Однажды Софус собрался идти к учителю играть на скрипке, но вместо этого пошел с Юном на станцию.
      — А у тебя разве есть время? — спросил Юн.
      — Подумаешь, стать знаменитым днем раньше или днем позже! — ответил Софус. — Один день можно и погулять.
      Как раз в этот день Юну разрешили отвести на запасной путь самый замечательный паровоз. Он был большой, блестящий и назывался «Девятка». Софус сразу решил, что паровоз назвали так в честь знаменитого плота «Кон-Тики», который, как известно, был сделан из девяти бревен. Так или иначе, а «Девятка» тоже годился для хорошего путешествия.
      Юн и Софус забрались на «Девятку». Софус отложил в сторонку футляр со скрипкой и дал гудок, а Юн нажал рычаг. И они поехали. А когда надо было сворачивать на запасной путь, Софус спросил: не лучше ли немного прокатиться в такую чудесную погоду? Юн сказал, что это очень хорошая мысль. Оба были уверены, что паровозу гораздо больше хочется путешествовать, чем стоять с глупым видом на запасном пути. На всякий случай они спросили его. «Девятка» в ответ прибавил ходу и помчался без остановки вперед.
      На ходу «Девятка» пел. Песенка была простенькая, все куплеты в ней были одинаковые. Но зато она звучала очень складно, и ее легко было запомнить:
 
«Я-так-спе-шу, я-так-спе-шу, я-так-спе-шу!»
 

      Мальчики подбрасывали уголь в топку и все время прибавляли ходу. Софус насвистывал песенку, которую сочинил сам, и отбивал такт, когда рельсы шли прямо и он не боялся выпустить из рук штурвал.
      Вот эта песенка, ее можно петь на мотив «Вперед! Нам бури не страшны!» А если ты не знаешь этого мотива, придумай какой-нибудь сам.
 
Кто знает ведьму веселей,
Чем ведьма Маргарита Вей?
Она к шести ждала гостей
И напекла сластей.
А делая дело,
Весь день она пела:
«Бом фнлибом филибом бом бом
И бом филибом филибом!»
 
      Здесь ты можешь как следует постучать в барабан, если рядом, вверху и внизу живут не очень сердитые соседи.
 
На день рожденья всех подруг
Она позвать решила вдруг,
А всех подруг тринадцать штуг.
 
      — Штук пишется через «к», а не «г», — заметил Юн.
 
… Имеется вокруг.
Подруги примчались
И в дверь постучались:
«Бом филибом филибом бом бом
И бом филибом филибом!»
 
 
Подруги пили лимонад
И ели торт и мармелад.
Когда же тронулись назад,
В трамвае встали в ряд,
В окошки глядели
И громко галдели:
«Бом филибом филибом бом бом
И бом филибом филибом!»
 
      Вдруг произошло нечто невероятное. Настолько невероятное, что мальчики в жизни не слыхали ничего подобного, даже в газетах не читали. Софус тут же выдвинул теорию по этому вопросу. А выдвинуть теорию — это значит заявить: «Я думаю так, а кто думает этак, тот ничего не понимает!» Итак, Софус утверждал, что над ними пролетала фея. Как раз над «Девяткой» она испугалась и выронила свою волшебную палочку. Спуститься и взять ее она не решилась, потому что не любила паровозов. К тому же дома у нее была еще одна палочка, и она вполне могла обойтись без этой. Возможно также, что она увидела на паровозе Софуса и захотела оставить палочку ему — ведь он такой симпатичный! Так говорил Софус.
      Юн сказал, что Софус — романтик, раз верит в фей. Сам он считал, что палочка упала со спутника или с «летающей тарелки».
      А надо вам сказать, что книгу эту печатал некто с большой бородой. Знаете кто? Наш старый знакомый, Кумле!
      И рисунки делал тоже он. Поэтому Юн и Софус получились не такие красивые, как в первой книге. Да, так Кумле говорит, что тоже не очень-то верит в фей. Вот ведьмы — другое дело! Дескать, скорее всего, мимо пролетала на метле ведьма, и ее ошпарило паром из паровозной трубы.
      А чтобы ты поверил именно ему, Кумле нарочно выбрал самые большие-пребольшие буквы и напечатал:

       ЭТО БЫЛА ВЕДЬМА!

