ЧАСТЬ 1

Поместье Грейстоун

Мне было шестнадцать лет, когда я узнала, что мою сестру убили. Это случилось через пять лет после того, как я ее видела в последний раз. Все это время я каждый день думала о ней, тосковала по счастливым дням, проведенным вместе, и грустила из-за того, что она исчезла из моей жизни.

До отъезда Франсин мы были так близки, как это только возможно между двумя людьми. Теперь я думаю, что, поскольку я была на пять лет моложе, я всегда искала у нее защиты, и когда после смерти наших родителей мы переехали жить в поместье Грейстоун, она мне стала просто необходима.

Это было шесть лет тому назад. Те далекие дни моего детства мне кажутся раем. Прошлое всегда видится в розовом свете, любила говорить Франсин, пытаясь успокоить меня. Она хотела сказать, что, может быть, остров Калипс был не так идеален, а поместье Грейстоун не было таким уж мрачным, как нам показалось, когда мы в нем поселились. Несмотря на то, что внешне Франсин была хрупка, как статуэтка из дрезденского фарфора, я не знала никого, кто обладал бы такой практической жизненной хваткой. Она на все смотрела здраво, всегда находила выход из положения и обладала неудержимой энергией и оптимизмом. Казалось, она не могла себе представить, чтобы ей что-то не удалось. Я всегда верила, что если Франсин что-то решила, она этого добьется. Вот почему я была так потрясена и подавлена, когда нашла эту газету в сундуке тети Грейс на чердаке Грейстоуна. Я стояла на коленях и держала газету в руках, а слова прыгали перед моими глазами.

«Барон фон Грютон Фукс был найден убитым в спальне своего охотничьего дома в провинции Грютон в Брюксенштейне утром в прошлую среду. С ним была его любовница, молодая англичанка, личность которой пока не установлена, но есть основания утверждать, что она последние несколько недель до трагедии жила с ним в этом доме».

К этому была приложена еще одна вырезка.

«Установлена личность женщины, убитой вместе с Грютоном Фуксом. Ею была Франсин Юэлл, которая некоторое время находилась в близких отношениях с бароном».

И все. Это было невероятно. Барон был ее мужем. Я прекрасно помнила, как она говорила мне, что выходит за него замуж, и как я боролась с собой, отгоняя от себя грусть предстоящей разлуки с ней и пытаясь вместе с ней радоваться ее счастью.

Я стояла на коленях на чердаке, пока не почувствовала, что у меня свело все конечности и ломит колени. Тогда я взяла вырезки и пошла к себе в спальню, где долго сидела, как в дурмане, и вспоминала… все, чем она была для меня, пока не уехала.

Ранее детство мы провели в полной идиллии на острове Калипс, где жили с нашими обожаемыми, любящими и теперь уже кажущимися нереальными родителями.

Это были прекрасные годы. Но они кончились, когда мне было всего лишь одиннадцать лет, а Франсин шестнадцать. Поэтому, может быть, я тогда не очень хорошо разбиралась в том, что происходит вокруг. Я не знала о финансовых неурядицах и заботах жизни того времени, когда покупатели не приходили в студию моего отца. Эти страхи не высказывались вслух, потому что там была Франсин, которая заправляла всем со свойственными ей энергией и мастерством, которые мы воспринимали как должное.

Наш отец был скульптором. Он создавал из камня изумительные фигуры Купидона и Психеи, Венеры, встающей из волн, русалочек, танцовщиц, вазы и корзины с цветами. К нему приходили люди, которые их покупали. Моя мать была его любимой моделью, за ней шла Франсин. Я тоже для него позировала. Они никогда не забывали меня, хотя в моей внешности не было ничего от сильфиды, как у Франсин или у мамы, что так прекрасно воплощалось в камне. Они были красавицами. А я была похожа на отца: мои волосы были того не поддающегося описанию цвета, который можно назвать коричневым, густые, прямые и не ложившиеся ни в какую прическу, а глаза были зеленые и меняли цвет в зависимости от освещения, мой нос Франсин называла «дерзким», а рот был слишком большим. Франсин называла его «щедрым». Она умела утешать. Мама же обладала красотой феи, которую она передала Франсин — светлые вьющиеся волосы, голубые глаза с длинными ресницами, именно та длина носа, которая делала его красивым, и ко всему этому короткая верхняя губа, открывающая чуть крупноватые жемчужные зубы. Кроме того, в них была беззащитная женственность, заставлявшая мужчин все приносить и отдавать им и защищать от любых жизненных трудностей. Такая защита требовалась скорее маме, чем Франсин.

Дни тогда были длинными и теплыми — катанье на лодке по голубой лагуне и купание, время от времени уроки с Антонио Фарелла, которому платили фигурками из студии моего отца. Франсин уверяла его, что они будут стоить целое состояние, только нужно подождать, пока моего отца признают. Несмотря на свою хрупкую внешность, Франсин представляла собой большой авторитет, и Антонио ей верил. Он обожал Франсин. Пока мы не приехали в Грейстоун, казалось, что Франсин обожают все. По отношению к Антонию Фарелла она была очаровательно покровительственной и, хотя мы часто смеялись над его именем, которое по-итальянски означало «бабочка», он был самым толстым из всех наших знакомых, Франсин часто подбадривала его, когда он расстраивался из-за своей неуклюжести.

Сначала я не замечала маминых постоянных болезней.

Она все время лежала в гамаке, который мы повесили для нее рядом со студией. Рядом с ней всегда кто-то был. Отец рассказывал, что сначала нас не очень тепло приняли на острове. Мы были иностранцы, а они коренные жители. Они там жили веками, выращивая виноград и шелкопрядов и работая в каменоломнях, где добывали алебастр и змеевик, с которыми работал моей отец. Но потом люди на острове поняли, что мы такие же, как и они, и хотим жить так же, как они, и, в конце концов, нас приняли. «Это твоя мать их завоевала», — говорил отец, и я понимала, почему. Она была такая красивая, неземная, и когда дул мистраль, казалось, что ее вот-вот унесет ветром. «Они начали постепенно приходить», — рассказывал отец. «Они оставляли на пороге маленькие подарки. Когда родилась Франсин, в доме появилось множество помощников. Так же и с тобой, Пиппа. Тебе радовались так же, как и твоей сестре».

Мне всегда напоминали об этом. Иногда я даже недоумевала, почему.

Франсин старалась побольше узнать об истории нашей семьи. Ей всегда нужно было знать все до мельчайших подробностей — почему и когда шелкопряды дают больше нити, сколько стоил свадебный пир Виттории Гизза, кто был отцом ребенка Елизаветы Кальдори. Франсин касалось все, что бы ни происходило. Ей до всего было дело.

Говорят, что тот, кто хочет знать все на свете, в конце концов узнает что-нибудь неприятное, — говорил Антонио.

В Англии говорят: «Любопытство убило кошку», — отвечала ему Франсин. — Ну, а я, хоть и не кошка, но мне все интересно, даже если это меня убьет.

Мы постоянно смеялись, и теперь, оглядываясь назад, я вспоминала это.

То были благодатные дни — тепло солнца на коже, сильный запах красного жасмина и гибискуса, нежный шум волн у берега синего Средиземного моря, долгие восхитительные дни в лодке после купания или у гамака, в котором покачивалась мама, наблюдая, как Франсин принимает в студии покупателей. Они приезжали из Америки и Англии, но чаще из Франции и Германии.

Постепенно Франсин и я научились неплохо понимать эти языки. Франсин угощала их вином из бокалов, которые она украшала цветами гибискуса. Покупателям это нравилось, и они больше платили за работы отца, когда с ними разговаривала Франсин. Она их уверяла, что это хороший вклад денег, потому что отец — великий художник. Он здесь на острове из-за слабого здоровья жены. Хотя, конечно, ему следовало быть в своем салоне в Париже или Лондоне. Но ничего, это позволяет хорошим людям приобщаться к искусству не за такие большие деньги.

Они узнавали красоту Франсин в статуэтках и покупали их, и, я убеждена, хранили их и долго помнили красивую девушку, подававшую им вино в бокалах, украшенных цветами.

Вот так мы и жили в те далекие дни, никогда не задумываясь о будущем, вставая по утрам навстречу солнцу и ложась спать с чувством сладкой усталости после приятных дневных забот. Было хорошо сидеть в студии даже в дождь и слушать, как он барабанит по крыше. «После дождя появляются улитки», — говорила Франсин. Когда дождь кончался, мы брали корзинки и шли их собирать. Франсин была экспертом по улиткам и собирала те, которые мы потом продавали мадам Декарт, француженке — хозяйке гостиницы на берегу. Она учила меня не собирать улитки с мягкой раковиной, потому что они еще молодые. «Бедные малыши, они еще как следует не пожили. Пускай пока живут». Это звучало гуманно, хотя мадам Декарт, конечно, нужны были только большие съедобные улитки. Мы относили их в гостиницу и получали за них немножко денег. Через несколько недель, когда улиток вынимали из клетки, в которой они хранились, мы с Франсин шли в гостиницу, и мадам Декарт давала нам их попробовать. Франсин очень любила, когда они были приготовлены с чесноком и петрушкой. Мне они никогда особо не нравились. Но это был ритуал в концу улиточного урожая. Поэтому я терпеливо следовала ему вместе с сестрой.

Потом приходило время сбора винограда. Мы надевали деревянные башмаки, похожие на сабо, и помогали давить виноград. Франсин работала с охотой, пела и танцевала, как неистовый дервиш, ее кудри выбивались из прически, а глаза горели. Все улыбались, глядя на нее, а отец говорил: «Франсин — наш посол».

Это были счастливые дни, и мне и в голову не приходило, что что-то может измениться. Но мама становилась все слабее, хотя ей как-то удавалось это скрывать от меня. Возможно, ей удавалось скрывать это и от отца, но я не была уверена насчет Франсин. Но если Франсин что-то и подозревала, она отбрасывала от себя эти мысли, как и все то, чего ей не хотелось. Я иногда думала, что жизнь одарила Франсин так щедро, что она верила, что и боги работают на нее, что ей достаточно сказать: «Я не хочу, чтобы это случилось» — и это не случится.

Я очень хорошо помню тот день. Был сентябрь — время винного урожая — и в воздухе витало возбуждение, всегда сопровождавшее его. Франсин и я ходили вместе с молодежью острова давить виноград под мелодии из опер Верди, которые старик Умберто выводил на своей скрипке. Мы все увлеченно пели, а старшие сидели и смотрели на нас. Их скрюченные руки были сцеплены на коленях, а в подернутых старческой пеленой глазах светилось воспоминание. Мы танцевали, пока не уставали ноги и голос не становился охрипшим.

Но, оказывается, был и другой урожай. Одно из моих любимых стихотворений называлось «Жница и цветы».

Франсин объясняла мне, что означает это стихотворение. Она любила объяснять: «Это значит, что молодые люди тоже иногда попадают под косу, — говорила она, — и тогда их тоже срезают». Сейчас я сравнивала Франсин с таким цветком. Но тогда это была мама, которая умерла, и тоже была как цветок. Ей было рано умирать, она была слишком молода.

Это было ужасно — найти ее мертвой. Франсин понесла ей стакан молока, как всегда по утрам. Мама лежала тихо. Франсин потом рассказывала, что она продолжала какое-то время разговаривать с ней, пока не поняла, что мама не слушает. «Тогда я подошла к кровати, — говорила Франсин, — я только взглянула на нее и сразу поняла».

Итак, это случилось. Не помогли никакие чары Франсин. Смерть пришла со своей косой и забрала нежный цветок, который рос среди пшеницы.

Наш отец всегда жил искусством. Когда он работал в своей студии, создавая красивых женщин, напоминавших мою мать и сестру, он, казалось, уносился куда-то очень далеко. Мы всегда смеялись над его рассеянностью. В студии хозяйничала Франсин, наводя порядок. Мама долго болела и не могла ничего делать, она просто была с нами, а ее тихое присутствие вдохновляло всех нас. Она разговаривала с посетителями и была очень гостеприимна, и им это нравилось. Но поскольку Франсин делала все остальное, жизнь текла в нормальном русле.

Когда мамы не стало, Франсин пришлось делать самой все. Она разговаривала с покупателями и убеждала их, что они покупают все очень дешево. Я не знаю, как бы мы прожили тот год, если бы не она. Когда маму похоронили, на маленьком кладбище под оливковыми деревьями, наш дом должен был бы стать пустым и осиротевшим, но Франсин не допустила этого. Несмотря на то, что ей было всего пятнадцать, она быстро стала полной хозяйкой. Она ходила в магазины, готовила, поддерживала нас. Она отказалась от уроков с Бабочкой, как она называла Антонио, однако настояла, чтобы я продолжала с ним заниматься. Наш отец по-прежнему жил своими камнями, но его скульптуры потеряли былое волшебство. Он не хотел, чтобы Франсин ему позировала. Это вызывало воспоминания.

Шли грустные месяцы, и я чувствовала изменения в самой себе. Мне тогда было десять лет, но детство мое кончилось.

Отец часто разговаривал с нами. Обычно это было вечерами, когда мы сидели на зеленом холме, с которого открывался вид на море. Когда, становилось темно, мы наблюдали фосфоресцирующие рыбные стаи, похожие на блуждающие огоньки, немножко жуткие, но в то же время успокаивающие.

Он рассказывал о своей жизни до приезда на остров. Франсин уже давно хотела знать это и по крупицам собирала информацию, которую ей удавалось выудить из него или мамы в минуты их откровения. Мы часто гадали, почему они так неохотно говорят о прошлом. И скоро мы поняли. Мне кажется, все, кто жил в поместье Грейстоун, хотели покинуть его и навсегда забыть о нем. Потому что оно было тюрьмой. Так описал нам его отец, и позже мы поняли, почему.

Это красивый старый дом, — говорил отец, — замок. Юэллы живут в нем уже около четырехсот лет. Первый Юэлл построил его еще во времена Елизаветы. Только представьте себе.

— Он, наверное, очень крепкий, раз простоял столько времени, — начала было я, но Франсин взглядом заставила меня замолчать, и я поняла, что она не хочет мешать отцу думать вслух.

— В те времена умели строить. Может, эти дома и не очень удобны, но они могут выстоять не только любую погоду, но и атаку.

— Атаку, — возбужденно воскликнула я и опять умолкла под взглядом Франсин.

И тогда он сказал: — Он был как тюрьма. Для меня он всегда был тюрьмой.

Последовало глубокое молчание. Отец вспоминал далекое прошлое, когда он был маленьким мальчиком, задолго до того, как встретил маму, и до того, как родилась Франсин.

Отец нахмурился.

— Вам этого не понять, — сказал он. — Вы всегда были окружены любовью. Да, мы были бедны. Не всегда всего было вдоволь… но любви всегда было достаточно.

Я подбежала и бросилась к нему на шею. Он меня крепко обнял.

— Малышка Пиппа, — проговорил он, — ведь ты была счастлива? Ты никогда не должна забывать песенку Пиппы. Мы тебя назвали так в честь нее. Бог в раю. Все в мире хорошо.

— Да, — крикнула я. — Да, да.

Франсин сказала:

— Сядь на свое место, Пиппа. Ты перебиваешь папу. Он хочет нам что-то рассказать. — Отец помолчал и заговорил снова:

— Ваш дедушка хороший человек. Без сомнения. Но иногда с хорошими людьми бывает очень трудно жить… грешникам. Вот и все.

Опять последовало молчание, которое на этот раз нарушила Франсин, прошептав:

— Расскажи нам про дедушку. Расскажи нам про поместье Грейстоун.

— Он гордился своими предками. Они всегда хорошо служили отечеству. Они были солдатами, политиками, владели землей, но среди них не было художников. Хотя, был один… очень давно. Его убили в таверне рядом с Уайт-холлом. Его имя всегда упоминалось с презрением. «Писание стихов недостойно мужчины», — говаривал дедушка. — Теперь представьте, что он сказал, когда узнал, что я хочу быть скульптором.

— Расскажи, — прошептала Франсин.

Отец покачал головой.

— Это было невозможно. Мне уже было уготовано будущее. Я должен был пойти по его стопам. Я не должен был стать солдатом или политиком. Я был сыном землевладельца, и должен был стать таким же, как он. Я должен был учиться управлять поместьем и провести всю свою жизнь, стараясь быть похожим на отца.

— А ты не хотел этого, — сказала Франсин.

— Нет… я ненавидел это. Я ненавидел все в Грейстоуне. Я ненавидел дом и правила, которые насаждал отец, его отношение ко всем нам — маме, моей сестре Грейс и ко мне. Он считал себя нашим хозяином. Он во всем требовал повиновения. Он был тираном. А потом… я встретил вашу маму.

— Расскажи про это, — попросила Франсин.

— Она появилась в нашем доме, чтобы шить платья для вашей тетушки Грейс. Она была такая хрупкая, нежная, красивая. Встреча с ней и решила все.

— И ты убежал из поместья Грейстоун, — заключила Франсин.

— Да. Я вырвался из тюрьмы. Мы убежали искать свободы — мама от изнурительной работы швеи, я — от поместья Грейстоун. Мы никогда не жалели об этом.

— Так романтично… красиво, — пробормотала Франсин

Сначала было трудно. Лондон… Париж… попытки заработать деньги. Потом мы познакомились в кафе с одним человеком. У него была студия на этом острове, и он предложил ее нам. Вот так мы и приехали сюда. Родилась Франсин… а потом ты, Пиппа.

— И он никогда не возвращался сюда, в свою студию? — спросила Франсин.

— Он вернулся. И немножко пожил с нами. Вы были маленькие и не помните. Потом он уехал обратно в Париж, где он нажил себе довольно большое состояние Он умер несколько лет назад и оставил студию мне Нам удалось наладить свою жизнь… хотя и небогатую, но мы были свободны.

— Мы были очень счастливы, папа, — твердо сказала Франсин. — Счастливее не бывает.

Потом мы все обнялись — мы любили показывать свои чувства — а потом Франсин вдруг опять стала очень деловитой и сказала, что всем пора спать.

Всего через несколько недель после этого разговора отец утонул. Он поехал на лодке в голубую лагуну, что делал довольно часто, но попал в шторм. Лодка перевернулась. Я потом думала, были ли его попытки спастись достаточно сильны. После смерти мамы жизнь потеряла для него всякий вкус. У него было две дочери, но я думала, он понимал, что Франсин сможет позаботиться о себе и обо мне лучше, чем он. И кроме того, он, наверное, представлял себе, как повернутся события, и. считал, что так для нас будет лучше.

Я чувствовала, что это судьба, я будто знала, что это случится. Я уже тогда поняла, что после смерти мамы наша жизнь не сможет быть такой же, как раньше. Мы старались возвратить нашу былую жизнерадостность. Особенно хорошо это выходило у Франсин, но даже у нее это не получалось совершенно естественно.

Мы сидели друг перед другом в студии в день, когда его похоронили рядом с мамой под оливковыми деревьями.

— Он хотел быть там с того момента, куда ее туда положили, — сказала Франсин.

— Что мы будем делать? — спросила я. Она казалась почти беспечной:

— Мы вместе, и нас двое.

— У тебя всегда будет все хорошо, и ты позаботишься обо мне, — ответила я.

— Правильно, — сказала она.

Наши соседи на острове были к нам очень добры. Они кормили нас, ласкали, и мы чувствовали, что нас любят.

— Это неплохо для начала, — прокомментировала Франсин, — но вечно так продолжаться не может. Нам нужно подумать о будущем.

Мне тогда было почти одиннадцать, а Франсин шестнадцать.

— Конечно, — сказала она, — я могла бы выйти замуж за Антонио.

— Не можешь и не выйдешь.

— Мне нравится Бабочка, но ты права. Не могу и не выйду.

Я вопросительно посмотрела на нее. У нее очень редко не было готового ответа на вопрос, но сейчас был именно тот случай. В ее глазах сквозила нерешительность.

— Мы могли бы уехать, — предложила она.

— Куда?

— Куда-нибудь. — И она призналась мне, что всегда знала, что уедет с острова. Она терпеть не могла чувствовать себя отрезанной от мира, а на острове это было именно так

— Когда родители были живы, все было по-другому. Здесь был наш дом, — сказала она. — А теперь уже все не так И вообще, что нам здесь делать.

Проблема разрешилась сама собой, когда Франсин получила письмо.

На конверте было написано: «Мисс Юэлл».

— Это мне, — объяснила Франсин. — А ты — мисс Филиппа Юэлл.

Когда она начала читать, я увидела в ее глазах возбуждение.

— Это от юриста, — сказала она. — От юриста сэра Мэтью Юэлла. Нашего дедушки. В связи с постигшим наш несчастьем сэр Мэтью Юэлл выражает желание, чтобы мы немедленно вернулись в Англию. Поместье Грейстоун по закону является нашим домом.

Я в ужасе смотрела на нее, но ее глаза сияли.

— Ой, Пиппа, — сказала она. — Мы едем в тюрьму…

За этим последовали хлопоты и сборы к отъезду, и это было хорошо, потому что отвлекало нас от мыслей о наших потерях, которые были слишком велики для нашего разума. Нужно было собрать вещи и решить вопрос о студии и ее содержимом. Студию в конце концов с грустью взял себе Антонио.

— Там вам будет лучше, — сказал он. — Вы будете жить как настоящие леди. Мы слышали, что синьор Юэлл — знатный джентльмен.

Один из юристов фирмы прибыл, чтобы сопровождать нас в наш новый дом. На нем был черный фрак и блестящий котелок. Он совсем не вписывался в пейзаж острова и на него смотрели с большим уважением. Сначала он нас немного стеснялся, но Франсин быстро разговорила его. После смерти отца она стала вести себя с большим достоинством, как и подобает мисс Юэлл, которая выше рангом, чем мисс Филиппа Юэлл. Звали юриста мистер Каунсил, и было видно, что для человека его положения сопровождение в Англию двух девочек было делом не совсем обычным.

Мы с грустью простились с друзьями и обещали им вернуться. Я хотела было пригласить их всех в Англию, но Франсин бросила мне предостерегающий взгляд.

— Представь их всех в тюрьме, — сказала она.

— Но они бы никогда и не приехали, — возразила я.

— Может и приехали бы, — ответила она.

Путешествие было долгим. Мы и раньше бывали на континенте, но никогда не ездили на поезде. Мне это страшно понравилось, хотя я немножко стыдилась своего восхищения. Мне кажется, Франсин испытывала то же самое. Все вокруг смотрели на Франсин, и я понимала, что так и должно быть. Даже мистер Каунсил был под влиянием ее чар и относился к ней, как к красивой молодой женщине, а не как к ребенку. Я думаю, она была и тем и другим. В ней была шестнадцатилетняя невинность, но в чем-то она вела себя, как зрелая женщина. На острове она заправляла нашим хозяйством, вела переговоры с покупателями и всячески опекала всех нас. Но с другой стороны там жизнь была очень проста, и мне кажется, что вначале Франсин продолжала судить людей так, как она привыкла на острове.

Мы пересекли Ла-Манш и, к смятению мистера Каунсила, опоздали на поезд, который должен был привезти нас в Престон Карстэйрз, ближайшую станцию от поместья Грейстоун. Мы узнали, что следующий поезд будет только через несколько часов. Нас отвезли в гостиницу рядом с пристанью и там накормили жареной говядиной с картошкой в мундире, что нам показалось экзотическим и очень вкусным блюдом. Пока мы ели, к нам подсела жена владельца гостиницы. Когда она узнала, что нам придется так долго ждать, она предложила осмотреть окрестности.

— Мы могли бы заложить двуколку. У нашего Джима как раз сейчас есть пара часов.

Мистеру Каунсилу понравилась эта мысль, и вот так мы попали в церковь Берли. Франсин даже закричала от восторга, когда мы ее проезжали. Она была очень интересна, эта церковь. Франсин сказала, что она из норманнского серого камня и страшно подумать, сколько лет она простояла. Мистер Каунсил не возражал против визита в церковь, и мы пошли осмотреть ее. Он считал себя большим авторитетом в области архитектуры и любил показать свои знания, которыми явно гордился. Он указывал нам на всякие интересные детали, а Франсин и я стояли раздвинув рот. Нас не волновало, какие столбы и арки являлись опорой стен церкви, но нас интересовал необычный запах смеси плесени и полировки дерева, разноцветные мозаичные окна, отбрасывающие всюду голубые и красные тени, список викариев, управлявших церковью с двенадцатого века.

— Если я когда-нибудь выйду замуж, то буду венчаться в этой церкви, — сказала Франсин.

Мы посидели на скамейках, опустились на колени на молельные коврики, благоговейно постояли перед алтарем.

— Как красиво, — сказала Франсин.

Мистер Каунсил напомнил нам, что пора ехать, и мы вернулись в гостиницу. Оттуда поехали на станцию, где сели на поезд, идущий в Престон Карстэйрз.

Когда мы приехали, нас ждала коляска, на которой был изображен замысловатый герб. Франсин подтолкнула меня:

— Герб Юэллов, — прошептала она. — Наш.

Некрасивое лицо мистера Каунсила выражало явное облегчение. Он безупречно выполнил поручение.

Франсин была возбуждена, однако, как и я, она почувствовала тревогу. Было очень весело шутить о тюрьме, когда находишься в тысяче миль от нее. Но все выглядит по-другому, когда до заключения в нее тебе остался всего один час.

Нас ждал строгий кучер.

— Мистер Каунсил, сэр, — сказал он, — это и есть юные леди?

— Да, — подтвердил мистер Каунсил.

— Коляска подана, сэр.

Он оглядел нас, и его глаза остановились на Франсин. На ней было простое серое пальто, которое носила еще мама, а на голове соломенная шляпка с маргариткой в центре и бантиком под подбородком. Она была одета очень просто, однако была очаровательна, как и всегда. Его взгляд перешел на меня, а затем быстро вернулся к Франсин.

— Залезайте-ка внутрь, юные леди, — сказал он. Копыта лошади зацокали по дороге, и мы поехали мимо железных изгородей и тенистых полян. Наконец коляска остановилась перед железными воротами. Ворота немедленно открыл мальчик, который отвесил нам поклон, и мы въехали внутрь. Коляска остановилась перед газоном, и мы вышли.

Мы стояли рядом, моя сестра и я, крепко держась за руки. Я чувствовала, что Франсин тоже боится. Мы увидели его, этот дом, который так горячо ненавидел наш отец и называл тюрьмой. Он был огромным и построен из серого камня, оправдывая свое название[1].

На каждом углу были сторожевые башенки. Я заметила зубчатую стену с бойницами и высокую арку, через которую разглядела задний двор. Он был очень большим, и я почувствовала благоговение смешанное со страхом.

Франсин крепко сжала мою руку, как бы набираясь мужества. Мы вместе зашагали через лужайку к большой двери, которая была открыта настежь. Около нее стояла женщина в накрахмаленном чепце. Кучер уже уехал через арку на задний двор, и внимание женщины было занято только нами.

— Хозяин готов принять вас тотчас же, мистер Каунсил, — сказала она.

— Проходите, — одобряюще улыбнулся нам мистер Каунсил, и мы вошли внутрь.

Я никогда не забуду, как я первый раз переступила порог этого дома. Я вся дрожала от волнения, смешанного со страхом и любопытством. Дом наших предков! — думала я. И потом — тюрьма.

О, эти толстые каменные стены, прохлада, которую мы почувствовали, когда вошли, величие огромного зала со сводчатым потолком, каменные полы и стены, на которых блестело оружие давно умерших Юэллов — все это привело меня в восхищение и одновременно пугало. Наши шаги гулко отдавались в зале, и я старалась ступать тихонечко. Я заметила что Франсин подняла голову и приняла боевой вид, что означало, что она волнуется, но не хочет, чтобы об этом знали другие.

— Хозяин сказал, чтобы вы прошли прямо к нему, — повторила женщина. Она была довольно полная, а ее седые волосы были зачесаны назад со лба и убраны под чепец. У нее были маленькие глазки и крепко сжатые губы. Она очень вписывалась в атмосферу дома.

— Сюда, пожалуйста, сэр, — сказала она мистеру Каунсилу.

Она повернулась, и мы поднялись вслед за ней по огромной лестнице. Франсин все еще держала меня за руку. Мы прошли по галерее и остановились у одной из дверей. Женщина постучала, и чей-то голос сказал:

— Войдите.

Мы послушались. То, что мы увидели, навсегда останется в моей памяти. Я плохо помню саму темную комнату с тяжелыми портьерами и большой темной мебелью, потому что в ней царил мой дедушка. Он восседал на стуле как на троне и был похож на библейского пророка. Он, очевидно, был очень крупным мужчиной, руки его были сложены на груди. Больше всего меня поразила его длинная роскошная борода, которая спускалась по его груди и закрывала нижнюю часть лица. Рядом с ним сидела женщина средних лет, ничем не примечательная. Я догадалась, что это тетя Грейс. Она была маленькой, незначительной и скромной, но, может быть, так только казалось по сравнению с величественной фигурой хозяина.

— Итак, вы привезли моих внучек, мистер Каунсил, — сказал дедушка. — Подойдите.

Последнее было адресовано нам, и Франсин подошла, потянув меня за собой.

— Хм-м, — дедушка пристально нас разглядывал, отчего у меня появилось чувство, что он ищет в нас какой-нибудь недостаток. И еще меня поразило, что он не обратил внимания на красоту Франсин.

Я ждала, что он нас поцелует или хотя бы поздоровается за руку. Вместо этого он нас оглядел с большой неприязнью.

Я ваш дедушка, — сказал он — и здесь ваш дом. Я надеюсь, вы будете достойны его. Без сомнения, вам многому надо будет научиться. Вы попали в цивилизованное общество. И вам нужно это хорошо запомнить.

— Мы всегда жили в цивилизованном обществе, — ответила Франсин.

Наступила тишина. Я увидела, как женщина, сидевшая рядом с дедушкой, вздрогнула.

— Тут я с тобой не согласен, — сказал он.

— Тогда вы неправы, — продолжала Франсин. Я видела, что она очень нервничает, но замечания дедушки задевали отца, а этого вынести сестра не могла. Она немедленно восстала против основного правила дома — что дедушка всегда прав. Он был так удивлен, что не сразу нашелся, что ответить.

Наконец он холодно сказал,

— Вам действительно нужно многому научиться. Я подозревал, что мы столкнемся с грубостью. Что ж, мы готовы. А сейчас мы первым делом поблагодарим Создателя за ваше благополучное прибытие и выразим надежду, что те из нас, которым необходимы смирение и чувство благодарности, получат эти добродетели, и мы пойдем по праведному пути, который является единственным приемлемым в этом доме.

Мы были в полном замешательстве. Франсин все еще негодовала, а я все больше унывала и боялась.

И вот мы, усталые, голодные, смущенные и напуганные, стояли на коленях на холодном полу в темной комнате и благодарили Бога за то, что он привел нас в эту тюрьму, и молили его о смирении и благодарности, которых требовал от нас дедушка за оказанный нам холодный прием.

В нашу комнату нас отвела тетя Грейс. Бедная тетя Грейс! Мы всегда между собой называли ее бедная тетя Грейс. Казалось, жизнь измучила ее. Она была очень худа, и ее коричневое платье подчеркивало желтизну ее кожи. Ее волосы, которые когда-то, возможно, были красивыми, были зачесаны вверх и забраны в довольно неаккуратный пучок на затылке. У нее были красивые глаза. Наверное, они не изменились. Они были карие с пушистыми длинными ресницами — немножко похожие на глаза Франсин, только другого цвета, но глаза моей сестры сияли, а ее были потухшими и выражали полную безнадежность. Безнадежность! Это слово очень подходило тете Грейс.

Мы поднялись вслед за ней по лестнице. Она молча шла впереди нас. Франсин состроила гримасу. Это была нервная гримаса. Я подумала, что Франсин нелегко будет очаровать обитателей этого дома.

Тетя Грейс открыла дверь и вошла в комнату, остановившись у двери и пропуская нас вперед. Мы вошли. Это была довольно милая комната, хотя темные шторы, закрывавшие окна, придавали ей мрачный вид.

— Вы будете здесь вместе, — сказала тетя Грейс. — Ваш дедушка решил, что нет смысла занимать две комнаты.

Я обрадовалась. Мне совсем не хотелось спать одной в этом жутком доме. Я вспомнила, как Франсин говорила, что не бывает все только плохо… или только хорошо. Всегда должно быть хоть чуточку другого. И сейчас эта мысль успокаивала меня.

В комнате было две кровати.

— Вы можете выбрать сами, кто где будет спать, — сказала тетя Грейс, а Франсин позже заметила, что она сказала то, как будто предлагала нам все мирские блага.

Она ответила:

— Спасибо, тетя Грейс.

— Теперь вам надо умыться и переодеться с дороги. Ужин будет через час. Ваш дедушка не выносит опозданий.

— Конечно! — сказала Франсин, и я почувствовала в ее голосе истерические нотки. — Здесь так темно, — продолжала она. — Я ничего не вижу. — Она подошла к окну и отдернула штору. — Вот! Так-то лучше. О, какой прекрасный вид!

Я подошла к окну. Тетя Грейс встала позади нас.

— Это Рэнтаунский лес, — сказала она.

— Как интересно. Я так люблю леса. А далеко до моря, тетя Грейс?

— Около десяти миль.

Франсин повернулась к ней.

— Я так люблю море. Мы были окружены морем со всех сторон. Поэтому мы его любим.

— Да, — сказала тетя Грейс. — Да, наверное. Сейчас я прикажу принести вам горячей воды.

— Тетя Грейс, — продолжала Франсин, — вы сестра нашего отца, но вы ничего не спрашиваете о нем. Вам что, не интересно узнать о вашем брате?

Я видела ее лицо, освещенное лучом солнца, падавшим из окна. Оно перекосилось, и, казалось, она вот-вот заплачет.

— Ваш дедушка запретил говорить о нем, — сказала она.

— Ваш родной брат…

— Он повел себя… недостойно. Ваш дедушка…

— Он здесь устанавливает законы, понятно, — сказала Франсин.

— Я… я вас не понимаю. — Тетя Грейс старалась показаться суровой. — Вы молоды, — продолжала она, — и вам надо многому научиться, и я хочу дать вам совет. Никогда… никогда больше не разговаривайте так с дедушкой. Нельзя говорить, что он неправ. Он…

— Всегда прав, — закончила Франсин. — Всемогущий и всеведущий… как Бог, ну конечно!

Тетя Грейс вдруг протянула руку и дотронулась до плеча Франсин.

— Будь осторожна, — сказала она почти умоляюще.

— Тетя Грейс, — вставила я, потому что мне показалось, что в своем гневе Франсин чего-то не поняла, и именно в этот момент тетя навсегда стала для меня бедной тетей Грейс, — а вы рады, что мы приехали?

Ее лицо опять передернулось, а глаза затуманились. Она кивнула головой и сказала:

— Я пошлю за горячей водой. — Она вышла из комнаты. Франсин и я стояли и смотрели друг на друга.

— Я ненавижу его, — сказала она. — А наша тетушка… Кто она такая? Марионетка.

Как это ни странно, но мне пришлось успокаивать Франсин, а не ей меня. Может быть, поскольку она была старше, она лучше представляла себе нашу жизнь в этом доме. А может, для меня это было способом самой обрести душевный покой.

— По крайней мере, мы вместе, — напомнила я.

Она кивнула и оглядела комнату.

— Так гораздо лучше с открытыми шторами, — прибавила я.

— Давай поклянемся, что никогда больше не задернем их. Я думаю, это он приказал повесть их здесь, чтобы мы не видели солнца. Он, наверное, ненавидит солнце. И, Пиппа, они все как мертвые. Эта женщина, которая открыла дверь, кучер… Это все как смерть. Может, и мы уже умерли. Может, мы попали в аварию в поезде, и это Гадес. Мы здесь ждем, куда нас отправят — в рай или в ад.

Я засмеялась. Смех принес облегчение, и вскоре она смеялась вместе со мной.

— Марионетки, — сказала я. — Они все как марионетки, но марионеток можно дергать за веревочки.

— И посмотри, кто хозяин марионеток!

— Но мы не марионетки!

— Никогда! — воскликнула она. — Никогда!

— Но мне кажется, что тетя Грейс хорошая. Бедная тетя Грейс.

— Тетя Грейс! Да она просто никто. «Никогда больше не говори с дедушкой так, как сегодня…» — передразнила она. — А я буду, если захочу!

— Он может нас выгнать. И куда мы тогда денемся?

Эта мысль отрезвила ее, и она не нашлась, что ответить. Я взяла ее за руку и сказала:

— Нам надо подождать, Франсин. Мы подождем… и увидим.

Франсин любила строить планы.

— Ты права, Пиппа. Да, ты совершенно права. Нам нужно подождать… и решить, как нам быть.

Мы долго лежали молча в своих кроватях. Я заново переживала этот странный вечер и знала, что Франсин делает то же самое.

Мы умылись и переоделись в цветные хлопковые платья, которые всегда носили на острове. Нам и в голову не приходило, что они будут выглядеть неподобающе, пока мы не предстали перед дедушкой и тетей. Я увидела ужас в глазах бедной тети Грейс. Дедушка холодно нас оглядел, и я стала молить Бога, чтобы Франсин снова не вышла из себя из-за какого-нибудь его замечания. Мне уже представлялось, как нас выгонят из поместья Грейстоун, и несмотря на полное отсутствие теплоты и привязанности к этому месту, я понимала, что это будет еще хуже.

Нас провели в столовую, очень большую, но, в ней не хватало света и ярких красок. Однако для того, чтобы придать комнате мрачный вид, было достаточно одного присутствия нашего дедушки. Длинный стол с замысловатой инкрустацией освещался всего одной свечой, и я представила, что чувствовал мой отец, когда садился за него. Из-за громадных размеров стола мы все сидели очень далеко друг от друга. Дедушка на одном конце, тетя Грейс на другом, а мы с Франсин по бокам друг напротив друга.

Мы сразу же нарушили обычай усадьбы Грейстоун, когда сели за стол: полагалось стоя сказать молитву.

— Вы что же, не хотите поблагодарить Создателя за вашу пищу? — прогремел дедушка.

Франсин заметила, что мы пока еще ничего не ели.

— Дикари, — пробормотал дедушка. — Встать, живо!

Франсин посмотрела на меня, и я подумала, что она что-нибудь возразит, но она молча встала. Чтение молитвы продолжалось вечность. Дедушка извинялся перед Богом за нашу неблагодарность и обещал, что это больше не повторится. Он поблагодарил Бога от нашего имени, и его голос монотонно гудел и гудел, пока я не почувствовала, что вот-вот упаду в обморок от голода, потому что мы уже очень давно ничего не ели.

Наконец молитва закончилась, и мы сели за стол. Дедушка все время говорил о церковных делах, о работниках поместья и о том, что изменится с нашим появлением. Мы почувствовали, что станем для всех обузой. Тетя Грейс в нужные моменты вставляла «да» или «нет», и все время в течение этого монолога слушала, затаив дыхание.

— Похоже, что вы не получили никакого образования. Вам нужна гувернантка. Грейс, этим займешься ты.

— Да, папа.

— Я не потерплю чтобы мои внучки были невеждами.

— У нас на острове был учитель, — сказала Франсин. — Очень хороший. Мы обе прекрасно говорим по-итальянски. А еще немного по-французски и довольно хорошо по-немецки…

— Мы здесь говорим по-английски, — отрезал дедушка. — Вам, совершенно очевидно, необходимо научиться хорошим манерам и культуре поведения.

— Нас воспитывали наши родители.

Тетя Грейс так перепугалась, что я бросила предостерегающий взгляд на Франсин, и она неуверенно замолчала.

— Грейс, — продолжал дедушка, — ты должна заняться своими племянницами до приезда гувернантки. Ты должна им объяснить, что в культурном обществе дети говорят только тогда, когда их спрашивают. Их должно быть видно, но не слышно.

Франсин казалась подавленной, хотя потом она сказала мне, что была слишком голодна, чтобы продолжать спор с этим отвратительным стариком, и что ее интересовала только еда. К тому же она опасалась, что в его понятия входило также то, что маленькие дети должны идти спать без ужина, если они не слушаются. Поэтому она решила быть осторожной… на первый раз.

«На первый раз»! — Это стало нашим дежурным выражением в те далекие дни. Мы решили терпеть, пока не найдем выход из положения. «Но для начала, — говорила Франсин, — мы должны выяснить обстановку».

Итак, в ту первую ночь мы долго лежали молча, вспоминая все подробности дня и нашей встречи с дедушкой.

— Он самый отвратительный старик на свете, — сказала Франсин. — Я с первой минуты возненавидела его. Я не удивлена, что отец называл этот дом тюрьмой и сбежал отсюда. Мы тоже сбежим, когда придет время, Пиппа.

Потом она заговорила о доме.

— Здесь столько всего надо осмотреть! И только подумай… наши предки здесь жили веками. Есть чем гордиться, Пиппа. Нам нужно дать понять старику, что мы его не считаем Богом, а если он и Бог, то мы атеисты. Мы ему совершенно не интересны. Он только выполняет свой долг. Если и можно что-то ненавидеть больше этого старикана, так это, чтобы кто-то выполнял свой долг по отношению к тебе.

— Ну, — напомнила я, — у тебя есть и то и другое вместе и одном наборе.

Это нас рассмешило. Я была тогда так благодарна Франсин. Я заснула с мыслью, что пока мы вместе, ничего плохого не случится.

Следующий день был полон открытий. Горячую воду нам принесла горничная. Мы обе еще спали, когда она вошла, потому что накануне говорили допоздна. И тут мы впервые увидели Дэйзи.

Она стояла между нашими кроватями и смеялась. Я удивленно села в постели. То же сделала и Франсин. Мы медленно осознавали, где мы, и поразились тому, что рядом с нами находится кто-то, кто смеется.

— Две сони, — сказала она.

— Кто вы? — спросила Франсин.

— Я — Дэйзи, — ответила она… — Младшая горничная. Меня послали отнести вам воду для умывания.

— Спасибо, — сказала Франсин, и удивленно добавила: — Тебе, похоже, очень весело.

— Да Бог с вами, мисс, нет смысла горевать… даже в этом доме, где улыбка считается ступенькой в ад.

— Дэйзи, — сказала Франсин, усаживаясь в постели и тряхнув своими светлыми кудрями, — а ты здесь давно?

— Шесть месяцев, но такое ощущение, что двадцать. Я уйду отсюда, как только мне улыбнется удача. Ба, да вы красавица.

— Спасибо, — сказала Франсин.

— Им это не понравится… в этом доме. Меня считают здесь ветреницей.

— Да? — спросила Франсин.

Дэйзи значительно подмигнула, и мы рассмеялись.

— Я вам вот что скажу, — проговорила она, — по крайней мере, здесь есть и такие, кто вам рад. Это место хоть немножко оживет. На кладбище и то веселее, чем здесь. — Она рассмеялась, как будто представила себе что-то смешное. — Точно. Там может быть очень весело… если идти туда не затем, чтобы похоронить того, кого любишь. Ну, а вообще, нужно думать о живых. Мертвые ушли, и им не стало хуже оттого, что они немного повеселились, когда были живы.

Это был очень странный разговор, и Дэйзи сама, похоже, осознала это, потому что резко прекратила его, сказав:

— Приводите себя в порядок. Хозяин не любит опозданий. А завтрак в восемь.

Она вышла, обернувшись у двери, и еще раз весело подмигнула нам.

— Мне она понравилась, — сказала Франсин. — Дэйзи! Удивительно, что в этом доме нашелся кто-то, кто нам смог понравиться.

— Это хороший знак, — заметила я. Франсин засмеялась.

— Давай одеваться. Нам скоро идти завтракать. Запомни, наш преподобный дедушка не любит ждать. И более того, он этого не выносит. Интересно, что принесет нам сегодняшний день.

— Поживем — увидим.

— Очень глубокая мысль, дорогая сестра, потому что нам просто ничего больше не остается.

Франсин опять была самой собой, и меня это успокаивало.

Завтрак был повторением предыдущей трапезы, только еда была другая. Ее было очень много, наверное, потому что, несмотря на свою святость, дедушка любил покушать. Когда мы вошли, он нам, кивнул, и за этим не последовало никаких жалоб. Наверное мы не опоздали ни на секунду. Была сказана продолжительная молитва, и затем нам было разрешено взять с буфета еду после дедушки и тети Грейс. Там был шипящий бекон, почки с пряностями и яйца, приготовленные на все вкусы. Это так отличалось от фруктов и бриошей, которые мы ели на завтрак на острове, вставая, когда нам вздумается, и завтракая тем, что было в доме, когда все вместе, когда отдельно, пока наш отец, часто работавший далеко за полночь над каким-нибудь из своих шедевров, подолгу спал по утрам.

Здесь все было по-другому. Во всем был порядок.

Расправляясь со своей едой, дедушка отдавал приказания. Тетя Грейс должна немедленно связаться с Дженни Брейкс. Ее нужно вызвать в дом, чтобы она сшила подходящую одежду его внучкам. Понятно, что на том чудном острове они ходили, Бог знает в чем, как и все островитяне. Их нельзя представить соседям, пока они не будут подобающе одеты. Я поймала взгляд Франсин и чуть не захихикала.

— Он говорил о нас, как о солдатах римского легиона, готовящихся к походу, — сказала она после.

Затем тетя Грейс должна найти подходящую гувернантку.

— Узнай у своего друга священника. — Мне показалось, что он сказал это насмешливо, а тетя Грейс слегка покраснела, что-то было скрыто в этом его замечании, и я решила потом указать на это Франсин, если она сама не заметила.

Когда дедушка позавтракал, он церемонно вытер руки о салфетку, отбросил ее в сторону и тяжело поднялся на ноги. Это было сигналом для всех нас. Никто не должен был оставаться за столом, если он решил, что завтрак окончен.

— Как королева Елизавета, — заметила Франсин.

— К счастью, он любит поесть, и дает и нам такую возможность.

— Первым делом, — объявил он, поднявшись на ноги, — их нужно представить бабушке.

Мы были ошеломлены. Мы забыли, что у нас есть бабушка. Поскольку никто не упоминал о ней, я предполагала, что она умерла.

Тетя Грейс сказала:

— Пойдемте со мной.

Мы повиновались. Когда мы выходили, мы услышали, как дедушка выговаривал дворецкому:

— Бекон сегодня был недостаточно поджаристым.

Идя за тетей Грейс, я думала, как легко потеряться в Грейстоуне. В неожиданных местах были лестницы и многочисленные длинные коридоры, от которых во все стороны отходили маленькие проходы. Тетя Грейс постучала, и нам открыла женщина в белом чепце и черном бумазейном платье.

— Миссис Уорден, я привела моих племянниц навестить бабушку.

— Да. Она их уже ждет.

Женщина взглянула на нас и кивнула. У нее было спокойное лицо. Я заметила это, потому что этого не было у других обитателей дома.

Тетя Грейс провела нас внутрь, где на стуле около кровати с пологом сидела маленькая старенькая леди в кружевном чепце и халате с потрепанными лентами. Тетя Грейс подошла к ней и поцеловала ее. Я сразу почувствовала, что в этой комнате царит иная атмосфера, отличная от той, которая преобладала во всем доме.

— Они здесь? — спросила старая леди.

— Да, мама, — ответила тетя Грейс. — Франсин — старшая. Ей шестнадцать лет, а Филиппа на пять лет моложе.

— Подведи их ко мне.

Франсин подтолкнули вперед. Бабушка подняла руки и дотронулась до лица моей сестры.

— Благословит тебя Господь, — сказала она. — Я рада, что вы приехали.

— А это Филиппа. — Меня подвели к ней, и ее пальцы мягко коснулись моего лица.

Франсин и я молчали. Значит, она слепая.

— Идите сюда, мои дорогие, — сказала она, — садитесь по обе стороны от меня. Ты им принесла стулья, Агнес?

Миссис Уорден принесла два стула, и мы сели. Бабушка провела пальцами по нашим волосам.

— Значит, вы дочки Эдварда. Расскажите мне о нем. Было так грустно, когда он нас покинул, но я его понимала. Надеюсь, он помнил об этом.

Франсин оправилась от удивления и начала рассказывать о нашем отце и о том, как счастливы мы были на острове. Я кое-что добавляла к ее рассказу. Тот час, который мы провели с бабушкой, неизмеримо отличался от всего остального, что происходило в доме.

Тетя Грейс оставила нас с ней. Она сказала, что у нее очень много дел, нужно отдать распоряжения о портнихе и заняться гувернанткой. Ее уход напомнил нам о строгой атмосфере, царившей за пределами этой комнаты.

— Как оазис в пустыне, — заметила потом Франсин. Бабушка, очевидно, была нам очень рада, и ей нравилось, что мы отвечаем на все ее вопросы. Но больше всего она хотела знать об отце. Время с ней пролетело быстро, и когда мы оправились от шока, вызванного сознанием ее слепоты, мы тут же почувствовали себя у нее в комнате, как дома.

— Так часто, как только сможете, — ответила бабушка. — Надеюсь, вам захочется приходить ко мне.

Франсин сказала:

— О, да! Вы первый человек, который откровенно обрадовался нашему приезду.

— Конечно же, вам здесь рады. Ваш дедушка ни на минуту не задумался перед тем, как привезти вас сюда.

— Он решил, что так будет правильно, и он считает, что всегда прав, — насмешливо сказала Франсин. — Но мы не хотим здесь находиться, потому что это правильно, мы хотим, чтобы нам были рады, и чтобы это был наш дом.

— Вам рады, деточка, и это ваш дом. Я рада вам, и мой дом — ваш дом.

Франсин взяла ее тонкую белую руку и поцеловала ее. — Вы так все изменили, — сказала она.

Миссис Уорден сказала, что леди Юэлл устала.

— Она, быстро устает, — прошептала она, и она очень переволновалась. Вы должны часто навещать ее.

— Конечно, конечно, — воскликнула Франсин.

Мы поцеловали бабушку в щеку, и Агнес Уорден проводила нас из комнаты.

Мы в нерешительности стояли в коридоре, не зная, в какую сторону идти. Франсин обернулась ко мне с сияющими глазами.

— Это шанс осмотреть дом, — сказала она. Как будто мы потерялись и ищем дорогу.

— Мы очень высоко, — сказала Франсин, — на самом верхнем этаже.

В конце коридора было окно. Мы подошли посмотреть.

— Как красиво, — заметила Франсин. — Но по-другому, чем на острове. У моря… другая красота. Эти деревья и лес и зелень повсюду. Если бы дедушка был таким же, как бабушка, мне бы здесь очень нравилось.

Я стояла рядом с сестрой, и меня согревало ее присутствие. Ничего не может случиться, пока мы вместе.

— Смотри, — воскликнула она. — Там какой-то дом. Какой интересный.

— По-моему, он очень старый.

— Похоже, времен династии Тюдоров, — сказала Франсин со знанием дела. — Этот красный кирпич… и, кажется, окна покрыты свинцовыми, листами. Мне он нравится. Надо пойти посмотреть на него поближе.

— Интересно, какая будет наша гувернантка?

— Пусть сначала найдут ее. Пошли дальше.

Мы спустились по узкой винтовой лестнице и вышли в холл. Через него мы прошли в длинную комнату с прялкой в углу.

— Мы настоящие исследователи, — сказала Франсин. — Скоро мы обшарим все углы и узнаем все страшные тайны дома наших предков.

— Откуда ты знаешь, что есть страшные тайны?

— Они всегда есть. К тому же, здесь это чувствуется. Так! Я думаю, что мы в солярии, потому что здесь весь день светит солнце… окна со всех сторон. Красиво. Здесь нужно устраивать балы и вечера и приглашать много-много гостей. Если я когда-нибудь унаследую этот дом, так оно и будет.

— Ты унаследуешь? Но, Франсин, каким образом?

— Я ведь одна из наследниц. Отец был единственным сыном. У тети Грейс вряд ли будут дети. Наверное, она коронованная принцесса… прямая наследница. А я возможная наследница. Это зависит от того, как они решат.

Я громко рассмеялась, и она тоже. Она всегда умела развеселить кого угодно.

Мы прошли через солярий, потом поднялись по лестнице, похожей на ту, по которой спускались, и нашли коридор, в который выходило множество спален, с кроватями под пологом, тяжелыми портьерами и темной мебелью.

Мы еще раз спустились и вышли в галерею.

— Семейные портреты, — задумчиво сказала Франсин, — погляди. Я уверена, что это король Карл Первый. Карл Мученик. А все эти джентльмены похожи на него. Клянусь, мы были верны монархии. Интересно, есть ли здесь наш отец? А может, и мы, Пиппа, ты и я.

Мы услышали шаги, и в галерею ворвалась взволнованная тетя Грейс.

— Вот вы где. Я была у бабушки, хотела вас предупредить. Не могла вас найти. Вы опоздаете на службу.

— Службу? — переспросила Франсин.

— У вас всего три минуты. Ваш дедушка будет очень недоволен.

Бедная Грейс, она окажется виноватой. Мы с Франсин побежали за ней.

К часовне шла лестница из главной залы. Она была маленькая, как и подобает часовням, достаточная только для членов семьи и слуг, которые все были в сборе, когда мы, задыхаясь, вбежали.

Я заметила любопытные взгляды слуг и была поражена их числом. Сзади сидела горничная Дэйзи. Наши глаза встретились, и она опять подмигнула. Все остальные были нарочито серьезны и сидели с опущенными глазами, пока нас не провели к нашим местам в первом ряду.

Дедушка уже сидел и даже не повернулся в нашу сторону. Тетя Грейс села рядом с ним, рядом с ней Франсин, и затем я.

Службу вел молодой человек, которому на вид было на больше двадцати пяти лет. Он был высокий и очень худой, с беспокойными темными глазами, а волосы казались почти черными по контрасту с бледностью его кожи.

Мы спели хвалебные гимны, потом долго молились стоя на коленях, и это казалось бесконечным. Затем молодой человек обратился нам, напоминая всем о заботах Всевышнего, которыми мы попали в поместье Грейстоун и нашли там пищу и кров, а также все необходимое не только для физического, но и для духовного блага.

Дедушка сидел со сложенными на груди руками кивал в знак одобрения. Затем последовали песнопения во славу, еще молитвы, и служба закончилась. Она длилась только полчаса, но показалась бесконечной. Все слуги ушли, а мы остались с дедушкой, тетей Грейс и молодым человеком, которого я приняла за пастора. Дедушка не то, чтобы улыбался, но смотрел на молодого человека с одобрением.

— Артур, — сказал он. — Познакомься со своими кузинами.

— Кузинами! — Я почувствовала изумление в голосе Франсин. Но вряд ли оно было сильнее моего.

— Его Преподобие Артур Юэлл, — сказал дедушка. — Ваш кузен — духовное лицо. Вы не видели его вчера, потому что он выполнял свои духовные обязанности по отношению к больной соседке. Я рад, что ты вернулся к службе, Артур.

Преподобный Артур наклонил голову с легким оттенком самодовольства и сказал, что миссис Гленкорн, кажется, стало лучше после его молитв.

— Артур, твоя кузина Франсин. — Артур слегка кивнул.

— Как поживаете, кузен Артур, — сказала Франсин.

— А это, — продолжал дедушка, — твоя младшая кузина Филиппа.

Темные глаза Артура скользнули по мне, но я привыкла к тому, что люди проявляют больший интерес к моей сестре.

— Ваше духовное воспитание в хороших руках, — продолжал дедушка. — И пожалуйста, запомните, что служба в часовне каждое утро в одиннадцать. Собирается весь дом.

Франсин не смогла удержаться от замечания:

— Я вижу, что нашему духовному воспитанию будет уделено достаточно внимания.

— Мы постараемся все для этого сделать, — сказал дедушка. — Артур, ты, наверное, хочешь поговорить со своими кузинами наедине? Тебе ведь нужно узнать, какое религиозное образование они получили. Боюсь, что ты будешь шокирован.

Артур сказал, что это замечательная идея. Дедушка и тетя Грейс вышли из часовни, оставив нас на милость Артура.

Он предложил сесть и начал задавать вопросы. Он был поражен, узнав, что на острове мы не ходили в церковь, хотя, может, это и к лучшему, потому что местные жители, очевидно, принадлежали к католической вере — это часто среди туземцев, как и поклонение идолам.

— Многие поклоняются идолам, — напомнила Франсин. — Не обязательно каменным богам, но правилам и обычаям, а это иногда приводит к подавлению любви и доброты.

Артур смотрел на нее, и хотя выражение его лица было неодобрительным, я увидела, что что-то сверкнуло в его глазах, это я часто замечала в людях, когда они смотрят на Франсин.

Мы довольно долго говорили с ним, во всяком случае Франсин. Мне он почти ничего не сказал. Я была уверена, что он был сильно шокирован нашим воспитанием. Скажет дедушке, что необходимы серьезные наставления, чтобы вернуть нам благословение Божие.

Когда мы наконец избавились от него, наступило время обеда. После этого тетя Грейс предложила нам немного поразмяться и сказала, что мы можем погулять по саду хотя было бы неблагоразумно выходить за его пределы, надо также помнить, что в четыре часа будет подан чай: в красной гостиной рядом с залом. Сама тетя Грейс направлялась к викарию. У нее было к нему важное дело. Мы тоже сможем ходить с визитами, когда у нас появится подобающая одежда — а это будет очень скоро, потому что завтра утром придет Дженни Брейкс и принесет ткань, чтобы начать примерки.

— Свобода, — закричала Франсин, как только мы остались одни. — Не выходите из сада! Как бы не так! Мы пойдем поглядим окрестности, а первым делом взглянем поближе на тот интересный дом, который мы видели из окна.

— Франсин, — сказала я, — мне кажется, тебе, все это нравится.

И это было правда. Она была в восторге от поместья Грейстоун, и с каждым часом делала все больше открытий. Она чувствовала приближение какой-то битвы, а именно это ей и требовалось, чтобы оправиться после смерти родителей. Я понимала это, потому что сама чувствовала то же самое.

Итак, мы отправились на поиски приключений. У нас было около двух часов.

— Мы должны вернуться к чаю, — сказала Франсин. — Нельзя, чтобы они узнали, что мы куда-то ходим одни. Пусть думают, что мы прогуливаемся по саду и восхищаемся его ухоженностью, а я уверена, что он действительно ухожен, и восхваляем нашего дедушку, который такой святой, что я удивляюсь, как он только может жить на земле.

Мы были очень осторожны, пока не вышли на дорогу и не проскочили через калитку привратника. К счастью, нас никто не видел. Наверное, время дедушкиной сиесты было отдохновением для всех остальных.

Мы оказались на дороге, с двух сторон огороженной высокой изгородью, а когда мы подошли к воротам, Франсин предложила выйти и пойти через поле, потому что ей казалось, что дом находится именно там.

На краю поля стояло четыре домика. У одного из них мы увидели женщину, полную и мягкую, как булка. Ее полосы выбивались из пучка, завязанного на затылке, и развевались на ветру.

Она увидела нас. Думаю, рядом с ее домом было не так уж много прохожих, поэтому она очень удивилась.

— Добрый день вам, — окликнула она. Когда мы подошли ближе, я увидела в ее живых черных глазах любопытство, а на ее довольно пухлом лице — выражение чрезвычайного интереса и радости. Такие лица были особенно заметны после поместья Грейстоун, где допустимым считалось лишь серьезное и угрюмое выражение лица.

— Добрый день, — ответили мы.

Она развешивала мокрое белье на веревке, прикрепленной с одной стороны к столбу, а с другой — прямо к домику. Вынув прищепку изо рта, она сказала:

— Вы и есть новые молодые леди из Грейстоуна. — Это прозвучало больше как утверждение, нежели вопрос.

Франсин сказала, что так оно и есть и спросила, откуда она это знает.

— Господь с вами, я мало чего не знаю, что происходит в Грейстоуне. Моя дочка там работает. — Ее глаза расширились, когда она вгляделась в Франсин. — Ба, да вы красавица. Это ведь здесь не приветствуется.

— Мы не знали, что здесь приветствуется, — ответила Франсин.

— Ну, мы помним мистера Эдварда. Хороший был человек. Он был… не как… О, да, он был другой, он был… и эта девушка, с которой он сбежал… Красивая, как картинка, а вы, мисс, ее точная копия. Я думаю, я всюду бы признала вас… везде бы узнала.

— Приятно, что вы знали папу и маму, — сказала Франсин.

— Умерли… оба. Ну, что ж поделаешь, это жизнь. Лучшие уходят… остальные остаются. — Она кивнула, и на момент погрустнела. Потом опять улыбнулась. — Вы же знаете мою Дэйз.

— Дэйз, — одновременно сказали мы. — Ах, Дэйзи!

— Она там работает. Младшей горничной. Хотя я не знаю, надолго ли. Наша Дэйз такая проказница. — И женщина подмигнула нам, чем очень напомнила саму Дэйзи. Я потом заметила Франсин, что у них, наверное, вся семья подмигивает.

— Она всегда была шалунья, — продолжала женщина, — я никогда не знала, что с ней делать. Я говорила ей: «Помяни мои слова, Дэйз, ты попадешь в беду». А она только смеялась. Ну, не знаю. Она всегда любила мальчишек, а они ее. Даже когда она лежала в колыбели. У меня их шестеро. А она старшая. Я говорила Эммсу… Это их отец, знаете ли… Я говорила, «Ну хватит, Эммс, довольно», но рождался следующий. Что поделаешь с таким мужчиной, как Эммс? Ну, вот, мы отправили Дэйз в большой дом. Я думала, хоть это образумит ее, но куда там!

— Мы видели Дэйз, — сказала Франсин, — один раз. Она принесла нам горячую воду. Она нам понравилась.

— Она хорошая девочка… внутри. Это все парни виноваты. Она никак не может без них. Совсем, как я когда-то. Ну, на этом стоит мир.

Франсин спросила:

— А что это за дом, вон там?

— Это усадьба Грантер. — Она засмеялась. — Из-за нее не раз поднимался шум.

— Он нам понравился, и мы решили посмотреть поближе.

— Его купили иностранцы пару лет назад. Сэр Мэтью хотел купить его, да не вышло. Это его очень огорчило. Он считает себя здесь полным хозяином, так оно во многом и есть. Но усадьба Грантер… В общем, иностранцы успели купить ее раньше.

— А что за иностранцы?

— О-о… Вы еще спрашиваете! Очень знатные иностранцы… Великие герцоги и все такое… но они из далекой страны. Здесь у нас это не считается.

— Великие герцоги, — прошептала Франсин.

— Но их сейчас здесь нет. Они редко наезжают. Дом весь закрыт и покинут, но потом приезжают слуги и проводят весеннюю уборку, а за ними приезжают и герцоги. Они очень знатные… королевская кровь. Вашему дедушке это не нравится… совсем не нравится.

— А разве его это касается? — спросила Франсин.

В ответ на это миссис Эммс громко расхохоталась и опять подмигнула нам.

— Он считает, что да. Он здесь хозяин. Эммс говорит, что сама королева не обладает таким суверенитетом над Англией, как сэр Мэтью Юэлл в этих местах. Прошу прощения, он ведь ваш дедушка.

— Пожалуйста, не извиняйтесь. Я думаю, мы согласны с вами, — сказала Франсин, — хотя мы еще не так много здесь видели. А сейчас Великие герцоги здесь?

— О, господи, да нет же, их уже два месяца не было. Но они приедут… скоро будут здесь. Это всегда интересно. Выглянешь из окна — а они тут как тут. Они прямо за моим домом. Мне очень хорошо видно.

— Ну, мы пожалуй пойдем и посмотрим, — сказала Франсин. — У нас очень мало времени. Нам нужно к четырем вернуться. Вы говорите, что это прямо за вашим домом?

— Да подождите. Ближе, если пойдете мимо домиков. Через калитку, и вы там.

— Спасибо, миссис Эммс. Надеюсь, мы с вами еще не раз увидимся.

Она кивнула и опять нам подмигнула. Франсин сказала:

— Пошли, Пиппа.

И вот, мы подошли к дому. Вокруг царила глубокая тишина, и меня охватило возбуждение. Я была уверена, что Франсин чувствует то же самое, и думала потом, не было ли это предчувствием того, что этот дом сыграет такую важную роль в нашей жизни.

Ворота опирались на мраморные колонны, а на арке мы различили дату: 1525. Мы открыли засов и вошли внутрь. Я взяла Франсин за руку, и она сильно сжала мою руку. Мы почти на цыпочках прошли мимо лужайки, которая вся заросла маргаритками, подошли к самому дому. Я протянула руку и потрогала красные кирпичи. Они были теплыми от солнца. Франсин заглянула в окно. Она охнула и побледнела.

— Что там? — вскрикнула я.

— Там кто-то… стоит… привидение… в белом.

Я задрожала, но прижалась лицом к стеклу. Потом я засмеялась.

— Это мебель, — сказала я. — Она накрыта от пыли. Да, похоже, что кто-то стоит.

Она посмотрела снова, и мы покатились со смеху, хотя наш смех был больше истерическим. Что-то в этом доме очень глубоко нас взволновало.

Мы обошли кругом, заглядывая в окна. Везде мебель была закрыта от пыли.

— Здесь, наверное, замечательно, — предположила я, — когда приезжают Великие герцоги.

Франсин попробовала дверь. Она, конечно, была заперта. На дверном молотке была фигурка, которая, казалось, смеется над нами.

— Я уверена, что он пошевелился, — сказала Франсин.

— В этом месте разыгрывается воображение. — Она согласилась.

— Представь себе, как здесь ночью, Я бы хотела посмотреть.

Я поежилась, боясь, что она может предложить это.

— Давай посмотрим сад, — предложила я.

Мы пошли. Газоны были давно не стрижены. Там были рощи, статуи, колоннады и маленькие тропочки между кустами.

— Нам пора. Мы не очень хорошо знаем дорогу, и если мы опоздаем, они поймут, что мы не были в саду, Франсин.

— Ну, пошли, — сказала она. — Пойдем опять мимо домиков.

Мы заспешили, потому что было уже половина четвертого. Матери Дэйзи видно не было, но веревка с трепещущим на ветру бельем говорила о том, что она закончила свои дела.

Всю дорогу домой мы бежали бегом, чтобы успеть к чаю, а когда слушали молитву, вспоминали наше приключение.

На следующее утро Дэйзи опять принесла нам горячую воду. Мы рассказали ей, что познакомились с ее матерью, и она засмеялась от удовольствия.

— Старушка мама, — улыбнулась она, — она так рада, что ее старшая дочь стала такой примерной.

— А ты стала примерной, Дэйзи? — спросила Франсин.

— Ох… такой примерной, что дальше некуда. К вам сегодня придет портниха. Жаль. Мне нравятся ваши платьица. Хорошенькие.

— Тебя днем совсем не видно, — сказала Франсин.

— Да я работаю на кухне.

— Было приятно познакомиться с твоей мамой. Она рассказала нам про усадьбу Грантер.

— А-а, я бы хотела там жить.

— Там никого нет.

— Когда там кто-то появится, это будет зрелище, скажу я вам. Балы и празднества. Они любят шиковать. Столько народу приезжает из-за границы. Говорят, дом принадлежит королю или кому-то вроде него.

— Твоя мама сказала — Великому герцогу.

— Она знает. Она же общается с тамошними слугами. Они почти все иностранцы, но маме можно верить.

Дейзи подмигнула нам и вышла, а мы торопливо оделись, чтобы успеть к завтраку.

Дальше все шло так же, как и накануне. Мы подумали, что теперь, когда все встало на свои места, все дни будут похожи один на другой. Мы пошли проведать бабушку; потом тетя Грейс забрала нас оттуда, чтобы пойти в часовню на службу, и сказала, что остаток утра мы должны провести с Дженни Брейкс, потому что нам нужны приличные платья, а еще у нас через неделю появится гувернантка, которая будет нас воспитывать, но религию нам будет преподавать кузен Артур. Дедушка сказал, что нам нужно научиться ездить верхом, потому что это часть образования благородной дамы. Таким образом оказалось, что наши дни будут заполнены до предела.

Мы еле высидели службу в часовне, и Франсин созналась мне, что она всем сердцем ненавидит кузена Артура прежде всего за то, что он такой добродетельный, и еще потому, что дедушка о нем такого высокого мнения. Бедняжка Дженни Брейкс оказалась маленькой, бледненькой и очень старалась угодить. Мне даже стало ее жалко, и я стояла так тихо, как только могла, пока она сидела передо мной на коленках с полным ртом булавок, прилаживая темно-синюю саржу, которую я уже ненавидела.

То же самое и Франсин.

— Мы теперь такие же унылые, как и Грейстоунский особняк, — прокомментировала она.

Она была неправа, потому что просто не могла выглядеть уныло, и наши синие саржевые повседневные платья и коричневые выходные из поплина только подчеркивали ее нежную красоту и обаяние. Ко мне эти цвета были не так добры. Мне они не нравились и никак не шли к моим темным волосам, но я была рада, что наши новые платья не повредили виду Франсин.

То, что с нашим приездом жизнь в доме слегка поменялась, было очевидно для всех, кроме, наверное, дедушки. Он был так погружен в свою значимость и благочестие, что вряд ли придавал еще чему-нибудь или кому-нибудь малейшее значение. Он не знал, с каким нетерпением бабушка ждала наших утренних визитов. Я думаю, и он навещал ее каждый день, ведь это был, его долг. Я представляю себе, как проходили эти визиты.

Через неделю приехала наша гувернантка. Мисс Элтон было лет тридцать пять. Ее коричневые волосы были разделены на безукоризненный прямой пробор и завязаны узлом на затылке. Каждый день она одевалась в строгие серые платья, а по воскресеньям — в синие, и даже позволяла себе кружевной воротничок. Она проэкзаменовала нас и выяснила, что мы абсолютные невежды, кроме одного аспекта — языков. Она неплохо говорила по-французски, а ее немецкий был просто великолепен. Впоследствии она нам рассказала, что мать ее была немкой, а ее воспитали так, что она говорила по-немецки и по-английски одинаково. Она была обрадована нашим знаниям, и сказала, что мы должны их совершенствовать. Немецкий был, пожалуй, единственным предметом, который мы изучали с энтузиазмом. Мисс Элтон была подобострастна с дедушкой и вежлива с тетей Грейс.

— Подлизывается, — пренебрежительно высказалась о ней Франсин.

— Разве ты не понимаешь? — с жаром возразила я. — Ей хочется сохранить это место. Она боится его потерять. Будь к ней подобрее и попробуй на все посмотреть ее глазами.

Франсин задумчиво посмотрела на меня, — Знаешь, сестричка Филиппа, в тебе есть какая-то мудрость, и ты можешь становиться на место других, а это умеют не все. Это редкий дар.

— Спасибо, — польщенно ответила я, и после этого стала замечать, что она больше и больше прислушивается к моему мнению. Я была спокойнее ее и, может быть, наблюдательнее. Наверное, потому что я всегда была с краю, а не в центре событий. Франсин, обладавшая такой необыкновенной внешностью и характером, всегда была в самом центре всего, а такие люди иногда не все видят так ясно как те, которые стоят на краю сцены.

Тем не менее, она приняла мою точку зрения на гувернантку и вместо того, чтобы дразнить ее, как собиралась вначале, она стала довольно прилежной ученицей. После первых дней отчуждения мы установили с мисс Элтон довольно хороший контакт, и наши занятия шли вполне хорошо.

Теперь мы учились еще и верховой езде. Учил нас тот самый кучер, который встречал нас на станции, и ему часто помогал его сын Том. Том работал на конюшне, и ему было лет восемнадцать или девятнадцать. Он седлал для нас лошадей, а потом забирал их после урока. Сначала мы часами ездили вокруг загона, и кучер держал лошадей. Потом стали ездить самостоятельно. Я очень возгордилась, когда он сказал, мне:

— Мисс Филиппа, у вас все получается совершенно естественно, вы станете настоящей наездницей.

— А я? — спросила Франсин.

— О, у вас все будет в порядке, мисс, — последовал ответ.

Я не могла сдержать ликования. Первый раз в жизни я смогла хоть в чем-то превзойти Франсин, но почти тут же мне стало стыдно своих чувств. Хотя зря. Франсин была только рада за меня.

Однажды, когда мы учились скакать галопом, она упала с лошади. Я вся помертвела, увидев ее, лежащую на земле, и тут же осознала, насколько она мне дорога. Я соскочила с лошади и кинулась к ней, но Том опередил меня.

Франсин попыталась улыбнуться и с трудом поднялась. Она была тронута моим неподдельным страхом за нее, который я не смогла скрыть, и даже попыталась подшутить надо мной.

— Вот что бывает с теми, у кого это не получается естественно, — сказала она.

— Франсин, с тобой правда все в порядке?

— По-моему, да.

— Все будет хорошо, мисс, — сказал Том. — Хотя у вас завтра все будет болеть. Вам нужна мазь от синяков. Думаю, они появятся, правда, там, где их никто не увидит. Я дам мазь Дэйзи, и она вам ее принесет, достаточно помазать один раз. Больше не надо. Это очень сильная мазь, и если ее много мазать, может слезть вся кожа.

— Может, мне опять залезть на этого зверя, который меня сбросил, и доказать ему, что я даю команды; а не он?

Том ухмыльнулся.

— Он знает, кто дает команды, мисс, и пока это не вы, а я, но скоро вы тоже сможете это делать. На вашем месте я бы пошел и прилег. Так будет лучше. А завтра опять поедете.

— Правильно, — сказала я. — Я пойду с тобой и пошлю Дэйзи за мазью.

Я отвела Франсин в комнату, все еще беспокоясь о ней.

— Не волнуйся, Пиппа, — сказала она. — Чтобы меня убить понадобится кто-нибудь позначительнее этой старой кобылы.

Я послала Дэйзи за мазью.

— Том ждет тебя, — сказала я. — Он внизу в конюшне.

— Я знаю, где найти Тома, — ответила она и ушла. Вскоре она вернулась с мазью, а мы смазали синяки, которые уже были довольно заметны.

Я настояла на том, чтобы Франсин легла, хотя она утверждала, что чувствует себя прекрасно. Дэйзи сказала, что ей нужно вернуть мазь, и ушла.

Франсин легла, а я стояла у окна и вдруг увидела Дэйзи, бегущую по направлению к конюшне. Том вышел ее встретить. Какой-то момент они стояли очень близко друг к другу. Она протянула ему мазь, и он взял ее, но вместе с ее рукой. Он потянул ее в конюшню, а она делала вид, что не хочет идти, но я видела, что она смеется. Я вспомнила слова ее матери: «Она жить не может без парней».

— Что ты там увидела? — спросила Франсин.

— Там Дэйзи и Том. По-моему, они играют в какую-то игру.

Франсин рассмеялась, и вдруг вошла тетя Грейс. Ее лицо выражало крайнюю озабоченность. Она сказала, что такое случается со всеми, но надеется, что Франсин не очень сильно ушиблась.

Франсин отозвалась слабым голосом:

— Тетя Грейс, мне нехорошо, можно я сегодня не буду обедать вместе со всеми? Можно мне принести что-нибудь сюда?

— Конечно.

— И, тетя Грейс, можно Филиппа пообедает со мной? На всякий случай…

— Я распоряжусь об этом, — сказала тетя Грейс. — А теперь отдыхай. А ты, Филиппа, оставайся с сестрой.

— О, конечно, тетя Грейс.

Она вышла, и Франсин начала хохотать.

— Ты только подумай! Мы пропустим одну из этих отвратительных трапез. Нет худа без добра.

Прошел почти час, и я опять увидела Дэйзи, выходящую из конюшни! Я сидела на подоконнике и болтала с Франсин. Волосы у Дэйзи были растрепаны, и она на ходу застегивала блузку. Потом она бегом побежала к дому.

Франсин пострадала гораздо сильнее, чем показалось вначале. На следующее утро у нее появились огромные синяки. Дэйзи вскрикнула, увидев их, и сказала, что тут же пойдет к Тому, потому что у него должны быть всякие другие лекарства.

Через несколько дней синяки стали исчезать, и Франсин опять начала ездить верхом. Кузен Артур выразил некоторую озабоченность и предупредил Франсин, что она должна молиться перед своими уроками верховой езды. Может быть, Бог сохранит ее безопасность.

— О, я думаю, он очень занят, чтобы беспокоиться по таким пустякам, — кокетливо сказала Франсин. — Сами подумайте! Он решает какую-нибудь мировую проблему, и вдруг вбегает ангел и говорит, что Франсин Юэлл пора на урок верховой езды, а вы позволили ей в прошлый раз упасть. Может послать ангела, чтобы сопровождал ее? Она ведь сказала молитву.

Ей нравилось шокировать кузена Артура. Она его ненавидела так же, как и дедушку, и между Франсин и стариком начиналась вражда. Наверное, меня ему было легче переносить, потому что я была спокойнее и терпимее. Во Франсин он увидел бунтаря, как и в ее отце, и относился к ней с опаской. Наверное, он думал, что я больше похожа на тетю Грейс. Хотя я поклялась, что никогда не стану такой, как она.

Каждый день я с нетерпением ждала визитов к бабушке. Ее лицо освещалось, когда мы входили к ней. Она брала нас за руки и касалась пальцами наших лиц. Агнесс Уорден копошилась вокруг, а бабушка рассказывала нам про свою жизнь, что, конечно, нам было очень интересно. Несмотря на ее старость и принадлежность совсем к другому поколению, мы могли с ней говорить открыто. Она нас очень часто расспрашивала про жизнь на острове, и, думаю, что уже через неделю знала о ней практически все. Франсин никогда не стеснялась и часто сначала говорила, а потом думала. Однажды она спросила, как бабушка смогла выйти замуж за такого человека, как дедушка.

— Это было решено заранее, — сказала бабушка, — у людей нашего круга так бывает очень часто.

— Но ведь наш отец не послушался дедушки, — сказала Франсин.

— Бунтари были во все времена, моя дорогая, даже в те дни. Ваш отец был одним из них. Странно… он был тихим мальчиком. Но он был целеустремленным, как, наверное, и ты… когда он что-то решал. Я была очень молода, когда вышла замуж за вашего дедушку. Мне было шестнадцать, как сейчас тебе, Франсин. Но я была гораздо наивнее. Я ничего не знала о жизни.

На лице Франсин отразился ужас. Выйти замуж за дедушку в шестнадцать лет! Франсин трудно было представить себе худшую участь. Она ничего не сказала, но бабушка, к удивлению, почувствовала смену ее настроения. Она сразу же сказала:

— Тогда он был совсем другим. Сейчас он не тот человек, каким был в молодости.

— Бедная бабушка, — сказала Франсин и поцеловала ей руку.

— Конечно, у него всегда была железная рука, когда дело касалось управления поместьем, с самого начала. Наш брак его устраивал, потому что в результате него наши земли сливались, а для него всегда самым важным были семейные владения. Они так давно принадлежат Юэллам. Это понятно. Мы, Грантеры, считались новичками в этом деле. Усадьба принадлежала нам только последние сто лет.

— Это дом эпохи Тюдоров.

— Да. С ним были связаны неприятности. Мой брат отказался продать его вашему дедушке. А он так его хотел! Он не мог вынести, чтобы что-нибудь, даже очень малое, в окрестности не принадлежало ему. Видите ли, сейчас ему принадлежит все поместье Грантер, кроме усадьбы. Большая часть его перешла к дедушке вместе с моим приданым, однако часть унаследовал мой брат. Он не был таким деловым человеком, как дедушка. Он почти все потерял. Он сказал, что дедушка обманул его. Конечно, это была неправда, но они поссорились. И хотя дедушка приобрел большую часть поместья, мой брат решил не отдавать ему усадьбу. Он продал ее иностранцу… кому-то из посольства одной далекой страны. Кажется, Брюксенштейн… или что-то в этом роде.

