— Какого черта, что ты стала себе позволять?! — тихо, но угрожающе начал он. Фэйт обдало ледяным холодом от этого голоса. Грей подошел к ней вплотную и навис над нею. Она сделала еще шаг назад. Чашка с кофе дрожала в руке.

Он неумолимо надвигался на нее, а она все отступала. Этот молчаливый напряженный танец продолжался до тех гор, пока Фэйт не уперлась спиной в стену. Дальше отступать было некуда. Тогда Грей положил ей руки на плечи, чтобы она не могла уйти в сторону. Две верхние пуговицы на его рубашке были расстегнуты, и Фэйт была видна его мощная загорелая грудь, поросшая черными волосами. Прямо перед ее глазами находилась маленькая впадинка в том месте, где начиналась его шея. В ней ритмично пульсировала жилка. Фэйт не могла оторвать от нее взгляд, одновременно пытаясь хоть как-то взять себя в руки. Ведь ей теперь не четырнадцать. Он теперь уже не сможет вышвырнуть ее из дома.

— Итак? — спросил он все тем же тоном.

Сильные руки давили на голые плечи — на ней была блузка с короткими рукавами, и от этого прикосновения у нее горела кожа. Прямо перед ней была его мощная грудная клетка и широкие плечи, в нос бил свежий мужской запах, от которого у нее непроизвольно и чувственно затрепетали ноздри. Между ними была только несчастная чашка кофе, которую она держала в руке.

Несколько справившись с собой, она сумела произнести:

— О чем ты?

Он наклонился к ней, уткнувшись в чашку животом.

— О твоих вопросах, с которыми ты повадилась ходить в город. Вчера вечером Алекс рассказал мне о твоем визите. Но Алекс — ладно. У него язык на замке. Но как ты думаешь, на кого я наткнулся сегодня утром, а? На Эда Моргана!

Несмотря на то, что он говорил негромко и внешне спокойно, она видела, что Грей в ярости. Уж лучше бы он кричал на нее… В этом его негромком голосе угадывалось нечто непередаваемо зловещее. Она понимала, что в этом состоянии он способен на все, но удивительно — Фэйт не боялась, что он может причинить ей физическую боль. Она боялась душевной боли.

— Короче… говорю только один раз и повторять не буду, — произнес он, придвинувшись к ней так близко, что кончики их носов едва не соприкасались. — Поменьше спрашивай про моего отца, поменьше интересуйся. Ибо это вновь вызовет к жизни старые слухи и причинит страдания моим родным. А если это случится, Фэйт, я вышвырну тебя из округа, чего бы это мне ни стоило. Поверь мне на слово. И вообще попробуй еще хоть раз только произнести вслух имя моего отца!

Широко раскрытые зеленые глаза Фэйт не мигая смотрели в темные глаза Грея. Между ними было всего несколько дюймов.Гордо вскинув подбородок, она медленно и отчетливо произнесла:

— Ги Руярд.

Зрачки его расширились, и в следующее мгновение ледяной холод в нем сменился невыносимым жаром. Возможно, не стоило провоцировать его, но она не пожалела об этом, ибо в нем закипела неукротимая ярость… Зрелище было поистине захватывающее! Лицо его потемнело, а если бы волосы не были собраны сзади в тугую косичку, то, наверное, встали бы дыбом на голове.

Но наслаждение этим зрелищем было кратким. Грей встряхнул ее так, что Фэйт едва не прикусила себе язык. Чашка с кофе выскользнула из ее пальцев. Вскрикнув, Фэйт попыталась ее поймать, но было поздно. Грей был так близко и мог обжечься… Фэйт успела только толкнуть чашку в свою сторону. Кофе выплеснулся на тонкую юбку и обжег правое бедро. Она снова вскрикнула, на этот раз от боли. Чашка ударилась об пол, но не разбилась, только ручка откололась.

Грей мгновенно подался назад и отпустил ее. Фэйт оторвала от обожженной ноги прилипшую к ней мокрую юбку

Он опустил глаза и буркнул:

— Черт…

В следующее мгновение Грей притянул ее к себе и стал лихорадочно нащупывать сзади «молнию» на ее юбке. Юбка упала на пол. Грей подхватил Фэйт на руки. У той все поплыло перед глазами. События разворачивались с такой быстротой, что ей, парализованной болью, было трудно за ними уследить.

