Тонкая темная линия

– Ну…

– Как насчет ружья? Подстрелил пару мишеней?

– Ага.

– У тебя нет чистых тарелок, – недовольно сказал Ник, беря сковородку за ручку. – Ты слышал, что кто-то стрелял в Ренара вчера вечером?

– Слышал. – В маленьких глазках Маллена все еще светилась неуверенность, но он несколько приободрился. Раз уж они приятели… Он сложил руки на голой груди. Улыбка раздвинула губы, обнажая плохие зубы. – Жаль, что парень промахнулся, верно?

– Ты можешь и сам представить себе мою реакцию, раз ты так хорошо меня знаешь, – прокомментировал Ник. – Ведь это не ты пытался помочь правосудию, верно, Кейт?

Маллен принужденно рассмеялся:

– Черт побери, конечно, нет.

– Это ведь противозаконно. Кому об этом знать, как не тебе. Ты, конечно, можешь сказать, что это не остановило меня в тот вечер. Меня остановила помощник шерифа Бруссар.

Маллен презрительно фыркнул:

– Эта сучка! Ей следовало заниматься своими делами.

– Я слышал, ты пытаешься ей в этом помочь, правда? Устраиваешь ей всякие пакости и все такое.

– Эта Бруссар не знает, что такое верность, она предала одного из нас. Этой суке незачем носить форму.

Ник поморщился, услышав ругательство, но сдержался. Он только широко улыбнулся, представив на мгновение, как горячая сковородка летит в голову Маллена, тот ударяется о косяк, кровь хлещет у него из носа и рта.

– Значит, ты решил сам отомстить ей за то, что она обидела меня, – констатировал Ник. – И все потому, что мы с тобой такие хорошие друзья, ты и я?

– Эта долбаная сука не имела права предавать братство.

Ник запустил сковородку через всю кухню, и та приземлилась в раковине. Зазвенели разбитые тарелки.

– Эй, ты что! – завопил Маллен.

Ник размахнулся и ударил его, пригвождая к кухонным шкафчикам. Костяшки пальцев давили Маллену на солнечное сплетение.

– Я тебе не брат, – прорычал Фуркейд, глядя прямо в глаза Кейту. – Даже намек на наше кровное родство был бы оскорблением для моей семьи. И среди моих друзей ты тоже не числишься. Для меня ты все равно что грязь на ботинках. Я сам сражаюсь за себя. Я сам решаю свои проблемы. И я не позволю, чтобы какой-то деревенский ублюдок прикрывался моим именем, чтобы свести счеты с женщиной. У тебя с Бруссар свои проблемы, это твое личное дело. Но если ты еще раз впутаешь в это меня, мне придется сделать тебе больно. Так что будь умницей и просто оставь ее в покое. Тебе все ясно?

Маллен отчаянно закивал головой. Стоило Нику отойти, как он согнулся пополам, отчаянно пытаясь вдохнуть.

– Мне следовало догадаться, что только человек без чести может держать кухню в таком состоянии. – Ник покачал головой, в последний раз с сожалением оглядывая тесное помещение. – Печально.

Маллен поднял на него глаза:

– Ты, Фуркейд, просто долбаный псих! Правду все говорят.

Ник сверкнул крокодильей усмешкой.

– Я куда психованнее, чем думают люди. Так что заруби это себе на носу, Кейт.

Анни видела, как машина Ника ехала по дороге вдоль затона. У нее в душе появилось странное ощущение пустоты. Обычно она была так осторожна в выборе мужчин, да и любовный опыт ее был минимален. Так почему именно Фуркейд?

Потому что он был совсем не таким, каким казался с первого взгляда. Ник верил в справедливость, в силу добра, в высшую власть. Он погубил свою карьеру из-за погибшей четырнадцатилетней проститутки, на которую всем остальным в этом мире было наплевать. Но он же до крови избил подозреваемого у нее на глазах. До слушания его дела оставалось уже меньше недели, и Анни со страхом думала об этом.

