Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Спецотдел Ноя Бишопа - Аманда

ModernLib.Net / Остросюжетные любовные романы / Хупер Кей / Аманда - Чтение (Весь текст)
Автор: Хупер Кей
Жанр: Остросюжетные любовные романы
Серия: Спецотдел Ноя Бишопа

 

 


Кей Хупер

Аманда

Посвящается моим родителям

Пролог

Июль, 1975 год

Гром раскатывался по небу, отдаваясь гулким эхом в дальних уголках гор, как всегда бывает, когда гроза начинается теплым летним вечером. Дождь, подгоняемый сильными порывами ветра, яростно барабанил в окна большого дома. Посередине спальни, вся дрожа, стояла девятилетняя девочка. Мокрая ночная рубашка прилипла к ее худенькому телу.

— Мама…

— Ш-ш-ш! Нe шуми, малышка. Стой тихонько и жди меня.

Ее часто называли малышкой. И мама, и папа, и дедушка. Она досталась им так тяжело. Поэтому ее холили, лелеяли и обожали. Поэтому и назвали Амандой1. Так объяснял ей отец. Ей дали это имя, потому что она чудо и создана для любви, говорил он.

Однако сейчас привычная уверенность в том, что ее все любят, ушла, остался лишь страх, и особенно ее пугал звук материнского голоса, такого непривычно тонкого, дрожащего. В нем звучало отчаяние. Большие серые глаза девочки неотрывно следили за матерью, словно та оставалась последней хрупкой драгоценной ниточкой, связывавшей ее с прежней счастливой жизнью.

— Мама, куда мы поедем?

— Подальше отсюда, малышка. Как можно дальше.

Темная спальня освещалась лишь яростными всполохами молнии. Не решаясь зажечь свет, Кристин Далтон лихорадочно засовывала вещи в холщовую дорожную сумку. Она так торопилась, что ей казалось, будто она вот-вот задохнется от напряжения.

Места в сумке почти не осталось, но она все-таки умудрилась впихнуть туда свои дневники. Просто для того, чтобы унести с собой частицу рухнувшей жизни, жизни вместе с Брайаном. О Господи, Брайан… Кристин схватила пригоршню драгоценностей из шкатулки на туалетном столике, бросила в сумку. Ощутила вкус крови — оказывается, она, сама того не замечая, до крови прикусила губу, чтобы не закричать. Но на сожаления нет времени. Нет времени ни на что. Ей надо как можно скорее увезти Аманду из этого дома.

— Подожди меня здесь, — приказала она.

— Нет! Ну пожалуйста, мамочка…

— Ш-ш-ш! Ну хорошо, Аманда, пойдем со мной, только тихо.

Они прошли через холл в детскую. Кристин впотьмах достала кое-какую одежду дочери, запихнула в сумку. Помогла притихшей Аманде переодеться в сухое — майку и вылинявшие джинсы, схватила девочку за руку, и они на цыпочках выскользнули из комнаты.

На лестничной площадке Аманда неожиданно попыталась вырвать руку.

— Нет, я не могу…

— Ш-ш-ш, Аманда!

Аманда заговорила отчаянным шепотом:

— Мамочка, ну пожалуйста… я должна… я не могу это здесь оставить. Я быстро, мамочка…

Кристин не могла понять, что же такого ценного для дочери осталось здесь, однако тащить ее по лестнице силой в таком состоянии не хотела. Девочка и так на грани истерики.

— Хорошо, только быстро. И тихо.

Бесшумно, как тень, Аманда метнулась обратно через холл в свою комнату и снова появилась через несколько минут, на ходу засовывая что-то в карман джинсов. Кристин не стала тратить время на выяснения, что же представляло для дочери такую ценность. Снова крепко взяла ее за руку и повела вниз по лестнице.

Дедушкины часы на лестничной площадке зажужжали и пробили два часа ночи. Обе они так привыкли к этому звуку, что не обратили на него внимания и даже не остановились.

Они вышли на широкое крыльцо, мокрое от дождя. Аманда пригнула голову, крепче прижалась к матери, и они побежали к машине, стоявшей в нескольких ярдах. За эти несколько шагов Аманда снова вся промокла. Ночь была теплая, но девочку била дрожь.

Кристин возилась с ключами казалось, бесконечно долго. Наконец мотор кашлянул, свет фар пронзил темноту и завесу дождя, осветил подъездную дорожку, усыпанную гравием, и машина тронулась. Аманда обернулась назад… и у нее перехватило дыхание: позади, между домом и конюшнями, запрыгал огонек. Как будто кто-то бежал от дома с фонарем в руке… Бежал за ними.

Аманда поспешно отвернулась и стала смотреть вперед, растирая замерзшие руки. Начало болеть горло.

— Мама! Мы не вернемся сюда? Никогда-никогда?

Слезы катились по щекам Кристин, почти слепя ее.

— Нет, Аманда. Мы никогда не вернемся.

Глава 1

Конец мая, 1995 год

— Остановите машину.

Это прозвучало скорее как просьба, чем приказ. Уокер Мак-Леллан медленно свернул на дорогу, покрытую черным гудроном, и остановил машину.

— Нервы сдали? — спросил он подчеркнуто бесстрастно, как и полагалось юристу.

Она не ответила, открыла дверцу и вышла. Быстро прошла несколько ярдов по дороге, перепрыгнула через кювет и подошла к забору, за которым расстилалось пастбище с сочной высокой травой.

Уокер наблюдал за ней. Вот она пролезла через дырку в заборе, прошла примерно тридцать ярдов, поднялась на холм и остановилась. Уокер знал, что с того места хорошо виден дом. Но откуда она это знает?

Через несколько минут он выключил мотор и вышел из машины, захватив с собой ключи: конечно, здесь, в частных владениях Далтонов, машину не должны угнать и даже пальцем не тронут, однако годы, прожитые в Атланте, научили его особенно не полагаться на порядочность местных жителей. Ну и конечно, профессия адвоката тоже отучила доверять кому бы то ни было.

— Люди всегда будут пытаться вас обмануть, — говорил его любимый профессор в университете, — все без исключения. Клиенты, полицейские, даже заправщик на бензоколонке. Даже те, кому совершенно нечего скрывать, все равно будут лгать вам. К этому придется привыкать. И к этому надо всегда быть готовым. Считайте, что вас обманывают, до тех пор, пока не получите доказательств обратного. А потом еще раз перепроверьте эти доказательства.

С тех пор он и живет по этому принципу. Уокер легко перепрыгнул через забор. Не стал пролезать в дырку, как это сделала она.

— Как вы узнали, что отсюда можно увидеть дом?

Она искоса взглянула на него своими дымчато-серыми глазами, в которых невозможно было ничего прочесть. По-видимому, его небрежный тон нисколько не обманул ее.

— А вы, как я вижу, абсолютно не сомневаетесь в том, что я самозванка?

— Напротив. Если бы я в этом не сомневался, вас бы здесь сейчас не было.

Она устремила взгляд вдаль, к огромному дому, стоявшему примерно в миле от них.

— И тем не менее вы не верите, что я Аманда Далтон.

Уокер ответил, осторожно выбирая слова:

— Пока мне не удалось доказать обратное. Двадцать лет назад у детей не снимали отпечатки пальцев, поэтому мы с вами не можем воспользоваться этим доказательством. Группа крови у вас соответствующая, однако это означает лишь то, что вы можете быть Амандой Далтон, но не доказывает, что вы являетесь ею. Вы правильно ответили почти, — он с едва заметным нажимом произнес это слово — почти, — на все мои вопросы. Вы, по всей видимости, прекрасно знаете историю семьи Далтонов и знакомы с некоторыми из ныне живущих ее членов.

Она слабо улыбнулась, все еще глядя на огромный дом.

— Но я не смогла ответить на все ваши вопросы, и это вызывает у вас подозрения, не так ли, мистер Мак-Леллан? Не забывайте, прошло уже двадцать лет с тех пор, как я покинула… — она запнулась, — свой дом.

Вот именно это колебание и вызывало недоверие Уокера. Да, она прекрасно осведомлена о деталях, касающихся семьи Далтонов, но Далтоны не раз были в центре внимания прессы, поэтому любой при желании мог бы узнать о них немало интересного без особого труда. За последние пять лет Уокер доказал несостоятельность притязаний двух женщин, каждая из которых также называла себя Амандой Далтон.

Поместье Джесса Далтона оценивается сейчас в десятки миллионов долларов, поэтому неудивительно, что появляются женщины подходящего возраста и соответствующей внешности, выдающие себя за его давно пропавшую внучку. Особенно теперь.

Но эта Аманда Далтон отличается от прежних претенденток. В отличие от тех, энергичных, нетерпеливых, чересчур эмоциональных, эта женщина ведет себя спокойно и осмотрительно. Она как будто постоянно настороже. Не пытается склонить его на свою сторону, не путается в ответах и не старается их угадать, отвечает спокойно и сразу или же говорит: «Не знаю», «Не помню».

Что это? Не смогла узнать из газет или действительно провалы в воспоминаниях?

— Двадцать лет, — повторил Уокер, изучая ее профиль.

Она пожала плечами:

— Много ли человек обычно помнит из детства? Отдельные моменты, мимолетные образы… Причудливое смешение событий, похожее на лоскутное одеяло. Помню ли я то лето, когда мне исполнилось девять лет? Кое-что помню. Как оно начиналось, например. Уже в мае стояла жара. Как сегодня. Пахло жимолостью. Так же, как сейчас. И воздух был так же неподвижен и тяжел, как сегодня, в преддверии грозы. Казалось, она ждет там, за горами. Если прислушаться, можно услышать гром. Вот… слышите?

Уокер не позволил себе поддаться мечтательным ноткам в ее голосе.

— В это время года здесь часто бывают грозы.

Еле слышный смех сорвался с ее губ:

— Да, конечно. Скажите, мистер Мак-Леллан, если вы мне настолько не доверяете, почему привезли меня сюда? Вы же могли просто отказаться, когда я это предложила. Или предоставили бы Далтонам мне отказать. Вы могли бы отложить поездку, настоять на том, чтобы дождаться результатов анализа крови. Ведь они могут дать окончательный ответ.

— А могут и не дать. К генетическому анализу крови многие суды относятся с сомнением, в особенности в тех случаях, когда требуется вынести решение о наличии родственной связи между дедом и внучкой.

— Да, если бы мой отец был жив, все было бы проще. Как вы думаете, это правда? То, что Далтоны несут в себе признаки безумия?

— Брайан Далтон был всего лишь несчастным, но не безумным человеком. Ну что же, поедем к дому. Ваш… Джесс уже ждет.

Аманда повернулась и быстро пошла к дороге. Уокер увидел, как она едва заметно вздрогнула, увидев табун лошадей, пасшихся вдалеке. Лошади, по-видимому, заметили появившихся людей и двинулись к ним. Нахмурившись, Уокер направился к машине.

— Вы боитесь лошадей? — спросил он, заводя мотор.

— Что вы сказали? А… я их просто не очень люблю. Так вы говорите, сегодня соберется вся моя семья?

Уокер не мог сказать наверняка, означала ли эта резкая перемена темы разговора что-либо еще, кроме естественного волнения перед предстоящим событием. Поэтому он воздержался от комментариев. Просто ответил на ее вопрос.

— Джесс говорит, все должны собраться. Кейт постоянно живет в «Славе». Рис и Салли тоже сейчас дома.

— Они оба не женаты?

— Да. Рис совсем было собрался жениться несколько лет назад, однако Джесс… решил эту проблему по-своему.

Аманда взглянула на Уокера, словно хотела о чем-то спросить, но в это время машина свернула на подъездную дорожку, усыпанную гравием, и перед ними предстал величественный особняк. Казалось, он поглотил все внимание Аманды. Интересно, подумал Уокер, о чем она сейчас думает, что чувствует.

Это был один из самых великолепных особняков американского Юга, когда-то названный «Слава Далтонов». Впрочем, на протяжении целого столетия все называли его просто «Слава», возможно, потому, что это название необыкновенно подходило массивному величественному зданию. Перед домом росли две такие же величественные древние магнолии с белыми цветами, словно вылепленными из воска. Вместе со старыми дубами, кизиловыми деревьями, мимозами, азалиями, вечнозелеными кустарниками они создавали великолепный ландшафт, центром которого был сам дом, совершенный, словно драгоценный камень в золотой оправе. По фасаду его тянулась колоннада — десять белых колонн; четыре из них чуть выдвигались вперед, поддерживая фронтон, так что дом, казалось, тоже выступал вперед, как будто приветствуя гостей.

— Вы разбираетесь в архитектуре? — спросил Уокер.

— Нет.

Он остановил машину, выключил мотор и снова взглянул на нее. Она не отрывала глаз от дома, но ее лицо было совершенно спокойно.

— В те времена, когда строилась «Слава», колонны служили символом богатства и величия. Самые богатые люди могли позволить себе четыре колонны, редко какая семья — шесть. А вот Далтоны поставили десять.

Аманда, казалось, с трудом отвела глаза от особняка и посмотрела на Уокера. Выражение ее лица было все так же безучастно, а в дымчато-серых глазах по-прежнему ничего нельзя было прочесть, но у Мак-Леллана возникло ощущение, что она напугана. Очень напугана. Однако голос ее звучал спокойно, в нем даже появились едва заметные нотки любопытства.

— А вы эксперт по семейству Далтонов, мистер Мак-Леллан?

— Можете называть меня Уокером.

Он и сам не понял, как у него вырвались эти слова. Ведь с самой первой их встречи он старался сохранять с ней нейтральные, даже официальные отношения.

— Нет, я не эксперт. Просто увлекаюсь историей этих мест. Хобби. А семья Далтонов является центром местной истории.

— Вы, по-моему, как-то сказали, что и ваш отец, и дед были поверенными Далтонов?

Она не хочет заходить в дом, понял Уокер. Оттягивает этот момент.

— Да, верно. Мы в этих местах относительно недавно. В 1870 году мой дед выиграл в покер тысячу акров далтоновских земель и построил дом примерно в миле к западу от того холма. Он приехал из Шотландии практически нищим, а здесь стал вполне зажиточным человеком. Со временем Далтоны даже простили ему, что он назвал дом в честь карты, принесшей ему выигрыш.

— По-видимому, я должна все это помнить, не так ли? Но, к сожалению, этого я не помню. И как же он назвал свой дом?

— «Козырной король». И дом, и название сохранились до сих пор, хотя вражда давно забылась.

Уокер не стал комментировать то, что она не помнит единственный дом в округе, соседствующий со «Славой». Вышел из машины, открыл ее дверцу. Аманда не двинулась с места. Он подождал, пока она подняла на него глаза.

— Сейчас или никогда.

Она вышла, отступила в сторону, не сводя глаз с дома. Рука нервно теребила бахрому на сумке. По-видимому, она тщательно продумала свой костюм для этой поездки. Элегантные серые брюки и бледно-голубая шелковая блузка очень ей шли и говорили о хорошем вкусе.

Уокер ждал, украдкой наблюдая за Амандой.

— Такой… огромный… — тихо произнесла она.

— Не больше, чем был, по крайней мере с этого места. Вы что, не помните «Славу»?

— Да, но… Я не раз слышала, что многие вещи, увиденные в детстве, потом кажутся гораздо меньше, чем запомнились. Здесь не так.

Неожиданно для самого себя Уокер почувствовал острый прилив жалости. Этой женщине, кто бы она ни была — настоящая Аманда или самозванка, — сейчас предстоит встретиться с враждебно настроенными незнакомыми людьми, которые только и будут ждать, чтобы она оступилась, сделала ошибку.

Он взял ее под руку. Заговорил нарочито спокойным тоном:

— Мы пока оставим ваши вещи в машине. Если это… знакомство… не удастся или вы просто почувствуете себя неуютно в этом доме, я отвезу вас обратно.

Она смотрела на него с каким-то странным выражением. Словно его слова захватили ее врасплох. Но в конце концов кивнула:

— Спасибо.

Они пошли по дорожке, окаймленной аккуратно подстриженными кустами. Поднялись по широким ступеням и подошли к массивной входной двери, по обеим сторонам которой стояли в бочках аккуратные маленькие деревца.

Уокер не стал звонить, а просто открыл двойные двери и знаком пригласил Аманду. Поколебавшись секунду, она прошла вперед.

Они оказались в прохладном, изысканно обставленном холле.

— Джесс не слишком большой любитель старины, — суховато произнес Уокер, — поэтому в «Славе» только кое-где в спальнях сохранилась старая мебель, большая же часть дома переделана. Вот только кондиционеров нет.

Аманда посмотрела на винтовую лестницу с изящной площадкой наверху, на втором этаже. Перевела глаза вниз, на великолепный кремово-золотистый ковер, устилавший деревянный пол. Обернулась к Уокеру:

— Что, в доме все лето так прохладно?

— Вообще-то нет. В середине июля здесь становится довольно душно, особенно наверху. Но Джесс предпочитает естественный воздух, пусть даже горячий и влажный. А распоряжается в «Славе» в основном Джесс.

Интересно, расслышала ли она предупреждение в этих последних словах? И собирался ли он вообще предупреждать ее о чем-либо?

Прежде чем Аманда успела ответить, внимание их отвлекли голоса, высокие, как будто рассерженные, словно двое .людей спорили между собой. Двери напротив лестницы резко распахнулись. Раздался раздраженный крик:

— Салли!

Из комнаты выскочил крупный темноволосый человек в джинсах и грязной майке. С силой захлопнул за собой дверь, потом, заметив вновь прибывших, замер.

Уокер физически ощутил, как напряглась стоявшая рядом женщина. И неудивительно. Ярость, исходившая от Салливана Лэттимора, младшего внука Джесса Далтона, казалась осязаемой. Как летняя жара за стенами этого дома. Этот физически мощный человек выглядел так, будто готов разрушить все, к чему прикоснется. Даже Уокер взирал на него с опаской, хотя прекрасно знал, что легко может осадить Салли.

Несколько долгих мгновений Салли не двигался, впившись в незнакомку яростным взглядом.

Уокер молча наблюдал за ними. Ждал, что будет дальше. Единственное, что у них общего, думал он, — это темные волосы и серые глаза. Фамильные черты Далтонов. Но на этом сходство кончалось, хотя и предполагается, что они двоюродные брат и сестра. Она — невысокого роста, чуть выше пяти футов, тоненькая, хрупкая, с нежной светлой кожей. Он — крупный, выше шести футов, ширококостный и массивный, как большинство Далтонов. Кожа темная от загара, руки в мозолях и ссадинах. Ее тонкое лицо с изящными чертами не выражало абсолютно никаких чувств. Его — красивое и грубоватое — выражало столько, что, казалось, сейчас произойдет взрыв.

Губы Салли изогнулись в презрительной усмешке, но он не произнес ни слова. Просто прошествовал мимо них к выходу и с силой захлопнул за собой дверь.

Она не дрогнула, когда он проходил мимо, но после того, как дверь захлопнулась, перевела дух.

— Не очень многообещающее начало.

Уокер поколебался несколько секунд, прежде чем ответить. Пожал плечами.

— Салли любит производить впечатление отъявленного грубияна, чуть ли не бандита, но в основном это блеф.

Тон ее вопроса вызвал у него улыбку.

— Я бы вам не советовал с ходу делать из него сумасшедшего. Его буйный нрав проявляется по большей части в криках и ругательствах. Он редко дерется или швыряет вещи. Думаю, теперь он примерно с час будет скакать по лесам и лугам, пока не успокоится. К назначенному времени явится вполне цивилизованным человеком.

— Он не хочет видеть меня здесь.

— Вы правы.

Уокер решил не продолжать эту тему. Очень скоро она сама убедится — если это до нее еще не дошло, — что появление Аманды Далтон не обрадует никого из Далтонов. Лишь один Джесс Далтон хотел бы, чтобы она оказалась той, за кого себя выдает.

Дверь, которую захлопнул Салли, снова открылась. На пороге показалась высокая темноволосая женщина. Ей можно было бы дать от сорока пяти до шестидесяти пяти. В волосах цвета красного дерева, коротко подстриженных по последней моде, проглядывали лишь отдельные седые нити. Загорелое обветренное лицо говорило о том, что она много лет проводит большую часть времени на солнце. Стройная, подтянутая… Ее можно назвать скорее красивой, чем хорошенькой.

Даже не взглянув на Аманду, она обратилась к Уокеру:

— Вы что, ждете приглашения, Уокер?

Он давно привык к манерам многолетней бессменной домоправительницы «Славы».

— Нет, Мэгги. Просто остановились на минуту, чтобы прийти в себя после бурного появления Салли.

Он собрался было представить гостью, но тут внезапно осознал, что единственное имя, которым можно назвать молчаливую женщину, стоящую рядом, по его мнению, ей не принадлежит. Господи, неужели ему придется каждый раз начинать со слов: «Она утверждает, что она Аманда Далтон»!

Домоправительница обернулась к молодой женщине. Окинула ее проницательным взглядом.

— Хочу сразу предупредить: я не собираюсь играть с вами в угадайку. Мол, что вы помните, а что нет. Двадцать лет — долгий срок, кем бы вы себя ни называли. Меня зовут Мэгги Джэррел. Я веду этот дом.

— А я Аманда Далтон.

Она произнесла это без вызова, скорее как нечто само собой разумеющееся.

Мэгги поджала губы и кивнула:

— Как вы любите пить охлажденный чай?

— С сахаром и лимоном, — моментально ответила Аманда и улыбнулась.

Мэгги снова кивнула. Бросила в сторону Уокера взгляд, который он при всем желании не смог бы разгадать, и направилась куда-то в заднюю часть дома.

— Уокер…

В первый раз она назвала его по имени. Уокер не поднял глаза.

— Что?

Она заговорила, также не глядя на него:

— Я понимаю, человеку, привыкшему действовать в строгом соответствии с законом, трудно признать то, во что он никак не может поверить. Но… не могли бы вы сделать над собой усилие и по крайней мере называть меня по имени? Можете не беспокоиться, я не настолько глупа, чтобы принять это за признание с вашей стороны. Вы считаете меня обманщицей? Пусть так. Но ведь даже у обманщиков есть имена. — Она взглянула ему прямо в глаза. — Так вот, меня зовут Аманда.

До сих пор Уокер и не замечал, что избегает называть ее по имени. Это получилось непреднамеренно, не из желания оскорбить.

— Виноват, — произнес он, и в самом деле чувствуя себя виноватым. Указал на комнату, из которой вышли Салли и Мэгги. — Ну что ж, пошли… Аманда?

Она распрямила плечи, кивнула. Они подошли к дверям. Уокер легонько постучал. Из комнаты послышался нетерпеливый возглас. Уокер раскрыл обе створки дверей, так, чтобы они с Амандой смогли войти одновременно. Он сделал это неосознанно, неожиданно для самого себя, и понял, что поступил правильно: она вскинула на него глаза с благодарной улыбкой.

Они вошли в просторную комнату, которая казалась еще больше из-за высоких потолков и огромных окон. Современная, но не кричаще-модерновая мебель мягких тонов создавала ощущение уюта. На полу от стены до стены лежал толстый пушистый ковер.

В комнате находились три человека. Двое мужчин стояли у камина, а на одном из диванов, расположенных под прямым углом друг к другу, сидела женщина.

На этот раз Уокер не стал тянуть время. Крепко взяв Аманду под руку, он подвел ее к одному из мужчин:

— Вот она, Джесс.

Джессу Далтону можно было дать лет на пятнадцать меньше его семидесяти пяти. Ростом выше шести футов, мощный и ширококостный, он, казалось, излучал здоровье. Несмотря на возраст, в нем не чувствовалось старческой дряхлости. Лицо его, когда-то поразительно красивое, хранило следы бурно прожитых лет, неуемного нрава и многочисленных излишеств, впрочем, он и сейчас все еще оставался необыкновенно привлекательным мужчиной. В черных волосах, обрамлявших загорелое лицо, только начала пробиваться седина, всегда сверкающие глаза цвета старого серебра лишь чуть-чуть потускнели.

— Аманда…

Больше он, казалось, не мог произнести ни слова.

Обычно его глубокий голос звучал резко и повелительно. Уокер никогда не слышал, чтобы Джесс говорил так мягко, почти нерешительно.

Хрупкая бледная рука Аманды скрылась в больших, коричневых от загара ладонях Джесса. Уокеру показалось, что Джесс готов задушить ее в своих медвежьих объятиях, дай она ему хоть малейший повод. Однако Аманда держалась вежливо, сдержанно, даже несколько отстраненно.

— Кажется, я вспоминаю… когда я была еще ребенком, вы настаивали, чтобы я называла вас Джесс.

Она осторожно высвободила руку из его ладоней. На губах появилась странно чарующая улыбка.

Прежде чем Джесс успел ответить, вмешался второй мужчина, стоявший у камина:

— Мы все называем его Джессом, даже Кейт.

Аманда обернулась к нему. Он чуть натянуто улыбнулся:

— Я Рис. Рис Лэттимор. Добро пожаловать в «Славу», кузина.

Из слов Риса Уокер сделал два вывода. Первый: Джесс дал своей семье понять, что до тех пор, пока не будет доказано обратное, он считает эту Аманду подлинной. Второй: Рис достаточно умен, чтобы, подобно Салли, открыто выказывать свою ярость и ненависть.

Аманда протянула руку Рису с той же очаровательной улыбкой.

— Рис… Если я не путаю, кажется, это вы однажды летом дали мне свою лошадь.

Джесс разразился громким лающим смехом. Рис покраснел, но продолжал улыбаться, пожимая руку Аманды.

— Да, верно. Вообще-то я никогда не сходил с ума по лошадям так, как Салли.

В противоположность младшему брату, который и физически и эмоционально, несомненно, являйся самым настоящим Далтоном, Рис, по-видимому, пошел в отца. Светловолосый, голубоглазый, не наделенный ни мощным сложением, ни физической силой Далтонов, он не отличался и далтоновской вызывающей красотой, однако черты его лица были вполне привлекательны, а морщинки в уголках глаз говорили о том, что он смеется чаще, чем хмурится.

Они с Салли, слишком непохожие для того, чтобы дружить, тем не менее именно благодаря этой разнице избегали серьезных конфликтов. По большей части.

Уокер коснулся руки Аманды, чтобы привлечь ее внимание, и обратился к женщине, зная, что Джесс этого не сделает:

— Кейт, познакомьтесь. Это Аманда.

Кэтрин Далтон стремительно поднялась с дивана и сделала шаг вперед. Она была самым младшим и единственным оставшимся в живых ребенком Джесса и его жены, умершей через несколько дней после рождения Кейт. Сейчас, в возрасте сорока лет, очень высокая, статная и цветущая, без единой унции лишнего веса, с глубоким ровным загаром, она поражала необыкновенной красотой. Ни одна морщинка не портила ее лицо, прекрасное в своем совершенстве.

Уокер в жизни не видел более красивой женщины. Когда она появлялась, все оборачивались ей вслед. Однажды Уокер оказался свидетелем того, как человека сбила машина, потому что он загляделся на Кейт. Она могла бы сделать себе миллионное состояние, работая фотомоделью. У ее ног были бы герцоги и принцы, решись она покинуть «Славу» и показаться в свете.

Однако Кейт всю жизнь прожила в «Славе», и, хотя многие мужчины в округе пытались за ней ухаживать, никто из них не преуспел. Кейт, похоже, вообще не собиралась выходить замуж. Всегда спокойная, всегда владеющая собой, она, в случае необходимости, исполняла роль хозяйки дома. В основном же заполняла свое время благотворительной деятельностью. Если и существовали в ее жизни какие-то тайны, они надежно скрывались за ее глазами цвета тусклого серебра, точно такими же, как у Джесса.

Кейт протянула Аманде руку:

— Здравствуйте. Добро пожаловать в «Славу».

Несколько секунд Аманда смотрела на нее без всякого выражения, потом улыбнулась и тоже протянула руку:

— Благодарю вас, Кейт.

Джесс, все это время не сводивший глаз с Аманды, усадил ее на диван и сам сел рядом. Уокер никогда до этого не видел у него такого нежного выражения лица, не слышал такого мягкого голоса. Кейт снова заняла свое место на диване, Рис сел напротив.

Уокер стоял у камина, облокотившись о мраморную полку. В этом доме он чувствовал себя так же свободно, как и в своем собственном. Они с Далтонами уже давно отказались от всяких формальностей во взаимоотношениях, за исключением тех случаев, когда дело касалось юридических документов.

Строго говоря, его роль в этой маленькой драме закончилась. Он провел предварительные собеседования с женщиной, именующей себя Амандой Далтон. Досконально проверил все факты, организовал проведение анализов крови и сообщил полученную информацию Джессу Далтону. Передал ему просьбу Аманды о том, чтобы ей позволили провести некоторое время в «Славе», и одновременно посоветовал воздержаться от этого хотя бы до получения результатов анализов. Когда его совет отклонили, он привез Аманду в «Славу», где она, по-видимому, останется до тех пор, пока не станут известны результаты анализов ДНК, что произойдет скорее всего в течение ближайших недель.

Больше ему здесь нечего делать. К тому же у него полно собственных дел. Его письменный стол завален бумагами, надо подготовить целый ряд деловых встреч, и на автоответчике наверняка ждет не меньше десятка сообщений. И несмотря на все это, Уокер не собирался уезжать. Не обращая внимания на едва слышный внутренний голос, говоривший, что он просто не хочет покидать Аманду, он доказывал самому себе, что обязан проследить за соблюдением интересов клиента.

Усаживаясь рядом с Джессом, Аманда кинула быстрый взгляд в его сторону. Уокер мог бы поклясться, что в этом взгляде промелькнуло облегчение.

Наконец Джесс заговорил:

— Итак, вы росли на севере?

Это могло бы показаться просто ничего не значащим вступлением, неловким гамбитом, если бы не тон его голоса, такой же напряженный, как и взгляд. Он сидел, чуть подавшись к Аманде, и, хотя руки его спокойно лежали на коленях, тело его словно тянулось к ней.

— В Бостоне, — с готовностью ответила Аманда. Рис коротко рассмеялся.

— А говорите вы совсем не по-бостонски. Вообще у вас не чувствуется никакого акцента.

Она взглянула на него. Слегка улыбнулась.

— Думаю, после того, как я проведу некоторое время здесь, начну говорить с южным акцентом.

— Намеренно? — рассеянно спросила Кейт, так, как будто она не очень вслушивалась в разговор, но тем не менее пристально глядя на молодую женщину.

Аманда, по-видимому, не обиделась.

— Да нет. Просто у мамы был очень сильный южный акцент, я его слышала много лет, поэтому, думаю, и я скоро заговорю как истинная южанка. Это будет легко: ведь все вокруг здесь так говорят.

Наступило неловкое молчание. Потом снова заговорила Кейт, все с тем же отсутствующим видом:

— Что-то я не припоминаю, чтобы у Кристин был сильный акцент.

Если ее замечание и обескуражило Аманду, то она этого не показала.

— Нет? Ну, значит, мне это просто казалось из-за того, что мы жили на севере.

— Естественно, — кивнул Джесс. Он снова завладел вниманием Аманды.

— Уокер сказал нам, что вы не помните ту ночь, когда ваша мать увезла вас отсюда. Это правда?

Наблюдая за ними обоими, Уокер решил, что из Аманды получилась бы отличная свидетельница. Он ни минуты не колеблясь пригласил бы ее дать показания в зале суда, если бы возникла такая необходимость. Сейчас она не торопилась отвечать на вопрос. Казалось, намеренно держала паузу. Заговорила, глядя Джессу прямо в глаза:

— Я многое не могу вспомнить, включая и ту ночь. До того времени я жила здесь… как в счастливом сне. Вспоминаются лишь отдельные эпизоды, сцены, обрывки разговоров. Думаю, что я смогла бы сейчас найти свою комнату, но я не помню, как проехать к этому дому из города. Помню котят, которых держали в амбаре, но не припоминаю, в какие игры мы играли с кузенами. Помню, как стояла на коленях на подоконнике, наблюдая грозу… помню, как родился жеребенок… помню, как смеялся отец… — Она вскинула голову, голос понизился почти до шепота. — Но не могу вспомнить, почему нам пришлось покинуть «Славу».

Ах черт, да она просто великолепна! В душе Уокера снова зазвучал циничный голос адвоката, привыкшего не доверять никому. Он взглянул на Джесса: тот был потрясен. Даже Рис, казалось, был тронут словами, а главное, тоном Аманды. До сих пор никто из них, по-видимому, не сознавал, насколько хрупки и туманны воспоминания Аманды, рождающиеся словно из воздуха.

Джесс дотронулся до ее руки.

— Не торопитесь. Со временем многое вспомнится.

— Конечно, — кивнул Рис. — Здесь вам будет легче вспомнить.

Лишь Кейт осталась безучастна к мольбе, прозвучавшей в словах молодой женщины. Ее загадочный взгляд перебегал с племянника на отца и обратно, будто она наблюдала забавное представление.

Уокер сунул руки в карманы, усилием воли заставил себя стоять спокойно. Боже правый, она их уже завоевывает. Мужчин, во всяком случае. Этот задумчивый, нерешительный голос… Уокер разрывался между профессиональным долгом — напомнить Джессу, что ничего еще не доказано, — и растущим, почти непреодолимым желанием проникнуть в ее тайну, узнать, что скрывается под маской спокойной доброжелательности. Он не сомневался в том, что эта женщина многое скрывает. Он это чувствовал. Каждый раз, когда она начинала говорить, его профессиональный инстинкт подавал сигнал: «Гляди в оба».

Джесс ласково похлопал Аманду по руке с неловким видом человека, не привыкшего демонстрировать свои чувства на публике. Она чуть подалась к нему и улыбнулась. Уокер мог бы поклясться, что в этот момент в глубине ее дымчато-серых глаз мелькнуло странное выражение, словно заработал счетчик.

— Я уверена, что со временем вспомню гораздо больше, чем сейчас.

Она как будто пыталась уверить в этом скорее себя, чем их.

Джесс еще раз похлопал ее по руке.

— Да, я тоже в этом уверен. Все вернется.

Вошла Мэгги с подносом. Поставив его на кофейный столик между диванами, без улыбки подала каждому из присутствовавших высокий стакан с охлажденным чаем, взяла стакан себе и села в кресло напротив камина.

— Я что-нибудь пропустила?

— Аманда не помнит ту ночь, когда Кристин увезла ее отсюда, — бесстрастным тоном сообщила Кейт.

— И что, по-вашему, меня это должно поразить?

Мэгги уселась поглубже в кресло и положила ноги, обутые в кроссовки, на кофейный столик. Она была в джинсах и снежно-белой мужской рубашке. Необычный наряд для домоправительницы, но Мэгги всегда одевалась только так.

— Это же произошло двадцать лет назад, она тогда была совсем ребенком!

Джесс снова потянулся к руке Аманды и ободряюще улыбнулся ей.

— Никто и не ждет, что она должна помнить все. Нам просто было любопытно.

Он помолчал, потом снова обернулся к Аманде.

— Вам с мамой, наверное, нелегко жилось все эти годы.

Это было скорее утверждение, чем вопрос.

— Да. Пока я училась в школе, мама все время работала на двух работах. Но денег все равно не хватало.

По-видимому, этот вопрос все время мучил Джесса.

— Скажите, почему она так резко оборвала все связи? Я бы ей все равно помогал, даже если бы она отказалась вернуться к Брайану. И потом, когда он погиб…

Аманда лишь молча покачала головой. Поставила стакан на кофейный столик.

— Я не знаю. Мама никогда не говорила со мной ни о вас, ни о «Славе». Об отце же… она только сказала, что очень его любила.

— Она сменила фамилию. И вашу фамилию тоже, — произнес Джесс, и это прозвучало как обвинение.

Аманда снова покачала головой:

— Я не знаю, почему она это сделала. Не знаю, как она это сделала. До ее гибели, в прошлом году, до того, как я нашла в ее бумагах свое свидетельство о рождении, я даже не знала, что я Аманда Далтон.

— Как можно забыть свое имя? — с искренним любопытством спросила Мэгги.

Аманда несколько мгновений смотрела на нее, потом устремила взгляд в пространство. Заговорила отстраненным тоном, словно сама с собой:

— Как могла я забыть свое имя? Я была такой, какой хотела видеть меня мать. Она повторяла и повторяла тысячу раз, что мое имя — Аманда Грант, а все остальное следует забыть. Она на этом настаивала. Так я и стала Амандой Грант.

Джесс, по всей видимости, был задет.

— Она что, до такой степени нас ненавидела?

Аманда на секунду зажмурилась, словно вернувшись откуда-то издалека.

— Не знаю… Попытайтесь понять. Она боялась, что я начну задавать вопросы. Это было… как рана, до которой нельзя дотрагиваться. Она не могла этого вынести. Может быть, в один прекрасный день она бы мне все рассказала, если бы не погибла в той аварии. Но я не могу знать наверняка. У меня сложилось такое впечатление, что для мамы все вы и само это место перестали существовать с той ночи, как она уехала.

В глазах Джесса появилось выражение боли.

— Но она же, наверное, слышала о гибели Брайана? Наверняка она об этом знала. Что, это на нее никак не подействовало?

Уокеру показалось, что Аманда сейчас протянет руку, чтобы утешить Джесса, но она, подавив порыв, крепко сцепила пальцы и только печально посмотрела на него.

— Я сама не раз задавала себе этот вопрос. Однажды среди ее бумаг мне попалась газетная вырезка с сообщением о его смерти. Но это случилось вскоре после нашего отъезда. Я плохо помню то время. Не могу вспомнить, изменилось ли как-то ее поведение, была ли она печальной… Просто не помню.

— Она вам не сказала, что он погиб? — удивленно спросил Рис.

Аманда чуть нахмурилась.

— Я… я не помню. У меня такое чувство, что я об этом знала, но не припоминаю, чтобы она говорила мне о его смерти. Знаю только, что когда я обнаружила ту газетную вырезку, то почти не удивилась. Единственное, что…

— Единственное что? — спросил Уокер, пристально глядя на нее.

Она не отвела глаза. Лицо оставалось таким же непроницаемым, потом на нем появилась грустная улыбка.

— Да нет, ничего. Меня только поразило, что он такой молодой. Вот и все.

Она снова обернулась к Джессу. Уокер не произнес ни слова. Он точно знал, что она только что солгала. Но почему? И что это может означать?

Глава 2

— Джесс…

— Не говорите этого, Уокер.

— Я должен сказать. Кто-то должен это сказать. У нее нет доказательств, подтверждающих ее притязания. Ни единого.

Джесс прошел к бару в дальнем углу комнаты и налил себе виски. Вообще-то ему не полагалось пить, но сейчас это не имело значения.

— У нее есть свидетельство о рождении.

Мэгги уже увела Аманду в ее комнату. Рис вызвался принести наверх ее вещи. Так что сейчас в комнате остались лишь молчаливая Кейт и Уокер. На лице Джесса появилось выражение упрямства, так хорошо знакомое всем, кто его знал.

— У нее фотокопия свидетельства о рождении, которую легко добыть. Копия заверена нотариусом примерно год назад, незадолго до предполагаемой гибели Кристин.

— Предполагаемой?

— Я вам уже говорил, что мне не удалось получить подтверждение ее смерти. Я проверял в Бостоне, потом во всем штате. Автомобильная катастрофа, в которой бы погибла женщина по имени Кристин Грант или Кристин Далтон, нигде не зарегистрирована. Я проверил и ее девичью фамилию.

— А что говорит на это Аманда? — тихо спросила Кейт.

— В общем, ничего определенного. Я бы сказал, темнит. Говорит, что ее мать кремировали, а пепел развеяли по ветру. Прекрасно, я готов поверить этому, но все же, где запись о несчастном случае? Полиция всегда фиксирует подобные вещи. Почему же я ничего не нашел? Она говорит, катастрофа произошла где-то на шоссе за Бостоном, поэтому она понятия не имеет, где могла быть зафиксирована смерть. Может быть, в Род-Айленде, может быть, в Коннектитуте. А может, и в Нью-Гэмпшире?

— Она так и сказала? — со слабой улыбкой переспросила Кейт.

— Почти.

— Да будет вам, — раздраженно вмешался Джесс. — Она, конечно, была в шоке после внезапной гибели матери. А потом прошло несколько месяцев. Возможно, она просто не помнит, где это случилось.

— Возможно, — ответил Уокер. — Но я могу точно показать вам тот поворот на шоссе, где погибли мои родители, а с тех пор прошло почти десять лет.

Наступило минутное молчание.

— Вы проезжаете по этой дороге почти каждый день. Как же вы можете забыть? — мягко произнесла Кейт.

Уокер ответил ей мимолетной улыбкой и переменил тему, злясь на себя за то, что затронул в этом разговоре нечто личное.

— Суть состоит в том, что она может доказать лишь очень немногое из того, о чем рассказывает. — Он посмотрел в глаза Джессу. — Я не верю, что она Аманда Далтон.

— Цвет глаз и волос у нее подходит.

— Но она не похожа ни на Брайана, ни на Кристин.

— Кристин тоже была хрупкой.

— Но высокого роста и с голубыми глазами.

— В нашей семье преобладают серые глаза!

— Так же, как высокий рост и широкая кость. Генетически настоящая Аманда скорее должна быть высокой и крупной.

Джесс нахмурился, глядя в стакан.

— И резус-фактор у нее положительный, а это редкость.

— Три процента населения Америки могут этим похвастаться. В стране с двухсотпятидесятимиллионным населением это немалое количество. По моим подсчетам, семь с половиной миллионов человек.

Джесс пожал плечами.

— Возможно. И все же это относительная редкость. Ну какова вероятность, что случайная женщина, только выдающая себя за Аманду Далтон, будет иметь соответствующий резус? Очень небольшая, согласитесь.

— Я никогда не полагаюсь на случайные совпадения. Верю только тем фактам, которые могут быть доказаны. В ее прошлом полно провалов, Джесс. Возможно, Кристин каким-то образом и удалось добыть им новые документы двадцать лет назад. Может, заявила, что документы Аманды сгорели при пожаре в больнице, а ее собственные утеряны во время второй мировой войны… Что-нибудь в этом роде. Случается и не такое. Но я не нашел сведений об Аманде Грант в архивах начальных школ Бостона, где она росла, по ее же словам. Что касается сведений об учащихся высших школ, то они очень неполные, и, как ни странно, там нет фотографий Аманды Грант.

— Может быть, она просто не любит сниматься или в тот день ее не было в школе.

— На протяжении четырех лет? Даже восьми, если считать колледж. Там она тоже в журналах не числится. И еще одно. По имеющимся данным, Аманда Грант получила начальную специализацию по архитектуре. Когда же я, по ходу разговора, спросил эту женщину, разбирается ли она в архитектуре, она ответила «нет».

— Может, просто не так вас поняла.

— Сомневаюсь.

— А я нет.

Уокер тяжело вздохнул, но не сдался.

— Ну хорошо. А как тогда насчет медицинских карт? Она утверждает, что они не пользовались услугами домашнего врача, а ходили в клинику по соседству. Однако эта клиника, как нарочно, закрылась несколько лет назад. Мне так и не удалось выяснить, куда переехали все их бумаги.

— Да кого, к черту, интересуют медицинские карты! Какая разница, когда ей делали прививку или сколько раз она болела гриппом?

Уокер успокаивающе поднял руку.

— Дело не в этом, Джесс. Обычно люди оставляют следы. Документы, фотографии, подтверждающие те или иные факты их жизни. Здесь же — ничего. За двадцать лет жизни, даже под чужим именем, у нее должно было накопиться немало документов. Школьные дневники, медицинские карты, банковские счета. Однако все сведения, касающиеся ее, либо поразительно неполны, либо недоступны. Счет в банке только за последний год. Бумаги на аренду квартиры в Бостоне подписаны полгода назад. О том, где она жила до этого, она «предпочла бы не говорить». Ни кредитных карточек, ни кредитных счетов. Машины у нее никогда не было. Что же касается водительских прав, то, по ее словам, она их куда-то сунула и теперь не может найти.

— Ну и что из этого? Я сам, убей, не вспомню, где мои водительские права.

Уокер не стал напоминать Джессу, что он не водит машину уже лет тридцать и его водительские права в любом случае давно недействительны.

— Послушайте, Джесс, я только хочу сказать, что вся эта история выглядит чертовски подозрительной. Слишком много белых пятен. Кто бы ни была эта женщина, держу пари, что она сфабриковала свое прошлое и что информации у нее для этого было более чем достаточно на целую жизнь. Она не может доказать, что она Аманда Далтон, так же как и я не могу доказать обратное. Возможно, генетический анализ крови позволит сделать окончательный вывод, но я в этом сомневаюсь. Дело еще больше затрудняется тем, что приходится использовать вашу кровь вместо родительской. В лучшем случае нам скажут, что существует восемьдесят процентов вероятности того, что она и есть та, за кого себя выдает.

— Ну что ж, ставлю на эти восемьдесят процентов, — ровным голосом ответил Джесс, но глаза его сверкнули яростью.

Уокер не нуждался в дальнейших объяснениях. Единственный ребенок единственного сына, Аманда занимала особое место в его сердце. Джесс так любил Брайана, что двое других детей для него как бы вовсе не существовали. В своих отцовских чувствах Джесс был так же неуемен и безжалостен, как и во всем остальном. Его, казалось, абсолютно не тронула смерть дочери Адриан и ее мужа Дэниеля Лэттимора в авиакатастрофе в 1970 году. Что же касается Кейт, то ее он словно и вовсе не замечал. С тем же успехом она могла бы быть невидимкой.

С Брайаном все обстояло иначе, и дочь своего любимого сына Джесс считал единственным сокровищем в жизни.

Если он убедит себя, что эта женщина — его настоящая внучка, он вполне способен завещать ей практически все свое состояние, оставив дочери и двоим внукам лишь жалкие крохи. И не важно, что Рис трудится в поте лица в качестве младшего служащего на промышленных заводах Далтонов, что Салли выращивает и тренирует отличных лошадей, прославивших семью Далтонов, что Кейт провела всю свою жизнь в качестве очаровательной хозяйки «Славы». Все это сейчас не имело никакого значения.

— Джесс…

— Уокер, я знаю, это она. Я почувствовал это в ту же минуту, как она вошла в комнату. — Глаза его смотрели все с той же яростью. Он залпом допил виски, чуть поморщившись, и решительно кивнул. — Аманда вернулась домой.

Уокер понимал, что спорить бесполезно, однако все же решил переубедить его.

— Не торопитесь, Джесс. Дождитесь хотя бы результатов анализов, а тем временем поговорите с ней, порасспрашивайте о ее жизни, о прошлом.

Джесс коротко рассмеялся.

— А вы такой же осторожный, как и ваш отец. Ну хорошо, хорошо. Я пока не стану менять завещание.

Это было даже больше, чем Уокер надеялся услышать.

— Очень рад. Ну а теперь, если позволите, отправлюсь к себе в офис. Попытаюсь хотя бы пару часов поработать сегодня.

— Приезжайте на ужин.

Это прозвучало скорее как приказ, чем приглашение. Впрочем, Уокеру самому хотелось узнать, как будут развиваться события, поэтому он не стал выдумывать отговорки и с благодарностью принял приглашение.

Кейт поднялась с места.

— Я провожу вас до машины.


Из окна угловой комнаты на втором этаже Аманда смотрела, как Уокер и Кейт шли к машине. Они представляли собой поразительно красивую пару. Он — ростом выше шести футов, атлетического сложения — прекрасно смотрелся рядом с высокой, статной Кейт, а его чуть хищное, ястребиное и все же странно привлекательное лицо лишь подчеркивало ее безупречную красоту. Несколько минут они стояли у его сверкающего «линкольна», разговаривая о чем-то, судя по их виду, очень важном. Интересно, о чем. Там, в большой комнате, он говорил с Кейт непривычным для него мягким тоном, и сейчас вся его поза выдавала желание защитить, уберечь. А между тем — Аманда могла бы поклясться в этом! — Уокер Мак-Леллан не тот человек, которому свойственно импульсивное желание защитить слабую женщину.

Однако Кейт, по всей видимости, занимала особое место в сердце адвоката. Может быть, они любовники? Здесь, в «Славе», он явно чувствует себя как дома, и хозяева обращаются с ним, как с членом семьи. Они с Кейт знают друг друга с детства, оба одиноки. Да и Джесс наверняка не имеет ничего против таких отношений.

Уокер, наверное, лет на семь-восемь моложе Кейт. Но он скорее всего не из тех, кто придает значение разнице в возрасте. И все же странно… Если они и в самом деле любовники, то почему не поженились? Что им могло помешать? Они, без сомнения, подходящая пара. Оба известные люди в городе. К тому же на Юге, особенно в небольшом городке, где репутация человека все еще имеет большое значение, а внебрачные отношения вызывают явное порицание, продолжать тайную связь в течение сколько-нибудь длительного времени было бы довольно трудно.

Аманде хотелось увидеть, поцелует ли он Кейт, перед тем как уехать. Но нет, адвокат сел в машину, лишь небрежно помахав рукой, и Аманда, неожиданно для себя самой, почувствовала облегчение. Возможно, они все-таки не любовники. Или уж очень скрытные. И никакого облегчения она не испытывает, яростно убеждала она себя. Просто…

Что «просто», Аманда? Просто радость оттого, что подозрительно настроенный адвокат с проницательными глазами и бархатным голосом, тот, который с самого начала счел тебя самозванкой, не состоит в любовной связи с твоей тетушкой?

Она тряхнула головой, сама поражаясь своим нелепым мыслям. Постояла у окна, дожидаясь, пока Уокер уедет, и потом отвернулась с легким вздохом. Нельзя сказать, чтобы он так уж поддерживал ее, но теперь, после его отъезда, она вдруг почувствовала странное одиночество.

Она ясно помнила, как впервые вошла в его офис несколько дней назад. Помнила, как он поднялся ей навстречу. Она словно бы видела его бесстрастное лицо и проницательные зеленые глаза.

— Мистер Мак-Леллан? Я Аманда Далтон.

— В самом деле? Что ж, поживем — увидим.

Усилием воли она попыталась выбросить из головы ту первую встречу. Оглядела комнату. Мэгги, верная своему слову, не стала играть в «угадайку» и сразу объяснила, что эта комната не была ни спальней Брайана и Кристин, ни ее детской. Это одна из самых просторных комнат в доме. Она всегда предназначалась для гостей, и Джесс распорядился, чтобы ее предоставили Аманде.

В ходе реконструкции дома к этой комнате присоединили просторную ванную, очень приятную, в голубых тонах, и гардеробную с множеством встроенных шкафов. Мебель здесь стояла старинная, из того немногого, что еще сохранилось в «Славе». Два высоких комода, длинный туалетный столик с многочисленными ящичками, большое овальное зеркало на стене, мраморный ночной столик с лампой у кровати. Сама же кровать представляла собой настоящее произведение искусства — королевских размеров, изготовленная на заказ одним из известнейших мебельных мастеров Нового Орлеана, с балдахином и резными украшениями в стиле рококо. Балдахин из ярко-красного бархата по цвету сочетался с обоями, а по рисунку на ткани — с расшитым ковром, устилавшим пол от стены до стены.

Не слишком хорошо разбираясь в архитектуре, южной или какой-либо другой, Аманда тем не менее поняла, что эта мебель представляла огромную ценность.

Вообще комната ей понравилась. Здесь было уютно, даже несмотря на слишком роскошную мебель и слишком яркие краски. Аманда открыла окно, и в комнату ворвался легкий свежий ветерок и аромат жимолости. Она вышла на балкон с резной металлической решеткой. Балкон выходил на западную часть дома, и к нему вела отдельная винтовая лестница. Предназначенные, по всей видимости, для того, чтобы гости могли гулять по окрестным лугам и холмам при луне, не беспокоя домочадцев, и балкон, и винтовая лестница, с резными перилами и решетками, с затейливыми витыми украшениями, поражали роскошью, которой так славилась Луизиана. Балкон поддерживали изящные колонны в готическом стиле.

Аманда осталась довольна тем, что у нее есть отдельный выход, впрочем, не забыв проверить, хорошо ли запирается дверь на балкон. Она вернулась в комнату и начала распаковывать чемоданы.

Она провела в этом доме всего несколько часов, однако уже чувствовала страшную усталость оттого, что приходилось взвешивать каждое слово. Каково же будет прожить здесь целую неделю? А две недели? А месяц? Столько глаз за ней наблюдают, столько людей только и ждут, чтобы она сделала ошибку, оступилась. Как долго сможет она продержаться, не выдав себя?

Аманда отнесла сумку с туалетными принадлежностями в ванную комнату, развесила блузки, юбки, брюки и летние платья в гардеробной, аккуратно поставила там же несколько пар туфель, потом начала раскладывать по ящикам майки, белье, джинсы и шорты. Развесив и разложив все свои вещи, она поняла, как мало места занимает ее имущество.

Она подошла к дверям, прислушалась, потом осторожно повернула старомодный медный ключ в замке и вдруг вспомнила, что дверь на балкон открыта. Но, тут же сказала она себе, ни один из этих крупных тяжелых людей не сможет подняться по металлической винтовой лестнице неслышно.

Она прошла обратно в комнату, положила перед собой самый большой чемодан, теперь уже пустой, и осторожно открыла потайное дно. Очень удобное место для бумаг — чтобы не мялись, как заявил ей продавец не моргнув глазом. Два больших конверта и три большие записные книжки в твердых переплетах.

Аманда медленно погладила книжки. Потом отложила их в сторону и открыла один из конвертов, заполненный фотокопиями журнальных статей и фотографиями. Она быстро пробежала глазами фотографии, которые видела уже сотни раз, и газетные статьи, где желтым фломастером были отмечены некоторые абзацы.

«Слава»… И знакомая, и незнакомая одновременно. Она могла бы теперь вслепую найти любое место в этом доме, но, увидев его, так сказать, во плоти, была тем не менее поражена его размерами. Главная спальня, принадлежавшая Джессу, фотографировалась много раз во всех подробностях, однако о комнатах других обитателей она ничего не знала.

Может быть, Салли спит в дальнем крыле дома, подальше от Джесса? А где спальня Риса? И как насчет Мэгги, которая в этом доме явно больше, чем домоправительница? Где может находиться ее комната?

Вопросы, вопросы…

Аманда нахмурила брови. Закрыла конверт, отложила его в сторону. Взяла второй, заполненный в основном газетными вырезками и фотокопиями статей из старых газет, журналов и книг, начиная с самого раннего периода истории Америки, включая войну за независимость, и до наших дней. В этих статьях рассказывалось и об истории семьи Далтонов.

Это имя стало известным еще до того, как старый Руфус Далтон приобрел несколько тысяч акров земли в Калифорнии в результате спекулятивных сделок. Близнецы Джордж и Чарльз Далтоны прославились как герои Войны за независимость. Лишь один из них выжил. Джорджа предала женщина, которую Чарльз потом задушил собственными руками. Его судили чисто формально и сразу оправдали, после чего он женился на сестре убитой им женщины. У них родилось семеро детей.

Перечитывая все это, Аманда в изумлении покачала головой. Эта история не переставала поражать ее. Жаль, что после той сестры не осталось ни дневников, ни писем. Что на самом деле думала и чувствовала она? История не предоставила этой женщине возможности высказаться. Как и большинству женщин из семьи Далтонов. Мужчины, действия которых поражали воображение, похоже, упивались тем, что громко заявляли о себе во всех поколениях. От женщин же остались одни только краткие пометки в статьях.

Наверное, всем этим женщинам было очень непросто жить рядом с крупными, красивыми и буйными далтоновскими мужчинами, особенно в те времена. И тем не менее женщины выходили за них замуж, рожали от них новых Далтонов, ухаживали за ними во время болезней и хоронили, когда жизненные силы оставляли их.

Аманда медленно перебирала страницы, изучала фотографии, перечитывала отмеченные абзацы. Необычайно интересная семья. Столько любопытных историй, не менее поразительных, чем та, что произошла с близнецами. Далтоны много пили, как и большинство южан из горных районов, сражались за свою страну, шумно ссорились с соседями, из поколения в поколение враждовали с родственниками.

Им с самого начала сопутствовала удача, с первых же плантаций табака, который хорошо прижился на песчаных почвах горной Калифорнии. Гражданская война изменила жизнь южан. Продолжая культивировать табак, Далтоны стали выращивать лошадей породы фарроубред (что означает «тщательно выращенные»), добывать в горах золото и другие драгоценные металлы, а позднее занялись еще и текстильной промышленностью и изготовлением мебели.

Они буквально купались в деньгах, в то время как другие известные семьи южан захлебывались в бурных потоках изменчивого прогресса. В каждом поколении Далтонов бразды правления всегда принадлежали одному человеку, чаще всего старшему из мужчин. Подобно хозяевам старых британских и голландских торговых домов в Гонконге, старейшины рода Далтонов пользовались неограниченной властью и непререкаемым авторитетом.

Аманда добралась до двадцатого века. Эта группа вырезок отделялась от предыдущих большим белым листом бумаги, на котором от руки было вычерчено генеалогическое дерево трех последних поколений Далтонов.


Джесс Далтон (1920 — ) женат на Мэри Тесснер (1920 — 1955)


|||

АдрианБрайанКэтрин

(1940 — 1970) (1942 — 1975) (1955 — )

замужем за женат на

Дэниелом Лэттимором Кристин Сэйер

(1938 — 1970) (1940 — 1994)


| | |

Рис (1961 — ) Салливан (1963 — ) Аманда (1966 — )


Аманда изучала его, водя пальцем по строчкам, от родителей к детям. Похоже, что возраст после тридцати можно считать роковым для Далтонов. Адриан погибла в тридцать лет, Брайан — в тридцать три, мать их умерла при родах в тридцать пять. Рису и Салли сейчас за тридцать, и Кейт только-только перешла этот рубеж — ей исполнилось сорок. Да, для них наступил трудный период, особенно с появлением Аманды, которую долгое время считали пропавшей без вести.

Аманда на минуту задумалась, стоит ли класть документы обратно в чемодан. Вообще-то вряд ли кому-либо придет в голову обыскивать пустой чемодан. Пожалуй, это самое надежное место.

Она потянулась к записным книжкам. Открыла верхнюю. На первой странице аккуратным почерком было написано одно слово: «Дневник». Ниже, тем же почерком стояло: «Кристин Далтон». И в самом низу приписка: «1962 — 1968».

Второй дневник был датирован «1969 — 1975». Оба они охватывали жизнь Кристин с того момента, как она вышла замуж за Брайана Далтона и до его гибели. Третий дневник, озаглавленный «Слава», освещал тот же период, но в другом ракурсе. Приписка внизу указывала: «1962 — 1975 в летнее время».

Аманда легонько коснулась первой страницы третьего дневника, провела пальцем по буквам, составлявшим название поместья. Интересно, почему Кристин выделила отдельно то время, которое провела здесь? После свадьбы они с Брайаном жили в «Славе» каждое лето, с конца мая до начала сентября. Будучи первоклассным наездником, Брайан любил скачки и охоту, которые в этих местах пользовались большой популярностью. Кристин же, судя по ее записям, просто любила поместье.

Аманда уже не раз перечитывала дневники. Сейчас она надеялась, что здесь, в «Славе», многие загадочные записи станут ей понятны. Это не были в полном смысле слова личные дневники, которым поверяют все секреты и которые обычно запирают на ключ, некоторые записи Кристин казались туманными, как бы зашифрованными, словно она писала, опасаясь посторонних глаз.

Чьих глаз? Мужа? Неужели Брайан Далтон не допускал, что у жены может быть личная жизнь и что она имеет на это право?

И еще одна мысль беспокоила Аманду. Дети, когда вырастают, часто обнаруживают, что совсем не знают своих родителей, их настоящих чувств и мыслей. Аманду потрясло, что после смерти Брайана, то есть на протяжении почти двадцати лет, Кристин больше не вела дневники. При его жизни — лишь намеки на чувства да редкие скупые упоминания о разногласиях между нею и мужем, а после его смерти — полное молчание.

Что бы это могло значить?

Аманда тряхнула головой, отгоняя тягостные мысли. Оглядела комнату. Может быть, поставить дневники на книжную полку? Они затеряются среди десятка книг в твердых и мягких переплетах, приготовленных для гостей, любящих почитать перед сном. Но нет, лучше не рисковать. В конце концов она решила вернуть дневники в потайное отделение чемодана. Потом закрыла оба чемодана и отнесла их в гардеробную.

Шкатулка с косметическими принадлежностями стояла на туалетном столике. Аманда открыла ее, достала небольшой футляр с пудрой, тенями, румянами и кисточками, отложила его в сторону. Под ним лежали ее немногочисленные дорогие украшения: бриллиантовое колечко, нитка мелких изумрудов, пара золотых браслетов и цепочек, изящные сережки. Оставив все это без внимания, Аманда достала из маленького бархатного мешочка небольшой кулон в форме сердечка, усыпанный мелкими бриллиантами. Аманда надела его и взглянула в зеркало на сердечко, лежавшее в V-образном вырезе блузки. Неожиданно она почувствовала, будто что-то тяжелое сдавило шею.

Похоже, она торопит события. Подстегивает судьбу. Самое разумное сейчас — поменьше говорить и побольше слушать. Зачем нарываться на неприятности, да еще так скоро? Она коснулась кулона кончиками пальцев, вздохнула… и оставила его на шее.

В самом уголке шкатулки лежала завернутая в бумажную салфетку хрустальная коробочка. Аманда осторожно развернула салфетку, поставила коробочку на столик, вынула из нее небольшой, овальной формы темно-зеленый камень, похожий на кварц, на первый взгляд совершенно обычный. Несколько минут она подержала его в руках, задумчиво поглаживая грани. Потом положила обратно в коробочку, добавила туда же два колечка и сережки. С удовлетворением осмотрела полученное нагромождение драгоценностей, в котором темно-зеленый камень лишь едва выделялся, и закрыла крышку. После минутного раздумья выложила на туалетный столик расческу, щетку для волос, флакон духов, кое-какую косметику.

Часы показывали половину четвертого. Ужин в шесть, как сказал Джесс. До этого еще много времени. Джесс предложил ей до ужина осмотреть поместье. Чувствовалось, что он был бы не прочь составить ей компанию, но, не желая с первого же дня навязывать свое общество, решил дать ей возможность побыть наедине с собой. Если она захочет поехать в город, сказал Джесс, ей будет предоставлена машина с шофером. Если ей понадобится что-нибудь еще — не важно что, — пусть обращается к нему или к Мэгги.

В какой-то момент Аманда почувствовала, что не хочет никуда идти и ничего смотреть. Но нет. Она зашла так далеко, что остановиться уже невозможно.

Она вышла из комнаты, повернула налево к лестнице, медленно прошла через длинный холл, рассматривая по дороге мебель, ковры, пейзажи на стенах. Остановилась у великолепного зеркала в позолоченной раме и замерла. Сзади послышался низкий горловой звук, похожий на рык, от которого волосы зашевелились у нее на затылке. Она медленно повернула голову. Позади, не больше чем в шести футах от нее, стояли два черно-коричневых добермана-пинчера. Крупные, мускулистые, мощные, как и прочие обитатели «Славы», они выглядели зловеще и, судя по всему, были не рады ей.

Аманда лихорадочно соображала, как ей быть. Первое. Нельзя громко звать на помощь. Даже если доберманы не бросятся на нее после этого, она не может допустить, чтобы большие, сильные и, вне всякого сомнения, мужественные люди увидели ее страх.

Огромным усилием воли Аманда заставила себя улыбнуться, повернулась к собакам и опустилась перед ними на корточки.

— Привет, ребята. Будем друзьями? — совершенно спокойно сказала она.

