- Надо же! Коммерческий директор - и однокомнатная квартира!.. Значит, они на кухню ушли?
      - Скорее всего. Вряд ли что в прихожую. Она от него только через полчаса вышла...
      - М-да, - сжал губы Дегтярь. - На кухне трахаться как-то неудобно. Хотя некоторые любят...
      Он вспомнил белое лялечкино тело на массажном столе и больше не стал размышлять вслух.
      Картинка на экране сменилась. Камера скользнула по ряду машин, запечатлела садящуюся в одиночестве в свою "вольво" Лялечку. Барташевский даже не удосужился проводить ее до дверцы.
      "Восемьсот пятидесятая, - считал сыщик цифры с багажника. - Года четыре модели. Не новенькая. Рыков мог бы и что-нибудь попрестижнее купить".
      - Я ее потом еле нагнал, - пожаловался видеостукач. - Она бешеная какая-то. В повороты на ста кэмэ входит.
      - А что это?
      - Банк. Она к лысому приехала. Ну, помните, что был на предыдущей пленке. Там еще презентация какая-то... Вино, официанты, музыка...
      - Музыки не было, - зло пошутил Дегтярь.
      - Ну да, - сбился он. - Я еще не могу записывать звук через стекло...
      - Научишься.
      - Вы думаете?
      На секунду видеостукач изменил мнение о смене профессии. Может, и вправду стоило научиться писать звук со стекол, а уж потом... Передумал и тут же вернулся к прежним мыслям. Чем меньше знаешь и умеешь, тем спокойнее спишь.
      - А где лысый-то? - устал смотреть на стеклянные двери банка Дегтярь.
      - Я его мельком увидел. Глазами. Камеру не успел вскинуть.
      - Долго ее не было?
      - Почти час.
      - А потом?
      - Она поехала в шейп-клуб и качалась там два часа подряд...
      - Да-а, на здоровье, видно не жалуется. "Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет..."
      - Куда?
      - У тебя что было в школе по русскому?
      - Ну это... государственная оценка...
      - Три балла, что ли?
      Видеостукач скромно промолчал.
      - Давай вторую пленку, - приказал Дегтярь. - Она длинная?
      - Два сорок.
      - Сдохнуть можно! Ты смотрел?
      - Нет, - еще раз старательно покраснел видеостукач. - Это же не я снимал. Некогда.
      - Новенький работал? - поморщился Дегтярь.
      - Да.
      - Вот всегда так!
      По телефону директор сыскной конторы обещал послать самого опытного видеостукача, а на самом деле отправил очередного прыщавенького.
      - А ты у него не спрашивал? Может, он сам что-то необычное засек? зевнул Дегтярь.
      Тратить почти три часа на просмотр не хотелось.
      - Он ничего не сказал. Передал и все...
      - Ну, давай...
      Ногой придвинув к себе единственную табуретку на кухне, Дегтярь сел на нее, даже не заметив ее липкой поверхности, и уперся спиной в стену. Она уже была им нагрета и казалась единственным родным клочком во всей квартире.
      Камера, установленная на стационар в тачке с максимальным обзором двора, демонстрировала жизнь в послеобеденные часы. Из дома, где еще сутки назад жил Дегтярь и который теперь выглядел каким-то чужим и далеким, входили и выходили люди. Чаще всего почему-то с собаками. Подъезжали и отъезжали машины, прокатил ленивый велосипедист. Притащила два ящика яблок тетки с закопчеными лицами. Постояли, продали не больше пяти-шести кило и потащили свои ящики дальше. У станции метро торговок-молдаванок нещадно гоняли милиционеры, а во дворах не трогал никто. Но и выручки во дворах тоже не было. Диалектика.
      Скулы Дегтярю свело. Он громко, с хряском за ушами, зевнул и оценил пленку:
      - Ну и скучища! Прямо фильм Ингмара Бергмана. Знаешь такого?
      - Что?
      Видеостукач заснул еще быстрее Дегтяря. Хотя пленку не смотрел. Просто прислонился спиной к дверному косяку, прикрыл глаза, и странная квартира со странным бородатым сыщиком и еще более странным человеком-скелетом в зале перестала существовать.
