Утихомирился ли Наджаф? Не начнет ли сегодня на собрании опять эту детскую затею?
      В эту минуту в беседу вступил немногословный Ширзад.
      - Думаем обсудить опыт колхоза "Красное знамя", чтобы в этом году весь хлопок убрать машинами. Как вы на это смотрите?
      Вокруг умных глаз Рустама венчиком собрались морщины.
      - Салман, деточка, ну-ка повтори стихи Сабира! Ты ж мне их недавно читал.
      С покорной улыбкой Салман продекламировал:
      Засучиваем брюки задолго до реки,
      Ручаемся за дело рассудку вопреки...
      - Золотые слова., - покачал головою Рустам. - Проникновенные слова великого поэта! Будто о вас, фантазерах писал. Потеха, право, потеха! Боюсь, и хлопок-то станете собирать, совсем как Кара Керемоглу. Половина хлопьев застрянет в кустах, половина рассеется по ветру.
      - Во всяком новом деле есть свои трудности., - согласился Ширзад. Некоторым каждая новинка кажется фантастической, а стоит взяться, подучиться - и постепенно все наладится.
      - Да ведь и так случается, деточка, - возразил Рустам, - в бой кидаются львами, а возвращаются мокрыми курицами. Тебе такие истории известны, а?
      Ширзад промолчал, а угодливый Салман тотчас же подхватил:
      - Врагу не пожелаю такого позора.
      Теперь пришла пора высказаться Наджафу. Переубедить упрямого председателя почти невозможно, это все знали, но у Наджафа был веселый нрав, и он поддержал друга:
      - Дядюшка Рустам смотрит на хлопкоуборочную машину, как верблюд на кузнеца.
      У Рустама дрогнули под пышными усами губы. В самом деле, он не слишком-то верил в хлопкоуборочный комбайн и считал, что лишь женская рука способна бережно и аккуратно вынуть из лопнувшей коробочки белоснежный комочек хлопка, пушистый, как вылупившийся цыпленок. А когда по Мугани поползли слухи о, колоссальных потерях хлопка при машинной уборке, то хозяйственный председатель схватился за голову и твердо решил про себя пока уклониться от применения машины. Но свои мысли Рустам хранил в тайне и от жены и от детей. Он умел прятать сомнения, не хотел раньше времени вступать в споры, признавая справедливой украинскую пословицу: "Раньше батьки в пекло не суйся". Эту пословицу он слышал на фронте и не раз вспоминал.
      - Когда привезут машину в поле, вот тогда, деточка, ты увидишь, как я к ней отношусь.
      - А почему же раньше клянчили в МТС другие машины? - резко спросил Наджаф.
      - Во-первых, деточка, я ничего не клянчил, это не в моем характере, а во-вторых, такие вопросы тебя не касаются.
      - Нет, касаются, даже очень касаются, - не сдавался Наджаф. - Колхоз не твоя усадьба, дядя.
      - Чепуху мелешь, деточка. Слов-то много, а все - пустые. Знаю, что не моя, а народная.
      - А если народная, так не держись, как бекский управляющий.
      Рустам опустил вспыхнувшие злым огоньком глаза и сокрушенно вздохнул.
      - Какой уж я управляющий! Разве управляющий связался бы с таким демагогом, как комсомолец Наджаф? Горбатого могила исправит... А твой горб, деточка, из самой глубокой могилы будет торчать, как пень.
      Их перебранка пришлась по душе одному Салману, он всегда испытывал удовольствие, наблюдая чужие ссоры.
      - Товарищ председатель, Наджаф хочет сказать, что вы всегда были поборником механизации, - начал Ширзад. - А теперь...
      Рустам круто оборвал его:
      - Отлично понимаю, что хотел сказать комсомолец Наджаф, в посредниках не нуждаюсь. Был бы Наджаф умен, так привел бы на колхозное собрание всю молодежь обсуждать условия социалистического соревнования с "Красным знаменем". Ведь весна на пороге, о севе надо думать... Я вот из кожи лезу...
      Услышав это, Салман смекнул, что теперь-то самое время закинуть удочку, - авось клюнет.