Прошлой ночью они были нужны друг другу, хотели друг друга, но что ждет их дальше? Как сложатся отношения между ними после того, как Анни сядет на место свидетеля и скажет, что видела, как он избивал человека? А она обязательно сделает это. Те чувства, что она испытывала к нему сейчас, не могли изменить ни того, что случилось, ни того, что произойдет.

– Потирая виски, Анни вернулась в квартиру, натянула шорты и футболку и принялась за обычную разминку. После пробежки она вернулась к дому, где ее поджидал разбитый джип и Эй-Джей, сидящий на лестнице.

Он заглянул к ней по дороге на работу – строгий костюм в тонкую полоску, крахмальная белая рубашка, галстук цвета бургундского вина. Никогда еще он не казался Анни таким красивым, таким милым. У нее защемило сердце при мысли о том, что ей придется причинить ему боль.

– Рад видеть тебя целой и невредимой, – приветствовал ее Эй-Джей, вставая. – Ты попала в аварию? Вид твоего джипа меня напугал.

– Ударили в бок. Ничего страшного. Выглядит хуже, чем есть на самом деле, – солгала Анни. Он покачал головой:

– Ох уж эти мне луизианские водители. Надо бы нам прекратить выдавать водительские права в этом штате.

Анни нашла в себе силы улыбнуться шутке и поправила Эй-Джею галстук.

– Что ты здесь делаешь в такую рань?

– Раз уж ты не отвечаешь на мои сообщения на автоответчике, пришлось навестить тебя.

– Прости, я была очень занята.

– Чем, интересно? Насколько я слышал, последние дни у тебя полно свободного времени.

Анни скорчила гримаску:

– Так ты слышал о моем «продвижении» по службе?

– До меня дошли слухи о том, что ты теперь играешь роль полицейской собаки. – Он посерьезнел, а Анни сразу занервничала. – Почему ты сама мне не рассказала?

– Мне нечем было особенно хвастаться.

– Ну и что? С каких это пор ты перестала мне звонить, чтобы поныть и пожаловаться?

Анни закусила губу и посмотрела в сторону. Она бы с удовольствием избежала этого разговора, но не в ее правилах было откладывать неприятные дела на потом. Лучше немедленно со всем покончить.

– Эй-Джей, нам надо поговорить.

Он шумно втянул воздух:

– Да, полагаю, что так. Давай поднимемся наверх.

Перед мысленным взором Анни сразу предстала ее квартира – стол на кухне завален вырезками и материалами по делу Бишон, простыни на кровати сбились после бурной ночи. Она почувствовала себя легкодоступной женщиной, шлюхой…

– Нет, – Анни схватила Эй-Джея за руку, – мне нужно остыть. Давай посидим в лодке.

Эй-Джей неохотно последовал за ней, остановившись на минуту, чтобы рассмотреть коробочку для чаевых, установленную Сэмом у самой ограды – белый деревянный ящичек со стеклянным окошком впереди и с головой аллигатора длиной в фут над верхним отверстием. Крокодил жадно разевал пасть, прося денег. Надпись на двух языках, сделанная от руки, гласила: «Спасибо за чаевые!»

– Помнишь те времена, когда дядя Сэм делал вид, что этот аллигатор откусил ему палец, пугал нас, ребятишек, а мы визжали от страха?

Анни улыбнулась:

– А все потому, что твой двоюродный брат Сонни попытался стащить из ящика доллар.

– И тогда за дело взялся старый Бенуа, у которого на самом деле половины пальцев не хватало. Сонни чуть не описался.

Эй-Джей опустился на скамью рядом с Анни и потянулся, чтобы взять ее за руку.

– У нас так много хороших воспоминаний, – негромко сказал он. – Так почему ты гонишь меня сейчас, Анни? В чем дело? Ты все еще сердишься на меня из-за дела Фуркейда?

– Я на тебя не сержусь.

– Тогда что? Мы отлично ладили, и вдруг ты не желаешь меня видеть, не хочешь со мной разговаривать. Что…

– Что ты имеешь в виду, говоря «мы отлично ладили»?

– Ну, ты сама знаешь… – Эй-Джей еще боролся, не понимая, что именно он сказал невпопад. Он пожал плечами. – Я думал…

– Что ты думал? Что последнюю сотню раз, когда я говорила тебе, что мы только друзья, я лгала?