      - Ничего ты не знаешь, дятел, - укорил его Дегтярь. - Табула раса. Чистый лист бумаги... Чаю будешь?
      - Что?.. Буду! Буду!
      Бросая скучающий взгляд на экран, Дегтярь поставил на газовую плиту закопченый чайник, зажег огонь. Из купленной еще вчера вечером пачки вынул два пакетика "липтона", опустил их в белые пластиковые стаканчики, тоже вчера купленные. В запущенной бомжевской кухне они смотрелись не хуже хрустальных.
      - Знаешь, как сделать аромат чая еще сильнее? - сквозь дрему спросил Дегтярь видеостукача.
      Тот ответил как и положено младшему по должности отвечать на вопросы старшего по должности:
      - Нет.
      - Надо сахар-песок на дно стаканчика засыпать. Рядом с пакетиком. Потом кипяток залить, - на самом деле снял он с огня чайник и тоненькой струйкой наполнил по очереди оба стакана, - хорошо помешать, чуть остудить - и кайф чистейший. Не чифир, конечно, но ведь и от чифиря пользы никакой. Только сердце молотит... Ах вот как!
      Так с горячим чайником в руке он и сел вторично на липкий стул. И
      даже не замечал веса в руке и пара, сквозь дырку в крышке
      обжигающего запястье.
      - Марченко!.. Точно - Марченко! - вслух узнал он в высоком джинсовом парне бывшего коммерческого директора.
      Он появился из-за угла и шел, совсем не озираясь. Нет, перед подъездом Дегтяря все-таки обернулся.
      - Значит, это он, - еле слышно, почти немо, одними губами проговорил сыщик.
      Обитая плохой жестью дверь подъезда скрыла Марченко. Во дворе сразу стало как-то пустынно. Камера дернулась вправо, и в экран въехала мутная кирпичная кладка. Ничего, кроме кладки, видеоглаз не хотел показывать.
      - Что случилось?! Почему так?! - выкрикнул Дегтярь.
      - Что? - вторично проснулся видеостукач.
      - Где двор?! Где картинка?!
      - Не... не знаю... Может, камеру повело... Или заснул...
      - Уволю, сволочь! Партачник!
      - Вот... Вернулось! - чуть ли не сильнее сыщика обрадовался видеостукач, хотя ему, если честно, было абсолютно все равно, появится снова двор или нет.
      - Нет!.. Его нет!.. Нигде нет!
      Чайник тяжело, будто утюг, опустился на линолеум. Не отрывая глаз от экрана, Дегтярь тер пальцами обожженное паром запястье и готов был снова схватить чайник и хряснуть им по кинескопу. Телевизор вызывал у него страх. В нем жил неотомщенный Марченко, и почему-то казалось, что перед глазами не видеозапись вчерашнего дня, а прямая трансляция, и Марченко обязательно выйдет из подъезда и кулаком погрозит в объектив. Но он так и не вышел. Пленка подержала двор еще минут пять и оборвалась.
      - А больше он не снимал? - разочарованно, с тревогой спросил Дегтярь.
      - Нет, - неохотно ответил видеостукач.
      Глоток душистого чая на секунду вернул равновесие в душу сыщика. Кипяток обжигал пальцы сквозь тоненький пластик, но Дегтярь не ощущал его. Он был все еще во дворе, все еще у своего подъезда. Марченко так и не появился из него. И хотя он хорошо понимал, что бывший коммерческий директор все-таки вышел, он ощущал его только в одном месте - за обитой плохой жестью дверью.
      - Значит, он нашел меня, - вслух подумал он. - Значит, это он рванул "жигуль"...
      Он только сейчас понял, что не заметил черного пятна на асфальте, оставшегося от сгоревшей машины. Кто-то уже успел припарковать на это место свою колымагу. И двор забыл о погибшем "жигуле" и погибшем парне внутри него. На второй же день. И точно так же забудут о Дегтяре, если его убьет Марченко.
      Или уже забыли?
      Сыщик посмотрел на видеодвойку, бережно опускаемую в коробок видеостукачом, На исчезающие в его холщовой сумке кассеты и сразу понял, что нужно делать. Примерно то же, что сделали с видеодвойкой и кассетами, попасть вовнутрь того, где его как раз и ждут.