      - Честное слово, Рустам-киши, мы сочувствуем вам всем сердцем. Только что говорили, как вам трудно одному вести такое огромное хозяйство. Не каждому под силу такая нагрузка. Три месяца без заместителя, этакая ноша на ваши плечи!... Если на фронте вы были сержантом, то здесь стали полковником. Рустам любил, когда его хвалили.
      - Не знаю, игиты, не знаю, как и поступить, - понизив голос, как бы делясь с парнями страшной тайной, сказал он. - Ни на ком остановиться не можем.
      - А вы никого не слушайте, Рустам-киши, - с простодушным видом посоветовал Салман. - Колхоз вы знаете как свои пять пальцев, значит, выбирайте человека оперативного, делового, который бы и вам стал верным помощником, и с людьми сумел бы ладить. Работа эта, что ж, - незавидная, хлопотливая... То прокурор дело заведет, то на бюро райкома потянут.
      - Дело известное, - подтвердил Рустам. - Ребята, а что если выдвинуть заместителем Салмана?
      Ширзад и Наджаф вяло отозвались: "Надо посоветоваться", а Салман попятился и с ужасом воскликнул:
      - Дядюшка, что вы, что вы! Признателен за честь, тронут, но не справлюсь я, не справлюсь.
      - Конечно, надо посоветоваться с народом, - одобрительно сказал Рустам. - Подумаем. - И добавил именно то, чего Салман не дождался от приятелей: - Опыт дело наживное, подучишься, если что...
      - Конечно, подучусь, - подхватил Салман.
      Рустам миролюбиво продолжал:
      - А тебе, Ширзад, если бог наградил соловьиным голосом, пора бы создать хоровой кружок. Все лучше, чем горланить баяты под чужими окнами. Молодежи - занятие, старикам - удовольствие, колхозу - слава. Глядишь, в Баку на смотр самодеятельности пошлют. Очень просто.
      Ширзад покраснел и сразу стал похож смуглым лицом на воина со старинной медной монеты.
      - Комсомолу бы и надо браться засучив рукава за самодеятельность...
      И, не дождавшись ответа, Рустам зашагал в правление.
      Наджаф закусил губу, чтобы не вырвалось необдуманное словечко, а Ширзад и без этого обошелся - жизнь приучила его всегда оставаться невозмутимым.
      - Придется уступить, - с сожалением произнес он. - На этот раз придется уступить. Опоздали...
      - Вполне с тобою согласен, - проникновенно заявил Салман - К чему упрямиться? Следует беречь авторитет председателя. Если начнем самовольничать, нас и райком одернет.
      Стесняться с Салманом Наджаф не стал и все свое раздражение обрушил на его напомаженную голову:
      - Не пугай! И райкома партии не боюсь, если что... Наша позиция политически правильная. Это ты заискиваешь перед председателем, в глазки заглядываешь...
      - Подожди, остынь! - поднял руку по-прежнему спокойный Ширзад. Может, так сделать: я и Салман пойдем на колхозное собрание, а ты потолкуешь с комсомольцами. Потом подойдете.
      - Умная мысль! - воскликнул Салман, а про себя подумал, что этот Ширзад только прикидывается простачком, а соображает неплохо: и комсомольцы останутся довольны, и председатель будет польщен, что Ширзад выполнил его распоряжение. Не о Першан ли все мечтает этот глупец?
      Салман знал, что Ширзад любит Першан. Собственно, об этом знало все село, только Рустам не догадывался до поры до времени, кому посвящены баяты Ширзада.
      А как сама девушка относится к Ширзаду? В компании она всегда встречала Ширзада колючими словечками, отворачивалась от него, даже иногда на вопросы не отвечала. Куда уж дальше идти! Считая себя знатоком женских сердец, Салман не видел в Ширзаде серьезного соперника и привык считать Першан своей будущей женой, хотя девушка никогда не проявляла к нему симпатии. Но заботливое, почти отцовское отношение Рустама позволяло Салману надеяться на этот брак. И верно, Салман нравился председателю. Рустам верил каждому его слову, считал, что бухгалтер может справиться с любым делом. И когда в прошлом году ездил в Москву на выставку, то взял с собой не кого-нибудь из колхозников, а Салмана.