      Ну как, теперь ты поверил?
      Так или иначе, бесспорно одно: прямо с неба свалилась палочка. Она упала рядом с «Девяткой». И мальчики до того удивились, что остановили паровоз. Софус спрыгнул на землю и подобрал палочку. Она была белая с золотой шишечкой на конце.
      «Какая красивая палочка! — подумал Софус. — Только флажка не хватает! А впрочем, и так можно размахивать». Он не подозревал, что это волшебная палочка!
      Но это была не обычная волшебная палочка, которой помахал в воздухе, и — раз! — появится все, чего ты пожелаешь. Нет, она слушалась только того, кто знал особый прием. Следовало сказать свое пожелание и одновременно взмахнуть вот так:
      Но этого ни Софус, ни Юн не знали.
      Ох, и поломал голову Кумле, когда искал в типографии нужный знак! И вдруг он вспомнил, что такую точно закорючку видел на зеленых заморских деньгах. Он достал у туристов зеленую бумажку и срисовал с нее значок. Получилось совсем похоже.
      А как по-твоему?
      Софус размахивал палочкой и постукивал ею в лад песенке. Очень удобная палочка, чтобы такт отбивать.
      На паровозе было много грязи и копоти. Правда, машинист не обращает внимания на такие вещи, но Юн заботился о Софусе, своем пассажире, и поэтому сказал ему, что у него кончик носа вымазан сажей.
      — Вот бы мне такой нос, чтобы его можно было отнимать и приставлять! — воскликнул Софус, размахивая палочкой.
      Он не знал, что как раз в этот миг начертил волшебный знак, и даже не подозревал, что теперь его нос можно отнимать и приставлять, — ведь пека он его не трогал, нос сидел на месте.
      — Дать тебе носовой платок? — спросил Юн.
      — Большое спасибо, — сказал Софус.
      Он сложил платок несколько раз, чтобы хорошенько высморкаться, и… нос очутился у него в руке!
      — Зачем ты это сделал? — воскликнул Юн. — Так некрасиво! Приставь его на место!
      — Нет, ты видел? — сказал Софус. — Правда, здорово?
      — Всегда ты что-нибудь придумаешь! — ответил Юн. — Вздор!
      А сказал он так потому, что завидно стало. Во всяком случае, немножко. Софус поставил нос на место. И что вы думаете? Он прирос — прирос, словно и не отрывался. И никаких следов, ничего! Софус даже петь перестал, все отнимал и приставлял нос. Несколько раз приставил наоборот — дырочками кверху. Получилось здорово, только, должно быть, в дождь не очень удобно.
      Юн подумал, что теперь Софус благодаря своему носу станет знаменитым и надо поспешить, чтобы не отстать от него. Что, если написать всемирную историю? Это, наверное, проще всего. Надо только списать по кусочку из других историй. Первую строчку он уже знал, потому что она одинаковая во всех учебниках — и толстых и тонких:
      «Каждый год Нил разливается и делает страну плодородной».
      Или, может, лучше написать роман и назвать его «Приключения Беста Селлера»? А сочинить роман можно таким же способом, как историю. Тогда о нем непременно напишут в газетах, он будет жить в гостинице; может быть, даже будет сниматься в кино.
      «И все-таки, — подумал Юн, — это не то, что приставной нос…»

