— Вот именно, на круги своя. Я уже начинаю казаться себе последним дураком. Как ни суетимся, а все без толку.
На худом лице Трэммела появилось траурное выражение. Выглядело это настолько комично, что Дейну пришлось прикусить губу, чтобы не улыбнуться.
— Ни улик, ни свидетелей, ни мотивов. Знаешь что? — пробормотал Трэммел.
— Не знаю. Что?
— Я плохо перевариваю алкоголь, — мрачно и с чувством собственного достоинства сообщил напарник.
— Да что ты говоришь?! — вскричал Дейн, закрыв на секунду лицо руками. — Никогда бы не догадался!
А про себя он подумал в ту минуту, что если человек, ни разу не запнувшись, выговорил слово «переваривать», значит, он еще в очень неплохой форме.
— Обычно я веду себя осторожнее. Потихоньку пригубляю…
— Да, ты известный на весь мир пригубитель!
— Спасибо. Но все-таки хорошо, что за руль сядешь ты.
— Да, неплохо. Ты уже готов отправиться домой?
— Как скажешь. Не думай, что тебе придется доводить меня до спальни и укладывать в кровать. Просто мне сейчас не хотелось бы самому вести машину.
— Мне и самому не хотелось бы, чтобы ты сейчас вел машину, старик. Ладно, пошли.
Трэммел твердо встал на ноги, но вдруг что-то замурлыкал себе под нос. Дейн вновь едва не расхохотался.
Песенка «Моя дорогая Клементина» как-то не вязалась с обликом исполнителя.
— Неужели у тебя с этого и похмелье будет? — с любопытством спросил Дейн.
Похмелье с двух пива — это нечто!
— У меня никогда не бывает похмелья, — ответил Трэммел. Они вышли на улицу из накуренного зала, и он глубоко втянул в себя свежий воздух. — То есть так, изредка. Последний раз, насколько мне помнится, еще в колледже.
— Счастливчик!
— Ты никому не станешь болтать, надеюсь?
— Никому. Обещаю.
Соблазн был велик — ребята ржали бы потом над Трэммелом до конца его жизни, — но Дейн твердо решил держать язык за зубами. С другой стороны, ему было приятно, что этот случай появился в его арсенале. Теперь время от времени можно будет небрежно напоминать о нем Трэммелу.
Когда они подходили к машине, Дейн уже тоже насвистывал что-то веселое. К нему вернулось хорошее настроение.
Неизменность процедуры воодушевляла. Ему нравилось то, что все всегда проходило по установившейся схеме. Нравилось вершить обряд властной рукой. Он вершил его не так уж часто. Не хотелось, чтобы торжественная церемония превращалась во что-то скучное и повседневное. Это снизило бы его энергетику.
Приготовления всегда были одни и те же. Он твердо придерживался этого правила. Осознание того, что именно благодаря такой маскировке он снова не будет пойман полицией, наполняло его радостью и ощущением всемогущества. Полиция ловит только дураков, которые совершают дурацкие ошибки. А он никогда не ошибался. Ни в чем.
Возбуждение в предвкушении вечера нарастало в течение всего дня, но он умело его сдерживал, полностью сосредоточившись на приготовлениях.
Первым делом он снял парик. Это был очень хороший парик. Стоил бешеных денег, но полностью оправдал себя. До сих пор никто не догадался, что это не его волосы, которые, кстати, также были светлыми, так что парик, никак не выделяясь, создавал на голове у Кэрола фантастическую шевелюру. Такую увидишь — не забудешь.
Он снял его и провел рукой по вискам в поисках отдельных волосков, которые могли предательски упасть с головы. Нет, не нашлось ни одного. Все нормально. Было бы глупо давать полиции шанс установить его личность по одному-единственному волоску, оставленному в доме жертвы. Он тщательно, не спеша побрил голову, хоть после прошлого раза волосы толком еще не успели отрасти.
Ему нравилось бриться, потому что это была влажная процедура. Приятно ощущать скользкую массу бритвенного геля, чувствовать, как бежит по коже лезвие бритвы. Ощущения были потрясающие, почти такие же, как при сексе.
