Железный трон

      Эдан никоим образом не предпочитал хождение Тенью любым другим видам перемещения, но Микаэл обращался к нему много раз со времени того первого путешествия. Создав портал в Мир Теней половинчик мог по меньшей мере замедлить течение времени. Как объяснил Футхарк, если у них появится острая необходимость добраться из Ануира до Кал-Калатора, который находится на противоположной окраине континента, и им нужно будет оказаться там как можно скорее, то при путешествии верхом -- даже если они будут гнать коней и менять их по пути -- дорога займет около месяца. Ибо им придется преодолеть расстояние по меньшей мере в тысячу миль, и даже больше, если они пойдут окружными путями, чтобы миновать такие потенциально опасные территории, как Кулладарайт и Пустошь Тарван.
      С другой стороны, если они пройдут Тенью через промежуточный мир, их путешествие займет приблизительно столько же времени... но они смогут выйти в мир дневного света почти в ту же минуту, когда покинули его. Другими словами, в Мире Теней для них пройдет месяц, но в мире дневного света тем временем пройдут лишь минуты. За одним исключением. Владения эльфов.
      Таким же таинственным образом, как законы времени менялись в Мире Теней, менялись они и во владениях эльфов, что наводило Эдана на мысль о некой взаимосвязи, хотя какого именно рода эта взаимосвязь он не мог понять. Дело в том, что если в Мире Теней течение времени почти останавливалось, то в эльфийских владениях оно было совершенно непредсказуемым и могло либо ускориться, либо замедлиться -- причем предсказать, когда как произойдет, было невозможно. Поэтому при переходе из эльфийских владений в Мир Теней и оттуда обратно в мир людей со временем могли произойти интересные вещи.
      -- Я никогда не забуду наше первое путешествие через этот ужасный край,-- сказал Эдан Сильванне. Они ехали бок о бок шагом. Пускать коней галопом или даже рысью по лесам Мира Теней опасно. Никогда нельзя знать, что может ждать тебя впереди -если, конечно, это неизвестное не предпочтительней той опасности, которая подстерегает сзади.-- Словно было недостаточно того, что мы рисковали жизнями, выбрав эту дорогу, так мы еще и обнаружили, что всего за несколько дней, проведенных нами в Туаривеле, в Ануире прошел целый год...-- Он покачал головой и вздохнул.-- Что ж, по крайней мере, больше нам не пришлось пережить ничего подобного, даже если император из желания выгадать время и настаивает на путешествиях через Мир Теней всякий раз, когда нам требуется преодолеть большое расстояние. Я всегда подозревал, что он не полностью осознает связанный с этим риск. Теперь я понял, что его просто мало волнует возможная опасность. Но тот первый раз... Никогда этого не забуду. Я никогда по-настоящему не понимал, в каком напряжении находился мой отец, пока не увидел его. Для меня прошла всего неделя, но для него -- год. Целый год, в течение которого он никогда не знал точно, что сулит ему грядущий день. Один год, состаривший его на двадцать лет.
      -- Тебе по-прежнему очень не хватает его, да? -- спросила Сильванна.
      Эдан кивнул.
      -- Не могу сказать, как. Мне не хватает его мудрости и советов. Конечно, наибольшую утрату понесла моя мать, но с другой стороны, она просто потеряла мужа, в то время как я потерял не только отца, но и наставника. Он еще столькому мог бы научить меня, если бы прожил еще хоть несколько лет...
      -- Мне иногда кажется, что быть человеком ужасно,-сказала Сильванна: -- Все ваши достижения, мечты и страсти настолько преходящи. Ваш жизненный путь так короток, что я не понимаю, как вы миритесь с этим.
      Эдан улыбнулся.
      -- Ты хочешь сказать, что жалеешь нас?
      -- Ну... нет, не совсем так,-- ответила она.-- Жалость подразумевает некоего рода снисхождение, а за последние несколько лет я узнала очень многое о людях и том, сколь многого вы можете добиться, поставив перед собой цель.
      -- Возможно, так происходит именно потому, что наш жизненный путь столь короток,-- сказал Эдан.-- Именно сознание, что мы всего лишь смертные создания, и заставляет нас проживать жизнь в полную силу. И возможно, мы кажемся вам немного безрассудными лишь потому, что в некотором смысле таковыми и являемся. Вам, эльфам, как созданиям бессмертным, не свойственно подобное безрассудство. Людям же эльфы кажутся... пожалуй, вовсе не безрассудными, в отличие от нас. Вот почему наши страсти полыхают так ярко. Когда ты с самого начала понимаешь, что твое время ограничено, то начинаешь дорожить каждым днем.
