— Пожалуй, я облегчу вам задачу. Скажу, что, поскольку вы единственный интересный и доступный жеребец на всю округу, я и пришла сюда сегодня ночью, чтобы вы уложили меня в постель. А пока я терпеливо этого жду, вы сможете вдоволь натешиться, смешав меня с грязью, высказать все свое презрение, сказать мне, какая я паршивая шлюха. Если же этого вам покажется недостаточно, чтобы ощутить сладкое чувство превосходства, можете добавить несколько оскорблений по поводу моей внешности. Например, сказать, что, на ваш взгляд, я вовсе не привлекательна и не желанна.

— Аманда…

— Ну же, Уокер. Ведь только этому вас и научили — уничтожать противника любыми способами. Не этим ли вы все время занимаетесь? Поскольку не можете контролировать ситуацию никаким другим способом, нападаете, унижаете меня, втаптываете в грязь. Ну ничего, это послужит мне хорошим уроком. И уж больше я сюда не приду, в надежде что меня положат в постель, какими бы жаркими и долгими ни казались мне ваши ночи.

Она резко отвернулась.

— Подождите, Аманда.

Он схватил ее за руку. Она замерла, яростно сверкнув в темноте глазами:

— Идите вы к черту!

Она вырвала руку и помчалась вниз по ступеням. Уокер колебался лишь одно мгновение. Пробормотав проклятие, побежал за ней. Он нагнал ее у большого дуба. Едва сознавая, что делает, снова схватил ее руку. На этот раз Аманда издала какой-то дикий звериный крик и попыталась вцепиться другой рукой ему в лицо. Он перехватил ее руку, прежде чем она успела это сделать.

— Простите меня, Аманда.

Рука ее казалась такой маленькой и хрупкой в его ладони. Внезапно Уокера потрясло сознание того, как беззащитна она в руках любого мужчины.

— Простите меня. Я сожалею…

— Нет, вы не сожалеете ни о чем. И я тоже. Слава Богу, теперь все точки расставлены. Я давно знала, что вы считаете меня лгуньей. Теперь мне ясно, то вы вообще обо мне думаете.

— Я действительно хочу вас.

Руки его скользнули вверх. Он легонько потряс ее за плечи, чувствуя, как разбивается вдребезги вся его хваленая способность владеть собой, и он не в силах ничего с этим поделать. Между ними больше не существовало никаких барьеров, они их безжалостно разрушили, и сейчас осталась только правда, ничего больше. Та самая правда.

— Вы правы, и мы оба это знаем. Правы в том, что для меня не имеет никакого значения, кто вы такая.

Она оттолкнула его.

— Пустите меня.

— Не отпущу, пока вы меня не выслушаете. Я потерял контроль над ситуацией, и это сводит меня с ума. Вот почему я хотел сделать вам больно. Может быть, я и еще раз попытаюсь сделать вам больно.

Пальцы его впились ей в плечи. Он вовсе не собирался произносить эти слова, они вырвались сами собой.

— Я думаю о вас все время. Каждый день и каждую ночь, в суде, в «Славе», здесь. Думаю и чувствую, что начинаю сходить с ума. Да, я сошел с ума. Я почти не сплю, потому что каждую ночь мне снится, как я обладаю вами. Я просыпаюсь в отчаянии и мечусь по комнате, как зверь в клетке. — Он снова с силой встряхнул ее. Голос его звучал резко, как удар хлыста. — Теперь вы понимаете? «Хочу» — слишком слабое слово, оно не передает того, что я испытываю к вам. Я одержим вами, заполнен вами до такой степени, что ни для чего другого уже не осталось места.

Она молча смотрела на него. Потом снова рванулась.

— Прекратите это, Уокер. Отпустите меня.

Он резко рассмеялся.

— Не совсем то, чего вы ждали, правда? Слишком сильно, слишком резко, слишком неромантично. Вообще слишком. Но это не имеет значения, поскольку вы тоже хотите меня, Аманда. Поэтому вы и пришли сюда.

Она снова замерла, глядя на него потемневшими глазами. Нервно облизала губы.

— Я… я не знаю. Я не собиралась приходить, во всяком случае, не до самого дома. Просто пошла по тропе… а потом увидела вас. Я…

— Вы ожидали приятной беседы, а затем немного нежностей. Так?