Теперь щеки и подбородок. Было бы невежливо колоть ее своей жесткой щетиной. Потом грудь. У него рос на груди аккуратный ромбик густых волос, которым впору было гордиться. Но ничего не поделаешь: его тоже пришлось сбрить.
Далее руки и ноги. Какие они становятся гладкие!
Неудивительно, что женщины бреют ноги. Так приятно!
Наконец пах. Ни одного волоска полиции! Одного вьющегося волоска с паха будет достаточно. Его не пропустят, поднимут, со всех сторон исследуют. Глядя на него, полицейские будут упиваться от радости. Кэрол брил себя там очень осторожно: не дай бог хоть чуть-чуть порезаться! Это просто недопустимо.
Он всегда пользовался презервативом. Чтобы не оставлять полиции спермы. А если презерватив вдруг порвется… Что ж, на этот непредвиденный случай у него имелся аварийный план, к которому, правда, прибегать пока не приходилось.
Он где-то читал, что отнюдь не всегда можно установить личность человека по его сперме. Для таких везучих мужиков было даже придумано какое-то научное название. И утверждалось, что их довольно много: каждый пятый примерно. Хорошо бы узнать, а не попал ли он в эти счастливые двадцать процентов? Но не мог же он пойти в лабораторию и попросить там выяснить: можно ли будет по сперме установить его личность? Впрочем, он не возражал против презерватива, так как считал, что грешницы недостойны того, чтобы в них изливалась его сперма.
Теперь одежда. Кожа. Ничего кроме кожи. Кэрол знал, что тканевая ниточка способна дать полиции хороший след. Он хранил свой кожаный наряд в картонной коробке отдельно от всех остальных вещей. В машине у него все было выложено винилом: под задницей виниловая подкладка, под ногами виниловая циновка. Он ставил ноги только на нее, чтобы не подхватить чего-нибудь на подошвы ботинок и не занести в дом. Мелочь, конечно, но он верил, что в его деле мелочи решают все.
Полиции не удастся выйти на него, так как, уходя из дома жертвы, он не оставлял следов. Кроме следов ножа, конечно.
Детектив Холлистер не позвонил, хотя Марли ждала его звонка. Она надеялась также, что он нагрянет к ней домой без приглашения, как уже случалось, но и этого не произошло. Марли пребывала в нервном возбуждении. С одной стороны, она боялась, что он позвонит или зайдет, с другой — была раздражена тем, что он до сих пор не сделал ни того, ни другого.
Так или иначе, вольно или невольно, ему удалось испортить ей весь вечер.
Ей пришла в голову мысль сходить в кино. Будет даже хорошо: Холлистер позвонит, а ее нет. Но Марли передумала. Она никак не могла забыть того, что случилось с ней в прошлую пятницу вечером. Неужели прошла всего неделя? А кажется, что по крайней мере месяц. Может, через несколько дней она и сходит в кино, но не сегодня.
Марли легла раньше обычного — еще до десяти. Не стала даже ждать последних теленовостей. Она чувствовала усталость. Неделя прошла в небывалом напряжении. Как хорошо было закрыть глаза и подумать о том, что завтра не надо с утра бежать на работу и можно спать сколько захочется. Она расслабилась на мягкой постели, напряжение покинуло все мышцы, к ней стал подкрадываться сон…
…Он неслышно передвигался по дому. Ярко горел один экран телевизора, все вокруг было погружено во тьму, и это хорошо маскировало его присутствие. Он замер на пороге комнаты, глядя на женщину, которая сидела, повернувшись к нему спиной, и смотрела какой-то старый фильм. Чувство презрения наполнило его. Боже, как она доступна!.. Он стал медленно приближаться, наслаждаясь минутами напряженной неопределенности. Мерцающий экран телевизора отбрасывал блики на узкое и кривое лезвие ножа у него в руке…
Надсадный, животный стон родился в груди Марли, когда она попыталась крикнуть, посылая отчаянный предупреждающий сигнал. Но у нее перехватило горло. Господи, господи!.. Она заплакала и, путаясь в одеяле, попыталась слезть с кровати. Видение было настолько реальным, что, казалось, она сейчас увидит его, выступившего из темноты с серебристым лезвием ножа в руке.