Аманда любила собак, и это значительно облегчило дело. Минут десять она терпеливо добивалась их расположения, и в конце концов свирепые доберманы решили признать ее. А решившись на это, они отдали ей всю любовь и дружбу, на какую были способны. Дело кончилось тем, что они чуть не повалили ее. Наконец Аманда поднялась на ноги. На обеих собаках были надеты серебряные ошейники. Аманда нагнулась, чтобы прочесть имена, и слегка вздрогнула от неожиданности. Банди и Гэйси. Имена двух самых отъявленных злодеев и убийц, когда-либо существовавших на свете.

— Надеюсь, вы, ребята, не слышали всех этих россказней, — пробормотала она.

Возможно, сейчас ей удалось заглянуть в чью-то тайну. Интересно, кому принадлежат собаки и кто дал им такие имена?

Отложив все вопросы на потом, она начала спускаться по лестнице. Доберманы верно сопровождали ее. На секунду остановилась на площадке, где стояли старинные часы, дотронулась до них, покачала головой и пошла дальше.

Они уже дошли до центрального холла с кремово-золотистым ковром, когда из глубины дома появилась Мэгги и с изумлением воззрилась на всех троих:

— Да будь я проклята! Неужели вы сумели подружиться с этими сорванцами?!

— У меня не было другого выхода. Они оказались в холле, когда я вышла из комнаты.

Мэгги нахмурила брови.

— Я была уверена, что они заперты в комнате Джесса. Он сам собирался вас с ними познакомить.

Вот и ответ на вопрос, кому принадлежат собаки.

— Может, он все-таки решил их выпустить? — предположила Аманда.

— Нет, он бы никогда этого не сделал. И потом, он сейчас в конюшнях, осматривает новых лошадей.

Мэгги удивленно посмотрела на собак, прижавшихся с двух сторон к Аманде, и в недоумении покачала головой.

— Они никого не признают, кроме Джесса. Всех остальных они только терпят.

— Я люблю собак.

— Это очень кстати, я бы сказала. Обследуете местность?

— Да, решила посмотреть. Не возражаете?

Мэгги едва заметно нахмурилась.

— По-моему, Джесс вам ясно дал понять: вы можете делать все, что хотите, Аманда. Вот, например, в саду сейчас очень красиво. Идите до конца холла и через «солнечную комнату» выйдете в сад.

— Спасибо. Так я и сделаю.

Аманда пошла дальше, а Мэгги стала подниматься по лестнице. Однако пройдя несколько ступенек, домоправительница остановилась и окликнула Аманду.

— Да?

— Этот кулон, что на вас… Точно такой же был у Кристин.

— Да, — нарочито спокойно произнесла Аманда.

Мэгги внимательно посмотрела на нее:

— Держите собак при себе. Они вас защитят.

Холодок пробежал по спине у Аманды.

— Защитят? От кого? Чего мне бояться?

Мэгги улыбнулась.

— Змей. Будьте осторожны. Черные змеи безвредны, а вот медянки очень ядовиты.

Она пошла вверх по лестнице.

Аманда перевела дух. Взглянула вниз на своих спутников.

— Ну, пошли, ребята. Пойдем осматривать «Славу».


Горная тропинка, извиваясь, петляла между поваленными деревьями, огромными валунами, стогами сена. Лишь очень искусный и опытный наездник с послушной лошадью мог решиться на такое путешествие, и то осторожным шагом, но не галопом.

Однако огромный черный конь скакал по опасной тропинке, как горный козел, большими прыжками, прижав уши к голове, и держался он так ровно, что наездник почти не чувствовал неровностей дороги.

Этот крупный и мощный конь как нельзя лучше подходил Салли. Собственно поэтому Салли и перестал принимать участие в соревнованиях, едва достигнув восемнадцатилетнего возраста. Слишком уж он был массивным и тяжелым. Лошади с таким наездником не могли показать себя в скачках по горам — единственном виде верховой езды, который признавал Салли. И только этот конь был способен нести его галопом по извилистой горной тропинке.

Бо стремительно взлетел в последнем прыжке и яростно затряс головой, когда Салли натянул поводья. Тропинка, извиваясь, начала спускаться к «Славе», и конь перешел на спокойный шаг.

Хорошо бы, если бы свой собственный нрав можно было так же легко обуздать, подумал Салли. Конечно, руки, которые держат его поводья, не так терпеливы, однако Джесс, безусловно, умеет заставлять окружающих подчиняться своим желаниям. В этом надо отдать старику должное — даже на склоне лет он все еще руководит домочадцами.

Салли направил лошадь в сторону. На минуту остановился на небольшой гранитной площадке, откуда открывался необыкновенный вид на долину внизу и на «Славу».

Салли вспомнил, как однажды в колледже один из одноклассников рассказывал, что его бросила девушка.

— Она разбила мне сердце.

Кое-кто из ребят тогда засмеялся. Но Салли понимал, что это значит — любить кого-то или что-то до самозабвения.

Раскинувшееся внизу в долине поместье казалось сказочно прекрасным, до боли в сердце. Дом и сад, зеленые луга, на которых паслись лошади, аккуратные конюшни, веером раскинувшиеся на холме с другой стороны дома, а за ними — манеж для выездки лошадей, который он, Салли, сам спроектировал и построил собственными руками, почти в одиночку. Для него это все означало больше, чем дом. В этом была его душа, его жизненные соки. Годы, проведенные в колледже, вдали от дома, были сплошным мучением. Салли не мог себе представить жизни вне «Славы».

Он почувствовал, как лошадь напряглась. Уши встали торчком. Тут только он осознал, что с губ его непроизвольно сорвалось проклятие, в которое он, по-видимому, вложил столько чувства, что лошадь инстинктивно среагировала. Он сделал над собой усилие, пытаясь успокоиться. Погладил блестящую черную шею.

— Спокойно, мальчик, спокойно.

Своенравный жеребец вполне может спрыгнуть вниз с площадки, и тогда оба они окажутся у подножия горы грудой разбитых костей. И всем проблемам придет конец. Да, сэр, вас не станет, а когда Создатель призовет к себе Джесса, Рис и Кейт объединят силы в борьбе против завещания, которое старик наверняка изменит в пользу своей пропавшей и нашедшейся Аманды.

Салли снова погладил коня. Еще раз окинул взглядом «Славу». Аманда… Но Аманда ли она на самом деле? Уокер Мак-Леллан так не считает, а он, конечно, совсем не дурак. Выглядит она, кажется, подходяще, хотя по размерам вполовину меньше большинства Далтонов. Правда, он, Салли, был в такой ярости, когда ее увидел, что не заметил почти ничего, кроме черных волос и серых глаз.

Да это и не имеет никакого значения. На самом деле важно лишь одно: признает ли Джесс эту женщину в качестве Аманды? А Джесс сразу дал понять еще до того, как ее увидел, что считает ее своей внучкой.

Джесс мечтал, чтобы его драгоценная Аманда вернулась, прежде чем он откинет копыта. И вот теперь он уверен, что она вернулась.

Салли заговорил, тихонько, чтобы не напугать коня, но от этого не менее яростно:

— Хочешь отнять у меня «Славу»?! Скорее я увижу тебя в аду!

Глава 3

Собаки не выказывали ни малейшего желания уйти от нее и даже подстраивались под ее шаг. Аманда неторопливо обходила дом, заглядывая в комнаты, изредка поглаживая собак или почесывая у них за ушами.

С одной стороны центрального холла находилась большая гостиная, где она сегодня встречалась с Джессом и остальными обитателями «Славы». С другой стороны Аманда увидела запертую дверь. Может быть, там кабинет Джесса? Любопытно, что он считает нужным запирать двери в собственном доме. Далее, с той же стороны, располагалась, по-видимому, еще одна гостиная. За ней шла небольшая туалетная комната, а дальше — огромная столовая для официальных приемов. За ней находилась кухня. Аманда нерешительно представилась поварихе — высокой, очень худой женщине средних лет по имени Эрлин. Та в тот момент чистила картофель. На робкий вопрос Аманды Эрлин ответила, что у них работают еще три служанки, которые всегда заканчивают работу в час дня.

— Всегда?! — удивилась Аманда.

— Ну конечно. Джесс не любит натыкаться на посторонних людей в своем собственном доме, поэтому вся прислуга, включая дворников и садовников, приходит очень рано и заканчивает работу к полудню. Кроме меня, конечно. Но для меня обеды и ужины — не проблема, особенно когда вся кухня в моем распоряжении. Мэгги помогает накрывать на стол и убирать после еды. А больше мне никакая помощь не нужна.

Она подала Аманде ломтик очищенного сырого картофеля с видом человека, которому постоянно приходится кормить других.

— Значит, мне надо рано вставать? — спросила Аманда, рассеянно жуя необычное угощение.

— Да, Господи, ничего подобного, детка. Можете вставать, когда захотите. Сначала девочки убирают первый этаж и все незанятые комнаты на втором, так что вас они не побеспокоят. Мэгги их отлично вышколила. Им даже не разрешается включать пылесос, пока мистер Джесс не встанет и не позавтракает. А это бывает не раньше десяти. Просто когда будете уходить, оставьте дверь открытой, и они обо всем позаботятся сами.

— М-м-м… А дворники с садовниками тоже работают по утрам?

— Да. Но траву они косят в последнюю очередь, после того как все в доме проснутся. Шерман — главный садовник — всегда спрашивает об этом меня или Мэгги, чтобы знать наверняка. Мистер Джесс не обрадовался бы, если бы одна из этих чертовых машин разбудила его.

— Да, я тоже так думаю. А много здесь садовников?

— Четыре. Правда, Люк отвечает за бассейн, но когда заканчивает свою работу, обычно помогает остальным.

— А что, есть и бассейн?

Эрлин, похоже, все эти вопросы забавляли, хотя и не слишком удивляли.

— Мистер Джесс завел его десять лет назад, перед самым моим приходом. Он находится за «солнечной комнатой».

Аманда получила еще один ломтик картофеля и виновато взглянула на собак. Одна из них тихонько скулила, прижавшись к ее ноге.

— Наверное, мне не следовало приводить их сюда.

— Они ходят по всему дому. Смотрите-ка, а они вас полюбили. Думаю, мистер Джесс будет этим доволен.

Эрлин снова сосредоточилась на картошке.

— Они могут напасть на человека?

— Вообще-то они должны только охранять, но я слышала, что любая из них может отгрызть руку тому, кто явится непрошеным на их территорию. Хорошие имена он им дал, как вы считаете? — В ее спокойном голосе не было сарказма.

— Да уж. Он это в шутку или для того, чтобы насмерть испугать ничего не подозревающих гостей?

— Об этом лучше спросите самого мистера Джесса. Вообще-то его иногда трудно понять. Кое-кто называет мистера Джесса жестоким, а я так всегда считала его справедливым. — Она неожиданно рассмеялась. — Конечно, я умею готовить его любимые блюда и делаю все так, как он любит, поэтому и вижу его только с хорошей стороны.

Аманда улыбнулась в ответ.

— Ну ладно, не буду больше вам мешать. Спасибо, Эрлин. Пошли, ребята. Посмотрим «солнечную комнату» и бассейн.

Они прошли еще несколько шагов по коридору, свернули за угол и оказались в «солнечной комнате». Это было просторное помещение, переделанное из внутреннего дворика лет пятнадцать — двадцать назад. Потолок, наполовину сделанный из стекла, пропускал максимум солнечного света. Стены, тоже почти целиком из стекла, в виде французских окон, которые открывались наружу, как двери. Все это в сочетании с белой плетеной и черной металлической мебелью, яркими разноцветными подушками и массой цветов и диковинных растений в глиняных горшках и корзинках производило потрясающее впечатление.

Расположенная в северной части здания и наполовину затененная с западной стороны пристройкой, которая придавала «Славе» L-образную форму, «солнечная комната», несомненно, предназначалась для того, чтобы служить приятным местом отдыха в любое время дня. Стол из резного металла со стеклянной столешницей, за которым свободно могли усесться не меньше восьми человек, указывал на то, что здесь нередко и едят. По крайней мере Аманда надеялась, что это так. Здесь гораздо приятнее, чем в устрашающе огромной столовой.

С одной стороны французские окна были открыты, и Аманда вышла на яркое солнце. Спустилась по широким ступеням и оказалась у обещанного бассейна, огромного, как и все здесь, выложенного керамической плиткой. Необыкновенной красоты водопад струился в бассейн.

В сопровождении своего верного эскорта Аманда пошла по дорожке вокруг бассейна, туда, где начинался сад. Вдали за садом виднелись конюшни, примерно в миле к северо-западу. К северу, между вершинами гор, словно бы чуть сторонившихся друг друга, тянулись луга и пастбища, переходящие в долину. Казалось, им нет конца.

Земля Далтонов. И горы, безмолвно взирающие на долину, и долина, и даже небольшой городок в десяти милях отсюда, названный «Далтон» в честь семьи, много сделавшей для его развития.

Внезапно Аманда испугалась, но тут же взяла себя в руки. Нет, она не позволит себе отступить перед этими могущественными людьми! Нет, она не отступит! Аманда повела напрягшимися плечами, пытаясь расслабиться. Приласкала собак и пошла в сад по аккуратной дорожке, усыпанной гравием.

Мэгги не обманула. Сад был действительно прекрасен. Здесь росли самые разнообразные цветы и деревья. Могучий дуб в северо-западном углу сада давал достаточно тени и для растений, и для людей. Там и сям стояли каменные скамьи. Узкие извилистые тропинки приглашали к неспешным прогулкам.

Аманда не хотела идти дальше, по крайней мере сегодня, однако ее четвероногие сопровождающие решили иначе. Когда она собралась свернуть с тропинки, которая вела к конюшням, собаки остановились и заскулили.

По всей видимости, им захотелось к хозяину и в то же время не хотелось расставаться с ней. Аманда чувствовала, что совершенно не готова сейчас к встрече с лошадьми, но протестовать она не решилась. Так же, как и Эрлин, она точно не знала, в чем заключается разница между собаками, приученными нападать, и теми, которые должны охранять, и совсем не собиралась выяснять это сейчас. Кто знает, как отреагируют ее новые друзья, если их рассердить.

— Ну хорошо-хорошо, пусть будет по-вашему. Но только если захотите подойти близко к лошадям, это уж без меня.

По дороге к конюшням Аманда постаралась подавить волнение, охватившее ее, и принять как можно более спокойный и уверенный вид. Еще до того, как они приблизились к конюшням, легкий ветерок донес до нее запах лошадей. Внутри у нее все сжалось в тугой комок. И зачем только им понадобилось держать лошадей в «Славе»!

К своему величайшему облегчению, Аманда сразу же увидела Джесса. Он стоял у манежа, облокотившись на ограду. Слава Богу, ей не придется заходить внутрь. Джесс наблюдал за гнедым конем, ходившим кругами вокруг светловолосого человека с грубоватым, но красивым лицом. Рядом стояла Кейт, держа под уздцы еще одного коня.

— Поверни его, Бен! — прокричал Джесс.

В этот момент он увидел Аманду, и лицо его осветилось улыбкой, которая, однако, тут же погасла, когда он заметил собак рядом с ней. В голосе его зазвучали одновременно нежность и порицание.

— Я очень рад, что вы подружились, дорогая, но надо было все-таки подождать, пока я вас познакомлю. К специально обученным охранным собакам приближаться опасно, если они вас не знают.

Аманда поколебалась несколько секунд, прежде чем ответить. Пожала плечами.

— Боюсь, что у меня не было выбора. Кто-то их случайно выпустил.

Джесс нахмурился.

— В моем доме никто такой глупости не сделает, Аманда.

Она снова пожала плечами, не желая заострять на этом внимание.

— Как видите, все кончилось благополучно. Я пришла туда, куда захотели они.

Теперь собаки кружились возле Джесса, довольные донельзя, несмотря на то что он не обращал на них никакого внимания. Аманда взглянула на Кейт и осторожно кивнула ей.

Кейт ответила коротким кивком и произнесла всего одну фразу:

— Вы, наверное, не любите лошадей?

— Что за чушь! Конечно, любит, — резко бросил Джесс, не глядя на дочь.

Аманда надеялась, что испуганные взгляды, которые она бросала в сторону лошадей, останутся незамеченными. Со слабой улыбкой она обернулась к Джессу:

— Вообще-то нет, Джесс. Извините, если разочаровала вас.

По лицу Джесса пробежала тень.

— Ребенком ты очень их любила. И ничего не боялась. Могла взобраться на любую лошадь, даже самую дикую, и скакать куда угодно. Мы тебя оттащить не могли от конюшни.

— Люди меняются…

Она понимала, что это звучит неубедительно, но ничего не могла поделать.

— Я уверен, что это вернется, если только…

— Нет!

Аманда резко отступила, не успев взять себя в руки, однако уже в следующую секунду поняла, что он не собирается хватать ее и силой сажать на лошадь.

— Нет, Джесс, я не полюблю их. Пожалуй, мне лучше вернуться домой.

— Сейчас пойдем вместе.

Джесс был явно разочарован, однако не выказал и доли того презрения, которым он облил Риса за отсутствие любви к лошадям.

Еще несколько минут он внимательно наблюдал за гнедым конем. Потом кивнул:

— Хорошо, Бен, на сегодня хватит.

— Думаю, он выдержит Салли, — ответил светловолосый человек и остановил коня.

— Надеюсь, — проворчал Джесс.

Он дождался, пока Бен подвел коня к ним, и обернулся к Аманде:

— Познакомься, радость моя, это Бен Прескотт, один из наших тренеров. Бен, а это моя внучка Аманда.

Последние три слова он произнес с нескрываемой гордостью.

Смутившись от этого повторного проявления чувств, не переставая ощущать на себе пристальный взгляд Кейт, Аманда с трудом заставила себя улыбнуться светловолосому тренеру.

— Привет, Бен.

— Рад познакомиться, Аманда, — вежливо ответил тот.

Он, наверное, одного с ней возраста, подумала Аманда. Может, старше на год-два. Ей понравилось то, как он встретил ее взгляд, и еще то, что он не выказал презрения, когда она чуть не побежала от манежа.

— Поставьте его пока к лошадям Салли, Бен, — распорядился Джесс. — Гнедая кобыла пойдет к Кейт. Она самая легкая.

— Хорошо.

Бен повел коня к воротам в дальней части манежа. Проходя мимо Кейт, остановился и кивнул:

— Я отведу кобылу в стойло номер четыре, как только покончу с этим.

— Не беспокойтесь. Я сама.

Аманда перевела взгляд с Джесса на Кейт.

— Вы разве не идете домой? Кейт неожиданно улыбнулась.

— Пока нет. Надо еще кое-что сделать.

Несколько секунд Аманда стояла в нерешительности, потом повернулась и отправилась за Джессом, который в сопровождении собак уже шел по тропинке, ведущей к «Славе».


В каждой из четырех конюшен находилась небольшая квартирка для тренеров. Многие из них предпочитали жить поближе к городу, но некоторые оставались здесь и в свободное от работы время. Квартиры были со всеми удобствами — водопроводом, электричеством и всем прочим — за исключением кондиционеров: Джесс считал, что это беспокоило бы лошадей. Располагались они на втором этаже, и попасть туда можно было либо по внутренней, либо по внешней лестнице.

Кейт отвела гнедую лошадь в стойло и направилась в квартиру конюшни номер четыре. Она шла не прячась, но в то же время стараясь, чтобы никто не заметил, как она поднялась по внешней лестнице и вошла в маленькую тихую аккуратную квартирку. Снизу из конюшни доносились ржание и храп лошадей, выкрики и смex тренеров и наездников, звон цепей, потом стук, словно что-то тяжелое упало на землю. Ей не пришлось долго ждать. Вторая половина дня — не лучшее время для тайных свиданий, но Кейт это мало беспокоило. Как только он вошел, она захлопнула дверь и оказалась в его объятиях. От него пахло кожей, лошадьми и солнцем. От этих острых запахов кровь горячо пульсировала у нее в висках, сердце бешено колотилось в груди.

Он впился губами в ее губы. Кейт громко застонала. Нащупала пуговицы на блузке, лихорадочно принялась их расстегивать. Он тоже поспешно избавлялся от одежды, однако жар, возникший между ними, нарастал так бурно, что ни тот, ни другая не успели полностью раздеться. Она успела стянуть трусики, но застежка на юбке никак не поддавалась. Он поднял ей юбку да талии, опрокинул ее на пол и раздвинул ноги. Даже в сокрушительном порыве страсти он не забыл надеть презерватив. С самого начала Кейт яснее ясного изложила свои требования, и теперь у него выработалась привычка каждое утро класть в карман джинсов пару презервативов на случай встречи с Кейт. Это стало для него таким же обычным делом, как надеть носки.

— Да, — прошептала Кейт. — Да, Бен, да.

Ноги ее сомкнулись вокруг него, влажная плоть приняла его пульсирующий член. Она снова громко застонала.

Они так хорошо знали друг друга, что двигались к высшей точке плавно и синхронно, в полной гармонии. Достигли пика почти одновременно, но крики наслаждения звучали чуть приглушенно, они никогда не забывали о том, что их могут услышать.

Еще несколько минут они не размыкали объятий; наконец Бен медленно оторвался от Кейт, не сводя с нее глаз. Волосы ее, закрученные в тугой французский пучок, выглядели все так же аккуратно, лицо снова стало безмятежным. Лишь яркий румянец на изящно очерченных скулах, томное выражение глаз и чуть воспаленные губы выдавали недавнюю страсть.

Он медленно поцеловал ее, чувствуя, как снова поднимается желание, еще более сильное, чем раньше. И это тоже стало для него привычным. Обладание ею, каким бы волнующим и полным оно ни казалось, всегда лишь усиливало желание, но не насыщало до конца. Однако по тому спокойствию, с которым она ответила на его поцелуй, Бен понял, что сегодня больше одного раза не будет. Он слишком хорошо ее знал, чтобы настаивать. Натянул джинсы и пошел в ванную комнату привести себя в порядок.

Вернувшись через несколько минут с мокрым полотенцем в руках, он увидел, что она уже надела лифчик и теперь застегивает блузку, пряча от него свою великолепную грудь. Бен глубоко вздохнул, ощущая нечто большее, чем сожаление. Наклонился и поднял с пола ее трусики.

— Сегодня тебе здорово не терпелось.

— А тебе нет?

— Как всегда. Мы с тобой оба знаем, что мне всегда мало. И если ты еще секунду простоишь вот так с поднятой юбкой…

— Нет, мне пора возвращаться.

Она взяла из его рук мокрое полотенце, вытерлась, как-то по-кошачьи, вернула ему полотенце, надела трусики.

Бен наблюдал за Кейт, восхищенный ее необыкновенней красотой, но еще больше — ее самообладанием. С самого начала она вела себя с ним абсолютно естественно. Казалось, ее вполне устраивает собственная плоть, которую страстно влекло к его плоти. Вначале ему это показалось приятным разнообразием после всех женщин, которых он знал раньше. Те после любовного акта либо стеснялись, либо волновались о том, как они выглядят без одежды, как они должны себя вести, чего он от них ждет и что чувствует. Но только не Кейт. Она с самого начала пришла к нему заниматься любовью и не скрывала этого. Бен знал, что он у нее не первый, и прекрасно понимал, что не будет последним. Когда прошел страх, что из-за нее он может потерять работу, Бен стал наслаждаться их частыми свиданиями, как всякий нормальный здоровый тридцатилетний мужчина. Эти отношения продолжались уже больше шести месяцев. Если Кейт и начала от него уставать, то он пока этого не замечал.

— Ты это из-за Аманды, правда? Ее приезд тебя потряс, так ведь?

Кейт разгладила юбку на длинных стройных ногах, которые он так любил.

— А ты считаешь, что я прихожу к тебе только в состоянии стресса?

Ее спокойный голос сейчас нисколько не напоминал тот хриплый стон.

— Я думаю, что я для тебя как стакан теплого молока. Приятный способ расслабиться после трудного дня.

Она смотрела на него странным взглядом.

— И тебя это нисколько не огорчает?

Бен пожал плечами.

— Нет, с какой стати? Я и сам сплю намного крепче после наших встреч. Знаешь, если бы ты таскала меня за собой на публике в качестве бесплатного приложения, вот это мне бы совсем не понравилось. Я бы тут же ушел. Я не игрушка. И не жиголо, которому платят и помыкают им как хотят. Но если ты хочешь поразвлечься в постели… или, как сегодня, на полу… да я был бы ненормальным, если бы стал отказываться.

Она смотрела на него все тем же внимательным, задумчивым взглядом. Пальцы ее машинально проверили застежки на блузке и складки на юбке. Прикосновение к аккуратно причесанным волосам убедило ее, что здесь тоже все в порядке.

Настоящая леди, до кончиков ногтей. Есть в ней что-то такое… И дело даже не в том, как она одевается, не в спокойной красоте ее лица, не в интеллигентности холодноватого голоса. Кэтрин Далтон из тех женщин, которые вызывают инстинктивное уважение, даже когда они одеваются после бурного порыва страсти.

— Господи, до чего же ты хороша!

Кейт мельком взглянула на него. На губах ее появилась чуть удивленная улыбка.

— Ты хочешь сказать, для такой старухи?

Теперь пришла его очередь удивиться.

— А что, кто-то считает тебя старухой?! Уж конечно, не я. Если на то пошло, я даже не знаю, сколько тебе лет. И какое это имеет значение? Мы оба давно не дети.

— Абсолютно никакого значения, — ответила Кейт после секундного молчания. — Подожди несколько минут, хорошо? Не выходи следом за мной. Не будем давать повод для сплетен.

— О нас с тобой?! Да нет же никаких сплетен, Кейт. По крайней мере я ничего такого не слышал. Ты, наверное, не задумывалась над этим, но к тебе все здесь очень хорошо относятся.

Она ничего не ответила, но Бену показалось, что она чем-то расстроена. На этот раз он почти не удивился. Даже не будучи психологом, Бен понимал, почему Кейт так трудно поверить, что кто-то к ней хорошо относится, в то время как собственному отцу на нее наплевать, и он этого даже не скрывает.

Уже у двери она неожиданно обернулась:

— Приходи сегодня вечером, Бен.

Он прекрасно понимал, что это отнюдь не приглашение на ужин.

— Я ведь тебе уже говорил, как я себя там чувствую, Кэти.

— Не надо меня так называть! Я тебе об этом тоже говорила.

Она действительно говорила, и не раз. По поводу своего имени она была так же непреклонна, как и по поводу презервативов. Может быть, ей кажется, что уменьшительное имя как-то ее унижает? Бен никогда не спрашивал ее об этом.

Он слегка наклонил голову в знак согласия.

— Не говоря уже о том, что всегда есть опасность столкнуться с этими кровожадными зверюгами, которых держит Джесс, терпеть не могу прокрадываться к тебе в спальню, как паршивый воришка.

— Тебя это нисколько не возбуждает?

— Мне вовсе не нужно прокрадываться куда бы то ни было, чтобы возбудиться от тебя, Кейт. Дело не в этом.

— Да? А в чем?

Бен заметил, что все еще держит в руках мокрое полотенце, и швырнул его к дверям ванной.

— Мы оба прекрасно знаем, в чем дело. Тебе не хватает смелости рассказать о нас Джессу, но ты была бы рада, если бы он нас застукал. Может быть, на это он хоть как-то среагирует, а?

Глаза ее сверкнули.

— Заткнись!

Бен молча пожал плечами.

— Кейт, я работаю на Джесса, и мне эта работа нравится. Если ты думаешь, что я поползу за тобой до самого конца на… члене, то можешь не рассчитывать. Я и так уже достаточно влип.

Несколько секунд она молчала.

— А ты настоящий сукин сын, Бен.

Он ухмыльнулся.

— Точно. Да к тому же еще и рогатый сукин сын. Мы оба это знаем. Послушай, завтра я буду объезжать одну из новых лошадей. Могу поехать по северной тропе к водопаду, там скорее всего будет пусто. Никто нам не помешает. Если бы ты оказалась там со своим Себастианом примерно в половине четвертого…

— Может быть. — Кейт сглотнула. — Очень может быть.

В следующий момент она выскользнула из комнаты.

Улыбка на лице Бена погасла. Некоторое время он стоял не двигаясь. Гораздо человечнее было бы сказать ей правду, но он не знал, как это сделать.

Дело в том, что Джесс давно уже о них знает. Он всегда знает, когда у Кейт появляется мужчина. И ему на это наплевать.


Сразу после того как они вернулись домой, Джессу позвонили, и он скрылся в своем кабинете. Аманда оказалась права: его кабинет располагался в той самой комнате за запертой дверью, ключ от нее Джесс постоянно носил с собой. Аманда осталась одна с собаками. Ее несколько удивило, что ее «охрана» так и не покинула ее, однако она решила, что собаки — совсем не плохая компания: повсюду ходят следом за ней, но под ногами не путаются и, как видно, вполне удовлетворены тем, что она их время от времени поглаживает или разговаривает с ними, называя их просто «ребята».

Аманда продолжила обследование «Славы». Отыскала коридор, который вел в левое крыло дома. Эта часть, построенная около ста лет назад, несколько позже основного здания, была перестроена гак же, как и все остальное. Первый этаж занимали гостиная и огромный спортзал, с бассейном, столами для пинг-понга и тренажерами. Со стороны бассейна спортзал выходил на патио. В этом крыле также располагалось несколько апартаментов для гостей, каждый из которых включал гостиную, спальню и ванную комнату, все было обставлено и отделано с большим вкусом.

Дойдя до конца коридора, Аманда остановилась в нерешительности. Выйти в сад или подняться по узкой красивой лестнице на второй этаж? Она задумчиво облокотилась о резные перила, явно старинные. Дом произвел на нее очень сильное впечатление. Он такой огромный… Сейчас никто так не живет. Во всяком случае, немногие.

Она уже собиралась повернуть обратно, как вдруг услышала тяжелые шаги. Кто-то спускался по лестнице. Аманда замерла. Кинула взгляд на собак. Те сидели совершенно спокойно: очевидно, «кто-то» был хорошо им знаком.

Аманда посмотрела вверх: перед ней стоял тот самый человек, с которым она столкнулась в дверях днем. Лицо его все еще сохраняло жесткое выражение, но не было видно и тени тех эмоций, которые бушевали в нем несколько часов назад. На этот раз он был одет в темные тонкие брюки и белую рубашку. Сейчас он, стоя на площадке, закатывал рукава на сильных загорелых руках, вот он взглянул вниз и увидел Аманду. Нахмурился, постоял несколько секунд и, не произнося ни слова, стал спускаться по лестнице.

— Итак, вы Аманда. — Глубокий, чуть резковатый голос, однако не такой жесткий, как у Джесса.

Она едва заметно кивнула.

— А вы Салли.

Он, не скрываясь, оглядел ее с ног до головы. Заговорил чуть насмешливым тоном:

— Ну что же, масть у вас такая же, как и у всех нас. А вот габариты не те. Я надеюсь, вы меня простите за некоторые сомнения.

Аманда почувствовала такое облегчение, увидев, что его ярость улеглась, что даже не обиделась.

— Конечно. Я этого ожидала.

— В самом деле? — мрачно улыбнулся Салли — Но я один из всех выразил свои сомнения вслух. Я да еще Уокер, но для него — это профессиональный долг. Кейт, как всегда, спокойна и немногословна, Мэгги сохраняет нейтралитет, а Джесс уже поверил, что вы и есть его любимая Аманда. Что же касается моего братца… готов держать пари, что он уже называет вас кузиной. Он-то ни за что не осмелится перечить Джессу.

— Послушайте… я хочу, чтобы вы знали: я… вернулась сюда не для того, чтобы… выжить кого-либо из вас.

Он пожал плечами, скорее всего этот жест выражал нескрываемое недоверие.

— Ладно. Допустим. Тогда зачем вы вернулись?

Как ни странно, до сих пор один лишь Уокер Мак-Леллан задал ей этот вопрос. И сейчас Аманда ответила точно так же, как тогда.

— Потому что после смерти матери я узнала свое настоящее имя и мне захотелось узнать и все остальное — кто я, откуда родом, какая у меня семья. И почему моя мать решила покинуть мужа и этот дом глубокой ночью и никогда не возвращаться сюда.

Нахмурившись, Салли смотрел на нее сверху вниз

— А почему вы так уверены, что найдете ответ здесь? С тех пор прошло двадцать лет. Ни Кристин, ни Брайана нет в живых. Мы так и не узнали, что же произошло между ними, и, наверное, теперь уже никогда не узнаем: он ведь погиб через несколько недель после ее бегства.

— Вы же были тогда ненамного старше меня. Как вы можете помнить, что вы тогда видели или слышали!

— Мне было двенадцать, и я помню достаточно. Но я уже тогда проводил большую часть времени с лошадьми и в доме бывал мало. В общем-то я не слишком интересовался тем, что происходило между взрослыми, но мне кажется, что в тот день ничего особенного не происходило. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем, что на самом деле случилось.

— Может быть, вы и правы.

Аманда не верила, что в то лето, двадцать лет назад, Салли действительно совсем не интересовался тем, что происходило в доме. Что-то в его тоне или, может быть, в настороженном взгляде выразительных глаз говорило об обратном.

— И все же здесь я могу больше узнать о своей семье. Вы хотите мне в этом отказать?

Салли снова улыбнулся той же безрадостной улыбкой.

— Я ни в чем не собираюсь вам отказывать… Аманда. Пока, во всяком случае. Более того, если старик будет счастлив то время, что ему осталось жить, я буду вам только благодарен. Может, тогда он отвяжется от меня.

— То время, что ему осталось?! Что вы имеете в виду? Он, конечно, далеко не молод, но выглядит вполне крепким и здоровым.

— Некоторые выглядят крепкими до самого конца. — Салли не сводил с нее прищуренных глаз. — И не пытайтесь меня уверить, будто вы не знаете. Уокер говорил, что последняя претендентка на ваше место все об этом знала. Нам удалось избежать газетной шумихи, но в округе все об этом знают. Для любого, кто достаточно серьезно интересуется делами нашей семьи, не составило бы большого труда это выяснить.

— Что выяснить?

— То, что Джесс болен раком. Доктора говорят, дольше Рождества он не проживет.

Аманда смотрела на Салли, не видя его.

— Великолепно. Такой и должна быть реакция любящей внучки. — Однако уже в следующую минуту Салли переменил тон: — Эй, с вами все в порядке?

Аманда зажмурилась и покачнулась. Он схватил ее за руку. Мало-помалу она пришла в себя и слабо улыбнулась. Посмотрела ему прямо в глаза:

— Да, все в порядке. Спасибо.

Салли выпустил ее руку, чуть отступил, все еще внимательно наблюдая за ней.

— Вы и в самом деле об этом не знали?

Она откашлялась.

— Нет. Я ничего об этом не знала.

— В таком случае прошу прощения.

Сейчас он, казалось, говорил искренне. Помолчал несколько секунд.

— Джесс не любит об этом говорить, но, похоже, сейчас он поверил врачам. Он борется с болезнью уже больше двух лет и вначале надеялся, что победит. Но теперь больше не надеется.

— И врачи утверждают, что…

— Полгода, если повезет. Может, и доживет до Рождества, но на это мало кто рассчитывает.

— Понятно…

Ей необходимо это обдумать. Ситуация в корне изменилась. Сейчас время для нее значит еще больше, чем раньше.

Салли еще несколько мгновений смотрел на Аманду. Потом перевел взгляд на часы.

— Начало шестого. На случай, если вы не в курсе, — перед ужином мы обычно собираемся в центральной гостиной.

Аманда кивнула, повернулась и направилась обратно к центральному холлу. Собаки молча трусили справа от нее, Салли шагал слева. Хотя сейчас он не выказывал и тени той ярости, что бушевала в нем несколько часов назад, Аманде он казался гораздо более опасным и непонятным, чем собаки.


— Что вы здесь делаете?

Аманда вскинула голову. В дверях кабинета стоял Уокер Мак-Леллан, пристально глядя на нее. Захваченная врасплох, она не знала, что сказать.

— Я… просто проходила мимо. Я здесь еще не была.

Она поймала себя на том, что оправдывается. Черт бы его побрал!

— Обычно Джесс держит эту комнату запертой. — В голосе Уокера, как всегда, несколько тягучем, не слышалось особой теплоты. Он вошел в просторный кабинет, уставленный шкафами с книгами, подошел к мраморному камину и остановился рядом с Амандой, перед большой картиной, написанной маслом.

Аманде стало не по себе от его близости. Сейчас он выглядел менее официально, чем всегда, — ни пиджака, ни галстука, однако лицо было все то же — бесстрастное, непроницаемое, те же зеленые глаза, словно читающие мысли.

— Думаю, он не стал бы возражать против того, что я сюда вошла.

Аманда сделала над собой усилие, чтобы ее слова не прозвучали слишком вызывающе.

— Может, и не стал бы.

Избегая встречаться с ним глазами, Аманда отвернулась от картины. Это был почти фотографический портрет Брайана Далтона, его жены Кристин и большеглазой, очаровательно улыбающейся трехлетней Аманды. Небольшая медная табличка гласила, что картина написана в 1969 году.

— Я, кажется, не очень похожа на свою мать.

Аманда поспешила сказать это прежде него. Женщина на портрете, такая же темноволосая, как и Аманда, выглядела намного выше ее и казалась очень изящной, почти хрупкой. На золотистом от загара лице ее светло-голубые глаза под черными ресницами казались еще светлее. Полные, нескрываемо чувственные губы улыбались.

Кристин Далтон представляла собой нечто такое… Все трое на портрете выглядели как живые, но Кристин выделялась из всех. Она поражала воображение. Художник, который писал эту картину, был очарован ею вне всякого сомнения.

Ему удалось изобразить ее душу. Живая, горячая, излучающая жизненную энергию, она, казалось, вот-вот рассмеется, кокетливо поманит изящным пальчиком. В изломе бровей сквозила вызывающая ирония, в изгибе чувственных губ таилось искушение. Эта женщина не выглядела матерью. Чьей бы то ни было.

Как и все остальное в «Славе», она была великолепна. При отсутствии всякой вульгарности в ней ощущалась бьющая через край чувственность, которую ни она сама, ни живописец не пытались скрыть.

Ни один мужчина, когда-либо знавший такую женщину, не смог бы ее забыть.

— Она была необыкновенно хороша, — бесстрастно проговорил Уокер. — Мне рассказывали, что Брайан влюбился в нее с первого взгляда и сразу сделал предложение. Ему тогда едва исполнилось двадцать лет, он еще и колледж не окончил.

— Джесса это, наверное, не обрадовало. Ну, то, что его единственный сын сбежал с гувернанткой, на два года старше и, уж конечно, не из их круга.

Уокер пожал плечами.

— Вы, по-видимому, прочли об этом в какой-нибудь газетной статье или в журнале. Их в ту пору было написано немало, так что вы наверняка знаете и о том, что Джесс им все простил, после того как Брайан привез Кристин домой. Сам я этого не помню, но, по утверждению многих, она очаровывала всех мужчин без исключения, а Джесс, как известно, никогда не отличался равнодушием к женским чарам. Что же касается ее круга… то она вполне вписалась и в этот.

Уокер говорил все тем же бесстрастным голосом, который Аманда теперь так хорошо знала. Но сейчас он ее раздражал. Этот человек всегда все обдумывает.

Вот и теперь его холодный рациональный ум взвешивает каждое ее слово — и почти ни одному не верит. Он держался отстраненно, слегка настороже, наблюдая за ней с отчужденным интересом. Аманда почувствовала, что это начинает ее беспокоить.

Неожиданно она перехватила его взгляд. Он смотрел на бриллиантовое сердечко у нее на шее, точно такое же, как у Кристин Далтон на портрете. Она подняла руку и дотронулась до кулона.

— Да, это то самое. Конечно, я не могу это доказать. И уж если на то пошло, я вполне могла видеть какую-нибудь репродукцию этой картины в тех же журналах или газетах и заказать себе точно такой же кулон. Это ведь не так сложно, как вы считаете?

Он не обратил внимания на ее сарказм.

— Да, я считаю, что это очень возможно.

Она заставила себя отвернуться от него и снова взглянула на портрет. На этот раз она смотрела на Брайана. Ему здесь, должно быть, двадцать семь, но выглядит он значительно старше. Темноволосый и сероглазый, как все Далтоны, однако скорее худощавый, чем плотный. Лицо — точная копия отца. Та же несколько трагическая красота, и уже в этом молодом возрасте видны первые признаки увядания.

— Он не пил? — спросила Аманда.

— Кто? Брайан? Только по праздникам и торжественным случаям. Если вы о морщинах, можете на восемьдесят процентов отнести их на счет наследственности, а на остальные двадцать — на счет постоянного пребывания на солнце и ветру. Ну и характер, наверное, тоже сыграл свою роль.

Аманда несколько секунд помолчала.

— Прежде чем приехать сюда, я действительно кое-что прочитала об этой семье.

Она кинула на Уокера осторожный взгляд и поспешно продолжила, не дав ему ответить:

— На протяжении нескольких столетий все далтоновские мужчины славились буйным нравом, так ведь?

— Да, так по крайней мере говорят.

— А вот я не помню, чтобы отец отличался буйным нравом.

— Не помните?

По-видимому, Уокер собирался что-то сказать по поводу того, что ей следует помнить, а что нет, но потом передумал. Просто пожал плечами.

— Да нет, особенно буйным нравом он не отличался.

Аманда хотела было расспросить его об этом, но решила оставить эту тему. Перевела взгляд на девочку на картине. Коротко стриженные кудрявые черные волосы украшены розовой лентой, широко распахнутые невинные серые глаза, очаровательная детская улыбка…

Аманда не глядела на Уокера, но чувствовала, что он сейчас тоже смотрит на девочку. Знала, о чем он думает, и неожиданно поймала себя на том, что отвечает на его невысказанные сомнения.

— Люди с возрастом очень меняются. Взрослые часто не похожи на себя в детстве. И все же вы убеждены, что я никогда не была этой девочкой. Волосы у меня прямые, не вьются, как у нее. Рот у меня другой формы. И уши… вы обратили внимание, они посажены чуть выше, чем у меня? Ведь вы об этом сейчас думаете, Уокер?

— Да, более или менее, — произнес он после долгого молчания.

Она посмотрела ему прямо в глаза. Встретила его жесткий взгляд. Может быть, сегодня днем ей лишь померещилась тень сочувствия, мелькнувшая на его непроницаемом лице?

Аманда решила больше не пытаться развеять его сомнения.

— Кажется, мы все встречаемся перед ужином в гостиной?

— Да, таков здешний обычай.

Он отступил назад, давая ей пройти, и в этот момент в его глазах сверкнула искра гнева. Первая трещина в броне всегдашней невозмутимости, подумала Аманда. Теперь остается лишь решить, что же лучше: сердить Уокера Мак-Леллана дальше, чтобы он хоть что-нибудь к ней почувствовал, или придумать что-нибудь другое?

Глава 4

— Вечеринка… это именно то, что нам нужно, — решительно заявил Джесс после салата, — Представим Аманду всем нашим друзьям и соседям. Нy, скажем, через субботу. Мэгги, Кейт, вы займетесь всеми необходимыми приготовлениями.

— Хорошо, Джесс, — ответила Кейт.

— Становится жарко, — заметила практичная Мэгги; она в этот момент помогала Эрлин подавать горячее. — Почему бы не устроить пикник?

— С японскими фонариками у бассейна, — предложил Рис.

— В ту субботу будут показательные скачки, — возразил Салли.

Уокер наблюдал за Амандой, сидевшей напротив него, справа от Джесса. Похоже, эта идея не слишком ей улыбалась. Не то чтобы она явно выказывала недовольство, однако в глубине глаз, в выражении лица появилась едва заметная тревога.

— Джесс, может быть… — нерешительно начала она, но ее тихий голос потерялся в шумном взрыве, которым Джесс отреагировал на слова младшего внука.

— А тебе-то с какой стати ехать на эти скачки? Ты же не принимаешь в них участия. Ни в этих, ни в каких других.

Салли потемнел, как туча.

— Я готовил лошадей для скачек, и будь я проклят, если не поеду посмотреть, как они выступают. Скачки продлятся три дня, черт возьми! А двое из моих наездников еще ни разу в таких не участвовали.

— Ну и что? Другие зато участвовали. И нечего поднимать такой шум, как будто это Олимпийские игры. Ты прекрасно знаешь, кто финансировал эти скачки — барбекю-кафе. Призы будут пахнуть жареным мясом.

— Это проверка и для коней, и для наездников. Я должен там присутствовать.

— Нет. Ты должен быть здесь. Понятно? — Джесс помолчал. — Ты меня понял, Салли?

Лицо Салли побагровело, в глазах бушевала ярость. Однако он сдался:

— Да, я понял.

За столом наступило тяжелое молчание. Мэгги села на свое место и заговорила легким небрежным тоном, который сразу снял напряжение.

— Я вообще удивляюсь, Салли, как это ты хочешь уехать. Тебе ведь этим летом надо выезжать больше десятка новых лошадей.

Ее слова позволили Салли с достоинством выйти из положения. Он обернулся к ней с мимолетной улыбкой:

— Да, это верно.

— Насчет вечеринки, Джесс, — произнесла Кейт, — приглашаем тех же, что всегда?

Джесс кивнул.

— Вызовите тот оркестр из Нэшвилла, что мы приглашали в прошлый раз.

— Две недели не такой большой срок, — заметил Уокер. — Оркестр, может быть, уже ангажирован на ту субботу. Это обойдется вам недешево, Джесс.

— Не имеет значения.

Джесс, который только что с презрением отмел предстоящие скачки как не стоящие внимания, поскольку они обещают принести лишь незначительные денежные призы, по-видимому, не замечал непоследовательности собственного поведения. С ласковой улыбкой он обернулся к Аманде:

— Тебе понравятся наши друзья и соседи, радость моя.

— Да, я в этом уверена, — пробормотала она в ответ.

Интересно, подумал Уокер, почему она в конце концов решила не возражать? Может быть, пример Салли показал ей, что с Джессом спорить бесполезно? По лицу ее он ничего не мог угадать.

Лицо, кстати, просто прелестное. Даже рядом с Кейт Аманда обращает на себя внимание. Ее хрупкая красота особенно выделяется на фоне этих крупных, массивных, бронзовых от загара людей. Даже легкое летнее платье, кажется, с любовью льнет к ее телу. В хорошем вкусе ей, во всяком случае, никак нельзя отказать.

Уокер наблюдал за тем, как она медленно пьет красное вино, выбранное Джессом для сегодняшнего ужина — отметить ее возвращение, как он сказал, — и вполуха слушал, как Рис рассказывает ей, чем знамениты летние вечеринки в «Славе», сколько их устраивается каждый год и чем хорош оркестр из Нэшвилла. Казалось, Рис старается загладить грубость Салли. Он вел себя с «кузиной» так вежливо и по-дружески, что Джесс лучшего и пожелать бы не мог.

— Вы все так же любите ездить верхом?

— Боюсь, что нет. — Она не стала распространяться на эту тему.

— Жаль. До самых красивых мест в «Славе» можно добраться только верхом. Вот, например, горная конная тропа с великолепным водопадом.

— Ничего, я люблю пешие прогулки.

У нее очень изящные руки, думал в это время Уокер. Небольшие, с длинными тонкими пальцами и аккуратными ноготками. Слабые, по всей видимости. Если вместе с серыми глазами она и унаследовала знаменитую далтоновскую мощь, то это никак не проявляется.

Господи, да что это с ним! Он рассуждает так, будто уверен, что она и есть настоящая Аманда Далтон. Между тем у него сейчас не больше оснований верить этому, чем сегодня утром или неделю назад. Даже меньше, в сущности. Ведь она сама признала, что не похожа ни на Кристин Далтон, ни на девочку на портрете, то есть на самое себя. И даже не попыталась никак объяснить это отсутствие сходства. Похоже, ей теперь все равно, верит ли ей он, Уокер. Она почувствовала, что Джесс ей верит, а это единственное, что имеет для нее значение. Доверие Джесса.

— Дорога к «Козырному королю» тоже очень красива, — говорила тем временем Кейт своим спокойным голосом. — Там есть ручей с мостиком и небольшой цветник. А дальше, за пастбищами, открывается прекрасный вид на долину. Если вы, конечно, не боитесь идти через пастбища.

Вот… даже Кейт ее признала.

— Боится, — услышал Уокер свой собственный голос. — Она боится лошадей.

Внезапно он поймал себя на том, что говорит так же враждебно и вызывающе, как Салли.

Аманда удивленно взглянула на него и ответила со спокойным достоинством:

— Раньше я любила лошадей, но в двенадцать лет упала с лошади и сильно ушиблась. С тех пор я их не люблю. Извините, если это кому-либо неприятно.

Уокер почувствовал себя последним подонком. Хотя, возможно, она все это придумала. Надо же ей придумать какое-то объяснение своему страху перед лошадьми: ведь настоящая Аманда их любила.

Джесс похлопал ее по руке.

— Мы все это понимаем, радость моя. — Он явно испытывал облегчение, найдя какое-то объяснение этому совсем не далтоновскому страху. — Кто знает, может, ты и не заметишь, как снова окажешься верхом.

Она взглянула на него с сомнением и улыбнулась:

— Может быть. Но пока я воздержусь ходить через пастбища.

— Здесь полно других дорог, — жизнерадостно проговорил Рис.

— И у меня есть карта, где они все отмечены. — Джесс снова похлопал ее по руке. — Напомни мне, радость моя. Она у меня в кабинете.

— Нести десерт? — спросила Мэгги.


В девятом часу Аманда извинилась и покинула гостиную, сославшись на усталость после трудного дня. Салли исчез еще раньше, сразу после ужина, не сказав, куда отправляется.

Однако вместо того чтобы подняться к себе в комнату, Аманда вышла из дома и остановилась у колонны, глядя на ухоженную лужайку перед домом.

Стоял конец мая. Вечерами было еще довольно прохладно. Здесь, в этих местах, солнце, казалось, садилось раньше, чем везде. Сейчас оно уже заходило в тeни гор. На фоне этого неяркого предзакатного света на небе появилась полная луна. Прохладный воздух дышал чистотой и свежестью. Аманду переполняли такие разнообразные впечатления, что мысли путались, сбивались. Пожалуй, она сегодня действительно слишком устала, чтобы привести их в порядок. Наверное, лучше подождать до завтра. Пусть все впечатления улягутся, а завтра она все как следует обдумает.

Однако Аманда чувствовала, что возвращаться в спальню бесполезно. Она все равно не заснет: слишком возбуждена. Усталый мозг никак не хотел успокоиться. Она может решить для себя, что лучше все отложить до завтра, но мыслям не прикажешь лечь и уснуть.

Трудно поверить, что она провела в «Славе» всего каких-нибудь полдня. Казалось, прошла целая вечность. И все же она чувствует себя здесь чужой. Боится сказать что-нибудь не то, сделать неверный шаг. Все они внимательно за ней наблюдают и относятся к ней по-разному — от холодноватого гостеприимства Мэгги до открыто враждебного вызова Салли.

Самую главную победу она уже одержала — Джесс. Он чуть не пляшет от счастья каждый раз, когда видит ее. Если только не случится что-нибудь кардинальное, что могло бы подорвать его веру — ну, например, определенно отрицательный результат генетических анализов, — никто и ничто теперь не сможет поколебать Джесса.

Даже Уокер Мак-Леллан.

В этой семейной драме он занял позицию стороннего наблюдателя и, по-видимому, намерен придерживаться ее до конца, оставаясь вне схватки. Такой беспристрастный юрист, стоящий выше низменных чувств и запутанных ситуаций. И все же…

Он наблюдал за ней пристальнее всех остальных, часто со сдерживаемым и все же заметным раздражением. Аманда испытывала определенное удовлетворение оттого, что ей, кажется, удалось смутить его трезвый, холодный аналитический ум. Однако это чувство удовлетворения омрачалось тем, что ей так и не удалось развеять его подозрения.

Дверь позади нее открылась. Взглянув через плечо, Аманда увидела Уокера. Он подошел и встал рядом.

— Что-то я не вижу вашей машины, — произнесла она только для того, чтобы что-то сказать.

— Я пришел пешком.

Он кивнул вправо. Аманда с трудом разглядела тропинку, начинавшуюся сразу за лужайкой и скрывавшуюся в лесу.

— Очень удобно, — заметила она.

— И неплохое физическое упражнение.

Голос его снова стал холодным, однако уходить он, по всей видимости, пока не собирался. Аманда попыталась найти подходящую тему для разговора.

— Почему Салли не участвует в скачках?

— Он, пожалуй, лучший наездник в этих краях, но он слишком крупный и тяжелый. С ним лошадь не может показать, на что она способна. Поэтому он тренирует лошадей, а другие их показывают.

— Как это должно быть… обидно. Не иметь возможности делать то, что любишь больше всего.

— Сочувствуете? Салли ненавидит сочувствие. А если говорить о том, что он больше всего любит, так это «Славу». Пока у Салли есть «Слава», он счастлив.

— Но она же ему не принадлежит. Я имею в виду…

Черт, и зачем она это сказала!

— Я понял, что вы имеете в виду. — В его бесстрастном голосе зазвучали сардонические нотки. — Да, «Слава» принадлежит Джессу. Он волен распоряжаться ею как хочет, отдать или завещать кому захочет. Все здесь это знают. И Кейт, и Салли, и Рис, выросшие здесь и вложившие в «Славу» свою душу, могут в один прекрасный день оказаться без крова, если Джессу так заблагорассудится. И уж если Джесс выскажет свое желание вслух, во всем штате не найдется такого судьи, который мог бы его распоряжение отменить. Вы это хотели знать?

Аманда промолчала, а когда заговорила, то сама испугалась, услышав, как дрожит ее голос.

— Вы, конечно, не поверите, но… мне не нужна «Слава». И деньги мне не нужны. Все, что я хочу, — это вернуть свое прошлое. И свое настоящее имя.

Уокер невесело улыбнулся.

— Вы правы. Я этому не верю.

Она не слишком удивилась, лишь почувствовала внезапный укол… чего? Боли?

— Ну почему вы не можете этому поверить? Почему у меня обязательно должны быть корыстные намерения?

— Наиболее правдоподобные мотивы чаще всего и оказываются достоверными. Алчность же среди них — один из самых вероятных. Не буду рассказывать вам, сколько я видел вполне нормальных людей, преданных родственников, которые начинали ссориться насмерть из-за завещания своего дорогого усопшего. Для меня отсутствие громких протестов при чтении завещания — исключение, а не правило.

— Пусть так. Но неужели вы не можете допустить, что для меня существует нечто более важное, чем деньги?

Аманда неожиданно осознала, что мнение этого скептически настроенного адвоката слишком много для нее значит. Когда это произошло?

— Я мог бы это допустить, — ответил он все тем же сухим бесстрастным тоном, — если бы во всем остальном вы говорили правду. Но это ведь не так, Аманда. Ваша история полна белых пятен, ваши воспоминания туманны, ответы уклончивы, а уж о том, как вы жили эти двадцать лет, можно только догадываться. Вы появились совершенно неожиданно, неизвестно откуда, без конца говорите о потере памяти, в то время как на карту поставлено огромное состояние. Продолжать дальше?

— Не надо. Вы высказались достаточно ясно.

Она отвернулась. Как бы она хотела сохранять такое же спокойствие.

— В таком случае мы друг друга поняли. Я не верю в то, что вы Аманда Далтон, и своего мнения не изменю, если только вы не представите мне гораздо более весомые доказательства.

— Ну что ж, могу только порадоваться, что здесь распоряжается Джесс, а не вы.

— Не слишком обольщайтесь. Если вы думаете, что Салли и Рис будут молча смотреть, как вы запускаете свои коготки в «Славу», значит, вы недостаточно добросовестно изучили семью Далтонов.

Не сказав больше ни единого слова, он спустился по каменным ступеням, пересек лужайку и скрылся в лесу.

Аманда долго стояла не двигаясь, даже не пытаясь ни о чем размышлять. Одна мысль, однако, появилась в ее усталом мозгу. Уокер Мак-Леллан определенно испытывает к ней недобрые чувства.


— Будьте осторожны, а то сгорите, — предостерегла Мэгги, пробегая через патио из левого крыла в основную часть дома.

Аманда поставила сумку с вещами возле шезлонга.

— Не беспокойтесь, на мне три слоя защитного крема, и два из них водонепроницаемые. У меня это уже вошло в привычку. Я себя знаю — могу сгореть даже под навесом в пасмурный день. Но я уже три дня смотрю на этот прекрасный бассейн. Больше нет сил терпеть.

Мэгги улыбнулась.

— Да, пожалуй, лучше начать сейчас, чем в июле. Может быть, выработается сопротивляемость.

— Будем надеяться. Джесс сказал, что он собирается поработать у себя в кабинете после завтрака, поэтому я решила прйти поплавать. А кстати, по вечерам здесь разрешается плавать?

— Разрешается. Но лучше не ходите одна. Дом такой большой. Мы можем не услышать, если вам понадобится помощь.

— Резонно. А как насчет собак? Они заходят в дом?

Домоправительница взглянула на доберманов. Собаки практически не отходили от Аманды с самого первого дня и теперь сидели по другую сторону шезлонга, с интересом ожидая, что она станет делать дальше.

— Вообще-то это не в их привычках. Но они, как видно, не хотят уходить слишком далеко от вас. Я слышала, они и спят у вас под дверью?

Аманда с легким раздражением посмотрела на своих четвероногих друзей.

— Если бы я им позволила, они бы спали у меня в комнате, может быть, даже на моей постели. Только Джесс, наверное, их не для этого держит.

— Нет, по ночам они должны бегать на свободе по всему дому.

— Вот и я так думаю.

— Хотя Джесс скорее всего не стал бы возражать, если бы вы впустили их к себе в спальню.

Аманда улыбнулась.

— Ну не знаю. Сейчас он в ярости оттого, что я никак не могу научиться играть в шахматы, которые он так любит.

— Не расстраивайтесь из-за этого. Он заставил нас всех научиться играть много лет назад, но настоящий соперник для него — только Уокер. Он говорит, что я слишком предсказуема, Салли слишком невнимателен, Рис, наоборот, чересчур осторожен, а бедняжка Кейт просто плохо играет.

Действительно, бедняжка Кейт… Аманда уже успела почувствовать, что Джесс относится к дочери с полным безразличием, которое даже хуже ненависти, и что Кейт знает об этом, так же как и все остальные.

— Ну что ж, думаю, я не совсем уж безнадежна. Я умею играть в покер и бридж.

— Если бы вы еще умели играть на пианино, было бы совсем хорошо.

Аманда сняла махровый халат, скинула с ног сандалеты.

— К сожалению, этому мама меня так и не научила, — небрежно проронила она.

На ней был простой черный раздельный купальник, скромный по теперешним стандартам, однако не скрывавший ее стройное тело. Если бы она могла нормально загорать, как все люди! Каждое лето для нее начиналось с одних и тех же страданий. Жидкость от загара, которо она пользовалась в последний раз, странно подействовала на ее кожу — придала ей какой-то желчный, бледно-желтый оттенок. Аманда успокаивала себя тем, что, воздерживаясь от загара, дольше сохранит кожу молодой. Но это утешение не очень помогало. Золотистое загорелое тело выглядит намного привлекательнее, чем эта ненавистная бледность. И потом она такая хрупкая. И на ее коже чуть что образуются синяки и ссадины.

Внезапно Аманда осознала, что Мэгги слишком уж долго молчит. Вскинула глаза и сразу поняла: она сказала что-то не то. Мысли заметались в голове. Что, что она сказала не так, Господи? Наверное, Кристин Далтон играла на рояле, и значит…

Мэгги улыбнулась.

— Может, это и к лучшему. Совершенство ни чему хорошему не приводит. Ну ладно. Не задерживайтесь на солнце слишком долго в первый день, Аманда.

— Не буду.

Домоправительница прошла через патио и вошла в открытые двери «солнечной комнаты».

Аманда стала спускаться по широким ступеням к воде. Собаки в первое мгновение вскинулись, потом остановились в нерешительности и в конце концов остались на берегу. Она вошла в прохладную воду, окунулась и медленно поплыла.

Аманда несколько раз проплыла туда и обратно, каждый раз все быстрее и энергичнее, по мере того как разогревались мышцы, наконец легла на спину и закрыла глаза.

Черт, что же она такое сболтнула несколько минут назад? И как раз сейчас, когда все пошло так хорошо!

Последние три дня все действительно шло хорошо. Она приехала во вторник, сегодня суббота. Прошедшие дни оказались не такими напряженными, как она опасалась. Джесс с удовольствием проводил с ней время, рассказывая о семье Далтонов, о здешних местах, об их истории. Они часами рассматривали альбомы с фотографиями, записные книжки с вырезками из газет и журналов.

Что же касается остальных обитателей «Славы», то их отношение к ней с первого вечера практически не изменилось. Мэгги держалась дружески-нейтрально, Кейт, по-видимому, ее избегала, однако, если они все же встречались, вела себя достаточно приветливо. Салли проводил почти все время в конюшнях, в доме появлялся только во время обеда и ужина и к Аманде относился по-прежнему враждебно. Зато Рис выказывал столь демонстративную дружбу и преданность, что Аманда сразу перестала ему доверять. Из принципа.

И еще Уокер. Каждый вечер он появлялся в доме за ужином. По-видимому, его приглашали, хотя Аманда ни разу этого не слышала. Он все так же пристально наблюдал за ней. По всей видимости, ждал, чтобы она чем-нибудь себя выдала. Несколько раз она ловила выражение гнева в его глазах, но открытых стычек между ними больше не происходило. И на том спасибо.

Пожалуй, пора начинать искать ответы, за которыми она сюда приехала. Дни бегут все быстрее, словно подгоняемые жаркими южными ветрами.

Аманда с сожалением покинула мирную колыбель бассейна и выбралась на ступени. Остановилась на минуту, чтобы отжать мокрые волосы, и потянулась за полотенцем. В ту же секунду собаки глухо заворчали, раздался громкий свист. Аманда вздрогнула, накинула на плечи полотенце и обернулась.

В нескольких шагах от нее стоял незнакомый человек и внимательно ее рассматривал. Аманда сразу почувствовала себя обнаженной и беспомощной. Она-то думала, что все садовники уже закончили работать. Похоже, что она ошибалась.

Но нет, этот человек не садовник. Лет около сорока, худощавый, довольно красивый, одет в джинсы и рубашку из джинсовой ткани с короткими рукавами. На ногах высокие сапоги для верховой езды… Тренер, наездник?

— Вы, должно быть, Аманда? — произнес низким хрипловатым голосом.

Сердце у нее подскочило. Кровь бросилась в лицо, но теплое утреннее солнце тут было ни при чем. Одним взглядом своих голубых глаз незнакомец, казалось, сбросил с нее полотенце и стянул купальный костюм. Голос его так явно выражал сладострастное одобрение, как будто он шлепнул ее по заду и позвал к себе в постель. Аманда с ужасом почувствовала, что, хотя и сердцем и умом испытывает к нему отвращение, однако тело ее реагирует по-своему, словно повинуясь какому-то примитивному плотскому сигналу, исходящему от незнакомца.

Она сбросила полотенце и накинула махровый халат, который теперь показался ей слишком коротким.

— Да, я Аманда. А вы кто?

— Виктор Мур, — произнес он все тем же хрипловатым голосом, в котором чувствовался намек. — Я руковожу здесь программой выращивания и воспитания.

Он, наверное, имеет в виду лошадей. А может быть, и нет…

— Понятно.

Кажется, ей удалось овладеть своим телом, и, к счастью, без особых усилий. По-видимому, первая реакция была чисто инстинктивной. Так сжимается все внутри при виде паука или змеи.

Он подошел ближе.

— Я пришел поговорить с Джессом, — заявил он, хотя Аманда его ни о чем не спрашивала. — Все это время я был занят, поэтому и не смог вовремя поприветствовать блудную внучку. Уезжал покупать лошадей.