— Что ты делаешь?! — вскрикнула она, когда он понес ее на кухню. С ужасом она осознала, что на ней остались только трусики и блузка и ее голые ноги перекинуты через его руку.

Выдвинув ногой стул, он аккуратно усадил ее, затем намочил под холодной водой в умывальнике несколько бумажных салфеток и прилепил их на обожженное бедро. Она вздрогнула от неожиданного холода. Ручейки воды потекли вниз по ноге и под нее, намочив трусики.

— Совсем забыл про кофе, — пробормотал Грей растерянно. На самом деле он обратил внимание на чашку, уже только когда она упала. — Прости, Фэйт. У тебя есть чай?

Не дожидаясь ответа, он распахнул дверцу холодильника и вытащил оттуда кувшин с ледяным чаем. Потом он стал рыться в ящиках буфета, отыскивая чистые полотенца. Намочив одно из них в чае, он убрал с ее ноги салфетки и вместо них обернул ее полотенцем. Если вода в умывальнике была просто холодной, то чай был ледяным. У Фэйт даже перехватило дыхание.

— Больно? — обеспокоенно спросил Грей, опускаясь перед ней на одно колено.

— Нет, — резко ответила она. — Не больно, а холодно. У меня весь зад мокрый!

Лицо его было вровень с ее лицом. После ее слов тревога в его глазах потухла, и он впервые за последние несколько минут расслабился. Взявшись рукой за спинку стула, он улыбнулся:

— Я что, переборщил?

Она поджала губы.

— Так, самую малость.

— У тебя нога вся красная. Я же знаю, что тебе больно.

— Чуть-чуть. Немного жжет, только и всего. Думаю, даже волдырей не будет. — Еле сдерживаясь от того, чтобы не рассмеяться, и поэтому нарочно нахмурившись, она добавила:

— Спасибо, конечно, за заботу, но неужели так необходимо было раздевать меня почти догола?

Взгляд его опустился на ее голые ноги. Из-под блузки выглядывали белые трусики. Дрожь прошла по всему его телу. Он положил руку на ее здоровую ногу.

— Я давно мечтал о той минуте, когда увижу, что твой трусики потемнели от влаги, — пробормотал он и тут же добавил:

— Но только не от чая.

Если еще полминуты назад ей неудержимо хотелось рассмеяться, то сейчас это желание пропало бесследно. Между ними словно появилась невидимая стена. Казалось, протяни руку — и дотронешься до нее. От его слов в ней мгновенно проснулась страсть. Мурашки пробежали по груди, внизу живота будто зажглось пламя. С языка Фэйт уже вот-вот готовы были сорваться слова: «Они потемнели сейчас не только от чая». Но она нашла в себе силы промолчать, ибо знала, что, сказать так — значит переступить черту, которую она больше всего на свете боялась переступить. Он источал сексуальное напряжение, словно некое не видимое глазу магнитное поле. Ей невероятно тяжело было сопротивляться. Фэйт знала, что, если не выдержит, Грей набросится на нее.

Она невыразимо мучилась от желания прикоснуться к нему, прижаться к его большому и крепкому телу, открыться перед ним до конца. Но, тем не менее, она по-прежнему молчала и сидела неподвижно: действовал инстинкт самосохранения.

Он незаметно подвинулся ближе, вдохнув исходящий от нее пьянящий аромат. Кровь оглушительно забилась в висках. Они молча смотрели друг на друга, словно два ратника, сошедшиеся в чистом поле для битвы. Грею мучительно хотелось стянуть вниз ее трусики и прикоснуться поцелуем к тому, что за ними скрывалось. Желание было настолько сильным, что сдержаться было невероятно трудно. Интересно, как она отреагировала бы на это?.. Испугалась бы, оттолкнула?.. Или, наоборот, прижала бы к себе его голову?