…Он встал у нее за спиной, глядя на ее затылок. Эта глупая сучка даже не подозревает о том, что она уже не одна. Ему это нравилось. Может, ничего пока не делать? Простоять так до конца фильма?.. Все это время она не будет знать…
Наконец Марли удалось вскочить с постели, но она тут же упала, запутавшись в одеяле. Освободившись от него, она поднялась с пола и бросилась к двери. Ее качало из стороны в сторону. Ужас ослепил ее, парализовал рассудок. Как темно!.. Она наскочила на стену и от удара несколько пришла в себя. Стала шарить по стене в поисках выключателя, но его нигде не было.
…Это уже начинает надоедать. Усмехнувшись, он протянул руку вперед к ее шее…
Марли уткнулась в другую стену, которой вроде бы не должно было там быть. Замерла, вся дрожа, потеряв всякую ориентировку. Где она?
Фары проезжавшей мимо дома машины на мгновение осветили комнату. Ага, гостиная. Но как она попала сюда из спальни? Вскочив с кровати, она устремилась к двери и не нашла ее… А, оказывается, она проскочила в нее, не заметив. Ничего, по крайней мере, теперь она знает, где выключатель.
Едва не опрокинув лампу, Марли нащупала кнопку и нажала на нее. Яркий свет, брызнувший в глаза, на секунду ослепил ее. Телефон! Вот он, прямо на столике.
Его номер. Какой у него номер, черт возьми?! Марли никак не могла вспомнить, она сейчас вообще ни о чем не могла думать. Ага, кнопка автоматического набора последнего номера! Звонила ли она кому-нибудь после той ночи? А, плевать! Лишь бы услышать в трубке человеческий голос.
Она рывком сорвала трубку с аппарата, которая тут же заплясала в ее дрожащей руке. Марли изо всех сил прижала ее к уху, а затем вслепую нажала на какую-то кнопку, надеясь, что это та самая, которая нужна. Проверить Марли не могла: все плыло перед глазами.
В ухо ворвался первый гудок. Она зажмурилась, борясь с собой, пытаясь удержать себя в руках.
Второй гудок. Ну, скорее! Пожалуйста! Скорее, скорее!
Третий гудок оборвался, и на том конце провода раздался низкий и заспанный, ворчливый голос:
— Холлистер.
— Д-дейн! — Она уже почти не контролировала себя, голос изменил ей.
— Марли? — Заспанность как рукой сняло. — Марли, что случилось?
Марли захотела сказать, но не смогла: в горле застрял комок. Она только надсадно и хрипло дышала в трубку.
— Марли, черт возьми, скажи что-нибудь! — заорал на том конце провода Холлистер.
Видение надвигалось. Она больше не имела сил с ним бороться. Дрожь переросла в конвульсивные судороги, свет померк в глазах. Сделав над собой последнее отчаянное усилие, она крикнула в трубку:
— Он снова начал…
Но вместо крика она услышала свой собственный еле различимый шепот.
Глава 10
Она не бросила трубки, но Дейн не смог больше добиться от нее ни слова. Отойдя от телефона, он быстро оделся, сунул голые ноги в кроссовки и захватил наплечную кобуру с «береттой». Застегивать ее не было времени. Не прошло и минуты после телефонного звонка Марли, как он уже бежал к двери.
Сердце бешено колотилось в груди. Что она сказала? Последние ее слова были произнесены еле уловимым шепотом, он с трудом расслышал. Вроде кто-то что-то снова начал… Кто? Что начал?
Впрочем, то, что Марли пыталась сказать, было не так важно. Он понял одно: она вне себя от ужаса. Ее паника передалась ему. Марли попала в беду.