      Сильванна несколько мгновений задумчиво смотрела на него, пока они ехали бок о бок, легко покачиваясь в такт конской поступи.
      -- Пожалуй, это не лишено смысла. Я заметила, что вы, люди, очень остро все переживаете.-- Она нахмурилась и тряхнула головой.-- Я не хочу сказать, что эльфы не способны на сильные чувства, ибо мы способны на них... просто человеческие страсти куда более сильны. И неуправляемы.
      -- Это и есть безрассудство,-- с улыбкой ответил Эдан.-Оно происходит из нашей недолговечности, как я сказал. Мы живем со страстью, трудимся со страстью... любим со страстью.
      Сильванна взглянула на него. Он твердо встретил ее взгляд. Она не отвела глаза.
      -- Если развить эту мысль,-- сказала она,-- то можно утверждать, что самые страстные существа на свете -- поденки, которые живут всего один день.
      -- И заметь, как яростно колотят они по воздуху своими крохотными крылышками, неизменно стремясь к свету.,-- сказал Эдан.-- Пламя влечет их так сильно, что они летят на него и сгорают в огне. Если это не аллегория неукротимой страсти - то что еще?
      -- Я думала, на огонь летят мошки,-- сказала Сильванна.
      -- Поденки делают то же самое, разве нет?
      Она нахмурилась.
      -- Не уверена. Разве?
      Эдан пожал плечами.
      -- Даже если и нет, это не умаляет достоинств аллегории.
      Сильванна улыбнулась.
      -- Пожалуй, ты проглядел свое истинное призвание,-сказала она.-- Тебе следовало стать не придворным министром, а бардом.
      Эдан поморщился.
      -- О, только не это.
      Сильванна подняла брови.
      -- О? Похоже, я задела тебя за живое.
      -- Когда-то я знал барда,-- сказал Эдан.-- На самом деле, я знал нескольких, и все они были невыносимы, но этот был хуже всех. По большей части барды влюблены в звучание собственных слов, что делает их тщеславными, но этот был влюблен еще и в идею, что делало его опасным.
      -- Каким образом приверженность идее может сделать кого-то опасным? -- спросила Сильванна.
      -- А вот это вопрос к главному министру императора,усмехнулся Эдан.-- Как лорд верховный камергер я могу утверждать, что все служители идеи опасны, потому что они ставят идею превыше власти императора, короля или аристократа. Такой человек в первую очередь хранит верность идее, которую он -- или, возможно, она -- проповедует. Как следствие, он никогда не видит причин идти на уступки. Однако лично я понял, что есть определенная разновидность служителя идеи, с которым можно договориться.
      -- А именно? -- спросила Сильванна.
      -- Тот, который во всем с тобой согласен,-- ухмыльнулся Эдан.
      -- Я могла бы и догадаться,-- Сильванна состроила гримаску.Теперь ты скажешь, что я могла бы уже узнать тебя получше.
      -- Эльфы, как всем известно, учатся медленно,-- поддразнил ее Эдан.-- Вот еще один недостаток вашего бессмертия... вы никогда не чувствуете острой необходимости делать что-либо быстро.
      -- С некоторыми вещами лучше не торопиться,-- ответила Сильванна, искоса взглянув на него.
      -- Ты имеешь в виду... с ухаживанием, например? -- спросил Эдан.
      -- Не только.
      Эдан в смущении кашлянул. За последние восемь лет они с Сильванной очень сблизились, чего он никак не мог предположить при первой их встрече. Во-первых, он не рассчитывал на длительное знакомство с девушкой, но она вернулась с ними в Ануир вместе со своим братом Гильвейном, и оба они -- а также половинчик Футхарк и эскорт из двенадцать воинов-эльфов, сопровождавший их из Туаривеля, остались в империи.
      Это было частью договора, заключенного между лордом Тиераном, который действовал в интересах тогда еще некоронованного императора Микаэла, и правителем Туаривеля принцем Филерэном. Эльфы должны были выступить в качестве личной охраны императора и в первую очередь обеспечить его безопасное возвращение в Ануир, а во вторую очередь показать всем эльфийским королевствам, что Туаривель заключил официальный союз с империей и поддержал императора Микаэла.
