Аманда вздрогнула и открыла глаза. Взгляд остановился на балдахине кровати. Красный бархат с бахромой. На какое-то мгновение бахрома заплясала перед глазами.
— Я вижу, вы проснулись.
Аманда слишком резко повернула голову. Ощущение было такое, словно десятки молотков застучали одновременно. Она закрыла глаза. Снова открыла и увидела женщину средних лет, по-видимому, сиделку. Та поднялась с кресла и подошла к ней. Раздалось глухое рычание. Аманда в недоумении снова повернула голову, чуть приподнялась и увидела Банди и Гэйси, лежащих у ее ног.
— Мы с вами все это уже проходили, — со злостью произнесла сиделка. — Я здесь для того, чтобы помочь ей, а не причинить вред. Так что успокойтесь, вы оба.
Аманда с трудом высвободила левую руку из-под покрывала, погладила собак.
— Все в порядке, ребята.
Неужели это ее голос? Такой слабый, едва слышный…
— Сейчас мы вас немножко приподнимем. — Сиделка ловко подложила ей под спину еще одну подушку. — Сейчас голова немного закружится, но это моментально пройдет.
Все произошло так, как она предсказала. Когда комната перестала кружиться, Аманда осторожно открыла глаза. Пока все нормально. Она перевела взгляд вниз, на правую руку, из которой торчала игла, соединенная с капельницей. А это еще что такое…
Постепенно она все вспомнила. Званый вечер. Море незнакомых лиц, в основном дружелюбных. Множество вопросов. Она на все сумела ответить. Перепалка с Уокером. Внезапный приступ тошноты…
— Мы уберем капельницу чуть позже, мисс Далтон. Меня зовут миссис Стайлз. Я работаю в клинике доктора Чэнтри, в городе.
— Да-да, понятно… Видите ли, я не очень хорошо помню, что произошло.
— Глупейшая ошибка. — Сиделка покачала головой. — Ядовитые ягоды спутали с черникой. Их трудно различить. В наших краях растут и те, и другие, да и созревают они одновременно. Кроме вас, еще с десяток гостей отравились этим пирогом. — Она неожиданно улыбнулась. — Трудно поверить, что одним пирогом можно накормить десять человек, правда?
Аманде удалось улыбнуться:
— Не накормить, нет. Мы просто пробовали все пироги, поэтому всем досталось по маленькому кусочку.
— А, тогда понятно.
Аманда чуть пошевелилась. Когда же пройдет эта головная боль? По-видимому, сказывается действие ядовитых ягод.
— Вам скоро станет лучше, — заверила сиделка. — Примерно через час приедет доктор Чэнтри, посмотреть, как идут дела.
Неожиданно Аманда почувствовала голод. Кажется, она действительно осмелится что-нибудь съесть.
Снова вспомнив прошедший вечер, она тяжело вздохнула.
— Боюсь, я произвела то еще впечатление на соседей.
Миссис Стайлз, как видно, поняла, что она чувствует. Похлопала Аманду по руке.
— На вашем месте я бы не стала расстраиваться из-за этого, мисс Далтон. Все потрясены тем, что произошло. Доктор Чэнтри рассказывала, что мистер Мак-Леллан принес вас в дом на руках, а гости не хотели расходиться, пока не стало ясно, уже после полуночи, что с вами все будет в порядке.
— Как… как мило с их стороны.
Сиделка улыбнулась.
— Мистер Джесс страшно встревожен. Он просил, чтобы его позвали, как только вы проснетесь.
Аманда кивнула, и миссис Стайлз торопливо вышла из комнаты.
Оставшись наедине с собаками, Аманда задумчиво погладила их. Две пары влажных коричневых глаз пристально смотрели на нее.
— Нес меня на руках… — пробормотала Аманда.
Хелен Чэнтри закрыла маленький черный докторский чемонданчик, присела на край кровати.
— Могу сказать только одно: вы везучая. Вы выбросили сами почти всю эту гадость из своего организма.