      Впереди на путях мальчики увидели высокого, толстого человека в коричневой шубе. На голове у него была черная шляпа, в руке — трость. Юн и Софус погудели, но он даже не оглянулся.
      — Эй! — крикнул Юн.
      — Дорогу! — крикнул Софус.
      Человек в шубе обернулся. И, представьте себе, это был Кумле!
      — Давай к нам! — Юн протянул Кумле руку и помог ему влезть на «Девятку». — Ты куда собрался?
      — В город, — ответил Кумле. — Доказать им, что я существую.
      — Разве кто-нибудь в этом сомневается? — спросил Софус.
      — В том-то и дело, нашлись такие, что отрицают мое существование. — Кумле любил иногда выражаться высокопарно. — Дескать, троллей нет, все это вздор, чепуха, суеверие. И неправильно внушать детям, будто мы существуем.
      — А может быть, они правы? — сказал Софус. — Может, ты только воображаешь, будто существуешь на свете! А на самом деле ты — маленькая девочка из учебника психологии, которая спит и видит во сне, что она тролль, по имени Кумле.
      — Но тогда ты бы меня не видел! — возразил Кумле. — Потому что если меня нет, то и тебя тоже нет!
      — Я существую, — сказал Софус.
      — И я тоже, — сказал Кумле. — Вот я и собрался в город, покажусь людям и спою по радио старинные народные песни троллей.
      — А у тебя хороший голос? — спросил Софус.
      — У меня очар-р-ровательный голос! — ответил Кумле.
      — Тогда можешь спеть какую-нибудь из песен, которые я сочинил, — сказал Софус.
      — Ты только все о себе думаешь, — сказал Юн.
      — А о ком еще мне думать? — удивился Софус. После этого все трое помолчали. Мальчики и Кумле задумчиво глядели, как с обеих сторон проносятся мимо дома и деревья. Кумле вспоминал молодость, когда он был сильный и ловкий и лихо плясал. Юн думал о том, что можно еще написать книгу по географии. А Софус — что стало скучно жить на свете, пора уже случиться чему-нибудь.
      — Ужасно, как подумаешь, что все великие люди умерли! — сказал он. — Александр Македонский, Наполеон и все остальные… Да и мне что-то нездоровится.
      — А ты гляди в будущее, — предложил Юн.
      — В старину было куда веселее, — возразил Софус. — Вот бы жить, как в сказках живут! Встретить найти семимильные сапоги или настоящего тролля! Или увидеть какую-нибудь принцессу. Вот бы попасть в замок Спящей красавицы!
      И как раз в этот самый миг Софус случайно начертил волшебной палочкой нужный рисунок. Хотя ни он сам, ни остальные об этом не знали.
      Даже не подозревали.

      Никто из них еще не бывал так далеко от дома. Даже «Девятка» не знал этих мест. Рельсы привели его к длинному-предлинному подъему, и «Девятке» пришлось основательно понатужиться, чтобы одолеть его.
      В конце концов они очутились наверху и увидели город, а посреди города была небольшая гора. Она вся поросла зелеными деревьями и розами, красными и желтыми. На вершине стоял замок с башнями, крепостной стеной и красными крышами. Они сразу поняли, где очутились, потому что видели этот замок на картинках в книжке. Это был дворец спящей принцессы Шиповни-чек.
      Они подъехали к станции. Теперь Юн сам повел паровоз, потому что здесь были запасные пути, семафоры и всякие прочие трудности. Начальник станции сидел на перроне и читал газету.
      — Здравствуйте! — сказал Юн, выглядывая из будки «Девятки».
      — Здравствуйте! — ответил начальник станции.
      — Вы не скажете, как называется эта страна? — спросил Юн.
      — Розвегия, — сказал начальник. — А вон там, наверху, знаменитый замок принцессы Шиповничек.
      — Самый настоящий, всамделишный, и никакого обмана? — спросил Софус. — Со спящей принцессой, с королем и всем прочим?
      — Ну да! — сказал начальник станции.
      — Но ведь принцессу в сказке давным-давно разбудили, и она жила счастливо до самой смерти, — возразил Юн.
      — Совершенно верно. Принцесса Шиповничек проспала целых сто лет и стала после этого очень знаменитой.
      — Какой легкий способ стать знаменитым! — вздохнул Софус. — Может быть, и мне стоит о нем подумать?
      — Это было уже давно, — продолжал начальник. — Так давно, что первоначальный замок развалился.
      — Что значит «первоначальный»? — спросил Кумле.
      — А то, что вы видите новый замок. Его построили на старом месте, и теперешний король — это правнук сказочного, а нынешняя принцесса Шиповничек — троюродная внучатая племянница Спящей красавицы…
      — А почему она тоже спит?
      — Перестаньте перебивать, все узнаете! Дела в королевстве обстояли скверно, — рассказывал начальник станции. — В соседней стране были фестивали, цирк, по телевизору показывали Буратино, и каждый год туда приезжало множество туристов. А сюда никто не приезжал. Тогда король написал той ведьме, которая усыпила первую принцессу Шиповничек…
      — Той самой, злой? — спросил Софус.
      — Той самой. Она с годами стала добрее. Король написал ей и спросил, не может ли она повторить свое колдовство, и ведьма ответила: «Пожалуйста».
      — А как звать ведьму? — спросил Кумле. — Это та самая, что подбирает фильмы для телевидения?
      — Да помолчи ты! — сказал Юн. — Ну, что же было дальше?
      — Ведьма поняла, что страна нуждается в рекламе. Она прибыла сюда и наколдовала. Принцесса и без того уже засыпала: она как раз смотрела по телевизору Веселую Викторину. Король, королева и все придворные тоже уснули, и шиповник обвил всю стену, заплел ворота — совсем как в сказке. Теперь каждое лето в наш город приезжает множество туристов, чтобы хоть издали взглянуть на замок. Правда, это не совсем удобно, что на короля напала спячка. Пока он спит, некому издавать новые законы.
      — И никто не пробовал пробраться во дворец? — спросил Юн.
      — Многие пробовали. Да разве сквози такие заросли проберешься?
      — А если на самолете? — спросил Софус.
      — Там негде сесть, — ответил начальник станции.
      — Даже на вертолете? — спросил Юн.
      — На вертолете садились. Как сядут — сразу засыпают.
      — Едем назад! — воскликнул Кумле.
      — А мне хотелось бы попробовать! — возразил Юн.
      — Тогда я сойду здесь, ребята, — сказал Кумле. — Меня принцессы не интересуют. Я хочу выступать по радио, хочу, чтобы про меня печатали в газетах. Пойду пока прогуляюсь по городу. Счастливо!
      — Счастливо! — ответил Софус.
      — Счастливо! — ответил Юн.
      — Счастливо! — ответил начальник станции.
      — Счастливо! — снова сказал всем им Кумле.
      — Скажите, — спросил Юн, — к замку ведут какие-нибудь рельсы?
      — Конечно, — сказал начальник станции. — Четвертый путь направо. До самого шиповника, дальше не проехать.
      — Вот мы посмотрим, может быть, «Девятка» справится, — сказал Юн.
      — А если застрянем и умрем голодной смертью? — возразил Софус.
      — Рискнем! — воскликнул Юн и тут же увидел, как «Девятка» приподнимает одно колесо, проверяя свои силы.
      Мальчики не поленились. Они накидали в топку столько угля, что паровоз запыхтел от натуги, отвели его немного назад, разогнались и въехали прямо в шиповник.
      НЕ ВЫШЛО!
      Снова дали задний ход. Софус снял нос и вытер с него пот. Они подбросили еще больше угля и наехали на заросли с такой силой, что «Девятка» едва не потерял три колеса.
      НЕ ВЫШЛО!
      Но уж тут Юн, Софус и «Девятка» решили приналечь как следует. Понатужились, понапружились изо всех самых последних сил и устремились вперед с таким гулом и грохотом, что рельсы задрожали, цветы осыпались, а деревья согнулись. Паровоз врезался в чащу, шипы со страху подались, и друзья въехали во двор замка. Вот так:
      А сейчас ты можешь прочесть об этом случае песенку, которую сочинил Софус. Вот песня Софуса:
 