      Это беспрецедентное соглашение с самого начала неминуемо должно было вызвать гнев экстремистов обеих сторон -- таких как Руоб Человекоубийца и лорд Кир Эван, герцог Аванилский, который для эльфов был приблизительно тем же, кем Человекоубийца для людей. Поскольку Аванил и Руоб - провинция в южной части Эльфинвуда, которую выделил себе Человекоубийца,-- имели общую границу, воины Человекоубийцы и рыцари лорда Кира часто совершали вылазки на вражеские территории, и случавшиеся там схватки были столь же частыми, сколь и жестокими. В действительности, если бы не Кир на юге и Эрвин Боруинский на севере его владений, ненависть Руоба Человекоубийцы простерлась бы куда дальше в глубину империи.
      Почему же тогда, в свое время недоумевал Эдан, его отец заключил этот необычный союз? И почему Филерэн согласился на это? Ответ можно было получить, как учил его отец, рассматривая возможные варианты политической ситуации.
      Подобный союз сулил Филерэну определенные выгоды, которые становились очевидными не сразу, но лишь по некотором раздумье. Филерэн понимал, что не может рассчитывать выстоять в одиночку и против людей, и против гоблинов Туразора. Перед его дедом, Человекоубийцей, такая проблема не стояла. Окруженный с одной стороны герцогом Аванилским, а с другой -- эрцгерцогом Боруинским, он был отделен от гоблинского королевства Туразор провинцией Боруин и областью Пять Пиков и мог позволить себе всецело сосредоточиться на военных действиях против одних только людей.
      Филерэна же действительно со всех сторон окружали враги гоблины Туразора на западе, свирепые великаны из Великаньих Низин на севере, и ужасные приспешники онсхеглина Рейзена, обитавшие в горах Венец Горгона, на востоке. Эльфийский принц поддерживал мирные отношения только с соседней провинцией Дозон на северо-западе, которая нуждалась в союзе с Туаривелем, будучи обособленным аванпостом империи, окруженным со всех сторон владениями человекообразных. Филерэн прекрасно понимал, что подобные союзы ему совершенно необходимы для защиты эльфийских границ от вражеских нападений. Чтобы обеспечить безопасность своих владений, Филерэну приходилось проявлять политическую гибкость. Союз, заключенный с лордом Тиераном, и был продиктован политическими соображениями такого рода.
      Подписав соглашение, Филерэн ясно засвидетельствовал официальное признание эльфийским королевством Туаривель Микаэла законным наследником Железного Трона, и это оказалось немаловажным обстоятельством, поскольку лорд Эрвин предпринял шаги к укреплению собственного своего положения за этот год, что они отсутствовали. Ему удалось склонить провинции Талини, Бросенгэ и Тэгас признать его притязания на регентскую власть.
      Открытой всем ветрам провинцией Талини управлял лорд Эрик Доналз; и поскольку на северо-востоке с ней граничило гоблинское королевство Туразор, а на юго-востоке Эльфинвуд и область Пять Пиков, граф Талинийский отчаянно нуждался в покровительстве и поддержке такого сильного полководца, как эрцгерцог Боруинский. В этой малонаселенной северной провинции был лишь один город -- хорошо укрепленная столица Невелтон, расположенная на берегу и в какой-то мере защищенная от яростных штормов Мир-Руана скалистым островом Дантьер. Большую часть Талини покрывали густые леса, кроме узкой полоски каменистой прибрежной равнины. Во владениях лорда Рерика не было таких процветающих городов, как Ануир, и даже больших селений вроде Сиседжа, но обитал в Талини народ сильный и стойкий -- в основном могучие дровосеки и суровые рудокопы, добывавшие уголь в горах. Граф Талинийский не мог собрать многочисленное войско, но у него служили выносливые и закаленные воины, привыкшие к частым схваткам с налетчиками-гоблинами и разбойниками из области Пять Пиков. Вместе с рыцарями и солдатами лорда Эрвина они представляли грозную силу.