— Прошу вас, не напоминайте мне об этом.
Они остались в комнате одни. По просьбе Хелен Джесс увел собак. Миссис Стайлз на кухне руководила приготовлением легкого обеда для Аманды.
Хелен улыбнулась:
— Да, я понимаю, вам неприятно об этом вспоминать. Но это лучшее из всего, что могло случиться, Аманда. Должна сказать, что такой мгновенной и сильной реакции я еще не встречала. А я за свою практику видела немало случаев отравления ядовитыми ягодами.
Аманда потерла правую руку, перевязанную в том месте, где под кожу была введена игла капельницы.
— Сиделка сказала… другие тоже пострадали.
— Да, но у остальных все было не так серьезно. Скажу вам, работы мне вчера хватило. Слава Богу, никто не получил смертельную дозу яда, я обследовала всех, кто съел хотя бы маленький кусочек этого пирога.
— Надеюсь, Джесса не пришлось…
— Нет, он не ел пирог. Как оказалось, из «Славы» его ели только вы и Мэгги. Слышали бы вы, — усмехнулась Хелен, — как они все клялись, что даже не притронулись к пирогу, когда поняли, что предстоит обследование. Эми Блисс божилась, что ни крошки не попробовала. До тех пор пока ее не стошнило, без моей помощи.
— Похоже, вы вчера были самым популярным человеком.
— Это уж точно.
Аманда не смогла сдержать улыбку:
— Честно говоря, сначала я решила, что мне стало плохо от этого ужасного пирога Эми Блисс.
— Вы не единственная. Многие выразили надежду, что теперь она излечится от вредной привычки печь пироги. Хотя…
— Знаете, — медленно проговорила Аманда, — теперь мне кажется, что я все вспомнила. То есть я хочу сказать… глаза у меня были закрыты, и я не могла произнести ни слова, но… я слышала все, что происходило вокруг. Кажется, я бы даже могла повторить, кто что говорил.
Хелен чуть нахмурила брови.
— Это любопытно.
— Что именно?
— Видите ли… это необычная реакция для той степени тяжести отравления ядовитыми ягодами, которую вы перенесли. По всем признакам должна была наступить полная потеря сознания. И пульс у вас слишком замедлился…
— Я не совсем понимаю.
Хелен в нерешительности помолчала.
— Признаки отравления ядовитыми ягодами очень схожи с теми, которые наблюдаются при отравлении наперстянкой3. У вас проявились почти все симптомы: тошнота, рвота, судороги, шок. Но давление у вас упало слишком резко. Скажите, когда это началось, вы почувствовали головокружение?
— Да.
— А резкую головную боль?
— Я почувствовала головную боль незадолго до этого. Но не резкую, а какую-то ноющую, пульсирующую. Я подумала, что начинается приступ мигрени. Потом появилось… жжение во всем теле. Язык онемел. Началось головокружение, тошнота… туман в глазах. Потом меня начало рвать, очень сильно. И все лицо онемело. Это меня напугало по-настоящему. Все вокруг заволокло туманом. Вот тут я поняла, что дело, наверное, не в куске плохого пирога.
— Трудно было дышать?
Аманда кивнула:
— Ужасно.
— Боль в груди чувствовали?
— Да. Вообще-то… болело везде. И спазмы в желудке продолжались уже после того, как меня вырвало. И потом…
— Что потом?
— Потом я почувствовала холод. Ужасный холод.
Аманда заметила, как помрачнело лицо Хелен, и ее снова охватила дрожь, но уже совсем по другой причине.
— Так все-таки, что же это значит?
Несколько секунд Хелен молчала, нахмурив брови.
— Видите ли, — осторожно начала она, — лечение отравлений ядами сводится в основном к одному и тому же: если возможно, необходимо вывести яд из организма, если нет — нейтрализовать его, а затем лечить симптомы, то есть последствия. Что я и делала в вашем случае. Времени на раздумья не было. Но теперь, после того что вы мне рассказали… Некоторые симптомы не соответствуют обычным признакам отравления ядовитыми ягодами, Аманда.