На улице моросило. Асфальт был скользкий. Пришлось включить «дворники». Он не мог ехать с той скоростью, с какой хотел, но все же несся слишком быстро, учитывая состояние мокрой дороги. Тревога и беспокойство за Марли заставляли его беспрестанно давить ногой на педаль газа. На светофорах Дейн останавливался, но едва пропадал красный свет, как он тут же срывался с места.
На автостраде произошла какая-то авария, поэтому пришлось делать объезд к другой дороге, теряя драгоценные минуты. Примерно через двадцать минут он затормозил перед домом Марли. Ее машина стояла на обычном месте. В гостиной горел свет. Одним прыжком преодолев две ступеньки, он влетел на крыльцо и стал стучать в дверь.
— Марли? Это Дейн! Открой!
За дверью стояла жуткая тишина. Так же тихо было днем в доме Виников, когда они приехали туда с Трэммелом. Мертвое молчание. Кровь застыла у Дейна в жилах, голос его сорвался на хриплые крики, когда он стал вновь звать ее, барабаня по двери кулаками.
Ах ты, дверь целиком из дерева! Если бы верхняя часть была сделана из стекла, Дейн разбил бы его и открыл замок изнутри. Проверять черный ход не было времени. Он чуть отошел назад и врезал по двери ногой. С четвертого пинка замок сломался, расщепив косяк, дверь распахнулась и впечаталась в стену. Разум подсказывал ему, что не стоило торопиться, не стоило взламывать дом, но тревога за Марли затмила рассудок. Держа пистолет наготове, он бросился внутрь дома.
— Марли?
Она сидела на диване, хорошо освещенная зажженной настольной лампой, и напоминала статую в нише. Глаза ее были широко раскрыты, взгляд слепо устремлен в одну точку. Абсолютная неподвижность, мертвенно-бледное лицо… На какое-то мгновение у него перехватило дыхание. Приступ боли был настолько силен, что, казалось, ему вскрыли грудную клетку и изо всех сил засадили туда кулаком.
И тут он вспомнил рассказ патрульного Эвана. Тому тоже вначале показалось, что она умерла. Дейн задышал ровнее. Судорога, за минуту до этого парализовавшая его, отпустила. Но страх, охвативший словно ледяным обручем, не исчез. Дейн положил пистолет на стол и опустился на корточки перед диваном. Марли сидела, сложив руки на коленях. Он взял одну ее руку в свои и прижал к сердцу. Потом приложил два пальца к тонкому запястью и облегченно вздохнул, уловив медленный, но устойчивый пульс. Рука ее была холодна, но под внешней оболочкой явно теплилась жизнь.
— Марли, — позвал он снова. На этот раз уже гораздо спокойнее.
Она по-прежнему не отвечала.
Дейн внимательно оглядел ее со всех сторон, потом осмотрелся вокруг. Следов борьбы нигде не видно, да и с Марли, похоже, все в порядке. По крайней мере внешне.
Рядом с ней на диване лежала снятая телефонная трубка. Из нее доносились слабые гудки. Дейн повесил ее.
Судорожно сглотнув, он предположительно представил себе, что тут произошло. Должно быть, ее настигло очередное видение. И она до сих пор парализована им. Что на этот раз? Снова убийство? Дейн хорошо себе представлял уровень преступности в городе. Наркотики, уличные бандитские группировки. Удивительно, как это она вообще еще живет? По идее, Марли должна находиться в состоянии перманентного ступора. Способна ли она улавливать положительные эмоции? Счастливые мгновения в жизни людей? Как они играют со своими детьми или весело гогочут над тупой шуткой?.. Как она может жить, если ее постоянно захлестывает только дерьмо человеческой породы?
На ней были только тонкая майка с круглым воротом и трусики. Когда он дотронулся до ее ног, ему показалось, что они изваяны из льда. Дейн встал, закрыл вышибленную им дверь, затем прошел в спальню в поисках одеяла. Эта небольшая комната, как и все другие в ее доме, была очень уютной и навевала покой. Марли превратила свой дом в своего рода убежище, баррикаду от внешнего мира. Остановившись на середине комнаты, он осмотрелся вокруг. Одеяло было скомкано, смято и почти съехало на пол. Очевидно, она уже была в постели, когда началось видение. Только теперь, взглянув на то, в каком состоянии была ее кровать и постельное белье, он смог себе представить ту степень волнения, в котором она находилась.