– Да ладно тебе, – Эй-Джей нахмурился. – Ты же знаешь, что между нами нечто большее…

Анни вскочила на ноги, сердито глядя на него.

– Почему ты не понимаешь слова «нет»?

– Разумеется, я его понимаю. Я просто не вижу, какое отношение это имеет к нам.

– Господи, – тяжело вздохнула Анни, покачивая головой. – Ты такой же, как Ренар.

– Ты хочешь сказать, что я тебя преследую?

– Я говорю лишь о том, что Памела восемь раз говорила ему «нет», а он все равно слышал только то, что хотел услышать. В чем же между вами разница?

– Ну, для начала, меня не обвиняют в убийстве.

– Не умничай. Я говорю серьезно, Эй-Джей. Я все время пытаюсь объяснить тебе, что ты хочешь получить от меня то, чего я тебе дать не могу! Куда уж яснее?!

Эй-Джей отвернулся, словно она его ударила, по скулам заходили желваки.

– Да, полагаю, ты выразилась предельно ясно.

– Я не хотела причинить тебе боль, Эй-Джей, – негромко сказала она. – Вот этого я совсем не хотела. Я люблю тебя…

Он недоверчиво хмыкнул.

– …только не так, как тебе этого хочется, – договорила Анни.

– Мы уже это раньше проходили. Но потом либо ты возвращалась, либо я, и вообще…

Анни прервала его, отчаянно замотав головой:

– Это невозможно, Эй-Джей. Только не сейчас. Слишком многое произошло…

– Что? Почему ты мне не хочешь рассказать?

– Я не могу этого сделать, – прошептала Анни, ненавидя себя за то, что приходится лгать Эй-Джею, что-то скрывать от него. Лучше всего оттолкнуть его, чтобы он сам не захотел больше ничего знать.

– Я же не враг тебе, Анни! – взорвался Эй-Джей. – О чем ты не можешь мне рассказать?

Анни закрыла лицо руками. Она стала партнером Фуркейда, вела собственное расследование, пыталась заставить Ренара увлечься ею, чтобы вынудить его сбросить благообразную маску и. показать свою истинную уродливую сущность. Анни ни в коем случае не могла рассказать об этом Эй-Джею, так же, как не могла бы во всем признаться шерифу Ноблие. Возможно, они все хотели одного и того же, но шли к цели разными путями.

– О! – вдруг воскликнул Эй-Джей, словно на него снизошло озарение. – Ты ведь говорила не о работе. Господи. – Он шумно вздохнул и искоса посмотрел на Анни. – У тебя появился парень? Это из-за него ты приходишь поздно?

Анни затаила дыхание. Она была с Ником, но только один раз, а одна ночь – это еще не отношения. Ей не приходилось всерьез рассчитывать на продолжение.

– Анни? Это правда? У тебя появился другой?

– Может быть, – она ограничилась этими ничего не значащими словами. – Но это не… Мне так жаль, – Анни сдалась. – Ты даже представить не можешь, как бы мне хотелось, чтобы между нами все было по-другому, Эй-Джей. Я хотела бы испытывать к тебе другие чувства. Но одного желания для этого мало.

– Я его знаю?

– Эй-Джей, только не надо сцен.

Он встал, отвернулся от нее. Его гордость была уязвлена, а мозг пытался справиться с чувствами, которые так редко подчиняются доводам рассудка. Анни хотелось обнять его, предложить свою дружбу, но она понимала, что сейчас Эй-Джей ей этого не позволит. Чувство потери отзывалось у нее в груди физической болью.

– Я знаю, чего тебе хочется, – негромко сказала Анни. – Тебе нужна жена. Тебе нужна семья. И я хочу, чтобы все это у тебя было, Эй-Джей. Но я не готова дать тебе это…

Он потер рукой подбородок, моргнул, посмотрел на часы.

– Видишь ли… – Дусе откашлялся. – У меня сейчас нет времени для такого разговора. Я… гм… я позвоню тебе позже.