— Что же это за симптомы?
Хелен снова замолчала.
— Если бы всего полтора месяца назад я не прошла курс по токсикологии, я бы, наверное, не смогла ответить на ваш вопрос. Существует столько различных ядов.
— Но теперь вы можете сказать, какой это яд?
— В общем-то это мог быть любой, но… онемение, потеря зрения, замедленный пульс, резкое падение давления, затрудненное дыхание и в особенности холод… Похоже на аконит. Сейчас мне ничего другого не приходит в голову. Если же это аконит… то он не мог попасть в пирог по ошибке.
Некоторое время Аманда молчала. Когда же наконец заговорила, голос ее звучал неожиданно спокойно:
— Пока это только наши предположения. Мы ничего не можем знать наверняка. Вы, кажется, сказали, что послали образцы на анализ?
— Самый стандартный, который применяется в тех случаях, когда мы имеем дело с ботулизмом или другими пищевыми отравлениями. — Хелен покачала головой. — Но лаборатории завалены работой, поэтому может пройти несколько недель, пока мы получим результаты. — Она помолчала секунду и продолжила нарочито спокойно: — Если, конечно, я не сообщу шерифу, что подозреваю умышленное отравление. Toгда он распорядится ускорить работу.
Аманда отрицательно покачала головой:
— Нет-нет. Просто у меня не совсем обычная реакция на ядовитые ягоды. Это ведь возможно? Наверное, даже вполне вероятно?
— Возможно все. Но вероятно?.. Не сказала бы.
— Вы говорили, что еще с десяток гостей ели этот пирог, но ни у кого не было таких острых симптомов. Значит…
Хелен покачала головой.
— У всех остальных симптомы указывают на отравление ядовитыми ягодами. Объяснить это можно только одним: вы получили что-то еще. Кто-то подложил яд в ваш кусок пирога после того, как вы его отрезали. Подумайте, у кого была возможность незаметно положить что-нибудь в вашу тарелку?
Аманда вспомнила, как поставила тарелку на стол и пошла танцевать с Уокером. За время танца она ни разу не оглянулась на свой столик. Любой мог, проходя мимо, подложить щепотку… как Хелен назвала его?.. Аконита? Любой, кроме Уокера.
— Аманда…
— Хелен, это был несчастный случай. Просто несчастный случай. — Она не опустила глаза под скептическим взглядом Хелен. — Давайте договоримся, что несчастный случай, пока не будем знать наверняка.
— Как я понимаю, вы предпочли бы, чтобы я никому об этом не рассказывала?
— Да, если можно. Это всех только расстроит, особенно Джесса.
— Мне это не нравится.
Аманда несколько секунд колебалась.
— Хелен, вчера у кого-то могла быть причина желать… избавиться от меня. Сегодня ее больше не существует. Я сказала Джессу, что не хочу наследовать ничего из его имущества. Сегодня он пообещал мне не менять завещание в мою пользу. Все уже об этом знают.
— И все равно мне это не нравится. Если мы ничего не предпримем, кто-то так и останется безнаказанным.
— Ну хорошо, а если мы поднимем шум, объявим на всю округу, что меня сознательно пытались отравить, а потом окажется, что мы ошиблись? Семья и так пережила достаточно.
— Вы могли бы уехать на время. Пока мы не узнаем наверняка. Чтобы больше никого не вводить в искушение, так сказать.
Аманда покачала головой:
— Нет, этого я не могу сделать.
— Потому что результаты генетического анализа могут оказаться таковы, что вы не сможете сюда вернуться?
Аманда ответила натянутой улыбкой.
— Не вы ли сами первая сказали, что, будь во мне даже несколько литров далтоновской крови, анализ все равно может не дать точного ответа?
— Да. Но я также сказала, что, если в вас совсем нет далтоновской крови, анализ выявит это почти верняка.
— Мне казалось, вы верите, что я из рода Далтонов.
