Последнее судорожное сокращение внутренних стенок ее влагалища смыло всю сдержанность Дейна как волной. Хрипло рыкнув, он вцепился руками в ее покачивающиеся бедра и погрузился в нее до самого конца. После первого же удара он кончил. Оргазм потряс все его тело конвульсивной агонией. Дейн крепко прижимал к себе Марли, а когда все закончилось, она сама без сил повалилась ему на грудь. Сердца их бились в унисон.

У Дейна появилось ощущение, что он уже до конца жизни не сможет шевельнуть ни рукой ни ногой. А Марли казалось, что она расплавленным воском растеклась по нему. Мысль о том, что им когда-либо придется расцепить объятия, была невыносима.

Он провел рукой по изящному изгибу ее спины, словно впервые узнавая, как она устроена. С другими женщинами, с которыми ему приходилось спать, у него никогда не было в постели такой бури ощущений, как с Марли. Она была уникальна в своем роде. В ней все казалось новым, незнакомым. Раньше Дейн никогда не был так очарован строением женского тела, его нежностью, ароматом… Впрочем, раньше он вообще не уделял женщинам столько внимания, сколько уделял сейчас Марли, подмечая малейшие перемены в выражении ее лица, угадывая тончайшие оттенки ее настроения. С самого начала Дейн настроился на нее и телом и чувствами. Он сейчас уже не мог вспомнить, как звали его последнюю любовницу. Всегда была только Марли.

Но несмотря на то что ему не хотелось двигаться, хотелось провести в этой постели весь день, циферблат часов, лежавших на тумбочке, напоминал, что неумолимое время не стоит на месте. Было уже пятнадцать минут девятого. А еще нужно сходить в душ, побриться, позавтракать и к десяти появиться у шефа.

— Надо идти, — пробормотал он. Она не подняла головы с его груди. Дейн продолжал водить рукой у нее по спине.

— Куда?

— В управление. В десять совещание у лейтенанта.

Он почувствовал, как она замерла.

— По поводу вчерашнего?

— Да. Ты была права: тот же самый парень.

— Я знаю. — И после паузы:

— Чем вы будете заниматься?

— Сравним материалы, собранные по обоим делам, чтобы попытаться определить, что же все-таки могло быть общего между жертвами. Создадим опергруппу, которая будет работать исключительно по убийце. Может, свяжемся с ФБР.

Она твердо сказала:

— Если нужно будет, чтобы я показалась перед ними, я покажусь.

Он знал, чего ей стоило предложить такое, но знал и то, что она уже твердо решилась. На нее обрушатся насмешки, недоверие, затем подозрения. Именно такую реакцию выдал сначала он сам. И это несмотря на то, что она понравилась ему как женщина с первого взгляда. Марли знала, на что идет, и шла на это добровольно.

Он прижал ее к себе.

— Я не хочу этого.

— Но тебе придется подключить меня в случае необходимости.

— Да.

К его облегчению, она не обиделась. Марли смирилась. Он мягко провел рукой по ее волосам.

— Я кое-что должен тебе сказать, — с неохотой проговорил Дейн. — Не хочу, чтобы ты вдруг прочитала об этом в газете или узнала из телепередачи.

Она молча ждала, уже чувствуя, что известие будет не из веселых. Дейну не хотелось говорить ей, он откладывал до последнего. Вчера она была не в состоянии смотреть телевизор, но сегодня — другое дело. Мысль о том, что его не будет рядом, когда она узнает об этом, была для Дейна невыносима.

— В пятницу вечером Ансел Виник покончил с собой.

Дыхание ее задержалось и потом вырвалось прерывистым вздохом. «Господи, столько горя», — подумала Марли печально.

— Значит, уже трое, — проговорила она. — За одну неделю он убил троих.

— Мы его поймаем, — заверил ее Дейн, хотя они оба знали, что оснований для выражения такой уверенности у него было маловато.

Он снова посмотрел на часы, — восемь двадцать, — и мягко расцепил их объятие.

— Хочешь принять душ вместе со мной?

Она тоже глянула на часы.

