На его лице пребывало выражение полнейшей безмятежности.

— О, придет день, когда ей воздается! — только и ответил он.

Джейнз с симпатией относился к Анетте, которой приходилось мириться с тем же, с чем мирился он. И когда его оскорбляли, она всегда сочувствовала ему. Вообще большинство людей вели себя вполне учтиво, но попадались и такие, которым требовалось преподать урок. Анетта, к примеру, всегда уважительно называла его «мистер», что ему нравилось. Анетта была совсем домашняя, невысокого роста, темноволосая и некрасивая, но при этом неизменно приветливая. Она не раздражала его так, как раздражали многие женщины своей глупостью и обидчивостью.

У Кэрола Джейнза всегда была прямая спина, настоящая военная выправка. Он часто думал о том, что из него получился бы неплохой военный. Офицер, конечно. Он был бы первым на курсе в академии, если бы мог поступить туда. К сожалению, у него не имелось связей, необходимых для поступления в военную академию. Связи в таком деле играют решающую роль. А без них не видать академии как своих ушей. Высший класс общества плотно сомкнул свои ряды и не пускает к себе снизу никого. Завербоваться сначала на срочную службу? Нет, об этом даже речи быть не могло. Точно так же он отверг учебный корпус офицеров запаса и офицерскую школу. Все это даже близко к академии не стояло. В результате вместо блестящей военной карьеры ему выпала жалкая доля, унижающая человеческое достоинство работа в огромном универсальном магазине: принимать от населения их жалобы. Но это еще не значило, что из-за этого он должен опуститься.

В нем было пять футов и десять дюймов роста, но постоянная прямая осанка делала его в глазах окружающих несколько выше. Он считал, что выглядит довольно привлекательно: подтянут — дважды в неделю гимнастический зал, густые и вьющиеся светлые волосы, правильные черты лица. Ему нравилось хорошо одеваться. Он тщательно следил за собой, холил себя, уделяя внимание самым, казалось бы, незначительным мелочам. Именно в этом, как он считал, кроется различие между человеком преуспевающим и неудачником. Джейнз всегда помнил об этом.

Интересно, что сказала бы Анетта, если бы узнала о том, каких усилий стоит ему сдерживаться до той минуты, когда все можно выпустить наружу? Впрочем, об этом не догадывался никто. И меньше других Анетта. Мысль о том, что ему удается обманывать весь мир, приносила ему ощущение огромного удовлетворения. А полицейские, так те вообще идиоты. Куда им тягаться с ним.

Он терпеливо дождался той минуты, когда Анетта ушла на обеденный перерыв, и подошел к компьютеру. Интересно, есть ли у Жаклин Шитс свой счет в магазине? Первоначальная информация, которую можно было почерпнуть из компьютера — если она там была, — всегда облегчала дело. Ага, вот он. Расчеты Жаклин Шитс с магазином его, конечно, не интересовали. Он искал те сведения, которые указывались вверху бланка, заполнявшегося всякий раз, когда клиент просил в магазине кредит. А именно: семейное положение и место работы. Так, Жаклин Шитс разведена. Он прищелкнул языком. «Ай-яй-яй! Она не сумела сохранить семью. Какая жалость…»

Это, разумеется, еще не означало, что она живет одна. Варианты могли быть самыми разными: дети, постоянный любовник, подруга-лесбиянка. Наконец, мать. Любой из этих раскладов дополнительно усложнит задачу. Но никоим образом не сделает ее невыполнимой. Каждый раз он втайне надеялся на то, что впереди обозначится какое-нибудь препятствие, ибо в этом случае он получит возможность устроить более серьезную проверку своим нервам и уму.

То, что он так скоро задумал новое дело, было необычно. Но им владел интерес: покажет ли он себя еще ярче, чем в прошлый раз, или нет? Как атлет, который увеличил нагрузку в тренировочном процессе? Или будет спад? Втайне Джейнз надеялся на то, что проявит еще большую силу и скорость реакции, мыслить будет четче и испытает новые переживания.

