Игорь Христофоров
      Воровские гонки
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      Глава первая
      МИЛЛИОНЫ ПАХНУТ КРОВЬЮ
      Торопливые выстрелы вспороли полумрак душного летнего вечера.
      Не оборачиваясь, Жора Прокудин упал на утрамбованную, насквозь пропитанную маслами и бензином землю. Голову распирал страх. Хотелось слиться в одно целое с "жигуленком", у вонючих колес которого он собственно и лежал, стать частью его металла, краски, шин.
      А выстрелы все дырявили и дырявили полумрак. Словно кто гвозди вбивал.
      Жора Прокудин разжал заболевшие, занывшие глаза и только теперь понял, что не слышит свиста пуль. Стреляли явно не по нему. И как только он это заметил, стало до тошноты тихо. И еще страшнее, чем во время стрельбы.
      - Кранты! Линяем! - вскрикнули метрах в ста от него, и каждое из этих слов почему-то напоминало выстрел.
      Взвизгнули шины, но страх заставил Жору Прокудина поверить не в то, что киллеры уезжают, а в то, что они наконец-то поняли, где именно он лежит и ринулись к нему. Этот же страх заставил его вскочить и сжаться в поклоне за капотом.
      Перед глазами, ослепшими от ужаса и ожидания, быстро-быстро уменьшаясь, растворялся в сумерках багажник без эмблемы. Сжимающие его с двух сторон бурые ворота гаражей наконец-то раздавили багажник, и он исчез. Хотя, конечно, раздавить его они не могли. Просто машина свернула в ближайший же проулок гаражного кооператива "Мечта", и уже через считанные секунды Жора Прокудин перестал верить в стрельбу. Ни бегущих сюда свидетелей, ни милиции не было, и ощущение, что на самом деле ничего не произошло, стало совсем навязчивым. Если бы не одно но... Если бы не "жигули" шестой модели с включенным освещением в салоне. Они стояли поперек гаражной улицы и красный габарит поворота испуганно мигал.
      Жора Прокудин на постепенно оживающих ногах прошаркал к "жигуленку", заглянул в салон и снова ощутил страх у кадыка. Он стоял неудобным глотком и мешал говорить. Хотя Жора Прокудин и не знал, что нужно говорить в таких ситуациях.
      В машине на двух передних сиденьях лежал небольшой парень
      с бумажным лицом. Плотные пятна крови делали его белую рубашку красно-черной. Пальцы левой руки цепко держались за баранку. Казалось, он все еще хотел повернуть, чтобы спастись от киллеров, хотя на узкой гаражной улице некуда было поворачивать.
      - Тру-уп, - врастяжку протянул Жора Прокудин и только теперь понял, что стал единственным свидетелем убийства.
      Он распрямился, осмотрел все еще пустынную гаражную улицу, уже погрузившуюся в ночную тьму, и вслух приказал себе:
      - Идиот, сматывайся! Если...
      - А-а-а, - прервал его тихий стон.
      - Если... Ты это... того? - вновь согнувшись, всмотрелся он в бумажное лицо парня.
      - А-а-а... Па-а-а...
      - Ты... это?
      - С... спа-а-си-и, - все-таки смогли синие губы парня сложить буквы в слово.
      - А если... это...
      - Н-на, - сбросил парень пальцы с баранки, провел ими,
      размазывая кровь, по приборному щитку и все-таки открыл
      "бардачок".
      Из него цветной стружкой сыпанули сложенные купюры. Одна из них упала перед глазами парня прямо на сиденье. Он мутно, умоляюще посмотрел на нули, густо пляшущие на банкноте, и попросил их:
      - Спа-а... си-и... Я-а...
      Жора Прокудин отшатнулся. Синие губы парня сразу исчезли. Не стало и его бумажного лица и пестрой рубахи. Опять вокруг лежала ночь, и только внизу, на уровне живота существовало пятно света.
      "Пора линять", - почти что словами киллеров подумал он. Парень в салоне явно агонизировал, а становиться свидетелем было не в правилах Жоры Прокудина.
      - Спа-а-а, - уже чуть громче простонало светлое пятно у живота. Ми... ли... лимил... лионы ба... баксов по...по...