— Вы правы. Я в этом уверена.
Какое-то время Аманда задумчиво смотрела Хелен.
— Это звучит как отговорка.
Хелен слегка улыбнулась.
— Мое мнение не слишком много значит. Главное, что Джесс вас безоговорочно признал, и это делает вас опасной для тех, кто жаждет получить часть его состояния, в особенности «Славу». Почему вы отказываетесь уехать на некоторое время, Аманда?
— Не могу. У меня такое чувство, что, если я сейчас не выясню, что же произошло двадцать лет назад, больше мне такая возможность не представится.
— Ну почему же?
— Не знаю. Просто у меня такое чувство. В общем, я должна остаться. Я должна сейчас быть здесь. И потом, может быть, мы слишком торопимся с выводами. Возможно, это все-таки несчастный случай.
— Знаете, Аманда, за свою жизнь я усвоила одну истину: все гораздо сложнее, чем кажется. Пока Джесс жив, он всегда может изменить завещание в вашу пользу. Мы все знаем, как он этого хочет. И мы знаем, что он всегда добивается чего хочет. Это в его натуре.
— В моей тоже.
Хелен снова помолчала.
— Когда Уокер привез вас ко мне в клинику на анализ крови, я сразу поняла, что вы необыкновенно умная женщина. Не разочаровывайте меня. Аманда. Будьте осторожны.
Аманда лишь кивнула в ответ. Оставшись в комнате наедине со своей головной болью, она задала себе вопрос: так ли уж она умна на самом деле?
Глава 8
Поздно ночью ее разбудил гром. Грохот стоял такой, словно земля раскалывалась на части. Аманда лежала, глядя на вспышки молнии, озарявшие комнату, слушая звуки дождя и раскаты грома.
Это была первая гроза за две недели со времени ее приезда. Все кругом предвещало, что после такой спокойной весны следует ждать бурного лета.
Грозы Аманда не боялась. Просто в такие моменты она всегда чувствовала беспокойство и тревогу. К тому же накануне она целый день пролежала в постели, и это непривычное для нее состояние, по-видимому, лишь усилило теперешнее тревожное чувство.
Она села на постели, откинула покрывало, стараясь двигаться осторожно, чтобы не вызвать головокружения. Встала на пол и, к великому облегчению, обнаружила, что голова ясная, а ноги держат крепко. Она накинула пеньюар, сунула ноги в домашние туфли в вышла из комнаты в сопровождении собак.
Холл верхнего этажа освещался слабым светом затемненных ламп. Аманда двигалась очень тихо: после суеты и тревог прошлой ночи она не хотела никого беспокоить.
На площадке лестницы она остановилась. Собаки начали спускаться по ступеням, покрытым толстым ковром. Внезапно Аманда уловила какое-то едва заметное движение. Повернула голову.
С другой стороны холла, откуда лестница вела в левое крыло дома, виднелась слабая полоска света. Из-под двери спальни Джесса, определила Аманда. Лампы там вблизи не было, но Аманда узнала фигуру Мэгги в белом полупрозрачном пеньюаре. Та открыла дверь комнаты Джесса и проскользнула внутрь. Полоска света исчезла.
Оправившись от изумления, Аманда сказала себе: а в чем дело? Что тут такого? Возможно, они просто ищут утешения друг в друге. Джесс, при всей своей силе и властности, всего лишь живой человек, столкнувшийся с наглядным доказательством собственной смертности. В такие минуты даже самые сильные нуждаются в поддержке. Нуждаются в человеке, к которому можно прислониться, пусть тайно, пусть на короткое время. Если же это не просто утешение… что в этом плохого? Джесс овдовел сорок лет назад. Не обходился же он без женщины все эти годы. Если судить по тому, что она читала, все далтоновские мужчины сохраняли сексуальную активность до самой смерти. Некоторые становились отцами за семьдесят. Судя по той энергии, которую проявляет Джесс даже в эти последние месяцы своей жизни, вполне возможно, что он до сих пор в состоянии наслаждаться любовью, так же как и многими другим вещами.