— Меня поразил этот дом, — сказала Франсин.

— Он для меня значит очень много, — сказала бабушка. — Это мой родной дом.

Она умолкла, и я знала, что Франсин сейчас тоже вспоминает, как мы заглядывали в окна и как нам показалось, что мы увидели привидение.

— В нем сейчас почти не живут, — сказала бабушка. — Агнес говорила, что они приезжают редко, а когда их нет, за домом никто не смотрит. Но когда они там, дом оживает. Странно. Я слышала, что они купили его для одного из очень знатных лиц, который был изгнан. После того, как он прожил в доме пару месяцев, в стране произошел переворот, и он опять вернулся туда.

— Они могли бы продать дом дедушке, — сказала Франсин.

— Нет. Они решили оставить его себе. Может, он им пригодится для другого изгнанника. Мне кажется, в этих маленьких германских государствах всегда беспорядки. Они часто меняют правителей. Великие герцоги… или маркграфы… или еще кто-нибудь. Но, все же, так странно, что в моем старом доме теперь живут такие люди.

— Романтично, — добавила Франсин, и бабушка нежно погладила ее по голове.

Я видела, что усадьба занимает Франсин все больше и больше, особенно теперь, когда мы узнали, что в ней жила бабушка. Франсин сказала, что очень рада, что эти сказочные принцы или как их там, забрали дом себе, и дедушка хоть раз в жизни остался с носом.

В другой раз бабушка рассказала нам про отца и тетю Грейс. Она расцветала, когда мы приходили, и молодела на глазах, когда говорила с нами. Я представляла себе ее молоденькой девушкой, которую выдали замуж в Грейстоун, девушкой, понятия не имевшей о браке. Мы в этом отношении были довольно опытными. На острове жили пылкие люди, и мы часто видели влюбленных, лежащих на песке, не обязательно являющихся мужем и женой. Я знала, что имела в виду миссис Эммс, когда сказала, что Дэйз любит парней, и я даже догадывалась, что произошло, когда Дэйзи пошла с Томом в конюшню.

Но для бабушки брак наверняка был шоком, и я не могла представить дедушку в роли любовника.

— В те годы он был пылким мужчиной, — сказала бабушка. — Он хотел детей и был счастлив, когда родился ваш отец. С того же дня он начал планировать его будущее. После этого у меня, к сожалению, ничего не получалось целых пять лет, пока, наконец, не родилась Грейс. Дедушка был разочарован, потому что родилась девочка. Он никогда не любил ее так, как любил Эдварда. Он считал, что Эдвард должен стать повторением его самого. Такие планы никогда к хорошему не приводят. Потом появился Чарлз Дэвентри.

— Расскажи нам о нем, — попросила Франсин.

Но бабушку не нужно было долго упрашивать.

— Эдвард поступил в Оксфорд, и с тех пор все пошло не так. До этого он интересовался поместьем. Ваш дедушка всегда был суровым и строгим, как вы и сами знаете, но между ними никогда не было серьезных столкновений до тех пор, пока Эдвард не попал в Оксфорд. Там он познакомился с Чарлзом. Чарлз был скульптором, и у них оказалось много общего. Они сдружились. Эдвард привез его домой на каникулы, и дедушке он сразу не понравился. Он терпеть не может никаких художников. Он всегда говорил, что они мечтатели, и не приносят никакой пользы ни себе, ни людям.

— Наш отец был великим художником, — с жаром сказала Франсин. — Он должен стать известным. Станет когда-нибудь… Он создал столько прекрасных вещей. Они разошлись по всему миру. Когда-нибудь…

Это опять была Франсин тех далеких дней в студии, убеждавшая покупателей.

Бабушка погладила ее по руке.

— Ты горячо любила его, — сказала она. — Он был очень милый. Твой дедушка говорил, что скобление камня не приносит денег, но Эдвард был готов на все, потому что это стало его любимым делом. И еще была Грейс. Она была скромная и застенчивая… и в те дни очень хорошенькая. Она была как юный фавн — карие глаза, каштановые волосы, у нее были очень красивые волосы. Они все вместе ходили на кладбище… все трое. Их интересовали каменные статуи на могилах. Чарлз Дэвентри был племянником нашего викария, поэтому они и познакомились. Странно, что у них обоих был такой интерес к скульптуре, но это их и сдружило.

— Я считаю, что люди должны заниматься тем, чем хотят, — горячо воскликнула Франсин.

— Конечно, — согласилась бабушка, — люди с сильной волей так и поступают! В конце концов ваш отец решился. Я никогда не видела дедушку в таком шоке, как в тот день, когда он узнал об отъезде Эдварда. Он никак не мог поверить в это. Вы ведь знаете, что ваша мама появилась здесь как портниха.

— Знаем, — сказала Франсин.

— Она была потрясающая красавица — утонченная, как фея, и отец влюбился в нее с первого взгляда.

— И любил ее до последней минуты, — тихо добавила я.

Я почувствовала бабушкины пальцы на моих волосах. Она поняла, что я вот-вот заплачу.

— Они уехали вместе. Ваш отец не повидал дедушку перед отъездом. Но он обо всем рассказал мне. Он сказал: «Ты ведь понимаешь, мама, что я не могу сказать отцу. В этом его беда. С ним невозможно говорить. Если бы он хоть когда-нибудь слушал… Я думаю, это хотя бы избавит его от неприятных минут». Дедушка очень переживал отъезд Эдварда, хотя никогда в этом не признавался. Он злился, бушевал, вычеркнул его из завещания, но я думаю, он надеялся, что у Эдварда будет сын, который вернется сюда к нам.

— А у него всего-навсего две дочки! — сказала Франсин.

— Теперь, когда я узнала вас, я очень этому рада. После отъезда вашего отца дедушка вспомнил про Грейс. Но ей очень нравился Чарлз Дэвентри. Дедушка запретил ей и думать о нем.

— Почему? — спросила Франсин.

— Дедушка считал, что он ей не пара. Он поселился здесь неподалеку, наверное, чтобы быть поближе к Грейс. У него свое местечко рядом с домом викария… что-то типа дворика, где он ваяет свои скульптуры. Люди покупают их на могилы. Наше кладбище славится прекрасными памятниками и статуями его изготовления. Говорят, он очень умен, но беден. К счастью, он живет в доме викария. Помогает ему в приходе. Он очень приятный человек, немножко мечтатель. Он и Грейс… ну, это безнадежно. Он не в том положении, чтобы жениться, да и дедушка никогда не захочет слышать об этом.

— Бедная Грейс, — сказала я.

— Бедная Грейс… да. Она хорошая женщина. Она никогда не жалуется, но я чувствую, как она тоскует.

— Но это чудовищно! — воскликнула Франсин. — Как только люди смеют вмешиваться в чужую жизнь!

— Нужна очень сильная воля, чтобы пойти против дедушки, а Грейс всегда старалась избегать беды. Когда она была маленькая, она всегда пряталась; пережидая его гнев. Дедушка просто выбросил Грейс из головы. Затем он стал проявлять интерес к сыну своего младшего брата — вашему кузену Артуру.

Франсин скорчила гримасу.

— Он был опекуном Артура с тех пор, когда мальчику исполнилось шестнадцать. Его отца тогда убили в Африке. Его мать была уже совсем больна. Дедушка сказал, что Артур достаточно молод и из него можно сделать все, что захочешь. Отец Артура почти ничего ему не оставил, и дедушка занялся воспитанием мальчика. Когда мальчик решил избрать духовный путь, дедушка ему не препятствовал. Ваш дедушка очень религиозен, вы это и сами знаете. Духовный сан не был помехой наследованию поместья. Еще одним плюсом было его имя. Он Юэлл, а для дедушки очень важно продолжение рода. Франсин, тебе нравится твой кузен?

— Нравится? — воскликнула Франсин. — Да он мне совсем не нравится. Нет, вовсе нет.

Бабушка помолчала.

— Что случилось? — спросила я. Бабушка взяла Франсин за руку.

— Я должна предупредить тебя, — сказала она. — Дедушка строит планы. Артур тебе кузен, но между такими родственниками возможны браки.

— Браки! — вскричала Франсин. — Выйти замуж за кузена Артура!

— Видишь ли, моя дорогая, это решило бы все проблемы, а дедушка любит, когда все улажено. Ты его внучка по прямой линии. Он хочет продолжить прямую линию. Если ты выйдешь замуж за Артура, твои дети будут Юэллы вдвойне, и к тому же сохранится имя. Мне кажется, он всегда собирался сделать Артура своим наследником… если бы только у вашего отца не родился сын. Многое из этого, только мои догадки. И если это произойдет, то не раньше, чем через год. Но, Франсин, я хочу, чтобы ты знала об этом заранее и чтобы это не было для тебя новостью, если он об этом заговорит.

Мы замолчали от ужаса. Я поняла, что Франсин хочет остаться вдвоем и обсудить эту страшную новость

Мы говорили и говорили. Мы думали о том, что же нам делать, если дедушка заговорит об этом. Нам придется бежать, говорила Франсин. Но куда? Мы лежали в постели допоздна и все говорили. Может, вернуться на остров? И что там делать? На что жить? Нам придется пойти работать. Может, Франсин сможет стать гувернанткой? А что буду делать я? Что будет со мной?

— Тебе придется остаться здесь, пока ты не станешь достаточно взрослой, чтобы убежать.

Но тогда нам придется расстаться, а этого не должно случиться.

Над нами нависла тень. Отвращение Франсин к кузену Артуру все росло. Во время наших религиозных занятий она была с ним груба. К моему удивлению он это терпел. Потом я догадалась, что она на него так же влияет, как и на всех остальных. Наверное, она по-своему нравилась ему. Но, может, это было и оттого, что он знал о планах дедушки поженить их.

Франсин не свойственно было долго горевать. После нескольких дней печали она опять возродилась к жизни. Это еще не скоро. Ей только шестнадцать лет. Да, бабушке тоже было шестнадцать, когда ее выдали замуж, но все равно еще будет время обо всем подумать, когда об этом заведут речь. А сейчас она будет всячески выказывать кузену Артуру свою холодность, и может, тогда ему гордость не позволит жениться на ней. К тому же, чем старше и умнее мы станем, тем легче будет что-нибудь придумать. Итак, проблема была на время отложена.

После того, как мы узнали о романе тети Грейс, любопытство привело нас к викарию. Там мы познакомились с Чарлзом Дэвентри. Он нам очень понравился и чем-то напомнил отца. Мы его тоже заинтересовали, потому что он знал, кто мы такие.

Он угостил нас чаем, который вскипятил на старой керосинке в своей мастерской. Мы сидели на табуретках, пили чай и рассказывали ему про нашу жизнь на острове. Он показал нам свои модели, и мне показалось, что все женские фигуры напоминают тетю Грейс.

— Грустный и тихий человек, — сказала о нем Франсин. — Он меня раздражает. Они заслужили свою судьбу, потому что они ничего не делают, а только наблюдают, как жизнь течет мимо них сама по себе, отбросив их в сторону. Так жить нельзя. Мы с тобой никогда не будем такими, Пиппа. И наш отец таким не был. Мы не позволим этому старому Патриарху (она дала дедушке такое прозвище) распоряжаться нашей жизнью.

Настало лето. Все вокруг было в цвету — но не так, как на острове. Я поняла, что там всегда все было одинаково, и менялось только, когда шел дождь или дул мистраль. Здесь же все менялось день ото дня, и было так интересно наблюдать, как набухают почки, появляются листья, расцветают фруктовые деревья, кусты роз и клубники, майские жуки танцуют над прудом, слушать крики птиц и пытаться различать их, видеть под деревьями цветы колокольчиков и наперстянки, вдыхать сладкий аромат жимолости — особенно в долгие часы перед закатом, когда казалось, что день не хочет уходить. В такие вечера у меня было чувство, что я у себя дома. Это было странно, ведь я родилась на острове и прожила там всю свою жизнь.

Я любила бывать одна и лежать в густой траве, слушая стрекотание кузнечиков и жужжание пчел, стаями вьющихся над фиолетовыми цветами будильи или ароматной лаванды. Я.думала тогда: это и есть покой. И мне хотелось остановить время и сделать так, чтобы все как можно дольше оставалось, как есть. Может, я уже ощущала в воздухе грозу. Мы становились старше. Скоро дедушка сообщит Франсин о своих намерениях, и она его не послушается. Что тогда? Неужели нас выгонят?

Я вспомнила, как с нами разговаривал отец, когда мы сидели у моря, и он смотрел на него с какой-то ностальгией, которая, наверное, иногда появляется у всех покинувших свою родину. Он часто напевал песенку, которую называл моей.

— Песенка Пиппы, — говорил он, — ее написал великий поэт, который знал, что такое тоска по дому.

Я чувствовала то же самое, лежа на траве. «Все в мире хорошо». И в те минуты я не думала о сгущающихся облаках.

— Облака уйдут, — говорил отец, — иногда можно даже вымокнуть под дождем. Но потом опять засияет солнце, и все в мире опять хорошо.

К вечеру того же дня мы с Франсин отправились на прогулку, и путь наш лежал мимо усадьбы Грантер. Когда мы проходили мимо, мы всегда заглядывали в окна, видели все ту же накрытую от пыли мебель и Франсин взывала:

— О, Великие герцоги, когда же вы, наконец, появитесь, чтобы скрасить наше существование?

На что я всегда отвечала, что для нас все равно никакого значения не будет иметь, здесь они или нет, но Франсин говорила, что все равно мы сможем хоть одним глазком взглянуть на настоящую роскошь.

Мы зашли навестить Чарлза Дэвентри. Нам нравилось смотреть, как он работает. Он тоже всегда бывал нам рад и любил рассказывать про то, как они с отцом учились в Оксфорде, и как они строили грандиозные планы и мечтали о студии в Париже или Лондоне и даже думали открыть салон, где собирались бы великие художники и литераторы.

— Видите, как повернулась жизнь, — сказал Чарлз, — ваш отец закончил свои дни на острове, а я тут… каменщик. Что же дальше-то будет?

— А как вы хотите? — указала ему Франсин. — Если вы приняли все как есть, надо быть готовым и к последствиям.

— А-а, у нас появился философ, — сказал Чарлз.

— Я понимаю так, что в жизни нужно проявлять решительность, — продолжала Франсин. В душе она все еще сердилась на него за то, что он жил здесь один, а тетя Грейс в Грейстоуне, и ни один из них не мог решиться восстать против дедушки.

Франсин вдруг вскочила и сказала, что нам пора домой, и в ту же секунду споткнулась о камень и упала. Она попыталась встать, но у нее ничего не получилось. Мне пришлось поддержать ее.

— Я не могу наступить на ногу, — сказала она.

— Наверное, ты ее растянула, — предположил Чарлз, присев рядом с ней на корточки и ощупывая ее лодыжку.

— Но как же я попаду домой?

— Есть только один способ.

Чарлз поднял ее на руки и донес до дома. Когда мы пришли, в доме поднялось страшное волнение. Выскочила Дэйзи, и ее рот раскрылся от удивления, когда она увидела, что Франсин несут на руках. Ее волнение еще больше усилилось, когда она поняла, кто несет. Она побежала за тетей Грейс, которая сначала покраснела, а потом побелела. Позже я узнала, что Чарлзу было запрещено входить в дом, а Грейс — общаться с ним. Дедушка даже попытался вообще изгнать Чарлза из округи, но в его защиту выступил викарий, сказав, что он не собирается из-за него прогонять своего племянника. После этого у дедушки испортились отношения с викарием. Тетя Грейс пробормотала:

— Чарльз!

— Твоя племянница слегка пострадала, — сказал он.

Я видела, что Франсин получает удовольствие от происходящей драмы, хотя ей было все еще немножко больно. Чарлз сказал, что отнесет ее в комнату, а потом позовет врача.

Тетя Грейс, обрадованная, и в то же время напуганная и очень бледная, бормотала:

— Да… да, пожалуйста, Чарлз… и спасибо большое. Франсин вам очень благодарна.

Чарлз уложил Франсин в постель, а Грейс в страхе старалась поскорее выпроводить его из дома и в то же время ей очень хотелось подольше задержать его.

Приехал доктор. У Франсин было сильное растяжение, и ей было велено несколько дней провести в постели, может быть, даже неделю. Ей были предписаны горячие и холодные компрессы. Я вызвалась ухаживать за сестрой, а тетя Грейс послала мне на помощь Дэйзи.

Через несколько часов боль утихла, и Франсин чувствовала ее, только когда наступала на ногу. Доктор запретил всячески напрягать ее, и Франсин прыгала по комнате на одной ноге с моей помощью. Она чувствовала себя вполне сносно и поздравляла всех нас, что опять удалось избежать трапез, молитв и общества ненавистного Артура.

Последовала самая блаженная неделя со времени нашего приезда в Грейстоун. Мы жили в маленьком оазисе, как это называла Франсин, и с нами постоянно была Дэйзи. Она развлекала нас местными сплетнями и учила зауживать платья, чтобы выгодно подчеркивать фигуру.

— Вам пока нечего подчеркивать, мисс Пип, — сказала она. Она меня называла мисс Пип, чем очень нас смешила. — Но все равно пригодится. А что касается вас, мисс Франс, — у нее была привычка укорачивать имена, — у вас фигура одна на тыщу. Изгибы в нужных местах, формы, как у статуэтки, и ничего лишнего. Грех прятать вас под этой синей саржей. Я однажды видела этих благородных леди из усадьбы. Их платья так и сверкали. У них был бал, и они выходили в сад. Я даже слушала музыку. Я немножко была дружна с одним из лакеев… Ганс его звали… смешное имя, но он был ничего, этот Ганс. Руки все время распускал, но мне не стоит так говорить при мисс Пип.

— Моя сестра прекрасно понимает, о чем ты говоришь, — сказала Франсин, и мы все втроем рассмеялись.

— Ну вот, и мы с этим Гансом очень подружились. Он брал меня на кухню и все мне там показывал. Даже давал мне с собой что-нибудь вкусненькое. Это было до того, как я стала работать здесь. Он хотел, чтобы я устроилась в Грантер, и я собиралась, да они уехали. Можно я вас причешу, мисс Франс? Мне всегда хотелось потрогать ваши волосы. У вас по-настоящему красивые волосы.

Франсин добродушно рассмеялась и позволила. Дэйзи соорудила ей необыкновенную прическу.

— У меня к этому талант. Когда-нибудь я стану горничной госпожи, вот увидите. Может, вашей, мисс Франсин, когда вы выйдете замуж?

При напоминании о замужестве мы помрачнели.

— Ой, вы об этом мистере Артуре? — сказала Дэйзи. — Он похож на вялую рыбу, но разве ж с мужчинами сразу разберешь? Нет, он не вашего типа… да и не моего тоже. Хотя он на меня и не посмотрит… во всяком случае, как на невесту. Бывает, мужчины порезвятся, а на следующий день смотрят на тебя, как будто видят в первый раз. Я знаю таких. Но мистер Артур не такой.

Заходила тетя Грейс. Она изменилась, на нее явно повлияло появление в доме Чарлза Дэвентри. В ее глазах появился блеск. Может, это был блеск надежды?

Франсин сказала, что ей очень приятно, что именно она помогла им снова встретиться.

— Будем ждать, что будет дальше, — сказала она. Как мы наслаждались нашей свободой! Нам нравилось быть в этом доме и чувствовать его таинственность и заманчивость, смеяться и не думать про угрозы будущего. Мы жили сегодняшним днем — Франсин и я, а Дэйзи, наверное, так жила постоянно.

Первой нарушила нашу идиллию тетя Грейс. Она приходила каждый день в одно и то же время и приносила приветы от кузена Артура. Дэйзи сказала, что он считает неприличным заходить в комнату девушки, если только она не его жена. Эти слова нас отрезвили. Они отлично характеризовали кузена Артура.

В тете Грейс появилась новая мягкость. Я пыталась догадаться, виделась ли она с Чарлзом Дэвентри, и пришла к заключению, что виделась. Она глядела на Франсин, и в ее грустных глазах, напоминающих глаза оленя, светилось сострадание.

— Дедушка рад, что тебе лучше. Он все время спрашивает о тебе.

— Я очень благодарна, — сказала Франсин с иронией. — Это так мило с его стороны.

Тетя Грейс помялась.

— Он собирается сказать тебе что-то очень важное, когда ты сможешь спуститься вниз.

Она задумчиво смотрела на Франсин, и у меня упало сердце. Я знала, о чем будет говорить дедушка. Ведь приближалось семнадцатилетие Франсин. Семнадцать — это ведь достаточно зрелый возраст… для брака.

Что же нам делать?

Попытка тети Грейс преподнести эту новость, как приятную, провалилась. Она сама прекрасно знала, что такое, когда дедушка берется распоряжаться твоей жизнью.

— Я никогда этого не сделаю, — выразительно произнесла Франсин, когда тетя Грейс вышла. — Ничто меня не заставит. Нам пора серьезно задуматься о том, что делать.

Мы пребывали в раздумий, когда на следующее утро к нам прибежала возбужденная Дэйзи.

— Вчера я болтала с Дженни Брейкс около ее дома, и вдруг увидела, что они едут…

Дженни Брейкс жила рядом с Эммсами, а в соседних домиках жили садовники, работающие в поместье.

— Как вы понимаете, я постаралась все разглядеть получше. Они все появились со стороны станции, как и раньше. Я позвала маму, и мы вместе стояли и смотрели. Они проехали в Грантер. Это были слуги… и скоро приедут другие. Они будут готовиться к приезду хозяев. Точно. Будет так здорово. Скоро в усадьбе начнется такое веселье.

Мы тут же забыли про дедушку и стали расспрашивать Дэйзи обо всем, что происходило раньше, когда в усадьбе Грантер появлялись ее необыкновенные обитатели.

ЧАСТЬ 2

Чужестранцы в усадьбе

Франсин больше не могла сидеть в своей комнате, и ей пришлось появляться на трапезах. Когда дедушка приветствовал ее, в его глазах промелькнуло что-то, отдаленно напоминающее теплоту. Кузен Артур был явно рад ее возвращению, хотя открыто этого не показывал. Что касается тети Грейс, то на ее лице по-прежнему было какое-то неуловимое выражение, которое появилось в тот день, когда Чарлз Дэвентри принес Франсин в дом на руках, и еще я заметила, что на ней был очень милый, кружевной воротничок.

Атмосфера накалялась. Особенно это было заметно по дедушке, который казался почти добрым. Он был даже ласков с Франсин, насколько был на это способен. Однажды он встретил ее в саду и предложил ей прогуляться с ним. Потом она рассказывала мне, что он все время говорил о поместье, его размерах, прибыли, которую оно приносит, и о том, что вся эта земля принадлежала Юэллам столетиями. Один раз утром он пожелал, чтобы она поехала с ним к арендаторам. С ними поехал кузен Артур. Они пили вино в доме г-на Андерсона, агента, который по ее словам был даже чересчур вежлив с ней. Она считала, что ситуация с каждым днем становится все опаснее. «Скоро их величество отдаст свой приказ. Что мне делать, Пиппа?»

Я ничего не могла придумать, хотя все время говорили об этом. Франсин решила, что есть только один выход: убежать. Это было бы не так трудно, но вставал более серьезный вопрос: куда?

Бабушка лучше любого зрячего человека чувствовала, как накаляется атмосфера.

— Что-нибудь подвернется, моя дорогая, — говорила она. — Оставайся верной самой себе.

Однажды утром к нам в комнату ворвалась Дейзи. Она больше не вела себя с нами как служанка. Мы все стали заговорщиками. Дэйзи никогда не лицемерила. Она была горячей, любящей и доброй. У нее постоянно появлялись новые идеи. Она никогда не унывала, несмотря на постоянные столкновения с миссис Гривз, экономкой, и ее угрозы об увольнении.

— Что будет — то будет, — с чувством говорила она. — Что-нибудь обязательно подвернется, — добавляла она, так же, как и бабушка. Она была полна мудрых мыслей и оптимизма.

— Надо только иметь терпение. Что-то обязательно ждет за следующим поворотом. Бог вам поможет. — Я указала ей на то, что она взывает к Богу, только когда хочет, чтобы он помогал своенравным грешникам. — Он не против, — парировала она. — Он увидит, что это всего-навсего Дэйзи.

Итак, она вбежала к нам в величайшем возбуждении.

— Ганс вернулся! — сообщила она.

— Тот самый Ганс с шаловливыми руками? — подколола ее Франсин.

— Ой, ну да… еще хуже, чем раньше, если уж вы хотите знать. Так рад меня видеть!

— Тому это не понравится, — заметила я.

— Ну, Тому грех жаловаться, уверяю вас.

— Ты уверяй его, а не нас, — засмеялась Франсин. И мы рассмеялись все вместе. Мы были рады хоть на минуту отвлечься от грозы, висевшей над нами.

— Ганс говорит, что там готовятся к большому приему. Приезжает этот барон. Он такой важный. Он из их семейной ветви. У него много врагов.

— О чем это ты, Дэйзи?

— Ганс все время говорит об этом.

— Не встревай в германскую политику, Дэйзи, — посоветовала Франсин с напускной серьезностью. — Я слышала, что они все очень ею интересуются.

— Ганс обещал показать нам дом. Я ему сказала, что вам хочется его осмотреть. Только надо это сделать до их приезда. Как можно скорее. Они могут приехать в любое время.

— Как хорошо, что у нас есть такие осведомители, — улыбнулась Франсин.

Через несколько дней она сообщила, что мы можем пойти посмотреть дом после обеда, потому что на завтра ожидается приезд семьи. Все утро мы пребывали в нетерпеливом ожидании. Не знаю, как нам удалось отсидеть все уроки с мисс Элтон и притворяться, что ничего не происходит. После этого нам удалось потихоньку ускользнуть, и мы побежали к дому Дэйзи, где она уже ждала нас.

— Мы войдем через конюшни, — сообщила она. — Ганс говорит, что большинство слуг в это время спят. Правда! — Дэйзи прищелкнула языком. — Иностранцы! — добавила она.

— Некоторые иногда спят после обеда и здесь, — заметила Франсин, которая не терпела ни малейшей несправедливости.

— Ну, а эти спят каждый день. И Ганс говорит, что мы пройдем совершенно свободно. Даже если нас кто-нибудь заметит, не страшно. Они знают, кто вы такие, и будут вам только рады. Ганс говорит, что мисс Франс — schon… или что-то в этом роде. Когда я сказала ему, что вы хотите осмотреть дом, он поцеловал свои пальцы и подул на них… как будто это предназначалось вам. Да, он такой. Ну, вы готовы?

Дэйзи, как и Франсин, любила сгустить краски, и мне казалось, что Франсин сейчас нуждалась именно в таком человеке, и я была за это благодарна Дэйзи.

Ганс уже ждал нас. Он щелкнул каблуками и отвесил низкий поклон. По его взгляду было заметно, какое впечатление произвела на него Франсин. Он очень обрадовался, когда она заговорила с ним по-немецки. У него были очень светлые волосы, почти белые, а глаза казались испуганными из-за белесых, почти незаметных, бровей и ресниц. У него была чистая кожа, красивые зубы и веселая улыбка.

— Приезжает барон, — сказал он. — Он очень важный гость.

Дэйзи потребовала, чтобы ей переводили все, что говорилось, и Франсин спросила, сколько времени здесь пробудет барон.

Ганс пожал плечами.

— Это неизвестно, — ответил он. — Все зависит от обстоятельств, — добавил он по-английски с сильным иностранным акцентом. — Мы не знаем. Был…

— Еще один этот ваш переворот? — перебила Дэйзи.

— А… переворот… да… можно сказать и так.

— Вечно у вас там что-то происходит, — проворчала Дэйзи; которой очень нравилась ее новая роль.

— Пойдемте, — пригласил Ганс. Мы пошли за ним, и он провел нас через черный ход. Мы оказались в темном коридоре, через который прошли в просторную кухню с полами, облицованными плиткой, и скамейками по обеим сторонам, под которыми стояли корзины с разными овощами и другой едой. Все это казалось нам необычным. На стуле спал какой-то толстяк.

Ганс прижал палец к губам, и мы прошли мимо него на цыпочках.

Потом мы очутились в зале с высокими потолками и деревянными панелями. На одном конце был огромный камин с каменными сидениями с обеих сторон. Я обратила внимание на превосходную драпировку стен. В центре стоял массивный дубовый стол, на котором были расставлены канделябры. Вдоль стены стояло несколько деревянных стульев, а на стенах было развешано оружие, которое, наверное, принадлежало нашим предкам, поскольку дом раньше был бабушкиным, и его продали иностранцам со всем его содержимым.

— Приемная зала, — объявил Ганс.

— Какой милый дом, — заметила Франсин. — И так отличается от Грейстоуна. Ты чувствуешь, Пиппа? Нет той гнетущей атмосферы.

— Это все из-за темной мебели, — сказала я.

— Это все из-за нашего дедушки, — возразила Франсин.

— Вниз — лестница в часовню, — продолжал Ганс. — Но ею никто не пользуется. Поэтому пойдемте наверх. Я покажу вам столовую.

Это была очень красивая комната с тремя огромными окнами. На большом столе стоял канделябр, похожий на тот, что был в зале. Стены были обиты сине-кремовой тканью, как и стулья.

— Как красиво, — вздохнула Франсин.

— Я теперь понимаю, почему дедушка хотел купить этот дом, — пробормотала я.

— И очень хорошо, что не купил, — с чувством сказала Франсин. — Он превратил бы его в такой же мрачный особняк, как и Грейстоун. А так, это — замечательный дом. Правда, Пиппа? Здесь совсем другой воздух.

Моя дорогая Франсин, она так беспокоилась о своем будущем. Она ждала чуда, и так на него надеялась, что искала его в любых, даже самых невероятных местах.

Мы поднялись еще выше по лестнице. «Сюда они приходят пить вино».

— Сюда удаляются дамы после обеда, — сказала Франсин, — когда оставляют мужчин за столом допивать свой портвейн.

Мы вышли из комнаты через арку и оказались в коридоре. В него выходило несколько дверей. Ганс предупреждающе поднял палец, чтобы мы не шумели. Дэйзи тихонько захихикала, и мне тоже стало очень смешно. То, что мы были непрошенными гостями, усиливало привлекательность этого дома. Я уже представляла себе, как буду рассказывать бабушке, что побывала в ее старом доме.

Мы поднялись по лестнице в солярий, который напоминал солярий в Грейстоуне. С каждой стороны были окна, и я представила около них блестящих господ и дам в шикарных одеждах, оживленно обсуждающих события в своей маленькой стране. В стене было еще маленькое смотровое отверстие, сделанное в укромном местечке в стене, которое я и не заметила бы, если бы Ганс не указал нам на него.

Из него видна нижняя зала, — объяснил он. — А с другой стороны есть еще одно, откуда видна часовня. Очень хорошая идея. Видно, кто идет…

Потрясающе! — воскликнула Франсин. Помнишь, бабушка рассказывала про тайные окошки? Это она их имела в виду. Она говорила, что иногда они не ходили на службу в часовню, а смотрели сверху из солярия.

Ганс вдруг насторожился. Он замолчал, склонил голову набок, и его лицо побледнело.

— Что случилось? — спросила Дэйзи.

— Слышишь? Экипаж! Не может быть… Ведь это…

Он подбежал к окну, выглянул и схватился за голову, как будто готов был вырвать себе все волосы.

— Что же нам делать! Это они! Ведь они должны были приехать завтра. Что мне делать с вами?

— Не волнуйся о нас, — сказала Дэйзи.

— Я должен идти, — закричал Ганс в отчаянии. — Мне необходимо быть там. Соберутся все слуги. Я не могу отсутствовать…

— А мы? — спросила Франсин.

— Оставайтесь здесь… спрячьтесь… — Он огляделся. — Если кто-нибудь войдет, спрячьтесь за эти портьеры. Я приду за вами. Я вас выведу. Но сейчас… я должен идти.

— Иди, — успокоительно сказала Дэйзи. — С нами все будет в порядке. Предоставь все нам.

Ганс кивнул и, спотыкаясь, выбежал из комнаты. Дэйзи затряслась от хохота.

— Ну и петрушка получилась! — проговорила она сквозь смех.

— Что они о нас подумают? — сказала Франсин. — Мы не имели права входить в дом. И зачем только мы пришли?

— Поздно горевать, мисс Франс. То же самое, что запирать дверь в стойло, когда лошадь уже украли. Ганс нас выведет. Он что-нибудь придумает.

Погруженный в тишину дом ожил, услышав о приезде господ. Дэйзи подкралась к окошку и стала наблюдать вместе с нами.

В зале собралось много народу. Толстяк повар, которого мы видели на кухне спящим, был одет в ослепительный белый халат, высокий белый колпак и перчатки. Он стоял впереди всех, а рядом с ним стояла женщина с гордой осанкой, в черном платье, отделанном блестками.

Дверь открылась, и вошел великолепно одетый человек, который что-то прокричал. Затем появились и основные действующие лица. Это были мужчина и женщина, одетые в дорожные костюмы, слуги кланялись им так низко, что я боялась, что они стукнутся лбами об пол. С ними была высокий светловолосый молодой человек. Потом вошли еще человек двадцать, среди которых были мальчик и девочка.

Слуги расступились, пропуская прибывших к лестнице.

— Теперь не шумите, — предупредила Дэйзи. — Давайте спрячемся за шторами. Ганс найдет нас, когда вернется.

— Они сюда не войдут, — сказала я. — Они пойдут в свои комнаты умываться с дороги.

— Могут войти, — возразила Франсин. — Давайте лучше спрячемся.

На лестнице послышался шум бегущих ног и голоса. Мы едва успели спрятаться, как дверь в солярий отворилась. Я почувствовала, как бешено бьется мое сердце, и представила себе, что может случиться, если нас обнаружат. Я представила, как нас пошлют домой и пожалуются дедушке. Вот тогда мы действительно попадем в беду.

В комнату вошла девочка. Она была моего возраста. Она постояла, оглядываясь вокруг, и мы все затаили дыхание, думая о том, хорошо ли мы спряталась. Девочка сделала несколько шагов вперед и опять прислушалась. Затем она спросила по-немецки:

— Кто здесь?

Я от ужаса и стыда почувствовала тошноту. Затем она спросила по-английски с сильным акцентом:

— Кто здесь прячется? Я знаю, что вы тут. Я вижу ногу за шторой.

Франсин вышла из-за портьеры. Она поняла, что прятаться бесполезно.

— Кто вы? — спросила девочка.

— Я — Франсин Юэлл из поместья Грейстоун, — представилась Франсин.

— Вы пришли в гости?

— Да, — ответила Франсин.

— И с вами кто-то еще?

Мы с Дэйзи вышли из-за шторы. Глаза девочки остановились на мне, наверное, потому что мы были одного возраста.

— Вы пришли в гости? — спросила она меня.

Я решила, что лучше всего будет сказать правду.

— Мы осматривали дом, — сказала я. — Нам было интересно, потому что раньше здесь жила наша бабушка.

— Вы знаете моего папу… маму?..

— Нет, — созналась я.

Вмешалась Франсин.

— Без сомнения, мы познакомимся с ними, если они приехали не на очень короткий срок. Мы из поместья Грейстоун. А сейчас нам пора домой.

— Подождите, — сказала девочка. Она побежала к двери. — Мама! —позвала она.

В комнату вошла женщина. Она казалась очень величественной и в изумлении поглядела на нас. Теперь мы уже точно знали, что попались.

Франсин вышла вперед и с достоинством произнесла на чистом немецком языке:

— Вы должны нас простить. Мы совершили неосмотрительный поступок. Нам очень хотелось увидеть этот дом, потому что раньше он принадлежал нашей бабушке, и она часто говорит о нем. Мы не знали, что вы приезжаете. Подумали, что сегодня у нас есть возможность взглянуть на него. — Она остановилась. Она поняла, что ее оправдание звучит не очень убедительно. Женщина продолжала с любопытством смотреть на нее.

— Как вас зовут? — спросила она.

— Франсин Юэлл. Я живу в поместье Грейстоун со своим дедушкой. Это моя сестра Филиппа и Дэйзи, наша горничная.

Женщина кивнула. Затем улыбнулась. Она не спускала глаз с Франсин, которая, я должна сказать, выглядела особенно привлекательно с румянцем на щеках и блестящими от опасности глазами.

Женщина сказала:

— Мы только приехали. С вашей стороны было очень мило навестить нас. Выпейте со мной бокал вина.

Дэйзи отступила назад. Она, наверное, потеряла дар речи от восхищения тем, как Франсин мастерски вышла из этой щекотливой ситуации.

— Пойдемте со мной, — пригласила женщина. — А вы… Вы?

— Дэйзи, — с почтением ответила Дэйзи.

— Я пошлю…

В этот момент появился Ганс. Он очень нервничал, а когда увидел всех нас, застыл в нерешительности, как будто не знал, бежать ли ему или пускаться в бессвязные объяснения.

— У нас гости, Ганс. — сказала женщина по-немецки, который мы с Франсин прекрасно понимали. — Отведи… Дэйзи на кухню и угости ее вином. И вели принести вина в Weinzimmer.

Ганс не мог поверить своим ушам. Дэйзи подошла к нему и, думаю, подмигнула, хотя я этого и не видела. Они вышли, а Франсин и я спустились вслед за хозяйкой вниз по лестнице в комнату, в которой мы были раньше.

— Пожалуйста, садитесь, — предложила хозяйка. — А теперь расскажите мне. Вы из особняка Грейстоун. Это здесь самый большой дом. Больше, чем этот. Наш всего лишь усадебный домик, да? Очень хорошо, что вы зашли.

Франсин заметила, что вряд ли наш приход можно назвать визитом. Это просто дерзкая выходка.

— Дерзкая выходка? — воскликнула она. — Что такое дерзкая выходка? Английский обычай?

Франсин. заразительно рассмеялась, и к ней присоединилась хозяйка.

— Видите ли, — объяснила Франсин, — нам было очень интересно посмотреть.

Женщина внимательно слушала, и в это время принесли вино, вошла девочка, которая нас обнаружила.

— Что тебе надо, Татьяна? — спросила женщина. Девочка по-немецки ответила, что ей хотелось посмотреть на гостей, а женщина, которая, как мы думали, была ее матерью, пожурила ее.

— Невежливо при гостях говорить на чужом для них языке. Ты занимаешься английским. Ну, давай, тебе надо учиться говорить на этом языке.

Франсин сказала:

— Мы немного говорим по-немецки. Мы начали говорить на нем, когда жили со своими родителями. А наша теперешняя гувернантка наполовину немка, и она с нами часто говорит по-немецки.

— А-а, это очень хорошо. Язык часто бывает проблемой. Мне говорили, что раньше эта комната называлась пуншевой. Я спросила: «Что такое пунш?», и мне сказали, что это напиток… типа вина. И тогда я сказала, что эта комната будет называться Weinzimmer… и мы здесь пьем с нашими гостями вино.

Татьяна уселась и стала с интересом нас разглядывать. Наша хозяйка рассказала, что ее мать была русской, и Татьяну назвали русским именем в ее честь. А сама она графиня фон Биндорф, и они с графом и семьей какое-то время пробудут здесь, в Англии.

Мы провели удивительные полчаса. Графиня фон Биндорф развлекала нас и угощала вином, и обращалась с нами, как с почетными гостями, а не как с незваными. Она задавала нам множество вопросов, и мы рассказали ей, что после смерти нашего отца мы приехали в Грейстоун к дедушке и бабушке. Татьяна тоже задавала вопросы, в основном касающиеся меня, и, поскольку Франсин говорила больше с графиней, я не видела причины не поговорить с Татьяной.

Вскоре Франсин сказала, что нам пора идти, в ответ на что графиня пригласила нас приходить еще. Я поняла, что Франсин хотелось пригласить ее в Грейстоун, но она вовремя удержалась от этого.

Нас проводили до двери, где ждала Дэйзи. Мы все были очень возбуждены и все еще удивлялись происшедшему, всю дорогу домой болтали, не переставая. Дэйзи рассказала, что Ганс был поражен тем, как все обернулось, И очень нам благодарен, что его не впутали в эту историю. Франсин нашла графиню очень обаятельной. Ее приводила в ужас одна мысль о том, что она может зайти и Грейстоун.

— Теперь я осознаю, насколько жалка и ограничена наша жизнь. Неужели так будет всегда?

Я увидела огонек в ее глазах — она решила, что этого больше не будет.

Мы почти не спали в ту ночь, а лежали и говорили о своем приключении. Франсин заключила, что надо подождать недельку, а потом зайти снова.

Дейзи пребывала в состоянии великого возбуждения. Они с Гансом опять очень подружились, а Том из конюшни весь позеленел от ревности. Дэйзи упивалась тем, что стала предметом таких страстей.

До семнадцатилетия Франсин оставалось всего несколько недель, и однажды, когда мы сидели за обедом, дедушка упомянул об этом и заявил, что мы должны отметить это событие. Тетя Грейс начала нервно теребить воротничок и постаралась изобразить радость. Она прекрасно знала о цели предполагаемого празднества и, будучи сама жертвой дедушкиного деспотизма, боялась за Франсин.

После этого Франсин сказала мне:

— Ты знаешь, что он сделает на дне рождения? Он объявит о помолвке.

Я мрачно кивнула и стала ждать, что она скажет дальше.

— Я пойду к графине, — сказала Франсин. — Сегодня же.

— Очень хорошо, — ответила я. — Но что это даст?

— Не знаю, — отозвалась она, но в глазах ее было раздумье, как будто в голове у нее зрел какой-то план.

Мы смело вошли в ворота, потянули за шнурок звонка и услышали, как звон раздается по всему дому. Слуга в яркой ливрее открыл дверь, и мы вошли.

— Мы пришли навестить графиню, она приглашала нас, — важно сказала Франсин по-немецки.

Слуга ответил:

— Графини нет дома.

— Да?

— А леди Татьяна? — спросила я с надеждой. Мы ее заинтересовали; может быть она приняла бы нас.

Слуга покачал головой. Ее, оказывается, тоже не было дома. Итак, нам ничего не оставалось, как развернуться и уйти ни с чем. Дверь за нами закрылась, но когда мы выходили из ворот, подъехал всадник. Он спрыгнул с лошади, поглядел на нас и поклонился. Затем он позвал конюха, который выбежал, чтобы забрать у него, лошадь.

— У вас… потерянный вид, — сказал он, не отрывая глаз от Франсин. — Может, я смогу чем-то помочь.

Он чисто говорил по-английски с едва уловимым иностранным акцентом. Франсин заметно оживилась. Он был необыкновенно хорош собой, высокий, светловолосый, сероглазый и улыбающийся. Ему было не больше двадцати пяти лет.

— Мы пришли к графине, — объяснила Франсин. — Она приглашала нас… но нам сказали, что ее нет дома.

— Я думаю, она приедет чуть позже. Может, я смог бы на какое-то время занять ее место? Может, выпьете со мной чаю… ведь в это время у вас принято пить чай?

Щеки Франсин слегка порозовели, что ей очень шло, а голубые глаза заблестели от удовольствия.

— Очень мило с вашей стороны, — приняла она приглашение.

— Тогда пойдемте. — Он позвонил в дверь, и ее открыл слуга. — У нас гости, — сообщил он.

Слуга не выказал никакого удивления, увидев нас снова. Молодой человек распорядился по-немецки, чтобы нам подали чай. Затем он провел нас комнату, где мы в прошлый раз пили вино, и предложил сесть.

— Вы, наверное, родственник графини, — предположила Франсин.

— Нет, нет. Мы не родственники. Расскажите мне о себе.

Франсин объяснила, что мы живем в особняке Грейстоун, и рассказала, как мы познакомились с графиней.

— Она нас пригласила прийти еще раз, — повторила она.

— Она ждала вас. Она очень расстроится, когда узнает, что вы приходили без нее. Это неудача для нее… зато большая удача для меня.

— Вы очень галантны, — заметила Франсин с легким кокетством.

— А как еще можно вести себя в присутствии такой красавицы, — сказал он в ответ.

Франсин, как всегда, расцвела, почувствовав к себе внимание, хоть у нее никогда не было в этом недостатка. И вскоре она уже болтала с ним, рассказывая про остров и нашу жизнь в Грейстоуне, а он слушал ее с огромным вниманием.

— Я так счастлив, что приехал вовремя, — заявил он. — Я так рад познакомиться с вами и с молчуньей.

— Нет, Пиппа молчит редко. У нее всегда есть, что сказать.

— Мне бы хотелось послушать.

Принесли чай и аппетитные маленькие пирожные. Они были украшены кремом разных цветов.

Молодой человек продолжал смотреть на Франсин.

— Вы должны… как это сказать?.. Разлить чай. Ведь это всегда делает дама?

Франсин с удовольствием уселась около чайника. Ее светлые волосы выбились из-под ленты и падали ей на лицо. Она была очень хороша.

Мы узнали, что молодого человека звали Рудольф фон Грютон Фукс, и что родом он из Брюксенштейна.

— Звучит очень красиво, но это, наверное, очень далеко, — предположила Франсин.

— Очень далеко… пожалуй, да. Красиво? Может, вы когда-нибудь приедете в мою страну и посмотрите сами.

— С большим удовольствием.

— Я бы с радостью принял вас. Только сейчас… — он помялся и печально посмотрел на нее. — Сейчас там неспокойно, — добавил он. — У нас это часто случается.

— Похоже, это смутная часть света, — заметила Франсин.

— Можно сказать и так. Но это далеко отсюда. А мы, к счастью, здесь в этот чудный вечер.

Он перевел взгляд на меня, но мне показалось, что ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы оторвать глаза от Франсин.

— У вас, наверное, было много приключений, — предположила Франсин.

— Таких приятных, как сегодняшнее, никогда не было, — заверил он ее.

Франсин болтала без умолку. Она упивалась прекрасным вечером. Она решила использовать эту возможность, и веселиться без оглядки, потому что так страшилась своего надвигающегося семнадцатилетия и всего, что оно ей сулило. Хотя она и клялась, что никогда не выйдет замуж за кузена Артура, она обладала достаточным здравым смыслом, чтобы предвидеть дедушкину ярость при ее отказе, или, еще хуже, если он не захочет об этом слышать. И поэтому ей так хотелось забыться хотя бы на короткое время. Ей нравится этот Рудольф, подумала я. Он нравится ей не меньше, чем она ему. Я видела, как она старается продлить удовольствие, но в конце концов она неохотно встала и сказала, что нам пора.

— Так рано? — удивился он.

Но это было совсем не рано. Мы проговорили полтора часа.

— В нашем доме строгие правила, — объяснила она. Я подумала, что с ее стороны довольно неприлично в таком тоне говорить о нашем доме.

Он предложил проводить нас, но Франсин так испугалась, что он перестал настаивать. Но Рудольф все же проводил нас до калитки и при прощании поцеловал нам руки. Я заметила, что он задержал руку Франсин в своей дольше, чем мою.

Наконец, мы расстались и через поле побежали к дому.

— Ну и приключение! — воскликнула Франсин. — Со мной никогда не случалось ничего подобного.

Приглашение для Франсин передала Дэйзи, которой отдал его Ганс. Оно было от графини, и она приглашала Франсин навестить ее в три часа, потому что хотела ее о чем-то попросить. Я в приглашении не упоминалась, и Франсин пошла одна. Мне не терпелось услышать, что случилось, и я ждала ее в поле неподалеку от домиков.

Она появилась примерно через час, раскрасневшаяся и возбужденная. Я давно не видела ее такой.

— Ты видела его? — спросила я. — Этого… э-э… Рудольфа?

Она покачала головой. У нее был такой вид, как будто произошло нечто совсем необыкновенное. Может, она нашла еще одного поклонника?

— Это невероятно, — сказала она. — Я видела графиню. И что ты думаешь? Она пригласила меня на бал.

— На бал! О чем ты говоришь?

— У них скоро будет бал, и они меня пригласили. Все просто.

— Мне кажется, это совсем не просто. Отпустит ли тебя дедушка? И у тебя нет бального платья.

— Я знаю. Я обо всем этом думала. Но я сказала, что приду.

— В синей сарже? Или, может, в твоем выходном поплине?

— Не будь таким пессимистом. Я где-нибудь найду бальное платье.

— Легко сказать.

— Что с тобой, Пиппа? Тебе завидно?

— Вовсе нет! — воскликнула я. Я хочу, чтобы ты пошла танцевать с Рудольфом, но я просто не представляю, каким образом, только и всего.

— Пиппа, — проговорила она, и я никогда и ни у кого не видела более решительного выражения лица, чем в ту минуту у Франсин. — Я пойду.

Мы говорили об этом всю дорогу домой и потом далеко за полночь. Рудольфа она не видела. Она пила чай с графиней, которая сообщила ей, что скоро будет бал и пригласила ее. Она не знала, стоит ли посылать приглашение. Должно быть, мы ясно дали понять, что у нас за жизнь в Грейстоуне, и она поняла, что если выслать приглашение через дедушку, последует немедленный отказ. Она очень просила Франсин прийти. Она сказала, что без нее бал не состоится.

Франсин приняла приглашение, находясь в состоянии эйфории и, доверяя своей способности достигать невозможного, она просто отмела в сторону все бытовые детали. Что-нибудь подвернется.

— Добрая фея? — спросила я. — Откуда же она возьмется? Может, они водятся в Брюксенштейне. Но их точно нет в Грейстоуне. Не знаю, найдем ли мы тыкву для кареты, но крыс найдем наверняка, так что, по крайней мере, с лошадьми не будет проблем.

— Перестань шутить, Пиппа. Это серьезное дело. Все это, конечно, безнадежно, но я радовалась, что ее мысли отвлечены от гнетущего дня рождения.

Когда мы на следующий день пошли навестить бабушку, она сразу же почувствовала, что что-то произошло. Она прекрасно понимала, что Франсин боится, что ее заставят выйти замуж за кузена Артура, но очень скоро ей удалось выудить из нас все происшедшее с подробностями. Бабушка с интересом слушала.

— Итак, Пуншевая комната теперь называется Weinzimmer. По вашим рассказам мне понравилась графиня, и Рудольф тоже очень мил.

Наша бабушка обладала романтической натурой, и брак с дедушкой явился настоящей трагедией для нее. Удивительно, но горький опыт не озлобил ее, а наоборот, добавил мягкости и терпения.

Она заявила:

— Франсин должна пойти на этот бал.

Я была поражена. У бабушки был на все готов ответ. Платье? Одну минуту. Ей кажется, у нее есть какая-то ткань в комоде. Она хотела сшить из него платье в честь рождения второго ребенка. Нет… не Грейс… того, который родился мертвым. Она купила роскошный голубой шифон, на котором серебряной нитью были вышиты звезды.

— Это была самая красивая ткань на свете, — сказала она. — Но когда я потеряла ребенка, я больше не могла смотреть на нее. Я сложила ее и убрала. Если серебряные звезды не потускнели… Мы попросим Агнесс найти ее.

Агнес очень обрадовалась хорошему настроению своей госпожи. Однажды, она шепнула мне, что она очень изменилась после нашего приезда.

— Мне кажется, в молодости она была очень похожа на вашу сестру… но тогда было еще меньше свободы.

«Не намного меньше», — подумала я. Я радовалась, что Агнес на нашей стороне, ведь нам так нужны были союзники.

Нашлась ткань. Франсин вскрикнула от восхищения. Звезды совсем не потускнели и сверкали так же ярко, как и в тот день, когда бабушка купила ее.

— Возьми ее, — бабушка улыбалась, как будто тоже смотрела на ткань, хотя, наверное, она себе представляла ее мысленно. — Идите к Дженни и велите ей сейчас же приниматься за работу. Она всё сделает, как надо. Она умеет шить бальные платья.

Радостные, мы побежали к Дженни. Дэйзи пошла с нами, считая, себя полностью причастной ко всему происходящему, потому что именно она в первый раз провела нас в Грантер, и тогда-то все и закрутилось. С ней самой тоже происходила бурная драма. Том из конюшни прознал о ее дружбе с Гансом и, по ее словам, «взбесился» и грозился отомстить. Таким образом, жизнь героинь обоих романов была полна приключений, а я довольствовалась ролью наблюдателя.

Дэйзи узнала от Ганса, что графиня пригласила Франсин по приказу барона, который был очень важной персоной. Он был самым важным из них всех. Ганс знал, почему, но не хотел говорить даже Дэйзи.

— Он все равно скажет… попозже, — с уверенностью сказала Дэйзи. Ей очень нравилось находиться в самом центре событий.

Дженни Брейкс очень удивилась, когда увидела ткань и узнала, что ей придется шить из нее бальное платье.

— Это для вашего дня рождения, мисс Франсин? — спросила она. — Мисс Грейс предупреждала меня, что я должна буду прийти в дом для примерок. У нее есть отрез очень красивой тафты для платья. Это будет такое событие!

— Нет, — ответила Франсин. — Это платье для другой цели.

— Никто не должен знать, — добавила Дэйзи.

Дженни перепугалась.

— Да брось, — уверяла ее Дэйзи. — Никто не узнает.

— Да, но… я не понимаю, мисс Франсин…

— Все очень просто, — объяснила Франсин, — мне срочно нужно бальное платье, и ты никому не должна говорить, что шьешь его.

— Но у вас будет платье из тафты…

— Мне нужно еще одно, — отрезала Франсин.

Бедняжка Дженни Брейкс! Я ее понимала. Она страшно боялась дедушкиного гнева. Она жила в одном из его домиков, и если он узнает, что она шьет бальное платье для его внучки, он очень рассердится, а когда он сердится, пощады не жди. И тут мне пришла в голову идея. Как будто Дженни не знает, что платье нужно держать в секрете. Платье нужно Франсин очень срочно, поэтому Дженни удобнее шить его у себя дома, она иногда, так и делала. Если это раскроется, Дженни ни в чем не будет виновата.

Наконец она согласилась, и тут же набросала фасон платья. Мы тоже обсудили всякие детали и делали это с огромным удовольствием. Оно должно быть вызывающим, оно должно быть простым, оно должно открывать лебединую шею Франсин. Оно должно подчеркивать ее тонкую талию. У него должна быть развевающаяся юбка.

Франсин была так возбуждена, что я боялась, что она себя выдаст. Мне казалось, тетя Грейс догадывается, что вокруг что-то происходит, но с того дня, как Чарлз Дэвентри принес Франсин домой, она была слишком погружена в собственные проблемы. Я думаю, она даже втайне с ним встречалась.

Мы разработали великий план действий. В бальную ночь Франсин ускользнет из дома и проберется в домик Эммсов. Мать Дэйзи с удовольствием согласилась помочь, чтобы полностью избавить Дженни от подозрений. В доме миссис Эммс Франсин переоденется в бальное платье. Затем она потихоньку проберется в Грантер. Миссис Эммс обожала приключения не меньше своей дочки. Если все раскроется, и дедушка разгневается, она ответит за последствия.

— Нас он все равно не выгонит, — проговорила она. — Только не Эммсов. Мы уже здесь так давно, и мой Джим ему очень нужен.

Итак, все было готово.

Дэйзи сообщила, что в усадьбе готовится необычайно грандиозный бал. Он устраивается в честь очень важной персоны, по-видимому, обожателя Франсин.

— Столько приготовлений!.. — кричала Дэйзи. — Еда… цветы и все такое. Настоящий королевский бал… вот что это будет. Клянусь, такого не бывает в Бэкингемском дворце и даже в Сандрингаме, где развлекается принц Уэльский.

Наступил долгожданный день, и мы с трудом сдерживали волнение. Время тянулось медленно. Мы были рассеянны на уроках, и мисс Элтон заметила нашу невнимательность. Я думаю, она знала, что что-то затевается, как и весь дом знал, что Франсин уготовано выйти замуж за кузена Артура. Но если бы кто-нибудь узнал про бал, то точно не выдал бы ее.

Мы пошли к Эммсам, и там мы с Дэйзи помогли Франсин переодеться. Маленькие Эммсы восхищенно смотрели на нее, потому что в бальном платье она напоминала принцессу из сказки. Волнение делало ее еще более красивой, а голубой с серебряной нитью шифон необыкновенно ей шел. Конечно, не помешали бы серебряные туфельки, а у нее были только ее черные сатиновые башмачки, но их под платьем было почти не видно. Она выглядела великолепно!

Мы договорились, что я буду сидеть у окна и ждать, а когда увижу ее, потихоньку спущусь и открою ей дверь. Но сначала она должна будет пойти к Эммсам, переодеться в свое обычное платье и оставить бальное платье у них, чтобы на утро его принесла Дэйзи.

— Такая сложная операция требует тщательного планирования, — заметила я. — Нужно обдумать каждую деталь.

— Филиппа — наш полководец, — захихикала Франсин. — Мы все должны ее слушаться.

Мы все обдумали до мельчайших подробностей, и должно было уж очень не повезти, чтобы все испортилось. Потом я издали посмотрела, как Франсин входит в Грантер, и побрела домой. Я села у окна и стала смотреть на лужайку. Вдали виднелись башни Грантера и освещенные окна, мне даже казалось, что я слышу музыку. Мне была видна и церковь, и кладбищенские камни. Я подумала о бедной тете Грейс и Чарлзе Дэвентри, у которых не было своего дома, потому что у них не хватало мужества бороться за свою жизнь. У Франсин мужества хватит всегда.

— Бог на небе, — подумала я, глядя на черное бархатное небо, сверкающие звезды и почти полную луну. Какая красота! Я молилась за счастье Франсин, за то, чтобы случилось чудо и помогло ей избежать брака с кузеном Артуром. Я вспомнила старую испанскую пословицу, которую я однажды слышала от отца. Что-то вроде: «Возьмите, что хотите, — говорит Бог, — возьмите, но только не забудьте заплатить».

Нужно брать и нужно платить. И нельзя скупиться. Мой отец избрал себе жизненный путь, который лишил его любви отца и старого дома, полного семейных традиций. Мой дедушка избрал свой собственный путь. Может, он и заставлял других плясать под свою дудку, но был лишен любви. Я бы не хотела быть на месте дедушки ни за какие блага в мире.

Около одиннадцати я услышала внизу шум. Мое сердце заколотилось так сильно, что казалось, я чувствую его во всем теле. Ведь я не видела Франсин. Она должна была пройти под окном, а я должна была ее увидеть со своего поста. Но я ее не видела, и одиннадцать часов — еще очень рано для бала.

Я подошла к двери и прислушалась. Я услышала дедушкин голос.

— Позор!.. разврат!.. грязь!.. Иди к себе в комнату. Завтра ты получишь по заслугам. Завтра утром я с тобой разберусь. Отвратительно. Я не мог поверить глазам своим. Под моей крышей… застал… in flagrante delicto![2]

Кто-то поднимался по лестнице. Я быстро закрыла дверь и прислонилась к стене, прислушиваясь. Я ожидала увидеть Франсин.

Но никто не вошел. Где же она? Он сказал: «Иди к себе в комнату». Но она не пришла, и я не могла понять, что всё это значило.

Я вернулась к окну. Вокруг стояла тишина. Я опять подошла к двери. Кто-то поднимался по лестнице. Это дедушка шел к себе в комнату.

Я была в полном замешательстве и страхе.

Примерно через полчаса раздался легкий стук в дверь. Я подбежала, чтобы открыть, и Дэйзи почти ввалилась ко мне в комнату. Ее волосы были растрепаны, а в глазах застыл ужас.

— Это все Том, — прошептала она. — Он и никто другой. Он донес на нас.

— Так это с тобой говорил дедушка? — Она кивнула.

— Ой, Дэйзи. Что произошло?

— Нас застукали… Меня с Гансом… на старом кладбище. Мне всегда там нравилось. Там такая мягкая трава и ощущение жизни… среди смерти.

— Ты просто ненормальная. Я думала, это Франсин. Иди к окну. Я должна ждать ее. Она, наверное, еще на балу.

— И еще долго там пробудет.

— Расскажи, что случилось.

— Ганс сказал, что сможет улизнуть в пол-одиннадцатого, и мы договорились встретиться около Ричарда Джонса. У него было три жены, и все они похоронены вместе с ним. Там такой удобный камень, он его сам заказывал. О, него очень хорошо опираться, а наверху такой красивый ангел хранитель. Как будто он дает радость и покой. Тому там тоже нравилось.

— И что вы там делали?

— Как обычно. — Она улыбнулась своим воспоминаниям. — Знаете, в Гансе есть что-то такое. И Том, конечно, взбесился. Ганс написал мне записку, что будет ждать меня у Ричарда Джонса, а я эту записку потеряла. Наверное, она попала в руки к Тому. Я никогда не думала, что он может наговорить на меня, но сами знаете, что такое ревность. Но вы не понимаете, вы еще маленькая. Я иногда забываю, как вы молоды, мисс Пип. Мы с вашей сестрой… обращаемся с вами, как со взрослой. Ну, вот. А ваш дедушка, наверное, видел, как мы встретились. Скорее всего он там прятался. Наверное, за Томасом Ардли. Мне никогда не нравился этот камень, я его даже боялась. И вдруг он выскочил и застал нас «прямо в процессе», как говорится. Он что-то кричит, а я стою в расстегнутой блузке и можно сказать, без юбки. А Ганс… ну… А ваш дедушка все повторяет: «В таком месте…» Потом он схватил меня за руку и потащил домой. Вы, наверное, слышали, как он кричал в зале. «Иди в свою комнату! Я разберусь с тобой завтра!» Теперь он меня выгонит. Что скажет мама? Она до смерти хотела, чтобы я получила это место и стала благообразной.

— Ты никогда не станешь благообразной, Дэйзи.

— Вы, наверное, правы, — печально призналась она. — Но завтра меня выгонят. Рассчитают и пошлют к маме. Ей будет не хватать моих денег. Но, может, мне удастся получить место в Грантере. Ганс замолвит за меня словечко.

Мы сидели у окна. Церковные часы пробили полночь. Мне совсем не хотелось спать. Дэйзи уволят вне всякого сомнения. Я попыталась представить, как мы будем без нее, и не могла, ведь она играла такую большую роль в нашей жизни.

Было уже почти два часа, когда появилась Франсин. Я побежала вниз и отодвинула тяжелый засов. Ее глаза сияли, как звезды, она все еще пребывала в чудесной сказке. Мы на цыпочках пробрались в свою комнату. Дэйзи все еще была там, и мы быстро рассказали Франсин о случившемся.

— Дэйзи, дурища ты такая! — воскликнула она.

— Знаю, — ответила Дэйзи. — Но со мной все будет в порядке. Я настропалю Ганса.

— Как бал? — спросила я.

Она сцепила руки, и выражение полного экстаза на ее лице говорило лучше любых слов. Все было просто волшебно. Она всю ночь танцевала с бароном. Все были поражены ее красотой. Там, конечно, были одни иностранцы.

— Как будто бал дан в мою честь. По крайней мере, так казалось. А барон Рудольф… он такой идеальный. Он именно тот, о ком я всегда мечтала.

— И совсем не такой, как кузен Артур, — добавила я и сразу же пожалела об этом. Я испугалась, что упоминание о нем нарушит прелесть ее воспоминаний.

Но этого не случилось. Казалось, она ничего не заметила. Она все еще находилась под впечатлением случившегося. В эту ночь говорить с ней было бесполезно.

Я посоветовала Дэйзи пойти и поспать немножко. Она должна помнить, что завтра ей придется предстать перед дедушкой. Она неохотно ушла, а Франсин начала медленно раздеваться.

— Я никогда не забуду этот бал, — сказала она, — что бы ни случилось. Он хотел проводить меня домой, и мне пришлось ему все объяснить. Он проводил меня до дома Эммсов и ждал, пока я переоденусь, и когда я вышла оттуда в своей сарже, он все еще был там. Он проводил меня до ворот. Я ему все рассказала… про дедушку и кузена Артура. Он все понял.

— Но этому теперь конец, Франсин, — проговорила я.

— Нет, — ответила она. — Это только начало.

На следующее утро все собрались в часовне для публичной кары. Мы с Франсин сидели в первом ряду рядом с тетей Грейс. От моей сестры по-прежнему исходило сияние. В мыслях она все еще была на балу. Дедушка появился вместе с кузеном Артуром, и на лице первого я заметила скрытую радость, как будто все происходящее доставляло ему удовольствие.

Он встал у амвона, а кузен Артур сел рядом с Франсин. Она слегка придвинулась ко мне, и я спросила себя заметил ли он.

Дедушка поднял руку и произнес:

— Произошло нечто, глубоко опечалившее меня. Я столкнулся с ситуацией, наполнившей меня отвращением и унижением. Одна из моих служанок, которой я дал крышу над головой, заклеймила мой дом позором. Я не могу выразить словами тот ужас, который я испытал.

«Но ты упиваешься этим ужасом, дедушка», — подумала я.

— Эта женщина повела себя таким образом, что правила приличия не позволяют мне рассказать о том, что она сделала. Я застал ее на месте преступления. Моим долгом было убедиться в ее развратном поведении. Я отвечал за нее, и я не мог поверить, что кто-то из моих слуг может совершить такое. Я должен был увидеть своими собственными глазами. Сейчас она предстанет перед нами в своем великом грехе. Но я все же попрошу Господа проявить к ней снисхождение и дать ей возможность раскаяния.

— Какое великодушие, — прошептала Франсин.

— Введите ее, — приказал он.

Мисс Гривз ввела Дэйзи, на которой вместо формы, которую носили слуги Грейстоуна, было темное платье и поверх него — пальто.

— Подойди сюда, девочка, — сказал дедушка. — Пусть все на тебя посмотрят и извлекут хороший урок из твоей глупости.

Дэйзи вышла вперед. Она была бледна и не так уверена в себе, как обычно, она держалась с легким вызовом, но в ней не было ее всегдашней бодрости.

— Эта персона, — продолжал дедушка, — так глубоко впала в разврат! Она мало того, что грешит, но еще и грешит в святом месте. Но зло не останется безнаказанным.

Грехи, которые мы совершаем, живут и иногда бывают наказаны только через три или четыре поколения. Я сейчас попрошу вас всех опуститься на колени и помолиться за спасение души этой грешницы. У нее еще есть возможность покаяться в содеянном. Я молю Бога, чтобы она сделала это.

Дедушкины глаза заблестели, когда он посмотрел на Дэйзи, и мне подумалось, что он представил ее в той позе, в которой вчера застал, наверное, он все еще упивался этим зрелищем. Скорее всего, он радовался грехам других, потому что после этого он мог еще раз похвастаться своей добродетелью. Но этот грех был особым, он оказывал на него странное воздействие. Это совсем не то, когда уличаешь кого-нибудь в воровстве. Одного из слуг за это выгнали, но тогда не устраивалось такой пышной церемонии в часовне. Все происходящее напоминало истории про пуритан, которые я читала. Думаю, он был бы не против заставить Дэйзи пришить алую букву позора к своему платью.

Кузен Артур прочитал короткую молитву о расплате за грехи, потом мы опять молились. Дэйзи все это время стояла с отрешенным выражением на лице. Мне хотелось

подбежать к ней, обнять и уверить ее в том, что то, что она делала вчера вечером на церковном кладбище, в десять раз лучше того, что сейчас вытворяет дедушка.

Наконец, церемония окончилась. Дедушка провозгласил:

— Забери свои вещи, девочка, и иди. И чтобы мы никогда больше не видели твоего лица!

Франсин и я пошли на уроки. Мисс Элтон уже была там, бледная и молчаливая. Франсин вдруг взорвалась:

— Я его ненавижу. Он старый злодей. Я не хочу здесь больше жить.

Она чуть не плакала, и мы крепко сцепили руки. Я чувствовала, что никогда не забуду эту отвратительную сцену в часовне. Мисс Элтон нас не осуждала. Она тоже была ошеломлена увиденным.

В тот же день Франсин сказала:

— Я иду навестить Дэйзи. Пойдешь со мной?

— Конечно, — отозвалась я, и мы отправились к Эммсам. Дома была миссис Эммс и.детишки. Дэйзи не было.

— Она в усадьбе, — сказала миссис Эммс, — пошла к этому Гансу. — Миссис Эммс угрюмо покивала. — Ну, вот, ее и выгнали. Я сначала подумала, что это из-за вас и этого бального платья.

— Дедушка ничего не знает об этом, — сказала Франсин.

Миссис Эммс подмигнула:

— Да поможет нам всем Бог, если он когда-нибудь узнает.

— Странно, но сейчас… мне уже все равно. Я так ненавидела его сегодня утром… и этого самодовольного Артура. Я ненавижу Грейстоун. Я хочу убежать отсюда.

— Моя бедная Дэйзи. И все только из-за того, что она чуть-чуть повеселилась на кладбище. Я думаю, она не первая, кто это делал.

— Мы так о ней волнуемся. Что же она будет делать?

— Что-нибудь придумает. Она не пропадет, моя Дэйз.

— Она скоро вернется?

— Кто ее знает? Она теперь сама себе хозяйка.

— Скажите ей, что мы заходили, — попросила Франсин. — Скажите, что мы переживали не меньше ее. Скажите, что мы думаем, что это все ужасно.

— Я все ей скажу, мисс. Она о вас такого высокого мнения, юные леди.

Мы уже собирались уходить, как вдруг появилась сама Дэйзи. Она совсем не была похожа на отверженного грешника в часовне. Мы подбежали к ней и обняли ее. Она казалась очень довольной, и миссис Эммс сказала:

— Вы только поглядите на нее.

— Дэйзи, — воскликнула Франсин, — мы так беспокоились о тебе.

— Незачем, — торжествующе крикнула Дэйзи. — Я уже нашла работу.

— Не может быть! — хором воскликнули мы все.

— Это правда, мисс. Мне уже наполовину предлагали ее и раньше. Ганс говорил: «Почему бы тебе не перейти в усадьбу? Я поговорю о тебе». Ну, вот. Я говорила с главным поваром. Такой важный господин… с закрученными усами и толстыми щеками. Он погладил меня по щеке и сказал: «Начнешь завтра. Будешь работать на кухне». А какая там кухня!

— Как здорово! — воскликнула я. Миссис Эммс села, положив руки на колени. Она задумчиво покивала головой.

— А что будет, когда они уедут? — спросила она. — Они никогда не приезжают больше, чем на три месяца.

— Ганс говорит, что я смогу поехать с ними.

Радость последних минут быстро угасла. Все думали о том, что будет, если они скоро уедут. Миссис Эммс не хотела расставаться с Дэйзи. И мы тоже. А что касается Франсин, то мысль об отъезде обитателей усадьбы нагоняла на нее такую тоску, что она просто не могла себе этого представить.

После этого события разворачивались очень быстро.

Был назначен день празднества. Оно должно было состояться в первую неделю сентября. В понедельник съедутся гости. День рождения будет отпразднован во вторник, развлечения продолжатся и на следующий день, а в четверг гости разъедутся.

Пришла Дженни Брейкс шить платье для Франсин. Оно было темно-красное. Для меня шили темно-синее — по выражению тети Грейс — хороший ноский цвет, бедная Дженни Брейкс была немножко не в своей тарелке, она прекрасно помнила о голубом шифоновом платье, и с ним связывала то, что случилось с Дэйзи Эммс. Конечно, тайное шитье платья не было таким большим грехом, как разврат на церковном кладбище, но нашего тирана-дедушку все равно страшно боялись. Франсин заметила, что если бы у Дэйзи не было своей семьи, он ее все равно бы выгнал.

— У него нет сердца, — говорила она. — Если такие люди, как он, считаются хорошими, да поможет мне Бог держаться от них подальше.

Все это время, несмотря на приближение страшного дня, она была в хорошем настроении. Она почти каждый день бывала в усадьбе. Иногда она куда-то ездила одна верхом. Я догадывалась, что она не долго пребывает в одиночестве, что ее где-то поджидает влюбленный барон.

Разослали приглашения гостям. Подготовка шла полным ходом. Миссис Гривз была очень довольна, и говорила, что так и должно быть в большом доме. Она надеялась, что в будущем праздники будут чаще. Новобрачные внесут в дом свежую струю, а потом настанет время подумать о подходящей партии для мисс Филиппы.

Я очень волновалась, потому что Франсин вела себя беспечно, и я не понимала, что все это значит.

Недели за две до дня рождения дедушка послал за Франсин. Она пошла в библиотеку с высоко поднятой головой, а я с ужасом ждала ее в спальне. Было совершенно очевидно, что мы подошли совсем близко к развязке.

Через полчаса она вернулась, щеки ее пылали, а глаза блестели.

— Франсин, — крикнула я. — Что случилось?

— Он сказал мне, что я должна выйти замуж за кузена Артура, и что его святой племянничек попросил моей руки, которую дедушка с готовностью ему обещал. И поскольку это его желание тоже, он не сомневается, что я с радостью приму это предложение.

— И что ты ему ответила?

— Я повела себя очень умно, Пиппа. Я сказала, что я согласна.

— Ты хочешь сказать, что выйдешь за него замуж?

Она покачала головой.

— Пока я больше ничего не могу тебе сказать. Я сейчас ухожу.

— Куда?

Она опять покачала головой.

— Я тебе все расскажу, обещаю. Я ничего не сделаю, не поговорив с тобой.

Первый раз в жизни она не доверилась мне, и я очень насторожилась. Я чувствовала, что все вокруг меняется. Ушла Дэйзи. И что хотела сказать Франсин? Неужели она собиралась послушаться дедушку и выйти замуж за кузена Артура? А если нет, то что же?

Мисс Элтон спросила, где Франсин, но когда я сказала, что не знаю, не стала расспрашивать дальше. Мисс Элтон казалась совершенно бесцветной фигурой, но я думаю, она достаточно хорошо понимала, что происходит. Все в доме чувствовали, что Франсин и кузен Артур совершенно не подходят друг другу.

Я.поднялась к бабушке. Мы рассказали ей про бал, в ответ она улыбалась и держала нас за руки. Она очень переживала за Франсин, и знала, что если она выйдет замуж за кузена Артура, ее жизнь станет просто невыносимой.

— Я хочу умереть спокойно, зная, что вы, мои девочки, в полном порядке, — сказала она. — А это значит, что вы должны жить достойной вас жизнью, которая, может, не всегда будет идеальна… это было бы слишком хорошо… но это должна быть такая жизнь, которую вы сами для себя выберете. Дедушка превратил мою жизнь в пустоту… это вовсе не то, что я хотела для себя. То же самое он сделал и с Грейс. Пытался и с вашим отцом. Вы должны бороться за право жить своей жизнью. Берите эту жизнь… живите… и ни о чем не жалейте, потому что вы сами сделали свой выбор.

Я знала, что она права. Я рассказала ей про Дэйзи.

Она задумалась.

— Он называет себя справедливым. Он создал моральный кодекс, который не всегда соответствует принципам морали. Дэйзи не исправишь, у нее всегда будут мужчины. Может, она из-за них попадет в беду. Но она сама найдет выход из положения. А его жестокость, грубость, его наслаждение так называемой справедливостью, приносящей горе другим, грех гораздо больший, чем тот, который Дэйзи совершила на кладбище. Дорогая моя девочка, как странно, что я так говорю. Раньше я никогда бы не сказала такого… даже не подумала бы. Только когда я ослепла и поняла, что жизнь, можно сказать, кончена, я оглянулась назад и увидела все гораздо яснее, чем видела своими собственными глазами.

— Что она делает в усадьбе? — спросила я.

— Мы можем только догадываться. Может, ей помогут избежать брака. Она не должна выходить замуж без любви. Она не должна стать еще одной дедушкиной жертвой.

Вскоре после того, как я вернулась от бабушки, появилась Франсин. Я никогда не видела ее такой возбужденной.

— Я уезжаю из Грейстоуна, — сказала она. Она бросилась мне на шею, и мы крепко обнялись.

— Уезжаешь… — пробормотала я. — А я остаюсь…

— Я пришлю за тобой. Я обещаю.

— Франсин, но когда… как?

— Я выхожу замуж за Рудольфа. И мы сразу же уезжаем. Это все очень сложно объяснить.

— Ты уезжаешь из Англии?

— Да. Мы едем в его страну. Пиппа, я так счастлива… Там все так запутано. Мне предстоит многое узнать. Пиппа, я так счастлива… только одно омрачает это… разлука с тобой.

Я знала, что это неизбежно. Она никогда бы не вышла за кузена Артура. Она убегала от него и была влюблена в другого. Я попыталась представить себе ее счастье, но почему-то могла думать только о себе и страшном одиночестве без нее.

— Не вешай носа, Пиппа, — пыталась успокоить меня она, — ведь это ненадолго. Рудольф говорит, что ты к нам приедешь… но не сразу. Ему надо срочно ехать. Он очень важная персона в своей стране, и там сплошные интриги и прочие неприятности. Мы не можем друг без друга… мы оба это понимаем. Поэтому я еду с ним. Мы уезжаем

сегодня ночью. Помоги мне собраться. Я почти ничего не буду брать. Он мне купит все новое. Я возьму только мое бальное платье со звездами. Я заберу его от Эммсов… Дэйзи мне поможет. Ой, Пиппа; не бойся за меня. И не расстраивайся. Я за тобой пришлю.

Я помогла ей собрать кое-какие вещи. Она так волновалась, что не могла изъясняться членораздельно. Я напомнила:

— Тебе нужно повидать бабушку. Ты должна ей все рассказать.

— Она меня поймет, — сказала Франсин.

Это был странный вечер. Мы обедали, как обычно. Дедушка был в добром расположении духа, потому что думал, что его план удался. Кузен Артур сидел с самодовольным лицом, наверное, ему уже сообщили, что Франсин приняла его предложение. Тетя Грейс, как всегда, говорила мало, но мне показалось, что она выглядит печальнее, чем обычно. Может, она надеялась, что Франсин не покорится, как она в свое время. Может, она сама готовила бунт и хотела поддержки другого мятежника.

Щеки Франсин пылали, но этого никто, не заметил. Дедушка смотрел на нее почти доброжелательно, или близко к этому.

Сразу после ужина мы ушли в свою комнату. Франсин уезжала в десять часов, и за четверть часа до этого мы выскользнули из дома. Я несла ее пальто, чтобы, если нас заметят, никто не догадался, что она одета для далекой поездки.

Несколько минут мы стояли и просто смотрели друг на друга. Ночь была тихая — ни ветерка. Франсин нервно засмеялась. Потом обняла меня и крепко прижала к себе.

— Ах, малышка Пиппа, — промолвила она, — как жаль, что ты не можешь поехать со мной. Если бы я могла взять тебя с собой, я была бы полностью счастлива. Но скоро… скоро. Я обещаю.

— Прощай, Франсин, пиши мне. Дай знать о себе.

— Я обещаю. Прощай.

Она ушла.

Я постояла несколько минут, прислушиваясь. Я представила ее себе в домике Эммсов. И Дэйзи вместе с ней.

Я стояла и слушала. Не было слышно ни звука. Потом я повернулась и побрела обратно к тихому дому. На меня обрушилось чувство такого отчаяния, которого я не знала за всю свою жизнь.

ЧАСТЬ 3

Посещения ризницы

С той ночи, когда уехала Франсин, прошло четыре года, и с тех пор я ее не видела. Она писала мне через Эммсов, зная, что если ее письма попадут в Грейстоун, мне их не видать.

Я бы ни за что на свете не согласилась еще раз пережить то, что последовало за ее отъездом. Я так страдала от разлуки с ней, что почти не заметила дедушкиного гнева. Я не могла думать ни о чем другом, кроме потери моей любимой сестры. У меня не осталось даже Дэйзи. Через несколько недель после побега Франсин граф и графиня и все их домочадцы покинули усадьбу, и Дэйзи уехала вместе с ними, как и другие слуги.