На этот раз его издевательские слова даже не смутили Аманду. Она была потрясена произошедшей в нем переменой. Утонченный, холодный, бесстрастный человек, которого она знала, исчез. В нем, оказывается, бушуют яростные, темные, необузданные порывы. Она не знала, что с этим делать. Он прав, в своих мыслях она не осмеливалась идти дальше поцелуев и, может быть, легкого флирта. Ни о чем большем не позволяла себе думать. Это ни в какое сравнение не шло с его страстной одержимостью. Этого она не хотела, он и здесь прав. Не сейчас. Она должна найти разгадку той ночи двадцать лет назад, и меньше всего ей сейчас нужны чувства, которые потребуют от нее большего, чем она готова отдать.

Она остро ощущала его близость, его неожиданно мощную грудь и руки. Пальцы его давили, мяли ее плечи, но он этого, по-видимому, не замечал.

— Чего я ожидала, не имеет значения. Вам не нравится то, что вы чувствуете, а у меня не хватает нервной энергии, чтобы справиться с… — она запнулась и продолжила с кривой улыбкой: — чем-то более сложным, чем просто постельные отношения.

— Тогда мне придется решать за нас двоих. Так?

Даже в темноте она чувствовала его пугающе напряженный взгляд. Внезапно ощутила мощный толчок внутри, как будто все ее чувства пришли в движение под влиянием шока. Она хотела отступить, убежать… но не могла двинуться с места. Сердце гулко колотилось в груди, стало трудно дышать, где-то глубоко в теле разливался жар, какого она никогда раньше не испытывала.

Она сглотнула слюну. Почувствовала, что не в силах даже отвернуться от него.

— Нет. Я не могу. Вы хотите слишком многого. Я…

Он резко наклонился и с жадностью впился в ее губы. Аманда забыла все, что она собиралась сказать. Руки ее потянулись к его обнаженной груди, пальцы ощупывали мягкие густые волосы и твердые мышцы под ними. Он совсем не похож на человека, проводящего целые дни в костюме за письменным столом, скорее на фермера с ранчо, на человека, который тяжелым физическим трудом зарабатывает себе на жизнь.

Аманда ощутила, до какой степени он возбужден, и ее снова окатила горячая волна. Она осознала, что отвечает на его поцелуи так же яростно. Охватившее ее желание оказалось таким неистовым и таким внезапным, что она едва не потеряла сознание.

Уокер оторвался от нее. Распухшие губы пульсировали, горели огнем. Он резко поднял голову. Вдохнул с глухим звуком, похожим на рычание.

— Ты мне нужна. Нужна. Я думал, это пройдет, но нет. С каждым днем становится только хуже.

Аманда как загипнотизированная смотрела на него. У нее возникло смутное пока сознание, что она смогла бы уйти, оторваться от него, если бы в нем было только то, с чем она уже сталкивалась, — страстное, но контролируемое желание, неистовство плоти, совсем не задевающее душу. От этого можно было бы легко уйти. Или принять без особых треволнений, по обоюдному согласию, получить удовольствие ради удовольствия. Цивилизованным путем…

В том, что происходило сейчас, не было ничего цивилизованного. Его желание прорвалось, как потоки воды сквозь дамбу. Ее несло в этом вихре неистового желания. Сознание, что он захвачен не меньше, чем она, еще больше подстегивало. Никогда в жизни Аманда не чувствовала себя столь необходимой мужчине.

— Черт побери, Аманда!

Он обхватил ее лицо дрожащими руками. Снова яростно поцеловал.

— Скажи «да» или снова скажи, чтобы я убирался к черту. Только не заставляй меня ждать ответа.

Где-то в глубине сознания едва слышный голос благоразумия нашептывал, что надо остановиться. Он не должен видеть, как она перед ним беззащитна. Однако новый вихрь эмоций смел все благоразумные мысли. С губ ее сорвался какой-то стонущий звук — ответ и ему, и себе самой. Руки скользнули вверх, обняли его, ногти впились в твердые мышцы спины. Грудь поднялась от возбуждения, затвердевшие соски под блузкой коснулись его груди.

У него перехватило дыхание.

— Да? — хрипло проговорил он.

— Да.

Слово вырвалось само собой, до того как она успела подумать. Вся ее неуверенность растворилась в мощном потоке ощущений.

Пальцы его скользнули вдоль ее шеи, вниз, к застежке, и прежде чем Аманда успела ему помочь, блузка распахнулась и слетела с ее плеч. Она изогнула спину, прижалась напрягшейся грудью к его груди. Он издал хриплый звук. Его губы и язык играли с ее губами, покусывали, трогали, возбуждая сильнее, чем обычные поцелуи. Руки скользнули вдоль ее спины, прижали теснее.