      Глава пятьдесят восьмая
      КАРАКУРТЫ ЖАЛЯТ ПО НОЧАМ
      - Я то нажал, та-арищ майор? - прохрипела рация.
      - Молодец! И вправду обрадовался Дегтярь. - Меня слышишь?
      - Ага... Хорошо слышу... Токо хрустит немного. Как в плохом телефоне, - ответил Каракурт.
      - Ты в квартире?
      - Ага.
      - Шел по лестнице? Как я просил?
      - Ага.
      - Да что ты как осел: "Ага-ага!" Ты другие слова знаешь?
      Рация обиженно замолчала. Из взятого из сыскной конторы раздолбанного древнего "BMW" Дегтярь изучал занавески на окне своей кухни. Ему почему-то казалось, что Каракурт сидит сейчас именно на кухне и ждет окончания сеанса, чтобы сразу наброситься на печенье в вазончике. Сыщик не знал, что бывший чемпион страны по каратэ-до не выносит ничего мучного, а в данный отрезок времени находится не на кухне, а в ванной и, проглотив таблетку, тут же впился губами в уточку крана и пытается высосать всю воду города-героя Москвы.
      - Ты, пока шел по лестнице, ничего необычного не заметил? - не отрывая взгляда от занавески, спросил Дегтярь.
      - Ап-п... Хап-п, - еле отдышался Каракурт. - По... подъезд?.. А что?.. Нормальный подъезд. У нас в сто раз грязнее. Даже надписей на стенах почти нет...
      - Людей встречал кого-нибудь?
      - Нет. Ни одной души. Поднялся, как учили. Открыл... ну, и вот тут я...
      - Ладно. Жди меня. Только к окнам не подходи. Запомнил?
      - А что тут запоминать!.. Можно я телек врублю. Сто лет уже не смотрел...
      - Сейчас нельзя. Попозже. Просто посиди в комнате...
      Бросив рацию в холщовую сумку, Дегтярь ощутил легкое презрение к
      самому себе. Он никогда не ходил в магазин с такими сумками. В ней
      было что-то плебейское. Можно сказать, рабское. Мужик с такой
      сумкой - это подстилка под ногами у жены. Дегтярь в подобной роли
      никогда не был. Впрочем, и в роли приманки он тоже не был. Даже в лейтенантской юности, когда приходилось работать на подхвате в опергруппах.
      - Господи, благослови! - взмолился атеист Дегтярь и выбрался из машины.
      Отогнать ее в сыскную контору должен был уже другой человек.
      Размахивая сумкой, он обошел стоянку автомобилей, под молотящее в висках сердце сделал семьдесят пять шагов - почти половину пути к двери подъезда - и, наклонившись, принялся завязывать вовсе не развязавшийся шнурок. Кровь прилила к голове, и он на время оглох. Но он ничего и не хотел услышать. Самым страшным сейчас мог стать выстрел, но Дегтярь мало верил в то, что Марченко - хороший стрелок. Он, конечно, мог нанять и снайпера. Но если бы нанял, то не шлялся бы сам по его двору.
      Сыщик разогнулся и с удивлением обнаружил, что слух вернулся, а глаза стали видеть хуже. Словно страх был жидкостью и по очереди переливался по голове. В глазах посветлело, и Дегтярь с ухмылкой подумал, куда же теперь делся страх. Не в затылок ли?
      Что-то уж больно там потяжелело.
      После дождя, хлеставшего все утро, двор напоминал парилку. Казалось, что под ногами не асфальт, а болотная корка. И парит из-под нее так, что отваливается затылок и пот можно собирать в тюбики и продавать как клей.
      - "Дошел", - удивился сыщик тому, что все-таки взялся за ручку двери подъезда и ничего не произошло. Небо не рухнуло на город и все так же нудно ныла в чьем-то радиоприемнике певичка, а тень под козырьком подъезда пахла мокрыми половыми тряпками.
      Не став повторять путь Каракурта, он поднялся на свой этаж на лифте. Захлопнул за спиной дверь квартиры и облегчения не ощутил. Ни в душе, ни на теле. Московский полдень, не встретив сопротивления, волнами втекал через разбитое окно кухни в квартиру.