Утром после отъезда Франсин разразился скандал. Увидев, что ее нет за завтраком, стали, естественно, допрашивать меня. Я отвечала, что не знаю, где она, и они решили, что она отправилась за раннюю прогулку и опоздала к завтраку. Я не сказала, что она не ночевала дома, поскольку не знала, как далеко она смогла к тому времени уехать, и боялась, что дедушка бросится за ней вдогонку. Он тогда был очень снисходителен к моей сестре, будучи уверен, что она с готовностью подчинится его планам, поэтому он прекратил дальнейшие расспросы и сделал вид, что ничего не произошло. Весть о ее побеге дошла до дедушки только после полудня, хотя мисс Элтон знала, что ее не было на занятиях, а тетя Грейс видела, что ее нигде нет.

После этого разразилась настоящая буря. Меня допрашивали и обвиняли в том, что я утаила, что ее не было дома всю ночь. Я с вызовом отвечала на вопросы и была слишком несчастна, чтобы заботиться о последствиях.

— Она уехала, потому что выходит замуж за барона, — сказала я.

Он орал на меня и тряс за плечи. Я совершила неслыханный проступок. Я заслужила наказание. Я обо всем знала и ничего не сделала, чтобы предотвратить случившееся. Его внучка опозорена и обесчещена.

Я спряталась у бабушки и просидела с ней весь день. Дедушка поднялся в ее комнату и начал кричать. Она подняла руку, обратила к нему свои незрячие глаза и произнесла:

— Только не здесь, Мэтью. Здесь моя территория. Ребенка винить нельзя. Будь добр, оставь ее в покое.

К моему удивлению он повиновался. Она успокаивала меня и гладила по голове.

— Твоя сестра выбрала для себя такой путь, — сказала она. — Ей необходимо было уехать. Она не могла оставаться здесь с диктатором-дедушкой. А ты, Пиппа, ты безутешна, потому что потеряла своего лучшего друга. Но придет и твое время. Вот увидишь.

Но она не могла меня успокоить, это было невозможно. Наверное, подсознательно я чувствовала, что навсегда потеряла ее, а сама осталась в Грейстоуне — в лапах у дедушки.

После отъезда графа с семейством наша жизнь потекла своим чередом.

Я имею в виду жизнь дома. Потому что моя жизнь без Франсин не могла быть прежней. Дедушка перестал упоминать ее имя. Он сразу же объявил, что она никогда больше не переступит порога этого дома, однако, он будет продолжать выполнять свой долг по отношению ко мне.

Надо мной был установлен строгий контроль. Мне запретили выходить из дому без мисс Элтон. Серьезно занялись моим религиозным воспитанием. Все было ясно, что мое детство на языческом острове ни к чему хорошему не привело, достаточно посмотреть на поведение моей сестры.

Мисс Элтон сочувствовала мне, и это мне очень помогало. Она, как и все вокруг, любила Франсин и надеялась, что у нее все будет хорошо. Мисс Элтон позволяла мне заходить к Эммсам, и там я встречалась с Дэйзи.

—Я обещала вашей сестре смотреть за вами, — говорила мне она. — Бедная мисс Пип. Невесело вам там с этим старым людоедом, как любила называть его мисс Франс.

Когда опустела усадьба и уехала Дэйзи, моя жизнь пришла в полный упадок. Однажды я упросила мисс Элтон позволить мне сбегать и заглянуть в окна. Когда я увидела накрытую от пыли мебель и высокий комод, напоминавший человеческую фигуру, мне захотелось броситься на землю и разрыдаться. Больше я к усадьбе не подходила. Это было слишком тяжело.

Я так же, как и Франсин, ненавидела кузена Артура. Я терпеть не могла уроков с ним. Он обожал молиться и подолгу заставлял меня стоять на коленях, пока упрашивал Всевышнего сделать из меня хорошую женщину, послушную своему опекуну и исполненную благодарности.

Мои мысли в это время возвращались к Франсин, и я думала, что бы с ней, стало, если бы вместо барона, она вышла замуж за кузена Артура.

Но по крайней мере, она была бы здесь.

Тетя Грейс тоже мне сочувствовала, хотя она слишком боялась дедушку, чтобы показывать это. Моей единственной отрадой в то время была бабушка. Она была моим настоящим другом, и Агнесс Уорден поощряла мои частые к ней визиты. Я знала, что она тоже горячо любит бабушку.

Говорят, что время лечит, и хотя это и не совсем так, но все же со временем боль немного утихала.

Прошел целый год — самый печальный год моей жизни, и моим единственным интересом в жизни по-прежнему оставалась надежда узнать что-нибудь о Франсин.

Однажды, когда я была в саду, я увидела одного из ребятишек Эммсов.

— Мисс Пиппа, — позвал он.

Я повернулась к нему, и он огляделся, не видит ли нас кто.

У мамы для вас что-то есть.

— Спасибо, — ответила я.

— Она сказала, чтобы вы пришли и забрали это.

— Передай ей, что я приду, как только смогу.

Мне пришлось соблюдать осторожность. Мне было запрещено выходить одной, поэтому я пошла с мисс Элтон. Я сказала, что хочу зайти к Эммсам, и она осталась ждать меня в поле.

Мисс Эммс вынула из ящика письмо.

— Клянусь, это от вашей сестры, — сказала она. — Оно пришло сюда. И еще пришло письмо от Дэйзи. Мне его прочла Дженни Брейкс. У нее все хорошо, у Дэйзи. Ох, все эти разговоры о высшем обществе. Вы можете прочесть его. Ей помогал Ганс. Она не в больших ладах с пером, наша Дэйз. Но вы, наверное, хотите прочесть, что пишет ваша сестра.

— Я прочту его дома, а завтра приду и прочитаю письмо от Дэйзи.

Мисс Эммс кивнула, и я побежала обратно к мисс Элтон. Она не спросила, зачем я ходила, но думаю, она догадалась, потому что, когда мы вернулись в Грейстоун, я сразу же поднялась к себе в комнату. Пальцы мои дрожали, когда я открывала конверт.

Письмо было написано на плотной бумаге с тяжелым золотым крестом.

«Милая моя Пиппа!

Пишу тебе при первой выдавшейся возможности. Столько всего происходит вокруг, и я очень счастлива. Рудольф очень хороший муж. Лучшего я и не могла себе пожелать. Мы поженились в церкви Берли. Помнишь, это та самая церковь, которая нам с тобой так понравилась? Из-за этого мы немножко задержались, но Рудольф здесь очень важная персона. Не поверишь, насколько важная. Мы окружены интригами; и у нас есть враги, которые хотят лишить его наследства. Конечно, это все очень трудно понять после той жизни, которую мы вели на острове, а потом в Грейстоуне. Мы ничего не знали о других странах. Уж конечно, о таком государстве, как Брюксенштейн. Здесь несколько герцогств. Есть еще несколько маркграфов и баронов, и они все хотят стать главными. Но я отвлекаюсь. Бесполезно объяснить тебе всю их политику, потому что я в ней сама плохо разбираюсь. Но это означает, что наша жизнь полна опасностей. Конечно же, тебе хочется знать все о моих приключениях.

Итак, Рудольф сказал, что мы должны пожениться еще до того, как приедем в Брюксенштейн. Это должно было быть fait accompli[3], потому что там нашлись бы люди, которые попытались бы помешать нашему браку. Итак, я стала баронессой фон Грютон Фукс. Представляешь, какое цветистое имя. Я сама себя называю миссис Фокс-Фукс[4]. Проще произносить, и это очень смешит Рудольфа.

Итак, мы поженились, пересекли Ла-Манш, проехали всю Францию и Германию, пока не попали в Брюксенштейн. Жалко, что тебя здесь нет, но ты скоро приедешь. Я заберу тебя, как только все немножко утрясется. Рудольф говорит, что пока еще не время. Могут быть неприятности. Видишь ли, он здесь, что называется, лучший parti, то есть самый избранный молодой человек. Он наследник короны… хотя это и не королевство… и его хотели женить на другой… на той, которую они выбрали для него. И эти люди пытаются вмешиваться в его жизнь… почти как наш дедушка. Поэтому у нас сейчас сложное положение. Я знаю, ты поймешь меня. Рудольфу сейчас необходимо проявлять большую осторожность.

У меня много необыкновенных новых туалетов. Мы на несколько дней остановились в Париже, и Рудольф их для меня заказал. Я по-прежнему храню бальное платье со звездами. Рудольф говорит, что он всегда будет любить это платье, потому что я была в нем в ту самую ночь. Но мои новые вещи действительно изумительны. У меня даже есть диадема, которую я иногда ношу.

Было бы так замечательно, если бы ты была тут со мной.

Рудольф говорит, что скоро. Сейчас они боятся того, что Дэйзи называет «переворотом». Помнишь? У них вечно всякие волнения… из-за ревности соперничающих членов одной и той же семьи. Некоторым хочется того же, что есть у других.

А сейчас я скажу тебе секрет. Очень многое изменится, если это будет мальчик. Да, Пиппа, я жду ребенка. Правда, замечательно? Представляешь, ты станешь теткой. Я все время говорю Рудольфу, что не могу без тебя, и он повторяет, что скоро. Он балует меня. Я так счастлива. Хотя мне хочется, чтобы они прекратили эту глупую вражду. Мне приходится держаться подальше от замка, особенно теперь, когда я беременна. Рудольф за меня боится. Видишь ли, если у нас будет сын… но я опять отвлекаюсь на их глупую политику.

Дорогая Пиппа, будь готова в любое время. Однажды ты увидишь приготовления в усадьбе. Потом приедет армия слуг, и я вслед за ними… и уж тогда, Пиппа, милая сестричка, ты вернешься сюда вместе со мной.

Люблю тебя еще больше, чем прежде.

Франсин».

Я читала и перечитывала это письмо. Я носила его на груди, чтобы чувствовать его прикосновение к моей коже. Оно оживляло мои дни, и когда мне становилось совсем плохо, я перечитывала его.

Прожить все это время мне помогала надежда, что однажды, когда я буду проходить мимо усадьбы, я увижу в ней признаки жизни.

Но каждый день был похож на предыдущий: завтрак с дедушкой, тетей Грейс и кузеном Артуром, молитвы, уроки и прогулки верхом с мисс Элтон, посещения бабушки и религиозные наставления кузена Артура. Они мне были ненавистны, и вряд ли я смогла бы их вынести, если бы не разговоры с бабушкой о Франсин и о том, как она сейчас, живет.

Следующее письмо пришло почти через год после первого. Как и в прошлый раз, мне передала его миссис Эммс.

«Дорогая моя Пиппа!

Не думай, что я о тебе забыла. Но с тех пор, как я тебе писала в последний раз, столько всего изменилось. Тогда я строила планы о твоем приезде. Но они, к сожалению, разрушены. Нам несколько раз пришлось переезжать, и сейчас мы живем почти что в ссылке. Я не знаю, писала ли ты мне, но я ничего не получала. Не знаю, получишь ли ты это письмо. Боюсь, что жизнь твоя все так же скучна и монотонна. Бедная Пиппа. Как только все наладится, ты обязательно приедешь. Я говорю Рудольфу, что моя сестричка должна жить со мной. И он согласен. Ты ему очень понравилась, хотя он говорит, что никого не замечал вокруг, кроме меня. Но он тоже хочет, чтобы ты приехала. Правда.

Теперь слушай о самом главном. Да, я теперь мать. У меня родился сын, Пиппа. Ты только подумай. Он — самое очаровательное на свете существо. Он беленький с голубыми глазками. Мне кажется, что он похож на Рудольфа, но Рудольф говорит, что он моя копия. У него грандиозное имя: Рудольф ( в честь отца) Отто Фридрих фон Грютон Фукс. А я его называю мой маленький Детеныш. Детеныш Фокс. Наверное, не стоит терять время и говорить, что Детеныш — самый удивительный ребенок на свете. Он с самого рождения все прекрасно понимает. Но это же мой ребенок! О, я так хочу, чтобы ты его увидела. Это просто необходимо. Мы должны что-нибудь придумать.

Как я мечтаю, чтобы здесь прекратились эти их отвратительные распри. Нам приходится остерегаться. Постоянные ссоры между разными ветвями одной и той же семьи. То одной должно принадлежать маркграфство, то другой. Так надоело постоянно бояться. Рудольф в самом центре всего этого. В нашем охотничьем замке, где мы сейчас живем, проходят постоянные секретные встречи, кто-то приезжает и уезжает. Но не думай, что мы живем в каких-нибудь развалинах. Ничего подобного. Эти маркграфы, герцоги, графы и бароны умеют о себе позаботиться. Мы живем в большой роскоши, только нам приходится остерегаться. Рудольфа это очень раздражает. Он говорит, когда мы вернемся в наш замок, я смогу послать за тобой. Я так жду этого. Я рассказываю про тебя Детенышу. Он в ответ внимательно смотрит на меня, но клянусь, он все понимает. Ведь он такой умненький.

Посылаю тебе свою любовь, моя милая сестра. Я много о тебе думаю. Не бойся. Я украду тебя из Грейстоуна.

Франсин, баронесса (миссис Фокс)».

После этого письма я несколько дней жила в состоянии эйфории. Я все время ходила вокруг усадьбы и ждала проявлений жизни. Но ничего не происходило. Я часто виделась с миссис Эммс.

— Писем нет? — спрашивала я, а она с сожалением качала головой.

—Только от Дэйз. У нее, как всегда ничего не поймешь. Она вышла замуж за этого Ганса. И она больше не живет с вашей сестрой. Ей приходится быть с ним. Она пишет, что они все боятся какого-то переворота.

Я начала волноваться. Все это разрушало мои планы. Было трудно представить какие-то перевороты в местечке, таком далеком от нашей спокойной викторианской Англии. Казалось, что все, связанное с усадьбой и ее обитателями, принадлежит к яркому романтическому миру, где возможны всякие чудеса и приключения. Но нереальность этого мира становилась все очевиднее, и Франсин буквально потонула в ней.

Я каждый день молилась о ее благополучии. Теперь я боялась, что с ней может что-нибудь случиться.

Потом пришло еще одно письмо. В нем было только про ребенка. Тогда прошло уже больше трех лет после отъезда Франсин, и ее Детенышу было уже около восемнадцати месяцев. Он уже пытался говорить, и она его не отпускала от себя ни на шаг. Она ему рассказывала про тетю Пиппу.

После этого письма я очень долго ничего не получала, и начала беспокоиться. Миссис Эммс говорила, что Дэйзи ей тоже уже давно не писала.

Я становилась взрослее. Облака, которые казались далекой дымкой вдали на горизонте, постепенно сгущались тучами над головой.

Когда Франсин уехала, мне было всего двенадцать, а теперь мне уже шел шестнадцатый год. Это было зловещим предзнаменованием. Дедушка начал проявлять ко мне повышенный интерес. Он пригласил меня проехаться с ним по поместью, и я вспомнила, как он так же катался с Франсин. Он стал ко мне более приветлив. Когда мы ездили верхом, к нам присоединялся кузен Артур. Постепенно я начала догадываться, что все это значит. У него ничего не получилось с Франсин, но у него оставалась вторая внучка, которая приближалась к возрасту, когда ее можно выдать замуж.

На мое шестнадцатилетие был устроен праздник, на который были приглашены несколько соседских семей. Дженни Брейкс сшила для меня платье из тафты, совсем, как для взрослой, а мисс Элтон сказала, что дедушка выразил желание, нет, скорее, приказал, чтобы мои волосы были уложены в высокую прическу.

Так и было сделано, и я выглядела, как взрослая. У меня зародилось подозрение о том, что планируется к моему семнадцатилетию.

Когда я сидела рядом с кузеном Артуром, он клал руку мне на колено, и я чувствовала, что все внутри меня восстает против него. Я старалась не показывать своего отвращения. В первый раз после отъезда Франсин у меня появилась своя собственная проблема. Я возненавидела холодные вялые руки кузена Артура, и я догадывалась о том, что было в его мыслях.

Я обсуждала свои опасения с бабушкой.

— Да, — соглашалась она, — подходит время, и тебе следует быть готовой. Твой дедушка будет настаивать, чтобы ты вышла замуж за кузена Артура.

— Я не выйду, — отвечала я так же твердо, как и в свое время Франсин:

— Боюсь, что он действительно будет настаивать. Я не знаю, что он сделает, но если ты не согласишься, ты не сможешь остаться здесь.

— И что же мне делать?

— Мы должны серьезно об этом подумать.

Я говорила и с мисс Элтон. У нее были свои проблемы, потому что она чувствовала, что скоро ей откажут в должности. Бабушка сказала, что единственный выход, по ее мнению, это найти для меня место гувернантки, и она считала, что мне уже надо начинать искать его, потому что дело это непростое, а дедушка может заговорить о помолвке в любое время. Свадьба, скорее всего, будет назначена на день моего семнадцатилетия, но я должна к этому времени быть во всеоружии.

Впервые после отъезда Франсин я пребывала в настоящем унынии. Я волновалась о ней, потому что не было писем, но и мои собственные проблемы обострились настолько, что единственным выходом было найти место гувернантки. Я все время думала об этом.

Мисс Элтон сказала, что место можно найти по объявлениям в газете, и она обещала раздобыть такие газеты, чтобы мы выбрали с ней вместе. Она тоже собиралась искать для себя место.

Мы просмотрели объявления.

— Ты очень молода, — сказала она. — Никому не нужна шестнадцатилетняя девочка для роли гувернантки или компаньонки. Тебе придется говорить, что ты старше.

— Мне скоро будет семнадцать.

— Семнадцать — тоже очень мало. Но я думаю, ты сойдешь за восемнадцатилетнюю, если заберешь волосы с лица. И если бы у тебя были очки… подожди минутку. — Она подошла к комоду и достала оттуда свои очки. — Примерь. — Я одела их, и она засмеялась. — Да, это поможет, и если ты заберешь волосы, у тебя будет очень суровый вид… на все двадцать… даже двадцать один или двадцать два.

— Но я ничего в них не вижу.

— Ты можешь носить очки с простыми стеклами. Я совершенно уверена, что твоя молодость может помешать найти место. Ты сможешь сделать это не раньше, чем через два года.

— Два года! Но ведь он хочет выдать меня замуж в семнадцать лет.

Несмотря ни на что я рассмеялась, увидев себя в очках и парике мисс Элтон.

Мисс Элтон обещала раздобыть мне очки. Она сказала, что сделает вид, что они нужны кому-то в доме просто как защита от ветра. После отъезда Франсин она относилась ко мне с большим сочувствием, и мы даже стали довольно близки.

Она действительно раздобыла мне очки. Когда я примерила их, я представила себе, как бы смеялась Франсин, увидев меня.

Мисс Элтон просматривала газеты и нашла несколько объявлений, которые ей подходили. Ей было проще: у нее был опыт и зрелый возраст. Чем больше мы говорили о возможности найти мне место, тем больше я видела бесполезность этого мероприятия и даже смеялась над тем, что хотела возместить очками отсутствие опыта.

Ничего из этого не выйдет, думала я. И даже мисс Элтон приостановила свои поиски.

— Еще слишком рано, — сказала она, — что-нибудь подвернется.

Пока мы были заняты поисками работы, в Грейстоуне произошло невероятное событие. Тетя Грейс сбежала к Чарлзу Дэвентри. Наверное, я бы заметила, что что-то намечается, если бы не была так занята своими собственными проблемами. Тетя Грейс очень изменилась после отъезда Франсин. В воздухе витал мятежный дух. И хотя ей потребовалось много лет для этого решения, она все же разорвала дедушкины оковы. Я так радовалась за нее.

Она ушла из дома однажды утром и оставила дедушке записку, что она наконец решила жить своей жизнью и вскоре станет миссис Чарлз Дэвентри, хотя и с опозданием на десять лет.

Бабушка, конечно, все знала. Я думаю, она сыграла немалую роль в том, чтобы убедить Грейс поступить таким образом.

Дедушка пришел в ярость. Произошло еще одно сборище в церкви, на котором он осудил тетю Грейс. Она оказалась неблагодарной дочерью, а Бог такого не терпит. Разве не говорил Он: «Уважай отца и мать твоих!». Она откусила руку, которая кормила ее, и Всевышний не закроет глаза на такое пренебрежение своими обязательствами.

Я потом сказала кузену Артуру:

— Мне кажется, что дедушка видит в Боге своего союзника. Почему он считает, что Бог всегда на его стороне? Кто знает? Может, он на стороне тети Грейс.

— Ты не должна говорить таких вещей, Филиппа, — мрачно ответил он.

— Почему я не могу высказывать своих чувств? Зачем тогда Бог дал мне язык?

— Чтобы восхвалять его и воздавать честь тем, кто лучше тебя.

— Вы имеете в виду дедушку и, наверное, себя тоже, кузен Артур?

— Ты должна уважать дедушку. Он взял тебя к себе. Он дал тебе приют. Нельзя забывать об этом.

— Дедушка, конечно, не забывает, и хочет, чтобы я тоже постоянно помнила.

— Филиппа, я не собирался передавать, твои слова дедушке, но если ты будешь продолжать в том же духе, я буду вынужден это сделать.

— Бедный кузен Артур, вы совсем как дедушка. Вы — Святая Троица — вы, дедушка и Бог.

— Филиппа!

Я насмешливо посмотрела на него.

— Теперь вам уж точно есть, что рассказать дедушке.

Но он ничего ему не сказал. Даже наоборот, стал ко мне мягче, но моя ненависть к нему все росла.

Я пошла навестить тетю Грейс в домике у кладбища. Она казалась очень довольной и совсем не похожей на безликую тень, обитавшую в Грейстоуне.

Я обняла ее, и она виновато поглядела на меня.

— Я хотела тебе сказать, Филиппа, — проговорила она, — но я боялась говорить кому-нибудь, кроме мамы. Мне кажется, если бы вы с Франсин не приехали, у меня никогда не хватило бы мужества. Но после отъезда Франсин я постоянно думала об этом. Чарлз говорил об этом уже много лет, но я все никак не могла решиться… и вот, когда Франсин уехала, я вдруг подумала, что все, хватит… и, то, что казалось почти невозможным, оказалось совсем легко. Это просто надо было сделать. Чарлз считает, что должен быть благодарен тебе и твоей сестре.

— Совсем другой человек, — ответила я.

У тети Грейс была куча планов. У Чарлза была своя комната в доме викария, и пока им приходится жить там.

— Конечно, дедушка в ярости, но он не имеет никакой власти над викарием. Этот вопрос обсуждался с Епископом, а Епископ никогда — «только никому не говори», — просила тетя Грейс, — не любил дедушку. Они вместе учились, в школе, и с тех пор между ними вражда. Что касается викария, он никогда не был в хороших отношениях с Грейстоуном, а с поддержкой Епископа ему и не нужно никаких отношений.

Тетя Грейс продолжала радостно болтать, и я радовалась за нее.

— Я не смогу видеть маму, — сказала она, — потому что мне запретили подходить к дому, а она не может выходить оттуда, но ты будешь нашим почтальоном и расскажешь ей, как я счастлива.

Я обещала.

Было так приятно сидеть среди каменных фигур и пить чай, который приготовил для нас Чарлз. Радуясь за тетю Грейс, я ненадолго забыла о своих собственных трудностях, и когда вспомнила, меня успокоило то, что у меня есть возможность обсудить их с ней.

— Да, согласилась она, — он будет пытаться выдать тебя за кузена Артура.

— Я никогда не соглашусь на это, — сказала я. — Франсин не сделала этого, и я не сделаю.

Ее лицо затуманилось при упоминании .о Франсин. Я продолжала:

— Я беспокоюсь о ней. Я так давно не получала писем. Не понимаю, почему она не пишет.

Тетя Грейс молчала.

— Странно, — сказала я. — Конечно, я всегда знала, что письма идут долго… ведь это так далеко.

— Когда ты получила последнее письмо? — спросила тетя Грейс.

— Уже больше года тому назад.

Тетя Грейс опять помолчала, а потом сказала:

— Филиппа, ты сможешь принести мне кое-какие мои вещи? Тебе придется вынести их из дома, чтобы никто не видел. И я полагаю, тебе запретили видеться со мной.

— Я не собираюсь выполнять таких приказов, — пообещала я.

— Будь осторожна. Дедушка бывает очень жестоким. А ты еще не можешь постоять за себя, Филиппа.

— Мне придется, тетя Грейс. Я буду искать место гувернантки, чтобы заработать себе на жизнь. Мисс Элтон мне поможет

— Ох… Неужели дойдет до этого?

— Скорее всего… из-за кузена Артура.

— Так будет лучше. Тебе нужно начать новую жизнь. Я тоже всегда думала о том, чтобы быть гувернанткой… но никогда не решалась на это. Тебе нужно отбросить прошлое, Филиппа… забыть про все. А потом тебе надо найти какого-нибудь хорошего человека. Так будет лучше. Забыть все и начать сначала.

— Я никогда не забуду Франсин и годы, прожитые вместе.

— У тебя все будет хорошо. И, Филиппа, я бы хотела, чтобы ты мне кое-что принесла. Из моей записной книжки. Она в коричневом сундуке на чердаке. Там всякие газетные вырезки и прочее в красной книжке. На ней написано мое имя. Мне бы хотелось иметь ее здесь. Поищи. Я думаю, ты ее сразу найдешь.

Серьезность ее взгляда, дрожащие руки и внезапно омрачившееся лицо, до этого сияющее счастьем, которое дало ей замужество, — все это насторожило меня, и я поняла, что найду в записной книжке что-то ужасное.

Вернувшись домой я сразу же поднялась на чердак. Я открыла сундук и увидела книжку, о которой говорила тетя Грейс. Я открыла ее. И сразу же увидела вырезку из газеты. Слова сложились во фразы, и передо мной предстала самая ужасная картина.

«Барон фон Грютон Фукс был найден убитым в спальне своего охотничьего дома в провинции Грютон в Брюксенштейне утром в прошлую среду. С ним была его любовница, молодая англичанка, личность которой пока не установлена, но есть основания утверждать, что она последние несколько недель до трагедии жила с ним в этом доме».

Я посмотрела на дату, напечатанную на газете. Это было почти год назад. Потом я увидела вторую вырезку.

«Установлена личность женщины, убитой вместе с Грютоном Фуксом. Ею являлась Франсин Юэлл, которая некоторое время находилась в близких отношениях с бароном».

Газета выскользнула у меня из рук. Я сидела, покачиваясь, на коленях, а перед моими глазами стояла картина спальни в охотничьем замке. Таком шикарном, как она описывала его. Там столько слуг. Я представляла ее лежащей в постели рядом со своим красавцем любовником… и кровь везде вокруг… кровь моей любимой сестры.

Так вот почему я не получала писем. И мне ничего не сказали, и не было никакого траура, как будто моя любимая, красивая, ни с кем не сравнимая сестра никогда не существовала.

Умерла! Убита! Франсин, подруга дней моего детства. Вот чем окончились месяцы тревоги за нее. Раньше всегда была надежда. Больше не будет горьких разочарований в доме Эммсов из-за отсутствия новостей. Неужели у меня больше не будет никаких новостей… никогда?

Они написали, что она была его любовницей. Но ведь они были женаты. Они обвенчались в церкви Берли перед тем, как пересечь Ла-Манш. Она мне об этом писала. И у них был сын. Детеныш. Где он сейчас? Почему о нем не упомянули?

— О, Франсин, — пробормотала я. — Я больше никогда не увижу тебя. Зачем ты тогда уехала? Лучше бы ты осталась здесь… вышла бы замуж за кузена Артура… все равно, что… но лучше, чем это. Мы могли бы уехать вместе. Куда? Как? Куда угодно… но только не это.

Я не хотела в это верить. Может, это был кто-нибудь другой. Но ведь написано ее имя… и его. Может, она мне сказала неправду про свое замужество? Может, она думала, что мне хотелось бы, чтобы все было прилично и пристойно. Как принято и как подобает. Конечно, мне бы этого хотелось. Но она не должна была мне лгать. Она могла бы просто ничего не говорить о венчании.

И все же, что стало с ребенком? Почему газеты не упомянули о нем? Может, потому что это всего лишь краткая заметка в английской газете. Упоминание о частых волнениях в беспокойных германских государствах вдали от миролюбивой Англии. И единственная причина появления заметки то, что была замешана англичанка.

Неужели это все, что я могла узнать? Где я могу узнать больше?

Я зажала красную книжку подмышкой и побежала к дому викария. Тетя Грейс ждала меня среди статуй. Она чувствовала, что я вернусь. Я протянула ей книжку.

— Я ничего не сказала тебе, — пробормотала она, запинаясь. — Я боялась, что ты очень расстроишься. Но теперь… я подумала… что ты уже выросла. Что тебе надо сказать.

— И все это время я ждала вестей от нее… — Губы тети Грейс задрожали.

— Это ужасно, — сказала она. — Ей не нужно было никуда уезжать.

— Может быть, есть еще что-то, о чем я не знаю, тетя Грейс? Еще вырезки… новости?.. — Она покачала головой.

— Больше ничего. Это все. Я прочитала это и вырезала. Я никому не сказала. Я боялась, что кто-нибудь увидит. Дедушка, например. Но мало кто обращает внимание на зарубежные новости.

— Она была его женой, — проговорила я.

Тетя Грейс с жалостью посмотрела на меня.

— Да, — настаивала я. — Она писала мне об этом. Франсин никогда не лгала мне.

— Это был не настоящий брак. Такие вещи иногда делаются.

— Но был ребенок, — воскликнула я. — Как же ребенок? О нем не упоминается.

Тетя Грейс прошептала:

— Мне не нужно было тебе говорить. Я думала, так будет лучше.

— Я должна была узнать, — крикнула я. — Я хочу узнать о ней все. И все это время я пребывала в неведении…

Я ни о чем не могла думать, кроме Франсин. Я не могла избавиться от мысли о ней, лежащей в постели… убитой. Франсин… так любившая жизнь. У меня не укладывалось в голове. Я с большим удовольствием поверила бы, что она забыла про меня, что ее жизнь так насыщена и разнообразна, что не остается времени на скучную младшую сестру. Но Франсин никогда не забыла бы обо мне. Мы слишком крепко были связаны, и это было навсегда… пока нас не разлучила смерть. Смерть. Нет возврата… Страшная немыслимая смерть!

Я больше никогда ее не увижу! Франсин и этого красивого молодого человека, которого я едва знала, и который обладал всеми качествами романтического героя — он был тем самым идеалом, о котором мечтают все девушки. Но они жили в такой опасности.

Мне не с кем было поговорить, кроме бабушки. Ока уже знала о смерти Франсин, ей рассказала тетя Грейс.

— Вы должны были сразу сказать мне, — горячо воскликнула я.

— Мы должны были сказать тебе… но в свое время, — ответила она. — Мы знали о вашей привязанности друг к другу и решили, что ты еще слишком молода. Мы хотели подождать, пока сестра не станет для тебя далеким воспоминанием. Это смягчило бы удар.

— Она никогда не стала бы для меня далеким воспоминанием.

— Но все равно было бы лучше, дитя мое, чтобы ты думала, что она просто забыла о тебе в вихре своей новой жизни, чем если бы ты знала, что она умерла… хотя бы на первых порах.

— Это произошло уже год назад.

— Да, но лучше было подождать. Тетя Грейс воспользовалась моментом. Она очень изменилась. Всю свою жизнь она была такая нерешительная…

— Там написано, что Франсин не была его женой. Бабушка, я знаю, что это неправда.

— Но, милочка, посмотри на все с другой стороны. Он происходил из самой высокой знати в своей стране. Для таких людей браки устраиваются заранее. А если они женятся на ком-нибудь другом…

— Там написано, что она была его любовницей. Франсин была его женой. Она писала мне.

— Ну, конечно же, она писала тебе. Она считала себя его женой.

— Она писала, что они венчались в церкви. Я была в той церкви. В тот день, когда мы приехали в Англию. Мы пошли в нее, потому что у нас было много времени до поезда в Дувре. Я так хорошо помню. Франсин сказала тогда, что ей хотелось бы венчаться в этой церкви, так она ей понравилась.

Бабушка молчала, и я продолжала говорить:

— А как же ребенок? — потому что мысль о нем не выходила у меня из головы.

— О нем позаботятся.

— Где? Как?

— Наверняка все устроилось.

— Она так гордилась им. Она так его любила.

Бабушка кивнула.

— Я хочу знать, что произошло! — крикнула я.

— Детка, тебе нужно постараться забыть об этом.

— Забыть Франсин! Я никогда не смогу. Я хочу поехать туда… все узнать.

— Моя милая девочка, у тебя много своих проблем.

Я замолчала. Ужасная новость затмила все в моем мозгу. А мои проблемы оставались нерешенными. Перед моими глазами стояла Франсин… такая, какой я ее помнила, и такая, какой я ее себе представляла. Но самое главное место в моем воображении занимала картина спальни в охотничьем замке. И еще я почти чувствовала на своем теле вялые руки кузена Артура и представляла себе комнату в Грейстоуне, отведенную для нас в первую брачную ночь, мрачную комнату с тяжелыми серыми бархатными шторами, я видела себя, лежащей в постели и подходящего ко мне кузена Артура. Я представляла, как он опускается на колени и молит Бога о благословении нашего союза перед тем, как перейти к практической части. Я бы никогда, никогда этого не вынесла.

И все же я не могла долго думать об этом. Все это затмевал образ Франсин, лежащей на окровавленной постели, и ее мертвого возлюбленного рядом с ней.

Я сходила к усадьбе и посмотрела на нее. Грустно прошла мимо домика Эммсов. Я часто видела, как миссис Эммс развешивает белье, она все время что-то стирала… Наверное потому, что у нее большая семья, хотя она и не производила впечатления чистюли. Я остановилась поговорить с ней.

— Совсем ничего не знаю о Дэйзи, — вздохнула она. — Что там с ними стало, с ней и с этим Гансом. Так всегда бывает, когда уезжают в далекие края. Вы что-нибудь получали от сестры?

Я покачала головой. Мне не хотелось рассказывать миссис Эммс о трагедии.

И все же я продолжала приходить и смотреть на усадьбу. Я чувствовала полное отчаяние. Я ненавидела свою молодость. Я должна что-то придумать.

Мисс Элтон получила письмо от своей кузины, которая работала где-то в центральной части Англии. Она писала, что хозяевам скоро потребуется гувернантка, и что она замолвила словечко за мисс Элтон. Они согласились взять мисс Элтон, если она подождет три месяца.

Мисс Элтон приняла их предложение. Она поговорила с дедушкой и сказала ему, что я скоро не буду нуждаться в гувернантке, и что она через три месяца поступает на новую должность. Он благосклонно похвалил ее за правильное решение и оставил ее на эти три месяца, согласившись, что после этого мне уже не будет требоваться гувернантка.

Во всем этом было предвестие неотвратимого конца. Дедушка был доволен собой. Он был уверен, что со мной у него не возникнет таких сложностей, как с моей сестрой

Вдруг, к моей радости, в усадьбе произошло оживление Об этом мне рассказал Том Эммс, который пришел с отцом работать в саду. Он отозвал меня в сторону. Наверное, ему это поручила миссис Эммс.

— В большом доме люди, — тоном конспиратора прошептал он.

— В усадьбе! — воскликнула я.

Он кивнул.

Мне только этого и было надо. Сразу после обеда я выскользнула из дома.

Миссис Эммс поджидала меня. Когда она не вешала белье, она сидела в саду и ждала.

Увидев меня, она подошла к двери.

— Пока только слуги, — сообщила она.

— Я зайду, — сказала я.

Она кивнула.

— Я ходила туда, спрашивала о Дэйзи. Я думала, может она тоже приехала.

— И что, ее там нет?

Миссис Эммс покачала головой.

— Со мной обошлись очень холодно. Нет, Дэйзи там не было. И Ганса тоже. Там совсем другие слуги. Как-то все странно, должна вам сказать.

Но меня уже было не остановить. Я оставила ее и пошла к усадьбе. Мое сердце бешено колотилось, когда я подходила к воротам. Я постучала, и стояла, слушая, как стук раздается по всему дому.

Наконец я услышала шаги, и дверь открыл слуга.

Несколько мгновений мы смотрели друг на друга. Он вопросительно поднял брови и я произнесла:

— Я пришла с визитом. Я из поместья Грейстоун.

Он сказал:

— Никого нет дома. Здесь никого нет.

Он уже собирался закрыть дверь, но я сделала шаг вперед, чтобы он не смог закрыть ее, не вытолкнув меня.

— Когда приедет графиня? — спросила я.

Он пожал плечами.

— Пожалуйста, скажите мне. Я встречалась с ней несколько лет назад. Меня зовут Филиппа Юэлл.

Он как-то странно посмотрел на меня.

— Я не знаю, когда они приедут. Может быть, не приедут вообще. Нас прислали, потому что дом уже давно стоит без присмотра. Всего хорошего.

Мне ничего не оставалось, как отступить, признав свое поражение.

Но все же я продолжала ждать. Ведь всегда в прошлом приезд слуг означал, что вскоре приедут хозяева, и тогда я найду кого-нибудь, кто бы мог рассказать мне про Франсин.

Вскоре после моего визита в усадьбу я заметила странную вещь. Я все время встречала одного и того же человека. Он был крепкого сложения с толстой короткой шеей и имел тевтонский облик, выдававший в нем иностранца. Наверное, он был туристом и остановился в гостинице под названием «Три бочки», где часто жили чужеземцы, приезжавшие в наши края ловить форель. Странно, что я его так часто встречала. Он никогда не заговаривал со мной, казалось, даже не замечал меня. Просто он все время попадался на моем пути.

Мисс Элтон, теперь, когда ее будущее было обеспечено, проявляла ко мне все больше сострадания и искренне беспокоилась обо мне. Время шло. Через шесть месяцев мне исполнялось семнадцать лет. Она знала, как я ненавидела мысль о браке с кузеном Артуром. Но был ли у меня выбор?

Она сказала:

— Тебе нужно разработать план действий.

— Какой, например? — спросила я.

— Ты совершенно не думаешь о себе. Ты поглощена мыслями о том, что случилось с твоей сестрой. Она умерла. А ты жива, и тебе нужно жить дальше.

— Мне хотелось бы съездить в этот Брюксенштейн. Я уверена, что за всем этим скрывается какая-то тайна.

— На самом деле все гораздо проще. Она была до смерти влюблена в него и уехала с ним. Он обещал жениться…

— Он женился на ней. Они обвенчались в церкви, которую я видела сама. — И вдруг меня осенило. — Ведь в церкви хранятся церковные книги. Если они обвенчались, об этом есть запись, ведь так? И это хранится в церкви.

Мисс Элтон посмотрела на меня с любопытством.

— Ты права, — сказала она.

— О, мисс Элтон, я должна поехать в эту церковь. Я должна проверить. Если она там, эта запись об их браке… значит, хотя бы частично, заметка лжет.

Мисс Элтон кивнула.

— Я поеду туда, надо это устроить. Вы поедете со мной?

Она помолчала.

— Твой дедушка захочет знать, куда мы поехали.

— Я что, должна всю жизнь перед ним отчитываться?

— Да, если ты сама ничего не предпримешь.

— Я предприму, и моим первым шагом будет поездка в церковь Берли, чтобы проверить, есть ли там запись о браке моей сестры.

— И если есть?

— Тогда я просто обязана что-то сделать. Тогда все будет по-другому. Я хочу узнать, почему мою сестру убили: И есть еще кое-что. Я хочу найти ее сына. Что стало с мальчиком? Ему сейчас уже три года. Где он? С кем? Он — ребенок Франсин. Разве вы не понимаете? Я не могу сидеть здесь, сложа руки.

— Я не вижу, что ты конкретно сможешь сделать, кроме выяснения, была ли твоя сестра замужем за ним или нет. И что это даст?

— Я пока не знаю. Но это немножко облегчит мое существование. Это докажет, что она говорила мне правду. Она писала, что она теперь баронесса. Она себя называла миссис Фокс. Потому что одним из ее имен было Фукс.

— Она всегда была очень легкомысленной.

— Она была самым лучшим человеком на свете, и я больше не могу этого выносить.

— Ну, перестань. И если ты действительно так хочешь съездить в это место… рядом с Дувром, то мы сможем обернуться за один день. Это проще.

— Вы поедете со мной, мисс Элтон?

— Конечно, поеду. Но мы не должны говорить твоему дедушке, зачем едем. Как ты думаешь, если я скажу ему, что на уроках мы изучали древние английские церкви, а рядом с Дувром есть несколько особо интересных экземпляров в нормандском стиле, и я очень хотела бы тебе их показать.

— О, мисс Элтон. Вы так хорошо придумали.

— Он сейчас не такой строгий, как раньше. Может быть, потому что я скоро уеду, и он думает, что ты будешь послушной внучкой и будешь выполнять все его желания.

— Мне совершенно не интересно, что он думает. Я хочу поехать в церковь и посмотреть записи в книгах.

Мисс Элтон оказалась права в отношении дедушки. Он милостиво позволил нам поехать, и рано утром мы были на станции Престон Карстэйрз. Мы собирались вернуться обратно трехчасовым поездом. К моему удивлению, когда мы садились на поезд, появился тот странный человек из гостиницы «Три бочки» и тоже сел в поезд. Он даже не посмотрел в нашу сторону, но мне показалось странным, что я опять его встретила, и более того, он сел на тот же поезд, что и мы. Но я была так поглощена тем, что увижу, что очень скоро забыла о нем. Наверное, он путешествовал по этой части страны, а Дувр и его окрестности представляют такой огромный исторический интерес, естественно, ему захотелось поехать туда.

Путь оказался довольно долгим, и мне, при моем нетерпении, казалось, что поезд еле тащится. Я смотрела на зеленые равнины, поспевающий хмель и сушилки для него, и деревья в садах, обсыпанные фруктами, что так привычно для этого края. Все вокруг было красиво и радовало глаз, но мне не терпелось скорее приехать в церковь.

Когда мы приехали в Дувр, я увидела на вершине холма замок и захватывающий дух вид на белые скалы и море. Но я продолжала думать только о том, что мы найдем в церкви — у меня не было никаких сомнений, что найдем.

Мы сошли с поезда и вышли со станции.

— Церковь недалеко, — сказала я. — Франсин, мистер Каунсил и я ездили туда в двуколке, нас отвез кучер из гостиницы.

— А ты не помнишь, где гостиница?

— Мне кажется, я смогла бы найти ее.

— Тогда нам лучше пойти туда, перекусить и попросить дать нам двуколку, чтобы съездить в церковь Берли.

— Я совсем не голодна.

— Нужно что-нибудь съесть. К тому же, это даст нам возможность поговорить с хозяевами.

Мы быстро нашли гостиницу. Нам предложили горячий хлеб прямо из печки, сыр чеддер со сладким маринадом и сидр. Если бы я могла думать о еде, то мне бы все это показалось очень вкусным.

— Я здесь уже была, — сказала я жене хозяина.

— Здесь бывает так много народу, — ответила она, как бы извиняясь за то, что не помнит меня.

— Когда я была здесь, мы осматривали церковь Берли.

— Нам бы очень хотелось увидеть ее снова, — вставила мисс Элтон. — Это далеко отсюда?

— Около трех миль от города.

— В прошлый раз мы ездили туда в двуколке, которую нам дали здесь. Нельзя ли воспользоваться ею еще раз?

Она пожала плечами. Ее лицо выражало нерешительность.

— Я спрошу, — пообещала она.

— О, пожалуйста, — попросила я, — мне это так важно.

— Я пойду и узнаю.

— Нам нужно ей заплатить, — заметила я, когда она вышла.

— Твой дедушка дал мне немного денег на нашу учебную экскурсию, — успокоила меня мисс Элтон. — И это не будет очень дорого.

Женщина вернулась и сказала, что двуколка будет готова через полчаса. Мне не терпелось скорее поехать. Я сидела и смотрела в окно и вдруг увидела человека, промелькнувшего мимо. Я узнала мужчину, садившегося с нами в поезд. Итак, он пришел в ту же гостиницу!

Через полчаса, когда двуколка была заложена, я опять увидела того человека. Он осматривал лошадей и торговался по поводу одной из них.

Когда мы выехали, я опять забыла о нем. Я сидела и вспоминала, как мы с Франсин сидели рядом в такой же двуколке и ехали по той же дороге, и обе думали о том что ждет нас в доме нашего дедушки.

Мы подъехали к церкви. Она была маленькая, серая и очень старая. Мы прошли через церковное кладбище. Многие могильные камни потемнели от времени, и надписи на них почти стерлись. Я вспомнила, как Франсин вслух читала некоторые, из них.

Мы вошли внутрь, и я почувствовала запах, типичный для таких церквей — сырости, древности и какой-то полировки, которую используют для скамеек. Я стояла лицом к алтарю. Солнечный свет, проникавший через мозаичные окна, падал на медный аналой и позолоченные кисти ткани, покрывающей алтарь. Стояла тишина. Ее нарушила мисс Элтон.

— Я думаю, нам нужно пойти к викарию.

— Конечно. Мы должны с ним поговорить.

Мы повернулись, чтобы уйти, но дверь вдруг скрипнула, и вошел мужчина. Он посмотрел на нас с любопытством и спросил, чем он может помочь.

— Я церковный сторож, — сказал он. — Вы интересуетесь церквями? Это норманнская церковь, очень хороший образец архитектуры той эпохи. Ее недавно отреставрировали, и пришлось как следует повозиться с башней. Сюда не часто заходят, но это потому что она на отшибе.

Мисс Элтон сказала:

— Цель нашего приезда не архитектурная. Мы хотели бы посмотреть церковные книги, если возможно. Нам нужно проверить, был ли здесь заключен брак.

— Если вы знаете число и имена сторон, то это очень просто. Наш викарий в отъезде до выходных. Поэтому я заменяю его. И помогу, чем смогу.

— И вы сможете показать нам книги? — нетерпеливо спросила я.

— Могу. Они хранятся в ризнице. Я принесу ключи. Это было давно?

— Нет. Четыре года назад, — ответила я.

— Ну, тогда это совсем просто. Обычно люди ищут информацию столетней давности. Хотят найти своих предков. Сейчас многие этим занимаются. Я только зайду в дом и сразу вернусь.

Когда он вышел, мы с мисс Элтон торжествующе посмотрели друг на друга.

— Я так надеюсь, что ты найдешь то, что ищешь.

Верный своему слову, сторож вскоре вернулся с ключами. Я последовала за ним в ризницу, дрожа от нетерпения.

— Ну, — сказал он, — какое вы сказали это было число? А, да… Вот оно.

Я посмотрела. Это было так. Вот они. Их имена, черным по белому.

Я вскрикнула от радости и повернулась к мисс Элтон.

— Вот! — крикнула я. — Больше не может быть сомнений. Мы это доказали.

Я пребывала в радостном возбуждении и знала, что теперь, после того, как я доказала, что Франсин была замужем, я уже не остановлюсь. Я узнаю все остальное. Более того, меня преследовала мысль о маленьком мальчике, ребенке, любившем повторять мое имя и назвавшем в честь меня свою любимую игрушку.

Когда мы вышли из церкви, мне показалось, что я увидела фигуру, прячущуюся за могильными камнями. Это был мужчина. Он наклонился над могилой и, казалось, углубился в чтение надписи на камне.

Я не стала к нему приглядываться. Я была так занята собственными мыслями и тем, что увидела, что больше ни о чем не думала всю дорогу домой.

Я тут же побежала к бабушке. Я села на табуретку у ее ног и рассказала о том, что увидела в церковной книге.

Она внимательно слушала.

— Я очень рада, — проговорила она, — что Франсин не лгала.

— Но почему там написано, что она была его любовницей?

— Думаю, потому что он занимал очень высокое положение. Может, у него уже была другая жена.

— Я не могу в это поверить. Франсин была так счастлива.

— Моя милая Филиппа, перестань ломать себе голову. Что случилось, то случилось, и ничего уже не поделаешь. Тебе надо думать о своей собственной жизни. Тебе скоро семнадцать. Что ты собираешься делать?

— Мне бы хотелось поехать в Брюксенштейн. Я хочу узнать все, что произошло.

— Ты не можешь туда поехать. Если бы я была помоложе… Если бы я была зрячая…

— Ты бы поехала со мной, правда, бабушка?

— Возможно, меня бы очень прельстила эта идея… но ты не можешь поехать туда так же, как и я. Дорогая девочка, что ты собираешься делать со всеми этими делами дома? Я думала, если дедушка будет настаивать на твоем браке с кузеном, ты могла бы пожить с Грейс.

— Но как? У них всего одна комната в доме викария.

— Я знаю, это будет трудно. Я просто пытаюсь найти выход из положения. Ты висишь на волоске, дитя мое. И ты занялась разгадыванием загадок, которые все равно не разгадаешь. Даже если бы ты их разгадала, это все равно не вернуло бы тебе сестры. Но ты сама сейчас в опасности.

Конечно, она была права. Наверное, мне надо было попробовать найти место гувернантки, как мисс Элтон. Это было первым, что пришло мне в голову. Но кто меня возьмет? Когда я размышляла об этом, вся идея казалась пустой.

На следующий вечер дедушка пригласил гостей. Пришли Гленкорны со своей дочерью Софией.

— Это просто обед в тесном кругу друзей, — объяснил дедушка, глядя на меня с удовлетворением, с которым он теперь часто смотрел на меня. — Всего шесть человек — счастливое число, — добавил он.

Я безрадостно оделась в платье из коричневой тафты, которое для меня сшила Дженни Брейкс. Оно мне совсем не шло. Коричневый цвет — вообще не мой. Мои цвета — красный и изумрудно-зеленый. Хотя меня тогда совсем не интересовала одежда и то, как я выгляжу. Мои мысли были далеко, с маленьким сыном Франсин. Мне казалось, я его очень хорошо, знаю. Белокурый, голубоглазый, Франсин в миниатюре, с маленьким игрушечным троллем в руках.

Как выглядит этот тролль? Я представляла себе нечто вроде скандинавского гнома. Тролль, которого в честь меня назвали Пиппой.

Он был очень далеко… если только они не убили и его тоже. Может и убили, но убийство ребенка не заслуживало упоминания в английских газетах.

Я забрала волосы в узел. Это делало меня выше и старше. Теперь, я была похожа на человека, способного постоять за себя.

Мне очень не хотелось идти на этот званый ужин. Я пару раз видела Гленкорнов. Они жили в большом доме на краю поместья. Дедушка купил у них землю. Они, наверное, продали ее скрепя сердце, потому что, как весело заметил дедушка, они не могли ее содержать. Сэр Эдвард Гленкорн никогда не мог управлять унаследованной усадьбой. Он просто дурак, говорил дедушка. Он презирал дураков, но Гленкорны были соседями. И когда их усадьба будет выставлена на продажу, а дедушка был уверен, что так и случится в ближайшие несколько лет, он хотел иметь шанс приобрести ее первым. Приобретение было целью дедушкиной жизни, поэтому он был так зол, когда усадьба Грантер уплыла у него прямо из-под носа. Земля и люди — он хотел владеть всем, заставить всех работать на себя, осуществлять его планы. Он был как Бог на земле, создающий свою собственную вселенную. Итак, хотя он и презирал сэра Эдварда Гленкорна, ему нравилось бывать в его кампании, потому что это вызывало в нем чувство собственного превосходства.

Ужин был пыткой, равно как и все трапезы. Мне было трудно сосредоточиться на разговоре. От близости кузена Артура у меня по коже бегали мурашки. Я знала, что время не стоит на месте, и скоро я должна буду либо принять его предложение, либо остаться в одиночестве и нужде.

Мне было трудно отмести все эти мысли в сторону. И к тому же, я все еще не оправилась от шока по поводу происшедшего с Франсин. Поэтому на ужине я вела себя, мягко говоря, рассеянно.

София была спокойной девушкой, хотя мне всегда казалось, что я ее просто мало знаю. Часто я ловила на себе ее любопытный взгляд, как будто она пыталась прочитать мои мысли. Если бы со мной была Франсин, если бы надо мной не висела неясность и страх за свою судьбу, я думаю, София Гленкорн меня бы очень заинтересовала.

Сэр Гленкорн говорил мне комплименты по поводу того, как я выгляжу. Я была уверена, что это делается просто из вежливости, потому что я знала, что коричневая тафта совсем не идет мне к лицу. Я все время ощущала беспокойство. Он долго говорил со мной о чем-то еще, но я отвечала невпопад. Наверное, он подумал, что я еще и глупа.

— Уже не маленькая девочка, а? Настоящая молодая леди.

Дедушка был почти добродушным.

— Да, удивительно, как Филиппа быстро выросла.

Зловещие слова. Я видела в его глазах планы. Свадьба… рождение… наследник, маленький Юэлл, из которого дедушка будет лепить то, что ему захочется.

— Филиппа проявляет огромный интерес к поместью, — добавил кузен Артур.

Да? Я что-то не замечала. Меня совершенно не интересовало поместье. Все мои мысли были заняты моими собственными делами и моей сестрой.

— Нужно всегда думать, — говорил дедушка. — Ведь наследуют не только землю и собственность, но и обязательства вместе с ними.

Я представила себе, как бы Франсин сейчас веселилась.

— Филиппа также интересуется архитектурой, — не унимался кузен Артур.

Мне очень хотелось, чтобы они прекратили говорить обо мне так, как будто меня там не было.

— Мисс Элтон наставляет ее по этому предмету, — продолжал дедушка. — В какую церковь вы ездили?

Я сказала, что в церковь Берли, недалеко от Дувра.

— Не слишком ли далеко, чтобы взглянуть на кусок камня, — заметила леди Гленкорн.

Дедушка одарил ее снисходительной, но довольно презрительной улыбкой.

— Это норманнская церковь, не так ли, — сказал он, — мне кажется, самой интересной чертой норманнской архитектуры является то, как они строили крыши… Обшивали деревом стропила, чтобы придать потолкам форму тоннеля. Правильно, Филиппа?

Я очень мало понимала в том, о чем он говорит, потому мы с мисс Элтон никогда не занимались архитектурой, пока не решили ехать в церковь Берли.

— О, да, да, — сказала я в ответ. — Мисс Элтон очень переживает, потому что скоро покидает нас.

Дедушка не смог скрыть своего презрения.

— Филиппа уже слишком взрослая, чтобы иметь гувернантку. Ей скоро придется заниматься другими вопросами.

Странно, но я никогда раньше не была в центре внимания. Это означало, что я довольно важная фигура на шахматной доске, которой можно сделать ход по своему усмотрению.

Я почувствовала облегчение, когда ужин закончился. Мы пошли в солярий, где, когда бывали гости, подавали вина и ликеры. Софию попросили поиграть на пианино. У нее был довольно сильный голос, и она спела несколько старых песен, типа «Спелой вишни» и «Пей за меня». Последнюю она пела очень душевно, и кузен Артур стоял рядом с ней и переворачивал для нее страницы нот. Я заметила, что когда он наклонился, чтобы перевернуть, страницу, он опустил руку на ее плечо и довольно долго не убирал ее.

Я всегда смотрела на руки кузена Артура с отвращением и ужасом, потому что я ненавидела его прикосновения. А он, я заметила, любил физические контакты. Я думала, что это только со мной, но оказалось, что и с другими тоже. Я еще и еще раз заметила это, пока София играла на пианино, и немножко обрадовалась. Значит, он дотрагивается не только до меня.

Наконец, вечер закончился. Гленкорны уехали в своем экипаже. Мы проводили их. Когда они скрылись из виду, дедушка вздохнул с облегчением.

— Я не удивлюсь, — сказал он, — если узнаю, что Гленкорн на грани банкротства.

Каждый день тянулся бесконечно долго, хотя, с другой стороны, я не замечала, как проходили недели. Я чувствовала, что быстро приближаюсь к пропасти. Мисс Элтон уезжала через месяц, ведь была уже середина февраля. Дедушка вот-вот сообщит мне условия своего ультиматума, а я все лелеяла несбыточные надежды о поездке в далекую страну, которая была для меня только названием. Я много раз смотрела на нее на карте — маленькую розовую точечку, совершенно незначительную по сравнению с просторами Америки, Африки и Европы, и даже с нашим маленьким островом. На карте было так много красных мест, обозначающих колонии британской империи. Но я хотела видеть только маленькую розовую точечку между коричневыми горными вершинами.

В отчаянии я решила еще раз сходить в усадьбу. Я шла через луг, и вдруг ко мне подошел мужчина.

На какое-то мгновение у меня перехватило дыхание, потому что мне показалось, что это возлюбленный Франсин. Я задохнулась и, наверное, побледнела.

— Что-нибудь случилось? — спросил он.

— Нет… Я просто пришла навестить… э… э…

— Навестить кого? — одобрительно переспросил он.

— Я познакомилась с графиней, когда она была здесь несколько лет назад. Она любезно пригласила меня… заходить еще.

— К сожалению, ее здесь сейчас нет. — Он говорил по-английски безупречно, с легким иностранным акцентом, — может, я вам смогу чем-нибудь помочь?

— А вы?..

— О, я просто приехал проверить, все ли в порядке с домом. Здесь уже давно никто не жил. Это плохо для домов. Могу я узнать ваше имя?

— Филиппа Юэлл.

Он насторожился. У меня в мозгу мелькнули строки из газетной вырезки. «Мы выяснили личность англичанки. Это Франсин Юэлл…»

Он, наверное, узнал имя, но ничего не сказал, кроме «Приятно познакомиться». «Не хотите ли зайти в дом», — добавил он.

— Но вы сказали, что никого из членов семьи нет дома.

Он рассмеялся.

— Я уверен, что графиня была бы очень недовольна, если бы я не проявил гостеприимства. Я вас приму от ее имени.

— Вы кто-то вроде… как это называется? Мажордом?

— Это очень верное наблюдение.

Я, наконец, поняла, кто он. Слуга, но один из самых главных. Он приехал, чтобы проверить, в каком состоянии дом. Это казалось очень разумным.

— Я полагаю, вы будете готовить дом к их приезду?

— Очень может быть, — сказал он. — Входите и выпейте что-нибудь. Ведь вы в это время пьете чай?

— Да.

— Тогда почему бы нам не выпить чаю?

Я вспомнила, как Ганс показывал нам дом, и как нам было не по себе. И все же, я не собиралась отказываться от предложения. Я была чрезвычайно возбуждена. Я чувствовала, как у меня от волнения начинают пылать щеки. Со мной это часто случалось. Франсин говорила:

— Не переживай. Тебе это идет.

Он открыл дверь, и мы вошли. Я так хорошо все помнила — столовую, лестницу, маленькую комнату, где мы разговаривали с графиней.

Чай нам принесла горничная, которая не выразила никакого удивления. Он улыбнулся.

— Может быть вы, как это называется… будете разливать чай?

Я разлила чай и спросила:

— Я… я хотела спросить, не знали ли вы мою сестру?

Он удивленно поднял брови.

— В последнее время я очень редко бываю в Англии. Я здесь провел несколько лет моей юности… учился.

— О, — сказала я, — это было четыре или пять лет назад. Она познакомилась в этом доме с одним человеком и вышла за него замуж и потом… умерла.

— Мне кажется, я знаю, о ком вы говорите, — медленно сказал он. — Был очень большой скандал. Да… я помню имя подруги барона.

— Моя сестра была его женой.

Он слегка передернул плечами. Потом сказал:

— Я знаю, что между ними была дружба… связь.

Я почувствовала, как мне становится жарко от негодования.

— Это неправда, — почти крикнула я. — Я знаю, что в прессе ее назвали его любовницей. А я вам говорю, что она была его женой.

— Не надо сердиться, — попросил он. — Я вас понимаю. Но барон никак не мог жениться на вашей сестре. Его брак имел огромное значение для всей страны, потому что он был наследником трона.

— Вы хотите сказать, что моя сестра была недостаточно хороша для него?

— Совсем не так, но он должен был жениться на девушке той же национальности… выбранной для него. Он не мог жениться ни на ком другом.

— Я должна вас заверить, что моя сестра была достойна стать женой кого угодно.

— Я вам верю, но, видите ли, дело не в достойности. Это вопрос политики, понимаете?

— Я знаю, что моя сестра была его женой.

Он покачал головой.

— Она была его любовницей, — сказал он. — Как и должно было быть. Она была не первой и не последней… если бы он остался жив.

— Я нахожу ваши комментарии крайне оскорбительными.

— Не стоит обижаться на правду. На вещи надо смотреть реально.

Я поднялась.

— Я не хочу здесь оставаться и слушать, как оскорбляют мою сестру. — Я почувствовала, как к глазам подступают слезы, и злилась на него за то, что не могла сдержать своих чувств.

— Не надо, пожалуйста, — ласково сказал он. — Давайте говорить разумно. Вы должны смотреть на это, как современная женщина. Я думаю, они познакомились при очень романтичных обстоятельствах. Они полюбили друг друга, и это прекрасно. Но брак для человека его положения с кем-то, кто… О, я уверен, что она была красива и обаятельна, я уверен, что она во всех отношениях была достойна его… но это было просто невозможно. Человек его положения всегда должен думать о своих обязательствах… и о них всегда думают.

— А я вам говорю, что они были женаты.

Он улыбнулся, и его спокойствие разозлило меня еще больше. То, как он говорил об этой трагедии, будто это было что-то обычное, происходящее каждый день, ранило меня так глубоко, что я испугалась, что полностью потеряю контроль над собой, если останусь и буду видеть перед собой его невозмутимое спокойное лицо.

— Извините меня, — сказала я.

Он встал и поклонился.

— Мне пора идти, — продолжала я. — Вы говорите чепуху и лжете… и сами это знаете. Прощайте.

С этими словами я развернулась и выбежала из дома. Я сделала это вовремя, потому что в ту же минуту из глаз у меня полились слезы, а мне очень не хотелось, чтобы он их увидел.

Я побежала домой и заперлась в своей комнате, той самой, в которой когда-то жила с Франсин. Я бросилась на кровать и в первый раз после того, как прочитала ту ужасную газетную статью, разрыдалась не сдерживаясь.

После этого мне не хотелось больше ходить в усадьбу. Я не понимала, почему он так сильно меня расстроил. Может, он мне напомнил барона Франсин. Этот человек был слугой, говорила я себе, и хочет, чтобы все знали, что он один из самых главных слуг. Рудольф не подчеркивал своей знатности. Все знали, что он барон, и ему не приходилось никому напоминать об этом. Может, я не совсем справедливо обошлась с этим человеком всего лишь из-за его уверенности, что Франсин не была обвенчана с бароном.

И все же я не хотела его больше видеть. Но это, наверное, было глупо, потому что он мог что-то знать. Он мог знать, что стало с ребенком.

Я начала жалеть о своем поспешном бегстве. Почему мне было не все равно, заметит ли он мои слезы?

Я встретила его на следующий день. Думаю, он поджидал меня и видел, как я вышла из дома. Я пошла к лесу, но он догнал меня.

В лесу я села под деревом, и подождала, пока он подойдет.

— Добрый день, — сказал он. — Вот мы опять встретились.

Поскольку я была уверена, что он поджидал меня, а потом пошел следом за мной, его замечание показалось мне, по меньшей мере, лживым.

— Здравствуйте, — холодно проговорила я.

— Можно? — спросил он, усаживаясь рядом со мной. Он улыбался.

— Я рад, что вы на меня больше не сердитесь, — сказал он.

— Я себя вела очень глупо.

— Нет… нет. — Он наклонился ко мне и дотронулся до моей руки. — Совершенно естественно, что вы расстроились. То, что произошло с вашей сестрой, действительно ужасно.

— Это чудовищно. Я бы хотела узнать… я бы хотела найти убийцу.

— Его найти оказалось невозможным, — сказал он. — Было расследование. Но ничего не обнаружили, и следовательно, все это остается загадкой.

— Пожалуйста, расскажите мне все, что вы об этом узнаете! У них был ребенок. Что стало с мальчиком?

— Ребенок! У них не было ребенка.

— У моей сестры родился сын. Она мне об этом писала.

— Это невозможно.

— Почему невозможно, чтобы у двух людей родился ребенок?

— Я имею в виду не ту невозможность, о которой думаете вы. Я имею в виду положение Рудольфа.

— Его положение здесь ни при чем. Он женился на моей сестре и произошла самая естественная вещь на свете — у них родился ребенок.

— Вы не совсем понимаете.

— Я была бы благодарна, если бы вы не относились ко мне, как к ребенку или как к дурочке.

— О, я вас совсем не считаю ребенком и уверен, что вы очень умны. И еще я знаю, что вы очень вспыльчивая молодая леди.

— Для меня все это очень важно. Моя сестра умерла, но я никому не позволю осквернять ее память.

— Вы используете очень сильные выражения, моя дорогая юная леди.

Он наклонился ко мне и попытался взять меня за руку, но я с силой оттолкнула его.

— Я не ваша дорогая юная леди.

— Ну… — Он склонил голову набок и посмотрел на меня. — Вы молоды. Вы — леди.

— И принадлежу к семье, не достойной брака с иностранцами, которые удостаивают нашу страну редкими визитами.

Он громко расхохотался, Я заметила твердую линию его подбородка и сверкающие сильные белые зубы и подумала, что он напоминает мне Артура…

— Достойной… конечно достойной, — сказал он. — Но из-за некоторых политических обязательств такие браки невозможны.

— И вы думаете, что такая девушка, как моя сестра, могла снизойти до того, чтобы стать любовницей этого всемогущего властелина?

Он посмотрел на меня серьезно и кивнул.

— Вы говорите чепуху, — воскликнула я.

— Я ошибся, — продолжал он, глядя на меня как-то очень странно и испытующе, — назвав вас моей дорогой юной леди. Вы не моя.

— Наш разговор довольно нелеп. Мы говорили об очень серьезном деле, и вдруг вы переходите на игривый и легкомысленный тон.

— Бывает полезно перейти на более легкий тон, когда говоришь о серьезных вещах. Это разряжает обстановку.

— Меня это не разрядило.

— Да, но вы очень вспыльчивая леди.

— Послушайте, — сказала я, — если вы не можете говорить об этом серьезно, то давайте не будем говорить вообще.

— О, вы и правда обиделись? Простите меня. Я думал, что с вами можно говорить обо всем. Я бы очень хотел узнать вас получше, и надеюсь, вам было бы любопытно кое-что узнать и обо мне.

— Мне нужно узнать, что случилось с моей сестрой и, почему… И я хочу получить подтверждение того, что за ее ребенком существует должный уход.

— Вы очень, многого просите. Даже полиция не смогла разрешить загадку того, что произошло той ночью в охотничьем замке. А что касается несуществующего ребенка…

— Я не хочу больше слушать.

Он замолчал, но со стороны поглядывал на меня. Я чуть было не поднялась и не ушла, и сделала бы это, если бы больше всего на свете не хотела узнать правду.

Я начала отодвигаться от него, но он взял меня за руку и умоляюще посмотрел на меня. Я почувствовала, что краснею. Что-то в нем волновало меня. Мне не нравилось его высокомерие и уверенность в том, что барон никогда не снизошел бы до женитьбы на Франсин. Его намеки, что мы с Франсин все выдумали, приводили меня в бешенство, и все же… Я не понимала, что со мной, у меня было слишком мало опыта, но его близость возбуждала меня, и я раньше не испытывала ничего подобного. Я убеждала себя, что я на пороге открытий, и нахожусь рядом с человеком, который знал барона Рудольфа. Этот человек производил впечатление, что ему известно больше, чем он мне рассказывает. Я сказала себе, что несмотря на его странное влияние на меня, я должна поговорить с ним подольше.

Я не знаю, как долго это продолжалось — он держал мою руку, я слабо вырывалась, а он смотрел на меня с довольно озорной улыбкой, как будто читал мои мысли. Более того, мне казалось, что он знает о своем влиянии на меня.

— Сядьте, пожалуйста, — попросил он. — Нам очевидно есть что рассказать друг другу.

Я села и начала говорить:

— Во-первых, вы знаете, кто я такая. Моя сестра и я жили в Грейстоуне, пока она не пошла на тот злосчастный бал.

— Где встретила своего возлюбленного.

— Она была с ним знакома и раньше, но графиня пригласила ее на бал. Это было не просто. Не воображайте себе, что в Грейстоуне это сочли бы за большую честь. Моей сестре пришлось пойти на всякие уловки, чтобы туда пойти.

— На обман?

— Вы, наверное, поставили своей целью оскорблять меня.

— Вовсе нет. Но я настаиваю на том, что если мы намерены что-то выяснить, мы не должны кривить душой. Ваша сестра выскользнула из дома в своем бальном платье и пошла в усадьбу. Ее семья — за исключением младшей сестры, которая была во все посвящена, — ничего не знала об этом. Правильно?

— Да… более или менее.

— И там она и барон влюбились друг в друга. Они сбежали вместе. Она ехала как его жена… чтобы соблюсти условности.

— Она была его женой.

— Ну вот, мы опять вернулись к самому началу. Этот брак не мог состояться.

— Но он состоялся. Я знаю, что состоялся.

— Давайте я вам все объясню. Страна Рудольфа очень маленькая. Она все время борется за свою автономию. Поэтому там нельзя отступать от условностей. Потому что соседние государства всегда жадно за всем следят, постоянно пытаются расшириться, чтобы стать сильнее. Когда-нибудь они все объединятся в одно большое государство, и это будет хорошо, но сейчас там множество маленьких государств — герцогств, маркграфств, княжеств… и так далее. Брюксенштейн — одно из таких государств. Отец Рудольфа очень стар. Рудольф был его единственным сыном. Он должен был жениться на дочери правителя соседнего государства. Он никогда бы не пошел на нарушение этого договора. Слишком много поставлено на карту.

— И тем не менее он это сделал.

— Вы что, действительно так думаете?

— Да. Он любил ее.

— Очень мило, но любовь отличается от политики и долга. Здесь замешаны тысячи жизней. Это то же самое, что выбирать между войной и миром.

— Должно быть, он очень любил мою сестру. Я его понимаю. Она была самым привлекательным человеком на свете. О, я опять вижу ваш цинизм. Вы мне не верите.

— Я верю всему, что вы говорите. Тем более, что я вижу ее сестру, и это мне помогает поверить вам еще больше.

— Вы смеетесь надо мной. Я знаю, что некрасива и совсем не похожа на Франсин.

Он взял мою руку и поцеловал ее.

— Вы не должны так думать, — сказал он. — Я уверен, что вы не менее привлекательны, чем была ваша сестра, но по-своему.

Я опять резко выдернула руку.

— Не дразните меня, — проговорила я. — Вы что, не хотите говорить об этом?

— На самом деле мне нечего сказать. Ваша сестра и барон были убиты в охотничьем замке. Мне кажется, это политическое убийство. Кто-то хотел от него избавиться.

— Ну, а тот, кто теперь унаследует герцогство… или княжество… или что это? Может, это он убийца?

— Все не так просто. Следующий человек по линии наследства в то время находился за пределами страны.

— Но ведь существуют всякого рода агенты?

— Было проведено тщательное расследование.

— Значит, не такое уж и тщательное. Наверное, они не очень хорошо работают в маленьких государствах.

Он рассмеялся.

— Достаточно хорошо. Были подробные допросы, но ничего не выяснилось.

— Я полагаю, моя сестра была убита, потому что она оказалась рядом с ним.

— Похоже на то. Мне очень жаль. Ей не нужно было уезжать из Грейстоуна.

— Если бы она не уехала, ей пришлось бы выйти замуж за кузена Артура… но она бы никогда этого не сделала.

— Итак… был еще один жених.

— Мой дедушка хотел этого брака. Наверное, все это очень напоминает ваш Брюксенштейн. У него нет ни герцогства, ни княжества, но есть большой старый дом, который был у семьи веками, и он очень богат.

— Значит, у вас тут те же самые проблемы, что у нас в Брюксенштейне.

— Проблемы, созданные человеческой гордыней. Таких проблем быть не должно. Никто не должен выбирать ни для кого мужей. Если люди друг друга любят, им должно быть разрешено жениться.

— Прекрасно сказано, — воскликнул он. — Знаете, мы с вами наконец пришли к согласию.

— Мне пора идти. Мисс Элтон, наверное, уже ищет меня.

— Кто такая мисс Элтон?

— Моя гувернантка. Она очень скоро уезжает. Считается, что теперь я уже могу обходиться без гувернантки.

— Почти взрослая женщина, — заметил он.

Вдруг он оказался совсем рядом со мной и положил руки мне на плечи. Лучше бы он не дотрагивался до меня. Когда он это делал, у меня возникало необъяснимое желание остаться с ним навсегда. Это было прямо противоположно тому, как действовали на меня вялые руки Артура, но мне пришло в голову, что они оба слишком часто пускали свои руки в ход.

Он прижал меня к себе и легко поцеловал в лоб.

— Зачем вы это сделали? — спросила я, тут же отпрянув и покраснев.

— Потому что мне захотелось.

— Не принято целовать незнакомых людей.

— Мы не такие уж и незнакомые. Мы встречались раньше. Мы пили вместе чай. Я считал, что это традиционная английская церемония. Если вместе пьют чай, немедленно становятся друзьями.

— Похоже, что вы ничего не знаете об английских церемониях. Можно пить чай и со злейшими врагами.

— Ну, значит я неправильно понял, но ведь вы простите меня?

— Я прощаю вас, но только не за отношение к моей сестре. Я знаю, что она была замужем. У меня есть доказательства этого, но вас убеждать бесполезно, так что я даже и не буду пытаться.

— Доказательства? — резко спросил он. — Какие доказательства?

— Письма. Ее письма, например.

— Письма к вам? Где она утверждает, что вышла замуж?

— Ей не нужно было ничего утверждать. Она просто написала мне об этом.

— Могу я взглянуть… на эти письма?

Я заколебалась.

— Вы должны убедить меня.

— Ну, хорошо…

— Встретимся здесь или вы придете в усадьбу?

— Здесь, — ответила я.

— Завтра я буду вас ждать.

Я выбежала из леса. Когда я подбежала к опушке, я оглянулась и увидела, что он все еще стоит среди деревьев. На его губах играла странная улыбка.

Остаток дня я провела как в тумане. Мисс Элтон, которая занималась упаковкой своих вещей, не обратила внимание на мой отсутствующий вид. Она уезжала уже через несколько дней. Она очень переживала за меня, но не видела никакого практического выхода из положения. Я думала, рассказать ли бабушке про моего нового знакомого, но почему-то мне не очень хотелось, Я даже не знала его имени. Он был слишком фамильярен. Как он посмел поцеловать меня! Что он думает? Что всех девушек здесь можно целовать и вовлекать в интимные отношения без брака?

Я долго не ложилась в ту ночь, перечитывала письма. Там было все так ясно: ее восторг и ее свадьба. И разве я сама не видела записи в церковной книге? Наверное, я специально приберегала эту информацию, чтобы доказав, что он был неправ, заставить его склонить голову. Конечно, Франсин была замужем. И еще все эти разговоры о ребенке — милом маленьком Детеныше. Даже если предположить, что она придумала венчание, чтобы я не переживала, она никогда не стала бы выдумывать ребенка. У Франсин никогда не были ярко выражены материнские чувства, но когда у нее появился ребенок, она полюбила его, и эта любовь чувствовалась в ее письмах.

На следующий день я пришла пораньше, но он уже был там.

При виде его мое сердце забилось быстрее. Я бы не хотела, чтобы он так влиял на меня, потому что я из-за этого неловко себя чувствовала. Он подошел ко мне, поклонился, как мне показалось несколько насмешливо, щелкнул каблуками и поцеловал мне руку.

— Можно безо всяких церемоний, — заметила я.

— Церемоний! Это совсем не церемония. Это обычная форма приветствия в моей стране. Правда, пожилых леди и детей целуют в щеку.

— Поскольку я не принадлежу ни к одной из этих категорий, вы меня, надеюсь, освободите от этого.

— С сожалением, — ответил он.

Я решила, что не позволю этим довольно оскорбительным шуткам повлиять на серьезность нашего разговора.

— Я принесла письма, — сообщила я. — Когда вы их прочтете, вы признаете мою правоту. Вам придется это сделать.

— Может, мы сядем? Земля довольно жесткая, и это не самое удобное место для совещания. Вам следовало прийти в дом.

— Вряд ли это хорошо, пока ваши хозяева в отъезде.

— Может, вы и правы, — сказал он. — А теперь… Вы разрешите мне взглянуть на письма?

Я протянула их ему, и он углубился в чтение.

Я наблюдала за ним. Наверное, на меня действовала его потрясающая мужественность. Наверное, то же самое почувствовала в свое время Франсин. Да нет, все это глупости. Она по уши влюбилась в него. Мои чувства были совсем другими. Я чувствовала антагонизм по отношению к этому человеку, хотя его присутствие меня сильно волновало. Я видела слишком мало мужчин. Можно не считать Антонио и людей с острова. Я тогда была еще слишком молода. Но тех немногих, которые приходили в дом дедушки, я сравнивала с кузеном Артуром. Это значило, что все они казались чрезвычайно привлекательными.

Вдруг я насторожилась. Мне показалось, что за нами подглядывают. Я резко повернулась. Видела ли я движение среди деревьев? Наверное, мне почудилось. Я была слишком возбуждена и знала об этом. Я была в таком состоянии с тех пор, как встретила этого человека… но только потому, что считала, что подвинулась немного ближе к решению головоломки по поводу убийства в охотничьем замке.

Треск сухих сучьев, чем-то вспугнутая птичка, — все это мне казалось неспроста.

— Мне показалось, что за нами подглядывают, — сказала я.

— Подглядывают? Почему?

— Люди часто…

Он отложил письма и вскочил на ноги.

— Где? — вскрикнул он. — В какой стороне? — И в этот момент, я была почти уверена, что слышу топот убегающих ног.

— Вон там, — показала я, и он побежал в ту сторону. Через несколько минут он вернулся.

— Никого не видно, — сказал он.

— Да… но мне показалась…

Он улыбнулся, сел и опять углубился в письма. Закончив читать, он с серьезным видом протянул их мне обратно.

— Ваша сестра думала, что вам будет спокойнее за нее, если вы будете думать, что она замужем.

Вот он, этот момент.

— Есть еще кое-что, о чем вы не знаете, — торжествующе произнесла я. — У меня есть настоящие доказательства. Я видела запись в церковной книге.

— Что! — Этого момента стоило ждать. Он был совершенно ошеломлен.

— О, да, — продолжала я. — Все очень просто. Итак, вы были совсем неправы.

— Где? — отрывисто спросил он.

— В церкви Берли. Мы с мисс Элтон ездили туда вместе и нашли эту запись.

— Я не одобряю поведения Рудольфа…

— Дело не в том, одобряете вы или нет. Брак был совершен. Я могу это доказать.

— Почему вы мне сразу не сказали?

— Потому что вы были самоуверенны, как баран.

— Понятно, — медленно произнес он. — И где это находится?

— В Берли… недалеко от Дувра. Поезжайте туда. Посмотрите своими собственными глазами… может тогда вы мне поверите.

— Очень хорошо, — согласился он. — Я поеду

— До Дувра вы доедете поездом. Это очень просто. А дальше наймите лошадь и повозку до Берли. Это около трех миль за Дувром.

— Я обязательно поеду.

— А когда вы убедитесь сами, вы должны будете вернуться и извиниться передо мной.

— Я буду полон раскаяния.

Он сложил письма и, как бы рассеянно, стал засовывать их к себе в карман.

— Не забудьте, что это мои письма.