      "Как бы ты ни надрывал горло со своими баяты, сотню таких заткну за пояс, вокруг пальца обведу", - с усмешкой думал Салман о молодом влюбленном певце.
      2
      К вечеру погода испортилась. Все небо заволокла толстая, будто кошма, туча; с полей поднимались клочья рыхлого тумана и грязно-белыми облаками уплывали на юг, в сторону Сальян и Ленкорани. Вода в Араксе помутнела, чуть рябили мелкие волны, и чем дальше уходила река от селения, тем делалась темнее, будто растворялась в степи.
      На фоне серого неба чернели голые сучья деревьев; придавленные сумерками стали еще ниже, будто припали к земле дома, селения. Огни еще не зажигались, и дома казались незрячими.
      Как уговорились, в шесть часов вечера у клуба сошлись Ширзад и Салман, вскоре появился, дожевывая на ходу чурек, запыхавшийся Наджаф.
      - Вы, ребята, идите, идите, а я мигом управлюсь, - сказал он, - к вам на подмогу приду.
      Салман промолчал, а Ширзад, оттянув рукав пальто, посмотрел на часы.
      - Рано еще, куда торопиться? Подождем.
      - Да идите, я сам все проведу. Парни не тронулись с места.
      На тропинке, ведущей от деревни к клубу через поросший мелким кустарником пустырь, показалась невысокая, стройная девушка. Наджаф понял, кого дожидались приятели, и прищелкнул языком.
      - Першан! Как лебедь плывет, - сообщил он, хотя и так все видели, что идет Першан.
      На девушке была новая черная шуба, голова закутана шерстяной ярко-желтой шалые, на ногах высокие сверкающие боты...
      Салман решительно направился к ней навстречу. Любуясь ее раскрасневшимся от вечерней стужи лицом, задорными черными глазами, он учтиво поздоровался и, бережно взяв под руку, подвел к клубу. У Ширзада дрогнули губы, но взгляд, устремленный на девушку, оставался спокойным.
      А Першан смутилась, ее всегда тревожили взгляды юноши, в них таился робкий упрек, и, чтобы скрыть смущение, она на людях разговаривала с Ширзадом так небрежно...
      - Да пока не забыла, - сказала Першан, поздоровавшись с парнями, отец велел тебе, Салман, зайти после собрания к нам домой.
      - Слушаюсь, Першан-ханум! - склонил голову Салман и злорадно покосился на помрачневшего Ширзада.
      Ничего необычного не было в приглашении предсеателя заглянуть к нему вечерком, Ширзад не раз так же заходил к Рустаму-киши, но сейчас ему почудился в словах Першан какой-то скрытый смысл, и он огорчился.
      А Салман увивался вокруг девушки, все время нашептывал ей какие-то слащавые любезности. И Ширзад видел, как Першан, негромко рассмеявшись, ударила его перчаткой по рукаву.
      На пустыре показалась Майя, одетая так же, как и Першан, только на голове у нее вместо платка была модная шляпка.
      Снова красавица
      Глазам моим явилась...
      запел приятным тенорком Салман и поспешил навстречу ей.
      Поздоровавшись, он задержал ее узкую ручку в своей руке. "Ревность, кратчайший путь к женскому сердцу", - считал Салман и потому при Першан открыто ухаживал за Майей.
      Резко отвернувшись от бухгалтера, Майя спросила Ширзада:
      - Рано еще?
      - Самое время. Сейчас соберутся.
      - А надолго собрание? - Минут на двадцать.
      - Ну подождем. - И, подхватив под руку Першан, Майя вошла в клуб.
      - Очаровательная женщина, - закатывая глаза, прошептал Салман. Счастливец Гараш, нашел жену грациозную, словно горная серна.
      - Да... - рассеянно согласился Ширзад, не слушая Салмана.
      - Понимаю, понимаю, у тебя на уме дочка председателя. На невестку ты и внимания не обратил. Но почему она в клуб сразу прошла? Поссорились? Хочешь, приведу сюда и помирю вас.