      - Что? - заставили цифры в третий раз согнуться Жору Прокудина.
      - Я-а.. я-а на-ашо-ол...
      - Что нашел? - наполовину сунул голову в салон Жора Прокудин.
      - Де... деньги-и ба... ба-анка... "Ча-а-га"... Спа-а... си-и... ме... Де... де... попол... лам... Мил... лионы до... долла-а...
      - Ты - банкир? - уже по шею погрузил голову в салон Жора Прокудин.
      - Не-е, - еле заметно пошевелил головой парень.
      - Не банкир?.. А-а! Из потерпевших? Из вкладчиков?
      Голова качнулась еще чуть-чуть. Банкнота в пятьсот тысяч упала с сиденья в лужу крови и сразу слилась с ней. Казалось, что банкнота тоже вытекла из парня.
      - А кто же ты? - недоумевал Жора Прокудин.
      - Сы... сы...
      - А-а!.. Сын банкира?
      - Не-ет... Я - сыщ... сыщ... сыщ...
      - А-а!.. Сыщик?!
      Парень облегченно закрыл глаза. Теперь он стал мертвее мертвого.
      - Мне... пло-о... хо-о... - сопротивляясь приходу смерти, прошептал он.
      Распрямившись, Жора Прокудин бросил тревожный взгляд в темноту. Теперь он уже не хотел убегать. Но еще сильнее он не хотел, чтобы кто-то еще появился у гаражей, и когда из-за угла выплыли два едких желтых автомобильных глаза, он торопливо обежал "жигули", открыл дверцу и перетащил еще громче застонавшего парня на место пассажира.
      - Е... если, - его же словом простонал парень и попытался поднять руку.
      - Молчи! - приказал Жора Прокудин и мягко защелкнул дверцу у бока парня. - Ты и так тово... много крови...
      - Е... е... за... запис-с... книж-ж, - еле выдавил парень и потерял сознание, когда Жора Прокудин вбил себя на залитое кровью сиденье водителя.
      Глава вторая
      НУЛЕВОЙ ВАРИАНТ
      По широкому проходу между прилавками супермаркета катил тележку огромный рыжий мужик в синем костюме при красном галстуке на брюхе и недовольно гудел:
      - Понастроили крысиных нор! Не могли прилавки раздвинуть! Теснотища! Тут только карликам шляться!
      - А ты не торопись, Платоныч, - вяло посоветовал ему аккуратно, ровненько катящий следом за ним свою тележку мужчина.
      Он был почти одного роста с рыжим, но в два раза худее, щуплее и интеллигентнее. На его зачесанных наверх иссиня-черных волосах, на гладко выбритой коже щек, на высоком, с двумя умными морщинами, лбу ощущалось прикосновение если уж не дипломатического образования, то финансового точно.
      - Ко-озлы! - уперся в очередной раз в стеллаж рыжий. - Понагородили!.. О-о, я как раз хотел пойло взять!
      Его лапищи, густо облепленные рыжими волосами, сбросили поверх вакуумных упаковок балыка, карбоната, семги, поверх коробок с пиццей, фаршированными куриными грудками, креветками, сыром, поверх бананов, груш и помидоров три поллитровки исландской водки и две бутылки виски "Блю лейбл".
      - Чертова жена! - огрызнулся он. - Не может сама сюда зарулить! Одни шейпинги с соляриями на уме!
      - У тебя милая жена, - опять не согласился черноволосый.
      - Правда?
      Рыжий обернулся. Капли пота на его пористом носу смотрелись странно в арктическом, выстуженном кондиционерами воздухе супермаркета.
      - Приятная женщина, - уже с меньшей уверенностью ответил черноволосый.
      - Стерва она! - грохнул на весь супермаркет рыжий. - За то и люблю, что стерва!
      - У нас переговоры через полчаса, - напомнил черноволосый.
      В его тележке сиротливо на самом донышке лежала пачка чипсов.
      - Думаешь, они клюнут? - сразу забыл и о жене, и о полках супермаркета рыжий.
      - Обязательно.
      - Ну, тогда они круглые дураки.
      - А квадратных и не бывает. Они все - круглые.