      - Ты где? - спросил он Каракурта.
      - В комнате. Как сказали. Там это... на кухне у вас стекло разбито... Осколки...
      - Знаю.
      При его появлении Каракурт по-солдатски резво вскочил с дивана. У него опять были расширенные зрачки и оттого чудилось, что само появление Дегтяря вызвало у него удивление.
      - Опять? - посерел лицом сыщик.
      - Что?
      - Опять укололся? Где шприц?
      - Никоим разом, гражданин начальник! - протянул для досмотра обе руки Каракурт.
      Только в самый мощный микроскоп на их венах можно было бы отыскать свежий укол. До того там все наслоилось друг на друга: красно-синие точки на сине-красные гематомы, а сине-красные гематомы на красно-синие точки.
      - Я же просил! - швырнул сыщик сумку с рацией на диван. - Ты должен быть в полной форме! А ты...
      - А я и так в форме. Хотите одним ударом дверь вот в этом шкафу развалю? Хотите?
      - Не надо.
      Дверь была резная, с накладками из трехслойной фанеры. Дверь смотрелась дороже, чем кулаки Каракурта.
      - А что я у вас делать буду? - поинтересовался бывший чемпион страны по каратэ-до.
      - Жить.
      - Серьезно?
      - Более чем.
      - Вместе с вами?
      - Нет... Я буду жить у тебя, - раздраженно сказал Дегтярь и, плечом задев Каракурта, прошел к окну.
      - Это как обмен фатерами?
      - Примерно... На пару дней, - изучая двор через щель между шторами, недовольно ответил Дегтярь.
      - А что я здесь буду делать?
      - Жить, родной мой, жить... И быть в готовности...
      - То есть?
      - Эту квартиру прийдут грабить, - сходу придумал сыщик.
      - Серьезно?
      К расширенным зрачкам Каракурта в обрамление добавились округлившиеся глаза. Они делали его почти киношным красавцем. Даже
      худоба - резко очерченные верхние скулы и провалившиеся щеки - ничего не портила. Наоборот, придавала антураж пресыщенности, утомленности от жизни, чем всегда отличались матерые любовники, самые популярные у женской части человечества киногерои.
      Раздернув шторы, Дегтярь вышел на балкон, постоял на нем, цепко держась за перила и самому себе оттого напоминая капитана пиратского корабля на ходовом мостике. Его лицо было стопроцентным эквивалентом скуки. Тот, кто взглянул бы на него сейчас, никогда не подумал бы, что именно в этот момент глаза сыщика лихорадочно ищут в окнах домов напротив, в стеклах припаркованных машин, в ветвях деревьев хоть что-то подозрительное.
      - Ну ладно, - сдался Дегтярь и вернулся в зал.
      Каракурт вновь встал. До этого он сидел и смотрел в черный экран телевизора на свое изображение. Получилось похоже, как будто это именно его показывают по первому каналу, хотя его еще ни разу в жизни не показывали по телевизору. Даже когда он стал чемпионом страны по каратэ-до.
      - Значит, так, - обернулся к окну Дегтярь. - Шторы до вечера не задергивай. Запомнил?
      - Да, - чуть не сказал "Ага" Каракурт.
      - Начнет темнеть - зажжешь свет. Запомнил?
      - Ну а как же иначе!.. Когда темно, свет - первое дело...
      - Телевизор можешь смотреть, но без звука. Ты немые фильмы когда-нибудь видел?
      - А как же! Чарли Чаплин... Бастер Китон...
      - Значит, не впервой... На телефонные звонки не отвечай.
      - Вообще?
      - Я что, не ясно сказал?! - показал острые белые зубы сыщик.
      - Ну все, врубился... Зазвонит - не подхожу...
      - Около полуночи выключишь свет. Но спать нельзя.
      - А если...
      - Никаких если! Нельзя - и точка!.. Ночью квартиру прийдут грабить. Ты должен ему...
      - Вы же сказали - "прийдут"... Так он один будет или...
      - Один. Не перебивай! Прийдет один. Скорее всего, он вскроет дверь. Твоя задача состоит в том, чтобы задержать его... А если... Если окажет сопротивление, можешь его убить...