В тот день, уходя с работы, Джейнз уже радостно предвкушал удовольствие и от полноты чувств даже напевал. Но он скоро отогнал от себя приятное возбуждение: спокойнее, еще не время. Чем дольше сдерживаешь наслаждение, тем оно в конце концов получается острее. Поэтому он настроился на обычный распорядок дня: приехал домой, пролистал газету, сунул ужин в микроволновку, а пока тот готовился, сервировал себе стол: салфетка под тарелку, еще одна, бумажная, но с красным рисунком, ну и все остальное, как полагается. Он жил один, но это еще не повод опускаться.

И только когда за окном совсем стемнело, он позволил себе вытащить карту Орландо и отыскать на ней Кипарис-терес. Джейнз прокладывал свой маршрут желтым

Вороты. Оказалось, что цель не так далека, как он думал: всего минут пятнадцать на машине. Очень удобно.

Потом он выехал из дома на вечернюю прогулку, подставляя лицо мягкому весеннему ветерку. «Первое знакомство» заключалось в том, чтобы только отыскать нужный дом, запомнить его местоположение и обогнуть со всех сторон, чтобы обследовать окрестности: как близко стоят соседние дома, много ли в микрорайоне собак и детей? Окружен ли двор дома забором, сколько машин припарковано перед крыльцом или в гараже, если таковой имеется? И прочие мелочи. Детали. Позже он узнает много больше. Каждая новая поездка будет обогащать его новым знанием. Наконец он проникнет внутрь дома, чтобы заучить расположение комнат. Тогда можно будет позволить себе несколько раскрепоститься: он почувствует, как где-то внутри уже начинает рождаться наслаждение. Ибо ему всегда было приятно гулять по дому в отсутствие хозяйки, прикасаясь к ее вещам, заглядывая в ящички шкафов в спальне и ванной. Он, в сущности, уже овладеет ею, как только переступит порог ее дома, а она еще не будет об этом знать. И тогда придет время заключительного акта, финала.

Он проехал мимо ее дома — Кипарис-терес, 3311 — и вместо гаража увидел навес, рассчитанный только на одну машину. Под ним как раз стоял пятилетний «понтиак». Других машин не было. Не заметил он и велосипеда или скейтборда, что указывало бы на то, что она живет с детьми. Во всем доме горела только одна лампа: либо члены семьи в ту минуту собрались в одной комнате, либо вся семья состояла из одного человека. Скорее всего верно последнее.

Он обогнул квартал и вторично проехал мимо дома — это был максимум из того, что он мог себе позволить в первую поездку. Если кто-нибудь случайно подсмотрел — что само по себе маловероятно, — то второе появление одной и той же машины на улице логично объяснить тем, что водитель просто заплутал в незнакомом для себя районе. Третий же круг вокруг квартала будет выглядеть уже подозрительно.

Проезжая мимо дома во второй раз, он заметил, что забор тянется только вдоль левой его стороны, противоположной от той, где был навес для машины. Забор — это всегда хорошо: надежное укрытие. Правда, правая сторона была открыта, и ему это не очень понравилось, но в целом он оценил обстановку, как исключительно благоприятную. Исключительно.

Марли сидела на диване, подобрав под себя ноги, и читала книгу, которая была не особенно интересной, но помогала постепенно расслабиться. Весь день прошел в напряжении. Уходя с работы, она думала, что детектив Холлистер будет ждать ее на автостоянке, как и вчера. Боялась, что новой встречи с этим человеком, который был настроен по отношению к ней явно враждебно, она не выдержит. Но вместе с тем Марли невольно начала как-то сиротливо озираться по сторонам, когда вышла из банка и не увидела его поблизости.

Откинув голову на спинку дивана, она закрыла глаза. Перед мысленным взором тут же возник его образ: грубые, словно вырубленные из дерева, черты лица, сломанный нос, глубоко посаженные карие с зеленым отливом глаза. Да, такое лицо не назовешь лицом интеллектуала. И даже если черты были бы более правильными, глаза бы выдали — глаза хищника, который вечно ищет жертву. Взгляд их отличался необыкновенной колючестью. Она даже считала, что жители Орландо должны благодарить судьбу за то, что Холлистер выступает на стороне закона и охотится не за ними, а за преступниками. В его глазах было еще и то, что делает всех полицейских похожими друг на друга: предельный цинизм, холодная отчужденность, своего рода стена, которую служители закона воздвигают между собой и теми, кому они служат.