      Глотка рыжего разорвалась в диком смехе. Казалось, что от звука его голоса звенят, раскачиваясь на полках, бутылки пива, виски и прочей жидкости, обогащенной градусом.
      - Пошли, Платоныч, - остановил его смех черноволосый. - Нам еще ехать. Сам знаешь - заторы...
      - Затор - не запор. Пережить можно...
      Под испуганным взглядом продавщиц и охранника, вылетевших на его смех в дальнем конце зала, он пинками дотолкал тележку до кассы и швырнул на терминал у кассы кредитную карточку.
      Девушка со строгим лицом воспитателя детской комнаты милиции грациозно взяла отливающую золотом карточку, вонзила ее в щель терминала и рывком провела сверху вниз.
      - Нет подтверждения, - голосом робота ответила она и протянула карточку назад.
      - Чего нет?! - не понял рыжий.
      - Нет подтверждения.
      - Что значит нет?!
      - Одно из двух: или что-то на линии с вашим банком или на вашем счету нет денег.
      Ее красивое бледное лицо осталось все таким же безучастным. Черноволосый подумал, что девочка умеет мастерски ненавидеть, а рыжий ничего не подумал, потому что это у него редко получалось. Тряхнув колким ежиком волос, он вывалил на прилавок еще пять-шесть карточек.
      - "Не-ет подтверждения"! - попытался рыжий повторить ее сухую интонацию. - Да это самый надежный комбанк! Там на счету - больше двухсот тыщ баксов, а ты - "нет подтверждения"!
      К кассе беззвучно вырисовался из глубины зала охранник. Он был на полголовы ниже рыжего, но дубинка с электрошоком, которую он ласково сжимал толстыми пальцами, делала разницу в росте и комплекции несущественной.
      Под взглядом сощуренных глаз охранника кассирша брезгливо взяла еще одну кредитную карточку, стряхнула налипшие по краешку хлебные крошки и провела ею по щели терминала.
      - Извините, - на этот раз она уже покраснела. - Но на эту кредитку тоже нет подтверждения...
      - Ты что, охренела?! - шарахнул басом по супермаркету рыжий.
      Кассирша, насмотревшаяся за полгода работы на плебейскую грубость новых русских, безразлично вытащила из груды карточек еще одну.
      - Здесь тоже нет подтверждения, - прочла она уже знакомое "NO ADVISED" на дисплее терминала.
      - Как это нет?! - хрустнул кулаками рыжий. - На этом счету полста тыщ "зеленых! Я с него, еще когда в правительстве работал, отоваривался!
      - Звоните в банк, - предложила кассирша.
      Она только что закончила проверку остальных кредитных карточек, и за ее спиной дыбилось уже два охранника. У второго, недавно появившегося, поперек переносицы гусеницей лежал шрам, и черноволосому почудилось, что охранник признал в рыжем обидчика, посадившего ему в детстве именно этот шрам. Во всяком случае, особой нежности в его взгляде не было.
      - Платоныч, это недоразумение, - напомнил о себе черноволосый. - Я оплачу товар.
      Кассирша взяла его серебристую кредитную карточку с таким видом, будто ей сунули в пальцы кусок грязи.
      - Где у вас телефон?! - гаркнул охранникам рыжий.
      - Здесь... рядом, - скупо выдавил первый из них и вынул дубинку
      из чехла.
      Возможно, в этом супермаркете телефоны работали только от удара
      дубинкой.
      - Где здесь?!
      - Идемте со мной к столику.
      - На ваш счет тоже нет подтверждения, - вернула кассирша серебристый прямоугольник черноволосому.
      - Не может быть! - удивился он.
      - Это не супермаркет! - обернулся рыжий. - Это аферисты! У тебя тоже ноль?
      - Да, - ответил черноволосый. - Бред какой-то... Двадцать три тыщи баксов - и нет подтверждения...
      - Подвинь телефон! - шлепнулся на стул рыжий. - Я вас всех урою! Вы все у меня умоетесь!..
      Через сорок минут с небольшим рыжий и черноволосый сидели уже не в супермаркете и не на переговорах с компаньонами, а в кабинете начальника отдела валютных операций банка, и худенький мальчик в очках за пару десятков тысяч долларов разговаривал с ними как с нашкодившими первоклашками:
      - Все ваши претензии необоснованны. На ваших счетах нет ни цента.
