В коридорах было тихо. Поисками Рубела руководили федеральные полицейские силы в своем здании на Вашингтон-авеню, там наверняка кипела бурная деятельность.

Лиска задержалась у двери в офис Бюро внутренних служебных дел, думая о том, какие неожиданные сюрпризы преподносит порой жизнь. Неделю назад она бы плюнула при одном упоминании о БВД. Но за последние несколько дней она видела столько копов, позорящих свое звание, что этого хватит ей на всю жизнь.

Никто не заметил, как Лиска входила в свой кабинет. Пряча сумочку в ящик стола, она думала, что может просто провести здесь ночь. Поспит под столом, как бездомные, которые ищут убежища под мостами, когда все уже закрыто.

Лиска включила компьютер, повернулась, чтобы снять пальто, и… увидела Дерека Рубела с револьвером в руке.

— Рассказывайте всю историю. С самого начала.

В комнате было так тихо, что Аманде казалось, будто молчание давит ей на барабанные перепонки. Уайетт сидел за письменным столом, не сводя глаз с револьвера в ее руке. Перед ним на столе лежал маленький магнитофон, который она положила туда, как только вошла. Они были у него в доме вдвоем — вскоре после убийства Билла Торна Уайетт женился, но брак долго не продлился.

— Рассказывайте, — повторила Аманда. — Не тратьте зря пленку.

— Почему ты это делаешь, Аманда? — Уайетт старался выглядеть оскорбленным.

— Потому что Энди и Майк Фэллон мертвы.

— Я их не убивал!

— Все эти годы, — прошептала она, — я была вынуждена молчать… из-за матери. Тот человек уже был мертв, я не могла его спасти. Но я думала, что смогу как-нибудь это компенсировать…

Долгое время Аманда убеждала себя, что пошла работать в БВД, чтобы не позволять другим “плохим копам” причинять людям вред. Сохраняя грязную тайну своей семьи, она посвятила жизнь проникновению в тайны сотрудников департамента полиции Миннеаполиса, не давая им безнаказанно совершать то, что совершили Билл Тори и Эйс Уайетт. И чего же она достигла? Ничего — если не считать ее ночных кошмаров. Ее отец и Уигл были по-прежнему мертвы… А теперь еще Энди и Майк Фэллон…

— Я не могу продолжать жить с таким количеством трупов на душе. — Аманда взмахнула револьвером: — Рассказывайте!

— Аманда…

Снисходительный, покровительственный тон Уайетта резанул по ее нервам, как бритва. Отведя револьвер дюйма на два вправо, она всадила пулю в стену позади его головы.

— Рассказывайте все!

Уайетт побледнел, потом покраснел. По его лицу стекал пот. Очевидно, он только теперь понял, что она не шутит.

— Я… больше… не могу… этого… выносить… — процедила сквозь зубы Аманда. Какая-то часть мозга подсказывала, что она ведет себя неразумно. Но ведь это и являлось ее проблемой! Аманда слишком долго была разумной и практичной, подавляя страх и мысли о том, что она могла предотвратить происшедшее.

— Я начну за вас. — Она назвала себя, дату и место, начиная запись, как обычный полицейский допрос.

— Я любил твою мать, — с трудом вымолвил Уайетт. — То, что я сделал, я сделал с целью защитить ее. Ты знаешь это, Аманда.

Глаза Аманды наполнились слезами.

— Теперь она защищает себя сама. Никто не может ее обидеть. А я не могу больше смотреть, как гибнут люди. Это неправильно. Я стала копом, чтобы препятствовать этому. Стала копом, надзирающим за другими копами, чтобы то, что случилось в ту ночь, не случилось с кем-то еще. Но это случилось.

— Я не убивал их, Аманда! Ни Энди, ни Майка!

— Не верю. Рассказывайте!

— Они покончили с собой…

В его голосе не ощущалось уверенности. Очевидно, он устал лгать даже самому себе. Уайетт весь дрожал, по его лицу текли слезы. Он уставился на магнитофон, явно опасаясь, что она убьет его, как только история будет записана на пленку.