– Эй-Джей…

– Ах да… Притчет хотел видеть тебя у себя в офисе сегодня после обеда. Возможно, мы там увидимся.

Анни смотрела вслед уходящему Эй-Джею. Он остановился у ящика для чаевых, сунул пятерку в пасть аллигатора и пошел к машине. Анни почувствовала, как сердце холодным тяжелым камнем стучит у нее в груди.

В отделении интенсивной терапии больницы Милосердия было тихо, только негромко гудели какие-то сложные аппараты. За столом сидела женщина в белоснежном рогатом чепце и очках в пурпурной оправе. Она следила за показаниями мониторов и говорила по телефону. Сестра едва удостоила Анни взглядом. Около палаты Линдсей Фолкнер охраны не оказалось. Это было и плохо, и хорошо. С одной стороны, Анни не придется убалтывать полицейского, но с другой стороны, любой может беспрепятственно пройти к пострадавшей.

Линдсей Фолкнер лежала на кровати и выглядела как неудачный результат научных экспериментов. Голову сплошь покрывали бинты, отчего женщина напоминала мумию. Все тело опутывали трубки и провода. Когда Анни подошла к кровати, со стула встала та самая рыжеволосая красавица, которую Анни уже видела в доме Фолкнер.

– Как она? – спросила Анни.

– В данный момент ей лучше, – шепотом ответила рыжеволосая. – Линдсей вышла из комы. Она то теряла сознание, то приходила в себя. Она кое-что сказала.

– Миссис Фолкнер знает, кто напал на нее?

– Нет. О нападении Линдсей ничего не помнит. Во всяком случае, пока. Здесь уже был другой детектив и задавал вопросы.

Два чуда за одно утро. Линдсей Фолкнер пришла в себя, а детектив Чез Стоукс вылез из постели раньше восьми часов утра. В конце концов, может быть, он все-таки взялся за ум и сделал над собой усилие. Или перспектива возглавить специальную группу пробудила в нем амбиции.

– У нее много посетителей?

– Сюда разрешают приходить только членам семьи, – ответила женщина. – Но мы не смогли дозвониться ее родителям. Они путешествуют по Китаю. Пока мы их не найдем, больница согласилась отступить от правил. Приходили Белла Дэвидсон и Грейс Ирвин.

– Ей понадобится ваша помощь, чтобы выкарабкаться, – сказала Анни. – У нее впереди долгий путь к выздоровлению.

– Не говорите… обо мне так… будто… меня здесь нет. При звуке слабого голоса рыжеволосая женщина обернулась к постели и улыбнулась.

– Минуту назад тебя здесь не было.

– Миссис Фолкнер, это Анни Бруссар, – она наклонилась к больной. – Я пришла вас навестить.

– Вы… нашли меня… после…

– Да, это я нашла вас.

– Спа…сибо.

– Мне бы хотелось сделать для вас больше. Сейчас целая специальная группа ищет парня, напавшего на вас.

– Вы… тоже с ними?

– Нет. Дело ведет детектив Стоукс. Я слышала, что вы с ним встречались за ленчем в день перед нападением. Вы говорили ему что-нибудь о Памеле? Почему вы звонили мне в понедельник?

Линдсей так долго молчала, что Анни решила, что она снова потеряла сознание. Палату наполняло гудение мониторов. Анни собралась отойти от кровати.

– Донни, – прошептала Линдсей.

– Что Донни?

– Ревновал.

– К кому он ревновал? – Анни нагнулась ниже.

– Так… глупо. Ничего такого не было.

Линдсей снова впадала в забытье, и Анни тронула женщину за плечо, пытаясь удержать ее хрупкую связь с миром.

– Линдсей, к кому ревновал Донни?

Снова повисла тишина, и в воздухе словно повеяло могильным холодом.

– К детективу Стоуксу.

ГЛАВА 33

Донни ревновал Памелу к Стоуксу? Анни так и эдак обдумывала эту информацию, просматривая пришедшие факсы.