      Вы можете возмущаться сколько угодно, но это ничего не изменит...
      - Как это нет?! - подался вперед побуревший мужик с рыжими
      волосами. - Там только на одном было почти двести тыщ "зеленых"!
      Они что, испарились за ночь?
      - Я дал указание разобраться, - холодно ответил мальчик. - Вам сделают справку о снятии сумм со счетов за последние месяцы...
      - Какие месяцы! Я еще на той неделе с кредитки вашего банка купил холодильник! Какие месяцы!
      - Разберемся, господин Рыков.
      - А у меня? - напомнил о себе черноволосый.
      - У вас та же картина, господин Баркушевский.
      - Барташевский, - поправил его черноволосый. - У вас в банке процветает воровство. У меня на счету было двадцать три тысячи долларов. Это все, чем я обладал...
      - Справку о снятии сумм со счета вам тоже предоставят, - безразлично пояснил мальчик. - Поверьте, речь идет о доверии к банку, и мы сделаем все, чтобы вы узнали, куда исчезли ваши деньги...
      - Бред какой-то, - устало выдохнул Барташевский. - Как в футболе...
      - В каком футболе? - обернулся Рыков.
      За эти сорок с небольшим минут его рыжий ежик на фоне побуревшего лица стал выглядеть седым. Усы отвисли как у мокрой лисы.
      - В каком футболе? - повторно спросил он.
      - В обычном. Когда на табло одни нули. Сплошные нули...
      Глава третья
      РУССКИЙ ДАРТС
      Табачный дым кольцами вился у закопченого потолка подвала. После первого же вдоха Жоре Прокудину захотелось натянуть на лицо противогаз. Но у него не было противогаза.
      Он сел за столик под лестницей, смахнул на бетонный пол пустые пивные банки, прощально плюнул на них и поставил на исписанный матом и названиями хэви-металлических групп пластик литровую бутылку портера.
      - Желающих больше нет?! - выкрикнул из дальнего угла подвала, с подиума, мужик с фингалом под левым глазом.
      - Давай не тормози! - крикнули ему из сбившейся слева от подиума черно-кожаной толпы. - Погнали! Пиво стынет!
      - А ты не будешь?! - крикнул обладатель фингала Жоре Прокудину.
      Тот молча вскинул над головой кулак с торчащим средним пальцем. Кто-то радостно гыгыкнул, но фингалоносец не отреагировал. В его единственном не замутненном синяком глазу плескался звериный азарт, и он снова вышвырнул его в толпу в крике:
      - Ставки сделаны! Одиннадцать соискателей! Жеребьевка!
      Жора Прокудин видел "русский дартс" уже не меньше пяти раз, и не было ни одного случая, чтобы мужик с фингалом не предлагал ему войти в пульку. Но самым интересным было то, что Жора ни разу не согласился, а мужик с упрямством автомата предлагал одно и то же.
      Сегодня "русский дартс" должен был пройти без скандала. Из одиннадцати игроков десять оказались новичками, а одиннадцатый - Топор - был его корефаном. Десять олухов, разогревая себя дешевым виски и еще более дешевым пивом, даже не догадывались, что победить должен Топор, щупленький парень со светлым ежиком волос и согнутым вправо носом. Наверное, у Топора согнут был не только нос, но и что-то еще в черепе, потому что когда он улыбался, то вправо уезжал не только нос, но и рот, подбородок и одна бровь. Вторая не уезжала, она была в ссоре с остальным лицом.
      - Оди-иннадцать, - с московской протяжностью объявил вытянутый номер Топор и безразлично посмотрел на Жору Прокудина.
      В этом безразличии скрывались и удивление, и страх, и интерес. Топор запретил Жоре появляться в подвале-притоне, и приход корефана, который действительно уже две недели не был здесь и не видел шести последних партий в "русский дартс", встревожило его. Просто нос у Топора был настолько сильно сдвинут вправо, что у него что из улыбки что из удивления всегда получалась только ярость. Поэтому он редко улыбался и еще реже удивлялся.