Тигр силен, и лев силен,
А еще сильнее слон, —
Славят их в стихах и прозе.
Но сильнее всех троих
Софус наш на паровозе.
 
 
Доктор пишет целый день,
Хитрый филин любит тень,
Мудрый шмель сидит на розе.
Но умнее всех троих
Софус наш на паровозе.
 
 
Принцем стал один герой,
Кубок выиграл другой,
Третий — клад нашел в навозе.
Но ловчее всех троих
Софус наш на паровозе.
 

      Юн и Софус отряхнули с себя цветочные лепестки и спустились с паровоза, который все еще пыхтел и трясся от напряжения. Они поглядели кругом. Все было точно так, как в сказке: повсюду спали люди — спали, сидя, спали стоя. Спали собаки в конурах, кони на конюшнях. В гараже храпели автомашины. Один человек уснул с сигарой во рту, и над его головой, точно серая туча, застыл дым. Радио было включено, мальчики слышали, как диктор говорит во сне. Старый граммофон без конца играл одну и ту же песенку:
 
Семь зонтиков красных пестреет вокруг —
Семь девочек маленьких вышло на луг.
Одна — как мизинчик, как бочка — другая,
А третья, бедняжка, такая худая!
Четвертая — с бантиком, пятая — злая,
Шестая — мулатка, в веснушках седьмая.
Вдруг первая девочка громко сказала:
 
 
«Семь зонтиков красных пестреет вокруг…»
 