Не так сложно представить, что Стоукс флиртовал с Памелой Бишон. Ведь только этим Чез и занимался – каждую минуту проверял действие своих чар. Он считал своим долгом заигрывать с каждой женщиной. Еще в воскресенье Линдсей Фолкнер сказала Анни, что Памела привлекала мужчин, ничего для этого не предпринимая. Мужчин тянуло к Памеле, они находили ее очаровательной и милой. И Чез Стоукс не мог стать исключением из этого правила.

Памелу продолжали преследовать, следовательно, детектив Стоукс мог очень часто общаться с ней на совершенно законных основаниях. Неужели Донни неправильно воспринял их встречи? И если так, то как именно он мог поступить? Напрямую объясниться со Стоуксом? Или с Памелой?

Если Стоукс знал, что Донни ревнует, он бы наверняка вспомнил об этом после убийства Памелы. Ренар говорил, что Памела боялась мужа, опасалась встречаться с другими мужчинами из-за того, что мог натворить Донни. Муж угрожал лишить ее права опеки над ребенком. Но если Памела встречалась со Стоуксом только по делу, то Донни ничего от этого не получал.

Но так ли все происходило на самом деле? Как сказала Линдсей Фолкнер?

«Так глупо. Ничего такого не было».

Но Донни считал иначе. Он слышал то, что хотел услышать, интерпретировал ситуацию так, как ему было удобно. Или Бишон дал волю своему темпераменту? Анни сотни раз видела, когда мужья избивали жен. Предлогом служили выдуманные грехи, воображаемые любовники, все, что давало возможность выпустить пар.

Никто никогда не обвинял Донни в том, что он плохо обращался с женой. Но это вовсе не означает, что его мозг работает иначе. Памела выкинула его из дома, подала на развод, пыталась разделить их компании. И воображаемая связь взбунтовавшейся жены со Стоуксом могла подтолкнуть Донни к опасной черте.

От всех этих размышлений у Анни безбожно разболелась голова. Вероятно, Ник был прав. Если ей не удастся держать все концы отдельно, то нити спутаются в клубок и затянутся вокруг ее собственной шеи. Ренар оказался у нее на крючке, как и предсказывал Фуркейд. Анни решила, что съездит в больницу еще раз и проверит, узнает ли Линдсей шарф, подаренный Маркусом Памеле.

– Помощник шерифа Бруссар, у нас нет времени бездельничать! – прикрикнул на нее Майрон и прошагал к своему столу походкой дворцовой стражи. – У нас много работы. Детективу Стоуксу требуются сведения обо всех мужчинах, обвиненных в жестоких сексуальных преступлениях в этом округе за последние десять лет. Я возьму список из компьютера, а вы отберете дела. Я зарегистрирую их выемку, а вы отнесете документы в особую группу в то здание, где сидят детективы.

– Слушаюсь, сэр, – с кукольной улыбкой ответствовала Анни, пряча нужный ей факс под книгу регистрации.

Они работали быстро, но повседневные обязанности заставляли их часто прерываться. То звонили из суда, то из страховых компаний, то необходимо было завести формуляр на только что арестованного грабителя, подобрать улики для суда над торговцем наркотиками.

Вся эта суета оказалась утомительно-скучной, и Анни это раздражало. Ей хотелось быть среди тех, кто ищет и находит улики, пишет рапорты, а не копаться в старых документах.

На ленч ей отводилось всего десять минут. Анни провела их с батончиком «Сникерса» в руке и с телефонной трубкой, прижатой к уху. Она обзвонила подряд все местные гаражи, проверяя, не ремонтирует ли кто машину типа седан с повреждением дверцы со стороны пассажира. И ничего не нашла. Ее противник либо спрятал машину, либо перегнал для ремонта в другой округ. Анни проверила список недавно угнанных автомобилей и не нашла ничего похожего на «Кадиллак». Расширяя зону поиска, она принялась за гаражи в округе Сент-Мартин.

– Эй, Бруссар, – раздался грубый окрик Маллена. Помощник шерифа перегнулся через барьер. – Прекращай свою трескотню и принимайся за работу!

Анни ответила ему свирепым взглядом, благодаря очередного механика за то, что он ей ничем не смог помочь, и повесила трубку.

– Особая группа сейчас важнее всего, – Маллен даже раздулся от гордости.