      - Я хочу, чтобы ты замолчал, - с непонятной Салману тоскою сказал Ширзад.
      Он не любил Салмана, хотя и признавал некоторые его достоинства. Бухгалтер был трудолюбив, когда надо сутками не спал, спешил закончить годовой баланс, счетоводов отправлял по домам, а сам сидел да сидел над ведомостями... И если Рустам-киши хвалил Салмана за прилежание, то возразить против такой похвалы никому и в голову не приходило.
      Иногда Ширзаду казалось, что Салман своими вкрадчивыми речами и модными песенками уже прельстил Першан, и ему хотелось напрямик спросить его: "Да любишь ли ты ее?"
      Но разве подойдешь к нему с этим? Увертливый человек, он все превратит в шутку, прямого ответа от него не добьешься, даже рассердить его невозможно... Он со всеми держится одинаково: и ласково и дружелюбно; вхож во все дома, проник в тайны каждой семьи, любому он даст совет, и совет полезный, дельный... Умрет кто-нибудь - юркий Салман тут как тут, он заказывает столяру гроб, бегает выбирать на кладбище место для могилы, несет из сельпо продукты для поминок. Свадьба - опять без Салмана не обойтись: хлопочет до упаду, с ног сбивается... Таким знал Салмана Ширзад и порою оправдывал: характерец!... Но чаще поругивал и огорчался, видя, как этот проныра постепенно втирается в доверие к председателю.
      - Что ж мы стоим на холоде? Ноги застыли, - притопывая, сказал Салман. - Пошли в правление.
      - Надо бы еще пригласить с собой двух-трех комсомольцев. Скажи Наджафу.
      - Да он меня не послушает.
      - Это тебя-то? - Ширзад искренне удивился. - Да ты языком гранит в мягкий воск превратишь. Иди!
      Салман, охотно пошел в клуб, ведь там были Першан и Майя. Тотчас послышался веселый женский смех, а через минуту он кубарем выкатился на крыльцо - видимо, Першан гналась - и сказал, давясь от смеха:
      - Пришлет...
      И парни направились к правлению. А в клубе тем временем собиралась молодежь. Прибежала Гызетар в накинутой на плечи шубейке, подошли девушки, сели в кружок, затянули песню; парни столпились в дверях, курили.
      Наконец Наджаф постучал карандашом по графину, велел садиться, предупредил, что курить и перешептываться запрещено, и объявил комсомольское собрание открытым.
      - На повестке дня два вопроса: механизация уборки хлопка и состояние здравоохранения в селе. Нам нужно быстро все провернуть, чтобы поспеть еще на колхозное собрание.
      Раздались крики: "Утвердить.! Утвердить!" Наджаф поднял руку и сердито сказал:
      - Прошу соблюдать порядок! Просите слова, а не орите, как на базаре! Пора бы привыкнуть к культурному обхождению!
      - Что ты с ним сделала? Такой мрачный... - шепнула Майя сидевшей рядом Гызетар.
      Та и сама не понимала, что стряслось с мужем, чем это он обеспокоен, посмотрела на Наджафа и подумала, что ему совсем не к лицу быть серьезным. Эта мысль показалась ей до того смешной, что она едва не фыркнула, спряталась за спину соседки.
      Наджаф угрожающе покосился на жену, еще раз резко постучал по графину, хотя в зале было тихо, и собрание началось так, как начинаются все собрания: выбрали президиум, и Першан предоставила слово по первому вопросу не кому иному, как самому же Наджафу.
      Трибуна, сколоченная из кривых сучковатых досок, была высока, и за ней едва виднелась круглая, как арбуз, голова Наджафа. В зале шутили и смеялись по этому поводу, но когда Наджаф заговорил, - а он умел говорить и с увлечением и со страстью, - то сразу все притихли... С жаром рассказал секретарь об умной, хитро и расчетливо придуманной машине, которая облегчает труд человека на уборке хлопка, и прежде всего труд женщины. Ведь собирать хлопок приходится в самый солнцепек, в жару, когда глотки пересыхают, от жажды губы лопаются и кровоточат.