      Бледное лицо Каракурта стало малиновым. Еще ни разу сыщик не видел, чтобы в наркомане с подобным стажем сохранилось столько крови.
      - Чего ты испугался?.. На тебе уже есть один труп. Или напомнить органам, чтоб взялись за пересмотр дела?
      - Не... не надо, - еле слышно ответил Каракурт.
      - Ну и молодец! А теперь держи орудие самозащиты...
      Из холщовой сумки Дегтярь выудил пластиковую рукоятку ножа, нажатием кнопки выщелкнул лезвие, внимательно изучил мелкие острые зубчики с одной стороны заточки и протянул финку Каракурту.
      - Можешь лезвие назад не загонять. Так стремнее...
      - Я... ясно...
      - Задачу еще раз повторить?
      - Да чего уж тут!.. А это... обязательно его нужно того...насмерть?
      - Сам увидишь. Скорее всего, будет как у гладиаторов. Либо ты его, либо он тебя.
      Каракурт ничего больше не спрашивал. Ему очень хотелось пырнуть ножом сыщика и убежать из его странной квартиры с выбитым на кухне окном. И если бы Дегтярь остался еще на пару минут, он бы точно его пырнул, но хозяин квартиры как-то резко, будто солдат на плацу, развернулся кругом и бросился к двери.
      В тот момент, когда сыщик сравнивал Каракурта с гладиатором, перед глазами возникла Лялечка с наушниками, так странно, так необычно надетыми наушниками, делавшими ее в чем-то похожей на
      хоккеиста. У тех тоже что-то висит у подбородка. И тут же, будто под вспышку фотокамеры, высветилась улица с длинным рядом припаркованных машин, высветилась Лялечка, уже без наушников и почему-то очень недовольная, ее холеная ручка, открывающая дверцу "вольво", и высветилось еще то новое, что он не заметил в дреме на кухне во время просмотра. Это новое было столь важно, что сыщик ощутил какое-то детское нетерпение. Он должен был как можно быстрее вновь увидеть съемку прыщавого видеостукача. Если вспышечное озарение не обмануло его, то все менялось. И менялось очень круто. Он подбежал к двери и, совершенно забыв, что он ее хотел понюхать, в запале крикнул:
      - К окнам не подходи! Я уйду через крышу!
      Глава пятьдесят девятая
      А ПОУТРУ ОНИ ПРОСНУЛИСЬ...
      Они проснулись одновременно. Все трое.
      Солнце затопило своей липкой желтой жидкостью полкомнаты, и Жора Прокудин почти безошибочно определил: час дня. Титановый "Citizen", лежащий возле уха на посеревшей наволочке, уточнил: двенадцать минут второго.
      - Может, это был сон? - первой подала голос Жанетка.
      Голова Топора с припухшей нижней губой лежала у нее на плече, а сам Топор выглядел большим злым ребенком, забравшимся в постель к маме. Казалось, что если бы она его пожалела, он бы перестал быть злым. Но у Жанетки не хватило на это сил.
      Заснули они тоже одновременно. Правда, не сразу, как ввалились в квартиру Жоры Прокудина. А после почти часового молчания и распитой бутылки отечественной "Смирновской".
      - Так сон или не сон? - еще раз поинтересовалась она.
      - Вот это обули так обули, - в точности повторил свою последнюю фразу в лесу Топор.
      Голова Жоры Прокудина поневоле приподнялась. До боли в шее он напряг мышцы, чтобы рассмотреть лицо друга, словно оно должно было оказаться каким-то необычным. Топор впервые в жизни запомнил фразу с первого раза. А может, и не с первого? Жора не помнил уже очень многого из прошедшей ночи и еще меньше - из утра. Только вспышки, вспышки, вспышки. А в промоинах между ними - лицо курчавого очкарика за зеленых бумажках.
      - Вот это обули так обу...
      - Толян, не ной! - отвернулся Прокудин к стене. Мебели в его квартире было еще меньше, чем у Жанетки. Топор по сравнению с ними выглядел миллионером. Он не стал жадничать и снял квартиру с мебелью. Но Босс приказал, как любил говорить Топор, вполне однозначно: всем - на квартиру к Жоре Прокудину. И они выполнили приказ, предварительно припарковав фургон с Бенедиктиновым к моргу Введенского кладбища.