Он не убирал руки с ее голого бедра, лаская пальцами его нежную кожу. Зрачки ее расширились, но она тут же закрыла глаза и глубоко вздохнула. Он продолжал ласкать рукой ее бедро, незаметно поднимаясь по нему все выше, к тому месту, где сходились ее судорожно сжатые ноги. Ему хотелось положить туда свою ладонь. Грей позабыл о Монике, об отце. Обо всем. Он весь сконцентрировался на медленном движении своей ладони, которая была все ближе и ближе к ее нежному лону, закрытому лишь тонкой тканью. Он мысленно представлял себе, как оттянет пальцем эластичный поясок и дотронется до нежных складочек… Отыщет у самого их основания крохотный бугорок и…

Он знал, что если она позволит ему дотронуться до себя, то позволит и все остальное. Отдастся ему. Но когда его рука добралась до трусиков, Фэйт остановила его.

— Нет, — прошептала она.

Грей уже еле владел собой; с его губ сорвался нечленораздельный стон. Разум изнемогал в борьбе с инстинктами и чувствами. Но все же взял верх. Его всего трясло, на лбу выступили капельки пота, он изнемогал от желания.

— Нет, — повторила она.

Он медленно повернул руку ладонью вверх, и его пальцы сплелись с ее пальцами.

— Тогда просто подержи мою руку минутку.

Она подержала. Пальцы его медленно шевелились, словно пытаясь коснуться чего-то. Другой рукой он судорожно сжимал спинку стула. Сжимал настолько сильно, что у него даже побелели костяшки пальцев.

Спустя какое-то время, в продолжение которого они оба, будто парализованные, неотрывно смотрели друг другу в глаза, остро ощущая обоюдное напряжение, он стал приходить в себя. Высвободив свою руку, он зажал двумя пальцами переносицу, окончательно успокаиваясь. Фэйт прокашлялась, не зная, что сделать и что сказать.

Грей медленно поднялся с корточек. Эрекция не прошла, но теперь он уже владел собой. Сняв с крючка сухое полотенце для рук, он обернул им ее обожженную ногу. Может быть, исключительно для того, чтобы не видеть ее голой, чтобы лишить себя соблазна.

Помолчав, он проговорил:

— Тебе, правда, уже не больно?

— Правда, — тихо ответила она. — Ожог несильный. Завтра, наверное, все пройдет.

И действительно, жжение благодаря ледяному чаю совершенно исчезло.

— Хорошо. — Он внимательно посмотрел на нее и поднял руку, как будто для того, чтобы погладить ее по голове, но тут же убрал ее. — А теперь скажи, зачем тебе понадобилось расспрашивать в городе об отце?

Она подняла на него глаза. Волна темно-каштановых волос упала на спину. Фэйт захотелось высказать ему свои подозрения насчет того, что Ги погиб, но слова застряли в горле. Она не могла сказать ему это. Фэйт в душе уже поверила в то, что ему действительно ничего не известно об отце и что он не повинен в его смерти. Не повинен, потому что она любила его и известие о его вине разбило бы ей сердце. И сказать она ему не могла тоже потому, что любила. Ведь Фэйт нарочно выплеснула кофе на себя, чтобы не обжегся он. Кофе! А тут сказать о том, что отца, которого он горячо любил, нет в живых?!

Поэтому вместо страшных догадок она сказала:

— Это и мое прошлое тоже. Я плохо знала его. Мы редко встречались, но когда встречались, он всегда был добр ко мне. А потом… А потом из-за него я потеряла свою мать. И ты полагаешь, что после этого я не имею права знать о том, что это был за человек? Разве я не вправе избавиться от белых пятен в моем прошлом?

— Значит, ты хочешь узнать, что он был за человек? Удачи тебе, — буркнул он. — Мне лично казалось, что я знаю его лучше всех на свете, а вот спроси меня: зачем он сбежал — не отвечу. Не знаю. — Он помолчал. — Кстати, обо мне. Если ты еще не удовлетворила свое любопытство относительно него до конца, лучше уж задавай вопросы мне. Мне не хочется усложнять тебе жизнь, Фэйт, поверь, но… я сделаю все, чтобы защитить своих родных.

Раз уж он сам предложил… Нет, нет! Сейчас было не время для расспросов. Она сидела перед Греем полуголая. Перед Греем, который сам походил на бочку с порохом, готовую в любую минуту взорваться. Поэтому она промолчала. Через некоторое время губы его скривились в усмешке и он проговорил:

— Что-то я не слышу от тебя никаких обещаний, дорогая. Ну что ж, подумай хорошенько. Не делай себе же хуже. Веди себя хорошо.

— Как примерная девочка?