      Кроме того к Боруину примкнула провинция Тэгас. Лорд Даван Дюрьен, граф Тэгасский, управлял своей относительно бедной провинцией из резиденции в Стормзпойнте, расположенном на берегу прямо к югу от Боруина. Тэгас отличался значительным разнообразием ландшафта -- от прибрежных равнин до болот, от лесистых низин до Туманных гор, отделявших провинцию от Аванила. Население небольшого портового города Портиджа, расположенного в верхней оконечности Залива Пальца, промышляло в основном рыболовством, а прочие обитатели Тэгаса занимались земледелием и скотоводством. Постоянные набеги троллей из Туманных гор, привлекаемых сюда продуктами земледелия, а также овцами и прочим скотом пастухов, означали, что лорд Даван, как и Рерик Талинийский, нуждался в союзе с таким военачальником, как Эрвин Боруинский.
      И наконец, сторону Боруина приняла провинция Бросенгэ, расположенная в месте выхода пролива Эреля в Мир-Руан. Побережье Бросенгэ, изрезанное глубокими заливами и болотистыми дельтами рек, занимали зеленые плодородные равнины, которые в удалении от моря сменялись лесистыми возвышенностями и горами. Как и Тэгас, провинция Бросенгэ граничила с Туманными горами, а потому подвергалась набегам троллей. Однако, в отличие от Тэгаса и Талини, эта провинция процветала и являлась центром нескольких могущественных гильдий. Ее глубокие заливы служили прекрасным убежищем для судов торговцев, контрабандистов и пиратов -- всех их с одинаковым радушием принимали капитаны портов, которые не обнаруживали особой разборчивости, покуда гости могли платить за швартовку и стоянку.
      Лисандр Марко, герцог Бросенский, имел общую границу с Аванилом, где находилась столица империи Ануир -- и потому, насколько понимал Эдан, его союз с Боруином объяснялся ничем иным, как беспринципностью. Он легко мог собрать армию своих и наемных воинов для отражения грабительских набегов троллей, и ему не приходилось бояться налетов гоблинов или разбойничьих шаек, поскольку провинция лежала далеко к югу от Туразора и Пяти Пиков и была отделена от них Боруином, Тэгасом и Аванилом.
      Нет, думал Эдан, Марко вступил в союз с Боруином не из страха перед лордом Эрвином. В этом союзе он увидел возможность навредить своему сопернику, лорду Киру Эвану, герцогу Аванилскому. Все преследовали свои личные выгоды, думал Эдан, и Эрвин использовал каждого для достижения своей собственной цели. Были даны обещания, заключены сделки, выплачены дани -когда подобные "дани" получают обычные представители торгового сословия, они почему-то называются взятками, подумал Эдан -- и в результате Эрвин надежно сплотил провинции всего Западного побережья под своим знаменем.
      Все это произошло в течение того года, который они провели при дворе принца Филерэна в Туаривеле -- года, который показался им неделей или около того; и никто не предполагал, что принц Микаэл может вновь объявиться. Никто, кроме лорда Тиерана, который держал это в тайне до благополучного возвращения Микаэла в Ануир из желания самолично убедиться в его благополучном возвращении. Лорд Эрвин давно объявил о смерти принца и разослал гонцов во все концы империи с целью распространить это известие и объявить о его вступлении в должность регента.
      Талини и Тэгас официально поддержали лорда Эрвина с самого начала, каковое обстоятельство заставило Эдана недоумевать, просто ли они почуяли, куда ветер дует и стояли на страже своих личных интересов или же предварительно получили какие-то сведения о планах эрцгерцога. В любом случае они первыми признали его притязания законными. Впоследствии к ним присоединилась провинция Бросенгэ, но не раньше чем Аван отказался поддержать лорда Эрвина, усомнившись в его праве на должность регента и высказавшись за лорда Тиерана и императрицу. Барон Димедский тоже объявил о своей поддержке лорда Тиерана и императрицы, но не раньше чем сказал свое слово Кир Аванилский. Барон Харт Дим, чьи владения граничили с Аванилом, хотел посмотреть, какую сторону примет влиятельнейший герцог Аванилский.
      И так по всей империи, каждая провинция и каждый правитель тянули до последнего, прежде чем заявить о своей лояльности либо лорду Тиерану, либо Эрвину Боруинскому, поскольку никто не хотел спешить с официальными признанием той или другой стороны.
      Однако именно на это делал ставку лорд Тиеран, понимавший, что таким образом он выигрывает время -- время для того, чтобы юный император мог вернуться и занять свое законное место на Железном Троне империи Ануир. И ему требовалось выиграть как можно больше времени, поскольку он не знал, когда именно вернутся Микаэл и Эдан. Лорд Тиеран знал о странном течение времени в эльфийских владениях и знал, что оно совершенно непредсказуемо. Для Микаэла и Эдана может пройти всего несколько дней, когда для него и остальных обитателей человеческого мира могут пройти недели, месяцы или даже годы.
