За каждой докторской палаткой в 4077-м был закреплен корейский паренек, в чьи обязанности входило прибираться, следить за печкой, стирать, чистить обувь и прочие бытовые услуги. Называлась эта должность «домовод».

Само собой ясно, что в Болоте эта должность называлась «болотовод». Болотовода звали Хо-Джон. Он был высоким для корейца. Он был худ. Он был сообразителен. До войны он обучался в сеульской церковной школе. Был христианином и бегло объяснялся по-английски.

Хо-Джон был убежден в том, что на свете нет никого лучше Ястреба Пирса, Дюка Форреста, и Ловца Макинтайра. В отличие от других домоводов, Хо-Джону позволялось находиться в Болоте в его свободное время. Обитатели Болота помогали ему читать и писать по-английски, выписывали для него книжки из Штатов, и за каких-нибудь несколько месяцев дали пареньку приличное среднее образование. Ум Хо-Джона был как ловушка на медведя. Он крепко ухватывал все что попадалось на его пути. Когда доктора трепались в Болоте, он тихо сидел в углу и слушал. В особо напряженных ситуациях Обитатели Болота брали его в операционную санитаром.

Обитатели Болота были о Хо-Джоне такого же высокого мнения, как и он о них. К сожалению и вопреки стараниям подполковника Блэйка, который под давлением докторов из Болота пытался повлиять на решение Корейского правительства, на семнадцатый день рождения Хо-Джон был призван в ряды Корейской Армии. Отчаяние и несчастье заполнили Болото в день отъезда Хо-Джона. Обитатели Болота подарили ему одежду, деньги, сигареты и консервы. Ястреб лично взялся отвезти Хо-Джона в Сеул. Там они оба навестили семью Хо-Джона, живущую в грязном сарайчике на омерзительной улице. Реакция корейских родственников на щедрость американских докторов по отношению к их сыну была одновременно впечатляющей и жалкой.

Ястреб быстро ретировался. Он нашел Клуб Офицеров Военно-Воздушных сил, где долго и сердито пил, так и не добившись положительных эмоциональных результатов от крепкого военно-воздушного виски. Он думал, что больше никогда не увидит Хо-Джона. Он думал о Райско-Яблоневой Бухте, не понимая, как он мог раньше считать свое материальное положение и возможности ограниченными. По сравнению с Хо-Джоном, у него было всё.

Как оказалось, капитану Пирсу и Хо-Джону было суждено свидеться еще. Шесть недель спустя Хо-Джон вернулся к ним в форме солдата Армии Республики Корея. Форма была залита кровью, а глубоко в груди Хо-Джона сидел осколок снаряда.

В Двойном-Неразбавленном, как и в остальных мобильных госпиталях, всех раненых сначала быстро осматривали в приемном отделении, после чего наиболее серьезно пострадавших переводили в предоперационное отделение. Здесь проверялась группа крови, санитары и медсестры измеряли давление, начинали переливание, вставляли катетеры Фолея в мочевые пузыри и трубки Левина в желудки, развешивали рентгеновские снимки на проволоке у раскладушек пациентов.

Заступив на смену этим утром, Ястреб, Дюк и Ловец обнаружили, что предоперационная забита ранеными. Они обошли ряды коек, составляя план работы. Когда они подошли к последней койке, санитар отметил:

Ястреб взглянул на снимок. Глубоко в груди мальчишки застрял осколок снаряда.

Затем капитан Пирс впервые взглянул на пациента.

Ловец взглянул на мальчика.

Хо-Джон открыл глаза. Он увидел своих друзей и улыбнулся.

Дюк уже почти занялся серьезнораненым в живот, когда друзья решили сказать и ему. Все трое вышли покурить.

Угрюмая пара хирургов отправилась работать над Хо-Джоном.

Они вскрыли плевру, вставили распорку для ребер, и осушили полость груди от крови. Пульс и давление Хо-Джона держались ровно. Ловец погрузил руку вглубь туда, где малая вена кава входит в правое предсердие. Он нащупал осколок.