Марли повидала на своем веку полицейских, и у всех них подмечала эту особенность. Полицейский может раскрыться только перед своим коллегой, человеком, который видит то, что и он сам, занимается тем же делом. Возвращаясь со службы домой, они не рассказывают своим женам о той грязи, с которой сталкиваются ежедневно. Да и как заикнешься об этом, к примеру, за ужином? Как говорится, приятного аппетита! Напряжение, которое накладывает на жизнь полицейского его профессия, просто невероятно. Поэтому среди них очень высок процент разводов.

Полицейские никогда не знали, как им относиться к Марли. Сначала, конечно, они все принимали за шутку. А когда ее правота получала подтверждение, им всем становилось не по себе рядом с ней, ибо они знали, что ее дар распространяется и на них. А ведь полицейский считает, что понять его может только другой полицейский. Они чувствовали, что она знает все, что у них внутри, видит их злость, страх и неприязнь к себе. Не в силах защититься, отгородиться от нее стеной, они ощущали себя уязвимыми.

Только шесть лет назад Марли стала учиться жить так, как живут все люди; общаться с ними, не заглядывая к ним в души, а пользуясь стандартным для нормального человека набором подсказок: смыслом сказанных слов, жестами, тоном голоса, выражением лица. Какое-то время она была в положении младенца, который только-только учится говорить или ходить, ведь в прежней жизни ей не приходилось общаться с внешним миром нормальным способом. Поначалу она даже не хотела ничему учиться, думала только об одном: «Оставьте меня в покое, в моей блаженной тишине». Но полная изоляция не свойственна человеку. Даже отшельники общаются со своими домашними животными. И со временем, когда Марли окончательно успокоилась и перестала бояться, она инстинктивно потянулась к людям, стала наблюдать, пыталась понять их. Понять детектива Холлистера оказалось, впрочем, непросто… Она усмехнулась. Может, это потому, что ей трудно заставить себя просто посмотреть ему в лицо? Нет, его внешность нельзя назвать отталкивающей. Дело не в не правильности черт лица, а в пронзительности его взгляда, от которого Марли просто терялась. Холлистер давил на нее своим яростным взором, принуждая вспоминать то, о чем она так хотела навсегда забыть!

Марли не боялась его, как бы ни тщился он вызвать в ней этот страх. Ему не удастся притянуть ее к делу об убийстве Надин Виник, потому что притягивать не за что. Ему не удастся найти против нее улики, потому что их не существует в природе. А смущение, которое он вызывал в ней, объяснялось…

Вдруг Марли замерла, глаза ее широко раскрылись, и взгляд уперся в пустоту. В голове мелькнуло что-то… Не видение, нет, и вообще не из того ряда переживаний, которые завладевают на время ее разумом и сознанием. Но вместе с тем она определенно ощутила какую-то смутную ледяную угрозу.

Марли порывисто поднялась с дивана и стала расхаживать по комнате, пытаясь разобраться в своих мыслях. Что происходит? Что это? Возвращение видения или обычная реакция нормального человека на сильное напряжение в течение всего дня?

Итак… Она думала о Холлистере, и вдруг стало как-то неловко, тревожно… Легко было предположить, что источником этого ощущения угрозы как раз и являлся Холлистер. Да, многие именно так и подумали бы. Но Марли проанализировала все снова и поняла, что тревога не связана ни с Холлистером, ни с расследованием, которое тот вел.

Черная волна смутной угрозы вновь нахлынула на нее, на этот раз уже сильнее. Марли стала хватать широко открытым ртом воздух, подступила дурнота.

Что-то происходит. Господи, что-то происходит! Но что? Связано ли это как-нибудь с Холлистером? Может быть, ему угрожает опасность?..

Она резко остановилась, качнувшись по инерции вперед, непроизвольно сжала кулачки. Может, стоит позвонить ему, убедиться, что с ним все в порядке? Но что она ему скажет? Ничего. Ничего и не надо говорить. Если он подойдет к телефону, значит, все нормально, и она просто положит трубку.