      - Номер первый! - хрипло вскрикнул мужик с фингалом и тут же громко прополоскал горло водкой.
      С фырканьем выплюнув ее на доски подиума, он посмотрел на парня под номером один и взбодрил его:
      - Поторопи-ись! У тебя рожа кирпича просит.
      Не обращая на него внимания, парень швырнул дружку куртку-косуху, зашел за деревянный щит, спрятал глаза за плавательные очки и только после этого сунул лицо в овальную прорезь. Раньше на пляжах фотографы снимали таким образом граждан отдыхающих, и при этом на карточке данные граждане получались либо в кавказской бурке на ахалтекинце, либо с огромной рыбой в руке, либо со знатной красоткой у плеча. Смотря что нарисовано на щите. На том, что стоял на подиуме, ничего нарисовано не было. На выкрашенной черной краской плахе белело длинноносое лицо номера первого, и выпученные плавательные очки делали его похожим на марсианина. Или на рака, у которого примерно так же торчат глазенки-шарики.
      В английском дартсе игроки метают коротенькие дротики, в русском резиновые мячики размером с теннисные. Десять конкурентов - десять бросков. Метров с двадцати пяти. Выстоял все броски, не упал, не оторвал хоть на секунду лицо от дыры - считай, победил. Значит, твои сто "баксов" даром не пропали. Если ты один устоишь - тыща сто твои. Если двое - сумма пополам. Обычно выстаивал только один Топор.
      - Э-эх! - врезал мячиком по переносице номеру первому пьяный вдребадан мужик с порядковым номером десятым.
      - А-ах! - ответил ему на удар по переносице номер первый и рухнул на грязный заплеванный пол. - Но-ос!.. Но-ос!.. С-сука, ты разбил нос!..
      - Не скули! - гаркнул на него судья-фингалоносец. - Замочишь ему в харю мячом, когда его очередь подойдет!
      - Это нечестно! - скулил поверженный. - Не его очередь была кидать!
      - В бросках очереди нет, - напомнил судья. - Иди умойся.
      Жора Прокудин лениво глотнул плотного хмельного портера, с безразличием посмотрел на сопляка с разбитым носом, на его запрокинутую голову и подумал, что в этот раз Топору придется поделить "бабки" с пьяным мужиком.
      Бухие ничего не чувствуют. Хоть трактором через него переезжай. А у мужика к тому же было типичное лицо тракториста: продубленое, с глубокими оспинами и трехдневной щетиной. С какого вокзала припер его хозяин притона, обычно набиравший игроков, Жора даже не мог представить. Не меньше чем с Казанского. Люди с такими лицами могли жить только за Уралом. Где-нибудь на заимке, в тайге. И не реже раза в неделю руками намертво валить медведя.
      - Э-эх! - вышиб очередного претендента мужик.
      Мячик отлетел ото лба кавказца, единственного иноземного претендента на тыщу долларов с лишком, и сын гор грохнулся на спину с такой силой, как будто рухнул потолок. Зрители взревели в восторге. Ставки тотализатора, бушевавшего в толпе, уже не замечали никого на подиуме, кроме мужика. "Неужели Топор проиграет?" - удивленно подумал Жора Прокудин, и что-то противное и тоскливое сжало пальчиками сердце. Он поневоле приложил к солнечному сплетению ладонь и сразу вспомнил бумажное лицо парня. Наверное, он умер, когда Жора захлопывал рядом с ним дверцу. Через семь минут уже у входа в приемное отделение больницы у парня были окоченевшие пальцы. Он вырвал из них малюсенькую записную книжечку, помог врачам перетащить парня в морг и только потом вспомнил о деньгах. Они влипли в лужу крови, и он не решился отодрать их. Он подождал в противоположном дворе, пока у "жигуленка" убитого появятся милиционеры, издалека посмотрел на врача, озирающегося в поисках Жоры, и пытающегося что-то рассказать сонному сержанту, и поплелся в подвал к Топору. Других друзей у него не имелось. Босс - не в счет. Босс на звонок не ответил, а это означало только одно: звонить надо через час. Не меньше. Босс никогда не разговаривал с ним при свидетелях.
      - Номер десятый! Червонец! - вырвал из глотки хрип судья.