      И чем дальше говорил Наджаф, светлее становилось его лицо, потому что он сам любил машины и видел, что молодежь тоже полюбила машины и всегда поддержит его и Ширзада в спорах с упрямым председателем.
      3
      Приближалась весна.
      Каждое утро Рустам, стоя на крыльце своего дома, потягивался, кряхтел, разминался и глаз не спускал с облачного неба, гадая, когда установится погода, проглянет солнышко и подсохнет земля.
      И так же, как председатель, все в колхозе - мужчины и женщины, старики и ребятишки - по утрам разглядывали небо, прикидывали, когда зацветут деревья в садах, и защебечут птицы, и влага испарится с пашни, и ярко засинеет поднебесная высь...
      Все надеялись, что в этом году выдастся богатый урожай и, по сравнению с прежними временами, возрастут доходы.
      А Рустам лучше всех знал силу своего колхоза. Радовало его и то, что последний месяц зимы был снежным, сугробы высотой в полметра покрывали озимые. Да и весна по всем признакам будет дождливой, а для засушливой Мугани это редкое счастье. Пятьдесят пять лет прожил здесь, в бескрайних степях Рустам и знал, чем дышит каждый клочок земли. О председателе соседнего колхоза "Красное знамя" Кара Керемоглу на Мугани говорили, что он за последние двадцать три года ошибся в предсказании погоды лишь три раза. Ну если так, то про себя Рустам думал, что он-то не ошибался ни разу. По зиме он определял приметы весны, по весне предсказывал лето, по цвету заката или перистым облакам - дождь или вёдро... И верно, его предсказания сбывались значительно чаще, чем прогнозы погоды, передаваемые по радио. Рустам посмеивался: "Там инструменты, а у меня - верный глаз!"
      И сейчас, сверяясь со своими приметами, председатель не сомневался, что весна тысяча девятьсот пятьдесят шестого года будет именно такой, какая ему нужна.
      "А если подготовку к севу провели хорошо, погода - что надо, колхозники рвутся к работе, то и план выполним на сто пятьдесят процентов". На меньшее Рустам не согласен.
      В каком-то радужном настроении он согласился принять вызов колхоза "Красное знамя" на социалистическое соревнование.
      Теперь надо было ехать к соседям подписывать договор. В делегацию были выбраны общим собранием пятнадцать человек, и среди них, конечно, и председатель колхоза, и Гызетар, и Ярмамед, и вездесущий Салман, и Ширзад с Наджафом.
      К правлению подали крытый брезентом грузовик. Делегаты приоделись, как на свадьбу. Всем понравилась Гызетар в широкополой шляпе, которую ей одолжила Майя. Ширзад явился в синем костюме, пестрый галстук на нем то и дело съезжал набок - потому-то, видно, Ширзад терпеть не мог эти городские штучки и предпочитал гимнастерки.
      Заботливая Гызетар то и дело поправляла ему галстук, приговаривая:
      - Вот ведь нескладный!
      - Холостяк, чего ты хочешь? - хихикнул Салман. - В доме холостяка как ни топи, все равно тепла не дождешься. Верно говорят: "Дом без жены - что мельница без воды".
      - А мы его скоро женим, - сказала Гызетар. - Да еще на какой красавице! Все так и ахнут.
      - Это ведь зависит не только от Ширзада, но и от Рустама-киши, ехидно заметил Салман.
      К ним подошел председатель - оживленный, нарядный, в самом отличном расположении духа, с достоинством ответил на приветствия молодежи.
      - О чем речь ведете?
      - Да вот говорим, что есть упрямые отцы и упрямые дочки, - сказал Наджаф. - Но мы с них упрямство-то собьем.
      Рустам ничего не понял, но, вспомнив вчерашний разговор, на всякий случай сказал:
      - Ты бы помалкивал, парень.
      Как гончая собака, заслышавшая свист хозяина, Салман встрепенулся и бросился на поддержку председателя:
      - Сам у Гызетар под башмаком - пикнуть не смеет, а тоже с упрямым отцом хочет сладить.
      - Что поделаешь. - Наджаф добродушно смеялся. - Свеча тоже бессильна озарить светом подсвечник.