Аманда услышала собственный стон, ощутила боль в груди, нестерпимый жар в сосках. Желание нарастало так бурно, что это походило на приступ безумия. Не сознавая, что делает, она ухватила зубами его нижнюю губу. Он издал звук, похожий на рычание. Дыхание их смешалось. Он нащупал эластичный пояс на ее шортах, потянул вниз. Аманда ощутила ногами влажную от росы траву. Только в этот момент она заметила, что туфель на ногах уже нет.

Неловкими от нетерпения пальцами она пыталась расстегнуть молнию на его джинсах. Когда молния наконец поддалась и Аманда потянулась к нему, он перехватил ее руку.

— Нет. Если ты до меня дотронешься, я…

— Скорее, — прошептала она, желая лишь одного — ощутить его внутри.

Уокер потянул ее вниз, на влажную траву, рванул на ней трусики.

— Я не в силах больше ждать, — хрипло прошептал он.

Одной рукой он с силой поглаживал ее грудь и живот. Потом рука скользнула вниз, пробралась между ее бедрами.

Аманда издала звук, похожий на всхлип. Длинные пальцы ласкали, гладили, проникали, изучали. Все ее тело болело, горело. Она ощущала пустоту, которой никогда раньше не чувствовала. Ничто на свете не имело значения. Только бы ощутить его внутри.

— Чего ты ждешь? — проговорила она хриплым, надтреснутым голосом.

— Не надо торопиться. Не надо спешить. Но я… Господи, я умираю по тебе.

Его губы и руки уносили ее все выше и выше, так что в какой-то момент ей стало страшно. Она яростно впилась пальцами в его плечи, выгнула спину. Его горячие губы скользнули вниз, вдоль живота, еще ниже. Язык коснулся самого чувствительного места на ее теле. Аманда вскрикнула от наслаждения, задохнулась. Попыталась унять крик, прийти в себя, но это не удалось. Если вначале она еще смутно ощущала запахи травы и жимолости, чувствовала влажную теплоту южной ночи, слышала стрекотание сверчков, отдаленные раскаты грома в горах и даже их собственное хриплое дыхание, то теперь все ощущения сконцентрировались на страстном желании, сжигавшем ее тело.

— Уокер… я больше не могу выдержать… ну пожалуйста…

С невероятной медлительностью он ласкал языком шелковую кожу живота, груди, шеи. Ногами раздвинул ей бедра. Аманда громко застонала.

— Черт бы тебя…

— Спокойно, — пробормотал он, как будто бы самому себе.

Каждое движение, каждая ласка длились долго до боли. Наконец он поднял голову, глядя на нее сверкающими от страсти глазами.

— Я хотел… продлить как можно дольше… но…

Он начал медленно проникать в нее. Аманда задохнулась. Ей показалось, что это длится слишком долго.

У нее не хватало дыхания. С почти болезненным стоном она открылась ему, стараясь захватить его как можно крепче. Неожиданно он вырвался и с силой вошел снова. Это было так восхитительно, что Аманда громко всхлипнула.

Ноги ее поднялись, обхватили его бедра. Тяжелые толчки становились все быстрее, словно у дикого первобытного существа, подчиняющегося древнему инстинкту. Аманда знала, что никогда раньше ничего подобного не испытывала. Тело ее купалось в блаженстве. Неожиданно напряжение внутри прорвалось. Ее залили горячие волны пульсирующего блаженства. Она громко вскрикнула. Он издал хриплый стон, но не отпустил ее. Наоборот, еще крепче прижал к себе, продолжая яростные толчки. Потрясенная Аманда почувствовала, как ее тело подчиняется его ритму, как снова растет напряжение внутри. На этот раз освобождение оказалось настолько всесокрушающим, что она даже не могла кричать.

Аманда не знала, сколько времени прошло. Постепенно она начала приходить в себя. Трава под ней, густая и мягкая, как удобная кровать, больше не казалась влажной. Может быть, оттого, что их тела были влажными от пота. Она открыла глаза. Увидела светлячков, высоко в ветвях старого дуба. Услышала стрекот сверчков и глухие раскаты грома. Свое и его, все еще неровное, дыхание.