Глупо как-то, по-детски.

Но ощущение неосознанной опасности нарастало, действовало одуряюще. На лбу у нее выступили капельки пота. Она мучилась своей нерешительностью… Вдруг в ней проснулись инстинкты из той, прежней жизни. Марли стала слепо тыкаться зондом своей сверхчувствительности во все стороны в поисках Холлистера. Ощущение было такое, будто она бродит в непроницаемой туманной дымке.

Сфокусировать сознание так ни на чем и не удалось.

Марли со стоном вновь опустилась на диван. На что она надеялась? Шесть лет уже она не «практиковалась», да и раньше требовалось приложить немалые усилия. С чего это она вдруг решила, что дар вернулся к ней? Из-за того, что в ту пятницу ее посетило кошмарное видение, а сейчас неосознанное ощущение опасности? Это еще ни о чем не говорит.

И потом, все последние годы она молила Бога, чтобы дар не возвращался. Он понадобился ей сейчас всего на минуту. Чтобы только успокоиться.

Попытавшись нащупать сознанием мысленные импульсы Холлистера, она потерпела неудачу. Либо дар не вернулся, либо… Вдруг ее посетила страшная мысль: а если она не отыскала его импульсы из-за того, что он лежит сейчас без сознания? Марли отогнала от себя слово «умер», едва только оно стало проявляться у нее в мозгу.

Придя в еще большее отчаяние, она попыталась вызвать перед своим мысленным взором образ его напарника Трэммела. Во время визита в полицию она мало обращала на него внимание, но, будучи по своей природе довольно наблюдательным человеком, Марли все же вспомнила его лицо. Закрыв глаза и сосредоточившись, слыша свое собственное прерывистое дыхание, она попыталась настроиться на Трэммела. «Думай! — яростно приказывала она себе. — Думай о Трэммеле!»

Бесполезно. Ничего не вышло.

Чертыхнувшись, она схватила телефонную книгу, отыскала букву «X»и стала быстро водить пальцем по колонкам фамилий. Ага, вот и Холлистеры! Господи, откуда их столько в Орландо? Так, Дейн Холлистер. Она сняла трубку и набрала его номер прежде, чем успела передумать.

И в ту же секунду как вспышка к ней пришло озарение — с ним ничего не случилось.

Видение отличалось от прежних. Ей не потребовалось настраиваться на его чувства и эмоции. Контакт был непосредственный. Перед ее мысленным взором просто возник сам Холлистер, босоногий и с обнаженным торсом, сидящий перед телевизором, по которому передавался репортаж соревнований по бейсболу, и потягивающий пиво.

Услыхав звонок, он крепко выругался и потянулся к трубке.

— Ну?

Марли вздрогнула. Поначалу она даже не поняла, откуда донесся его голос: с противоположного конца провода или из ее собственного сознания, ведь она ясно видела его перед своими глазами!

— А… извините, — запнувшись, проговорила она и резко бросала трубку.

Марли сидела, неподвижно уставившись на телефонный аппарат, и не знала, что ей делать. До сих пор у нее в ушах бубнил голос комментатора, передающего репортаж с бейсбольного матча.

Дейн пожал плечами и раздраженно повесил трубку. Отвлекшись на пару секунд от экрана телевизора из-за этого идиотского звонка, он прозевал один «аут». Кряхтя, он вновь устроился в кресле, скрестив босые ноги на кофейном столике. Вот это по нему: ни тебе рубашки, ни башмаков, а в руке бутылка с обжигающе холодным пивом.

Звонила женщина. Он безошибочно угадал это, несмотря на то что голос был низким и надтреснутым. «Курит много», — решил он и сразу же в связи с этим подумал о Марли Кин. Ее голос обладал точно такой же особенностью. Между прочим, стоило ей произнести хоть пару слов, как у него автоматически вставало…

Дейн чисто инстинктивно опустил взгляд на свои штаны. Ну вот вам, пожалуйста!

Он вновь потянулся к телефону. Узнал в справочном бюро ее номер.

