Глава 15

Когда они вышли от шерифа, Фэйт была вне себя от ярости, хотя старалась внешне и не показывать этого. Всю дорогу до города Грей уговаривал ее уехать из Прескота, и, как назло, шериф Макфейн разделял его точку зрения, что якобы только вдали от города она будет в безопасности.

— Действительно, — говорил он, — живете вы одна. До ближайших соседей далековато.

Фэйт возражала: если она уедет, дело будет замято, и тогда им так никогда и не узнать имени негодяя, который будет довольно потирать руки, радуясь тому, что его угрозы сработали. Нет уж, она ни за что не доставит ему такого удовольствия.

Шериф Макфейн похвалил ее за безупречную логику и за смелость, но добавил, что с точки зрения здравого смысла оставаться в городе глупо.

— Вы что, не понимаете, что можете очень серьезно пострадать? — искренне удивлялся он.

С этим она была согласна, но все же упрямо отказывалась уезжать. Теперь, когда первый приступ ужаса от страшной находки прошел, к ней вернулась способность рассуждать спокойно. Ей подбросили мертвую изуродованную кошку. Это могло означать только то, что она довольно близко подобралась к разгадке судьбы Ги. И если она теперь уедет, не доведя дело до конца, то потом всю жизнь будет терзаться, сознавая, что была близка к цели, но так и не достигла ее. Шериф и Грей, если честно, не придавали особенного значения этой посылке, ибо они даже не задумывались над тем, что Ги могли убить. Фэйт же понимала, что все гораздо серьезнее. Ее мучил соблазн рассказать им о своих подозрениях в отношении Ги, но она понимала, что если слух об этом распространится в городе, преступник может испугаться и затаиться. Поэтому она молчала, хотя и злилась, и раздражалась.

Но если на аргументы шерифа Макфейна можно было не особенно обращать внимания, то уговоры Грея били в самое сердце. Поначалу он убеждал ее мягкими словами. Но к тому времени, как они вышли из полиции и поехали обратно, мягкие слова закончились.

— В последний раз говорю: нет! — кричала она, когда они садились в машину. Кричала так, что на них пораженно оглядывались прохожие. «Последний раз» имел уже по меньшей мере пять повторов.

— Проклятие! — чертыхался Грей.

Он был уже совсем не похож на человека, старавшегося избегать слухов и пересудов на свой счет. Его «ягуар» был хорошо известен всему городу, а Фэйт была заметной женщиной. Куча народу видела, как он отвез ее в город в полицию, которая размещалась на главной площади в здании городской администрации. Еще больше людей видели, как они выходили оттуда вместе. Уж не говоря о том, что она кричала на него на всю улицу.

Но теперь уже было поздно спохватываться. И потом, если возможно было повернуть время вспять и начать день заново, он поступил бы точно так же.

Фэйт яростно застегнула ремень безопасности.

— Я знаю, что ты не имеешь никакого отношения ни к кошке, ни к запискам, — зло выговаривала она. — Но ты, похоже, всерьез решил использовать и то и другое на все сто. Ты хотел, чтобы я убралась из города с самого первого дня. И тебе просто не дает покоя то, что я поступаю не так, как тебе бы хотелось.

Он сверкнул на нее темными глазами, выезжая на дорогу.

— Какая ты глупая! — спокойно произнес он. — Да если бы я всерьез задумал выдворить тебя из города, тебя не было бы в Пресноте уже через полчаса.

— Так в чем же дело? — спросила она, поразившись его словам. — Что же тебя останавливает?

— Тут две причины. Во-первых, я понимаю, что ты не заслуживаешь повторения того, что случилось с тобой двенадцать лет назад. И я с самого начала не собирался выгонять тебя таким способом. — Он отвлекся на несколько мгновений от дороги и скользнул медленным взглядом по ее телу, чуть задержавшись на груди и бедрах. — А вторая причина… Она тебе известна.

Да, вторая причина была ей известна. Он хотел ее. Фэйт знала это давно. С того первого поцелуя в Новом Орлеане, который воспламенил и ее саму. Но он хотел ее на своих условиях. Ему хотелось, чтобы она тихо сидела в каком-нибудь уютном гнездышке подальше от Прескота и чтобы об их отношениях ничего не знали в округе. Таким образом он убил бы сразу двух зайцев.