На кресле-качалке лежало вышитое покрывало. Дейн снял его, вернулся в гостиную и укрыл им Марли, подоткнув края со всех сторон. Он отсутствовал в спальне несколько минут, но, вернувшись, понял, что она продолжает сидеть в той же позе, не сдвинувшись ни на сантиметр. И только вздымающаяся и опускающаяся грудь указывала на то, что она еще жива.
Он не знал, что ему еще остается делать, кроме как ждать. Пройдя на кухню, Дейн поставил кофе. Может быть, Марли не будет нуждаться в нем, когда очнется, но самому Дейну он уже был необходим.
Вернувшись в гостиную, он сел на диван рядом с девушкой и стал ждать. На ее лице ничего нельзя было прочитать: выражение было абсолютно пустое, неживое. Она снова напомнила ему статую. Марли явно не воспринимала внешний мир. Широко раскрытые, остекленевшие глаза… Она явно была или без сознания, или еще что-нибудь в том же роде…
Дейн принялся внимательно изучать ее лицо в профиль. В нем была неземная чистота и непорочность, какой он не замечал прежде. До сих пор Марли обращала на себя его внимание только тем, что была умна, остра на язык. Впрочем, не только этим. Помимо ее бездонных синих глаз, она притягивала его и другим. Не будь она сейчас в таком состоянии, он вряд ли стал бы укрывать ее полуобнаженное тело покрывалом. Глядя на мягкий изгиб ее губ, он вспоминал их вкус. Хрупкая, удивительно женственная Марли… При взгляде на нее он мгновенно возгорался, как факел.
Прошло десять минут. По звукам, которые долетали до Дейна из кухни, он понял, что кофе готов.
Налив себе полную чашку, он вернулся к Марли. Ему пришла в голову одна мысль. Поставив чашку на стол, он осторожно подхватил Марли и посадил ее себе на колени.
— Марли. Ты уже можешь проснуться? Ну, давай же, милая, просыпайся.
Он пробежал ладонью по ее лицу, затем легонько потряс ее за плечо.Она издала какой-то слабый жалобный звук и ресницы ее затрепетали.
— Приходи в себя, Марли. Это Дейн. Проснись и расскажи, что стряслось.
Голова ее склонилась ему на плечо. Дейн ласково накрыл ее рукой, а другой обнял за плечи. Кожа у нее была холодная. Он снова легонько встряхнул ее. Глаза у нее к тому времени уже закрылись. Она теперь выглядела более естественно, больше походила на спящего человека, а не на статую.
— Марли? — резко проговорил он. — Проснись! Скажи что-нибудь, черт тебя возьми!
Она застонала и попыталась было оттолкнуть его, но рука ее тут же бессильно упала на колени. Она несколько раз прерывисто вздохнула, ресницы вспорхнули, но тут же закрылись. Тело явно не хотело подчиняться ее воле.
— Марли, посмотри на меня.
Он нарочно каждый раз называл ее по имени, стремясь пробиться в ее затуманенное сознание, вернуть из тьмы к свету.
…Кто-то настойчиво звал ее по имени. Измученное сознание Марли отчаянно ухватилось за этот знакомый голос, как утопающий хватается за спасательный круг. Этот голос вернул способность ориентироваться в хаосе, тумане, в кошмарном смерче. Поначалу голос доносился едва слышно, но становился все громче и вот теперь звучал уже над самой ее головой. Чувство реальности стало возвращаться, хотя и в довольно странной, неестественной форме… У нее было такое впечатление, словно она прижалась к кому-то, лежит в чьих-то объятиях. Ощущение было настолько незнакомым, что Марли растерялась. Она не допускала, чтобы ее обнимали, чтобы дополняли вторжение в ее сознание тесным физическим контактом.