Ястреб попробовал найти осколок.

Рентген показал, что Ловец не ошибался. Осколок снаряда застрял в левой пульмонарной артерии. Три дня спустя Хо-Джон смог вставать, и был счастлив и горд тем, что был прооперирован двумя из трех его героев, абсолютно не догадываясь о том, как малы его шансы на выздоровление, и совершенно не беспокоясь об исходе предстоящей дополнительной операции.

Вытащить осколок из пульмонарной артерии сейчас не представляет особого труда, но немногие из хирургов в Корее были знакомы с техникой этой операции. Кардиоваскулярная хирургия была на ранней стадии развития, и такие процедуры обычно не выполнялись в палаточных условиях. Обычно пациентов с такими ранениями эвакуировали в Токио, но никто не мог серьезно подумать, что кто-либо на Дальнем Востоке в состоянии проделать такую операцию лучше, чем Ловец Джон. Подполковник Блэйк высказал было идею об эвакуации, но тут же затих, так как Ястреб посмотрел на него очень выразительно.

Угнетающая атмосфера стояла в Болоте всю неделю. Юмор иссяк. Неподобающие армии разгильдяйские выходки поутихли. Однажды вечером Ястреб пустил по кругу бутылку виски, почувствовав, что во имя повышения эффективности, им необходимо было что-то предпринять.

Ловец Джон не сказал более ни слова той ночью. Он лежал на своей койке, потягивал виски и пялился в потолок.

В то важное утро Хо-Джон уже лежал на операционном столе, выжидающе, но уверено глядя на Ужасного Джона. Ужасный Джон сказал: «Не волнуйся, Хо-Джон. Все будет хорошо».

Хо-Джон улыбнулся: «Я знаю, Капитана Блэка».

Ужасный Джон подал пентотал и кураре, и через три минуты вставил в трахею трубочку, через которую Хо-Джону предстояло дышать, пока над ним работали его друзья. После этого Хо-Джона повернули на правый бок, а Ловец Джон, с помощью Ястреба и Дюка, удалил пятое ребро. Сделав это, Ловец проник в полость плевры и без труда нашел осколок, застрявший в левой пульмонарной артерии. Вскрывая околосердечную сумку, он сделал сечения вокруг основания артерии и временно перетянул пуповинным жгутом участки выше и ниже осколка.

Работа Ястреба заключалась в наложении перетяжки выше осколка, а Дюк сделал то же самое с другой стороны. Ловец вскрыл артерию, вынул осколок, и зашил отверстие артериальным шелком.

Ему пришлось наложить еще один шов, и кровотечение прекратилось.

Обитатели Болота посмотрели друг на друга, и Ловец заявил: – Пацаны, теперь можно и расслабиться.

Остаток дня был проведен в экстремальном расслаблении, и память о нем весьма размыта в мозгах переживших случившееся, включая Хо-Джона. Хо-Джон начал вставать, и вскоре вновь приступил к обязанностям болотовода, совершенствуя попутно свой английский. Он начал терять свою привычку вешать «а» на конец чуть ли ни всех слов. Он с рвением читал все, что ему доставали Обитатели Болота.

Обитатели Болота остановились на Андроскоггинском колледже.

« Уважаемому Джеймсу Лоджу,

Декану Андроскоггинского Колледжа.

Андроскоггин, штат Мэйн.

Дорогой Доктор Лодж,

Теперь, спустя несколько лет, возможно, Вы и согласитесь прочитать мое письмо. Хотя я и припоминаю, что когда покидал Вас и направлялся в Армию в далеком 1943-м, вы не ощутили особого чувства потери. Армия США, известная своей безграничной мудростью, позволила мне получить медицинское образование, к которому я так хорошо подготовился в Андроскоггине.

