- Чокнутые какие-то! - решил Жора Прокудин.
      - Мы тут с годик поживем, может, такими же станем, - решила напророчить Жанетка.
      - Думаешь?
      - Набирай код.
      Жора тяжко вздохнул и по памяти - а память его никогда не подводила набрал код. Запросил он немного - всего сто долларов. Для эксперимента. Снимать тысячи он вовсе не намеревался. Тысячи неминуемо спасли бы Барташевского, а именно этого Жорик сейчас хотел меньше всего. Ему хватило фотоальбомчика, каждой страничкой которого его будто бы отхлестали по роже.
      Банкомат помолчал, подумал что-то свое, электронное, и выхлестунл на экран сроку из двух слов. Деньги, как всегда показывали в рекламе перед матчем футбольной Лиги чемпионов, из щели не выплыли. Они не подчинялись рекламе.
      - Счет аннулирован, - тихим голоском перевела Жанетка.
      - Чего-чего? - не расслышал Жора Прокудин.
      Или хотел не расслышать.
      - Счет аннулирован. Получается, что денег на этом счету нет. Совсем нет.
      - Не может быть! - почернел мир вокруг Жоры Прокудина.
      Неужели Босс надул нас?
      - Он так испугался. Так не играют. Его вправду арестовали.
      - Сволочь!.. Он мог придумать и такой спектакль, чтобы избавиться от нас! Я слишком хорошо знаю Босса!
      - А зачем он тогда тащил нас через океан?
      - Чтобы бросить! Вот зачем!
      - Мог бы вообще не брать в Америку...
      - Он вышвырнул нас! Он... Ну-у, ничего... Попомню я ему его штучки! погрозил потолку аэропорта Жора Прокудин. - Сидит, небось, где-нибудь в кабаке и ухмыляется... Твар-рь!
      - Значит... Значит, мы - нищие? - обреченным голосом спросила Жанетка.
      - А вот фиг ему! - показал тому же потолку дулю Жорик и, ослабив еще в воздухе пальцы, шлепнул ими по карману брюк.
      Удар мгновенно заставил его сгорбиться. Он внимательно посмотрел на то место, по которому только что шлепнул ладонью, и кровь загудела в ушах. Кто-то злой и сильный сдавливал ему голову в висках шершавыми плотницкими ладонями.
      - По... по... порезали, - еле произнес он. - Карман порезали... Кошелька нету... Совсем нету...
      - Что ты сказал?
      - Нету... Семь тысяч долларов... Там - семь тысяч до...
      Горячечными глазами он обвел гулкий зал аэропорта, и каждый из идущих, стоящих и сидящих людей почудился ему вором. Как будто все они, белые, черные, желтые, серые, сговорившись, украли у него кошелек. Украла сама Америка.
      - Куда убежал этот... серенький?! - обернувшись к перепуганной Жанетке, спросил он. - Куда?!
      - Кажется, в ту сторону... А ты разве не видел?
      - Смотри за сумкой! - крикнул он и рванул в том же направлении. Огромная гулкая пещера аэропорта, пока он старательно бежал, дублировала все звуки под ее сводами, кроме ударов его кроссовок о плитку пола. Его будто бы и не было в Америке. Но ведь он бежал!
      Он был! Он существовал! Да, он бежал и именно этим бегом, этим бесцеремонным расталкиванием всех встречных и попутных пытался доказать, что он приехал, что он здесь, что его, наконец, обокрали.
      Трижды он останавливался и, усмиряя дыхание, озирался. Ни худого, ни серенького не было и в помине. Они будто бы по пути обрели скорость самолета и взмыли сквозь потолок аэропорта.
      Жора выбежал на улицу и поневоле чуть не сел на корточки от невиданной жары. Московское пекло по сравнению с нью-йоркским смотрелось слякотной осенью. Солнце выжгло воздух, оставив вместо него вакуум. Машины раскачивались в вакууме точно желе на тарелке. Люди тоже раскачивались. Будто водоросли на дне озера. Медленно и плавно. Но ни одной худой или серенькой водоросли не было.
      Обливаясь потом, Жора Прокудин вернулся в прохладу аэропорта, уже почти не обращая внимания на людей, добрел до Жанетки и остановился, не в силах произнести хоть слово.
      - Не нашел, - поняла она.
      Слов во рту не было. Ни одного. Жара сожгла их на улице возле аэропорта. Темя болело, словно в него, как в щель банкомата, воткнули пластиковую карту. Хотелось побыстрее вытянуть ее оттуда. Он прижал к темени ладонь, поморщился и принял решение:
      - Гадом буду, но в Москву не вернусь, пока не стану
      миллионером!.. И пока Боссу не отомщу!
      - Я хочу домой, - по-детски попросила она.
      - А у тебя где-то есть дом? - удивился он.
      - Я в Россию хочу. В Москву. Я опять сниму квартиру.
      - Поздно, - вздохнул Жора Прокудин. - Ставки уже сделаны. Выигрыша не будет.
      Семь вырезок из фотоальбомчика Барташевского означали семь статей Уголовного Кодекса. По любой из них Жора Прокудин мог спокойно получить не менее пяти лет. А может, и больше.
      - Я хочу домой, - уже чуть не плача попросила она.
      - Мы уже дома, - задумчиво ответил Жора Прокудин и взвалил сумку на плечо. - Потопали искать рай в шалаше. Наверное, в Америке так принято все начинать с нуля...