Но органы чувств утверждали: тебя кто-то обнимает и прижимает к себе. А, это Дейн… Задира Дейн. Упрямец, который не желает слушать то, что ему говорят… Конечно, Дейн.
Она с трудом открыла глаза и поняла, что смотрит прямо в это грубоватое лицо, прямо в эти карие глаза, которые излучали тревогу. Его сердце ровно билось рядом с ее сердцем. Как уютно на душе от этого мерного ритма! Хотелось свернуться клубочком на коленях у Дейна. Она со всех сторон чувствовала тепло его тела, согнавшее с нее озноб. Отчего это она вдруг так замерзла?
Марли растерянно огляделась по сторонам. Ее гостиная. Но откуда здесь взялся Дейн и почему она сидит у него на коленях? Почему все тело разламывается от нечеловеческой усталости?
Так, так, так… Она ждала его звонка, но он не позвонил, и она пошла спать… «Я сама позвонила ему».
Вспомнив об этом, Марли внутренне вся напряглась. На нее нахлынул поток подробностей, о которых хотелось забыть. Измученное сознание ее вновь вступило в борьбу…
— Дейн… — Она судорожно схватилась за его рубашку.
— Все в порядке, — тихо проговорил он, откинув у нее со лба прядь волос. — Я с тобой. Новое видение? О чем на этот раз? Только не торопись, успокойся. Хочешь кофе? Должно помочь, а?
Он поднес чашку с кофе к ее губам. Она сделала маленький глоток, надеясь на то, что кофеин продлит «отключку» хоть на несколько минут. Необходимо было успеть привести свои мысли в порядок, рассказать Дейну все, что только удастся сейчас вспомнить. Но кофе оказался настолько гадким, что Марли, поморщившись, отвернула лицо в сторону, когда Дейн предложил ей сделать еще глоток.
— Он снова ЭТО совершил, — заплетающимся языком проговорила она.
— Кто «он»? — растерянно переспросил он, пытаясь влить в нее еще кофе. Она упорно отворачивалась от чашки.
— ОН! Он убил сегодня еще одну женщину.
Дрожь вернулась к ней и охватила все тело с головы до ног.
Дейн весь напрягся. Она почувствовала, как напружинились его мускулы.
— Тот самый, который убил Надин Виник? — спросил он осторожно.
— Да. Я чувствовала, что он снова вышел на охоту, выбирает… Почуяла что-то смутное в ту ночь, когда звонила тебе… — скороговоркой произнесла она, боясь, что не хватит сил договорить до конца.
— Именно это тебя тогда и испугало?
Она кивнула.
Прижимая Марли одной рукой к себе, Дейн потянулся другой к телефону и позвонил в центральную диспетчерскую. Назвавшись, он спросил:
— Вам уже сообщали об убийстве женщины? Ее зарезали.
— Нет, наоборот, все спокойно. Дождю спасибо. А тебе что-то известно?
— Может быть. Слушай, если что-то в этом роде появится, сообщи мне по пейджеру. В любое время.
— О'кей.
Дейн повесил трубку и посмотрел на Марли.
— Никто об убийстве не сообщал.
Она продолжала цепляться за его рубашку, но глаза уже подернулись дымкой, как в тот понедельник, когда она пришла в полицию и ровным бесцветным голосом рассказала леденящий душу кошмар. Дейн заметил, что ее сильнее стала бить дрожь. Он крепко прижимал Марли к себе, стремясь смягчить судороги — он их отчетливо чувствовал, — пробегавшие по ее хрупкому телу.
— У нее рыжие волосы, — проговорила уже знакомым Дейну, каким-то безличным голосом Марли. — Она очень хорошенькая. Сидит перед телевизором и смотрит какой-то старый фильм. Она не знает, что он уже вошел. Он подходит к ней со спины, останавливается и смотрит. На лице его усмешка, ему интересно: сколько времени пройдет, прежде чем она почувствует его присутствие? Ожидание что-то затягивается. Глупая корова! Ему это уже начинает надоедать. Он вытягивает левую руку и прикасается к ее шее. Она не успевает закричать, потому что он зажимает ей рот. Эти первые мгновения ужаса жертвы ему очень по душе. Нож у него в правой руке. Он подводит лезвие к ее горлу.