      - Теперь электрические лампочки освещают всю комнату, даже всю улицу, - заметил Салман и, первым придя в восторг от собственной остроты, захохотал.
      - Мы еще до электрического света не дожили. Председатель говорит, что денег у колхоза нет... - сказал Наджаф уже серьезным тоном.
      Но тут громко загудел грузовик - шоферу надоело ждать. Председатель, сказав; "Пора, в путь!", - сел в свою "победу", молодежь с криком атаковала грузовик.
      Подпрыгивая на ухабах, расплескивая жидкую грязь, автофургон выехал на большак, а тем временем "победа" проскочила деревенскую улицу и унеслась далеко-далеко в степь.
      Рустам, сидя за рулем, размышлял о том, что обогнать по всем статьям Кара Керемоглу - дело нехитрое, надо только скорее подобрать сноровистого, расторопного заместителя. А кого? Вспомнив орлиный взгляд Ширзада, сильную статную фигуру его, Рустам подумал: "Горы своротит и не пожалуется, что устал..."
      Может, нечего и раздумывать - остановиться на Ширзаде? Опасно. Парень чересчур самостоятельный, за ним идет молодежь, на такого не прикрикнешь. А тянуть дальше нельзя, из района-то поторапливают. Рустам советовался с коммунистами, со стариками, с бригадирами, с районными работниками. У каждого - свой кандидат. Сейчас в уме у Рустама целый список: "Ширзад, Салман, Наджаф, даже тетушка Телли сюда затесалась".
      Когда предложили Наджафа, Рустам ощетинился: "Демагог! И слышать не хочу". Он еще не отказался от мысли, что анонимное письмо - дело рук Наджафа.
      По той же причине Рустам решительно забраковал тетушку Телли: "Мужчина-демагог - сущий дьявол, а женщина-демагог - целый ад. Не приведи бог встретиться с нею ночью, - от страха помрешь!"
      Конечно, лучше всего Рустаму было бы работать с Салманом. Деловые качества его известны, а какой сговорчивый, скромный, послушный! Что ни прикажи - вытянется: "Слушаюсь!" - и уж в доску расшибется, а выполнит в срок. Но в райкоме партии кандидатура Салмана не встретила поддержки.
      Таким образом, в списке остался один Ширзад. К тому же Салман беспартийный, а Ширзада неделю назад избрали секретарем партийной организации колхоза. "Будет у парня двойная ответственность, значит, подставит под мою ношу не одно плечо, а всю спину", - думал Рустам. Он знал, что Ширзад догадывается о желании председателя и, по словам кое-кого из колхозников, был не прочь поработать с Рустамом-киши.
      Это была правда. Ширзад считал, что быть помощником такого председателя, как Рустам, - большая удача. У него можно многому научиться: Рустам - незаурядный человек, с сильной волей, - разве этого мало? Рустам страстно любил родную Мугань - и это тоже нравилось юноше. Должность заместителя сама по себе Ширзада не влекла: он с удовольствием работал бригадиром, но теперь, когда его избрали партийным секретарем Ширзад чувствовал ответственность за урожай не только на полях своей бригады, но и всего колхоза. Его тревожило и то, что председатель не очень-то стремится взять повышенные обязательства, вступая в соревнование с соседями.
      "Победа" и грузовик затормозили около оврага. На середине деревянного моста в настиле чернела широкая дыра. Два плотника, дружно стуча топорами, обтесывали в стороне, за кюветом, бревна. Они объяснили, что утром трактор вывернул и искромсал в щепки несколько досок.
      - Делать нечего, товарищи, - сказал Рустам, - машины здесь оставим, а сами тронемся пешком.
      Со смехом и шутками колхозники перебрались через мост. Гызетар заглянула в пролом, и у нее сердце захолонуло - такая глубина. Разбежавшись, Ширзад легко перепрыгнул через дыру. Салман и Ярмамед почтительно помогли председателю пройти по сгибавшейся от его веса доске.
      За мостом дорога была просушена степным ветерком, идти было приятно и легко. Наджаф затянул песню, Гызетар и Салман подхватили. Отстав от всех, Ширзад шагал медленно, о чем-то сосредоточенно думая.