Уокер поднял голову, чуть отодвинулся, приподнялся на локте. На его красивом лице застыло непередаваемое выражение мужского удовлетворения. Но не триумфа. Он словно сознавал, что это скорее передышка, чем победа. Наклонился, поцеловал ее долгим поцелуем. Снова поднял глову.

— Это было… нечто особенное.

Аманда понимала, что нет смысла скрывать, насколько она потрясена.

— Безумие.

— Я сделал тебе больно?

— Нет.

Она медленно провела ладонью по его спине. Вспомнила, как впивалась в нее ногтями.

— А вот я, кажется, пустила тебе кровь.

Уокер усмехнулся:

— Не думаю, что тебе удалось прорвать мою шкуру. Он оторвался от нее, отодвинулся и лег рядом на траве, не отнимая, однако, руки от ее груди. И это доставило ей радость — не хотелось совсем отпускать его. Странно, она совсем не испытывала стеснения, ни оттого, что лежала совершенно обнаженная, ни оттого, что только что занималась любовью прямо под деревом, при ярком свете луны.

Легкий порыв ветра зашелестел листвой наверху, обдал прохладой ее влажную разгоряченную кожу. Это было чудесно. Ей не хотелось двигаться.

Приподнявшись на локте, Уокер некоторое время смотрел на нее, потом погладил ее грудь. Он как будто испытывал необходимость постоянно касаться ее, словно его желание лишь временно успокоилось, но не было удовлетворено полностью.

— У тебя прекрасное тело.

Она смотрела на его сосредоточенное лицо и чувствовала, как снова учащается пульс, как отвечает тело на его ласки.

— Спасибо. Наверно это наследственное, — сказала она, пытаясь сдержать дрожь в голосе.

Его рука замерла. Аманда беззвучно выругалась. Зачем понадобилось напоминать…

Его рука снова пришла в движение. Пальцы обводили изгибы груди, трогали напрягшиеся соски.

— Знаешь, ты удивительно полногрудая для такой маленькой и хрупкой женщины. В отличие от твоей матери, если судить по той картине.

Если она действительно твоя мать… Наверняка он это имел в виду.

Аманда внутренне напряглась, однако постаралась, чтобы голос звучал спокойно:

— Да, я помню, она всегда жаловалась, что фигура у нее, как у ребенка. Когда покупала мне бюстгальтеры, все время повторяла, что у меня грудь на размер больше, чем у нее.

Уокер нежно потянул за твердый сосок. Наклонился, провел по нему языком. Эта ласка подействовала на нее невероятно возбуждающе.

Он поднял голову. Улыбнулся.

— Интересная деталь.

Он, конечно же, говорил не о груди. Аманда оттолкнула его руку. Резко поднялась, потянулась за одеждой. Он тоже сел, успокаивающим движением обнял ее за плечи.

— Ну ладно-ладно. Прости. Я не хотел.

Теперь Аманда чувствовала неловкость от сознания своей наготы, и это ей совсем не нравилось. Она высвободилась из его объятий, обхватила колени руками.

— Можешь оставить свои извинения при себе. В любом случае это не имеет значения.

— Для меня имеет. Поэтому я еще раз прошу прощения. Понимаешь, я совсем не хочу своей… подозрительностью разрушить то, что возникло между нами.

Почему-то эти слова ее нисколько не удивили. Она иронично рассмеялась:

— То, что возникло между нами? Ты имеешь в виду секс? Господи, да вы, мужчины, отбрасываете прочь любые подозрения, любые сомнения, любую рациональную мысль, как только появляется возможность переспать с женщиной.

Ее слова, казалось, позабавили его.

— Не надо говорить обо мне во множественном числе. Я не отбрасываю никакие сомнения. Верю ли я, что ты Аманда Далтон? Нет. Но теперь, как ты очень верно заметила, это не имеет никакого значения. Я хочу тебя, именно тебя, кто бы ты ни была. Если после того, что произошло за последние несколько часов, ты в этом еще не убедилась, значит, с одним из нас что-то не в порядке.

Несколько минут Аманда молчала, зная, что сейчас ей предстоит сделать нелегкий выбор. Она может взять одежду и удалиться, по возможности с достоинством. Отказаться от каких бы то ни было отношений с человеком, не доверяющим ей. Либо принять его недоверие как нечто не связанное с возникшей между ними тягой друг к другу. Не позволить этому недоверию погубить то, что обещает стать страстью, какая нечасто встречается в жизни.

— Аманда…

Она перевела дыхание.