— Ты уверена, что это тот же самый мерзавец? — спросил Дейн, отчаянно надеясь на то, что у нее появятся сомнения.
— Уверена. Фильм еще не закончился, работающий телевизор заглушает шум борьбы. Он заставляет ее снять пижаму и лечь на пол. Диваны в доме очень узкие, он не большой поклонник диванов…
…Он пользуется презервативом. Эта сука недостойна того, чтобы он одарил ее своей спермой. Он начинает двигаться. Медленно и легко, медленно и легко… Пусть она расслабится, пусть ее страх ослабнет… Сейчас не надо делать ей больно. Еще рано. Еще рано…
Дейн прижал ее к себе еще крепче, хоть и опасался, что Марли это не понравится. Но она не стала вырываться, ибо полностью сосредоточилась на описании кошмара, который в ее устах звучал словно литания. Озноб пробежал у него по спине, волосы зашевелились на затылке.
О Боже…
— Он кончил. Стоит возле нее на коленях. Она смотрит на него снизу вверх широко раскрытыми, полными страха глазами. Но в этих глазах также и надежда. Это хорошо, что она надеется. Очень хорошо. Он улыбается ей. Губы у этой дуры дрожат, но она тоже улыбается. Она боится не улыбнуться, думает, наверно, что он сумасшедший. Нет, она слишком глупа, чтобы позволить ей жить и дальше. Ему скучно: в прошлый раз было веселее. Может быть, ему удастся хоть как-нибудь расшевелить эту корову? Он слегка колет ее, и она визжит как свинья. Охота началась. Вокруг, вокруг тутовника…
— Боже правый, — хриплым голосом протянул Дейн. — Марли, хватит! Достаточно!
Она моргнула, будто сметая пелену с глаз, и посмотрела на него. Выражение лица было такое, что ему захотелось зарыдать. Предельно измученное, мертвенно-бледное… Печать нечеловеческого изнеможения лежала на лице, словно глиняная маска.
— Ты должен поймать его, — пьяным голосом проговорила она.
— Знаю. Я поймаю. Клянусь, милая.
Марли уткнулась лицом ему в плечо и закрыла глаза. Члены ее расслабились, она обмякла. Дейн внимательно посмотрел на нее. Дыхание стало ровным и спокойным: признак того, что она погрузилась в глубокий сон. Дейн подивился тому, как быстро она заснула. Но не встревожился. По сравнению с тем, какой он застал ее, когда приехал сюда, сейчас она выглядела абсолютно нормально.
Несколько минут Дейн просидел неподвижно, хмуро размышляя, перебирая в уме услышанное только что. Потом поднялся вместе с Марли на руках, отнес ее в спальню и аккуратно положил на кровать. Она даже не шевельнулась, пока он снимал с нее покрывало и укрывал одеялом.
Потом Дейн налил себе новую чашку с горячим кофе, вернулся в гостиную и снова погрузился в размышления о том, что произошло сегодня вечером. Все это ему активно не нравилось.
Глянул на часы: уже за полночь. Несмотря на позднее время, решил позвонить Трэммелу.
Трубку на том конце провода сорвали сразу же, и Дейн сначала услышал женский голос:
— Але?
И почти одновременно — запоздалое предостережение:
— Не трогай трубку! — После чего к телефону подошел сам Трэммел и буркнул:
— Да?
Дейн был сейчас не в том настроении, чтобы дразнить напарника.
— У Марли сегодня было новое видение, — начал он без предисловий. — Парень тот же самый. Она сказала, что он «сделал» еще одну.
Трэммел ответил не сразу. Ему потребовалось несколько секунд для того, чтобы услышанное дошло до его сознания.
— Где? — наконец спросил он.
— Пока об убийстве никто не сообщал.
Снова пауза. Затем:
— Что ж, скоро мы точно будем знать, действительно она экстрасенс или нет.