— Я не позволю тебе упрятывать меня, как будто я что-то такое, чего следует стыдиться, — неподвижно уставившись на дорогу, с горечью и гневом проговорила она. — Если ты не можешь общаться со мной в открытую, так не общайся вовсе.

Он стукнул кулаком по баранке.

— Черт возьми, Фэйт! Эта кошка не рождественский подарок! Я должен думать прежде всего о твоей безопасности! Да, мне было бы очень приятно, если бы ты убралась из города. Моя мать меня порой бесит, но это не значит, что я должен равнодушно смотреть на ее страдания. Или я должен извиняться перед тобой за то, что люблю ее, несмотря ни на что? Это ты умеешь смотреть правде в глаза, а она не научилась. Да, я хочу сразу всего: и чтобы ей было хорошо, и чтобы ты была со мной. Если бы ты переехала в какой-нибудь другой город, мы познали бы с тобой немало радостей. И при этом я не беспокоился бы о том, что в любую минуту до тебя может добраться озверевший маньяк.

( Вот и не беспокойся. Я сама о себе побеспокоюсь.

Грей приглушенно рыкнул:

— Тебя с места не сдвинешь, как я погляжу.

И снова ей мучительно захотелось раскрыть ему мотивы, по которым она не могла уезжать сейчас из округа, рассказать о своих догадках. Но она поборола в себе это желание. Он находился в таком состоянии, что все равно не поверил бы ни единому ее слову.

Они выехали из города, шоссе стало гораздо свободнее. Вскоре они свернули к ее дому. Фэйт как будто новыми глазами взглянула на него, только сейчас осознав, как же все-таки уединенно он стоит. До сегодняшнего дня она радовалась покою и тишине, ощущению простора. Теперь все было испорчено.

Вот уже несколько минут они молчали. Солнце садилось, окружив ее маленький домик оранжевым сиянием. Только она переехала в свой собственный дом и уезжать? Нет, невозможно.

— Я не хочу иметь с тобой роман, — проговорила она, выходя из машины. — Надеюсь, теперь ты не будешь так беспокоиться за меня?

Он схватил ее за руку. Глаза его горели гневом, но он не стал отвечать оскорблением на оскорбление.

— Не хочешь? Мне кажется, я в состоянии изменить твое мнение, — негромко проговорил он. — И ты это хорошо знаешь.

Он отпустил ее, и она вышла, досадуя на то, что последнее слово все-таки осталось за ним. Как всегда. У него был особенный талант к этому. В том месте разговора, где Фэйт пыталась поставить точку, он умело переправлял ее на запятую и продолжал разговор дальше.

Поднимаясь на крыльцо, она чувствовала на себе его взгляд. Он прав, черт возьми! Он в состоянии был изменить ее мнение. Ее утверждение о том, что она не хочет иметь с ним роман, было отчасти блефом. Да, ей не хотелось, но она понимала, что тогда она уже не сможет ему сопротивляться. Вот если бы он сейчас попытался вместе с ней войти в дом, то после первого же поцелуя она, скорее всего, проводила бы его до самой спальни. А жалела бы потом, когда было бы уже слишком поздно.

— Грей, черт возьми, что ты творишь?! — раздраженно воскликнул Алекс. — Разъезжаешь вместе с ней по всему городу, ругаешься на площади! Вас все видели! А кто не видел, тем уже через полчаса рассказали!

Моника подняла голову и метнула на Грея горький взгляд. А ему захотелось дать Алексу по роже за то, что он поднял за столом эту тему при сестре.

— Я пытался убедить ее уехать, — коротко бросил он, почувствовав, как напряжение несколько отпустило Монику. — Кто-то решил попугать ее. Сегодня ей подбросили в дом дохлую кошку.

— Дохлую кошку? — Алекс поморщился. — Отвратительно! Но за каким чертом вас понесло в город?

— Обнаружив кошку, она позвонила мне и…

— Зачем? — требовательно спросила Моника.

— Затем, — грубо ответил Грей, нисколько не жалея об этом. — Я связался с Майком, и он приехал к ней. Потом он попросил нас приехать в полицию для снятия отпечатков пальцев… — Моника приглушенно вскрикнула. — А Фэйт была все еще в таком состоянии… Словом, я решил ее подвезти.