— Конечно. — Он отдал их мне обратно.

— Я не знаю Вашего имени.

— Конрад, — ответил он.

— Конрад… а дальше?

— Дальше неважно. Вы все равно не сможете этого произнести.

— Я могла бы попробовать.

— Не имеет значения. Я хотел бы быть для вас просто Конрадом.

— Когда вы поедете в Берли, Конрад?

— Думаю, что завтра.

— И вы придете сюда послезавтра?

— С огромным удовольствием.

Я засунула письма себе за корсаж.

— Мне кажется, — заметил он, — вы боитесь, что я украду ваши письма.

— Почему вам так кажется?

— Потому что вы подозрительны по натуре и особенно по отношению ко мне.

Он подошел ближе и дотронулся до ворота моего корсажа. Я испуганно вскрикнула и он убрал руку.

— Я пошутил, — сказал он. — Вы их положили в довольно… скажем, соблазнительное место.

— Мне кажется, что вы просто нахал.

— Боюсь, что вы правы, — ответил он. — Не забывайте, что я приехал из диковинной страны, о которой вы ничего не знали, пока туда не поехала ваша сестра.

Мои глаза затуманились, и я опять представила себе ее такой, какой она была в ночь своего отъезда. Он сразу все понял, и опять его руки оказались на моих плечах.

— Простите меня, — попросил он. — Я не просто нахал, я неуклюжий нахал. Я знаю, что вы чувствуете. Поверьте, я очень уважаю ваши чувства. Мы с вами увидимся послезавтра, и я обещаю выпить до дна всю чашу вашего презрения… ведь это так говорят… если вы окажетесь правы.

— Тогда вам уже сейчас нужно начинать готовиться к этому. Я должна вас предупредить, что не приму униженной мольбы о прощении.

— Если вы окажетесь правы, вы ее получите. Ну вот, так-то лучше. Теперь вы улыбаетесь… удовлетворены… довольны собой. Вы ведь знаете, что правда на вашей стороне.

— Знаю. Прощайте.

— Au revoir. Auf wiedersehen.[5]. Но только не «прощайте». Мне это не нравится. Слишком категорично. Я совсем не хочу, чтобы вы со мной прощались.

Я повернулась и побежала. Мне уже было немножко грустно, что я не увижу его завтра. Но зато послезавтра я буду упиваться его смятением, и это стоит того, чтобы потерпеть один день.

Придя домой, я решила навестить бабушку. Она наверняка уже проснулась после своего дневного сна и пьет чай. Я должна рассказать ей о Конраде, но мне нужно быть очень аккуратной и не показать своих чувств. Я все это придумала. Дело в том, что он всего лишь первый мужчина, с которым я была в таких дружеских отношениях, и, как мисс Элтон наверняка сказала бы, заметив мое отсутствующее состояние, мне это ударило в голову. Дело было только в этом. Я была слишком одинока. Никто никогда не обращал на меня внимания, кроме кузена Артура, который действовал по дедушкиной указке, и тут появился этот привлекательный молодой человек, который пытался слегка флиртовать со мной. Иногда мне казалось, что я ему действительно нравлюсь, и он со мной серьезен. Но потом я думала, что он просто смеется надо мной. Может быть, было понемногу и того, и другого.

Я постучалась к бабушке. На стук вышла Агнес Уорден.

— Ох, мисс Филиппа, — произнесла она. — Бабушка спит.

— Все еще спит? Я думала, она пьет чай.

— У нее утром был приступ. Сейчас она отдыхает.

— Приступ?

— У нее было неважно с сердцем. Так иногда бывает. Она очень устает от этих приступов, и потом ей нужно как следует поспать.

Я расстроилась.

Потом я побрела к себе в комнату и в коридоре наткнулась на мисс Элтон.

— Я бы хотела уехать завтра, если можно, — попросила она, — а не ждать до конца недели. Моя кузина ждет меня и предлагает отдохнуть вместе недельку перед тем, как начать работать. Она договорилась, что мы остановимся у ее подруги. Как ты думаешь, дедушка согласится отпустить меня завтра?

— Конечно, согласится. В любом случае, вы ведь уже не работаете на него.

— Но мне бы не хотелось его сердить. Ведь он мне должен дать рекомендацию.

— Сходите к нему. Не беспокойтесь, все будет хорошо.

— Сейчас схожу.

Она вернулась ко мне в комнату через десять минут, раскрасневшаяся и довольная.

— Он согласился меня отпустить завтра. О, Филиппа, все так хорошо складывается. Моя кузина говорит, что там такой хороший дом и воспитанные дети.

— Не то, что Грейстоун. Дедушка — не самый лучший из хозяев.

— Но зато у меня были вы двое. Я не думаю, что смогу так же полюбить других детей.

— Да, таких как Франсин больше не будет. — Я почувствовала, что меня опять охватывает тоска. Мисс Элтон обняла меня.

— И таких, как ты… тоже, — сказала она. — Я так вас полюбила. Поэтому я и волнуюсь о твоей судьбе.

— Я буду вас вспоминать.

— Филиппа, что же ты все-таки решила? Ведь уже очень скоро…

— Я знаю. Знаю… Я еще пока ничего не придумала. Но я скоро приму решение.

— Осталось так мало времени.

— Пожалуйста, мисс Элтон, не беспокойтесь обо мне. Мне иногда снится, что я поехала туда и выяснила, что произошло. Ведь там ребенок.

— Вам лучше забыть про все это. Вам нужно думать, как уехать отсюда… если только вы не решили покориться дедушкиной воле.

— Ни за что… никогда… — с чувством сказала я. С тех пор, как я встретила Конрада, мысль о тянущихся ко мне вялых руках Артура казалась просто кошмаром.

Мисс Элтон покачала головой. Я видела, что она думает, что я в конце концов покорюсь. В другой ситуации, я бы поговорила с ней, но все мои мысли были полны Конрадом, и мне не хотелось ничего объяснять. Я не хотела признаться себе, но где-то в глубине души мне казалось, что именно он найдет для меня выход — также, как его соотечественник в свое время нашел для Франсин.

— Ну, — сказала мисс Элтон, — завтра я должна буду с тобой проститься. Всегда тяжело, расставаться с учениками, но эту боль приходится пережить.

Когда она вышла из комнаты, я посмотрела на кровать Франсин, и меня охватило отчаяние. Бабушка больна. Мисс Элтон уезжает. Я остаюсь одна.

Но все равно я не могла не думать о Конраде.

На следующее утро мисс Элтон уехала. Я в последний раз поцеловала ее. Она была очень растрогана.

— Дай Бог, чтобы все у тебя было хорошо, — горячо сказала она.

— И у вас тоже, — отвечала я.

Она уехала.

Я поднялась к бабушке. Агнес встретила меня у двери.

— Не задерживайтесь долго, — попросила она. — Она еще очень слаба.

Я села около ее кровати, и она еле улыбнулась. Мне очень хотелось рассказать ей про Конрада и про те странные чувства, которые он во мне пробуждал. Мне хотелось знать, что этому причиной: он сам или то, что он приехал из той страны, в которой погибла Франсин. Но я скоро поняла, что бабушка плохо понимает, кто сидит у ее кровати, и путает меня с Грейс. Когда я вышла от нее, мое отчаяние усилилось.

Я с трудом дождалась возвращения Конрада. Я пришла гораздо раньше назначенного времени, и сидела и ждала его. Он пришел вовремя. При виде его мое сердце замерло от волнения.

Он взял обе мои руки, поклонился и поцеловал сначала одну руку, затем вторую.

— Ну что? — спросила я.

— Я поехал, как мы и договорились, — ответил он. — Приятная дорога.

— Вы видели запись?

Он внимательно посмотрел на меня.

— Я нашёл церковь. Викарий был очень услужлив.

— Когда мы с мисс Элтон ездили, его не было. Нам помогал сторож.

Он испытующе посмотрел на меня.

— Вы не должны слишком волноваться, — проговорил он. — Я знаю, что вы думаете, что видели запись…

— Думаю, что видела? Я ее просто видела. Что вы хотите этим сказать?

Он покачал головой.

— Викарий показал мне книги. Там не было этой записи.

— Да это просто чепуха какая-то. Я видела ее. Говорю вам, видела.

— Нет, — настаивал он. — Ее там не было. Я назвал правильную дату. Ошибки быть не могло. Просто нет записи.

— Вы меня специально злите.

— К сожалению, нет. Извините, что расстраиваю вас.

— Извините! Да вы рады и счастливы. Кроме того, вы лжете. Вы не имеете права так говорить, потому что я видела эту запись собственными глазами.

— Мне вот что кажется, — мягко сказал он. — Вам очень хотелось увидеть запись. И вам показалось, что вы ее видите.

— Другими словами — я страдаю галлюцинациями И я сумасшедшая. Вы это хотите сказать?

Он грустно посмотрел на меня.

— Моя дорогая, милая Филиппа, мне очень жаль. Я так хотел ее найти. Мне хотелось, чтобы вы оказались правы.

— Я поеду туда сама. Я поеду еще раз. Я найду ее. Вы, должно быть, не там смотрели.

— Нет… я смотрел нужную дату… которую вы мне назвали. Если бы они были женаты, запись была бы там. Но ее там нет, Филиппа. Клянусь, что нет.

— Я поеду туда. Не теряя времени.

— Когда? — спросил он.

— Завтра.

— Я поеду с вами. Я хочу, чтобы вы убедились, что сделали ошибку.

— А я докажу Вам, что это не так, — с чувством ответила я.

Он взял мою руку, но я оттолкнула его.

— Не принимайте это близко к сердцу, — посоветовал он. — Это все в прошлом и ничего исправить нельзя. Были они женаты или нет… какое это теперь имеет значение?

— Для меня это имеет значение… и для ребенка.

— Не было никакого ребенка, — произнес он. — Ни брака… ни ребенка.

— Как вы смеете утверждать, что моя сестра была лгунья и что я сумасшедшая! Уезжайте… Уезжайте обратно в свою страну.

— Боюсь, что придется… и очень скоро. Но до этого мы поедем в церковь… завтра.

— Да, — решительно ответила я: — Завтра.

Я не подумала о том, как объяснить мое отсутствие дома. Ведь все уже было не так, как в прошлый раз. Но мной овладело отчаяние. Я думала только о том, как доказать неправоту Конрада. Я сказала миссис Гривз, что еду смотреть старую церковь и не знаю, когда вернусь.

— Но вашему дедушке не понравится, что вы едете без сопровождения.

— Я еду не одна.

— А с кем? С мисс Софией Гленкорн?

Я кивнула. Это был единственный выход. Я не хотела, чтобы крик поднялся еще до моего отъезда.

Конрад ждал меня на станции, как мы условились.

Сидя напротив него, я думала, как было бы приятно, если бы мы просто ехали вместе на прогулку. Я изучала его лицо, а он сидел, сложив руки, и разглядывал меня.

У него было мужественное лицо с твердыми чертами и глубоко посаженными серо-голубыми глазами. Нордический тип. Светлые волосы были зачесаны назад, открывая высокий лоб. Я представляла его на большом корабле. Викинг-завоеватель.

— Ну, — сказал он, — вы уже составили свое мнение обо мне?

— Я просто смотрю на вас, — ответила я.

— И вам нравится то, что вы видите?

— Какое это имеет значение?

— Огромное.

— Опять вы шутите. Потому что вы знаете, что мы найдем в церкви. Вы пытаетесь шутить над этим. Очень неудачная шутка.

Он наклонился вперед и положил руку мне на колено.

— Я бы не посмел шутить над тем, что вам дорого — серьезно сказал он. — Я не хочу, чтобы вам было очень плохо, когда…

— Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

— О погоде? Очень приятный день для этого времени года. В моей стране не бывает так тепло зимой… Думаю, что из-за Гольфстрима… Один из даров Бога англичанам.

— Думаю, будет лучше, если мы помолчим.

— Как угодно. Мое единственное желание доставлять вам радость… всегда и навеки.

Я закрыла глаза. Его слова затронули какую-то струну глубоко в моей душе. Всегда и навеки. Значит, наше знакомство не временное, как я думала, и это подняло мне настроение.

Мы сидели молча, и он смотрел на меня. Я уставилась в окно, но почти ничего не замечала вокруг. Где-то вдалеке я чувствовала запах моря, а по приближении к городу я опять увидела белые скалы, замок, который средневековые короли называли воротами в Англию.

Мы пошли в гостиницу, потому что он настоял на том, что мы должны поесть.

— Нужно взять двуколку, — сказал он. — Кроме того, вам нужно подкрепиться.

— Я не могу ничего есть, — призналась я.

— А я могу, — ответил он. — И буду.

Мы опять ели хлеб с сыром и пили сидр. Даже я смогла немного поесть.

— Ну вот, видите, — заметил он. — Я знаю, что вам нужно.

— Когда мы поедем?

— Терпение, — резко сказал он. — Знаете, в другой ситуации мне было бы сейчас очень хорошо. Может быть, нам с вами стоит попутешествовать по стране. Что скажете?

— Дедушка никогда бы этого не позволил.

— Но он же позволил сегодня?

— Сегодня была маленькая… уловка.

— О, так вы способны на интриги?

— Мне необходимо было поехать. Я ни за что бы не осталась дома.

— В вас столько страстей. Мне это нравится. Вообще-то говоря, мисс Филиппа, мне в вас нравится очень многое. Я очень мало вас знаю, но хотел бы узнать поближе. Это был бы увлекательный процесс, полный открытий.

— Боюсь, вам стало бы очень скучно.

— В вас столько противоречий! Всего минуту назад вы сердились на меня за то, что я недостаточно высокого мнения о ваших умственных способностях, а теперь говорите мне, что недостойны изучения. Как же прикажете вас понимать?

— На вашем месте, я бы оставила всякие изучения.

— Но вы меня заинтриговали.

— Ну что, вы поели?

— Какая вы нетерпеливая! — пробормотал он.

Мы вышли на улицу и подошли к двуколке. Я с трудом сдерживала нетерпение.

— Сначала давайте пойдем и найдем того милого викария, — предложил он. — Он так хорошо мне помогал в прошлый раз. Мне придется пожертвовать большую сумму на содержание церкви.

Мы пошли к дому викария, такому же старому, как и сама церковь. Женщина, по всей видимости жена викария, открыла дверь и сказала, что нам повезло. Викарий только что пришел.

Мы прошли в гостиную — обветшавшую, но уютную. Викарий тепло приветствовал Конрада.

— Рад видеть вас снова, — сказал он.

— У меня к вам еще одна просьба, — произнес Конрад. — Нам бы хотелось еще раз взглянуть на церковные книги.

— Никаких проблем. У вас что, была неверная дата?

Мое сердце сильно забилось. Я знала, что произошла какая-то ошибка, и верила, что сейчас все прояснится.

— Не знаю, — ответил Конрад. — Может быть. Это мисс Юэлл, которая является очень заинтересованным лицом. Она здесь бывала раньше.

— Мы с вами не встречались, — сказала я викарию. — Вы были в отъезде. Я говорила со сторожем.

— О, да, Томас Бортон. Я уезжал ненадолго. Не так давно. Ну что ж, давайте пройдем в церковь, и вы сможете посмотреть, что вам нужно.

Мы пошли в церковь. Опять я почувствовала знакомый запах сырости, старых книг и полировки. В ризнице я нетерпеливо переворачивала страницы книги. Потом уставилась на страницу, не веря своим глазам. Записи не было. В тот день не было зарегистрировано никакого венчания.

Я пробормотала:

— Здесь какая-то ошибка…

Конрад стоял рядом со мной. Он взял меня под руку, но я его сердито оттолкнула. Я смотрела то на него, то на викария.

— Но я видела ее, — не унималась я. — Она была здесь… в этой книге…

— Нет, сказал викарий, — не может быть. Я думаю, ошибка в дате. Вы уверены, что это было именно в том году?

— Уверена. Я знаю, когда это произошло. Невеста была моей сестрой.

Викарий был потрясен. Я продолжала:

Вы должны помнить сами. Это было очень поспешное венчание…

— Это было еще до меня. Я сюда приехал только два года назад.

Запись была, — настаивала я, — я ее видела своими глазами… Черным по белому.

— Наверняка здесь какая-то ошибка. Скорее всего в дате.

— Да, — ответил Конрад, стоявший рядом со мной. — Это ошибка. Мне очень жаль. Но вы хотели убедиться сами.

— Нас привел тогда сюда церковный сторож, — крикнула я. — Он должен помнить. Он нам показывал книги. Он видел, что мы нашли запись. Где этот сторож? Я должна его повидать. Он вспомнит.

— В этом нет необходимости, — сказал Конрад. — Записи здесь нет. Произошла ошибка. Вам показалось, что вы ее видели…

— Мне ничего не показалось! Я ее видела, говорю вам. Я хочу поговорить со сторожем.

— Думаю, что это несложно, — вставил викарий. — Он живет в деревне. В доме номер шесть по главной улице.

— Мы сейчас же пойдем к нему, — сказала я. Конрад повернулся к викарию.

— Вы нам очень помогли.

— Мне очень жаль, что вы так расстроены.

Я еще раз посмотрела на книгу. Я старалась представить, что я видела в тот день с мисс Элтон. Но не получалось. Записи просто не было.

Конрад положил два соверена в ящик для пожертвований на крыльце, и викарий был очень благодарен.

— Думаю, вы найдете Тома Бортона в саду. Он очень любит садоводство.

Найти его не составило никакого труда. Он вышел к нам с выражением легкого любопытства на лице.

— Викарий рассказал нам, как вас найти, — сказал ему Конрад. — Мисс Юэлл очень хотелось с вами встретиться.

Он повернулся ко мне, по его глазам я поняла, что сторож не узнает меня.

— Вы помните, я приезжала сюда недавно. Со мной была другая леди.

Он прищурился и щелчком сбил мошку с рукава пальто.

— Вы не можете не помнить, — настаивала я. — Мы смотрели записи в церковной книге. Вы нам их показывали… и я нашла то, что искала.

— Люди приезжают время от времени смотреть книги… не часто… время от времени.

— Значит, вы должны меня помнить. Викария не было… и мы встретили вас в церкви…

Он покачал головой.

— Не могу сказать, что я вас помню.

— Но вы не можете не помнить. Вы были там. Вы должны помнить.

— Боюсь, я не помню ничего, о чем вы говорите.

— А я вас сразу узнала.

Он улыбнулся.

— Мне кажется, я никогда раньше вас не видел, мисс, э-э… Юэлл, вы сказали?

— Ну, ладно, — сказал Конрад. — Извините за беспокойство.

— Да нет, ничего страшного, сэр. Извините, что не смог вам помочь. Мне кажется, молодая леди меня принимает за кого-то другого. Я уверен, что никогда ее не видел раньше.

Я ушла оттуда в шоке. Мне казалось, что я нахожусь в каком-то кошмаре, и никак не могу проснуться.

— Поехали, а то мы опоздаем на поезд, — сказал Конрад.

Мы приехали на станцию за пять минут до отхода поезда. Конрад крепко держал меня за руку.

— Не надо слишком огорчаться, — попросил он.

— Конечно, я огорчена. Разве я могу не огорчаться? Я видела запись, и этот человек лжет. Почему? Он должен был меня вспомнить, потому что сюда приезжает не так много народу. Он сам сказал.

— Послушайте, Филиппа, странные вещи происходят очень часто. С вами было нечто вроде галлюцинации.

— Как вы смеете так говорить?

— А у вас есть другое объяснение?

— Я не знаю. Но выясню.

Подошел поезд, и мы сели в него. Мы были одни в вагоне, и я была этому рада. Я очень устала от волнений и какого-то непонятного страха. Я уже и сама начала верить, что мне все привиделось. Мисс Элтон уехала, поэтому не могла мне помочь. Ведь она вместе со мной смотрела книги. Но видела ли она запись? Я не знала. Я помнила, как увидела ее сама и торжествующе вскрикнула. Я старалась восстановить в памяти всю ту сцену. И не могла вспомнить, стояла ли она рядом со мной, когда я смотрела на запись.

Но сторож сказал, что никогда меня не видел, хотя редко кому показывал церковные книги. Тогда он обязан меня помнить.

Конрад сел рядом со мной и обнял меня за плечи. Я с удивлением почувствовала, что это подействовало на меня успокаивающе.

— Послушайте, Филиппа. Записи там нет. Надо об этом забыть. Даже если бы она там была, она бы не вернула к жизни вашу сестру. Это был очень грустный эпизод, но

теперь он окончен. Вам нужно жить своей жизнью.

Я его не слушала. Мне просто было спокойно от его близости и не хотелось отодвигаться.

Приехав на станцию, он проводил меня до опушки леса. Я не разрешала ему подходить ближе к дому. Мне пришлось бы пускаться слишком в сложные объяснения, если бы меня увидели с мужчиной.

Когда я вошла в дом, я увидела миссис Гривз, стоявшую на лестнице.

— Это вы, мисс Филиппа? — произнесла она. — Вы вернулись. Как хорошо. Вашей бабушке стало сегодня очень плохо.

Она продолжала не отрываясь смотреть на меня. Я спросила:

— Она умерла?

Миссис Гривз кивнула.

ЧАСТЬ 4

Обвинение в убийстве

Я была в полном смятении. Я готовила объяснение по поводу своего отсутствия, но оно не понадобилось. Бабушка умерла, и меня никто не искал.

— Она отошла очень тихо, во сне, — сказала мне миссис Гривз.

Наверное, это произошло тогда, когда я отупело глядела на чистую страницу церковной книги.

— Она не спрашивала обо мне? — спросила я.

— Нет, мисс, она была весь день без сознания.

Я оставила ее и пошла к себе. Я встала посреди комнаты и дала волю своему отчаянию. Я чувствовала полное одиночество. Я потеряла всех. Франсин, Дэйзи, мисс Элтон и теперь бабушку. Как будто злой рок отбирал у меня тех, кого я любила.

И вдруг я подумала о Конраде. Он был добр ко мне. Ему действительно было очень жаль, что мы не смогли найти запись в книге.

В тот вечер мы встретились за ужином — я, дедушка и кузен Артур.

Дедушка говорил о приготовления к похоронам и, сказал, что будет открыт фамильный склеп. Кузен Артур должен сходить к викарию. Сам дедушка не мог его выносить. К тому же, он не хотел встречаться с Грейс и ее мужем.

Кузен Артур ответил:

— Я рад вам услужить, дядя.

— Ты всегда меня выручаешь, Артур, — поблагодарил дедушка.

Артур склонил голову. Он казался довольным, насколько позволяли обстоятельства и его безграничное смирение.

— Это очень большой удар для всех нас, — продолжал дедушка, — но жизнь должна продолжаться. Бабушке совсем не хотелось омрачать жизнь тех, кто должен жить дальше. Мы должны выполнить ее желание.

Я подумала, что, наверное, это было в первый раз, когда он собрался выполнить ее желание. Неужели нужно умереть, чтобы к тебе проявили внимание?

В дом принесли гроб — массивный предмет из полированного красного дерева, богато отделанный медным орнаментом. Его поставили в комнату рядом с дедушкиной. Теперь она была ближе к нему, чем последние много лет. Похороны должны были состояться через пять дней. А пока ока лежала там, и все слуги по очереди приходили в последний раз засвидетельствовать ей свое почтение.

В этой комнате всю ночь горели свечи. Три у изголовья и три в ногах.

Я пошла посмотреть на нее. Запах дерева и память о ее смерти останется со мной навсегда. Было совсем не страшно. Она лежала там — было видно только ее лицо, а волосы закрывал накрахмаленный чепец. Она казалась молодой и красивой. Возможно, она была тогда похожа на ту, которая невестой впервые пришла в Грейстоун… Ничего жуткого, хотя комната была полна теней, мерцанием свечей. Она была так добра и мила ко всем в жизни, почему уж ее нужно бояться после смерти?

Я чувствовала отчаяние — пугающее чувство потери, и понимание, как никогда раньше, что я совсем одна на этом свете.

Через два дня я пошла в лес. Я села под деревом в надежде увидеть Конрада. Это был мой обычный час прогулок. Достаточно ли я занимаю его мысли, чтобы прийти?

Оказалось, что достаточно, и у меня забилось от радости сердце, когда я увидела, как он идет ко мне навстречу.

Он уселся передо мной на землю и поцеловал мне руку.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

— Когда я вернулась домой, я узнала, что умерла моя бабушка.

— Это было совсем неожиданно?

— Наверное, нет. Она была старая и больная и очень плохо себя чувствовала последние дни. Но это был большой удар, особенно…

— Расскажите мне, — мягко попросил он.

— Все меня покидают, — сказала я. — У меня была сестра и горничная Дэйзи, которая тоже была моим другом. Потом мисс Элтон, а теперь бабушка. Никого не осталось.

— Моя милая девочка…

Сейчас я не возражала против того, чтобы он называл меня милой девочкой. Он тихо спросил:

— Сколько вам лет?

— Скоро будет семнадцать.

— Такая молодая… и уже столько горя.

— Если бы мои родители были живы, все было бы по-другому. Нам надо было остаться на острове. Мы там были счастливы. Франсин не умерла бы. И я не была бы здесь совсем одна…

— А ваш дедушка?

Я горько засмеялась:

— Он хочет заставить меня, выйти замуж за кузена Артура.

— Заставить? Вы не похожи на человека, которого можно заставить.

— Я всегда говорила, что он меня не заставит, но мне нужно найти место гувернантки. А кто меня возьмет в моем возрасте?

— Да, вы еще очень молоды, — согласился он. — И вам, конечно, не особенно нравится кузен Артур.

— Я его ненавижу.

— Почему?

— Если бы вы его увидели, вы бы поняли. Франсин его терпеть не могла. Она должна была выйти за него замуж. Она ведь была старшая… но она вышла за Рудольфа. Они были женаты, слышите?

— Давайте поговорим о ваших проблемах. Они сейчас важнее.

— Когда мне исполнится семнадцать лет, дедушка будет настаивать на моем браке с Артуром. А мне уже почти семнадцать. И будет это так: «Выходи за Артура или убирайся». Я бы предпочла убраться, но мне некуда пойти. Мне придется искать себе место. Если бы я была года на два старше… Вы понимаете, о чем я говорю?

— Да, понимаю.

— Бабушка была хорошая и добрая, она меня понимала. Я могла с ней говорить обо всем. А сейчас у меня никого нет.

— Ну, ведь есть я, — сказал он.

— Вы!

— Да. Моя бедная девочка, мне не нравится видеть вас такой несчастной. Мне больше нравится, когда вы вся пылаете от гнева против меня. Хотя… может быть, я предпочел бы увидеть вас нежной. Но только не в отчаянии, как сейчас.

— Но я действительно в отчаянии. Я хотела поговорить с бабушкой. Я хотела рассказать ей про церковные книги. А теперь мне не с кем поговорить. И я совсем одна.

Он обнял меня и крепко прижал к себе. Он начал слегка покачивать меня и целовать мой лоб, кончик носа и, наконец губы. Я себя почувствовала почти счастливой.

Я немного отодвинулась от него, испугавшись своих чувств. Удивительно, что я могла испытывать такое к человеку, только что доказавшему мою неправоту в деле, которое я принимала так близко к сердцу.

Я была в замешательстве, не знала, что делать дальше.

Он ласково сказал:

— Знайте, вы не одна. Я с вами. Я ваш друг.

— Мой друг! — воскликнула я. — Но ведь именно вы сомневаетесь в моем здравомыслии.

— Вы не справедливы ко мне. Я всего лишь указал вам на правду. Ей всегда нужно смотреть… прямо в лицо… даже если она неприятна.

— Это не правда. Должно быть какое-то объяснение. Если бы я только его знала.

— Я вам вот что скажу, моя дорогая Филиппа. Вы слишком заняты мыслями о прошлом и позволяете настоящим опасностям победить Вас. Что вы собираетесь делать с кузеном Артуром?

— Я никогда не выйду за него замуж.

— И что потом… когда дедушка вас выгонит… Что будет дальше?

— Пока я тут с вами сидела, мне пришло в голову, что бабушкина смерть немного замедлит ход событий. Не бывает свадьбы сразу после похорон, ведь так? Дедушка должен соблюдать условности.

— Итак, вы думаете, что злосчастный день будет отложен.

— Это даст мне время что-нибудь придумать. Мне поможет моя тетя Грейс. Она сбежала из Грейстоуна и сейчас очень счастлива. Может, я смогу какое-то время пожить у нее.

— Проблеск надежды, — сказал он. — А как вы думаете, вам понравится жить в чужом доме на положении служанки после того, как вы привыкли жить здесь?

— Я совсем не была здесь счастлива. Мне всегда казалось, что я в заточении. Франсин чувствовала то же самое. Так что у меня не будет блестящего прошлого для воспоминаний. И ведь я буду гувернанткой. Это не слуга… не совсем.

— Что-то очень близкое к слуге, — возразил он. — Бедная, бедная Филиппа. Перед вами открывается невеселая перспектива.

Я вздрогнула, и он опять прижал меня к себе.

— Я должен вам сказать, — продолжал он. — Я завтра уезжаю из Англии.

Я была совершенно потрясена и не могла выговорить ни слова. Я просто уставилась прямо перед собой в полном отчаянии. Все меня покидали. Я оставалась одна с дедушкой и кузеном Артуром.

— Если я правильно понимаю, вы немножко жалеете о моем отъезде?

— Мне было очень приятно говорить с вами.

— И вы простили меня за мою роль в этой злосчастной поездке в церковь?

— Вы не виноваты. Я ни в чем вас не обвиняю.

— Мне показалось, вы меня возненавидели.

— Я не так глупа, чтобы так поступить.

— И вы обещаете, что забудете про это? Вы перестанете оглядываться назад?

— Я не могу заставить себя расхотеть все узнать. Ведь это была моя сестра.

— Да, я вас прекрасно понимаю. Дорогая Филиппа, не отчаивайтесь. Что-нибудь подвернется. Простите, что я уезжаю. Но это совершенно необходимо.

— Вас наверное вызывают ваши хозяева?

— Примерно так. Но у меня есть еще один день. Мы увидимся завтра. Я постараюсь что-нибудь придумать для решения ваших проблем.

— Что же вы можете придумать?

— Я немножко волшебник, — сказал он. — Вы разве не догадались? Я не тот, за кого вы меня принимаете.

Я выдавила из себя улыбку. Мне было невыносимо плохо от того, что он уезжал, но я не хотела, чтобы он видел, как я переживаю.

— Я хочу помочь вам вырваться из лап кузена Артура… если вы мне позволите.

— Мне кажется, у вас не хватит колдовских чар.

— Поглядим. Вы мне доверяете? — Он поднялся. — А сейчас мне надо идти.

Он протянул руку и помог мне встать. Мы стояли совсем близко друг к другу. Я почувствовала, как он меня обнял. Его поцелуи стали другими. Они смущали меня, немножко пугали, но я не хотела, чтобы он останавливался.

Наконец, он отпустил меня и рассмеялся.

— Мне кажется, вы сегодня немножко больше ко мне расположены, чем обычно, — сказал он.

— Я не знаю, что я чувствую…

— У нас осталось очень мало времени, — перебил он. — Вы мне верите?

— Какой странный вопрос. А стоит?

— Нет, — ответил он. — Никогда никому не доверяйте. Особенно людям, о которых вы ничего не знаете.

— Вы меня предупреждаете?

— Скорее, готовлю.

Все это звучит очень таинственно. То вы собираетесь помочь мне, а то предостерегаете меня против себя самого.

— Жизнь полна противоречий. Встретимся завтра здесь. Может, у меня будет готово решение. Конечно же, оно будет зависеть от вас.

— До завтра.

Он взял меня за подбородок и сказал: «Nil desperandum»[6]. Затем тихонько поцеловал меня, и мы вместе дошли до опушки леса.

Дома я прошла мимо комнаты смерти в свою спальню и бросилась на кровать Франсин. Так я чувствовала себя ближе к ней.

Не было никаких сомнений. Конрад волновал мое воображение, и мне хотелось быть с ним. Когда мы были вместе, я забывала о своих горестях.

Я не могла находиться в этом доме смерти, но все же чувство моего одиночества немного ослабло. Завтра я увижу Конрада, и он обещал что-нибудь придумать. Я не могла в это поверить, но все же эта мысль приносила успокоение: Присутствие Конрада действовало на меня как опиум, к тому же в моем безнадежном состоянии я была готова хвататься за любую соломинку.

Я не могла сидеть дома и вышла в сад. Вдруг я увидела одного из ребятишек Эммсов.

Он сказал:

— Мне велели это передать вам, мисс, когда никто не увидит.

Я выхватила у него письмо.

— Кто… — начала было я.

— Из усадьбы, мисс.

— Спасибо, — поблагодарила я.

Я разорвала конверт и вынула лист толстой белой бумаги с золотым крестом. «Титульный лист», — подумала я. Вот что я прочла.

«Филиппа!

Мне придется уехать завтра рано утром. Мне необходимо увидеться с вами до отъезда. Пожалуйста, приходите сегодня в десять вечера к палисаднику около усадьбы.

К.»

У меня задрожали руки. Итак, он едет завтра. Он обещал что-нибудь для меня придумать. Сможет ли он?

Мне придется выскользнуть из дома и не запирать дверь. Нет. Они догадаются. Во двор выходило невысокое окошко. Если я оставлю открытой щеколду, я смогу вылезти в него, если дверь будет заперта.

Я должна его увидеть.

Я не знаю, как дождалась вечера. Я сослалась на головную боль, чтобы избежать ужина с дедушкой и кузеном. Все сочли мое оправдание вполне естественным, поскольку нормальное течение жизни в Грейстоуне было и так нарушено в связи с бабушкиной смертью и приготовлениями к похоронам.

Я проверила окошко. Мимо него редко кто проходил, так что все должно быть нормально.

Без четверти десять я выбралась из дома. Он уже ждал меня в палисаднике. Увидев меня, он схватил меня в своих объятия и крепко прижал к себе.

— Пойдем в дом, — сказал он.

— Почему? — спросила я.

— А почему бы и нет?

— Это не ваш дом. Вы ведь только управляющий.

— Будем считать, что мне даны все полномочия.

Мы вошли в дом. Когда мы проходили по залу, я подозрительно посмотрела на высокие отверстия в стене, через которые можно было подглядывать из солярия.

— Нас никто не увидит, — прошептал он. — Все спят. У них был трудный день сборов и подготовки к отъезду.

— Они все уезжают завтра?

— Через пару дней.

Мы поднялись по лестнице.

— Куда мы идем? — спросила я. — В Weinzirnmer?

— Сейчас увидите.

Он распахнул дверь, и мы вошли в комнату, в которой горел камин. Это была большая комната с тяжелыми бархатными шторами. Я заметила огромную кровать в алькове.

— Чья это комната? — быстро спросила я.

— Моя, — ответил он. — Мы здесь в полной безопасности.

— Я не понимаю.

— Поймете. Проходите и садитесь. У меня есть прекрасное вино. Я хочу, чтобы вы его попробовали.

— Я ничего не знаю о винах.

— Но вы же пьете вино в Грейстоуне?

— Дедушка всегда выбирает вино сам, а все остальные должны пить и хвалить его.

— Ваш дедушка — деспот.

— О чем вы хотели поговорить со мной?

— Я уезжаю. Я хотел вас увидеть.

— Да, — сказала я. — Вы говорили.

Он взял мою руку и, сидя в огромном кресле, напоминающем трон, потянул меня к себе, и я оказалась у него на коленях.

— Не бойтесь, — тихо сказал он. — Нечего бояться. Теперь ваше благополучие — моя проблема.

— Вы говорите какие-то необыкновенные вещи. Я думала, что пришла проститься с вами.

— Надеюсь, вы этого не сделаете.

— А разве есть какой-нибудь еще выход?

— Непреодолимых препятствий не бывает.

Я почувствовала, как его руки мягко скользят по моей шее. Меня постепенно охватывало желание остаться в этой комнате навсегда.

— Как вы ко мне относитесь? — спросил он.

Я постаралась высвободиться из его настойчивых рук.

— Мы мало друг друга знаем, — промямлила я. — Вы не… англичанин.

— Это большой недостаток?

— Нет, конечно, но это значит…

— Что?

— Что мы скорее всего по-разному на все смотрим. Знаете, может, я лучше пересяду на стул и выслушаю то, что вы мне хотели сказать?

— Нет, вы уж лучше оставайтесь здесь… рядом со мной. Филиппа, вы должны знать, что я все больше влюбляюсь в вас.

У меня закружилась голова от внезапного счастья, как будто меня опустили в глубокое озеро наслаждения. Но все равно внутри себя я чувствовала предостерегающие голоса. Это очень опасное озеро.

— Филиппа, — продолжал он. — Какое гордое имя. — Он повторил его: — Филиппа.

— Меня всегда в семье называли Пиппа.

— Пиппа. Коротко от Филиппа. Мне нравится. Я помню стихотворение. Оно назвалось Песня Пиппы… или Пиппа Проходит. Видите, я хоть и не англичанин, но образование получил здесь. Я знаю Браунинга. «Бог на небе, все в мире хорошо». Это из Песни Пиппы. Это ведь о вас?

— Вы прекрасно знаете, что это совсем не так.

— Ну, тогда я должен попытаться сделать, чтобы это было так. Я буду очень рад, если смогу. «Все в мире хорошо». Я хочу услышать эти слова от вас.

— Да, вы уезжаете, и я вас завтра уже не увижу.

— Вот об этом я и хотел с вами поговорить, потому что от вас зависит, увидите вы меня завтра или нет.

— Я не понимаю.

— Все очень просто. Я могу взять вас с собой.

— Взять меня…

— Ну да. Вы можете поехать со мной.

— Но разве это возможно?

— Конечно. Мы встретимся завтра на станции. Мы не поедем в Дувр, как в прошлый раз. Мы поедем в Лондон, и оттуда в Гарвич. Мы сядем на корабль, поплывем по морю. Потом сядем на поезд и в конце концов приедем ко мне домой.

— Вы смеетесь надо мной.

— Клянусь, что нет. Я хочу, чтобы вы были со мной. Неужели вы не понимаете, что я влюблен в вас?

— Но… разве я могу с вами поехать?

— А почему бы и нет?

— Дедушка не отпустит меня.

— Я подумал, что мы перехитрим и дедушку и кузена Артура. Так что нам не нужно их согласие. Пиппа… я хочу показать тебе, как я тебя люблю.

— Я… я не…

— Я научу тебя, — прошептал он.

Он расстегнул пуговицы на моей блузке. Я попыталась остановить его, но он взял мои руки и стал их целовать. Мне было страшно, но в то же время меня все больше охватывало возбуждение, которого я не знала раньше. Казалось, что все отходит на второй план… прошлое… будущее… все, что пугало меня. Не было ничего, кроме теперешнего момента. Он поцеловал меня, снимая с меня блузку.

— Что вы делаете? — пробормотала я. — Мне надо идти.

Но я не предприняла никакой попытки, чтобы встать.

Я была полностью охвачена непреодолимым желанием.

Он повторял, что любит меня, и что мне нечего бояться. Что мы будем вместе всегда и везде. Что я должна забыть про дедушку, забыть про кузена Артура. Они остались в прошлом. Ничего теперь не имеет значения, кроме нашей удивительной любви.

В первый раз после отъезда Франсин я себя почувствовала хорошо, и я закрыла глаза на все, кроме теперешней минуты. Но все-таки какой-то голос разума пытался увещевать меня внутри, но я почти не слушала.

— Мне пора идти… — начала было я, но услышала, как он тихо засмеялся. В ту же минуту я очутилась на огромной кровати, и он рядом со мной. И все время он шептал ласковые слова, и я была потрясена, ошеломлена и полностью захвачена восторгом.

Потом он тихо лежал, обнимая меня. Я дрожала и была счастлива до какого-то торжества. Я говорила себе, что если бы я должна была вернуться назад, я бы хотела повторения этого момента еще и еще.

Он гладил мои волосы и говорил мне, что я красивая, что он меня обожает и будет любить всегда.

— Никогда раньше со мной не было ничего подобного, — сказала я.

— Я знаю, — ответил он. — Как хорошо быть вдвоем; Ну, скажи мне, малышка Пиппа, ведь так?

— Да.

— И ты не жалеешь?

— Нет, — твердо сказала я. — Нет.

Он поцеловал и опять стал любить меня. В этот раз все было по-другому. Шок уже прошел, и появился какой-то новый экстаз. Я почувствовала влагу на щеках, наверное я плакала. Он целовал мои слезы и повторял, что никогда в жизни не был так счастлив.

Он встал и надел голубой шелковый халат с золотыми фигурами. Голубое шло к его глазам и он напоминал скандинавского бога.

— Ты смертен? — спросила я. — Или ты Тор, Один или еще какой-нибудь бог или герой скандинавов?

— Ты хорошо знаешь нашу мифологию.

— Мисс Элтон заставляла нас с Франсин читать ее,

— Кем бы ты хотела, чтобы я был? Зигурдом? Я всегда считал, что с его стороны было глупо выпить это любовное зелье и жениться на Гудрун, ведь его единственной любовью была Брунхильда. Разве не так?

— Да, ответила я. — Очень глупо.

— Маленькая моя Пиппа, мы будем так счастливы. — Он подошел к столу и налил еще вина. — Необходимо освежиться после наших упражнений, — заметил он. — Это даст нам силы для новых.

Я засмеялась. Со мной что-то происходило. Я выпила вино. Мне показалось, что он стал еще выше и у меня немного закружилась голова.

Я опять почувствовала на себе его руки, и мы опять были полностью захвачены нашей любовью.

Для меня это была ночь пробуждений. Я больше не была ребенком, больше не была девушкой. Я немного поспала, а когда проснулась, мое опьянение прошло.

Я быстро села в постели и посмотрела на Конрада. Он пошевелился и протянул ко мне руки. Как бы в подтверждение окончания волшебной ночи я услышала, как церковные часы пробили четыре. Четыре часа утра. Ведь я здесь с десяти вечера!

Я в смятении посмотрела на свое обнаженное тело. Моя одежда валялась на полу.

Я вскрикнула:

— Мне пора.

Он тут же проснулся. Его руки обвили меня.

— Ничего не бойся. Ты едешь со мной.

Я спросила:

— А где мы поженимся… в церкви, где и Франсин?

Он молча смотрел на меня. Потом улыбнулся и привлек меня к себе.

— Пиппа, — сказал он, — брак для нас невозможен так же, как он был невозможен для Франсин.

— Но мы же…

Я посмотрела на скомканную постель и обнаженного мужчину рядом с собой. Все вокруг напоминало о ночи, которую мы провели вместе. Пустая бутылка из-под вина, зола в камине.

Он ласково улыбнулся.

— Я люблю тебя, — сказал он. — Я увезу тебя с собой. Я буду всегда о тебе заботиться. У нас, может быть, даже будут дети. О, Пиппа, тебя ждет удивительная жизнь. У тебя ни в чем не будет недостатка.

— Но мы должны пожениться, — глупо настаивала я. — Я думала, ты это имел в виду, когда говорил, что любишь меня.

Он улыбнулся по-прежнему нежно, но с легким оттенком цинизма, как мне показалось.

— Любовь и брак не всегда стоят рядом.

— Но я не могу… быть с тобой просто так… если я не твоя жена.

— Можешь, и ты это уже доказала.

— Но… это невозможно.

— По понятиям поместья Грейстоун. Но мы оставляем его позади, и дальше все пойдет по-другому. Видит Бог, я бы женился на тебе. И был бы очень счастлив. Но я уже, можно сказать, женат.

— Ты хочешь сказать, что у тебя есть жена?

Он кивнул:

— Можно сказать, что есть. Так принято в моей стране. Жен для нас выбирают, и мы совершаем обряд, который равносилен заключению брака.

— Но ты не должен был обманывать меня и обещать жениться на мне.

— Я тебя не обманывал. Я ничего не говорил о браке.

— Но я думала, что мы поженимся. Я думала, что ты это имел в виду… Ты сказал, что возьмешь меня с собой.

— Все, что я обещал сделать, я сделаю. Единственное, чего я не могу, так это жениться на тебе.

— Что же ты предлагаешь? Чтобы я стала твоей любовницей?

— Вообще-то говоря, ты уже ею стала.

Я закрыла лицо руками. Я выскочила из постели и стала искать свои вещи.

— Пиппа, — попросил он. — Будь благоразумна. Я люблю тебя. Я хочу, чтобы ты все время была со мной. Пожалуйста, милая, дорогая Пиппа, пойми.

— Я понимаю. Ты это делаешь, потому что тебя это забавляет. Ты не любишь меня. Я для тебя просто женщина легкого поведения. Ведь кажется так это называется.

— У тебя очень старомодные понятия.

— Пожалуйста, не шути. Я опять оказалась в дураках. Тебе это нравится. Сначала, церковная книга. Ведь это была не та книга? Ты все подстроил.

— Я уверяю, что не делал ничего подобного.

— И ты все задумал заранее. Ты напоил меня этим вином… а теперь… ты уничтожил мня.

— Детка, ты выражаешься, как героиня дешевой мелодрамы.

— Да, наверное я дешевка… ведь я с такой готовностью тебе покорилась. И ты воспользовался мной. А теперь творишь, что у тебя есть жена. Я тебе не верю.

— А я тебе еще раз повторяю, что это правда. Пиппа, ты должна мне верить. Если бы все было по-другому, я бы женился на тебе. Я думаю, ты понимаешь, что то, что есть между нами, будет расти и расти… и вырастет в самую большую и настоящую любовь на свете.

Я была так несчастна. В свете пуританского воспитания, которое я получила в Грейстоуне, я казалась себе конченой, падшей женщиной.

— Послушай меня, — попросил он. — Поедем со мной. Я покажу тебе новую жизнь. Между двумя людьми может существовать нечто большее, чем запись в церковной книге. Я люблю тебя. Мы будем прекрасно жить вместе.

— А твоя жена?

— Это всего лишь формальность.

— Ты жесток и циничен.

— Я реалист. Я вступил в этот брак по семейным причинам. Это брак по расчету. Так у нас принято. Но это не означает, что я не могу любить кого-то другого… того, кто для меня дороже всех на свете. Ты опять мне не веришь?

— Нет, — ответила я. — Я слышала про таких мужчин, как ты. Я в начале не поняла. Я была слишком увлечена.

Его руки снова обвились вокруг меня. Он сказал:

— Я тебя обожаю. Ты ведь любишь меня. Видишь? Ты хотела меня. Ты тогда не спросила: «Когда ты на мне женишься?» Тебе это не пришло в голову.

— Я очень мало знаю о жизни.

— Тогда поедем со мной, и ты многому научишься. Обычаи составляются для мужчин и женщин, а не мужчины и женщины для обычаев.

— Я не могу принять твою точку зрения на жизнь.

Я начала одеваться. Он спросил:

— Что ты собираешься делать? Ты придешь на станцию?

— Как я могу? Это будет неправильно.

— Так ты хочешь, чтобы я уехал… один?

— У меня нет другого выбора.

— «Люби меня и стань моей отныне, и мы изведаем все наслажденья в мире!» Еще один ваш английский поэт. Видишь, как хорошо я их знаю. О, маленькая Пиппа, ты

все еще совсем ребенок… несмотря на то, что я сделал тебя женщиной. Тебе столькому надо учиться. Если ты сегодня не уедешь со мной, ты потом будешь жалеть всю жизнь.

— Я буду жалеть и если поеду с тобой.

— Но в жизни надо рисковать. Пиппа, это твоя возможность. Делай так, как тебе велит сердце.

— Но я знаю, что это неправильно.

— Отбрось свои условности, Пиппа. Выбрось их и учись жить.

— Мне пора идти, — сказала я.

— Я тебя провожу.

— Нет…

— А я все равно провожу. Подожди минутку.

Я стояла и смотрела на него, и сердце мое разрывали сомнения. Я видела себя спешащей на станцию. Он ждет меня. Мы вместе садимся в поезд… В путь к любви и приключениям. Это как повторение истории Франсин.

— Пойдем, — он взял меня под руку и нежно поцеловал. — Моя любимая, — продолжал он, — я обещаю, что ты никогда не пожалеешь.

Мне тогда показалось, что где-то совсем рядом стоит Франсин. Но что же с этой записью в книге? Видела ли я ее? Пришлось ли Франсин делать тот же выбор? Я чувствовала себя потерянной, сбитой с толку и совсем неопытной.

Мы вышли и ощутили холодок раннего утра.

— Тебе надо идти, — сказала я. — Не надо, чтобы нас видели вместе.

— Будем надеяться, что никто не заметит твоего возвращения.

Он крепко прижал мою руку к себе. — Утром, — повторил он. — В десять часов на станции. Будь осторожна. Сядем на поезд отдельно. Твой билет будет у меня.

Я вырвалась и побежала. Мое сердце отчаянно билось, когда я входила во двор. К счастью, окно оставалось незапертым, как я его и оставила. Я влезла внутрь, пробежала через зал и стала подниматься по лестнице.

Вдруг все внутри у меня похолодело. Наверху стояла миссис Гривз и смотрела на меня. Она была в халате и тапочках, а волосы были накручены на железные бигуди.

Она воскликнула:

— О, мисс Филиппа, как вы меня напугали. Мне показалось, что я услышала шум. Где вы были?

— Я… мне не спалось. Я решила немного погулять по саду.

Она недоверчиво посмотрела на мои спутанные волосы. Конечно, все это показалось ей очень странным.

Я прошмыгнула мимо нее. Она посторонилась. Очутившись в своей комнате, я сразу же нырнула в постель. Я чувствовала себя побитой и обескураженной. Мне не хотелось думать о будущем.

Наверное, я в конце концов заснула, потому что очень устала и физически и душевно. Я проснулась, вздрогнув, И увидела, что уже девять часов. Я лежала и вспоминала прошлую ночь и всем своим существом стремилась к Конраду. Мне хотелось отмести все сомнения и поехать с ним. Мне было все равно, что это неправильно, что это полностью противоречит моему воспитанию. Мне просто хотелось быть с ним.

Единственно, чем я могла остановить себя от того, чтобы бросить в сумку несколько вещей и бежать на станцию, так это своими мыслями. Имеет ли такое большое значение, что мы не можем пожениться. Я уже была его женой. Если бы только тут была Франсин! Она бы сказала: «Поезжай с ним!». Франсин бы поехала. Разве она не уехала с Рудольфом? Было ли у них все так же? Действительно ли ее рассказ о браке был придуман как дань условностям? Действительно ли мне привиделась та запись в церковной книге? Вся жизнь стала похожей на какой-то фантастический сон.

Если бы здесь была мисс Элтон, она бы все поставила на свои места. Я представила себе, как бы она сложила вместе руки и произнесла: «Конечно, ты не можешь уехать с человеком, который не собирается на тебе жениться». И я знаю, что сама бы почувствовала, что это не только правильный, но и единственно возможный ответ.

Но мне так хотелось поехать. Так ужасно хотелось!

Полдесятого. Теперь уже слишком поздно.

Раздался стук в дверь. Это была одна из горничных.

— Мисс Филиппа, вам нехорошо?

— У меня очень болит голова, — проговорила я.

— Я так и подумала. Я сказала сэру Мэтью, что вы себя неважно чувствуете. Он очень забеспокоился.

— Спасибо, Эми.

— Может, вам что-нибудь принести, мисс?

— Нет, спасибо, я скоро встану.

Без двадцати десять. Да, теперь уже точно поздно. Я уже не успею. Я представила себе его на станции, как он ждет меня, надеется, что я приду, молит Бога, чтобы я пришла. Ведь он любит меня. Я знаю.

А когда поезд отойдет, и он уедет без меня? Может, он пожмет плечами.

— Жаль, — скажет он. — Она мне нравилась. Мне хотелось сделать из нее настоящую женщину. Но она не пришла. У нее не хватило мужества. Она оказалась обычной серой мышкой, только и всего. Жаль — но ничего не поделаешь.

Итак, я останусь просто маленьким эпизодом в его жизни.

Он занимает высокое место при дворе этих Великих герцогов, маркграфов или кого там еще, его ждет жизнь, полная романтики, среди гор, церемоний и старых замков.

Мне так хотелось быть с ним.

Часы, пробившие десять, прозвучали резко и даже как-то торжествующе. Поздно. Победили условности.

Весь день я ничего не замечала вокруг себя. За ужином дедушка был ко мне очень внимателен. Я никогда не видела его таким любезным. Он справился о моей головной боли и выразил радость по поводу моего выздоровления. После ужина он хотел бы поговорить со мной у себя в кабинете.

Странно, но все мои мысли были так далеко, что до меня сразу и не дошло, что пришел тот самый момент, которого я так давно страшилась. Я даже не думала об этом, когда он любезно предложил мне сесть. Я просто забыла. Он довольно улыбался, ни на минуту не представляя себе, что могут возникнуть препятствия в осуществлении его планов.

Он встал, заложил руки в карманы. Было похоже, что он готовится обратиться к большой аудитории.

— Наш дом понес тяжелую утрату, — начал он. — Твоя родная бабушка лежит в гробу, и мы все ее горько оплакиваем. Но ей бы меньше всего хотелось, чтобы жизнь вокруг остановилась только потому, что она ушла из нее. Она бы первая пожелала, чтобы мы продолжали жить своей жизнью и попытались привнести побольше света в сгустившуюся над нами темноту.

Я его почти не слушала. Я думала о Конраде.

— Я планирую большое празднование твоего семнадцатилетия, в ознаменование того, что ты становишься взрослой женщиной.

Мне хотелось крикнуть:

— Да я уже стала ею, дедушка. Я провела восхитительную ночь в усадьбе с самым замечательным любовником. Но теперь он уехал, и я никогда в жизни не чувствовала такой пустоты… даже после отъезда Франсин.

— Конечно, это не совсем соответствует обстоятельствам, — продолжал дедушка. — Смерть бабушки… — Его голос зазвучал несколько брюзгливо, как будто он считал,

что с ее стороны было очень необдуманно умирать не вовремя. — Да, смерть твоей бабушки, конечно, является этому помехой. Но все же я думаю устроить вечер в честь

твоего дня рождения и пригласить друзей… тогда можно будет и сделать объявление.

— Объявление!

— Ты ведь знаешь о моих пожеланиях в отношении тебя и твоего кузена Артура. Его желания совпадают с моими, и я уверен, что с твоими тоже. Я не вижу причины

откладывать это только потому, что у нас в семье произошла смерть. Конечно, придется все провести гораздо скромнее, чем я хотел сначала… но все же нет никаких причин

откладывать. Мы объявим о помолвке в день твоего семнадцатилетия. Я всегда считал бессмысленным слишком затягивать помолвки. Так что вы поженитесь где-то через три месяца. Этого времени хватит для приготовлений.

Я услышала свой собственный голос, но он звучал отдельно от меня, как будто принадлежал кому-то чужому

— Вы ошибаетесь, дедушка, если думаете, что я собираюсь выйти замуж за кузена Артура.

— Что? — крикнул он.

— Я сказала, что не собираюсь выходить замуж за кузена Артура.

— Ты сошла с ума.

— Нет. Я никогда не хотела этого, точно так же, как этого не хотела моя сестра.

— Не упоминай при мне свою сестру. Она была шлюхой, и мы рады, что от нее избавились. Я не хотел бы чтобы она стала матерью моих наследников.

— Она не была шлюхой, — с жаром воскликнула я. — Она была женщиной, которую невозможно было заставить выйти замуж против её воли… так же, как вы не заставите

и меня.

— Слушай меня! — Он был так разъярен, что начал орать на меня. — Ты сделаешь так, как я скажу, или больше не будешь жить под моей крышей.

— Ну, если так, — устало сказала я, — я должна уйти отсюда.

— И все это время я грел змею на своей груди.

Я не смогла удержаться от приступа истерического хохота. Это клише не очень-то подходило к ситуации, и сама идея о том, чтобы дедушка кого-то грел у себя на груди казалась просто уморительной.

— Ты бесстыжая девчонка, — кричал он. — Как ты смеешь? Ты сошла с ума. Ты пожалеешь об этом, говорю тебе. Я делал ставку на тебя. Я как следует обеспечил тебя в своем завещании, если ты станешь женой Артура. Я завтра же пошлю за своими юристами. Ты не получишь ни пенса. Ты бросаешься всем… ты понимаешь? Этим домом… хорошим мужем…

— Не всем, дедушка, — сказала я. — У меня останется моя свобода.

— Свобода? Какая свобода? Голодать? Или делать черную работу? Вот какой у тебя выбор, девочка моя. Ты не останешься под моей крышей… не будешь жить в роскоши. Я тебя привез сюда из дикого края… дал тебе образование… кормил тебя…

— Не забывайте, что я ваша внучка.

— Мне бы очень хотелось забыть об этом. — Он так орал, что я подумала, что нас могут услышать. Я была даже уверена, что слуги все слышали.

Вдруг его настроение резко поменялось. Он стал почти добреньким.

— Ты, наверное, как следует не подумала об этой возможности… такой привлекательной. Я думаю, ты поспешила с ответом.

— Нет, — твердо сказала я. — Совсем наоборот. Я давно догадывалась, что вы замышляете, и много над этим думала. Я ни при каких обстоятельствах не выйду замуж за кузена Артура.

— Убирайся! — закричал он. — Убирайся вон… пока я не свернул тебе шею. Чтобы завтра же тебя тут не было. Я немедленно свяжусь с моим юристом и сделаю так, чтобы тебе не досталось ничего моего… никогда. Ты останешься без гроша… без гроша, клянусь тебе.

Я поднялась и вышла из комнаты с высоко поднятой головой и сверкающими глазами. Идя по коридору я услышала шорох и какую-то возню. Я поняла, что нас подслушивали.

Я поднялась по лестнице. Итак, свершилось. Все произошло одновременно. Я осталась одна и завтра лишусь крова. Я не имела никакого понятия, что мне делать и куда идти. Я открыла дверь в комнату рядом с дедушкиной спальней, где в гробу лежало тело бабушки. Были зажжены новые свечи. Их меняли перед тем, как все ложились спать, чтобы они горели всю ночь.

Я стояла на пороге и смотрела на ее спокойное лицо. Я прошептала:

— Бабушка, дорогая, зачем ты умерла, почему не поговоришь со мной, не посоветуешь, что мне делать? Зачем ты оставила меня одну в моей скорби? Помоги мне. Пожалуйста, помоги. Скажи, что же мне делать.

В комнате было совсем тихо, но я почувствовала снисходящее на меня умиротворение. И мне показалось, что холодные губы ободряюще улыбнулись мне.

Я проснулась. Было совсем темно, и я удивилась тому, что проснулась. Когда я легла спать, я долго лежала без сна и думала о завтрашнем дне и о том, куда я пойду, выйдя за ворота Грейстоуна. Потом я так устала, что впала в тяжёлый сон.

А теперь я села на кровати. Я почувствовала странный запах и услышала звук, который не сразу разобрала.

Я внимательно прислушалась — и вскочила с кровати.

Пожар!

Я сунула ноги в тапочки и побежала.

Дедушкина спальня была в конце коридора, и рядом с ней была комната, где в гробу лежала бабушка. Я увидела язычок пламени, ползущий вверх по дверной створке.

— Пожар! — закричала я. — Пожар!

Я побежала к дедушкиной спальне, и вдруг навстречу мне появился кузен Артур.

— Что случилось? — воскликнул он, а поняв, простонал: — О, Боже, помоги нам.

— В дедушкиной спальне пожар, — крикнула я ему.

Постепенно вокруг нас собрались слуги. Кузен Артур открыл дверь в комнату дедушки, и оттуда вырвалось пламя.

— Бейте тревогу! — закричал кузен Артур. — Не подходите к комнате. Там все в огне. И в соседней комнате тоже.

Один из слуг уже пробирался сквозь пламя и дым. Он исчез в дедушкиной спальне и вскоре появился обратно, волоча за собой по полу дедушку.

Кузен Артур скомандовал:

— Воды! Быстро! Заливайте огонь! А то все загорится… Это дерево сухое, как солома.

Все вокруг пришло в движение. Я подошла к кузену Артуру, который склонился над дедушкой.

— Пошлите одного из слуг за врачом, — сказал он.

Я побежала вниз и нашла одного из конюхов, который услышал движение и увидел пожар из своей комнаты над конюшней.

Он тут же отправится за врачом, а я пошла обратно. Все было залито водой, дым душил меня, но я увидела, что пожар начал утихать.

Скорее всего он начался в комнате, где лежала бабушка.

Кузен Артур сказал:

— Я всегда говорил, что опасно оставлять свечи на всю ночь.

Было ужасно видеть дедушку лежащим в коридоре. Он был укрыт одеялом, а под голову была подложена подушка. Он совсем не был похож на человека, который всего несколько часов назад бушевал у себя в кабинете. Он казался жалким и беззащитным. Его борода вся сгорела, а лицо и шея были покрыты ожогами. Я подумала, что ему должно быть очень больно, но он не издавал ни звука.

Я все еще стояла и смотрела на него, когда подоспел доктор. Пожар был потушен, и опасность миновала.

Доктор посмотрел на дедушку и произнес:

— Сэр Мэтью мертв.

Странная ночь, запах гари, который все еще щекочет ноздри, и дедушка, только что выкрикивающий мне проклятия… мертвый.

Я пыталась восстановить в памяти все события той ночи, но это было непросто.

Я помнила, как кузен Артур в длинной коричневой рубашке предлагал мне что-то выпить. Он казался добрее, чем всегда, не таким ханжой, более человечным. Он был потрясен случившимся. Умер его благодетель. Казалось, он никак не мог в это поверить.

— Не надо себя слишком терзать, Филиппа, — сказал он. — Я знаю, что у тебя был с ним неприятный разговор вчера вечером.

Я промолчала.

Он погладил меня по руке.

— Не мучай себя, — проговорил он. — Я все понимаю.

Доктор был очень серьезен. Он хотел поговорить с кузеном Артуром. Он был взволнован и ему было неловко. Он сказал, что считает, что дедушкина смерть произошла не из-за удушья. На его голове была рана от удара.

— Наверное, он упал, — предположил кузен Артур.

— Может быть, — ответил доктор, но в его голосе прозвучало сомнение.

— Моя кузина пережила ужасную ночь, — продолжал кузен Артур. — Не могли бы вы ей дать успокоительного. — Он посмотрел на меня с таким сочувствием, что мне показалось, что я имею дело с совершенно другим человеком. Более того, во всех его действиях сквозила новая властность, как будто он уже был хозяином этого дома. Он подозвал одну из горничных и приказал ей отвести меня в мою комнату.

Я позволила ей увести меня оттуда. Оказавшись у себя в спальне, я бросилась на кровать. Я не могла поверить, что все произошло наяву. Моя жизнь непонятным образом менялась. Столько времени в ней не было никаких событий, а теперь они следовали одно за другим.

Я выпила то, что дал мне доктор. Вскоре я заснула тяжелым сном.

На следующее утро кошмар продолжился. В доме все стояло вверх дном, везде ходили какие-то незнакомые люди.

Кузен Артур попросил меня зайти в дедушкин кабинет. 'Гам он сообщил мне, что дедушкино тело увезли, потому что сомневаются в причине его смерти. Будет проведено расследование. Еще он что-то говорил об ударе по голове.

— Вы хотите сказать, что он упал и поранил себе голову?

— Может быть он увидел, что начался пожар и в спешке упал, пытаясь выбраться из комнаты. Мне кажется, одна из свечей около гроба бабушки упала, и от нее загорелся ковер. Гроб стоял близко к стене дедушкиной спальни. Как вы знаете, в стене есть дверь, а между створками было пространство, через которое могло проникнуть пламя.

Конечно, это только мои предположения. Догадки… но факт налицо, что сгорели только две комнаты — и дедушкина комната пострадала больше, чем комната, в которой стоял гроб. Пожары бывают разные.

Я кивнула.

— Я представляю, что ты чувствуешь, Филиппа, после вчерашней ссоры.

— Мне пришлось высказать ему все, что я думаю.

— Я знаю. И еще я знаю, о чем вы говорили. Я твой друг, Филиппа, и я хочу, чтобы ты это помнила. Дедушка желал нашего брака, но ты была против. Для меня это, конечно, большое разочарование, но я не держу против тебя зла и ты не должна ни на минуту об этом забывать.

Разительная перемена в кузене поражала меня. После смерти дедушки он стал как бы выше ростом. Исчез покорный благодарный родственник, всегда готовый услужить своему благодетелю. Теперь он вел себя как хозяин дома. Он даже ко мне был добр и полон понимания.

Он печально улыбнулся.

— Мы не можем любить или не любить по заказу, — продолжал он. — Дедушка собирался хорошо обеспечить тебя и использовать для продолжения рода. Теперь дедушки не стало, и я не собираюсь принуждать тебя к неприятному тебе браку. Но с другой стороны я хочу, чтобы ты продолжала считать этот дом своим… сколько пожелаешь.

— О, кузен Артур, вы так добры, ведь теперь все перейдет к вам?

— Дедушка всегда говорил, что хочет передать все мне. Хотя, может быть, я слишком рано это говорю. Но я имел в виду, что если все получится, как мы ожидаем, ты можешь жить в этом доме сколько захочешь.

— Я не смогу здесь остаться, зная, что он меня выгнал. Я буду что-то предпринимать, но я очень благодарна вам за предложение и желала бы остаться, пока не решу, что делать дальше.

Он ласково улыбнулся мне.

— Ну вот, мы уже решили один вопрос. Нам предстоит много забот. Я не хочу волновать тебя еще больше. Но этот удар по голове… Ну, скорее всего он упал, но ты не должна испытывать угрызений совести, Филиппа.

— А я и не испытываю. Я должна была сказать ему правду. И сказала бы еще раз, если бы понадобилось. Я бы не позволила ему принудить меня…

— Ну, конечно же. Но есть еще одна проблема. Бабушкин гроб обгорел совсем немного, но он не поврежден. Я думаю, нам следует похоронить ее как будто ничего не случилось. Мы похороним ее завтра… с соблюдением всех почестей. Ты согласна, что так будет лучше?

Я была согласна.

— Хорошо, — сказал он, погладив меня по плечу, — так и сделаем.

Он тоже находился под каблуком у дедушки. Он хотел этого брака не больше, чем я. Разница между нами была в том, что он был на многое готов для ублажения дедушки ради получения наследства, тогда как мне ничего не было нужно. Я думаю, что если бы Артур ослушался дедушки, он выгнал бы его из дому и оставил без гроша. Без сомнения, Артура совсем не привлекала перспектива стать бедным священником. Я все это понимала, и он даже стал мне немного симпатичен.

На следующий день мы похоронили бабушку. Пришла тетя Грейс с Чарлзом Дэвентри. Тетя Грейс была очень опечалена смертью матери и тем, что не могла проститься с ней перед смертью. Ее шокировала и смерть отца, но надо признать, что она принесла всем нам огромное облегчение.

Мы стояли вокруг могилы. Когда в нее опускали обгоревший гроб и забрасывали его землей, я думала о наших с бабушкой разговорах и о том, как много она для нас сделала за все годы, которые мы прожили в Грейстоуне Она стала чем-то вроде якоря для двух девочек, не знавших куда идти дальше. Как мне будет ее не хватать!

Теперь все изменится. Я должна начинать искать себе место. Мне скоро будет семнадцать, а это ступень на пути к зрелости. Если я смогу объяснить, почему вынуждена сама зарабатывать после жизни в Грейстоуне, то, пожалуй, найду себе место.

Мы вернулись в дом. Нам подали портвейн и печенье в дедушкином кабинете, где мы собрались, чтобы слушать чтение завещания.

Мы с удивлением узнали, что бабушка втайне от дедушки владела довольно большим состоянием. Конечно, он бы нашел, как им распорядиться, если бы знал о нем, но тогда бы оно уже не принадлежало ей. Я всегда чувствовала в ней сильную волю, несмотря на внешнюю мягкость. Она была очень добра. Но когда ее принудили к замужеству, она решила, что полностью не подчинится мужу. У нее были секреты, и ее богатство было одним из них.

Я была потрясена тем, как она распорядилась своими деньгами. Агнес Уорден знала о тайне, потому что позже призналась, что приводила к бабушке юриста. Сама Агнес получила ежегодно выплачиваемое содержание. Была еще пара распоряжений, но основная сумма была разделена между ее дочерью Грейс и ее внучкой Филиппой «для того, чтобы они могли вести независимое существование».

Я не верила своим ушам.

Бабушка решила мою проблему в одно мгновение. Я теперь была довольно богата. Мне не нужно было искать себе должность. Я могла уехать из этого дома как независимая женщина со средствами.

«Чтобы вести независимое существование!» Я посмотрела на тетю Грейс. Она тихо плакала.

На следующий день состоялся допрос по делу моего дедушки. Он остался в моей памяти, как очень странный. Я сидела с кузеном Артуром, Грейс и Чарлзом и слушала показания доктора. Духота в комнате, монотонное жужжание голосов, ритуальность всего происходящего внушали благоговейный страх. Я пыталась осознать важность того, что говорил доктор. Смерть Мэтью Юэлла произошла не в результате удушья и ожогов, а была вызвана либо тем, что он упал и стукнулся головой о край каминной решетки или еще какой-нибудь предмет мебели, либо он получил удар, нанесенный неизвестным лицом или лицами. Может быть, он проснулся, почувствовав пожар, который проник в его комнату из соседней. Он мог в спешке встать с кровати и упасть. Но это было только предположением, и ничего доказать было невозможно, потому что тело вытащили из комнаты и неизвестно его положение в момент смерти.

Свидетельство доктора вызвало множество обсуждений, и в конце концов слушание отложили до следующей недели.

— Что это значит? — спросила тетя Грейс Чарлза.

Чарлз предположил, что они не полностью удовлетворены расследованием.

Последовала странная неделя. Я ходила по дому как в тумане. Мне не терпелось уехать как можно скорее.

— Тебе нельзя уехать, пока не закончится эта неприятная процедура, — повторял кузен Артур.

Я заметила, что слуги странно на меня косятся. В их взглядах читалось подозрение. Оно могло означать только одно Они знали, что я поссорилась с дедушкой и что он грозился выгнать меня из дома. А теперь они услышали о том, что кто-то ударил его по голове… и можно легко представить их заключения. Кто-то ударил его, убил его, а потом поджег дом, чтобы замести следы.

Я не могла в это поверить. Неужели их подозрительные взгляды относились ко мне? Как они могли подумать, что это сделала я.

Мне стало страшно.

Особенно меня пугала миссис Гривз. Она следила за мной. У меня не укладывалось в голове. Какая нелепость. Как будто я могла убить собственного дедушку!

Агнес Уорден была ко мне добра. Как и тетя Грейс и Чарлз.

— Я не понимаю, зачем они подняли весь этот шум, — говорил Чарлз. — Ведь совершенно очевидно, что сэр Мэтью упал и разбил себе голову.

— Всегда проводят расследования при смерти от несчастного случая, — сказал кузен Артур.

Было прочитано дедушкино завещание. Артур унаследовал поместье и дом. Я тоже была упомянута. В случае моего брака с кузеном Артуром мне было назначено небольшое пожизненное содержание, которое увеличивалось с рождением каждого моего ребенка.

Вот это он и хотел поменять в день своей смерти. Он хотел ясно указать, что ввиду моей неблагодарности я не получу ни гроша из его денег.

Артур взял на себя управление поместьем, а я продолжала удивляться тому, какую доброту и понимание он по-прежнему ко мне проявлял.

— Мне кажется, — говорила тетя Грейс, — он надеется, что ты поменяешь свое решение, и все получится так, как хотел дедушка.

— Такого никогда не будет, — возражала я. — Я благодарна кузену Артуру за его внимание, но я не выйду за него замуж.

Грейс кивала. Она чувствовала себя в безопасности будучи замужем за Чарлзом. Ей казалось, что она уже все знает о любви и замужней жизни.

Миссис Гривз вела себя со мной так холодно, что однажды я не выдержала и спросила у нее, в чем дело.

Она посмотрела на меня долгим взглядом. У нее было жесткое, даже жестокое лицо. Я подумала, что такой ее, наверное, сделали долгие годы служения дедушке.

— Вы могли бы задать этот вопрос сами себе, мисс, — ответила она сурово.

— Что вы хотите сказать, миссис Гривз?

— Мне кажется, вы меня прекрасно понимаете.

— Нет, ответила я. — Не понимаю.

— Сейчас все пытаются выяснить, отчего умер бедный господин, и сходятся во мнении, что в доме есть кто-то, кто мог бы пролить свет на эту загадку.

— И вы имеете в виду меня?

— Спросите себя сами, мисс. Мы слышали ссору в последний вечер жизни моего хозяина. Я была недалеко… случайно оказалась… я не могла не слышать.

— Вам наверное было страшно неприятно оказаться в таком положении, миссис Гривз.

— Простите меня, мисс, но неприятно должно быть вам. Я слышала, потому что была неподалеку, и видела, как после ссоры вы пошли в бабушкину комнату.

— И что вы думаете я там делала? Подожгла комнату и не давала ей разгореться несколько часов, а потом направила огонь в дедушкину спальню?

— Нет. Комнату подожгли позже.

— Подожгли, мисс Гривз? Вы хотите сказать, она загорелась. Никто ее не поджигал.

— Как оказать. И я надеюсь, что на допросе выяснится, что некоторые имеют другое мнение на этот счет.

— Почему вы говорите загадками? Почему бы вам мне прямо не сказать, что вы думаете?

— Это все очень похоже на загадку, мисс. Но загадки имеют отгадки, и я только хочу сказать, что некоторые люди не совсем такие, какими кажутся. Еще я помню, мисс, как вы вернулись домой рано утром… совсем недавно. Интересно, где это вы были. Это еще раз доказывает, что никогда не знаешь, что у кого на уме.

Меня потрясло, что она упомянула ту ночь с Конрадом. Я была рассержена и оскорблена. Почему я не уехала с ним? Как я позволила своему глупому пуританскому сознанию встать на моем пути? Если бы я уехала, меня бы тут не было в день смерти дедушки. И не было бы скандала в его кабинете.

Миссис Гривз увидела, что ее слова возымели эффект. Я услышала легкий смешок. Она повернулась и отошла от меня.

И тут я поняла, что я в опасности.

Наверное, я была слишком оглушена всем происшедшим, чтобы осознать степень этой опасности. Может, это было и к счастью.

Артур был очень добр ко мне — почти нежен. Я даже начинала верить тете Грейс, что он хочет, чтобы я передумала и вышла за него замуж.

— Если тебе будут задавать вопросы, — предупреждал он, — говори только правду. Это никому не повредит. В суде нельзя лгать. Если там поймают на лжи, то больше не поверят ни единому слову. Все будет хорошо, Филиппа. Мы все будем там с тобой.

Я никогда раньше не была в суде — там, где присутствуют все сановники. И это был всего лишь суд коронера. Никому не было предъявлено обвинения. Решалось, умер ли дедушка вследствие несчастного случая или произошло умышленное убийство. Если будет вынесено решение о последнем, то обвинение будет предъявлено и устроят настоящий суд.

Я не могла поверить, что все это происходит именно со мной. Я только продолжала про себя повторять, что если бы я послушалась веления собственного сердца, то была бы сейчас очень счастлива в далекой чужой стране с человеком, которого я, несомненно, любила.

Давались показания. Доктора, обследовавшие тело дедушки, подтвердили, что он умер не от удушья, а от удара по голове, который произошел не позже, чем за час до того, как был обнаружен пожар. Этому было найдено объяснение. Он почувствовал запах тлеющего ковра, встал с постели, упал, ударился головой и умер. Пожар, должно быть, начинался медленно, так как комната, в которой лежало тело бабушки, сгорела не так сильно, как дедушкина. Эксперты пришли к согласию, что ковер мог тлеть около часа перед тем, как вспыхнуло пламя, и это объясняло, почему прошло столько времени между смертью дедушки и временем, когда пожар был обнаружен другими обитателями дома.

После докторов на трибуну стали вызывать других свидетелей. В первую очередь допрашивали кузена Артура. Он рассказал, как услышал крик «пожар» и кинулся на помощь. Он сразу же побежал в дедушкину комнату и увидел, что один из слуг выносит оттуда тело. Он думал, что дедушка жив, и послал за доктором. Его спросили, не было ли в тот вечер ссоры между сэром Мэтью и другими обитателями дома…

Кузен Артур неохотно сказал, что произошла размолвка между сэром Мэтью и его внучкой Филиппой.

Знал ли он, о чем была размолвка?

Кузен Артур полагал, что сэр Мэтью выразил желание о браке между ним, Артуром, и внучкой сэра Мэтью, и что она отказалась от этого.

— Известно ли вам, что он угрожал ей?

— Меня там не было, — уклончиво ответил кузен Артур. — Но сэр Мэтью был человек вспыльчивый, когда сердился. Может, он немного покричал.

— О чем? О том, что вычеркнет ее из своего завещания? О том, что ей придется покинуть его дом?

— Могло быть и так.

— Была ли Филиппа Юэлл очень, расстроена?

— Я ее не видел.

— Когда вы в первый раз увидели ее после ссоры?

— В коридоре во время пожара.

— Ее спальня выходила в тот же коридор?

— Да, в него выходило несколько спален.

— И ваша в том числе?

— Да.

— И слуг?

— Слуги находились этажом выше.

Артур покинул трибуну, и на нее поднялась миссис Гривз.

— Угрожал ли сэр Мэтью выгнать внучку из дома и вычеркнуть из своего завещания?

— Да, — с готовностью ответила миссис Гривз.

— У вас хороший слух, миссис Гривз.

— Замечательный.

— Очень удобно при вашей должности. Видели ли вы мисс Филиппу после их ссоры?

— Да. Я видела, как она вошла в комнату, где в гробу лежало тело ее бабушки.

— Видели ли вы ее после этого?

— Нет. Но это не означает, что она провела всю ночь в своей комнате.

— Мы не спрашиваем вашего мнения, миссис Гривз. Нас интересуют только факты.

— Да, сэр, но я должна сказать, что у мисс Филиппы были странные привычки. Она куда-то ходила ночами.

— В ту ночь?

— Я ее не видела в ту ночь. Но однажды я застала ее рано утром. Я услышала шум…

— Опять ваш прекрасный слух, миссис Гривз?

— Я сочла своим долгом пойти и посмотреть, кто там бродит. Я должна смотреть за горничными, чтобы они себя хорошо вели, сэр.

— Еще одно ваше превосходное качество! И на этот раз…

— Я увидела, что в дом вошла мисс Филиппа. Было пять часов утра. Она была полностью одета, но ее волосы были растрепаны.

— И к какому вы пришли заключению?

— Что она отсутствовала всю ночь.

— Это она вам сказала?

— Она сказала, что вышла погулять в сад.

— Я не вижу причины, почему мисс Юэлл не может совершить прогулку рано утром, если она пожелает, и я не думаю, что она обязана перед этим приводить в порядок свою прическу.

Было видно, что миссис Гривз не произвела того впечатления, на которое надеялась. Но меня взволновало то, что она упомянула о том утре. Я не знала, что мне говорить, если об этом спросят меня.

Сказать ли им, что я провела ночь с любовником? Меня заклеймят позором, если я в этом признаюсь. Столько людей сочтут, что нарушение моральных норм — а меня обвинят именно в этом — не меньшее преступление, чем убийство. Никогда в жизни я не была так напугана.

Но вот пришла моя очередь.

— Мисс Юэлл, ваш дедушка пожелал, чтобы вы вышли замуж за вашего кузена, а вы отказались ему подчиниться?

— Да.

— Ваш отказ рассердил его?

— Да.