— Нет, я приготовлю завтрак. Когда ты выйдешь из ванной, он уже будет ждать тебя.

— О'кей. Спасибо, моя сладкая.

Подивившись тому, как быстро он согласился с тем, что она приготовит ему завтрак, Марли оделась и ушла на кухню. Сама она обычно завтракала кашей и фруктами, но здоровяку Дейну этого явно будет недостаточно. Она поставила кофе и вытащила вафельницу, которой сама почти не пользовалась. Пока та нагревалась, Марли замесила тесто. Сколько он съест, интересно? Сама она не осилила бы и одной вафли, но подозревала, что Дейн слопает две, если не три.

Марли вдруг взглянула на все как бы со стороны. До нее доносился шум воды из ванной. Дейн что-то насвистывал. Кофеварка шипела и булькала, как ей и положено. Сама она стояла на кухне и готовила завтрак. Какая домашняя картинка!.. Просто поразительно! У нее даже руки опустились. За всю жизнь ей еще ни разу не приходилось готовить еду для другого человека!

Шесть лет она жила спокойной, самой обыкновенной жизнью. Одна. И вдруг в течение всего лишь недели эта жизнь полностью изменилась. Марли словно потеряла равновесие и до сих пор не могла его восстановить. Покой исчез без следа. Как и одиночество. Но ведь Марли не так чтобы уж очень и возражала против одиночества. Ей нравилась самостоятельность. Раньше она могла читать всю ночь напролет, если ей того хотелось. Есть что угодно и когда угодно. До того кошмара с Глином она мечтала о нормальных отношениях с мужчиной, о браке, детях. После Глина ей хотелось только одного: чтобы ее оставили в покое.

Но как бы не так! В ее ванной принимает душ мужчина. И не просто мужчина, а Дейн Холлистер: мрачный, грубый, пугающе сильный. Детектив полиции, который и шагу без пистолета не ступит. И вместе с тем самый великодушный человек на свете. Он отдался ей, чего она от него никак не ожидала, забыл о враждебности их первых встреч. Когда она обратилась к нему с отчаянным призывом о помощи той страшной ночью в пятницу, он приехал к ней без промедления. И с тех пор она видела от него только ласку и нежность. Как мужчина, он и раньше привлекал Марли, но любовь пришла тогда, когда она убедилась в его исключительном великодушии. Она нуждалась в нем, и он появился. Все очень просто.

Марли услышала, как Дейн выключил воду в ванне и включил в умывальнике, чтобы побриться. Она к тому времени уже закончила свои приготовления: обсыпала вафли сахарной пудрой, облила сиропом, подогретым в микроволновке, и положила свежую клубнику. Когда он вошел на кухню, она разливала по чашкам кофе. На нем были только брюки. Бросив взгляд на его широкую мощную грудь, Марли ощутила слабость в коленках. Волосы у него еще не высохли, а на скуле виднелись два свежих пореза. Она вдохнула влажный мужской аромат с легким привкусом мускуса и мыла.

Увидев накрытый стол, Дейн улыбнулся.

— Вафли, — весело произнес он. — Я ждал каши.

Она рассмеялась.

— Сама я обычно завтракаю именно кашей.

— А я пончиком или готовым печеньем в забегаловке, — сказал он, садясь и с явным аппетитом приступая к еде.

Услышав о пончиках, она с упреком прищелкнула языком.

— Очень высококалорийно и вредно для здоровья.

— То же самое мне говорит Трэммел.

— Вы с ним давно уже напарники?

Марли видела Трэммела всего пару раз, но он ей понравился. Трэммел напоминал ей пантеру: такой же гладкий, экзотический, так же силен и опасен.

— Девять лет. А до этого мы вместе служили на патрулях. Детективами стали одновременно.

Дейн отвечал кратко, основное внимание уделяя вафлям.

— Девять лет… Многие браки распадаются раньше.

Он усмехнулся.

— Да, но если бы мы с Трэммелом поженились и легли в постель, я думаю, наш брак распался бы в первый же день.