Чтобы чем-то занять себя, Аманда, сев в шезлонг, принялись копаться в сумке, будто разыскивая очки от солнца.

— Я думала, что покупкой лошадей занимается Салли.

Она произнесла это лишь для того, чтобы что-то сказать.

— Он закупает скаковых лошадей для показа. И конечно, он отвечает за их тренировки. Я же вывожу породу. Джесс вообще любит… распылять обязанности между людьми. Вы понимаете, что я имею в виду?

Да, она это уже поняла. Джесс Далтон старала организовать дело так, чтобы ни один человек в «Славе» не имел слишком большой власти, кроме него самого. Конечно же, Салли вполне мог бы справиться со всем, что касалось лошадей. И Рис, без сомнения, способен на большее, чем та незначительная должность младшего вице-президента компании «Далтон индастриз». Джесс явно не желал, чтобы его внуки сколько нибудь существенно влияли на финансовое положение семьи, во всяком случае, пока он жив.

Виктор уселся в кресло, стоящее рядом с ее шезлонгом. Улыбаясь, окинул ее долгим взглядом.

— Должен сказать, вы очень приятное дополнение к семейству.

Собаки постоянно держали его в поле зрения, однако без заметной враждебности.

— Вы очень любезны.

Хорошо, что на ней темные очки. Они помогают выдержать нейтральный тон. Собаки, может быть, и не решили пока, как к нему относиться, но Аманда уже все поняла. На его правой руке она разглядела татуировку, выполненную весьма искусно и во всех подробностях — жеребец покрывает кобылу.

Виктор, как видно, не заметил — или не пожелал заметить — иронии, прозвучавшей в ее словах.

— Точно говорю. И потом, приятно наконец увидеть среди Далтонов маленькую женщину, для разнообразия.

Интересно, верит ли он, что она и есть та, за кого себя выдает, или просто во всем вторит Джессу? Однако еще больше ее заинтересовало другое. В его словах прозвучала явная пощечина Кейт.

— Не знаю, как можно предпочесть маленькую женщину высокой, — сухо заметила она. — Особенно если высокая хороша так, как Кейт Далтон.

Виктор улыбнулся и произнес едва слышно:

— Разные ласки для разных людей. Мне нравятся маленькие женщины.

Хватит, решила Аманда. Виктор, без сомнения, схватит наживку, если она ему ее подбросит, но он достаточно умен, чтобы рисковать своим положением, открыто оскорбляя кого-либо из Далтонов, как бы он к ним ни относился. Аманда сама не знала, почему она в этом настолько уверена, просто интуиция, которая практически никогда ее не подводила. И еще в одном она была уверена. Виктор с удовольствием отпускает скользкие намеки, но дальше разговоров не пойдет, опасаясь, что это может повредить ему в глазах Джесса. Рассудив таким образом, Аманда почувствовала, что его плотоядные взгляды больше на нее не действуют.

Самое время попытаться поискать ответы на свои вопросы.

— Вы здесь давно работаете?

— Больше двадцати лет. Я начал работать у Джесса конюхом и выгуливал лошадей, еще когда учился в колледже. Вы меня не помните, Аманда? Я-то вас хорошо помню. Такая худенькая малышка со спутанными волосами и ободранными коленками. — Он небрежно перешел на «ты». — И у тебя всегда не хватало одного зуба. Ты вечно путалась под ногами. Если мне хотелось избавиться от тебя, достаточно было назвать тебя Мэнди. Ты ненавидела это имя.

— Я и теперь его ненавижу. — Аманда говорила безразличным тоном, однако на самом деле Виктор теперь полностью овладел ее вниманием. — Ты был здесь в то лето? В ту ночь?

— А ты что, не помнишь?

Она покачала головой.

— Только какие-то куски. Ничего связного. Так ты был здесь?

— Да, был.

Он покачал головой, нахмурил брови.

— Ты, конечно, помнишь Мэтта? — неожиданно спросил он.

— Мэтта?!

— Мэтта Дарнелла. В то время он был старшим тренером.

Теперь пришла очередь Аманды недоуменно нахмурить брови. Она надеялась, что солнечные очки скроют ее растерянность.

— Дети, наверное, не очень-то обращают внимание на взрослых, — нерешительно начала она.

Выражение его лица изменилось. На нем появилась насмешливая улыбка.

— А вот это странно. Уж его-то ты должна помнить. Если ты, конечно, на самом деле Аманда Далтон.

Она сделала над собой громадное усилие, чтобы не вздрогнуть.

— Вот как? Скажи, Виктор, а ты помнишь, с кем встречался в девять лет? Даже малознакомых людей?

— Нет, конечно. Но уж отчима я бы наверняка запомнил. Или, может быть, Кристин не вышла за него замуж после гибели Брайана?

Солнечные блики заплясали перед глазами Аманды, почти слепя ее. Голова закружилась. Она услышала свой собственный, неправдоподобно спокойный голос, словно откуда-то издалека:

— О чем ты говоришь?

— Я говорю о романе твоей матери с Мэттом Дарнеллом, Аманда. О связи, которая наверняка продолжалась после ее бегства. Потому что он сбежал вместе с ней.

Какой яркий свет… Он жжет глаза, прожигает мозг, не дает думать.

— Ты ошибаешься, — снова услышала она свой собственный голос. — Она… мы уехали в ту ночь одни… вдвоем с мамой.

— Ну конечно. А то, что Мэтт собрал свои пожитки и уехал в ту же ночь, — чистое совпадение. Послушай, я точно знаю, Мэтт был влюблен в Кристин. Он просто не мог этого скрыть. Я сам не раз слышал, как он умолял ее бежать с ним. И я знал, что они спят прямо в конюшнях. Да я сам застал их за два дня до этого на горе лошадиных подстилок. И можешь мне поверить, они не в первый раз этим занимались. Это продолжалось не один месяц.

Человек с изображением лошадиной случки на руке теперь не скрывал своей грубой примитивной натуры. Даже несмотря на растерянность, Аманда чувствовала, с каким злобным наслаждением он описывает ей прелюбодеяние матери.

— Если он и не уехал тогда, значит, потом последовал за вами.

— Я тебе не верю.

— Как знаешь… Аманда. Говорю тебе, у них был роман. Если нужны доказательства…

— Виктор!

Они обернулись одновременно. В открытых дверях «солнечной комнаты» стояла Мэгги. По выражению ее невозмутимого обветренного лица и спокойному голосу невозможно было понять, слышала ли она хотя бы часть их разговора.

— Джесс тебя ждет.

Виктор поднялся на ноги. Обернулся к Аманде:

— Приятно было познакомиться, Аманда. Аманда ничего не ответила. Молча наблюдала, как он шел к Мэгги, как они оба скрылись в доме. Долгое время она сидела неподвижно. Потом вскочила, взяла сумку, сунула ноги в сандалеты и быстро пошла в дом. Поднялась на второй этаж, благодаря судьбу за то, что никто не встретился по дороге. Вошла к себе в комнату и заперла дверь. Бросив сумку, прошла в гардеробную, где стояли ее чемоданы. Меньше чем через минуту раскрытый чемодан лежал на кровати, а в руках она держала один из дневников Кристин Далтон.

«Прошлой ночью мне приснилось, будто меня захватила гроза. Раскаты грома оглушали, молния сверкала так ярко, что я почти ослепла. Я не знала, что делать. Оставалось только найти какое-нибудь укрытие и переждать. Хотела бы я знать, эта гроза — спасение или западня?»

Вначале эта запись не привлекла внимания Аманды, и лишь вернувшись к ней в третий или четвертый раз, она заметила здесь нечто странное и непонятное. Странность заключалась в том, что раньше Кристин никогда не говорила о своих снах. А вот после этой записи, всю последнюю неделю, проведенную в «Славе», она часто упоминала сон с грозой.

Гроза во сне… Метафора? Может быть, Кристин имела в виду бурный любовный роман?

Аманда начала медленно перелистывать страницы, просматривая записи, сделанные после третьего июня. «Ветер хлестал так, что я больше не могла этого выдержать…», «Дождь впивался в кожу, словно огненными иглами…», «Гром отдавался во всем теле, как бешеное биение сердца…», «Буря захватила меня, унесла в своей слепой ярости… я оказалась беспомощна перед ней…», «Я не могла сопротивляться… оставалось лишь сдаться, уступить той силе, что во много раз превосходила мою волю…»

За этими красочными описаниями, которые сами по себе были необычны для Кристин, ощущалась едва сдерживаемая чувственность. Примитивная ярость, описываемая ею, могла означать грозу, а возможно, бурную любовную связь.

Аманда закрыла дневник и задумалась, глядя на него невидящими глазами. Кристин не запирала дневники в потайном ящике, скорее всего они лежали в письменном столе или на ночном столике, там, где любой мог свободно их увидеть. Любой мог их прочитать. А если так, значит, Кристин Далтон приходилось думать о том, что она пишет и как пишет.

Может быть, движимая желанием выразить переполнявшие ее чувства и в то же время скрыть их oт любопытных глаз, она изобрела свой собственный язык, специально для дневников? Возможно, повторяющийся «сон» о яростной грозе — лишь метафора, означающая бурные свидания с любовником? А если так, то, может быть, и остальные записи на этих линованных страницах — тоже метафоры чувственных переживаний и событий, которые Кристин хитроумно скрыла от посторонних глаз?

Правда, в некоторых случаях она писала достаточно откровенно. Аманда еще до приезда сюда поняла, что Кристин жила не слишком счастливо. Она и не пыталась скрыть неудовлетворенность своей жизнью. Не раз повторяла — особенно в первый год замужества и в последний год в «Славе», — что ощущает свою «полную никчемность» и что ей не следовало бросать колледж. А ее мнение о многих знакомых, откровенное и чаще всего чисто интуитивное, оказалось, как теперь смогла убедиться Аманда, очень верным.

Аманда раскрыла дневник на последней записи, сделанной через два дня после отъезда Кристин из «Славы».

«Аманда почти всю дорогу проспала, бедняжка. Наверное, она все еще в шоке. Зато теперь она спасена. Мы обе спасены. И возвращение в „Славу“ невозможно. Никто из нас не сможет туда вернуться. Никогда».

— Проклятие! — вырвалось у Аманды. — Что все это может значить?

Ответа не было. Она вернула дневник на прежнее место и поставила чемодан обратно в гардеробную. Приняла душ, чтобы смыть хлорку после купания в бассейне. Высушила волосы, небрежно стянула их сзади шелковым шарфом, надела джинсы, кремовую блузку с короткими рукавами и свободного покроя жилетку из джинсовки. Одеваясь, она не переставала думать о том, что сказал Виктор. Можно ли ему верить? Вернее, можно ли не верить ему? Какой ему смысл врать о том, что произошло двадцать лет назад? Тем более если все участники происшедшего либо мертвы, либо давно исчезли. Аманда не видела в этом смысла. А записи в дневниках если и не подтверждали напрямую, то, во всяком случае, указывали на возможность тайной любовной связи.

И почему бы нет в конце концов? В 1975 году Кристин Далтон было за тридцать, она была очень чувственной женщиной, а замужество ее, как Аманда теперь знала из дневников, не было безоблачным. Летом Брайан часто и подолгу оставлял жену в «Славе», разъезжая с лошадьми по всему юго-востоку.

Кристин не слишком любила лошадей, скорее она их терпела, хотя и умела ездить верхом. Какая ирония судьбы, если она и в самом деле бегала на свидания в конюшни, о которых так часто писала с неприязнью. «Если нужны доказательства…» Какие доказательства имел в виду Виктор? Не мог же он, самом деле, прятаться в конюшнях и тайно фотографировать любовников. Или мог? Для собственного удовольствия, например, чтобы пощекотать себе нервы. А может быть, в надежде добиться повышения оплаты с помощью шантажа…

А может быть, она вообще несправедлива к Виктору.

Как бы там ни было, она должна еще раз с ним поговорить. Он знает — или уверен, что знает, — том, что происходило тогда летом. Может быть, он что-то видел и той ночью. Надежды на это, конечно мало, но попытаться все равно надо. Она должна выяснить, что произошло той ночью. В конце концов, за этим она сюда и приехала.

Аманда сошла вниз. У Мэгги, которая разбирала почту на мраморном столе, она спросила, где можно найти Виктора.

— Он уехал в Кентукки, на распродажу лошадей.

— И когда он вернется?

Мэгги пожала плечами.

— Думаю, не раньше, чем через неделю. А может и позже. У него в грузовике есть телефон, так что, если вам необходимо с ним поговорить…

Аманда заставила себя улыбнуться.

— Да нет… Просто… Я подумала… он же был здесь двадцать лет назад, может, он смог бы помочь мне кое-что вспомнить.

— Значит, вы об этом разговаривали у бассейна? А я подумала, что он к вам клеится.

— И это тоже. Мне кажется, у него это происходит автоматически.

— Ну, не скажите. Он не ко всем женщинам пристает. Только к тем, кто моложе шестидесяти пяти. Но он слишком дорожит своей работой, чтобы делать глупости, так что с ним у вас проблем не будет.

Аманда кивнула. Потом начала нерешительно:

— Мэгги… а вы не можете мне ничего рассказать о том лете? Вы ведь были здесь.

Мэгги сортировала почту, не глядя на Аманду.

— Да, я была здесь. Но если вы спрашиваете, знаю ли я, почему Кристин уехала, то я отвечу «нет». В то лето она казалась точно такой же, как всегда.

— Они с моим отцом… не ссорились?

— Не больше, чем обычно.

— Я не помню, чтобы они вообще ссорились.

Мэгги взглянула на нее.

— Неудивительно. При всех своих недостатках Кристин и Брайан были хорошими родителями. Они никогда не ссорились в присутствии ребенка. И вообще в чьем-либо присутствии.

— И тем не менее вы знали о том, что они ссорились.

Губы Мэгги чуть изогнулись в улыбке.

— Дом большой, и стены здесь толстые. Но когда живешь вместе с другими людьми долгое время, многое о них узнаешь. А я прожила здесь сорок лет. Далтоновские мужчины всегда относились к женщинам как к собственности. Я бы сказала, у них это как навязчивая идея. А Брайан был одержим Кристин. Она же… любила пофлиртовать, любила мужчин, любила, чтобы на нее обращали внимание. Иногда специально делала так, чтобы Брайан видел, как другие мужчины ею любуются. Мне, во всяком случае, так казалось.

— Зачем ей это было нужно?

— Вызвать его ревность, заставить его обратить на себя внимание. Точно не могу сказать. Это ведь было давно, и в то время я не слишком много об этом думала. Меня это не касалось. Кристин со мной не откровенничала. У меня же были свои дела, и помимо них я не много замечала. Понимаете, Аманда, никто ведь тем летом не предполагал, что произойдет что-нибудь… необычное. Если бы мы это знали, наверное, больше бы заметили. Так что я, к сожалению, ничем не могу вам помочь.

— Жаль. Но я и не ждала, что это будет легко. Я имею в виду, выяснить, что же произошло в ту ночь. Как вы сказали тогда, в первый день, двадцать лет — немалый срок.

Мэгги кивнула, потом вручила Аманде пачку конвертов.

— Отнесете это Джессу в кабинет?

— И опять попасть на очередную партию в шахматы?

— Да. Это именно то, что от вас требуется.

Глава 5

Аманда просидела за шахматами примерно час и даже удостоилась одобрительной улыбки Джесса. Она не переставала задавать себе вопрос, с какой стати он тратит время на ее обучение, зачем вообще садится играть с ней в шахматы. Особенно теперь, когда ему осталось так мало жить. По-видимому, решила она, эти уроки — лишь повод, чтобы побыть с ней. И кроме того, он, вероятно, стремится по возможности вести нормальную жизнь, не думая о том, что его ожидает.

Аманда пока не решила, какие чувства вызывает в ней болезнь Джесса (о которой он сам ей еще не сказал). В общем-то он все еще оставался для нее почти чужим человеком, и никакого горя она пока не чувствовала. Возможно, это придет позже, кто знает… Джесса в принципе трудно любить, теперь она это поняла. Он не обращал никакого внимания на дочь, к одному из своих внуков относился с презрением, другого безжалостно подавлял. Подчиненные его уважали, но ни один из них не испытывал к нему сколько-нибудь теплого чувства. Ему, похоже, на это наплевать. Он и не пытался вызвать симпатии окружающих людей.

Однако с Амандой все было по-другому. Непонятно, стоило ли ему это каких-нибудь усилий или получалось само собой. Как бы то ни было, Аманде с ним было хорошо.

После ленча он небрежно сообщил ей, что едет по делам в Эшвилл — единственный сколько-нибудь заметныи город в этой части штата — и вернется только к вечеру. Он не предложил Аманде поехать с ним. Лишь после того как он уехал, Мэгги объяснила, что «по делам» означает еженедельные медицинские процедуры и что Джесс в этих случаях всегда ездит один.

— Он никого в это время не выносит, — пояснила домоправительница, когда огромный «кадиллак» скрылся из виду.

— Наверное, он плохо себя чувствует после процедур, — предположила Аманда, вспомнив слышанные ею ужасные истории об этой болезни.

— Да, достаточно скверно. Конечно, доктора делают все возможное, чтобы победить болезнь.

Аманда удивленно вскинула глаза на домоправительницу.

— Победить болезнь?! Но… я так поняла… вернее, Салли сказал, что это неизлечимо.

— Какая чепуха! Для того чтобы свалить Джесса, нужна не одна опухоль. Он поправится. Все будет хорошо.

— Будем надеяться, — медленно проговорила Аманда.

— Говорю вам, так и будет. Вы, кажется, собирались пойти погулять, Аманда?

— Да, хотела отойти немного подальше от дома.

— Карта у вас есть?

Аманда похлопала по карману джинсов.

— Джесс сделал мне копию. Не волнуйтесь, я не заблужусь.

— Главное, не сворачивайте с тропинок. И будьте осторожны — у нас много змей.

Аманда благодарно улыбнулась, дождалась, пока Мэгги скрылась в доме, и спустилась по широким ступеням на лужайку. Собаки уже ждали ее.

— Ну, куда пойдем, ребята?

Доберманы молча смотрели на нее. Они вообще оказались молчаливыми существами. Аманда еще ни разу не слышала их лая.

Да, как видно, от них помощи ждать не приходится. Аманда вздохнула, взглянула вперед, туда, где за аккуратной ухоженной лужайкой начиналась тропа к «Козырному королю», и покачала головой. Нет, только не туда.

Она раскрыла карту.

— Пойдем на северо-запад, ребята. Там полно горных троп. Как, согласны?

«Ребята» ответили ей лишь взглядами. Аманда быстро пошла вперед, глубоко вдыхая теплый воздух, напоенный ароматом жимолости. Стоял конец мая, жара еще не началась, но приближение ее уже чувствовалось. Дул легкий приятный ветерок, ярко светило солнце. Щурясь от солнца, Аманда быстро дошла до тенистых деревьев, взбегавших вверх по северо-западному склону холма.

Время от времени тропу перегораживали поваленные деревья, и Аманде приходилось их обходить. Она с удивлением заметила, что собаки будто разделили обязанности между собой. Одна из них постоянно оставалась у ног Аманды, другая вырывалась вперед, отбегала на несколько минут, но потом возвращалась и снова занимала свое место.

Интересно, от чего они ее пытаются защитить? Впрочем, Аманда не стала слишком над этим задумываться.

Подъем казался довольно пологим, так что Аманда даже удивилась, поднявшись на скалу и обнаружив, как высоко она взобралась. В просвете между деревьями виднелось крыло дома, часть сада, кусок зеленого пастбища, а за ним один из амбаров.

И еще Аманда увидела… Вначале она даже зажмурилась, не веря своим глазам. Потом прищурилась, вгляделась внимательнее. Двое людей в саду. Наверное, ни с какого другого места их невозможно было бы увидеть за высокой изгородью из кустарника и решеткой с красными и белыми розами наверху. Трава там, надо думать, мягкая. Во всяком случае, можно им этого пожелать…

Даже с этого расстояния Аманда разглядела, чем они там занимаются.

— Вот так так, — обратилась она к собакам. — Значит, когда кот в отъезде, мышки выбегают порезвиться. Не думаю, чтобы Джесс одобрил такие игры у себя в саду, да еще средь бела дня.

И кто бы мог ожидать такого от Кейт! Это, конечно же, она. У кого еще могут быть такие блестящие царственные волосы, разбросанные в непривычном беспорядке. Кроме них двоих, здесь больше нет женщин с такими черными волосами.

— В тихом омуте… Никогда не знаешь, чего ждать от людей, — снова обратилась она к собакам.

Ей стало забавно и почему-то неожиданно весело. Почти не чувствуя никакой вины за то, что продолжает смотреть в ту сторону, Аманда попыталась разглядеть мужчину, заранее уверенная в том, что он не темноволосый и не похож на ястреба. Она оказалась права. Это был блондин с широкими плечами, покрытыми ровным золотистым загаром.

Конечно, она видела еще далеко не всех обитателей «Славы», и все же…

— Кажется, я знаю, кто это, ребята. Ну и хитрецы же они! И виду не подали в тот день. А как вы думаете, почему Кейт тайно встречается со своим любовником? Она достаточно взрослая и может делать все, что хочет. А Джессу, как я понимаю, все равно, с кем она спит. Может, она оберегает свою репутацию?

Один из доберманов, Гэйси — теперь Аманда различала их по именам, — очень внимательно слушал ее, однако своего мнения не высказывал. Через минуту вернулся Банди. Гэйси, в свою очередь, умчался прочь, обследовать дальние заросли вереска, а Банди уселся рядом с Амандой, вопросительно глядя на нее.

— Опоздал — значит, проворонил, — ответила на его взгляд Аманда.

Наконец она отвернулась и покинула свой наблюдательный пункт, снова оставив любовников наедине.

Если подняться повыше, наверное, можно увидеть что-нибудь еще интересное, и Аманда решительно двинулась вверх. Она, конечно, не собиралась шпионить за Беном и Кейт, просто хотела посмотреть на «Славу» с высоты.

Подъем становился все круче. Время от времени Аманда останавливалась, чтобы перевести дыхание, рассеянно думая о городской жизни, делающей человека рабом колес.

Внезапно послышался стук копыт. Земля задрожала у нее под ногами задолго до того, как показались лошади. Аманда успела свернуть с тропы. Отошла на добрые двадцать пять — тридцать футов к тому времени, как по тропе промчались три лошади. Всадники в защитных шлемах низко пригнулись в стременах, чтобы не задеть за ветви деревьев.

Аманда наблюдала за ними без особого интереса. Наездники — две молодые женщины и молодой человек — по-видимому, хорошо знали свое дело. Впереди скакала женщина на сером коне, двое других — на гнедых. Сосредоточенные лица, громкий стук копыт, храп лошадей, звон металла, скрип кожи… Все это промчалось мимо.

Когда всадники уже скрылись за поворотом, ветер переменился, и до Аманды донеслись запахи лошадиного пота и кожи. Внутри у нее все сжалось в тугой комок, голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Ей пришлось ухватиться за деревцо, чтобы не упасть. Дрожащей рукой она вытерла холодный пот с лица. Дыхание гулом отдавалось в ушах.

Что такое… с каждым днем становится все хуже. Эта мысль и удивила, и напугала ее. Вначале все было вполне терпимо, однако на третий день пребывания в «Славе» даже легкий ветерок со стороны конюшен или пастбищ вызывал головокружение и тошноту. А прошлой ночью она проснулась от кошмара, который, к счастью, почти весь стерся из памяти. Она помнила только, что вокруг пахло лошадьми и что она была напугана. Она не знала, что это означает, но каждый раз после таких снов в ней надолго оставалось паническое ощущение страха, она чувствовала головокружение и тошноту. Часами в ней жило непреодолимое желание бежать, скрыться, спастись, пока не поздно.

Пока не поздно… что? Что должно произойти? Этого она не знала. Так же, как и причин своего необъяснимого ужаса перед лошадьми. Она не помнила, чтобы когда-нибудь падала с лошади. Ту историю она просто наспех придумала для Джесса и остальных. И тем не менее всегда, сколько она себя помнила, где-то в самых глубинах ее существа жил страх перед лошадьми, и возникал он даже не от их вида, а от запаха.

Она попыталась стряхнуть с себя оцепенение, но это оказалось невозможно. Ветер давно унес запах коней, но Аманда все еще дрожала.

— Ладно… оставим осмотр до другого раза, — произнесла она дрожащим голосом.

Аманда нащупала в кармане карту, развернула ее и начала отыскивать тропинку — любую, — которая увела бы ее от конных троп и привела в конце концов к дому. Не прошло и нескольких минут, как она повернулась и в сопровождении явно обеспокоенных собак, жавшихся к ее ногам, пошла вниз.


— Мы сошли с ума. На траве, как какие-нибудь юнцы. Нас могли увидеть.

— Никто нас здесь не увидит. Садовники уже закончили работу, Мэгги занята в доме, Аманда пошла гулять — ты сама мне сказала. Тренеры и наездники вернутся не раньше чем через час. Салли с кузнецом в амбаре, Джесс не вернется до вечера. И потом, здесь даже безопаснее, чем в других местах.

— Но это неприлично. И у меня на блузке теперь останутся пятна от травы.

Впрочем, по голосу Кейт чувствовалось, что ни то, ни другое ее не слишком беспокоит. Она лениво потянулась. Бен с наслаждением смотрел на нее.

— Ты прекрасна, Кэти.

— Не называй меня так!

— Мне это нравится.

— А мне нет.

Солнечные блики, проникавшие сквозь листву, покрывали золотистое тело Кейт таинственными соблазнительными тенями. Бен обожал смотреть на нее. Ему хотелось лишь одного — чтобы у них когда-нибудь хватило времени полностью раздеться. Хорошо бы в постели. Еще лучше провести в постели с ней всю ночь. А совсем замечательно — проснуться на рассвете вместе с Кейт. Как она, сонная? Внезапно Бена охватило безумное желание, чтобы это произошло.

Но как это сделать, как? Кейт отмеряет время, проводимое с ним, по минутам…

Неожиданно Бен услышал свой собственный голос:

— Ну почему, почему мы не можем спать вместе?

— Я ведь предлагала тебе прийти в дом. Ты сам отказался.

— Ты бы все равно не позволила мне остаться на всю ночь.

Она молчанием выразила согласие.

— У меня тоже есть постель, как тебе известно. Хорошая кровать в спокойной уютной квартирке. Почему мы не можем провести там ночь?

— Я слишком стара, чтобы прокрадываться домой на рассвете.

Кейт стянула блузку на груди. Подняла руку к волосам.

— А это что еще за…

Бен засмеялся. Наклонился, чтобы поцеловать ее.

— Прости. Мне так нравится, когда у тебя волосы распущены. Я вынул шпильки, когда ты была в угаре. Хотел видеть, как они колышутся.

Да, они, наверное, здорово колыхались, подумала Кейт. Сегодня она уж очень… активничала. К своему собственному удивлению, она почувствовала, как щеки вспыхнули огнем. Кейт считала, что она давно утратила способность смущаться в присутствии мужчины. И абсолютно не стеснялась с Беном. Однако в последнее время он, казалось, приобрел способность вызывать у нее чувство неловкости и смущения.

— Проклятие! — пробормотала она и попыталась пальцами расчесать волосы. — Ты же знаешь, у меня нет с собой расчески. Что подумает Мэгги!

— Она тебе давно уже не нянька, Кейт.

Бен притянул ее к себе, с видимым наслаждением запустил длинные пальцы в ее волосы. Кейт говорила себе, что нужно оттолкнуть его, встать, привести себя в порядок и уйти, небрежно попрощавшись, как были заведено между ними. Но ей этого не хотелось. Не хотелось вставать, не хотелось двигаться. Не сейчас. Его руки творили чудеса. Сейчас Кейт казалось, что она могла бы пролежать здесь с ним целый день. Его рука снова распахнула на ней блузку и теперь ласкала грудь. Его рот снова и снова впивался в ее губы. Ненасытные пронизывающие поцелуи словно поглощали ее всю, целиком.

Внутри поднималось неукротимое желание, и, как всегда в эти минуты, она вдруг почувствовала странную неуверенность, почти страх. С другими мужчинами такого никогда не происходило. И с Беном это длилось недолго. Она даже не успевала понять, что это такое, но каждый раз, сталкиваясь с этим ощущением, она пугалась до такой степени, что говорила себе: «Все, это последний раз».

До следующего раза…

— Моя очередь поработать, — прошептал Бен, касаясь ее губ. — Твоя очередь наслаждаться. Лежи спокойно, не двигайся.

Он опустил ее руки на траву, и Кейт вся растворилась в ощущениях, так, словно это происходило в первый раз.

Он хорошо ее знал. Искусные пальцы трогали, ласкали, гладили, раздражали, безошибочно находя самые чувствительные местечки на ее теле. Такие, которые может знать только очень внимательный любовник. Знал, например, что, если нежно провести губами у нее под левым ухом, все ее тело вздрогнет от наслаждения. Он знал, как чувствительна нежная шелковая кожа на внутренней стороне ее локтей, под грудью. А если легонько захватить зубами ее нижнюю губу, она издаст глубокий горловой звук, выдающий мучительно-острое желание. Если коснуться кончиком языка родимого пятна под левой грудью, она задохнется.

Все это Бен хорошо знал. Он продолжал возбуждать ее, продлевая каждую ласку так долго, что она обезумела от желания.

Наконец он раздвинул ее трепещущие бедра, но и на этом, последнем краю постарался задержаться как можно дольше, до того, что и сам уже едва сдерживался и даже повел себя чуть грубее, чем всегда. Их страсть всегда напоминала взрыв, но на этот раз в ней была какая-то примитивная ярость.

Кейт почувствовала разницу. Тело ее было полностью захвачено новыми ощущениями. Рассудок словно смело взрывной волной. Она вдыхала тяжелый запах роз, слышала пение птиц, но все это существовало как бы само по себе. Когда наконец наступила разрядка, она громко вскрикнула, в первый раз забыв об осторожности, и на секунду прижалась к Бену, в страхе от сознания, что потеряла контроль над собой.

Бен очнулся первым. Приподнялся, отодвинулся от нее. Он не поцеловал Кейт, как обычно делал в такие минуты. Лишь молча смотрел на нее непривычно напряженным взглядом. Потом натянул джинсы, все так же молча глядя на нее сверху вниз.

Сама не понимая причины, Кейт внезапно почувствовала сильное волнение. Быстро села, отползла по траве, сдвинула ноги, одновременно опустив юбку. Начала застегивать блузку, целиком сосредоточившись на этом занятии.

Господи, да он же рассыпал все ее шпильки, и теперь их наверняка не найти в траве.

— Кейт…

Ну как она теперь соберет свои волосы! Любой, взглянув на нее, поймет…

— Кейт, посмотри на меня.

Она не подняла глаз. Постаралась ответить безразлично, так, как будто это не имело никакого значения.

— Мы не сможем встречаться некоторое время. Я буду очень занята.

Бена, похоже, это не удивило.

— Я стал слишком близок, да, Кейт?

— Не понимаю, о чем ты.

Слова прозвучали слишком поспешно, и Кейт сама это почувствовала.

— С другими было так же? Любовник становится чересчур близок, начинает смотреть на тебя другими глазами, спрашивает, почему он не может провести вместе с тобой целую ночь, и тогда ты разрываешь с ним отношения?

— Я не говорила, что собираюсь порвать с тобой. Просто…

— Я знаю, что в это лето ты будешь не больше занята, чем обычно.

— Я буду заниматься благотворительной работой в клинике, три раза в неделю, и еще сбором денег для нового парка, и…

— Кейт, я же не говорил, что тебе вообще нечем заняться, так что не оправдывайся. Я знаю, ты всегда очень занята и благотворительностью, и этим домом. Ты здесь ведешь все дела, я это знаю. И все-таки в течение шести месяцев ты находила время для встреч.

— Я собираюсь проводить больше времени с Джессом. Он…

— Он хочет проводить время только с Амандой.

Удар оказался слишком сильным. Кейт с трудом перевела дыхание.

— Я была права. Ты настоящий сукин сын.

— Потому что говорю правду? Кейт, когда ты смиришься с тем, что есть на самом деле? В твоих отношениях с Джессом ничего не изменится, что бы ты ни делала. Он не почувствует к тебе ничего, кроме безразличия, до самой своей смерти. И чем скорее ты это осознаешь, тем скорее начнешь жить собственной жизнью.

— Я и так живу своей жизнью!

— Ты живешь для Джесса. Всегда покорная, всегда в его распоряжении, всегда готова сделать все, что он захочет, приятная, спокойная. И прекрасный объект для оскорблений, если ему захочется сорвать на ком-нибудь зло. Ты не отходишь от него в несбыточной надежде, что он тебе улыбнется или скажет ласковое слово. Но этого никогда не произойдет.

Кейт попыталась рассмеяться.

— Ты что, психотерапевт? Может быть, у тебя есть даже диплом?

— Нет, но я немного занимался психологией, — совершенно серьезно ответил Бен. — Если бы ты хоть поинтересовалась, ты бы знала, что я не всю жизнь провел среди лошадей. — Неожиданно он окинул ее взглядом врача, который осматривает пациента, лежащего на кушетке. — Ты папочкина дочка, Кейт. А папочка не обращает на дочку никакого внимания. Если бы не одна маленькая, но достаточно существенная деталь, ты бы превратилась в одну из типичных южных старых дев, о которых мы все читали. Тех, что боготворят своего папочку и после его смерти живут как в мавзолее, свято чтя его память.

Она едва смогла разжать онемевшие губы.

— И какая же это деталь?

Бен ответил невеселой улыбкой.

— Девственницей тебя никак не назовешь.

Он успел перехватить ее руку. Кейт не сумела его ударить. С той же твердостью он встретил взгляд ее сверкающих глаз.

— Ты оскорблена? Не стоит. Мне все равно, сколько у тебя было мужиков. Я даже не против того, чтобы служить громоотводом для снятия стресса, если тебе это нужно. Но черт меня побери, если я позволю тебе уйти насовсем только из-за того, что мне захотелось большего, чем ты намереваешься мне дать. Я не paз тебя предупреждал, Кейт, я не игрушка. Я мужчина.

Она рассмеялась надтреснутым смехом.

— Ты извлек из наших отношений все, что хотел. Не притворяйся, что это не так.

— Вначале да. А теперь я хочу большего.

— Понятно, — с горечью улыбнулась она. — Ты не хочешь быть игрушкой богатой женщины, но не возражаешь против небольшой компенсации за… дополнительные услуги. Сколько?

Бен с яростью отбросил ее руку.

— Если ты могла такое обо мне подумать… тогда убирайтесь вы к черту, мисс Далтон. Найдите себе другого жеребца.

— Может быть, я так и сделаю.

— Сколько угодно. Но если ты пытаешься наказать Джесса, меняя мужиков, то можешь не трудиться. Ему плевать.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — произнесла Кейт ледяным тоном.

— Ах, не понимаешь! Тогда я тебе объясню. Джесс все о нас знает. Так же, как и обо всех остальных твоих любовниках.

От потрясения она даже зажмурилась. Весь ее гнев куда-то улетучился, как будто пробили дырку в защитной броне.

— Нет, не может быть… он никогда ни слова…

— Пойми ты наконец: ему плевать!

Бен уже надел рубашку и теперь трясущимися руками заправлял ее в джинсы. Кейт яростно качала головой.

— Не может он не обращать внимания на это. Хотя бы ради нашего доброго имени.

Бен с жалостью смотрел на нее.

— Доброму имени Джесса ничто не грозит ни при каких обстоятельствах. Кроме того, Далтоны всегда славились тем, что имели любовников. Он сам мне об этом говорил. Он пожелал мне удачи с тобой, Кейт. Сказал, что у тебя никто надолго не задерживается. И еще сказал, что подумывает, не включить ли тебя в список обязанностей тренеров «Славы». Типа «выезжать коней, инструктировать наездников, готовить тех и других к показательным скачкам, добиваться хороших результатов, трахать Кейт».

— Нет!

— Он так сказал, в точности.

— Я тебе не верю.

— А я думаю, веришь. Сними розовые очки, и ты увидишь его в истинном свете, как любой из нас. И поймешь, что он на это вполне способен.

Теперь она с ненавистью смотрела на Бена.

— Убирайся отсюда! Ты слышишь? Убирайся и никогда больше не показывайся мне на глаза!

— С удовольствием.

Бен обогнул решетку с розами и скрылся в густом кустарнике.

Кейт осталась сидеть на траве, поджав под себя длинные ноги. Расправила юбку, аккуратно застегнула блузку. Неожиданно услышала какой-то воющий звук и не сразу сообразила, что это она сама издала его. Крепко прижала пальцы к губам. Попыталась унять дрожь, утишить боль, найти в себе силы подняться, дойти до своей комнаты.

Господи, как больно! Боль жгла еще сильнее оттого, что она знала: каждое слово, сказанное Беном, — правда. То, что он сказал ей о Джессе, вернее, то, что сказал ему Джесс, — невероятное, подлое предательство, немыслимо бессердечное отношение к интимной жизни дочери. Слова Бена разрушили последнюю хрупкую надежду на то, что Джесс в глубине души все-таки ее любит.

Она для него ничто. Хуже, чем ничто.

Невыносимо болело все тело. Кейт с трудом заставила себя подняться на ноги и в этот момент испытала еще одно потрясение: она вспомнила, что во время того второго яростного совокупления Бен не надел презерватив. А она? Почему же она не проверила, не убедилась, что все идет как всегда? Что произошло с ней? За двадцать лет это первый случай, когда она до такой степени потеряла контроль над собой. Не хватало еще теперь забеременеть. Почему она не напомнила Бену? И почему Бен, всегда выполнявший ее малейшие желания, на этот раз забыл?

Кейт в волнении потерла лоб, попыталась привести в порядок волосы, осмотрела себя. На спине на блузке, наверное, одно сплошное травяное пятно, и в волосах, должно быть, полно травы. Губы наверняка распухли. Кейт ощущала, как они горят. Грудь налилась тяжестью и невыносимо болела. В общем, она выглядит в точности так, словно только что рассталась с любовником.

«Девственницей тебя никак не назовешь».

То есть он хотел сказать, что она дешевка. Слишком многим отдавалась неизвестно зачем. А что она могла им предложить? Да ничего…

Жизнь промчалась с потрясающей быстротой. Что у нее есть, чем она может похвастаться? Ни увлекательного дела, ни особых способностей, ни мужа, ни детей, ни собственного дома. «Славу» Джесс, конечно же, оставит Аманде или в крайнем случае одному из ребят, скорее всего Салли. Но нет, вероятнее всего все-таки Аманде. Даже если она предложит Кейт остаться здесь, это будет невозможно.

А ведь у нее мог бы быть свой дом. Мать, которую она никогда не знала, оставила ей денег, которых вполне хватило бы и на дом, и на жизнь.

Но это все равно будет не «Слава». А жизнь… Ну что у нее будет за жизнь? Бен и в этом прав. Нет у нее никакой своей жизни. А когда Джесса не станет, даже то малое, что у нее есть сейчас, уйдет в могилу вместе с ним.

Всю жизнь она пыталась обратить на себя вниманя отца. Сделать так, чтобы он ее заметил. Посмотрел на нее. Пусть не как на любимую дочь, но хотя бы как на человека, заслуживающего внимания. Но все впустую.

Боль становилась невыносимой. Кейт чувствовала себя одинокой.


Уокер первым увидел добермана и остановился, ожидая, пока собака подбежит к нему.

— Привет, Банди! Ты что делаешь так далеко от дома?

Натасканные для охраны, собаки обычно держались неподалеку от «Славы». Уокер не мог припомнив случая, чтобы они уходили так далеко.

Банди постоял около него, разрешил почесать за ушами, потом отбежал на несколько ярдов и снова остановился, виляя коротким обрубком хвоста.

— Ну хорошо, хорошо, я иду за тобой.

Поднявшись на возвышение и взглянув вниз, Уокер увидел то, что и ожидал увидеть, сам того, впрочем, не сознавая: Аманду с другой собакой.

Поколебавшись несколько секунд, он начал спускаться к ней. Она его не видела. Уперев руки в бока, она вглядывалась вдаль, слегка нахмурив брови в недоумении.

— Это называется плешь, — произнес Уокер.

Аманда подскочила и обернулась. Сверкнула на него глазами.

— Черт побери, Уокер! Нельзя так пугать людей. Подкрадываетесь, как…

В первый раз за время их знакомства она, казалось, забыла об осторожности. Уокер поразился тому, как изменилось ее лицо. Она выглядела более… живой. А может быть, это благодаря джинсам и яркому шарфу, которым она обвязала волосы.

— Я не подкрадывался. Вы просто не слышали, как я подошел.

— В следующий раз носите с собой колокольчик.

Он не обратил внимания на эти слова.

— Такие прогалины называются плешами.

— Я вижу вторую такую за сегодняшний день. Их кто-нибудь специально вырубает?

— Нет. Просто деревья в этих местах не растут. И никто не знает почему. Плеши раскиданы по всем горам. Такие, как эта, поросшие травой и дикими цветами, называют травяными плешами. Есть вересковые плеши, на которых, бывает, растут кусты. Но деревьев нет ни на одной.

— Странно…

Уокер пожал плечами.

— Суеверные люди считают, что плеши появились, когда дьявол шагал по горам. От каждого его шага якобы появлялась новая плешь. И уж конечно, там, где ступала нога дьявола, ничего расти не может.

— Загадочная история. — Аманда оглядела живописный пейзаж вокруг. — Но почему-то в нее хочется верить.

— Наверное, потому, что горы очень древние. Они стояли здесь, когда земля была еще совсем молодой. Тогда могло происходить все что угодно. И гиганты могли бродить по земле. Динозавры, например.

Аманда чуть заметно улыбнулась:

— Значит, говорите, динозавры?

— Ну да, они же были повсюду.

Она рассмеялась и покачала головой.

— А что вы здесь делаете? — Аманда оглядалась. — Я все еще на территории Далтонов?

— Да, это земля Далтонов. По субботам я иногда здесь гуляю. Люблю ходить пешком. Как я понимаю, вы тоже? Иногда я езжу верхом, но несколько дней назад моя лошадь потеряла подкову, так что…

При этих словах в глазах Аманды вновь появилась осторожность. Улыбка снова утратила живость. Oна сунула руки в карманы джинсов.

— Просто не представляла себе вас верхом на лошади. Хотя здесь, кажется, ездят все без исключения. Вы участвуете в скачках?

— Нет, я воскресный наездник, — ответил Уокер, неожиданно для самого себя почувствовав сожаление. — Просто умею держаться в седле и делаю это только для собственного удовольствия. У меня бывший скаковой конь, который больше не участвует в скачках. Mы с ним иногда выезжаем на прогулки, но в последнее время это случается все реже и реже. Наверное, мне давно следовало бы его продать, но он пасется вместе с племенными кобылами, так что у него есть и компания, и физические упражнения, даже если я не вывожу его по нескольку месяцев.

— С племенными кобылами?

— Из «Славы». Беременным кобылам нужна спокойная обстановка, а вокруг конюшен и загонов всегда слишком много шума и суеты. Поэтому Джесс заключил договор с моим отцом, давным-давно, еще до моего рождения. Джесс дал деньги на перестройку и содержание старых конюшен у «Козырного короля» и построил новый забор. Взамен он получил право пользования конюшнями и пастбищами, а я — приятный ландшафт и не менее приятное присутствие лошадей на своей территории без всяких затрат и обязанностей. Вдобавок мои пастбища содержатся в прекрасном состоянии.

— А у лошадей есть спокойное место для того, чтобы жеребиться.

— Совершенно верно. Регулярно приезжает ветеринар, конюхи поддерживают порядок и присматривают за кобылами, а через день приезжает кто-нибудь из людей Джесса, проверяет, все ли в порядке.

— Виктор?

— Иногда. Так вы, значит, с ним познакомились?

— Да, — односложно ответила Аманда.

Уокер задумчиво взглянул на нее.

— Виктор идеально ведет себя с лошадьми. С людьми он несколько грубоват.

Аманда понимающе кивнула, и в глазах ее появилась настороженность.

Уокер не успел еще что-то сказать, как обе собаки протяжно заскулили, требуя внимания. Аманда взглянула на часы.

— Оказывается, сейчас позже, чем я думала. И пора ужинать. Пошли домой, ребята.

Она взглянула на Уокера, но не сказала «до свидания», и он пошел следом за ней.

— Джесс сделал мне копию карты.

— Правда?

— Да. Так что я смогу сама найти дорогу домой, если вас это беспокоит.

— Да нет.

Уокер не стал объяснять, почему он провожает ее. Он просто не знал, как это объяснить. Она бросила на него быстрый взгляд:

— Мэгги меня постоянно предупреждает, что надо остерегаться змей, но я еще ни одной не видела.

Почему она выбрала именно эту тему для разговора, подумал Уокер, но спрашивать не стал.

— Медянки смертельно опасны, но в основном здесь встречаются ужи, они безвредны. Просто смотрите, куда вы ступаете. В эту пору, когда все вокруг зеленеет, медянку легко различить по красноватым полоскам.

Аманда мрачно кивнула:

— Спасибо за информацию. Наверное, надо надевать туристские ботинки, когда отправляешься в дальние прогулки.

Уокер взглянул на ее кеды.

— Да, это безопаснее и, кстати, удобнее. Кеды предназначены для ровных дорог.

Несколько минут они шли молча. Тропинка петляла между высокими деревьями, полого спускаясь по холму.

— Я знаю, что Джесс болен раком, — неожиданно произнесла Аманда.

Уокера не слишком удивили ни ее слова, ни тон, по которому невозможно было угадать, что она чувствует и чувствует ли что-нибудь вообще.

— Мэгги вам сказала?

— Салли.

— Ну конечно, кто-то из них должен был сказать. Я так и думал, что сам Джесс не скажет.

— Почему?

— Ему не нужна жалость. Особенно ваша.

Несколько секунд она молчала, обдумывая услышанное.

— Салли сказал, он не продержится дольше Рождества.

— Да, так говорят врачи.

— Мэгги это знает?

— Конечно, знает. А что?

Аманда нерешительно покачала головой:

— Нет, я просто… По-моему, она не хочет верить.

Уокер пожал плечами.

— Наверное, ей нелегко с этим смириться. Она ведь живет в «Славе» с самого рождения Кейт. Они с Джессом — люди одного поколения. Прекрасно понимают друг друга.

— Вы ведь его тоже понимаете?

Он смотрел перед собой, наблюдая за собаками.

— В общем, да. А что?

— Да нет, я просто так спросила. Не стоит придираться к каждому слову, как будто я пытаюсь выведать вашу тайну.

— Прощу прощения. Наверное, это профессиональное.

— Если бы. Но мы оба знаем, что это не так. Поверьте, я не собиралась вытягивать из вас информацию. Просто любопытно, вот и все.

— Я же извинился.

Он чувствовал, как растет напряжение, вызванное взаимным недоверием. Ему даже показалось, будто он слышит дыхание Аманды.

— Да, вы извинились.

Она произнесла это без всякого выражения. Снова наступило молчание, на этот раз тяжелое, как грозовая туча. Уокеру оно совсем не нравилось, но он не делал попытки его прервать.

Они подошли к небольшому ручью. Аманда остановилась, нахмурилась в недоумении. Природа или рука человека положила в воду большие плоские камни, позволявшие легко преодолеть это препятствие. Значит, она обеспокоена чем-то другим, подумал Уокер.

— Что? — спросил он.

— Похоже, это совсем новый ручей. Помните, мы только что прошли пересохшее русло старого ручья, там, повыше?

Уокер кивнул.

— Направление ручья может измениться?

— Иногда может. Чаще всего из-за весенних паводков. В прошлом году поваленные деревья и кустарники перегородили ручей, и он изменил направление. Следующий паводок может его снова изменить или вернуть обратно.

— Понятно.

Аманда ступила на камень.

— А вы очень наблюдательны.

— Просто природное любопытство. У меня склонность задавать вопросы.

— Буду иметь в виду.

— Я в этом не сомневаюсь.

Ее упорное недоверие раздосадовало его больше, чем следовало бы.

— Знаете, а вы могли бы хоть немного пойти мне навстречу. Вместо того чтобы постоянно спрашивать, ответили бы кое на какие мои вопросы.

Лесная тропинка кончилась. Они вышли на опушку, дальше начиналась лужайка. Собаки рванулись к левому крылу дома. Аманда обернулась к Уокеру.

— Наверное, в дом можно попасть со стороны сада. Там ведь ближе, правда? — сказала она, словно не слышала его последних слов.

Она уже собралась последовать за собаками, но Уокер взял ее за руку.

— Дискуссия окончена?

Несколько секунд Аманда смотрела на него, потом отняла руку.

— Думаю, что да. Пойти вам навстречу? Когда вы все еще избегаете называть меня по имени, как того требует простая вежливость? С какой же стати я буду вам что-то рассказывать?

Уокер смотрел ей вслед и повторял себе, что ее слова — не более чем наспех придуманное оправдание собственной скрытности, нежелания рассказывать о своем прошлом. Он убеждал себя в том, что он прав.

Но почему, почему ему нужно оправдываться перед самим собой?

— Проклятие! — пробормотал он сквозь зубы и пошел за Амандой.

Глава 6

Аманда не ожидала, что Уокер последует за ней.

— Подождите, Аманда.

— Ах, так, значит, вы все-таки знаете мое имя. — Она произнесла эти слова резче, чем ей бы хотелось.

Он не попытался ее остановить. Просто пошел рядом по дорожке, ведущей через сад к дому.

— Поверьте, я не избегал называть вас по имени. Во всяком случае, не намеренно.

— Тем хуже.

— Не обижайтесь на меня. Ведь я действительно сомневаюсь в том, что вы настоящая Аманда Далтон.

Она остановилась, пристально глядя на него. Если бы это не задевало ее до такой степени! Но она даже не в состоянии сделать вид, что ей все равно.

— А я не могу доказать вам, что меня назвали Амандой при рождении. Так же, как и то, что я урожденная Далтон. Но черт побери, меня действительно зовут Аманда. Никто никогда не называл меня иначе. По крайней мере это вы можете признать?

Некоторое время он молча смотрел на нее. Наконец кивнул:

— Хорошо, согласен. Вас зовут Аманда.

— Благодарю. — Она постаралась, чтобы это прозвучало не слишком саркастически.

Они шли по дорожке, и Аманда, остро ощущая присутствие Уокера, досадовала на себя за то, что ему так легко удается вывести ее из равновесия.

В дверях «солнечной комнаты» их встретила Мэгги и тут же собралась кормить собак. Хотя доберманы и признали Аманду, однако еду принимали только от двух людей во всем доме: от Джесса и Мэгги.

— Вы придете на ужин, Уокер? — спросила Мэгги.

Он взглянул на Аманду.

— А меня приглашают?

Аманда медленно стянула с головы шарф, как бы пытаясь укрыться за завесой волос.

— В доме хозяйка Кейт, а не я.

Мэгги с любопытством переводила глаза с Аманды на Уокера.

— Мы сегодня ужинаем в семь. Джесс вернется поздно. Милости просим.

— Спасибо, — сухо ответил Уокер.

Мэгги увела собак. Уокер уселся на металлический стул рядом с креслом Аманды.

— Я ведь здесь не у себя дома, как я могу приглашать кого-либо на ужин, — объяснила Аманда.

— Это единственная причина?

Аманда снова сосредоточилась на своем шарфе. Разгладила, аккуратно сложила. Уокер терпеливо ждал ответа. В конце концов она оставила шарф в покое и подняла на него глаза.

— В общем-то да. Можете не верить, если не хотите. Джесс меня признал, но остальные нет, и я не могу позволять себе вольности.

Уокер не выразил ни согласия, ни недоверия.

— Джесса сегодня вечером не будет дома, так что он не сможет контролировать ситуацию, — заметил он мимоходом.

Аманда уже тоже об этом подумала и поэтому не ждала от сегодняшнего вечера ничего хорошего, но она лишь пожала плечами, демонстративно выразив таким образом свое безразличие.

— И вы ждете чего-нибудь интересного? Ну что ж, приходите позабавиться.

Она поднялась, Уокер тоже.

— Аманда, — позвал он, когда она уже подошла к дверям.

Она обернулась.

— Советую сегодня вечером надеть на себя доспехи, если они у вас есть, — насмешливо проговорил Уокер.

— Благодарю за совет.

Она вышла. Ну почему он все время ее… достает? И почему она поддается? Почему все время на взводе, когда он рядом?

Ей надо выработать в себе полное безразличие к нему, и как можно быстрее. Это не так уж трудно, уверила она себя. Надо лишь постоянно помнить, зачем она здесь.

Уже подойдя к центральному холлу, Аманда вспомнила, что оставила в «солнечной комнате» шарф. Она его очень любила, поэтому решила вернуться, надеясь, что Уокер уже ушел.

Не желая сталкиваться с ним еще раз, она на всякий случай взглянула в зеркало, висевшее на стене как раз перед поворотом к «солнечной комнате». С этого места в зеркале была видна большая часть «солнечной комнаты».

Уокер все еще был там.

Аманда резко остановилась, чувствуя себя идиоткой из-за того, что не решается снова встретиться с ним. Нет-нет, по крайней мере не сейчас. Она еще не выработала в себе должного безразличия.

Он стоял у плетеного кресла, на котором она сидела несколько минут назад. Вид у него не слишком счастливый, отметила Аманда. Он стоял, опустив голову, мрачно глядя вниз. Наклонился на секунду и снова выпрямился, держа в руках ее шарф. Несколько раз свернул узкую полосу шелка какими-то порывистыми движениями, ощупывая пальцами мягкую ткань. Поднес шарф к лицу, провел по нему губами. Замер. Глубоко вдохнул. Затем тихо выругался сквозь зубы, кинул шарф обратно на кресло, повернулся и вышел из комнаты.

Аманда, прислонившись к стене, глядела в зеркало, в котором отражалась «солнечная комната», теперь пустая. Больше никаких беспокойных адвокатов… Она слышала свое собственное прерывистое дыхание. Ноги внезапно ослабели, удары сердца гулко отдавались во всем теле. Она подняла дрожащую руку, коснулась горящей щеки.

Вот вам и безразличное отношение… Что же теперь будет?


В начале вечера казалось, что ни дурные предчувствия Аманды, ни предостережения Уокера не сбудутся. Перед ужином все, как обычно, собрались в гостиной. Говорить, похоже, было не о чем. Но по крайней мере в наступавшем время от времени молчании не чувствовалось сколько-нибудь заметного напряжения.

Уокер сидел рядом с Кейт и разговаривал в основном с ней. Она в этот вечер казалась более оживленной, чем обычно. А может быть, это он сегодня в ударе, подумала Аманда. Уокер и Кейт, по всей видимости, наслаждались обществом друг друга. Аманда представления не имела, о чем они могут говорить.

Сама она слушала утомительные рассказы Риса о том, в чем состоят обязанности вице-президента крупной, быстро развивающейся компании. Аманда с трудом изображала заинтересованность, все время чувствуя на себе саркастические взгляды Салли.

К тому времени как вошла Мэгги, у Аманды появилось искушение сослаться на усталость и удалиться в свою комнату. Однако она понимала, что этого делать нельзя. Это было бы настоящей трусостью. Не может она доставить Уокеру такое удовольствие.

Место Джесса во главе стола пустовало. Никому и в голову не пришло его занять. Никто никогда не садился и с противоположной стороны стола, где, по-видимому, когда-то сидела покойная жена Джесса, Мэри. Сегодня по одну сторону стола расположились Аманда, Рис и Мэгги, по другую — Уокер, Кейт и Салли.

Во время ужина Рис все время развлекал Аманду рассказами о своей компании. Салли и Мэгги говорили о лошадях, Кейт с Уокером, по-видимому, исчерпали все темы для разговора. Оживление Кейт исчезло, и теперь на ее прелестном лице появилось напряженное выражение.

Собаки одновременно вскочили со своего места за стулом Аманды и ринулись к входной двери, громко стуча когтями по полированным деревянным полам. Все сразу поняли, кто пришел.

— Джесс вернулся, — объявила Мэгги и обеспокоенно взглянула на Аманду. — Если он хорошо себя чувствует, придет к нам. Если же нет, его надо оставить в покое. И ни в коем случае не упоминайте о том, где он был.

— Хорошо.

Эти новые инструкции не удивили Аманду. Она уже привыкла по крайней мере дважды в день слышать: «Джесс сказал», «Джесс велел», «Джесс так хочет». Интересно, новый хозяин или хозяйка «Славы» тоже возьмет все дела семьи в свои руки?

Джесс неожиданно вошел в комнату. Он выглядел утомленным, был очень бледен и двигался с трудом. Он подошел к своему месту во главе стола, по дороге коснувшись плеча Аманды и тепло улыбнувшись ей. Кивнул остальным. Положил руку на спинку стула, однако садиться не стал.

Мэгги поднялась с места.

— Сейчас скажу Эрлин, чтобы принесла вам тарелку.

Джесс жестом остановил ее.

— Я не голоден.

Он оглядел всех сидевших за столом.

— Я должен вам кое-что сообщить. Пожалуй, можно сделать это сегодня.

Аманда положила вилку, крепко сцепила руки на коленях. Она никогда не верила в возможность чтения мыслей на расстоянии, но сейчас нисколько не сомневалась в том, что знает, о чем будет говорить Джесс. И наверняка не одна она за столом в этот момент обрела дар ясновидения. В считанные секунды напряжение в комнате стало таким острым, что воздух, казалось, вибрировал.

— Джесс, — начал Уокер.

— Я рад, что вы тоже здесь, Уокер. Когда закончите, зайдите ко мне в кабинет.

— Хорошо, Джесс, но…

— Я хочу сегодня же обговорить все детали. — С едва заметной улыбкой на тонких губах Джесс снова оглядел присутствующих. — Теперь, когда Аманда вернулась домой, нет смысла откладывать. Я решил изменить завещание.

Аманда на секунду закрыла глаза, потом устремила их на тарелку, не осмеливаясь взглянуть на остальных. Ей показалось, что все перестали дышать.

— Джесс, — медленно произнес Уокер, — я не могу считать, что выполнил свои обязанности, если не посоветую вам еще раз все обдумать.

— Я уже все обдумал. Я знаю, что делаю, Уокер, поверьте мне. — С насмешливой улыбкой он еще раз обвел взглядом сидевших за столом. — Я точно знаю, что делаю.

Салли издал злобное проклятие, похожее на рык, отшвырнул стул и выбежал из комнаты. Джесс не пытался его остановить. Лишь коротко рассмеялся и обернулся к Уокеру:

— Приходите, когда закончите.

Он вышел. Некоторое время в комнате стояла мертвая тишина. Потом Уокер быстро встал из-за стола.

— Прошу извинить меня, — сказал он и направился вслед за Джессом.

Следующей встала Кейт.

— Извините, — произнесла она своим обычным спокойным тоном, не торопясь сложила салфетку и вышла.

Рис, застывший и белый как мел, последовал за ней без единого слова.

Аманда наконец подняла глаза. Обернулась к Мэгги. Лицо домоправительницы оставалось непроницаемым. Она молча отодвинула свой стул и тоже вышла из комнаты. Аманда почувствовала боль, как от пощечины. Отодвинула тарелку, положила локти на стол.

— Проклятие!

Из кухни появилась Эрлин. Удивленно оглядела пустую комнату.

— А я приготовила на десерт мороженое с персиками. Что случилось?

— Случился ураган Джесс, — с горечью ответила Аманда.


Уокер поднял глаза от страниц блокнота, испещренных многочисленными пометками, на Джесса, беспокойно расхаживавшего по комнате.

— Прочли?

— Да. — Уокер откинулся на спинку кожаного кресла и тяжело вздохнул. — И хочу повторить еще раз: это плохая идея, Джесс. Неужели нельзя подождать хотя бы результатов генетического анализа, прежде чем принимать окончательное решение?

— Не хочу. Мне совсем не нужно, чтобы чужие люди, посмотрев в какую-то дурацкую лабораторную колбу, сообщили мне, что Аманда — моя внучка. Я и так это знаю.

— Если бы вы согласились подождать еще немного…

Джесс уперся руками в письменный стол и наклонился к Уокеру, яростно сверкнув глазами.

— Ждать? Чего? И до каких пор? Пока огонь в аду не замерзнет? Или пока вы не поставите все точки над i и не выполните все дурацкие требования ваших замшелых законов?

— Пока мы не будем знать наверняка.

— Я уже сейчас знаю наверняка! — Джесс поморщился, задохнулся от приступа боли. — Уокер, у меня не осталось времени. Доктора говорят, что Рождество — это крайний срок. Я теперь считаю каждый день своей жизни. Их осталось совсем немного.

Уокер медленно кивнул. Заговорил спокойным тоном:

— Я все понимаю, Джесс. Но я не могу не тревожиться. И не только потому, что вы поверили Аманде без достаточных доказательств, но и по поводу… всего остального. — Он указал на блокнот.

— Сомневаетесь в моей способности разумно вести дела? Раньше вы никогда в этом не сомневались. Уверяю вас, мой рассудок в полном порядке. Как всегда.

Джесс сел в кресло.

— Я ни минуты не сомневаюсь в вашей способности здраво мыслить, Джесс. Мне просто кажется, что вы не дали себе времени как следует все обдумать. Вот, например, вы не изменили завещание в том пункте, который касается Мэгги, но… Салли, Рис, Кейт… Как они это воспримут? Что они должны чувствовать?

— Я о них позаботился.

— Но они лишаются того единственного, что имеет для них значение. Вы оставляете им немного денег, немного земли и мизерную часть акций. Салли будет так же, как сейчас, работать с лошадьми, но они не будут ему принадлежать. Рис может продолжать работать на своем прежнем месте, однако не будет иметь влияния на дела компании, вы об этом позаботились. А Кейт…

— У нее есть деньги матери, — резко перебил Джесс. — Достаточно денег. Она может переехать в другое место, если захочет. А может быть, Аманда предложит ей остаться здесь.

Уокер с трудом сдерживался, изо всех сил стараясь казаться спокойным.

— Вы только послушайте себя, Джесс. Вы понимаете, что говорите? Кейт — ваша дочь, она же родилась здесь, в этом доме. В отличие от Аманды. Даже если Аманда и в самом деле та, за кого себя выдает, она всего лишь проводила здесь лето. Она не прожила здесь всю свою жизнь. Она боится лошадей. А все ее знания по архитектуре, текстильному делу, изготовлению мебели сводятся к нескольким фразам.

— Она может стать законной владелицей по праву рождения.

Уокер едва не выругался вслух. Старик не хочет видеть ничего, кроме своей драгоценной Аманды. Ну как его убедить!

— Хорошо, тогда подумайте вот о чем, Джесс. Сегодня, после вашего небольшого объявления, все поняли, что вы собираетесь сделать. Никто не сомневается, что вы намерены практически все свое состояние оставить Аманде.

— Ну и что из этого? Оно мое. Могу оставить кому захочу.

— Не спорю. Но Аманде в таком случае придется иметь дело с нелегким наследством, которое принесет ей ненависть всех родных. Вам, возможно, удается держать в руках Риса и Салли. Я не говорю о Кейт, она вообще никогда с вами не спорила. Но что будет, когда вас не станет? Вы думаете, Аманда вас поблагодарит, если ей придется защищать в суде явно несправедливое завещание?

Джесс негодующе фыркнул:

— Во всем штате не найдется такого судьи, который бы…

Уокер вспомнил, что сам не так давно говорил Аманде примерно то же самое.

— Если бы вы разделили имущество по справедливости, тогда да, согласен. Но предположим на минуту, что результаты анализа окажутся недостаточно определенными или, наоборот, не подтвердят ее претензии.

— Такого не может быть.