– Неужели? А ты-то как туда попал? У тебя оказались под рукой фотографии шерифа в голом виде, оседлавшего козу?

Маллен фыркнул, он был слишком доволен собой.

– Я думаю, это все из-за моей работы над делом Нолан.

– Ты-то при чем? Вызов приняла я. Знаешь что, Маллен, – сквозь зубы процедила Анни, – я бы предложила тебе наесться дерьма и сдохнуть, но, судя по запаху у тебя изо рта, ты только им и питаешься.

Она ожидала, что Маллен заглотит наживку и набросится на нее, но вместо этого он отодвинулся от нее подальше и спросил:

– Послушай, я могу получить сейчас эти файлы? А что до нашей маленькой вражды, давай просто забудем. И без обид, ладно?

– Без обид? – переспросила Анни. Она наклонилась к нему, ее голос звучал приглушенно и напряженно. – Ты терроризируешь меня, угрожаешь мне, из-за тебя мне пришлось потратить уйму денег, меня сняли с патрулирования. И вот теперь я тут перекладываю бумажки, в то время как ты работаешь над делом, которое должно было бы быть моим, и ты еще предлагаешь мне не обижаться? Да ты просто сукин сын. Именно обиду я, сейчас и чувствую. И поверь мне, я обязательно докажу, что это ты был вчера вечером в том «Кадиллаке» и пытался меня убить. И вот тогда ты у меня попляшешь, а о значке можешь вообще забыть.

– «Кадиллак»?! – На лице Маллена отразилось огромное удивление. – Я не понимаю, о чем ты толкуешь, Брусcap. О «Кадиллаке» мне ничего не известно!

– Ой, только избавь меня от спектакля, – фыркнула Анни. – Забирай свои папки и катись отсюда.

Она швырнула ему папки с документами, они пролетели по барьеру и шлепнулись вниз. Содержимое вывалилось на пол.

– Черт бы тебя побрал! – заорал Маллен. На его крик из своего кабинета вышел Хукер.

– Господь всемогущий, это опять ты, Маллен?! – рявкнул сержант. – У тебя что, начались нервные припадки? Или с руками проблемы?

– Никак нет, сэр, – напряженно ответил помощник шерифа, свирепо глядя на Анни. – Это просто случайность.

Смит Притчет монотонно бубнил, расхаживая вдоль письменного стола в своем офисе, сложив руки на достаточно внушительном животе. Анни наблюдала за ним, едва сдерживая нетерпение. Судя по всему, она слушала черновой вариант речи прокурора на суде по делу Фуркейда, которое состоялось бы еще через много недель или даже месяцев, если бы. это было во власти Притчета. Анни сидела в кресле для посетителей. Эй-Джей стоял у противоположной стены, прислонившись к книжным полкам, игнорируя пустое кресло всего в нескольких шагах от Анни. За те десять минут, что Анни провела в офисе окружного прокурора, Эй-Джей не проронил ни слова.

– Система правосудия для того и существует, чтобы определить границы, провести ясную черту и не давать возможности эту черту переступить. И здесь не может быть исключений. Ведь вы в это верите, помощник шерифа Брусcap, иначе вы никогда бы не поступили на работу в органы охраны правопорядка? – вдруг обратился он к Анни.

– Так точно, сэр. Я полагаю, что это уже установлено, и я уже давала показания…

– Да, показания вы давали, копия лежит передо мной. – Притчет постучал ручкой по папке. – Но мне кажется важным познакомиться с вами, Анни. Я могу называть вас по имени?

– Послушайте, мне надо работать…

– Я понимаю, что у вас были трудности с вашими коллегами, – в голосе прокурора послышались нотки отеческой заботы. Он присел на угол стола.

Анни взглянула на Эй-Джея:

– Ничего такого, с чем я не могла бы справиться…

– Кто-нибудь пытается оказывать на вас давление? Уговорить не давать показания против детектива Фуркейда?

– Я бы не…

– Детектив Фуркейд пытался общаться с вами?

– Детектив Фуркейд ни разу не сделал попытки отговорить меня выступать на процессе. Я…

– А шериф Ноблие? Он инструктировал вас?