Ныне я в Корее, работаю хирургом в Армейском Передвижном Госпитале. Но ближе к делу: здесь я хорошо познакомился с одним корейским парнем, которого хотел бы послать учиться в Андроскоггин. Вы отважились зачислить тогда меня. Раз Вы были на такое способны, то уверяю Вас, мой друг Хо-Джон достоин быть зачисленным в два раза быстрей меня. Он очень талантлив.

Я пишу это со всей серьезностью, на какую способен. Если вы согласитесь на это, пожалуйста, дайте знать: сколько это будет стоить, и я здесь постараюсь раздобыть средства.

Ваш бывший отличник,

Ястреб Пирс ».

Ответ пришел через три недели.

« Дорогой Ястреб,

Как я, со своей Деканской памятью, смог бы Вас забыть. В моей работе перепадает и радостей, и передряг, и с Вашей помощью я натерпелся и того и другого.

Поэтому я прекрасно понимаю, что, идя Вам навстречу, я скоро заполучу какого-нибудь неграмотного семидесятилетнего беженца из колонии прокаженных. Невзирая на то, что за последние несколько лет у Вас был шанс хоть немного повзрослеть, я не питаю никаких иллюзий.

Должен отметить, что предложенное Вами завоевывает здесь все бОльшую популярность. Если Вы считаете, что Ваш парень в состоянии выдержать нагрузку на уровне колледжа, и сможете прислать его сюда, снабдив по тысяче долларов за каждый год обучения, то мы его зачислим. Прилагаю вступительную анкету для заполнения Хо-Джоном.

С уважением,

Джеймс Лодж,

Декан, Андроскоггинский Колледж»

Вошел Даго Красный. Он принес несколько фотографий обитателей Болота, снятых прошлой зимой. В то время у Ловца Джона была борода, и он носил на голове большой сноп нечесаных волос.

Взглянув еще раз, он перекрестился и отмел такую версию.

Он присмотрелся. – Боже мой, действительно похож на Него! – согласился Ястреб и провалился в безмолвное раздумье.

Спустя некоторое время Ястреб сел на кровати, зажег сигарету и спросил: – Эй, Ловец, сколько тебе времени понадобится, чтобы снова такую же бороду отрастить?

Ловец смотрел заинтересованно.

Через две недели борода отросла, фотография была снята, и с нее сделано семь тысяч копий. Ловец Джон два дня надписывал автографы. Даго Красный был в отчаянии. Доктора были готовы к действию. Военнослужажим нравились обитатели Болота, и они с удовольствием приобретали карточки с изображением Ловца Д. Иисус-Христоса Макинтайра, по доллару за копию.

В восемь утра обитатели Болота как следует позавтракали. Грузовик был получен. Под одеялами в кузове покоился заранее заказанный у сержанта снабжения большой крест. Там же под одеялами был спрятан и полуголый, обросший бородой, длинноволосый, с шерстью на груди Ловец. При нем имелись две дюжины банок пива и термос со льдом. В кабине лежали шесть тысяч восемьсот фотографий, с автографом «Иисус Христос».

Они колесили по постам сбора трупов, фронтовым медпунктам, артиллерийским отделениям и прочим подобным местам. Подъезжая к очередному пункту, они вздергивали крест, с привязанным к нему веревками в узнаваемой позе распятия Ловцом Джоном. Ястреб рулил. Нарезав пару кругов по очередному лагерю, он останавливался. На каждой остановке Ловец закатывал в молитве глаза к небу, а местный офицер выступал из толпы и выяснял: «Что здесь происходит?!»

Торговля шла бойко. Никого не возмущало представление, до тех пор как они въехали в лагерь Миссисипских Национальных Защитников. К тому моменту, Ловец, бОльшую часть этого жаркого дня упрятаный под одеяла, употребил уже много пива. Несмотря на уже выпитое, ему было жарко и хотелось пить, когда он в очередной раз водрузился на крест. И пока Дюк всучивал фотографии желающим, Ястреб тайком дал ему потянуть пивка из холодной жести банки. Четверо Защитников, намеревающихся отколупнуть кусочки креста на сувениры, заметили это и возмутились. Возмущение передалось массам. Обитатели Болота поспешили удрать и вернулись в 4077-й подсчитать улов за день, который на радость всем измерялся тремя тысячами.