      - Тебе бы и вправду стать ашугом, - обернувшись, сказал Рустам. - Зря пошел в хлопкоробы.
      - Одно другому не мешает, можно и хлопок собирать, и песни слагать, подхватил Салман.
      Песня оборвалась, Наджаф и Гызетар замедлили шаги, подождали Рустама и Ширзада.
      Слова председателя прозвучали добродушно, но Салман говорил с явной насмешкой, и это не ускользнуло ни от Ширзада, ни от остальных колхозников.
      - Пиши, сочиняй, пусть у нашего колхоза будет свой ашуг, - продолжал Рустам, вынимая изо рта трубку. - Но так сочиняй, чтобы вся Мугань подхватила твои песни. Прославляй героев нашего колхоза.
      - А много ли героев у нас? - спросила Гызетар.
      Тотчас из-за плеча Наджафа высунулась лисья мордочка Ярмамеда.
      - Чем же Рустам-киши не герой? Таких героев по всей республике раз-два - да и обчелся.
      Салман схватил Ширзада за плечи.
      - Поклянись, что напишешь поэму о Рустаме-киши, иначе не жить тебе на белом свете.
      - Помнится, о нашем председателе писали, и достаточно писали, стряхивая с плеч руки Салмана, сказал Ширзад.
      - В газетах? Газета что... Поглядели да выбросили. Вон про Кара Керемоглу в Баку книга вышла, с портретом. Книга всегда останется - и через пять лет, и через десять, - горячо воскликнул Салман.
      Он хотел угодить председателю, но не рассчитал и только растревожил Рустама. "В самом деле, всего три раза в районной газете похвалили, подумал Рустам. - А Ширзаду и это кажется лишним".
      Он посмотрел на Щирзада с подозрением, обратил внимание прежде всего на упрямую складку у рта и прищуренные глаза и сделал вывод: "Не выйдет из него заместителя!"
      - Хватит, хватит, Салман, подлизываться! - укоризненно заметил Наджаф. - Придет время - и напишут книги о самых достойных. А кто будет достоин, увидим.
      Салмана смутить было мудрено.
      - Ради моей жизни пиши, Ширзад, берись за перо, нужна книга о нашем председателе, ой-ой как нужна!
      Ширзаду все это было до того противно, что он даже отошел от Салмана.
      - Чего пристал, как пиявка? Не умею я книги сочинять. Мое дело - в земле ковыряться. Я мужик!
      Мне бы урожай хороший собрать, - И он широко раскинул руки, словно обнимал тучный, тяжелый, в три обхва а сноп.
      Дорога поднималась на пригорок. Все шли неторопливо, размеренно, расстегнув шубы, сняв шапки. Рустам шумно сопел, вытирал платком потный лоб. Он думал сейчас о том, что Ширзад и Наджаф слышать спокойно не могут, если его кто-нибудь хвалит... "Да что мне от ваших книг: халат, что ли, поднесут? Хорошо, что не поспешил и не предложил этого завистливого юнца заместителем. Плохо я его еще знаю. На Салмана все косятся, а он куда приятнее..."
      - Вот что, игиты, довольно! - сурово сказал Рустам. - Из Ширзада не получится писателя, из меня героя.
      Чтобы не отстать от размашисто шагавшего председателя, Ярмамеду пришлось семенить мелкой рысцой.
      - Не уверен, что из Ширзада получится писатель, а из тебя, киши, герой уже получился! - умильно произнес он на ходу и заглянул снизу вверх в глаза Рустаму - Поскорее бы выискался смельчак, занявшийся твоим жизнеописанием. Поучительная получится книжица.
      - За-мол-чи! Вон эти же, - Рустам кивнул на парней, - растрезвонят, что ты подлизываешься! - Он подумал: "А уважение, конечно, необходимо. Без этого нельзя. Там, где не оказывают уважения старшим, разброд начинается, сумятица..."
      Он неожиданно взял под руки Ширзада и Наджафа, отвел их в сторону, окинул строгим взором остальных спутников, как бы показывая, что разговор будет секретный, и спросил:
      - Ну, как с заместителем-то? Надо все-таки решать.