— Может, даже если она действительно Аманда Далтон. И вы знаете это не хуже меня. В таком случае у Салли, Риса и Кейт будут убедительные основания для того, чтобы опротестовать завещание, сославшись на обман и мошенничество. Да я сам посоветую им это сделать.

— Вы?!

— Я, как вы знаете, поверенный семьи Далтонов. Всей семьи. И я обязан заботиться о соблюдении интересов своих клиентов. Если Аманда — не та, за кого себя выдает, тогда у нее нет абсолютно никаких прав даже на самую малую часть вашего имущества. Я сам обращусь в суд. Судья может решить, что вы, когда составляли это завещание, были… нездоровы и в этом болезненном состоянии вообразили себе бог знает что. Что вы убедили себя, будто она Аманда Далтон просто потому, что у вас осталось слишком мало времени.

Старик, белый как бумага, яростно сверкнул на него глазами цвета потускневшего серебра.

— А теперь вы послушайте меня, Уокер. Слушайте внимательно. Я требую, чтобы вы переписали завещание в точности так, как я вам сказал, и представили мне на подпись как можно скорее. И еще хочу предупредить вас, что напишу несколько писем, которые разошлю самым влиятельным людям штата и в которых изложу, почему я решил распорядиться своей собственностью именно таким образом. Я предупрежу их, что некоторые из моих корыстных родственников намереваются опротестовать мое завещание и что меня это крайне огорчает. А для верности еще и позвоню этим людям по телефону, так чтобы абсолютно всем стало ясно — могу даже в суде присягнуть — я совершенно точно знаю, что делаю. Кроме того, на вечере, который мы даем в честь Аманды в следующую субботу, я поговорю с судьей Феррисом, с шерифом, с друзьями и соседями. С кем только будет возможно — с мэром, с членами городского совета, с врачами и сестрами в клинике, с библиотекарем, наконец, черт побери! И всем им скажу то же самое, Уокер. Я скажу им, что Аманда — моя внучка. Потому что я так решил. Я скажу им, что мне плевать на все анализы крови. Она моя внучка, и я хочу оставить ей все свое имущество.

— Джесс…

— И еще я скажу всем, что с ее стороны не было никакого обмана или мошенничества. Она не попросила у меня ни цента, Уокер. И не попросит, я знаю. Она не позволила мне купить для нее новый автомобиль, сказала, что машина ей не нужна. Она отказалась от кредита в магазинах и от кредитной карточки в банке. Скажите сами, разве она похожа на ненасытную стерву?

— Я этого не говорил.

Джесс не обратил внимания на его слова.

— Ну а теперь идите и можете советовать им опротестовывать завещание. Скатертью дорога. Но я требую, чтобы оно было готово, и как можно скорее.

Уокеру указывали на дверь, не допуская никаких возражений.

Он понимал, что Джесс сейчас слишком утомлен и, возможно, страдает от боли. Может быть, потом, позже, удастся доказать ему всю несправедливость — и даже опасность — того, что он делает.

Может быть…

Сжимая в руке сложенные странички с записями из блокнота Джесса, Уокер вышел из кабинета и направился к выходу. Сейчас ему не хотелось никого видеть. Однако в холле он столкнулся с тем человеком, которого ему хотелось видеть меньше всего.

Аманда стояла у лестницы, собираясь подняться наверх.

— Уокер? — нерешительно позвала она.

Он остановился, глядя на нее. Интересно, отражаются ли на его лице те чувства, которые он сейчас испытывает?

— Если вы собираетесь праздновать победу, — холодно произнес он, — то советую пока подождать. Вам еще далеко до получения наследства.

— Я не хотела, чтобы Джесс менял завещание.

— Допустим.

Она нерешительно шагнула к нему. В ее потемневших глазах, искавших его взгляда, отражались тревога и печаль. Уокера охватила ярость. Черт побери, она выглядит такой взволнованной, такой расстроенной…

Но почему он, сам того не желая, готов поверить в ее в искренность?

— Он ведь еще не изменил завещание? Я хочу сказать… на это ведь нужно какое-то время?

— Я займусь этим в понедельник с утра. Это достаточно сложный документ, даже независимо от того, будут в нем изменения или нет. Так что работа займет несколько дней, может быть, целую неделю. Тем временем я попытаюсь сделать все возможное, чтобы отговорить Джесса. Поэтому вам я пока не советую подсчитывать деньги.

В горле першило так, что больно было говорить. Не дожидаясь ответа, он повернулся и вышел из дома. Лишь в последний момент сдержался, чтобы не хлопнуть дверью.


Семья Далтонов принадлежала к местной баптистской церкви, но из всей семьи лишь одна Кейт регулярно посещала службы по воскресеньям. Джесс ограничивался щедрыми пожертвованиями. Он всегда первым вносил деньги, если требовалось обновить крышу или купить новый автобус, однако проповеди он терпеть не мог и поэтому на службы никогда не ходил. Рис приходил на Рождество и Пасху, по-видимому, считая это вполне достаточным для того, чтобы застолбить себе место на небесах. Салли никогда не бывал в церкви и даже не давал себе труда как-то это объяснить. Мэгги же, как оказалось, относилась к религии с явным цинизмом, что немало удивило Аманду.

Все это она выяснила за завтраком в воскресенье. Они сидели в «солнечной комнате» вдвоем с Мэгги. После разговора у бассейна Аманда чувствовала себя неловко с домоправительницей. К тому же она не знала, как восприняла Мэгги решение Джесса изменить завещание.

— Джесс еще спит, — ответила на ее вопрос Мэгги. — Кейт уже ушла. Она помогает в церкви перед службой. Салли, как всегда, в конюшнях, а Рис по воскресеньям обычно спит допоздна. Если вы хотите поехать в церковь, Остин вас отвезет.

Аманда отпила глоток кофе. Пожала плечами.

— Да нет, наверное. Как-то неловко ехать туда одной.

Мэгги понимающе кивнула:

— Удивляюсь, как это проповедник Блисс2 еще не заглянул к нам, чтобы посмотреть на вас.

— Блисс? Это его фамилия?

— Да. Люди уже устали шутить по этому поводу.

Аманда не могла сдержать улыбку.

— Да, наверное, нелегко жить с такой фамилией. Он по крайней мере хороший проповедник?

— Он хорошо проповедует на приемах, а в церкви я его ни разу не слышала. У меня не хватает терпения выслушивать всю эту религиозную чушь. Слишком легко объясняются все события в жизни человека.

— Например? — с искренним любопытством спросила Аманда.

— Ну… например, что несчастья на землю Бог посылает, чтобы испытать человека ради его же блага. Какое же это благо, когда погибают невинные люди или страдают дети? Я никогда в это не верила, поэтому и не хожу в церковь. — Мэгги неожиданно улыбнулась. — Правда, меня все-таки спасли. В детстве меня окрестили.

— На всякий случай?

— Я думаю, трудно оставаться совершенным атеистом. А вы крещеная, Аманда?

Аманда поставила чашку на стол.

— Мама хотела, чтобы я сама приняла решение. Я крестилась в шестнадцать лет.

Мэгги не спросила, что означало это решение. Просто кивнула и переменила тему разговора. Оставшуюся часть завтрака они говорили о списке приглашенных на вечер в следующую субботу. Похоже, должны прибыть все сколько-нибудь известные люди округа. Им всем, конечно, не терпится увидеть Аманду и решить, не самозванка ли она. Мэгги, разумеется, сформулировала это не совсем так.

— Вы у нас сейчас самая интересная тема для сплетен, с тех пор как бывшего священника застали в постели с женой одного из дьяконов.

Аманда чуть поморщилась.

— Постараюсь не обмануть ожиданий.

— Можете не беспокоиться. Некоторые уже видели вас в городе еще до того, как Уокер привез вас сюда. Так что их любопытство удовлетворено. Они будут внимательно наблюдать за всеми нами и задавать вам множество вопросов, думаю, не слишком деликатных.

Аманда кивнула:

— Я к этому готова.

— И все же, надеюсь, вечеринка будет удачной. Люди здесь дружелюбные, простые. Многие женщины принесут сладкое, в основном пироги. У нас в округе не бывает больших ярмарок, так что показать свое кулинарное искусство можно только на званых вечерах. С годами это превратилось в традицию.

Аманда не смогла сдержать улыбку.

— Победителя Джесс наградит голубой лентой?

— Не совсем так. Но будет много разговоров о том, чей пирог лучше. Часто такие обсуждения заканчиваются склоками. Это тоже интересно. Кстати, если не хотите никого обидеть, пробуйте все.

Аманда вздохнула:

— Я не очень большая любительница сладкого. Люблю пироги с ягодами и персиками, ко всему же остальному совершенно равнодушна.

— Ну тогда считайте, что вам повезло. Шарон Мелтон всегда приносит пирог с черникой, да такой, что пальчики оближешь. Эрлин печет прекрасные пироги с персиками. Что же касается всего остального, обязательно все попробуйте и сделайте вид, что потрясены. Вы такая маленькая и худенькая, все поймут, что вы не можете много съесть.

— Слава Богу за его маленькие милости. Простите мне этот кламбур.

— Могло бы быть хуже. Если бы Джесс решил устроить вечеринку с деревенским ужином, все принесли бы по крайней мере по два блюда.

— Как интересно.

— Прошлым летом все соревновались на лучшее блюдо из брокколи. У нас тут было очень зеленое лето.

— Как жаль, что я это пропустила.

Мэгги рассмеялась и заговорила о гостях. Аманда слушала вполуха. У нее возникло ощущение, что отношение Мэгги к ней изменилось. Домоправительница смотрела на нее по-иному, чем раньше. Пристальнее. Возможно, с подозрением? И внутренне она все время настороже. Но почему? Из-за того, что Джесс объявил о своем намерении изменить завещание? Нет, Аманда уловила перемену Мэгги еще до того. Может быть, из-за этого разговора у бассейна, когда она призналась, что мать не научила ее играть на пианино? Какая загадка кроется в этом пианино?

Спросить Аманда не решалась, поэтому просто слушала болтовню Мэгги. Лишь к концу завтрака слова домоправительницы неожиданно привлекли ее внимание.

— Вчера вечером Джесс сказал мне, что хотел бы сегодня побыть с вами. Думаю, он собирается начать знакомить вас с семейным бизнесом.

— Мэгги, я совсем не хотела, чтобы он менял завещание. Я не для этого вернулась сюда.

— Это неизбежно, — бесстрастным тоном ответила Мэгги. — Ни для кого не секрет, что Джесс недоволен тем, как руководит делами Рис. Салли вообще ничем не интересуется, кроме своих лошадей.

— А Кейт? Она же его дочь.

— Кейт убила Мэри. Так он считает.

— А сам он не имел никакого отношения к беременности жены?! — воскликнула Аманда, потрясенная такой вопиющей несправедливостью.

Мэгги пожала плечами:

— Что тут говорить. Ему необходимо было кого-то обвинить в смерти жены. А он не такой человек, чтобы винить себя. В любом случае Кейт явилась причиной ее смерти, хотя это, конечно, не ее вина. С тех пор прошло сорок лет, но его отношение не изменилось. Теперь по крайней мере он ее терпит. Когда она была ребенком, он не выносил даже ее присутствия. Как вы знаете, я пришла в этот дом в качестве гувернантки.

— Да, я знаю.

— Сначала мне здесь было очень одиноко. Джесс с ума сходил от горя. О ребенке и слышать не хотел. Адриан было пятнадцать, Брайану едва исполнилось тринадцать. После смерти Мэри некому стало вести дом. Я делала что могла. К тому времени как Кейт пошла в школу, «Слава» стала моим домом. Джессу нравилось, как я вела хозяйство, и он попросил меня остаться.

— Вы, должно быть, пришли сюда совсем молодой.

Мэгги улыбнулась.

— Мне тогда только-только исполнился двадцать один год. В то время от гувернантки не требовалось никакого специального образования, не то что сейчас. Я сама росла в большой семье, у меня было много младших братьев и сестер. Этого оказалось достаточно. Нанял меня Дункан Мак-Леллан, отец Уокера. Джесс в то время не мог сам ничего решить.

Аманда несколько секунд колебалась, прежде чем задать следующий вопрос:

— Значит, для Кейт вы как мать?

— Я ее вырастила, но она никогда не считала меня матерью. Когда она подросла, ей объяснили, что ee мать умерла. Если она к кому-то и относилась как к матери, — задумчиво добавила Мэгги, — то, наверное, к Кристин. Брайан впервые привез ее сюда на лето, когда Кейт исполнилось семь лет. Кристин любила маленьких детей. Наверное, это естественно, что Кейт к ней привязалась.

Аманда покачала головой:

— Я… почти не помню Кейт.

— Джесс настоял, чтобы она проводила несколько недель в летнем лагере. Поэтому вы очень мало виделись. Он хотел отослать ее в школу-интернат, но я его отговорила. Как я уже сказала, он ее не выносил. Только когда она выросла, он смирился с ее присутствием.

— Это жестоко, — тихо проговорила Аманда. — И несправедливо.

— Джесс дал Кейт то, что мог. Она никогда ни в чем не нуждалась. Но он ни разу даже не дотронула до нее.

Аманда хотела сказать, что равнодушие иногда хуже любого оскорбления, но промолчала.

— Я ни разу не видела портрета Мэри. Он где нибудь существует?

— Да. В его спальне.

Мэгги извинилась, встала из-за стола и направилась на кухню.

Аманда смотрела ей вслед. Внезапно ей пришло в голову, что Мэгги влюблена в Джесса, и, наверное, уже давно.


Джесс еще не оправился после вчерашних процедур, и Аманде удалось уговорить его отложить серьезные разговоры. Она сказала, что все равно не сможет усидеть в доме в такой прекрасный день. Он был явно огорчен, но смирился и по настоянию Мэгги сразу после ленча отправился вздремнуть.

Аманда понимала, что это только отсрочка. Рано или поздно разговор с Джессом состоится, и она ждала его со страхом. Ей придется сказать откровенно, как она относится к его решению, и главное — она не была уверена, что сможет убедить Джесса изменить его. Значит, придется прибегнуть к угрозам, а Джесс не такой человек, которого можно легко загнать в угол.

Разгуливая по саду в компании своих четвероногих друзей, Аманда вновь и вновь обдумывала положение, в которое попала. Конечно, она понимала, что Джесс неизбежно захочет изменить завещание, но не думала, что это произойдет так скоро. А публичное заявление Джесса поставило ее в невероятно трудное положение.

Разумеется, это соображение его все равно не остановило бы. Как и в тот первый день, когда никто из его домочадцев не мог, по его убеждению, выпустить собак на волю без приказа — хотя кто-то же это, несомненно, сделал, — так и теперь, он уверен, что ни один из членов его семьи не посмеет воспротивиться его воле. Даже несмотря на то что он собирается лишить дочь и внуков наследства. В этом слабое место Джесса: он слишком уверен в собственной неуязвимости. Ему даже не пришло в голову, что своим заявлением он поставил Аманду под удар.

На карту поставлены огромные деньги. Людей и не из-за такого убивали. И даже если она публично объявит, что совершенно не заинтересована в наследстве, никто ей не поверит, особенно сейчас, когда Джесс уже поручил изменить завещание.

Время, постоянно подгонявшее ее, теперь понеслось с головокружительной быстротой, а она даже не приблизилась к разгадке, за которой сюда приехала.

Уокер сказал, несколько дней, может быть, неделя… Наверняка он постарается затянуть этот процесс, насколько сможет. Но в конце концов завещание будет готово, и Джессу только останется его подписать. Если она не сможет разубедить его… что тогда?

Она сказала Джессу правду: она действительно не смогла бы усидеть в комнате. Тревога снедала ее, и даже прогулка по саду не помогала.

Аманда решила искупаться. Подойдя к бассейну, она увидела Кейт и остановилась в нерешительности. Потом все же поставила свою сумку рядом с шезлонгом, на котором лежали вещи Кейт. Залюбовалась ее гибкой грациозной фигурой в черном цельном купальнике. Кейт плыла крупными широкими бросками.

— Вы великолепны! — с искренним восхищением произнесла Аманда, когда Кейт вышла из воды.

Кейт на секунду остановилась, оглядела Аманду с головы до ног, остановилась на лице с каким-то странным выражением. По всей видимости, слова Аманды ее удивили, но уже в следующую секунду ее прелестное лицо снова обрело обычное выражение безмятежного спокойствия.

— Благодарю. Это гены.

— И кроме того, наверное, активный образ жизни. Вы плаваете, много ездите верхом, если я не ошибаюсь.

— Раза два-три в неделю.

Кейт села в шезлонг и стала вытирать свои золотистые руки, глядя на Аманду непроницаемыми глазами цвета тусклого серебра, совсем как у Джесса.

Аманда улыбнулась:

— Хотела бы я так же любить лошадей. Верхом можно увидеть гораздо больше.

— Да, наверное.

Аманда надела солнечные очки. Сделала еще одну попытку:

— Этот званый вечер, который планирует Джесс… наверное, он доставит вам с Мэгги массу лишних хлопот?

— Летом мы всегда устраиваем званые вечера.

— И все же… если я могу чем-нибудь помочь…

— По-моему, вы уже достаточно сделали, — вежливо произнесла Кейт.

Наступило долгое молчание. Аманда вздохнула.

— Кейт, я понимаю, у вас нет оснований верить, что я та, за кого себя выдаю, но…

— Я знаю, кто вы, — ровным голосом проговорила Кейт со странной улыбкой в глазах. — И я знаю, что вы явились сюда, чтобы разрушить нашу семью.

— Это не так, Кейт. Прошу вас…

Кейт встала, накинула халат, сунула ноги в сандалии. Выражение ее лица оставалось холодным, глаза все так же странно мерцали.

— О чем вы меня собираетесь просить? Чтобы я вас поняла? Не думаю, что это возможно. Если бы вы сюда не приехали, все могло бы быть иначе.

— Если вас беспокоит завещание Джесса…

Кейт не дала ей договорить. Рассмеялась резким смехом.

— Завещание?! Да я о нем и не думаю. Единственное, что мне нужно, это… — Она резко остановилась, с трудом овладела собой. — Вы даже не представляете себе, что вы сделали.

Захватив полотенце, она пошла в дом.


— Мы не можем позволить ему сделать это! — воскликнул Рис.

Салли придержал норовистую молодую лошадь.

— Потише.

Рис нетерпеливо фыркнул, опасливо покосившись на нее. Ему не понравилось, как она на него смотрела. Она уже едва не лягнула его, когда он проходил мимо. Рис не обладал врожденной способностью Салли управляться с лошадьми. Скорее наоборот. Казалось, он так же действовал им на нервы, как и они ему.

— И как же ты хочешь ему помешать? — спросил Салли.

— Мы должны что-нибудь придумать. Ты не хуже меня знаешь, что он собирается лишить нас наследства.

Рис стоял в дверях сарая, вертя в руках уздечку.

Салли положил на место щетку и взглянул на старшего брата, продолжая одной рукой поглаживать кобылу.

— Он может оставить все приюту для престарелых котов, и мы все равно ничего не сможем изменить. Если тебя удивляет то, что он решил сделать наследницей Аманду, то меня нет.

— Ты хочешь сказать, что тебя это не волнует?! Будет тебе, Салли. Передо мной можешь не притворяться. Я знаю, как тебе необходима «Слава». А что, если она решит продать поместье? Ты не сможешь купить ни дом, ни конюшни. Так же, как и я. Нам дадут под зад коленкой, а здесь будут хозяйничать посторонние.

— Она не продаст «Славу». Этого никто не сможет сделать.

Рис коротко рассмеялся.

— Если тебе «Слава» кажется центром вселенной, то это не значит, что и все остальные думают так же. Даже если она настоящая Аманда, она здесь двадцать лет не была. А воспоминания Кристин вряд ли были уж слишком радужными. Для нашей дорогой кузины это поместье — не более чем дойная корова.

Салли взял щетку и принялся расчесывать гриву лошади медленными ласковыми движениями, так не вязавшимися с сердитым выражением его лица.

— Я этому не верю. Она не сделает этого, если в ней есть хоть капля далтоновской крови.

— Точно. Но в ней нет ни капли, это я тебе говорю.

— Генетический анализ покажет.

— Может быть, покажет, а может, нет. Ты помнишь, нас предупреждали, что по результатам анализа можно судить о родстве лишь на восемьдесят процентов. К тому же старик, как ты понимаешь, не собирается дожидаться результатов анализа. Он уже меняет завещание.

— Но это еще не сделано. Уокер наверняка потянет время, насколько сможет. Ему это так же не нравится, как и нам.

— А нам тем временем что делать? Сидеть сложа руки и ждать, пока вмешается судьба? Аманда, например, упадет с лестницы и сломает себе шею?

— Очень смешно.

— Тогда что же? Я не припомню, чтобы Джесс когда-нибудь менял свое мнение. Помнишь, он принял сторону Никсона во время Уотергейта, и ничто не могло его сдвинуть. И здесь он не передумает, если только не удастся точно доказать, что она самозванка. А уж когда он подпишет завещание, тогда все, нам конец. Я ведь говорил тебе о том, что слышал обрывки его разговора с Уокером вчера вечером. Если он напишет все эти письма и переговорит со всеми в округе, мы не сможем опротестовать завещание в суде.

— Если Джессу вздумается говорить, его никто не остановит. А перехватывать письма — это нарушение федеральных законов.

— Но мы должны ему помешать.

Салли закончил чистить лошадь, молча отвел ее конюшню.

— Ну скажи же хоть что-нибудь!

— Какого черта ты хочешь от меня услышать? Не могу я заставить Джесса изменить решение. И ты не можешь. Что дальше? Если у тебя есть какие-нибудь идеи, давай выкладывай. Я с удовольствием послушаю.

— Может быть, стоит взглянуть на эту проблему с другой стороны. Если не удастся убедить Джесса, займемся Амандой.

— И каким же образом? Вежливо попросим ее отказаться от «Славы»?

— Не будь идиотом. Мы должны доказать, что она мошенница и самозванка.

— Но мы этого точно не знаем.

— Да будет тебе! Не веришь же ты на самом деле, что она настоящая Аманда. Явилась неизвестно откуда через двадцать лет, в тот самый момент, когда старик готов откинуть копыта. Очень удачно. Да ты только взгляни на нее. Ни в одном поколении Далтонов не было таких коротышек. Все — и мужчины, и женщины — были под шесть футов. И эту бледную кожу она унаследовала не от Далтонов. Кристин покрывалась загаром при одном только упоминании о солнце.

— Не помню.

— Зато я помню. Да это видно и на портретах, и на фотографиях. Нет, наша малышка — не та, за кого себя выдает.

— Ты не можешь знать этого наверняка, Рис.

— Не могу, говоришь? А ты заметил, что она левша?

Салли нахмурил брови.

— Нет, не заметил. Ну и что из этого?

— А то, что Аманда не была левшой.

— Ты уверен?

— Совершенно точно.

— И что, никто, кроме тебя, не заметил?

Рис пожал плечами:

— Наверное, никто об этом не подумал. Все ждут так называемых научных данных. Я это помню только потому, что в то лето часто шли дожди и Аманда почти все время рисовала лошадей, забившись в какой-нибудь угол. Правой рукой.

— Ну так скажи об этом Джессу.

— Чтобы он назвал меня лжецом? Это не доказательство. Никто не вспомнит, левша она была или правша. Через двадцать-то лет. Но я точно помню. Я знаю, она мошенница. Должны быть и еще доказательства. Нам только надо их найти.

— Даже если мы их найдем, с чего ты решил, что Джесс их примет? Время его подходит к концу, и он так надеется, что Аманда вернулась, он поверит всем ее объяснениям, что бы мы с тобой ни обнаружили. А если ты восстановишь против себя Джесса, будет еще хуже. Вот что я тебе скажу, Рис: оставь все как есть, Не заставляй Джесса делать выбор, иначе проиграешь.

— Я не для того протирал штаны все эти годы только и стараясь угодить Джессу, чтобы теперь спокойно смотреть, как все уплывает из рук. Если ты не хочешь попытаться, я сделаю это сам. Я ни перед чем не остановлюсь, чтобы защитить свои интересы.

Салли несколько минут стоял, глядя вслед Рису. Потом выругался сквозь зубы и направился к конюшне номер три, пытаясь переключить мысли на годовалого жеребца, стоявшего следующим номером в его списке дел на сегодня.

Он шел не оглядываясь и поэтому не видел, как из своей квартиры спустился Бен Прескотт.


Аманда вошла в кабинет Джесса, когда он разговаривал по телефону. Увидев ее, улыбнулся и знаком пригласил войти. Она закрыла за собой дверь, подошла к картине с изображением Брайана, Кристин и Аманды Далтон.

Прекрасная семья… Однако, как оказалось, не такая уж благополучная. Кристин, по-видимому, не знала счастья в замужестве, а в последнее лето, судя по всему, изменила мужу. Брайан то пренебрегал женой, то безумно ревновал ее. Что же касается Аманды… Что могла знать маленькая девочка? Только то, что у нее всегда есть мягкая постель, вкусная еда и родители рядом. Что светлячки светятся и после смерти. Что лето пахнет по-особому. Что гром не убивает. Что новые туфельки скрипят при каждом шаге. Что никаким карандашом не изобразить ясное летнее небо, что, если стоять совсем-совсем тихо, бабочка сядет на руку, что у новорожденного жеребенка ноги потешно разъезжаются в разные стороны, что речного рака можно заманить в глиняный кувшин. Что ночные кошмары — это невзаправду, какими бы страшными они ни казались.

— Твоя мать была очень волевой женщиной.

Аманда обернулась.

— Значит, у меня это в крови. Я тоже упрямая.

— Я бы удивился, если бы это было не так, моя радость.

Аманда прошла через комнату, села в кресло перед столом. На лице ее появилось серьезное, почти мрачное выражение.

— Нам надо поговорить, Джесс.

— О чем?

— О вашем завещании.

Глава 7

— За весь вечер она не сделала ни одного неверного шага, — сказал Салли.

— Да.

Уокер смотрел на Аманду, разговаривавшую с преподобным отцом Блиссом на противоположном конце патио. Преподобный отец, как всегда, стремился спасти очередную заблудшую душу, не важно, нуждалась она в спасении или нет. Аманда слушала его вежливо. Простое летнее платье очень ей шло и в то же время выглядело подчеркнуто скромным. Блестящие черные волосы, уложенные крупными локонами и перевитые ярким шелковым шарфом, придавали ей странное сходство с девочкой на портрете. Конечно, так и было задумано. Уокер в этом не сомневался.

— Конечно, ты тоже заметил.

Уокер перевел взгляд на Салли. Серые глаза смотрели на него с насмешкой.

Уокер переменил тему:

— Мне показалось или между ней и Джессом действительно возникли какие-то трения?

— Да, это верно. Ты ведь не появлялся у нас целую неделю.

— Джесс завалил меня работой по последней сделке.

Не в первый уже раз Уокер задавался вопросом: а может быть, Джесс сделал это специально, только для того, чтобы он держался подальше от «Славы» и не вступал в споры по поводу завещания?

— Что у вас здесь происходит?

Салли пожал плечами:

— Трудно сказать.

Он сделал глоток вина, задумчиво глядя на Аманду. Мэгги пришла ей на помощь и увела от проповедника встречать новых гостей — мэра с женой.

— Ни тот, ни другой ничего не говорят, — продолжал Салли. — Насколько я знаю, не было никаких открытых споров. Это совсем не похоже нa Джесса.

— Да уж.

Салли снова пожал плечами:

— Могу только догадываться. Мне кажется, что наша малышка Аманда загнала Джесса в угол. Не знаю, каким образом. Но он так расстроен, просто на себя не похож.

Уокер нахмурился:

— Мало вероятно.

— Может быть. Это просто мои догадки. Судя по всему, он пытается в чем-то ее убедить, а она отказывается сделать то, что он хочет. Всю неделю он слонялся по дому, топал ногами, злился на всех подряд. Она же старалась не попадаться ему на глаза. Вообще-то она старалась никому не попадаться на глаза.

— Что ты хочешь этим сказать?

— То, что сказал. Для Аманды это была нелегкая неделя. Джесс злится на нее, Кейт смотрит ледяным взглядом, и даже Мэгги больше не старается казаться дружелюбной.

— Я вижу, ты наблюдателен.

На лице Салли появилась сардоническая усмешка.

— Всю эту неделю мне приходилось курсировать между домом и конюшнями. Как ты думаешь, на ком старик срывал свое плохое настроение? Вчера, например, он позвал меня наверх и битых полчаса громко распространялся по поводу того, что ограду манежа так и не покрасили в этом году. А когда Виктор позвал меня и сказал, что опаздывает, догадываешься, кому досталось и за это?

Уокер задумчиво смотрел на него. Они стояли у длинного стола с десертами, и сейчас, кроме них двоих, здесь никого не было. Салли сам подошел к Уокеру с явным намерением поговорить. Однако жаловаться на грубое обращение деда было не в его характере. Уокер решил, что Салли собирался говорить совсем о другом, но пока не готов к этому разговору.

Званый вечер продолжался уже больше двух часов. Гости разбрелись по лужайке, некоторые пошли в сад. В воздухе все еще стоял запах дыма и жареного мяса, к которому примешивались приятные ароматы свежеиспеченных пирогов и пирожных.

Гости негромко разговаривали или просто слушали оркестр, привезенный из Нэшвилла. Джесс не любил громкую музыку, поэтому он разместил оркестр на возвышении в стороне от столов и запретил использовать усилители. Это не концерт, сказал он музыкантам, музыка не должна заглушать разговоры, и аплодисментов не будет.

Музыканты не возражали. Им пообещали такую щедрую плату, что жаловаться не приходилось. И гостям, судя по всему, нравилось, что можно разговаривать, не стараясь никого перекричать. Некоторые даже танцевали под негромкую медленную музыку.

Этим вечером Аманда была на высоте. Стоя рядом с Джессом, она приветствовала гостей дружелюбно, но без фамильярности, время от времени почтительно обращаясь к Джессу, не перебарщивая ни в чем. Уокер уже слышал восхищенные замечания о том, как она похожа на девочку на портрете и как это чудесно, что Джесс наконец нашел свою любимую внучку.

По мнению окружающих, Аманда Далтон вернулась домой.

И сама она, казалось, чувствовала себя как дома. С каждым вежливо разговаривала, каждого выслушивала. С лестным для него интересом, вела себя мило и спокойно, чем заслужила немало похвал. Она даже начала говорить с южным акцентом.

Да, подумал Уокер, она прекрасная актриса. Напряжение, возникшее между ней и Джессом, он заметил лишь потому, что внимательно за ними наблюдал. Оно не было очевидным, но оно существовало. По крайней мере дважды он видел, как Аманда медленно покачала головой в ответ на какие-то слова Джесса, что его крайне раздосадовало. Уокер не знал, в чем дело, однако почему-то почувствовал беспокойство.

Кейт подошла к десертному столу, убедиться, что все на месте — вилки, тарелки, салфетки. Она, как всегда, отлично выполняла свои большие и маленькие обязанности хозяйки дома. Если ей и не нравилось присутствие Аманды, которая сегодня к тому же оказалась в центре внимания, то она этого не показывала. И даже та холодность, о которой говорил Салли, сейчас никак не проявлялась.

— Никто не притронулся к сладкому, — произнесла она с обычной тревогой хорошей хозяйки, беспокоящейся о том, что гости могут остаться недовольны.

— Еще съедят, — успокоил ее Уокер. — Просто стейки слишком сытные.

Кейт сделала легкую гримаску.

— Бога ради, скажите Шарон, что ее пирог с черникой великолепен, а я, к сожалению, не могу попробовать его из-за аллергии.

— Ненавижу пироги с черникой.

— В самом деле? Ах да, как же это я забыла! Салли, может быть, ты…

— Я терпеть не могу пироги. Точка.

— Ну зачем ты так грубишь? Пойди лучше пригласи Ники Раш на танец. Она весь вечер ест тебя глазами.

Салли не двинулся с места.

— Танцы я тоже ненавижу. Особенно с женщинами, которые не поймешь как произносят свое имя.

Кейт бросила мимолетный взгляд на Уокера и двинулась дальше, по-видимому, твердо намереваясь уговорить плотно наевшихся гостей отведать пирогов.

— По-моему, она очень похудела, — заметил Уокер.

— Может быть. Последние две недели всем дались нелегко. Об этой неделе я вообще не говорю. Новое завещание Джесса готово?

— Не совсем. В компьютере полетел жесткий диск. Из-за этого и задержка.

— Удобная штука эти компьютеры.

— Да, когда они работают.

— Или когда не работают. Скажи, он меня полностью исключил? — внезапно резко спросил Салли.

— Я не могу ответить на этот вопрос, ты же знаешь.

— А ты предусмотрительный тип!

— Это моя работа, Салли.

— Ну да. — Салли поставил стакан на стол. — Ты здесь достаточно давно работаешь, чтобы знать, чего хочет старик. — Он направился к дому, однако, сделав несколько шагов, остановился и вновь обернулся к Уокеру. — Кстати, по словам Риса, двадцать лет назад Аманда не была левшой.

Уокер не отрываясь смотрел на него. Салли улыбнулся.

— Интересно, правда? Ну, до встречи, Уокер.


— Тогда у нас еще не было клиники, — объяснила доктор Хелен Чэнтри. — Мы работали в доме на Мэйн-стрит. А у меня, можно сказать, еще молоко на губах не обсохло. Молодая, старательная, но абсолютно без всякого опыта. В 1974 году, в конце января, доктор Саммер вышел на пенсию, и его больные перешли ко мне.

Аманда кивнула.

— Значит, когда с моим отцом случилось несчастье, вызвали вас.

— Да. — Несколько секунд проницательные темные глаза изучали Аманду. — Я ничего не могла сделать, — бесстрастным тоном добавила доктор Чэнтри. — Он сломал себе шею при падении.

— Он ведь был хорошим наездником…

— Даже наездники олимпийского класса, случается, падают с лошадей. И Брайан Далтон этого не избежал. К несчастью, он налетел на забор под таким углом и на такой скорости, что падение оказалось смертельным. Смерть наступила мгновенно.

Некоторое время Аманда молчала, рассеянно слушая музыку и оглядывая гостей. Около бассейна три пары двигались в медленном танце.

— Мне очень жаль, — произнесла доктор Чэнтри.

Аманда подняла на нее глаза, улыбнулась.

— Да нет, я же сама спросила. И потом… прошло уже двадцать лет. Я его едва помню. Мне просто… Просто в газетной статье о том несчастном случае говорилось, что он погиб, пытаясь заставить молодую лошадь совершить невозможное. Не похоже на наездника олимпийского класса, как вы считаете?

— Вы правы, но люди порой делают глупости, особенно в состоянии душевного расстройства.

Доктор Чэнтри не сказала о том, что внезапный отъезд Кристин за несколько недель до несчастного случая мог послужить причиной, толкнувшей Брайана на такую «глупость», но Аманда и не нуждалась в разъяснениях.

— Мне кажется… — Здесь она запнулась и переменила тему: — Вы помните мою мать?

Хелен Чэнтри кивнула. Они с Кристин Далтон были ровесницами.

— Мы с ней встречались только в обществе. Ни с какими медицинскими проблемам она ко мне ни разу не обращалась.

Аманда помедлила в нерешительности.

— Доктор…

— Пожалуйста, называйте меня Хелен.

— Хорошо… Хелен… благодарю вас. Скажите, у вас есть какие-нибудь предположения, почему мама так неожиданно уехала?

— Но разве она сама потом ничего вам не рассказывала?

— Нет.

— Странно… — Хелен задумчиво смотрела на нее. — Мне бы очень хотелось вам помочь, Аманда, но я действительно не знаю. Как я уже сказала, мы с Кристин встречались только в обществе. Мы с ней никогда не были близкими подругами. Не думаю, чтобы у нее вообще были подруги. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Она была слишком хороша. Слишком привлекала мужчин. Это вы имеете в виду?

Хелен улыбнулась.

— Да, более или менее. Но она не просто привлекала мужчин. Она их завораживала. Я бы даже сказала, порабощала. Она околдовывала моментально, с первого взгляда. Не думаю, что она делала это намеренно. Я не раз замечала, какими глазами смотрели на нее многие добропорядочные женатые мужчины. В этом крылась какая-то загадка.

— Она потом очень изменилась. — Аманда рассеянно отодвинула тарелку с остатками яблочного пирога.

— Что вы хотите сказать?

— Она стала очень сдержанной, очень тихой. Ушла в себя. Старалась не привлекать внимания.

— Возможно, это не мое дело. Если не хотите, можете не отвечать. Но я все же спрошу. Она больше не вышла замуж?

— Насколько я могу судить, у нее вообще никого не было, после того как мы уехали отсюда. Конечно, в первые годы я могла просто этого не знать. Дети редко замечают такие вещи. Но потом, когда я выросла, я бы наверняка об этом знала.

Хелен, по-видимому, собиралась что-то ответить, но в этот момент Джесс позвал ее из-за соседнего столика. Ему понадобилось разрешить какой-то спор на медицинскую тему.

— Хозяин зовет, — с улыбкой произнесла Хелен.

Аманда поднялась вместе с ней.

— Что ж, а я пойду лакомиться дальше. Я еще не попробовала пироги с клубникой, черникой и еще четырьмя видами ягод.

Хелен усмехнулась:

— Я вижу, вас хорошо проинструктировали.

— В общих чертах. А потом я еще заучила наизусть, кто какой пирог принес, чтобы не ошибиться. Не хочется никого обидеть.

— Если действительно не ошибетесь, на следующих выборах мэра включим ваше имя в список кандидатов.

Улыбаясь, Аманда подошла к столу с десертами, надеясь, что большая часть пирогов уже съедена. Однако их осталось еще более чем достаточно. Аманда тяжело вздохнула, взяла чистую тарелку и принялась отрезать тонкие ломтики от каждого пирога. Клубничный пекла Мэйвис Сиск, та, что с рыжими волосами. Пирог с черникой принесла Шарон Мелтон, у которой голубые серьги с топазами и голубая лента в волосах. Эми Блисс, жена священника, приготовила пирог с малиной (по непонятной причине это сочетание — Блисс и малина — Аманда запомнила очень легко). А мягкий нежный пирог с крыжовником принадлежит восхитительной пожилой леди по имени Бетти Лэм, со снежно-белыми волосами.

— Вы собираетесь это все съесть?

Аманда подняла глаза на Уокера Мак-Леллана, и ее хорошее настроение сразу испарилось. Сердце подскочило. Весь вечер она ни на минуту не забывала о его присутствии, о том, что он за ней наблюдает. Она не сомневалась, что рано или поздно он к ней подойдет. Конечно же, с какими-нибудь новыми обвинениями.

Воспоминание об их последней встрече, о его холодном лице и резком голосе помогло ей вновь обрести равновесие. Она выпрямилась, вскинула подбородок. Ей сейчас понадобится вся ее стойкость. Он рассержен, она это чувствовала, хотя внешне он никак этого не показывал. Аманда же ощущала странную незащищенность.

— Я должна все попробовать, чтобы не обидеть никого из дам.

— Ваш акцент становится все заметнее.

— Вы просто давно его не слышали.

Аманда тут же пожалела о своих словах. Зачем показывать ему, что она заметила его длительное отсутствие.

— Я был занят. А почему вы не спрашиваете о завещании?

— Может быть, оно меня не интересует.

— Или, может быть, вы согласны подождать, зная, что это лишь вопрос времени и вы все равно получите все.

Аманда отвернулась, собираясь отойти. Уокер схватил ее за руку.

— Отпустите меня, Уокер.

— Сначала ответьте мне на один вопрос.

— Отпустите меня.

Музыка заглушала слова, и никто не слышал, о чем они говорят, однако не одна пара глаз с любопытством устремилась в их сторону. Только этого ей сейчас не хватает — публичной сцены с семейным поверенным Далтонов.

Некоторое время он держал руку Аманды, не спуская с нее глаз.

— Вопрос очень простой. Вы ведь левша, не так ли?

— Да.

— Так вот, Аманда Далтон не была левшой.

Она улыбнулась.

— Удивляюсь, что вы так долго не затрагивали этот вопрос. Он ведь у вас наверняка в списке решающих признаков. Черные волосы, серые глаза, резус-фактор положительный, правша.

— Нет, этого признака в моем списке не было, — произнес он сдавленным голосом.

— Боюсь, что вы ошибаетесь, господин адвокат.

Помня о том, что на нее смотрят и стараясь удержать на лице приятную улыбку, Аманда пошла к своему столику. Поставила тарелку. Однако прежде чем она успела сесть, Уокер снова взял ее за руку.

— Потанцуйте со мной.

Этого она ожидала меньше всего, но под любопытными взглядами окружающих не могла ни протестовать, ни отдернуть руку. И он прекрасно это понимал. Черт бы его побрал!

Уокер повел ее к площадке перед бассейном, где несколько пар танцевали под медленную музыку. Обнял за талию, крепко прижал к себе.

В первый раз Аманда оказалась в такой тесной близости к нему. Тело его было крепче, чем она ожидала, руки — сильнее. От него пахло чем-то острым и крепким, возможно, лосьоном после бритья и трубочным табаком, хотя она ни разу не видела, чтобы он курил трубку. Сочетание это показалось ей приятным. Слишком приятным…

Он легко двигался в такт музыке, не отрываясь смотрел на нее сверху вниз. Она же лишь изредка поднимала на него глаза, и только тогда, когда была уверена, что он не сможет прочесть ее мысли.

— Ну так как, вы успели обдумать свой ответ? Скажите же, как могла девочка-правша превратиться и женщину-левшу?

— Вы уверены, что у меня есть ответ?

— Я на это рассчитываю.

Аманда не совсем поняла его, но тем не менее ответила на вопрос:

— Через несколько лет после того, как мы отсюда уехали, я сломала правую руку. Повредила какой-то нерв. Рука очень долго не заживала. Пришлось научиться все делать левой рукой. Даже и сейчас правая рука у меня слабее, чем левая.

— Это был тот же несчастный случай, из-за которого вы теперь боитесь лошадей? — насмешливо спросил Уокер.

Аманда не обратила внимания на издевку.

— Нет, я упала с дерева.

— Как неосмотрительно с вашей стороны.

Аманда с трудом сохраняла спокойствие.

— Вы правы. А все из-за того, что мне захотелось заглянуть в птичье гнездо. И можете себе представить, оно оказалось пустым. Дело кончилось сломанной рукой и сотрясением мозга.

Он кивнул с видом человека, услышавшего именно то, что ожидал услышать.

— Прекрасное объяснение. Простое и в то же время исчерпывающее. А главное, вполне правдоподобное. Держу пари, если я сейчас спрошу Хелен Чэнтри, она скажет, что с медицинской точки зрения это вполне возможно.

Аманда с трудом боролась с искушением оттолкнуть его. О, как она его ненавидела! Ненавидела его манеру говорить, его жалящие слова, его насмешливый, издевательский взгляд.

— Это все правда.

— Да вы не узнаете правду, даже если столкнетесь с ней лицом к лицу.

Горячая пульсирующая боль обожгла голову, чуть выше глаз. О Господи, только не мигрень! За всю жизнь у нее было всего несколько приступов мигрени, но они запомнились надолго. И вызывало их обычно нервное потрясение. Как раз такое, какое она испытывала сейчас.

Музыка смолкла. Аманда поспешно и не слишком грациозно оторвалась от Уокера, больше не заботясь о том, что подумают окружающие. Вернулась к столику, где ждала тарелка с пирогами. Если он сейчас подойдет, она швырнет в него куском пирога.

Он подошел чуть позже, с бокалами вина в руках.

— Нет, благодарю вас, я не пью, — проговорила Аманда.

Она в это время пробовала клубничный пирог, который оказался очень вкусным. Пирог с ежевикой был еще вкуснее, а пирог с крыжовником — просто восхитительный.

— Хотите сохранить ясную голову? — с той же ненавистной насмешкой спросил Уокер и уселся на стул рядом с ней с видом человека, который не собирается никуда уходить.

— Можно сказать и так.

А вот Эми Блисс лучше заняться чем-нибудь другим, решила Аманда. Ее пирог с малиной никуда не годится. Конечно, говорить ей этого нельзя. Что же сказать в таком случае? Что корка слишком сухая?

— Аманда, хватит вам щипать этот пирог. Взгляните на меня.

— Я не щиплю, я пробую.

По крайней мере он назвал ее по имени. Каких трудов стоило этого добиться. Можно подумать, его за это четвертуют или вздернут на дыбе.

Снова появилась пульсирующая боль чуть повыше глаз. Теперь она разливалась по всему телу. Язык как будто онемел. К горлу подступала тошнота. О Господи! Может быть, это от пирога Эми Блисс? Хуже ничего не придумаешь.

— Аманда…

Она резко встала, взяла тарелку, понесла ее к десертному столу. Тошнота усиливалась, закружилась голова. Она как-то умудрилась сделать последние два шага и со стуком поставила тарелку на стол. Отступила к кустам азалий.

Надо поскорее уйти от этих людей. И надо за что-нибудь ухватиться, потому что ноги ее совсем не держат. Ноги дрожали и отказывались идти туда, куда она им приказывала.

— Аманда…

Густой туман застилал глаза. Дрожь прошла по всему телу. Аманда испугалась. Так еще никогда не было. Язык и горло онемели, подступил мощный приступ тошноты. Аманда со стоном согнулась, и ее вырвало на кусты азалий.

Сильные руки держали ее за плечи все время, пока ее рвало. Когда она наконец освободилась от всей пищи, которую втолкнула в себя за этот вечер, Уокер помог ей подняться. Она прислонилась к нему спиной, почувствовала на лбу его руку, мягкую и восхитительно прохладную.

Вокруг наступила тишина. Оркестр больше не играл. Даже сверчки замолчали. Где-то там, позади нее, гости, наверное, замерли в ужасе. Ну что же, люди, встречайте свою Аманду.

— О Боже… — прошептала она.

— Все в порядке, — спокойно произнес Уокер. — Просто вы переели. Слишком много всего, включая меня.

Он легонько коснулся рукой ее щеки. Аманду охватила паника. Ощущение было такое, что его рука коснулась чьей-то чужой щеки, не ее собственной. Ее лицо словно онемело. В глазах все еще стоял туман. Дышать становилось все труднее.

— Уокер, я…

Острая боль пронзила грудь. Аманда вскрикнула.

— Аманда!

Она не могла ответить. С ней происходило что-то ужасное, и она ничего не могла с этим поделать. Несколько мгновений смотрела Уокеру в глаза, как бы пытаясь сообщить что-то необыкновенно важное.

А потом все вокруг заволокло туманом. Силы оставили ее. Страшная тяжесть навалилась на грудь. Каждый вдох давался с огромным трудом, и наконец наступили полная темнота и холод, словно вены заполнились ледяной водой вместо крови.

— В чем дело?

— Не знаю… Черт побери! Хелен…

— У нее дыхание затруднено. Держите ей голову повыше. Мэгги, принесите мою сумку. Спасибо. Пульс очень слабый и замедленный. Подождите, сейчас я… О Господи, давление падает так стремительно…

— Сделайте же что-нибудь!

— Давайте внесем ее в дом. Быстрее.

Аманда едва сознавала, что происходит вокруг. Люди… Голоса… Она слышала приглушенные звуки обычно громового голоса Джесса, властного, как всегда. Слышала, каким резким стал ленивый бархатистый голос Уокера. Узнала голос Хелен.

Она закоченела так, что, казалось, никогда больше не сможет согреться. Больно было дышать. С ней проделывали всякие неприятные вещи, и она не могла их остановить: не было ни сил, ни голоса. Ее кололи иголками, лили в горло какую-то отвратительную жидкость. Снова началась рвота. Она попыталась что-то сказать, в отчаянии от своей беспомощности. Чьи-то голоса успокаивали ее. Голоса Мэгги, Кейт и все время голос Джесса. Ей казалось, что она узнает голос Уокера, хотя он звучал по-иному, чем всегда. Голос Хелен, уговаривавшей ее, что все будет хорошо. Чьи-то незнакомые голоса…

Ну почему они не оставят ее одну! Почему не дают ей спокойно умереть…

— Наверное, лучше впустить их сюда. Иначе, боюсь, они разнесут двери.

— Но, доктор…

— Я беру это на себя. Они все равно не успокоятся, пока не увидят ее.

Стало немного теплее, и тяжесть, давящая на грудь, ослабла. Она начала приходить в себя. Понемногу исчезал панический страх, что собственное тело ей не подчиняется. Боль тоже постепенно прошла. И сердце больше не грохотало, и комната уже не кружилась. Теперь она ощущала лишь страшную слабость, усталость и сонливость.

— Хелен говорит, у других примерно то же самое, но не так остро, как у Аманды. Еще человек десять. Да, эта вечеринка надолго запомнится, Джесс.

— Что случилось, черт побери? Может, мясо несвежее?

— Мы уже отправили образцы всех продуктов на анализ. На тот случай, если здесь кое-что посерьезнее. Хелен предполагает, что все отравились ядовитыми ягодами.

— Что?!

— Шарон Мелтон покупала чернику на уличном прилавке. Похоже, что там оказались ядовитые ягоды. Пока трудно сказать наверняка… разницы почти никакой, если не вглядываться. Шарон, по-видимому, не очень внимательно смотрела. Сейчас она в ужасе.

Уокер говорил приглушенным голосом: дверь в комнату Аманды была приоткрыта, и он боялся ее потревожить, хотя сейчас она, судя по всему, крепко спала.

Джесс стоял, прислонившись к косяку и не отрывая взгляда от неподвижной фигуры на огромной старинной кровати. За последние двенадцать часов он практически не отходил от ее комнаты. Время приближалось к полудню. Всю прошлую ночь он так и не ложился.

— С ней все будет в порядке, Джесс.

Старик взглянул на Уокера горящими глазами:

— Вы слышали, что сказала Хелен? Если бы Аманду сразу не вырвало, она могла бы умереть.

— Но теперь-то она не умрет. Через несколько часов она проснется, а к завтрашнему утру будет в полном порядке. Ничего страшного.

— Ничего страшного…

Взгляд Джесса снова устремился на Аманду. В ногах ее по обеим сторонам лежали верные доберманы.

— Конечно, ничего страшного. Просто дурацкий несчастный случай. Не в первый и, боюсь, не в последний раз ядовитые ягоды путают с черникой.

Джесс кивнул, хотя мысли его, казалось, витали далеко отсюда.

— Я ведь сердился на нее, Уокер. Вы знали об этом?

— Я понял, что между вами возникли какие-то трения.

— Знаете, из-за чего?

— Нет.

— Помните, я вам говорил, что она ни о чем меня не просила?

Уокер кивнул.

— Вы хотите сказать…

— Ей ничего не нужно. Понимаете, ничего. И «Слава» ей не нужна. Что вы на это скажете?

— Что это значит — не нужна?

— Это значит то, что она пришла ко мне в кабинет, села в кресло перед столом и сказала, что, если я подпишу новое завещание, по которому поместье или все дела перейдут к ней, она в тот же день уедет отсюда и больше никогда не вернется. А если я вздумаю перехитрить ее и подпишу новое завещание тайком от нее, то после моей смерти она составит дарственную, по которой все перейдет к Кейт, Рису и Салли.

— И вы ей верите?

— Каждому слову. Она говорила правду. Всю неделю я пытался ее разубедить, но она не уступила. Она надеется, что всегда сможет приезжать в «Славу», но это поместье никогда не станет для нее родным домом, как для нас.

Уокер понял, что за гневом старика скрывается глубокая обида. Джесс не мог уразуметь, как это кто-нибудь вообще, не говоря уже о представительнице рода Далтонов, может не считать «Славу» самым прекрасным местом на земле. Однако он всегда уважал людей с сильным характером. Аманда, судя по всему, своим решительным отказом завоевала его полное уважение.

Что касается Уокера, то он был растерян.

— Не пойму… Что это за игра такая?

— А вам ни разу не приходило в голову, что, может быть… ну а вдруг… это вовсе не игра? Уокер, для такого молодого человека вы слишком циничны. Даже для юриста вы слишком циничны, я бы сказал.

Он, по-видимому, совсем выдохся.

— Пожалуй, пойду прилягу на минутку. Вот только…

— Сиделка придет за вами, когда Аманда проснется.

Джесс повернулся, чтобы уйти, затем неожиданно остановился.

— Уокер, сделайте мне одолжение. Скажите всем, что, пока во всяком случае, старое завещание остается в силе.

— Хорошо.

Оставшись один, Уокер заглянул в комнату и, увидев неподвижную фигурку на огромной кровати, почувствовал непривычное для себя сомнение.

С одной стороны, чересчур многое подозрительно в ней. Она слишком мала ростом и слишком изящна. Она левша. Для женщины, вернувшейся домой, она ведет себя чересчур осторожно и скрытно. Многие вещи не может вспомнить, причем такие, которые должна бы помнить. В глазах ее таится слишком много секретов, слишком многого она недоговаривает.

В то же время многое говорит за то, что она настоящая Аманда. Цвет глаз и волос, группа крови, кое-какие «воспоминания». Перелом руки вполне мог вызвать повреждение нерва, что, в свою очередь, привело к тому, что она стала левшой, по необходимости. А семья Далтонов, известная рослыми людьми, могла же произвести хотя бы одну представительницу невысокого роста и хрупкого сложения.

Может быть, все же… пусть это и небольшая доля вероятности… но, может быть, она явилась сюда вовсе не из корыстных побуждений?

Уокер еще секунду помедлил у открытой двери, вспоминая тот ужасный момент, когда он понял, что с Амандой происходит нечто более серьезное, чем просто нервный срыв. Вспомнил, как она обмякла, прислонившись к нему, как он поднял ее на руки, как она смотрела на него беспомощным взглядом испуганного ребенка.

Дальше последовали другие, еще более страшные воспоминания. Затрудненное дыхание, резкое падение давления, снижение температуры тела, перебои в сердце и, наконец, самое ужасное — судороги, продолжавшиеся, правда, всего несколько минут.

Как и Джесс, Уокер всю ночь не спал и тоже практически не отходил от ее спальни. Сейчас он был слишком утомлен, чтобы обдумать все это. Слишком устал. Да, наверное, в этом все дело. Иначе почему так болит в груди всякий раз, когда он смотрит на нее? Почему так не хочется отходить от этой двери? Хочется сесть на край ее кровати и ждать, пока она проснется, откроет глаза, заговорит с ним.

Ему хотелось убедиться, что она будет жить.

Это, конечно, глупость. Хелен ведь заверила его, что все будет в порядке. А Хелен — хороший врач, она знает, что говорит. Значит, с Амандой и в самом деле все будет в порядке. И ему совершенно не обязательно стоять здесь и глазеть на спящую Аманду.

— Я буду внизу, — сказал он сиделке.

Миссис Стайлз с безмятежным видом кивнула:

— Да, сэр. Все будет нормально, не беспокойтесь, сэр.

Сиделка словно хотела сказать, что и с ним самим тоже все будет в порядке. Испытывая чувство неловкости, Уокер пошел вниз. Ему предстояло сообщить членам семьи Далтон потрясающее известие.


Аманда вздрогнула и открыла глаза. Взгляд остановился на балдахине кровати. Красный бархат с бахромой. На какое-то мгновение бахрома заплясала перед глазами.

— Я вижу, вы проснулись.

Аманда слишком резко повернула голову. Ощущение было такое, словно десятки молотков застучали одновременно. Она закрыла глаза. Снова открыла и увидела женщину средних лет, по-видимому, сиделку. Та поднялась с кресла и подошла к ней. Раздалось глухое рычание. Аманда в недоумении снова повернула голову, чуть приподнялась и увидела Банди и Гэйси, лежащих у ее ног.

— Мы с вами все это уже проходили, — со злостью произнесла сиделка. — Я здесь для того, чтобы помочь ей, а не причинить вред. Так что успокойтесь, вы оба.

Аманда с трудом высвободила левую руку из-под покрывала, погладила собак.

— Все в порядке, ребята.

Неужели это ее голос? Такой слабый, едва слышный…

— Сейчас мы вас немножко приподнимем. — Сиделка ловко подложила ей под спину еще одну подушку. — Сейчас голова немного закружится, но это моментально пройдет.

Все произошло так, как она предсказала. Когда комната перестала кружиться, Аманда осторожно открыла глаза. Пока все нормально. Она перевела взгляд вниз, на правую руку, из которой торчала игла, соединенная с капельницей. А это еще что такое…

Постепенно она все вспомнила. Званый вечер. Море незнакомых лиц, в основном дружелюбных. Множество вопросов. Она на все сумела ответить. Перепалка с Уокером. Внезапный приступ тошноты…

— Мы уберем капельницу чуть позже, мисс Далтон. Меня зовут миссис Стайлз. Я работаю в клинике доктора Чэнтри, в городе.

— Да-да, понятно… Видите ли, я не очень хорошо помню, что произошло.

— Глупейшая ошибка. — Сиделка покачала головой. — Ядовитые ягоды спутали с черникой. Их трудно различить. В наших краях растут и те, и другие, да и созревают они одновременно. Кроме вас, еще с десяток гостей отравились этим пирогом. — Она неожиданно улыбнулась. — Трудно поверить, что одним пирогом можно накормить десять человек, правда?

Аманде удалось улыбнуться:

— Не накормить, нет. Мы просто пробовали все пироги, поэтому всем досталось по маленькому кусочку.

— А, тогда понятно.

Аманда чуть пошевелилась. Когда же пройдет эта головная боль? По-видимому, сказывается действие ядовитых ягод.

— Вам скоро станет лучше, — заверила сиделка. — Примерно через час приедет доктор Чэнтри, посмотреть, как идут дела.

Неожиданно Аманда почувствовала голод. Кажется, она действительно осмелится что-нибудь съесть.

Снова вспомнив прошедший вечер, она тяжело вздохнула.

— Боюсь, я произвела то еще впечатление на соседей.

Миссис Стайлз, как видно, поняла, что она чувствует. Похлопала Аманду по руке.

— На вашем месте я бы не стала расстраиваться из-за этого, мисс Далтон. Все потрясены тем, что произошло. Доктор Чэнтри рассказывала, что мистер Мак-Леллан принес вас в дом на руках, а гости не хотели расходиться, пока не стало ясно, уже после полуночи, что с вами все будет в порядке.

— Как… как мило с их стороны.

Сиделка улыбнулась.

— Мистер Джесс страшно встревожен. Он просил, чтобы его позвали, как только вы проснетесь.

Аманда кивнула, и миссис Стайлз торопливо вышла из комнаты.

Оставшись наедине с собаками, Аманда задумчиво погладила их. Две пары влажных коричневых глаз пристально смотрели на нее.

— Нес меня на руках… — пробормотала Аманда.


Хелен Чэнтри закрыла маленький черный докторский чемонданчик, присела на край кровати.

— Могу сказать только одно: вы везучая. Вы выбросили сами почти всю эту гадость из своего организма.

— Прошу вас, не напоминайте мне об этом.

Они остались в комнате одни. По просьбе Хелен Джесс увел собак. Миссис Стайлз на кухне руководила приготовлением легкого обеда для Аманды.

Хелен улыбнулась:

— Да, я понимаю, вам неприятно об этом вспоминать. Но это лучшее из всего, что могло случиться, Аманда. Должна сказать, что такой мгновенной и сильной реакции я еще не встречала. А я за свою практику видела немало случаев отравления ядовитыми ягодами.

Аманда потерла правую руку, перевязанную в том месте, где под кожу была введена игла капельницы.

— Сиделка сказала… другие тоже пострадали.

— Да, но у остальных все было не так серьезно. Скажу вам, работы мне вчера хватило. Слава Богу, никто не получил смертельную дозу яда, я обследовала всех, кто съел хотя бы маленький кусочек этого пирога.

— Надеюсь, Джесса не пришлось…

— Нет, он не ел пирог. Как оказалось, из «Славы» его ели только вы и Мэгги. Слышали бы вы, — усмехнулась Хелен, — как они все клялись, что даже не притронулись к пирогу, когда поняли, что предстоит обследование. Эми Блисс божилась, что ни крошки не попробовала. До тех пор пока ее не стошнило, без моей помощи.

— Похоже, вы вчера были самым популярным человеком.

— Это уж точно.

Аманда не смогла сдержать улыбку:

— Честно говоря, сначала я решила, что мне стало плохо от этого ужасного пирога Эми Блисс.

— Вы не единственная. Многие выразили надежду, что теперь она излечится от вредной привычки печь пироги. Хотя…

— Знаете, — медленно проговорила Аманда, — теперь мне кажется, что я все вспомнила. То есть я хочу сказать… глаза у меня были закрыты, и я не могла произнести ни слова, но… я слышала все, что происходило вокруг. Кажется, я бы даже могла повторить, кто что говорил.

Хелен чуть нахмурила брови.

— Это любопытно.

— Что именно?

— Видите ли… это необычная реакция для той степени тяжести отравления ядовитыми ягодами, которую вы перенесли. По всем признакам должна была наступить полная потеря сознания. И пульс у вас слишком замедлился…

— Я не совсем понимаю.

Хелен в нерешительности помолчала.

— Признаки отравления ядовитыми ягодами очень схожи с теми, которые наблюдаются при отравлении наперстянкой3. У вас проявились почти все симптомы: тошнота, рвота, судороги, шок. Но давление у вас упало слишком резко. Скажите, когда это началось, вы почувствовали головокружение?

— Да.

— А резкую головную боль?

— Я почувствовала головную боль незадолго до этого. Но не резкую, а какую-то ноющую, пульсирующую. Я подумала, что начинается приступ мигрени. Потом появилось… жжение во всем теле. Язык онемел. Началось головокружение, тошнота… туман в глазах. Потом меня начало рвать, очень сильно. И все лицо онемело. Это меня напугало по-настоящему. Все вокруг заволокло туманом. Вот тут я поняла, что дело, наверное, не в куске плохого пирога.

— Трудно было дышать?

Аманда кивнула:

— Ужасно.

— Боль в груди чувствовали?

— Да. Вообще-то… болело везде. И спазмы в желудке продолжались уже после того, как меня вырвало. И потом…

— Что потом?

— Потом я почувствовала холод. Ужасный холод.

Аманда заметила, как помрачнело лицо Хелен, и ее снова охватила дрожь, но уже совсем по другой причине.

— Так все-таки, что же это значит?

Несколько секунд Хелен молчала, нахмурив брови.

— Видите ли, — осторожно начала она, — лечение отравлений ядами сводится в основном к одному и тому же: если возможно, необходимо вывести яд из организма, если нет — нейтрализовать его, а затем лечить симптомы, то есть последствия. Что я и делала в вашем случае. Времени на раздумья не было. Но теперь, после того что вы мне рассказали… Некоторые симптомы не соответствуют обычным признакам отравления ядовитыми ягодами, Аманда.

— Что же это за симптомы?

Хелен снова замолчала.

— Если бы всего полтора месяца назад я не прошла курс по токсикологии, я бы, наверное, не смогла ответить на ваш вопрос. Существует столько различных ядов.

— Но теперь вы можете сказать, какой это яд?

— В общем-то это мог быть любой, но… онемение, потеря зрения, замедленный пульс, резкое падение давления, затрудненное дыхание и в особенности холод… Похоже на аконит. Сейчас мне ничего другого не приходит в голову. Если же это аконит… то он не мог попасть в пирог по ошибке.

Некоторое время Аманда молчала. Когда же наконец заговорила, голос ее звучал неожиданно спокойно:

— Пока это только наши предположения. Мы ничего не можем знать наверняка. Вы, кажется, сказали, что послали образцы на анализ?

— Самый стандартный, который применяется в тех случаях, когда мы имеем дело с ботулизмом или другими пищевыми отравлениями. — Хелен покачала головой. — Но лаборатории завалены работой, поэтому может пройти несколько недель, пока мы получим результаты. — Она помолчала секунду и продолжила нарочито спокойно: — Если, конечно, я не сообщу шерифу, что подозреваю умышленное отравление. Toгда он распорядится ускорить работу.