В тот вечер они решили поторопить Фортуну. Луна была яркой, что позволяло взлететь вертолету. Таким образом к делу были привлечены пилоты Воздушно-Спасательного эскадрона. Ястреб и Дюк с фотографиями в руках направлялись на джипе в условленные пункты, где было достаточное скопление служащих. Они объявляли о поступивших в продажу карточках, лично подписанных Иисусом Христом, точно рассчитывая время на восхваление товара. Как только рекламный треп заканчивался, они зажигали ослепительную фосфорную шашку, и появлялся вертолет. На висящем под вертолетом кресте распятый и подсвеченный жутковатым светом шашки, народу являлся тощий, заросший, полуголый, и к тому моменту окончательно одурманенный Ловец Джон.

Народу нравится любое добросовестное представление. Фотографии расхватывали. По возвращении на Болото в час ночи, прибыль снова была подсчитана. Они собрали шесть тысяч пятьсот долларов.

На следующий день Ястреб оформил перевод пяти тысяч долларов своему отцу – Бенджамину Франклину Пирсу Старшему, с сопроводительной запиской:

«Дорогой отец,

Высылаю эти пять тысяч для моего друга Хо-Джона, чтобы он поступил в Андроскоггинский Колледж. Пожалуйста, присматривай за ним и за деньгами, до тех пор, пока я не вернусь домой,

Пока,

Ястреб»

В течение следующего месяца Ястреб получил два письма. Первое было от его отца:

«Дорогой Ястреб,

Я внес пять тысяч долларов в Порт-Валдовскую Фондовую Компанию на счет Хо-Джона. Не понимаю, почему ты шлешь какого-то иностранца в колледж, а мне предоставляешь заботу о выручении твоих братцев из тюрьмы. Я всегда призывал тебя хорошо учиться. И, вот смотри, что получилось. Твоего брата Джо посадили за вождение в пьяном виде. С мамой все хорошо.

Твой отец,

Бенджи Пирс»

Второе письмо было от Декана Андроскоггинского Колледжа, Доктора Джеймса Лоджа.

«Дорогой Ястреб,

Мы получили анкету Хо-Джона. Его аттестат выглядит отлично, хотя и несколько необычно. Письмо, прилагаемое с анкетой, было в особенности впечатляющим, и оказало должное влияние на наше решение его принять. Мое предположение, что письмо было написано за него Вами лично, вызвало хрюканье среди сотрудников факультета Английского языка, которые Вас хорошо помнят.

Вчера грузовик полный приманки для омаров, выезжая с территории кампуса, остановился прямо перед административным зданием. Джентльмен гигантских размеров, назвавшийся Вашим папой, вылез из машины и всучил нам тысячу долларов в счет платы за обучение Хо-Джона. Мы с ним истребили пинту виски «Старый Бэнтэм», которая при нем случайно оказалась. Сегодня мне плохо, а здание воняет лодкой для ловли омаров. Невзирая на это, мы с удовольствием ждем приезда Хо-Джона.

Всегда Ваш,

Джеймс Лодж,

Декан, Андроскоггинский Колледж»

В оставшиеся деньки Хо-Джону купили билет и одежду. 20-го августа 1952-го года, он завершил свои обязанности болотовода. 10-го сентября он прибыл в Андроскоггинский колледж. Вскоре после этого Ястреб гарантировал новым членам старого своего Братства , что школьное образование Хо-Джона включало в себя приготовление мартини и игру в кости, благодаря чему Братство приняло Хо-Джона в свои ряды.

Ловец Джон Макинтайр вырос в доме расположенном рядом с одним из лучших кантри-клубов Бостона. Его родители были членами клуба, и к своим семнадцати годам среди юных игроков в гольф он был одним из лучших во всем Массачуссетсе.