— А ты когда-нибудь был женат? — спросила Марли и тут же осеклась. Свою личную жизнь она всегда ревниво оберегала от чужого глаза и к личной жизни других людей относилась с уважением, поэтому редко задавала подобные вопросы. — Ладно, не отвечай.

— Почему? — Он пожал плечами. — Я тайны из этого не делаю. Никогда не был ни женат, ни помолвлен. — Он прокашлялся, почувствовав, что ей этой информации может показаться недостаточно, и добавил:

— Но я гетеросексуал.

— Это я заметила.

Он улыбнулся, мягко обняв ее взглядом своих карих с зеленым отливом глаз.

— А если тебе нужна автобиография, то слушай. Мне тридцать четыре года. Старики живут в Форт Лодердейле. Имею трех братьев и двух сестер. У всех уже свои семьи и дети. Добавь сюда восемнадцать племянников и племянниц в возрасте от двух до девятнадцати лет. Когда по праздникам мы все собираемся вместе, это похоже на настоящий зоопарк. Живем во Флориде, но разбросаны по всему штату. Есть также дяди, тети и кузены, но мы с ними почти не общаемся.

Расписывая свои родственные связи, Дейн не спускал с нее глаз. Ему было интересно, как воспримет его рассказ Марли, которая всю жизнь прожила одна. До сих пор он не посвящал друзей и любовниц в свою личную жизнь, но теперь с появлением Марли правила Дейна стремительно менялись. Он еще не готов был определить в какую сторону, но менялись — это точно.

Марли попыталась вообразить себе такую большую семью, но просто не смогла. Всю жизнь она вынуждена была сводить собственный круг знакомых к минимуму, и хотя в последние шесть лет это ограничение вроде бы утратило свою обязательность, Марли чисто инстинктивно продолжала вести уединенный образ жизни, ибо считала, что раскрываться перед миром — означает утратить своего рода защитную оболочку.

— Мама погибла при пожаре, когда мне было три года, — сказала она. — В наш дом ударила молния. Я почти ничего не помню… Только оглушительный треск. Ничего громче я в своей жизни больше не слышала. Меня ослепила белая вспышка. Сосед успел вынести меня из огня, и я почти не пострадала. А мама находилась в той части дома, которая приняла на себя непосредственный удар.

— С тех пор ты, наверно, стала бояться гроз, — заметил Дейн.

— Это было бы логично, но как раз никакого страха не появилось. Я никогда не боялась гроз. Даже в детстве, когда воспоминания о пожаре были еще живы. — Марли отложила вилку, не доев своей вафли, и перешла к кофе. — Молнии способны странным образом воздействовать на человека. Доктор Ивел даже предположил, что именно после того, как на меня обрушился такой мощный электрический разряд, он что-то изменил или усилил в работе моего мозга, и в результате я приобрела особую чувствительность к электрической энергии, излучаемой окружающими людьми. Он предположил, что до пожара я была абсолютно нормальным ребенком и изменилась лишь после него. Действительно, я стала часто плакать, появились и другие странности.

— Может, из-за того, что ты потеряла мать?

— Возможно, впрочем, кто знает? Может быть, дар сидел во мне и раньше, но я была так мала, что не умела рассказать о нем окружающим. Мне говорили, что мама была тихим, даже безмятежным человеком, так что, может быть, именно благодаря ей, я и вела себя спокойно. В любом случае после пожара все изменилось. Отцу было очень трудно меня воспитывать. И чем больше он раздражался и сердился, тем острее я это чувствовала. Тогда я еще не умела блокировать свое сознание. Мы плохо жили… Я прослыла местным «уродцем». Пошла в школу. Друзей завести не получилось, но я и не жалела, тут и одной-то не управиться. А потом мне как-то удалось найти потерявшегося ребенка. История попала в газеты, и к моему отцу пришел доктор Ивел. Меня привезли в институт на обследование, и мне там очень понравилось. Тихо и спокойно. Поэтому я там и осталась. Так было лучше и для меня, и для отца. Мы оба вздохнули с облегчением.

— Где он сейчас? — спросил Дейн.