Мэгги пришла в его дом нетронутой молодой девушкой, несомненно, очень привлекательной. Джессу тогда было тридцать пять. Он к тому времени только что потерял любимую жену и, вероятно, в какой-то момент потянулся к Мэгги за утешением или просто за сексом.
Аманда последовала за собаками вниз по слабо освещенным ступеням. А не питала ли Мэгги хоть когда-нибудь надежду на то, что Джесс женится на ней? Вряд ли ей хотелось оставаться в любовницах всю жизнь, особенно в те времена и в этих краях. Ведь если бы об этом стало известно, Мэгги не избежала бы всеобщего порицания. Возможно, она все это время ждала и лишь теперь, оглянувшись назад, на прошедшие десятилетия, поняла, что ей никогда уже не стать женой Джесса.
«Я все это придумала, — решила Аманда. — Это все только фантазии. Но если это правда… тогда это еще одно темное пятно на совести Джесса. Столько лет держать женщину в своем доме, сначала как няньку для детей, потом как экономку, платить ей за службу и все это время спать с ней на своих собственных, эгоистических условиях… В этом есть что-то от средневековья».
Вспышка молнии озарила старинные дедовские часы. Аманда взглянула на часы не видя их, покачала головой и пошла дальше.
Конечно, это не ее дело. Мэгги — взрослая женщина. В конце концов, она же не рабыня, никто ее не держал насильно, она вполне могла уйти, если бы захотела. И потом, она, Аманда, ничего не знает наверняка. Это лишь пустые домыслы. Может быть, Джесс предлагал Мэгги замужество, может быть, это именно она отказывалась от брачных уз.
Но… Джесс всегда добивается того, чего хочет.
В кухне горел свет. Аманда немало удивилась, увидев Кейт, сидевшую за столом с чашкой в руке. В шелковом пеньюаре поверх ночной сорочки, с волосами, распущенными по плечам, она выглядела моложе, чем всегда, и странно незащищенной.
— Извините, — проговорила Аманда. — Я не думала, что кто-то еще не спит.
Кейт слегка покачала головой.
— Я терпеть не могу грозу. Решила, что, может быть, травяной чай поможет мне успокоиться. — Она улыбнулась. — Нет, не помогает.
Аманда дождалась, пока утихнут мощные раскаты грома.
— Да, я тоже не очень люблю грозу.
Она достала из буфета стакан, подошла к холодильнику, налила молока. Хелен советовала в первые дни придерживаться простой еды и питья. Может быть, стакан молока заодно поможет ей заснуть.
На какой-то момент она остановилась в нерешительности, однако уловив едва заметный приглашающий жест, села с другой стороны стола. Интересно, подумалось ей, все предшествующие дни Кейт обдавала ее ледяным холодом.
— Я вижу, вам уже лучше, — произнесла Кейт.
Аманда кивнула:
— Да, намного.
Она сделала глоток молока, выжидательно глядя на Кейт.
Некоторое время Кейт смотрела на свои тонкие длинные пальцы, сжимавшие чашку.
— Мне очень неприятно… Я имею в виду то, что произошло на вечере.
— Это ведь не ваша вина.
— Все равно… мне очень жаль, что так получилось. — Она снова помолчала. — Я сожалею и обо всем остальном, Аманда. О том, как вела себя по отношению к вам.
Значит, ей все-таки небезразлично завещание Джесса… Или… может быть, она потрясена тем, что могло произойти от маленькой щепотки яда. В любом случае ясно, что теперь она хочет мира.
Аманда изобразила обезоруживающую улыбку.
— Кейт, для вас я чужой человек. Более того, я совершенно непреднамеренно, поверьте, встала между вами и вашим отцом. Если хотите знать правду, я потрясена тем, как вежливо вы со мной обращались все это время.