Аманда отрицательно покачала головой:

— Нет-нет. Просто у меня не совсем обычная реакция на ядовитые ягоды. Это ведь возможно? Наверное, даже вполне вероятно?

— Возможно все. Но вероятно?.. Не сказала бы.

— Вы говорили, что еще с десяток гостей ели этот пирог, но ни у кого не было таких острых симптомов. Значит…

Хелен покачала головой.

— У всех остальных симптомы указывают на отравление ядовитыми ягодами. Объяснить это можно только одним: вы получили что-то еще. Кто-то подложил яд в ваш кусок пирога после того, как вы его отрезали. Подумайте, у кого была возможность незаметно положить что-нибудь в вашу тарелку?

Аманда вспомнила, как поставила тарелку на стол и пошла танцевать с Уокером. За время танца она ни разу не оглянулась на свой столик. Любой мог, проходя мимо, подложить щепотку… как Хелен назвала его?.. Аконита? Любой, кроме Уокера.

— Аманда…

— Хелен, это был несчастный случай. Просто несчастный случай. — Она не опустила глаза под скептическим взглядом Хелен. — Давайте договоримся, что несчастный случай, пока не будем знать наверняка.

— Как я понимаю, вы предпочли бы, чтобы я никому об этом не рассказывала?

— Да, если можно. Это всех только расстроит, особенно Джесса.

— Мне это не нравится.

Аманда несколько секунд колебалась.

— Хелен, вчера у кого-то могла быть причина желать… избавиться от меня. Сегодня ее больше не существует. Я сказала Джессу, что не хочу наследовать ничего из его имущества. Сегодня он пообещал мне не менять завещание в мою пользу. Все уже об этом знают.

— И все равно мне это не нравится. Если мы ничего не предпримем, кто-то так и останется безнаказанным.

— Ну хорошо, а если мы поднимем шум, объявим на всю округу, что меня сознательно пытались отравить, а потом окажется, что мы ошиблись? Семья и так пережила достаточно.

— Вы могли бы уехать на время. Пока мы не узнаем наверняка. Чтобы больше никого не вводить в искушение, так сказать.

Аманда покачала головой:

— Нет, этого я не могу сделать.

— Потому что результаты генетического анализа могут оказаться таковы, что вы не сможете сюда вернуться?

Аманда ответила натянутой улыбкой.

— Не вы ли сами первая сказали, что, будь во мне даже несколько литров далтоновской крови, анализ все равно может не дать точного ответа?

— Да. Но я также сказала, что, если в вас совсем нет далтоновской крови, анализ выявит это почти верняка.

— Мне казалось, вы верите, что я из рода Далтонов.

— Вы правы. Я в этом уверена.

Какое-то время Аманда задумчиво смотрела Хелен.

— Это звучит как отговорка.

Хелен слегка улыбнулась.

— Мое мнение не слишком много значит. Главное, что Джесс вас безоговорочно признал, и это делает вас опасной для тех, кто жаждет получить часть его состояния, в особенности «Славу». Почему вы отказываетесь уехать на некоторое время, Аманда?

— Не могу. У меня такое чувство, что, если я сейчас не выясню, что же произошло двадцать лет назад, больше мне такая возможность не представится.

— Ну почему же?

— Не знаю. Просто у меня такое чувство. В общем, я должна остаться. Я должна сейчас быть здесь. И потом, может быть, мы слишком торопимся с выводами. Возможно, это все-таки несчастный случай.

— Знаете, Аманда, за свою жизнь я усвоила одну истину: все гораздо сложнее, чем кажется. Пока Джесс жив, он всегда может изменить завещание в вашу пользу. Мы все знаем, как он этого хочет. И мы знаем, что он всегда добивается чего хочет. Это в его натуре.

— В моей тоже.

Хелен снова помолчала.

— Когда Уокер привез вас ко мне в клинику на анализ крови, я сразу поняла, что вы необыкновенно умная женщина. Не разочаровывайте меня. Аманда. Будьте осторожны.

Аманда лишь кивнула в ответ. Оставшись в комнате наедине со своей головной болью, она задала себе вопрос: так ли уж она умна на самом деле?

Глава 8

Поздно ночью ее разбудил гром. Грохот стоял такой, словно земля раскалывалась на части. Аманда лежала, глядя на вспышки молнии, озарявшие комнату, слушая звуки дождя и раскаты грома.

Это была первая гроза за две недели со времени ее приезда. Все кругом предвещало, что после такой спокойной весны следует ждать бурного лета.

Грозы Аманда не боялась. Просто в такие моменты она всегда чувствовала беспокойство и тревогу. К тому же накануне она целый день пролежала в постели, и это непривычное для нее состояние, по-видимому, лишь усилило теперешнее тревожное чувство.

Она села на постели, откинула покрывало, стараясь двигаться осторожно, чтобы не вызвать головокружения. Встала на пол и, к великому облегчению, обнаружила, что голова ясная, а ноги держат крепко. Она накинула пеньюар, сунула ноги в домашние туфли в вышла из комнаты в сопровождении собак.

Холл верхнего этажа освещался слабым светом затемненных ламп. Аманда двигалась очень тихо: после суеты и тревог прошлой ночи она не хотела никого беспокоить.

На площадке лестницы она остановилась. Собаки начали спускаться по ступеням, покрытым толстым ковром. Внезапно Аманда уловила какое-то едва заметное движение. Повернула голову.

С другой стороны холла, откуда лестница вела в левое крыло дома, виднелась слабая полоска света. Из-под двери спальни Джесса, определила Аманда. Лампы там вблизи не было, но Аманда узнала фигуру Мэгги в белом полупрозрачном пеньюаре. Та открыла дверь комнаты Джесса и проскользнула внутрь. Полоска света исчезла.

Оправившись от изумления, Аманда сказала себе: а в чем дело? Что тут такого? Возможно, они просто ищут утешения друг в друге. Джесс, при всей своей силе и властности, всего лишь живой человек, столкнувшийся с наглядным доказательством собственной смертности. В такие минуты даже самые сильные нуждаются в поддержке. Нуждаются в человеке, к которому можно прислониться, пусть тайно, пусть на короткое время. Если же это не просто утешение… что в этом плохого? Джесс овдовел сорок лет назад. Не обходился же он без женщины все эти годы. Если судить по тому, что она читала, все далтоновские мужчины сохраняли сексуальную активность до самой смерти. Некоторые становились отцами за семьдесят. Судя по той энергии, которую проявляет Джесс даже в эти последние месяцы своей жизни, вполне возможно, что он до сих пор в состоянии наслаждаться любовью, так же как и многими другим вещами.

Мэгги пришла в его дом нетронутой молодой девушкой, несомненно, очень привлекательной. Джессу тогда было тридцать пять. Он к тому времени только что потерял любимую жену и, вероятно, в какой-то момент потянулся к Мэгги за утешением или просто за сексом.

Аманда последовала за собаками вниз по слабо освещенным ступеням. А не питала ли Мэгги хоть когда-нибудь надежду на то, что Джесс женится на ней? Вряд ли ей хотелось оставаться в любовницах всю жизнь, особенно в те времена и в этих краях. Ведь если бы об этом стало известно, Мэгги не избежала бы всеобщего порицания. Возможно, она все это время ждала и лишь теперь, оглянувшись назад, на прошедшие десятилетия, поняла, что ей никогда уже не стать женой Джесса.

«Я все это придумала, — решила Аманда. — Это все только фантазии. Но если это правда… тогда это еще одно темное пятно на совести Джесса. Столько лет держать женщину в своем доме, сначала как няньку для детей, потом как экономку, платить ей за службу и все это время спать с ней на своих собственных, эгоистических условиях… В этом есть что-то от средневековья».

Вспышка молнии озарила старинные дедовские часы. Аманда взглянула на часы не видя их, покачала головой и пошла дальше.

Конечно, это не ее дело. Мэгги — взрослая женщина. В конце концов, она же не рабыня, никто ее не держал насильно, она вполне могла уйти, если бы захотела. И потом, она, Аманда, ничего не знает наверняка. Это лишь пустые домыслы. Может быть, Джесс предлагал Мэгги замужество, может быть, это именно она отказывалась от брачных уз.

Но… Джесс всегда добивается того, чего хочет.

В кухне горел свет. Аманда немало удивилась, увидев Кейт, сидевшую за столом с чашкой в руке. В шелковом пеньюаре поверх ночной сорочки, с волосами, распущенными по плечам, она выглядела моложе, чем всегда, и странно незащищенной.

— Извините, — проговорила Аманда. — Я не думала, что кто-то еще не спит.

Кейт слегка покачала головой.

— Я терпеть не могу грозу. Решила, что, может быть, травяной чай поможет мне успокоиться. — Она улыбнулась. — Нет, не помогает.

Аманда дождалась, пока утихнут мощные раскаты грома.

— Да, я тоже не очень люблю грозу.

Она достала из буфета стакан, подошла к холодильнику, налила молока. Хелен советовала в первые дни придерживаться простой еды и питья. Может быть, стакан молока заодно поможет ей заснуть.

На какой-то момент она остановилась в нерешительности, однако уловив едва заметный приглашающий жест, села с другой стороны стола. Интересно, подумалось ей, все предшествующие дни Кейт обдавала ее ледяным холодом.

— Я вижу, вам уже лучше, — произнесла Кейт.

Аманда кивнула:

— Да, намного.

Она сделала глоток молока, выжидательно глядя на Кейт.

Некоторое время Кейт смотрела на свои тонкие длинные пальцы, сжимавшие чашку.

— Мне очень неприятно… Я имею в виду то, что произошло на вечере.

— Это ведь не ваша вина.

— Все равно… мне очень жаль, что так получилось. — Она снова помолчала. — Я сожалею и обо всем остальном, Аманда. О том, как вела себя по отношению к вам.

Значит, ей все-таки небезразлично завещание Джесса… Или… может быть, она потрясена тем, что могло произойти от маленькой щепотки яда. В любом случае ясно, что теперь она хочет мира.

Аманда изобразила обезоруживающую улыбку.

— Кейт, для вас я чужой человек. Более того, я совершенно непреднамеренно, поверьте, встала между вами и вашим отцом. Если хотите знать правду, я потрясена тем, как вежливо вы со мной обращались все это время.

Кейт заговорила с видимым усилием:

— Нет, вы не встали между мной и отцом. Мне хотелось в это поверить. Я старалась в это поверить. Но… Если бы даже вы не появились, для меня все равно ничего бы не изменилось. Пора наконец мне это признать.

Аманда не знала, что на это ответить, однако все же попыталась утешить Кейт:

— У меня есть подруга. Ее отец… он ее не бил, не оскорблял, но… что бы она ни делала, ему все было нехорошо. Она выросла, считая себя совершенно никчемным человеком. Только после его смерти она перестала смотреть на себя его глазами и поняла, что она собой представляет на самом деле. Ей понадобилось много времени, чтобы излечиться от того, что он с ней сделал.

Кейт с трудом улыбнулась.

— Мы все так… привязаны к своим отцам, не правда ли?

Аманда улыбнулась в ответ.

— Да, хотим мы того или нет. — Она переждала очередной раскат грома. — Я плохо помню своего отца.

— Брайан был очень похож на Джесса.

— В самом деле?

— О да.

Аманда ждала, скрывая напряжение. В конце концов ее терпение было вознаграждено. Кейт заговорила, как бы размышляя вслух:

— Наверное, иначе и быть не могло. Он вырос в сознании, что его желания важнее всего остального. Джесс сам ему это внушал. А кроме того, Брайан отличался далтоновским буйным нравом и далтоновской гордостью, что сделало его еще более… высокомерным, нетерпимым. Он был на тринадцать лет старше меня. К тому времени, как я пошла в школу, он уже стал наездником олимпийского класса, уже успел прославиться. В те времена он много ездил верхом, круглый год, поэтому дома бывал мало. Но когда он бывал дома… его присутствие сразу чувствовалось. Как я уже говорила, он был страшно избалован. Джесс не отказывал ему ни в чем. Ему никогда не приходилось зарабатывать себе на жизнь. Но ко мне он хорошо относился… по-своему. Может быть, из жалости.

— А может быть, вы ему просто нравились.

Кейт улыбнулась:

— Может быть.

— Сколько вам было лет, когда он привез в «Славу» мою мать? Семь, восемь?

— Семь. Помню, я тогда подумала, что Кристин самая хорошенькая женщина на свете.

Аманда помолчала несколько секунд.

— Я слабо помню дом в Кентукки, где они… где мы жили. Там я ходила в школу.

— Кристин так решила. Может быть, она настояла на этом, потому что хотела, чтобы у них была своя жизнь. Чтобы забрать Брайана отсюда хотя бы на какое-то время. Точно не знаю. Знаю только, что Джесс купил дом для Брайана только потому, что Кристин хотелось, чтобы у них был собственный дом. Но Джесс настоял, чтобы с весны до осени они жили здесь. А так как Брайан обожал верховую езду, он охотно принял это условие. Кристин же отнеслась к этому без энтузиазма.

— Насколько я знаю, она не сопровождала его на скачки.

— Нет, она оставалась здесь. Оглядываясь назад, я вспоминаю, что большую часть времени она страшно скучала. Но тогда мне казалось, что дел здесь полно. Она любила гулять в саду. Много читала. Иногда даже ездила верхом, хоть и не слишком любила это занятие. И еще она много времени проводила со мной.

— Да, Мэгги об этом говорила.

— Кристин была очень добра ко мне, особенно в те первые годы. — Кейт секунду помолчала в нерешительности. — Однажды, в ее второе лето здесь, я слышала, как она поссорилась с Джессом из-за меня. Назвала его чудовищем, за то, что не обращает на меня внимания.

— Что произошло потом?

— После этого меня каждое лето отправляли на несколько недель в лагерь. Иногда даже в различные лагеря.

Аманда поморщилась. Такова реакция Джесса на критику. С этим ей уже приходилось сталкиваться.

— Я уверена, что мама этого не хотела.

— Да, я знаю. Я ее никогда и не винила.

Наступило короткое молчание. Обе слушали шум дождя. Гроза постепенно утихала. Аманда не решалась спрашивать дальше. Сегодня Кейт впервые раскрылась перед ней.

Наконец она решилась:

— Кейт… вы ведь были здесь в то лето. В ту ночь, когда мама уехала.

— Да, я была здесь…

Нахмурившись, Кейт смотрела в чашку.

— Вы знаете, почему она уехала?

Вдалеке пророкотал гром, казалось, обессиленный собственным недавним напором. Кейт подняла сумрачные глаза на Аманду.

— Нет, я понятия не имею, почему она уехала.

Так же, как и раньше, в случае с Салли, у Аманды возникло ощущение, что Кейт говорит неправду.

Кейт снова заговорила:

— Неужели для вас так важно получить ответ на этот вопрос, Аманда? Ведь это же произошло много лет назад. Ни Кристин, ни Брайана нет в живых. Даже если вы узнаете, что положило конец их браку, ну какое это теперь имеет значение?

— Для меня имеет.

— Но почему? Вы были совсем малышкой. Что бы тогда ни произошло, с вами это никак не связано. То есть я хочу сказать, вам не в чем себя винить.

Аманда нахмурила брови.

— Знаете… может быть, это странно, но я никогда себя и не винила. Я знаю, многие дети часто винят во всем себя. Но я… нет. Мне просто нужно знать, что произошло. Она уехала так внезапно.

Кейт несколько минут колебалась. Вздохнула.

— Не так уж внезапно на самом деле. Мы все знали, что она не была счастлива. Отчасти это вина Джесса, хотя он ни за что в этом не признается. Это он настаивал, чтобы Брайан и Кристин проводили здесь почти по полгода. Считал, что это хорошо для Кристин, сидеть здесь, пока муж занимается своей любимой верховой ездой. Это сильно осложняло их семейную жизнь. А их брак с самого начала нельзя было назвать благополучным.

— Джесс так и не понимал, что происходит? И мой отец тоже?

Кейт едва заметно улыбнулась.

— Я же сказала, что они очень похожи. Ни тот, ни другой не допускали мысли, что Кристин может уехать. Они оба знали, что она любит «Славу». Вы были здесь счастливы, а счастье дочери для нее много значило. Кроме того, выйдя замуж за Брайана, Кристин стала представительницей рода Далтонов, следовательно, считалось, что она должна приспосабливаться к образу жизни мужа, к его желаниям.

— Но это же… абсурд!

Кейт, по-видимому, поняла, что Аманда употребила слово «абсурд» вместо другого, гораздо более сильного выражения.

— Согласна. Но не забывайте, что за последние тридцать лет мир очень изменился. Они поженились в шестьдесят втором. В сознании большинства людей женской свободы просто не существовало. Далтоновские же мужчины в этом смысле были еще хуже других.

— Все равно.

— Да… Это, конечно, не оправдание. Образованные мужчины, какими они себя считали, должны были понимать, что женщины меняются. Но… у нас здесь, на Юге, люди склонны придерживаться того, к чему они привыкли. Молодое поколение, безусловно, меняется, но пожилые люди все еще живут в 1950 году.

Аманда допила молоко и теперь сидела, задумчиво вертя в руках кружку.

— Значит, вы убеждены, что отъезд моей матери был неизбежен?

— Боюсь, что так. Я знаю, она пыталась дать понять Брайану, что несчастлива. Но он либо не хотел слышать, либо считал, что это пройдет.

Вспомнив о предполагаемом романе, якобы начавшемся перед самым отъездом Кристин, Аманда заговорила легким небрежным тоном:

— Но в то лето, по-моему, она была счастливее, чем всегда. Мне кажется, я это помню… Это правда?

Несколько минут Кейт молча смотрела на нее.

— Не думаю. По-моему, она жила в еще большем напряжении. Ездила верхом чаще, чем обычно. Собиралась записаться в колледж на летние курсы. В ней все время чувствовалось беспокойство, словно она на грани срыва.

— Значит, память меня подводит. Ну что ж, в конце концов мне было всего девять лет.

— Понятно, что то лето имеет для вас такое значение. Но это все давно в прошлом, Аманда. Оставьте его там. Так будет лучше всего.

Она встала, отнесла кружку в раковину.

— Гроза, кажется, прошла. Пойду лягу. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Кейт.

Некоторое время после ее ухода Аманда сидела за столом. Она не верила, что Кейт рассказала все, что знала, но по крайней мере теперь она больше знает о Брайане и Кристин. Да и Кейт, кажется, немного оттаяла. Это тоже хорошо. Лучше бы, конечно, эта оттепель началась до того, как Аманда съела кусок пирога с черникой.


Кейт ослабила поводья. Себастиан, прекрасно знавший ее привычки — она ездила на нем уже больше десяти лет, — послушно перешел на спокойный шаг. В это раннее утро на горной тропе так легко дышалось. Влажный прохладный воздух еще хранил свежесть после ночной грозы. Казалось, весь шум, грохот и яростный напор прошлой ночи не пропали даром.

Как все глупо, думала Кейт. Не надо этого делать. Скорее всего его и не окажется у водопада. То, что он чуть раньше проехал вверх по этой тропе, еще ничего не значит. А если даже он там… какой прием он ей окажет?

Резкие слова Бена, брошенные ей в лицо больше недели назад, все еще жгли. После того как они расстались там, в саду, ей казалось, что она его ненавидит. Но потом, вечером, Джесс объявил, что решил изменить завещание, и Кейт почувствовала, что весь ее мир разваливается на части.

Единственное в ее жизни, что всегда проходило без осложнений, — это секс. Поэтому-то она так стремилась к Бену. С ним она забывала обо всем. С ним она чувствовала, что и она чего-то стоит. С ним она ощущала себя женщиной, имеющей значение для мужчины, пусть лишь в постели. Он один мог дать ей это почувствовать.

Кейт и сама не могла бы объяснить это свое стремление наладить отношения с Беном. Кругом полно других мужчин, всегда готовых лечь с ней в постель. Почему бы не найти себе другого любовника? Найти мужчину, который бы с радостью согласился стать ее любовником, никогда не составляло для нее проблемы. И сейчас наверняка не составило бы. Так почему же она этого не делает?

До сих пор она никогда не подпускала к себе мужчину слишком близко. Она не хотела допустить, чтобы потеря любовника могла причинить ей страдание или хотя бы доставить огорчение. Она практически ничего не знала о своих любовниках, за исключением того, что они умеют в постели и какие ощущения дают их тела ее телу. Больше ничего она и не хотела знать. Имена связывались в ее сознании с лицами, руками и телами. Фактически они даже не были для нее людьми. Ни их мысли, ни чувства никогда ее не интересовали. Лишь физические ощущения, которые она могла возбудить в них, а они — в ней.

Но с Беном… С Беном происходило что-то особенное. Это ее пугало и в то же время непреодолимо притягивало. Бен обладал способностью доставлять удовольствие и причинять боль. Бен обнаружил ее самое больное место и не колеблясь ударил, после того как она оскорбила его.

Признать это оказалось совсем не легко. Признаться себе самой, что она тоскует по Бену. Не по мужскому телу, не по искусным рукам, нет. По Бену. По шелковым волосам, струящимся сквозь ее пальцы, по звукам его хриплого голоса, полного желания, по тому, как он шептал ее имя, по его глазам, искрившимся улыбкой, от которой хотелось плакать…

Все это выходило за пределы простого желания. Это превратилось в некую неведомую силу, совершенно самостоятельную, терзавшую ее ум и тело, так что все остальное казалось неважным. Кейт говорила себе, что это кратковременное безумие бесследно пройдет. Много дней она не подходила к конюшням, избегала случайных встреч с Беном. И уверяла себя, что не скучает по нему. Совсем не скучает.

И вот результат… Ранним утром в понедельник, на рассвете, она направляется по северной тропе к водопаду, потому что Бен чуть раньше повел туда коня.

Осознав это, Кейт едва не повернула обратно. Себастиан, почти сроднившийся с ней за долгие годы, остановился, но Кейт натянула поводья, пробормотала: «Вперед», — и он послушно двинулся дальше.

За поворотом открылся один из знаменитых водопадов «Славы». Он падал в горное озеро с гранитного обрыва высотой пятнадцать футов. Шум воды, отдававшийся в утренней тишине, действовал умиротворяюще.

Однако Кейт водопада почти не видела. Она видела только Бена.

Он уже спешился, привязал коня к молодому деревцу и ослабил подпругу, по всей видимости, решив дать коню отдых после трудного подъема. Сидя на плоском валуне на краю озера, он задумчиво смотрел на струи воды. В своих обычных джинсах и высоких сапогах для верховой езды, в белой рубашке с закатанными по локоть рукавами. Прядь белокурых волос спадала на лоб.

Кейт жадно смотрела на него. Она так любила его волосы. Как шелковые…

Неизвестно, как долго она бы так стояла и смотрела на него, если бы конь Бена не почуял Себастиана и приветственно не заржал.

Бен повернул голову. Без удивления. Лицо его казалось абсолютно непроницаемым, в глазах отражался лишь свет раннего утра.

Кейт несколько секунд сидела в нерешительности, не зная, что делать. Что, если она сейчас спешится, привяжет коня, подойдет к нему, а он уедет прочь? Что, если он вообще не обратит на нее внимания? Это будет еще хуже: ведь он знает, как больно ранит ее пренебрежение. Лучше пусть скажет что-нибудь злое или посмеется над ней за то, что… она бегает за ним. Боже правый!

Вся дрожа, Кейт все же спешилась и привязала Себастиана рядом с конем Бена. Медленно пошла через поляну. Одета она была примерно так же, как и Бен, только не в джинсах, а в бриджах для верховой езды и бледно-голубой рубашке. Волосы под небрежно надетым беретом распущены по плечам.

Бен молча наблюдал за ней.

Она пыталась придумать, что бы такое сказать, легкое, ничего не значащее. Да, именно, надо сделать вид, что их последняя встреча в саду закончилась совсем не так или что ей все равно, как она закончилась. Что никаких чувств между ними нет. Ничего, кроме секса.

— Ты чего-нибудь хочешь, Кейт?

Да, ей захотелось его ударить.

— А ты, значит, никак не собираешься мне это облегчить?

— Что облегчить?

— Да вот то, что я пришла к тебе… вот так.

Бен сидел, обхватив руками колени. Лицо его осталось таким же непроницаемым.

— Ты хочешь сказать, что пришла ко мне, Кейт? Но зачем? У меня сложилось впечатление, что между нами все кончено.

— Да, все кончено.

Однако она не уходила. И даже не отвернулась от него.

Бен смотрел на нее. Терпеливо ждал.

— Ты сукин сын, Бен.

— Это я уже слышал. Ты повторяешься, Кейт.

— Я тебя ненавижу.

— И это я слышал.

— Ты не имел никакого права все это говорить.

— Что именно? Спрашивать, почему я не могу провести с тобой целую ночь? Или сказать, что хочу большего? Или что Джессу все равно, сколько у тебя мужчин?

— Все вместе. Ты не имел никакого права.

— В таком случае между нами действительно все кончено. — Глаза его стали жесткими. — Повторю в последний раз, Кейт. Я не игрушка. Больше полугода я был твоим любовником. Это дает мне определенные права. Например, право время от времени спать в твоей постели и ожидать, что ты будешь спать в моей. Появляться рядом с тобой на людях. Желать, чтобы со мной обращались как с человеком. Говорить тебе правду даже тогда, когда ты не хочешь ее слышать.

— Ты просишь слишком много.

— Я не прошу, Кейт. Я требую. Отныне мы больше не будем скрываться. Или не будем встречаться вообще.

Кейт обхватила себя за плечи.

— А если я соглашусь, что тогда?

— Тогда у нас будут нормальные здоровые отношения. Мы будем проводить время вместе не только раздетыми. Может быть, иногда будем выходить вместе обедать или в кино. Но это не будет только один секс и больше ничего. Слышишь, никогда.

— Я так не могу…

— Тогда уходи. Найди себе другую игрушку.

Она хотела повернуться и уйти. Но не смогла. Плечи ее поникли. Слезы обожгли глаза.

— Черт бы тебя побрал. Черт бы тебя побрал, Бен.

Она не видела, как он рванулся с места. Лишь почувствовала его рядом. Почувствовала его руки. Неожиданно для самой себя застонала от облегчения.

Он яростно целовал ее.

— Ну и упрямая же ты. Я столько времени этого ждал.

Она почувствовала его пальцы в своих волосах и едва не замурлыкала от наслаждения.

— Ты мог бы и сам прийти ко мне.

— Нет, этот шаг должна была сделать ты.

Он снова поцеловал ее. Взял ее лицо в свои руки и долго смотрел на нее.

— Кэти, прости меня за то, что я сказал тебе про Джесса. Я понимал, что ты должна это узнать, но… не таким образом.

— А может быть, именно таким образом. — Она провела пальцем по его нижней губе как завороженная; ее потрясали эти мягкие губы у такого жесткого, сурового человека. — Ты сказал это так… неприкрыто, что я больше не могла притворяться даже перед собой. Пора посмотреть правде в глаза. Джесс никогда мне не принадлежал. Никогда.

— Ты прекрасно обойдешься без Джесса, — хрипло произнес Бен. — Просто великолепно обойдешься.

Она поцеловала его.

— Я тебя тогда обидела, прости. На самом деле я никогда не думала, что тебе нужны деньги.

— Мне нужна только ты. Господи, помоги мне. Я, наверное, сошел с ума. Прилип к женщине, которая сложнее, чем китайская загадка.

— Я слишком стара для тебя, — прошептала Кейт.

— Замолчи, дурочка. Я тебя люблю.

Потрясенная Кейт не знала, что на это ответить, но он и не дал ей ничего сказать. Сильные руки с легкостью подняли ее, и через секунду она лежала на освещенной солнцем мягкой траве.

В первый раз за все время их отношений желание смешалось со смешливостью, с каким-то игривым настроением, до сих пор незнакомым им обоим. В первый раз они не торопились. Каждое прикосновение, каждый поцелуй длились дольше, чем обычно. На упрямые пуговицы и неподдающиеся молнии они реагировали нервным смехом, а неловкие попытки стянуть слишком тугие сапоги вызвали неудержимый приступ хохота. Однако когда они все же разделись, весь юмор улетучился бесследно. Как это всегда происходило между ними, взрыв желания оказался слишком мощным, неуправляемым. И в этом они прекрасно понимали друг друга. Ни колебаний, ни лишних вопросов, ни стеснительности. Лишь страсть, нараставшая с каждой секундой, уносившая их все дальше, казалось, за пределы собственных возможностей.

— Мы сгорим, — лениво произнесла Кейт.

— Мы же никогда не сгораем.

Бен положил руку ей на бедро и нежно погладил. Она теснее прижалась к нему.

— Сгореть мы не сгорим, но можем оказаться в неловком положении, — небрежным тоном добавил он. — Сегодня утром на этой тропе должны проходить тренировочные заезды.

Кейт подняла голову, взглянула ему в лицо:

— Ну и чудесно.

Увидев, что она не сделала попытки сдвинуться с места, Бен улыбнулся.

— Ты знаешь, я ведь опять забыл.

Кейт поняла: он забыл надеть презерватив. Лицо ее помрачнело.

— А в прошлый раз, в саду, ты тоже забыл? Мне давно хотелось знать.

Бен в нерешительности помолчал.

— Сам не знаю. Может быть, я позволил себе забыть. Возможно, мне захотелось, чтобы хоть один раз у нас все было по-другому.

Она коснулась его лица.

— Может, и я забыла по той же причине.

— Все равно это было неосторожно с нашей стороны.

— Знаю. Но я принимаю таблетки, так что беспокоиться не о чем. И потом, у нас обоих хорошее здоровье.

Он крепче прижал ее к себе.

— Здоровье у нас отличное. А ты хочешь иметь детей, Кэти?

Этот прямой вопрос немного испугал ее.

— Не знаю… Поздновато для меня. Мне ведь уже сорок, Бен.

— Дурочка, — повторил он. — В наше время женщины и в пятьдесят рожают. Какое это имеет значение, если ты чувствуешь, что готова стать матерью.

— Я не уверена, что готова.

Он улыбнулся, притянул ее к себе, поцеловал.

— Я и сам не уверен, что готов стать отцом. Но об этом стоит подумать.

— Значит… теперь наши отношения будут складываться так?

— Об этом стоит подумать, — повторил Бен. Некоторое время она молчала, глядя на него.

— Знаешь, к этому сначала надо привыкнуть.

Бена, казалось, позабавили ее слова.

— К чему именно? К тому, что у тебя теперь есть настоящий любовник?

— Да.

— Не беспокойся. Я дам тебе время привыкнуть. Не буду настаивать на том, чтобы, например, завтра ты пригласила меня на ужин. — Он откинул прядь блестящих волос с ее лица, посерьезнел. — Это должен быть шаг с твоей стороны, Кейт. Это твоя семья и твой дом. Если хочешь, чтобы все развивалось постепенно, пожалуйста. Мы поедем обратно вместе. Вместе отведем коней, поговорим. В общем, больше в присутствии посторонних не будем притворяться, что мы чужие. Завтра, если захочешь, поедем вместе кататься верхом. А в конце недели, может быть, даже пойдем в кино.

— И у тебя хватит терпения?

— На какое-то время, да. — Бен улыбнулся. — Если мы оба будем знать, что мы вместе, я могу подождать, пока и все остальные это поймут.

Кейт наклонилась и медленно поцеловала его. Такого удовлетворения она уже давно не испытывала. А может быть, и никогда. И в то же время ощущение тревоги не проходило. Слишком он стал близок. Она чувствовала свою незащищенность, и это пугало.

Он сказал, что любит ее…

— Бен…

— Без паники.

— Да нет никакой паники. Просто, я должна сказать… я пока еще не знаю точно… как я к тебе отношусь.

— Это не беда. Я знаю.

— Ты знаешь, как я к тебе отношусь?

— Ну да.

— И как же? — осторожно спросила она.

— Ты меня любишь.

Это ее раздосадовало.

— В самом деле?

Он широко улыбнулся.

— Ну конечно. Я уже сколько раз подряд назвал тебя Кэти, и ты ни разу не возразила. Если это не любовь, то, во всяком случае, что-то очень близкое тому.

Кейт не смогла сдержать улыбку.

— А теперь, думаю, нам лучше одеться, — небрежным тоном произнес Бен. — Я чувствую, кто-то приближается.

— Ну и прекрасно.

К водопаду подъехали четверо всадников. Они не остановились, увидев Бена и Кейт, лишь подняли руки в знак приветствия. То, что Бен в этот момент натягивал сапог, совершенно не привлекло их внимания. По-видимому, они решили, что он вытряхивал из сапога камешки или песок. А если кто-то из них и заметил травинки в волосах Кейт, то ничего по этому поводу не сказал.

— Тактичные, черти, — пробормотал Бен, продолжая бороться с сапогом.

— Господи, кажется, я покраснела!

Бен усмехнулся в ответ.

Через несколько минут, весело болтая, они ехали обратно к конюшням. Когда они уже подъезжали, Бен серьезно спросил:

— Как у тебя с Амандой?

— Теперь у нас вполне нормальные отношения. — Кейт вздохнула. — Ты ведь знаешь, что произошло на вечеринке?

— Да, конечно. — Бен задумчиво взглянул на нее.

— Ей было так плохо. Она могла умереть. Все эти долгие часы, когда мы не знали, выживет ли она, я думала только о том, как была к ней несправедлива. Я хочу сказать… она ведь не виновата в том, что Джесс… так обращается со мной. Ее приезд ничего не изменил. До этого все было так же.

— Значит, вы помирились?

— Да, я сделала попытку. Посмотрим.

— Она вела себя по-дружески?

— По-моему, да. Несколько осторожно, но это и неудивительно.

Бен помолчал.

— Скажи, Кейт… ты веришь, что она настоящая Аманда Далтон?

Кейт ответила не сразу, но, когда заговорила, в голосе звучала уверенность:

— Да. Верю.

— Почему ты так в этом уверена? — с любопытством спросил Бен.

Действительно, почему?.. Кейт колебалась. Она никогда не обсуждала семейные дела с посторонними. Но Бен ведь не посторонний, внезапно осознала она. Теперь уже нет. Она взглянула на него, встретила его теплый понимающий взгляд, и ей показалось, будто огромная тяжесть, которую она несла долгие-долгие годы, разом свалилась с плеч.

Лошади медленно шли вдоль забора, а Кейт рассказывала Бену, почему она так уверена в том, что Аманда вернулась домой.


Несмотря на видимую беззаботность, с которой Аманда говорила с Хелен, она чувствовала тревогу. Она вполне допускала, что кто-то в «Славе» пытается избавиться от нее. Известие о том, что Джесс передумал менять завещание, возможно, и остановит этого человека, но… Как верно заметила Хелен, пока Джесс жив, существует опасность, что он снова передумает и все-таки изменит завещание в пользу Аманды, а значит, этот «кто-то» может не захотеть ждать, пока это произойдет.

В первую неделю после вечеринки эта мысль буквально парализовала Аманду. Бывали моменты, когда она чувствовала настоящую панику, появлялось одно желание — бежать, но каждый раз Аманда напоминала себе, что, уехав отсюда, потеряет свой единственный шанс. Когда Джесса не станет, все здесь переменится. Она в этом не сомневалась. И уж тогда концов вообще не найти. Она так и не узнает, что произошло двадцать лет назад.

Нет, она должна остаться. А это значит, придется быть предельно осторожной. Судя по всему, планировалось убийство под видом несчастного случая — если вообще что-либо планировалось, следовательно, открытое нападение мало вероятно. Да и вряд ли кто-то пойдет на такой риск. Пока, во всяком случае. Так что ей нужно опасаться «несчастных случаев».

Однако со временем тревога постепенно утихла. Жизнь в «Славе» текла своим чередом, и пока никто не обнаруживал желания разделаться с ней. Мэгги выдерживала вежливый нейтралитет. Кейт, после начавшейся оттепели, вела себя почти по-дружески. Рис испытывал явное облегчение, он буквально сиял, узнав о том, что Джесс передумал менять завещание. Даже у Салли, казалось, поднялось настроение.

Уокер каждый вечер приходил в «Славу» на обед. С Амандой он разговаривал о самых незначащих вещах, но — она это чувствовала — не переставал наблюдать за ней.

О том, что произошло на вечеринке, он не вспоминал. А того человека, который нес ее на руках, словно бы и не существовало вовсе. Единственное, о чем он упомянул, без всякого выражения в голосе, — это о том, что разговаривал с Хелен по поводу перелома руки, могло ли оно повлечь за собой повреждение нерва.

— И что она сказала? — спросила Аманда.

Они задержались на минуту в дверях.

— Сказала, что это вполне возможно.

— Вы разочарованы?

Он стиснул зубы. В зеленых глазах сверкнул горячий огонек.

— Однажды я все-таки задам вам вопрос, на который у вас не найдется ответа.

Аманда почувствовала, что Джесс смотрит на них, но задержалась в дверях еще на секунду, небрежно улыбнулась Уокеру.

— На вашем месте я бы не стала на это спорить, — сладким голосом произнесла она и прошла к своему месту за столом.

— Что-нибудь не так? — спросил Джесс.

— Нет, Джесс, все в порядке.

После этого разговора они с Уокером обменивались лишь незначительными фразами, но Аманда все время чувствовала на себе его взгляд.

Джесс оставался самим собой. Оправившись от страха потерять Аманду, он снова принялся убеждать ее согласиться стать его наследницей.

— Это все принадлежит тебе по праву рождения.

— По праву рождения мне принадлежит только мое имя. Все остальное я должна заработать сама. Я ведь и пальцем не пошевелила, чтобы заслужить хотя бы малую часть «Славы».

— Но…

— Шах и мат.

Джесс взглянул на доску и выругался сквозь зубы.

— Послушай, этому ходу я тебя не учил.

— Нет, учили.

Он сдался с коротким смешком, однако не оставил попыток уговорить ее. Хорошо, что он хотя бы разговаривал с ней об этом, когда они оставались наедине. Это тоже в его характере, подумала Аманда. Не любит ничего делать на публику, если не уверен в победе.

Ей оставалось лишь надеяться, что все остальные не догадываются о настойчивых попытках Джесса все-таки сделать ее своей наследницей. Хотя, конечно, зная его характер, они должны понимать, что борьба не окончена.

Тем не менее в «Славе» было все тихо и мирно, и Аманда уже начала задаваться вопросом, не надуманны ли все ее страхи. Преднамеренное отравление? Вряд ли. Вероятнее всего она все-таки отравилась ягодами, случайно попавшими в пирог. Да, это вероятнее всего.


Начало июня было мягким, но к середине месяца жара усилилась. Вечерами гремели грозы. В большинстве своем они обходили «Славу» стороной. Молнии расцвечивали небо только над горами, в которых слышались сердитые раскаты грома. На долю «Славы» досталась лишь жара.

Аманда на собственном опыте почувствовала, что, хотя «Слава» и расположилась на холмах и горных склонах, тем не менее это настоящий юг. С длинными, жаркими, необыкновенно тихими днями, с ночами без малейшего движения воздуха при температуре около восьмидесяти по Фаренгейту.

Ранним утром в доме еще было сравнительно прохладно, однако к вечеру, особенно на втором этаже, становилось нестерпимо душно. Аманда довольно легко привыкла к жаре и отсутствию кондиционеров, но спать в духоте оказалось нелегко, и ночами она часто просыпалась. Теперь она нередко оставляла дверь на балкон открытой, предпочитая терпеть укусы комаров — их, кстати, было не так много, благодаря усилиям дворников и садовников, — чем духоту.

Конечно, с открытыми дверями она не могла спать: от этого ее отучили долгие годы жизни в городе. Но по крайней мере так бессонница переносилась легче. Иногда она натягивала шорты и майку и спускалась вниз. Гуляла по саду или на лужайке, пока не одолевала сонливость.

Собакам ее прогулки совсем не нравились. Их изгнали из ее спальни, и теперь ночами они бродили по дому. Стоило Аманде подойти к балконной двери, как они начинали громко выть, поэтому она сначала впускала их к себе, а потом вместе с ними выходила из дома по балконной лестнице. К тому же с «охраной» она чувствовала себя спокойнее.

Однажды ночью с четверга на пятницу Аманда наконец уступила желанию, которое мучило ее уже много дней. В темноте она быстро оделась и подошла к дверям, ведущим в коридор.

— Тихо, — шепнула она собакам, уже скулившим за дверью. — Сегодня вы остаетесь здесь. Слышите меня? Оставайтесь здесь.

Собаки затихли. Аманда вышла на балкон, оставив за собой дверь открытой, и спустилась вниз, на лужайку.

Не колеблясь ни минуты, она направилась к тропинке, которая вела к «Козырному королю».

Глава 9

Только бы не наступить на змею… Узкая тропинка извивалась, кружила между деревьями, кустами азалий, с которых уже облетели цветы, зарослями сладко пахнущей жимолости. Ничего страшного, говорила себе Аманда, просто неторопливая вечерняя прогулка. Чтобы охладиться.

В лесу действительно было прохладно, однако взобравшись на вершину холма, Аманда была вынуждена остановиться, чтобы перевести дыхание. Нет, до сельских жителей ей далеко. Для них такая прогулка — сущий пустяк. Неудивительно, что Уокер в такой хорошей форме.

Аманда откинула волосы назад. Зачем она это делает?.. Как это все глупо. Просто идиотизм какой-то. Если хочется посмотреть на «Козырного короля», почему бы не отправиться туда при дневном свете? А если захотелось увидеть… что-то еще… В общем, невероятно глупо.

— Аманда, ты идиотка, — произнесла она вслух, обращаясь к кусту дикой розы, обвившемуся вокруг клена. — Точно, самая настоящая идиотка.

Тропинка сделала резкий поворот, и Аманда вышла к широкому неторопливому ручью, через который был перекинут узкий мостик. Дойдя до середины мостика, она остановилась, глядя вниз на воду. Сюда, в гущу леса, лунный свет почти не проникал, поэтому вода казалась черной.

Аманда вздрогнула, сама не зная отчего, и поспешно прошла до конца мостика.

Там, на расстоянии нескольких ярдов, чуть в стороне от тропинки виднелась островерхая крыша оранжереи. Аманда не стала сворачивать с тропинки, чтобы получше ее разглядеть. Просто остановилась на несколько минут, рассматривая небольшое деревянное сооружение. Дом стоял на поляне, и лунный свет, проникавший сюда, четко вырисовывал очертания крыши.

Аманда посмотрела в ту сторону, куда вела тропинка, и увидела вдали между деревьями что-то белое. Она догадывалась, что «Козырной король», по-видимому, уже близко. Странно, однако, что оранжерею поместили так далеко от дома. Может быть, из-за того, что место и правда красивое.

Аманда пошла дальше по тропинке. Дошла до опушки леса и оказалась на аккуратной, ухоженной лужайке, А вот и он, «Козырной король».

Облитый ярким светом луны, дом казался не менее прекрасным, чем «Слава», но он не подавлял, а словно успокаивал. Не выступал вперед, встречая гостей, а как бы грациозно их приветствовал. Не требовал внимания любой ценой, а спокойно ждал, пока его заметят.

Глядя на этот дом, Аманда почувствовала, как в ней рождается странное ощущение близости, родства, которое она никогда не испытывала по отношению к «Славе».

Этот большой трехэтажный дом был построен в типичном для большинства особняков Юга стиле. Вдоль верхнего этажа тянулись широкие галереи, от которых по обеим сторонам спускались наружные лестницы. Все спальни верхнего этажа выходили окнами на эти галереи. Теперь так почти не строят. В наш век кондиционеров галереи редко где встретишь. Однако эта архитектура как нельзя лучше соответствовала и вековым дубам, окружавшим дом, и влажной жаре калифорнийского лета.

Аманда не собиралась подходить ближе, но ноги ее повели вперед, мимо огромных столетних дубов, отделявших дом от леса. Сладкий запах жимолости теперь еще сильнее ощущался в воздухе, там и сям вспыхивали огоньками светлячки. Внимание Аманды было приковано к дому, названному «Козырным королем» в честь карты, которая принесла далтоновские земли семье Мак-Лелланов.

Дом казался огромным. Слишком огромным для одного немногословного адвоката. Уокер как-то раз назвал его белым слоном, однако, судя по всему, не собирался избавляться от этого бремени. Либо он его любил больше, чем хотел показать, либо чувствовал ответственность по отношению к родовому гнезду.

Внезапно Аманда остановилась, устремив взгляд вверх. На галерее вспыхнула спичка, осветив жесткое лицо. Человек подошел к перилам, стал раскуривать трубку, глядя вниз. Аманда знала, куда он смотрит. На нее.

Значит, он видит ее, знает, что она здесь. Наблюдает за ней и ждет. Инстинкт подсказывал Аманде, что он дает ей возможность отступить, сохранить то расстояние, которое существует между ними. Она знала, что, если сейчас повернется и уйдет, он ни слова не скажет о том, что видел ее. Так же, как он ни словом не обмолвился о том вечере, когда нес ее на руках.

Все останется так, как было до сих пор.

Аманда стояла не двигаясь, пока он раскуривал трубку, потом сделала глубокий вдох и шагнула вперед.

Подошла к лестнице, поднялась по ступеням, глядя на его лицо, освещенное ярким светом луны. Он стоял, прислонившись к колонне, без рубашки, босиком, в одни джинсах, спокойно курил свою трубку и наблюдал, как она приближается к нему. Ждал. Как всегда бесстрастный. Аманда знала, что глаза его, хотя она не могла их разглядеть при лунном свете, сейчас подернуты туманной дымкой, скрывающей его мысли и чувства. Как всегда, за исключением тех случаев, когда она выводила его из себя. В такие моменты в глазах его вспыхивало зеленое пламя.

Он не верит в то, что она Аманда Далтон и ни за что не поверит без серьезных доказательств. Но сейчас ее это мало волновало. Сейчас она хотела, чтобы ни для нее самой, ни в особенности для него не имело значения, кто она такая.

Там, позади него, открытая французская дверь, по-видимому, вела в спальню. Рядом на полу галереи лежал матрас, накрытый только простыней. Вероятно, как и многие южане, в самые жаркие ночи он спал на галерее.

Неудивительно, что он так легко приспособился к отсутствию кондиционеров в доме Джесса. Наверное, у него в доме их тоже нет. Аманда все-таки решила спросить. Надо же с чего-то начать разговор, тем более что он будет нелегким — она это предчувствовала.

— Кондиционеров нет?

Он покачал головой. Одной рукой он держал трубку, другую положил на перила.

— Кондиционеров нет. Я хочу наслаждаться сменой погоды, а не скрываться от природы. Я люблю лето. Люблю его краски, звуки, запахи, ощущения. А пот? Ну, что ж, я и против пота ничего не имею.

Дуновением ветра до нее донесло запах его табака, крепкий и одновременно сладкий. Аманда бессознательно вдохнула его. Она чувствовала и запах, исходивший от самого Уокера. Аромат мыла, смешанный с крепким мужским запахом. Ей это нравилось.

— В городе привыкаешь большую часть времени жить, закрывшись от внешнего мира. От шума и загрязненного воздуха. Но здесь… я словно попала в иной мир.

— Новый или тот, который вы еще помните?

Как ни странно, ее этот вопрос не удивил и не обидел. Она даже заставила себя улыбнуться.

— Вы когда-нибудь можете остановиться? Постоянно спрашивать, проверять, взвешивать… Ну к чему это, Уокер? Вы же все равно не верите ни одному моему слову.

— Может быть, я не перестаю надеяться, что однажды вы скажете нечто такое, что убедит меня. Заставит поверить в то, что вы та, за кого себя выдаете.

Он вынул трубку изо рта, внимательно посмотрел на нее и аккуратно положил на перила.

Аманда дождалась, пока он снова встретится с ней взглядом.

— Разве это так важно, кто я такая?

— Да, черт возьми, и вы это прекрасно знаете. Джесс заслуживает того, чтобы получить обратно настоящую внучку.

— Я сейчас говорю не о том, что подумают или во что верят другие. Я спрашиваю, так ли это важно в данный момент для нас двоих? Сейчас, когда никто нас не видит и не слышит. Вот именно сейчас, когда вы смотрите на меня, Уокер, имеет ли для вас значение, настоящая Аманда Далтон перед вами или нет? Скажите честно.

— А для вас имеет значение, что я думаю по этому поводу?

— Не надо отвечать вопросом на вопрос.

— Ну хорошо. Сейчас уже за полночь. Красивая женщина забрела ко мне, можно сказать, прямо в спальню. Конечно, при определенном настрое не имело бы никакого значения, кто она такая на самом деле.

— Опять осторожничаете. Вы когда-нибудь можете уступить хоть на йоту, Уокер?

— Знаете, в такую жару я не расположен к играм.

— А кто говорит об играх?

— Но вы же здесь. Зачем вы пришли, Аманда?

— Мне не спалось. Я подумала, может быть, прогулка поможет.

— Ничего себе прогулка — целую милю, без дорог, через лес. Что, наверное, скука одолела? Развлечений захотелось? Я думаю, после Бостона это место кажется вам настоящей дырой. А играть перед Джессом роль чистой невинной девочки, наверное, чертовски наскучило? В то же время большинство мужчин здесь предположительно состоят с вами в родстве, так что найти себе партнера, связь с которым не грозила бы кровосмешением, целая проблема.

Такая грубость в его устах звучала настолько непривычно, что в первую минуту Аманда потеряла дар речи. Взяв себя в руки, она заговорила тем же издевательским тоном:

— А вы подонок, Уокер. Я только не могу понять, действительно ли вы меня до такой степени ненавидите или просто делаете вид.

— Я никогда не играю на публику.

— Чепуха. Все играют на публику. А мы с вами играем в эту игру с той самой минуты, как я впервые вошла в ваш кабинет.

— Я не играю. Я просто хочу знать правду.

— Правду? — Она издала короткий смешок. — А при чем тут вообще правда? Какое она имеет к этому отношение?

— Самое прямое.

Она покачала головой:

— Возможно, вам действительно хочется так думать, Уокер, но вы же неглупый человек. Я задала нам вопрос и хочу услышать правдивый ответ. Вот сейчас, и данный момент, имеет для вас значение, настоящая ли я Аманда Далтон?

— Нет.

Черт бы ее побрал! Все-таки она вытянула это из него. Уокер чувствовал, как растет напряжение внутри.

Аманда не засмеялась. Даже не улыбнулась.

— Вы, наверное, скорее поверите ядовитой змее, чем мне. Но это не имеет никакого значения. Вы хотите меня, Уокер, и мы оба это знаем.

— Не важно, чего я хочу или, наоборот, не хочу. В моем возрасте надо иметь голову на плечах.

Голос его звучал резко и хрипло. Казалось, слова ранят ему горло. Она вытащила его желание на свет, и теперь оно лежало между ними, голое, неприкрытое.

— Значит, у вас есть голова на плечах? А что, если у меня ее нет?

Он не двинулся с места. Изо всех сил старался не двигаться.

— Что вы такое говорите, Аманда?

— Что ж, это в духе человека вашей профессии. Обо всем надо сказать вслух и в подробностях. А я-то думала, вы поняли, зачем я здесь. По-моему, вы сами об этом сказали. Будто бы мне стало скучно, и я ищу, кто бы положил меня в постель. Ну или что-то в этом роде.

— Аманда…

Она резко перебила его. Теперь ее слова дышали сарказмом:

— Здесь меня окружают в основном родственники, лето становится слишком… знойным, ночи такие длинные и жаркие. Что остается делать девушке? Конечно, я бы могла дождаться возвращения Виктора, поскольку он уже проявил ко мне интерес. Но мне что-то не хочется потворствовать его самолюбованию. И потом, мужчины, считающие себя величайшими любовниками в мире, на самом деле, как правило, таковыми не оказываются.

Уокер чувствовал, как внутри поднимается что-то темное, огромное и неуправляемое. Понимает ли она, какие силы могут вырваться наружу в эту ночь?

— То есть вы хотите сказать, что это была бы пустая трата времени.

— Если не хуже. Мне почему-то кажется, что в постели он склонен проявлять некоторые… отвратительные привычки. Поэтому я, пожалуй, не стану с ним связываться.

— И значит, остаюсь только я.

Она улыбнулась:

— Ну естественно. Так что давайте закончим эту маленькую сценку и опустим занавес по всем правилам.

Уокер внезапно понял, что ему все-таки удалось пробить броню ее спокойствия. Она разъярена до крайности, оскорблена, возможно, он даже причинил ей настоящую боль. Вот и широкая улыбка выглядит фальшивой, и голос, произносящий издевательские слова, дрожит, и сама она вся трясется как в лихорадке.

Прежде чем он успел что-либо сказать, она продолжила, все тем же издевательским тоном:

— Пожалуй, я облегчу вам задачу. Скажу, что, поскольку вы единственный интересный и доступный жеребец на всю округу, я и пришла сюда сегодня ночью, чтобы вы уложили меня в постель. А пока я терпеливо этого жду, вы сможете вдоволь натешиться, смешав меня с грязью, высказать все свое презрение, сказать мне, какая я паршивая шлюха. Если же этого вам покажется недостаточно, чтобы ощутить сладкое чувство превосходства, можете добавить несколько оскорблений по поводу моей внешности. Например, сказать, что, на ваш взгляд, я вовсе не привлекательна и не желанна.

— Аманда…

— Ну же, Уокер. Ведь только этому вас и научили — уничтожать противника любыми способами. Не этим ли вы все время занимаетесь? Поскольку не можете контролировать ситуацию никаким другим способом, нападаете, унижаете меня, втаптываете в грязь. Ну ничего, это послужит мне хорошим уроком. И уж больше я сюда не приду, в надежде что меня положат в постель, какими бы жаркими и долгими ни казались мне ваши ночи.

Она резко отвернулась.

— Подождите, Аманда.

Он схватил ее за руку. Она замерла, яростно сверкнув в темноте глазами:

— Идите вы к черту!

Она вырвала руку и помчалась вниз по ступеням. Уокер колебался лишь одно мгновение. Пробормотав проклятие, побежал за ней. Он нагнал ее у большого дуба. Едва сознавая, что делает, снова схватил ее руку. На этот раз Аманда издала какой-то дикий звериный крик и попыталась вцепиться другой рукой ему в лицо. Он перехватил ее руку, прежде чем она успела это сделать.

— Простите меня, Аманда.

Рука ее казалась такой маленькой и хрупкой в его ладони. Внезапно Уокера потрясло сознание того, как беззащитна она в руках любого мужчины.

— Простите меня. Я сожалею…

— Нет, вы не сожалеете ни о чем. И я тоже. Слава Богу, теперь все точки расставлены. Я давно знала, что вы считаете меня лгуньей. Теперь мне ясно, то вы вообще обо мне думаете.

— Я действительно хочу вас.

Руки его скользнули вверх. Он легонько потряс ее за плечи, чувствуя, как разбивается вдребезги вся его хваленая способность владеть собой, и он не в силах ничего с этим поделать. Между ними больше не существовало никаких барьеров, они их безжалостно разрушили, и сейчас осталась только правда, ничего больше. Та самая правда.

— Вы правы, и мы оба это знаем. Правы в том, что для меня не имеет никакого значения, кто вы такая.

Она оттолкнула его.

— Пустите меня.

— Не отпущу, пока вы меня не выслушаете. Я потерял контроль над ситуацией, и это сводит меня с ума. Вот почему я хотел сделать вам больно. Может быть, я и еще раз попытаюсь сделать вам больно.

Пальцы его впились ей в плечи. Он вовсе не собирался произносить эти слова, они вырвались сами собой.

— Я думаю о вас все время. Каждый день и каждую ночь, в суде, в «Славе», здесь. Думаю и чувствую, что начинаю сходить с ума. Да, я сошел с ума. Я почти не сплю, потому что каждую ночь мне снится, как я обладаю вами. Я просыпаюсь в отчаянии и мечусь по комнате, как зверь в клетке. — Он снова с силой встряхнул ее. Голос его звучал резко, как удар хлыста. — Теперь вы понимаете? «Хочу» — слишком слабое слово, оно не передает того, что я испытываю к вам. Я одержим вами, заполнен вами до такой степени, что ни для чего другого уже не осталось места.

Она молча смотрела на него. Потом снова рванулась.

— Прекратите это, Уокер. Отпустите меня.

Он резко рассмеялся.

— Не совсем то, чего вы ждали, правда? Слишком сильно, слишком резко, слишком неромантично. Вообще слишком. Но это не имеет значения, поскольку вы тоже хотите меня, Аманда. Поэтому вы и пришли сюда.

Она снова замерла, глядя на него потемневшими глазами. Нервно облизала губы.

— Я… я не знаю. Я не собиралась приходить, во всяком случае, не до самого дома. Просто пошла по тропе… а потом увидела вас. Я…

— Вы ожидали приятной беседы, а затем немного нежностей. Так?

На этот раз его издевательские слова даже не смутили Аманду. Она была потрясена произошедшей в нем переменой. Утонченный, холодный, бесстрастный человек, которого она знала, исчез. В нем, оказывается, бушуют яростные, темные, необузданные порывы. Она не знала, что с этим делать. Он прав, в своих мыслях она не осмеливалась идти дальше поцелуев и, может быть, легкого флирта. Ни о чем большем не позволяла себе думать. Это ни в какое сравнение не шло с его страстной одержимостью. Этого она не хотела, он и здесь прав. Не сейчас. Она должна найти разгадку той ночи двадцать лет назад, и меньше всего ей сейчас нужны чувства, которые потребуют от нее большего, чем она готова отдать.

Она остро ощущала его близость, его неожиданно мощную грудь и руки. Пальцы его давили, мяли ее плечи, но он этого, по-видимому, не замечал.

— Чего я ожидала, не имеет значения. Вам не нравится то, что вы чувствуете, а у меня не хватает нервной энергии, чтобы справиться с… — она запнулась и продолжила с кривой улыбкой: — чем-то более сложным, чем просто постельные отношения.

— Тогда мне придется решать за нас двоих. Так?

Даже в темноте она чувствовала его пугающе напряженный взгляд. Внезапно ощутила мощный толчок внутри, как будто все ее чувства пришли в движение под влиянием шока. Она хотела отступить, убежать… но не могла двинуться с места. Сердце гулко колотилось в груди, стало трудно дышать, где-то глубоко в теле разливался жар, какого она никогда раньше не испытывала.

Она сглотнула слюну. Почувствовала, что не в силах даже отвернуться от него.

— Нет. Я не могу. Вы хотите слишком многого. Я…

Он резко наклонился и с жадностью впился в ее губы. Аманда забыла все, что она собиралась сказать. Руки ее потянулись к его обнаженной груди, пальцы ощупывали мягкие густые волосы и твердые мышцы под ними. Он совсем не похож на человека, проводящего целые дни в костюме за письменным столом, скорее на фермера с ранчо, на человека, который тяжелым физическим трудом зарабатывает себе на жизнь.

Аманда ощутила, до какой степени он возбужден, и ее снова окатила горячая волна. Она осознала, что отвечает на его поцелуи так же яростно. Охватившее ее желание оказалось таким неистовым и таким внезапным, что она едва не потеряла сознание.

Уокер оторвался от нее. Распухшие губы пульсировали, горели огнем. Он резко поднял голову. Вдохнул с глухим звуком, похожим на рычание.

— Ты мне нужна. Нужна. Я думал, это пройдет, но нет. С каждым днем становится только хуже.

Аманда как загипнотизированная смотрела на него. У нее возникло смутное пока сознание, что она смогла бы уйти, оторваться от него, если бы в нем было только то, с чем она уже сталкивалась, — страстное, но контролируемое желание, неистовство плоти, совсем не задевающее душу. От этого можно было бы легко уйти. Или принять без особых треволнений, по обоюдному согласию, получить удовольствие ради удовольствия. Цивилизованным путем…

В том, что происходило сейчас, не было ничего цивилизованного. Его желание прорвалось, как потоки воды сквозь дамбу. Ее несло в этом вихре неистового желания. Сознание, что он захвачен не меньше, чем она, еще больше подстегивало. Никогда в жизни Аманда не чувствовала себя столь необходимой мужчине.

— Черт побери, Аманда!

Он обхватил ее лицо дрожащими руками. Снова яростно поцеловал.

— Скажи «да» или снова скажи, чтобы я убирался к черту. Только не заставляй меня ждать ответа.

Где-то в глубине сознания едва слышный голос благоразумия нашептывал, что надо остановиться. Он не должен видеть, как она перед ним беззащитна. Однако новый вихрь эмоций смел все благоразумные мысли. С губ ее сорвался какой-то стонущий звук — ответ и ему, и себе самой. Руки скользнули вверх, обняли его, ногти впились в твердые мышцы спины. Грудь поднялась от возбуждения, затвердевшие соски под блузкой коснулись его груди.

У него перехватило дыхание.

— Да? — хрипло проговорил он.

— Да.

Слово вырвалось само собой, до того как она успела подумать. Вся ее неуверенность растворилась в мощном потоке ощущений.

Пальцы его скользнули вдоль ее шеи, вниз, к застежке, и прежде чем Аманда успела ему помочь, блузка распахнулась и слетела с ее плеч. Она изогнула спину, прижалась напрягшейся грудью к его груди. Он издал хриплый звук. Его губы и язык играли с ее губами, покусывали, трогали, возбуждая сильнее, чем обычные поцелуи. Руки скользнули вдоль ее спины, прижали теснее.

Аманда услышала собственный стон, ощутила боль в груди, нестерпимый жар в сосках. Желание нарастало так бурно, что это походило на приступ безумия. Не сознавая, что делает, она ухватила зубами его нижнюю губу. Он издал звук, похожий на рычание. Дыхание их смешалось. Он нащупал эластичный пояс на ее шортах, потянул вниз. Аманда ощутила ногами влажную от росы траву. Только в этот момент она заметила, что туфель на ногах уже нет.

Неловкими от нетерпения пальцами она пыталась расстегнуть молнию на его джинсах. Когда молния наконец поддалась и Аманда потянулась к нему, он перехватил ее руку.

— Нет. Если ты до меня дотронешься, я…

— Скорее, — прошептала она, желая лишь одного — ощутить его внутри.

Уокер потянул ее вниз, на влажную траву, рванул на ней трусики.

— Я не в силах больше ждать, — хрипло прошептал он.

Одной рукой он с силой поглаживал ее грудь и живот. Потом рука скользнула вниз, пробралась между ее бедрами.

Аманда издала звук, похожий на всхлип. Длинные пальцы ласкали, гладили, проникали, изучали. Все ее тело болело, горело. Она ощущала пустоту, которой никогда раньше не чувствовала. Ничто на свете не имело значения. Только бы ощутить его внутри.

— Чего ты ждешь? — проговорила она хриплым, надтреснутым голосом.

— Не надо торопиться. Не надо спешить. Но я… Господи, я умираю по тебе.

Его губы и руки уносили ее все выше и выше, так что в какой-то момент ей стало страшно. Она яростно впилась пальцами в его плечи, выгнула спину. Его горячие губы скользнули вниз, вдоль живота, еще ниже. Язык коснулся самого чувствительного места на ее теле. Аманда вскрикнула от наслаждения, задохнулась. Попыталась унять крик, прийти в себя, но это не удалось. Если вначале она еще смутно ощущала запахи травы и жимолости, чувствовала влажную теплоту южной ночи, слышала стрекотание сверчков, отдаленные раскаты грома в горах и даже их собственное хриплое дыхание, то теперь все ощущения сконцентрировались на страстном желании, сжигавшем ее тело.

— Уокер… я больше не могу выдержать… ну пожалуйста…

С невероятной медлительностью он ласкал языком шелковую кожу живота, груди, шеи. Ногами раздвинул ей бедра. Аманда громко застонала.

— Черт бы тебя…

— Спокойно, — пробормотал он, как будто бы самому себе.

Каждое движение, каждая ласка длились долго до боли. Наконец он поднял голову, глядя на нее сверкающими от страсти глазами.