      По приказам вообще легко жить. Можно лишь изредка огрызаться, делать вид, что тебе не нравится подчинение. Но на самом деле подчиняться все-таки легче, чем командовать. Просто те, кто стал по жизни командирами, забыли об этом.
      - Чего у тебя на кухне полы такие липкие? - спросила Жанетка только ради того, чтобы спросить.
      А точнее - не вспоминать о ночи.
      - Чего?.. А-а, это у меня чего-то с пивом было... Банка, что ли, взорвалась...
      - А такое бывает? - удивился Топор.
      - А почему бы и нет! Защитил банку Жора Прокудин.
      - Надо же! Пиво - и такое липкое! - возмутилась Жанетка. - Хуже, чем фанта или там пепси...
      - Оно и должно быть липким, - пояснил Жора. - Его раньше знаешь как на качество проверяли? На любом пивовареном заводе в Европе был мужик, вся работа которого состояла в том, что он периодически одевал кожаные штаны и садился на скамью. А на скамью разливали свежее пиво. Если после нескольких минут сидячки штаны намертво прилипали, значит, пиво классное. Можно в продажу пускать.
      - Врешь ты все, - тихо не согласилась Жанетка.
      - Я - вру? - привстал он на локте. - Да на этом месте мне провалиться, если я вру! Разве я когда треплюсь?!
      - А с "бабками"?
      - Какими "бабками"?
      - Какими - какими, - перекривила она его. - А два арбуза кто придумал?
      Призрак страшной ночи опять вернулся. Как ни гнали, как ни пытались его забыть дурацкой болтовней о пиве, а все равно вернулся. Сел рядом с ними и обрадованно вздохнул. Или это Жора Прокудин вздохнул?
      Тоска. Дикая тоска. Два миллиарда долларов превратились в бесполезные мавродики. Хрустальные замки рассыпались, а на их месте осталась чужая необустроенная планета. Весь мир - театр. Почему же им достались самые плохие роли? У них же была заявка на роли миллиардеров. Про других Жора не мог точно сказать, а от него заявка имелась.
      - Надо было деда того... Проговорится, - прохрипел Топор в пахучую подмышку Жанетки. - Точно - застучит...
      - Я с ним воспитательную работу провел, - огрызнулся Прокудин. - А потом это... Босс сказал, скоро вылетаем. После нас - хоть потоп...
      - А если Босс про наш налет узнает?
      - Не гони! Он - Босс, а не Бог. Все знать не может.
      - Хорошо бы, - вздохнул Топор.
      - Сегодня, кажись, суббота? - повернул голову к часам, сиротливо лежащим на подушке, Жора Прокудин.
      - Ну, если вчера была Пятница, то сегодня по идее должна быть Суббота...
      - Может, сходим на стройку капитализма?
      - Это куда?
      - А на толчок какой-нибудь... В Лужу или там в Коньково...
      - Думаешь, тебя по фэйсу еще не ищут? - с ненавистью спросила Жанетка.
      Жора хорошо представлял, что на ближайшие дни, а может, и недели Жанетка и Топор будут вытирать о него ноги. В какой-то мере он смирился с этим еще на поляне, когда Топор, грубо оттолкнув его, сел за руль. Но он не мог предположить, что это окажется столь болезненно. Наверное, нужно было поговорить с ними начистоту, покаяться, наконец, пустив скупую мужскую слезу. А душа не разрешала. Не та у него, видно, была душа, чтоб ощущать себя ущербно.
      - Звонят, - объявил Топор и сел. - В дверь, что ли?
      - Нет. Это телефон у меня так орет, - ответил Жора Прокудин и тоже сел.
      - Раз твой - ты и снимай, - не убавляя ненависти в голосе, потребовала Жанетка.
      Жора ощутил мурашки по коже. Об него будто бы в действительности вытерли ноги. Он посмотрел на синий лак на ровненьких ногтиках жанеткиных ног, со старческим кряхтением поднялся и зашлепал на кухню.