      Один генерал, по имени Пер, спал, лежа головой в пруду. Когда он выдыхал, слышно было «буль-буль-буль» и наверх поднимались большие пузыри. У генерала были рыжие усы, они плавали на поверхности воды. Толстый красный нос торчал из пруда, будто островок.
      Столы и стулья тоже спали. А шлангу для поливки газонов приснилось, что он удав, и он напал на садовника.
      В высокой башне, на самом верху, они нашли принцессу. Она была не такая уж красивая. Но это, должно быть, потому, что принцесса постарела и не завивала волосы, пока спала. Софус хотел сразу же поцеловать ее, но Юн поймал его за руку.
      — Ты с ума сошел! — воскликнул он. — Если ты ее поцелуешь, она проснется — и тогда сказке конец!
      — Да, но зато я женюсь на ней и получу полцарства.
      — Тебе этого так хочется?
      — Ни чуточки! Но во всех сказках есть шикарный парень, который целует принцесс, а здесь, кроме себя, я не вижу шикарных парней.
      — Верно! — сказал Юн. — Я тоже. Но на что тебе какие-то полцарства? По-моему, паровозы гораздо интереснее. Было бы куда шикарнее, если б мы, скажем, заработали много денег и купили собственный паровоз.
      — Что ж, может, ты и прав, — согласился Софус. — Я тоже не прочь разбогатеть…
      И надо же было случиться, что как раз в это время Софус нечаянно начертил палочкой волшебную закорючку! В тот же миг они со всех ног бросились в королевскую канцелярию, поскорее нарисовали большой плакат и повесили его у входа во дворец, там, где «Девятка» пробил дыру в стене. Вот какой у них получился плакат:
      У ворот они поставили билетную кассу, во дворе замка открыли ресторан, где дети могли купить мороженое, лимонад и леденцы, а взрослые — сосиски с горчицей. Здесь было много девушек-официанток, а на паровозе стоял повар в переднике и высоком белом колпаке и готовил кофе. Воду он брал из паровозного котла, котлеты и шницели жарил прямо в топке. Как только кофе отстоится, паровоз давал гудок.
      Ресторан был очень аристократический, и туристы толпами валили туда. Каждый вечер в 18.00 и 20.00 начиналось представление. Музыканты играли на шипе-лях, национальном инструменте Розвегии. Софус бил в барабан или играл на скрипке, а Юн читал лекции о великих писателях спящего королевства.
      Туристы все прибывали — на автобусах, поездах, самолетах. Некоторые приходили пешком, другие приезжали на велосипедах или мотороллерах. Один прикатил даже на роликовых коньках. Из Индии приехал на двух слонах магараджа. На одном слоне сидел он сам, на втором — три его самые красивые жены. Из Африки прибыл на носилках знаменитый охотник. У него было большое ружье и живой крокодил в клетке.
      Одна пожилая дама привезла с собой кота. Его звали Теофил.
      К счастью, Юн и Софус догадались огородить принцессу прочной проволочной сеткой, так что никто не мог ее поцеловать.
      Юн чаще всего сидел в канцелярии и занимался бухгалтерией: писал в книге с большими страницами для доходов и маленькими для расходов. Софус был старшим кассиром и обзавелся огромной кожаной сумкой, как у кондуктора. Иногда он писал стихи, чтобы печатать в газете — в рамочке, с рисунком наверху, по которому сразу было видно, что это Настоящее Большое Искусство. По вечерам он пел свои стихи с террасы. Старый генерал булькал в пруду, и пузыри казались в свете множества прожекторов красными и синими. С «Девятки» доносился запах кофе — пятьдесят эре чашка, а садовый шланг, которому снилось, что он удав в джунглях, извивался восьмикратной восьмеркой вокруг большой клумбы!
      Однажды вечером Софус спел ужасно печальную песню, и все, кто слушал его, заплакали. Магараджа и его три жены плакали в три ручья так, что слоны набрали полные хоботы драгоценных княжеских слез, а обыкновенные туристы утирали глаза платочками. Но один рыдал громче всех. Юн пошел на звук и увидел крокодила. Как раз перед отъездом охотника крокодил выбрался из клетки и спрятался. Теперь он лежал под столом и плакал, прикрыв глаза лапами. Юн поманил его и запер в ванной. После этого Юн и Софус решили, что умываться больше не стоит.