— Зачем с тебя снимали отпечатки пальцев? — уязвленно спросила Моника. — Она что, обвинила тебя в том, что это ты подбросил кошку?

( Нет, просто я прикасался к коробке. Майку надо было знать наши отпечатки пальцев, чтобы не запутаться.

Моника пожевала губы.

— И что? Он что-нибудь нашел?

— Не знаю. Когда Фэйт закончила писать свои показания, я отвез ее домой.

— Она уедет отсюда? — спросил Алекс.

— Нет, — буркнул Грей, яростно запустив пятерню в волосы. — Она уперлась так, что ее с места не сдвинешь. — Он поднялся из-за стола. — Ладно, я пошел.

— Куда? — удивленно и одновременно настороженно спросила Моника.

— Прогуляюсь. — Он чувствовал себя норовистым жеребцом, который почуял кобылицу, но не имеет возможности приблизиться к ней. Кровь стучала в висках, он не мог сидеть на месте. Ему хотелось, чтобы вокруг него все гремело и сотрясалось, хотелось грозы, но небо, как назло, было ясное. Это его немало раздражало. — Когда вернусь, не знаю. А с бумагами, Алекс, разберемся завтра.

Моника проводила его обеспокоенным взглядом. Она не знала, что и подумать. Похоже, Грей все больше запутывается в сетях этой женщины. Она не могла понять, как же он смеет — после всего, что довелось пережить им всем, после всех страданий. К тому же Майкл был у нее дома! Монике не хотелось, чтобы он вообще приближался к Фэйт Девлин. Все женщины из этой семейки как пауки. Они плетут свои хитроумные сети, в которые попадаются все мужчины, у которых хватает неосторожности приблизиться к ним.

Алекс покачал головой, в глазах у него была тревога.

— Пойду пожелаю спокойной ночи твоей матери, — сказал он и ушел наверх. Ноэль удалилась в свою личную гостиную на втором этаже сразу же после ужина, сославшись на усталость, но на самом деле ей просто уютнее было наверху, подальше от людей.

Он оставался там примерно с полчаса. Моника все еще сидела в кабинете, когда он вернулся от матери. Спускался Алекс с лестницы медленнее, чем поднимался. Остановившись на пороге, он взглянул на Монику. Глаза их встретились. Ее охватил страх, когда она увидела, что он потянулся рукой к выключателю.

Свет в комнате погас.

— Дорогая, — проговорил он, и Моника поняла, что он обращается сейчас не к ней, а к матери.

Фэйт ходила взад и вперед по комнате, будучи не в состоянии ни читать, ни смотреть телевизор. Несмотря на высказанное ею твердое решение никуда не уезжать, на душе было тревожно, как никогда. В кухню, после того как в ней лежала дохлая кошка, смогла зайти лишь через силу. Приготовила себе скудный ужин, да и к нему почти не притронулась.

Она снова позвонила Рини. Фэйт знала, что еще не время, но все же набрала мамин номер, повинуясь какому-то неясному импульсу. Позвонила не столько в поисках поддержки, сколько из-за того, что, кроме родства, их теперь крепко связывала еще одна вещь: мужчины из рода Руярдов.

— Мама, — сказала она в трубку, чувствуя, что голос слегка дрожит, — мне нужна помощь.

На том конце провода повисла минутная пауза, потом Рини настороженно спросила:

— А в чем дело?

Материнская тревога за ребенка была для нее неестественной реакцией.

— Кто-то оставил в моем почтовом ящике мертвую кошку, и еще я получила две записки с угрозами. Мне приказано прекратить ходить в город с расспросами, если я не хочу, чтобы меня постигла та же судьба, что и кошку. Я не знаю, кто все это делает…

— Что за расспросы?

Фэйт ответила не сразу, боясь, что, услышав, Рини тотчас бросит трубку. Но все же сказала:

— Про Ги.

— Черт возьми, Фэйт! — взвизгнула Рини. — Я ведь говорила тебе, чтобы ты перестала вынюхивать! Но разве ты меня когда слушала? Вот и получила! Ты понимаешь, что тебя могут убить, если ты не прекратишь заниматься этим?