      - Свое мнение я вам еще вчера сообщил, - сказал Наджаф. - И коммунисты и комсомольцы решительно поддерживают Ширзада. А уж все остальное от вас зависит. Поступайте, дядя, как совесть велит.
      Рустам, расстегнув пальто, полез в карман за табаком. Движения его были медленными, но едва Наджаф шагнул вперед, председатель удержал его за рукав.
      - Ну, ну, не кипятись. Мне ж совет нужен. А может, назначим Салмана? А, как вы думаете?
      - Ай, дядюшка, до чего справедливы ваши слова! - раздался дребезжащий голосок Ярмамеда. Он незаметно подошел и подслушал разговор. - И раздумывать тут нечего: Салман и хозяйством интересуется, и парень башковитый. О чем его ни спроси - все знает, хоть про Китай и Бирму. - У Ярмамеда были свои планы: если Салман сделается заместителем, то бухгалтером станет он, Ярмамед, - дело ясное. - Достойнее Салмана никого не вижу, - закончил он и засеменил по шоссе вдогонку за далеко ушедшими колхозниками.
      - А ты как полагаешь? - обратился Рустам к Ширзаду.
      - Если у вас за каждым поворотом дороги прячется новый кандидат, так умный парень на такую работу не польстится, - ответил тот.
      Рустам перевел для себя эти слова так: "Не прельщай меня, не заманишь. Вполне доволен своим постом бригадира". И обиделся: "Ишь какой заносчивый! Заместителем еще не стал, а уж нос дерет кверху. А дай ему власть, все вожжи одной рукой ухватит... Двум львам в одной клетке не жить! Не-ет, в колхозе второму хозяину, кроме меня, не бывать!" И он решил уговорить районное начальство утвердить Салмана.
      4
      Ярмамед вечно суетился и напоминал болотного кулика, раскачивающегося на тонких ножках... Очень круглые, темно-карие глаза его беспрерывно бегали, ни на ком не могли остановиться. Казалось, человек боится выдать себя пристальным открытым взглядом.
      Он старался всем угодить: снимал с пиджака собеседника ниточку, подсаживал в машину агронома или директора МТС, бежал на почту с телеграммой случайно завернувшего в колхоз должностного лица и всем без исключения приятно улыбался. Будто и рожден был Ярмамед лишь для того, чтобы угождать людям.
      С особым рвением он кружил уже не первый год вокруг Рустама-киши. Его глаза были всегда прикованы к председателю, он стремился угадать малейшее его желание. Не успеет тот войти в правление, как Ярмамед уже осторожно принимает из рук Рустама его полевую сумку и кладет на этажерку или подоконник. Стоит Рустаму взяться за кисет с табаком, как Ярмамед чиркает спичкой... Случается, что спичка так и догорает в его пальцах, обжигая, а он и не морщится, улыбается с довольным видом, словно рука каменная. А посмотрели бы, как благоговейно Ярмамед подносит спичку к трубке председателя. В этот момент лицо его напоминает сдобную булку с изюмом, только-только вынутую из печки и пышущую ароматом.
      Ширзад с отвращением морщился всякий раз, когда вглядывался в Ярмамеда, а если б Рустам хоть раз попристальнее всмотрелся в лицо своего счетовода, то без труда угадал бы за смиренной улыбочкой такую глубокую годами выношенную злобу, что, пожалуй, у бывалого солдата дрожь пробежала бы по телу.
      Как от собственной тени, Ярмамед всю жизнь не мог уйти от своего прошлого.
      Однажды он скрыл в анкете, что отец его был моллой, а мать профессиональной гадалкой. Его прогнали с работы. Он устроился в другом месте - в районном отделе народного образования, но и оттуда его уволили по той же причине. Заглянул в коммунхоз, в райпотребсоюз - всюду говорили, что вакансий нет.
      Отец Ширзада, Касум Кенгерли, в ту пору заведовал райфинотделом. Сжалился он над Ярмамедом, взял к себе, не посчитавшись с анкетой. "Был бы только честным!" - так рассуждал Касум.