      Пока все это происходило, мальчики часто вспоминали своего старого друга Кумле, но у них было столько дел, что они даже ни разу не собрались в город поискать его. И вот однажды Кумле явился сам, в своей коричневой шубе, и спросил, не может ли он чем-нибудь помочь. Он рассказал, что сначала пошел на радио, но редактору не понравился его голос. Дескать, очень скрипучий, к тому же у Кумле нет «микрофонного обаяния». Кумле ответил: «Ну и пусть, я вовсе не хочу никого оБАЯНивать, оГАРМОНЬивать, объегоривать». Сказал, что все равно не станет выступать по этому паршивому радио, даже если его будут умолять. Ни за что! Наотрез откажется, хоть бы сам папа римский уговаривал.
      Юн и Софус сказали, что совершенно согласны с ним.
      — Правильно, не пой для них, — говорили они. — Даже в мультфильмах не снимайся, так им и надо.
      Потом Юн спросил, чем же Кумле все-таки думает заняться.
      И Кумле ответил, что купил себе типографию, так что теперь он книгопечатник. Мальчики очень обрадовались. Выходит, он может напечатать путеводитель по дворцу-музею принцессы Шиповничек, а они будут продавать этот путеводитель туристам. Кумле охотно согласился и немедленно принялся за дело.
      Но оказалось, что печатать книги труднее, чем он думал. Кумле подобрал нужные буквы, но они не всегда ложились на свое место, а некоторые даже становились вверх ногами. Самая важная была первая страница, поэтому над ней он бился особенно долго. Вот что получилось:
      — Ух, как здорово! — сказал Юн. — Я и не подозревал, что ты так хорошо знаешь иностранные языки. Что же тут написано?
      Написано: Дворец Шиповничка. Издание Кумле. Специальный книгопечатник дворца-музея. Кумле очень гордился собой.
      — Ты бы все-таки навел порядок среди букв, — сказал Юн. — А то они стоят не совсем правильно, да и не хватает некоторых.
      — Ничего, — ответил Кумле. — Это и есть то, что называется «свобода слова». Как хочу — так и пишу!
      — Я предложу тебе работу, с которой ты, по-моему, справишься лучше, чем с книгопечатанием, — сказал Юн. — Мыть автомашины. У нас тут есть один человек, его зовут Мйккель. Он продает туристам бензин, и ему нужен помощник.
      — Ну что ж, я могу, раз ты просишь, — сказал Кумле. — Но все равно я хочу быть печатником. Когда-нибудь я стану страшно знаменитым книгопечатником.
      — Ты тоже хочешь стать знаменитым? — спросил Юн.
      — «Хочу»? Я просто стану, и все. У меня такое чувство.
      — Не иначе, ты заболел, — сказал Юн. — У тебя температура. Я схожу за градусником и измерю ее.
      — Никакой тиримпатуры у меня нет! — сказал Кумле. — А если бы и была, я не позволил бы тебе ее мерить! Она моя!
      С этими словами Кумле повернулся, пошел к Мик-келю и стал мыть машины.
      У Софуса была привычка помахивать своей красивой белой палочкой, когда он водил по дворцу экскурсии. Время от времени он снимал нос и снова приставлял его. За это полагалось платить особо пятьдесят эре. Деньги, которые Софус собирал, показывая свой нос, он клал не в кожаную сумку, а в собственный карман.
      Софус не подозревал, что палочка волшебная, пока не произошел несчастный случай. Сейчас я расскажу, как это было.
      Но только это ужасно печальная история, поэтому ты, прежде чем читать дальше, лучше проверь, есть ли у тебя платок вытирать слезы. Ничего, если он не совсем чистый.
      Однажды Юн и Софус стояли в саду и чистили «Девятку». Они его смазали, даже погладили, как и следует иногда делать с хорошими паровозами. Тут появился индийский магараджа — гот самый, на слонах, — он хотел посмотреть «Девятку». Он объяснил, что очень интересуется паровозами, и стал спрашивать, как действуют разные винтики, рычаги, колеса и ручки. Юн страшно любил показывать своего дорогого друга «Девятку», но Софус все время перебивал его и наговорил такого вздора, что Юн рассердился.
      — Не слушайте его, — сказал Юн, — он чепуху городит!
      — Хоть бы ты замолчал на десять минут, — ответил Софус, помахивая палочкой.
      Надо же было случиться так, что он махнул правильно! Юн не мог произнести ни единого словечка, только хрюкал от злости, а Софус показывал доброму индийцу паровоз и плел совершеннейшую чепуху.
      — Вот здесь у нас обычно лежат лошадиные силы, — сказал он, показывая пустую коробку из-под овсяного печенья. — Правда, теперь мы отказались от лошадиных сил, перешли на тянучки.
      — Тянучки? — удивился индиец. — Паровоз тянут тянучки?
      — Да, это новейшее изобретение, — ответил Софус. — Мы его сами придумали, действует безотказно. Конечно, «Мишки» лучше тянут, но это стоит намного дороже. А останавливаем паровоз йодом.
      — Постойте, как же так? — воскликнул индийский гость. — Ведь йодом останавливают кровь.
      — Значит, и паровоз можно остановить. Вот!.. А железнодорожное полотно, — продолжал Софус, — на ночь скатываем и убираем, чтобы рельсы не ржавели зря.
      — В жизни не слыхал ничего удивительнее, — сказал магараджа.
      — Конечно, удивительно, — согласился Софус. — А только еще удивительнее ехать скорым поездом. Однажды я ехал так быстро, что мне ветром оторвало нос.
      И в доказательство он снял нос.
      Когда к Юну вернулся голос, он ушел в замок и заперся в своей комнате, злой-презлой. Софусу пришлось долго стоять перед дверью, играть на скрипке и петь, чтобы Юн перестал сердиться.
      А вот песня, которую пел Софус:
 