— Билл Торн был самым жестоким человеком, какого я когда-либо знал, — начал Эйс дрожащим голосом. — Он истязал твою мать, Аманда, и тебе это было известно. Все, что бы она ни делала, его не удовлетворяло. Торн вымещал на ней гнев, бил ее… Хотя тебя он, кажется, не трогал.

— Нет, — прошептала она. — Меня он никогда не бил. Но я знала, что он делает с мамой, и ненавидела его за это. Я хотела, чтобы его кто-нибудь остановил, но никто на это не решался. Еще бы, ведь он был полицейским! Другие копы видели на ней синяки и ссадины, но предпочитали этого не замечать. Я никогда этого не понимала. Другие — куда ни шло, но вы… Ведь она любила вас. Как вы могли это допускать?

— Твоя мать не хотела…

— Я все это знаю. Не тратьте слов на объяснения, будто мама не хотела неприятностей. Она была сломленной женщиной. Но вы!..

Уайетт отвел взгляд. Ему было нечего сказать.

— Все дело в том, что мой отец был копом, — продолжала Аманда. — Вы довели дело до того, что произошло той ночью, потому что не могли выдать такого жалкого сукина сына, как Билл Торн.

Ответа не последовало.

— Вы не будете говорить? Тогда я скажу. В ту ночь…

— Твоя мать позвонила мне, — перебил ее Уайетт. — Она была в истерике. Билл неожиданно пришел домой пьяным. Он часто напивался на службе: для него не существовало никаких правил, кроме собственных. Он… — Уайетт оборвал фразу — события той ночи стояли у него перед глазами. — Он избил и изнасиловал ее. Эвелин потеряла терпение. Она схватила револьвер и дважды выстрелила Биллу в грудь, а потом позвонила мне. Я не мог допустить, чтобы ее наказали за то, что Билл с ней сделал. Я не был уверен, что суд примет ее сторону. Если бы выяснилось, что мы с ней встречались, прокурор счел бы это мотивом. Ее могли отправить в тюрьму.

— И поэтому вы нашли Уигла?

— Он был на улице, когда я шел к вашему дому. Я не знал, что он мог видеть или слышать. — Уайетт вдруг уронил голову на руки и заплакал. — Я убедил его войти в дом и застрелил… из револьвера Билла. Потом пришел Майк и увидел меня рядом с трупом. Я запаниковал…

— Господи! — Ковач распахнул дверь кабинета и уставился на плачущего Уайетта. — Значит, это ты стрелял в Майка Фэллона?

Лиска застыла как вкопанная. Тысяча мыслей пронеслась у нее в голове за секунду. Бежать, кричать, попытаться найти укрытие, бросить в него чем-нибудь?

Слава богу, она успела позвонить мальчикам и сказать, что любит их…

— Бросьте оружие, Рубел, — сказала она, удивляясь своему спокойному голосу.

— Сука!

На нем были зеркальные очки, и Лиска не могла видеть его глаза.

— Вам должно хватить ума сдаться именно здесь, — продолжала она. — Никто не причинит вам вреда. Ведь мы все — одна большая семья. И вы член семьи.

— Это не твое гребаное дело!

— Вы убили человека — значит, это мое дело.

Лиска увидела, как позади него бесшумно открылась дверь и в ней показался Барри Каслтон с револьвером в руке.

— Бросьте оружие, — повторила она. — Вам не выйти из этого здания, Дерек.

— Я знал это, когда вошел сюда. Я ходячий мертвец — мне нечего терять. Лучше умереть сейчас и быстро. Но я прихвачу тебя с собой.

— Так, значит, это ты усадил Майка Фэллона в инвалидное кресло, — сказал Ковач, войдя в комнату. — И целых двадцать лет позволял всем считать тебя героем.