— Он угрожал, что выгонит вас из дома и вычеркнет из своего завещания?

— Да.

— Что вы на это ответили?

— Я ответила: «Я не могу выйти замуж за нелюбимого человека и поэтому немедленно покину дом».

— И вы бы так и сделали? Куда бы вы пошли?

— Я думала пойти к моей тете Грейс или пожить в одном из домов в округе, пока не найду себе подходящего жилья.

— Что вы делали после ссоры?

— Я пошла в бабушкину комнату, чтобы взглянуть на нее. Мы очень любили друг друга.

Я увидела, как многие сочувственно закивали. У меня появилось чувство, что допрашивающий симпатизировал мне и верил моим словам. И еще мне показалось, что он недолюбливал миссис Гривз и подозревал ее в злом умысле. Это придало мне мужества.

— Что произошло в бабушкиной комнате?

— Я просто посмотрела на нее и пожалела о том, что ее нет в живых, чтобы помочь мне.

— Горели ли свечи, когда вы вошли в комнату?

— Да. Они горели там со дня ее смерти.

— Не заметили ли вы, что они представляют какую-либо опасность?

— Нет.

— Я знаю, что ваша бабушка оставила вам деньги с тем, чтобы вы могли жить независимо. Считала ли она, что ваш дедушка предъявляет к вам жестокие требования?

— Да.

— Вы свободны, мисс Юэлл.

Все оказалось проще, чем я себе представляла. Я почувствовала огромное, облегчение, тем более, что не была упомянута моя встреча с миссис Гривз рано утром. Суд на этом не кончился. Шли обсуждения, и я тихо сидела и ждала. Кузен Артур взял мою руку и пожал ее. В первый раз в жизни я его не оттолкнула.

Наконец объявили приговор: смерть в результате несчастного случая. По мнению коронера, не было достаточных улик, что удар был кем-то нанесен. Он считал, что сэр Мэтью упал и ударился головой о край каминной решетки — такая решетка стояла у камина в его спальне.

Итак, мы были свободны. Страшная угроза, которую я осознавала только наполовину, миновала.

Я вышла из суда с кузеном Артуром, тетей Грейс и ее мужем. Мне показалось, что я увидела лицо, которое уж где-то видела. Сначала, я не поняла, кто это был, но потом меня озарило. Это был тот самый человек, которого я видела, когда мы с мисс Элтон ездили в Дувр смотреть церковные книги. Человек, который, как я полагала, жил в местной гостинице и интересовался окрестностями.

Я не стала о нем думать. Мои мысли были заняты другим.

Я была свободна.

Мне не хотелось надолго задерживаться в Грейстоуне. Там я чувствовала ужасную атмосферу подозрительности, которую распространяла миссис Гривз. Я замечала на себе любопытные взгляды слуг. Когда я поднимала голову и смотрела им в глаза, они смущались и отворачивались.

Кузен Артур по-прежнему был очень добр.

— Ты можешь здесь жить, сколько захочешь, — говорил он. — Ты должна считать Грейстоун своим домом.

— Я не могу. Дедушка прогнал меня, и я уйду.

— Но теперь это мой дом.

— Вы очень добры, особенно после того, что произошло, но я должна скоро уехать.

Тетя Грейс немедленно пришла мне на помощь.

— Ты должна пожить с нами, — сказала она. — Живи, сколько хочешь, дорогая. У нас теперь есть деньги на свой дом, и мы подыскали один недалеко от дома священника. Коттедж Вистария. Помнишь его? Чарлз думает, что он нам очень подойдет. Там есть большой сад, где он сможет работать и выставлять свои статуи. Поможешь нам переехать.

Она была очень добра. И так рада оставленным ей деньгам. Она считала, что это значит, что ее мать одобряла ее брак. Своей смертью бабушка помогла нам обеим.

Итак, я покинула Грейстоун и переехала к Грейс. У викария был большой дом, и он любезно предоставил мне комнату до тех пор, пока мы не переедем в коттедж Вистария.

Тетя Грейс уделяла мне много времени. Они с Чарлзом много говорили со мной, и мы строили планы. Теперь мне не нужно было думать об унизительной должности. Я была свободна. Тетя Грейс считала, что мне нужно время, чтобы определить, что делать дальше.

Но за меня решила судьба.

Я была в сарайчике у Чарлза, где расставляла его книги, когда услышала шаги. Я подошла к двери и, к моему великому изумлению и радости, увидела Дэйзи.

Она изменилась с тех пор, как мы расстались. Она немного располнела, но ее щеки были такими же розовыми, а в глазах по-прежнему прыгал озорной огонек. Она подмигнула мне как и в старые времена. Наверное, она это сделала специально, чтобы показать, как счастлива меня видеть.

— Мисс Пип! — сказала она.

— Ой, Дэйзи! — закричала я, и мы крепко обнялись, — Ты приехала, домой… наконец.

— Только ненадолго. С другими слугами в усадьбе… прибирать ее. Ганс приехал, но он меня сюда отпустил. Он сказал, что я должна повидаться со своими, что так будет правильно. Ему пришлось остаться там. У него теперь важная работа. Я замужем за ним. Я теперь фрау Шмидт. Как вам это нравится? Ганс сделал из меня степенную даму… с тех пор, как родился маленький Ганс. Я теперь мать. Подумайте только, мисс Пип. Вы никогда не видели таких детей, как мой Ганси. Он такой бесенок.

— Дэйзи, остановись на минутку. Ты хочешь сказать, что они готовят усадьбу к приезду хозяев?

— Кто-то скоро должен приехать. Не знаю, когда, но все должно быть готово.

— А ты…

— О, я теперь не служанка. Я — фрау Шмидт. Я побуду, пока кто-нибудь из слуг не поедет обратно… и поеду с ними. Но теперь вы расскажите… Как вы? И этот старик… умер. Я не думаю, что ангелы примут его так, как бы ему хотелось.

— Ты слышала об этом?

— Только об этом.

— Дэйзи, они подозревают меня.

— Моя мама не подозревает. И папа тоже. Они говорят, что старый разбойник вылез из кровати весь разъяренный и получил по заслугам. Я знаю, о покойниках нельзя говорить плохо, в данном случае, я думаю, можно. Я никогда не забуду, как стояла в той часовне, наполненная, как он называл, великим раскаянием… и все из-за того, что немного порезвилась на церковном кладбище. Но это все в прошлом. Как вы, мисс Пип? Сколько лет я вас не видела?

— Очень много. Наверное, пять. Мне было двенадцать лет, когда вы с Франсин уехали, а теперь мне семнадцать.

— Я вас едва узнала. Вы так повзрослели. Тогда вы были совсем девчонкой.

— Дэйзи, что ты знаешь про Франсин?

— Ох. — Ее лицо моментально посерьезнело. — Был такой скандал. Я себе все глаза выплакала, когда узнала. Я ее всегда считала самой замечательной красавицей…

Больше таких и не бывает… И подумать только, ее убили.

— Я хочу знать, как это произошло, Дэйзи.

— Ну, они были в охотничьем замке. Они там тогда жили. Так ничего и не выяснили. Никто не знает, кто их убил. Мисс Франсин была тут ни при чем. Они пришли убить, его, а она оказалась рядом, и ее тоже убили.

— Кто это мог сделать?

— Вы спрашиваете меня? Если они не знают, откуда мне знать?

— Кто они?

— Вся армия… и правящее семейство и полиция… все они.

— Это для меня такая загадка. Я хочу, чтобы ты мне рассказала все, что знаешь. Пойдем в сарай. Там никого нет. Моя тетя и ее муж в коттедже Вистария, готовятся к переезду.

— О, я слышала об этом. Вот это перемены! Мисс Грейс вышла замуж и все такое прочее. Она верно уже давно это сделала?

— Я рада, что она на это решилась до того, как получила наследство. Ей необходимо было оттуда выбраться, как и мне. Но ты сядь, Дэйзи, и расскажи мне все, что знаешь о моей сестре.

— Ну, она уехала.

— Дальше, дальше, — поторопила я ее.

— Граф и графиня и все их семейство тоже уехали, и я стала у них работать… И я тоже уехала. Там такие красивые места, скажу я вам. Деревья и горы… Такая красота! Я иногда, правда, скучаю по дому, по полям и изгородям, долинам, лютикам и маргариткам. Но там был Ганс… Ну, у нас с ним прекрасные отношения. С ним весело. Он часто смеется надо мной, когда я произношу их слова, но я тоже смеюсь над ним, когда он произносит наши. Нам хорошо вместе.

— Итак, у вас счастливая семья. Я так рада. И у тебя есть очаровательный маленький Ганс. Но что ты знаешь о моей сестре?

— Только то, что она уехала с бароном. Я тогда не знала, кто он такой. Конечно, я знала, что он очень важная персона, Ганс говорил мне. Он говорил, что барон Рудольф единственный сын Великого герцога или кого там… а этот великий герцог — вроде короля. Ну, не как наша королева, конечно… Но он правитель их герцогства. Но там все по-другому. Там полно маленьких стран, все со своими правителями. Нам они кажутся маленькими, а они все считают себя очень большими.

— Я понимаю, Дэйзи.

— Я рада, что вы понимаете, мисс Пип, потому что я в этом разбираюсь плохо. Но когда Рудольф вернулся туда с вашей сестрой, началась такая суматоха. Дело в том, что

он наследник, и должен был жениться на какой-то высокой леди из другого места. И если бы он не женился, началась бы война… И они этого испугались. Итак, барон Рудольф должен был жениться на этой леди. Таким образом, он должен был прятать мисс Франс подальше.

— Но он был женат на моей сестре, как же он мог жениться на той леди?

— Ну, похоже, он не был на ней женат…

— Был. Они поженились около Дувра перед тем, как выехать из страны.

— Все говорили, что она его любовница. Для них это было нормально. У него они и раньше были… как и у всех Великих герцогов. Брак был для другого… Вы понимаете меня?

— Послушай, Дэйзи, моя сестра обвенчалась с бароном в церкви Берли. Я видела…

Я остановилась. Ведь я видела запись? После всего, что случилось, я начала в этом сомневаться.

— Мне кажется, это был не настоящий брак. Иначе не могло быть, и барон знал это. Ему приходилось ее прятать… он должен был так делать. Он был очень популярен в одной части страны… Мне кажется, они там и жили.

— И ты ее не видела, Дэйзи?

— О, нет. Я была в шалаше у графа.

— Где?

— Шалаш. У них их там полно. Они очень миленькие. Как замки.

— А-а. Теперь я поняла, ты имеешь в виду schloss[7].

— Точно. Нет, они в наш шалаш не приезжали. Граф очень предан Великому герцогу. Они с графиней считали, что Рудольф должен осесть и учиться управлять страной. Ведь ему пришлось бы это делать после смерти Великого герцога. Еще они считали, что он должен предпринять все возможные меры для прекращения междоусобиц, которых все боялись. И они бы начались, если бы он не женился на той леди, которую для него выбрали.

— И ты ни разу не видела ее за все это время? А как же ребенок?

— Ребенок? О каком ребенка вы говорите, мисс Пип?

— У моей сестры был маленький мальчик. Сын. Она им очень гордилась.

— Я ничего об этом не слышала.

— О, Дэйзи, как я хочу узнать, что произошло!

— Вы знаете, что ее убили в охотничьем замке.

— Где именно находится этот замок?

— Недалеко от шалаша. Прямо в середине соснового леса. У нас был такой шок, когда это случилось. Город был в трауре целый месяц. Говорили, что это разбило сердце Великого герцога… его единственный сын. Убийц искали по всей стране, но никого не нашли. Говорят, его убили из-за политики. Ведь есть еще племянник. Теперь он станет Великим герцогом, когда теперешний умрет.

— Ты думаешь, это он их убил?

— Этого никто не посмел предположить. Но этот барон Зигмунд… Видите ли, он сын брата старого герцога, следующий по линии наследования после Рудольфа, понимаете? Так что именно Зигмунд мог хотеть избавиться от Рудольфа… хотя Ганс считает, что это мог просто бы кто-то, кого не устраивал Рудольф… кто считал, что он не достоин стать следующим Великим герцогом.

— Так значит тот, кто хотел избавиться от Рудольфа, убил его в охотничьем замке… и раз Франсин оказалась рядом, ее тоже застрелили…

— Получается, что так. Это общая точка зрения. Никто не знает точно…

— Но как же ребенок? Где же он был все время?

— Никто никогда не упоминал про ребенка, мисс Пип.

— Здесь кроется какая-то загадка. Я верю, что Франсин действительно была замужем, и я уверена, что был ребенок. Но я хочу знать, Дэйзи. Это единственное, что меня интересует.

— Вам не стоит во все это вмешиваться, мисс Пип. Вам нужно найти себе какого-нибудь хорошего молодого человека и выйти за него замуж. Вы ведь теперь нуждаетесь в деньгах? Выходите замуж и рожайте детей, вам вот что скажу — нет ничего лучше, чем держать руках собственного ребенка.

— О, Дэйзи, так приятно представить тебя матерью.

— Вы должны увидеть моего Ганси.

— Мне бы очень этого хотелось. — Я посмотрела на нее в упор. — Дэйзи, сказала я, — а почему бы и нет?

Мысль пришла мне в голову и не покидала меня. Она держала меня в таком возбуждении, какого я давно не испытывала. Она давала мне цель в жизни. Я могла бы наконец покинуть атмосферу скрытых подозрений, которые я по-прежнему чувствовала. А где-то в глубине сознания теплилась мысль, что я могу снова увидеть Конрада.

Последние несколько недель я думала о том, что наша ночная встреча может иметь последствия. Я даже где-то в глубине души надеялась, что это случится. Это бы еще усложнило мою жизнь, но трудности компенсировались бы радостью, которую мне бы это доставило. Я была бы в отчаянном положении, но у меня был бы ребенок, живая память о часах, проведенных с Конрадом, и я этого почти желала.

Я почувствовала странную смесь разочарования и облегчения, когда узнала, что не беременна. Тогда я и стала искать новую цель в жизни. И вот, когда появилась Дэйзи, она в некотором смысле открыла для меня дверь в будущее.

— Дэйзи, — сказала я ей, — а что, если я поеду с тобой?

— Вы, мисс Пип? Обратно со мной?

— У меня есть деньги. Я свободна, благодаря бабушке. И я хочу найти ребенка Франсин. Я знаю, что он где-то есть. Иногда мне кажется, что он меня зовет. Ему сейчас около четырех лет. Если он там, я хочу его увидеть. Я хочу убедиться, что за ним хорошо ухаживают.

— Я вам уже говорила, что ничего не слышала о ребенке, и клянусь, если бы он был, то о нем бы скоро узнали все. Там очень любят посплетничать, как и везде.

— Я убеждена, что ребенок есть, и что моя сестра была замужем. И я хочу это подтвердить.

— Ну, ладно. И когда вы хотите ехать?

— Когда ты едешь?

— Я хочу подождать, пока кто-нибудь поедет, но я бы не хотела ждать очень долго. Я очень скучаю по своим двоим Гансам.

— Мы могли бы поехать вдвоем. Ты бы мне помогла, ведь ты уже путешествовала. Поедем вместе?

У Дэйзи засверкали глаза.

— Клянусь, мы могли бы это устроить. Сколько времени вам понадобится на сборы?

— Я хочу уехать как можно скорее.

— Ну тогда поедем, как только вы соберетесь.

— Я могла бы остановиться в каком-нибудь городе и пожить в гостинице… пока не осмотрюсь.

— Можно, конечно, и в гостинице. Но я вот что вам скажу. Почему бы вам не пожить у меня, пока вы не разберетесь со своими делами. У нас есть домик… очень хорошенький, в долине недалеко от шалаша. Мы купили его, когда я ждала ребенка. Ганс сказал, что не хочет, чтобы я продолжала работать. Графиня очень хорошо относится к своим слугам, и они с мисс Татьяной подарили мне всякую мебель. Так что вы можете жить у меня… пока не найдете то, что ищете.

— О, Дэйзи, это было бы замечательно. Мне бы это очень помогло. Я могла бы осмотреться и решить, что мне делать. Мне так хочется поехать. Но мне надо продумать план действий. Я поеду туда и найду убийцу моей сестры. И еще я найду ее ребенка.

Дэйзи недоверчиво улыбнулась. — Если вы сделаете то, что не удалось полиции и охранникам Великого герцога, вы просто чудо. Вы думаете, что они не пытались найти убийцу?

— Может, и пытались, но не так. Это моя сестра. Моя родная кровь.

— Значит, вы собираетесь стать сыщиком?

— Именно так.

Я пребывала в радостном возбуждении. Жизнь теперь имела для меня новый смысл. В первый раз после отъезда Конрада я почувствовала себя почти счастливой. Я, наконец, начала выплывать из засосавшего меня болота уныния.

Я много говорила о своих планах с Грейс, с Чарлзом, и, конечно, с Дэйзи. Тетя Грейс считала мою затею нелепой, однако Чарлз говорил, что мне не помешает небольшое путешествие, тем более, что я еду с Дэйзи, потому что ехать одной было бы невозможно.

Я слушала, как они говорили о трудностях, которые меня ждут. Тетя Грейс старалась отговорить меня. Я могла бы жить с ними в коттедже Вистария, и я догадывалась, что она собиралась в скором будущем подыскивать мне мужа.

Кузен Артур пришел в коттедж Вистария навестить нас. Он был очень приветлив, ему шло быть землевладельцем. Исчезло былое раболепие, и он держался с достоинством. Он внимательно выслушал мои планы и проявил удивительное понимание.

— Тебе это будет крайне полезно, — сказал он. — Ты сможешь уехать отсюда, а это именно то, что тебе сейчас нужно. Моя дорогая кузина, может быть, когда ты вернешься, мы станем большими друзьями. Я всегда надеялся, что это будет так.

Он мечтательно посмотрел на меня, и я не поняла, что кроется за его словами. Артур мне дал несколько практических советов. Он считал, что для такой далекой поездки мне потребуются некоторые бумаги и паспорт. Он узнал, что и как делать, и даже поехал со мной в Лондон, чтобы их получить.

— Просто не знаю, что бы я без вас делала, кузен Артур.

— Я всегда буду рад предложить свои услуги, — ответил он.

— Кузен Артур, как дела в Грейстоуне?

— Все очень тихо. Я совсем не развлекаюсь. Пару раз заходили Гленкорны, но ведь они старые друзья. Надеюсь, когда ты вернешься, ты будешь часто навещать меня. И помни — Грейстоун навсегда останется твоим домом.

— Вы так добры, кузен Артур. Но я пока еще не знаю своих планов. Я хочу сначала отправиться в эту… поездку, а потом посмотрю.

— Совершенно естественно, дорогая Филиппа. Ты пережила тяжелые времена. Смени обстановку и забудь обо всем.

— Я постараюсь.

Пока я готовилась к отъезду, тетя Грейс переехала в коттедж Вистария. Я часто виделась с Дэйзи, и мы строили планы. Она рассказывала мне о стране и о том, как там живут. Она была очень счастлива в своем доме в долине недалеко от того, что она упорно называла «шалашом». Она говорила, что Ганс приходит домой каждый вечер, и им живется очень уютно. Жизнь ее полна счастья и романтики.

— Конечно, — рассуждала она, — кто-то мог бы сказать, что я поступила, как плохая и порочная девчонка, убежав с Гансом. Но я никогда так не считала. Мне кажется, если ты любишь, значит, все в порядке. Во всяком случае, это лучше, чем выходить замуж из-за денег, по крайней мере, я так думаю. Ну, как говорится, все хорошо, что хорошо кончается. Слава Богу, у нас с Гансом все вышло так удачно.

Она не догадывалась, как близка я была к тому, чтобы сделать то же самое, что сделала она. Я часто размышляла о том, как бы сложилась моя жизнь, если бы в ту ночь я послушалась собственного сердца.

Однако, как любила говорить сама Дэйзи, что сделано, то сделано, и надо было довольствоваться тем, что есть. Это было ее любимым выражением.

Чем больше я думала о своем решении, тем большим чудом мне казалось, что я собираюсь осуществить свое заветное желание. Я ехала туда… в страну Конрада. Увижу ли я его? Вдруг у меня появится еще один шанс? Я должна подождать и посмотреть, как распорядится жизнь. Может, он не захочет больше меня видеть. Я готова была поверить, что у него было много любовных приключений, но я думала, что он был слишком джентльменом, чтобы просто так соблазнить молодую девственницу. Я любила думать о том, что он это сделал в порыве настоящей страсти и что он действительно хотел увезти меня отсюда. О да, я верила, что он любил меня.

— Я вам вот что скажу, — торжествующе выпалила Дэйзи. — Раз вы собираетесь стать сыщиком… Мне вот что пришло в голову. Ведь у вас то же имя, что и у вашей сестры, а это имя много упоминали в газетах. Они называют ее «та женщина Юэлл». Понимаете, что я говорю? Это может помешать вам выведывать все у них. Понимаете, куда я клоню?

Я понимала.

— Вам надо сменить имя, — предложила Дэйзи. — Клянусь, так будет лучше.

— Ты права. Умница, что подумала об этом.

— Когда они приезжали в усадьбу, они вас видели. Вы ведь ходили туда. Если они вас снова увидят и узнают, что вы Филиппа Юэлл, они сразу вспомнят. Но вы изменились… Вам тогда было двенадцать. Прошло пять лет… Если вы назоветесь другим именем, никто не догадается, кто вы такая.

— Я вот что сделаю. Я назовусь девичьей фамилией моей мамы. Ее фамилия была Эйрз. Я буду Филиппа Эйрз.

— Все равно остается Филиппа.

— Ну, хорошо. А как насчет Анны Эйрз. Анна — мое второе имя.

— Вот это хорошо. Никто не подумает, что Анна Эйрз — это Филиппа Юэлл.

В тот же день я собирала свои вещи к отъезду и нашла очки с простыми стеклами, которые мне раздобыла мисс Элтон, когда мы думали о поисках места гувернантки. Я решила, что они пригодятся. Потом я зачесала назад свои густые волосы и закрутила их узлом на затылке. Эффект был потрясающим. Я казалась другим человеком.

Когда пришла Дэйзи, я встретила ее в очках и с новой прической. Она уставилась на меня, не узнавая.

— Ой, мисс Пип, — воскликнула она. — Вы так смешно выглядите. Совсем не похожи на себя.

— Я буду маскироваться.

— Вы что, так и поедете?

— Нет, но я возьму очки с собой на случай, если они мне там понадобятся.

Шло время. Мы были готовы к отъезду. Я отправлялась в страну Конрада в сопровождении Дэйзи.

ЧАСТЬ 5

Охотничий замок

Наш путь был долгим, но не утомительным. Я с самого начала была в радостном ожидании. Какая удача, что Дэйзи приехала в Англию именно сейчас. Она была находчивой и сообразительной и воображала себя много повидавшим путешественником.

Я настояла, чтобы мы поехали первым классом, и заплатила за Дэйзи, поскольку она была моим попутчиком и проводником. Когда мы сели в поезд, идущий в Гарвич, и я откинулась на спинку дивана в купе первого класса, глядя на сияющее лицо Дэйзи, я подумала, что кузен Артур был прав, сказав, что для меня сейчас самое лучшее — уехать. Я начинала новую жизнь и была рада, что кончились ужасные события последних недель.

Я была уверена, что меня ждут разные приключения. У меня был важный план, и я чувствовала себя, как человек, который отправляется на поиски сокровищ.

Переезд из Гарвича в Хук ван Холланд прошел без приключений. Переночевав в гостинице, мы сели на поезд, на котором ехали много миль по самой плоской равнине, которую только можно себе представить.

— Ничего, — сказала Дэйзи, — вы увидите много гор и лесов, когда мы приедем в Брюксенштейн. Может, вы даже начнете скучать по равнинам.

— Я не могу дождаться, когда мы приедем.

— Нам еще далеко ехать, мисс Пип.

Она была права. И еще раз я с благодарностью вспомнила кузена Артура, который нашел компанию в Лондоне, организовавшую всю поездку. Все было распланировано. Мы провели ночь в Утрехте, а потом сели на поезд, идущий в Баварию. Дорога была такой интересной, что если бы я так не стремилась скорее приехать, я бы не пропустила ни одной детали.

В вагоне первого класса было четыре места спереди и четыре сзади, и каждый вагон был разделен на две секции, а в середине была дверь. Совсем как в вагонах первого класса в Англии. Но здесь все было строже. Все соблюдали порядок, а на проводниках были треуголки, и у всех на боку висели сабли. Они напоминали военных.

— Они все такие в Брюксенштейне. Все увешаны с головы до ног и кланяются от пояса. Меня это до сих пор смешит.

В Арнгейме в наш вагон сели двое мужчин и женщина. Они вежливо нам улыбнулись. Я сказала, что мы англичанки, и они тут же перешли на наш родной язык, хоть говорили на нем неважно. Мой немецкий, благодаря мисс Элтон и моему опыту в детстве, был гораздо лучше их английского.

Они спросили, не едем ли мы в Утрехт. Я сказала, что мы едем в Брюксенштейн.

— Да? — спросил мужчина. — Интересное место этот Брюксенштейн… особенно сейчас.

— Почему именно сейчас, — поинтересовалась я. — Есть какая-то причина?

— Там сейчас все… как это сказать… как в кипящем котле после смерти барона Рудольфа.

Мое сердце забилось сильнее. Дэйзи сидела рядом со мной и скромно молчала, как тихая горничная. Она потом сказала, что нас, наверное, приняли за служанку и госпожу.

— Там был какой-то скандал?.. — начала я.

— Скандал, точно. Барона застрелили в охотничьем замке. С ним была женщина, и ее тоже убили.

— Я слышала про это.

— Значит, новость дошла и до Англии.

Женщина сказала:

— Наверное, потому что дама, о которой вы говорите, была англичанкой.

Может быть, — отозвался мужчина, — но в любом случае, в стране после этого стало неспокойно.

— Вообразите, — вмешался другой мужчина, — в этих маленьких государствах всегда что-нибудь происходит. Пора им уже всем воссоединиться и стать частью Германской Империи.

— Ты так говоришь, Отто, потому что ты сам пруссак, — с улыбкой заметил другой мужчина.

— Вы знаете подробности того, что произошло в этом охотничьем замке? — спросила я.

— Этого никто не знает. Есть только догадки. Всякие версии. Очень много. Одна из них, что у леди был другой любовник, очень ревнивый. Но я думаю, что это не так. Нет. Кто-то не хотел, чтобы Рудольф правил страной, и этот человек — или люди — всадили в него пулю. Может, кто-то из его противников.

— У него были соперники?

— Всегда есть кто-то следующий по линии наследства Там есть племянник правящего герцога. Как его зовут, Отто?

— Барон Зигмунд.

— Да, сын младшего брата Великого герцога. Правильно.

— Точно так. Некоторые считают, что он больше подходит для роли наследника, и это даже к лучшему, что от Рудольфа избавились.

— Но убийство — это слишком крутой способ решения таких вопросов! — возразила я.

— И все же, — продолжал Отто, — лучше, если умрет один — или двое — чем подвергать тирании тысячи.

— Значит, Рудольф был тираном?

— Вовсе нет. Я слышал, что он больше был сибаритом, слишком любил удовольствия, чтобы стать хорошим правителем. Такие обычно окружены не теми людьми, и

они правят за них. Теперешний Великий герцог — очень хороший правитель. Жаль, что он уже так стар. Он был уже стар, когда родился Рудольф. Он был дважды женат, в

первом браке не было детей. Его брата убили в одном из восстаний или на войне, поэтому после Рудольфа наследует Зигмунд.

— Вы хорошо осведомлены об их семье.

— Здесь все всё знают. Это маленькое княжество… или скорее герцогство, и правящая семья очень близка к народу. Не так, как у вас в стране, мисс…

Я на секунду заколебалась, но потом быстро сказала:

— Эйрз. Анна Эйрз.

— Совсем по-другому, мисс Эйрз, хотя мне кажется, что вашим людям тоже кое-что известно о частной жизни вашей королевы.

— Она такая примерная, — ответила я, — что не нужны никакие секреты. Но если бы в семье были какие-нибудь сложности или распри, наверное, их постарались бы держать в тайне.

— Как вы правы! Надо думать, жители Брюксенштейна тоже многого не знают о своих правителях. Вы собираетесь остановиться в Утрехте?

— Только на час или около того. Может быть, проведем там все утро, ведь нам придется ждать поезда.

— Вам там понравится. Я всегда считал, что это один из самых интересных голландских городов. Потрясающая история. Римляне построили крепость для охраны реки — одного из притоков Рейна, там, где в него впадает Вехт. Вы непременно должны осмотреть развалины старого собора.

Я почти не слушала. Мои мысли опять были с Франсин, убитой в охотничьем замке.

Мы простились со своими попутчиками в Утрехте и поехали дальше. Мое волнение усилилось, когда мы пересекли границу с Германией. Горы, покрытые еловыми лесами, маленькие речушки, широкая река, в которую чуть презрительно смотрятся старые замки, маленькие деревушки, казалось, вышли прямо из сказок братьев Гримм, которые нам мисс Элтон читала по-немецки. Все вокруг казалось живой легендой. Это была страна домовых эльфов, троллей и великанов, горных королей и снежных королев, где дети терялись в заколдованных лесах, в которых выли волки и прятались пряничные домики. Это была страна Северных Богов — Одина, Тора, красавца Балдура и озорника Локи. Это все было в воздухе. Я это ощущала — в Геленталь Горге, называемом Адской долиной, в необыкновенных лесах Шварцвальда, Турингвальда и Оденвальда, на склонах, покрытых соснами. На протяжении многих миль были видны только одни деревья — дубы, березы, но особенно ели и сосны. Это была страна романтики — страна Конрада — и чем дальше я ехала, тем чаще я о нем думала.

Мы ехали несколько дней, потому что нам посоветовали не спешить. Я понимала, что это правильно, несмотря на то, что так стремилась наконец попасть в Брюксенштейн, туда, где крылась разгадка тайны. Я чувствовала, что начинаю понимать страну, в которую еду, и ее людей.

В конце концов мы приехали в город Брюксенштейн, который, как я поняла, был столицей Брюксенштейна, и наняли двуколку до коттеджа, в котором жили Дэйзи и Ганс. Мы проехали через весь город. Он был довольно большим, но я мало что рассмотрела, кроме площади с ратушей и нескольких зданий внушительных размеров. Я сразу же заметила замок на склоне холма, возвышавшегося над городом. Он очень напоминал замки, которые нам попадались на пути. Он был очень красив и величествен со своими башенками и серыми каменными стенами…

— Наш дом чуть ниже замка, — сообщила Дэйзи. — К нему очень легко добраться. От коттеджа идет прямая дорога.

— Дэйзи, — спросила я, — что ты собираешься рассказать обо мне Гансу?

— О вас? Что вы имеете в виду?

— Он же меня узнает.

— Не думаю.

— А вдруг кто-нибудь из слуг… когда вернутся из усадьбы…

— Вас теперь никто не узнает. Вы так изменились за эти годы. Я все расскажу Гансу и объясню, что ваше имя Юэлл, но раз был такой скандал, вы решили назваться Анной Эйрз. Ганс все поймет. Мы не будем скрывать, что вы приехали со мной. Мы скажем, что мы были знакомы в Англии. Вы хотели попутешествовать, и я пригласила вас пожить у меня. За плату, конечно.

Таким образом, она усыпила мои страхи. Двуколка, нагруженная нашим багажом — особенно моим — остановилась около дома Дэйзи. Ганс вышел нам навстречу. Они с Дэйзи тут же бросились друг другу на шею. Потом он повернулся, чтобы поздороваться со мной. Он совсем не изменился. Он щелкнул каблуками и поклонился. Дэйзи начала рассказывать ему, что произошло, едва переводя дыхание. Я буду жить у них за плату, пока не решу, что делать дальше. И еще мне хочется посмотреть страну. Она знала, что Ганс не будет возражать. И как поживает ее маленький Ганс?

С Гансом было все в порядке. Фрау Вуртцер заботилась о нем, и Ганс видел его почти каждый день.

— Завтра утром я первым делом поеду и заберу этого молодого человека домой, — сказала Дэйзи.

Я вошла в дом, который был идеально чистым. В нем было две спальни и что-то типа кладовки наверху и две комнаты и кухня внизу. В доме пахло свежестью и сосновым лесом, который был совсем рядом.

Ганс радушно меня приветствовал. Я подумала, что он очень вежлив по натуре. Было невозможно догадаться, доволен ли он, что я буду жить в его и так небольшом домике.

Когда мы вошли, из кухни появилась круглолицая женщина. На ней был широкий розовый фартук, а рукава были закатаны. В руках она держала половник.

Дэйзи кинулась к ней.

— Гизела! — закричала она.

— Дэйзи! — Дэйзи повернулась ко мне.

— Это моя лучшая подруга Гизела Вуртцер. Она смотрела за моим Ганси.

Женщина улыбнулась и заговорчески посмотрела на Ганса.

— Он здесь! — воскликнула Дэйзи. — Мой маленький Ганс здесь!

Она кинулась вверх по лестнице. Ганс посмотрел на меня и улыбнулся.

— Она очень скучает по ребенку, — сказал он, — но я думал, что ей стоит поехать и навестить родителей. Мы должны заботиться о наших родителях, когда они становятся стариками.

Я согласилась, и Гизела тоже покивала головой в знак согласия. В этот момент Дэйзи спустилась вниз. У нее на руках сидел крепенький мальчик. Он тер глаза и немного сердился, что его разбудили.

— Посмотрите, мисс… — Она чуть было не сказала «Пип», но вовремя остановилась. — Скажите, вы когда-нибудь видели что-нибудь подобное?

— Никогда! — воскликнула я.

Она с жаром поцеловала его. Он уже совсем проснулся и смотрел на меня чистыми голубыми глазенками. Я взяла его пухлую ручку и поцеловала.

— Вы ему понравились, — заметила Гизела.

— Правильно, — согласилась Дэйзи. — Он разбирается в людях. Как он, Гизела? Скучал по мамочке?

Гансу приходилось переводить то, что говорила Дэйзи, потому что она говорила по-английски. Гизела английского не знала, и общение было затруднено. Однако между женщинами чувствовалась большая симпатия.

— Скажи, что я ей очень благодарна, что она принесла его сегодня, и мне не пришлось ждать, — скомандовала Дэйзи.

Гизела улыбнулась, услышав.

— Ну, конечно же, я принесла его.

Мне пришлось выслушать обо всех замечательных качествах маленького Ганса на английском от Дэйзи и на немецком от Гизелы и Ганса.

— Гизела все знает, — сказал Ганс, — ведь у нее есть свои дети.

— Ну еще бы мне не знать, — ответила Гизела. — Ведь у меня их шестеро. И чем больше, тем лучше. Старшие помогают смотреть за малышами.

Маленький Ганс устал и стал проситься обратно в кроватку. Дэйзи унесла его наверх. Гизела накрыла на стол и сказала, что обед готов. Мы ели ароматный суп с черным хлебом, холодную свинину с овощами и яблочный пирог. Было очень вкусно, и Гизела была довольна собой. Это она приготовила обед. Она обедала с нами, и мы говорили о нашей поездке. Потом она сказала, что ей пора домой, потому что Арнульф не любит надолго оставаться с детьми один.

Ганс пошел ее проводить.

— Теперь вы видите, мисс Пип, как хорошо я живу, — сказала Дэйзи.

— Очень хорошо, — отвечала я. — Послушай Дэйзи, перестань называть меня «мисс Пип».

— Я знаю. Но мисс Эйрз звучит так странно. Совсем не похоже на вас. Мисс Пип вам больше подходит. Не важно, если я когда и оговорюсь. Всегда все можно свалить на язык.

— Дэйзи, ты такая счастливая. Ганс очень хороший муж, и ребенок просто прелесть.

— Да; мисс П… я хотела сказать, мисс Эйрз, я устроилась совсем неплохо.

— Ты заслужила все блага в мире.

— Ну, если задуматься, вам они тоже не помешают, и у вас на них есть все права.

Она показала мне мою комнату. Она была очень маленькая, с ситцевыми занавесками, кроватью, стулом и шкафом… и пожалуй все, но я была ей очень благодарна.

— Мы ею почти не пользуемся, — сказала она извиняющимся тоном. — Это будет комната Ганса, когда он немножко подрастет. Сейчас он спит в малюсенькой комнате рядом с нашей спальней, и еще проспит там несколько месяцев.

— К тому времени я уже уеду.

— Еще рано говорить об отъезде. Вы едва успели приехать. — Дэйзи повернулась ко мне. Ее глаза сияли. — Хорошо, что вы приехали именно так. Мы с вами пара знаменитых сыщиков. — Она помедлила. — Знаете, Гизела… она была экономкой в охотничьем замке… и до сих пор смотрит за ним.

— Дэйзи! — воскликнула я. — Тогда, может быть, она знает…

— Неужели вы думаете, что я не расспрашивала ее? Она знает не больше, чем все остальные. Я ничего не смогла разузнать у нее… Ей просто нечего рассказать.

— Никто — даже самые лучшие друзья — не должны знать, кто я такая.

— Положитесь на меня — заверила меня Дэйзи. — Я нема, как могила.

Вернулся Ганс, и Дэйзи сказала, что всем надо выспаться.

— Поговорим утром, — добавила она.

На следующий день я отправилась осматривать город. Дэйзи со мной не пошла, потому что должна была сидеть с сыном. Когда ей нужно было в город, кто-нибудь из слуг замка приезжал за ней в повозке и отвозил ее. Это бывало по два раза в неделю, чтобы она могла сделать покупки. По-видимому, Ганс занимал очень высокий пост при дворе графа, раз ему предоставлялись такие привилегии.

Утро выдалось прекрасное. Солнце освещало красные и зеленые крыши домов и серые стены замка. Кремневые стены блестели, как алмазы.

Я была в приподнятом настроении. Я уже столького достигла, что мне казалось, что очень скоро произойдет что-то необыкновенное. Я подумала о том, что буду делать, если вдруг встречу Конрада. Как мало я о нем знала. Я даже не знала его фамилии. Для меня он был просто Конрадом. Должно быть, я действительно была совершенно невменяема в те дни, раз ни о чем не расспросила его и довольствовалась его уклончивыми ответами. Управляющий знатного господина! Может, он служил графу, если приезжал в усадьбу, хотя, как я знала, усадьбой пользуются несколько семей. Но если действительно он был на службе у графа, значит, он сейчас совсем близко, за этими серыми стенами замка.

Как я хотела его увидеть! Я представляла себе нашу встречу. Будет ли он удивлен? Обрадуется ли? Может, он уже давно забыл про меня, выкинул из памяти, как тех женщин, которых мужчины встречают, ложатся с ними в постель и покидают… и забывают про них через несколько месяцев… даже недель… как одну из многих, которые когда-то забавляли его.

Я увидела голубовато-серую ленту реки, прокладывающую свой извилистый путь по городу туда, где склоны гор покрыты соснами и елями и вдалеке растут виноградники. Я опять вспомнила сказки, которые нам читала мисс Элтон. В таких лесах в тумане можно услышать звон колокольчиков. Мисс Элтон рассказывала нам, как ездила в такие же места навещать родственников своей матери. Там по лесам бродят боги и скачут валькирии. Здесь я чувствовала то же самое. Мне привиделся дудочник в пестром костюме, играющий на своей дудочке и заманивающий крыс в реку, а детей в горы. Я находилась под большим впечатлением и чувствовала везде отголоски прошлого. Я представляла себе, как сюда приехали Франсин с Рудольфом. Я пыталась угадать, что она чувствовала и знала ли с самого начала своей связи — я даже в своих мыслях перестала называть их отношения браком — что все нужно держать в тайне.

Я увидела несколько домов с эркерами на фасадах, отделанными деревянными изразцами. Город казался цветущим и богатым. Я прошла мимо кафедрального собора с его остроконечным шпилем. Вокруг него были улочки с маленькими домиками, Я решила, что многие из тех, кто не работал в больших домах, работают на виноградниках. Я прошла кузницу и мельницу и наконец очутилась в самом городе.

Я походила по рынку, где продавалось множество молочных продуктов и овощей, и заметила на себе несколько любопытных взглядов. Наверное, было сразу видно, что я иностранка, а туристов в городе было очень мало.

Погуляв, я подошла к гостинице, над которой развевалась надпись. На ней было написано, что это таверна Великого герцога. Я увидела конюшню, в которой стояло несколько лошадей, а позади таверны был дворик, в котором были расставлены столы и стулья. Я села за один из столиков, и ко мне тут же подошла полная улыбающаяся женщина и спросила, что я желаю.

Я догадалась, что эта таверна была одним из Biergarten[8], о которых я слышала. Я попросила кружку пива, не будучи уверенной в том, прилично ли это делать женщине, пришедшей одной.

Она принесла мне кружку пива. Ей явно хотелось поговорить.

— Вы приехали посмотреть наш город, фрейлейн?

— Я приехала в гости, — ответила я.

— Как хорошо. У нас очень красиво, правда?

Я согласилась с ней. Вдруг мне пришла в голову мысль.

— У вас ведь есть лошади? А то не очень удобно ходить пешком. Вы даете лошадей напрокат?

— На них нет большого спроса. Но я думаю, мой муж мог бы вам дать лошадь.

— Мне хотелось бы посмотреть страну. Я много ездила верхом дома в Англии. Если бы я могла найти лошадь…

— Вы позволите узнать, где вы остановились, фрейлейн?

— Я остановилась в коттедже. Он принадлежит герру Шмидту. Я подруга его жены.

— А! — Ее лицо расплылось в улыбке. — Вы говорите о добром Гансе. Он очень счастлив. У него жена-англичанка и очаровательный маленький сынок.

— Да, маленький Ганс.

— И его жена… она очень милая.

— Очень милая.

— Вы из той же страны, что и она… приехали к ней в гости?

— Навестить ее и посмотреть ее малыша и вашу чудесную страну.

— Да, у нас прекрасная страна. Верхом вы сможете увидеть еще больше. Вы хорошо ездите верхом, фрейлейн?

— Да, конечно, я дома все время ездила верхом.

— Ну тогда мы что-нибудь придумаем. Только это будет стоить денег.

— Конечно.

— Когда вы допьете свое пиво, поговорите с моим мужем.

— Спасибо.

— Вы его найдете в таверне.

Ей не хотелось от меня уходить. Она, наверное, никогда не видела иностранцев, и для нее моя внешность и моя речь были необычны, хотя я говорила достаточно бегло. Наверное, меня выдавало произношение.

— У нас есть много чего посмотреть, — продолжала она. — Можете съездить в развалины старого замка, который раньше принадлежал Великим герцогам. Можете посмотреть охотничий замок… но нет, наверное, не стоит.

— Охотничий замок?

— Да, это замок Великого герцога. Его замка отсюда не видно… Нет, это не тот, который на горе. Это замок графа фон Биндорф. Замок Великого герцога виден с другой стороны города. Внутрь войти, конечно, нельзя, но оттуда прекрасный вид. И он очень красивый.

Я спросила:

— А что случилось в охотничьем замке? — Она пожала плечами.

— Там произошла трагедия, — сообщила она.

— Это там был убит барон? — Она кивнула.

— Несколько лет назад.

— А он далеко отсюда?

— Мили полторы от коттеджа герра Шмидта. Но вам там не понравится. Он очень мрачный. Были времена… ох, да теперь уже все не так. Сейчас вам там будет не интересно.

Я не ответила. Я собиралась найти лошадь и как можно скорее поехать в охотничий замок.

Перед уходом я поговорила с хозяином. Мы договорились, что назавтра он приготовит для меня лошадь.

День был удачным. Я собиралась посетить место, где произошло преступление.

Я даже Дэйзи не сказала о том, что собираюсь в охотничий замок. Я только рассказала ей, что была в таверне Великого герцога, видела там лошадей и решила взять напрокат одну из них, чтобы проще передвигаться вокруг. Она была рада, потому что у нее самой было время только на уход за маленьким Гансом и домом.

Итак, на следующий день я отправилась в город. Вскоре я уже скакала верхом обратно мимо дома Дэйзи, потому что жена хозяина сказала, что охотничий замок находится в полутора милях оттуда.

Я знала, что коттедж Дэйзи стоит на краю леса. Поэтому я не удивилась, увидев, что деревья становятся гуще. Через лес вела только одна тропинка, и я поскакала по ней.

Было прекрасное утро. Я ехала между деревьями. Попадались дубы и березы, но в основном лес был еловый И сосновый. В воздухе пахло хвоей. Ко мне опять пришло чувство, что я попала в сказку мисс Элтон.

Через какое-то время я увидела коттедж. Я подумала, что это коттедж Гизелы. Я хотела было остановиться и спросить, но передумала. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь заподозрил мой интерес к охотничьему замку… даже друзья Дэйзи.

Дверь коттеджа была закрыта. Рядом был маленький садик, в котором стояла детская коляска. Я проехала мимо. Примерно через полмили я увидела замок. Он оказался больше, чем я себе его представляла. Когда говорят об охотничьем замке, представляется что-то очень маленькое, место, где люди проводят одну или две ночи во время охоты. Но это был герцогский охотничий замок, и он был просто огромным.

Сердце у меня застучало. Я представляла, как Франсин ехала по этой тропинке со своим возлюбленным. Как у них все было? Это был ее дом. Она здесь жила, потому что ее возлюбленный был такой важной персоной, что не мог никому признаться, что женился на той, которая ему не пара, Я подумала о том, что кто-то посмел счесть Франсин недостойной, и разозлилась. Но тут же приказала себе не делать глупостей. Если я буду поддаваться эмоциям, я себя выдам.

Охотничий замок был построен из серого камня и почти ничем не отличался от обычных замков. По обеим сторонам было по башенке, а над входом арка. В нем было много окон. Я спрыгнула с лошади и привязала ее к столбу, который был наверняка предназначен для этой цели. Все вокруг казалось мне зловещим. Может, из-за того, что здесь было совершено убийство, а может, потому что деревья росли так близко друг к другу, и создавали ощущение мрачности, а может, потому что легкий ветерок шевелил верхушки деревьев, и они шептали человеческими голосами.

Мое сердце бешено стучало, когда я неуверенно пошла вперед, пробираясь сквозь высокую траву и спотыкаясь о сосновые шишки.

Я подошла к крыльцу дрожа от волнения. Я постояла и прислушалась. Сбоку я заметила звонок. Я позвонила, и звон, разорвавший тишину, показался оглушительным.

Я затаила дыхание. Я заметила глазок в двери, закрытый маленьким ставнем, позволяющим изнутри смотреть на тех, кто стоит у входа. Я уставилась на него. Ставень не шевелился. И вдруг я услышала едва различимый звук, доносящийся из дома. Как будто кто-то подкрался к двери.

Я стояла очень тихо, и мне казалось, что мое сердце сейчас выпрыгнет из груди. В мозгу я готовила фразу, которую скажу, если кто-нибудь откроет и спросит, что мне здесь нужно. Я иностранка. Я заблудилась в лесу. Не может ли кто-нибудь указать мне дорогу к коттеджу герра Шмидта, у которого я остановилась.

Я стояла и ждала. Я начала думать, что звуки, которые я слышала, могли быть стуком моего собственного сердца. Но нет. Я услышала, как что-то волокут по полу. Я продолжала с нетерпением ждать, но ничего не произошло. Однако теперь я была уверена, что внутри охотничьего замка кто-то есть.

Я постояла еще несколько минут. Вокруг была полная тишина, но я знала, что кто-то стоит по ту сторону двери.

Я позвонила еще раз. Звук был громким и резким. Я слушала, не отрываясь глядя на глазок. Но ничего не произошло.

Я отошла и позади себя услышала легкий шум Маленький ставень, закрывавший глазок, пошевелился. Нет, мне не показалось. В доме кто-то был. Кто-то, кто не хотел открывать мне дверь. Почему?

Это было очень таинственно.

Я подошла к; одному из окон и заглянула внутрь Мебель, была закрыта чехлами. Я обошла замок

— О, Франсин, — пробормотала я, — что же случилось? Здесь кто-то есть. Человек? Или привидение?

Я стояла с обратной стороны замка. Где-то в лесу пели птицы. Легкий ветерок шевелил верхушки сосен, и запах хвои, казался сильнее, чем обычно. Я увидела дверь, подошла и громко постучалась. Пока я ждала ответа, я услышала позади шорох. Я резко обернулась и посмотрела на кусты, потому что мне показалось, что я увидела в них какое-то движение.

— Кто здесь? — позвала я. — Выходите и помогите мне найти дорогу. Я заблудилась.

Я услышала тихий смех, больше походивший на хихиканье. Я подошла к кустам.

Они стояли передо мной с широко раскрытыми голубыми глазами и всклокоченными волосами. Оба были одеты в синие безрукавки и голубые юбочки. Один был немного повыше, но я догадалась, что они одного возраста, и им было не больше четырех-пяти лет.

— Кто вы такие? — спросила я по-немецки.

— Близнецы, — хором ответили они.

— Что вы здесь делаете?

— Играем.

— Это вы за мной подглядывали? — Они захихикали и закивали головами.

— Где вы живете?

Один из них неуверенно показал в сторону.

— Вы далеко от дома? — Они закивали.

— Как вас зовут?

Один из них ткнул себя в грудь и сказал: «Карл». Другой сделал то же самое и сказал: «Гретхен».

— Значит, вы мальчик и девочка. — Они закивали и засмеялись.

— Там кто-нибудь есть? — спросила я, указывая на замок.

Они опять захихикали и закивали.

— Кто?

Они пожали плечами и поглядели друг на друга.

— Вы не хотите мне говорить? — спросила я.

— Нет, — сказал тот, которого звали Карл. — У тебя есть лошадь.

— Есть. Ты хочешь на нее посмотреть?

Они оба с энтузиазмом закивали. Когда мы проходили мимо главного входа, я посмотрела на крыльцо, и они тоже. Я видела, что они знают, кто находится в доме, и я поклялась себе, что выведаю это у них.

Детям очень понравилась моя лошадь.

— Не подходите к ней близко, — предупредила я. Они послушно остановились.

Я резко обернулась. Ставень глазка был открыт, за нами смотрели.

— Вы можете провести меня в замок? — спросила я близнецов.

Они переглянулись и ничего не ответили.

— Пошли, — сказала я. — Пойдемте, посмотрим. Как туда войти?

Они молчали. В этот момент появился мальчик. Он вышел из-за угла замка. Он позвал:

— Карл! Гретхен! Что вы там делаете? — Он был раскрасневшимся и сердитым.

— Здравствуй, — поздоровалась я. — Откуда ты?

Он не ответил, и я продолжала:

— Я заблудилась в лесу. Я увидела этот замок, и подумала, что может быть здесь мне смогут указать дорогу

Мне показалось, что он вздохнул с облегчением.

— Это ты был в доме? — спросила я. — Это ты смотрел на меня в глазок?

Он не ответил. Вместо этого он спросил:

— Куда вам нужно идти? Город в той стороне. — Он указал в сторону, откуда я приехала.

— Спасибо, — поблагодарила я. — Какой интересный замок.

— Здесь было совершено убийство, — сообщил он мне.

— Не может быть!

— Правда. Здесь убили наследника трона.

— А как же ты туда вошел?

— У меня есть ключ, — важно объявил он, а близнецы посмотрели на него с нескрываемым восхищением.

— А где ты его взял?

Он молчал, крепко сжав губы.

— Я никому не скажу, — пообещала я ему. — Я нездешняя… просто заблудилась в лесу. Мне бы очень хотелось взглянуть на замок изнутри. Я никогда не видела мест, где были совершены преступления.

Он с жалостью посмотрел на меня. Ему было не больше одиннадцати лет. Я не унималась:

— Как тебя зовут? — Он спросил:

— А вас?

— Анна Эйрз.

— Вы иностранка.

— Да. Я приехала полюбоваться вашей страной. Здесь очень красиво, но больше всего мне хочется увидеть место, где было совершено убийство.

— Это случилось в большой спальне, — сказал он. — Там все закрыто. Сюда никто больше не приезжает. Ведь никто не хочет спать там, где было убийство, правильно?

— Думаю, да. А там есть привидения?

— Не знаю, — ответил он.

— Ты часто сюда приходишь?

— У нас есть ключ, — снова важно проговорил он.

— А откуда у вас ключ?

— Моя мама приходит сюда убираться. Теперь я поняла, чьи это были дети.

— Понятно. Так ты мне покажешь замок? — Он колебался. — Проведи меня внутрь, а я тебя за это покатаю на лошади.

Его глаза загорелись. Теперь я заслужила благоговейные взгляды близнецов.

— Ладно, — согласился он.

— Ну, пошли.

Мы подошли к крыльцу, и я спросила у него:

— Ты ведь слышал, как я звонила?

Он кивнул.

— И ты смотрел на меня в глазок. И ты что-то подтащил к двери, чтобы встать и посмотреть.

— На следующий год я вырасту и буду дотягиваться сам.

— Ну, конечно.

Он с гордостью отпер дверь. Она заскрипела. Мы очутились в зале с деревянными полами и дубовыми стенами. Посреди стоял огромный стол, а на стенах висели копья и пики. Вся мебель была в чехлах. Близнецы, держась за руки, шли за нами. Дверь закрылась.

— Так как же тебя зовут? — спросила я мальчика. — Я знаю, что близнецов зовут Карл и Гретхен.

— Арнульф, — сказал он.

— Ну, Арнульф, спасибо тебе, что привел меня сюда.

Он неожиданно воспылал ко мне доверием и сознался:

— Мне нельзя было приходить сюда.

— Ах вот оно что. Поэтому ты не открыл дверь.

Он кивнул.

— Гизела должна была пойти со мной.

— Кто такая Гизела?

— Моя сестра. Но она не пошла. Она испугалась привидений. Она сказала, что я не решусь пойти один.

— И ты решил доказать ей, что пойдешь один?

Он пренебрежительно посмотрел на близнецов.

— Они всюду ходят за мной.

Близнецы переглянулись и заулыбались, как будто сделали что-то очень хитрое.

— Но я им не разрешил войти внутрь. Я сказал им подождать на улице. Я подумал, что если здесь есть привидения, им может не понравиться, что кто-то будет хихикать. А они все время хихикают.

— Ты решил, что привидения не будут возражать, если придешь ты?

— Ну, они ведь совсем еще дети. И они никуда не ходят друг без друга.

— Близнецы всегда так, — сказала я с пониманием.

Он начал подниматься по лестнице.

— Я вам покажу спальню, — объявил он, — где это произошло.

— Убийство, — прошептала я.

Он распахнул дверь жестом экскурсовода, который демонстрирует шедевр.

И я оказалась там… где была убита Франсин. Кровать была наполовину закрыта чехлами от пыли, но был виден красный узорный полог. На меня нахлынули эмоции. Наконец я очутилась в той комнате, которую столько раз себе представляла. Моя сестра лежала ла этой кровати со своим красивым, романтичным, но таким опасным возлюбленным. Мне хотелось броситься на эти покрывала, почувствовать мягкий бархат драпировки и дать волю горьким слезам, которые я так тщательно сдерживала… и оплакать свое горе.

— С вами все в порядке? — спросил Арнульф.

— Да… да. Какая большая кровать.

— Так и должно быть. Ведь их было двое.

Мой голос слегка задрожал. Я спросила:

— Ты что-нибудь о них знаешь? За что их убили?

— Потому что они не хотели, чтобы он стал Великим герцогом, и потому что она была здесь и все видела. — Он тут же сменил тему, как будто для него это было неинтересно. — Мой отец был здесь смотрителем, — с гордостью сообщил он. — А мама приходит сюда убираться.

— Понятно. Теперь мне все ясно. Ты сюда часто приходишь?

Он втянул голову в плечи и ничего не ответил. Потом сказал:

— Нам пора идти.

Я разрывалась между желанием остаться в этой комнате и отчаянной необходимостью убежать отсюда, потому что с трудом контролировала себя. Я спросила:

— Можно я посмотрю остальные комнаты?

— Только скорее, — приказал он.

— Тогда проведи меня.

Ему нравилось быть моим гидом. Больше всего ему нравилась кухня, где жарили оленину на огромных вертелах и в котлах, которые уже стали реликвиями прошлого века, но до недавнего времени ими еще пользовались. Я увидела еще несколько спален для слуг и охотников, и комнату, увешанную ружьями.

Я выглянула из окна одной из комнат и увидела пустую конюшню.

— Пошли, — сказал Арнульф. — Уже поздно.

— Может, в следующий раз ты мне покажешь что-нибудь еще, — сказала я. — Я хочу, чтобы ты взял вот это. — Я протянула ему монету, на которую он уставился в изумлении. — Гидам всегда платят, — заверила я его.

— Значит, я гид?

— Конечно.

Он смотрел на монету не веря своим глазам. Близнецы подошли поближе, чтобы рассмотреть. Они, как было видно, очень уважали своего старшего брата.

— Наш Арнульф — гид, — объяснил Карл Гретхен. Она кивнула, и они стали повторять слово «гид».

— Итак, — сказала я, — если мне захочется посмотреть еще раз…

Арнульф улыбнулся мне.

— Где вы живете, — спросила я. — Далеко отсюда?

Он помотал головой.

— Я отведу вас домой, — сказала я. — Вот что, вы все можете поехать на моей лошади, а я пойду рядом. Идет?

Они все радостно закивали. Арнульф аккуратно поставил на место скамейку, которую пододвигал к двери, чтобы посмотреть на меня в глазок. Мы вышли из замка, и он запер дверь.

Все трое детей забрались на мою лошадь, и мы отправились в путь. Я не удивилась, когда дверь их дома открыла Гизела. Зато она была очень удивлена.

— Батюшки, — воскликнула она. — Фрейлейн Эйрз!

Арнульф пережил тревожную минуту, узнав, что я знакома с его матерью. Я быстро проговорила:

— Подумать только, что это ваши дети. Мы встретились в лесу. Мы разговорились, и я предложила отвезти их домой.

Ее полное лицо расплылось в улыбке.

— Вы, значит, прекрасно провели утро, — сказала она. — И близнецы тоже.

Я сняла их с лошади. Арнульф спрыгнул сам, показав свое превосходство над ними.

— Я думаю, — предложила Гизела, — что мы должны чем-нибудь угостить фрейлейн Эйрз.

— О, да, мама, пожалуйста, — воскликнул Арнульф. Близнецы тоже закивали головами. Мне было приятно, что я им понравилась.

Я привязала лошадь, и мы вошли в дом. Он был маленький, но очень чистый. Мы сели за стол, и Гизела разлила суп в миски. Он был похож на тот, который мы ели в день приезда. Мы опять ели его с ржаным хлебом.

— Спасибо, что накормили меня, — поблагодарила я. — А то я собиралась вернуться в таверну, чтобы пообедать.

— Вы видели охотничий замок? — спросила она. — Эта дорога ведет к нему.

— А-а, это тот, который похож на дворец, примерно в полумиле отсюда?

— Ну да. Вообще-то это охотничий замок. Часть собственности герцога. Арнульф и я присматриваем за ним. Вместо ренты за этот коттедж.

— Арнульф — это мой отец, — объяснил младший Арнульф. — Меня назвали в честь него.

— Понятно, — кивнула я.

Гизела улыбнулась Арнульфу и мне. Она была очень хорошая мать, и нравилась мне все больше.

— Близнецы были с тобой, — обратилась она к Арнульфу. — А где остальные?

— Гизела не пошла с нами.

— И остальные, как я полагаю, с ней. — Она улыбнулась мне. — Они любят играть в лесу, и Гизела им не разрешает ходить далеко. Арнульф, пойди и позови их.

Арнульф вышел, и близнецы довольно неохотно последовали за ним. Они разрывались между привычкой всюду ходить за своим старшим братом и желанием остаться с гостьей.

Гизела сказала:

— Я с ними занята весь день. Но когда старшие смотрят за малышами, жизнь гораздо проще.

— У вас столько дел… Ваш дом… дети… и охотничий, замок.

— Я туда хожу только два-три раза в неделю. Раньше все было по-другому. Там всегда кто-то жил. Устраивались праздники. Это был любимый замок барона.

— Того, которого убили?

— Того самого.

— Он был там с…

— Да, со своей подругой. Очень красивая молодая дама.

— Вы знали ее?

— Ну да, я же там была… присматривала за замком, а она жила там, пока происходили все неприятности. Он приезжал, когда мог. Они были так влюблены друг в друга. Такое несчастье!

— И долго она там жила?

— Довольно долго. Видите ли, он не мог поселить ее в городе. Великий герцог не позволил бы этого.

— Но если они были женаты…

— О, нет. У Рудольфа и раньше были женщины… но эта оказалась…

— Что?

— Она была другой. Она была такая милая… добра к слугам… всегда смеялась. Мы все любили ее, и для нас был такой удар, когда это случилось. Вы ведь слышали, что здесь такая вражда между разными знатными людьми.

Я была очень возбуждена. У меня было такое удачное утро. Я не только посетила место преступления, но и говорила с человеком, который хорошо знал Франсин.

— Я слышала, что у них был ребенок, — я решила испробовать почву.

Она в ужасе уставилась на меня.

— Кто вам рассказал эту сказку?

— Я… э-э… слышала об этом, — промямлила я.

— Когда вы уже приехали сюда?

— Н-нет. Я что-то читала в английских газетах.

— И там упоминался ребенок?

— Это было так давно…

— Да, несколько лет назад. Но ребенок! Вы меня удивили.

— Вы бы знали… ведь вы там бывали все время.

— Конечно, я бы знала. Должна вам сказать, я была бы рада избавиться от обязанности присматривать за этим замком. Он теперь кажется таким зловещим. Конечно, там всегда было темно и сыро, ведь он стоит прямо в лесу. Но сейчас там совсем пусто.

— Как вы думаете, там будет кто-нибудь жить?

— Наверное, через какое-то время. Когда все забудется. Великий герцог умрет, на его место встанет Зигмунд, и все поменяется.

— Вы думаете, станет лучше?

— Всем будет очень жаль Великого герцога. Он хорошо правил страной. Зигмунд?.. Он сейчас для всех загадка. В нем есть некоторое очарование… оно было и в Рудольфе. Они все очень красивы и обаятельны, вся семья. В этом нет сомнения. Когда Зигмунд женится на молодой графине, он, наверное заживет более спокойной жизнью.

Меня не интересовало будущее. Я была одержима мыслями о прошлом. Я поблагодарила Гизелу и собралась уходить. Она взяла с меня обещание прийти еще и познакомиться со всеми остальными членами небольшого семейства.

Я обещала.

Я прискакала обратно в таверну и пообещала взять лошадь еще раз.

Я была очень довольна. Мой день был удачным.

После такого многообещающего начала и продвинувшись так далеко в своем расследовании в первые же дни, меня ждало разочарование.

Я рассказала Дэйзи о своей встрече в лесу и о том, как я нашла замок и коттедж Гизелы.

Я спросила:

— Дэйзи, ты должна была видеть мою сестру, когда встречалась с Гизелой.

— Но я не знала ее, когда здесь была ваша сестра. Мы стали соседями, когда родился Ганс, и мы получили этот коттедж. До этого я жила в шалаше, а это очень далеко от леса.

— Не больше двух-трех миль.

— Примерно так, но я не ходила в эту сторону, а она в мою. Я в этих краях совсем недавно.

— Странно, что я встретила там этих детей.

— Вам повезло. Но Гизела бы вам тоже все показала, если бы оказалась там. Я вижу вы расстроились. Что в этом хорошего? Подумайте сами, что изменится, если вы найдете убийцу?

— Дэйзи, я хочу выяснить две вещи: была ли она замужем и где ее ребенок.

Дэйзи покачала головой.

— Эти бароны просто так не женятся, для них все устраивается заранее, и никто никогда не говорил о ребенке.

— Но Дэйзи, Франсин ведь мне об этом писала. Она писала, что была церемония венчания. Я ездила в ту церковь и видела запись… а потом я поехала еще раз, и ее там уже не было. И она писала, что у нее родился маленький мальчик, Рудольф. Она бы такого не стала выдумывать.

Дэйзи задумалась.

— Могла бы, — проговорила она. — Подумайте о том, какой для нее был удар, ведь она надеялась, что он на ней женится. И когда она поняла, что это невозможно, она стала мечтать об этом. Вы же знаете мисс Франс. Она всегда во всем видела только хорошее. А если что-то не получалось, она все равно верила, что все хорошо.

— Я говорю тебе, что сама видела эту запись.

— Но когда вы поехали снова, вы ее не нашли.

Она думала, что я такая же, как Франсин. Если не все получалось так, как я хотела, я воображала, что все получилось, как надо, и верила в это.

Прошла неделя, но мои поиски не продвинулись ни на шаг. Я.несколько раз брала лошадь и ездила в лес. Но было бессмысленно просто так смотреть на охотничий замок. Я ничего не узнала нового. Я исследовала город, сидела в Biergarten. Co мной часто кто-нибудь заговаривал, потому что я была иностранка. Мне давали советы, что еще посмотреть в их стране. Но мне хотелось говорить только об одном, хотя было неудобно затрагивать эту тему слишком часто. Если разговоры и получались, информация была все время одна и та же. Рудольфа убили по политическим мотивам его враги, а его любовница оказалась там же, и ее тоже убили. Никто никогда не упоминал о ребенке.

Я ездила в охотничий замок и катала детей на лошади. Я разговаривала с Гизелой за горячим супом и ржаным хлебом. В ее кухне всегда что-нибудь варилось в котле. Я познакомилась с остальными детьми — Гизелой, Джакобом и Максом. Максу было всего года два. Джакоб был старше близнецов, и по возрасту стоял между Арнульфом и Гизелой. Мне было с ними хорошо и интересно, но у меня была своя цель, и я начинала беспокоиться.

Дэйзи заметила мое настроение.

— Не знаю, что вы собираетесь выяснить, — сказала она. — Если кто-то и знает разгадку, так кто-то в высоких кругах. В лесу вы уж точно ничего не найдете. Ответ

наверняка где-то в шалаше.

— Мне бы очень хотелось узнать.

— Вас никто не пригласит в шалаш, если вы им скажете, что вы Филиппа Юэлл, сестра убитой леди, приехали раскрыть это убийство. Это уж точно.

Она была права, и мысль об этом приводила меня в уныние.

И вдруг, когда я уже начала совсем отчаиваться и чувствовать, что глупо было радоваться после первоначального успеха, мне необыкновенно повезло.

Удача пришла от Ганса.

Я сидела в саду с Дэйзи, а маленький Ганс бегал по газону, наливая воду в ведерочко и поливая цветы, которые росли по краю. Мы с Дэйзи смеялись над ним, потому что себя он поливал больше, чем цветы. Ему так нравилось его занятие, что мы с Дэйзи не могли не разделить его радости. Вдруг появился старший Ганс.

— Я решил прийти домой и поговорить с вами, — сказал он, глядя на меня. — Дело вот в чем. Графиня Фрея…

— Кто она? — спросила я.

— Она помолвлена с Зигмундом, наследником. Она живет в Большом замке, ее воспитывают в доме Великого герцога. Она живет там со своей помолвки. У нас такой

обычай, что невеста воспитывается в семье будущего мужа. Она должна привыкнуть к традициям и обычаям своего будущего дома.

— Ганс, мы все про это знаем, — перебила Дэйзи.

— Мисс Филиппа об этом не знала.

— Это так, и не забывай, что она мисс Эйрз.

— Ладно, — ответил Ганс. — Извините. Так вот. Я прослышал, что графине Фрее нужно подучить английский язык. Ее теперешняя гувернантка немножко учила ее, но

все думают, что у нее неправильное произношение. Поэтому они хотят найти англичанку.

Я в диком восторге уставилась на Ганса, и в моем мозгу уже проносилась сотня возможностей. Он кивнул, улыбнувшись мне.

— И я подумал, — продолжал он, — если вы попадете в замок, вы сможете что-то для себя выяснить…

— Учить английскому языку графиню, — пробормотала я.

— Что? Что? — кричала Дэйзи. Когда ей все перевели, она пришла в такой же восторг, как и я. — Это как раз то, что нужно. Вы уже устали от того, что ничего не получается… И вы бы скоро уехали, если бы ничего не случилось. Но теперь вы пойдете туда… в шалаш, вот здорово-то!

— Ой, Дэйзи, я так рада!

— Теперь послушайте меня, — сказал Ганс, — если вы хотите попробовать, я схожу к управляющему Великого герцога. Он мой приятель, и рекомендация от меня будет много значить. Но если они узнают, что вы сестра мисс Франсин…

Откуда они узнают? — набросилась на него Дэйзи. — Вы правильно назвались мисс Эйрз.

— Если они обнаружат, кто вы такая, я скажу, что не знал об этом, — быстро проговорил Ганс. — Я скажу, что вы знакомая моей жены, и что вы хотели сюда приехать. Поскольку нам не помешают лишние деньги, она вас пригласила. Вы приехали и сняли у нас комнату.

— Правильно, — сказала Дэйзи. — Это всех удовлетворит.

— Но, Дэйзи, ты же не сможешь сказать, что не знала, кто, я такая.

— Не будем сейчас ломать голову над тем, чего не было. Когда мне задают неприятные вопросы, я отвечаю, что не понимаю.

— Это потрясающая возможность, — воскликнула я. — Это манна с небес. Я уже начала было думать, что надежды нет, и я никогда ничего не узнаю… и вдруг это.

— Итак, вы хотите решиться на это, — Подытожила Дэйзи.

— Да. Ганс, пожалуйста, замолвите за меня словечко.

Ганс был человек осторожный, и не хотел вмешиваться ни во что, что могло бы вовлечь его в беду.

— Откуда вам знать, кто я такая? — настаивала я. — Вы меня едва видели в Англии. Сюда я приехала как Анна Эйрз. Даже Дэйзи не видела меня пять лет. Если они догадаются, кто я, я скажу, что знала, что Дэйзи здесь, и приехала как Анна Эйрз. Но я не думаю, что кто-то узнает мое настоящее имя.

— Конечно, никто не догадается, — поддержала меня Дэйзи. Она была так же возбуждена, как и я.

Наконец, мы решили, что попробуем получить это место. Ганс отправился просить за меня управляющего Великого герцога, и через несколько дней я поехала в замок, называемый Великим, на интервью с управляющим и домоправительницей по поводу важной миссии обучения английскому языку августейшей молодой особы.

За мной прислали экипаж. Когда он подъехал к коттеджу, мы с Дэйзи глядели на него с благоговением. На боку был выгравирован герб Брюксенштейна — скрещенные мечи под короной и слова, в переводе означающие «Вперед к победе».

Мы долго спорили с Дэйзи, что мне одеть, и наконец выбрали самый простой туалет. Мои волосы, почти неуправляемые, потому что были тонкие и их было очень много, но в то же время являвшие собой мою единственную претензию на красоту, мы забрали в узел на шее. Это позволило мне надеть мою скромную синюю соломенную шляпку.

Я одела темно-синюю юбку, пиджак и белую блузку. Я выглядела соответственно положению, на которое претендовала, и к тому же производила впечатление, будто никогда не слышала слова «легкомыслие».

Дэйзи захлопала в ладоши, увидев меня. Я почувствовала, что оставляю позади Филиппу Юэлл и становлюсь другим человеком — мисс Анной Эйрз.

Лакей, одетый в ливрею, помог мне сесть в экипаж, а сам запрыгнул сзади. Кучер стегнул пару превосходных гнедых, и мы поехали. Я знала, что Дэйзи смотрит мне вслед из окна, такая же взволнованная, как и я сама. Ведь она любила говорить: «Не выношу, когда ничего не происходит. Лучше хоть что-то, чем совсем ничего».

Когда мы проезжали по городу, люди останавливались и смотрели нам вслед. Все сразу же узнавали герцогский экипаж. Я думала, что те, кому удалось заглянуть внутрь, недоумевали, кто такая эта просто одетая и несколько чопорная молодая дама.

Мы миновали стражу у ворот замка, которая была очень нарядна в голубых мундирах и ослепительных касках с красными перьями. Когда они отдавали салют экипажу, я услышала звон их мечей.

Мы въехали во двор. Я вышла из экипажа, и меня провели в зал, размером гораздо больше зала в охотничьем замке. Однако, он был построен по тому же принципу. У него были сводчатые потолки и толстые каменные стены с вделанными в них каменными скамейками.

Появился слуга в ливрее и пригласил меня следовать за ним. Он провел меня в маленькую комнату рядом с залом.

— Будьте так любезны подождать здесь, — сказал он.

Я кивнула ему и села.

Через пять минут в зале раздались шаги, и дверь отворилась. Вошли мужчина и женщина.

Я поднялась и наклонила голову. Они поклонились в ответ.

— Вы фрейлейн Эйрз? — спросил мужчина. — Я герр Фрутшен, а это фрау Стрелиц.

Я приветствовала их, на что они отвечали в самой изысканной манере.

Я знала, что герр Фрутшен был управляющим и приятелем Ганса, а фрау Стрелиц была домоправительницей. Именно на нее мне было необходимо произвести впечатление для того, чтобы получить должность.

— Вы из Англии? — спросила она. Я ответила утвердительно.

— Вы себе здесь ищете работу?

— Я не искала работу, однако услышала от герра Шмидта, что вам нужен человек для этой должности, и подумала, что была бы не против получить ее.

— Вы не гувернантка.

— Нет. И никогда ею не была.

— Вы очень молоды.

У меня упало сердце. Неужели моя скромная прическа не выполнила своего предназначения вопреки моим ожиданиям?

— Мне почти восемнадцать лет.

— Вы приехали в нашу страну в гости?

— Моя бабушка оставила мне в наследство немного денег, и я решила осуществить свою давнюю мечту и посмотреть мир.

— Таким образом, вы намерены продолжать свое путешествие и ваше пребывание здесь временно?

— У меня нет определенных планов. Я подумала, что мне была бы интересна эта должность.

Управляющий посмотрел на фрау Стрелиц. Она почти незаметно кивнула.

— Вашей обязанностью будет обучение молодой леди беглому английскому языку. Она уже учила его, но у нее трудности с произношением.

— Я вас понимаю.

Женщина помедлила.

— И это всего на год… не больше. Пока графиня не выйдет замуж.

— Я знаю об этом.

— Это произойдет примерно через год. Ей сейчас пятнадцать лет. Церемония скорее всего будет проведена, когда ей исполнится шестнадцать.

Я кивнула.

— Вы получили хорошее образование?

— Меня обучала гувернантка. Она была наполовину немка, поэтому я хорошо говорю на этом языке.

— Отлично, отлично, — вставил управляющий. Ему очень хотелось, чтобы я получила эту должность из-за его дружбы с Гансом.

— Да, очень хорошо, — согласилась фрау Стрелиц.

— Фрейлейн Эйрз — очень образованная леди, — сказал управляющий. — Это важно для хорошего произношения.

— Это очень ответственная должность, — продолжала женщина. — Вы должны понимать, фрейлейн Эйрз, что ваша ученица скоро станет первой леди страны. Она

выйдет замуж за наследника Великого герцога. Поэтому мы проявляем такую осторожность.

— Конечно, — согласилась я. — Я вас прекрасно понимаю.

— Ваши рекомендации с вашей предыдущей должности…

— У меня не было предыдущей должности.

— Есть ли кто-нибудь, кто мог бы поручиться за вас?

Я помедлила. Я подумала о Чарлзе Дэвентри и викарии. Но они никогда не слышали об Анне Эйрз. И еще был кузен Артур. Смогла ли бы я им объяснить?

Я сказала:

— Дома — несомненно. У меня есть друзья… и викарий… если вам угодно.

— Мы вас на минуту оставим, — сказала фрау Стрелиц. — Пожалуйста, извините нас.

— Конечно.

Они вышли и закрыли за собой дверь. Я почувствовала дрожь нетерпения. Что-то подсказывало мне, что мне необходимо получить эту должность, что если я ее не получу, мне придется признать свое поражение и вернуться домой.

Но удача была со мной. Через десять минут они вернулись. Управляющий сиял. Женщина сказала:

— Мы решили дать вам испытательный срок, фрейлейн Эйрз. Пожалуйста, не упрекайте нас в отсутствии вежливости. Но это очень важная должность, из-за того,

кем является молодая дама. Она должна сама одобрить наш выбор. Мы даем вам неделю… а потом еще три недели. Если в конце этого срока мы сочтем вас подходящей, то…

— Конечно! — воскликнула я. — Я понимаю.

— Мы решили не писать в Англию, — сообщил управляющий. — Мой друг герр Шмидт сказал, что вы из хорошей семьи. Это то, что нам требуется… ввиду положения молодой дамы. И нас устраивает, что вы не ищете постоянную работу. Если вам угодно, вы можете приступить со следующей недели. А теперь давайте обсудим ваше жалованье.

Это не составило труда. Для меня самым главным было попасть в герцогский замок.

Домой меня опять отвезли в экипаже. Я ворвалась в кухню, где Дэйзи стояла склонившись над печкой.

— Я получила должность! — закричала я. — Посмотри на английскую гувернантку самой главной леди в стране!

Мы запрыгали по кухне. Появился маленький Ганс и присоединился к нашему веселью. Мы хохотали до упаду.

— Это начало, — проговорила я.

ЧАСТЬ 6

Английская гувернантка

В понедельник утром за мной приехал экипаж. Я собрала сумку, но кое-какие вещи решила оставить у Дэйзи. Я очень волновалась, когда меня привезли в замок и отвели в ту же маленькую комнату, в которой я была в прошлый раз. Вскоре туда вошла фрау Стрелиц.

— Ах, фрейлейн Эйрз, — проговорила она, — графиня очень хочет с вами познакомиться. Ее покои на третьем этаже. Там же классная комната. Ваша комната будет рядом с ней. У нее есть гувернантка. Вы с ней договоритесь о времени занятий. Великий герцог подчеркнул, что ее английский должен улучшиться быстро. Барон, ее будущий муж, который станет нашим правителем после смерти Великого герцога… Дай Бог, чтобы это произошло не скоро… Я хотела сказать, что барон прекрасно говорит по-английски, и она должна говорить не хуже него. Он хочет увидеть результаты, когда приедет.

— Я вас уверяю, что сделаю для этого все, что от меня зависит.

— Я знаю. Вам, может, будет трудновато с графиней Фреей. Она очень живая девочка, и естественно понимает свое положение… и всегда ждет, что все будет так, как она захочет. На вас возлагается большая ответственность, фрейлейн Эйрз, хотя вы не намного старше графини.

Она с сомнением посмотрела на меня. Наверное, в этот раз мои волосы лежали не так аккуратно, как в прошлый. Мне показалось, что ситуация выходит из-под моего контроля.

— Я много путешествовала, фрау Стрелиц. Вы, конечно, понимаете, что приобретенные знания не зависят от возраста.

— Вы правы, фрейлейн. Ну, желаю вам удачи. Но должна предупредить вас: если вы не понравитесь графине, вам очень трудно здесь придется.

— Я считала, что такая проблема встает перед каждой гувернанткой.

— Вы хотя бы материально не зависите от того, сохраните ли эту должность.

— Я буду выполнять мои обязанности с еще большим усердием, — потому что делаю это по желанию, а не по необходимости.

Я убедила ее, и она ко мне подобрела.

— Очень хорошо, — сказала она, — следуйте за мной. Я покажу вам вашу комнату и представлю вас вашей будущей ученице.

Великий замок был достоин своего названия. Он стоял на горе, с которой открывался вид на весь город. Везде сновали лакеи в ливреях. Я шла по галерее мимо комнат, у которых стояла охрана. Наконец мы подошли к покоям графини.