— Умер. Какое-то время он часто навещал меня в институте, но от этих встреч нам обоим становилось не по себе. Он стал приходить все реже… Когда мне исполнилось четырнадцать, он вновь женился и переехал, кажется, в Южную Дакоту. Я встречалась с его новой женой только однажды. Она была внешне очень любезна, и только. От первого брака у нее имелось двое детей, а с отцом они не нажили ни одного. Когда мне было двадцать, отец умер от инфаркта.

— А другие родственники?

— Дяди, тети, кузены… Но я их никогда не видела.

Он понял, что с раннего детства она, в сущности, бесконечно одинока. Марли не знала, что такое любовь близких, родных людей. У нее не было друзей, с которыми можно было бы поболтать, посмеяться… Дейн спросил себя: «А было ли у нее вообще детство как таковое? Играла ли она когда-нибудь в куклы?» Наверное, нет. Марли была взрослой не по годам. Мышление и чувства у нее развились очень рано. Но несмотря на такое трудное детство и вынужденную аскетичность образа жизни, она осталась нормальным человеком. Зная ее историю, можно было ожидать от нее любой эксцентрики, но Марли оказалась, в сущности, обычной женщиной.

За исключением того, что она умела читать мысли маньяков…

Он посмотрел на часы и допил свой кофе.

— Нужно идти, дорогая. Завтрак был просто бесподобен. Что у нас на ужин?

После этих слов, которыми он явно давал понять, что после работы вернется сюда, на Марли нахлынула целая буря противоречивых чувств: радость, надежда и почти суеверный ужас. Она не нашлась, что ответить сразу, и только рассмеялась.

— Пока не решила?

— Но ты же только что позавтракал!

— Между прочим, старик Омар в своем «Рубайяте» пищу ставил на первое место.

— А мне казалось, на первое место он ставил вино.

— Что говорит не в его пользу, а? — Он весело подмигнул ей и ушел в спальню одеваться.

Марли стала убирать со стола. У нее кружилась голова. Значит, вечером он вернется сюда…

Интересно, как у него обычно бывает с женщинами? Как часто ему необходимо спать с ними? Каждую ночь или, скажем, только в выходные? Каковы его привычки? Прийти к женщине, переспать с ней и потом вернуться к себе домой? Марли не знала, к чему себя готовить. Вид у Дейна был очень довольный, что указывало на то, что выходные прошли для него неплохо. Но, может быть, это просто сексуальное удовлетворение? Марли была совсем неопытна в таких вещах и в мужских настроениях разбиралась плохо. Несмотря на всю его доброту, нежность, даже страсть, несмотря на то, что она сама влюбилась в него без памяти, Марли чувствовала, что совсем не знает Дейна.

Он показался из спальни, на ходу застегивая наплечную кобуру.

— Совсем забыл, что у меня здесь нет пиджака, — проговорил он нахмурившись. — Придется заехать домой, так что надо уже бежать. — Он наклонился, чтобы поцеловать ее. — Пока, дорогая. Даже не знаю, на сколько у нас сегодня все затянется.

Она положила руки ему на грудь и приподнялась на цыпочки для второго поцелуя.

— Раз уж ты такой прожорливый, мне придется сходить в магазин. Так что, если не застанешь, не волнуйся.

Он обнял ее и притянул к себе. Их бедра соприкоснулись. Он накрыл ее открытый рот таким жадным и страстным поцелуем, что Марли вся обмякла и радостно затрепетала. Его руки нащупали ее грудь, потом одна из них скользнула к ней между ног. Он приподнял ее и посадил на разделочный столик на кухне, раздвинув ее бедра своей коленкой еще шире. Она обхватила руками его мощные плечи, наткнувшись на кожаный ремешок кобуры.

Через мгновение он со стоном оторвался от ее губ.

— Боже всемогущий! Мы не можем… Черт возьми, я уже опаздываю!

Бусинки пота заблестели у него на лбу, а в глазах было такое выражение, что Марли хотелось на коленях умолять его остаться. Но она лучше, чем кто бы то ни было, понимала, что такое обязанность и долг, поэтому, оторвавшись от него, проговорила:

— Ну иди. Иди же!

Он отступил. Лицо его выражало досаду.