      - Вот зараза! - забыв о пиве, все-таки прилип он подошвами к линолеуму. - Это же не кожаные штаны!
      - Как ночь прошла? - безо всяких здорований оглушил вопросом из трубки Босс.
      - Ны... нормально.
      - А чего заикаешься?
      - Со сна... Голова того...
      - У твоего дома ничего подозрительного не заметили?
      - Вроде нет.
      У Жоры до сих пор вообще не было ощущения, что они переехали с жанеткиной квартиры в его временное лежбище. Он просто существовал где-то в пространстве, а где - это ему было совершенно все равно. Хоть в Гренландии. Правда, в Гренландии не пекло бы так по щеке и плечу солнце и не отклеивались со звуком поцелуя подошвы босых ног от линолеума.
      - Позови Топора.
      - А-а... Сейчас.
      Сжав микрофон в кулак, он крикнул в комнату:
      - Толян, тебя... Босс...
      Хотел обозвать его Топором, но предчувствие, что кличкой оскорбится не он, а Жанетка, заставило его вспомнить имя дружка.
      - Меня? - пришел опухший со сна Топор.
      Свернутый в дугу нос смотрелся в обрамлении рыжеватой щетины чем-то похожим на сардельку, обложенную по кругу гречкой. В животе у Жоры Прокудина завыл голод. Завыл громко, заунывно, и он резким движением протянул трубку, словно голод выл только у того, кто ее держал.
      - Але... Слушаю, - сгорбившись. Промямлил Топор.
      - Сто лет тебя не видел, - с неожиданной мягкостью поприветствовал его Босс.
      Топор ссутулился еще сильнее. Лопатки торчали тесаками, которые никак не могли разорвать кожу.
      - Мне нужна твоя помощь, - с отеческой лаской в голосе продолжил Босс. - Очень нужна. Ты в хорошей форме?
      - Да ничего вроде...
      - Правый нижний еще получается?
      - По... получается, - вспомнил Топор падающего на стену дома мужика с карабином. Или без карабина.
      Важнее было, что падающий. Устоявший бы вызывал раздражение и изжогу.
      - Короче, дело такое... Побрейся, приведи себя в порядок и подъезжай на станцию метро "Маяковская". Поедешь на поезде. Машину не бери...
      - А у меня ее и так нету.
      - Продал?
      - Продал.
      - Деньги заначил?
      Топор скосил глаза на изучающего свои клеевые пятки Жору Прокудина и потому ответил не подробно:
      - Однозначно.
      Деньги, переведенные в доллары, лежали на счету в банке. На всякий случай. Топор верил Боссу, но не верил в Нью-Йорк. Точнее, в счастье в Нью-Йорке.
      - Моя машина будет стоять у ресторана "Пекин". Модель помнишь?
      - "Вольво"?.. "Девятьсот шестидесятая"?
      - Молодец. Хорошая память. Тебе бы в театре играть...
      Топор не знал, что отвечать. Потому что не знал, зачем ему нужно играть в театре. Театр, балет и оперу он не переваривал одинаково сильно. Он вообще считал, что их придумали бездельники, чтобы выдуривать у людей денежки, а из себя корчить гениев. Хотя какие могут быть гении из притворщиков! Если уж брать по-крупному, то настоящий артист - это Жора Прокудин. Всю жизнь притворяется, а все ему верят.
      - Время встречи - двадцать два сорок, - произнес Босс. - Запомнил?
      Он всегда назначал рандеву так сложно. Как будто вообще не знал, что есть часы без минут.
      - Однозначно. Запомнил. А что делать-то надо?
      - В машине объясню.
      Топор опустил жалобно запикавшую трубку на рычажки и сморщил лоб. Он хотел обдумать звонок, но мыслей никаких не было. Голова упорно не хотела трудиться. Она считала это ниже своего достоинства.
      - Чего он? - спросил так и не ушедший во все время разговора с кухни Жора Прокудин.
      - Встречу назначил.
      - Тебе одному?
      - Да.
      - Чего это он?
      - Откуда я знаю! У Босса одна башка, у меня другая...
      - Вот это точно!
      Пятерней Топор провел по костистой груди. Внутри чего-то щемило,
      будто хотела вылететь из горлышка пробка и не могла.