Уайетт продолжал всхлипывать:

— Я этого не хотел! Я запаниковал! Когда я осознал… то сделал все, что мог, чтобы не дать ему умереть. Хотя, если бы он заговорил, моя карьера была бы кончена. Я пытался как-то искупить свою вину.

— Ну конечно! Большеэкранный телевизор уладил все проблемы. Майк знал, что это ты его искалечил?

— Он говорил, что ничего не помнит. Но иногда он отпускал кое-какие замечания, и мне казалось…

— Поразительно, что никто не подумал сделать баллистическую экспертизу. Удовлетворились тем, что все пули были 38-го калибра, — сказал Ковач. — Еще бы — ведь вы все были копами, кроме несчастного придурка с сомнительным прошлым. К тому же у тебя имелся свидетель — Эвелин. Или их было двое? — спросил он, взглянув на Сейвард. Аманда не сводила глаз с Уайетта:

— Мне велели оставаться в своей комнате и говорить, что я ничего не видела. Я сделала это из-за мамы — иначе ей пришлось бы отвечать.

— Господи… — пробормотал Ковач, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.

— Я делал все, чтобы обеспечить Майку нормальное существование! — настаивал Уайетт.

— Майк мертв. Гейнс убил его ради тебя. И он убил Энди, — отозвался Ковач. — Ты знал, что Энди всех расспрашивает о той ночи. Он приходил к тебе — а потом его нашли мертвым. Ты должен был понять…

— Нет! Я был уверен, что он покончил с собой!

— Вы могли остановить все это, — сказала Сейвард; по ее лицу текли слезы. — И я тоже могла. Энди обращался и ко мне, а затем нашел маму. Мне следовало остановить это уже тогда. Я должна была все рассказать ему, ведь я коп! — Рука, державшая револьвер, дрогнула. — Мне так жаль Энди…

— Ты не убивала его, Аманда, — мягко произнес Ковач; ему вдруг стало страшно. — Отдай мне револьвер. Мы остановим это немедленно. Я тебе помогу.

— Слишком поздно, — пробормотала она. — Мне жаль…

— Отдай мне оружие, Аманда.

Подняв револьвер, она прижала его к груди.

— Бросай оружие, Рубел! Ты под прицелом! — скомандовал Каслтон.

Рубел направил револьвер на Лиску и зарычал, как зверь. Его лицо побагровело, на бычьей шее обозначились вены, похожие на канаты.

— Отдай мне револьвер, Аманда, — повторил Ковач, шагнув к ней. Внутри у него все дрожало. — Теперь все кончено.

— Я могла это остановить, — твердила она. Ковач сделал еще один шаг.

— Пожалуйста…

Она посмотрела ему в глаза.

— Ты не понимаешь. Это моя вина.

— Нет. — Ковач медленно протянул к ней дрожащую, как у пьяницы, руку.

— Да, — Аманда кивнула, поглаживая пальцем спусковой крючок, — они все умерли из-за меня.

Каслтон с криком бросился на Рубела. Лиска сунула руку в карман.

Рубел на секунду обернулся, но этого оказалось достаточно.

Размахнувшись, Лиска изо всех сил обрушила ему на руку дубинку. Кости затрещали, и в то же мгновение раздался выстрел — пуля угодила в стену. Рубел съежился на полу, визжа от боли.

Лиска бросила дубинку и вышла из каморки.

— Аманда… — прошептал Ковач, видя в ее глазах отражение своей умирающей надежды. — Отдай мне оружие.

— Нет, Сэм, — Она покачала головой. — Неужели ты не понимаешь? Я могла остановить это двадцать лет назад. Моя мать не убивала Билла Торна. Это сделала я.

Позднее Ковач не мог вспомнить ни звука выстрела, ни криков Эйса Уайетта и своих собственных. Память сохранила только зрительные образы.

Брызнувшая струя крови… Удивление в глазах Аманды, прежде чем они погасли…

Он сидел на полу, держа ее тело, как будто сознание покинуло его, ища путь к спасению от этого ужаса. Но спасения не было и не будет никогда.

Примечания