– Я не понимаю, что вы имеете в виду, – Анни едва сдерживалась, чтобы не заерзать от смущения.

– Он не проявил должного рвения в этом деле. Печально констатировать это, но его поведение не может не сказаться на работе всего департамента. Гас считает этот округ своим маленьким царством, где он может сам устанавливать удобные для него правила, но это не так. Закон есть закон, и ему подчиняются все.

– Так точно, сэр.

Притчет обошел вокруг стола и уселся в кожаное кресло. Надев очки в тонкой металлической оправе, он достал из папки показания Анни и проглядел их.

– Итак, Анни, в тот вечер вы были свободны от службы, но Эй-Джей говорил мне, что ваша личная машина снабжена рацией. Это верно?

– Да, сэр.

– Он сказал мне, что в тот вечер вы вдвоем приятно поужинали в ресторане «У Изабо», – он снова улыбнулся Анни всепонимающей, отцовской улыбкой. – Очень романтичное место. Моя жена его очень любит.

Анни молчала. Ей казалось, она чувствует на себе пламенный взгляд Эй-Джея. Судя по всему, он ничего не утаил от Смита Притчета, не скрывал их отношений, но о разрыве упомянуть не поторопился. Поэтому окружной прокурор и пытается использовать их роман в своих целях.

– Куда вы отправились после ужина, Анни?

До этого момента ей удавалось нигде не упоминать об этой части истории. Это не относилось, собственно, к инциденту. Правда, Фуркейду позвонили, после чего он ушел из бара. А этот факт помог бы прокурору обвинить детектива не только в заранее обдуманном преступлении, но еще и в сговоре с неизвестным пока сообщником. Но Ренара избивал он один, поэтому Фуркейда не могут спросить о том, кто ему звонил и зачем, следовательно, какой смысл об этом рассказывать? С другой стороны, могут найтись свидетели, видевшие ее в баре «У Лаво».

– Я увидела машину детектива Фуркейда недалеко от бара «У Лаво». Я зашла туда, чтобы поговорить с ним о том, что произошло в суде.

Притчет недовольно взглянул на Эй-Джея.

– Почему этого нет в ваших показаниях, помощник шерифа?

– Потому что это предшествовало инциденту и не имеет к нему никакого отношения.

– В каком состоянии был Фуркейд? Агрессивным, разгневанным, враждебным?

– Нет, сэр. Он был… расстроенным, мрачным и философствовал.

– Фуркейд говорил о Ренаре? Угрожал ему?

– Нет, он рассуждал о справедливости и несправедливости.

– Ник Фуркейд как-то дал понять, что собирается избить Ренара?

– Нет.

Притчет снял очки и задумчиво подергал себя за мочку уха.

– Что произошло потом?

– Каждый из нас пошел своей дорогой. Я решила остановиться около магазинчика «Быстрая покупка», чтобы кое-что купить. Все остальное описано в моем рапорте и показаниях, которые я давала начальнику полиции Эрлу.

– Вы получили сообщение о том, что по соседству с конторой фирмы «Боуэн и Бриггс» замечен вор?

– Нет, сэр, но я несколько раз выходила из машины, а потом я на некоторое время вообще выключила полицейскую волну и слушала местную станцию. Я была не на службе, да и время уже было позднее.

В кабинете повисла гнетущая тишина. Анни пощипывала заусеницу и ждала. Притчет встал, его кресло заскрипело.

– А вы верите, что такой звонок вообще был, помощник шерифа?

Если бы прокурор задал этот вопрос в суде, защитник Фуркейда прервал бы его, даже не дав закончить. «Свидетель говорит о своих умозаключениях». Но сейчас они были не в зале суда. И возразить ему могла только Анни.

– Я вызова не слышала, – сказала она, – но его слышали другие.

– Остальные говорят, что слышали вызов, – поправил ее Притчет. Его голос звучал громче с каждым словом. Он оперся руками о подлокотники кресла, в котором сидела Анни, и его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от нее. – Потому что Гас Ноблие приказал им так говорить. Потому что они хотят защитить человека, прошляпившего такое дело, а потом решившего самостоятельно наказать преступника, которого он не смог перехитрить! Не было никакого вызова, – негромко закончил Притчет, выпрямляясь. Он снова сел за стол и не спускал с Анни глаз ни на секунду. – Вы арестовали Фуркейда в тот вечер и привезли его в участок?