      Должно быть, отцу было чрезвычайно трудно, подумал Эдан, использовать политическую ситуацию в стране самым выгодным образом -- покуда это было в его силах -- сознавая при этом, что самое сильное оружие, которое можно обратить против лорда Эрвина, он не может открыть. Если бы он объявил о том, что Микаэл, живой и здоровый, находится в Туаривеле, Эрвин и его сторонники могли бы предпринять шаги, препятствующие возвращению принца, и позаботиться о том, чтобы он не вернулся из Эльфинвуда живым.
      Вероятно, все это время отец жил в страшном напряжении, подумал Эдан. И конечно, оно не прошло для него бесследно. Он умер два года назад, когда Эдан находился в военном походе вместе с императором. И в сущности, со времени их возвращения в Ануир военные походы не прекращались.
      Восемь лет, подумал он. Восемь лет почти беспрерывных военных действий ради сохранения целостности империи. Однако Микаэл хорошо показал себя на этом поприще. И с каждым боем он значительно совершенствовал свой полководческий дар. В самом начале планы военных действий составлял лорд Корвин, главнокомандующий императорской армии Ануира, который решительно возражал против того, чтобы Микаэл выходил на поле боя вместе с войском. Ко времени первой кампании Микаэлу только что исполнилось тринадцать, и лорд Корвин считал слишком рискованным для ребенка -- тем более, единственного наследника императорского трона -- идти вместе с армией в сражение. Однако Микаэл настоял на этом, и к удивлению Эдана его отец поддержал решение мальчика.
      -- Да, действительно, он молод и будет подвергаться большой опасности,-- сказал отец Эдану в ответ на его возражения.Однако именно это сыграет ему на руку. Солдаты увидят мальчика-императора, идущего вместе с ними, ведущего войско в бой под своим знаменем -- и это одновременно придаст им сил и воодушевит их. Вид мальчика, который не боится сражаться за правое дело, придаст взрослым смелости.
      -- Но если его убьют? -- спросил Эдан.
      Отец легко пожал плечами.
      -- Любому настоящему командиру приходится идти на такой риск. Если он хочет, чтобы его солдаты были готовы умереть за него, он тоже должен быть готов умереть с ними. Правитель, который просто посылает войска на врага, оставаясь в тылу в своем надежно укрепленном замке, никогда не заслужит такой верности и уважения, как правитель, ведущий армию в бой. Сейчас Микаэл в первую очередь должен заслужить уважение и преданность своих солдат и подданных. А уважение и преданность никогда не даются человеку просто так. Их нужно заработать.
      Таким образом в возрасте тринадцати лет Микаэл повел в бой Императорскую армию Ануира, каковое внушительное название тогда не вполне отвечало действительности, поскольку в значительной степени сила этой армии зависела от войск, посылаемых из имперских провинций. И в начале они имели в своем распоряжении лишь гарнизон столицы и войско, посланное Киром Аванилским. Во все остальные провинции были отправлены гонцы с приказом императора выслать подкрепление, но хотя никто из правителей прямо не выказал неповиновения, никто и не торопился выполнить приказ, кроме герцога Аванилского. Все хотели посмотреть, как сложатся обстоятельства. И, по крайней мере вначале, они складывались неблагоприятно для императора Микаэла.
      Когда гонцы разнесли по империи весть о том, что принц Микаэл, живой и здоровый, возвратился в Ануир, чтобы объявить о своем законном праве на трон, Эрвин в ответ обвинил лорда Тиерана в попытке подсунуть народу империи самозванца. Прошел целый год, заявил он, в течение которого пропавший император не давал о себе знать, и вот теперь он вернулся. Откуда? Если это действительно принц, то чем он занимался все это время? Как сумел бежать от похитивших его гоблинов? И почему эльфы, закоренелые враги людей, пожелали помочь ему? Что выгадает от этого принц Филерэн?