— Да. Состояние у нее было неважное. Если что, я сейчас у нее дома. Мне из диспетчерской будут звонить, когда что-нибудь узнают.
— О'кей. Если она окажется права… Дьявол!
«Это еще мягко сказано», — подумал Дейн, положив трубку.
Он сидел, пил кофе и размышлял. Если Марли говорила правду, если тот же самый парень, который убил Надин Виник, расправился сегодня со второй женщиной — это означает, что пришла большая беда. Ему очень хотелось поймать негодяя, но он надеялся вначале, что трагедию Надин Виник можно будет классифицировать как одиночное убийство, совершенное кем-нибудь из ее знакомых. Беспокоило, правда, что никак не удавалось отыскать мотив. Дейн мог опираться лишь на теоретическое предположение, что множественные ножевые ранения указывают на то, что преступник был чем-то здорово выведен из себя.
Но если подтвердится, что тот же парень совершил второе убийство по сходному сценарию, это будет означать, что в Орландо появился маньяк. Серийный убийца. Человек, начисто лишенный совести и поступающий согласно каким-то своим сумасшедшим правилам. Хуже всего то, что парень, похоже, неглуп, ибо тщательно позаботился о том, чтобы не оставить в доме Виников своих следов. Маньяков всегда было очень трудно ловить, а если еще попался большой хитрец — шансы на его поимку выглядят особенно призрачными. Скажем, тот же Банда. Сколько он натворил зла, прежде чем совершил ошибку?
Дейну оставалось только ждать. Он не мог начать расследование убийства, о котором еще никто не заявил. До тех пор пока не обнаружат труп жертвы, у Дейна в распоряжении только показания Марли, измученной и травмированной женщины-экстрасенса. Но Дейн ей верил. Печенкой чувствовал, что Марли можно верить. И это пугало само по себе. Холодный и расчетливый внутренний голос еще говорил ему: «Поживем — увидим». Это было бы логично. Но до логики ли тут, когда кишки переворачиваются в животе от дурных предчувствий?..
«Мокрушников»в полиции сортировали на несколько групп. Дейн знал уже, как назвать того, о ком рассказала Марли. «Раскручивающийся сексуальный маньяк». Он попытался вспомнить, были ли нераскрытые убийства, аналогичные убийству Надин Виник, в Орландо раньше. Но в голову так ничего и не пришло. Либо парень совсем недавно начал свои похождения, либо он приехал из другого города. Хрен редьки не слаще. Если это гастролер, который «работает»в разных штатах, американская полиция до сих пор, видимо, не занесла его в категорию серийных убийц, так как в одном месте он совершает наверняка только одно-два преступления.
Если же миссис Виник его первая жертва, то приходится признать, что этот подонок потерял над собой контроль, раз пошел на второе убийство так скоро. В этом случае в самое ближайшее время в Орландо следует ожидать настоящей резни. «Раскручивающийся» маньяк начинает медленно: порой перерывы между убийствами длятся месяцы. Затем «передышки» становятся все короче, потому что маньяк достигает удовлетворения, только убив, и ему хочется убивать чаще и чаще. А когда серийный убийца начинает сразу с недельного перерыва — это очень круто.
И ничего не поделаешь, надо терпеливо ждать.
Интересно, когда обнаружат тело? Может быть, муж убитой работает в третью смену, как и мистер Виник? Может быть, это своего рода общий знаменатель: муж, работающий по ночам? Если это так, то труп обнаружат только утром, где-нибудь между шестью и восемью часами. Но если женщина жила одна, то хватиться ее могут через сутки, даже через двое… Впрочем, Дейн знавал случаи, когда убитых находили и спустя недели после смерти…
Ждать.
Он снова сверился со своими часами. Пять минут третьего. Кофе закончился, да он уже и не помогал. Дейн чувствовал усталость, стали слипаться глаза.
Бросив взгляд на диван Марли, он поморщился. Против его шести футов с лишним в диване было, дай Бог, пять. Нет, Дейн никогда не увлекался мазохизмом.