— Как разумная женщина, — уточнил он. Рука его снова потянулась было к ней, но замерла в воздухе на полпути. Она чувствовала, что ему хочется остаться, хочется продолжить то, что начал. Но она отказала ему, и он нашел в себе силы прислушаться к этому. Пока. И Фэйт, и Грей знали, что каждая новая встреча будет означать возобновление этой борьбы. И с каждым разом соблазну будет все труднее сопротивляться.

— Пойду, — объявил он.

— С Богом.

Он остался на месте.

— Не хочу уходить.

— И все же придется.

Он усмехнулся.

— С тобой нелегко, Фэйт Девлин.

— Харди.

— Я не знал его. Он для меня нечто нереальное. Ты любила его?

— Да.

«Но совсем не так, как тебя!!!»

Темные глаза его сверкнули, и на этот раз он все-таки коснулся ее, проведя рукой по щеке.

— Ты навсегда останешься для меня Девлин. Со своими рыжими волосами и колдовскими глазами.

Наклонившись, он поцеловал ее в губы. И сразу же ушел. Когда Фэйт услышала, как за ним захлопнулась входная дверь, напряжение наконец оставило ее.

У нее было такое впечатление, как будто по дому пронесся смерч. Сердце учащенно билось в груди, во всем теле чувствовалась усталость от долго сдерживаемого напряжения. Эти несколько минут были самыми эротичными мгновениями в ее жизни. А ведь он всего-то и сделал, что коснулся ее ноги. Если бы он не остановился, она окончательно потеряла бы над собой контроль. Фэйт пугала сила желания, которое просыпалось в ней от одного его взгляда, мимолетного прикосновения, от одного его запаха.

«Ты навсегда останешься для меня Девлин».

Эти слова никак нельзя было назвать комплиментом. Оставалось только надеяться, что он вовсе не имел в виду то, что никогда не забудет о ее происхождении и никогда изменит о ней мнения, как бы она ни старалась.

«Всегда буду любить тебя. Всегда.»

«Боже мой, только дотронулся до нее… и едва не кончил, — мрачно размышлял Грей. — Представляю себе, что случилось бы, если бы она дала мне войти в себя. У меня, наверное, остановилось бы сердце».

У него дрожали руки, когда он вел машину по дороге. Впрочем, пора бы уже привыкнуть. С некоторых пор это была естественная реакция на любую, пусть самую мимолетную встречу с Фэйт. Ему было бы, пожалуй, легче, если бы он не видел в ее глазах такого же ответного желания. Она могла сколько угодно изображать из себя каменную статую, сколько угодно на словах отказывать ему, но ей было не дано замаскировать выражение своих томных зеленых глаз. Грей знал, что не ошибается… Все признаки были налицо. Она тяжело дышала, у нее высоко вздымалась грудь, под тонкой тканью блузки четко обозначились отвердевшие соски. А губы покраснели и припухли еще задолго до того, как он поцеловал ее на прощание, будучи уже не в силах сдерживаться. На нежной коже лица выступил румянец…

Он хотел Фэйт, но должен был сделать так, чтобы она уехала. Это противоречие разрывало его на части, сводило с ума. Когда он потребовал от нее перестать наводить в городе справки об отце, она ничего ему не пообещала. Спорить не стала, но Грей уже достаточно хорошо знал Фэйт, чтобы понимать: ее молчание — признак упрямства. Она умела без видимой борьбы твердо стоять на своем. В детстве жизнь часто била Фэйт. Тогда она была беспомощна и беззащитна. Теперь другое дело. Если она задумала что-то, трудно будет заставить ее свернуть в сторону. Твердость характера, возможно, и помогла ей к двадцати шести годам уже заиметь собственное туристическое агентство.

Грей сознавал, что, скорее всего, не сможет убедить ее уехать. А что из этого выйдет, учитывая те чувства, какие она в нем вызывала… Даже подумать страшно!

Моника вошла в приемную офиса Алекса и улыбнулась Андреа. Руки ее мелко дрожали, но голос был спокойным.

— Надеюсь, он у себя? — спросила она. — Решила заскочить, раз уж оказалась в городе. Надо кое о чем спросить.

— Тебе повезло, — ответно улыбаясь, сказала Андреа. Она знала Монику с малолетства. — Минут пять назад только вернулся. Он пока умывается, но через минуту будет. Заходи, садись.