— Я хочу, чтобы ты пообещал мне одну вещь.

Он ответил вопросом, с профессиональной осторожностью:

— Какую именно?

— Пообещай мне, что, когда мы вместе… вот так, как сейчас… ты не будешь касаться темы Аманды Далтон. Ни при каких обстоятельствах. Ни хитрых вопросов, ни намеков с целью поймать меня врасплох. Это будет запрещенная тема.

Уокер с готовностью кивнул:

— Даю слово. Но только когда мы вместе, вот так. За другое время я ручаться не могу.

— Я этого и не жду. Ну что же, это должно быть интересно.

— Здесь я с тобой полностью согласен.

Он наклонился и поцеловал ее. Аманда не знала, сердиться ей на него или на себя за то, что напряжение, вызванное гневом, так быстро сменилось напряжением совершенно иного свойства. Уже во второй раз за сегодняшнюю ночь ему удается сначала вывести ее из себя, а потом возбудить.

— Ты… невозможный. Ты просто невыносим.

Он подтолкнул ее на траву.

— И тем не менее ты хочешь меня так же, как и я тебя. Скажи, да?

Губы его поползли вниз по ее шее к груди.

— Да, черт тебя возьми!

Она задохнулась. Закрыла глаза. Волны блаженства разливались по телу. Ощущения, которые он в ней возбуждал, были столь мощными, что она бы испугалась, дай он ей малейшую возможность подумать об этом. Но он не дал ей такой возможности.

— Вот и хорошо, — прошептал Уокер, касаясь губами ее кожи. — Если бы мое желание оказалось безответным, я бы, наверное, покончил с собой.

С закрытыми глазами Аманда запустила пальцы в его густые волосы, вся отдавшись блаженному ощущению, вызванному его губами на своей груди.

— Перестань болтать, Уокер, — хрипло выговорила она.

Он замолчал.

Аманда, не вставая с земли, только чуть приподнявшись, натянула шорты. Встряхнула блузку, надела. Обнаружила, что двух пуговиц не хватает.

— Ты и дальше собираешься так обращаться с моей одеждой?

Уокер нехотя поднялся на ноги, натянул джинсы, помог ей подняться с земли. Усмехнулся.

— Не знаю, может быть. Не намеренно, как ты понимаешь. Просто она мешается.

— Ммм…

Аманда некоторое время смотрела на блузку, наконец вздохнула и завязала концы свободным узлом под грудью. Мало вероятно, что кто-нибудь встретится ей на обратном пути. Но если такое все же случится — вдруг еще кому-то захочется погулять ночью, — она по крайней мере будет выглядеть более-менее прилично и отсутствия пуговиц никто не заметит.

— Ты можешь остаться, — предложил Уокер. Она смотрела на него, пытаясь понять, что у него на уме. Интересно, при дневном свете легче было бы прочесть выражение его глаз? Необузданный любовник снова скрылся под личиной ленивого спокойствия.

— Нет, надо возвращаться. Скоро рассвет.

— И что же, когда взойдет солнце, ты должна благополучно почивать в своей постельке?

Аманда усмехнулась:

— Ну конечно. Если кто-нибудь узнает, чем я занималась всю ночь под дубом у «Козырного короля», это разрушит тот образ чистой невинной девочки, который я создала.

Она произнесла эти слова нарочито небрежным тоном. Он так же небрежно спросил:

— А почему ты так уверена, что я никому не скажу?

Действительно, почему?

— Не знаю. Может быть, потому, что ты не хочешь, чтобы это закончилось только одной ночью.

Его смех прозвучал ненатурально.

— Хороший ответ. Похоже, у тебя совсем не осталось иллюзий, Аманда.

— Очень немного.

Она отыскала в траве свои туфли.

— К твоему сведению: я вовсе не собиралась делать из этого страшную тайну. Просто думаю, что не стоит афишировать наши отношения. Я ведь все еще чужая в этих краях. За мной наблюдают, меня оценивают. Люди еще не решили, как ко мне относиться. Не хотелось бы давать им пищу для пересудов. И кроме того… насколько я помню, в маленьких городах кое-какие грехи не прощаются.

— Да, это так. А как насчет семьи? Джесса?

— Что узнают, то узнают. Понадобится — скажем.

Уокер коротко кивнул. Протянул руку, вынул травинки из ее волос.

— У тебя трава в волосах.