— Я хотел… продлить как можно дольше… но…

Он начал медленно проникать в нее. Аманда задохнулась. Ей показалось, что это длится слишком долго.

У нее не хватало дыхания. С почти болезненным стоном она открылась ему, стараясь захватить его как можно крепче. Неожиданно он вырвался и с силой вошел снова. Это было так восхитительно, что Аманда громко всхлипнула.

Ноги ее поднялись, обхватили его бедра. Тяжелые толчки становились все быстрее, словно у дикого первобытного существа, подчиняющегося древнему инстинкту. Аманда знала, что никогда раньше ничего подобного не испытывала. Тело ее купалось в блаженстве. Неожиданно напряжение внутри прорвалось. Ее залили горячие волны пульсирующего блаженства. Она громко вскрикнула. Он издал хриплый стон, но не отпустил ее. Наоборот, еще крепче прижал к себе, продолжая яростные толчки. Потрясенная Аманда почувствовала, как ее тело подчиняется его ритму, как снова растет напряжение внутри. На этот раз освобождение оказалось настолько всесокрушающим, что она даже не могла кричать.


Аманда не знала, сколько времени прошло. Постепенно она начала приходить в себя. Трава под ней, густая и мягкая, как удобная кровать, больше не казалась влажной. Может быть, оттого, что их тела были влажными от пота. Она открыла глаза. Увидела светлячков, высоко в ветвях старого дуба. Услышала стрекот сверчков и глухие раскаты грома. Свое и его, все еще неровное, дыхание.

Уокер поднял голову, чуть отодвинулся, приподнялся на локте. На его красивом лице застыло непередаваемое выражение мужского удовлетворения. Но не триумфа. Он словно сознавал, что это скорее передышка, чем победа. Наклонился, поцеловал ее долгим поцелуем. Снова поднял глову.

— Это было… нечто особенное.

Аманда понимала, что нет смысла скрывать, насколько она потрясена.

— Безумие.

— Я сделал тебе больно?

— Нет.

Она медленно провела ладонью по его спине. Вспомнила, как впивалась в нее ногтями.

— А вот я, кажется, пустила тебе кровь.

Уокер усмехнулся:

— Не думаю, что тебе удалось прорвать мою шкуру. Он оторвался от нее, отодвинулся и лег рядом на траве, не отнимая, однако, руки от ее груди. И это доставило ей радость — не хотелось совсем отпускать его. Странно, она совсем не испытывала стеснения, ни оттого, что лежала совершенно обнаженная, ни оттого, что только что занималась любовью прямо под деревом, при ярком свете луны.

Легкий порыв ветра зашелестел листвой наверху, обдал прохладой ее влажную разгоряченную кожу. Это было чудесно. Ей не хотелось двигаться.

Приподнявшись на локте, Уокер некоторое время смотрел на нее, потом погладил ее грудь. Он как будто испытывал необходимость постоянно касаться ее, словно его желание лишь временно успокоилось, но не было удовлетворено полностью.

— У тебя прекрасное тело.

Она смотрела на его сосредоточенное лицо и чувствовала, как снова учащается пульс, как отвечает тело на его ласки.

— Спасибо. Наверно это наследственное, — сказала она, пытаясь сдержать дрожь в голосе.

Его рука замерла. Аманда беззвучно выругалась. Зачем понадобилось напоминать…

Его рука снова пришла в движение. Пальцы обводили изгибы груди, трогали напрягшиеся соски.

— Знаешь, ты удивительно полногрудая для такой маленькой и хрупкой женщины. В отличие от твоей матери, если судить по той картине.

Если она действительно твоя мать… Наверняка он это имел в виду.

Аманда внутренне напряглась, однако постаралась, чтобы голос звучал спокойно:

— Да, я помню, она всегда жаловалась, что фигура у нее, как у ребенка. Когда покупала мне бюстгальтеры, все время повторяла, что у меня грудь на размер больше, чем у нее.

Уокер нежно потянул за твердый сосок. Наклонился, провел по нему языком. Эта ласка подействовала на нее невероятно возбуждающе.

Он поднял голову. Улыбнулся.

— Интересная деталь.

Он, конечно же, говорил не о груди. Аманда оттолкнула его руку. Резко поднялась, потянулась за одеждой. Он тоже сел, успокаивающим движением обнял ее за плечи.

— Ну ладно-ладно. Прости. Я не хотел.

Теперь Аманда чувствовала неловкость от сознания своей наготы, и это ей совсем не нравилось. Она высвободилась из его объятий, обхватила колени руками.

— Можешь оставить свои извинения при себе. В любом случае это не имеет значения.

— Для меня имеет. Поэтому я еще раз прошу прощения. Понимаешь, я совсем не хочу своей… подозрительностью разрушить то, что возникло между нами.

Почему-то эти слова ее нисколько не удивили. Она иронично рассмеялась:

— То, что возникло между нами? Ты имеешь в виду секс? Господи, да вы, мужчины, отбрасываете прочь любые подозрения, любые сомнения, любую рациональную мысль, как только появляется возможность переспать с женщиной.

Ее слова, казалось, позабавили его.

— Не надо говорить обо мне во множественном числе. Я не отбрасываю никакие сомнения. Верю ли я, что ты Аманда Далтон? Нет. Но теперь, как ты очень верно заметила, это не имеет никакого значения. Я хочу тебя, именно тебя, кто бы ты ни была. Если после того, что произошло за последние несколько часов, ты в этом еще не убедилась, значит, с одним из нас что-то не в порядке.

Несколько минут Аманда молчала, зная, что сейчас ей предстоит сделать нелегкий выбор. Она может взять одежду и удалиться, по возможности с достоинством. Отказаться от каких бы то ни было отношений с человеком, не доверяющим ей. Либо принять его недоверие как нечто не связанное с возникшей между ними тягой друг к другу. Не позволить этому недоверию погубить то, что обещает стать страстью, какая нечасто встречается в жизни.

— Аманда…

Она перевела дыхание.

— Я хочу, чтобы ты пообещал мне одну вещь.

Он ответил вопросом, с профессиональной осторожностью:

— Какую именно?

— Пообещай мне, что, когда мы вместе… вот так, как сейчас… ты не будешь касаться темы Аманды Далтон. Ни при каких обстоятельствах. Ни хитрых вопросов, ни намеков с целью поймать меня врасплох. Это будет запрещенная тема.

Уокер с готовностью кивнул:

— Даю слово. Но только когда мы вместе, вот так. За другое время я ручаться не могу.

— Я этого и не жду. Ну что же, это должно быть интересно.

— Здесь я с тобой полностью согласен.

Он наклонился и поцеловал ее. Аманда не знала, сердиться ей на него или на себя за то, что напряжение, вызванное гневом, так быстро сменилось напряжением совершенно иного свойства. Уже во второй раз за сегодняшнюю ночь ему удается сначала вывести ее из себя, а потом возбудить.

— Ты… невозможный. Ты просто невыносим.

Он подтолкнул ее на траву.

— И тем не менее ты хочешь меня так же, как и я тебя. Скажи, да?

Губы его поползли вниз по ее шее к груди.

— Да, черт тебя возьми!

Она задохнулась. Закрыла глаза. Волны блаженства разливались по телу. Ощущения, которые он в ней возбуждал, были столь мощными, что она бы испугалась, дай он ей малейшую возможность подумать об этом. Но он не дал ей такой возможности.

— Вот и хорошо, — прошептал Уокер, касаясь губами ее кожи. — Если бы мое желание оказалось безответным, я бы, наверное, покончил с собой.

С закрытыми глазами Аманда запустила пальцы в его густые волосы, вся отдавшись блаженному ощущению, вызванному его губами на своей груди.

— Перестань болтать, Уокер, — хрипло выговорила она.

Он замолчал.


Аманда, не вставая с земли, только чуть приподнявшись, натянула шорты. Встряхнула блузку, надела. Обнаружила, что двух пуговиц не хватает.

— Ты и дальше собираешься так обращаться с моей одеждой?

Уокер нехотя поднялся на ноги, натянул джинсы, помог ей подняться с земли. Усмехнулся.

— Не знаю, может быть. Не намеренно, как ты понимаешь. Просто она мешается.

— Ммм…

Аманда некоторое время смотрела на блузку, наконец вздохнула и завязала концы свободным узлом под грудью. Мало вероятно, что кто-нибудь встретится ей на обратном пути. Но если такое все же случится — вдруг еще кому-то захочется погулять ночью, — она по крайней мере будет выглядеть более-менее прилично и отсутствия пуговиц никто не заметит.

— Ты можешь остаться, — предложил Уокер. Она смотрела на него, пытаясь понять, что у него на уме. Интересно, при дневном свете легче было бы прочесть выражение его глаз? Необузданный любовник снова скрылся под личиной ленивого спокойствия.

— Нет, надо возвращаться. Скоро рассвет.

— И что же, когда взойдет солнце, ты должна благополучно почивать в своей постельке?

Аманда усмехнулась:

— Ну конечно. Если кто-нибудь узнает, чем я занималась всю ночь под дубом у «Козырного короля», это разрушит тот образ чистой невинной девочки, который я создала.

Она произнесла эти слова нарочито небрежным тоном. Он так же небрежно спросил:

— А почему ты так уверена, что я никому не скажу?

Действительно, почему?

— Не знаю. Может быть, потому, что ты не хочешь, чтобы это закончилось только одной ночью.

Его смех прозвучал ненатурально.

— Хороший ответ. Похоже, у тебя совсем не осталось иллюзий, Аманда.

— Очень немного.

Она отыскала в траве свои туфли.

— К твоему сведению: я вовсе не собиралась делать из этого страшную тайну. Просто думаю, что не стоит афишировать наши отношения. Я ведь все еще чужая в этих краях. За мной наблюдают, меня оценивают. Люди еще не решили, как ко мне относиться. Не хотелось бы давать им пищу для пересудов. И кроме того… насколько я помню, в маленьких городах кое-какие грехи не прощаются.

— Да, это так. А как насчет семьи? Джесса?

— Что узнают, то узнают. Понадобится — скажем.

Уокер коротко кивнул. Протянул руку, вынул травинки из ее волос.

— У тебя трава в волосах.

Наверное, не только в волосах, подумала Аманда. И наверное, любой, кто взглянет на нее достаточно внимательно, поймет, чем она занималась последние несколько часов. Губы распухли, одежда помята, не говоря уже о недостающих пуговицах. И еще она подозревала, что в своей необузданной страсти он оставил синяки на ее шее.

— Боюсь, мы были неосторожны, — пробормотал Уокер, поглаживая ее затылок.

Она употребила бы другое слово. Безумие.

— У меня цикл нерегулярный, поэтому я уже несколько лет принимаю таблетки. Что же касается остальных… опасностей… то тебе лучше кого-либо другого известно, что со здоровьем у меня все в полном порядке. Насколько я помню, моя кровь давно исследована по всем возможным параметрам. По твоему требованию.

Уокер медленно кивнул. Анализ крови был сделан в первую очередь действительно по его настоянию, как первый шаг в проверке правомерности ее претензий на имя и состояние Далтонов. Примерно год назад благодаря такому же анализу удалось разоблачить одну претендентку. У нее оказалась не та группа крови. У этой женщины, однако, группа крови именно та.

— Проверка проводилась как обычно. На известные инфекционные заболевания. Их не обнаружили. На венерические болезни. Не обнаружены. На СПИД — анализ отрицательный. — Он помолчал и, видя, что она не отвечает, добавил: — Я прошел очередное обследование несколько месяцев назад. Тебе волноваться нечего.

— Я знаю.

Уокер с любопытством взглянул на нее:

— Откуда?

Аманда улыбнулась.

— Ты осмотрительный человек, Уокер. Это единственное, что я о тебе знаю наверняка. Ты очень осмотрительный человек.

Он искоса взглянул на смятую траву, служившую им постелью. После сегодняшнего с ее суждением никак нельзя согласиться. Осмотрительный человек ни за что не стал бы иметь никаких отношений с женщиной, вызывающей недоверие и подозрение. И уж во всяком случае, мечтать о втором свидании. Он наклонился и поцеловал ее, не пытаясь скрыть от нее вспыхнувшее желание. На него это подействовало, как бензин на пламя. Он готов был снова потянуть ее на землю, снова раствориться в ней. Желание существовало как бы независимо от него, непреодолимое и неуправляемое.

Он ощущал ее губы, мягкие, теплые, не мог оторваться от нее, не мог отпустить ее от себя, не мог видеть, как она уходит.

Господи… Да кончай же валять дурака, дай ей уйти!

С огромным усилием он поднял голову и оторвался от ее рта. Услышал собственный голос, больше похожий на шепот:

— Поужинаешь со мной завтра? Вернее, уже сегодня.

Поколебавшись несколько секунд, Аманда кивнула:

— Хорошо. Джесс уезжает в Эшвилл. Меня он с собой не берет.

Уокеру послышалось что-то в ее хрипловатом голосе, отчего ему стало не по себе.

— Значит, ты будешь свободна весь день? Приезжай в город на ленч.

— А ты собираешься сегодня работать?

Он понял ее удивление.

— Летом я никогда много не сплю. В суде у меня сегодня дел нет, просто кое-какая бумажная работа. Так как насчет ленча? Я в это время буду свободен.

— Посмотрим. Вообще-то мне бы надо в город за покупками, но… Не беспокойся, я позвоню, прежде чем появиться у тебя в офисе.

Он понял, что скорее всего она не приедет, но слишком нажимать не решался.

— Ладно, договорились. Что касается ужина… Давай встретимся на полдороге, на тропе, примерно в семь.

Она взглянула на него с удивлением:

— На тропе? У тебя что, есть жаровня где-нибудь в лесу?

— Нет, но у меня есть корзинка, а моя домоправительница, она же кухарка, прекрасно готовит картофельные салаты.

Пикник. Аманда согласно кивнула:

— Хорошо. А мне тоже что-нибудь принести?

— Нет, я обо всем позабочусь сам.

— Договорились.

Поколебавшись одно мгновение, она повернулась и направилась к лесу.

Уокер понимал, что надо еще что-нибудь сказать. Но что? Если он поблагодарит ее за сегодняшний вечер, она еще швырнет в него чем-нибудь. Пожелать спокойной ночи? Просто глупо.

Кроме того, у него возникло ощущение, что, если он вообще откроет рот, дело закончится невероятной глупостью. Может быть, он станет умолять ее остаться, не покидать его.

Это тревожный сигнал. Чертовски тревожный…

Глава 10

На следующее утро, в пятницу, Аманда встала необычно рано. Сказать по правде, она почти не спала. Эти новые неожиданные отношения с Уокером… Все равно что ходить по проволоке под куполом цирка без защитной сетки. Он все еще не доверяет ей, подозревает бог знает в чем. Смесь недоверия и желания…

Аманда поднялась с восходом солнца и удивилась тому, что не чувствует усталости. Это после такой ночи… Но может быть, она просто хорошо отдохнула за последние несколько недель, безмятежно проведенных в «Славе».

Одеваясь, она обнаружила, что Уокер все-таки оставил следы своей страсти. Это ее не очень удивило: она знала, какая у нее чувствительная кожа, как легко появляются на ней синяки. К счастью, воротничок блузки спрятал два из них, еще один скрылся под самой блузкой. Вот только синяк на левом запястье не скроешь никак…

Этот синяк появился, когда он нагнал ее у дуба, а она пыталась расцарапать ему лицо. Странно, в тот момент, когда он схватил ее руку, она ничего не почувствовала. Правда, она была тогда настолько разъярена, что, наверное, если бы ее ударили ножом, и то бы не почувствовала.

Фиолетовые следы почти скрылись под наручными часами, которые Аманда, кстати, всегда носила на левой руке. Ну что ж, пожала она плечами, как будет, так и будет. В любом случае ее отношения с Уокером не смогут долго оставаться незамеченными.

Аманда вышла из комнаты. Собак за дверью не оказалось, но она не придала этому значения. Прошла вниз на кухню. Эрлин пекла хлеб, который Джесс очень любил.

— Доброе утро. У вас сегодня глаза так и сияют.

— Правда? Доброе утро. Я… хорошо выспалась.

Аманда налила себе чаю. Она предпочитала чай кофе, поэтому Эрлин по утрам всегда держала кипящий чайник наготове.

— Как видно, вы начинаете привыкать к жаре, — заметила кухарка.

Аманда с трудом подавила внезапное желание хихикнуть.

— Вам завтрак как обычно?

— Да, только фрукты.

Пирог с черникой или с чем там еще не отбил у нее вкус к фруктам и ягодам. А вот на пироги она, наверное, теперь долго не сможет смотреть.

Эрлнн кивнула.

— Они на столе. Вам надо больше есть. Яйца, бекон, блины. Я бы вам приготовила все, что хотите.

Эти разговоры стали уже привычными. Аманда похлопала кухарку по руке.

— Все нормально, Эрлин. Я с удовольствием поем фруктов. Кто-нибудь еще встал? — спросила она, чтобы переменить тему.

— Как ни странно, все встали. Даже Рис. И Джесс тоже. Ему ведь сегодня надо ехать в Эшвилл.

За завтраком семья редко собиралась вместе, и Аманде это нравилось. Сейчас она молила Бога, чтобы завтрак прошел мирно.

Она встала из-за стола и пошла к дверям.

— Эрлин, вы не видели собак?

— Сегодня нет. Обычно, когда я прихожу по утрам, сразу выпускаю их побегать. Но сегодня я их не видела.

Эрлин жила в «Славе». Ее комнаты находились в левом крыле дома, там же, где и спальни Салли, Мэгги и Кейт.

— Может, кто-нибудь их выпустил.

— Может быть.

По дороге к «солнечной комнате» Аманда взглянула на часы. Слишком рано, еще семи нет. Она никогда так рано не вставала. Может быть, поэтому она себя так неуютно чувствует? Или это из-за бурной ночи?

Двери в патио были раскрыты. В «солнечной комнате» Аманда увидела Джесса, Мэгги, Кейт, Салли и Риса. Собак нигде не было видно. Аманда вежливо поздоровалась со всеми и прошла к своему месту за столом. К большому облегчению, увидела, что все в хорошем настроении. Даже Салли любезно кивнул в ответ на ее приветствие.

— Хорошо спала, моя радость? — спросил Джесс.

— Да. Вы правда не хотите, чтобы я с вами поехала?

— Собрание может затянуться. Тебе там будет скучно, Аманда.

— Зато потом я посижу с вами в больнице.

В отличие от остальных Аманда перестала осторожничать с Джессом в том, что касалось его болезни. Это произошло после конфликта по поводу завещания. Она тогда прямо сказала ему, что знает о его болезни. Так же, как и Уокер, она понимала: старик не нуждается в жалости, и не собиралась по-кошачьи обходить трудную тему. Джессу это, по всей видимости, нравилось.

При виде ее лицо его мгновенно смягчилось, и Аманде не в первый уже раз пришла в голову мысль, что у нее есть власть над стариком.

— Нет, моя радость, не нужно. Но все равно, спасибо.

Аманда смирилась с отказом. Положила себе на гарелку фруктов.

— Ну хорошо. А где собаки? Кто-нибудь их сегодня видел?

Джесс ответил за всех:

— Может быть, Эрлин уже выпустила их из дома и они еще не вернулись.

Аманда открыла было рот, чтобы сказать, что Эрлин тоже их не видела, но потом решила, что не стоит. В любом случае это не имеет большого значения. Двери патио по утрам всегда открыты. Возможно, собаки выбежали сами.

Джесс обратился к младшему внуку непривычно доброжелательно:

— Салли, когда Виктор наконец вернется…

— Он уже вернулся. Прошлой ночью. Утром я видел в окно его грузовик у второй конюшни.

— Пора уже, — произнес Джесс мягко, на этот раз не обвиняя Салли в задержке. — Скажи ему, что завтра после обеда я хочу посмотреть документы на новых лошадей.

— Хорошо, скажу. — Салли кинул на деда осторожный взгляд и, по-видимому, ободренный его спокойствием, добавил: — Я хотел тебе сказать, что эта новая наездница, которую я нанял на прошлой неделе, очень хорошо работает.

— Самое время. Нам давно нужна еще одна хорошая наездница. Она что, искала работу?

— В общем, да. Возила все свои пожитки в побитом джипе. Зато сапоги у нее первоклассные. И повадка тоже. Видно, что провела большую часть жизни с лошадьми. Я поселил ее в квартиру над первой конюшней, она сейчас никем не занята.

— Кто она такая, Салли? — с любопытством спросила Мэгги.

Он пожал плечами:

— Какая-то Лесли Кид. Я о ней никогда не слышал. Говорит, что работала в основном на западном побережье. Я испытывал ее на самых трудных лошадях. Она здорово справляется.

В устах Салли похвала звучала непривычно. Он не часто употреблял слово «здорово».

— Бен говорит, она талантливая наездница, — заметила Кейт.

— Она с Беном тоже работает? — спросила Аманда. По-видимому, Кейт решила больше не скрывать свои отношения с Беном, подумала она. Они теперь открыто появляются вместе, и не в первый уже раз Кейт упоминает о нем в кругу семьи.

— Он сказал, что однажды она работала с одной в его лошадей. Говорит, у нее необыкновенная способность управляться с самыми трудными. Просто загадка какая-то.

— По-моему, она их гипнотизирует, — серьезно проговорил Салли. — А ты, Кейт, скажи Бену, если увидишь его до меня, чтобы не трогал моих наездников. У него есть с полдесятка своих. — Он произнес это скорее удивленным, чем сердитым тоном.

Салли и Бен, как и другие тренеры в «Славе», работали с определенными лошадьми и наездниками. Салли, как руководитель всей тренировочной программы, сам выбирал себе наездников и редко кому их одалживал.

— Я ему скажу, — ответила Кейт. — Боюсь, он собирается увести ее от тебя, Салли. Она произвела на него сильное впечатление.

Салли проворчал что-то и вновь занялся едой. Рис отодвинул стул и встал из-за стола. Он выглядел усталым и озабоченным.

— Мне пора ехать. Отвезти кого-нибудь в город?

— Мы с Мэгги собираемся за покупками, но попозже, — ответила Кейт. — Спасибо, Рис.

Рис поднял руку в прощальном жесте и вышел.

— Аманда, — сказала Кейт, — если хочешь поехать с нами, милости просим.

— Спасибо, — улыбнулась Аманда. — Не сегодня.

— Ты уверена?

— Да, спасибо.

Виктор вернулся. Надо поговорить с ним как можно скорее. Даже если для этого придется приблизиться к конюшням. При одной мысли об этом Аманду охватывала дрожь, но другого выхода нет. Завтра, когда Виктор придет в дом, чтобы встретиться с Джессом, поговорить с ним наедине вряд ли удастся. А так как она не знает, что он ей скажет, лучше, чтобы их не видели вместе.

Да, их не должны видеть вместе.


Аманда решила не откладывать предстоящее ей испытание и сразу после завтрака отправилась к конюшням. Кейт и Мэгги собирались ехать за покупками, Джесс укатил в своем «кадиллаке» в Эшвилл, Салли ушел на конюшни несколькими минутами раньше, поэтому она немало удивилась, встретив его на полдороге. Он быстро шагал от конюшен ей навстречу. Аманда остановилась, ожидая его. Чем ближе он подходил, тем больше ей становилось не по себе.

— Салли, что случилось?

Он мрачно взглянул на нее:

— Джесс уже уехал?

— Да, только что.

— Черт! А ты куда направляешься, Аманда?

Она махнула рукой в сторону конюшен:

— Туда. Не нравится мне, что я так боюсь лошадей. Решила попробовать себя еще раз.

— Сделай это лучше в другой раз.

— Но почему? Если ты боишься, что я помешаю…

Салли в нерешительности помолчал.

— Нет, но… Слушай, в общем, не подходи ко второй конюшне, хорошо?

— Но почему?

— Там произошел несчастный случай. Я уже вывал шерифа и надеялся, что Джесс еще не уехал.

Аманда похолодела. Боялась даже подумать о том, то произошло. Боялась своей догадки.

— Несчастный случай? Ты имеешь в виду с лошадью?

— Нет. С Виктором. Он мертв.


Судя по всему, это был действительно несчастный случай. Гидравлический борт-подъемник в старом грузовике, в котором Виктор возил лошадей, давно уже требовал починки или замены. И проследить за этим должен был сам Виктор, поскольку именно он отвечал за этот грузовик. Кроме того, он должен был позвать кого-нибудь помочь ему разгрузиться, а не заниматься этим в одиночестве среди ночи.

По-видимому, он поставил грузовик на место — у второй конюшни, выгрузил лошадей, выпустил всех шестерых на манеж — размяться после долгого путешествия в машине, вернулся к грузовику и стал поднимать борт. Наверное, по неосторожности встал прямо под бортом, нарушив тем самым первое правило безопасности. В какой-то момент гидравлическое устройство, вероятно, отказало. Тяжелый борт упал на Виктора, размозжив ему череп.

Аманда не видела то, что от него осталось, да и не имела ни малейшего желания смотреть. Однако домой она не вернулась. Прислонившись к ограде, окружавшей луг, который здесь называли передним пастбищем — он лежал между конюшнями и дорогой, — она наблюдала за тем, что происходило у второй конюшни. Ближе она подойти не решилась. Если ветер переменится и она почувствует запах лошадей… ей снова станет плохо. У нее и так нервы напряжены до предела.

Шериф уже прибыл. И Хелен Чэнтри тоже. Она выполняла в округе обязанности судебного эксперта. Кейт и Мэгги отложили поездку в город и сейчас находились у конюшен.

Еще один автомобиль подкатил к месту трагедии. Уокер вышел из сверкающего «линкольна», огляделся и сразу подошел к Аманде.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Меня всегда вызывают, когда в «Славе» что-нибудь случается. — Он положил руку ей на плечо. — Ты в порядка?

Аманда видела направленные на них взгляды, однако ее это мало волновало.

— Конечно. Что со мной может случиться? Его… тело нашла не я, а Салли.

Уокер нахмурил брови.

— Ты вся дрожишь.

— Разве? — Она попыталась улыбнуться.

Уокер обнял ее. Аманда глубоко вздохнула, закрыла глаза и прижалась к нему. Только на секунду, говорила она себе, на одну секунду прижаться к нему, чтобы успокоиться. В конце концов, она имеет на это право.

— Вот и конец нашей маленькой тайне.

— А что, разве была тайна? — Он потерся лицом ее волосы.

— Я надеялась продержаться хотя бы день-два. — Она нехотя подняла голову. — Вообще-то со мной все в порядке.

Уокер поцеловал ее, тем самым разрешив все сомнения, если они еще оставались у окружающих.

— Ты специально это сделал!

— Конечно. — Зеленые глаза сверкнули улыбкой. — Целовать только так и надо.

— Ты знаешь, что я хочу сказать.

— Просто я не люблю секретов. — Он выпустил ее из объятий. — Мне надо поговорить с шерифом. Подожди здесь, хорошо?

— Если только ветер не изменится.

— Не понял?

Она издала короткий смешок.

— Я боюсь лошадей только тогда, когда чувствую их запах. Так что, если ветер сменится, мне придется отсюда уйти.

Некоторое время Уокер внимательно смотрел на нее, потом покачал головой, повернулся и пошел к шерифу Дж. Т. Гамильтону.

Аманда снова прислонилась к забору, сунув дрожащие руки в карманы джинсов. Он не любит секретов… Прекрасно. Не то чтобы для нее это новость… однако это напоминание не успокаивает. Вообще все утро, да и предыдущая ночь тоже, спокойствия не вселяют.

Несколько минут Аманда предавалась размышлениям, не замечая, что происходит вокруг. Неожиданно перед ней появился Салли в сопровождении худощавой женщины среднего роста с коротко стриженными ярко-рыжими волосами.

— Лесли хотела с тобой познакомиться, — произнес Салли как обычно резко. — Лесли Кид — Аманда Далтон.

Несколько мгновений Аманда с удивлением смотрела на Салли. Потом улыбнулась:

— Привет, Лесли.

— Друзья называют меня Лес.

Красивые светло-карие глаза, странно мягкие, ласковые. Ее не назовешь ни красавицей, ни даже хорошенькой, подумала Аманда, но есть в этих глазах что-то необыкновенно привлекательное.

— А ваше имя как-нибудь сокращается? Кто-нибудь называет вас Мэнди?

— Нет.

— Хорошо, я это запомню… Аманда. — Улыбка на лице Лесли погасла. — Это ужасно, правда?

— Да.

Аманда обернулась к Салли:

— Что там происходит?

— Хелен осматривает тело, а шериф обследует борт грузовика. Кто вызвал Уокера?

— Он сказал, что его всегда вызывают, когда в «Славе» что-нибудь случается. Я не спросила кто.

— Наверное, шериф, — пробормотал Салли. Он с интересом оглядел Аманду.

— Неплохо сработано, ничего не скажешь. Я слышал поговорку «лечь в постель с противником», но ты первая на моей памяти, кто осуществил ее в буквальном смысле слова.

Значит, от него не укрылось ни объятие, ни поцелуй. Что ему ответить?

— Я считаю, что лучше, когда все тылы надежно прикрыты.

— Боюсь, что у тебя прикрыты не только тылы.

Салли подождал, что она на это ответит. Не дождавшись, повернулся и пошел обратно к конюшне. Аманда вздохнула.

— Я так и знала, что долго это не протянется.

— Что именно? — с любопытством спросила Лесли.

— Он все утро вел себя со мной исключительно мирно. Наверное, ему это нелегко далось.

— Ну… когда вы встретились с этим… Уокером, кажется… мы за версту почувствовали высокое напряжение. Вы же знаете Салли. Разве он мог удержаться от замечаний?

Аманда внимательно взглянула на нее.

— А вы, я вижу, успели неплохо его изучить за такое короткое время.

— Салли? Ну, он не слишком сложная натура.

— Вы так считаете?

— Конечно. Просто он очень боится потерять «Славу».

— Не потеряет. Если это хоть в какой-то степени зависит от меня.

Лесли медленно кивнула:

— Когда мы к вам подошли, мне показалось, что он вас чем-то удивил. Чем?

— Он произнес мое имя так, будто верит, что я и в самом деле Аманда Далтон.

— Может, он действительно в это верит.

— Может быть.

Аманда посмотрела в сторону конюшен: тело в черном мешке везли на каталке к ожидавшей неподалеку машине «скорой помощи». Это зрелище заставило ее вздрогнуть. В сознании снова всплыл вопрос, который она задавала себе с того момента, когда Салли сообщил ей, что произошло.

А если на самом деле это не несчастный случай?

Лесли словно угадала ее мысли и негромко заговорила своим мягким голосом:

— Я не слышала ни звука. И абсолютно ничего не видела. А ведь моя квартира находится как раз над тем местом, где это произошло.

Аманда снова внимательно взглянула на нее, но не успела ответить: к ним приближалась Хелен Чэнтри.

— Я пойду, — быстро произнесла Лесли. — Доктор Чэнтри, наверное, хочет поговорить с вами. — Она задержалась на секунду. — Будьте осторожны, Аманда.

Лесли ушла.

Аманда почувствовала, что ветер меняет направление.

— Скажите, почему меня пугает запах лошадей?

Хелен, по-видимому, привыкла к неожиданным вопросам.

— Вы говорите, пугает?

— Да. Я их боюсь, только когда чувствую запах. Почему это?

— Возможно, это связано с давней травмой. Вероятно, еще в детстве запах лошадей ассоциировался в вашем сознании с чем-то страшным и болезненным, и теперь он вызывает страх.

— Но я ничего такого не помню.

Хелен задумчиво смотрела на нее.

— Реакция на запах с течением времени усиливается?

— Да, с тех пор как я сюда приехала, страх становится все сильнее. Особенно в последние две недели. Иногда я просыпаюсь по ночам в ужасе: мне повсюду чудится запах лошадей.

— В таком случае вы недалеки от разгадки. Похоже на то, что ваше сознание готовит вас к какому-то шоку… к раскрытию тайны, о которой вы не хотели вспоминать.

— Такое возможно?

— Ну конечно. Наш мозг — очень надежный охранник. Часто он нас защищает — пока возможно — от потрясений, которые мы не в силах перенести. Воспоминания возвращаются, когда мы к ним готовы, когда мы достаточно сильны, чтобы выдержать потрясение. А то, что запах лошадей вызывает у вас страх… Знаете, запахи — это один из сильнейших стимуляторов памяти, которыми обладает человек.

Аманде стало не по себе.

— Что-то мне это не нравится.

Хелен улыбнулась.

— Не думайте об этом. Вы все вспомните, когда будете к этому готовы. Попытки искусственно вызвать воспоминания или, наоборот, их избежать все равно ничего не дадут.

Аманда кивнула, хотя слова Хелен до конца ее так и не убедили.

— А что с Виктором? Действительно несчастный случай? Глупая неосторожность?

Хелен пожала плечами.

— Похоже, что так. Пока мне ничего другого не удалось обнаружить. Гидравлика вполне могла подвести, и борт мог упасть на Виктора. С другой стороны, — неожиданно добавила она, — кто-то мог умышленно нажать на кнопку экстренного спуска, которая существует на случай, если нужно срочно опустить борт и выпустить коней.

— Но кому это могло понадобиться?

— Я понятия не имею. А вы?

Поколебавшись, Аманда молча покачала головой. В конце концов, снова подумала она, никто же не знает, что Виктор рассказал ей о том, что произошло здесь двадцать лет назад. А если даже кто-то об этом узнал или, может быть, Виктор сам рассказал кому-нибудь, что из этого? Кристин мертва, Мэтта Дарнелла давно нет. Кого может теперь интересовать их роман, если он когда-то и был?

— Он мне показался очень несимпатичным человеком. Но он живет здесь больше двадцати лет, и если кто-то хотел его убить, это давно могли сделать.

— Да, я тоже так думаю, — согласилась Хелен.

Аманда заговорила о другом:

— Как я понимаю, о происшествии на вечеринке пока новостей нет?

— Нет, — вздохнула Хелен. — Эти чертовы лаборатории, похоже, совсем закопались, никакого движения. Но результаты в любом случае придут ко мне, так что я сразу дам вам знать.

— И генетический анализ тоже?

Хелен удивленно взглянула на нее.

— Нет, они поступят прямо к Джессу. Он сам на этом настоял. А поскольку счета оплачивает он, мы обязаны делать, как он хочет.

Теперь пришла очередь Аманды удивиться. Впрочем, она сразу поняла причину: Джесс, даже в случае если анализы не подтвердят ее родство с Далтонами на сто процентов, вполне способен объявить, что результаты неопровержимы. Более того, он способен выдать отрицательные анализы за положительные. Больше всего на свете Джесс не любит оказываться неправым.

— Я этого не знала.

Неожиданно их обдало острым запахом лошадей.

— Что с вами, Аманда?

Аманда с трудом сглотнула слюну, пытаясь преодолеть страх.

— Я… мне… мне надо идти, Хелен. Пожалуйста, передайте Уокеру, что я не смогла его дождаться. Я… мы с вами позже поговорим.

Не думая больше ни о чем, она бросилась к дому.


— По-моему, все ясно, — произнес шериф Гамильтон своим обычным усталым голосом. — Борт неожиданно упал, а Вик, к несчастью, в этот момент оказался прямо под ним.

Уокер кивнул:

— Да, я тоже так думаю. Но, к сожалению, мы с вами совершенно не разбираемся в гидравлике, шериф. А насколько я знаю Джесса, он потребует, чтобы грузовик проверили от и до. Вы организуете его отправку в город на прицепе или мне самому это сделать?

— Да зачем на прицепе? Бог с вами, Уокер. Там же только борт отказал, а мотор в полном порядке.

— Не забывайте, это старый грузовик. Тормоза у него тоже на гидравлике. Вы решитесь вести его десять миль по горным дорогам?

Гамильтон сдвинул шляпу на затылок. Вздохнул.

— Наверное, нет. Ладно, распоряжусь насчет прицепа.

Уокер рассеянно кивнул. Он в этот момент внимательно рассматривал борт грузовика, теперь поднятый и надежно закрепленный. На его поверхности, окрашенной черной краской, он не заметил подозрительных следов. Потом перевел глаза на песок, где несколько часов пролежало тело Виктора, до того как его обнаружили.

— Вас что-то беспокоит? — Выцветшие голубые глаза шерифа цепко взглянули на Уокера.

— Пока не уверен. Что-то здесь не сходится. — Уокер нахмурил брови. — Опустите этот борт еще раз, пожалуйста. Я хочу заглянуть внутрь.

Гамильтон сделал знак помощнику. Они отошли, встали по сторонам. Борт медленно опустился. Салли подошел к Уокеру.

— В чем дело?

Уокер долго и внимательно изучал кузов, затем задумчиво спросил:

— Зачем он вообще поднимал этот борт, Салли?

— Что ты имеешь в виду?

— Я спрашиваю, какой в этом смысл? Зачем было запирать его после разгрузки? Я много раз видел этот грузовик пустым у конюшни. Он всегда стоял с открытым бортом.

Шериф подошел ближе.

— Это правда, Салли?

— Вроде бы да. Он стоит здесь между конюшнями, никому не мешает, так что нет смысла поднимать борт. Обычно он стоит открытый. Проветривается.

— Кстати, — вмешался Уокер, — вот еще одна причина, почему Виктор вряд ли стал бы закрывать борт. После долгого путешествия с шестью лошадьми запах здесь тот еще. Взгляните вокруг: ни лопаты, ни тележки, ничего похожего. Значит, он не собирался убирать в грузовике, пока не выспится.

— Да он никогда и не убирает сам. Для этого есть рабочие. Но ты прав, Уокер. Вряд ли он стал бы поднимать этот борт.

Все трое переглянулись.

— О черт! — вырвалось у шерифа.

— Вряд ли мы сейчас обнаружим что-нибудь интересное, — вздохнул Уокер. — Утром здесь побывали десятки людей. Если и оставались какие-то следы, теперь их все равно уже нет.

— Но кому понадобилось убивать его! — приглушенным голосом воскликнул Салли. — Он, конечно, пройдоха, особенно когда дело касалось женщин. Но ведь то же самое можно сказать о половине мужчин в этом округе. Виктор был настоящий сукин сын и мало кому нравился, ну и что из этого? Не разбивать же человеку череп только из-за того, что он тебя бесит.

— И кто мог придумать такое? — расстроенно вопрошал шериф. — Ну я понимаю, пистолет или нож. Даже дубинка. Но убить бортом грузовика… И кто мог знать, что он послушно встанет под этот борт?

— Этот способ действительно может показаться слишком сложным, — медленно заговорил Уокер. — Однако, возможно, это как раз самый простой способ. Кто-то мог поднять борт, пока Виктор отводил коней на манеж. Виктор наверняка не знал, что здесь есть кто-то еще. Возможно, он обошел грузовик спереди и сначала даже не заметил, что борт поднят, пока не подошел к нему. А потом пошел на другую сторону, где находились рычаги управления, не успев сообразить, что здесь что-то не так. В тот момент, когда он оказался под бортом, кто-то нажал на кнопку экстренного спуска.

Салли качал головой, словно не в силах поверить.

— Но зачем? Я не понимаю…

— Убийство вообще трудно понять, — рассеянно ответил Уокер. — А вообще все могло быть гораздо проще. Кто-то мог ударить его по голове камнем или палкой, а потом уже опустить борт, чтобы это выглядело как несчастный случай.

— Зачем? — повторил Салли.

— Этого я не знаю. Я сам не очень любил Виктора, но у меня никогда не возникало желания его убить. У кого-то, должно быть, такое желание возникло.

— Никто ничего не видел, никто ничего не слышал, — устало произнес шериф. — Если вскрытие не покажет ничего подозрительного, у нас не будет ни одной ниточки. Так что невзирая на все ваши догадки, Уокер, дело скорее всего закончится обыкновенным несчастным случаем.

— Да, — мрачно заметил Салли. — А что, если он прав, шериф? Если у нас в «Славе» скрывается убийца?

На это шериф ничего не ответил.


Уокер нашел ее в саду примерно через полчаса. Она сидела в тени на каменной скамье, устремив невидящии взгляд на решетку, где осталась всего одна цветущая роза.

— Аманда…

Она подскочила. Однако в глазах ее, слава Богу, не было страха. Хелен рассказала ему, как она в панике убежала от конюшен. По словам Хелен, в глазах ее тогда стоял настоящий ужас.

Уокер присел рядом.

— Ну что, ветер переменился?

Аманда кивнула, чуть поморщившись.

— Хелен тебе рассказала, как я рванула?

— Она сказала, что ты очень испугалась. — Он чуть повернулся, чтобы лучше видеть ее лицо. — Из того, что она говорила, я понял, что твой страх сильнее, чем я предполагал. В чем дело, Аманда?

— Сама не знаю. Хелен считает, со мной могло произойти что-то такое, что ассоциируется у меня с запахом лошадей. Но я ничего такого не помню.

— Ты как-то говорила, что упала с лошади и сильно ушиблась… — медленно произнес Уокер.

Аманда покачала головой.

— Я это придумала для Джесса. На самом деле я не могу вспомнить, почему я их так боюсь. Что же ты на меня не набрасываешься, Уокер? Я ведь сама призналась в том, что солгала.

Она на грани срыва, понял Уокер. Напряжена до такой степени, что вот-вот взорвется. Из-за чего только? Из-за страха перед лошадьми, который, по-видимому, усиливается, или из-за смерти Виктора?

— Нет, я не собираюсь на тебя набрасываться. Чем бы ни был вызван твой страх, он, по всей видимости, невыдуманный.

— А то, что я соврала, тебя не раздражает?

— Одной ложью больше… Какая разница.

Она искоса взглянула на него. Легкая улыбка тронула ее губы.

— Стервец…

— Сама напросилась. А то, что с тобой произошло когда-то, ты вспомнишь, когда будешь к этому готова.

— То же самое сказала и Хелен.

Некоторое время Уокер внимательно смотрел на нее.

— Послушай, поедем со мной в город. Тебе надо уехать отсюда хотя бы на несколько часов.

— Я должна найти собак.

Он нахмурился.

— Я думал, они в доме.

— Нет, их не было все утро. Я их звала, они не появились. — Она нервно пожала плечами. — Надо их найти.

— Может, просто гоняются за кроликами.

— Не думаю.

Уокер не придал большого значения самовольной отлучке собак, но растущее напряжение Аманды подействовало и на него. Она явно едва сдерживается ценой огромных усилий. В любую минуту готова вскочить и убежать куда глаза глядят.

— Аманда, взгляни на меня.

Она послушалась. Подняла на него потемневшие от страха глаза.

Он коснулся ее щеки.

— Что происходит?

Она с трудом попыталась улыбнуться.

— Утро сегодня неспокойное. Если ты еще не заметил.

— Не уклоняйся от ответа, черт возьми!

— А ты не говори со мной как юрист. Я чувствую какую-то… панику. То, что обычно чувствую, когда ощущаю запах лошадей. Я… я не могу справиться с собой. Мне хочется бежать… спасаться. Это пройдет.

— Аманда…

— Кто сообщит Джессу о смерти Виктора?

— Я ему позвоню из офиса. Может быть, удастся перехватить его после собрания. Поехали со мной в город. После ленча я привезу тебя обратно. Если к тому времени собаки не вернутся, ты пойдешь их искать. Несколько часов роли не играют.

Некоторое время она колебалась. Наконец кивнула:

— Ну хорошо. Пойду только переоденусь.

Он улыбнулся.

— А я приведу машину. Не стоит тебе снова идти к конюшням.

Они пошли по тропинке к выходу из сада.

— Ненавижу себя за трусость!

— Звучит так, будто ты ничего не можешь с этим поделать.

— Похоже на то. И все равно я себя за это ненавижу. Бояться чего-то плохо уже само по себе. Но когда непонятно, почему ты этого боишься, можно сойти с ума.

— Подожди. Со временем все образуется. Дай себе передышку.

Ему показалось, что напряжение ее немного спадает. Рука, лежавшая в его ладони, чуть расслабилась.

— Встретимся перед домом… через пятнадцать минут?

— Договорились.

Уокер выпустил ее руку. Несколько секунд смотрел ей вслед, потом повернулся и пошел к конюшням.


Часы показывали два, когда они вышли на улицу. Оба инстинктивно зажмурились от яркого солнца. После прохлады китайского ресторана «Золотой дракон» летняя жара показалась нестерпимой. Аманда изумленно качала головой, глядя на двух огромных драконов, стоявших по обе стороны дверей.

— Никак не могу к ним привыкнуть. И почему-то мне до сих пор кажется странным, что Далтон держит китайский ресторан.

— Может быть, из-за того, что драконы выглядят уж очень странно в нашем городе.

Уокер указал на центр города, построенный Далтонами. Картинка словно с открытки, подумалось Аманде. Площадь с зелеными лужайками, двумя магнолиями и фонтаном. Башня с часами. Парикмахерская с рекламной тумбой перед ней. Несколько магазинов одежды, которые никто никогда не называл бутиками, и тем не менее цены в них значительно выше рыночных — тех, что на ярмарке у дороги. В конце Мэйн-стрит — церковь с колокольней. По другую сторону — магазин по продаже автомобилей, два банка, почта, пожарная станция, контора шерифа и аптека, в которой до сих пор работает фонтанчик с содовой.

Аманда подняла глаза на Уокера и улыбнулась.

— Мне кажется, ты любишь этот город. — Уокер взял ее руку.

— Наверное, ты прав. — Она прижала сумочку свободной рукой. — Знаешь, тебе не придется везти меня обратно в «Славу». Я договорилась встретиться с Мэгги и Кейт в магазине Коннера. Надо кое-что купить. Обратно я могу вернуться с ними.

— Я ничего не имею против того, чтобы отвезти тебя обратно, Аманда.

Она улыбнулась ему.

— Мне действительно надо кое-что купить. Ты можешь проводить меня до магазина, это ведь по дороге к твоему офису.

Они медленно шли по тротуару. Уокер заметил, что ее напряжение почти прошло. Она даже несколько раз засмеялась. Словно по негласному уговору, они говорили только о мелочах, не касаясь опасных тем.

Уокер поймал себя на том, что ему не хочется рассказывать Аманде о своих подозрениях по поводу смерти Виктора, хотя он и сам не мог бы сказать почему. Может быть, потому, что это всего лишь подозрения, а может, из-за того, что она и так уже потрясена гибелью тренера.

Конечно, в ее реакции нет ничего личного. Судя по тому, что она в ярости говорила ему прошлой ночью, Виктор сделал ей предложение определенного рода, а это значит, что они успели познакомиться. Но он уехал через несколько дней после ее приезда в «Славу», следовательно, больше одного-двух раз они встретиться не могли.

— Тебе со мной скучно? — вежливо спросила Аманда.

Он ответил, не колеблясь ни секунды:

— Тебе не раз удавалось вывести меня из себя. Ты свела меня с ума. Из-за тебя я потерял сон. Но скучно мне с тобой не было никогда.

— Мне просто хотелось это услышать.

— Гордишься собой?

— Ну, всякой женщине приятно услышать, что она имеет влияние на мужчину.

Они остановились у светофора. Уокер улыбнулся, глядя на нее сверху вниз.

— Можешь спать спокойно. Ты имеешь на меня влияние. Боюсь, что я никогда уже не смогу стать таким, как раньше.

Он поднес ее руку к губам. Левую руку… Серьезно взглянул на нее:

— Это я сделал?

Аманда сразу поняла, что он имеет в виду синяк на запястье.

— У меня быстро появляются синяки. Кроме того, в тот момент, насколько я помню, я готова была выцарапать тебе глаза.

— Я не сделал тебе больно? Скажи честно.

Она подняла на него глаза:

— Нет. Я знаю, что выгляжу хрупким цветком, но я не стеклянная, Уокер. Не бойся, я не разобьюсь.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Он кивнул и прижался губами к тому месту на запястье, где темнел синяк.

У Аманды перехватило дыхание.

— Ты не должен делать этого на улице, при посторонних, Уокер.

Зеленые глаза его сверкнули.

— Правда? А почему?

«Да потому, что я не хочу, чтобы люди видели, как я сейчас растекусь лужей у твоих ног!» — в ярости подумала Аманда.

— Потому что… О черт, Уокер! Вот идет отец Блисс.

Уокер не выпустил ее руку, и Аманда получила немалое удовольствие, наблюдая, как священник пытается, не задавая вопросов, понять, не подвергла ли она смертельной опасности свою бессмертную душу. Уокер, который особой религиозностью не отличался, терпеливо ждал.

— Ты мне ничем не помог, — обвинила его Аманда, после того как преподобный отец простился и ушел.

— Я просто не хотел его прерывать. И кроме того, ты прекрасно справилась сама. Тем более что он так и не решился задать прямой вопрос о состоянии твоей добродетели на сегодняшний день.

Аманда усмехнулась:

— Да, к счастью для меня. — Но уже в следующую минуту улыбка погасла. — Он, по-видимому, еще не слышал о смерти Виктора.

— Слухи пока не вышли за пределы «Славы».

Они дошли до магазина, где Аманда договорилась встретиться с Мэгги и Кейт.

— Сначала Кейт твердила, что, наверное, нехорошо в такой день заниматься покупками. Мэгги ответила, что все это глупости.

— Мэгги права, — решил Уокер.

— Да, наверное.

— Мы все огорчены тем, что произошло, но я так и не встретил ни одного человека, который бы хорошо относился к Виктору. Мы огорчены, но… продолжаем жить дальше.

— Ты говоришь очень похоже на одного преподавателя философии из моего колледжа.

— Он тебе очень докучал?

— Он просто никак не мог понять, что делает в его классе студентка, у которой профилирующий предмет — бизнес, а вторая специальность — компьютеры.

— И что же ты делала в его классе?

— Наверное, пыталась разобраться в жизни. Прежде чем ты задашь следующий вопрос, признаюсь сразу, что я все еще нахожусь в том же тупике, что и все остальные. Так что философский курс не очень мне помог.

Они стояли под навесом у входа в магазин. Уокер улыбнулся ей.

— Не забыла? Сегодня в семь на тропе.

Аманда кивнула:

— Да, я помню. Спасибо за ленч, Уокер.

— Не стоит.

Аманда вошла в прохладу магазина, а Уокер отправился в свой офис.

Улыбка на его лице погасла. Подойдя к зданию, он не заметил знакомого, который жизнерадостно с ним поздоровался. На лестнице он не заметил почтальона, и тому пришлось отступить в сторону, чтобы они не столкнулись. Секретарша взглянула на его лицо, и приветственные слова замерли на ее губах.

Уокер вошел в кабинет и запер за собой дверь. Подошел к массивному дубовому письменному столу, прослужившему трем поколениям адвокатов Мак-Леллан, сел в большое кожаное кресло, всегда казавшееся таким удобным. Открыл ящик стола, достал папку с делом, раскрыл. Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы отыскать нужный документ. Четкий и исчерпывающий перечень университетских дисциплин, которые изучала Аманда Грант. Ни курса по философии, ни бизнеса, ни компьютеров. Аманда Грант занималась дизайном в качестве основного предмета и архитектурой в качестве второй специальности.

Уокер смотрел на папку с документами, не видя их. Услышал свой собственный голос, низкий и хриплый:

— Черт побери, Аманда… Что ты со мной делаешь?

Глава 11

Около семи часов вечера Аманда шла по тропе, ведущей к «Козырному королю». Особой усталости она не ощущала, но каждый нерв, каждая клеточка были как будто обнажены. Она боялась, что не сможет скрывать свои мысли и чувства так же надежно, как обычно.

Уокер ждал ее на полдороге, прислонившись к большому гранитному валуну, там, где тропа сворачивала в сторону. Солнце еще не село, и ветви деревьев отбрасывали причудливые тени на его лицо и рубашку.

При первом взгляде на него Аманде подумалось: вот так же, с таким же мрачным выражением он смотрел на нее в первые дни ее жизни в «Славе». Но Уокер улыбнулся, и это впечатление моментально рассеялось.

— Привет, — с нарочитой небрежностью произнесла она.

— Привет, — ответил он так же небрежно.

Но в следующий же момент привлек ее к себе и поцеловал, отнюдь не небрежно. Аманда задохнулась. Тело ее моментально ожило, будто в него послали заряд энергии. Даже сознание переполняло ненасытное желание, не оставляя места ни для чего другого. Как будто прошлой ночью они запалили костер, который никак не хотел угаснуть, а наоборот, разгорался все жарче.

Аманда поймала себя на том, что вся дрожит, и знала, что он это заметил. Не мог не заметить.

Наконец он оторвался от ее губ и заговорил хриплым полушепотом:

— Я сегодня целый день мечтал об этом.

Аманда не могла придумать, что сказать. Ничего хорошего в голову не приходило.

— Хорошо, что отец Блисс этого не видел. Тогда бы ему не пришлось сомневаться в моей добродетели.

Уокер снова поцеловал ее.

— Пусть сомневается в чем хочет. И вообще, это не его дело.

Он обнял ее за плечи, и они пошли по тропе к «Козырному королю». Аманда изо всех сил старалась справиться с чувствами и ощущениями, которые он, словно каким-то чудом, мгновенно возбуждал в ней.

— Надвигается гроза. Слышишь гром?

— Гром гремит в горах, а у нас, может быть, в лучшем случае пойдет дождь.

— Я слышала, как сегодня один из садовников говорил, что дождь очень нужен. Мне показалось, он был даже встревожен.

— Обычно к этому времени у нас выпадает много дождей. То, что в нынешнем году этого не произошло, может означать одно из двух: либо нас ждет очень жаркое лето, с засухой и лесными пожарами, либо в июле и августе будут жесточайшие грозы.

— Теперь понятно, почему он так беспокоился. И то и другое не слишком-то приятно.

Некоторое время они шли молча.

— Собаки вернулись? — вспомнил Уокер.

— Нет. — Аманда вздохнула, стараясь не показывать своего беспокойства. — Сегодня днем Мэгги разыскала высокочастотные свистки, с помощью которых их дрессировали, и мы все ходили их искать. Даже Кейт отложила свои благотворительные дела. Они вместе с Беном и двумя его наездниками прочесали конные тропы. Ничего…

— Это очень дорогие и ценные собаки, таких нередко крадут. Но они не дадутся в руки чужому человеку.

— Конечно. Это же сторожевые собаки. Мэгги говорила, что Джессу приходится специально знакомить их со всеми новыми людьми в «Славе». Они натасканы на то, чтобы охранять дом. За оградой они чужака не тронут, но ни за что не подойдут к незнакомому человеку.

— Их могли заманить в ловушку. Аманда кивнула:

— Но кому это могло понадобиться? Здесь же частные владения, земли Далтонов. Кто мог решиться на это? Представляешь, что сделал бы Джесс, если бы вора поймали?

— Да, на такое мог бы решиться только полный идиот. Все вокруг знают, что с Джессом лучше не связываться.

— И все-таки я боюсь, что с собаками что-то случилось. Они давно должны были вернуться, еще до завтрака.

Рука Уокера крепче сжала ее плечо.

— Да, Джесса ждет еще одна плохая новость. Плюс ко всему остальному.

— Я его сегодня еще не видела. Как он воспринял известие о смерти Виктора?

— Плохо. Не столько потому, что пожалел о Викторе, сколько из-за того, что на территории «Славы» произошел несчастный случай, причем из-за глупой неосторожности.

— Значит, это все-таки несчастный случай?

Уокер кинул на нее пристальный взгляд:

— А у тебя есть основания думать иначе?

На одно мгновение, всего лишь на одно мгновение, у Аманды возникло почти непреодолимое искушение сказать «да». Но она не могла поделиться своими подозрениями, потому что тогда пришлось бы объяснить, что «несчастный случай» мог быть подстроен кем-то специально, чтобы помешать Виктору рассказать ей нечто важное о том, что случилось в «Славе» двадцать лет назад. Она очень боялась, что это именно так и есть, хотя никакими доказательствами не располагала.

Но не только поэтому не могла она решиться высказать свои догадки Уокеру. До тех пор, пока он ей не доверяет — а он все еще ей не доверяет, это ясно, — раскрываться перед ним просто глупо, а возможно, даже и опасно. Он поверенный семьи Далтонов, и его долг — верно служить Джессу. Даже независимо от того, поверит он ей или нет, он вполне способен рассказать обо всем Джессу. И уж тогда Аманде придется объяснять гораздо больше, чем ей бы хотелось. Нет, сейчас она к этому не готова.

Она колебалась еще несколько секунд.

— Да нет. Просто все это настолько неожиданно… и странно. Наверное, так всегда кажется, когда происходит несчастный случай.

Некоторое время Уокер внимательно смотрел на нее. Потом медленно кивнул.

Они дошли до мостика. Аманда смотрела вниз на воду, такую чистую и яркую при солнечном свете. Ничего зловещего, как показалось ей прошлой ночью…


Яркий свет отражается от воды… это ручей… раньше его здесь не было… нет, это потоки дождя переполнили дренажную канаву… вода выплеснулась… маленькие босые ноги испачканы жидкой грязью, грязная вода между пальцами… а в отдалении виден огонек…


— Аманда!

Она вздрогнула. Подняла на него глаза. И только тогда осознала, что остановилась как вкопанная на середине мостика. Она не видела выражения своего лица, но, судя по тому, как смотрел на нее Уокер, на нем отразились чувства не совсем обычные. Почти инстинктивно она протянула руку, коснулась его груди.

— Извини. Я, наверное, брежу наяву.

— Похоже на то. Вид у тебя какой-то расстроенный.

— В самом деле? — Она через силу рассмеялась. — Да нет, все нормально.

— Ты уверена?

— Конечно.

Аманда взглянула поверх его плеча туда, где стоял домик-оранжерея.

— Мы идем туда?

После некоторого колебания Уокер кивнул и взял ее за руку.

— Если ты не возражаешь.

— Конечно, нет. Это прекрасно.

Если бы только он не прервал ее в тот самый момент, когда… Ей показалось, что она вот-вот припомнит что-то очень важное. По крайней мере в тот момент она была уверена, что это очень важно. А сейчас готовое было появиться воспоминание ускользало от нее, действительно как сон. Ах черт, черт, оно уходит, исчезает как дым!

Они свернули с тропинки и пошли к оранжерее.

— Смотри под ноги, здесь коряги, — предупредил Уокер.

Аманда огляделась по сторонам и увидела развалины какого-то небольшого каменного здания.

— Что здесь было?

— Вероятно, домик привратника. Когда-то давным-давно. Этот ручей изменил направление, когда мой отец был еще мальчишкой. Тогда же и подъездную дорогу к «Козырному королю» повернули. А домик постепенно развалился. Оранжерею я построил несколько лет назад.

— Так далеко от дома?

— Мне здесь нравится.

Внутри оранжереи на деревянном полу лежало толстое стеганое одеяло и две большие подушки. Рядом стояла огромная плетеная корзина, которая, казалось, только и ждала, чтобы ее поскорее открыли, и большой термос. Наверное, с каким-нибудь прохладительным питьем, решила Аманда.

— Чай, — сказал Уокер, как будто прочитав ее мысли. — Я бы принес вина, но ты сказала, что редко пьешь.

— Чай лучше, особенно в такую жару.

— У меня такое впечатление, что тебя жара не беспокоит. Ты всегда выглядишь такой… прохладной… несмятой, я бы сказал.

Аманда рассмеялась.

— Несмятой? Это хорошо сказано.

— Наверное, это язык юриста. Ты сама меня как-то в этом упрекнула, помнишь? Я хочу сказать, другие в жару выглядят потными и помятыми, а у тебя всегда такой вид, будто ты только что вышла из-под душа.

Они уселись на одеяло. Уокер открыл корзину, достал стаканы. Налил охлажденного чаю, протянул Аманде.

— Наверное, это ценная черта для того, кто собирается жить на юге. Как ты считаешь?

— А ты все-таки собираешься жить здесь? Вроде бы ты сказала Джессу, что «Слава» тебе не нужна.

— Действительно не нужна. «Слава» великолепна, но…

— Но что?

Аманда улыбнулась и покачала головой.

— Она слишком великолепна. Она подавляет. Меня, во всяком случае. Думаю, мне не предназначено судьбой жить там. Далтоны, живущие в «Славе», должны быть крупными, загорелыми, энергичными жизнелюбами, с буйным темпераментом. Я не такая. Это прекрасное место, но для меня оно никогда не станет домом.

Уокер долгое время смотрел на нее, потом достал из корзины тарелки.

— Насколько я понял, ты любишь юг.

— Очень люблю. Но по правде сказать, о будущем я еще всерьез не думала. Что у нас на ужин? — спросила она, чтобы переменить тему. — Я умираю от голода.

— Вот и хорошо. Еды здесь хватит на полк солдат.


К тому времени как они покончили с ужином, заходящее солнце уже начало скрываться за облаками. В маленькой оранжерее все дышало миром и покоем. Они в откинулись на подушки и, потягивая охлажденный чай, болтали ни о чем, время от времени замолкая и прислушиваясь к пению птиц и стрекоту сверчков.

— Ты, кажется, говорил, что Рис однажды чуть было не женился?

— Да…

— А Салли?

— Ну, ему, чтобы решиться на это, надо сначала забеременеть.

Аманда улыбнулась.

— Знаешь, а я год была помолвлена, еще в колледже.

Уокер уже собрался спросить, из-за чего расстроилась ее помолвка, как вдруг ему пришло в голову, что, может быть, она вовсе и не расстроилась. Может быть, все закончилось свадьбой. Возможно, Аманда сейчас замужем. На официальных собеседованиях он ей этого вопроса не задавал, так как к проверке ее личности и определению правомерности ее претензий на имя Аманды Далтон это прямого отношения не имело, и с тех пор он как-то не удосужился этим поинтересоваться.

Господи, что, если она замужем? Что, если где-там, на севере, муж терпеливо ждет, пока она сообщит ему, что все в порядке, что Далтоны ее приняли? Ему стало трудно дышать. Второй раз за сегодняшний день она доводит его до такого состояния. В первый раз днем, когда он убедился, что она в очередной раз солгала. Но сейчас это кое-что похуже. Нет-нет, не может быть никакого другого мужчины. Ни мужа, ни любовника. Не могла бы она отдаваться ему с таким самозабвением, если бы в ее жизни был другой мужчина. Это невозможно.

— И что же произошло? — услышал он свой сдавленный голос.

Аманда взглянула на него с удивлением и усмехнулась:

— Ничего особенного. Я просто почувствовала, что это не то. Когда я ему сказала, он даже не пытался возражать. Мне кажется, он этого ожидал.

Она пожала плечами и улыбнулась. Уокер некоторое время пристально смотрел на нее, потом взял из ее рук стакан с чаем и отставил в сторону. Потянул ее за плечи вниз, на подушку. Лег рядом, приподнявшись на локте.

— Я что-нибудь не то сказала?

«…Ты сказала, что росла под именем Аманды Грант, — вертелось у него в голове. — Я этому не верю. С какой целью ты солгала, Аманда? Господи, зачем ты это выдумала?..»

Глаза ее заволоклись дымкой чувственности. На него это подействовало настолько возбуждающе, что вce остальное стало не важно. Даже ее ложь. Какая разница? Значение имеет лишь то, что он хочет ее до безумия.

Уокер подумал, что последний вопрос она задала не всерьез, а скорее для того, чтобы его поддразнить.

— Если я правильно помню, — он расстегнул нижнюю пуговицу на ее блузке, — ты очень вежливо, я бы даже сказал, осторожно произнесла мое имя. Мистер Мак-Леллан.

— Ты имеешь в виду тот день, когда я впервые пришла к тебе?

— Да, я тогда в первый раз тебя увидел. И уже тогда во мне проснулось желание.

Он расстегнул еще одну пуговицу, просунул руку под блузку, погладил теплую шелковистую кожу живота. Почувствовал, как она дрожит. Каждым нервом, каждой клеточкой она отвечала на его прикосновение, и эта мгновенная реакция возбуждала. Его окатило горячей волной. Казалось, все мышцы сжались в спазме неукротимого желания.