— Как Ги, да? Ведь его убили, мама? И ты знаешь, кто убил, не так ли? Поэтому и уехала.

Рини шумно задышала в трубку.

— Не лезь в это дело, — почти взмолилась она. — Я не могу тебе рассказать. Я обещала, что буду молчать! У него мой браслет. Он сказал, что если у меня развяжется язык, он представит все дело так, что это я убила. Положит браслет рядом с Ги. Все подумают, что у нас с ним вышла драка и я его убила.

После нескольких недель неосознанных смутных подозрений, после всех расспросов, всех тупиков услышать наконец правду… Фэйт оказалась не готовой к этому. Ей не сразу удалось отойти от потрясения и взять себя в руки.

— Ты любила Ги, — наконец произнесла она убежденно. — Ты не могла его убить.

Рини зарыдала. Это отнюдь не был шумный плач с целью вызвать к себе сочувствие.

— Это был единственный человек, которого я когда-либо любила, — сказала она.

Фэйт не знала, любила ли мать его на самом деле. Но Рини искренне верила в то, что любила, и этого уже было достаточно.

— Что случилось, мам?

— Я не могу…

— Прошу тебя.

Фэйт стала лихорадочно отыскивать причину, которая смогла бы развязать Рини язык. Преодолеть ее эгоизм — нелегкое дело. Сильнее эгоизма была только ее жадность…

Решение пришло внезапно.

— Мама, все считают, что Ги еще жив. Он не объявлен мертвым, а значит, не вскрыто и его завещание.

Рини всхлипнула, но слово «завещание» явно привлекло ее внимание.

— И что?

— Если он что-то оставил тебе, это должно быть указано в завещании. У тебя могли бы быть большие деньги.

— Он всегда говорил, что позаботится обо мне, — захныкала Рини. Она шумно вздохнула, как будто для того, чтобы успокоиться, и Фэйт почувствовала, что мать приняла решение.

— Мы были в его летнем домике, как обычно, — начала она. — Мы уже… ну, это… Ну, ты понимаешь. Лежали в темноте, разговаривали. Тут он и приехал. Мы услышали, как подъехала чья-то машина. Ги вскочил и стал натягивать штаны, боясь, что это может быть кто-то из его детей. На жену ему было плевать, да и ей на него тоже…

…Они ушли в лодочный сарай и стали там говорить. До меня доносились крики. Одевшись, я пошла к ним. Мы с Ги едва не столкнулись лбами: я входила, а он выходил. Остановившись в дверях, он обернулся назад и сказал: «Я принял решение». Я точно помню. И тут раздался выстрел. Ги получил пулю прямо в голову. Он упал на землю перед сараем. Я заревела и опустилась перед ним на колени, но он умер мгновенно. Даже агонии никакой не было.

— Это был Грей? — вдруг спросила Фэйт, почувствовав, как защемило сердце. Она не верила, что это был Грей, только не он, но спросить было необходимо. — Мам, это Грей убил своего отца?

— Грей? — недоуменно переспросила Рини и даже на секунду перестала плакать. — Нет, его там вообще не было.

Не Грей… Спасибо тебе, Господи! Не Грей, это был не Грей… До этой минуты у Фэйт еще оставались сомнения. Она уверяла себя в обратном, но они оставались, ибо рассеять их могла только мать. И она их рассеяла. Чувство небывалого облегчения снизошло на Фэйт.

— Мам, никто не поверил бы, что это ты убила Ги. Почему ты сразу не пошла к шерифу?

— Ты что, шутишь?! — Рини зло рассмеялась и снова сорвалась на плач. — Да в этом городе насчет меня во все поверят! Они были бы рады увидеть меня за решеткой, даже если б знали, что я ни в чем не повинна. И потом он мог все так подстроить…

— Но у тебя даже не было оружия!

— Он меня тоже собирался убить! Сказал, что сунет пистолет мне в рот и моей же рукой нажмет на спусковой крючок, если я только не поклянусь ему, что уеду и никогда больше не вернусь. И никому никогда не расскажу. Он такой, Фэйт. Он может все. Я пыталась сопротивляться, но он ударил меня. Я не могла от него убежать…