Кейт заговорила с видимым усилием:
— Нет, вы не встали между мной и отцом. Мне хотелось в это поверить. Я старалась в это поверить. Но… Если бы даже вы не появились, для меня все равно ничего бы не изменилось. Пора наконец мне это признать.
Аманда не знала, что на это ответить, однако все же попыталась утешить Кейт:
— У меня есть подруга. Ее отец… он ее не бил, не оскорблял, но… что бы она ни делала, ему все было нехорошо. Она выросла, считая себя совершенно никчемным человеком. Только после его смерти она перестала смотреть на себя его глазами и поняла, что она собой представляет на самом деле. Ей понадобилось много времени, чтобы излечиться от того, что он с ней сделал.
Кейт с трудом улыбнулась.
— Мы все так… привязаны к своим отцам, не правда ли?
Аманда улыбнулась в ответ.
— Да, хотим мы того или нет. — Она переждала очередной раскат грома. — Я плохо помню своего отца.
— Брайан был очень похож на Джесса.
— В самом деле?
— О да.
Аманда ждала, скрывая напряжение. В конце концов ее терпение было вознаграждено. Кейт заговорила, как бы размышляя вслух:
— Наверное, иначе и быть не могло. Он вырос в сознании, что его желания важнее всего остального. Джесс сам ему это внушал. А кроме того, Брайан отличался далтоновским буйным нравом и далтоновской гордостью, что сделало его еще более… высокомерным, нетерпимым. Он был на тринадцать лет старше меня. К тому времени, как я пошла в школу, он уже стал наездником олимпийского класса, уже успел прославиться. В те времена он много ездил верхом, круглый год, поэтому дома бывал мало. Но когда он бывал дома… его присутствие сразу чувствовалось. Как я уже говорила, он был страшно избалован. Джесс не отказывал ему ни в чем. Ему никогда не приходилось зарабатывать себе на жизнь. Но ко мне он хорошо относился… по-своему. Может быть, из жалости.
— А может быть, вы ему просто нравились.
Кейт улыбнулась:
— Может быть.
— Сколько вам было лет, когда он привез в «Славу» мою мать? Семь, восемь?
— Семь. Помню, я тогда подумала, что Кристин самая хорошенькая женщина на свете.
Аманда помолчала несколько секунд.
— Я слабо помню дом в Кентукки, где они… где мы жили. Там я ходила в школу.
— Кристин так решила. Может быть, она настояла на этом, потому что хотела, чтобы у них была своя жизнь. Чтобы забрать Брайана отсюда хотя бы на какое-то время. Точно не знаю. Знаю только, что Джесс купил дом для Брайана только потому, что Кристин хотелось, чтобы у них был собственный дом. Но Джесс настоял, чтобы с весны до осени они жили здесь. А так как Брайан обожал верховую езду, он охотно принял это условие. Кристин же отнеслась к этому без энтузиазма.
— Насколько я знаю, она не сопровождала его на скачки.
— Нет, она оставалась здесь. Оглядываясь назад, я вспоминаю, что большую часть времени она страшно скучала. Но тогда мне казалось, что дел здесь полно. Она любила гулять в саду. Много читала. Иногда даже ездила верхом, хоть и не слишком любила это занятие. И еще она много времени проводила со мной.
— Да, Мэгги об этом говорила.
— Кристин была очень добра ко мне, особенно в те первые годы. — Кейт секунду помолчала в нерешительности. — Однажды, в ее второе лето здесь, я слышала, как она поссорилась с Джессом из-за меня. Назвала его чудовищем, за то, что не обращает на меня внимания.
— Что произошло потом?
— После этого меня каждое лето отправляли на несколько недель в лагерь. Иногда даже в различные лагеря.
Аманда поморщилась. Такова реакция Джесса на критику. С этим ей уже приходилось сталкиваться.
— Я уверена, что мама этого не хотела.
— Да, я знаю. Я ее никогда и не винила.
Наступило короткое молчание. Обе слушали шум дождя. Гроза постепенно утихала. Аманда не решалась спрашивать дальше. Сегодня Кейт впервые раскрылась перед ней.