      За время, пока шел "русский дартс", табачный дым так уплотнился, что фингал с его лица исчез. С места Жоры Прокудина все смотрелись близнецами с мутно-бледными рожами. Не люди, а девки с кремовыми масками на физиономиях.
      - Жи-и-ла бы стра-ана родна-ая! - с криком попытался всунуть свое рыхлое личико в дыру пьяный мужик.
      Дыра оказалась не по размеру. Для физиономии сибиряка нужно было прорезать отверстие диаметром с хороший тазик. Или с автомобильное колесо. В той дырочке, что красовалась на черном щите, появились лишь дурацкие пластиковые кружки очков, по-монгольски широкий нос и верхняя губа.
      - А другого щита у вас нету? - недовольно спросил номер первый.
      Переносицу на его узком больном лице осветлял двойной слой пластыря, а из ладони в ладонь нервно перелетал резиновый мячик.
      - Нету! - огрызнулся судья и снова сполоснул горло водкой.
      Наверное, оно у него было оцинкованным.
      - Э-эх! - С таким же вскриком метнул номер первый мячик и попал по доскам щита.
      Черно-кожаная толпа презрительно засвистела, а верхняя губа мужика всплыла в улыбке, показав медвежьи желтые зубы. Впрочем, этой желтизны Жора Прокудин издалека не увидел. Он посмотрел на Топора, прислонившегося спиной к холодной стене. Его глаза были закрыты, но было такое ощущение, что он следит за всем происходящим сквозь веки. Открыл он их за секунду до того, как судья-фингалоносец, уже напрочь потерявший голос, выдавил из себя:
      - Нх-хумер один... а-аццатый...
      На лету Топор поймал брошенный ему судьей мячик, покатал его за спиной в ладонях и крикнул мужику:
      - Ты сколько весишь, дядя?!
      - Все - мое, - из-под разбитой в котлету губищи промямлил мужик.
      Восемь остальных метателей сделали из его красного лица сине-черную отбивную. Из переносицы стекала по носу к черным доскам щита кровь. Побелевшие пальцы мужика держались за края досок. У мужика никогда не было в кармане тысячи долларов, и он готов был умереть на подиуме, но не разжать пальцы.
      С разворота, как матерый питчер в бейсболе, Топор сложился в
      полупоклоне, пружиной распрямился, высоко вскинув левую ногу, и
      метнул мяч в цель. И уже через секунду щит рухнул на пол вместе с
      мужиком.
      Удивление подбросило Жору Прокудина со стула. Он хорошо знал, что щит прибит по низу к доскам подиума, и не мог понять, почему он упал.
      - Во вцепился, сука! - заорали вытягивающие мужика из-под щита зрители. - Разожмите ему пальцы! Он в отрубе! Принесите воды! Его отключили!
      Вывернутая из ведра ледяная вода окатила посиневшее лицо мужика. Он по-плавательному задвигал ногами и что-то прохрипел.
      - Сними с него очки! - приказал Топор.
      Чьи-то пальцы услужливо выполнили это требование. Мужик открыл осоловевшие глаза, обвел ими потную вонючую толпу и вдруг вспомнил, что у него есть голос.
      - Падла!.. Он меня того... кирпичом... По носяре... В отруб...
      - Тебе показалось, - вяло ответил Топор. - На...
      Зеленый мячик жабой запрыгал по полу к мужику. Он схватил его и попытался разорвать. Но жабы - скользкие твари. Мячик выскользнул из его корявых пальцев и попрыгал дальше по полу. Судья подхватил его, брезгливо сжал двумя пальчиками и поддержал Топора:
      - Все честно. Резина. Кидать надо уметь.
      - Ну я тебя ща урою! - пообещал Топору мужик.
      - Ур-рой! - хором попросили его те, кто ставил в тотализаторе на мужика. - Чтоб кровью умылся!
      Щит водрузили на прежнее место, прибили к полу двумя гвоздями-сотками. Мужик, шатаясь и матюгаясь, слез с подиума и стал ждать своей очереди. В эту минуту Жоре Прокудину сильнее всего показалось, что сегодня Топор уж точно не выиграет, и все останутся при своих, и ему очень захотелось уйти. Но тут в кармане ожил "сотовик", и Жора нутром ощутил, что звонит Босс. Других звонков так щекотно грудью он не ощущал.