      Совершенно очевидно, что выиграет от этого лорд Тиеран, утверждал Эрвин. Он стремится к власти и сам хочет стать регентом. Какими другими причинами можно объяснить его трусливое бегство из Сихарроу с императрицей в то время, когда не только судьба принца, но и судьба его собственного сына оставалась неизвестной? Эрвин зашел даже так далеко, что предположил, будто верховный камергер увез императрицу из Сихарроу против ее воли -- ибо какая мать согласилась бы уехать, когда ее сын пропал без вести? -- и теперь держит ее в имперском Керне в качестве заложницы, дающей ему возможность притязать на регентскую власть. Эрвин изображал страшный гнев по этому поводу, хотя, скорее всего, сам собирался сделать именно это.
      Для многих его притязания не оказались неожиданными. В конце концов эрцгерцог Боруинский объявил о смерти принца Микаэла. И когда Микаэл возвратился, у Эрвина оставалось только два выхода -- отказаться от своих притязаний на регенство, присягнуть в верности Микаэлу и надеяться, что новый император не затаит на него зла; или же объявить его самозванцем, навязанным народу лордом Тиераном при помощи эльфийской магии принца Филерэна. Эдан нисколько не удивился, когда Эрвин выбрал последний путь.
      С тех самых пор одна война следовала за другой -- и не только с армией Боруина, которая значительно увеличилась. В дополнение к своим войскам лорд Эрвин набрал на службу наемников и разбойников из области Пять Пиков и дошел даже до того, что вступил в открытый союз с гоблинами Туразора. Он объяснял свои действия с самой возмутительной наглостью. Лорд Тиеран, заявил он, предал империю, вступив в сговор с эльфами. И гоблины, не желая оказаться в порабощении у своих давних врагов, прибегших к помощи Ануирских войск, решили принять сторону эрцгерцога Боруинского, законного регента, в обмен на поддержку последнего в их войне с эльфами. Более того, в своих депешах из Сихарроу в другие провинции Эрвин самым настоящим образом похвалялся этим союзом, вспоминая битву при горе Дейсмаар и сравнивая себя с Хэлином, который ради доброго дела заключил союз с эльфами против темных сил Азрая. И как это ни удивительно, многие поверили ему на слово.
      Как только стало ясно, что Эрвин не признает императора, которого настойчиво обвинял в самозванстве, и не откажется от своих притязаний на регентскую власть, ряд других провинций тоже восстал. Сначала это были не открытые восстания; просто провинции не смогли выполнить требование Микаэла прислать подкрепление. Коранис не ответил на депеши лорда Тиерана. Суирин, расположенный далеко на востоке, на берегах моря Золотого Солнца, также промолчал, как и провинция Алами в Хартлэнде. Барон Гистский, чья обнесенная крепостной стеной столица находилась в Хартлэнде, к северу от Ануира, выразил глубокое сожаление и заявил, что все его войска нужны ему самому для защиты границ от набегов ноллов из Паучьих Чащ.
      Смысл происходящего был более чем ясен. Значительное число подданных покойного императора заняли выжидательную позицию, не желая принять сторону Микаэла против эрцгерцога Боруинского, поскольку боялись ошибиться в выборе. Сила и полководческий дар Эрвина были хорошо известны в империи, в то время как Микаэл был просто ребенком, который еще никак не проявил себя. Виконт Осордский даже посмел потребовать доказательств того, что Микаэл не является самозванцем, каким его объявил Эрвин. И несмотря на состоявшуюся в Ануире коронацию Микаэла, в стране началась эпоха междуцарствия. Только решительные действия могли спасти империю от развала.
      Отец Эдана и лорд Корвин сошлись во мнении, что при наличии существующей военной силы -- вернее, при отсутствии оной - они не могли надеяться успешно выступить против лорда Эрвина, который целый год готовился к войне и укреплял свои позиции. Поэтому им пришлось начать военные действия против тех провинций, которые не откликнулись на требование прислать войска. Сначала они двинулись на Гист, поскольку он находился ближе всего к столице и граничил с Аванилом.
      Лорд Корвин повел свои войска форсированным маршем на Гист; рядом с ним ехали Микаэл и Эдан со знаменем Роэлей в руке, с изображением стоящего на задних лапах красного дракона на белом поле. Лорд Ричард, барон Гистский был застигнут врасплох. Проснувшись в одно прекрасное утро, он обнаружил перед своим замком ставшие лагерем отряды Личной Стражи Короля и армию Ануира, усиленную войсками Аванила, готовые начать осаду. Такого оборота событий он ожидал в последнюю очередь. И ему не дали времени подумать. Едва лишь он успел осознать, что прямо под стенами его замка стоит армия, как к нему явился посланник с высочайшим повелением выйти и встретиться с императором в его палатке. Отказ был бы равнозначен открытому мятежу, а выдержать осаду лорд Ричард не смог бы. Ему ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться.