Наконец она решилась:
— Кейт… вы ведь были здесь в то лето. В ту ночь, когда мама уехала.
— Да, я была здесь…
Нахмурившись, Кейт смотрела в чашку.
— Вы знаете, почему она уехала?
Вдалеке пророкотал гром, казалось, обессиленный собственным недавним напором. Кейт подняла сумрачные глаза на Аманду.
— Нет, я понятия не имею, почему она уехала.
Так же, как и раньше, в случае с Салли, у Аманды возникло ощущение, что Кейт говорит неправду.
Кейт снова заговорила:
— Неужели для вас так важно получить ответ на этот вопрос, Аманда? Ведь это же произошло много лет назад. Ни Кристин, ни Брайана нет в живых. Даже если вы узнаете, что положило конец их браку, ну какое это теперь имеет значение?
— Для меня имеет.
— Но почему? Вы были совсем малышкой. Что бы тогда ни произошло, с вами это никак не связано. То есть я хочу сказать, вам не в чем себя винить.
Аманда нахмурила брови.
— Знаете… может быть, это странно, но я никогда себя и не винила. Я знаю, многие дети часто винят во всем себя. Но я… нет. Мне просто нужно знать, что произошло. Она уехала так внезапно.
Кейт несколько минут колебалась. Вздохнула.
— Не так уж внезапно на самом деле. Мы все знали, что она не была счастлива. Отчасти это вина Джесса, хотя он ни за что в этом не признается. Это он настаивал, чтобы Брайан и Кристин проводили здесь почти по полгода. Считал, что это хорошо для Кристин, сидеть здесь, пока муж занимается своей любимой верховой ездой. Это сильно осложняло их семейную жизнь. А их брак с самого начала нельзя было назвать благополучным.
— Джесс так и не понимал, что происходит? И мой отец тоже?
Кейт едва заметно улыбнулась.
— Я же сказала, что они очень похожи. Ни тот, ни другой не допускали мысли, что Кристин может уехать. Они оба знали, что она любит «Славу». Вы были здесь счастливы, а счастье дочери для нее много значило. Кроме того, выйдя замуж за Брайана, Кристин стала представительницей рода Далтонов, следовательно, считалось, что она должна приспосабливаться к образу жизни мужа, к его желаниям.
— Но это же… абсурд!
Кейт, по-видимому, поняла, что Аманда употребила слово «абсурд» вместо другого, гораздо более сильного выражения.
— Согласна. Но не забывайте, что за последние тридцать лет мир очень изменился. Они поженились в шестьдесят втором. В сознании большинства людей женской свободы просто не существовало. Далтоновские же мужчины в этом смысле были еще хуже других.
— Все равно.
— Да… Это, конечно, не оправдание. Образованные мужчины, какими они себя считали, должны были понимать, что женщины меняются. Но… у нас здесь, на Юге, люди склонны придерживаться того, к чему они привыкли. Молодое поколение, безусловно, меняется, но пожилые люди все еще живут в 1950 году.
Аманда допила молоко и теперь сидела, задумчиво вертя в руках кружку.
— Значит, вы убеждены, что отъезд моей матери был неизбежен?
— Боюсь, что так. Я знаю, она пыталась дать понять Брайану, что несчастлива. Но он либо не хотел слышать, либо считал, что это пройдет.
Вспомнив о предполагаемом романе, якобы начавшемся перед самым отъездом Кристин, Аманда заговорила легким небрежным тоном:
— Но в то лето, по-моему, она была счастливее, чем всегда. Мне кажется, я это помню… Это правда?
Несколько минут Кейт молча смотрела на нее.
— Не думаю. По-моему, она жила в еще большем напряжении. Ездила верхом чаще, чем обычно. Собиралась записаться в колледж на летние курсы. В ней все время чувствовалось беспокойство, словно она на грани срыва.
— Значит, память меня подводит. Ну что ж, в конце концов мне было всего девять лет.