— Вернусь как только смогу, но это займет по меньшей мере несколько часов. У тебя есть запасные ключи от дома?

— Да, конечно.

— Дай мне.

Ни секунды не колеблясь, она спрыгнула со столика и нашла свою сумочку. Взяв ключи, он надел их на свою связку. Снова подступился было к ней для очередного поцелуя, но сдержался.

— После. — Подмигнув ей, Дейн пошел к двери.

Когда он уехал, Марли без сил повалилась на диван и попыталась осмыслить свое положение. То, что случилось, пугало ее, но не было на свете той силы, которая оказалась бы способна удержать ее теперь. Впервые в жизни она влюбилась, и это было прекрасно.

К удивлению Дейна, на совещание пожаловал шеф полиции Роджер Чэмплин собственной персоной. Просидев много лет за столом, этот высокий седой человек заметно ссутулился. Но его нельзя было назвать «кабинетной крысой». Чэмплин поднялся до вершин своей карьеры с самых низов, за его плечами уже больше сорока лет службы в полиции. Это был старый и хитрый пес, которому удалось остаться на плаву, несмотря на то что методы полицейской работы и техническая оснащенность теперь были совсем не те, которые царили тогда, когда он начинал. Он не цеплялся, как иные, со слепым упрямством за то, что уже отжило.

В тесном кабинете Боннеса для всех не хватило места, поэтому они перешли в конференц-зал. Совещание шло за закрытыми дверями. Позвали и Ивена Шаффера. Достаточно было одного взгляда на его осунувшееся лицо и налитые кровью глаза, чтобы понять, как скверно он провел ночь. Позвали всех детективов, заинтригованных самим фактом проведения совещания воскресным утром, да еще в присутствии шефа полиции.

Боннес пил кофе с такой жадностью, как будто без кофе у него тут же остановилось бы сердце. По нему было видно, что он тоже мало спал, если вообще спал. Рука, державшая чашку, чуть подрагивала, похоже, лейтенант уже давно перегрузил себя кофеином.

Каждый взял себе по чашке кофе и выбрал место за столом. Дейн решил не садиться и просто прислонился к стене.

Боннес опустил глаза на пачку бумаг, лежавшую на столе перед ним, и вздохнул. Начинать ему явно не хотелось, словно он боялся, что после его слов ситуация еще больше усугубится.

— Ребята, у нас с вами большие неприятности, — наконец проговорил он. — Пока есть только два эпизода, которые мы можем сравнивать, но сходство между ними настолько сильное, что нам, похоже, придется признать: в Орландо действует маньяк.

Мертвая тишина накрыла кабинет. Детективы стали переглядываться между собой.

— Мы были, в принципе, готовы к подобному развитию событий, — продолжал лейтенант, никак не поясняя этой фразы, и добавил:

— Поэтому нам пока и хватило всего двух преступлении для классификации негодяя. — С этими словами он стал передавать кое-какие бумаги детективу Маку Страуду, который сидел от него по правую руку. — Взгляни и передай другому. Это материалы по убийствам Надин Виник и Жаклин Шитс. Читайте внимательно. Миссис Виник убита в прошлую пятницу, мисс Шитс — в эту.

— Так чем же мы располагаем? — спросил Мак. Боннес взглядом переадресовал этот вопрос Ивену Шафферу.

— А ничем, — уныло ответил Ивен. — Ни черта лысого! Ни тебе отпечатков пальцев, ибо он работал в перчатках. Ни спермы, хотя вагинальные травмы у обеих жертв указывают на то, что их насиловали. Либо он пользовался презервативом, либо вообще совал им не член, а инородный предмет. Я не отыскал в домах жертв ни одного чужого волоска. Ни одного следа от ботинка, ни одного тканевого волокна с одежды преступника. Нет также и свидетелей. У нас в активе полный ноль.

— Что-то не пойму, — включился в разговор шеф полиции Чэмплин. — О чем же я буду докладывать мэру? О том, что в городе орудует серийный убийца, на которого у вас нет никаких улик? И которому, — в том случае, если нам каким-то чудом удастся его сцапать, — мы не сможем ничего инкриминировать? Так вас понимать?