— Это вы только что звонили? — требовательно спросил он, не здороваясь и не представляясь.

— Мм… да. Прошу прощения.

— За что?

Он слышал, как она дышит в трубку. У нее было прерывистое дыхание, словно она не могла отдышаться. К тому же явно была чем-то расстроена.

— Я встревожилась, — наконец призналась Марли.

— Встревожились? С чего бы это?

— Мне вдруг показалось, что с вами что-то случилось. Я ошиблась. Извините.

— Вы ошиблись, — повторил он потрясенно, не веря в то, что только что услышал. Но тут же добавил:

— Надо же! Подумать только!

Она швырнула трубку на аппарат. Он сердито поморщился и потянулся было к кнопке повторного автоматического набора номера, но передумал и тоже повесил трубку. Вместо того чтобы острить, надо было выяснить, что ее так расстроило. Может, заговорила совесть, вспомнилась Надин Виник? Может, она готова была «расколоться»? Офицер Эван обеспечил ей алиби, но Дейн все еще был убежден, что ей известна личность преступника. А теперь из-за своего длинного языка он, возможно, упустил шанс получить важную информацию. Теперь-то уж она точно говорить не станет.

И только тут он вспомнил о том, что не представился ей. Марли просто откуда-то знала, что это он.

В одном она оказалась права, черт возьми! Кое-что с ним все-таки случилось. Он вновь опустил глаза на свои брюки. Воистину!

Его охватило искушение. Он с такой силой впечатал бутылку пива в поверхность кофейного столика, что пена поползла через горлышко. Затем, проклиная себя за свою глупость, Дейн снял трубку и нажал на кнопку повторного набора номера.

— Да! — выкрикнула она практически вместе с первым звонком.

— Что происходит? Рассказывай.

— Что конкретно вам хотелось бы от меня услышать? — приторно-слащаво поинтересовалась она.

— Почему ты мне позвонила?

— По-моему, я достаточно ясно выразилась. Мне показалось, что что-то не так.

— Как это «показалось»? С чего это вдруг? — Несмотря на все свои старания, ему не удалось до конца вытравить сарказм из своего голоса.

Она сделала глубокий вдох, явно стараясь держать себя в руках.

— Подумав о вас, я испытала неосознанное беспокойство! Встревожилась! Но оказалось, что все в порядке. Я ошиблась.

— Не пойму, с чего это ты вдруг решила, что со мной что-то не в порядке?

Гробовая тишина в ответ.

Дейн ждал, но Марли так ничего и не сказала. Он даже перестал слышать ее дыхание. Похолодев, он крикнул:

— Эй, что с тобой?! Марли?!

Молчание.

— Ну, давай же, милая, скажи что-нибудь, не молчи! Иначе я сейчас приеду!

— Нет! — сдавленно воскликнула она. — Не надо приезжать!

— С тобой все нормально?

— Да, да, все хорошо. Просто я… о другом подумала…

— О чем?

— Возможно, эта тревога и не была связана с вами. Может, это что-то другое. Мне нужно разобраться. Всего хорошего.

— Не вешай трубку! — предупреждающе крикнул он. — Черт возьми, Марли, не ве… Проклятье!

В трубке слышались частые гудки. Дейн швырнул трубку на аппарат и вскочил с кресла. Он сейчас поедет и проверит…

И что дальше? Она и дверь-то не откроет. Да и зачем все это? Алиби имеется, спасибо патрульному Эвану. У полиции больше нет оснований беспокоить ее. Это-то и не давало ему покоя весь день. Он знал, что, если не всплывет что-нибудь новенькое — на что было мало надежды, — у него не будет повода искать с ней встречи.

Да и вероятность раскрытия убийства Надин Виник с каждым днем становилась все более призрачной. Похоже было на то, что просто встретились два незнакомых человека и один прикончил другого. Подобные убийства, как правило, не раскрывались. Господи, неужели это все-таки именно такое дело. Сама мысль об этом приводила Дейна в бешенство. Такая несчастная Надин Виник. А тут еще эта Марли Кин с ее штучками! Неужели он больше ее не увидит? Если она не имеет отношения к делу — а в этом, похоже, пора себе признаться, — значит, он должен переключиться на что-нибудь другое.