Гольф не слишком повлиял на формирование личности Пирса. Миль за десять от Райско-Яблоневой Бухты было поле для гольфа, используемое отдыхающими, которые приезжали сюда летом. В периоды, когда ловля омаров и ракушек не приносила прибыли, Ястреб подрабатывал носильшиком клюшек для гольфа – кадди. Иногда он играл в гольф с такими же носильщиками, как и он. Со временем он стал чемпионом среди кадди Гольф-клуба Вавенукского Залива. Это значило, он был единственным из десяти мальчишек, в состоянии разменять девяносто очков.

Во время учебы в колледже, условия льготного приема Пирса на обучение подразумевали вовлечение его во все возможные виды спорта. Но во время медицинской практики и стажировки он играл в гольф при любом удобном случае. Вступить в клуб у него не было возможности. Даже уплатить за одноразовое использование поля было выше возможностей его кармана. В связи с этим он разработал тактику, позволявшую ему играть на некоторых открытых для публики и не особо выпендрежных гольфовых полях. Он входил в проходную такого заведения с сияющей улыбкой, развешивая направо и налево комплименты о состоянии трассы, и называл себя Джо, Дэйвом или Джеком Кой-Каковским – профи из Доувера. В восьми случаях из десяти этот треп заканчивался приглашением сыграть бесплатно. Если приходилось вступать в более детальный разговор, он прикидывался профессионалом из Доувера, Нью Хэмпшера, Массачусеттса, Нью Джерси, Англии, Огайо, Делавэра, Тенесси, или Доувер-Фокскрофта, Мэйна – смотря что казалось менее опасным.

На следующий день после Второго Пришествия Ловца Джона на военных занятиях возле Кокуры в Японии молодой рядовой армии США получил ранение в грудь осколком дефективной гранаты. Рентген показал, что произошло кровоизлияние в плевру правого легкого; возможно – кровоизлияние в околосердечную сумку, и наличие инородного металлического тела, находившегося, на взгляд докторов Кокуры, в самом сердце.

Случай осложняли два обстоятельства: 1) в округе не былогрудного хирурга, а 2) папаша раненого солдата былчленом Конгресса. Если бы не второе обстоятельство, пациента послали бы в Токийский Армейский Госпиталь, где с проблемой разобрались бы быстро и умело.

Но когда Конгрессмена оповестили о ранении сына, он тут же проконсультировался с друзьями из медицинских кругов и был направлен за советом к широко известному Бостонскому хирургу. Бостонский хирург сказал Конгрессмену, что несмотря на рекомендации Армии, человек, которому Конгрессмену полагалось доверить жизнь сына, это – доктор Джон Ф. Кс. Макинтайр, приписанный к находящемуся сейчас где-то в дебрях Кореи 4077-му Мобильному госпиталю. Уже через пару часов реактивным самолетом из Кокуры (с пересадкой на вертолет из Сеула) летели рентгеновские снимки, описание ранения и приказы срочно прибыть в Кокуру для капитана Макинтайра и любого, кого ему угодно прихватить с собой ассистентом.

Не ведая о таком развитии дел, Ловец Джон и Ястреб упражнялись на своем импровизированном гольф-поле. Как вдруг появился вертолет из Сеула. Они услышали, а затем и увидели как он подлетел, но, поскольку смена была не их, да и вертолет все равно прилетел с юга– проигнорировали его. Ловец, пока что пребывающий в своем новом образе, еще не успел побриться или постричься. Он склонился над тии готовился ударить по мячу, когда, следуя чьему-то указанию, к нему подошел пилот.

Совершенно сбитый с толку, пилот молча протянул белый конверт, в котором находились приказы и сопроводительное письмо от Генерала Хамильтона Хартингтона Хаммонда, а с ним большой коричневый пакет с рентгеновскими снимками сына конгрессмена. Ловец прочитал содержимое первого и передал Ястребу. Затем он вытянул снимок, расположил его против солнца, и они оба сунули в него свои носы.