«Умывается» означало, что Алекс принимает душ. Мама сказала бы точно так же, как Андреа.

За всю свою жизнь Моника вообще не могла припомнить ни одного случая, чтобы мама упомянула про туалет или ванную. Ноэль считала, что физиологические потребности человека лучше скрывать, а если не удается, то не обращать на них внимания. Поразительно, как еще с такой жизненной философией она могла заниматься с папой любовью. Но ведь занималась, ибо она, Моника, и Грей являются убедительным тому доказательством. Еще удивительно, как после всех неприятностей, связанных с появлением на свет Грея — одно общение с акушёром чего стоит! — Ноэль умудрилась родить папе второго ребенка.

Монике было неприятно приближаться к кожаному диванчику, поэтому она отошла к окну и стала смотреть на площадь. Весна быстро отступала под натиском лета. Время неумолимо бежало вперед, в природе продолжался вечный и естественный круговорот, и ей, природе, не было никакого дела до человека, возомнившего себя ее царем, способным влиять абсолютно на все.

В кабинет вошел Алекс. Увидев Монику, он улыбнулся.

— Что привело тебя сюда сегодня? — удивленно произнес он.

Алекс только вчера ужинал у них дома и полагал, очевидно, что все дела можно было обсудить там.

Моника заглянула в его серые глаза, и у нее мгновенно пересохло в горле. Всю неделю она копила в себе мужество для того, чтобы явиться к нему для разговора, но теперь оно ей изменило.

Заметив что-то в ее глазах, он нахмурился.

— Что случилось, дорогая? — негромко спросил он, закрывая за собой дверь. Подойдя к Монике, он взял ее за руку.

Она прерывисто вздохнула. Порой Монике казалось, что ее свидания с Алексом существовали лишь в ее воображении. Никогда ни словом, ни взглядом он не намекал на это. Внешне это был все тот же Алекс, старинный друг семьи, на дружеское плечо которого всегда можно было смело опереться в те времена, когда Грей и Моника только вставали на ноги. Казалось, не она с ним встречалась в этом кабинете семь лет, а… мама и папа.

«Нет, это Алекс, — напомнила она себе, взяв себя в руки. — Он нас не оставит. Его любовь и поддержка не зависят от того, сплю я с ним или нет. Наши свидания — это просто удобный способ давать выход своим чувствам».

Это если рассуждать по логике. Но в душе она была охвачена ужасом. Один отец уже бросил ее, его любовь к ней оказалась не настолько сильной, чтобы выдержать испытание на прочность. Он не нашел в себе сил сопротивляться соблазну в лице развратной Рини Девлин. Если придется теперь потерять еще и Алекса… Моника чувствовала, что не переживет этого.

Но не стоило забывать и про Майкла. Про милого, чувственного Майкла. Моника понимала, что если не ухватится за представившийся ей шанс сейчас, то следующего раза может уже и не быть. Кого легче потерять навсегда: Алекса или Майкла? Тут и вопросов не было, ибо она отдала Майклу все свое сердце.

— Моника? — В серых глазах Алекса мелькнула тревога.

Она судорожно вобрала в себя воздух. Надо сказать. Зажмурившись, Моника выпалила:

— Я собираюсь выйти замуж за Майкла Макфейна.

Наступила тишина. Моника не открывала глаз, со страхом ожидая его реакции. Но время шло, а ответа от Алекса не было. Наконец напряжение достигло предела, и она, не выдержав, открыла глаза. Алекс мягко смотрел на нее и улыбался.

— Поздравляю, — рассмеялся он. — Что мне еще сказать?

Она потрясение уставилась на него.

— Н-не знаю…

— Рад за тебя, дорогая. Ни ты, ни Грей до сего времени не проявляли интереса к браку, и меня это уже начинало беспокоить. А шериф… Это хороший, надежный человек.

Моника прикусила губы.

— Мама будет против.

Алекс подумал над этим с полминуты.

— Возможно, но пусть это тебя не останавливает. Ты заслуживаешь счастья, Моника.

— Не хочется ее огорчать.

— Ей необходимо посмотреть правде в глаза. Так что выходи за Майкла и будь счастлива. Уж поверь мне, сей факт огорчит ее гораздо меньше, чем деятельность Фэйт Девлин.