      - Хреново все, - согласился Жора с жестом Топора. - Развеяться
      надо...
      - А как?
      - Да хоть как!
      Глава шестидесятая
      ТРУДНО БЫТЬ РОБИН ГУДОМ
      Жребий выпал на Коньково. На трех бумажках Жора Прокудин написал "Лужа", "Петровско-Разумовский" и "Коньково". Топор потянул не совсем ту, какую хотел. Лужа была все-таки ближе. Да, если честно, Топор и не хотел никаких рынков. Ему хотелось напиться до потери пульса и забыть обо всем. Включая встречу с Боссом. Но и сидеть на одном месте, тем более втроем, он не хотел. Что-то было жуткое в их компании. Некий черный фантом смерчем носящийся по квартире, вбирал в себя все плохое, что знал каждый из них о прошедшей ночи, а теперь добирал о том плохом, что было в их жизни до этой ночи. Он на глазах разбухал, чернел, и все трое ощущали жгучее желание разбежаться в разные стороны и оставить фантом наедине с ободранными обоями и липким полом на кухне. И они разбежались. Жанетка поехала в универмаг за тряпками, потому что именно в смене одежды видела спасение. Топор и Жора Прокудин поехали на "жигуле" последнего в "Коньково.
      - А чего мы там будем делать? - примерно на середине пути спросил Топор.
      - Бомбить, - первое, что взбрело в голову, ответил Жора.
      Плана-то никакого не было. Человек вообще мало что делает по плану. Даже если ему кажется, что он делает именно это по плану.
      Просто сказал спросонья Прокудин, что неплохо бы съездить на
      рынок, и они поехали. Сказал бы, что надо в Реутово, и Топор
      поехал бы с ним в Реутово, хотя никто из них там не был и ни
      одного знакомого не имел.
      - А кого бомбить? - посмотрел он на выбритую до синевы правую щеку Жоры. - Торговцев?
      - Кого? - подумал Прокудин и как бы между прочим сказал: - А, к
      примеру, цыганок...
      - А с чего ты взял, что они там есть?
      - Толян, ты в Москве не первый год живешь, а еще до сих пор не понял, что здесь все по схеме. Больше всего цыганок у вокзалов. Особенно киевского и Павелецкого. Но там у них стая. И в Луже - стая. А в том же Конькове они пашут парами. По карманам и сумкам. Там их легче всего бомбить.
      - А если их там нет?
      - Дурак ты, Топор, - вполне искренне возмутился Жора Прокудин.
      - Цыганам тоже жить нужно. А выходных дня только два. В будни они
      не пашут по рынкам. Слишком просторно.
      - Откуда ты все это знаешь?
      - Газеты читать надо...
      Дальше до самого Коньково они мрачно молчали. Жора Прокудин думал, что дурак все-таки не Топор, а он сам, и никаких цыганок на рынке не будет и в помине, и вообще непонятно зачем он придумал этот выезд. А его сосед по машине очень хотел на ходу выпрыгнуть. Если бы голова попала в столб, то он погиб бы сразу, без мук, и тогда ему не пришлось бы тащиться ночью на метро к Боссу. И он бы, наверное, выпрыгнул, если бы Жора не вывернул в левый ряд, и столбы, будто испугавшись мыслей Топора, отдалились на безопасное расстояние.
      На стоянке у рынка Прокудин оставил дружка в одиночестве с мыслями о столбах. Вернулся через полчаса, ударил ладонями по баранке и объявил:
      - Представляешь, есть цыганки!
      - И что? - не мог понять Топор, какое отношение к столбам имеют цыганки.
      - Пошли бомбить!
      - Я не хочу, - напыжился Топор.
      - Да никого бить не надо! - улыбнулся Жора Прокудин. - Мы у них
      "бабки" отберем. Как будто мы менты...
      - Не хочу, - уперся он ногами в пол. - Не хочу - и все...
      - Пошли. Хоть развлечемся. А то этот мужик с финкой в сердце до сих пор перед глазами стоит...
      На глаза Топору опять попался столб. Он никуда не несся и выручить его не мог.
      - Не хочешь? Тогда я сам пойду, - щелкнул дверцей Жора.