Она заговорила каким-то не своим, сдавленным, горловым голосом:

— Так давно? Долго же ты ждал. Даже для такого осторожного человека.

— Можешь больше не говорить об осторожности.

Уокер больше не думал о том, что не стоит показывать ей, как невероятно сильно она на него действует. Зря показывает… Можно подумать, что у него есть выбор.

Он расстегнул последнюю пуговицу и распахнул блузку. Под его завороженным взглядом грудь начала бурно вздыматься. Соски напряглись, едва сдерживаемые тонкой тканью лифчика.

Она с трудом перевела дыхание.

— Уокер, еще совсем светло. Кто угодно может пройти по тропе.

— Кроме меня, никто сюда не ходит. Не останавливай меня, Аманда. Я должен на тебя посмотреть. — Он склонил голову, почти касаясь губами изгиба ее груди. — Прошлой ночью при лунном свете я как следует не разглядел тебя.

Он медленно провел языком вдоль груди, по твердому напрягшемуся соску.

— Ты специально это подстроил.

— Каюсь. — Он поднял голову. — Ну как, хочешь, чтобы я остановился?

Она молча покачала головой.

Пошел дождь, и завеса воды скрыла их от посторонних глаз. Капли дождя ритмично барабанили по крыше оранжереи. Прохладный влажный ветерок обвевал их разгоряченные тела.

Какая-то часть его существа, того осторожного, логически мыслящего человека, подсказывала, что вот сейчас можно воспользоваться ее беспомощностью, ее страстью и потребовать объяснений. Пусть скажет правду — кто она такая и зачем приехала в «Славу». Однако Уокер сам ослеп от страсти. Логически мыслящего человека поглотило совсем другое существо, целиком состоящее из ощущений и эмоций, охваченное таким свирепым и необузданным желанием, что оно стремилось лишь к обладанию своей подругой. Этому существу не было никакого дела до правды.

Он сомкнул губы вокруг твердого соска. Бешеный ритм ее сердца повторял его собственный, ее прерывистое дыхание смешивалось с его. Он провел губами вниз. Остановился у небольшого родимого пятна в форме перевернутого сердечка, и еще у одного, внизу живота.

Тихий звук, похожий на стон, сорвавшийся с ее губ, подействовал на него как ласка. Губы ее казались невероятно нежными и сладостными. Когда же их тела наконец соединились, Уокер испытал столь полное удовлетворение, что замер, не веря, что такое бывает. Вот это и есть то самое…

Аманда, по-видимому, тоже это почувствовала. Взгляды их встретились. Она прошептала его имя, словно отвечая на какой-то невысказанный вопрос.

А потом на них обрушилась мощная волна желания, требовавшего немедленного удовлетворения. Уокер больше не мог думать ни о чем, кроме необходимости освободиться от бешеного напряжения, пульсировавшего внутри, пока наконец не наступила сокрушительно-мощная кульминация.


Дождь кончился. Они долго лежали рядом, в полной тишине.

— Останься у меня на ночь.

Некоторое время она не отвечала.

— Не могу.

Уокер понимал, что нужно вести себя очень осторожно, чтобы не разрушить то хрупкое и в то же время невероятно сильное чувство, которое возникло между ними, поэтому он заговорил мягко, спокойно:

— Почему не можешь?

Аманда подняла голову с его плеча и серьезно взглянула ему в глаза.

— Джесс еще ничего не знает. Если, конечно, ты ему не сказал. Мне бы не хотелось, чтобы он случайно это выяснил за завтраком, узнав, что меня нет дома.

— Кто-нибудь ему наверняка скажет.

— Я знаю. Но я бы хотела сделать это сама.

В конце концов он кивнул в знак согласия.

— Поздно уже. — Аманда нехотя приподнялась и потянулась за одеждой.

Уокер усмехнулся:

— Только сделай это побыстрее, хорошо?

— Постараюсь.

Уокер отправился провожать ее до «Славы».

Иссохшая земля жадно поглощала влагу, поэтому грязи на тропинке уже почти не осталось. После дождя стало гораздо прохладнее, так что обратная дорога показалась им намного приятнее.

Тропинка кончилась. Взглянув в сторону дома, они разглядели гараж и «кадиллак» Джесса. Значит, он уже вернулся.

— Я войду с тобой.

Аманда посмотрела на него с веселым удивлением:

— С какой целью? Объяснить, почему у меня не хватает пуговицы на блузке?

— Что, в самом деле?! Я опять оторвал пуговицу?

— Да, опять. — Она приподнялась на цыпочки и поцеловала его. — А с Джессом я справлюсь сама. Спасибо.

— Аманда…

— Спокойной ночи, Уокер.

Он смотрел ей вслед. Вот она пересекла мокрую лужайку перед домом. Он с трудом сдерживался, чтобы не позвать ее или не пойти за ней следом. Причину своего беспокойства Уокер, наверное, и сам не смог бы точно определить. Возможно, подействовало то, что произошло между ними в оранжерее, а может быть, после всего случившегося в этом доме у него возникло дурное предчувствие, но только ему почему-то не хотелось, чтобы она входила в этот дом без него. Совсем не хотелось.


— Аманда?

Она застала Джесса в кабинете за рабочим столом. И это несмотря на поздний час и долгий утомительный день.

— Неужели бумаги не могут подождать до завтра, Джесс? Уже двенадцатый час.

— Я знаю который час. — Он мрачно взглянул на нее. — Я приехал в восемь. А где ты была?

— С Уокером, — не колеблясь, ответила Аманда. Она не сомневалась в том, что кто-то уже успел доложить Джессу — судя по разгневанному выражению его лица — о демонстративном проявлении Уокером своих чувств.

Некоторое время Джесс молча смотрел на нее, по-видимому, ожидая, что она покраснеет, смущенно потупит взгляд, начнет нервно заикаться. Вообще как-нибудь даст понять, что сознает свою вину. Ничего подобного он не дождался. Аманда спокойно стояла, глядя ему прямо в глаза с легкой улыбкой.

В конце концов Джесс сам прервал молчание:

— Следует ли это понимать так, что вы с Уокером…

— Это надо понимать так, что мы с Уокером взрослые люди.

— И на мое мнение тебе абсолютно наплевать?

Аманда покачала головой.

— Я очень уважаю ваше мнение, Джесс. Но я взрослая женщина и сама принимаю решения во всем, что касается моей личной жизни.

Сейчас Джесс выглядел скорее раздраженным, чем разгневанным.

— И разумеется, если я выскажусь против, ты опять станешь угрожать отъездом.

Улыбка на лице Аманды стала шире.

— Вообще-то это действенное средство, как я заметила. Но я не понимаю, с какой стати вам возражать. Вы доверяете Уокеру вести все ваши семейные дела, в вашем доме его принимают как члена семьи. Так почему вы не можете доверить ему свою внучку?

— Ты собираешься выйти за него замуж?

— Джесс… Каждое утро я долго думаю и не могу решить, что мне надеть. Для того чтобы принять серьезное решение, мне требуется гораздо больше времени. Наша связь с Уокером возникла как бы сама собой. Я еще не успела все это обдумать.

Наступило долгое молчание, за время которого Джесс преобразился из разгневанного прародителя в любящего деда.

— Я бы хотел уйти из жизни, зная, что ты благополучно устроена.

На Аманду это высокопарное заявление не произвело должного впечатления. Она подошла к столу и наклонилась к Джессу, почти к самому его уху:

— Если вы скажете Уокеру хоть одно слово насчет женитьбы, хоть одним звуком намекнете ему на это, вот тогда я действительно уеду. Вы и оглянуться не успеете. Не вмешивайтесь в это, Джесс.

Пораженный Джесс сверкнул на нее глазами.

— Ах ты дерзкая девчонка!

Она выпрямилась. Снова улыбнулась.

— Не забывайте, что я из рода Далтонов. Мы свои дела решаем самостоятельно.

Джесс сделал над собой явное усилие и рассмеялся лающим смехом.

— Ну ладно-ладно. Не буду вмешиваться. Скажи, а что с собаками? Я слышал, они пропали.

Аманду не удивило, что он упомянул о собаках прежде, чем о смерти Виктора. Приоритеты Джесса не менялись уже много лет. Его личная собственность важнее всего остального.

Аманда села в кресло перед столом.

— Сегодня целый день их никто не видел. Мы с Мэгги и Кейт ходили на поиски, но так и не нашли их. Обошли все кругом, пытались привлечь их свистками. Ничего. Как вы думаете, их никто не мог украсть?

— Вряд ли. И отравить их тоже не могли. Они не берут еду из чужих рук и с земли ничего не подбирают.

Аманда почувствовала, как в сердце закралась тревога.

— Где же они могут быть в таком случае?

— Понятия не имею. Утром мы снова будем их искать на тот случай, если кому-то вздумалось избавиться от собак, чтобы легче проникнуть в дом, я попросил шерифа прислать на сегодняшнюю ночь пару его ребят понаблюдать за домом.

Аманда кивнула. Ее не покидало чувство, что причина исчезновения собак — не обычная кража. Однако другое возможное объяснение вызывало такой страх, что до сего момента она не решалась даже подумать об этом.

После того как Джесс объявил, что не будет менять завещание, Аманда надеялась, что тот, кто пытался отравить ее на вечеринке, оставит свои намерения. А если этот «кто-то» не захотел полагаться на изменчивый характер Джесса? Что, если он лишь выжидает, прежде чем нанести новый удар? Выжидает, чтобы отвести подозрения, которые могли возникнуть после происшествия на вечеринке?

Все знали, что собаки почти никогда не покидают Аманду. И конечно, они могли бы ее защитить в случае чего. Значит, первый шаг в организации очередного «несчастного случая» сделан. От собак избавились.

— Аманда?

Она вздрогнула и подняла глаза на Джесса:

— Ох, извините, я, наверное, сегодня действительно слишком устала.

— Я спрашиваю, тебе удалось поговорить с Виктором до его смерти?

— Поговорить с Виктором?

Джесс нетерпеливо дернул плечом.

— Когда он уже уехал, Мэгги сказала, что ты собиралась поговорить с ним о том, что происходило здесь двадцать лет назад. Мне просто хотелось узнать, успела ли ты поговорить с ним об этом.

— Нет, так и не успела… А Мэгги еще кому-нибудь говорила о том, что я собираюсь поговорить с Виктором? — Аманда постаралась спросить это как можно более небрежно, как бы между прочим.

Джесс уже снова углубился в бумаги.

— О чем ты, радость моя? А… да, мы все там были. В центральной гостиной, вечером, помнишь, когда ты рано ушла в свою комнату.

Впервые Аманде пришло в голову: возможно, она представляет для кого-то опасность не столько из-за наследства, сколько из-за того, что пытается раскопать прошлое, которое кто-то хочет скрыть.

Но что же это такое? Что произошло здесь двадцать лет назад? И кто может опасаться разоблачения до такой степени, что готов пойти на убийство?

Рис и Салли были тогда еще мальчишками. Вряд ли они могли в чем-либо участвовать. Теоретически это, конечно, возможно, но мало вероятно. Кейт едва исполнилось двадцать лет. Что могла совершить молоденькая девушка такого, чтобы из-за этого потребовалось убивать людей двадцать лет спустя? Джесс? Мэгги? Оба в то время были взрослыми людьми… Но… можно ли допустить, что Джесс в состоянии причинить вред внучке, которую он так явно и, по всей видимости, искренне обожает? Может ли такая уравновешенная Мэгги быть убийцей?

А может быть, это кто-то вовсе не из домочадцев? Кто-то, кого Аманда еще не знает? И теперь уже, возможно, никогда не узнает. Ведь Виктор погиб…

Черт возьми, что же произошло той ночью?

— Это ужасно, то, что случилось с Виктором, — услышала она свой собственный голос.

— Он сам виноват, Аманда.

Глядя в его глаза цвета тусклого серебра, Аманда почувствовала, как мороз прошел по коже. Кто знает, возможно, Джесс и способен погубить того, кого любит, чтобы сохранить нечто более ценное, с его точки зрения. Но что же это? Что может иметь такую ценность для умирающего человека?

— У тебя действительно усталый вид, радость моя. Иди ложись.

— И вы тоже.

— Да-да. Через некоторое время. Спокойной ночи, Аманда.

Аманда медленно поднялась с места.

— Спокойной ночи, Джесс.

Она вышла из кабинета. Пошла наверх. К счастью, ей никто не встретился, так что не пришлось притворяться, надевать на лицо улыбку, делать вид, будто все в мире прекрасно, и пытаться скрыть, что в первый раз с момента приезда в «Славу» ей по-настоящему страшно.


Лесли Кид натянула поводья.

— Мы уже проехали несколько миль, и никаких следов. Думаешь, собаки могли убежать так далеко?

Салли придержал своего коня, погладил его блестящую черную шею. Покачал головой:

— Нет, не думаю. Если только кто-нибудь их не увез.

Лесли задумчиво взглянула на Салли:

— Ты говоришь «кто-нибудь»?

Они ехали по одной из троп, пересекавших территорию «Славы». Эта тропа шла на север по самому краю долины, на расстоянии нескольких миль от дома.

В это субботнее утро почти все в «Славе» занимались поисками собак, пешком или на лошадях. Всадники разделились на пары, и Салли, который обычно привык скакать один, сегодня ехал в паре с Лесли. За все время дороги он едва вымолвил несколько слов. Сейчас, в ответ на ее прямой вопрос, он нахмурил брови.

— По-моему, я достаточно ясно выразился. Собаки не могли убежать так далеко, если только их кто-нибудь не увез.

Лесли улыбнулась.

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты заводишься с пол-оборота?

К своему удивлению, Салли почувствовал, что краснеет. Лицо обдало жаром.

— Я тебе нагрубил? Извини.

— Ты встревожен тем, что собаки пропали?

Салли удивленно взглянул на нее. Он всегда знал, что не умеет скрывать свои чувства. Но чтобы кто-нибудь вот так открыто об этом говорил… Такое случалось нечасто.

— Да, мне это не нравится, — ответил он неожиданно для самого себя. — Сторожевые собаки не бегают за кроликами.

— Значит, кто-то их украл? Может быть, на продажу? Это ведь ценные собаки.

— Сторожевых собак так просто не утащишь. Они к себе не подпускают. Это входит в программу дрессировки. И они все зарегистрированы. У каждой вытатуирован номер на внутренней стороне уха. Ни один уважающий себя покупатель к такой собаке не притронется без оформления всех необходимых документов.

Лесли помолчала.

— Ты думаешь, их уже нет в живых?

— Да.

После этого краткого ответа он поехал вперед. Лесли последовала за ним, не сводя глаз с его широкой спины.


Поиски продолжались весь день, однако собак так и не нашли. Они исчезли бесследно. Джесс, судя по всему, был не столько огорчен, сколько разгневан. Заговорил о том, чтобы заказать пару новых собак, в ближайший же понедельник. Как будто это были не живые существа, а пара ботинок, которые легко можно заменить, если старые куда-то подевались.

Такое отношение возмутило Аманду. Она успела полюбить этих молчаливых животных, они давали ей чувство защищенности, которое она в полной мере смогла оценить лишь после их исчезновения. Однако она ничего не сказала Джессу.

Уокер тоже пришел в «Славу» в это утро под предлогом участия в поисках, на самом же деле больше из любопытства — для того чтобы посмотреть, как встретит его Джесс. Так он и сказал Аманде.

— И как же он тебя встретил?

— Как и следовало ожидать. Сказал, что, если я причиню тебе вред, он меня вымажет смолой, вываляет в перьях и повесит.

Аманда улыбнулась:

— По крайней мере теперь ты знаешь, чем кончаются шашни с внучкой босса.

— Я это знал и без него. Кстати, я сказал ему, что собираюсь увести тебя с собой на ужин и на весь конец недели.

Аманда раскрыла глаза.

— А ты деспот!

— А как же.

Он обнял ее за плечи, привлек к себе и поцеловал.

Они только что вышли из главной гостиной и теперь стояли в холле у лестницы. Уокер, казалось, совершенно не думал о том, что в любой момент кто-нибудь может выйти из гостиной и увидеть их. Аманда поймала себя на том, что ей тоже нет до этого никакого дела.

Он обхватил ладонями ее лицо.

— Пойдем со мной, Аманда. Я хочу проснуться завтра утром и увидеть тебя в своей постели.

— Я только пойду переоденусь.

Она едва сдержалась, чтобы не позвать его с собой в комнату. Она говорила себе, что согласилась пойти с ним лишь для того, чтобы уйти из «Славы». Но это была лишь часть правды. Основная же правда заключалась в том, что ей хотелось быть с ним рядом, потому что, когда он рядом, все остальное кажется неважным. А ей сейчас о многом хочется забыть, хотя бы на время.

Уокер уже сказал, что Аманда будет ночевать в «Козырном короле», поэтому, как только она переоделась и сошла вниз, они, не говоря никому ни слова, вышли из дома.

Стояла сильная жара. Они шли медленно, не торопясь, почти не разговаривая. Проходя по мостику, Аманда с опаской взглянула вниз на воду. Однако на этот раз никакие зловещие воспоминания не возникли.

При ярком солнечном свете «Козырной король» выглядел ничуть не менее приветливым, чем при свете луны. Аманда вновь ощутила то же чувство покоя и защищенности, что и в первый раз. Когда же они вошли в дом, это ощущение усилилось. Она остановилась в прохладной тишине дома. Огляделась.

В противоположность Джессу, Уокер, по-видимому, любил старинную мебель. Она стояла повсюду в доме: в красиво убранных просторных комнатах, в холле. Блеск старинного, хорошо отполированного дерева тоже рождал ощущение прохлады и покоя.

Уокер провел ее в большую гостиную.

— Пойду принесу выпить чего-нибудь прохладительного. А потом поведу тебя на экскурсию. Как тебе это?

— Прекрасно.

— Вот и хорошо. Чувствуй себя как дома.

Аманда прошлась по комнате, рассматривая книги на полках и картины на стенах. Остановилась у камина, перед портретом красивой темноволосой женщины с теплыми зелеными глазами. Сходство с Уокером невозможно было не заметить. Очевидно, это его мать.

— А-ман-да! — прокричал странный детский голос.

Аманда в изумлении обернулась. Не сразу разглядела на подоконнике жердочку с большим серым африканским попугаем, который смотрел на нее блестящими глазами.

Аманда медленно подошла к нему. Тысячи разнообразных мыслей закружились в голове.

— Он говорил с тобой обо мне, птичка? — мягко спросила она.

Попугай склонил голову набок.

— Аманда. Скажи «здравствуй».

Аманда осторожно погладила блестящие перышки.

— Здравствуй. А как тебя зовут?

— Бэйли говорит тебе «здравствуй».

— Привет, Бэйли.

Несколько минут она стояла в нерешительности. Услышав шаги за дверью, слегка повысила голос:

— Скажи, как меня зовут. Скажи «Аманда».

— Аманда. Хорошенькая девочка. Аманда.

Попугай произносил ее имя с ударением на последнем слоге.

— У этой птицы больше вкуса, чем я предполагал.

Уокер, улыбаясь, вошел в комнату. Подал ей высокий стакан с охлажденным чаем.

— Он все комментирует и этим иногда просто сводит меня с ума.

— Жарко сегодня, — с расстановкой произнес попугай. — Вечером будет гроза? Привет, Уокер.

— Привет, Бэйли, — ответил Уокер бесцветным голосом. — Нет, грозы сегодня не будет. Он терпеть не может грозу, — шепнул он Аманде.

— Ты учил его говорить?

— Нет, он старше меня. Мама его вырастила. От нее он в основном и набрался слов. Он очень быстро обучается. И запоминает людей после первой же встречи.

Некоторое время Аманда смотрела на Уокера, маленькими глотками отпивая чай.

— Мне нравится, как он произносит мое имя. С ударением на последнем слоге.

— Аманда, — немедленно произнес Бэйли. — Хорошенькая девочка. Приходи ко мне. Я тебя люблю.

Изумленная Аманда нервно рассмеялась:

— Ах ты дамский угодник!

— Да, он прирожденный сердцеед, — улыбнулся Уокер.

Аманда улыбнулась в ответ.

— Кажется, мне обещали экскурсию.

— Точно. Пожалуйте сюда, мадам.


Аманда проснулась поздно ночью. Несколько минут лежала, прислушиваясь к ночным звукам. Потом встала с постели, осторожно, чтобы не разбудить Уокера, но он спал крепко и даже не пошевелился.

Он лежал, освещенный лунным светом, и даже сейчас, в минуты сонного забытья и покоя, его тело выглядело сильным и мощным. При одном взгляде на это тело Аманда почувствовала, как снова просыпается желание. Он обладал способностью пробуждать в ней страсть, даже не касаясь ее. Аманда сделала над собой усилие и отвернулась. Подобрала разбросанную по полу одежду, положила на стул. Накинула его рубашку. От рубашки пахло Уокером.

Аманда стояла неподвижно, склонив голову, вдыхая терпкий запах своего любовника. Потом застегнула рубашку, подошла к французским дверям, ведущим на галерею. Они были распахнуты, чтобы ночной воздух проникал в комнату. Ночь была душной, и лишь вентиляторы на галерее создавали движение воздуха.

Аманда вышла на галерею, подошла к перилам, огляделась вокруг. Луна время от времени скрывалась за облаками, и тогда «Козырной король» на несколько мгновений погружался во тьму. Пахло свежескошенной травой, жимолостью и дикими розами. Стрекотали сверчки и кузнечики, к хору которых временами присоединялось кваканье лягушек и уханье совы.

«Я чувствую себя здесь спокойно и надежно… Как странно».

Действительно, странно, что она чувствует себя легко и спокойно здесь, всего в какой-нибудь миле от «Славы». С другой стороны, может быть, ничего странного в этом и нет. «Слава» слишком подавляет. Слишком уж она грандиозна.

Она смотрела на лужайки и леса вокруг «Козырного короля».

Аманда слушала мирные звуки ночи и почти физически ощущала, как уходят, испаряются остатки напряжения и страха. Позади, где-то в глубине дома, старинные часы пробили два часа ночи. Именно в этот момент, когда тело ее расслабилось, а в душе наступил небывалый мир и покой, Аманда внезапно вновь почувствовала, что переносится в другое время.


Тут есть часы… надо проскользнуть мимо часов… ох, уже за полночь, мама рассердится… Какой сильный ветер… о, какая молния! Хорошо, что хоть дождя нет, может быть, удастся вернуться до того, как пойдет дождь… Так хочется увидеть Цыганку и ее малыша… может, отдам им кусочек яблока, что я приберегла от ужина…

Грязь просачивается между пальцами… Перепрыгнуть через канаву… ого, какая полная! Наверху в горах, наверное, льет проливной дождь… Вот и сарай… но почему там горит свет? И этот ужасный звук…


Аманда вздрогнула, услышав хриплое кваканье лягушки. Зажмурилась, огляделась вокруг, услышала собственное прерывистое дыхание, гулкое биение сердца. Почувствовала страх.

Постепенно эти ощущения начали затухать, однако вместе с ними ушли и воспоминания. Испарились, как дым…

Она помнила, как смотрела на часы, как сошла вниз по лестнице, вышла в дверь, прошла через поле, перепрыгнула через канаву, полную грязной воды. Но теперь она вспоминала все это, словно наблюдая со стороны за другим человеком. В отличие от того, что происходило несколько минут назад, сейчас эти воспоминания не вызывали ни мыслей, ни эмоций. Ничего.

Аманда попыталась вернуть ускользающие образы. Постаралась расслабиться, не думать ни о чем. Стояла неподвижно, смотрела вокруг, ждала. Тщетно. Похоже, Хелен права. Если она, Аманда, действительно близка к тому, чтобы вспомнить, почему она так боится лошадей, не стоит торопить воспоминания. Они придут сами собой, в свое время.

Ах черт!

В комнате раздался шорох.

— Аманда, — тихонько позвал Уокер.

— Я тебя разбудила? Извини.

Он обнял ее сзади, мягко привлек к себе.

— Не спится?

Аманда положила голову ему на плечо.

— Я вышла послушать ночь. Она полна звуков, и в то же время здесь так мирно и спокойно.

Он крепче прижал ее к себе.

— Если тебе хотелось мира и покоя, не стоило выходить в одной моей рубашке.

Аманда ощутила его напрягшиеся мышцы и улыбнулась:

— Не стоило?

— Нет. — Он нашел незастегнутые пуговицы, просунул руку под рубашку. — Пошли обратно в постель.

Аманда почувствовала, как ослабели ноги, как участилось дыхание. Беспомощно взглянула на него.

— Как это тебе удается в один момент довести меня до такого состояния?

— До какого состояния?

Он легонько коснулся губами у нее за ухом, провел вниз по шее, отогнул ворот рубашки, поцеловал плечо.

— До такого, как сейчас. Ты знаешь. Не можешь не знать.

— Расскажи мне.

— Ты сам знаешь.

Он обхватил ладонью ее грудь, и она задохнулась. Все тело залила горячая волна. Ей хотелось повернуться к нему, обнять его, прижаться еще крепче, всем телом, ощутить его каждой клеточкой. Но он стоял неподвижно, и ей оставалось молча переживать эти сокрушительные ощущения.

— Наблюдай за мной, — шепнул он. — Смотри, что я буду делать.

Завороженная, Аманда послушно смотрела, как его рука проскользнула под рубашку и стала ласкать ее тело.

— Хочешь меня? — хрипло произнес он.

— Да.

Другая рука тоже проскользнула под рубашку, медленно, лениво поглаживая нежную кожу внизу живота. Спустилась еще ниже, потрогала спутанные завитки волос, погладила их, сначала едва касаясь, потом сильнее и жестче.

— Скажи, что ты меня хочешь.

— Я хочу тебя, Уокер…

Она снова застонала. Задохнулась, попыталась перевести дыхание, сказать, чтобы он не мучил ее больше. Она впервые поняла, какое наслаждение может испытывать ее тело. Но главное, она ощущала всепоглощающий, доходящий до самых костей голод, более глубокий, чем сам инстинкт. Голод по нему.

— Уокер… пожалуйста… прошу тебя…

Неожиданно он прекратил ее мучения. Застонал, поднял ее на руки, понес в спальню, положил на кровать. Как всегда, он не стал расстегивать пуговицы, а просто рванул рубашку, не отрывая глаз от ее обнаженного тела.

Почувствовав его внутри, Аманда вскрикнула, обвила его бедрами, крепко сжала. Безумные по своей силе ощущения налетели, как гроза, и в разгар этой грозы, захваченная бурными эмоциями, вышедшими из-под контроля, Аманда услышала свой собственный голос: у нее вырвались слова, которые она больше не могла сдерживать.

Уокер замер. Зеленые глаза сверкнули. Лицо словно окаменело. Нет, на нем отпечаталось нечто большее, чем голод. Страстное, безумное желание, небывалое вожделение… Мышцы его дернулись, будто в судороге. Аманда услышала его хриплое прерывистое дыхание.

— Повтори, что ты сказала, — севшим голосом произнес он.

Она не хотела повторять эти слова. Не хотела дарить их ему вот так, в таком полубезумном состоянии. Но ничего не могла с собой поделать.

— Я люблю тебя.

На этот раз она прошептала их едва слышно.

Несколько секунд он оставался в том же оцепенении. Потом снова задвигался, будто хотел проникнуть в самую душу. Аманда забыла о том, что сказала ему. Забыла обо всем, кроме жгучего наслаждения, которое он дарил ее телу. Она больше не могла говорить, не могла думать, не могла даже дышать. Могла только чувствовать, ощущать.


Перед рассветом пошел дождь. Аманда, свернувшись калачиком, прижалась к Уокеру. Прохладный влажный ветерок обвевал их разгоряченные тела. Он крепко спал, дыша глубоко и ритмично. Аманда же не могла заснуть.

Конечно, она и не ждала, что он в ответ тоже признается ей в любви. Нет-нет, конечно же, нет. Но он мог бы сказать хоть что-нибудь. Например, что он счастлив это слышать. Или, наоборот, сказать, чтобы она не валяла дурака. Или просто торжествующе улыбнуться, как часто делают мужчины, одержав победу. Сделать хоть что-нибудь. Дать ей понять, что для него это небезразлично.

Глава 12

Аманда положила трубку. Долго стояла нахмурившись, глядя на телефонный аппарат. Она-то думала, что знает уже все вариации голоса Уокера, однако никогда еще он не звучал так… бесцветно. Словно из него выжали все эмоции.

В гостиную вошла Кейт.

— Аманда, что-нибудь случилось?

За окном лил дождь. Он не прекращался весь понедельник. Аманда и Кейт остались в доме одни. Мэгги уехала с Джессом на фирму «Далтон индастриз», расположенную в нескольких милях от Далтона.

— Что? А… нет-нет, все в порядке. Уокер просит меня приехать к нему в город.

— Остин может вас отвезти. Нажмите кнопку связи с гаражом и скажите ему, когда вам надо ехать.

— Спасибо. — Аманда нерешительно взглянула на Кейт. Теперь она опасалась практически всех в доме, и это ей совсем не нравилось. — Сегодня не очень подходящий день для поездки.

— Боюсь, что дожди задержались дольше, чем обычно. Земля слишком пропиталась влагой. Как бы не началось наводнение. — Красивое лицо Кейт внезапно исказилось гримасой боли.

— Что с вами?

— Ммм… спазмы. К сожалению, таблетки не помогают.

— И вам тоже? Когда мой врач посадил меня на таблетки, чтобы отрегулировать цикл, я надеялась, что это пройдет. Но единственная разница в том, что теперь спазмы приходят регулярно, как часы.

Кейт опустилась на стул за изящным секретером у окна, где она обычно занималась бухгалтерскими книгами.

— Это проклятие всех далтоновских женщин, — рассеянно заметила она, раскрыв гроссбух и просматривая колонку цифр. — Нерегулярный цикл, гормональные сдвиги и желание кого-нибудь убить, возникающее каждый месяц в течение этих нескольких дней.

Аманда знала, что пора собираться. Надо позвонить Остину. Однако она медлила, удерживаемая внезапно возникшим и таким редким для нее сестринским чувством.

— А вы не пробовали витамины группы В? Мне они помогают. Теперь мне лишь изредка хочется убить кого-нибудь, а не каждый месяц, как раньше. И я больше не смотрю с ненавистью на незнакомых людей.

Кейт улыбнулась:

— Да, Хелен их тоже рекомендовала. Они действительно помогают.

Аманда присела на подлокотник дивана.

— Это в самом деле характерная далтоновская черта? Я имею в виду гормональные проблемы.

— Да, если верить Хелен. У нее хранятся медицинские карты всех жителей города за последние сто пятьдесят лет. Судя по ее данным, далтоновские женщины всегда страдали от гормональных сдвигов. Теперь, слава Богу, медицина с этим справляется, не то что сотню лет назад. Можете себе представить, что это такое — бушующие гормоны в знойный июльский день.

Аманда содрогнулась.

— Бедняжки!

— И не говорите. — Кейт задумчиво взглянула на нее. — Знаете, нет ничего удивительного в том, что многие считают наш род семьей безумных. Если учесть бурную смену настроений у наших женщин и одержимость наших мужчин, мы, наверное, и в самом деле выглядим не совсем нормальными.

— Вы сказали, одержимость?

Некоторое время Кейт молча смотрела на нее. Потом заговорила медленно, задумчиво:

— Этого вы не найдете ни в газетных или журнальных статьях, ни в книгах по истории, но в далтоновских мужчинах действительно проявляются признаки безумия, Аманда. Оно проявляется раз в жизни, редко когда два, но обязательно проявляется. Когда они отдают кому-нибудь или чему-нибудь свое сердце, это становится навязчивой идеей. Любовь к женщине сопровождается дикой ревностью. Раньше женщин держали здесь взаперти, и большую часть своей жизни они ходили беременные.

— Их держали взаперти так же, как мою мать?

Кейт в нерешительности помолчала.

— Да. У Брайана были две страсти в жизни — Кристин и лошади. Примерно шесть месяцев в году он проводил с Кристин и в это время отказывался от верховой езды. Остальное время он скакал верхом. Просто не мог без этого. Оставляя ее здесь, он мог быть уверен, что она… не заинтересуется никем другим.

— А если бы она заинтересовалась кем-нибудь другим, что бы он сделал? Как проявилось бы его безумие?

Кейт ответила с отстраненностью, от которой ее слова показались еще более ужасающими:

— На протяжении многих поколений Далтоны убивали соперников. Конечно, это, как правило, замалчивалось или выдавалось за самооборону, но лишь для того, чтобы удовлетворить любопытство окружающих и принести шерифу несколько лишних голосов на выборах.

— Вы, наверное, шутите.

Кейт невесело улыбнулась.

— Отнюдь. Как я уже сказала, далтоновские мужчины превращаются в фанатиков, когда они любят. Это заложено в генах так же, как темные волосы и серые глаза. Если они чувствуют угрозу чему-то, что они любят, их охватывает неистовое бешенство. Если верить семейному фольклору, Далтон теряет голову и не приходит в себя, пока не разделается с соперником. В это время он ничего не видит, не слышит и не соображает. А потом обычно не помнит, что он сделал.

Может быть, что-то подобное и произошло той ночью? Может быть, поэтому Кристин и бежала из «Славы», опасаясь, что муж узнал о ее романе? Или он действительно все обнаружил, а она знала, чем это грозит?

— Это ужасно!

Кейт кивнула и слегка пожала плечами.

— Теперь это все ушло в прошлое. И Далтоны ведут себя более цивилизованно. Возьмите хотя бы Салли. Он, конечно, типичный Далтон. Но его пунктик — «Слава». Женщины его не интересуют. Ни из-за одной женщины он никогда не потеряет голову. Я думаю, он может любить женщину всем сердцем, но без далтоновской одержимости.

«А что он сделает с тем, кто попытается отнять у него „Славу“?» — подумала Аманда.

— А Рис? Что он собой представляет?

— Рис — не типичный Далтон.

С этим Аманда не могла не согласиться. Ей очень хотелось продолжить разговор, но взгляд на часы остановил ее.

— Черт! Мне надо бежать переодеваться.

— Я сама позвоню Остину. Когда вам надо выезжать?

— Через десять минут. Спасибо, Кейт.

Аманда побежала наверх. Мысли ее вернулись к Уокеру. Он разговаривал с ней таким бесцветным тоном. Что же произошло?


Эта мысль не переставала мучить Аманду по дороге в город. Накануне, в воскресенье вечером, Уокер привез ее в «Славу» на своей машине, так как шел проливной дождь. Почти весь день они провели в постели. Все было хорошо.

Что же могло произойти с тех пор такого, что выжало напрочь все чувства из его голоса? И почему он попросил ее приехать к нему в офис, вместо того чтобы подождать до вечера, когда они, конечно же, увидятся?

Город Далтон как будто вымер. Он выглядел несчастным и жалким под проливным дождем. Аманда сказала Остину, что он может возвращаться в «Славу», и быстро вошла в офис Уокера. Ни в вестибюле, ни на лестнице ей никто не встретился. Она поднялась на второй этаж, вошла в приемную. Секретарши на месте не оказалось. Поколебавшись несколько секунд в нерешительности, она подошла к двери в кабинет и тихонько постучала. Потом приоткрыла дверь, заглянула в комнату, улыбнулась.

— Привет.

— Заходи и закрой за собой дверь.

С первого звука его голоса Аманда поняла: произошло что-то ужасное.

Она медленно вошла в кабинет, закрыла за собой дверь, прошла к его столу. Этот стол, всегда выглядевший таким огромным, теперь, казалось, простирался на несколько акров. На мили. Уокер, неподвижно сидевший за столом, выглядел недостижимо далеким.

— Уокер, что случилось?

— Сядь.

Она села, взяла себя в руки, надела на лицо маску спокойствия и безразличия. Он хочет, чтобы это происходило вот таким образом? Чужие люди, разделенные огромным столом? Прекрасно, пусть будет так. Она выдержит. Не важно, насколько это больно, она выдержит.

Он открыл толстую папку, вынул оттуда фотографию, снова закрыл папку, кинул ей фотографию через стол.

— Взгляни на это.

Аманда взяла в руки снимок, всмотрелась. Типичное школьное фото, какие делают раз в год для школьного альбома. Светловолосая девушка с темными глазами, не совсем обычными для блондинки. Хорошенькая. И улыбается во весь белозубый рот.

— Узнаешь? — спросил Уокер.

Аманда взглянула на него через стол, заметила холодный блеск в его глазах.

— По-твоему, я должна ее знать?

— А это ты мне скажи.

Аманда пожала плечами:

— Извини, но…

Уокер перевел дыхание. Впервые за сегодняшний день в голосе его зазвучали эмоции. Гнев.

— Это снимок Аманды Грант. Следовательно, твой. Последний год в колледже. Согласно информации, которую мне чудом удалось раздобыть, семь лет назад ты была блондинкой с темно-карими глазами, выше на пять дюймов и по крайней мере на тридцать фунтов тяжелее. Удивительное превращение.

Аманда положила фотографию на стол, откинулась на спинку кресла, попыталась улыбнуться.

— Я могла бы поклясться, что все предусмотрела и ни одной фотографии нет. Это была одна из причин, почему я выбрала именно ее. Где ты это откопал?

Лицо Уокера казалось высеченным из гранита.

— В прошлую пятницу я созвонился с частным сыщиком в Бостоне. Сообщил ему то немногое, что я знал, и попросил достать мне фотографию Аманды Грант. Мне повезло: он сработал быстро. Не найдя фотографии в альбомах, он связался с колледжем и выяснил, что Аманда Грант сама попросила не помещать ее фото в альбом. Студенты нередко так делают, по разным причинам. Но ее все-таки сфотографировали вместе со всеми остальными. В колледже моему сыщику сообщили имя фотографа. Мне снова повезло. Он оказался на месте, и у него все еще хранятся фотографии того года. Несколько часов назад сыщик переслал мне эту фотографию. — Уокер улыбнулся бесцветной улыбкой. — Прошу познакомиться: Аманда Грант.

— Которая абсолютно не похожа на меня. Естественно, ты находишь это… подозрительным.

— Подозрительным?! Да я нахожу это достойным презрения! Ты мне все время лгала, и теперь я могу это доказать.

Она инстинктивно поморщилась.

— Эта фотография доказывает лишь, что я не Аманда Грант, но она не доказывает, что я не Аманда Далтон.

— Почему ты мне лгала?

— У меня есть на это свои причины.

Уокер покачал головой:

— Не пойдет. Ты приложила немало усилий, чтобы повести меня по ложному следу.

— Я не хотела, чтобы кто-либо копался в моем прошлом. Я что, преступница? Вовсе нет. Если хочешь, могу дать тебе свои отпечатки пальцев, отнесешь их в полицию, пусть проверят. Они их не найдут в своих досье, потому что я никогда не имела дела с полицией. Но для тебя, наверное, это означает лишь то, что меня просто ни разу не поймали на месте преступления. Так?

— Так, — произнес он без всякого выражения.

— Ну что ж… Иди расскажи Джессу все, что ты обнаружил. А так как ты меня предупредил, я успею придумать какое-нибудь объяснение, которое убедит Джесса, что это все не имеет значения. Он поверит мне, Уокер. Мы оба это знаем.

Он снова покачал головой:

— Не обольщайся. Ты понятия не имеешь, как я умею убеждать, когда все доказательства на моей стороне. А в данном случае я сумею доказать, что ты лгала. Ты лгала Джессу. Поверь мне, ему это не понравится.

Аманда смотрела на его каменное лицо, ледяные глаза и чувствовала боль в душе. Конечно, у него есть все основания не доверять ей. Даже страстный любовник может превратиться в чужого человека, если обнаружит, что его обманывали. В особенности страстный любовник…

Аманда долго молчала, взвешивая возможные варианты. Ни один из них ей не нравился. Главное — это попытаться убедить Уокера ничего не рассказывать Джессу. Иначе ее попросят уехать. А она пока не может это сделать. Не сейчас, когда она подошла так близко к разгадке.

— Ну хорошо. Я солгала, что выросла под именем Аманды Грант. У меня были на это свои причины, и я не хотела бы, чтобы Джесс об этом узнал… пока. Не мог бы ты просто принять…

— Ничего не выйдет, даже если бы мне этого и хотелось. Это было бы несправедливо по отношению к Джессу. Такое я не могу от него скрывать. Мы не будем даже говорить о том, что за это меня могут лишить адвокатского звания.

Аманда понимала: не стоит и пытаться взывать к нежным чувствам Уокера. Вопрос о том, кто она такая, с самого начала стоял между ними, с того момента, когда она впервые вошла в его офис. Пока Уокер не получит ответа, который его удовлетворит, он не сможет ей доверять.

Однако еще раз попытаться все-таки стоит, сказала она себе.

— У меня есть причины скрывать свое прошлое.

— Какие причины? Ради всего святого… Ты пришла сюда и заявила, что ты Аманда Далтон. Твое прошлое имеет к этому самое прямое отношение.

— Нет. То, как я прожила последние двадцать лет, не имеет никакого отношения к установлению моей личности. Единственное, что имеет значение, что должно иметь значение, — это ответ на вопрос, родилась ли я Амандой Далтон, дочерью Брайана и Кристин Далтон. На этот вопрос я могу ответить утвердительно. Да, я Аманда Далтон.

— Так убеди меня в этом.

— Не могу. И ты это знаешь. У меня нет ни свидетелей, которые могли бы подтвердить мои слова под присягой, ни документов, которые могли бы служить для тебя доказательством. Ничего такого, что нельзя было бы подделать или каким-нибудь образом раздобыть. И я не могу вспомнить ничего такого, что могла бы знать лишь настоящая Аманда Далтон. Прошло целых двадцать лет, и, кроме того, я боюсь вспоминать…

Она запнулась. Резкая морщина прорезала его лоб. Аманда поняла, что проговорилась. Он слишком умен, чтобы не заметить ее оговорку, и теперь не успокоится, пока не узнает, что она имела в виду.

Аманда встала, подошла к окну. Взглянула вниз, на пустынную, залитую дождем Мэйн-стрит — главную улицу городка Далтон.

— Предположим, я решу выйти из этого здания и бесследно исчезнуть. Доеду поездом или автобусом до Эшвилла, а оттуда на самолет. Предположим, я не хочу, чтобы меня разыскали. Вернусь к прежней жизни… той, которую вела последние двадцать лет. Снова превращусь из Аманды Далтон в… того человека, которым была до сих пор. — Она обернулась к нему, прислонившись к косяку окна. — Сможешь ты найти меня в этом случае? Сможет ли кто-нибудь меня найти?

Он пристально наблюдал за ней. Хмурое выражение так и не сошло с его красивого лица, но лучше оно, чем та маска холодности и безразличия, которую она увидела, войдя в кабинет.

— Нет, — задумчиво произнес он. — Думаю, найти тебя было бы практически невозможно, ничего не зная о твоей жизни с того самого лета.

Она молчала, не сводя с него глаз.

— Значит… ты лгала для того, чтобы иметь возможность исчезнуть, если понадобится? Но почему тебе это может понадобиться? Бежать отсюда, если бы не удалось убедить Джесса в том, что ты его внучка? Вряд ли. Мы оба знаем, что Джесс в любом случае постарался бы избежать огласки. Даже если бы существовали неопровержимые доказательства, что ты не Аманда Далтон. Так зачем же тебе понадобился запасной путь к отступлению?

Аманда негромко рассмеялась, хотя на самом деле ничего веселого она в этом не находила.

— Знаешь, меня с самого начала… удивило… что никто из вас даже не задумывался о том, что же произошло той ночью, двадцать лет назад. Никому из вас это не показалось странным.

— Кристин Далтон взяла дочь и уехала. Ну и что из этого? Это не первый и не последний случай, когда жена убегает из дома. И какое это имеет отношение к твоей решимости сохранить в секрете свое прошлое?

Она помолчала несколько секунд. Снова отвернулась к окну.

— Наверное, со своей точки зрения, ты прав. Возможно, в этом нет ничего необычного.

— Но ты так не считаешь. Почему?

Она снова замолчала. Не могла ни на что решиться. В конце концов независимо от того, является ли Уокер Мак-Леллан ее любовником или нет — теперь скорее всего уже нет, — он в первую очередь и морально, и юридически несет ответственность перед Джессом Далтоном. Не перед ней. Она не его клиентка, следовательно, он не обязан хранить в секрете то, что она ему расскажет. Он может пересказать это кому угодно. И в этом, по крайней мере в данный момент, для нее заключается основная опасность.

— Послушай… это в общем-то не имеет значения. — Она старалась говорить сухим небрежным тоном. — Ты все равно не веришь ни одному моему слову. Делай то, что от тебя требуется. Иди расскажи Джессу о том, что ты обнаружил. Если он попросит меня уехать, я уеду.

Наступило долгое молчание. Наконец Уокер заговорил, все тем же жестким тоном:

— И ты еще удивляешься, что я тебе не верю. Ты же ничего не хочешь мне рассказать.

— Ты не мой адвокат.

— Твой адвокат?! Боже правый, Аманда, да ты вчера почти весь день провела в моей постели.

Она почувствовала укол в сердце. В первый раз с тех пор, как она вошла сегодня в его кабинет, он назвал ее по имени. Конечно, это скорее всего ничего не значит, но…

— Это верно. Но сегодня мы здесь. Сегодня ты пригласил меня к себе в офис. Мы разговариваем, разделенные этим километровым столом и арктическим холодом. Ты представил мне доказательства того, что я намеренно скрывала свое прошлое. Ты разыскивал эти доказательства уже после того, как мы стали близки. Сейчас ты представляешь Джесса Далтона.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Аманда едва заметно кивнула.

— Невозможно иметь и то, и другое, Уокер. И не жди, что я открою тебе свои секреты только потому, что мы любовники. Ты только и ждешь, чтобы я проговорилась, а потом используешь это против меня.

— Да нет же! Это не так…

— Ах нет? А как же наша сегодняшняя встреча?

— Я ведь позвонил тебе, Аманда. Тебе, а не Джессу. И не заставляй меня оправдываться, черт побери. Я даю тебе шанс объясниться, чтобы мне не пришлось звонить Джессу.

Она услышала свой собственный негромкий смех, вернее что-то похожее на смех.

— Ты говоришь так, будто тебя предали, Уокер. А может, это меня предали? Послушай, ты ведь меня одурачил. Последние дни… все эти твои улыбки, вся твоя страсть… ты лишь старался выиграть время, а сам готовился к очередному удару.

— Ты знаешь, что это неправда.

— Откуда я могу это знать? Потому что ты мне это говоришь? В пятницу ты звонил в Бостон. С какой стати?

— Потому что ты мне сказала, что занималась в колледже бизнесом. А я знал, что Аманда Грант занималась не бизнесом, а дизайном.

Она снова издала звук, похожий на короткий смешок.

— Как кошка с мышью. Только и ждешь удобного момента для прыжка. Поздравляю, ты поймал меня на лжи.

Аманда отвернулась от окна. Быстро прошла к двери. Надо уходить. Сейчас, немедленно. Надо уйти от него. Потом она все обдумает и решит, что делать.

Однако он оказался у двери раньше ее. Загородил выход. Схватил ее за плечи.

— Аманда, скажи мне, в чем дело.

— Мне казалось, ты знаешь. Не ты ли сам говорил мне, что большинством людей движет корысть. Очевидно, я лживая пронырливая стерва, приехавшая за лакомым куском.

Он тряхнул ее.

— Прекрати. Я знаю, что это не так, черт побери. Ты давно могла бы получить «Славу», всю без остатка. Но ты добилась, чтобы этого не произошло.

Его длинные пальцы впились ей в плечи.

— В таком случае какая разница, зачем я сюда приехала? Ты выполнил свои обязанности, Уокер. Защитил собственность Далтонов и их интересы. А теперь еще и обнаружил, что я лгунья. Может, получишь премию.

— Черт тебя побери!

Он наклонил голову и впился в ее губы с такой силой, словно намеренно хотел причинить ей боль. Через несколько коротких мгновений поднял голову, тяжело и прерывисто дыша.

— Ты что, не понимаешь? Это не для Джесса и ни для кого из них! Я делаю это для себя. Почему ты мне не доверяешь?

— А почему я должна тебе доверять? — Голос ее дрожал. Она поняла, что не может скрыть, как мгновенно и сильно он на нее действует. — С самого первого момента, когда я вошла в этот кабинет, ты только и делал, что сомневался в каждом моем слове. Так почему же я должна доверять тебе?

Он снова сжал ее плечи.

— Потому что я-то ничего не скрываю. Оглянись вокруг, Аманда. Большинство людей в этом городе знают, кто я такой. Хочешь встретиться с врачом, который принимал роды у моей матери? Пожалуйста, я тебя ему представлю. Хочешь увидеть мои фотографии из школьных альбомов? Это совсем просто. Мама хранила альбомы с моими фотографиями за всю мою жизнь. А в подвале «Козырного короля» все еще хранятся пластинки с рок-музыкой, которые я коллекционировал еще мальчишкой.

— Уокер…

— Я ничего от тебя не скрываю. Никакой лжи, никаких тайн и загадок. Так скажи же мне, Аманда, кто из нас кому не доверяет?

Она не знала, что на это ответить. Уокер отпустил ее плечи. Прислонился к дверному косяку. Лицо его осунулось, глаза горели.

— И в последние дни я не притворялся. Во всяком случае, не тогда, когда мы бывали вместе. Я не настолько хороший актер. Когда я прикасаюсь к тебе… ничто другое не имеет значения. Ничто на свете. И не говори мне, что ты этого не знаешь.

Аманда изумленно качнула головой.

— Я не могу тебя понять, Уокер. Чего ты от меня хочешь?

— Правды. Только правды, и ничего больше. Скажи мне правду в конце концов. Доверься же мне, Аманда.

Последние слова он произнес внезапно охрипшим голосом.

Аманда отвернулась. Словно в раздумье прошла через всю комнату и остановилась у кожаного дивана перед портретом Дункана Мак-Леллана, отца Уокера.

Красивое лицо с ястребиными чертами… По-видимому, это у них фамильное. Проницательные зеленые глаза. Аманда смотрела на человека, погибшего десять лет назад вместе с женой на размытых дождем скользких горных дорогах.

Корни Уокера здесь, в этом нет сомнений. Они видны во всем. Это правда, что он не скрывал от нее ничего из своей жизни, ни в чем не пытался ее обмануть. Он имеет право требовать от нее откровенности.

Она обернулась: он все еще стоял у двери. Наблюдал за ней. Ждал. И все же она не могла решиться. Возможно, это будет самая большая ошибка в ее жизни. Единственное она знала наверняка: если сейчас она выйдет из кабинета, между ними все кончено. В этом все дело. Вот почему она не могла решиться. Не может она допустить, чтобы между ними все кончилось. Нет-нет, не сейчас.

Аманда опустилась на диван. Почувствовала, что выбор сделан, и ощутила невероятное облегчение.

— Хорошо. Вот тебе правда. Она состоит в том, что я действительно Аманда Далтон. И еще в том, что я пока не могу это доказать. Но если ты этому не веришь, нет смысла рассказывать остальное.

Некоторое время Уокер молчал. Потом отошел от двери, подошел к дивану, сел рядом.

— Хорошо.

Это простое слово, произнесенное совершенно спокойно, по-видимому, захватило Аманду врасплох.

— Ты в самом деле мне веришь?!

— Но ты же сама сказала: если я этому не поверю, нет смысла рассказывать остальное.

На секунду у Аманды возникло ощущение, что это всего лишь хитрая уловка, но она отмела эту мысль. Мосты сожжены, назад пути нет.

— Так вот… после того, как год назад мама погибла в автомобильной катастрофе…

— Где это произошло?

Ах так, он хочет знать все…

— Недалеко от Сиэтла. Вообще-то мы часто переезжали. Там я жила со времени окончания колледжа.

— Далековато от Бостона, надо сказать.

Она решила не отвечать на это замечание.

— После смерти мамы я занялась ее бумагами, включая и те, что хранились в банковском сейфе. Среди них я обнаружила ее свидетельство о браке, газетную вырезку с сообщением о смерти Брайана Далтона, три дневника и свое свидетельство о рождении.

— Свидетельство, которое ты сюда привезла, — это фотокопия, сделанная незадолго до гибели твоей матери.

Аманда кивнула.

— Наверное, она решила рассказать мне правду. Я даже нашла неоконченное письмо ко мне. Но в нем она только успела написать, что во многом передо мной виновата и не знает, как мне все это объяснить.

— А что в дневниках?

— Из них я узнала только, что она не была счастлива в браке. А «Славу» хотя и любила, но терпеть не могла жить там взаперти. Это не обычные дневники, Уокер. Там нет перечисления дат и событий. Иногда она описывала то, что ее окружало, иногда размышляла, иногда изливала свои чувства. Это как сны наяву, записанные на бумаге. По-видимому, кто угодно мог прочесть ее дневники. Может быть, их и в самом деле читали. Не знаю, сознательно или нет, но она не писала ни о чем конкретном. Там есть некоторые записи, похожие на… потоки подсознания. Мне это показалось своего рода шифром. Во всяком случае, света они проливают мало.

— Что же ты сделала потом?

— Ты имеешь в виду после того, как я отплакалась и смогла что-то соображать?

Уокер кинул на нее быстрый взгляд. Взял ее руку и провел по своей щеке.

— Извини. Я не подумал о том, что для тебя это было потрясением.

Аманда задумчиво покачала головой.

— Оказалось, что вся моя жизнь ненастоящая. Мама говорила, что наше имя — Рид, что мой отец погиб от несчастного случая, когда я была еще ребенком. У меня даже было свидетельство о рождении на имя Аманды Рид. Но потом я обнаружила, что это фальшивка. Первое время я от потрясения не могла ничего делать. Я ведь не помнила себя никем другим. Потом, пытаясь заглянуть в свое прошлое, я неожиданно обнаружила, что не помню практически ничего до того времени, когда мне исполнилось десять лет.

— А раньше ты ничего подобного не замечала?

— Нет. А тут… когда я пыталась вспоминать, заставляла себя вспоминать… возникало паническое чувство страха. Как будто стоишь перед закрытой дверью комнаты и знаешь, что там внутри происходит что-то ужасное. Я не решалась открыть дверь. — Аманда перевела дыхание. — Несколько недель после ее смерти я ничего не предпринимала. Я работала в издательстве специализированных журналов. Продолжала выполнять свою работу, просто чтобы как-то занять себя. Потом, когда оцепенение прошло, я поняла, что больше не могу делать вид, будто ничего не случилось. Мне необходимо было выяснить, кто же я такая. Просто для себя самой. Но этот страх… и сознание, что мама тоже боялась… что ее нервозность, к которой я привыкла, на самом деле означала постоянный страх…

— Откуда ты это знаешь?

— Просто знаю, и все. Как будто со смертью мамы и в результате шока, когда я узнала свое настоящее имя, с моих глаз спала пелена. Я знаю, что она в ужасе бежала из «Славы».

И Аманда рассказала о последней записи в дневниках Кристин, о страхе Аманды и счастье Кристин оттого, что они спаслись.

— Ни о чем конкретно она там не писала?

— Нет. Единственное, что я знаю, — она страшно боялась. И когда я пыталась вспоминать, меня тоже охватывал страх. — Аманда помолчала. — Из газетных статей и ее дневников я знала, что Далтоны — богатая и могущественная семья. Я не решалась явиться в их дом без предупреждения. Тем более что я представления не имела, что меня там ждет. Поэтому я нашла частного сыщика, которому, как мне показалось, могла довериться, и обрисовала ситуацию. Мы вместе пораскинули мозгами и решили, что вначале нужно собрать всю имеющуюся информацию.

— Разумно. А потом что ты сделала?

— Прежде всего меня поразило отсутствие каких бы то ни было упоминаний о том, что произошло той ночью. До тех пор пока не появились газетные сообщения о гибели Брайана Далтона, нигде даже не упоминалось о том, что жена покинула его и увезла с собой дочь.

— Джесс наверняка об этом позаботился. Может быть, думал, что Кристин рано или поздно вернется.

— Сначала я тоже так думала. Но потом поняла: случилось что-то еще, что и заставило маму в ужасе бежать.

— Именно то, чего ты не можешь вспомнить?

Аманда постаралась не обращать внимания на сомнение, прозвучавшее в его голосе.

— Я знала: что-то там произошло. Но к тому времени я знала и то, что две другие женщины уже претендовали на имя Аманды Далтон. Значит, ко мне отнесутся с откровенным недоверием, если я не смогу доказать, кто я такая.

— А ты не могла этого доказать.

— Да. Но выбора у меня не было. Я поняла, что должна приехать сюда, выяснить, кто я такая, познакомиться с семьей. Я подумала, что даже если не смогу узнать, что заставило маму бежать из «Славы», то по крайней мере пойму, кто же я такая на самом деле. И вместе с тем… каждый раз, когда я об этом думала, в моем сознании возникала… эта запертая дверь… ужас, который я могу за ней обнаружить. Мама приложила немало усилий, чтобы скрыть, кто мы такие. Мы жили под чужим именем. Я подумала, что разумнее всего сделать то же самое. Мой сыщик помог мне сочинить новую биографию на тот случай, если понадобится срочно скрыться. Я знала, что в ней не все гладко, но понадеялась, что какое-то время она мне послужит, месяца два, а потом я либо выясню, что произошло той ночью, либо это уже не будет иметь значения.

— То есть ты исчезнешь?

Аманда откинула голову на спинку дивана.

— Да. Знаешь, уже в ту самую минуту, когда я стояла на холме и смотрела на «Славу», в первый день, когда ты меня только привез, я поняла, что не смогу жить в этом доме.

— Но почему? Из-за страха?

Она едва заметно улыбнулась.

— Потому что поняла: это не мое. О, я узнала те места. Именно в тот момент, когда я увидела дом, в памяти начали пробуждаться воспоминания детства. Но какие-то обрывочные.

Некоторое время Уокер молчал.

— А как насчет той ночи? Удалось тебе что-нибудь вспомнить?

— Тоже отдельные обрывки, правда, довольно яркие. Я помню, как спускалась по лестнице, как прошла мимо часов. Вышла из дома, прошла через поле, перепрыгнула через канаву, полную грязной дождевой воды. Подошла к конюшням. Увидела свет. Услышала что-то… Что-то ужасное.

— Что?

— Не помню. На этом месте воспоминания всегда обрываются.

Уокер снова помолчал.

— Та ночь имеет какое-нибудь отношение к твоему страху перед лошадьми?

— Думаю, да. Я помню, что до той ночи любила лошадей. Значит, тогда произошло что-то такое, отчего в меня вселился страх перед лошадьми. Кажется, я прокралась в конюшню посмотреть на кобылу, которая ожеребилась недели за две перед тем. Но я не помню, увидела ли ее. После этого в памяти провал.

Уокер покачал головой.

— И Кристин никогда тебе не намекала на то, что могло произойти той ночью?

— Ни слова. Но я чувствовала, что она боится. После нашего бегства она все время жила в страхе. Я это чувствовала, но не знала причины.

Аманда пристально смотрела на Уокера, страстно желая, чтобы он ей поверил. Уокер нахмурил брови.

— Ты кого-нибудь спрашивала, не помнят ли обитатели «Славы» чего-нибудь?

— Да.

— И что же?

— Ничего из ряда вон выходящего. И Мэгги, и Кейт признали, что мама была несчастлива, но ни та, ни другая не заметили в ней ничего необычного тем летом. И Джесс тоже. Вот только…

— Кто-нибудь другой заметил?

— Виктор.

— Что?!

Аманда кивнула.

— Мы с ним разговаривали как раз перед отъездом. Он сказал, что у мамы в то лето был роман с тренером по имени Мэтт Дарнелл.

— Ты ему поверила?

Аманда снова кивнула.

— Он сказал, что у него есть доказательства, но я не успела его расспросить, его позвали, и больше мы с ним не виделись. Я потом еще раз просмотрела ее дневники. Там есть несколько страниц, в которых говорится о чем-то… о чем-то похожем на бурную страсть. И происходило это тем летом. Виктор сказал, что этот Мэтт Дарнелл бежал вместе с нами. Он в этом не сомневался.

— Возможно, в этом и кроется разгадка. Может быть, эта страшная комната, в которую ты боишься заглянуть, возникла после того, как тебя среди ночи внезапно оторвали от любимых мест, от отца.

— Как же тогда объяснить мой страх перед лошадьми?

— Он мог быть вызван чем-нибудь другим, происшедшим до или после той ночи. Ты же сама говоришь, твои воспоминания похожи на беспорядочные обрывки. Возможно, все перемешалось у тебя в сознании.

— А чем объяснить мамин страх?

— Ну, она ведь сбежала от мужа. А Далтоны — действительно могущественная семья. Ее могли лишить права опеки над дочерью. Она, наверное, понимала, что после смерти Брайана Джесс не успокоится. А если разыщет вас, может привлечь ее к суду.

— Может быть, и так.

Его предположения звучали вполне правдоподобно, но они не объясняли, почему Кристин Далтон продолжала испытывать страх и после того, как Аманда достигла совершеннолетия. И почему Аманда абсолютно не помнила Мэтта Дарнелла. И почему она так уверена в том, что ее страх перед лошадьми вызван событиями той ночи. Однако сейчас Аманда устала от бесконечных загадок и вопросов, роившихся в мозгу. Хелен пообещала, что она все вспомнит, когда придет время. Остается лишь поверить ей и ждать.

Аманда уже было собралась рассказать Уокеру о том, что, возможно, на вечеринке ее умышленно отравили, о том, что Виктора могли преднамеренно убить, чтобы не дать ему возможности встретиться с ней, и о том, что собак могли убрать для того, чтобы легче было подобраться к ней. Но все это звучит так туманно, неопределенно. Столько всяких «если» и «может быть»…

Уокер решит, что у нее паранойя. Она и сама в последнее время начала так думать.

Аманда решила на этом закончить свой рассказ.

— Ну вот, теперь ты знаешь правду. Со всеми точками над i, как любят говорить юристы.

Он улыбнулся:

— Спасибо.

— За что?

— За доверие.

Ее рука все лежала в его ладони.

— Ты расскажешь это Джессу?

— Нет, если ты не хочешь.

— Я бы хотела сама ему рассказать. Я имею в виду историю с вымышленным именем. Но… не сейчас.

— Хочешь подождать, пока все вспомнишь?

Аманда испуганно вскинула голову. Уокер улыбнулся.

— Я знаю, ты не поверила в мое красивое, логическое объяснение того, что произошло двадцать лет назад. Возможно, ты и права. Я и сам в этом не слишком уверен. В любом случае есть смысл дать тебе время вспомнить.

— А пока я не вспомню?

— А пока… этот уютный кабинет в нашем полном распоряжении. Секретаршу я на сегодня отпустил, как ты, наверное, заметила. Телефон переключил на свой домашний автоответчик.

— А я еще подумала, почему это телефон не звонит.

— Вот поэтому. Потому что я все планирую заранее.

Аманда задумчиво смотрела на него.

— Но… как ты мог знать, что наша ссора закончится мирно? Знаешь, я ведь собиралась уйти. Просто выйти отсюда и исчезнуть.

— Нет, ты не собиралась этого делать.

— Как это?

— А вот так.

Он начал расстегивать пуговицы на ее блузке.

— Слишком уж ты уверен в себе.

Он наклонился и поцеловал ее, медленно, неторопливо.

— Знаешь, в чем я уверен? В том, что услышал ночью. Ты мне что-то прошептала.

Как бы ей хотелось ответить ему соответствующим образом. Например, холодно взглянуть на него и спросить, что это он имеет в виду. Однако она знала, что голос ее выдаст. Точно так же, как сейчас выдает собственное тело.

