиноваться им? Тогда, конечно, я делаюсь их сообщником. Может быть, лучше под каким-нибудь предлогом вообще уклониться от этой работы? Можно сослаться на здоровье». Размышляя так, Мартини медленно шел к дому, в котором должна протекать его будущая деятельность. Вдруг его кто-то окликнул сзади.

– Синьор Мартини!

Он оглянулся и увидел Чезаре Висконти – тот догонял его. Он дружески подхватил Мартини под руку.

– Я предлагаю вам немного пройтись. Погода прекрасная. Мы можем сделать короткую прогулку к водопаду.

Мартини колебался.

– Мне надо бы сначала покончить с делами…

– Мы потратим не более получаса, – настаивал Висконти. – Вам полезно бросить беглый взгляд на Долину. Я познакомлю вас с некоторыми подробностями.

– Хорошо, я с удовольствием пройдусь.

Они оставили шоссе и по узкой дорожке, извивающейся среди скал, шли почти параллельно каналу.

– Вы вдыхаете в настоящее время, синьор Мартини, эманацию радия, вы находитесь как бы в громадном ингалятории. Под влиянием этого газа весь организм начинает жить усиленной жизнью, обмен веществ повышается, железы внутренней секреции функционируют активнее.

– Вы интересуетесь медициной?

– Чем только я не интересуюсь, синьор Мартини! Но все, что касается этих чудодейственных радиоактивных элементов, особенно увлекает меня. Я уже давно работаю с радием. Мистер Блэкнайт тоже увлекается этим чудом, разрушившим все наши представления о строении атома.

– Тогда вы и мистер Блэкнайт должны быть удовлетворены тем, что нашли здесь, в Долине.

– Мы в восторге! Гениальный Гаро разрешил этот вопрос, который для всего земного шара остается пока загадкой. С тех пор, как он научил вас вызывать распад атомов в желательный промежуток времени и в любом количестве, вы имеете в своем распоряжении такой вид энергии, которой не знает свет. Все изобретения не стоят ничего перед этим открытием. Я говорю вам это, забывая, что вы знаете все лучше меня.

– Долина изменила свой облик с тех пор, как мы стали применять этот новый вид энергий, – просто заметил Мартини.

– Однако биологическое значение радия остается еще далеко не изученным; ваши жители могли бы, служить материалом для экспериментов в этом направлении…

– Эксперимент…

– Мистер Блэкнайт – замечательный геолог, мистер Роберт Куинслей, несмотря на свою молодость, удивительный биолог и экспериментатор, продолжал, не слушая, Висконти. – Это замечательная парочка.

– Мне кажется, вы очень увлекающийся человек.

– Нет, нет, в данном случае я только реалист. Я буду очень рад, когда вы познакомитесь с этими людьми. Им предстоит сыграть видную роль в жизни Долины.

– По-видимому, у вас существуют какие-то конкретные планы, – заметил Мартини.

– Конечно, Роберт Куинслей не может оставаться безучастным ко всему, что здесь происходит. Он наследник и будущий властитель Долины, – ответил Висконти уклончиво.

Некоторое время они шли, погруженные в свои собственные размышления.

– Значит, вы хорошо знаете Роберта? – спросил Мартини.

– Мистер Роберт – замечательный человек. Выдающиеся способности, энергия, настойчивость, пыл юности – и рассудительность старости, захватывающая веселость и необычайная серьезность, увлечение и выдержка самые неожиданные противоположности составляют характер этого человека. Он очаровывает всех, кто близко знает его; тот, кто отзывается о нем плохо, либо завидует ему, либо не понимает его.

– Гм, если это так, я очень рад его приезду.

Глухой шум падающей воды, давно уже доносившийся до их ушей, делался все резче и резче. Теперь он заглушал их слова.

– Вот сюда, вы увидите чудное зрелище, – крикнул Висконти. Он повел своего спутника между громадными скалами, навороченными в этом месте так, что они преграждали дорогу. Им пришлось одолевать препятствия.

Когда они оказались на небольшой площадке, под ними зияла бездна. Горная теснина глубиной километра в два извивалась, разделяя горы. Поток, превращенный в белую пену, стремительно падал со скал и, разбиваясь об их выступы, пропадал где-то внизу, наполняя весь воздух грохотом и шумом.

«Граница нашего мира, – подумал Мартини. – Немного похожа на Высокий Утес, только мрачнее, неприступнее».

Мелкая водяная пыль увлажнила их лица и руки. Они долго стояли на обрыве. Наконец, насытившись зрелищем, возвратились на тропинку.

– Прелести горной природы! – воскликнул Висконти. – Я обожаю горы.

– Я больше люблю море.

– Теперь я понимаю, почему вы стремились улететь из этой удивительной Долины, – засмеялся Висконти и дружески обхватил своего нового знакомого за талию. – У всех у нас есть свой фетиш.

Вечером Мартини сидел в своем кабинете. Электрическая лампа под низким абажуром освещала только письменный стол, комната тонула в полумраке. Мартини рассматривал лежащий перед ним план и ставил на нем какие-то отметки. Потом устало откинулся в кресле, прислушался. На веранде раздались чьи-то шаги. В дверь постучали. Мартини встал.

– Войдите.

Милли вошла в комнату со сконфуженным видом.

– Простите, я попала не в ту дверь. Я не хотела войти прямо в кабинет.

– Какие пустяки! Не все ли равно? Раздевайтесь, я возьму ваш плащ. Ну, дайте мне на вас взглянуть. – С этими словами Мартини снял с лампы абажур. Мужской костюм облегал стройную фигуру молодой женщины. Лицо ее, свежее и румяное от вечернего холода, было тонко и красиво. Коротко остриженные волосы были расчесаны на пробор.

– Никаких перемен, все такая же, как прежде. А вы?

– Я, как видите, постарел. Был болен. Садитесь сюда, поближе, поговорим. Расскажите мне, что нового?

Они уселись друг против друга около стола; Мартини не сводил глаз со своей собеседницы, пока она говорила.

– Мы узнали о вашем побеге, синьор Мартини, на другой день, об этом было сообщение… Я очень беспокоилась о вас… Ваши ранения признавались опасными.

– Нет, нет, вы скажите мне о себе! Как живете, что чувствуете? Почему вы оставили Женский сеттльмент и оказались здесь, в Высокой Долине?

Молодая женщина не сразу ответила, она как будто бы обдумывала, что ей сказать.

– Я не знаю, синьор Мартини, насколько вы осведомлены о том, что происходило в Долине в последнее время. После маневров, которые окончились так печально – гибелью тысяч людей от какой-то ужасной болезни, – у нас все пошло неладно. Внезапные заболевания со смертельным исходом долго не прекращались. Главным образом страдали участники маневров; хотя комиссия и установила причины этого несчастья, тем не менее всем стало ясно, что нам сообщается не все; это нарушило наш обычный покой и уверенность. Разъяснения с трибун и через внушители, конечно, имели свое действие, но все же чувствовалось какое-то беспокойство среди наших жителей. Многим казалось, что способ выращивания людей в инкубаториях, требует каких-то поправок. Все, что было сделано нашими учеными для выяснения темных сторон этого явления, не удовлетворяло массы. Внешне они оставались спокойны, но какое-то брожение…