      - На связи, - хмуро ответил он трубке.
      - Что ты хотел? - безразлично спросил Босс.
      - Я пока не уезжаю.
      - Что значит, пока? У нас послезавтра самолет.
      - Есть дело на недельку. Не больше.
      - Что за дело?
      - У меня бабка умерла, - все-таки ответил Жора Прокудин под очередной удар мячиком по кривому носу Топора.
      Нос не краснел, не синел и не сдвигался. Возможно, это был уже не нос, а что-то искусственное. Как у Майкла Джексона. Только из металла.
      - Что ты несешь? Какая бабка? - удивился Босс.
      - Она... Она была мне заместо матери. Гадом буду, если к ней не съезжу...
      - Это несерьезно, - мгновенно решил Босс. - Мы сваливаем с "крупняком", пока нам не сели на хвост, а ты начинаешь вихлять. Это не по правилам...
      - Босс, всего на недельку. Это деревня на Алтае, - с ходу придумал Жора Прокудин и с ужасом ощутил, что если Босс спросит название, то он не придумает ничего лучше Ивановки. А вдруг в Алтайском крае Ивановки нет? Можете улетать без меня. Я потом догоню.
      - Ты рискуешь головой.
      - Кто не рискует, тот не пьет шампанского...
      На подиум по-обезьяньи, сгорбившись, выбрался мужик с синей физиономией. Если бы можно было, он бы метнул в рожу Топору не мячик, а свой кулачище.
      - Я бы не поехал, - мрачно посоветовал Босс. - Второй раз в Америку ты визу не пробьешь...
      - Пробью.
      - Ну смотри, - вяло ответил Босс. - "Бабки" уже в Штатах. Без них ты здесь - никто!
      - Чего ты меня хоронишь?.. Я к тетке - и назад.
      - Делай, что хочешь, - огрызнулся Босс. - Я - против!
      Он никогда не прощался. Он считал это плохой приметой. Сейчас же это показалось вдвойне плохой приметой.
      - Э-эх! - вложил всю свою дурь в бросок мужик, но мяч, ударившись о стальной нос номера одиннадцатого, отлетел ему обратно под ноги.
      - Па-апрашу "ба-абки"! - вынырнув лицом из отверстия, потребовал от судьи Топор. - Тыща сто! Как в кассе!
      - Ты - шулер! - заорал мужик. - Поглядите: у него харя без синяков!
      - А почти все мазали, - не согласился с ним кто-то в зале.
      - Я не промазал!
      - А это что, не синяк?! - выставил левую щеку Топор. - Ты ж, сука, попал!
      - Я тебе в нос попал! А нос целый!
      - Мой нос уже ничем не запугаешь, - протянул руку за деньгами Топор. Его не такие орлы, как ты, обрабатывали, а покруче...
      - Не давай ему "бабки"! - прыгнул к судье мужик, но опоздал.
      Одиннадцать стольников с мордатым президентом, в том числе и его кровный, не один месяц у сердца пролежавший, мелькнули мимо глаз мужика в узком кулаке Топора и исчезли в толпе. Топор спрыгнул с подиума и враскачку направился к столику в углу.
      - Стой, урка! - со слоновьим грохотом свалился на бетон мужик. - Отдай мои "бабки"!
      - Иди умойся, тундра! - не оборачиваясь, крикнул Топор, но движение Жоры Прокудина, который резко встал, заставило его шагнуть влево.
      Мимо уха пролетел и с хряском вмялся в бетон стул. Болт, удерживавший фанерную спинку, отлетел в сторону и юлой завертелся на месте. В детстве Топор любил запускать болты во вращение и считать, сколько он продержится. Этот болт мог побить рекорд его детства. Но он не стал считать. И не стал оборачиваться.
      Он прошел мимо Жоры Прокудина, подхватил на ходу его недопитую бутылку портера и с резкого разворота, будто он и вправду лет десять играл в американскую игру бейсбол, хряснул бутылкой, словно битой, догнавшего его мужика по лбу.