Фру Енсен кофейник снимет с окна,
И кофе с корицею варит она.
Фру Енсея кофейную чашку потом
На блюдечко ставит вверх дном.
И кофе она наливает на дно,
Но тут получается свинство одно:
Ведь в чашке ни капельки нет,
А кофе течет на паркет.
Смотреть неприятно на это, друзья,
Но тут ничего уж поделать нельзя.
И дерево есть у нее под окном,
Зеленые бочки на дереве том.
 
      Тут Юн открыл дверь и сказал:
      — На дереве почки, а не бочки!
      — А на этом были бочки, — сказал Софус. — Я сам видел.
      — К тому же бочки не бывают зеленые, — продолжал Юн.
      — Вот видишь, — ответил Софус, — мы говорим о разных вещах.
      — Опять ерунду городишь! — сказал Юн, но он уже не сердился.
      Они сели за письменный стол, отодвинули в сторону толстые бухгалтерские книги, и Юн нажал кнопку. Он ведь был директором замка, как и Софус, а в Розвегии все директора только и делают, что нажимают на кнопки, после чего входят красивые девушки и спрашивают: «Что прикажете?»
      И действительно, вошла очень милая девушка с кудряшками и голубыми глазами. Ее звали Бибби. Она спросила, что угодно директорам. И Юн ответил, что они хотят двадцать четыре пирожных, большую кастрюлю какао со сливками и две чашки.
      Когда Бибби вернулась с полным подносом вкусных вещей и поставила его на письменный стол, Софус страшно обрадовался. Он больше всего на свете любил какао со сливками.
      Софус взмахнул палочкой и сказал:
      — Хоть бы у меня была длинная-предлииная шея, как у жирафа, чтобы как следует насладиться чудесным вкусом какао!
      В этот миг палочка написала в воздухе заветный знак, и шея у Софуса стала как у жирафа.
      Тут-то Юн и Софус наконец поняли, что палочка им досталась волшебная.
      Софус ужасно стеснялся своей длинной шеи. Он сворачивал ее и прятал под курточку, зажимал под мышкой, клал на плечи, стараясь, чтобы ее не заметили. Но это было не так-то просто.
      С того дня Софус редко выходил из своей комнаты. Он плакал и горевал, мазался всевозможными мазями, даже выкрасил шею в серый цвет, чтобы не так было видно. И без устали чертил волшебной палочкой круги и петли, надеясь получить нужный рисунок. И все время приговаривал:
      — Хоть бы исчезла длинная шея! Хоть бы она пропала!
      Однажды, когда Софус, одинокий, несчастный, стоял и размахивал палочкой, у него вышла нужная закорючка. Раз! — и шея исчезла!
      Сам Софус стоял внизу, а его голова повисла в воздухе под потолком. Между телом и головой совершенно не было шеи — ведь он сам пожелал, чтобы она пропала!

      Бедный Софус, тяжело ему пришлось! Он брал свою голову обеими руками, вытирал ей слезы и причесывал кудри. Снимал нос, сморкал его, чистил ваткой, смоченной борной кислотой, потом ставил на место. Но стоило ему выпустить голову из рук, как она взлетала вверх — туда, где находилась, когда у него была длинная шея. Софус никак не мог до нее дотянуться — приходилось влезать на стол или же доставать голову Длинной палкой с крючком на конце.