Фэйт Девлин?..

Моника растерянно заморгала.

— А что такое?

Ведь маме уже известно о том, что Фэйт вернулась в город. Что тут может быть нового?

— А Грей разве не говорил тебе? — удивленно спросил Алекс.

— Нет. А что он должен был мне сказать?

Алекс вздохнул.

— Фэйт ходит по городу и расспрашивает…о Ги. О его личной жизни. Если ее не остановить, старые слухи вновь вернутся к жизни, и это огорчит Ноэль гораздо сильнее, чем известие о твоем замужестве.

У Моники было такое ощущение, будто ей отвесили хлесткую пощечину. Фэйт Девлин ходит по городу и расспрашивает об отце?! Известие вызвало в Монике ослепляющую вспышку ярости. Мало ей того, что ее шлюха-мамаша украла у них отца! Мало того, что ни Грей, ни Моника, ни Ноэль с тех пор ни разу его не видели!

Лицо Моники вспыхнуло от гнева.

— Что это за расспросы? Господи, какое ей дело до папы?!

— Вопросы личного плана. Что он был за человек и так далее. Прознав о том, что я был лучшим другом Ги, она вчера пришла сюда. Поговорить со мной — это еще ладно. В этом нет ничего страшного. Но сегодня утром Грею стало известно, что она и Эда Моргана допрашивала.

— Она расспрашивала Эда Моргана о папе?! — потрясенно воскликнула Моника. — Эда Моргана?! Главного в Прескоте сплетника?!

— Грей позаботился об этом, — утешающе заметил Алекс, легонько похлопав ее по руке. — Ты же знаешь Грея. Уже через десять секунд Эд стал заикаться и под конец замолчал. И замолчал надолго.

Моника знала о том, как страшен бывает ее брат в гневе. Один холодный и угрожающий взгляд черных глаз чего стоит!.. Она была уверена, что Эд Морган и десяти секунд не продержался. Она на минутку попыталась представить себе эту забавную сцену, но тут же вспомнила о наглости Фэйт Девлин.

— Ее интерес мне понятен, — сказал Алекс, — но, как я уже сказал Грею, если об этом узнает ваша мать, ей будет плохо.

— А мне ее интерес не понятен! — вскричала Моника. Господи, с какой же легкостью кошмар способен возвращаться к человеку, вновь наполнять его угнетающим чувством утраты и невыносимой боли. В Монике вспыхнула ненависть. Высвободив свою руку, она отвернулась.

— Эда Моргана Грей поставит на место, а как он с ней поступит?!

( Не знаю. — Алекс покачал головой. — Когда она только переехала сюда, я лично выступал за то, чтобы Грей оставил ее в покое, хоть и понимал, что вы все с этим не согласны. Я рассуждал так: в том, что случилось двенадцать лет назад, не было ее вины, и она имеет право жить там, где захочет. Ноэль должна была смириться с этим переездом. Но в свете действий Фэйт мое мнение изменилось… Эти ее расспросы… На сей раз виновата она сама.

— Грей разберется, — сказала Моника. — Он разберется с ней.

— Ой ли.

— Конечно, разберется! Многое в его силах.

( Я не то хотел сказать. Учитывая его чувства к Фэйт, думаю, он не будет особенно настаивать на ее выселении, Проснись, Моника! Приглядись к своему брату. Неужели ты не видишь, что она ему нравится? Вот и подумай теперь, каково ему выгонять ее из Прескота.

Кровь отлила от лица Моники, оно побелело как мел.

( Грею… нравится эта женщина?! О, нет…

Господь не может быть таким жестоким! Неужели он заставит ее вновь пережить весь тот кошмар?

Будучи не в силах сказать что-нибудь и не обратив внимания на сочувственный взгляд Алекса, Моника попрощалась с ним. Она вылетела из его кабинета и, только оказавшись на улице, вспомнила о том, что так и не сказала ему, что им теперь не нужно встречаться.

Господи, если Грей свяжется с дочерью Рини Девлин, это убьет маму! По городу поползут слухи… после этого маме уже никогда не поднять головы. Моника горько рассмеялась. А она, дура, еще волновалась, что мама огорчится по поводу Майкла Макфейна!