Какое может иметь значение, кто и когда именно произвел арест? Что это меняет? Против Фуркейда выдвинуты обвинения. Притчет просто искал способы «достать» Ноблие, а Анни не желала участвовать в этой войне.

Она вспомнила слова, которые когда-то подсказал ей сам шериф:

– Я наткнулась на ситуацию, которую до конца не поняла. Я вмешалась. А потом мы поехали в участок, чтобы разобраться.

– Почему тогда Ричард Кадроу клянется, что видел постановление об аресте, которое потом пропало?

– Потому что он настырный проныра-адвокат, и его хлебом не корми, только дай повод заварить кашу… – Она посмотрела окружному прокурору в глаза. – Почему вы ему верите? Он всю жизнь вяжет из вас узлы в зале суда. Можете держать пари – Кадроу получает удовольствие, видя, как вы с Ноблие дерете друг другу глотки, а от вашей схватки страдают простые копы.

Ей стало легче, когда она увидела, что ее тактика срабатывает. Притчет поджал губы и отодвинулся от стола. Больше всего на свете ему не хотелось бы, что Ричард Кадроу выставил его дураком.

– Насколько хорошо вы знакомы с Ником Фуркейдом, Анни? – спросил он. Из его голоса ушел былой напор.

Анни вспомнила о ночи, проведенной в объятиях Ника, об их слившихся телах, и ответила:

– Не слишком хорошо.

– Он не заслуживает вашей верности. И уж точно этот детектив не заслуживает значка. Вы хороший полицейский, Анни. Я видел ваше личное дело. И вы правильно поступили тем вечером. Я полагаю, что вы поступите правильно, когда сядете на место свидетеля в зале суда.

– Да, сэр, – пробормотала она.

Прокурор взглянул на циферблат своего «Ролекса», потом повернулся к Эй-Джею.

– Меня ждут в другом месте. Эй-Джей, ты не проводишь Анни?

– Разумеется.

Анни поднялась было, собираясь последовать прямо за прокурором, но дверь за ним закрылась слишком быстро.

– Он опаздывает, – пояснил Эй-Джей, не отходя от книжных полок. – Зачем ты нам лжешь, Анни?

– Я не…

– Не оскорбляй меня, – резко прервал ее Эй-Джей. – В добавление ко всему прочему, не оскорбляй меня. Я знаю тебя, Анни. Мне все о тебе известно. Абсолютно все. Ведь тебя это пугает, верно? Вот поэтому ты меня и отталкиваешь.

– Я не думаю, что сейчас время и место для подобных разговоров, – негромко откликнулась Анни.

– Ведь ты не хочешь, чтобы кто-то проник в твою душу так глубоко, верно? Потому что, если я уеду или умру, как твоя мать…

– Прекрати! – приказала Анни, разъярившись оттого, что Эй-Джей осмелился использовать самые болезненные воспоминания ее детства против нее.

– Куда легче терять того, кем не слишком дорожишь, кто не стал частью тебя самой, – не унимался Эй-Джей.

– Сейчас я хочу оказаться подальше от тебя, Эй-Джей, – резко сказала Анни. У нее возникло такое чувство, что ее давний друг вдруг набросился на нее с острой бритвой и теперь режет по живому.

– Почему ты мне не сказала, что виделась в тот вечер с Фуркейдом еще до того, как он избил Ренара?

– А какое это имеет значение?

– Ах, какое это имеет значение? Предполагается, что я твой лучший друг! В тот вечер у нас было свидание. Ты бросила меня и отправилась на встречу с Фуркейдом…

– У нас с тобой не было никакого свидания, – возразила Анни. – Мы просто ужинали. Ты мне друг, а не любовник. И я не обязана отчитываться перед тобой за каждую минуту!

– Ты не понимаешь, да? – Эй-Джей не мог в это поверить. – Речь идет о доверии…