Наверное, не только в волосах, подумала Аманда. И наверное, любой, кто взглянет на нее достаточно внимательно, поймет, чем она занималась последние несколько часов. Губы распухли, одежда помята, не говоря уже о недостающих пуговицах. И еще она подозревала, что в своей необузданной страсти он оставил синяки на ее шее.

— Боюсь, мы были неосторожны, — пробормотал Уокер, поглаживая ее затылок.

Она употребила бы другое слово. Безумие.

— У меня цикл нерегулярный, поэтому я уже несколько лет принимаю таблетки. Что же касается остальных… опасностей… то тебе лучше кого-либо другого известно, что со здоровьем у меня все в полном порядке. Насколько я помню, моя кровь давно исследована по всем возможным параметрам. По твоему требованию.

Уокер медленно кивнул. Анализ крови был сделан в первую очередь действительно по его настоянию, как первый шаг в проверке правомерности ее претензий на имя и состояние Далтонов. Примерно год назад благодаря такому же анализу удалось разоблачить одну претендентку. У нее оказалась не та группа крови. У этой женщины, однако, группа крови именно та.

— Проверка проводилась как обычно. На известные инфекционные заболевания. Их не обнаружили. На венерические болезни. Не обнаружены. На СПИД — анализ отрицательный. — Он помолчал и, видя, что она не отвечает, добавил: — Я прошел очередное обследование несколько месяцев назад. Тебе волноваться нечего.

— Я знаю.

Уокер с любопытством взглянул на нее:

— Откуда?

Аманда улыбнулась.

— Ты осмотрительный человек, Уокер. Это единственное, что я о тебе знаю наверняка. Ты очень осмотрительный человек.

Он искоса взглянул на смятую траву, служившую им постелью. После сегодняшнего с ее суждением никак нельзя согласиться. Осмотрительный человек ни за что не стал бы иметь никаких отношений с женщиной, вызывающей недоверие и подозрение. И уж во всяком случае, мечтать о втором свидании. Он наклонился и поцеловал ее, не пытаясь скрыть от нее вспыхнувшее желание. На него это подействовало, как бензин на пламя. Он готов был снова потянуть ее на землю, снова раствориться в ней. Желание существовало как бы независимо от него, непреодолимое и неуправляемое.

Он ощущал ее губы, мягкие, теплые, не мог оторваться от нее, не мог отпустить ее от себя, не мог видеть, как она уходит.

Господи… Да кончай же валять дурака, дай ей уйти!

С огромным усилием он поднял голову и оторвался от ее рта. Услышал собственный голос, больше похожий на шепот:

— Поужинаешь со мной завтра? Вернее, уже сегодня.

Поколебавшись несколько секунд, Аманда кивнула:

— Хорошо. Джесс уезжает в Эшвилл. Меня он с собой не берет.

Уокеру послышалось что-то в ее хрипловатом голосе, отчего ему стало не по себе.

— Значит, ты будешь свободна весь день? Приезжай в город на ленч.

— А ты собираешься сегодня работать?

Он понял ее удивление.

— Летом я никогда много не сплю. В суде у меня сегодня дел нет, просто кое-какая бумажная работа. Так как насчет ленча? Я в это время буду свободен.

— Посмотрим. Вообще-то мне бы надо в город за покупками, но… Не беспокойся, я позвоню, прежде чем появиться у тебя в офисе.

Он понял, что скорее всего она не приедет, но слишком нажимать не решался.

— Ладно, договорились. Что касается ужина… Давай встретимся на полдороге, на тропе, примерно в семь.

Она взглянула на него с удивлением:

— На тропе? У тебя что, есть жаровня где-нибудь в лесу?

— Нет, но у меня есть корзинка, а моя домоправительница, она же кухарка, прекрасно готовит картофельные салаты.

Пикник. Аманда согласно кивнула:

— Хорошо. А мне тоже что-нибудь принести?

— Нет, я обо всем позабочусь сам.

— Договорились.

Поколебавшись одно мгновение, она повернулась и направилась к лесу.

Уокер понимал, что надо еще что-нибудь сказать. Но что? Если он поблагодарит ее за сегодняшний вечер, она еще швырнет в него чем-нибудь. Пожелать спокойной ночи? Просто глупо.

Кроме того, у него возникло ощущение, что, если он вообще откроет рот, дело закончится невероятной глупостью. Может быть, он станет умолять ее остаться, не покидать его.

Это тревожный сигнал. Чертовски тревожный…