— Графиня здесь живет со своего приезда из Коленица. Она приехала после смерти барона Рудольфа, когда стала невестой барона Зигмунда.

Я кивнула.

— И тогда она стала такой важной особой, — продолжала фрау Стрелиц, — потому что маркграф Коленица и Великий герцог хотят объединить маркграфство и герцогство путем этого брака.

Фрау Стрелиц замолчала и постучала в дверь. Раздался голос: «Войдите!», — и мы вошли. Навстречу нам поднялась женщина средних лет.

— Фрейлейн Крац, — сказала фрау Стрелиц, — это фрейлейн Эйрз.

У фрейлейн Крац было бледное усталое лицо и немного затравленный вид. Мне сразу же стало ее жалко. Ее явно поразила моя молодость.

Из-за стола поднялась молодая девушка и с повелительным видом приблизилась ко мне.

— Ваше Высочество, — сказала фрау Стрелиц, — разрешите представить вам фрейлейн Эйрз, вашу английскую гувернантку.

Я поклонилась и сказала по-английски:

— Счастлива познакомиться с вами, графиня.

Она ответила по-немецки.

— Значит, вы будете учить меня говорить по-английски как англичане.

— Что, на самом деле, является лучшим способом говорить на этом языке, — отвечала я по-английски.

Она была очень светлая — такая светлая, что брови и ресницы были почти не заметны. У нее были светло-голубые глаза, не слишком большие, чтобы их можно было назвать красивыми, особенно из-за того, что у нее не было темных ресниц, чтобы их подчеркнуть. Отсутствие других цветов на ее лице придавало ей удивленный вид, и мне это показалось трогательным. У нее был длинный нос с легкой горбинкой и крепко сжатые губы. Ее густые светлые волосы были заплетены в косы, из-за чего она была похожа на сердитую школьницу. Мне было интересно, какое впечатление произвела на нее я.

— Я надеюсь, вы будете хорошей ученицей, — продолжала я.

Она засмеялась. Она хорошо понимала по-английски.

— Я думаю, что буду плохой ученицей. Я часто бываю плохой. Правда, фрейлейн Крац?

— Графиня очень способная, — отозвалась фрейлейн Крац.

Графиня рассмеялась.

— Она все испортила своим «очень», не правда ли, фрейлейн Эйрз? Сразу все стало ясно.

— Ну, фрейлейн Эйрз, — вставила фрау Стрелиц, — вы с фрейлейн Крац договоритесь об уроках. Давайте я сейчас отведу вас в вашу комнату, а затем вы побеседуете.

— Я отведу фрейлейн Эйрз в ее комнату, — объявила графиня.

— Ваше Высочество…

— Мое Высочество, — передразнила графиня, — сделает именно так, как пожелает. Пойдемте, фрейлейн, нам нужно познакомиться поближе, если нам придется изъясняться на вашем отвратительном языке, разве не так?

— Вы, конечно, хотели сказать «на моем прекрасном языке», — заметила я.

— Она засмеялась. — Я отведу ее… Занятия окончены. Крацкин и фрау Стрелиц, вы можете быть свободны.

Я была поражена ее повелительным тоном, но настроение у меня от этого не испортилось. Я чувствовала, что мне не придется скучать.

— Пусть сразу же принесут ее чемоданы, — приказала графиня. — Я хочу посмотреть, что она с собой привезла. — Она засмеялась мне прямо в лицо. — Я родом из Коленица, там у нас все грубые и неотесанные. Мы не такие культурные, как они в своем Брюксенштейне. До вас это уже дошло, фрейлейн Эйрз?

— Постепенно доходит.

Это ее рассмешило.

— Пошли, — сказала она. — Мне ведь нужно с вами разговаривать.

— По-английски, — заметила я, — не вижу причины, почему бы нам не начать сразу же?

— А я вижу. Вы всего-навсего гувернантка. А я графиня, избранница Великого герцога. Так что будьте осторожны.

— Наоборот, это вам нужно быть осторожной.

— Что вы хотите этим сказать?

— У меня есть собственные средства. У меня нет никакой необходимости в этой должности. Я это делаю только для собственного удовольствия. Мне не нужно зарабатывать себе на жизнь. Я хочу, чтобы вы знали обо всем этом с самого начала.

Она уставилась на меня, но потом опять рассмеялась. Обе женщины все еще стояли в дверях, и она крикнула:

— Вы что, не слышали, что я вас отпустила? Уходите немедленно. Я сама присмотрю за своей английской гувернанткой.

Я виновато улыбнулась фрау Стрелиц,

— Нам, наверное, и правда будет лучше остаться вдвоем, — сказала я. — Но я буду говорить с графиней только по-английски. Я решила, что это станет неоспоримым правилом.

Девушка была так удивлена, что даже не стала спорить. Я почувствовала, что выиграла первый раунд. И еще я завоевала уважение бедной затравленной Крацкин и одобрение фрау Стрелиц. Но мне предстояло иметь дело с графиней.

— Вот ваша комната, — сказала она, распахнув дверь. — Моя комната в конце коридора. Она конечно лучше вашей. Но для гувернантки и эта ничего.

— Позволю заметить, что меня она вполне устраивает.

— Она несомненно гораздо лучше тех комнат, к которым вы привыкли, — сказала она.

— Тут вы неправы. Я выросла в большой усадьбе, не менее роскошной, чем ваш замок.

— И вы действительно все это делаете… для собственного удовольствия?

— Можно сказать и так.

— Вы довольно молоды.

— Я имею достаточный жизненный опыт.

— Да? Жаль, что у меня его нет. Я не знаю и половины того, что хотела бы.

— Опыт приходит с годами.

— Сколько вам лет?

— В апреле будет восемнадцать.

— А мне пятнадцать. Не очень большая разница.

— На самом деле, очень большая. Следующие четыре года будут самыми важными в жизни.

— Почему?

— Потому что это время перехода ко взрослой жизни.

— Я в следующем году выхожу замуж.

— Я слышала.

— Люди все время говорят о нас.

— Потому что до них доходят кое-какие факты.

— Почему вы все время говорите по-английски?

— Потому что я здесь именно для этого.

— Это ограничивает наш разговор. Я много чего хочу у вас спросить, но не все понимаю, когда вы говорите по-английски.

— Это будет для вас стимулом в изучении языка.

— Теперь вы говорите как настоящая гувернантка. У меня их было так много, но они здесь не задерживаются. Потому что я трудный человек. Но у меня никогда не было таких, как вы.

— Теперь есть для разнообразия.

— Не думаю, что вы здесь задержитесь.

— Не дольше, чем вы будете во мне нуждаться.

— Боюсь, что вы уйдете раньше. Со мной, знаете ли, не просто.

— Я уже поняла.

— Бедная Крацкин боится меня до смерти. И фрау Стрелиц тоже немножко.

— Мне кажется, это не повод хвастаться.

— Почему нет?

— Потому что вам не следует лопаться от удовольствия только потому, что вы доставляете им неприятности. Очень просто драться с теми, кто не может дать сдачи.

— Почему они не могут мне дать сдачи?

— Потому что они здесь работают.

— А с вами мы тоже будем драться.

— Вот уж нет.

— Почему?

— Потому что я от вас не завишу. Если я вам не понравлюсь, вы можете меня выгнать. Но если вы мне не понравитесь, я просто уйду сама.

Она удивленно разглядывала меня. Потом улыбнулась.

— Как вас зовут.

— Фрейлейн Эйрз.

— Я имею в виду ваше имя.

— Анна.

— Я вас буду называть Анной.

— А как ваше имя?

— Вы же знаете. Все знают. Графиня Фрея из Коленица.

— Фрея. Так звали одну из богинь.

— Богиню красоты, — самодовольно сообщила она. — Знали ли вы, что когда Тор потерял свой молот, великан Трым согласился вернуть его, только если Фрея станет его невестой и приедет в страну Великанов?

— Да, знала. И Тор оделся Фреей и поехал в страну Великанов и забрал свой молот обратно. Мне эти легенды рассказывала моя гувернантка. Она часто ездила в отпуск в Черный Лес. Ее мать была немкой.

— Значит, у вас тоже была гувернантка. Она была хорошая? Вы ее любили?

— Она была очень хорошая, и я ее очень любила.

— Вы, наверное, были очень хорошей девочкой.

— Не всегда. Но у нас всегда были хорошие манеры.

— У кого это «у нас»?

— У меня и у моей сестры. — Я почувствовала, что слегка краснею, и она сразу это заметила.

— Где сейчас ваша сестра?

— Она умерла.

— Вам, наверное, очень грустно.

— Очень.

— Расскажите мне про вашу гувернантку.

Я рассказала ей все, что помнила про мисс Элтон и ее семью.

Ей было интересно, но я заметила, что ее мысли быстро перескакивают с одной на другую. Она заметила мои чемоданы.

— Вы будете их распаковывать? — спросила она.

— Буду.

— Я хочу посмотреть.

Под ее наблюдением я вынула свою одежду и развесила в шкафы. Она комментировала по ходу дела.

— Это уродство. Это еще ничего.

Я заметила:

— Я поняла, что вы имели в виду, когда говорили про манеры Коленица!

Она просто затряслась от хохота. На моем чемодане лежала книга. Она схватила ее и медленно прочла с сильным немецким акцентом:

— Стихи Роберта Браунинга.

Я сказала:

— Нам придется поработать над Вашим произношением.

Книга сама раскрылась на странице, которую я так часто перечитывала.

— «Песня Пиппы», — медленно прочла она. — «На дворе весна. Утро…». Я не могу. Стихи очень трудно читать.

Я взяла у нее книгу и прочла стихотворение вслух. Мой голос слегка задрожал, когда я дошла до последних строк.

«Бог на небе

Все в мире хорошо».

Я закрыла книгу. Она внимательно смотрела на меня. Я улыбнулась ей, и она улыбнулась в ответ.

Я подумала: «Все будет хорошо. Я полюблю свою маленькую графиню».

Следующие несколько дней были полны новыми впечатлениями. Ко всеобщему удивлению у нас с Фреей сразу же установились прекрасные отношения. Наверное, это произошло из-за некоторого равнодушия, которое я выказала в результате моей независимости и того, что я могу в любой момент уйти без ущерба моему финансовому положению. Это, конечно же, повлияло на мое поведение и на ее тоже. Я интересовала ее, а она меня. Ей нравилось проводить время со мной. Она была готова жертвовать своими другими занятиями ради «совершенствования моего английского», как она произнесла елейным голосочком. Мне не было трудно, потому что не нужно было готовиться к занятиям. У нее имелась языковая база, и ей нужно было только совершенствовать разговорную речь. Таким образом, мы просто разговаривали на разные темы. Если она делала ошибку, я на нее указывала.

Иногда я напоминала ей:

— Может, вам стоит вернуться к фрейлейн Крац?

Она корчила гримасу.

— Но я хочу заниматься английским. Мне это так важно. Кому нужна математика?.. Глупость какая-то. Кому нужна история? Какая разница, что делали всякие короли и королевы много лет назад? Я ведь не могу ничего изменить. А английский язык мне действительно нужен.

Я отвечала:

— Вы забываете, что мне полагается свободное время. Вы посягаете на него.

Она редко кого принимала в расчет, кроме самой себя, но тут задумалась и тихо пошла в классную комнату.

Я была польщена. Когда я пришла к Дэйзи, она сообщила, что управляющий рассказал Гансу, как все поражены моему успеху у графини. Мне было очень приятно это слышать.

Итак, мы с Фреей проводили вместе много времени, и в каком-то смысле стали друзьями. Жизнь в замке была не такой, какую я себе представляла. Мы жили очень уединенно. Со дня моего приезда прошло уже две недели, а я еще и в глаза не видела Великого герцога. Башня, в которой мы жили, не соединялась с герцогскими апартаментами. Хотя много народу приезжало в замок и уезжало из него, нас это никак не касалось. Как будто мы жили в крыле загородного дома, являясь частью всего помещения и одновременно отдельно от него.

Мы с Фреей много гуляли в окрестностях замка. Часто ездили верхом. Фрея была хорошей наездницей, но я вполне могла с ней посоревноваться.

Однажды она сказала мне с ворчливым одобрением:

— Все-то у вас получается!

Она всегда подобающе одевалась, когда мы выезжали верхом, и нам приходилось брать с собой двух грумов. Ее это сердило. Я замечала, что они вели себя очень тактично и держали дистанцию.

— Пусть только что-нибудь скажут, — грозилась она, сверкая глазами.

Мы ездили в лес, и она рассказывала мне истории, которые передавались из поколения в поколение. Она показала мне развалины замка, в котором по поверьям баронесса заточила любовницу своего мужа.

— Она сказала, что ей нужна еще одна комната, а когда ее строили, она привела красивую девушку и приказала замуровать ее. Говорят, иногда по ночам все еще слышны ее крики.

Она показала мне скалу Клинген, под которой был глубокий овраг.

— Раньше на эту скалу приводили людей и предлагали им самим броситься вниз, чтобы избежать худшей участи.

— У вас в Брюксенштейне такие приятные обычаи.

— Они есть у всех, — парировала Фрея. — Хотя о них не говорят, и это было так давно.

— Замок Клинген раньше принадлежал барону-грабителю, который заманивал путников, а потом держал у себя в замке и требовал за них выкуп. Он отрубал им пальцы и по одному посылал родственникам. С каждым пальцем сумма выкупа увеличивалась. Если выкуп не платили, их сбрасывали со скалы, чтобы от них избавиться.

— Ужас!

— Боги гораздо лучше, — признавала Фрея. Ее глаза сияли, когда она говорила о Торе. — Он был сильным… бог грома. Он был самым любимым среди богов. У него были рыжие усы и борода. Он был самым сильным, но очень ласковым. Но когда он сердился, из его глаз летели злые искры.

— Надеюсь, он не сердился слишком часто. Глупо сердиться. Это не помогает.

— А вы когда-нибудь сердитесь, фрейлейн Эйрз?

— О, да… иногда. К счастью, я не Тор, так что вам можно не бояться искр.

Она рассмеялась. Она часто смеялась, когда была со мной. Я замечала взгляды слуг, когда они слышали ее смех. Вне сомнения я приобрела репутацию умеющей поладить с графиней.

Она всегда жила в искусственных условиях, ее испортило ее положение. Она почти не видела детей, и у нее никогда не было друзей. У нее был только ее титул, который проявлялся во власти над другими людьми. Она пользовалась этим, потому что в жизни у нее не было ничего другого.

Я немножко жалела маленькую надменную графиню. Я поощряла ее разговоры. Ей почти нечего было мне рассказать о своей повседневной жизни. Она жила в своем собственном мире, населенном богами и героями. Она постоянно говорила о Фрее. Это было естественно, потому что ее назвали в честь этой богини.

— Она была златоволосая и голубоглазая, — рассказывала она, самодовольно глядя в зеркало, — и ее считали воплощением Земли, потому что она была так красива. Она вышла замуж за Одура, который был символом летнего солнца, и у нее было две дочери, такие же красивые, как она сама… Не совсем такие же, но почти. Она их очень любила, но мужа своего она любила еще больше. Он любил странствовать, ему не нравилось сидеть дома. Интересно, любит ли Зигмунд странствовать. Думаю, что да. Его никогда здесь нет. Он путешествует. Может, ему не хочется быть там же, где я.

Я сказала:

— Вы не должны думать, что и у вас будет такая жизнь, как у этой богини. Мы живем в другие времена.

Она внимательно посмотрела на меня и сказала неожиданно мудрые слова:

— Но люди-то не меняются. Они всегда были одинаковыми. Они женятся и изменяют и пускаются в странствия.

— В ваших силах сделать так, чтобы Зигмунд не отправился странствовать.

— Ну вот, вы заговорили как Крацкин. Пожалуйста, не будьте такой, как она. Будьте собой. Я бы не вынесла, если бы вы изменились.

— Надеюсь, я всегда останусь собой. И я думаю, что Фрея, которая была так прекрасна, должна была отпустить своего мужа странствовать и перестать о нем думать.

— Она была очень несчастна. Она плакала, и ее слезы падали в море и превращались в янтарь.

— Не думаю, что этому найдется научное объяснение.

Она опять засмеялась. Я была рада, что она развеселилась, потому что за этими разговорами я чувствовала озабоченность будущим браком с этим Зигмундом и настороженность. Я надеялась, что она поделится со мной своими опасениями.

— Она пошла его искать и плакала так много, что в тех местах, где она плакала, стали находить золото.

— Наверное, многие люди были благодарны этой плаксивой леди, — сказала я.

— Может, вам трудно поверить, но я рада, что меня назвали Фреей. Хотя Фрея не была женой Зигмунда. Он женился на Боргильде, но она была злая, и он прогнал ее. Потом он женился на другой. Ее звали Гиордиза. Видите, опять не Фрея.

— Вы так много думаете об этих старых легендах, — сказала я. — Их не нужно принимать всерьез. Я знаю, что вы себя считаете богиней, но не забывайте, что Зигмунд мужчина. А вы — женщина, и если вы хотите быть с ним счастливы, вы должны об этом помнить.

— Послушав вас, все кажется так просто. Вам всегда все было просто, фрейлейн Эйрз?

— Нет, — твердо сказала я. — Не всегда.

— Я хочу вам кое-что сказать.

— Да?

— Я рада, что вы сюда приехали.

Какой потрясающий прогресс! А ведь прошло только две недели. Она рассказала мне о своей жизни в Коленице.

— Там все гораздо проще, чем здесь, — говорила она. — Конечно, мой отец, маркграф, правит только этой маленькой страной, но она очень важна. Все дело в этом. В том, где расположен Колениц, а не в нашей силе или богатстве. Брюксенштейну необходимо дружить с Коленицем, чтобы Колениц был что называется буфером. Вы понимаете?

— Да.

— А вам хотелось бы стать буфером?

Она вопросительно поглядела на меня, и я импульсивно ответила:

— Мне кажется, это зависело бы от Зигмунда.

Это ее рассмешило.

— Зигмунд высокий и красивый. Наверное, герой Зигмунд был очень похож на него. Но, может быть, он больше похож на Зигурда. Зигурд мне всегда нравился больше. Он мой самый любимый из героев.

— Вам пора забыть про все эти легенды. Расскажите мне про Колениц.

— Я была совсем ребенком. Для родителей было таким ударом, что у них не было сына. И они считали, что это моя вина.

— Уверена, что это не так.

— А я уверена, что это так. И, пожалуйста, не говорите как Крацкин.

— Ладно. Скажем, они чувствовали некоторое сожаление по поводу рождения девочки.

— Это ближе к истине — согласилась она.

— Это не ваша вина, и не следует по этому поводу расстраиваться.

— Я и не расстраивалась. Только… немножко. И поэтому им со мной было трудно… няням… гувернанткам… Мне хотелось, чтобы они знали, что хоть я и девочка, но тоже важна… как наследница. Ну, а потом я была помолвлена с Зигмундом. После того, как убили Рудольфа.

— Что вы об этом знаете? — нетерпеливо спросила я.

— Про Рудольфа? Он был со своей любовницей в охотничьем замке, и кто-то вошел и застрелил их из одного из ружей, висевших в оружейной комнате. Я узнала об этом только потом. Хотя, если бы он был жив, я бы вышла замуж за него.

— Вы?

— Да. Потому что Колениц должен стать буфером. Они хотят объединить Колениц с Брюксенштейном.

— А что случилось потом?

— Это было уже давно. Я была еще совсем маленькая. Я видела, как все вокруг шепчутся. Но они замолкали, когда я подходила. Потом я узнала, что буду помолвлена

с Зигмундом. Я тогда ничего не понимала, потому что раньше все говорили, что моим мужем будет Рудольф.

— Когда вы узнали, что он умер?

— На помолвке с Зигмундом. Им пришлось рассказать мне, почему моим мужем будет не Рудольф. С Рудольфом у меня не было церемонии помолвки. Тогда все было записано в договорах. А с Зигмундом у нас была помолвка в Schlosskapelle[9], и мы произносили клятвы. Но это было не венчание, просто помолвка. Это означает, что мы предназначены друг другу. Мы не можем жениться ни на ком другом без расторжения договора. Но ни мой отец, ни Великий герцог никогда на это не пойдут.

— Теперь я вижу, какая вы важная персона.

— Буфер, — ответила она.

Я положила ей руки на плечи.

— Графиня, — сказала я. — Я вижу, что вы будете очень счастливы.

— Где вы это видите?

— В ваших звездах.

— Расскажите.

— Я могу только сказать, что я это вижу.

— Почему Зигмунда никогда здесь нет? Может, потому что я ему совсем не нравлюсь?

— Конечно, не поэтому. Потому что он устраивает всякие соглашения и тому подобное с иностранными государствами.

Она засмеялась. Потом опять посерьезнела.

— Может, вы и правы, — сказала она. — Зигмунд стал таким важным только после смерти Рудольфа. До этого он был всего лишь сыном младшего брата Великого герцога.

— Его жизнь, должно быть, очень изменилась.

— Конечно. Ведь теперь он станет Великим герцогом. Я так хочу надеяться, что он не будет странствовать, как муж Фреи.

— Не будет. А вы не будете плакать по нему, даже если это увеличит мировые запасы янтаря и золота.

— О, фрейлейн Анна, я вас так люблю. Наверное, потому что вы все время шутите. Можно, я буду называть вас просто Анна… не фрейлейн, потому что это слово напоминает мне моих бывших гувернанток.

— Мы делаем огромные успехи. Ваши манеры улучшаются вместе с вашим английским произношением. Вы даже спрашиваете моего разрешения. Дорогая графиня, пожалуйста, называйте меня просто Анной.

— А вы называйте меня Фрея.

— Когда мы одни, — улыбнулась я. — Но перед другими мы все-таки будем соблюдать этикет.

Она поцеловала меня, и я была этим очень тронута. Мы на самом деле становились друзьями.

Однажды, где-то через месяц после моего приезда, Фрея захотела пойти в мавзолей, потому что была годовщина смерти ее прабабушки, а она была там похоронена. Я спросила, как это получилось. Она рассказала мне, что ее прабабушка вышла во второй раз замуж в Брюксенштейн, и прожила там последние годы своей жизни. Но дети от ее первого брака оставались в Коленице.

Мне было интересно все, связанное с семьей, и я предвкушала наш визит.

Ключ от мавзолея мы взяли у управляющего. Он улыбался, здороваясь со мной. Он, как и все остальные, знал о моем успехе с молодой графиней и считал себя причастным к нему, потому что это он нашел меня. Его даже поблагодарил сам Великий герцог, которому доложила фрау Стрелиц и другие слуги.

Я сказала ему, что довольна работой и что графиня делает успехи.

— Говорят, что она так углубилась в изучение английского, что забыла о других предметах, — сказал он со знанием дела.

— Мы с фрейлейн Крац стараемся распределять занятия равномерно.

Управляющий просиял и дал мне ключ от мавзолея, попросив вернуть его после нашего визита.

Я обещала, и мы с Фреей отправились к нему пешком, потому что церковь примыкала к замку. Она была живописно расположена высоко на холме, откуда открывался потрясающий вид на весь город. Я увидела несколько свежих могил, на которых лежали цветы и венки.

Мавзолей был величественен и огромен. Фрея шепнула мне, что он был построен очень давно по проекту великого архитектора.

Она открыла дверь, и мы по ступенькам спустились вниз. Пол был мраморным, как и вся часовня. От нее расходились галереи, в которых стояли саркофаги.

— Как здесь тихо! — сказала я.

— Тихо, как в могиле, — согласилась Фрея. — Анна, вы хоть немножко боитесь?

— Здесь нечего бояться.

— А привидения? — спросила Фрея.

— Мертвые не могут причинить вреда живым.

— Некоторые так думают. А что, если их убили? Говорят, что убиенные никогда не успокаиваются.

— Кто говорит?

— Они.

— Я им не верю. И не знаю, кто они такие.

— Вот гроб моей прабабушки. Я всегда думаю о ней, когда прихожу сюда. Она приехала из Коленица в Брюксенштейн… совсем как я. Но она была старше меня, и уже была замужем до этого… имела опыт замужества. Я всегда произношу молитву и надеюсь, что ей хорошо на небе. Я видела ее портрет. Они говорят, что я похожа на нее.

— Опять они. Они что, везде?

Она засмеялась, но вдруг приложила палец к губам.

— Лучше здесь не смеяться.

— Почему?

— Им это может не понравиться.

— Ну вот, снова они.

Она была серьезна.

— Сейчас я имею, в виду привидения, — прошептала она.

— Ну, — громко произнесла я, — Они нам ничего плохого не сделают, равно как и мы им.

— Посмотрите сюда, — сказала она и подвела меня к одному из гробов. — Читайте.

Я нагнулась. «Рудольф Вильгельм Отто, барон фон Грютон Фукс. Умер двадцати трех лет от роду».

— Это тот самый, — перебила она, — которого убили. Интересно, почивает ли он в мире.

Я смотрела не отрываясь и не могла вымолвить ни слова. Мне раньше не приходило в голову, что он может быть похоронен здесь. Мои мысли перенеслись на несколько лет назад, когда я его увидела первый раз в усадьбе и когда он увез с собой Франсин.

Вдруг я поняла, что рядом никого нет. Я резко обернулась и услышала, как ключ поворачивается в замочной скважине. Я вздрогнула, но потом возмутилась. Фрея заперла меня снаружи.

Я поглядела на дверь. Потом подошла к ней и строго сказала:

— Немедленно откройте.

Ответа не последовало. Я стала барабанить в дверь кулаками, но это не произвело никакого впечатления.

Я не знала, что мне делать. Конечно, ничего страшного не произошло. Меня скоро хватятся и найдут, потому что управляющий давал мне ключи от мавзолея. Если Фрея вернется без меня, они немедленно придут и освободят меня. Но больше всего я чувствовала разочарование из-за того, что Фрея смогла так поступить. Я понимала, что она хотела сломить мое спокойствие и напугать меня, доказать мне, что у меня есть такие же слабости, как и у нее. Но запереть человека одного в мавзолее, когда вокруг только мертвые — это ужасный поступок, и она должна сама это осознавать. Но тем не менее, несмотря на нашу дружбу, она меня этому подвергла.

Мне стало жутко. Я посмотрела на саркофаги в боковых галереях и подумала о мертвых — и среди них о Рудольфе. Если бы он только мог сейчас появиться и рассказать мне все, что случилось. Ради этого я была бы готова на все.

Я села на ступеньки и смотрела прямо перед собой.

— О, Рудольф, Рудольф, — прошептала я, — приди ко мне сейчас. Я не испугаюсь. Я так хочу узнать…

И вдруг… Я почувствовала, что рядом кто-то есть… совсем рядом. Мне показалась, что я услышала сдавленный смех.

Я резко обернулась, и в тишину ворвался хохот Фреи.

Она тихонько отперла дверь и стояла за моей спиной.

— Вы испугались? — спросила она.

— Когда вы совершили такой глупый поступок, я была, скажем, очень удивлена.

— Почему?

— Потому что вы повели себя как…

— Ребенок?

— Нет. Ребенку можно было бы простить.

— Значит, вы рассердились? И вы не простите меня? Вы теперь отсюда уедете?

Я повернулась к ней и сказала:

— Фрея, некоторые люди могли бы очень испугаться, если бы их заперли в таком месте.

— Только не вы.

— Откуда вы знаете?

— Потому что вы ничего не боитесь.

— Господи! Это я произвела на вас такое впечатление?

Она кивнула.

— Это было жестоко с вашей стороны, — продолжала я. — Никогда больше ни с кем так не поступайте.

— Я не буду. Я сама испугалась, когда сделала это. Я подумала, что вы можете поседеть от страха. У некоторых так бывает. Или умрете от шока. Но я сказала себе, что с вами ничего не случится. Но потом я испугалась, что вы рассердитесь и уйдете. Поэтому я открыла дверь и увидела, что вы просто сидите и разговариваете сама с собой.

— Дайте мне ключ, — потребовала я. — Вы его вытащили у меня из кармана?

Она кивнула.

— Очень глупо.

— Не так уж глупо, как вам кажется, — возразила она. — Вы доказали, что вы и правда очень храбрая, как я и думала. Вы не кричали и не плакали. Вы просто сидели и ждали. Вы знали, что я тут же сжалюсь над вами и открою.

Я вывела ее из мавзолея и заперла дверь. Когда мы подходили к замку, она сказала:

— Я знаю еще одну могилу. Я вам покажу, если хотите.

— Какую могилу?

— Особенную. Это секрет. Я вам покажу завтра, Анна, я вас так люблю. Простите, что я вытащила ключ и заперла вас в мавзолее. Но ведь вам не было страшно. Я думаю, вы никогда ничего не испугаетесь. Мне кажется, вы обладаете какими-то особыми силами.

— Пожалуйста, не путайте меня с вашими богами и героями. Я к ним не отношусь.

— Кто же вы, Анна?

— Многострадальная английская гувернантка.

У Фреи была одна хорошая черта характера: она искренне раскаивалась в своем поступке и очень старалась загладить свою вину.

Я сказала, что все это не имеет никакого значения и подчеркнула, что прощаю ее, потому что она сожалеет о. своем поступке.

Но она старалась угодить мне и на следующий день предложила прогулку в лес. Мы отправились как всегда в сопровождении двух грумов, которые следовали на почтительном расстоянии. Я с изумлением увидела, что мы едем по направлению к охотничьему замку. Мы проехали мимо коттеджа. Никого из детей не было видно.

Я сказала:

— В этом коттедже живут мои друзья.

— Люди из замка? — спросила она.

— Да. Я познакомилась с ними. У них такие очаровательные дети.

— А, значит это люди, которые смотрели за замком, когда это случилось.

— Да.

Мы какое-то время ехали молча, потом она сказала:

— Мы почти приехали.

И вот мы увидели замок. Он мне показался еще больше, чем раньше. Фрея остановилась и, к моему удивлению, слезла с лошади.

— Мы что, пойдем в замок? — спросила я, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Она покачала головой.

— Там никого нет. В замок сейчас никто не приходит. Вам бы разве захотелось? Ведь там было совершено убийство.

Я поежилась.

— Вы что, боитесь, Анна? — Она пристально смотрела на меня. — У вас более испуганный вид, чем тогда в мавзолее. Ну, не совсем испуганный… но какой-то странный.

— Уверяю вас, мне совсем не страшно.

— Ну, хорошо. Пойдемте.

— Куда мы идем?

— Я же сказала вам. Я хочу вам кое-что показать.

Мое волнение усиливалось. Я чувствовала, что сейчас узнаю что-то важное.

Графиня крикнула грумам, которые шли на расстоянии:

— Мы погуляем около замка. Оставайтесь здесь с лошадьми. Пошли, — обратилась она ко мне. — Сюда.

Я шла за ней и думала, не здесь ли сейчас Арнульф, близнецы и другие дети. Но вокруг не было видно никаких признаков жизни.

Она провела меня за дом и, не останавливаясь, пошла к калитке, открывающейся в участок леса, отгороженный зеленым частоколом. В нем была еще одна калитка. Фрея направилась к ней.

— Вы догадываетесь, что здесь такое? — спросила она.

— Нет.

— Это могила. — Она открыла калитку, и мы вошли внутрь. В центре был холмик. На нем кто-то посадил розовый куст. Трава вокруг была аккуратно подстрижена.

Я присела на корточки и прочитала надпись на табличке, почти не видной за розовым кустом.

— Франсин Юэлл, — прочитала я. Дальше следовала дата ее смерти.

Ком подступил к горлу. Я не ожидала этого. Мне хотелось броситься на землю и поплакать о ней, о моей дорогой любимой красавице-сестре. Ведь она лежала рядом, под землей. Теперь я знала, где ее могила.

Я вспомнила о том, что Фрея стоит рядом со мной.

— Это она… та женщина, — прошептала она.

Я не ответила. Я была не в состоянии говорить.

— Ее похоронили здесь, рядом с замком, когда она умерла, — продолжала Фрея.

Я поднялась, а она все говорила:

— Это я и хотела вам показать. Я думала, вам будет интересно… Ведь вам интересно? Вам нравится слушать про убийства. — Она внимательно смотрела на меня. — Вам нехорошо, Анна?

— Нет, спасибо, все в порядке.

— Вы какая-то странная.

— Это от освещения… и эти деревья. Из-за них лица кажутся бледными.

— Ну вот, я вам показала, что хотела. Интересно, правда?

Я постаралась прийти в себя, но все представляла, как тело Франсин выносят из замка и закапывают в землю.

Когда мы ехали домой, мне вдруг пришла в голову мысль. Могила такая ухоженная. Интересно, кто за ней смотрит?

Мне не терпелось вернуться туда одной. Это было почти невозможно, потому что я не могла надолго отлучаться из замка. Я решила сказать фрау Стрелиц, что хочу взять полдня выходных, потому что мне нужно навестить фрау Шмидт, с которой я жила до прихода в замок.

— Конечно, фрейлейн, — сказала она. — Вы не должны чувствовать себя здесь как в тюрьме. Вам нужны выходные. Вы с графиней так подружились, что мне и в голову не приходило, что вам хочется побыть одной.

Сложнее было с Фреей. Она никак не хотела понять, почему не может поехать со мной.

— Мои друзья будут неловко себя чувствовать в вашем присутствии. Они не привыкли принимать таких знатных особ у себя в коттедже.

— Я не против.

— Дело не в вас. Им будет неловко.

— Ведь это жена герра Шмидта, который работает у графа фон Биндорф?

— Вы знаете об этом.

— Я хочу знать о вас все, Анна. — Она громко рассмеялась. — Вы испугались. У вас наверное есть тайна. Есть? Есть?

— Ну, теперь вы начинаете фантазировать.

Я с легкостью отмела все ее подозрения. Надеюсь, она мне поверила. Хотя она была очень хитрая.

В конце концов я получила свой свободный день и поскакала к Дэйзи, которая мне очень обрадовалась. Она уже слышала от Ганса, что я делаю большие успехи и что графиня проводит со мной почти все свое время.

— Вот так и должно быть, — заключила она. — Вы выросли в поместье, и я считаю, что настоящая английская леди ничем не хуже любой иностранной графини.

— Только никому не говори этого. Им не понравится.

— Мы никому не скажем, — сказала Дэйзи, подмигнув. — Теперь я налью вам стакан вина. И еще у меня есть очень хорошие бисквиты. Я их держу для друзей Ганса, когда они приходят в гости.

Я пила вино и рассказывала, как нашла могилу Франсин. Она была поражена.

— Странно, — продолжала я. — Кто-то ухаживает за могилой.

— Интересно, кто?

— Дэйзи, этот кто-то, кто знал ее.

— Может, и нет. Люди часто смотрят за могилами. Это дань уважения умершим.

— Я хочу поехать туда еще раз.

— Но почему сейчас?

— Потому что у меня очень мало возможностей.

— Я слышала, что графиня просто влюблена в вас. Бедняжка. Заставляют выходить замуж. Сначала подают ей Рудольфа. Ладно. Рудольфа убивают, так ей взамен Зигмунда.

— Рудольф бы никогда не женился на ней, — твердо сказала я, — потому что был женат на Франсин.

Дэйзи ничего не сказала. Она не хотела спорить со мной о том, что так задевало меня за живое.

— Заходите на обратном пути, — пригласила она. Она была разочарована, что я не побыла с ней подольше, но она понимала мое желание еще раз взглянуть на могилу.

Я поскакала так быстро, как только могла, и скоро уже проезжала коттедж Гизелы. Я увидела близнецов, играющих в саду. Они меня заметили и закричали мне вслед. Я помахала в ответ и поскакала дальше.

Я подъехала к замку, соскочила с лошади и привязала ее. Я без труда нашла могилу и прошла внутрь ограды. Там я опустилась на колени и стала думать о Франсин.

Я пожалела, что не принесла с собой цветов. Было бы это глупо? Кто-нибудь заметил бы и подумал: почему эта странная англичанка пришла на могилу?

Может, мне не стоило приходить. Я уже выдала свои чувства перед Фреей. Вдруг меня здесь кто-нибудь увидит?

Я встала. Мне показалось, что за мной наблюдают, что кто-то смотрит, спрятавшись за стволами деревьев. Мне казалось, что я слышу шепот. Но нет, это шептал ветер в верхушках деревьев.

Меня не должны здесь видеть. Меня уже нашли в охотничьем замке дети Гизелы. Если узнают, что пришла опять, что они подумают? Конечно начнут удивляться моему постоянному интересу к преступлению, совершенному здесь уже давно.

Я поспешила к своей лошади и поскакала обратно. Когда я проезжала коттедж, я увидела около него Гизелу с ребенком на руках. Наверное, это был Макс.

Она поздоровалась со мной.

— Как вы поживаете? Фрау Шмидт говорила мне про вашу работу в Великом замке.

— Да, мне там очень нравится. Графиня просто прелесть.

— Она хорошая ученица?

— Очень хорошая… по английскому языку.

— Вы ездили к замку?

— Я проезжала его. — Я помедлила секунду, а потом решилась:

— Между прочим, что это за маленький огороженный участок позади замка?

Она казалась озадаченной, но потом ответила:

— А-а… наверное, вы имеете в виду могилу.

— Какое странное место для могилы.

— Наверное, для этого были причины.

— Похоже, что за ней кто-то ухаживает, наверное, друг того человека, который там похоронен.

— Значит, вы ходили смотреть на нее?

— Я спустилась с лошади и вошла в калитку. Мне показалось, что это такое ухоженное место. Интересно, кто этим занимается?

— Я иногда привожу ее в порядок. Она совсем рядом с замком, и раз я убираюсь в замке…

— Кто там похоронен? Вы знаете?

Она помедлила, но все же сказала:

— Это та самая женщина, которую застрелили в замке.

— Странно, что ее похоронили здесь. Почему не на обычном кладбище?

— Говорят, ее похоронили очень быстро. Хотели избежать церемонии. И здесь не бывает много народу… Но я не знаю. Это только мои догадки.

— Да, — сказала я, — ведь это было давно.

— Очень давно.

Я простилась и задумчиво поскакала обратно к Дэйзи. Я чувствовала разочарование. Я надеялась найти кого-то, кто с любовью ухаживал за могилой, кто знал ее в жизни. Если бы такой человек был, он или она могли бы рассказать очень много.

Я еще поболтала с Дэйзи, в основном рассказывая ей про свою жизнь в Великом замке. Ей это было особенно интересно.

— Вы так ничего и не выяснили? — озабоченно спросила она.

Я покачала головой и сказала, что видела Гизелу, и что это она ухаживает за могилой.

— Она может. Гизела везде убирается. У нее немецкая страсть к чистоте.

— Да, но могила выглядит не просто прибранной. Такое впечатление, что кто-то ухаживает за ней с любовью.

Я простилась с Дэйзи и поскакала обратно в замок. Когда я подъехала к воротам, я поняла, что что-то случилось. Из ворот стремительно появился всадник, который скакал так быстро, как будто очень спешил.

Охранники хотели остановить меня, но потом узнали и пропустили. Когда я вошла в зал, ко мне тут же поспешил слуга.

— Фрау Стрелиц хочет немедленно вас видеть у себя в комнате.

Я пошла туда в некоторой тревоге, не понимая, что произошло.

Она ждала меня.

— Ох, фрейлейн Эйрз, я рада, что вы вернулись. С Великим герцогом случился удар.

— Он…

— Нет, нет, но он опасно болен. С ним такое случалось и раньше. Но если он умрет, барон Зигмунд немедленно станет Великим герцогом. Как вы понимаете, могут возникнуть беспорядки. После ужасной смерти Рудольфа, сына и наследника Великого герцога, все не так-то просто. Есть некоторые, кто считает, что у них первоочередное право на трон. Например, некто Отто Незаконнорожденный, который объявляет себя внебрачным сыном Великого герцога. Поэтому нам всем так хочется, чтобы Великий герцог прожил как можно дольше. И мы просто обязаны сделать все возможное, чтобы он дожил до возвращения Зигмунда.

— Где этот неуловимый Зигмунд? Я о нем столько слышала.

— Он все время проводит за границей. В его обязанности входят встречи с главами иностранных государств. Мы уже послали к нему курьера. Ему придется немедленно вернуться. Только он должен успеть до смерти Великого герцога. Вы понимаете? Мы не хотим начала войны.

— Так вот оно что. Я заметила, что что-то не так, как только въехала в ворота.

— Может быть, вам придется на какое-то время увезти графиню из Великого замка. Мы еще не знаем, что может случиться. Но я хотела подготовить вас. Мы должны молить Бога о выздоровлении Великого герцога.

Я пошла к Фрее. Она меня уже ждала.

— Видите, что происходит, когда вы уезжаете из замка, — сказала она. — Великий герцог заболел.

— Это не имеет ничего общего с моим выходным днем.

Она прищурилась и внимательно посмотрела на меня.

— Я думаю, что имеет, — сказала она. — Фрейлейн Анна, вы не та, за которую себя выдаете.

— Что вы хотите этим сказать?

Она ткнула в меня пальцем.

— Вы ведь не ведьма? Вы одна из богинь, вернувшаяся на землю. Вы можете принимать любое обличье…

— Прекратите эту ерунду, — потребовала я. — Вы ведь знаете, насколько все это серьезно. Великий герцог очень болен.

— Я знаю. Он умрет, но я могу думать только об одном, Анна. Скоро приедет Зигмунд.

На следующий день за мной послала фрау Стрелиц. Она сразу же сообщила мне, что Великого герцогу немножко лучше. У него были доктора и вынесли такое заключение. У него был удар и раньше, но он поправился. Все надеются, что он поправится и в этот раз.

— Его министры совещались всю ночь, — сказала она. — Они с нетерпением ждут возвращения наследника. Они считают, что Фрею нужно временно увезти из Великого замка… на случай беды. Поэтому мы решили, что она должна уехать с вами, фрейлейн Крац и несколькими слугами.

— Я понимаю. Когда мы должны уехать?

— Завтра. Министры Великого герцога считают, что чем скорее, тем лучше… на всякий случай, конечно. Мы имеем все основания надеяться на выздоровление Великого герцога. Графиню далеко не отправляют. Маркграф Коленица что-нибудь заподозрит, если ее увезут далеко от столицы. Поэтому, мы решили, что вы поедете в замок на другой стороне реки, а граф и графиня фон Биндорф гостеприимно предлагают пожить у них, пока не прояснится ситуация.

Все поплыло у меня перед глазами. Я ехала в дом графа и графини фон Биндорф. Некоторые члены семьи видели меня раньше, например, сама графиня и ее дочь Татьяна. Узнают ли они меня? Если узнают, что будет тогда? Я знала, что мой приезд в эту страну под чужим именем для поисков убийцы моей сестры, будет воспринят без особого удовольствия.

Когда я собирала вещи для поездки, вошла Фрея и уселась на мою кровать. Я держала в руках очки, которые для меня достала мисс Элтон, и думала, брать ли мне их в замок фон Биндорфа.

— Что это там у вас? — спросила Фрея. — Ой, очки. Вы разве их носите?

— Иногда.

— У вас плохое зрение? Бедная Анна! Вам приходится столько читать. У вас устают глаза? И болит голова?

— Мне, наверное, надо их чаще надевать, — сказала я.

— Оденьте их сейчас, дайте мне посмотреть на вас. — Я одела очки, и она засмеялась.

— Вы совсем не похожи на себя.

Я была рада.

— У вас такой суровый вид, — продолжала она, — как у настоящей гувернантки. Вы выглядите устрашающе.

— Тогда я точно буду их надевать чаще.

— Вам лучше без них.

— Есть вещи гораздо более важные, чем внешность.

— Мне кажется, у вас есть другая причина носить очки.

Она пугала меня. Иногда мне казалось, что она читает мои мысли. Она хитро поглядывала на меня, поддразнивая, как любила делать.

— Какая причина? — резко спросила я.

— Ну какая может быть причина, кроме того, чтобы я вас боялась?

Я с облегчением засмеялась. Но иногда ее замечания повергали меня в дрожь.

Готовясь ехать в замок фон Биндорф, я вспоминала нашу давнюю встречу. Вспомнит ли меня графиня? Я была совсем маленькая, невзрачная, похожая на любую школьницу моего возраста. Теперь я была выше ростом и из маленькой девочки выросла в довольно высокую молодую женщину. Я думаю, что те, кто знал меня тогда, узнали бы меня, но графиня видела меня только один раз, и ее больше интересовала Франсин.

Очки могут пригодиться. Я решила надевать их при необходимости. Я не думала, что Фрея действительно меня в чем-то подозревает. Мне не стоило так нервничать. Мне нечего бояться. Вряд ли графиня будет приглядываться к английской гувернантке своей важной гостьи.

На следующий день мы отправились в замок в экипаже. На улицах люди стояли группками, и у замка собралась большая толпа. Управляющий выпускал бюллетени о состоянии здоровья герцога и вывешивал их на воротах замка. Я смотрела на лица этих людей, когда мы их проезжали. Они громко славили графиню, и она принимала эти почести с грацией и серьезностью, как и подобало случаю.

Я подумала, что когда придет время, она станет хорошей герцогиней.

Мы с фрейлейн Крац сидели на заднем сидении экипажа. Проехали мост, ведущий к замку. Я подумала: буду недалеко от Дэйзи, и Ганс будет под одной крышей со мной. Это мысль меня успокоила.

Мы въехали во двор. Граф и графиня вышли встретить Фрею. Рядом с ними стояли молодые мужчина и женщина. Лицо молодой женщины показалось мне знакомым, и я тут же ее узнала: о, да, Татьяна. И опять я почувствовала неприятную дрожь. Не распознает ли меня дочь графини? Вдруг мне пришло в голову, что Татьяну как раз может заинтересовать кто-то одного возраста с ней. Мне надо было надеть очки.

Фрее помогли выйти из кареты, и она подошла прямо к графу и графине, которые сначала поклонились, а потом обняли ее.

Фрейлейн Крац вышла из кареты и встала в сторонке. Я вышла вслед за ней с опущенной головой. Я спряталась у нее за спиной и почувствовала облегчение от того, что все смотрели во все глаза на Фрею и не удостоили меня и мимолетным взглядом.

Я смотрела, как Татьяна здоровается с Фреей, и как молодой человек щелкнул каблуками и отвесил ей поклон. Фрея мило улыбнулась, и графиня взяла ее за руку и повела в замок.

Я смешалась с группой людей. С теми, кто не представлял никакой важности. Я благодарила Бога за это.

Вдруг я увидела Ганса. Наверное, он меня искал, потому что сразу подошел ко мне.

— Я покажу вам комнаты, отведенные для вас и фрейлейн Крац, — сказал он. — Они рядом с апартаментами графини.

Я благодарно улыбнулась ему, и мы с фрейлейн Крац ускользнули от толпы. Мы прошли по узкому коридору и поднялись по каменной лестнице, напоминавшей винтовую. Мы держались за толстые веревочные поручни.

— В вашу комнату можно пройти и по главной лестнице, — сообщил Ганс, — но сейчас мы лучше пройдем по этой.

Я была ему очень благодарна. Должно быть, он догадался о моих страхах.

Он показал нам наши апартаменты. Комнаты фрейлейн Крац и моя были рядом, и еще была большая комната, предназначенная для занятий. С другой стороны были покои, отведенные графине.

Фрейлейн Крац нервно проговорила, что надеется, что Великий герцог скоро поправится.

— Все говорят, что с ним все будет в порядке, — заверил ее Ганс.

— Я так устала, — пожаловалась она.

— Отдохните, — предложила я.

— Я должна сначала разобрать свои вещи, — сказала она и пошла к себе в комнату, оставив меня наедине с Гансом.

Я вопросительно посмотрела на него.

— Вас никто не узнает, — успокоил меня он. — Вы выглядите совсем по-другому. Я вас не узнал, когда увидел. И они вообще не обращают внимания на тех, у кого нет титулов. С вами все будет в порядке.

— Ганс, если они узнают, у вас не будет неприятностей?

— Я буду все отрицать. И Дэйзи что-нибудь придумает. На нее можно положиться.

Он попытался поднять мне настроение и подмигнул, подражая Дэйзи. У него это получилось так смешно, что я невольно улыбнулась.

— Я думаю, вы здесь пробудете недолго, — сказал он. — Как только герцогу станет лучше, вы вернетесь обратно. А он поправится. С ним такое уже было раньше.

Я была у себя в комнате и услышала, что графиню привели в ее покои. Было очень шумно, и среди других голосов я различала высокий голос Фреи.

Затем я услышала:

— Графиня, я хочу вам представить мою самую лучшую подругу, фрейлейн Эйрз. Она англичанка и учит меня английскому… для собственного удовольствия.

Я почувствовала настоящий страх. Я надела очки и притворилась, что любуюсь видом из окна. Фрея вошла с графиней. Я встала спиной к свету.

Обернувшись, я заметила, что с ними были Татьяна и молодой человек.

— Фрейлейн Эйрз, — с большим достоинством произнесла Фрея, — позвольте вас представить графине фон Биндорф, графу Гюнтеру и графине Татьяне.

Я низко поклонилась.

Графиня скользнула по мне взглядом безо всякого интереса. Татьяна тоже стала очень высокомерной молодой дамой и удостоила английскую гувернантку только беглым взглядом. Гюнтер был совсем другим.

— Добро пожаловать, — сказал он. — Надеюсь, вам у нас понравится.

— О, нам очень понравится, — подхватила Фрея.

— Нам с фрейлейн Эйрз везде нравится. Мы обожаем болтать по-английски.

Я постаралась вести себя как гувернантка. Я сказала:

— Графиня делает большие успехи.

Графиня фон Биндорф отвернулась с видом человека, потакающего капризам ребенка. Она взяла Фрею за руку и произнесла:

— Пойдемте, дорогая графиня. Нам надо о многом поговорить.

Когда они выходили, Татьяна искоса взглянула на меня.

Я опустила глаза и отвернулась.

Они не поняли, кто я такая.

Следующие несколько дней я почти не видела Фрею. Ее это возмущало. Она говорила, что они посягают на ее время. Графиня оказывала ей всяческие почести.

— Она это делает, потому что я стану Великой герцогиней, — говорила Фрея. — Я не знаю, как объяснить, но она всегда смотрит на меня сверху вниз, когда думает, что я не вижу, но в лицо всегда льстит мне. Не думаю, что я ей хоть сколько-нибудь нравлюсь, но она делает вид, что обожает меня. Мне хочется обратно в Великий замок. Хотя Гюнтер очень хороший. Он не похож на остальных, и по-моему он очень мне рад.

От Великого герцога шли хорошие вести, и теперь уже все верили, что он поправится.

Мои страхи улеглись. Я почти не видела графиню и ее дочь, но если случалось, я всегда одевала очки и делала строгую прическу.

Я чувствовала настоящее облегчение. Наш визит долго не продлится, потому что здоровье Великого герцога улучшалось с каждым днем. Если я буду держаться в тени, никому и в голову не придет связать мое имя с Франсин. Я еще раз поблагодарила Бога, что приезжала сюда под именем Анны Эйрз. Мое настоящее имя выдало бы меня в первую же секунду.

Через три дня после нашего приезда ко мне в комнату ворвалась Фрея.

— Привет, Анна, — крикнула она. — Мы так мало видимся, мне это не нравится. Я буду рада вернуться обратно. Но ты ведь это и сама знаешь! А теперь я расскажу тебе что-то, чего ты не знаешь.

— Что?

— Завтра приезжает Зигмунд.

— Давно пора.

— К нему послали курьера, а потом ему понадобилось время на дорогу. Сначала он поедет в Великий замок повидать Великого герцога, а потом приедет сюда. Он приедет вечером, и графиня хочет устроить праздник. Хотя, он не будет очень большим из-за болезни Великого герцога.

— Просто званый ужин?

— Не только. Герцогу ведь уже гораздо лучше. Он уже садится в постели для приема пищи.

— Хорошая новость. Зигмунду не стоило беспокоиться.

— Ему сейчас необходимо быть здесь. Государственные дела и тому подобное. Он будет кем-то типа регента. Кроме того, ему придется ухаживать за мной.

— Бедный! Ну и задача!

— Анна, с тобой так хорошо. Все остальные такие серьезные. Они никогда не смеются, а я больше всего на свете люблю посмеяться.

— Это говорит о добром нраве, — сказала я.

— Послушай, Анна. Будет небольшой бал.

— А это что такое?

— Бал, но не большой, конечно. Меньше народу, меньше приготовлений, меньше церемоний, но все равно бал.

— Я вижу, как сияют ваши глаза. Это из-за бала или этого лодыря Зигмунда?

— Почему вы его называете лодырем?

— Потому что он так долго едет. Он ленив в любви. Надеюсь, что он не трус в бою.

— Вы опять цитируете свою поэзию?

— Признаюсь.

— Вы так ее любите. У меня будет новое платье, и я иду к мадам Шабри. Она придворная портниха. Она из Парижа, а вся мода идет оттуда.

— Я слышала об этом, — ответила я. — Когда мы идем к мадам Шабри?

— Сейчас.

— Хватит ли у нее времени сшить платье до завтра?

— Мадам Шабри такая умница. Она знает мой размер. Она уже шила мне платья. Она знает, что завтра приезжает Зигмунд, и что мне нужно необыкновенное платье. Так что, я не удивлюсь, если оно уже готово и ждет меня.

— Похоже, она действительно большая мастерица.

— Но я еще не сказала вам хорошую новость. Вы тоже идете на бал, Анна.

— Я?

— Я настояла. Не скрою, это было непросто. Графиня сказала: «Гувернантка!» Но я объяснила, что вы не просто гувернантка и что вы воспитывались в не менее знатной семье, чем все мы. Вы ведь все это делаете, потому что путешествуете по миру и вам скучно просто так путешествовать. Вы можете уехать в любую минуту, а я этого не хочу и я не прощу никого, кто заставит вас хоть на минуту почувствовать себя прислугой. Татьяне это тоже не понравилось, но мне Татьяна сама не нравится. Гюнтер сказал, что будет очень хорошо, если вы придете. Он сказал: «Что в этом плохого, мама? Пусть придет английская леди. Она затеряется среди гостей». Как вам нравится идея затеряться среди гостей?

— Подождите минутку. Вы действительно хотите сказать, что я иду на бал?

— Да, как Золушка. А я ваша крестная мать — фея. Я взмахну моей волшебной палочкой.

— Это невозможно. У меня нет платья.

— То же самое говорила и Золушка. Конечно же, с мадам Шабри что-нибудь придумаем.

— У нас нет времени.

— Мы сейчас идем к мадам Шабри и я держу пари…

— Пожалуйста, не говорите мне ни про какие пари. Это неприлично, и раз графиня ясно дала вам понять, что не одобряет моего прихода, я совершенно точно не…

— Подождите минуту. Вы придете, Анна Эйрз. Вы придете, чтобы доставить мне удовольствие. Я хочу, чтобы вы пришли. Я графиня, будущая Великая герцогиня, и

если вы не хотите меня обидеть, что очень рискованно, вы придете.

— Вы забываете, что я не ваша подданная. Я покину вас и вернусь домой, когда захочу.

— Дорогая, милая Анна, не расстраивайте меня. Я так старалась, чтобы они согласились. И все из-за того, что я очень боюсь. Мне придется встретиться с Зигмундом и мне необходимо знать, что вы рядом.

— Какая чепуха, — сказала я. — Вы с ним знакомы.

— Да, но мне нужна ваша поддержка. Вы должны прийти. Обещайте… обещайте.

Я молчала. Я чувствовала, как мною овладевает сильнейшее возбуждение. Я все-таки постепенно двигаюсь к своей цели. Кто знает, что я смогу выяснить, если окажусь среди людей, которые, вероятно, очень хорошо знали Рудольфа?

— Где ваше пальто? — подгоняла меня она. — Я заказала экипаж. Мы сейчас же едем в салон мадам Шабри.

Это было так упоительно — одеваться у мадам Шабри. Ее салон был замечательно красив. Я заметила:

— Здесь, наверное, так же красиво, как и в Зеркальном зале в Версале.

— Она же француженка, — напомнила Фрея.

Нам оказали очень теплый прием. Нас встретила сама мадам Шабри, необыкновенно элегантная, идеально причесанная и подстриженная и не менее изощренно одетая.

У нее было как раз то платье, которое было нужно Фрее. Она призналась, что иногда шила платья для тех, кого обожала. Поэтому немудрено, что у нее оказалось готовым платье для Фреи. Что касается меня, она отметила, что у меня хорошая фигура, и поэтому у нее, конечно, найдется что-то и для меня.

Фрея примерила свое платье и вертелась перед зеркалами, которые были расставлены по всей комнате.

— Какая красота, — воскликнула она. — Мадам Шабри, вы просто чудо.

Мадам Шабри приняла похвалу как должное, будто эти эпитеты были обычными для определения ее таланта.

Пришла моя очередь. Платье было темно-голубым с золотыми прожилками.

— Я называю его лазурным, — сказала мадам Шабри. — Оно такое красивое… хотя немножко дорогое.

— Фрейлейн Эйрз — дама со средствами, — сообщила ей Фрея. — Она работает, потому что ей это нравится. Мы с ней подруги.

— В таком случае она наверняка сочтет цену приемлемой для себя, тем более что эта ткань очень подходит к цвету ее кожи.

Я померила платье. Мадам Шабри была права. Оно меня преобразило.

— Его нужно слегка ушить, — сказала мадам Шабри. — Мои швеи сделают это за два часа. Вы очень тоненькая, фрейлейн. У вас прекрасная фигура, однако, если вы мне позволите это сказать, вы сами пока это не осознали. Платье поможет вам в этом. Пройдите в кабинку, я пришлю к вам портниху.

Я зашла в маленькую кабинку. Вскоре туда пришла женщина средних лет со множеством булавок.

Должна признать, что платье совершило чудо.

Когда его подогнали по моей фигуре, оно сидело просто идеально. Золотая нить на лазурном материале придавала платью чрезвычайную нарядность.

Фрея захлопала в ладоши и от радости запрыгала вокруг меня.

— Фрейлейн придется что-то сделать с волосами, — предупредила мадам Шабри.

— Сделает, сделает, — пообещала Фрея.

Вдруг она вспомнила, что она будущая герцогиня и приняла величественный вид.

— Вы получите это платье, фрейлейн. Мадам Шабри, сделайте все необходимое и доставьте его завтра рано утром. Это даст возможность фрейлейн Эйрз примерить его и убедиться, что все в порядке.

— Все будет сделано, графиня, — обещала мадам Шабри.

Фрея смеялась всю дорогу к замку. Она повторяла:

— Ой, фрейлейн Анна, мне так с вами хорошо. Нам всегда весело вдвоем.

Итак, я шла на бал. Я радовалась и инстинктивно чувствовала, что подвергаю себя опасности. Но я об этом не заботилась. Я должна это сделать, если хочу что-нибудь узнать, напоминала я себе.

Привезли мое платье. Фрейлейн Крац уставилась на меня в изумлении.

— По настоянию графини, — объяснила я.

— И граф не против? — Я кивнула.

— Графиня слишком своенравна.

— Она очень милая, — возразила я. — У нее сильный характер, и она станет прекрасной Великой герцогиней.

— Ей бы следовало быть более… ортодоксальной.

— Но она же индивидуалистка. А это гораздо интереснее, чем идти в толпе.

— В ее положении было бы неплохо быть поближе к толпе. А вы, фрейлейн Эйрз, вам разве не страшно?

— Страшно? Почему мне должно быть страшно? — Я говорила довольно резко.

— Мне было бы, — выпалила она. — Мне бы совсем не хотелось идти на этот бал.

— А мне очень хочется, — сказала я. Она пожала плечами и отвернулась от меня.

Остаток дня я витала в облаках. Я никогда не была на балу. Дедушка не устраивал балов в Грейстоуне. Он только устраивал обеды. Я предполагала, что буду на этом балу в тени.

Фрея рассказала мне, как все должно быть. Приедет Зигмунд, его встретит она сама, граф, графиня, Гюнтер и Татьяна. Затем они войдут в бальный зал, где уже соберутся гости. Они будут стоять двумя шеренгами. — Боюсь, что вы будете где-то поближе к концу, Анна.

— Конечно, — ответила я.

— Потом Зигмунд возьмет меня за руку, и мы пройдем мимо обеих шеренг. Зигмунд поздоровается с важными гостями. Но не с вами, Анна.

— Конечно, нет.

— Вам придется сделать реверанс, когда мы будем проходить мимо.

— Я постараюсь изо всех сил.

— На этом торжественная часть кончится. Потом будут танцы… довольно сдержанные. После них всех пригласят на ужин. Бал закончится в полночь в знак уважения к Великому герцогу.

Итак, я одела самое красивое платье, которое когда-либо видела. Я была сама потрясена своим преображением. Я пыталась что-нибудь сделать со своими волосами, но мне на помощь подоспела Фрея. Она привела маленькую черноволосую женщину, которая держала в руках гребенки и булавки.

— Это горничная графини, — провозгласила она. — Она только что причесала меня. Правда, красиво? А теперь она причешет вас.

— Но… — начала было я.

— Вас нужно причесать, — возразила Фрея. — И я сказала, что это сделает она.

— Вы так добры ко мне, — вдруг проговорила я.

Губы у Фреи слегка дрогнули. Меня очень тронуло проявление ее бескорыстности. Она действительно была очень доброй девочкой.

Наконец, мои волосы были приведены в порядок, и я отправилась на бал, трепеща от волнения. Я увидела собравшихся в конце зала мужчин и женщин. Они мне нервно улыбнулись, и я догадалась, что они были бедными родственниками какого-либо знатного лица, и стеснялись собравшегося общества. Я почувствовала, что мое место среди них. Я подумала, что вполне возможно, что именно эти люди смогут мне помочь в разгадке тайны.

Фреи не было видно. Не было и графа, графини, Татьяны и Гюнтера. Вдруг среди гостей поднялось волнение, из-за чего я заключила, что прибыл великий Зигмунд. Гости начали выстраиваться в две шеренги. Раздался барабанный бой и звуки труб, и в зал вошли военные в голубых мундирах с перьями в своих шлемах и саблями на боку. Среди них был мужчина, который казался выше всех остальных. Мне его было видно плохо, потому что загораживала толпа.

Процессия двигалась в нашу сторону. Я заметила, что все стояли очень тихо с опущенными глазами. Я сделала то же самое.

Они подходили все ближе. С одной стороны знаменитой персоны шел граф, а с другой Фрея.

У меня закружилась голова. Во всем этом было что-то нереальное. Я подумала: наверное, мне снится сон. Это не может происходить на самом деле.

Потому что он стоял передо мной. Конрад!.. Мой возлюбленный. Конрад, о котором я думала постоянно, хотя не признавалась себе в этом.

— Это фрейлейн Эйрз, она учит меня правильно говорить по-английски, — Фрея сияла, гордясь мной, гордясь им, ее лицо светилось счастьем. Я сделала реверанс.

— Фрейлейн Эйрз, — пробормотал он. Он был совершенно таким, каким я его запомнила, тот же голос, то же выражение глаз. Его изумление было огромно, наверное, даже сильнее моего.

— Вы англичанка, — сказал он. Он взял мою руку. Она дрожала. Он пристально смотрел на меня. — Я уверен, что вы очень хорошая учительница.

Он прошел дальше. Мне показалось, что я сейчас упаду. Мне было необходимо прийти в себя. Я различила его голос, когда он говорил с кем-то другим, стоящим в шеренге.

Мне захотелось скрыться. Я решила убежать из комнаты и обдумать то, что я только что узнала.

Когда он прошел всю шеренгу, он взял Фрею за руку, и они вышли на середину зала, чтобы начать танцы. Позади них начали формироваться другие пары.

Кто-то коснулся рукой моего локтя. Это был Гюнтер.

Я промямлила:

— Граф Гюнтер!..

— Графиня Фрея попросила меня позаботиться о вас.

— Она такая милая девочка, — ответила я. — Хотя мне, наверное, не следует так говорить о графине.

— Это правда, — сказал он. — Она очень высокого о вас мнения и волнуется за вас. Она рассказала мне, что настояла на том, чтобы вы пришли на бал. Разрешите пригласить вас на танец.

— Спасибо большое, но я совсем не знаю ваших танцев.

— Это очень легко. Смотрите — несколько шагов и поворот.

— Графиня попросила вас пригласить меня танцевать? — Он признал это.

— Тогда вы выполнили свой долг.

— Не долг, — с милой улыбкой ответил он. — Удовольствие.

— Я думаю, что я уйду после этого танца. Фрея была так мила, пригласив меня, но я чувствую, что мне здесь не место.

Он увлек меня на середину зала. Я с удивлением почувствовала, что мне легко танцевать с ним.

— Вы прекрасно танцуете, — похвалил он. — Посмотрите на графиню Фрею. Из нее получится очаровательная герцогиня. Вы не согласны со мной?

— Согласна. Когда же они поженятся?

— Не раньше, чем через год, тем более, что герцог поправляется. Надеюсь, что не раньше.

— Он казался немного грустным, и я подумала, что он, наверное, влюблен в мою маленькую графиню.

Влюблен ли в нее Конрад?

Почему он не сказал своего настоящего имени? Он, наверное, решил не выдавать себя. Зачем он притворялся управляющим графа? И притворялся ли? Или я все это выдумала сама? Но он не спорил со мной. Мне стало не по себе и очень грустно.

Мне хотелось исчезнуть. Я не могла смотреть на него. Его окружала толпа. Конечно же. Ведь он был наследником герцога, самой главной персоной. Это сборище было устроено в его честь, хотя это всего лишь маленький бал из-за болезни герцога. Но они все равно устроили празднество.

Он не будет замечать меня. Я на это надеялась. Как я могла здесь с ним говорить?

Мне нужно тотчас же уйти.

Я улучила момент. Это было нетрудно. Я незаметно выскользнула, но увидела, что он заметил.

Я чувствовала себя подавленной. Как глупо было влюбиться в первого попавшегося мужчину, который мне встретился. Мне нужно было быть осмотрительнее. И как легко я попалась в ловушку, которую он для меня расставил. Легкая победа не ценится.

Но он был так красив! Похож на героя легенды. Я вспомнила, что сравнивала его с Зигурдом, когда впервые увидела его. Северянин. Вождь викингов. Вот на кого он был тогда похож. Сейчас в своем мундире он еще больше напоминал героя легенды. Он так выделялся из толпы. Я тщетно пыталась выкинуть его из головы. Мне не нужно было приезжать сюда. Как глупо с моей стороны. Что мне теперь делать? Мне нужно уехать, это ясно. Нужно забыть, зачем я приехала. Я должна уехать обратно в Англию. Я могу жить у тети Грейс. Я должна жить спокойно и не искать приключений. Это единственный путь избежать мучений, которые я испытывала.

Я села около открытого окна. Я видела огни города, мост и реку, извивающуюся как черная змея. Я полюбила этот город, я полюбила Фрею. Я никогда не забуду всего этого, и у меня навсегда останется боль в сердце.

А он? Смогу ли я забыть его? Я сказала себе, что уже забыла. Я не позволю себе о нем думать. Я старалась забыть наши встречи, уверить себя, что ничего не произошло. Я отказывалась признаться самой себе, что он постоянно присутствует в моих мыслях и что я не могу избавиться от воспоминаний о том времени, которое мы провели вместе. Глубоко в душе я знала, что никогда не забуду его, Конрада-обманщика, Зигмунда-наследника беспокойного герцогства, помолвленного с моей маленькой Фреей.

Они поженятся. Это неизбежно. Они уже связаны друг с другом. Вот что он имел в виду, когда говорил, что не может жениться на мне.

В коридоре раздались шаги. Кто-то подошел к двери. Она медленно открылась.

И вот он был передо мной.

— Пиппа, — сказал он. — Пиппа!

Я старалась не смотреть на него. Я ответила:

— Меня зовут Анна Эйрз.

— Почему? Что все это значит?

— Что вы делаете в моей комнате? Как мне теперь называть вас, барон?

— Называй меня Конрад.

— А как же великий лорд Зигмунд?

— Это мое официальное имя. Зигмунд Конрад Вильгельм Отто. У меня большой выбор. Но, Пиппа, имена ничего не значат. А почему ты изменила имя?

Он подошел ко мне и взял меня за руку. Он притянул меня к себе. Я почувствовала, что мое сопротивление ослабевает.

Я только выдавила из себя:

— Уходи. Уходи, пожалуйста. Тебе нельзя быть здесь.

Он взял меня за подбородок и пристально посмотрел мне в лицо.

— Я искал тебя, — сказал он. — Я был в Англии. Я вернулся за тобой. Я хотел увезти тебя оттуда… насильно, если придется. Я не мог найти тебя… и вот в полном отчаянии я приехал сюда… и ты здесь. Ты приехала ко мне, правда? Когда я искал тебя, ты искала меня.

— Нет… нет. Я приехала не к тебе.

— Ты лжешь, Пиппа. Ты приехала ко мне, и теперь, когда мы друг друга нашли, мы больше не расстанемся.

— Ты неправ. Мы больше никогда не увидимся. Я уезжаю обратно в Англию. Теперь я знаю, кто ты, и что ты помолвлен с графиней. Твоя помолвка равносильна браку. Ее нельзя расторгнуть. Я кое-что поняла в ваших проблемах, пока находилась здесь. Я знаю про Колениц, буферное государство. Вам необходима его помощь и поэтому ты должен жениться на Фрее, этого не избежать. Но ты сам все это знаешь, и я должна ехать домой.

— Теперь твой дом будет здесь, Пиппа. Послушай, мы же нашли друг друга, чтобы больше не расставаться. Мы будем вместе. Я подыщу место, которое станет нашим домом.

— Недалеко в лесу есть пустой замок, — с горечью съязвила я.

— Не говори об этом. У нас так не получится. Я люблю тебя, Пиппа. Ничто не изменит моих чувств к тебе. Как только я уехал от тебя, я осознал, насколько они сильны. Я не должен был уезжать, когда ты не пришла на станцию. Мне нужно было вернуться и забрать тебя с собой. Это единственный путь для нас. Но ты сама приехала ко мне. Ты правильно сделала, что приехала под другим именем. Лучше пусть никто не знает, что ты сестра Франсин. Но ты приехала, моя любимая умная Пиппа. С нами никогда не случалось ничего подобного. Ты это знаешь не хуже меня. Теперь мы будем вместе, что бы ни случилось.

— Ты просто застал меня врасплох.

— Так же как и ты меня, любовь моя, — ответил он и с жаром поцеловал меня, и я мысленно перенеслась в комнату в усадьбе, озаренную огнем камина. Мне хотелось оказаться там. Мне хотелось забыть о его помолвке с Фреей. Мне так хотелось быть с ним.

— Это был самый удивительный сюрприз в моей жизни, — сказал он. — Ты здесь, моя Пиппа, ты никогда, никогда не покинешь меня.

Я чувствовала силу его страсти и свою готовность ответить на нее. Я так хорошо помнила, что произошло между нами. Инстинктивно я понимала, что он был мужчиной, который не умел принимать отказов. Я так много о нем знала. И любила его. Теперь было уже бесполезно уверять себя в обратном, когда он был рядом… так близко… обнимая меня… я никогда не смогу забыть его. Это было так глупо, ведь я осознавала безвыходность нашей ситуации. Я боялась, что сейчас, здесь мое сопротивление растает, как и в прошлый раз. Мне нужно подумать о Фрее. Вдруг она придет сюда и застанет нас. Она может не заметить моего отсутствия, но заметит его. Все это заметят. Вдруг она пойдет его искать? Конечно, ей и в голову не придет искать его у меня в комнате, но вдруг она придет ко мне… вдруг она застанет меня в объятиях своего будущего мужа?

Положение было опасным.

Я вырвалась из его рук и сказала так холодно, как могла:

— Тебя хватятся на балу.

— Мне все равно…

— Неправда. Ты наследник всего этого… Тебе не может быть все равно. Ты обязан думать об этом. Ты должен вернуться на бал, и нам не следует больше встречаться.

— Ты предлагаешь невозможное.

— Какой смысл в этом?

— У меня есть планы.

— Догадываюсь, что это за планы.

— Пиппа, если я сейчас уйду, ты мне кое-что обещаешь?

— Что?

— Мы встретимся завтра. В лесу. Пожалуйста, Пиппа, мне надо с тобой поговорить.

— Я знаю только одно место в лесу.

— Значит, встретимся там.

— У охотничьего замка, — сказала я.

— Увидимся там и будем говорить, говорить и говорить.

— Нам больше не о чем говорить. Я заблуждалась. Может, это все моя вина. Я не достаточно пыталась расспросить тебя. Я решила, что ты управляющий… какой-то слуга графа, и ты не возражал мне… хотя знал, что я и не подозреваю, кто ты такой.

— Это не имело значения.

Я горько рассмеялась.

— Наверное, не имело для тебя. Ты решил немножко поразвлечься во время поездки в Англию. Я прекрасно понимаю.

— Ты не понимаешь. Ты ничего не понимаешь.

Я прислушалась.

— Музыка кончилась, — сказала я. — Наверное, они заметили отсутствие почетного гостя. Пожалуйста, иди.

Он взял мою руку и страстно поцеловал.

— Завтра, сказал он, — у охотничьего замка. В десять часов.

— Я не знаю. Мне не просто выйти отсюда. Не забывай, что я здесь работаю.

— Графиня сказала, что ты это делаешь из милости, и ей приходится угождать тебе, а то ты уедешь.

— Она преувеличивает. Не забывай, что, может, я не смогу прийти.

— Ты сможешь, — сказал он. — И я буду тебя ждать.

Я попыталась освободиться из его объятий, но он крепко прижал меня к себе. Он поцеловал меня в губы и в шею. Это было, как в тот раз, и я испугалась за себя.

Потом он ушел.

Я повернулась к окну и стала смотреть на город.

Я долго сидела у окна, не замечая времени. Я перенеслась в усадьбу и мысленно заново переживала часы, проведенные с ним, которые не стерлись из моей памяти, как я ни старалась себя обмануть. Вдруг я услышала, как часы пробили полночь. Сейчас кончится бал, потому что он не может продолжаться дольше из-за болезни герцога. Я слышала оживление внизу, означавшее, что гости разъезжались. Он всегда будет на виду, кроме того времени, когда он уезжает за границу и живет инкогнито.

Я должна изменить свои планы. Я должна оставить надежду на жизнь здесь и разгадку убийства моей сестры. Но все равно, где-то в глубине моего сознания теплилась мысль о том, что где-то совсем рядом живет ее ребенок. Я никогда не успокоюсь, пока не узнаю, что стало с маленьким мальчиком — но не могу же я здесь остаться. Мое дальнейшее общение с Фреей невозможно.

Я все еще сидела в своем лазурном платье. Вдруг раздался резкий стук в дверь, и кто-то распахнул ее, не дождавшись моего разрешения.

Как я и думала, это была Фрея. Она раскраснелась, ее глаза сияли, и она казалась очень хорошенькой в своем платье от мадам Шабри.

— Анна, — крикнула она. — Вы сбежали. Я искала вас. И посылала Гюнтера, но мы вас не нашли.

Я внутренне содрогнулась, подумав, что бы произошло, если бы она застала своего жениха в моей спальне.

— Мне не стоило приходить на бал, — тихо сказала я.

— Что случилось?

— Ну… я ушла.

— Вы хотите сказать, что что-то случилось? Вы выглядите… — Она подозрительно меня разглядывала.

Я спросила, наверное, слишком быстро:

—Что вы хотите сказать? Как я выгляжу?

— Странно… приподнято… даже как-то сияете. Вы встретили прекрасного принца?

— Фрея, — произнесла я, пожалуй, излишне чопорно.

— Ну, мы же говорили, что вы как Золушка. И она тоже убежала с бала и потеряла туфельку.

Она посмотрела на мои ноги, и я не удержалась от улыбки от ее детской непосредственности.

—Уверяю вас, у меня сохранились обе туфельки. Мне не нужно было убегать, когда часы били двенадцать, и не было никакого прекрасного принца. Он был у вас.

— Как вам понравился Зигмунд? Он ведь говорил с вами?

— Да.

— Он вам понравился? Да? Да? Почему вы не отвечаете?

— Мне трудно ответить на такой вопрос.

Она закинула голову назад и рассмеялась.

— Ой, Анна, вы такая смешная. Вы хотите сказать, что не собираетесь судить о людях, с которыми едва знакомы. Я же не прошу вас давать оценку его характера.

— Очень мудро с вашей стороны, но вы от меня этого не получите.

— Я просто хотела спросить, произвел ли он на вас благоприятное впечатление.

— Ну, почему же, конечно.

— Вы думаете, он будет хорошим мужем?

— Это вы сами узнаете через какое-то время.

— Вы все осторожничаете. Он красивый, правда?

— Да, я думаю такое описание к нему подходит.

— У него такие манеры. Он очень светский человек. Ведь так его можно назвать?

— Я уже сказала вам, что…

— Я знаю, что вы только видели его мельком. Гюнтер с вами танцевал? Я видела. Это я ему сказала.

— Я знаю. Очень мило с вашей стороны, но в этом не было необходимости. Я не ожидала. Однако он превосходно выполнил ваше приказание.

— Он очень хороший, Гюнтер, вы так не считаете?

— Да, очень хороший.

— Вот видите, ему вы даете определенную оценку. Конечно, он не так необычайно красив, как Зигмунд. Я немного стесняюсь Зигмунда. Он слишком… светский. Я правильно выразилась?

— Я думаю, что это как раз то слово, которое сюда подходит.

— Я уверена, что у него было много любовниц: Он именно такой мужчина. Они все такие… особенно Фуксы. Они все очень похожи на него… любвеобильные и похотливые.

— Фрея, — серьезно просила я, — вы хотите выйти замуж за этого человека?

Она на минуту задумалась, потом ответила:

— Я хочу стать Великой герцогиней.

Я сказала, что пора спать и что я очень устала.

— Спокойной ночи, Анна, дорогая Анна. Я не хочу, чтобы вы уезжали даже когда я выйду замуж. Вы должны остаться и успокаивать меня, Когда Зигмунд будет мне изменять со своими любовницами.

— Если вы так уверены в его будущих изменах, вам не стоит выходить за него замуж.

Она вскочила и шутливо отдала мне салют:

—Брюксенштейн! — крикнула она. — Да здравствует Колениц! Спокойной ночи, Анна, — продолжала она. — По крайней мере, все это очень интересно.

Я признала, что это так.

На следующее утро я встала очень рано. Я взглянула на Фрею, которая крепко спала, и обрадовалась. Значит, я смогу улизнуть. Я выпила чашку кофе и съела булочку с тмином, к которым я так привыкла в Брюксенштейне. В это утро я, правда, не почувствовала ее вкуса. Затем я пошла на конюшню и оседлала себе лошадь.

Меньше, чем через полчаса я была у охотничьего замка. Он уже был там, с нетерпением ожидая меня. Конрад привязал свою лошадь около конюшни и помог сойти мне. Он протянул ко мне руки, и я скользнула к нему в объятия. Он крепко прижал меня к себе и поцеловал.

— Этого не нужно, — сказала я.

— Ты не права, — возразил он, — пойдем погуляем и поговорим. Мне много надо тебе сказать.

Он обнял меня за плечи и мы пошли к лесу, удаляясь от замка.

—Я думал о нас всю ночь, — начал он. — Ты здесь и ты останешься. У меня такое положение… в связи с моим происхождением, но я не из тех, кто принимает свою судьбу и не борется за то, чего действительно желает и без чего не может жить. Мне придется вступить в этот брак. Я должен выполнить свой долг перед страной и моей семьей, но в то же время я хочу жить своей жизнью. Такое уже бывало раньше. С очень многими из нас. Это единственный способ выполнять то, что нам навязано. Моя семейная жизнь… жизнь, которую я хочу и обязательно буду иметь… и выполнение долга. Я смогу их совместить.