— Примерно, — ответил Ивен.

— Откуда такая уверенность, что в обоих случаях работал один и тот же человек? Всего два убийства. Да, несчастных зарезали, но у нас на каждом углу режут!

— Два аналогичных убийства и никаких следов, — перебил его Дейн. — Оба совершены в пятницу вечером, примерно в одно и то же время. В обоих случаях орудием убийства послужил нож, взятый в кухне жертвы, который преступник оставил на месте преступления. Ясно, что работал один и тот же человек.

Дейн ни слова не сказал о Марли и готов был поклясться, что Боннес тоже о ней промолчит. Рано или поздно ей все равно придется показаться, но Дейн хотел, чтобы это произошло как можно позже, когда придет ее время, и когда он все будет держать под своим контролем.

— Нашли связующую нить между жертвами? — спросил Мак.

Дейн посмотрел на Фредди и Уэрли, которые вели дело Джеки Шитс. Фредди отрицательно покачала головой.

— Нам еще нужно будет кое-кого допросить, но до сих пор никакой связи между жертвами мы не обнаружили. Ничего общего. Миссис Виник была домохозяйкой, а мисс Шитс работала секретарем в суде. Жили в разных частях города. Мы не нашли те места, где они могли бы встречаться. И вообще, насколько сейчас можно судить, они были незнакомы.

— Можно попросить телефонную компанию дать нам информацию насчет того, куда в последнее время звонили обе женщины. Проведем сравнительный анализ. Может, повезет и удастся натолкнуться на одни и те же номера, — сказал Трэммел. — И потом еще надо тщательно покопаться в мусоре. Там всегда можно найти что-нибудь интересное.

— Возьмем копии их погашенных чеков из банков, — проговорил Дейн, делая пометку в своем блокноте. — Также копии их расходных квитанций по кредитным карточкам. Что-нибудь найдем. Обязательно.

— Я отложу разговор с мэром на день-другой, — проговорил шеф полиции, обводя всех горящими глазами. — И пойду к нему только тогда, когда у вас появится хоть что-нибудь. Честно говоря, у меня нет желания выглядеть последним идиотом.

— Полное отсутствие следов само по себе уже является характерной особенностью преступника, — заметил Дейн. — Я считаю, что нам следует передать материалы на анализ в ФБР.

Как он и ожидал, после этих слов шеф полиции скорчил кислую мину.

— Черт возьми! — рявкнул он. — Вы что, Холлистер, хотите сказать, что сами не в состоянии справиться?

Дейн пожал плечами. Все полицейские ревниво относились к тому, что находилось в их юрисдикции. Никто — а меньше всего «старички»— не хотел, чтобы Бюро влезало в их дела. Ибо вся слава в таких случаях достается как раз «федералам».

— В ФБР есть аналитическое подразделение, которое специально занимается проблемами вроде той, что возникла у нас. Я бы сказал так: нам не помешает помощь аналитиков из Бюро. Сейчас не время доказывать, что мой член больше, чем у них.

— Тебе легко говорить, — сухо заметила Фредди. — А как же я?

— А как же все мы? — жалобно вторил ей Уэрли.

Все присутствующие грохнули со смеху, посыпались соленые реплики. Боннес покраснел, досадуя на столь откровенное пренебрежение этикетом со стороны своих подчиненных, но и сам не удержался от улыбки. Дейн подмигнул Фредди, и она подмигнула ему в ответ.

— Надеюсь, вы уже закончили все свои промеры? — повысив голос, проговорил наконец Чэмплин. — В таком случае, если не возражаете, вернемся к нашим баранам. Хорошо, может быть, мы обратимся за помощью к ФБР. Но только с моего разрешения и только после моего разговора с мэром. Это вам понятно? А пока работайте над своими версиями.

— У нас мало времени. Через пять дней снова пятница…

— В днях недели я пока еще разбираюсь! — рявкнул Чэмплин. — К мэру пойду во вторник во второй половине дня и не раньше! Это означает, что в вашем полном распоряжении, ребята, еще два дня. Улики мне хоть из-под земли достаньте! Так что за работу.