— Понятно, что то лето имеет для вас такое значение. Но это все давно в прошлом, Аманда. Оставьте его там. Так будет лучше всего.
Она встала, отнесла кружку в раковину.
— Гроза, кажется, прошла. Пойду лягу. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Кейт.
Некоторое время после ее ухода Аманда сидела за столом. Она не верила, что Кейт рассказала все, что знала, но по крайней мере теперь она больше знает о Брайане и Кристин. Да и Кейт, кажется, немного оттаяла. Это тоже хорошо. Лучше бы, конечно, эта оттепель началась до того, как Аманда съела кусок пирога с черникой.
Кейт ослабила поводья. Себастиан, прекрасно знавший ее привычки — она ездила на нем уже больше десяти лет, — послушно перешел на спокойный шаг. В это раннее утро на горной тропе так легко дышалось. Влажный прохладный воздух еще хранил свежесть после ночной грозы. Казалось, весь шум, грохот и яростный напор прошлой ночи не пропали даром.
Как все глупо, думала Кейт. Не надо этого делать. Скорее всего его и не окажется у водопада. То, что он чуть раньше проехал вверх по этой тропе, еще ничего не значит. А если даже он там… какой прием он ей окажет?
Резкие слова Бена, брошенные ей в лицо больше недели назад, все еще жгли. После того как они расстались там, в саду, ей казалось, что она его ненавидит. Но потом, вечером, Джесс объявил, что решил изменить завещание, и Кейт почувствовала, что весь ее мир разваливается на части.
Единственное в ее жизни, что всегда проходило без осложнений, — это секс. Поэтому-то она так стремилась к Бену. С ним она забывала обо всем. С ним она чувствовала, что и она чего-то стоит. С ним она ощущала себя женщиной, имеющей значение для мужчины, пусть лишь в постели. Он один мог дать ей это почувствовать.
Кейт и сама не могла бы объяснить это свое стремление наладить отношения с Беном. Кругом полно других мужчин, всегда готовых лечь с ней в постель. Почему бы не найти себе другого любовника? Найти мужчину, который бы с радостью согласился стать ее любовником, никогда не составляло для нее проблемы. И сейчас наверняка не составило бы. Так почему же она этого не делает?
До сих пор она никогда не подпускала к себе мужчину слишком близко. Она не хотела допустить, чтобы потеря любовника могла причинить ей страдание или хотя бы доставить огорчение. Она практически ничего не знала о своих любовниках, за исключением того, что они умеют в постели и какие ощущения дают их тела ее телу. Больше ничего она и не хотела знать. Имена связывались в ее сознании с лицами, руками и телами. Фактически они даже не были для нее людьми. Ни их мысли, ни чувства никогда ее не интересовали. Лишь физические ощущения, которые она могла возбудить в них, а они — в ней.
Но с Беном… С Беном происходило что-то особенное. Это ее пугало и в то же время непреодолимо притягивало. Бен обладал способностью доставлять удовольствие и причинять боль. Бен обнаружил ее самое больное место и не колеблясь ударил, после того как она оскорбила его.
Признать это оказалось совсем не легко. Признаться себе самой, что она тоскует по Бену. Не по мужскому телу, не по искусным рукам, нет. По Бену. По шелковым волосам, струящимся сквозь ее пальцы, по звукам его хриплого голоса, полного желания, по тому, как он шептал ее имя, по его глазам, искрившимся улыбкой, от которой хотелось плакать…
Все это выходило за пределы простого желания. Это превратилось в некую неведомую силу, совершенно самостоятельную, терзавшую ее ум и тело, так что все остальное казалось неважным. Кейт говорила себе, что это кратковременное безумие бесследно пройдет. Много дней она не подходила к конюшням, избегала случайных встреч с Беном. И уверяла себя, что не скучает по нему. Совсем не скучает.
И вот результат… Ранним утром в понедельник, на рассвете, она направляется по северной тропе к водопаду, потому что Бен чуть раньше повел туда коня.