— Как и Рудольф?

— Он мог быть очень счастлив с твоей сестрой. Рудольф был неосторожен. Он всегда этим отличался. Его убили, потому что кто-то — какие-то заговорщики — решили, что он не должен править страной. Это было политическое убийство. К несчастью, твоя сестра оказалась рядом.

— Это может произойти и с тобой, — сказала я, подумав о том, заметил ли он дрожь страха в моем голосе.

— Никто не знает, что с нами случится в следующую минуту. Смерть может неожиданно настигнуть даже самого бедного крестьянина. Я знаю, что Рудольф не смог бы стать популярным преемником своего отца. Он был очень слаб, слишком любил удовольствия. Против него были настроены некоторые группировки.

— А ты?

— Меня это не касалось. Мне всегда меньше всего хотелось оказаться в том положении, в котором я нахожусь сейчас.

— Ты можешь отказаться принять этот титул.

— Но ведь нет другого претендента. В стране начнется паника и привлечет врагов. Стране нужен правитель. Мой дядя всегда был отличным правителем. Я молю Бога, чтобы он пожил подольше, потому что пока он жив, мы все в безопасности. И я должен поддерживать эту безопасность.

— А ты сможешь?

— Смогу, если нас поддержат союзники.

— Такие, как Колениц?

Он кивнул.

— Я был помолвлен с этой девочкой, Фреей, когда умер Рудольф. Была специальная церемония помолвки, равносильная браку во всем, кроме осуществления брачных отношений. В день ее шестнадцатилетия будет официальная брачная церемония. После чего мы должны произвести наследника. В этом мой долг, моя неизбежная обязанность. Но у меня есть своя жизнь. Это моя общественная жизнь, но я хочу иметь и свою собственную.

— Которую ты намерен разделить со мной?

— Которую я разделю с тобой. Без этого я не смогу. Нельзя всю жизнь быть марионеткой… идти по предписанному титулом пути. Нет! Я так не буду жить. Я хотел бы все бросить и куда-нибудь скрыться вместе с тобой… и мирно жить в каком-нибудь тихом месте. Но что тогда произойдет? Хаос. Война. Не знаю, до чего еще дойдет.

— Ты должен выполнять свой долг, — сказала я.

— И ты и я…

— Я уеду обратно в Англию. Я вижу, что жизнь, которую ты предлагаешь, невозможна.

— Почему?

— Потому что ничего не выйдет. Я буду для тебя обузой.

— Самой обожаемой и любимой обузой на свете.

— Но все равно обузой. Я иногда думаю, что причиной смерти Рудольфа могла быть связь с моей сестрой. Так же я могу стать причиной твоей смерти.

— Я готов рискнуть.

— А дети? — спросила я. — Как же дети?

— У них будет все, чего они только пожелают.

— У моей сестры был ребенок. Интересно, где он сейчас? Только подумай. Маленький мальчик. Я знаю, что это был мальчик, она писала мне. Что с ним стало? Куда он делся после смерти родителей? И ты говоришь, что мы должны быть вместе, иметь детей. В тайне, как я думаю. А Фрея? Какова ее роль?

— Фрея должна понять. Она знает, что это брак по расчету. Я ей все объясню.

— Я ее очень хорошо знаю. Сомневаюсь, что она поймет… тем более, что, это я… это просто невыносимо. Я точно знаю, что это невозможно. Мне необходимо поскорее отсюда уехать.

— Нет! — воскликнул он. — Нет! Обещай мне: ты не сбежишь и не спрячешься от меня. Ты мне всегда все будешь говорить перед тем, как сделать.

Он замолчал и положил руки мне на плечи. Лучше бы он на меня так не смотрел. Мне было труднее с ним бороться, когда он был так близко. Моя решительность куда-то пропадала.

— Конечно, я скажу тебе, когда соберусь ехать.

Он самоуверенно улыбнулся.

— Ты все равно со временем все поймешь. Скажи мне… что ты почувствовала, увидев меня?

— Я подумала, что мне снится сон.

— Я тоже. Я так часто представлял себе встречу с тобой… то, как я наконец найду тебя. Я знал, что найду. Подумать только, я все еще мог бы быть в Англии… искать тебя…

— Где ты был? У кого ты спрашивал?

— Я подошел к каменщику. Я знал, что он твой друг. Но он там больше не живет. Викарий был в отъезде. Его кто-то заменял. Он сказал мне, что твоя тетя и ее муж переехали, но он не знал, куда. В Грейстоуне никого не было, кроме слуг.

— Там должен быть мой кузен.

— Мне сказали, что он уехал на медовый месяц.

— Медовый месяц! Не может быть.

— Так мне сказали. Как будто все сговорились против меня. Я слышал о смерти твоего дедушки.

— Что ты об этом слышал?

— Что он сгорел во время пожара.

— Ты слышал что-нибудь о… моей роли во всем этом?

Он нахмурился.

— Были всякие намеки. Я ничего не понял. Какие-то неясные обмолвки. Я остановился в гостинице. Но люди там совсем не разговорчивые.

— Я поссорилась с дедушкой в тот день. Слуги это слышали, потому что он кричал на меня. Он настаивал, чтобы я вышла замуж за кузена Артура, и грозился выгнать меня из дому.

— Как жаль, что меня там не было!

— В ту же ночь он умер. Сгорели две комнаты: его и соседняя. Пожар был только в них. Когда дедушку вынесли из его спальни, он был уже мертв… но не от удушья. У него была рана на голове. Подумали, что он мог упасть… но с другой стороны, это могло быть нечто другое.

— Значит, подумали, что его пристукнули.

— Никто не знал. Они вынесли приговор: «Смерть в результате несчастного случая». Но тем не менее, несколько человек слышали нашу ссору.

— Боже мой! Бедная моя Пиппа. Если бы я там был…

— Если бы! Со мной была моя тетя Грейс. Она была так добра ко мне, и кузен Артур тоже, а бабушка оставила мне в наследство деньги. Поэтому, я смогла приехать сюда.

Он крепко обнял меня.

— Моя любимая Пиппа, — сказал он. — Теперь я буду о тебе заботиться.

На какой-то момент я прижалась к нему, тем самым давая ему возможность поверить в это — и в то же время обманывая саму себя.

— Но теперь все позади. Весь этот кошмар. Я не должен был уезжать. Я не мог решиться на станции. Я хотел пойти за тобой, но потом подумал: «Как я могу? Я ей, наверное, не нужен».

— Я хотела поехать. Хотела. Хотела.

— Милая, милая Пиппа, если бы ты только поехала!

— Но куда? В это тайное место, которое ты хочешь найти? Охотничий замок в. лесу? Это как повторение прошлого. Франсин и я. Мы всегда были близки… как один человек. Мне иногда кажется, что я заново переживаю ее жизнь. Мы всегда были вместе, пока она так неосмотрительно не влюбилась по уши… Теперь я сделала то же самое.

Он серьезно посмотрел на меня.

— Любить меня — это самое мудрое, что ты можешь сделать.

Я покачала головой.

— Если бы ты был простым человеком — даже управляющим, как я сначала подумала. Я никогда толком не знала, кто ты. Если бы ты был кем угодно, но не тем, кто ты есть… со своими обязательствами… и особенно с Фреей.

— Мы будем выше всего этого. Я покажу тебе место, которое подберу нам для жилья. Наш дом. Я хочу отдать тебе все, что у меня есть.

— Ты не можешь. Ты не можешь дать мне свое имя.

— Я могу отдать тебе мою преданную любовь… всю до последней капли, Пиппа.

— Ты должен подумать о своем браке. Я полюбила Фрею. Она еще ребенок… и очень милый. Она заставит тебя полюбить ее.

— Никто не заставит меня разлюбить тебя, Пиппа. Пиппа, любимая, послушай, как поют птицы: «Ласточка в небе… Все в мире хорошо…» Помнишь? Это песня Пиппы. Все в мире будет хорошо, пока мы вместе.

— Я должна идти. Меня хватятся. Да и тебя тоже.

— Мы встретимся снова… завтра. Я найду место, где мы сможем быть вместе. Так надо. Мы не должны сопротивляться своим чувствам. Я это понял в тот момент, когда увидел тебя. Я сказал себе: «Вот единственная женщина в мире, и никто другой мне не нужен».

Я покачала головой. Я находилась между экстазом и отчаянием. Я чувствовала, что сдамся. Я знала, что должна принять то, что есть.

И он это тоже знал. Я слишком легко выдала свои чувства.

— Завтра. Завтра, Пиппа. Обещай. Здесь.

Я обещала, и мы вернулись к лошадям. Он помог мне сесть в седло. Он взял мою руку и умоляюще посмотрел на меня. Я так его любила, что сердцем чувствовала, что сделаю все, о чем он попросит.

Я убрала руку, потому что очень пугалась своих чувств. Потом как можно холоднее сказала:

— Мы не должны ехать вместе. Нас могут увидеть. Поезжай вперед.

— Мы поедем вместе.

— Нет, я не хочу. Если нас увидят вместе, мне будет трудно выбраться из замка.

Он наклонил голову и согласился со мной.

— Может, ты и права. Нам стоит хотя бы первое время быть осторожнее, — сказал он. Он поцеловал мне руку и уехал.

Я подождала несколько минут, разглядывая замок. Мне не хотелось возвращаться. Я придумывала оправдания своего отсутствия. Фрея захочет знать, где я была. Я решила сказать ей, что мне захотелось поразмяться на свежем воздухе после прошлой ночи, поэтому я поехала в лес.

Вдруг неожиданно у меня появилось желание сходить на могилу Франсин. Я опять почувствовала, насколько я была близка к моей сестре. Я привязала лошадь и обогнула замок.

Когда я подходила к могиле, у меня появилось ощущение, что я не одна. Сначала я подумала, что кто-то выследил нас с Конрадом и теперь подглядывает за мной. Мне стало страшно. Как странно, что люди могут чувствовать присутствие кого-то еще. Может, я что-то услышала? Или просто инстинктивно?

Я дошла до ограды. Я увидела движение… что-то промелькнуло. Кто-то был у могилы.

Я затаилась, чтобы меня не заметили. Я подумала, что это может быть Гизела. Я стояла очень тихо и старалась не дышать. Фигура у могилы выпрямилась. В руках у нее была лопатка. Она что-то сажала.

Это была не Гизела. Эта женщина была моложе, выше, светлее Гизелы. Вдруг я услышала ее голос.

— Руди, — позвала она. — Иди сюда, Руди.

И тут я увидела ребенка. Ему было лет пять. Его волосы напоминали солнечные лучики — светлые и кудрявые.

— Иди сюда, Руди. Посмотри, какие красивые цветочки.

Ребенок подошел и встал рядом с ней.

— Сейчас мы уже пойдем, — продолжала она. — Но сначала…

Я с удивлением увидела, что они оба опустились на колени. Я смотрела на ребенка. Его глаза были закрыты, ладони крепко сжаты вместе, губы что-то шептали. Слов я не слышала.

Они поднялись. У женщины в одной руке была корзинка с лопаткой, а другой рукой она взяла за руку ребенка.

Я отпрянула в тень кустарника. Они вышли через калитку и пошли к лесу.

Мое сердце отчаянно билось. Мысли лихорадочно проносились одна за другой.

Кто она? Что это за ребенок? Я стояла, не шевелясь, и смотрела им вслед. Мне надо было заговорить с ней и узнать, почему она ухаживает за могилой моей сестры.

Я все еще видела ее. Я решила пойти за ней.

Я шла на расстоянии. Мне не трудно было идти незамеченной, потому что деревья укрывали меня. Даже если бы они и увидели меня — почему я просто не могу гулять в лесу.

Мы подошли к маленькому, но милому домику. Она выпустила руку ребенка, и он побежал вперед по тропинке, ведущей к двери. Он прыгал по крыльцу и ждал ее. Она подошла и они вошли в дом. Я стояла и смотрела.

Я была сильно озадачена увиденным. Почему она ухаживала за могилой Франсин? Кто она такая? И самое главное, чей это ребенок?

Я не знала, как поступить. Постучаться в дверь, спросить дорогу и завязать разговор?

Было уже поздно. Мне будет трудно объяснить мое отсутствие. В следующий раз, подумала я. Я вернусь сюда. Мне нужно подумать, что лучше предпринять.

После всего увиденного и свидания с Конрадом я чувствовала нерешительность и беспокойство. Я не знала, что еще случится, и говорила себе, что надо быть готовой ко всему.

Вернувшись в замок, я сразу же увидела Фрею, которая искала меня.

— Где вы были? Никто не знал, что с вами случилось.

— Мне захотелось свежего воздуха.

— Вы могли погулять в саду.

— Мне хотелось проехаться верхом.

— Вы были в лесу?

— Откуда вы знаете?

— У меня везде есть шпионы. — Она прищурилась, и на мгновение мне показалось, что она знает о моей встрече с Конрадом. — Кроме того, — продолжала она, — у меня есть улика. — Она сняла сосновую иглу с моего жакета. — Вы испугались? Вы не та, за которую себя выдаете. Вы планируете переворот. Поэтому вы — леди с собственными средствами. Кто-нибудь видел гувернантку, которая не боится потерять место и остаться на улице?

— Вы, — ответила я, вновь приобретая душевное равновесие. — И эта гувернантка перед вами.

— Почему вы ушли и ничего мне не сказали?

— Вы крепко спали, королева бала. Я подумала, что вам не помешает отдых.

— Я волновалась. Я боялась, что вы покинули меня.

— Глупая девчонка!

Она вдруг кинулась ко мне на шею.

— Не покидайте меня, Анна. Ни за что.

— Чего вы боитесь? — спросила я.

Она серьезно посмотрела на меня.

— Всего, — ответила она. — Брака, изменений, стать взрослой. Я не хочу расти, Анна. Я хочу остаться такой, какая я сейчас.

Я нежно поцеловала ее.

— Вы со всем справитесь, когда придет время, — заверила я ее.

— Вы думаете? Я очень строптива и не потерплю любовниц.

— Может, их и не будет.

— Именно так и должно быть, — твердо проговорила она.

— В Англии говорят, что если подошел к мосту, его нужно перейти.

— Прекрасная мысль, — ответила она. — Я так и сделаю. Но я буду переходить мосты по-своему.

— Зная вас, могу предположить, что вы будете драться, чтобы получить то, что хотите.

— Беда в том, что Зигмунд именно тот человек, который все делает по-своему. Он вам таким не показался, Анна?

— Да, — проговорила я. — Он именно такой.

— Значит, мы посмотрим, кто сильнее.

— Может, и не потребуется никаких состязаний. Вполне возможно, что вам обоим захочется одного и того же.

— Вы такая умная, Анна. Вы всегда будете со мной. Я вас сделаю своим Великим Вырезом.

— Это то, во что вы просовываете голову, когда одеваете платье. Я думаю, вы хотели сказать Визирем, но вряд ли я бы подошла для этой должности.

— Мы перейдем этот мост, когда подойдем к нему, — процитировала Фрея, довольная своим остроумием.

Я засмеялась и подумала: что мне делать? Мне надо уехать. Но он никогда не отпустит меня. Я останусь. Мы будем жить вместе, наверное, прячась ото всех, но вместе… как жили Франсин и Рудольф. А еще мне необходимо узнать, кто та женщина, которая сажала цветы на могиле Франсин. А самое главное, чей это ребенок?

ЧАСТЬ 7

Лесной король

Мне сопутствовала удача.

После обеда пришла Фрея. Она была расстроена. Граф и графиня настаивали, чтобы она, Татьяна и Гюнтер навестили Великого герцога.

— Что же в этом плохого? — спросила я.

— Я предпочла бы поехать с вами кататься верхом.

— Мы сможем сделать это в любое другое время.

— Сомневаюсь, что нас к нему пустят, а потом во время таких церемоний всегда приходится стоять. О, как мне не хочется ехать.

— Но это же не надолго.

— Наверное, Зигмунд тоже там будет.

— Я думаю, вам бы хотелось его увидеть.

Она состроила гримасу.

Я посмотрела как они уехали, и немедленно пошла на конюшню. У меня было много свободного времени, и я поскакала в лес по направлению к замку, а потом к домику.

Женщина была в саду. Я ее сразу узнала. Поздоровавшись, я спросила у нее дорогу обратно в город, хотя прекрасно знала ее сама. Она подошла к ограде и указала мне путь.

Я попыталась завязать разговор и сказала:

— В лесу так красиво! Она кивнула.

— Вам не одиноко тут жить?

— Я не замечаю одиночества. У меня много дел. Я смотрю за домом. Мы здесь живем с братом.

— Только вы вдвоем? — спросила я и подумала, не кажусь ли слишком любопытной и настойчивой.

— С братом, горничной и моим маленьким сыном.

Она не упомянула про мужа, заметила я. И тут же стала лихорадочно придумывать, как разговорить ее.

— Я проезжала мимо замка, — продолжала я. — У него такой заброшенный вид.

— О, да, там сейчас никто не живет.

У нее было искреннее открытое лицо, и она оказалась очень приветливой. Может, она была бы не против поболтать, ведь ей это не часто удавалось.

— Вы приехали в гости? — спросила она.

— Не совсем. Я работаю в замке.

— Да? Мой брат там тоже работает… у графа.

— Я английская гувернантка графини Фреи.

Ее это не впечатлило.

— О, да, я слышала, что там работает английская леди. Значит, вы поехали, на прогулку и заблудились?

— В лесу легко заблудиться.

— Конечно. Но вы не так далеко. Поезжайте обратно к замку, там увидите тропу, по ней доедете до коттеджа, а оттуда уже виден город.

— Там я уже найду дорогу. Замок такой красивый, но немного мрачный.

— Да, ведь там никто не живет.

— Жалко, такое прекрасное старинное место.

— О, да… Раньше в нем часто кто-то жил. Во время охоты. Вы осторожнее гуляйте по лесу. Здесь в основном встречаются олени, но иногда попадаются и дикие кабаны.

— Мне показалось, что я видела могилу… с обратной стороны замка.

— Да, там есть могила.

— Такое странное место для могилы. Почему этого человека похоронили там, а не около церкви?

— Наверное, была причина.

Я помолчала, но женщина больше ничего не добавила. Тогда я начала снова:

— Могила такая ухоженная.

— Я ухаживаю за ней. Не люблю, когда могилы зарастают. Мертвые не должны быть забыты.

— Значит, тот, кто там похоронен, был вашим другом?

— Да, — ответила она. — Простите, но мой мальчик плачет. Он проснулся. Вы теперь легко найдете дорогу. Всего хорошего.

Я поняла, что сказала что-то лишнее, и не узнала ничего нового, кроме того, что женщина знала Франсин и была ее другом.

Но я еще вернусь. Я должна проверить, куда ведет тропинка, о которой я раньше не знала.

На обратном пути, проезжая мимо таверны, где я брала лошадей, я решила зайти туда и выпить пива. Мне хотелось с кем-нибудь поговорить, а хозяйка была, очень словоохотлива.

Она вспомнила меня и принесла мне кружку пива, самого лучшего в Брюксенштейне. Она была не прочь поговорить со мной.

Я сказала ей, что работаю в замке.

— Я слышала, что у графини есть английская леди, которая учит ее правильно говорить на языке, — ответила хозяйка.

— Это я и есть.

— Вам там нравится?

— Очень, — призналась я. — Графиня очень мила.

— Она очень популярна, так же, как и барон. Я не удивлюсь, если они ускорят свадьбу. Это, конечно, зависит от Великого герцога. Если он выздоровеет и с его здоровьем все будет нормально, тогда, конечно, все пойдет своим чередом.

Я согласилась, а потом сказала, что отлично погуляла в лесу.

— Наши леса воспеты в легендах и песнях, — сказала она. — Говорят, в них происходят разные чудеса. Тролли, домовые, великаны, древние боги… Некоторые утверждают, что они до сих пор там живут… и встречаются людям.

— Наверное, страшновато жить в самом лесу. Я сегодня как раз проезжала мимо такого домика.

— Охотничьего замка?

— Замок я тоже проезжала, но я говорю о домике в лесу, недалеко от замка. Интересно, кто там живет?

— А, я знаю, о чем вы. Это домик Шварцев.

— Я там видела женщину и спросила у нее дорогу обратно.

— Это была Катя.

— У нее маленький мальчик.

— Да. Рудольф.

— Ее муж работает в замке?

— У нее нет мужа.

— О…. понятно.

— Бедная Катя. Она много пережила.

— Как грустно. Она была так приветлива. Мне она очень понравилась.

— Да, она очень хорошая. Но жизнь с ней жестоко обошлась. Но у нее теперь есть маленький сынок, и она его обожает. Такой милый паренек.

— Да, я заметила ее мальчика. Ему не больше пяти лет?

— Прошло, уже так много времени. Все это очень странно.

— Странно?

— Никто толком не знает, что произошло. Эта часть леса… какая-то несчастливая… особенно после того, что произошло в замке.

— Вы говорите про убийство?

— Ну да. Это было так ужасно. Многие говорят, его убили из ревности, но я не верю. Убил тот, кто хотел избавиться от Рудольфа, чтобы на его место мог встать Зигмунд.

— Не хотите ли вы сказать, что Зигмунд…

— Тихо! Я только сказала, что это загадка… и все произошло уже так давно. Лучше забыть. Говорят, что у Зигмунда есть все достоинства для роли Великого герцога. Он сильный, а это то, что нам всем нужно. Слышите? — Она наклонила голову. — Они будут проезжать мимо.

— Кто?

— Граф и графиня с Зигмундом и графиней Фреей. Я слышала, что они поехали навестить Великого герцога. Зигмунд провожает их обратно в замок. Я побегу посмотреть.

— Можно, я пойду с вами?

— Конечно.

Я стояла рядом с ней в толпе у дверей таверны, и мое сердце колотилось от гордости и страха, когда я смотрела на него. Он выглядел великолепно на своей белой лошади, отвечая на приветствия толпы. Рядом с ним ехала Фрея, раскрасневшаяся, с сияющими глазами и очень хорошенькая. Толпа приветствовала ее.

— Такая лапочка, — сказал кто-то. — Она очень миленькая.

За ними ехали граф, графиня, Татьяна и Гюнтер. За ними — охрана в ярких голубых и коричневых мундирах с голубыми перьями в серебряных шлемах.

Я стояла и смотрела. Я снова ясно ощутила безысходность своего положения. Для меня никогда не найдется настоящего места в его жизни. Я буду его любовницей, тайной… буду жить в ожидании редких дней, которые он сможет мне уделить. А если у нас буду дети… Что будет с ними?

Как я могу пойти на это? Мне нужно уехать.

О, Франсин, подумала я. Неужели у тебя все было так же?

У дверей моей комнаты меня ждал лакей.

— Вам записка, фрейлейн. Мне приказали передать ее вам лично в руки.

— Спасибо, — поблагодарила я и взяла у него записку.

Он поклонился и ушел.

Я знала, от кого она. Голубая бумага со львами и скрещенными мечами. Я уже видела эту бумагу.

«Моя любовь (он писал по-английски)!

Мне необходимо тебя увидеть. Я должен поговорить с тобой. Невыносимо, что ты совсем рядом, и в то же время так далеко от меня. Я не могу ждать до завтра. Я хочу встретиться с тобой сегодня вечером. Рядом с замком есть таверна. Она называется «Лесной король». Приходи туда. Пожалуйста. Я буду ждать. Я там буду в девять. К тому времени ты уже поужинаешь и сможешь ускользнуть. К.»

«Лесной король». Я видела эту таверну. Совсем рядом с воротами замка. Смогу ли я уйти? Наверное, да. Сошлюсь на головную боль, уйду в свою комнату, а потом незаметно выскользну из замка. Это будет неправильно. Может получиться, как в свое время в Грейстоуне. Я не должна идти. Но я подумала о том, что он будет ждать. Он так расстроится. Такие, как Конрад и Фрея привыкли получать все, что хотят. Им придется научиться обходиться без этого. И все же мне хотелось пойти.

Я не должна, уговаривала я себя. Но ведь я не предупредила его. Не могу же я просить кого-нибудь передать записку барону Зигмунду.

Нет. Я решила, что пойду. Объясню ему, что нам больше видеться нельзя. Я должна уйти из замка. Может, мне вернуться к Дэйзи? Но это не так далеко. Он меня там найдет. Нет. Я встречусь с ним и скажу, что мы больше не увидимся.

Мне очень легко удалось улизнуть. Фрея казалось немного рассеянной. Ей понравилось ехать верхом по улицам с Зигмундом и ей льстили приветствия толпы. Я сказала, что у меня болит голова и я хочу рано лечь спать.

— Спокойной ночи, Анна. Я, наверное, тоже рано лягу, — ответила она.

Я выбралась из замка без приключений.

Он ждал меня еще до входа в таверну. На нем была черная накидка и шляпа, как на простом страннике. Но хотя очень многие мужчины были одеты так же, как и он, Зигмунд все равно выделялся из толпы своей гордой осанкой.

Он сжал мою руку и прошептал:

— Я заказал комнату. Там нам никто не помешает.

— Я пришла сказать, что уезжаю, — произнесла я. Конрад ничего не ответил, но крепче сжал мою руку. Мы вошли в таверну и поднялись по боковой лестнице.

Я подумала: так будет всегда — всегда в тени. И вдруг я поняла, что мне все равно. Я любила его и понимала, что никогда не буду без него счастлива. Как говорилось в той старой испанской пословице? «Берите все, что хотите, — сказал Бог, — берите, но не забудьте заплатить».

Комната была маленькая, зажженные свечи придавали ей романтический вид. Или это было потому, что я была там с ним вдвоем?

Он откинул капюшон моего пальто, вытащил заколки из волос, и они рассыпались по моим плечам.

— Пиппа, — прошептал Конрад, — наконец-то. Я думал о тебе, мечтал о тебе, и вот ты здесь.

— Я не могу остаться, — начала я. — Я только пришла сказать…

Он улыбнулся и снял с меня пальто.

— Нет, — сказала я, стараясь сохранять твердость.

— Да, — ответил он. — Так должно быть. Ты ничего не можешь сделать. О, Пиппа, ты ко мне вернулась… и мы больше никогда не расстанемся.

— Мне надо идти, — настаивала я. — Мне не надо было приходить. Я думала, ты хочешь поговорить со мной.

— Я все хочу.

— Послушай, — продолжала я. — Нам нужно сохранять благоразумие. Теперь все по-другому. Тогда я не знала, кто ты такой. Я не знала, что делаю. Я была невинна и неопытна. У меня никогда раньше не было мужчины. Я думала, мы поженимся и будем жить… как все люди. Я была так простодушна. Но теперь все изменилось. Это неправильно.

— Моя любимая, все эти условности были изобретены для удобства общества…

Но я перебила его:

— И это еще не все. Еще есть Фрея. Я полюбила ее. Что она подумает, если увидит нас вместе? Это неправильно… совершенно неправильно… и мне надо уехать.

— Я не позволю.

— Это мое решение.

— Ты не можешь быть такой жестокой.

— Я понимаю, что все еще очень наивна, и что ты уже много раз бывал в подобных ситуациях…

— Я никого не любил, пока не встретил тебя, — сказал он. — Такой ответ тебя удовлетворяет?

— Это правда?

— Клянусь. Теперь и навсегда я люблю и буду любить тебя… и только тебя.

— Откуда ты знаешь, что может случиться в будущем?

— Я понял, как только увидел тебя. А ты разве нет?

Я помедлила и проговорила:

— Может, для меня так и будет, но с тобой все по-другому. Когда я уеду, ты меня забудешь.

— Никогда.

— У тебя всегда будет так много других женщин, что это вполне компенсирует потерю одной.

— Ты не понимаешь. Если бы все дело было только во мне, я бы все отдал.

— Все восхваления и почести? Для тебя они очень много значат. Я наблюдала за тобой. Я видела, как ты сегодня ехал верхом вместе с Фреей. Я видела твою улыбку. Как вы оба нравитесь всем этим людям, и как все эти люди нравятся вам. Ты очень хорошо позируешь перед народом, потому что для тебя это многое значит.

— Меня так воспитали, — признался он. — Но я никогда не думал, что буду в этом положении. Из-за Рудольфа. Я был всего лишь веткой на дереве. Если бы Рудольф остался жив… Но, моя дорогая, что из этого? Давай возьмем от жизни все, что можем.

— Нет. Я должна уехать. Я вернусь в Англию. Так будет лучшего всего. Я поеду к тете Грейс и постараюсь…

Конрад отбросил мое пальто в сторону и обнял меня.

— Пиппа, — сказал он. — Я люблю тебя, и сейчас у нас мало времени. Зато потом у нас будет вся жизнь.

— А ты… а Фрея?

— Я что-нибудь придумаю. Пожалуйста, любовь моя… давай будем счастливы… сейчас.

Мои губы проговорили нет, но все мое существо кричало: да, да, да! Я не могла ему сопротивляться, и он знал это не хуже меня.

Я не пытаюсь придумать никаких отговорок. Их не было. Мы просто были охвачены страстью. Мы оба не могли думать ни о чем, кроме того, что мы в этой комнате одни.

Все было так же, как тогда в усадьбе. Не было ничего, кроме нашей любви, кроме нашего желания друг друга. Я больше не могла сдерживаться, и лежала в его объятиях то плача, то смеясь, чувствуя себя совершенно счастливой и отгоняя от себя облако вины и тревоги, которое постепенно ко мне подбиралось.

Мы лежали рядом, и он водил пальцами по моему лицу, как слепой.

— Я хочу знать тебя также, как знаю себя, — прошептал Конрад. — Я должен носить с собой твой образ, когда тебя нет со мной. Я уже нашел для нас дом. Недалеко от города… в лесу… прелестный маленький домик, который скоро станет нашим.

Я быстро спустилась на землю с олимпийских высот при воспоминании об охотничьем замке — темном, мрачном, с привидениями.

— Это к западу от города, — продолжал он. Конрад имел в виду, что охотничий замок с другой стороны.

— Я покажу тебе его, и он станет нашим домом. Я буду приезжать туда каждую свободную минуту. Пиппа, клянусь Богом, у нас все будет по-другому.

— Я никогда не сделаю этого, — сказала я. — Я не смогу. Мне стыдно. Ты можешь представить себе, каково мне сейчас с этой девочкой… милой невинной девочкой? Я так ее полюбила…

— Ты любишь только меня, помни это, — напомнил он. — Никто не должен стоять между нами.

— Но я не смогу оставаться с Фреей… после всего.

— Тогда поедем в наш дом в лесу.

— Мне нужно подумать об этом. Я не могу решиться. Я не представляю, что скажу ей. Что она подумает? Она будет твоей женой. Я буду твоей любовницей.

— Это не совсем так.

— Как еще это можно назвать? Я не смогу. Только не с Фреей. Я уже сейчас чувствую, как она будет презирать меня. На днях она поцеловала меня, и я поцеловала ее в ответ. Мне стало жутко. Я притворяюсь ее другом и в то же время предаю ее. Я подумала, это как поцелуй Иуды. Нет. Нет, я поеду домой. Поеду к тете Грейс, осмотрюсь, начну новую жизнь, по возможности где-нибудь подальше от Грейстоуна.

— Ты останешься здесь. Я тебя никуда не отпущу.

— Я свободна. Не забывай об этом.

— Нельзя быть свободным, когда любишь. На тебе тоже эти оковы, любовь моя. Мы теперь вместе до конца жизни… Прими это и ты поймешь, что это единственный

путь.

— Единственный путь для меня — уехать отсюда.

— Я не смогу этого вынести… да и ты тоже. Если бы я мог жениться на тебе, я был бы самым счастливым человеком на свете.

— Но ты же не можешь.

— Если бы мы могли найти нового наследника. Если бы Рудольф был женат…

— Он был женат.

— Ах, да, запись в книге. Но ее там не было. Мы же искали. Если бы было доказательство их брака и был бы наследник. Если бы мы могли им представить этого наследника и объявить: вот новый правитель Брюксенштейна, если умрет Великий герцог.

— Но он был бы ребенком.

— Дети растут.

— И что бы произошло. Назначили бы регентство?

— Что-то в этом роде.

— И ты стал бы регентом?

— Наверное. Но я бы был свободен. Колениц не захотел бы союза с регентом. Думаю, они бы захотели, чтобы Фрея вышла замуж за наследника.

— Это невозможно из-за разницы в возрасте.

— Это не помеха. Бывали еще более нелепые браки во имя государства. Даже, если бы она была еще на десять лет старше, брак все равно мог бы состояться. Я, например, на восемь лет старше Фреи. Но мы теряем время, мечтая о том, чему не бывать. Нам придется довольствоваться тем, что у нас есть. Мне придется пройти через эту церемонию с Фреей. Она должна зачать от меня наследника. Но когда это будет сделано, мои обязанности кончатся. И я не отпущу тебя, Пиппа, никогда, никогда, никогда. Если ты убежишь, я найду тебя. Я обыщу всю Англию, весь мир, но верну тебя.

— Против моей воли?

— Дорогая, дорогая Пиппа, это никогда не будет против твоей воли. Вся твоя решимость рассыпается, когда мы вместе. Разве мы это уже не доказали дважды?

— Я слабая… глупая… порочная… Я знаю.

— Ты нежная, любимая и прелестная.

— Ты не имеешь права соблазнять меня.

— Я имею право на настоящую любовь.

— Какая я дура! Я почти верю тебе.

— Ты была бы дурой, если бы совсем не верила мне.

— Значит, это правда?

— Ты знаешь сама.

— Я верю тебе. Мы оба находимся в таком странном положении. Интересно, случалось ли с кем-то нечто подобное раньше?

— Такое случилось с твоей собственной сестрой, — сказал Конрад. — Не совсем так, но Рудольф не мог жениться на ней.

— Почему нет?

— Потому что он был предназначен для Фреи.

— Но он ведь не совершал обряда помолвки, равносильного браку.

— Ты права. Но он знал, что не может жениться без согласия министров Великого герцога. Дорогая, забудь об этом. Получай удовольствие от того, что у нас есть. Клянусь, у нас есть очень много.

— Мне пора: Уже очень поздно.

— Только если ты обещаешь, что мы скоро опять увидимся. Я хочу показать тебе дом. Приходи сюда завтра вечером. Придешь?

— Я не могу. Как же я уйду? Они заметят. Фрея что-нибудь заподозрит.

— Я завтра буду здесь в то же самое время. Любимая, пожалуйста, приходи.

Я оделась, и он проводил меня почти до ворот замка. Охранники странно посмотрели на меня, и я попыталась унять свое счастье, которое подавляло все страхи.

Я не знала, как предстану перед Фреей. Если она заговорит о Зигмунде, я боялась, что выдам себя. Она была наблюдательна и хорошо изучила меня. Она обязательно догадается, что что-то произошло.

Как это ни странно, Фрея очень изменилась с тех пор, как мы приехали в замок. Она повзрослела, стала замкнутой, поглощенной собственными мыслями. Раньше она бы сразу заметила, если бы в моем поведении появилось что-то необычное.

Фрейлейн Крац тоже заметила в ней перемену.

— Графиня невнимательна на уроках, — жаловалась она. — Приезд сюда, встреча с бароном и мысли о ее будущем положении вскружили ей голову.

— Это вскружит голову кому угодно.

— Она не может подолгу концентрироваться и все время отменяет занятия. Мне очень трудно выполнять свои обязанности. Что вы думаете по этому поводу, фрейлейн Эйрз?

— У меня все по-другому. У нас ведь нет уроков как таковых. Мы просто говорим по-английски. Нам не нужно сидеть и учиться по учебникам, хотя мне бы хотелось,

чтобы она больше читала по-английски.

— Боюсь, тут ничего не поделаешь.

— Наверное, фрейлейн Крац. По крайней мере, у вас теперь больше свободного времени.

Она признала, что это так. То же самое касалось и меня, и это, к своему облегчению, я узнала после обеда.

Я мельком видела Фрею перед обедом. Она была одета в костюм для верховой езды. Он был светло-голубой и очень шел к ее светлым волосам и коже.

— Я еду кататься верхом, Анна, — сообщила она. Думаю, вы захотите сделать то же самое или пойти в город.

— Как вам будет угодно.

— О, нет, я говорю не для этого. Я еду не с вами. Я должна ехать с Татьяной и Гюнтером.

Мое сердце забилось от радости. Это даст мне возможность осуществить мой план.

— Надеюсь, вы получите удовольствие от прогулки.

— Простите, что не могу взять вас с собой.

— Конечно, я все понимаю. Счастливой прогулки.

Она обвила руками мою шею.

— Желаю приятно провести время, Анна.

— Я буду развлекаться, как смогу.

— Мы много будем говорить по-английски… завтра или послезавтра.

Я пошла в свою комнату и переоделась. Было, еще совсем не поздно, когда я приехала в лес.

В то утро я составила план. Я собиралась поехать к той женщине, которая ухаживала за могилой Франсин. Я была убеждена, что она что-то знает, и собиралась выяснить, что именно. Меня очень интересовал ее ребенок. Почему бы и нет? Конечно, это было очень смелое предположение, но его звали Рудольфом. Почему она заставляла четырехлетнего мальчика вставать на колени перед могилой чужого человека? Что, если этот Рудольф и есть сын Франсин, о котором она мне писала? Если я смогу доказать, что Франсин действительно была замужем, и если я найду мальчика, он станет наследником герцогства. Он встанет впереди Конрада. Теперь я видела, что поиски разгадки жизни и смерти моей сестры выливаются в решение моих собственных проблем. Наверное, у меня было богатое воображение, и я очень упрощала события. Но все же я собиралась попробовать и использовать при этом всю свою изобретательность.

На пути к охотничьему замку я вспоминала вчерашний вечер, Конрада, бурную всепоглощающую страсть, охватившую нас обоих и заставившую забыть обо всем остальном. Как могла я, всегда считавшая себя благородным человеком, позволить себе пуститься в такой бурный роман с женихом своей ученицы? Я сама себя не понимала. Я уже не та Филиппа Юэлл, которой была раньше. Я знала только, что должна быть с ним, уступать ему. Больше всего на свете мне хотелось доставлять ему радость и всегда быть с ним рядом.

Я привязала лошадь, обошла замок и пошла мимо могилы к дому Кати.

Идя по лесу я услышала стук копыт. Я сошла с узкой тропинки, чтобы уступить дорогу.

Мимо проехал всадник. Он показался мне до странности знакомым.

Он тоже пристально посмотрел на меня. Его лошадь шла шагом, потому что тропинка была очень узкой. Он наклонил голову в знак приветствия, и я поклонилась в ответ. Когда он проехал, я попыталась вспомнить, где могла его видеть раньше. В замке работало много народу. Наверное, я видела его там.

Моя голова была слишком занята другими мыслями, чтобы терять время на размышления о незнакомом человеке. Я подошла к дому. Вокруг было тихо. Я открыла калитку. На крыльце в горшках росло много растений. Я постучалась.

Тишина, затем звук шагов. Дверь открылась. На пороге стояла Катя. Она удивленно смотрела на меня, не узнавая во мне женщину, которая спрашивала у нее дорогу.

Я заранее продумала, что сказать.

— Мне хотелось бы поговорить с вами. Мне нужно спросить вас о чем-то очень важном. Вы позволите? — Она еще больше удивилась, и я продолжала:

— Пожалуйста, это очень важно.

Катя сделала шаг назад и распахнула дверь шире.

— Я вас уже где-то видела, — произнесла она.

— На днях. Я спрашивала у вас дорогу.

Она улыбнулась.

— А-а… теперь вспомнила. Входите, пожалуйста.

Я вошла в прихожую, заметив, что все вокруг блестит чистотой. Она открыла дверь в светлую комнату, просто, но удобно обставленную.

— Садитесь, пожалуйста, — пригласила Катя.

Я села.

— Я знаю, что это вам покажется странным, — начала я. — Но меня очень интересует леди, убитая вместе с бароном Рудольфом.

Она немного испугалась.

— Почему… почему вы спрашиваете меня?

— Потому что вы хорошо знали и любили ее. Вы ухаживаете за могилой, водите туда своего мальчика, и вы, очевидно, очень уважали ее.

— Я беру с собой своего мальчика, потому что мне его не с кем оставить. Сейчас он спит. Это единственное время, когда я могу что-то поделать в доме.

— Пожалуйста, расскажите мне о вашей дружбе с убитой леди.

— Могу я спросить, почему вас это интересует?

Пришло время принять решение. Я поняла, что это единственный способ получить информацию, которая мне была так необходима. Я проговорила:

— Я ее сестра.

Она была поражена. Она в изумлении уставилась на меня. Я ждала, когда Катя заговорит.

— Да, я знала, что у нее есть сестра… Пиппа. Она говорила о ней с такой… любовью.

Эти простые слова так тронули меня, что у меня задрожали губы и слова начали выскакивать бесконтрольно:

— Тогда вы понимаете. Вы знаете, почему мне нужно…

Я сразу же увидела, что ничего бы не узнала, если бы не сказала ей, кто я такая. Но теперь ее отношение ко мне поменялось.

— Я видела, как вы убирались на могиле. Я видела, как вы вставали на колени вместе с мальчиком. Я поняла, что вы любили мою сестру. Поэтому я и решила поговорить с вами.

— Я не поверила, когда вы сказали, что заблудились, — ответила она. — Я чувствовала, что за этим что-то кроется.

— Я верю, что моя сестра была действительно замужем за Рудольфом.

Катя опустила глаза:

— Все говорили, что она была его любовницей.

— Все равно, где-то есть доказательство…

Она молчала.

— Расскажите мне про нее. Ведь она жила здесь в замке. Вы были ее ближайшей соседкой.

— Замок был ее домом. Видите ли, ей нельзя было появляться в герцогском замке. У барона были свои обязательства. Он приезжал, когда мог. Часто. Они были так влюблены друг в друга, и она была очень счастлива. Она все время смеялась. Я никогда не видела ее в плохом настроении. Она никогда не жаловалась. Барон Рудольф проводил с ней все свободное время.

— Расскажите, как вы познакомились.

— Тогда еще был жив мой отец. Они с моим братом работали у графа фон Биндорф, как и почти все люди, живущие в округе… У графа фон Биндорф или у Великого герцога. Мой брат Герцог до сих пор работает у графа. Он ездит по его поручениям и поэтому редко бывает дома.

— Да, — поторопила я ее.

— Со мной произошла ужасная вещь. Я была в лесу. Тогда я была еще очень молода и невинна, понимаете? Это было так страшно. Это трудно понять, пока не испытаешь на себе. Был один мужчина. Наверное, он следил за мной, потому что мне все время казалось, что за мной кто-то подсматривает. И однажды, когда было темно… — Она замолчала и смотрела прямо перед собой, заново переживая случившееся с ней. — Он был охранником в Великом замке. Он напал на меня, потащил в лес и…

— Изнасиловал.

Она кивнула.

— Я не знала, что мне делать. Ведь мне было известно, что он один из охранников… Я думала, что мне никто не поверит… и я никому не сказала. Это был такой кошмар, но я думала, что раз это прошло, об этом можно забыть… Но потом… я поняла, что у меня будет ребенок.

— Мне так жаль.

— Это было уже так давно. Все забывается. Теперь я уже не вспоминаю об этом. Только когда говорю. Мой отец был очень религиозен, понимаете? Узнав о случившемся, он был вне себя… — Ее лицо перекосилось, и я поняла, какой бедной беззащитной девочкой она была тогда. — Мне никто не поверил, — продолжала Катя. — Меня стали называть шлюхой, и говорили, что я навлекла позор на всю семью. Меня выгнали из дома.

— Куда же вы пошли?

— Я не знала, что мне делать, и пошла к ней… Вашей сестре. Она взяла меня к себе. И не только… Она все для меня сделала. Она поверила мне. Она считала, что даже если бы это было не так, все равно это не грех. И она верила мне. Она говорила, что помогла бы мне в любом случае. И вот… мой ребенок родился в охотничьем замке.

Мое сердце отчаянно забилось.

— У нее тоже родился ребенок… одновременно с вашим?

— Я ничего не знаю о ребенке, — сказала она. — Я никогда не видела там детей.

— Ее ребенок был бы в опасности? — спросила я. — Ведь он стал бы наследником герцогства.

Катя покачала головой.

— Для этого они должны были бы пожениться.

— Но я знаю, что они были женаты.

— Все говорят, что не были.

— Моя сестра никогда не говорила о браке?

— Нет.

— Говорила ли она, что ждет ребенка?

— Нет.

— И вы говорите, что ваш ребенок родился в охотничьем замке?

— Да. За мной хорошо ухаживали. Она за этим следила. Когда ребенок родился, мне перестали сниться кошмары. Я перестала жалеть о случившемся.

— Вы любили мою сестру?

— Разве можно не любить того, кто все для тебя сделал, спас от ужасной судьбы. Я почти не помнила себя от горя и страха. Я думала, что меня прокляли навеки. Так сказал мой отец. Она только смеялась над этим. Она мне показала, что я не сделала ничего плохого. Она мне помогла произвести на свет здорового ребенка. Она спасла нас обоих. Я никогда этого не забуду.

— Поэтому вы ухаживаете за ее могилой?

Катя кивнула.

— Я буду ухаживать за ней, пока жива и пока работают мои руки. Я никогда ее не забуду и не хочу, чтобы забыл Рудольф. Я все расскажу ему, когда он подрастет.

— Спасибо, что рассказали мне.

— Что вы здесь ищете?

— Я хочу найти ребенка, потому что верю, что он был.

Она покачала головой.

— Я хочу вам еще кое-что сказать, — продолжала я. — Графиня и все остальные не знают, кто я такая. Я здесь под именем фрейлейн Эйрз. Вы не выдадите меня?

— Ни за что, — с чувством ответила Катя.

— Я знала это, поэтому и доверилась вам, ведь иначе вы бы никогда мне ничего не рассказали.

Она согласилась со мной.

Я рассказала ей про бабушкино наследство, позволившее мне приехать, и вновь заговорила о том, что верю, что Франсин была замужем и что у нее был ребенок.

— У вас у самой есть сын, — уговаривала я ее. — Вы должны понять, как моя сестра должна была любить ребенка. Я хочу найти его. Я буду сама заботиться о нем. Он заменил бы мне погибшую сестру. К тому же, если он существует, я не знаю, в каких условиях он сейчас живет. Это мой долг перед Франсин.

— Я понимаю ваши чувства. Если бы ребенок был… но…

— У меня есть ее письма, где говорится про ребенка.

— Может, ей очень хотелось ребенка. Я знаю, что это так. Я помню, как она играла с моим Руди. Иногда люди, когда мечтают о чем-то, верят…

Такое объяснение я уже слышала. Кто угодно, но не Франсин. Франсин никогда не витала в облаках, не была фантазеркой. Ею скорее была я, но я бы ни при каких обстоятельствах не поверила бы, что у меня есть ребенок… не говоря уже о том, чтобы писать об этом письма.

Я проговорила:

— Я вам очень благодарна за все, за то, что ухаживаете за могилой моей сестры. Если вам захочется мне еще что-нибудь сказать, помните, что меня зовут фрейлейн Эйрз.

Катя кивнула. Я простилась с ней и вышла из дома, не узнав ничего нового, кроме причины, почему она ухаживает за могилой моей сестры.

Войдя в замок я неожиданно столкнулась лицом к лицу с Татьяной. Она посмотрела на меня своим обычным надменным взглядом и сказала:

— Добрый день, фрейлейн.

Я поздоровалась в ответ и хотела пройти мимо. Но она продолжала:

— Надеюсь, графиня делает успехи в изучении английского языка.

— У нее все в порядке. Она хорошая ученица, — ответила я. Татьяна посмотрела на меня со странным интересом, и мне стало неуютно под ее взглядом. Я пожалела, что на мне не было очков. К тому же, мои волосы выбились из под шляпы.

— Мне кажется, она боится, что вы покинете ее. Она упоминала, что у вас есть собственные средства.

— Это так. У меня нет необходимости зарабатывать себе на жизнь. Мне просто нравится работать у графини.

— Это означает, что ее опасения беспочвенны и вы останетесь до ее свадьбы?

— Я не люблю загадывать так далеко вперед.

— Год… может быть и меньше. Вы и сами знаете все обстоятельства.

— Мне кажется, она вам очень доверяет.

— Мы хорошие друзья, насколько позволяет положение.

Татьяна наклонила голову, давая понять, что между нашими социальными статусами лежит огромная пропасть. Вдруг она пронизала меня взглядом и проговорила:

— Странно, фрейлейн Эйрз, но у меня такое чувство, что мы с вами где-то встречались.

— Разве это возможно, графиня? — спросила я.

— Я просто думаю. Ведь я была в Англии… Я жила в графстве Кент.

— Я хорошо знаю Кент. Он на юго-востоке Англии. Я там тоже была. Но я не могу поверить, что мы с вами встречались, иначе я бы вас запомнила.

Я боялась, что она продолжит эту тему, но к моему облегчению Татьяна отвернулась, давая понять, что разговор окончен.

Я поднялась к себе в комнату в огромном волнении. На какое-то мгновение я подумала, что она догадалась, кто я. Но потом решила, что если бы это было так, Татьяна продолжила бы свои расспросы.

Через час вернулась Фрея. Я удивилась, потому что думала, что она проводила время с Гюнтером и Татьяной. Фрея вошла ко мне в комнату, раскрасневшаяся и улыбающаяся.

— Мы так далеко ездили, — сообщила она. — Мы с Гюнтером и два грума отбились от всей компании.

— Вы что, потерялись в лесу?

— Не совсем. Но мы ездили очень далеко.

— Графиня Татьяна вернулась уже очень давно.

Фрея заговорщически улыбнулась.

— Мне не очень нравится Татьяна. У меня такое чувство, что она постоянно критикует меня. Она считает себя очень знатной особой и думает, что я не умею себя вести.

— Может, так оно и есть.

— Да? Если так, то мне все равно. И вам больше нравятся такие, как я, правда?

— Вы мне очень нравитесь, Фрея, — искренне сказала я. — Очень.

Она обняла меня. Мне стало жутко стыдно, потому что я тут же вспомнила Конрада и то, что между нами произошло.

Вечером я думала о том, что он ждет меня в «Лесном короле». Наверное, он сильно разочарован, но ему придется понять, что я не могу с легкостью продолжать весь этот обман, и что если бы я и могла выбраться из дома, что на самом деле было не так, я не обязательно сделала бы это.

Сидя в тиши своей комнаты и размышляя об этом, я все воспринимала по-другому, совсем не так, как тогда, когда теряла рассудок от поглощающей меня страсти, затмевающей все другие чувства и каноны приличия, несмотря на мое отчаянное сопротивление. Он должен понять, что я в состоянии трезво смотреть на всю ситуацию и считаю ее возмутительной. Мне стыдно смотреть в глаза Фрее, мне даже стыдно перед самой собой.

Я внезапно проснулась посреди ночи и села в постели, стараясь понять, что меня разбудило. И поняла. Наверное, прозрение пришло во сне.

Человек, которого я встретила в лесу на пути к Кате Шварц, был тем самым мужчиной, которого я столько раз встречала около Грейстоуна. Тот, кто жил в гостинице и, как я думала, приехал осматривать окрестности. Это его я видела на пути в церковь около Дувра, когда мы с мисс Элтон ездили смотреть церковные книги.

Какое странное совпадение, что он оказался в Брюксенштейне.

Я не могла заснуть. Я лежала и думала о встречах с Конрадом, о разговоре с Катей Шварц, подозрении в глазах Татьяны и теперь еще об этом человеке.

На следующее утро мне принесли записку от Конрада. Я считала, что с его стороны слишком безрассудно просто так передавать мне записки, потому что их, без сомнения, могли перехватить. Но с другой стороны, когда он чего-то хотел, добивался этого, не задумываясь о мелких препятствиях, стоявших на его пути.

Я была одновременно и счастлива и встревожена, потому что все глубже запутывалась в интриге, из которой не было выхода, и которая может иметь слишком тяжкие последствия. Итак, Конрад устроил так, чтобы я весь день была свободна.

Но я все же пошла в таверну. Не знаю, удалось ли ему обмануть кого-нибудь своим одеянием. Я его узнала сразу, наверное, потому что любила.

Мы позавтракали в отдельной комнате, и я была так счастлива, сидя с ним вдвоем, за столом. Он все время касался моей руки и был очень нежен. Теперь он становился моим защитником, ведь речь шла не о встречах урывками, а о нашем будущем.

Ему не терпелось показать мне дом, который он хотел сделать нашим, несмотря на все мои протесты, что я никогда не соглашусь обмануть Фрею.

— Поедем, и ты увидишь его сама, — говорил он. — Тебе понравится.

— Какой бы он ни был прекрасный, он все равно не повлияет на мое убеждение, что все это неправильно, и я не хочу участвовать в этом обмане.

Он умоляюще улыбнулся.

— Ну давай хотя бы представим это себе… немножко.

Мы вместе вышли из таверны и поехали через город.

Солнце стояло высоко и было очень тепло. Я подумала: мы только представим себе это, пусть сегодняшний день останется в памяти на долгие годы.

На главной площади происходила какая-то церемония. Было так красиво. Девушки и женщины были в национальных костюмах — широких красных юбках и белых блузках, в их волосах сверкали красные цветы. На мужчинах были белые бриджи, желтые чулки и белые рубашки. На шапках у них были длинные кисти, свисавшие на спину.

Они танцевали под звуки скрипки, и мы остановились посмотреть.

Вдруг к нам подошла молодая девушка. Она преподнесла мне маленький букетик цветов. Не успела я поблагодарить ее, как неожиданно нас окружило множество людей. Они запели Национальный гимн.

— Зигмунд! — кричали они. — Зигмунд и Фрея!

Конрада это совершенно не смутило. Он улыбался и разговаривал с ними, желал им приятно повеселиться, и радовался, что имеет возможность свободно общаться с народом без всяких церемоний.

Он снял свою шляпу и размахивал ею. Мне хотелось развернуться и уехать как можно быстрее. Но Конрад упивался происходящим. Для него очень много значила поддержка народа. Я видела, как он подходил для роли, предназначенной ему судьбой, и как я не вписывалась в его положение.

Народ все толпился. Кто-то принес несколько полотен, которые связали вместе и протянули на нашем пути. Все смеялись и подбадривали нас.

— Поедем, — позвал Конрад. Он взял поводья моей лошади и повел ее рядом с собой. Когда мы подъехали к препятствию, раздался вздох толпы и полотна опустили на землю. Мы проехали через выкрикивающую приветствия толпу и поскакали к лесу.

— Ты им понравилась, — заметил Конрад.

— Они приняли меня за Фрею.

— Они были нам рады.

— Они скоро поймут, что я — это не она. Странно, что они меня за нее приняли. Ведь они ее часто видят.

— Мне кажется, некоторые поняли. Иначе и не может быть. Сначала они подумали, что ты Фрея, а потом узнали, что это не она, но притворились, что не заметили.

— Не может быть. Что они подумали?

— Они продолжали нам улыбаться. Они не думают, что я собираюсь отказаться от общества других женщин.

— Ну, да, — медленно проговорила я. — Они улыбались и пожимали плечами… как когда-то с Рудольфом.

— Развеселись. Это все — лишь забавное происшествие.

— Но мне оно кажется важным. Я теперь точно знаю, что ты подходишь для этой роли.

— Мне приходится принимать эту роль. Я должен привыкнуть к ней. Мне нужно, чтобы в стране был мир.

— Ничего не поделаешь. В нашей жизни будут и неприятные моменты. Я не хочу притворяться, что их не будет. Однако мы должны быть вместе. Я отказываюсь обсуждать другие варианты. Мы должны принять то, что нам дали боги, Пиппа, и радоваться этому. Быть вместе… Больше я ни о чем не прошу.

Когда он так говорил, я просто таяла от удовольствия. Я чувствовала, как мои принципы уходят от меня все дальше и дальше, и я снова приближалась к осознанию своих чувственных желаний, которые становились для меня потребностью. Я любила его. С каждым разом все больше. Я пыталась представить себе свою жизнь без него, но у меня ничего не получалось. Будущее представлялось таким унылым, что мысль о нем ввергала меня в состояние глубокой депрессии. И напротив, мысль о той жизни, которую он для нас планировал, наполняла меня бурным восторгом, несмотря на опасности.

Я знала, что соблазн слишком велик. Если бы не Фрея… — думала я. И снова на меня нахлынуло понимание чудовищности того, что я делаю, и я решила: уеду. Я не могу пойти на это.

Какой красивый был лес вокруг! Вдали виднелись горы. Они были покрыты пушистым еловым лесом, а в долинах ютились маленькие коттеджи. Я чувствовала легкий запах дымка, поднимавшийся из их труб, и вдыхала чистый горный воздух.

— Тебе здесь нравится? — спросил Конрад.

— Здесь прелестно.

— Наш дом совсем недалеко. О, Пиппа, я так счастлив, что ты со мной. Ты не представляешь, как я страдал, когда потерял тебя. Я клял себя за то, что дал тебе уйти. Больше никогда, Пиппа. Ни за что.

Я покачала головой, но он засмеялся. Он был уверен в себе и в том, что жизнь сложится именно так, как он захочет.

Мы ехали дальше, поднимаясь в гору.

— Прислушайся, — сказал Конрад, — и ты услышишь звон колокольчиков. Их хорошо слышно в тумане. Тебе понравятся туманы. В них есть что-то романтичное и загадочное. Когда я был маленьким, я называл их голубыми туманами. Они казались мне голубыми. Взбираешься в гору по лесу, попадаешь в голубой туман… и вдруг опять оказываешься на ярком солнце. Я часто приходил сюда. Здесь был один из наших домов. Иногда мы приезжали сюда, когда в городе внизу становилось слишком жарко. Мы оставались ночевать и часто спали прямо под открытым небом. У меня связано столько счастливых воспоминаний с этими местами, но это ничто по сравнению со счастьем, которое здесь ожидает нас обоих.

— Конрад, — начала я, — я не могу называть тебя Зигмундом.

— И не надо. Зигмунд напоминает о моем долге. Конрад — для тех, кого я люблю, и кто любит меня.

— Конрад, — продолжала я, — у тебя всегда было то, чего ты хотел?

Он засмеялся.

— Ну, скажем, я всегда пытался все получить, а если приложить все усилия, часто можно получить то, что хочешь. Милая Пиппа, отбрось свои страхи. Радуйся. Мы вместе. Мы едем к себе домой. Это очень счастливый дом, и он будет принадлежать только нам.

Дом оказался очаровательным. Он напоминал миниатюрный замок с башенками по всем четырем углам. Размерами он с английскую усадьбу.

— Пойдем, — сказал он. — В нем никого нет. Я договорился, что здесь никого не будет.

— А кто бы здесь мог быть?

— Семья, которая за ним присматривает. У них дом неподалеку. Отец, мать, два сына и две дочери. Прекрасное сочетание. Их будет достаточно для выполнения всех

обязанностей. Если мы будем устраивать приемы, пришлем других слуг им на помощь.

— Как красиво, — проговорила я.

— Я знал, что тебе понравится. Это мое самое любимое место. Поэтому я сразу подумал о нем. Оно называется Marmossal — мраморный зал. Ты скоро поймешь, почему. Там, в центральном зале, необыкновенный пол.

К дому вела дорожка, по бокам которой росли низкие кустики.

— Их подстригают, чтобы не было темно, — объяснил Конрад. — Я не люблю темноту, а ты? Впрочем, ее никто не любит. В ней таится угроза. А в этом доме всегда радостно. Мы срубили деревья вокруг и посадили маленькие кустики, которые цветут, придают дому нарядность и не загораживают свет.

— На калитке что-то написано, — заметила я.

— Это написал один из моих предков, который здесь жил. Он всегда все делал не так и был козлом отпущения в семье. Его в конце концов отослали жить в лесу. Любимым его занятием была охота на диких кабанов. Ему нравилось бывать одному, и он всячески сопротивлялся попыткам родственников вернуть его в лоно семьи. Он и приделал эту надпись. Ты понимаешь, что там написано?

— Sie thim mir nicht, ich thue irmen nichts. He трогайте меня, и я вас не трону.

— Прекрасно придумано, правда? И нас с тобой никто не тронет, обещаю тебе. Это наш дом, Пиппа.

Он отпер дверь и взял меня на руки.

— В Англии есть такая традиция — вносить невесту через порог на руках?

— Есть, — ответила я.

— Тогда мы так и сделаем, моя любимая. И вот мы здесь вдвоем… в нашем новом доме.

Внутри было необычайно красиво. Пол в зале был покрыт мраморными плитами нежно-голубого цвета. Я не могла удержаться от восторга.

На стенах висели картины. В центре стоял большой стол, а на нем — ваза с цветами.

Он все еще крепко обнимал меня.

— Тебе нравится? — спросил он.

— Здесь просто великолепно.

— Ты здесь будешь очень счастлива, а это самое главное. — Когда он был рядом со мной, я в это действительно верила.

Мы осмотрели дом. Все было тщательно прибрано. Так он приказал. Интересно, что подумали эти люди, жившие неподалеку в лесу. Они, наверное, догадались, что он приведет сюда женщину… свою любовницу… и поняли, что она здесь будет жить. Они улыбнулись и пожали плечами.

Неужели нам всю жизнь придется видеть, как люди улыбаются и пожимают плечами? А как же наши дети? Что будет с ними? Может, я уже беременна?

О, да, я уже довольно далеко скатилась по скользкому склону, и мне придется очень трудно карабкаться обратно наверх к достойной жизни. Без сомнения. Достаточно только представить себе невинное лицо Фреи.

И тем не менее я продолжала восторгаться красотами дома: столовой с длинными узкими окнами и вышитыми подушками на стульях, комнатой, в которой всегда было солнце, спальнями, не слишком большими по сравнению с замковыми, но светлыми и изящно обставленными. Из окон был виден лес и горы вдали. Это был превосходный дом, необыкновенно живописно расположенный.

— Тебе нравится? — все спрашивал он. Я согласилась, что все здесь очень мило.

— Ты будешь здесь счастлива?

Я не смогла ничего ответить. В глубине души я знала, что никогда не смогу быть совершенно счастлива — ни с ним, ни без него. И я не могла притворяться.

— Я вылечу все твои раны. Ты поймешь, что это единственный путь.

— Путь, по которому шли все бароны, графы, герцоги и маркграфы до тебя.

— Других возможностей нет. Мы связаны на всю жизнь, если не ищем себе свободы сами. Ты должна меня понять, Пиппа.

— Мне бы хотелось… впрочем, какое это имеет значение.

— Что?

— Здесь все себе можно представить. Ведь это страна легенд, братьев Гримм и Пастушка, играющего на дудочке. Воздух наполнен волшебством. Я чувствую, в этом лесу все возможно.

— Мы сами создадим себе волшебство. Давай будем счастливы. Бери то, что идет к тебе в руки. Ведь ты любишь меня?

— Всем сердцем.

— Разве что-нибудь еще имеет значение?

— Боже мой, очень многое!

— Ничего из того, что нельзя преодолеть.

— Я никогда не смогу преодолеть стыд перед Фреей за мое предательство.

— Она еще совсем ребенок. Когда она вырастет, она поймет.

Я покачала головой.

— Мне кажется, она никогда не простит того, что это оказалась именно я.

— Забудь о ней.

— А ты можешь забыть?

— Я не могу думать ни о ком другом, кроме тебя.

— Ты такой опытный любовник. Ты знаешь, что я больше всего хочу услышать.

— Теперь цель моей жизни — доставлять тебе удовольствие.

— Пожалуйста, не говори так, — попросила я.

Он крепко прижал меня к себе. У него было необычное настроение. Как будто он думал, что в нашем пребывании в этом доме есть что-то священное. Конрад как бы подчинялся правилам торжественной церемонии.

— Неужели, ничего нельзя сделать, чтобы мы оказались простыми людьми, чтобы ты смог снять с себя свои обязанности? Тогда мы поженились бы и растили детей… и жили нормальной жизнью, — сказала я.

— Если бы Рудольф не умер, так бы и случилось. Но он умер слишком молодым… не оставив наследника…

Я рассказала ему про свое знакомство с Катей Шварц и про то, что я открыла ей свое настоящее имя. Его это совершенно не испугало. Он отметал все мысли о возможных опасностях.

— Если бы был ребенок, и твоя сестра и Рудольф были женаты, тогда мы могли бы строить совсем другие планы.

— Ты женился бы на мне?

— Я хочу этого больше всего на свете. Если бы я мог жениться на тебе вместо Фреи, мне бы ничего больше не было нужно.

— А я все равно верю, что у моей сестры был ребенок.

— Даже если он есть, это не имеет значения, потому что он не может быть наследником.

Если они были женаты, может.

Но они не были женаты.

Я уже хотела сказать, что видела запись в книге… но он собственными глазами видел, что ее там не было.

— Все было бы по-другому, — продолжала я, — если бы они были женаты и если бы мы нашли их ребенка.

— Конечно. Хотя никто не одобрил бы их брак, с ним все равно бы считались.

Во мне опять затеплилась надежда. Наверное, от волшебства, которым был наполнен воздух. От голубого тумана, гор, поросших елями и чувства, что я в сказочной стране, где все возможно.

И я полностью отдалась чувству радости от того, что была вдвоем с Конрадом в нашем новом доме. У меня появилась странная уверенность, что я найду то, что ищу…

Когда я вернулась обратно в замок, я увидела, что посыльный Конрада все еще там. Это дало мне возможность проникнуть в мою комнату незамеченной. Мне не хотелось встречаться с Фреей сразу после того, как я виделась с Конрадом. Я боялась, что выдам себя.

Я бросила пальто на кровать и села, вспоминая последние несколько часов, как вдруг заметила, что моя коробочка, в которой хранились заколки, передвинута. Я уставилась на нее без особого интереса, думая, когда я могла передвинуть ее. Это не имело никакого значения, но все равно было странно, потому что она всегда стояла на одном и том же месте. Но я быстро забыла об этом и опять задумалась о Конраде и попала в нечто между радостью и страхом — обычное мое настроение после встреч с ним. Иногда я всецело отдавалась мечтам. Я представляла себе, что мы с Конрадом вместе и все у нас хорошо. Я нашла ребенка Франсин, и он стал наследником герцогства. Конрад стал свободен, мы поженились и зажили счастливо. Надежды… мечты… как сделать так, чтобы они сбылись?

Мне пора переодеться. Гость скоро уедет. Придет Фрея и будет рассказывать про свой день. Она, похоже, повзрослела за последнее время. Теперь, когда ее свадьба не за горами, она стала больше интересоваться политикой страны, как и подобает Великой герцогине.

Мне казалось, она довольна своей жизнью. Наверное, она влюбилась в Конрада. Разве может быть иначе с такой молодой романтичной девушкой, как она?

Я повесила пальто в шкаф и достала свое платье. Потом сняла шарф и выдвинула ящик, в котором хранила шарфы перчатки и носовые платки. Странно, но перчатки лежали наверху, тогда как я всегда клала их вниз, под платки.

Теперь я уже не сомневалась, что кто-то рылся в моих вещах. Почему?

Меня охватил ужас. В одном из ящиков, который я держала запертым, я хранила документы, в которых значилось мое настоящее имя.

Если их кто-то видел, то узнал, что я не Анна Эйрз, а Филиппа Юэлл. Кто бы это ни был, он вспомнит, что имя женщины, убитой вместе с бароном, было Франсин Юэлл.

Я лихорадочно искала ключи от ящика. Я держала их на дне другого ящика, под бельем. Ключи лежали не там, где я их оставила. Я отперла ящик. Документы были на месте, но сложены по-другому.

Теперь я была уверена, что кто-то был в моей комнате, искал документы и нашел их, а потом положил ключ не на то место. Значит, мой обман раскрыт. Кто это сделал?

Первой моей мыслью было: Фрея. Мне часто казалось, что она в чем-то меня подозревает. Она странно смотрела на меня. И однажды сказала:

— Вы не та, за кого себя выдаете.

Наверное, она решила выяснить, и пока меня не было дома, полезла в мои вещи.

Я скоро узнаю.

Если она видела документы, мне придется во всем сознаться. Я расскажу ей всю историю и надеюсь, она меня поймет.

Мысль о том, что это была Фрея, несколько успокаивала.

Но это мог быть и кто-то другой.

ЧАСТЬ 8

Разгадка

В соборе должна была состояться служба благодарения в честь выздоровления Великого герцога.

Конрад, конечно, был занят приготовлениями, и граф, графиня, Гюнтер и Татьяна два дня жили в Великом замке, помогая ему.

Мы с Фреей провели за эти дни больше времени вместе, чем за все последнее время. Я была постоянно начеку, все время думая о том, видела ли она мои документы. Она не подавала виду, и это было совсем не похоже на нее. Я думала, что она ворвется ко мне в комнату и тут же сообщит о своем открытии.

Она была необычно тиха. Однако, это могло быть и из-за приближения ее свадьбы.

Мы ездили верхом в лес. Я старалась избегать и охотничий замок и мраморный зал. Фрея была слишком погружена в свои мысли, и просто ехала за мной.

В лесу мы привязали лошадей и решили отдохнуть на траве.

— Как красиво, — сказала я. — Послушайте. Слышите, где-то вдали звенят колокольчики?

— Нет, — ответила Фрея. — Я так рада, что Великий герцог наконец поправился.

— Все рады. Ведь в честь этого будет устроен общенациональный праздник.

— Если бы он умер, я была бы уже замужем.

— Вас это беспокоит? — осторожно спросила я.

— Я бы лучше подождала.

— Ну, конечно.

— А почему вы не замужем?

— Хотя бы потому, что мне никто никогда не делал предложения.

— Странно. Вы довольно привлекательны.

— Спасибо.

— И вы не старая… пока.

— С каждым днем все больше дряхлею.

— Как и все. Даже Татьяна…

— Почему именно Татьяна?

— Потому что она считает себя лучше других. Как будто она богиня.

— Я кое-кого знаю, у кого были подобные мысли о самой себе.

— Если вы обо мне, то это только из-за меня. А что такое имя?

— «То, что мы называем розой, всегда будет сладко, как ни назови».

— Опять поэзия. Анна, вы иногда меня так раздражаете. Говорите о поэзии, когда я с вами говорю о браке.

Я сорвала травинку и стала ее разглядывать. Мне не хотелось, чтобы она увидела, как запылали мои щеки. Я медленно проговорила:

— Вы влюблены в… Зигмунда?

Она помолчала. Потом ответила:

— Mне кажется, что я влюблена.

— Тогда вы должны быть очень счастливы.

— О, да. Так и есть. Вы не думаете, что мне еще очень равно выходить замуж?

— Вы еще и не выходите. Через год вы больше будете подходить для брака.

— Я думала про сейчас. Как можно узнать, что вы влюблены? О, я забыла — вы не знаете. Вы никогда не были влюблены, и никто никогда не был влюблен в вас.

— Мне кажется, можно догадаться.

— Да, я тоже так думаю.

— Так вы влюблены? — спросила я и почувствовала, что весь лес вместе со мной ждет ее ответа.

— Да, — твердо сказала она. — Я знаю, что да.

Она обняла меня и поцеловала. Я коснулась губами ее лба и подумала: поцелуй Иуды.

Я чувствовала себя подавленной и несчастной.

Служба благодарения была назначена на субботу. Улицы города были украшены, и по ним должна была пройти праздничная процессия. Жители города очень любили своего Великого герцога.

Конрад, как наследник, должен был ехать в карете вместе с герцогом. Остальные члены семьи и другие знатные персоны должны следовать за ними в своих экипажах. Армия тоже участвовала, и намечалось большое торжество.

— Я поеду с графом и графиней, — сообщила Фрея. — Татьяна страшно злится, потому что она будет на несколько экипажей позади. Гюнтеру все равно. Его мало волнуют такие вещи. Мне кажется, Татьяна меня ненавидит.

— Почему?

— О, у нее на это есть свои причины.

— И вы знаете, какие?

— Главная из них — она хочет быть мной. Ей самой хотелось бы выйти замуж за Зигмунда и стать Великой герцогиней.

— Почему вы так считаете?

— Я просто знаю. И, дорогая Анна, я держу глаза открытыми.

Она насмешливо посмотрела на меня, и на какой-то момент я была уверена, что она видела мои документы.

— Татьяна амбициозна, — продолжала она. — Ей не хочется быть просто дочерью графа. Конечно, она сделает очень хорошую партию, вот увидите. Но ей нужна самая лучшая. А это, конечно, Зигмунд… Ведь она не может выйти замуж за Великого герцога.

— Вряд ли.

— Значит, остается Зигмунд. Но он помолвлен со мной. И у нее нет шансов. Бедная Татьяна.

— Вы думаете, она влюблена… в Зигмунда?

Я старалась перестать делать паузы перед произнесением его имени, но не могла.

— Татьяна влюблена только в одного человека — в саму себя. Это и не плохо. Никогда не разочаруешься. И всегда можно найти оправдания для любимого человека. Идеальный роман.

— Фрея, вы несете вздор.

— Знаю. Но вам это нравится. Как вы думаете, понравится ли это моему мужу?

— Надеюсь.

— Анна, с вами что-нибудь случилось?

— Что вы хотите сказать? — спросила я с тревогой.

— Вы стали совсем другой.

— Какой?

— Ну, иногда вы как будто оглядываетесь назад и ждете, что произойдет что-то ужасное, а иногда у вас такой вид, как будто случилось что-то замечательное. Знаете, это как-то непоследовательно. Или одно, или другое. Вам нужно выбрать.

— Вам это кажется.

— Кажется, Анна? Кажется?

— Конечно.

— Может, у меня слишком богатое воображение. Я, наверное, слишком люблю себя. Люди из-за этого становятся странными.

— Должна сказать, что вы правы.

И опять я спросила себя, видела ли она документы.

Принесли еще одно письмо от Конрада.

Как и предыдущие письма, это письмо наполнило меня радостью и тревогой. Вдруг я посмотрела на печать и увидела, что она была сломана раньше и запечатана снова, перед тем, как я вскрыла письмо.

Возможно ли это? Конрад был так беспечен. Он привык, что все подчиняются его желаниям, что мог не знать, что кто-то из его слуг ему не верен.

Тот, кто прочитал это письмо, несомненно понял, какие между нами отношения. Может, это Фрея?

Нет. Она бы не смогла держать это в себе. Но я задумалась о ее последних словах. Почему она так странно говорила о любви и браке? В ее замечаниях были странные полунамеки, как будто за ними что-то скрывалось. Однако она по-прежнему хорошо ко мне относилась. Фрея призналась, что влюблена. Если бы она прочитала это письмо, она бы почувствовала ревность. Но она не показывала этого.

Я очень тревожилась, думая, что письмо прочитали. Я старалась уверить себя, что мне это показалось из-за подсознательной вины, которую я ощущала. Однако ведь кто-то что-то искал в моей комнате.

В дверь постучали. Вошла служанка и протянула мне письмо.

— Вам просили передать, — сказала она. — Лично в руки.

Я сразу подумала о Конраде, но вряд ли бы он передал письмо служанке. Почерк на конверте показался мне незнакомым.

— Его передала молодая женщина. Она сказала, что вы поймете.

Я поблагодарила.

С трудом дождавшись ухода служанки, я открыла конверт.

Я пришла в невероятное возбуждение. Я собиралась бежать в лес при первой же возможности.

Это было непросто. Фрея стала бы спрашивать, куда я иду, и требовать, чтобы я взяла ее с собой. Пришлось подождать до дня службы благодарения. Конечно, я должна буду присутствовать, но смогу на какое-то время ускользнуть.

Фрея сказала, что мне придется ехать в одном экипаже с фрейлейн Крац и двумя другими женщинами.

— Дорогая Анна, — сказала она. — Простите, что вам придется ехать с гувернантками.

— Почему вы извиняетесь? Мое место именно там.

— Но вы же знаете, что вы… другая.

— Вовсе нет. Я здесь английская гувернантка и совершенно правильно, что ко мне относятся соответствующе.

— Я говорила об этом с графиней.

— Не нужно было этого делать.

— Я буду говорить с кем захочу и о чем захочу.

— Я знаю, но это неразумно.

— Татьяна очень рассердилась. Она сказала, что вы гувернантка, и что ваше место в экипаже с фрейлейн Крац.

— Она совершенно права.

— Нет. Вы — мой друг. Я им все время объясняю.

— Фрея, вы должны помнить о своем положении.

— Я помню. И поэтому даю им понять, что со многим не согласна.

— Мне будет очень удобно в экипаже с гувернантками. С их стороны очень мило вообще предоставить нам экипаж.

— Ну вот, опять вы изображаете покорность. Когда вы такая, я начинаю вас подозревать.

— В чем?

Она прищурилась.

— Во многом, — промолвила она.

— Что вы оденете на службу? — спросила я.

— Что-нибудь красивое и яркое. Ведь это праздник.

— Конечно.

Настал день службы. Было тепло, и воздух был напоен запахом хвои. Я очень любила этот запах.

Был устроен грандиозный праздник, и я еще раз осознала непреодолимую пропасть между собой и Конрадом. Что будет, если я подчинюсь его желаниям? Он часто будет посещать подобные церемонии. А я? Где буду я? В толпе, наверное. Или вообще не буду приходить. Но это все не так уж важно. Я слишком любила его и была готова на все, чтобы его жизнь была удобной. Если от меня потребуется стать невидимой, я такой стану. Но все же мне это казалось жалким и невозможным… Я все еще металась между желанием быть с ним и чувством, предупреждающим меня, что необходимо уехать, пока есть время, пока я еще не совсем запуталась.

Великий герцог выглядел прекрасно, несмотря на перенесенную тяжелую болезнь. Он терпеливо принимал приветствия толпы. Конрад сидел рядом с ним в генеральской форме — два оттенка голубого цвета с серебром — и серебряном шлеме с голубым пером. Он был просто неотразим.

Фрея ехала вслед за ним с графом, графиней и послами из Коленица. Она казалась совсем юной и очень привлекательной. Народ приветствовал ее, и меня тронула ее искренняя радость при выражении восторгов.

Дети в национальных костюмах преподнесли ей цветы и пели патриотические гимны. На улицах, заполненных зрителями, колыхались знамена.

Затем мы вошли в собор, и началась служба.

Я сидела сзади с фрейлейн Крац и слушала пение, молитвы и гимны благодарения, читаемые высшими церковными чинами. Ко мне возвращалось сознание нелепости моего положения. Наверное, также чувствовала себя и Франсин. Когда она поняла, что нормальная счастливая жизнь с Рудольфом невозможна? Посещала ли она подобные церемонии?

Рядом со мной фрейлейн Крац с жаром пела. Ein feste Burg ist unser Gott[10]. В ее глазах стояли слезы.

А мне очень хотелось исчезнуть. Ко мне пришла уверенность, что я буду для Конрада только обузой. Наши встречи будут тайными, «по углам», как говорила Дэйзи. Мне нужно вернуться в Англию. Я должна незаметно уехать и спрятаться. Я могла пожить у тети Грейс, а потом начать новую жизнь.

Мне хотелось уйти, побыть одной, утвердиться в своем решении. Если я собиралась все сделать, как задумала, я не должна больше встречаться с Конрадом, потому что он обезоруживал меня, лишал воли. Он отказывался смотреть правде в глаза и пытался подстроить всю жизнь под удовлетворение своих желаний.

Служба кончилась. Фрея и вся семья сейчас вернутся в Великий замок. Там празднество продолжится. Теперь фрейлейн Крац и я могли вернуться в замок графа.