      - Нокаут, - тихо произнес кто-то в подвале.
      - Шу-улер, - простонал мужик и все же рухнул.
      Прямо на пустые пивные банки. Они с грохотом и писком покатились по полу, и Жора Прокудин подумал о том, что на осколках бутылки от портера остались и его "пальчики". Он нагнулся и быстро собрал их в носовой платок.
      - Во жлоб! - восхитился кто-то.
      - Уходим, - с корточек прохрипел Жора Прокудин. - Есть базар.
      - А мне здесь делать больше нечего, - согласился Топор и, нагнувшись, сунул неподвижному мужику сто долларов за воротник рубашки.
      Глава четвертая
      РЕЗИНОВЫЙ СВИНЕЦ
      Ночной московский воздух вонял расплавленной пластмассой и нашатырем. Хотя, возможно, воздуха внутри огромного города уже и не было. А только плотный настой из автомобильных выхлопов. Вдохнув его грудью с семью сросшимися после переломов ребрами, Топор восхитился:
      - Во-оздух-то какой свежий! По-олный отпад! Ты как думаешь, в Нью-Йорке такой же отпадной воздух?
      - Ты его не угрохал? - обернувшись к двери подвала, спросил Жора Прокудин.
      Угол дома скрыл ее, и оттого почудилось, что и подвала-то никакого не существует на свете.
      - А ты думаешь, я для чего стольник ему за шиворот сунул? - передвинул спортивную сумку по боку Топор. - Я вену пощупал. Живой этот бугай! Живее нас с тобой!
      - А если он завтра припрется?
      - Это его проблемы. Сегодня были мои прощальные гастроли. Завтра я уже не выступаю. Ты что, забыл, мы послезавтра улетаем в Нью-Йорк?
      Пальцы Жоры Прокудина нащупали в кармане ветровки что-то похожее на спичечный коробок. "Записная книжка", - вспомнил он, ногтем пролистал странички прямо в кармане и со вздохом ответил:
      - Я не лечу.
      Топор превратился в памятник. Правая рука зависла на ходу да так и висела, будто указующая светлый путь кисть вождя.
      - Ты что, шизанулся?.. Крыша поехала? Жорик, ты чо?
      - Ничего не поехала. Где твоя "тачка"?
      - Вон, по левой стороне улицы. Не узнал, что ли?
      - Узнал, - огрызнулся Жора Прокудин, недовольно посмотрев на красную "девятку".
      - Продал я ее. Завтра отдам - и все. В штатах "Линкольн" куплю, остановился Топор у дверцы машины. - Слушай, а ты чего сказал?
      После нокаута на ринге еще в далекой юности, когда ему к тому же сломали нос, Топор стал забывчив. Вот если ему об одном и том же говорили два раза, он запоминал. А если сходу, то ничего в башке не задерживалось. Будто вместе с костью носа повредили и что-то в голове, отвечающее за память с первого раза. А ту часть, что запоминала с повтора, не повредили.
      - Не еду я с вами в Штаты, - садясь в салон, четко произнес Жора Прокудин.
      Нагнувшись, Топор крякнул. Наверное, в голове сработала та штука, что запоминала со второго раза и, видимо, запоминала намертво.
      - Как?.. Совсем?.. - привычно скривив рот, спросил Топор. - Ты в этом дерьме остаешься? Сцапают же!
      - Через неделю прилечу к вам.
      - А что стряслось?
      - Бабка у меня умерла, - заученно ответил Жора Прокудин. - На Алтае. В Ивановке. Село такое есть. Слышал?
      - Не-а...
      Из всех населенных пунктов на земле Топор знал только Москву, Питер и Стерлитамак. В Стерлитамаке он родился, немного учился, много тренировался в боксе и получил в итоге нокаут с искривлением носа. Остальные города он не запоминал, потому что они больше одного раза в его жизни не появлялись. Нью-Йорк он запомнил потому, что Босс назвал его не меньше десяти раз. Сел и поселков Топор не знал вообще, но почему-то представил эту Ивановку похожей на Стерлитамак.
      - А без этой... бабки, нельзя? - вкрадчиво спросил он.
      - Сядь! - приказал Жора Прокудин. - Ты тоже не поедешь...