Дейн много бы отдал, чтобы выбросить из головы эти глупости, но, похоже, он уже не очень-то владел собственными настроениями.

Марли ходила по комнате взад-вперед, попеременно ругаясь и смахивая слезы. Чертов Холлистер! Он так разозлил ее, что она, пожалуй, заехала бы как следует ему по физиономии, если бы он сейчас оказался перед ней. Впрочем, Холлистер — это еще цветочки! Она теперь точно знала, что у нее снова появился дар. Правда, в несколько иной форме. Кажется, ее традиционно сильная восприимчивость несколько ослабла, а способность к ясновидению, наоборот, усилилась. Иначе как бы она узнала о том, что Холлистер смотрит бейсбол? Как бы она услышала его ответ не только в трубке, но и в своем мозгу?

Раньше ничего подобного с ней не происходило.

Мысли о нем возникли невольно, но они были на поверхности сознания в тот момент, когда она в первый раз ощутила приближение беспокойства, смутной тревоги, опасности. Поэтому-то Марли автоматически и провела параллель между ощущением и детективом, который занимал ее мысли. И ей не пришло в голову, что одно с другим может быть никак не связано.

Итак, у нее возникло сразу две проблемы. Нет, даже три. Первая: дар, пусть урывками, но явно возвращался к ней. Она не желала его возвращения, но ее согласия никто не спрашивал, и остается только примириться. Осознав это, Марли тут же переключилась на другое. Возвращение дара, возможно, окажет сильнейшее влияние на всю ее последующую жизнь, но остальные две проблемы выглядели более насущными.

Вторая: детектив Холлистер, от которого все больше хлопот. В первую же их встречу в полиции он разозлил ее так, как еще никому не удавалось. Причем безо всяких усилий. Она почти физически ощущала, как сей огромный неандерталец изливает на нее свою злость. Взгляд его был настолько пронзителен, что она с трудом удерживалась, чтобы не закрыть лицо руками всякий раз, когда он смотрел на нее. В нем, как в мужчине, было что-то первобытное и настолько мощное, что женщины, наверное, шарахались от него. Марли прекрасно отдавала себе отчет, что имеет не слишком много опыта близкого общения с мужчинами, но и дурой себя не считала. Она и сама как-то непропорционально сильно реагировала на все, что было с ним связано. Ей только этого не хватало! Испытать влечение к этому типу, зная что ничего путного все равно не выйдет. Осознав, что подобной же тягой одержим и Холлистер, она даже застонала. Он назвал ее «милой». Чего он к ней пристал? Может быть, из-за своих подозрений? Тогда это ненадолго, потому что улик все равно не будет. Такие люди, как он, особенно не церемонятся с женщинами, к которым испытывают влечение. Поэтому как только он объявит ей, что окончательно снял с нее подозрения, она должна будет отшить его навсегда.

И тут она вспомнила о третьей проблеме, которая настолько расстраивала ее, что Марли неосознанно откладывала ее, сдерживала себя, чтобы не погрузиться в нее по уши. Та черная злая сила, приближение которой она почувствовала недавно, какими-то чертами напоминала видение, пережитое ею в ночь убийства Надин Виник. Носителем этой черной силы в обоих случаях был один человек. Он все еще на свободе, и сейчас его зло обращено на очередную жертву… Оно еще не до конца оформилось, Марли сумела уловить пока лишь что-то вроде эха. Но этот человек снова вышел на охоту, и помочь полиции вовремя успеть схватить преступника за руку может только ее дар.

Пока у нее не было никаких ниточек, ни одной подсказки. Ни лица, ни имени. Но со временем она настроится на него, будет сопровождать его всюду, куда бы он ни пошел, и ждать, когда он совершит ошибку, воспользовавшись которой, можно будет установить его личность.

Придется работать в связке с полицией, а значит, с Холлистером. Марли не сомневалась в том, что это будет непростое и малоприятное занятие, но у нее не было выбора. Вляпалась в это дело, как в трясину.