Она смотрела, как его ловкие пальцы справляются с пуговицами. Вот они скользнули под блузку, коснулись ее чувствительной кожи. У Аманды перехватило дыхание.

В его зеленых глазах что-то сверкнуло.

— Прошлой ночью я слышал… какой-то шепот. Правда, Аманда?

Губы его скользнули по ее щеке и ниже, вдоль шеи.

— Не помню никакого шепота, — с трудом проговорила она.

— В самом деле не помнишь?

Он прижался губами к ее груди.

— Ну… может быть…

Уокер поднял голову. Ей удалось взглянуть на него почти гневно.

— Ты собираешься соблазнить меня прямо здесь, под портретом отца?!

— Да, именно это я и собирался сделать.

Она растерянно моргнула.

— Ох, ты…

— Скажи, что ты меня любишь, Аманда.

— Это нечестно.

— Знаю. Но все равно скажи.

Он снова опустил голову, потянул вниз кружевную чашечку бюстгальтера, захватил губами напрягшийся сосок.

Аманда запустила пальцы в его волосы.

— Ах ты стервец… Я люблю тебя.

Зеленые глаза сверкнули. На этот раз она увидела в них мужское торжество. Значит, ему не все равно.


Уокер привез ее обратно в «Славу» уже почти в восемь и, конечно, остался на ужин. Он, без сомнения, остался бы и на ночь, но Аманда собрала остатки гордости и не предложила ему этого.

Дождь шел всю ночь и весь следующий день. В сообщениях синоптиков беспрестанно повторялись предупреждения о возможных наводнениях. Уокер позвонил во вторник вечером и сказал, что вода в ручье поднялась так высоко, что вот-вот смоет мостик. Тропа между «Славой» и «Козырным королем» превратилась в грязное месиво. Грязь доходит до щиколоток, и так может продолжаться неизвестно сколько времени. Впрочем, он всегда может приехать верхом, если только она позовет. Аманда в раздражении ответила, что погода совсем не подходит для прогулок и что она предпочитает устроиться в постели с хорошей книжкой.

Дождь шел и всю следующую ночь.

Рис тем не менее уезжал на службу, Салли в любую погоду уходил на конюшни. Остальные — Джесс, Аманда, Кейт и Мэгги — оказались заперты в доме, и, когда солнце наконец робко показалось из-за туч, все выбежали из дома, как дети, вырвавшиеся из школьного плена.

Кейт устремилась к конюшням, к Бену. Мэгги уговорила Джесса прогуляться по саду. Аманда направилась к тропе, ведущей к «Козырному королю», но, как оказалось, лишь для того, чтобы убедиться, что Уокер прав: грязи было там по щиколотку. И потом, его все равно сейчас нет дома. Поэтому она удовлетворилась прогулкой по саду. Вдыхала вымытый дождями воздух и разминала ноги.

Солнце словно дразнило, время от времени скрываясь за мрачными облаками. Раза два за день снова принимался лить дождь, загоняя всех в дом. Однако ближе к вечеру Аманде показалось, что самое плохое уже позади.

— Боюсь, что нет, — ответила Кейт на ее радостное восклицание. — Я слышала прогноз. Ночью ожидается страшная гроза.

Аманда в отчаянии застонала:

— Что произошло со знаменитым солнечным Югом? Еще немного, и нам придется сооружать ковчег.

— Тут не до шуток. Салли сказал, что два ближних потока уже изменили направление, так что скоро нас ждет новая проблема. Зальет конные тропы. Это бог знает что такое.

Во время второго за этот день ливня Аманда беспокойно бродила по дому. В конце концов не выдержала и позвонила Уокеру. Он не стал громко торжествовать победу, лишь радостно засмеялся и сказал, что закончит сегодня пораньше и приедет после четырех.

Чтобы убить время, она решила пойти еще раз прогуляться. Дом как будто вымер, но уже на выходе она столкнулась с Джессом.

— Уокер приедет попозже, — сообщила Аманда.

— Вот как? — Джесс улыбнулся и, к удивлению Аманды, ласково погладил ее по щеке. — Я так рад, что ты здесь, солнышко. Ты ведь это знаешь, правда?

Аманда кивнула:

— Да… Благодаря вам я чувствую себя здесь как дома.

Она солгала не моргнув глазом. Жесткое лицо Джесса смягчилось.

— Это хорошо. Очень хорошо.

В его глазах цвета тусклого серебра промелькнуло какое-то яростное выражение, которое Аманда не могла понять, отчего ей стало не по себе. Она осторожно высвободилась из его объятий и направилась к двери.

— Попробую захватить немного солнца, пока оно снова не скрылось.

— Хорошая мысль.

Аманда неторопливо шла по дорожкам, усыпанным гравием, все еще аккуратным, несмотря на проливные дожди. Июньские цветы, побитые дождями, беспомощно лежали на траве, но в целом сад мужественно выдержал натиск стихии.

Вначале она не собиралась идти дальше, но в какой-то момент ей показалось, что она услышала собачий лай. По боковой дорожке прошла к северо-западному краю сада, прислушалась, проклиная птичку, весело чирикавшую в ветвях. Может быть, ей это просто показалось? Нет… где-то вдалеке снова послышался собачий лай, негромкий, но определенно различимый. Не думая больше ни о чем, Аманда направилась в ту сторону, откуда доносились звуки. Если бы она дала себе время подумать, она наверняка дождалась бы Уокера. Пусть это и паранойя, но Аманда теперь никогда не отходила далеко от дома в одиночестве. И по лестнице всегда спускалась с величайшей осторожностью. Однако в эту минуту она не думала ни о чем, кроме собак.

Пройдя немного, Аманда остановилась и стала звать собак. Прислушалась. Снова отдаленный лай. Свернула чуть в сторону, поднялась на холм, спустилась по северному склону, подошла к ручью, которого раньше здесь не было. Перешла его и пошла вверх по тропинке, стараясь уйти подальше от шума воды. На вершине очередного холма она снова остановилась и стала звать собак. Послышался лай… все такой же отдаленный. Это показалось ей странным. Она прошла уже достаточно большое расстояние… Теперь Аманде пришло в голову, что лай звучит как-то странно… механически. Совсем не похоже на собак, наконец услышавших голос человека, которого они, судя по всему, любили. Вообще-то она практически никогда не слышала, как они лают, и все же…

Внезапно мороз прошел у нее по коже. Аманда огляделась и поняла, что не видит ни одной знакомой тропинки.

Только не паниковать. Нужно повернуться и идти назад по собственным следам. Она наверняка легко найдет их в этой грязи. Действительно, так и произошло, но радость сразу улетучилась: ясно отпечатавшиеся на тропинке следы сказали ей, что кто-то шел за ней. Дважды Аманда останавливалась, чтобы оглядеться, но деревья в этих местах росли слишком густо. Даже в ясные дни сюда проникало мало солнечного света. Кругом стояла полутьма, с листьев стекали капли воды, все выглядело незнакомым и чужим.

Ее охватила паника. Она поскользнулась и покатилась вниз, цепляясь за ветви, с таким шумом, что тот, кто ее преследовал, наверняка понял, что она пытается убежать. Земля под ногами была то невероятно скользкой, то липла к подошвам, мешая идти. Бешеный стук сердца, казалось, заглушал шум ветра.

Аманда в очередной раз поскользнулась и, ухватившись за ветку молодого дубка, непроизвольно развернулась почти на сто восемьдесят градусов. Если бы не это, она бы не увидела его. Он приближался к ней с угрюмым выражением лица и револьвером в руках.

Все произошло слишком быстро. Из горла ее вырвался сдавленный крик. Она ухватилась за ветку, пытаясь рвануться вперед, убежать от Салли, но потеряла равновесие, поскользнулась на прошлогодних листьях и упала в грязную вонючую канаву.

Дренажная канава, успела подумать она. А может быть, раньше здесь был ручей. Взглянула вниз, на твердый камень, за который ухватились ее пальцы… и пронзительно закричала.

Из липкой грязи на нее скалился человеческий череп.

Глава 13

— Могу повторить еще раз. Я пошел в лес, потому что услышал собачий лай. Так мне показалось. А револьвер взял с собой, потому что собирался устанавливать мишени за садом. Увидел Аманду. Она бежала по лесу как ненормальная. Я за ней. Я совсем не хотел пугать ее. Конечно, надо было позвать ее, сказать что-нибудь. Но мне это не пришло в голову. — Салли мрачно сверкнул глазами. — Хочешь мне врезать, Уокер? Валяй. Покажи, на что ты способен.

— Ты меня лучше не доводи.

Шериф Гамильтон тем временем делал пометки в своем блокноте.

— Кто обнаружил череп?

— Она. — Салли коротко усмехнулся. — То еще впечатление! Поэтому она и потеряла сознание. Могу себе представить, что это такое — обнаружить свои пальцы во рту у мертвеца.

Шериф лизнул кончик карандаша с таким видом, как будто последние слова Салли навели его на интересную мысль.

— Ты принес ее домой, Салли?

— Да. Она сейчас наверху, с Кейт. Приводит себя в порядок. Скелет валялся в грязи, и все это оказалось на ней. А теперь на мне. — Салли оглядел себя.

— И поделом тебе, — послышался чей-то голос. Все трое как по команде обернулись. Худенькая рыжеволосая девушка стояла немного поодаль, засунув руки в карманы джинсов, и наблюдала за ними с легкой улыбкой.

— Вообще-то, — обратилась она к Салли, — ты должен постоянно ходить в грязи.

Ни у кого из троих не хватило решимости спросить, что она имеет в виду.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Салли.

— Если бы ты посмотрел по сторонам, ты бы обнаружил, что у дома собрались почти все наездники. Не каждый день в лесах находят человеческие останки. Нам всем любопытно. А я более любопытна, чем остальные, поэтому я и храбрее их.

— Храбрее? — растерянно повторил шериф.

— Ну да. Не скрываюсь, когда другие прячутся в кустах. Постоянно высовываюсь и часто рискую остаться без головы. В основном из-за Салли. Он, знаете ли, хуже, чем сам дьявол.

Шериф Гамильтон, как видно, ничего не мог понять и лишь беспомощно смотрел на нее.

Салли издал нечленораздельный звук, выражавший скорее всего удивление, и представил девушку шерифу и Уокеру. Когда закончился обмен положенными любезностями, он снова обернулся к Лесли:

— А кто же работает?

— Никто. — Лесли смотрела на него расширившимися в комическом ужасе карими глазами. — Это моя идея. Ну скажите после этого, что я не самая храбрая.

— Ты сказала всем остальным, что они сегодня могут оставить работу?!

— Ну да.

Салли, который всегда метал громы и молнии при малейшем покушении на собственный авторитет, на этот раз ограничился лишь мягким замечанием:

— Сначала надо было посоветоваться со мной, Лесли.

Она с серьезным видом кивнула:

— В следующий раз обязательно так и сделаю.

На опушке леса показалась Хелен. Прошла через лужайку, подошла к магнолии, возле которой они стояли. Она была в резиновых сапогах, на которых налипла грязь, и в резиновых перчатках. Выглядела она утомленной.

— Где Джесс?

— В доме, — ответил шериф. — Но если не возражаете, доктор, расскажите сначала мне.

— Я это и собиралась сделать. Но пока скелет не извлечен из земли, я не слишком много могу вам сообщить. Когда можно будет его забрать?

Гамильтон с сомнением покачал головой.

— Я позвонил в Эшвилл и попросил их прислать бригаду по расследованию убийств. Они просили до их приезда ничего не трогать, доктор. Скорее всего они приедут завтра.

— Какого черта вы это сделали? — рявкнул Салли.

— Я обязан это сделать в случае обнаружения неопознанного трупа, черт побери. У нас сплошь и рядом случаются убийства и бог знает что еще, какая-нибудь кость, случайно вырытая собакой, может оказаться, например, пальцем с левой ноги Теда Банди.

Некоторое время Салли яростно сверкал на него глазами, что-то ворчал про себя. Но, увидев в глазах Лесли едва сдерживаемый смех, сам в конце концов чуть не рассмеялся.

— Ладно-ладно, я просто так спросил.

Шериф Гамильтон распрямил плечи, поправил шляпу на голове.

— Так что вы сказали, док?

Хелен терпеливо дожидалась, пока ей снова дадут говорить.

— Единственное, что я могу сообщить: найдены кости человека, которому в момент смерти было за двадцать, а может, за тридцать лет. Это могло случиться и десять, и сорок лет назад. Специалисты из отдела расследования убийств наверняка смогут сказать больше.

— Это убийство? — резко спросил Уокер.

Хелен сжала губы.

— Я думаю, да. Очень возможно. Множественные переломы, происшедшие, по-видимому, в момент гибели, особенно в верхней части тела. Повреждение черепа, вероятно, еще до смерти.

— Он мог просто упасть, — произнес шериф тоном человека, продолжающего питать слабую надежду.

— Ну разумеется, мог. А потом сам себя похоронил. Завтра, шериф, я представлю вам письменный отчет о результатах своего так называемого осмотра.

Хелен коротко кивнула всем собравшимся и быстрыми шагами направилась к дому, чтобы сообщить Джессу.

— Она не считает, что он мог упасть, — проговорил шериф как бы самому себе и вздохнул. — Пойду распоряжусь, чтобы огородили и прикрыли останки. Салли, я пошлю в лес своего человека посторожить то место, пока не приедет бригада. Скажи об этом Джессу.

— Хорошо.

Шериф ушел.

— Говоришь, ты слышал собачий лай? — спросил Уокер.

— Так мне показалось.

— Но собак ты так и не видел?

— Нет.

— Может быть, стоит посмотреть там еще, Салли?

— А может быть, тебе стоит… — свирепо начал Салли.

Его прервал мягкий голос Лесли:

— Может быть, нам всем стоит этим заняться. Я буду добровольцем, Салли. На этот раз будем искать в том месте, где ты слышал лай.

Похоже, Салли для разрядки требовалась хорошая драка. Однако в конце концов он направился в другой конец двора, постепенно замедляя шаг, чтобы Лесли Кид могла идти с ним в ногу.

Уокер наблюдал за тем, как Салли почти инстинктивно соразмеряет свой шаг с шагом Лесли. Внезапно на него снизошло озарение.

— Ах черт! Будь я проклят! — пробормотал он.


— Со мной все в порядке, — произнесла Аманда.

Да нет, подумал Уокер, еще не все в порядке, хотя, конечно, сейчас она выглядит лучше, чем несколько часов назад. В глазах еще застыл ужас, но лицо уже не такое мертвенно-бледное, и голос не дрожит.

— Я знаю, радость моя, для тебя это страшное потрясение, — сказал Джесс. — И все-таки попытайся забыть об этом.

— Я постараюсь.

Уокер знал, что она ничего не сможет забыть, но прежде чем он успел что-либо сказать, раздался изумленный голос Кейт:

— Труп, захороненный на территории «Славы»?! Кто это может быть?

— Сколько людей прошли через эти места за последние сорок лет? — вмешался Уокер. — Сколько рабочих уходили, увольнялись или просто исчезали в один прекрасный день? Наверное, несколько сотен наберется.

С другого конца комнаты послышался голос Риса:

— Есть ли надежда опознать останки?

Уокер пожал плечами:

— Судебная медицина сейчас творит чудеса. Но все зависит от того, был ли этот человек в свое время зарегистрирован как пропавший без вести. Если нет, если его исчезновение прошло незаметным и досье на него не существует, то опознать его будет практически невозможно.

— Мы только зря расстраиваем Аманду этими разговорами, — сказал Джесс.

— Нет-нет, со мной все в порядке.

В углу большого дивана она казалась странно одинокой, как будто изолированной от всех, несмотря на то что Кейт сидела рядом. Грязь она смыла несколько часов назад и теперь, одетая в белые джинсы и светло-голубую рубашку, снова выглядела свежей и опрятной, как всегда.

Часы показывали около девяти. Еще не совсем стемнело. В лесу, у прикрытого рогожей скелета, остался лишь один, самый несчастный из людей шерифа. Всех остальных словно смыло час назад очередной короткой грозой с ливнем. Поисковые команды сдались и вернулись домой. Лишь Салли еще не вернулся.

Прочие домочадцы, включая Уокера и Бена, сидели в главной гостиной. Во время ужина никто практически не притронулся к еде. Аманда совсем притихла. Уокер с самого своего прихода не мог улучить момент, чтобы побыть с ней наедине. Вообще-то ему было наплевать на собравшихся и до боли хотелось сжать ее в объятиях, но, поймав ее предостерегающий взгляд, он понял, что следует держаться на расстоянии. У него возникло ощущение, что Аманда сознательно изолировала себя от окружающих.

— Тебе надо лечь пораньше, радость моя, — встревоженно произнес Джесс.

Она с улыбкой взглянула на него:

— Я пока не хочу ложиться. Все равно, как только закрою глаза, сразу вижу… тот череп. И потом, в грозу я обычно не сплю.

— Я могу остаться и составить тебе компанию, — немедленно произнес Уокер.

— Да, я очень на это надеюсь.

Она снова кинула на него быстрый взгляд, в котором на этот раз мелькнуло что-то такое, чего он не смог понять. Обернулась к Джессу:

— Вы ведь не будете против, если Уокер останется?

Джесс не успел ответить: из его кабинета раздался телефонный звонок. Он взглянул на Мэгги, и та выскользнула из гостиной. Джесс с улыбкой обернулся к Аманде:

— Конечно, нет.

После этого он, ко всеобщему удивлению, обратился к Бену:

— И ты тоже можешь остаться, Бен. Конечно, это дело Кейт пригласить тебя. Но я не возражаю.

Бен, сидевший рядом с Кейт, ответил коротко:

— Спасибо.

Тень пробежала по красивому лицу Кейт. Уокер прекрасно ее понял. Наконец-то Джесс заметил и, по всей видимости, признал ее любовника, но с характерным для него уничижительным высокомерием выразил это признание Бену, а не Кейт.

В гостиную вошла Мэгги.

— Аманда, вас к телефону. Хелен хочет с вами поговорить.

Аманда встала и направилась к двери.

— Наверное, проверяет, как я себя чувствую. Я уже устала всем повторять, что со мной все в порядке.

— Повторите это еще несколько раз, кузина, — вставил Рис. — Может быть, мы вам в конце концов и поверим.

Аманда взглянула на него с улыбкой и вышла из гостиной.

В кабинете Джесса она ощутила едва заметный запах дыма, но не придала этому значения. Взяла трубку.

— Хелен?

— Аманда, вы одна?

— Сейчас да. Я в кабинете Джесса. А что случилось?

— Слушайте. Мне только что принесли результаты анализов из лаборатории. Пробы с вечеринки.

Аманда почувствовала странную отстраненность.

— И что же?

— У всех, кому стало плохо на вечеринке, установлено отравление ядовитыми ягодами. Больше ничего. Кроме вас. У вас в желудке и в крови обнаружен еще и другой яд — аконит. Очень высокая концентрация аконита. Никакой случайностью это объяснить невозможно. Кто-то пытался убить вас, Аманда.

«Кто-то пытался убить вас, Аманда…» Зти слова эхом звучали в ее мозгу, не вызывая никаких эмоций. Она ощущала все ту же отстраненность, как посторонний наблюдатель, очень мало интересующийся происходящими событиями.

— Аманда… вы меня слышите?

— Слышу, Хелен.

— Я обязана доложить шерифу. У меня нет выбора. Вы меня понимаете?

— Понимаю. Но… не могли бы вы подождать до завтра?

— Зачем? Что от этого изменится?

— Может быть, очень многое. — Аманда помолчала, прислушалась к отдаленным раскатам грома. — Хелен, кажется, я могу опознать этот скелет. Но мне нужно еще немного времени.

— Аманда…

— Пожалуйста, не задавайте пока никаких вопросов. Мне необходимо еще кое-что сделать. Не волнуйтесь, все будет в порядке. Уокер останется со мной на ночь.

Хелен Чэнтри, по-видимому, совершенно растерялась.

— Мне все это совсем не нравится. Кто-то в этом доме пытался вас убить, Аманда. А теперь вы заявляете, что можете опознать скелет человека, погибшего и захороненного много лет назад.

— Я думаю, одно к другому не имеет отношения. — Аманда сдвинула брови, задумалась на секунду. — Нет, абсолютно никакого. Я представляла для кого-то опасность из-за наследства. Вот почему меня пытались отравить. А скелет… это совсем другое. Все, кто с этим связан, уже мертвы. Я единственная, кому есть до этого дело. За исключением его семьи, конечно, если она у него была.

— О чем вы?

— Не важно, Хелен. Прошу вас только об одном — подождите звонить шерифу до завтра. В любом случае сегодня он все равно сюда уже больше не явится, правда?

— Да, пожалуй. Но…

— Ну и нет никаких проблем. Со мной правда ничего не случится.

После долгого молчания на другом конце провода послышался вздох.

— Ну хорошо. Это против моего желания, но… так и быть. Только, пожалуйста, будьте осторожны, Аманда.

— Обещаю. Спокойной ночи, Хелен.

— Спокойной ночи.

Аманда положила трубку. Некоторое время стояла неподвижно, глядя невидящими глазами в пространство. Потом взгляд ее упал на большую хрустальную пепельницу на столе Джесса. Она была полна пепла. Странно… Джесс ведь не курит.

Здесь жгли бумагу, поняла Аманда. Порывшись в пепле, она на самом дне обнаружила несгоревший твердый уголок от конверта. Аманде удалось прочитать часть обратного адреса. Она его узнала: частная лаборатория, выполнявшая генетический анализ крови.

Значит, Хелен не единственная, кто сегодня получил ответ из лаборатории. И значит, результаты анализа крови не дают стопроцентного ответа. В противном случае Джесс немедленно сообщил бы об этом всем, сияя от счастья. Значит… «несколько пинт далтоновской крови, которые не могут служить доказательством». Или что-нибудь в этом роде.

Аманда услышала собственный смех. Снова закопала клочок конверта в пепел, вышла из кабинета и направилась в гостиную.

— Привет, — встретил ее Уокер.

Кроме него, в гостиной никого не оказалось.

— А где все остальные?

— Разошлись. Джесс решил пораньше лечь. Рису захотелось посмотреть матч по телевизору. Мэгги сказала, что ей надо заняться своими делами. Кейт и Бен не сообщили, куда идут, а я проявил достаточно такта и не стал спрашивать их об этом.

— А Салли?

— Его я так и не видел.

Уокер подошел к Аманде, обнял ее, крепко прижал к себе. Через некоторое время она подняла голову с его груди. Он поцеловал ее.

— Я боялась, что ты сделаешь это в присутствии Джесса.

— Я и собирался, пока ты не пригвоздила меня к месту убийственным взглядом.

— Ничего подобного.

— Но ты мне ни разу не улыбнулась.

Сейчас она смотрела на него с улыбкой:

— Извини. Надеюсь, тяжелый день может послужить мне оправданием.

Вместо ответа он снова поцеловал ее.

— Ты не сказала ни Джессу, ни остальным о том, что Салли напугал тебя не меньше, чем тот скелет.

— Тебе я тоже об этом не говорила.

— Салли мне сказал.

Уокер пересказал ей объяснения Салли по поводу того, как он оказался в лесу одновременно с ней.

— Он сказал, что ты его очень испугалась, хотя он вовсе не хотел пугать тебя.

Аманда мягко высвободилась из его объятий, отошла и присела на ручку кресла. Подождала, пока утихнет очередной раскат грома.

— Я просто… очень испугалась.

— Аманда, ты от меня что-то скрываешь.

Она помолчала.

— Когда я взглянула вниз и увидела… этот череп… что-то произошло со мной. Словно вспышка воспоминаний… образов… на этот раз жутких. Снова эти ужасные звуки… и кровь. Уокер, кажется, я готова вспомнить все, что произошло той ночью. Но мне нужен… толчок. Ты мне поможешь?

— Конечно. Каков твой план?

Аманда перевела дыхание. В первый раз за сегодняшний вечер почувствовала, как снова поднимается в груди тревога.

— Мне придется пойти к конюшням.

— Сегодня?

— Да… Сегодняшняя ночь очень напоминает ту. Так же жарко, только что прошел дождь, надвигается новая гроза.

Уокер задумчиво сдвинул брови.

— Ты считаешь, этого достаточно, чтобы пробудить воспоминания?

— Я не уверена, но надо попробовать.

— Хелен ведь тебе советовала не подгонять события.

— Знаю, но у меня не остается времени.

— Ну хорошо, давай попробуем.

Аманда видела, что Уокеру не нравится эта идея, но тем не менее он готов помогать ей. Она собралась было рассказать ему то, что сообщила ей Хелен про яд, но потом передумала. Это может подождать до завтра. Для нее сейчас важнее вспомнить.

Она решила начать с того, что сохранилось в памяти от той ночи. Пойти по старым следам. Поэтому они с Уокером вышли из дома через переднюю дверь, вместо того чтобы идти к конюшням коротким путем, через сад. Остановились на крыльце.

Через некоторое время глаза их привыкли к темноте. Уокер взял Аманду за руку, с беспокойством взглянул на нее.

— Рука у тебя холодная как лед.

— Правда?

Она действительно чувствовала озноб. И еще какое-то странное ощущение, где-то в желудке. В горячем влажном воздухе чувствовалось приближение грозы. Аманда содрогнулась.

— Аманда, может быть, не стоит…

— Нет. Я должна пойти туда и попытаться вспомнить.

— Хорошо. Тогда надо идти поскорее. Когда начнется гроза, здесь будет ад кромешный.

Он шел рядом с ней, стараясь идти в ногу. Они пересекли двор, прошли мимо магнолии и оказались в поле. Конюшни виднелись вдали расплывчатыми темными пятнами. У дренажной канавы Аманда остановилась. Уокер почувствовал, как дрожит ее рука. Она смотрела вниз на грязную воду. Уокер помог ей перепрыгнуть через канаву, превратившуюся в маленькую речку.

— Которая из конюшен? — спросил он, стараясь говорить как можно спокойнее.

— Вторая, — ответила она сдавленным голосом. — Тогда это была вторая.

— Над второй конюшней квартира Виктора. Была…

— Нет… тогда там жил… кто-то другой.

Внезапно она остановилась как вкопанная.

Ветер переменился. Теперь Уокер ощущал запах лошадей. Послышался близкий удар грома, яростно сверкнула молния. На мгновение Уокер увидел лицо Аманды. В груди у него что-то болезненно сжалось.

— Радость моя, давай вернемся. Ты не обязана это делать.

— Там… горел свет…

Неровными шагами она шла к конюшне.

— Там внутри… горел свет.

Уокер и Аманда подошли к проему раскрытой двери.

— Где горел свет?

Уокер старался говорить как можно спокойнее, чтобы не спугнуть воспоминаний, начавших, по-видимому, пробуждаться в ее сознании.

— Там… где хранили сено. За комнатой с инструментами. Сначала я ничего не могла разглядеть… только сено.

Они вошли в помещение, остановились. Какое-то время Уокер колебался. Потом юрист в нем взял верх.

Надо восстановить ту сцену, если они хотят чего-то добиться.

— Аманда, стой на месте. Закрой глаза.

— Зачем?

— Делай, пожалуйста, как я говорю. Ты ведь мне доверяешь?

— Да.

— Тогда делай то, что я сказал. Стой неподвижно, закрой глаза и не открывай, пока я не скажу.

— Хорошо.

Однако когда он отпустил ее руку, Аманду охватила паника.

— Уокер!

— Все в порядке, радость моя. Я здесь. Стой спокойно и жди меня.

Уокер хорошо знал внутреннее устройство конюшен, поэтому легко нашел дорогу в темноте. В заднем помещении лежали охапки сена, стояли бочки с кормом. В углу хранились лопаты, грабли, вилы, скребки и прочий инвентарь. Уокер знал, что здесь есть электричество, и без особого труда нашел выключатель. Зажегся свет. Уокер быстрыми шагами вернулся к Аманде. Из дальних стойл слышались храп и сопение коней, почуявших присутствие человека. Порывы ветра приносили с собой влажный запах дождя. Со стороны гор доносились глухие раскаты грома.

Уокер взял руку Аманды, ободряюще пожал. Она судорожно вздохнула.

— Как ты долго…

— Прости, радость моя. Надо было там кое-что сделать. Не открывай глаза. Значит… ты вошла в конюшню. Так?

— Да. И пошла вдоль стены, туда, где лежало сено.

Она проделала то, о чем говорила. Вытянула руку и, придерживаясь за стену, с закрытыми глазами, пошла вперед. На расстоянии нескольких шагов от того помещения, где хранилось сено, она остановилась.

— Ты что-то увидела? Отсюда?

— Там… Я услышала… какие-то звуки… ужасные.

— Какие звуки, Аманда? На что они были похожи?

Она содрогнулась.

— Удары… тяжелые… и как будто по мокрому. Кого-то… били. И… и… запах… ужасный… Запах лошадей… и крови.

Уокер почувствовал искушение остановиться, прекратить это прежде, чем она вспомнит тот ужас, который начисто стер из ее памяти первые девять лет жизни. Но он не мог этого сделать.

— Открой глаза, Аманда, и расскажи мне, что ты видишь.

С того места, где они сейчас стояли, было видно лишь сено, на которое падал желтый отсвет лампы. Вначале Аманда, казалось, только это и могла разглядеть.

— Свет… И кто-то… По-моему, там кто-то есть.

Вся напрягшись, она двинулась вперед, по-прежнему держась одной рукой за стену. Они прошли мимо кучи сена, увидели перевернутую телегу, инструменты в углу, веревку, висевшую на крюке.

Аманда издала звук, похожий на стон. Вероятно, она снова увидела то, что открылось ее глазам двадцать лет назад. Словно обессилев, опустилась на колени.

— Нет-нет! О… нет…

Уокер опустился рядом с ней, все еще держа ее за руку. Она вся дрожала, ловила раскрытым ртом воздух. Уокер боялся, что она не сможет говорить.

— Что ты видишь, Аманда? Что там происходит?

Она не мигая смотрела на желтый кружок света.

Зашептала в ужасе:

— Он весь в крови. Глаза у него широко открыты… смотрит на меня… он видит меня… и… он весь в крови…

— Кто, Аманда? Кого ты там видишь?

— Мэтт. Он… О-о-о не-е-т!.. Стой… не надо! Не бей его больше… ну пожалуйста, папа, не бей его больше…

Уокер, сам вне себя от волнения, пытался собрать беспорядочно проносившиеся в голове мысли. Вспоминается ли ей та ночь, когда Кристин увезла ее из дома? И если так, то…

Он схватил ее за плечи, повернул к себе лицом.

— Аманда, взгляни на меня.

Вначале она смотрела невидящими глазами. Постепенно взгляд ее прояснился. Она зажмурилась.

— Уокер?

— Ты можешь вспомнить, что ты видела, радость моя?

— Я видела… папу…

— Аманда, ты уверена, что это случилось именно в ту ночь, когда Кристин увезла тебя отсюда?

Она порывисто кивнула. По бледному лицу катились слезы.

— Она… она, наверное, тоже видела. Она стояла за мной… Когда я обернулась, она стояла позади меня. Взяла меня за руку, и мы побежали.

— Это было поздно ночью?

— После полуночи. Я посмотрела на часы, когда мы спускались по лестнице.

Уокер обхватил ладонями ее лицо.

— Послушай, радость моя. Это не Брайан. Это не мог быть Брайан. В ту ночь ты не могла видеть, как Брайан убивал человека.

— Но я же видела…

— Ты видела кого-то другого. Ту ночь Брайан провел в «Козырном короле».


Дождь буквально хлынул с неба. Лесли не успела спрятаться и в одно мгновение вымокла до нитки. Бормоча проклятия, она одной рукой вытирала мокрое лицо, другой сжимала пистолет.

Ах черт, и спрятаться некуда! Надо было подняться по наружной лестнице, пройти через квартиру Виктора и спуститься по внутренней лестнице прямо в конюшню. Тогда она оказалась бы вблизи от них, и они бы ее не заметили. А теперь… Услышать ее в таком грохоте они, конечно, не смогут, но молнии сверкают так ярко, что отсюда незамеченной в конюшню не проскользнуть.

Она осторожно отступила назад, намереваясь свернуть за угол к наружной лестнице. В этот момент он схватил ее за руку. Рывком вырвал пистолет. Лесли едва удержалась, чтобы не вскрикнуть от боли. Она больше не сопротивлялась. Салли железной хваткой сжал ее другую руку, притянул к себе.

— Что ты здесь делаешь?

Слава Богу, что гром заглушает все звуки.

Лесли подняла глаза на красивое грубоватое лицо, озаряемое вспышками молнии. По нему стекали струйки воды.

— Осторожно, ты сломаешь мне руку, болван!

— Я тебе шею сверну, если не скажешь.

— Тише! Хочешь, чтобы они нас услышали?

— Кто?

В свете молнии глаза его вспыхнули серебром. Удар грома заглушил его яростный голос.

— Они. Отпусти меня, Салли. Я должна…

Он схватил ее за плечи, с силой встряхнул.

— Ты никуда отсюда не двинешься, пока не объяснишь мне, кто ты такая и что здесь делаешь. Я не шучу, Лесли. Я хочу знать правду, и ты мне ее скажешь. Сейчас.

За последние несколько недель Лесли успела достаточно хорошо узнать этого человека. Легче свернуть голыми руками вековой дуб, чем переубедить в чем-то Салли, пока он сам этого не захочет.

— Вот и в книгах героиня всегда доверяется не тому человеку.

Салли выглядел одновременно изумленным и разъяренным, если такое сочетание вообще возможно. Снова с силой встряхнул ее за плечи.

— Черт побери, если ты мне не скажешь…

Драгоценные секунды уходят, напомнила себе Лесли. Она оставила иронию.

— Хорошо-хорошо, я расскажу тебе, кто я такая. Только давай двигаться, и побыстрее.

Пока они шли, она все ему рассказала.


Аманда высвободилась из рук Уокера, с трудом поднялась на ноги.

— Он был там. Я его видела. Это был он.

Уокер тоже поднялся, но не подошел к ней.

— Ты не могла видеть Брайана в «Славе» после девяти вечера, Аманда. Я сам не сразу вспомнил. Мне это пришло в голову всего несколько минут назад. В тот вечер начала жеребиться одна из любимых кобыл Брайана. Она находилась тогда у нас, в «Козырном короле». Роды проходили тяжело, и мой отец вызвал Брайана. Он приехал около девяти вечера. Мы трое, вместе с ветеринаром, всю ночь провели на конюшне. Брайан уехал уже после восхода солнца.

Прислонившись к куче сена, Аманда не отрываясь смотрела на него.

— Его здесь не было?!

— В ту ночь, когда Кристин уехала, нет.

— Но тогда… — Аманда на секунду закрыла глаза, снова открыла их, растерянно глядя на Уокера. — Тогда, значит, это был…

— Джесс. При тусклом освещении да еще в шоке ты приняла Джесса за Брайана.

— Но почему? За что Джесс так избивал Мэтта?

— Из-за твоей матери-потаскушки.

Оба рывком обернулись на резкий голос. Из тени вышла Мэгги с револьвером в руке. Прицелилась с видом человека, которому не впервой пользоваться огнестрельным оружием. На лице ее застыла улыбка.

Аман да похолодела.

— Мэгги! Я… не понимаю.

— Вижу, что не понимаешь. Не двигаться, Уокер.

Уокер сделал инстинктивное движение, пытаясь заслонить Аманду от револьвера Мэгги и от ее ненависти, но тут же замер, понимаая, что Мэгги застрелит их обоих, если не выполнить ее приказ.

Аманда не отрывала глаз от Мэгги.

— Вы меня ненавидите… За что?

— Я думала, ты уже догадалась, за столько-то времени. — На лице Мэгги была все та же застывшая ледяная улыбка. — Это же так очевидно. Ну подумай о том, что ты видела.

— Вы имеете в виду, что… что Джесс избивал Мэтта Дарнелла?

Мэгги кивнула.

— Как ты считаешь, почему он это делал? Виктор ведь сказал тебе о романе между Кристин и Мэттом. И ты видела, как Джесс бил Мэтта до смерти.

Аманда содрогнулась.

— Тот… череп… те останки…

— Это Мэтт. Я похоронила его в ту же ночь. Потом собрала все его вещи и сожгла их. Надо же было защитить Джесса. Я не могла допустить, чтобы его отняли у меня. — Губы ее скривились в горькой усмешке. — Правда, он никогда мне и не принадлежал, но я не могла потерять его.

— И все-таки я не…

— Твоя мать-потаскушка пыталась отнять его у меня. Конечно, она делала вид, будто это не так. Но я-то видела, что она не сводит с него своих бесстыжих глаз. Она знала, что он все еще сходит по ней с ума. Она это знала. Поэтому стала спать с Мэттом, только для того, чтобы помучить Джесса. Чтобы наказать его. Она и довела его до убийства.

Что-то начало проясняться в голове у Аманды.

— Вы хотите сказать… что моя мама и Джесс… Но этого не может быть…

— Ну и медленно же до тебя доходит. Хочешь, чтобы я это сказала вслух? Ты дочь не Брайана, а Джесса, Аманда.

— Мэгги!

Джесс, вымокший до нитки, вошел в желтую полосу света. В первый раз за все время он выглядел по-настоящему больным. Сначала он испытующе взглянул на Аманду, потом перевел взгляд на Мэгги.

— Как ты могла!

Мэгги рассмеялась резким, пронзительным смехом.

— А ты что, думал, я ни о чем не узнаю, Джесс? О тебе и о Кристин… Сначала я только подозревала, я догадывалась, когда это произошло. В то лето, предшествовавшее рождению Аманды. Ты тогда почти не прикасался ко мне, и я поняла, что у тебя появилась другая. Но я и представить себе не могла… Она же была женой твоего сына, Джесс!

— Знаю. Все знаю. Ты что же, думаешь, я не знал, что погубил свою душу и буду гореть за это в аду?

— Так почему же? Почему? Что она дала тебе такого, чего я не могла дать?

— Мэгги, ты не понимаешь. Я не выбирал. — Джесс кинул горький мученический взгляд на Аманду, потом снова обернулся к женщине, которую предал. — Я не хотел этого. Так получилось. В тот день мы остались в доме одни, и это произошло.

Губы Мэгги дрогнули.

— В твоей постели?!

— Нет. Мэгги, послушай…

— Значит, у нее? В ее супружеской постели?!

— Не важно. — Джессу, по-видимому, совсем не хотелось говорить об этом, тем более обсуждать интимные подробности, но он хотел успокоить Мэгги. — Мэгги, это произошло всего один раз, клянусь тебе. Только один раз.

— И за этот один раз ты сумел сделать то, что Брайану не удалось за три года? Ты оплодотворил ее. Будь ты проклят!

— Но я не знал, что это мой ребенок. Только когда Аманда подросла, я понял.

Мэгги снова засмеялась высоким, пронзительным, нервным смехом.

— И что же? Ты снова увлекся ею? Тогда ты снова уложил Кристин в свою постель?

— Нет! Клянусь тебе, Мэгги. Больше я ни разу с ней не спал. Она не хотела… Я не хотел… разрушать брак своего сына.

Мэгги не сводила с него расширенных глаз.

— Ах ты, сукин сын! Твой сын называл свою сводную сестру дочерью, а ты говоришь, что не хотел разрушать его брак.

Джесс снова кинул взгляд на мертвенно-бледное лицо Аманды.

— Мэгги, прошу тебя, пожалуйста…

— О чем ты меня просишь? Не думать о том, что ты прижил ребенка со своей снохой? Или забыть о том, что из-за Кристин ты убил человека почти на том самом месте, где мы сейчас стоим?

Джесс издал звук, похожий на хриплый стон.

— Нет! Когда я его оставил, он еще дышал.

— Но скоро перестал дышать. Ты, наверное, думал, что он сбежал вместе с Кристин? Так вот, Джесс, Мэтт Дарнелл не покинул «Славу». Он остался здесь навсегда. А я тебя защитила и на этот раз, как покрывала все твои делишки. Я тебя защищала, любила, а ты все это время думал только о ней. Ты так и не смог забыть ее.

Джесс сделал шаг к Мэгги.

— Прости меня. Ты же знаешь, Мэгги, я всегда любил тебя.

Она медленно покачала головой, глядя на него потухшими глазами:

— Нет, Джесс, ты просто позволял мне любить тебя, потому что это тебя вполне устраивало. Женщина в постели.

— Мэгги…

— Это она во всем виновата. — Мэгги говорила словно сама с собой. — Она все еще удерживает тебя с помощью ребенка, которого родила тебе. Но это я исправлю. Я могу перерезать эту нить, и тогда ее власть над тобой кончится. Вот тогда ты будешь любить меня, Джесс. Я это знаю.

Уокеру хотелось отвернуться, не смотреть на эту гордую женщину, любившую Джесса настолько сильно и самозабвенно, что даже предательство не смогло убить ее любовь. Но отвернуться он не мог.

Револьвер в руках Мэгги приподнялся на дюйм и нацелился в голову Аманды.

— Мэгги, Аманда здесь ни при чем. Она не виновата. Она не может отвечать за мои грехи. Пожалуйста, Мэгги, отдай мне пистолет.

Наверное, в первый раз в своей жизни Джесс умолял, а не отдавал приказы.

— Нет. Я должна избавиться от нее. Я все равно собиралась убить ее, за то, что она дочь той потаскухи. А теперь я вижу, как важно для тебя освободиться наконец от власти Кристин. Я должна перерезать эту нить, и тогда мы навсегда будем вместе.

Джесс сделал осторожный шаг по направлению к ней. Потом еще один.

— Знаю, Мэгги, я вел себя с тобой как подонок. Дай мне возможность загладить свою вину. Не омрачай те последние несколько месяцев, что у нас с тобой еще остались. Не причиняй вред Аманде.

— Несколько месяцев?! Нет, Джесс, у нас с тобой впереди долгие годы, и ты это знаешь. Ты меня не покинешь. После всего, что я для тебя сделала, ты не покинешь меня, Джесс.

— Нет-нет, я тебя не покину, — попытался он успокоить ее.

— Но я должна убить Аманду. Ты понимаешь это, правда, Джесс? Не можешь не понимать.

— Нет! Мэгги…

Он бросился вперед.

Уокер потянул Аманду назад и повалил на сено, прикрывая своим телом. В этот момент грянул выстрел. Уокер оглянулся, все еще защищая собой Аманду: Джесс пошатнулся и упал, а Мэгги снова целилась в Аманду.

Раздался еще один выстрел. Мэгги выронила пистолет, взвыла от боли, прижав окровавленную руку к груди, и выбежала из конюшни.

Откуда-то появились Салли и Лесли Кид, оба мрачные и промокшие. Салли держал в руке пистолет.

— Аманда… — послышался слабый голос Джесса.

Она бросилась к нему, опустилась на колени, взяла протянутую к ней дрожащую руку.

— Лежите спокойно. Мы позвоним Хелен, и… все будет в порядке.

Пуля попала ему в грудь. Все вокруг понимали, что Джессу не выжить. Чудо, что он еще дышит и говорит.

— Аманда… я никогда не хотел причинить тебе вред. Я любил твою мать. Я так ее любил. И тебя я люблю. Помни об этом, пожалуйста.

— Я буду помнить, Джесс.

Рука его сжалась, серебряные глаза начали заволакиваться туманной дымкой.

— Прости, — прошептал он. — Прости меня, Аманда.

Лесли Кид опустилась около него на колени с другой стороны. Пощупала пульс. Медленно поднялась на ноги, покачала головой.

Аманда высвободила руку, с трудом встала.

— Вы слышали? — спросил Уокер у Салли.

Тот смотрел вниз, на неподвижное тело Джесса.

— Да. Мы все слышали.

Аманда обняла Уокера и крепко прижалась к нему.


Через час они сидели в гостиной, ожидая сообщения от шерифа с помощником, которые отправились на поиски Мэгги.

— Он все время следил за тобой, — обратилась Лесли к Аманде. — Выполнял мою работу.

Рис, изумленный всем происходящим, вскинул на нее глаза.

— Ты частный детектив?! Частный детектив Аманды?! А я думал, ты наездница.

— Я и наездница тоже. Но сюда я приехала затем, чтобы охранять Аманду. Мы обе понимали, что ей может грозить смертельная опасность. Кому-нибудь в этом доме захочется ее убить. Скоро я поняла, что у Салли возникли те же подозрения.

Уокер обернулся к Салли:

— Кажется, я был несправедлив по отношению к тебе.

— До сегодняшнего дня у меня не было ничего, кроме подозрений. Пусть отравление на вечеринке и выглядело несчастным случаем, но мне показалось странным, что Аманда пострадала сильнее остальных. Потом исчезли собаки, и я по-настоящему встревожился. На мой взгляд, их исчезновение могло объясняться только одной причиной: кто-то пытался подобраться к Аманде. Ну а когда ее попытались заманить в лес собачьим лаем, я окончательно в этом уверился.

— Заманить?! — едва слышно произнесла смертельно-бледная Аманда.

Салли взглянул на нее, и его грубоватое лицо смягчилось.

— Да. Я думаю, с помощью магнитофонной пленки или чего-нибудь в этом роде. Я нашел собак, Аманда. Мертвых, конечно. Судя по всему, их отравили несколько дней назад. Я нашел их на дне старого заброшенного колодца, куда, наверное, собирались сбросить и тебя.

— Она хотела, чтобы смерть Аманды выглядела несчастным случаем, — вставила Лесли Кид.

— Но… как она могла узнать, что я его дочь? Он ведь сжег результаты анализа.

— Наверное, так же, как и я, — раздался ровный голос Кейт. — Она видела тебя в купальном костюме, Аманда.

Аманда непонимающе тряхнула головой.

— У тебя есть родимое пятно, слева под грудью. Похожее на перевернутое сердечко.

— Да… И что же?

Кейт, одетая в майку и шорты — по-видимому, она одевалась второпях, — приподняла майку и открыла точно такое же родимое пятно под левой грудью.

— У Адриан и Брайана были такие же. А до них — у отца и прадеда Джесса. Они появляются через поколение.

— Почему же тогда мой… почему Брайан не догадался? — спросила пораженная Аманда.

— Может быть, он не знал, что у тебя не должно быть такого родимого пятна. Он не слишком интересовался семейной историей. А Джесс не распространялся о родимых пятнах в нашем присутствии, когда мы были детьми. Я узнала об этом из старых семейных дневников. Может быть, и Мэгги выяснила таким же способом.

— Мы часто не замечаем самых очевидных вещей, — произнесла Лесли. — Такова человеческая натура.

— Да, наверное.

После этого говорить как будто стало не о чем. и все замолчали, ожидая известий о Мэгги.

Шериф Гамильтон появился уже после полуночи. Они нашли Мэгги в долине, под большим дубом. Мертвую.

Глава 14

В это июльское утро жара и духота чувствовались уже в восемь часов утра. Уокер вышел из спальни на галерею, вдохнул влажный теплый воздух. Некоторое время стоял, облокотившись о перила. Отсюда он видел часть забора, окружавшего пастбище. Белые свежевыкрашенные доски сверкали в ярких лучах солнца. Его старый конь мирно стоял у забора, подняв голову и блаженно прикрыв глаза: мягкая рука гладила его шею.

Через неделю-другую, подумал Уокер, Аманда сможет сесть в седло. В первый раз за двадцать лет.

Ей все это далось нелегко, впрочем, так же как и остальным Далтонам. Смерть Джесса, самоубийство Мэгги, да еще с помощью того же яда, которым она пыталась отравить Аманду. И в довершение к этому убийство двадцатилетней давности. Подтвердились и подозрения, что смерть Виктора не была результатом несчастного случая.

Все это вызвало бурю эмоций, и не только среди местных жителей, а чуть ли не по всей стране. Под каждым деревом, похоже, скрывался репортер или телевизионщик. Ходили даже слухи, что снимается, почти нелегально, телефильм на эту тему.

Практически вся история вышла наружу. По крайней мере настолько, насколько это возможно, когда главные действующие лица уже не в состоянии ничего рассказать. На семейном совете Аманда решительно высказала свое мнение: она больше не хочет никаких секретов, потому что все секреты чреваты смертельной опасностью. Как ни неприятно, но все же следует предать гласности тайну ее рождения, так же как и все остальное. Все члены семьи с ней согласились.

Поначалу городок Далтон, потрясенный внезапными открытиями, не хотел верить. Однако когда Кейт, Рис и Салли, не говоря уже об Уокере, публично подтвердили все, жителям города пришлось признать, что написана еще одна захватывающая глава в семейной истории Далтонов. И стоит ли этому удивляться в конце концов…

Что касается Аманды, бурные события того дня оставили глубокие шрамы в ее душе, которые долго, очень долго не заживали. Она много спала, но отнюдь не спокойным сном — Хелен Чэнтри сказала, что это нормально, — и вела себя тише, чем обычно. Этого тоже следовало ожидать. Аманда винила себя в том, что ее приезд в «Славу» послужил причиной трагических событий. Но она все же была Далтон, поэтому Уокер надеялся, что ее внутренняя сила одержит верх. Он почти сразу перевез ее к себе. Она приняла это без возражений, более того, с явным облегчением. Ощущение, что «Слава» никогда не сможет стать для нее родным домом, так и не покинуло ее. Впрочем, по крайней мере часть имения теперь принадлежала ей.

Джесс Далтон, как и следовало ожидать, всех их перехитрил. Во время «деловой» поездки в Эшвилл, в ту самую пятницу перед своей смертью, он нанес визит в одну очень известную юридическую фирму, предоставлявшую клиентам высокооплачиваемые и высококачественные услуги. В течение нескольких часов они подготовили новое завещание — совершенно замечательный документ, как признал Уокер, которого вместе с Салли назначили соисполнителем воли завещателя. Он сам зачитал завещание членам семьи.

Салли, несомненно, любивший «Славу» больше всех остальных, получил в наследство далтоновские конюшни и, кроме того, ровно одну четвертую часть имения, включая дом и земли. Рис, Кейт и Аманда также получили по равной доле всей собственности. Рису предоставлялось также право контроля над той частью дел «Далтон индастриз», в которой он был наиболее силен, — реализацией товаров. Кейт получала под свое управление все остальное. Это оказалось настоящим сюрпризом. Хотя Кейт действительно прекрасно разбиралась в делах, никто не ожидал, что Джесс знает об этих способностях своей дочери. Ведь он всегда демонстративно выказывал ей свое пренебрежение.

Уокер не сомневался в том, что Кейт будет прекрасно управлять семейным бизнесом, когда оправится от шока.

Что касается Аманды, то она сначала вообще не хотела принимать никакого наследства. Однако Уокер уговорил ее пока, по крайней мере несколько месяцев, не торопиться с решением. Она сейчас не в состоянии логически мыслить, сказал он. Пройдет время, она оправится от пережитых потрясений, вот тогда пусть и решает, чего ей на самом деле хочется. В конце концов «Слава» действительно принадлежит ей по праву рождения.

Уокер сомневался, что его уговоры переубедят Аманду, но письмо, оставленное Джессом для дочери, заставило ее задуматься. Письмо доставили одновременно с новым завещанием, в конверте с печатью той же юридической фирмы и инструкциями вручить так, чтобы никто этого не видел и не узнал о содержании письма. Впоследствии, если Аманда захочет, она может зачитать его остальным, так решил Джесс.

Пока она дала прочитать письмо только Уокеру. Он не просил об этом, она сама ему предложила. Ей хотелось, чтобы он знал о ее прошлом все, что знает она.

Уокер прочел письмо всего один раз, однако оно надолго сохранилось в его памяти. Каждый раз, когда он вспоминал его, ему слышался голос Джесса.


«Моя дорогая Аманда!

Мне бы хотелось найти какой-нибудь более щадящий способ сообщить тебе то, что ты, как я считаю, должна знать. Теперь я сожалею о том, что не нашел в себе сил рассказать тебе об этом раньше. Много раз я хотел это сделать, но мне не хватало смелости. Прости меня за это.

Я надеюсь, что ты поймешь, радость моя. Поймешь, как это чувство захватывает нас без предупреждения. И нам остается лишь один выбор — либо бороться со своими чувствами, либо подчиниться им. Я знаю, ты меня поймешь. Я видел, как ты смотрела на Уокера.

Я любил Кристин. Я не хотел этого, но это оказалось выше меня. Я влюбился в жену своего сына. Не могу передать тебе, какая это была для меня мука. Вина целиком лежит на мне, Аманда. Я должен был найти в себе силы побороть свое чувство. Или по крайней мере побороть свой эгоизм и не настаивать на том, чтобы они проводили так много времени в «Славе». Тогда Кристин и Брайан по крайней мере могли бы попытаться решить свои проблемы без постороннего вмешательства.

Но я был эгоистичен. Брайан так часто уезжал из дома на скачки. Зато Кристин оставалась со мной. Слишком близко… Слишком большое искушение.

Это произошло всего один раз, Аманда. Кристин чувствовала себя одинокой и несчастной… из-за эгоизма Брайана… и моего собственного. Она была беззащитна. А я к тому времени уже понял, что люблю ее так же сильно, как любил свою Мэри. Может быть, еще сильнее.

Не стану лгать тебе, не стану уверять, будто сожалел о том, что произошло. Нет, я сожалел лишь о том, что она жена моего сына и поэтому никогда не сможет стать моей. Она сказала, что любит меня. Может быть, она говорила правду. Она хотела даже развестись с Брайаном. Но этого я не мог допустить. Разрушить брак сына, отнять у него жену… Это грозило публичным скандалом. Однако то, что я сделал, оказалось намного хуже. Просьбами, лестью, угрозами я заставил ее остаться с Брайаном. Потом она обнаружила, что беременна. На некоторое время Брайан стал к ней более внимателен.

Клянусь тебе, Аманда, я не подозревал тогда, что ты моя дочь. Лишь когда ты начала ходить, я увидел родимое пятно, которое могло быть только у моего ребенка. Но к тому времени любовь Кристин ко мне превратилась в горькое чувство, почти в ненависть.

Что я мог поделать? Если бы я сказал правду, это погубило бы моего сына, разрушило его семью и загубило бы твою жизнь. Я должен был молчать.

Таково было наказание за то, что я совершил. Мне пришлось видеть, как ты растешь, и знать, что я никогда не смогу назвать тебя своей дочерью. Видеть, как Кристин год от года становится все несчастнее, как Брайан мучает ее своей ревностью и одновременно своим пренебрежением.

Потом случилось неизбежное. Она полюбила другого.

Я не много помню из той последней ночи, Аманда. Не знаю, что ты видела и что рассказала тебе мать. Не знаю, насколько важно для тебя знать это. Но думаю, мой долг — рассказать о том, что произошло.

Мне казалось, что в моем чувстве к Кристин больше нет ревности. Но когда я понял, что она любит другого… Я как будто сошел с ума. У меня не все сохранилось в памяти. Помню, что я загнал ее любовника в конюшню и набросился на него. Оставил его лежащим без сознания. После той ночи я его не видел и решил, что он сбежал так же, как и Кристин. Должно быть, она увидела достаточно, и это напугало ее на всю жизнь. Может, она решила, что после Мэтта я накинусь на нее или что Брайан узнает о ее любовнике… Точно не могу сказать. Знаю только, что она забрала тебя и уехала.

Если бы я мог на этом закончить свою печальную исповедь, Аманда… Но нет. В своем безумии я сделал еще одну непростительную вещь — сказал Брайану о том, что ты не его дочь. Это я виноват в том, что он потерял голову и попытался совершить прыжок, на который в здравом рассудке ни за что бы не решился. Я погубил собственного сына, Аманда.

Знаю, ты не сможешь меня простить. Единственное, что я могу сказать в свое оправдание, это то, что мною руководила любовь. Любовь к Кристин, к Брайану и к тебе.

Тебе решать, Аманда, захочешь ли ты формально признать своего настоящего отца. Одновременно с этим письмом я подготовил подписанный и юридически заверенный документ, подтверждающий, что ты моя дочь. Это же подтверждают и анализы крови; копия результатов хранится в лаборатории. Так что если ты решишь публично признать это, никаких проблем не будет.

Аманда, если ты не можешь простить меня, поверь по крайней мере, что я всегда любил тебя. Ты — драгоценность для меня. Ни я, ни Кристин ни минуты не сожалели об этом.

С любовью, Джесс».


Уокер был потрясен. Сколько человеческих жизней загублено по вине Джесса! Он мог себе представить, каково сейчас Аманде, на которую так внезапно обрушилась страшная правда. Неудивительно, что она совсем притихла, ходит, как во сне. Ей столько пришлось узнать…

Главное, что она с ним. Большего он пока не требовал. Хотя нельзя сказать, чтобы это далось ему легко — ничего не требовать, терпеливо ждать, пока она оправится от шока.

И вот сегодня, знойным июльским утром, Уокер понял, что рубеж перейден.

Услышав у своих ног глухое ворчание, он опустил глаза: черно-рыжее существо смотрело на него, подняв одно ухо.

— Ну нет, отдай мои туфли, — строго приказал он щенку-доберману. — Если тебе скучно, найди своего братца и пойдите повозитесь в цветочной клумбе.

Щенок по имени Ангел — идея Аманды — энергично почесал за ухом, издал непонятный звук, по-видимому, заменявший ему лай, и пошел искать брата, любившего раскапывать цветочные клумбы.

Уокер снова посмотрел на Аманду, гладившую лошадь, потом спустился по ступеням и вышел на палящее летнее солнце. Подошел к Аманде.

— Ты обгоришь.

Она ласково похлопала лошадь, с улыбкой обернулась к нему.

— Да нет, на мне десять слоев защитного крема, как обычно.

— Но от солнечного удара они тебя не спасут. — Уокер наклонился и поцеловал ее.

— Это верно.

Не сговариваясь, они медленно пошли по тропе, соединявшей «Козырного короля» со «Славой». Чаще всего во время утренних прогулок перед завтраком они доходили до оранжереи и поворачивали назад. Это доставляло им обоим одинаковое удовольствие.

— Лесли предлагает встретиться за ленчем на этой неделе, — произнесла Аманда. — Кажется, она всерьез подумывает о том, чтобы остаться.

Уокер тоже так думал. Похоже, что частного детектива Лесли Кид «Слава» нисколько не подавляла. К тому же Лесли обладала совершенно особой, почти телепатической способностью общаться с животными. И с темпераментными далтоновскими мужчинами тоже.

— Кстати, к вопросу о том, чтобы остаться, — небрежным тоном произнес Уокер. — Как ты отнесешься к тому, чтобы сыграть свадьбу осенью?

Аманда остановилась. Они уже почти достигли мостика. Слегка улыбаясь, подняла глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Скромную свадебную церемонию и долгий медовый месяц. О дальнейшем я еще не думал. — Он погладил ее щеку, теплую от солнца. Тон его изменился. — Я люблю тебя. Господи… я тебя люблю. Выходи за меня замуж, Аманда.

Она не спускала глаз с его лица. Прошла, как ему показалось, целая вечность. Наконец она ответила чуть охрипшим голосом:

— Я ведь тебе это уже обещала.

Уокер почувствовал, как сердце подскочило и гулко забилось в груди.

— Но… я… не помню, чтобы я делал тебе предложение, по крайней мере в последнее время.

— Ты не делал предложение. Ты просто потребовал от меня обещания, что я выйду за тебя замуж, когда вырасту.

Уокер замер, прислушиваясь к бешеному стуку сердца.

— Знаешь, что самое странное, — задумчиво проговорила Аманда, — за все это время ты ни разу не поинтересовался, помню ли я тебя. Ни разу не спросил меня об этом. Почему?

— Сначала… решил подождать, не заговоришь ли ты об этом сама.

— То есть подождать, пока я соображу, что должна тебя помнить?

— Ну… самозванка рано или поздно должна была бы это сообразить, обнаружив, что «Козырной король» расположен так близко от «Славы» и что тропа к нему исхожена.

— Но ты в конце концов понял, что я не самозванка. Кстати, когда ты это понял?

Он ответил без колебаний:

— В тот вечер, когда мы любили друг друга в оранжерее.

Аманда удивленно вскинула глаза.

— Но… ведь уже после этого ты вызвал меня к себе и обвинил во лжи… в том, что я не Аманда Грант.

Уокер кивнул.

— Я убедился, что в этом ты солгала, но, как ты сама сказала, имя, под которым ты выросла, не имеет ничего общего с тем, кто ты такая в действительности.

Она пристально смотрела на него.

— Что же заставило тебя поверить… что я настоящая Аманда Далтон?

Он ответил просто, с уверенностью, которая говорила больше, чем слова.

— То, что я к тебе чувствовал. В тот вечер я понял, как сильно люблю тебя. Я никогда не смог бы так любить самозванку.

Аманда с трудом перевела дыхание.

— Почему же ты и тогда не спросил, помню ли я тебя?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Наверное, не захотел подвергать тебя еще одному испытанию. Ты столько всего забыла. Возможно, я боялся услышать, что и я тоже вхожу в число забытых воспоминаний.

Аманда взяла его за руку, повела к оранжерее.

— Когда ты в первый раз привел меня сюда, меня немного удивило то, что ты ничего не сказал мне об этом месте. Потом я подумала: может, он ждет, чтобы я сама что-нибудь сказала? Потом мне пришло в голову, что для тебя это, наверное, не так важно. Я хочу сказать… ты мог поставить здесь оранжерею потому, что место очень красивое. Или просто для того, чтобы что-нибудь построить рядом со старыми развалинами. Мне казалось, это достаточно разумно и вполне в твоем духе.

Уокер молча слушал ее. Ждал.

— Спросить тебя об этом я не могла. Я с самого начала решила не давать никому абсолютного доказательства того, что я настоящая Аманда Далтон. Я подумала, пусть остаются при своих сомнениях, так для меня безопаснее. Поэтому я очень следила за тем, что говорю. Держала при себе такие вещи, о которых, кроме меня, не могла знать ни одна живая душа. Как, например, вот это место… и то, что оно значило.

Она отпустила его руку, подошла почти вплотную к старому дубу, отодвинула ветви азалии. Провела пальцем по сердечку и буквам, вырезанным на коре ствола: У. М. и А. Д.

— Вероятно, и самозванка смогла бы это обнаружить. И наверняка сделала бы соответствующие выводы.

— Вероятно, — хрипло произнес Уокер.

Аманда отпустила ветки азалии, и они снова скрыли рисунок на стволе. Обернувшись к Уокеру, она сунула руку в карман джинсов, достала оттуда что-то.

— А вот это она могла бы обнаружить?

На ладони ее лежал зеленый камень в дюйм шириной и два дюйма длиной. Скорее матовый, чем прозрачный, какого-то глубокого, загадочного цвета. Может быть, осколок бутылочного стекла, может быть, кусок кварца, довольно часто встречающегося в горах Калифорнии. А может быть…

— Ты не сомневался в том, что это изумруд. Ты слышал, как твой дед рассказывал о том вечере, когда он выиграл «Козырного короля». Выигрыш его в тот вечер составлял кувшин, наполненный изумрудами. Поэтому, найдя этот камень в ручье, ты не сомневался, что это изумруд. Хотя твой отец говорил, что это всего лишь кварц, ты верил, что это изумруд. И я тоже.

Уокер встретился с ней взглядом. Ему показалось, что сердце у него сейчас остановится.

— В ту ночь, — продолжала Аманда, — я попросила маму задержаться, побежала обратно в свою комнату и взяла этот камень. Я знала, что мы никогда не вернемся, и не могла уехать без него.

— Аманда…

— Знаешь, когда двенадцатилетний мальчик отдает самое драгоценное, что у него есть, маленькой девочке, которая его обожает… такое не забывается. Это на всю жизнь.

Уокер сжал ее в объятиях, как слепой, ища губами ее губы. Аманда вздохнула: наконец-то она вернулась домой.

Примечания

1

От amando — любящий (исп.).

2

Bliss — счастье (англ.).

3

Ядовитая трава.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17