      Он выехал из замка к палатке Микаэла в сопровождении лишь символического эскорта, и именно с этой встречи Микаэл начал доказывать, что достоин своего наследственного права на престол. Лорд Тиеран заранее подготовил мальчика к встрече, но Микаэл действовал на свое усмотрение, к чему лорд Ричард оказался совершенно неподготовленным. Он рассчитывал вести переговоры с верховным камергером, но вместо этого оказался лицом к лицу с самонадеянным тринадцатилетним мальчишкой, который держался с уверенностью взрослого человека.
      Он тепло приветствовал лорда Ричарда и выразил ему сочувствие в связи с проблемой защиты от набегов. Он заявил о своей готовности оказать ему поддержку и пообещал при следующем набеге на город послать войска в карательный поход на ноллов с целью показать им, что император не потерпит вторжений в свои владения. Затем он заверил лорда Ричарда, что и в мыслях не имел оставить баронство Гист незащищенным, забрав для кампании все войска, а потому возьмет лишь треть их. А чтобы показать, насколько высоко император ценит лорда Ричарда, он пожалует его старшему сыну звание рыцаря, чтобы тот мог вести в сражение войска Гиста под знаменем лорда Ричарда.
      Лорд Ричард понимал, что его ловко переиграли. Он находился не в том положении, чтобы отказывать, когда войска лорда Корвина стояли перед замком; и после их ухода он уже не сможет снова выйти из повиновения, поскольку император заберет с собой его старшего сына в качестве заложника. Произведя в рыцари юного виконта Гистского, Микаэл смог бы также оставить его при своем дворе, что пришлось бы по сердцу юному Гисту, поскольку жизнь при ануирском дворе была куда более увлекательна и предпочтительна для неженатого молодого человека, чем тихая сельская жизнь в удаленной провинции. В то же время это явится залогом верности барона Гистского; а если император заберет с собой треть его войск, то пусть это будет и незначительным подкреплением, но поход их с императором под знаменем Гиста будет равнозначен официальному признанию Микаэла наследником престола. Таким образом город был взят без единого выстрела. Это был превосходный пример военной дипломатии, принадлежавший лорду Тиерану, но Микаэл замечательно сыграл свою роль и держался безукоризненно, произведя на лорда Ричарда очень сильное впечатление.
      К несчастью, с некоторыми другими провинциями договориться оказалось не так просто. Коранис находился в трехстах милях от Ануира, и потому застать герцогиню Сариэль врасплох, совершив форсированный марш через Хартлэнд, не представлялось возможным. Юджиния Сариэль управляла провинцией с того времени, как тяжелый недуг превратил ее мужа в калеку, и в течение многих лет оставалась более-менее независимой от Ануира. Земли Кораниса были мало населены, и обитатели их в основном промышляли торговлей и скотоводством. Кочевые пастухи Кораниса, обладающие обостренным чувством независимости, постоянно странствовали по широким равнинам провинции; многие из них образовали собственные племена со своими правительствами и не видели необходимости отчитываться перед герцогиней, которая мало ограничивала их свободу.
      В Коранисе было много болотистых местностей, особенно в южной части провинции, где воды залива вторгались в сушу многочисленными бухтами, реками и ручьями. Вследствие сильных гроз, постоянно приходящих со скалистых плоскогорий Барук-Ажик, провинцию затопляли почти непрерывные дожди и многие центральные низменности представляли собой торфяные болота, через которые перейти вооруженному войску было непросто. Не знающие эту местность досконально легко могли заблудиться среди топей или увязнуть и утонуть в глубокой трясине.
      Столица Кораниса, город Руорван, располагался на берегах реки Сэмил, текущей от подножий Силвода к топким болотам. К югу, востоку и западу от Руорвана простирались сплошные топи и многочисленные заливы, что делало город практически неприступным с этих сторон. Единственным разумным способом подступить к столице по суше было пересечь провинцию Элини и подойти к ней с севера по узкой полоске суши, которая тянулась от болот к открытым равнинам, лежащим к северу от города. Следовательно, приблизиться к столице Кораниса незаметно не представлялось возможным -- разве что, совершив переход через промежуточный мир.