Мне пришло в голову, что раз Великий герцог поправился, Фрея переедет в Великий замок. Я, естественно, должна буду поехать вместе с ней. Я попыталась представить себе жизнь под одной крышей с Конрадом, и поняла, что с каждым днем мы приближаемся к развязке.

Мы вернулись в замок в четыре часа. Я переоделась в костюм для верховой езды и отправилась в лес.

Катя ждала меня. Она сказала:

— Мой брат на празднике. Он занимает довольно высокий пост у графа. Я так и думала, что вы придете, как только сможете.

— Спасибо, что написали мне. Я пришла при первой же возможности.

— Проходите. Я не буду вас долго держать в неведении.

Она провела меня в комнату, где я уже была раньше, и, оставив меня на несколько минут одну, вернулась с листком бумаги.

Катя странно посмотрела на меня, как бы сомневаясь, показывать ли мне его. Но я знала, что она позвала меня именно за этим.

Она неуверенно произнесла:

— Вы ее сестра. Вы были откровенны со мной, хотя для вас это было опасно… Поэтому я решила, что не могу это от вас скрыть.

— Что это? — спросила я. Она протянула мне бумагу.

Я посмотрела, и кровь бросилась мне в лицо. Руки мои задрожали. Это была та бумага… та самая, которую я видела… подпись, доказательство брака.

— Но… — прошептала я.

— Этот листок был очень аккуратно вырван. Это сделал мой брат и привез его сюда.

— Я знала, что видела его. Так же ясно, как вижу его сейчас. Теперь… все может быть по-другому. Ведь это доказывает…

Она кивнула.

— Это доказывает, что они были женаты. Я не верила, пока не увидела сама. Она всегда называла его своим мужем, но я считала, что ей просто так хотелось. Но он был… Вы и сами знаете. Я подумала, что в долгу перед ней. Поэтому я вам это и показываю.

— Это столько всего объясняет. Я видела запись, а потом она исчезла. Иногда мне казалось, что я сошла с ума. Что еще вы об этом знаете?

— Мой брат привез эту бумагу из Англии.

— Ваш брат… Ну конечно же! Он и есть тот человек, которого я видела. Он выследил меня… и выкрал запись после того, как я ее увидела. Я… я не знаю, как мне вас благодарить. Вы не представляете, что вы для меня сделали. Я столько думала об этом. Зачем… зачем он выкрал эту запись?

— Потому что кое-кто хотел отрицать факт брака.

— Вы имеете в виду… графа?

— Не обязательно. Мой брат — шпион. Он может работать на нескольких людей.

Я молчала. Кто-то хотел, чтобы о браке не узнали. Кто? Какое это имело значение, если они оба мертвы. Могла быть только одна причина. Значит, где-то есть ребенок.

Я твердо сказала:

— Ребенок был. Он — наследник герцогства, потому что есть доказательство брака между Рудольфом и моей сестрой.

В моей голове проносились мысли. Я найду ребенка… буду любить его, как и хотела Франсин. Я пойду к Конраду и скажу: «Произошло то, чего мы так хотели. Ты свободен. Если мы найдем ребенка… если он жив, ты больше не наследник. Ты можешь разорвать обязательства перед Фреей». Это было как волшебство.

Я не отрывала глаз от бумаги. Она была талисманом — ключом к моему будущему.

Но ребенок. Я должна найти ребенка.

Она пристально смотрела на меня. Потом покачала головой.

— Я просто думала, что вы захотите узнать, что брак был. Больше я ничем не могу вам помочь.

В ее глазах было что-то фанатичное. Мне показалось, что, она не хочет, чтобы я искала ребенка. Она сказала:

— Я очень рискую, передав вам эту бумагу. Мой брат… и другие… убьют меня, если узнают.

— Но ведь он узнает, что ее нет.

— Нет. Он думает, что ее украли.

— Каким образом?

— Он приехал из Англии. Бумага была в его кожаном чемоданчике, который он берет с собой, когда едет за границу. Он вернулся домой, уставшим после долгого пути. Признаюсь, я проявила любопытство. Мне хотелось узнать, зачем он ездил. Я догадывалась, что это не обычное поручение, с которыми граф посылает его по всему свету. Я залезла в чемоданчик и нашла бумагу. Я поняла, что это такое, и что это касается человека, который сделал мне столько добра.

— И вы взяли ее?

— О, нет… не тогда. Он должен был поехать в замок на следующий день, но перед этим он пошел к кузнецу подковать лошадь. Пока его не было, я инсценировала ограбление. Я взяла бумагу и несколько других вещей, чтобы он не подумал, что кража была совершена из-за нее. Я сломала замок и разбросала все вещи. Потом закопала чемодан у могилы вашей сестры. Я ушла из дому и вернулась уже после его возвращения, чтобы он первым увидел, что произошло. Он был невменяем. Он говорил, что его жизнь кончена. Он кричал на меня и говорил, что я не должна была оставлять дом без присмотра. Я отвечала, что не знала, что документы так важны. После этого он очень долго со мной не разговаривал, но прошло время, и мы по-прежнему живем вместе. Некоторые вещи все еще закопаны рядом с могилой. Я достала бумагу после того, как познакомилась с вами и после того, как вы открыли мне, кто вы такая. Я подумала, что она по праву принадлежит вам.

— Вы такая молодец. Это одна из двух вещей, которые я приехала доказать.

— Ребенка не было, — твердо сказала она. — Но есть доказательство брака.

— Меня привели к этому мои поиски, — ответила я, — и поведут дальше.

— Ну, теперь вы все узнали. Я чувствую огромное облегчение. Я была перед ней в долгу. Никто никогда не был ко мне добрее, чем она… и как раз в то время, когда я в этом нуждалась. Мне необходимо было хоть чем-то ей отплатить.

— Я так вам благодарна. Слышите? Это плачет ваш мальчик?

Она кивнула и улыбнулась.

— Он проснулся.

— Покажите мне его, — попросила я. — Я люблю детей, а он такой очаровательный малыш.

Ей понравились мои слова, и она вышла из комнаты. Вскоре она вернулась с ребенком. У него был заспанный вид. Одной рукой он тер глаза, а в другой держал игрушку.

Я сказала:

— Привет, Руди.

— Привет, — отозвался он.

— Я пришла к твоей маме… и к тебе тоже.

Он уставился на меня.

— Что это у тебя? — спросила я, — дотрагиваясь до игрушки, висевшей на его руке.

— Мой тролль, — ответил он.

— Ах вот оно что.

Я заметила, что одно ухо у тролля было мокрое. Я слегка дотронулась до него, а Катя засмеялась.

— Он еще такой ребенок, ведь так, Руди? Этот тролль у него очень давно. Он не может без него заснуть.

— Мой тролль, — повторил Руди с обожанием.

— Он до сих пор сосет его правое ухо. Он это делал, когда был совсем младенцем, и никак не отучится.

Я почувствовала, что комната поплыла у меня перед глазами. В моем мозгу заплясали слова. Что писала Франсин? — У него есть тролль, — с которым он спит. Упоминала ли она, что он сосет ему ухо?

Я наклонилась к ребенку и проговорила:

— Сына моей сестры звали Рудольф… как и этого малыша. Она писала мне о нем с такой любовью. У него тоже был тролль, с которым он спал и сосал ему ухо.

Катя сделала шаг назад.

— Они есть здесь почти у всех детей, — резко сказала она. — И все дети что-нибудь сосут… игрушку… одеяло. Это естественно. На то они и дети.

Она крепко держала ребенка и смотрела на меня с подозрением. Я подумала: это и есть ребенок Франсин. Тот же возраст. То же имя и… тролль.

Но я ничего не смогла сделать… пока. И стала прощаться. Атмосфера мгновенно разрядилась.

Я должна все узнать. Нужно поговорить с Конрадом. Мы должны что-то предпринять вместе, и если все действительно так… неужели сбудется наше счастье?

Я мягко дотронулась до Катиной руки и благодарно ей улыбнулась.

— Вы не представляете, как помогли мне, — сказала я.

Свернув бумагу, я положила ее за корсаж платья. Она там будет, пока я не покажу ее Конраду.

Я попрощалась и, поблагодарив еще раз, поехала к лесу. Катя стояла в дверях с сонным ребенком на руках, пока я не скрылась из виду.

Остаток вечера я провела в нетерпеливом ожидании. Я заново изучала листок из церковной книги и вспоминала, как все произошло с того дня, когда увидела его в церкви. Постепенно все складывалось в одну ясную картину. Человек, преследовавший меня и подглядывающий за мной на церковном кладбище, был Катин брат, и он приехал уничтожить все доказательства существования этого брака. Что касается церковного сторожа, он наверняка был подкуплен. Катин брат хорошо заплатил ему только за то, чтобы он не узнал меня в следующий раз. Теперь, вспоминая его, я понимала, почему он с такой уверенностью утверждал, что никогда не видел меня. Мне следовало не останавливаться и постараться уличить его во лжи, но я была в таком шоке, что меня слишком легко было обмануть.

Но теперь доказательство было в моих руках.

Мне не терпелось увидеть Конрада. Я даже подумала поскакать в Великий замок, но тут же отбросила эту мысль, ведь это было невозможно сделать, не вызвав подозрений. Нет, надо потерпеть и подождать подходящей возможности.

Прошел еще один день. Наверное, он был занят со своими иностранными гостями, приехавшими на церемонию благодарения. Но к вечеру я получила от него записку. Он хотел видеть меня вечером в таверне.

Я выскользнула из дома, мало заботясь о том, будут ли меня искать. Я почти не видела Фрею. Наверное, она была с Татьяной и Гюнтером, потому что когда я выезжала, я видела Татьяну около конюшни. Скорее всего, они только что вернулись.

Конрад ждал меня, одетый в черное, как всегда во время наших тайных встреч. Он схватил меня и обнял с еще большей страстью, чем раньше.

— Мне необходимо было тебя увидеть, — прошептал он. — Пойдем в комнату.

— Мне нужно тебе кое-что показать, — сказала я. Мы поднялись по лестнице, и когда остались вдвоем, он стал целовать меня.

— Я сделала великое открытие, — объявила я. — Оно может все для нас изменить. — Я вынула бумагу. Он уставился на нее, потом на меня.

— Видишь! — торжествующе воскликнула я. — Тот самый листок из церковной книги. Я все-таки видела его. А потом, перед тем, как приехал ты, его выкрали.

Он был ошеломлен.

— Но церковный сторож…

— Он лгал. Его подкупил человек, который выкрал листок. Теперь это все выяснилось.

— Какой человек?

— Я могу ответить даже на этот вопрос. Катин брат.

— Катин?..

— Катя Шварц. Она живет в лесу рядом с охотничьим замком. Она знала мою сестру. Я в первый раз увидела ее у могилы, за которой она ухаживает. Я доверилась ей и

рассказала, кто я на самом деле, и она дала мне вот это.

— Невероятно.

— Напротив, очень даже вероятно. Ее брат Герцог Шварц шпионил для того, в чьих интересах было избавиться от записи.

Он странно посмотрел на меня.

— Для кого?

— Я не знаю.

— Пиппа, ты что, думаешь, что я приказал это сделать?

— Ты?

— Ну, если искать мотивы, кто бы выиграл в первую очередь?

— Конрад… ты не…

— Конечно, нет.

— Кто же тогда?

— Вот это мы и должны выяснить.

— Может быть только одна причина, почему это сделали, — сказала я.

Он кивнул.

— Если бы был ребенок…

— Значит, ребенок есть. Иначе Франсин не писала бы мне о нем. Иначе не было бы необходимости выкрадывать запись из книги.

Конрад молчал. Я видела, насколько он ошеломлен. Я продолжала:

— Если мы найдем ребенка…

— Он станет наследником герцогства, — очень тихо пробормотал он.

— А ты, Конрад, получишь свободу жить своей жизнью.

— Если ребенок существует…

— Он существует. Должен существовать. Кому-то хочется избавиться от доказательств брака. Поэтому ребенок здесь, где-то рядом. Сын Франсин и полноправный наследник герцогства.

— Мы найдем его.

— А потом?

Он взял мое лицо в ладони и поцеловал меня.

— Мы с тобой получим нашу свободу.

— А Фрея?

— Ей по всей видимости придется подождать, пока мальчик подрастет. Сколько ему сейчас лет?

— Около четырех.

— Тогда Фрее придется ждать долго.

— А ты будешь свободен, Конрад. Но Фрея будет очень несчастна.

— Для нее это не будет иметь никакого значения. Просто власть перейдет от одного человека другому. Если мы найдем мальчика, я буду свободен и смогу делать, что хочу.

— Мне кажется, я нашла мальчика.

— Что?

— Его приемная мать не хочет расставаться с ним и наверняка будет продолжать лгать по поводу его рождения.

— Кто она?

— Катя Шварц. Бедная женщина. Она отдала мне бумагу из-за чувства долга перед Франсин. Ей будет очень тяжело, если она в результате этого потеряет ребенка.

— Ты видела ребенка?

— Да. Он того же возраста, светловолосый, голубоглазый, его зовут Рудольф, так же, как моя сестра назвала своего сына. Она писала мне о нем, и мне кажется, все это очень важно. У него была игрушка, тролль, и он сосал ему ухо. Когда я увидела ребенка Кати Шварц, у него тоже был тролль, и он тоже сосал ему ухо, и Катя сказала, что эта привычка у него с годовалого возраста.

— Я узнаю все об этой женщине. Я выясню все подробности о рождении ее ребенка,

— Если бы это оказалось правдой… — прошептала я.

— Я знаю: ты ведьма. Ты тайно приехала сюда и разгадываешь секреты, непосильные для всех остальных. Я восхищаюсь тобой. Кто ты такая, Пиппа?

— Надеюсь, я та, которую ты любишь. Больше мне ничего не надо.

Мы стали говорить о том, как действовать дальше, и что делать, если мы сможем доказать, что ребенок из леса — наследник герцогства.

— Я должен буду править страной до его совершеннолетия, — сказал Конрад. — Моим долгом будет сохранить герцогство для него и научить его править. Нам придется часто бывать в Великом замке, но нашим настоящим домом будет Мраморный зал. О, Пиппа, ты только представь себе.

Я очень хорошо себе представляла.

— Завтра же я начинаю действовать. Это должно быть быстро. Кате Шварц придется доказать, что это ее ребенок. Если ее ответы подтвердят наши предположения, мы обнародуем факт законного брака Рудольфа и то, что у него есть сын. Это будет самая хорошая новость, какую только можно пожелать, Пиппа.

Часа через два после этого я вышла из гостиницы. Перед уходом Конрад сказал мне:

— Я не хотел говорить тебе раньше, чтобы не портить наш вечер, но через два-три дня мне придется уехать. Всего на неделю, не больше. Мне нужно вернуться вместе с нашими гостями из Шольстейна. Нам нужно обсудить разные соглашения. Когда я вернусь, я хочу чтобы ты переехала в Мраморный зал, вне зависимости от ситуации. Хватит тратить время попусту. Если мы найдем наследника, мы немедленно поженимся. Вместо житья вместе в благородном грехе, будем жить открыто, соблюдая все правила благочестия и условности, принятые в этом герцогстве.

Я видела, что он воспринял все гораздо проще, чем я, и мне было немного не по себе. Не пожалеет ли он о потере верховной власти? Может, для него она все же значила больше, чем союз со мной?

Мне казалось, что он будет совершенно счастлив, пока я рядом с ним. Но моя неуверенность росла. Если бы любого человека спросили, в чьих интересах было скрывать факт брака Франсин и Рудольфа и существование ребенка, он без сомнения назвал бы Конрада.

Я стряхнула с себя эти мысли и напомнила себе, что ему, как и мне, не терпелось найти ребенка. Он оставил запись о браке у себя и сказал, что спрячет его в надежное место, потому что мне было небезопасно носить ее с собой.

Когда он говорил это, мне казалось, что это правильно. Но я почему-то никак не могла избавиться от сомнений.

Я увидела его снова только через два дня, за день до отъезда. Он неожиданно появился в замке, когда ни графа, ни графини не было дома. Фрея уехала с Гюнтером кататься верхом. Я думала, что Татьяна уехала с ними.

Когда я увидела Конрада, мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Внизу поднялся большой шум, потому что некому было принять его. Я слышала, как он успокаивает всех в своей обычной добродушной манере, которая завоевала ему такую популярность.

— Не беспокойтесь обо мне. Я сам о себе позабочусь до приезда графа. — Я начала спускаться вниз по лестнице, и он увидел меня. — А, — воскликнул он, — английская гувернантка. Может, она сможет развлечь меня полчасика. Это будет хорошая практика для моего английского.

Я подошла к нему и поклонилась. Он взял мою руку и поцеловал, как принято по их обычаю.

— Пойдемте куда-нибудь, где мы могли бы поболтать, фрейлейн…

— Эйрз, ваше сиятельство, — подсказала я.

— О, да, фрейлейн Эйрз.

Я привела его в маленькую комнатку рядом с залом. Он закрыл дверь и расхохотался.

— Никак не мог вспомнить твоего имени. Я так хорошо знаю мою Пиппу, но фрейлейн Эйрз — какая-то незнакомка.

И я оказалась в его объятиях.

— Здесь опасно, — напомнила я.

— Скоро мы будем свободны от подобных запретов.

— Ты что-нибудь выяснил о ребенке?

Он с сожалением покачал головой.

— Нет сомнений, что ребенок, которого ты видела, сын Кати Шварц. Ее изнасиловали в лесу, поэтому мы не знаем, кто отец ребенка. Спрашивали акушерку, которая принимала у нее роды. Она же ухаживала за Катей после родов. Мальчик был здоров, его назвали Рудольфом. Есть свидетельства еще нескольких человек о том, что он не расставался с матерью с самого рождения.

— Но то что она знала мою сестру… что я нашла тролля…

— Да, она знала твою сестру. Этого никто не отрицал. А тролль — самая любимая игрушка детей в этой стране. Они есть у всех детей, и мне сказали, что дети любят их и часто сосут им уши и лапы. Нет, это без сомнения ребенок Кати Шварц.

— Значит, ребенок где-то в другом месте.

— Если он есть, мы его найдем.

— Каким образом?

— Я начну вести тайное расследование. Если мальчик жив, мы его найдем. Но без него церковная запись не имеет значения.

— Для меня она имеет значение, даже если мы не найдем мальчика. Ведь она подтверждает, что моя сестра говорила правду. Она доказывает, что Франсин была женой Рудольфа, а не его любовницей. И если она писала правду о своем браке, то она писала правду о мальчике.

— Мы найдем его.

Мы резко отскочили друг от друга, потому что дверь неожиданно распахнулась. На пороге стояла Татьяна.

— Мне сказали, что вы здесь, барон, — промолвила она. На ней был костюм для верховой езды, следовательно, она только что вернулась. — Вы должны нас простить. Как нерадиво с нашей стороны не быть дома, когда вы заехали. Что вы о нас подумали?

Конрад сделал шаг ей навстречу, взял ее руку и поцеловал, как совсем недавно мою.

— Моя дорогая графиня, — сказал он. — Умоляю вас, не просите прощения у меня. Это я должен просить прощения за то, что приехал в такое неудобное для вас время.

— Замок всегда в вашем распоряжении, — отвечала она. Татьяна раскраснелась и казалась очень хорошенькой. — Непростительно, что никого не было дома, чтобы развлечь вас.

— Фрейлейн Эйрз выполняла обязанности хозяйки дома. — Он повернулся ко мне и улыбнулся, и я увидела в его глазах озорные огоньки и подумала, заметила ли их Татьяна.

— Очень мило с вашей стороны, фрейлейн, — сказала Татьяна. — Но я думаю, у вас много других дел.

Я поняла — это означает, что я должна уйти. Я поклонилась и пошла к двери.

— Я использовал возможность поговорить по-английски, — сказал Конрад.

— Это очень полезно, — пробормотала Татьяна.

Когда я выходила, я заметила, что Конрад ей улыбается. Я разозлилась — хотя это было нелепо. Я забыла, что была всего-навсего английская гувернантка.

Я поднялась в свою комнату. Эйфория последних нескольких дней исчезла. Поиски ребенка ни к чему не привели, а Татьяна дала мне понять оскорбительность моего положения.

Примерно через час он уехал. Я смотрела из окна. С ним была Татьяна. Они вместе шли к конюшне и, казалось, говорили о чем-то очень смешном.

Я больше не видела его перед его поездкой. Новостей не было, иначе он бы нашел способ сообщить мне.

В день его отъезда я получила от него письмо — обычную нежную записку, где он писал, что ему не терпится вернуться ко мне и что по его возвращении я должна быть с ним. Мраморный зал ждет меня, и не должно быть никаких проволочек. Он продолжал расследования по нашему маленькому делу, как он его называл, и если что-то выяснится, он сразу же даст мне знать.

Прошел день, за ним второй. Фрея была рассеяна. Она то была необычайно жива, то казалась погруженной в какие-то заботы. Я не представляла, как скажу ей о себе и Конраде. Я старалась найти доводы для объяснения своей ситуации, но чем больше я о ней думала, тем необъяснимее она казалась. Не могла же я сказать: «Я влюблена в вашего будущего мужа. Мы любовники и собираемся продолжать в том же духе. Даже после вашей свадьбы».

Я никогда не думала, что окажусь в таком положении. Мне так хотелось довериться кому-нибудь. Я несколько раз была у Дэйзи. Она была мне рада, и я играла с ее маленьким Гансом.

На следующий день после отъезда Конрада, я до некоторой степени доверилась Дэйзи, потому что знала о ее способности складывать все факты вместе и составлять из них полную картину. Она любила слушать сплетни про правящую семью и, хотя сама не вращалась в этих кругах, знала, о чем говорят люди. К ним каким-то образом просачивалась информация, и они иногда знали больше, чем мы, которые жили совсем рядом с происходящими событиями.

Я была рада поговорить с Дэйзи. Но я не рассказала ей про найденный листок с записью из церковной книги. Мне казалось, что это слишком опасно. Однако я упомянула, что видела Катю, которая ухаживала за могилой Франсин.

— С ней случилась такая трагедия, но к счастью все хорошо закончилось, — подтвердила Дэйзи. — Бедная девочка… изнасиловали в лесу… а потом ее выгнал из дома собственный отец. Этих мужиков надо как следует проучить.

— Ты знаешь ее, Дэйзи?

— Пару раз видела у Гизелы. Но я знаю, что говорят люди.

— Как она только не потеряла ребенка после всего, что ей довелось пережить.

— Говорят, что ребенок ее и спас. Она изменилась после его рождения. Получилось, что все даже к лучшему… теперь он у нее есть. Она такая заботливая мать.

Ганс показал мне свои игрушки. Среди них был тролль, похожий на того, которого я видела у Руди. Я спросила его про него.

— Это мой троллик, — объяснил он.

— Он спит с тобой в твоей кроватке?

Ганс покачал головой и рассказал, что тролль нехороший. Он спит один в темном шкафу. А он спит с собачкой, если она хорошо себя ведет.

Дэйзи смотрела на него с восхищением. Ее маленький Ганси! Она прекрасно понимала чувства Кати по отношению к ее Руди.

— Эти малыши, — говорила она. — Я прямо не знаю. Они садятся тебе на шею, это точно. Как наш Ганси. Но без них уже не можешь. Ганс говорит то же самое. Ради

Ганси я сделалась благочестивой женщиной. Скоро уж, наверное, состоится свадьба года. Тогда у вас все поменяется, мисс Пип.

— Да. К этому времени мне нужно принять решение.

— Это уж точно. Надеюсь, вы не собираетесь уезжать отсюда. Мы так привыкли к вам. Мне приятно думать, что вы совсем рядом, в шалаше. Ганс говорит, они там о вас

такого высокого мнения. По крайней мере, мисс Фрея. Мне кажется, она останется у графа и графини до самой свадьбы. Нехорошо, если она до этого будет жить под одной крышей со своим будущим мужем… даже под такой крышей. Интересно, когда они поженятся? Ходят всякие разговоры. Говорят, что Зигмунд положил глаз на кое-кого другого.

Я почувствовала, что краснею и наклонилась поднять игрушку Ганси.

— Да? — едва проговорила я.

— Ну, Фрея ведь еще совсем ребенок. Что ж тут можно ожидать?

— Ты говоришь, ходят всякие разговоры?

— Ну да. Довольно много. Он часто с ней видится и ничто человеческое им не чуждо…

— Расскажи мне, Дэйзи.

— Это графиня Татьяна. Он часто с ней встречается. Их видели вместе. Они оказались слишком близкими друзьями. Не думаю, что они встречались, чтобы обсудить его женитьбу на графине Фрее. Вы понимаете, о чем я говорю.

— Да, тихо сказала я. — Понимаю.

— Но это, конечно, ничего не меняет. Свадьба все равно состоится. Должна. Политика и все такое. Нам не нужны неприятности. Зигмунд понимает это не хуже других. Вам что, очень нравится этот игрушечный зайчик?

— Он очень милый, — пробормотала я.

— По-моему просто урод. Но о вкусах не спорят, так ведь говорят? Ганси он тоже нравится.

Я вскоре распрощалась и ушла с чувством смятения и тревоги.

Фреи не было в замке, когда я вернулась. Последние несколько дней я была так занята своими собственными делами, что почти забыла про нее. Фрейлейн Крац ее тоже видела очень мало. Я сказала ей, что мы не должна забывать, что Фрея вырастает из возраста школьницы, и мы скоро будем видеть ее на занятиях все реже и реже.

— Все изменилось после возвращения барона и нашего переезда в этот замок.

— Так и должно было быть, — настаивала я.

Меня мучила совесть. Нужно было поговорить с Фреей. Интересно, знала ли она о сплетнях про Татьяну?

Я увидела ее рано утром и она рассеянно поздоровалась со мной.

Я спросила:

— Фрея, вас что-то тревожит?

— Тревожит? — резко спросила она. — Что меня может тревожить?

— Я просто подумала. Вы немножко…

— Немножко что? — Она опять была резка.

— Озабочены? — предположила я.

— Мне есть чем быть озабоченной.

— Мы совсем перестали говорить по-английски.

— Мой английский теперь не вызывает беспокойств.

— Конечно, он гораздо лучше, чем был, когда я приехала.

— Значит, цель предприятия достигнута, — дерзко отвечала она. Потом неожиданно обняла меня. — Дорогая Анна, не волнуйтесь обо мне. Что вы думаете о Татьяне?

Вопрос был настолько неожиданный, тем более, что эта леди в последнее время слишком занимала мои мысли, что я вздрогнула, и Фрея заметила это.

Она рассмеялась.

— Ой, я знаю, что вы сейчас скажете. То, что вы думаете о Татьяне, не имеет никакого значения. Это не ваша забота… не ваша обязанность иметь мнение о Татьяне. Но вам ничто не мешает иметь свое мнение, и клянусь, оно у вас есть.

— Я очень мало знаю эту леди.

— Вы видели ее. Вы могли сделать свои заключения. Мне кажется, она нравится Зигмунду. Может быть, даже слишком.

— Что вы хотите сказать? — спросила я, стараясь унять дрожь в голосе.

— Именно то, что сказала. И еще я вот что скажу. Он с гораздо большим удовольствием женился бы на ней, чем на мне.

— Какой вздор!

— Совсем не вздор. Посмотрите на нее — взрослая, совершеннолетняя… Я правильно сказала? Красивая, ведь она красивая? Вы считаете ее такой?

— Наверное, она считается красивой.

— Ну вот. Очень естественно, что он предпочитает именно ее.

— Тогда он делает большую ошибку, — выпалила я с обидой собственника. Мне тут же стало стыдно, и я почувствовала себя лицемеркой. — И… — промямлила я, — я думаю, что он слишком… слишком…

— Слишком — что?

— Слишком… благороден для таких вещей.

— Анна Эйрз, вы иногда кажетесь мне просто младенцем. Что вы знаете о мужчинах?

— Наверное, очень немного.

— Ровным счетом ничего, — объявила она. — Зигмунд — мужчина, а мужчины именно таковы… кроме священников и тех, которые слишком стары для таких вещей.

— Фрея, вы дали волю своему воображению.

— Я наблюдательная. И я знаю, что он хочет жениться не на мне.

— И вы решили, что на Татьяне.

— У меня есть причины так думать, — мрачно сказала она.

Меня не покидало чувство, что она не слишком расстроена своим открытием, но в то же время с ней творилось что-то странное.

ЧАСТЬ 9

Скала Клинген

Когда я вспоминаю события той ночи, мои мысли путаются, но когда это произошло, мне казалось, что я второй раз переживаю то, что уже со мной было.

Я проснулась среди ночи от ощущения тревоги. Происходило что-то странное. Я поняла это, когда оправилась от кошмара, который мне снился. Голоса, топот бегущих ног… странные звуки… и ужасное ощущение того, что все это уже случилось со мной раньше. Так оно и было. Без сомнения. Едкий запах гари, дым.

Я вскочила с постели и выбежала в коридор.

Я была права. В замке был пожар.

Я не могла в это поверить. Фрея… умерла! И такой ужасной смертью. Пожар начался в ее комнате, и спасти ее было невозможно, даже когда потушили пламя.

Ночь казалась нескончаемой. Уехала пожарная команда, мы все сидели в зале и говорили шепотом…

Что же произошло? Никто толком не знал кроме того, что пожар начался в комнате графини Фреи и она мгновенно наполнилась дымом.

Несколько раз предпринимались попытки спасти, ее, но было поздно. Никто не мог проникнуть в охваченную огнем комнату.

Я сидела вместе с остальными, дрожала, ждала утра, думая о своей ученице, которую так полюбила.

На рассвете стало известно, что три или четыре комнаты, вместе с той, где спала Фрея, сгорели дотла. Остальные не пострадали: спасли толстые каменные стены замка.

Фрейлейн Крац сидела рядом со мной и не переставая причитала:

— Невозможно поверить… такая молодая…

Я была не в состоянии говорить. Я никогда не забуду ее, никогда не прошу себе, что обманывала ее. Милая невинная Фрея, которая никому не причинила зла… погибла таким образом!

Я была бесконечно несчастна, но в глубине моего мозга была мысль о том, что нечто подобное уже было в моей жизни. Я отчетливо помнила пожар в Грейстоуне и обвинения, брошенные мне в лицо.

Я дрожала, и мне казалось, что меня ждет что-то ужасное.

Весь следующий день был сплошным кошмаром. Какие-то люди приходили и уходили, и все говорили шепотом. Я сидела у себя в комнате и никак не могла смириться с мыслью о том, что Фрея мертва. Я все больше осознавала, насколько она была мне дорога.

Вечером того же дня в мою комнату пришла Татьяна. Она открыла дверь и вошла без стука. Ее лицо осунулось, наверное, так же, как и мое. Она ничего не говорила, только стояла и смотрела на меня.

Потом все-таки заговорила:

— Итак… это ваша работа.

Я вопросительно посмотрела на нее.

— Я все знаю, — сказала она. — Вы слишком высокого о себе мнения. Вы решили, что всех перехитрили. Я знала, что вы не та, за кого себя выдаете. Я знаю, что вы — Филиппа Юэлл, сестра Франсин Юэлл, любовницы барона Рудольфа. Я начала подозревать вас, как только увидела. Ведь мы встречались. Когда вы вломились в усадьбу, помните?

— Мы пришли посмотреть, а не вломились.

— У нас нет времени обсуждать стилистические тонкости. Вы авантюристка… как и ваша сестра. Я видела ваши документы.

— Так это были вы…

— Я должна была ради графини выяснить, кто вы такая. — Ее голос задрожал. — Дорогая невинная девочка… убита.

— Убита? — воскликнула я.

— Не думайте, что я глупее вас, фрейлейн Юэлл. Я знаю, кто вы такая. Я знаю о вас очень много. Вы пытались сделать то же самое с вашим дедушкой. У нас есть друзья по всему свету, защищающие наши интересы. Ваша сестра хотела поселиться здесь, поэтому вы выяснили ее связи. Вы решили, что раз ваш фокус сработал с дедушкой, то можно попробовать еще раз.

— Я не…

— Вы хотите сказать, что вы ничего не понимаете. Но вы понимаете — прекрасно. Бедный старик умер, не так ли? Почему бы не умереть молоденькой девочке? Они вам оба мешали. Теперь у вас еще более серьезные мотивы для убийства, чем в прошлый раз. Но во второй раз вам не уйти безнаказанно, даже если вы такая хитрая, как вам кажется.

— Вы говорите чепуху… глупую чушь.

— Не думаю, и другие тоже не подумают. Все сходится. Вы искали богатства и положения, как и ваша сестра. Она окончила свою жизнь в охотничьем замке. Где окончите свою вы, фрейлейн Юэлл?

— Я не потерплю, чтобы со мной говорили в таком тоне, — сказала я. — Вы мне не указ. Мои услуги больше никому здесь не требуются. Я немедленно ухожу из этого дома.

— За преступление полагается расплата, — проговорила она.

— Каково ваше обвинение?

— Вы намеренно убили графиню Фрею таким же образом, как пытались убить своего дедушку. Но тогда вам удалось уйти от наказания. Ведь вы не собираетесь отрицать, что бедный джентльмен умер в горящей комнате?

— Я не отрицаю этого, но я не имею к этому никакого отношения.

— Позвольте возразить вам. Это имело к вам очень большое отношение. Ваш дедушка встал на вашем пути. Он хотел выгнать вас из дома… и ему тут же пришел конец. Но вам удалось выйти из всего этого чистенькой и богатенькой.

— Это возмутительно. Я получила в наследство деньги не от дедушки, а от бабушки. Они совершенно не зависели от его смерти.

Мои друзья подробно рассказали мне все, что произошло. Он угрожал лишить вас крова и в ту же ночь умер при непонятных обстоятельствах. О, я знаю, что вам не было предъявлено обвинения, но вас все подозревали. Он был в горящей комнате, но она горела недостаточно долго, чтобы уничтожить все улики. Вы не хотели повторить ту же ошибку. Вы думали избежать улик при убийстве нашей бедной графини.

— Вы говорите невообразимую чепуху. Я любила графиню. Мы были очень близки.

— Вы думаете, я не знаю, как вам хотелось от нее избавиться? Вы амбициозная женщина, фрейлейн. Вы думали, что если ее не будет, если барон Зигмунд будет свободен от обязательств перед ней, вы станете Великой герцогиней Брюксенштейна.

Я ошеломленно уставилась на нее, и она расхохоталась.

— Я знаю о ваших встречах, — продолжала она. — Я знаю о вашем нежном романчике…

Мне стало страшно. Я видела, что у нее и правда все сходится. Я вспомнила о тех ужасных днях в Грейстоуне, когда была под подозрением. Я смотрела в злобное лицо Татьяны и чувствовала, как петля на моей шее затягивается:

Это правда, что теперь, когда Фреи не стало, у меня появился шанс выйти замуж за Конрада. Пока она была жива, такой возможности не было. Но как чудовищно было со стороны Татьяны предположить такое. Тем не менее, против меня столько улик, что мне грозила настоящая опасность.

Конрад поверит мне. Я должна увидеть его. Он обязательно вернется, когда узнает о том, что случилось с Фреей.

Я была не в состоянии мыслить четко. Я только пыталась, побороть ужасное оцепенение, чувство приближающейся обреченности, охватившее меня.

— Конечно, до какой-то степени вы всех перехитрили, — продолжала Татьяна. — Но не совсем. Вы слишком доверчивы. Вы приехали сюда вслед за своей сестрой. Вы думали, что у вас все будет также, только успешнее. Вы хотели доказать, что она была замужем за бароном Рудольфом. Наверное, вы думали, что вам это даст определенный вес в здешнем обществе.

— Она была замужем за бароном Рудольфом.

Она ткнула пальцем мне в лицо.

— Какая же вы дура! — крикнула она. — Кто, по вашему, хотел избавиться от Рудольфа, как не Зигмунд и его друзья? Зигмунд слишком хитер для вас. Он мне все рассказал про ваши нежные чувства. Я знаю про ваш роман. Ему было так смешно, но ему нужно было знать точно, что вы собираетесь делать. Он говорил: «Так легко обнадежить фрейлейн и одновременно выяснить ее планы. Она достаточно умна… но у нее есть свои слабости, и я их обнаружил».

— Я вам не верю.

— Вот именно. Это и есть ваша слабость. Вас легко одурачить. Но мы здесь не для того, чтобы обсуждать вашу любовную интрижку с Зигмундом. Она не имеет никакого

значения ни для него, ни для нашего дела. Вы думали, он женится на вас после того, как не станет Фреи. К вашему несчастью Зигмунд не такой, как вы думали… и в любом

случае, мы про вас слишком много знаем. Один и тот же фокус не удается дважды.

— Кошмар какой-то.

— Подумайте, каково было бедной графине Фрее.

Я закрыла лицо руками. Смерть моей маленькой подруги, открытие того, что я сестра Франсин, намеки о Конраде, которым я не очень верила, ужасная опасность, в которой я оказалась, — все это становилось невыносимо.

— Вы арестованы, — сказала Татьяна. — По обвинению в убийстве графини Фреи.

— Я хочу видеть…

— Да? — насмешливо спросила она. — Кого вы хотите видеть? Барона Зигмунда здесь нет. Даже если бы и был, он не захотел бы видеть вас. Может, вы еще кого-нибудь желали бы повидать… если бы вам позволили?

Я подумала о Гансе, но мне не хотелось впутывать его в эту историю. Он работал у графа. Дэйзи? Но она слишком близка к Гансу. Кто еще?

Она презрительно улыбалась.

— Не выдумывайте никого. Не напрягайтесь, вам все равно не разрешат. Соберите вещи. Я вас увезу отсюда для вашей же безопасности. Когда станет известно, что графиня Фрея убита, что ее убили вы и по какой причине, народ не отдаст это в руки правосудия. Они сами будут вас судить. А может, Колениц потребует, чтобы вас выдали им. Тогда я вам не завидую, фрейлейн Юэлл.

— Я не виновата в том, в чем вы меня обвиняете. Я любила ее, уверяю вас. Я бы не обидела ее ни за что на свете, — крикнула я.

— Приготовьте необходимые вещи. Мои родители согласны, что вас лучше увезти отсюда до суда. Поспешите. У нас мало времени.

Она подошла к двери и обернулась ко мне.

— Будьте готовы через десять минут, — приказала она.

Дверь захлопнулась, и я упала в кресло. Все это напоминало какой-то ужасный сон. Наверное, мне это снится. Мало того, что Фрея умерла, но меня еще и обвинили в ее убийстве.

Через полчаса меня под конвоем вывозили из города. Вокруг замка группками стояли люди и шептались. На улице стояла тишина. В воздухе я почувствовала запах дыма. Я обернулась, чтобы посмотреть на замок. Он величественно возвышался на горе, его стены блестели на солнце.

Мы миновали город и уехали по лесу. Проехав мраморный зал, мы пересекли реку и стали подниматься в горы. Вскоре мы приехали к скале Клинген. Я помнила ее, потому что мы ездили сюда с Фреей, и она рассказывала мне историю скалы и маленького замка, стоявшего на вершине горы.

Здесь в старину держали пленников, а приговоренным к смерти предлагали самим броситься со скалы вместо казни.

Я была почти в бессознательном состоянии и плохо понимала, что со мной происходит. Еще вчера я была свободна — могла ездить верхом по лесу, встречаться со своим возлюбленным. А теперь я стала узницей, ложно обвиненной в убийстве той, которую я любила.

Я потеряла мою Фрею, и как! Конечно, при всех обстоятельствах это было огромной трагедией. Я не могла осознать значение происшедшего. Потеря дорогого для меня человека, страшные подозрения, указывающие на меня и полная беззащитность перед угрожающей мне опасностью…

Мы взобрались по крутой дороге, проложенной по склону горы и наконец подъехали к воротам, которые нам открыл жуткого вида человек. Он пристально оглядел меня из-под густых бровей.

— Так это узница? — спросил он. И обратился ко мне:

— Живо слезайте. Мы не будем тут стоять всю ночь.

Я слезла с лошади. Он осмотрел ее, как мне показалось, с интересом. Появилась женщина.

— Вот она, Марта, — сказал он.

Женщина грубо схватила меня за руку и заглянула мне в лицо. Меня потрясла ее грубость и жестокое выражение лица.

— Цигнер! — позвала она. Прибежал мальчишка с испуганным лицом, одетый в лохмотья.

— Отведи ее наверх, — приказала женщина. — Покажи ей ее место.

Я пошла за мальчиком через зал. Он указал на винтовую лестницу, в конце зала. Каменные ступеньки были крутыми, а поручни сделаны из канатов.

— Туда, — показал он.

— Спасибо, — ответила я. Он удивился. Мы очень долго поднимались, пока не дошли до вершины башни. Он распахнул дверь, и я увидела маленькую каморку, в которой стояла кровать с соломенным тюфяком, кувшин и таз на шатком столике и табуретка.

— И это… все? — спросила я.

Он кивнул. Потом вынул ключ из двери с внутренней стороны.

— Я должен запереть вас, — проговорил он со слабой улыбкой. — Извините.

— Это не твоя вина. Ты здесь работаешь? — Он опять кивнул.

— Как тебя зовут?

— Меня называют Циг, потому что я цыган. Я потерялся и забрел сюда. Больше, года назад. И с тех пор я здесь.

— Здесь не очень-то весело.

— Зато есть еда.

— Они будут меня здесь держать? — спросила я.

— Они постараются заставить вас…

— Сделать что?

Он кивнул в сторону окна.

— Я не должен быть здесь, — сказал он, — а то меня оставят без ужина.

Он вышел и запер дверь. Я слышала, как тяжелый ключ поворачивается в замке.

Что он имел в виду, говоря, что они постараются заставить меня? Я подошла к окну и выглянула из него. Мне хорошо была видна скала и пропасть под ней.

Я села на кровать. Я все еще была в оцепенении и не могла мыслить разумно. Все это по-прежнему напоминало страшный сон. Меня обвинили в убийстве и приговорили к заключению, не дав возможности оправдаться. Я была совершенно потеряна и страшно одинока.

Вдруг откуда-то из глубины сознания пришла мысль: Конрад придет ко мне на помощь. Он узнает, что произошло, и спасет меня.

Мальчик принес мне тушеное мясо. Я не могла проглотить ни куска. Он смотрел на меня с жалостью, но я покачала головой и отвернулась от еды.

— Поешьте, — сказал он.

— Не хочу, — проговорила я. — Здесь много других пленников, кроме меня?

Он покачал головой.

— Что вы сделали, фрейлейн?

— Ничего, что могло заслужить такое обращение.

Он в упор посмотрел на меня и прошептал:

— Вы обидели какую-то высокую особу, фрейлейн? Сюда привозят только таких людей.

Он оставил тарелку, и меня чуть не стошнило при виде застывшего жира. Я отвернулась и стала смотреть в окно. Горы… сосны везде… высокая крутая скала и внизу, далеко внизу… овраг.

Это сумасшествие, подумала я. Дурной сон. Вот что случается с теми, кто сходит с предначертанной им тропы. Наверное, поэтому люди придумывают условности и придерживаются их. Кто бы мог подумать, что я, Филиппа Юэлл, такая неприметная и не особо привлекательная, стану любовницей такой важной особы в далекой стране? А потом меня обвинят в убийстве и привезут в горный замок, где я буду ожидать приговора… казни за убийство?

То, что случилось в Грейстоуне, когда меня подозревали в убийстве дедушки, было ничто по сравнению с этим.

Я нарушила законы общества. Я могла бы выйти замуж за кузена Артура и никогда не оказалась бы в том положении, в каком была сейчас. Но тогда я не знала бы счастья, которое испытывала с Конрадом. Я выбрала опасный путь, и теперь пришло время расплаты. Я опять вспомнила испанскую пословицу: «Возьми, что хочешь, — сказал Бог, — возьми и заплати».

Мы с Франсин обе взяли, что хотели. Франсин расплатилась своей жизнью. Теперь пришел мой черед.

Стемнело. Мальчик вернулся со свечой в железном подсвечнике. Когда он зажег ее, по комнате запрыгали зловещие тени, и она стала еще больше походить на тюремную камеру. Он бросил на кровать одеяло.

— Ночи здесь холодные, — сказал он. — Мы высоко в горах, а толстые стены замка не пропускают солнечного тепла. Не говорите, что я принес вам одеяло. Скажите, оно здесь было… если спросят.

— Циг, — спросила я, — кто здесь живет?

— Старики, — сказал он. — И Большой хозяин, она и я.

— Старики — это те, которых я видела?

— Они смотрят за замком. Еще есть Большой хозяин, он великан. Он придет, если его позовут. Но не к вам, я думаю. Вы ведь женщина. Еще есть его жена.

— Значит, всего четверо?

— И я — Циг. Я делаю всю работу, и меня за это кормят.

— Сюда кого-нибудь привозили раньше?

— Привозили.

— И что с ними стало? — Его глаза показали на окно.

— Их сбросили со скалы?

— Для этого их сюда и привозят.

— Они то же самое сделают и со мной?

— Вас бы сюда не привезли… иначе.

— Кто привез? На кого они работают?

— На очень высоких особ.

— Понятно. Значит, опять политика.

— Их сюда привозят, чтобы у них был выбор. Спрыгнуть самим или предстать перед казнью. И еще их сюда привозят, когда не хотят огласки, когда хотят все держать

в секрете. Чтобы все было тихо.

— Есть какой-нибудь шанс убежать отсюда?

Он покачал головой.

— Тогда придет Большой хозяин и сам сбросит вас со скалы. И никто больше о вас не услышит.

— Циг, я не виновна в том, в чем они меня обвиняют

— Иногда это не имеет значения, — мрачно проговорил он, взял тарелку и вышел. Я услышала, как он запер снаружи дверь.

Ночь в замке Клинген показалась мне вечностью. Лежа на соломенном тюфяке, я старалась привести в порядок свои мысли.

Можно ли убежать отсюда? Больше всего мне хотелось все объяснить Конраду. Поверит ли он в мою вину? Я этого не вынесу. Это будет самым худшим. Он знал, как я хотела выйти за него замуж, как не хотела соглашаться на то, что предлагал он, и на пути стояла милая невинная Фрея.

Неужели он поверит, что я убила ее?

Я представляла себе красноречие Татьяны, когда она будет ему об этом рассказывать. Все сойдется. Я слышала ее голос: «Она делала это и раньше. Она убила своего дедушку. Ей это сошло, и она думала, что сойдет и в этот раз. Слава Богу, я разгадала ее подлую натуру. Я отправила ее в Клинген, потому что все будет гораздо проще, если она прыгнет сама. Она и прыгнула, потому что поняла, что у нее нет выбора».

Но я не прыгну. Я найду способ убежать, что-нибудь придумаю. Всегда есть выход, как бы безысходно все ни казалось. Я должна найти Конрада.

А что если… Я пыталась отогнать от себя сомнения. Я не могла их выносить. Но они не покидали меня. Ведь ходили же слухи про него и Татьяну. Вдруг это правда? Татьяна говорила, что он просто развлекался со мной. Я вспомнила, каким беспечным он был, как уговаривал меня переехать в Мраморный зал. Хорошо ли я знала Конрада? У него была внешность богов и героев северных стран. Она сочеталась с лоском и шармом современного принца. Он был идеалом любой женщины. Но может, он был таким прекрасным любовником из-за своего богатого опыта?

Я теряла время на подобные размышления, хотя должна была думать о побеге. Если бы я только могла выбраться, найти лошадь и ускакать… Куда? К Дэйзи? Попросить се спрятать меня? К Гизеле? К Кате? Я бы не посмела потревожить ни одну из лих. Я находилась в руках врагов, и меня обвиняли в убийстве.

Против меня были неоспоримые улики. Я была в замке, когда начался пожар. У меня был роман с женихом Фреи, и очень легко было представить, что если бы не она, я могла бы выйти за него замуж и через какое-то время стать Великой герцогиней. Я попала в лабиринт, из которого не было выхода. Ведь я даже приехала сюда не под своим именем. Меня каждый назовет интриганкой и признает виновной.

О, Фрея, моя любимая девочка, как только они могли подумать, что я могла такое сделать с тобой! А Конрад… Где же он? Он наверняка уже должен узнать, что произошло. Он должен первым узнать о смерти Фреи. Он должен приехать… обязательно должен.

Я не могла забыть слов Татьяны. Неужели, ему нужна она? Неужели все, что было со мной, делалось ради смеха?

Мне пришла в голову еще одна мысль. Он знал, зачем я приехала, что я собиралась доказать существование брака Франсин и то, что был ребенок. Если так оно и было, он больше не будет наследником герцогства. Он сказал, что не хочет им быть. Правда ли это?

Итак, всю длинную кошмарную ночь я была занята этими мыслями, и рассвет застал меня у окна. Я смотрела на скалу Клинген.

Шел второй день. Минуты казались часами. Меня тошнило от голода, ведь я ничего не ела с самой ночи пожара. Я была настолько изможденной и усталой, что даже задремала.

Ко мне никто не приходил, кроме Цига. Его присутствие немного успокаивало, потому что он явно сочувствовал мне. Он рассказал, что при падении смерть наступает почти мгновенно, не успеваешь долететь до острых камней на дне ущелья.

Я вспоминала свою жизнь. Запах моря и цветов на острове, заросли бугенвиллии около студии. Я видела Франсин, любезничавшую с покупателями, и маму, лежавшую в постели. Я слышала голос отца: «Это песня Пиппы». «Бог на Небе, все в мире хорошо».

Я вспоминала, ждала, живя уже в призрачном мире теней, торопила время, осознавая, что конец близок.

Пришел Циг с еще одной порцией жаркого. Я с отвращением оттолкнула ее.

— Вам нужно поддерживать свои силы, — сказал он.

Я подумала, что он, должно быть, сам съедал мою еду, когда выходил от меня. Бедный Циг, они кормили его так скудно.

Кто эти люди? Слуги графа? Всегда ли он посылал к ним своих врагов, когда хотел избавиться от них?

В горах было тихо, на много миль не было слышно ни звука. Поэтому я услышала приближающийся стук копыт гораздо раньше, чем увидела самих всадников.

Я стояла у окна. Они ехали к замку. Их было шестеро. Конрад, подумала я. Но нет! Его среди них не было. Я бы его узнала из тысячи. Когда они подъехали ближе, я узнала Татьяну, скакавшую впереди. Ее спутники оказались охранниками.

Я поняла, что мне пришел конец, потому что Татьяна хотела избавиться от меня. Она предъявила мне обвинение и теперь хотела расплаты.

Я смотрела, как они приближаются. Они спешились и вошли в замок. Я напряженно ждала, зная, что вот-вот ко мне придет Татьяна.

Таки случилось. Ключ повернулся в замке, и я увидела ее.

— Надеюсь, вам тут удобно, — сказала она, скривив губы.

— Надеюсь, вы не ждете ответа на свой вопрос, — ответила я.

Я не задумывалась над тем, что говорила. Я хотела храбро принять смерть.

— Мы рассмотрели все факты, — сообщила она, — и признали вас виновной.

— Как же вы могли это сделать без моего присутствия.

— В нем не было необходимости. Факты говорят сами за себя. Вы встречались с бароном в таверне. Он это подтверждает. Вы дали ему понять, что хотите выйти за него замуж, но это было невозможно из-за его обязательств перед Фреей. Более сильного мотива просто не бывает. К тому же это испробовали и раньше со своим дедушкой. Если на вашем пути кто-то стоит, вы пытаетесь от него избавиться. Но убийство карается смертью.

— Все имеют право на справедливый суд. Это закон.

— Чей закон? Может, вашей страны? Вы сейчас не там. А здесь другие законы, вас признали виновной и приговорили к смерти Ваше дело необычно из-за замешанных в нем лиц. Вас опасно показывать народу. Это может создать нездоровую ситуацию, привести к войне между моей страной и страной Фреи. Фрея была слишком важной персоной, и Колениц будет мстить за нее. Они заходят, чтобы убийцу выдали им. Итак, я предлагаю вам выбор.

— Вы предлагаете мне скалу Клинген? — спросила я.

Она кивнула.

— Это упростит дело… и поможет избежать войны. Вы прыгнете, а мы пошлем ваши останки в Колениц. Они удостоверятся, что убийца их графини мертва и правосудие свершилось. Через десять минут мы поднимемся на скалу, и вы сделаете, что нужно.

— Я ничего не буду делать, — сказала я. Она улыбнулась.

— Вас убедят изменить свое решение.

— Я знаю, что вы имеете в виду. Это ваше приказание?

— Мое и остальных.

— Кто же остальные?

— Великий герцог, барон Зигмунд, мои родители. Мы все пришли к заключению, что это самый лучший способ и наиболее безболезненный для вас… хотя, может, убийцы заслуживают более страшной смерти.

— Я вам не верю. Этот приговор вынесли вы одна. — Она вопросительно подняла брови и я продолжила:

— Потому что вы хотите избавиться от меня, так же, как избавились от Фреи…

— На вашем месте я бы приготовилась. Осталось совсем мало времени.

Она вышла.

Я стояла у окна. Смерть, подумала я. Быстрый прыжок и… темнота. А Конрад? Если бы я только могла увидеть его… услышать, что он действительно любит меня… что он во всем этом не замешан…

Но я его больше не увижу. Я никогда не узнаю…

Они были у моей двери. На этот раз пришел Большой, хозяин. С ним была женщина. У них были бледные равнодушные лица, не выражающие никаких чувств, только холод, как будто смерть была самым обычным делом в их жизни. Может, так оно и было. Интересно, сколько человек они уже сбросили со скалы.

Я одела пальто. Мужчина спускался по лестнице впереди меня, а женщина шла сзади. В зале собралось несколько человек. Это были мои похороны. Не так уж много людей присутствует на своих собственных похоронах. Все присутствующие были моими врагами, кроме мальчика Цига, стоявшего с раскрытым ртом и настоящим состраданием в глазах.

Я почувствовала холодный горный воздух. Я чуть не задохнулась после духоты моей камеры. На склоне горы росли маленькие белые эдельвейсы, и блестел горный ручеек. Все казалось таким ярким и чистым. Наверное, потому что я видела это в последний раз.

Глаза Татьяны сверкали. Она ненавидела меня и не могла дождаться момента, когда я сорвусь со скалы… вниз, к забвению, навсегда из ее жизни.

Нам пришлось ехать верхом, а затем оставить лошадей и подниматься пешком на вершину скалы. Там почти не было травы, и земля осыпалась у нас под ногами.

Вдруг на фоне неба прямо на вершине скалы, откуда я должна была броситься вниз, выросла фигура. Она не двигалась.

Я подумала: у меня галлюцинации. Может, это случается со всеми в преддверии смерти? И вдруг я услышала свой собственный крик: «Фрея!».

Фигура не пошевелилась. Она просто стояла на вершине. Она была призрачна. Плод моего воспаленного воображения. Фрея была мертва. Она мне привиделась.

Я обернулась к Татьяне. Та не отрываясь смотрела вперед, ее лицо было бледно, а тело дрожало мелкой дрожью.

И вдруг призрак — если это был призрак — стал к нам приближаться.

Татьяна закричала:

— Нет… нет… Ты мертва.

Она попыталась побежать, но оказалась в руках Большого хозяина. Фрея повторяла:

— Анна… Анна… Она хотела сбросить вас со скалы. Анна, что случилось? Вы тоже думаете, что я привидение?

Она обняла меня и прижала к себе. Меня сотрясали рыдания. Я не могла ни говорить, ни контролировать своих чувств, ни думать ни о чем другом, кроме того, что она здесь… живая или мертвая… и она спасла мне жизнь.

— Анна, — попросила она, — успокойтесь. Я не привидение. Я только хотела ее напугать. Если вы перестанете дрожать, я вам все расскажу.

Фрея крикнула, и из-за выступа скалы появились несколько всадников, которые там прятались. Среди них был Гюнтер.

Он приказал Большому хозяину:

— Отведи мою сестру обратно в замок. Мы последуем за вами.

— Она выглядит ужасно, — заметила Фрея. — Но как же иначе. Я знала, на что она способна. Сбросить Анну со скалы! Но мы с ней разберемся.

Графиня Фрея молчала, пока мы не вернулись в замок. Там она отвела меня в маленькую комнату рядом с залом, усадила на стул, а сама села на табуретке у моих ног. Мы были вдвоем.

Я не хочу, чтобы нам мешали, — сказала она. Я хочу сама вам все рассказать. Гюнтер придет, когда я его позову.

— О, Фрея! — воскликнула я. — Я не могу думать ни о чем другом, кроме того, что вы здесь, живая и здоровая. А мы думали…

— Не надо так волноваться. Куда делась моя милая спокойная английская гувернантка? Итак, я решила, что не выйду замуж против своей воли.

— Вы имеете в виду Зигмунда?

— Мне Зигмунд нужен не больше, чем я ему. Зачем принуждать нас к этому браку? Глупо! Я не хотела этому подчиняться. Так же, как и Гюнтер. Мы с Гюнтером решили, что мы поженимся. Нам никогда бы не разрешили этого сделать, поэтому единственным выходом было просто пожениться, а потом поставить всех перед фактом. Тогда бы никто ничего не смог сделать. Не помог бы ни контракт и ничто другое. Кто знает? Может, я уже была enceinte[11]. Очень похоже. Как я могла выйти замуж за кого-то другого?

— О, Фрея, Фрея, не надо так торопиться.

— Мы решили убежать. Провидение было на нашей стороне в ту ночь. Перед уходом я свернула одежду и укрыла одеялом, чтобы это напоминало лежащую фигуру. Как будто графиня Фрея спит в своей кровати. Я сделала это на всякий случай, чтобы никто не поднял тревогу, пока мы еще не скрылись. Татьяна планировала войти ко мне в комнату, оглушить меня, а потом поджечь комнату. Я поняла это, когда вернулась и узнала, что произошло… потому что она вошла еще до того, как ушла я. Я сидела у окна в халате, накинутом поверх моей дорожной одежды и ждала, как вдруг дверь потихоньку открылась. Меня не было видно за занавесками, а я видела, как она подкрадывается к моей постели. В руках у нее была кочерга. Я сидела в темноте, потому что не хотела привлекать внимания. Сидела у окна и ждала условного знака Гюнтера. «Что вам нужно, Татьяна» — спросила я. Она страшно испугалась и ответила, что ей послышалось, что я звала ее. Я спросила, почему у нее в руках кочерга. Она сказала: «Ой, я не успела положить ее. Я разжигала камин у себя в комнате и услышала, что вы звали…» Конечно, все это было очень странно, но я забыла об этом, потому что мои мысли были заняты другим. Вскоре мы с Гюнтером пустились в путь. Мы пошли к священнику и обвенчались, и знаете, милая Анна, быть замужем за тем, кого любишь, очень приятно.

— О, Фрея, милая Фрея…

— Не надо слез. Я здесь. Вы в безопасности. Больше нет этого ужасного обвинения против вас. Ведь нельзя обвинять кого-то в убийстве, если убийства не было. Но Татьяна пыталась убить меня и убила бы, если бы я не убежала в ту ночь, чтобы выйти замуж. Видите, какая я удачливая. Я так счастлива, Анна. Гюнтер самый замечательный муж на сете, намного лучше, чем был бы Зигмунд. Кому надо быть какой-то там великой герцогиней? Я лучше буду женой Гюнтера. Только подумайте о замечательных малышах, которые у нас родятся и будут похожи на него… и немножко на меня, потому что я не такая уж и уродина, а? Гюнтер считает, что я красивая.

— О, Фрея, перестаньте! — воскликнула я. — Давайте говорить серьезно. Приехал ли Зигмунд?

— Его старались найти и сообщить ему, что случилось. Конечно, когда я появилась вместе с Гюнтером, началась путаница. Они все решили, что вы убийца и что вас увезли для вашей же безопасности. Представьте себе их смятение при моем появлении. Ведь без убитого нет убийства. Граф и графиня были в ужасе. Вы ведь знаете, почему. Они подумали, что раз меня не стало, Татьяна сможет заполучить Зигмунда. И тут явилась я. Убийства не было, но кое-кого сослали для ее же собственной безопасности. Моя милая Анна, которая не тронула бы и волоса на моей голове, которая мучила меня лишь тем, что заставляла учить мерзкие английские слова. Почему англичане не могут говорить по-немецки, понять не могу! Ведь это гораздо проще и разумнее.

— Фрея, Фрея, прошу вас…

— Ладно. Я продолжаю. Это потому что я очень счастлива. У меня есть Гюнтер. И я спасла вас. Ох, Анна, я так боялась. Я боялась опоздать. Но я знала, что это она, ведь я застала ее перед своим побегом. И я знала, что она вернется. Она ударила в темноте этот сверток с одеждой… Она ведь не стала бы приносить с собой свечу. Потом она решила, что я без сознания, и подожгла мою постель. Она свалила все на вас. Я узнала, что вас отвезли в Клинген и что она собирается с вами сделать. Поэтому я решила одеться привидением. Она страшно суеверна, и я знала, что это ее до смерти напугает. Любой бы испугался, увидев призрак того, кого он убил. У меня здорово получилось. И теперь она во всем созналась… или сознается, а мы с вами будем вместе.

Не прошло и часа, как появился Конрад. Он влетел в замок, и я подумала, что сейчас умру от счастья, когда очутилась в его объятиях. Слишком быстрым был переход от полного отчаяния к высотам блаженства. Потом он отстранил меня от себя и стал разглядывать так внимательно, как будто хотел удостовериться, я ли это. Я не понимала, как могла сомневаться в нем.

Фрея смотрела на нас с удовлетворением.

— Все хорошо, — сказала она. — Какой замечательный конец. Теперь я понимаю, почему говорят: «И они зажили счастливо и прожили многие годы». И надо же: все

потому, что я такая умная. Хотя должна признать, что Гюнтер тоже во многом помог, Гюнтер!

Теперь нас было четверо, улыбающихся, льнувших друг к другу.

Все было прекрасно. Впереди были еще трудности, и никто не знал этого так хорошо, как Конрад, но в тот момент мы были просто счастливы оттого, что мы вместе, и что мы преодолели такое страшное испытание.

Конрад рассказал мне, в каком он был ужасе, когда приехал в Великий замок и узнал, что Фрея мертва, а меня обвинили в ее убийстве и отправили в Клинген.

Потом ему сказали, что Фрея вышла за муж за Гюнтера. Он помчался к скале и пока наконец не увидел меня, боялся, что может приехать слишком поздно.

И он бы опоздал, если бы ни Фрея.

— О, Фрея, — воскликнул он, — я так безгранично благодарен тебе.

Фрея сияла, глядя на нас, и чувствовала себя богиней, удовлетворенной своими благодеяниями.

— Не знаю, почему я так к вам хорошо отношусь, хотя вы предпочли мне кого-то другого, — сурово проговорила она.

— Что касается вас, то вы просто бросили меня, — сказал он. — Сбежали.

— Это не сравнимо с вашим поведением. Влюбиться в мою английскую гувернантку! Ну, ладно уж. Я вас прощаю, потому что по странному совпадению я ее очень люблю сама. И теперь мне придется называть ее Филиппой, что уж совсем странно. Не знаю, сумею ли я.

Милая Фрея! Она совсем не хотела думать о будущем. Может, она была и права, потому что мы все переживали такие счастливые минуты.

Позже Конрад сказал мне:

— Мы должны брать пример с Фреи. Нам нужно найти священника, который поженит нас.

— Но ты все еще наследник Великого герцога.

— Я больше не помолвлен с Фреей. Контракт разорван, ведь она нарушила его. Теперь я могу жениться на ком хочу.

— Народу это не понравится.

— Они должны либо принять это, либо прогнать меня.

— Ты слишком рискуешь.

— Я рискую быть несчастным всю жизнь, если сейчас не использую эту возможность.

Мы поехали в Мраморный зал вместе с Фреей и Гюнтером. Там мы нашли священника, который нас обвенчал.

— Дело сделано, — смеясь сказал Конрад. — Обратной дороги нет.

— Надеюсь, ты об этом не пожалеешь.

Гюнтер и Фрея поехали вместе с нами в город. Нам удалось потихоньку пробраться в Великий замок. Там меня представили Великому герцогу, и Конрад объявил ему о нашем браке. Фрея и Гюнтер тоже там были, и мы все вчетвером стояли перед стариком.

Он благословил нас, хотя было ясно, что он очень встревожен всем происшедшим. Мы поступили слишком вызывающе.

Он обратился к Конраду с улыбкой:

— Мне придется пожить подольше, пока они не привыкнут к тому, что случилось. — Потом он серьезно посмотрел на меня:

— Я знаю и об обвинении в убийстве и о вашей давней дружбе с бароном. Вы выбрали жизненный путь, в котором будет очень много трудностей. Пусть ваша любовь к мужу поможет вам преодолеть их.

Я поцеловала ему руку и поблагодарила. Мне он показался приветливым и очень милым. После этого мы говорили с Конрадом.

Он сказал, что его дядя разобрался во всем происшедшем и встал на его сторону. Татьяна мечтала стать Великой герцогиней, и она хотела достичь этой цели путем замужества. На ее пути стояли два человека: Фрея и я. Она, решила разом уничтожить нас обеих. Ее семье стало известно о том, что произошло в Англии, потому что они стояли в центре группировки, которая хотела избавиться от Рудольфа и поставить на его место Зигмунда.

— В этих маленьких государствах и княжествах всегда полно интриг, — объяснил Конрад. — Я считаю, что их всех нужно объединить в одну большую страну — империю. Мы бы стали еще богаче и сильнее. А сейчас мы только и делаем, что воюем друг с другом. Создаем тайные общества и плетем интриги. Нельзя обвинить кого-то одного в убийстве Рудольфа. Наверняка это сделал наемный убийца.

— Может, Катин брат?

— Вполне возможно. Он был недалеко, его вполне могли выбрать для этой роли. Но его нельзя винить, ведь он только солдат и выполнял приказ. Ваша сестра погибла только из-за того, что оказалась там же. Против нее не было никаких интриг… если, конечно, не было ребенка, которого она потом могла бы предъявить. Наверное, так все и произошло. Такое может произойти и с нами, Пиппа. Ты поняла, за кого вышла замуж? Жизнь здесь опасна. Мы так далеко от английской провинции, где самыми главными проблемами является то, как починить церковную крышу и кто будет выбран в приходской совет.

— Я прекрасно знаю, что делаю, — отвечала я. — Также, как знала Франсин. Я ни на что не променяю этого. Потому что это то, что я хочу.

— Еще одно. Народу может не понравиться наш брак. Колениц не может препятствовать, потому что контракт разорвала Фрея. Но здешние…

— Они бы предпочли, чтобы ты женился на Татьяне.

— Уже нет, потому что Татьяна не выйдет из монастыря. Ее там вылечат, потому что все говорят, что ей необходимо лечение. И скорее всего она потом пострижется в монахини. В подобных случаях так и бывает. Она всегда была неуравновешенна. Надеюсь, рассудок вернется к ней, и тогда она ничего не захочет, кроме жизни в монастыре. А мы… мы должны подождать, Пиппа. У нас будет еще одна праздничная церемония… с танцами на улицах. Прости, но ты уже за мной замужем. Теперь тебе придется предстать перед народом. Я думаю, они тебя полюбят… в свое время. Как же иначе? Они подумают, что все это очень романтично… прелестно. Они же такие, ты сама знаешь. Они уже простили Фрею. Когда она ухала по улице, ей бросали цветы и кричали приветствия. Они всегда любили Фрею.

— Конечно. Ведь она очаровательна, молода, свежа и естественна.

— Они любят и Гюнтера. Дело в том, что их привлекает романтика, и им понравилось, что она убежала с любимым человеком. Может, им понравится и наша история.

— Конрад, — серьезно сказала я, — Ты ведь не хочешь все это потерять. Для тебя твоя страна значит очень много.

Его взгляд был далеким и мечтательным. Он здесь вырос. Это его страна. Мне нужно научиться понимать это.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

«Бог на небе»

Через два месяца состоялась официальная церемония нашего венчания. В это время я знала почти наверняка, что жду ребенка. Это придавало мне уверенности. Жизнь моя теперь здесь, и в чреве своем я ношу наследника герцогского престола.

Конрад выглядел великолепно. На мне же было белое платье, расшитое жемчугом. Никогда в жизни я не одевала ничего подобного. Фрея утверждала, что мне оно очень идет, и что я в нем — настоящая Великая герцогиня. На свадьбе присутствовал сам Великий герцог, что придавало церемонии официальное признание. К моему удивлению все прошло очень хорошо.

После венчания мы проехали по улицам в карете с герцогским гербом, а потом я стояла на балконе Великого замка между Конрадом и Великим герцогом, отвечая на приветствия толпы.

Конрад был в восторге: я была на высоте. Этой же ночью я сказала ему про ребенка.

Мой ребенок должен был появиться на свет через шесть месяцев, поэтому я поселилась в Мраморном зале, в лесной тиши. Я совершала прогулки в маленьком экипаже, специально сделанном для меня. Он был маленький и очень простой, поэтому я могла в нем ездить без охраны.

Я взяла к себе мальчика Цига. Мне хотелось отблагодарить его за доброту ко мне в те страшные часы. Он был мне очень признателен за это, и я знала, что обрела в нем преданного слугу на всю жизнь.

Я часто навещала Дэйзи, которая была очень рада такому повороту событий. Когда я приезжала к ней, она минут пять обращалась со мной с церемонным благоговением, но потом очень быстро я опять становилась для нее мисс Пип.

И вдруг… Это произошло неожиданно, когда у меня уже не было никакой надежды на то, что это когда-нибудь произойдет.

Однажды я пришла к Дэйзи и застала у нее Гизелу. Дэйзи была в своем обычном подобострастном настроении и провела меня, в маленькую комнатку, где близнецы Гизелы — Карл и Гретхен — играли с маленьким Ганси.

— Ну, вот, устраивайтесь поудобнее. — Дэйзи, раскрасневшись, хлопотала вокруг меня. Гизела не отставала от нее.

— Ради Бога, Дэйзи, — попросила я, — перестань. Я ведь такая же, как и была.

Дэйзи подмигнула Гизеле.

— Только посмотрите на нее, эту будущую Великую герцогиню. Как вы себя сегодня чувствуете, миледи? Как малыш?

— Очень сегодня активен, Дэйзи.

— Это хороший знак.

— Хороший, но несколько неудобный. А как Ганси?

— Ганси — очень хороший мальчик… иногда.

— А близнецы?

Они встали и серьезно уставились на меня, не без подозрительности, потому что почувствовали чрезмерное внимание ко мне взрослых.

— Ты меня помнишь? — обратилась я к Карлу. Он кивнул.

— Тогда покажи мне свои новые игрушки.

Гретхен подняла с пола лохматого барашка и протянула мне.

— Какой милый, — похвалила я. — Как его зовут?

— Франц, — сказала Гретхен.

— Какой красивый барашек. — Дети закивали.

— Они очень хорошо играют вместе — Ганси и близнецы. — Сказала Дэйзи. — Поэтому мы с Гизелой так часто ходим друг к другу. Так веселее.

Я согласилась.

— Подождите, скоро и ваш родится, — заметила Дэйзи.

— Тогда будем звонить во все колокола, — добавила Гизела.

— У меня есть колокольчик, — объявила Гретхен.

— А у меня есть лисенок… маленький, — добавил Карл.

— Как его зовут?

— Фукс, — сказала Гретхен. Карл прижался ко мне.

— А я зову его — Детеныш, — доверительно проговорил он. Мне показалось, что все в мире остановилось. Он произнес это слово по-английски. Я тут же вспомнила письмо Франсин, которое знала слово в слово.

— Как ты его называешь? — переспросила я хриплым от волнения голосом.

— Детеныш! — крикнул он. — Детеныш. Детеныш.

— А почему? — спросила я.

— Потому что так меня называла моя мама, — сказал он. — Очень давно… когда у меня была другая мама…

В комнате было тихо. Гизела побледнела. Карл поднял своего лисенка и повторил:

— Детеныш… Хороший Детеныш.

Я услышала свой собственный голос.

— Значит, вот он ребенок. Карл и есть ребенок. — Она не отрицала этого. Она только стояла и смотрела на меня огромными от испуга глазами.

Гизела поняла, что придется рассказать всю правду. Она поклялась, что никогда никому не рассказывала, потому что Франсин взяла с нее слово, что она ничего не расскажет, пока это не будет безопасно.

Франсин была довольно одинока в охотничьем замке, ожидая приездов Рудольфа. Она подружилась с Гизелой и Катей, и через Катю узнала об окружающих ее интригах. Она понимала, что жизни Рудольфа грозит опасность, и ее тревоги усилились, когда она поняла, что ждет ребенка. Живя в затворничестве, ей удалось сохранить беременность в секрете. У нее были верные друзья в лице обеих женщин, священника и акушерки, которые жили недалеко от охотничьего замка. Они с Рудольфом решили скрыть, что она скоро даст жизнь наследнику герцогства, пока не минуют все опасности. Друзья им помогли.

Великий герцог не знал о браке Рудольфа. Рудольф боялся признаться в этом отцу из-за сложной политической ситуации и нужды в помощи Коленица. Если бы стало известно, что он разорвал союз с Фреей, началась бы настоящая беда.

Поэтому все хранилось втайне. Рудольф был очень милым человеком, но он был слаб и всегда шел по пути наименьшего сопротивления. Никто не знал о его браке и рождении ребенка.

Когда родился ребенок, которого окрестили Рудольфом, все стало проще. В то же самое время у Гизелы родилась Гретхен, но все вокруг узнали, что она произвела на свет близнецов.

Франсин была со свом ребенком почти постоянно. Она видела его каждый день, проводя все время с близнецами — Гретхен и мальчиком, которого они называли Карлом для безопасности.

Франсин надеялась, что Рудольф признается во всем своему отцу, но он постоянно откладывал, и наконец, когда ребенку был почти год, наступила та самая ночь, когда Рудольфа и Франсин застрелили в постели.

Гизела была в отчаянии. Она любила своего приемного сына и понимала, что если кто-то узнает, кто он на самом деле, ему грозит настоящая опасность. Кроме того, она поклялась Франсин, что не выдаст его настоящее имя, пока не будет совершенно уверена, что оно будет воспринято должным образом.

Странно, что ребенок выдал себя сам.

Великий герцог серьезно выслушал рассказ. Потом он поставил этот вопрос перед своими министрами.

Решение было принято единогласно. Должен действовать закон о наследовании. Ребенок из коттеджа должен стать наследником герцогства и получить образование и воспитание, подобающее своему положению.

Было также решено не скрывать правды и обнародовать всю историю. Ведь существовало доказательство брака Франсин и Рудольфа — тот самый листок из церковной книги, по которому можно было найти священника, их обвенчавшего.

Для восстановления истины назначили расследование: постановили найти акушерку и всех, кто играл пусть самую незначительную роль во всей этой истории.

Это была бурная, жестокая и романтическая история — но такие истории случаются. Правда проста, и люди должны знать ее.

Эти дни остались в моей памяти, как очень странные. Я помню, как ехала по улицам с Конрадом в герцогской карете, и рядом с нами сидели Великий герцог и маленький Карл — теперь Рудольф.

Мальчик ничему не удивился, как будто все маленькие мальчики на свете, выросшие в коттеджах, ездят в каретах по улицам под рукоплескания толпы.

Но одна вещь его все-таки расстроила — это разлука с Гретхен. Поэтому было решено воспитывать Гретхен в замке вместе с ним.

Гизела была чрезвычайно горда. Но больше всего она испытывала облегчение оттого, что наконец с ее плеч снят тяжкий груз. Она всегда боялась за Карла. Но теперь подумать только! — ее Гретхен живет в замке — станет ученой и будет вместе с Карлом. Для нее он всегда останется Карлом. Разве могла она мечтать о таком?

Да будет благословен тот день, когда Франсин, прекрасная женщина из Англии, стала ее другом.

Странно, как быстро все забывается. Через шесть месяцев все стало казаться таким далеким, а еще через год, когда умер Великий герцог, в Брюксенштейне стал править регент — Конрад, жена которого, хотя была англичанкой и когда-то была гувернанткой графини Фреи, стала баронессой. У меня к тому времени родился сын, которого я назвала Конрадом в честь отца, а Фрея, которая тоже готовилась стать матерью, играла самую главную роль на его крестинах.

Я привыкла к церемониям, которые меня постоянно окружали, и была счастлива, потому что была вместе с моей семьей. Я радовалась, что народ принял меня, но ведь я была не только женой регента, но и тетей наследника. К моему удивлению, в последние месяцы жизни Великого герцога я подружилась с ним. После первоначального шока его стало вполне устраивать положение дел, тем более, что жизнь в стране продолжалась в мире и благополучии.

Фрея была счастлива, Гюнтер был тоже. Граф и графиня, которых я никогда близко не знала и не понимала, тихо приняли все как есть. Похоже, они играли не последнюю роль в убийстве Рудольфа. Я не знала, чем они руководствовались — то ли мечтой выдать Татьяну замуж за Зигмунда, то ли чувствовали, как и многие другие, что правление Рудольфа может окончиться трагедией для Брюксенштейна. Многие разделяли мнение, что смерть Рудольфа предпочтительнее войны, в которую слабый правитель может вовлечь страну. Возможно, что граф и графиня были в их числе. Я точно знала, что Зигмунд не был замешан в смерти Рудольфа. Он всегда предпочитал свободу обязанностям перед государством, которые были ему навязаны.

— Все это в прошлом, — говорил он, — и ничего не изменится, если мы узнаем, как все было.

И он был прав.

Татьяна по-прежнему находилась в монастыре. Я не знала, была ли она действительно сумасшедшей или ей просто было удобнее казаться такой или что-то еще. Она пыталась убить и Фрею и меня, но поскольку она находилась под замком, мы обе были готовы об этом забыть.

Шли месяцы.

Когда моему сыну было два года, мы с Конрадом отправились в Англию. Для нас приготовили усадьбу. Мы проезжали мимо коттеджа, где мать Дэйзи по-прежнему сидела на улице летними вечерами и сушила на веревке белье.

Дэйзи поехала со мной. Я была очень этому рада. Но наша поездка была недолгой, потому что мы скучали по своим детям.

Я смотрела на серые стены Грейстоуна. Но теперь все было иным, потому что на лужайке перед домом играли дети. Их было четверо — два мальчика и две девочки.

Это были дети кузена Артура.

София приняла нас очень тепло. Она была очень счастлива. Странно, что кузен Артур, который совершенно не подходил в мужья Франсин и мне, оказался таким хорошим мужем для нее.

Я еще больше удивилась, когда увидела самого кузена Артура. Он располнел и выглядел очень довольным жизнью. Ему явно пошла на пользу семейная жизнь, а дети его совсем не боялись. Мне даже стало интересно, как же он их воспитывает в религиозном духе.

Когда мы с ним остались вдвоем, он немного засмущался. Мне показалось, что он хочет что-то сказать, но не знает, с чего начать.

Я помогла ему:

— Женитьба изменила вас, кузен Артур.

Он согласился со мной.

— Я, наверное, казался вам с Франсин совершенно невыносимым, — пробормотал он.

— Точно, — подтвердила я. — Но теперь вы стали другим человеком.

— Я был лицемером, Филиппа, — признался он. — Я ненавижу себя, когда оглядываюсь назад. И это еще не все. Я был настоящим преступником…

Я рассмеялась.

— Ну уж нет. В чем же выражались ваши преступления? В том, что вы забывали на ночь сказать молитву?

Он наклонился и взял мою руку.

— Я боялся бедности, — сказал он. — Я не хотел влачить жалкое существование бедного викария, а так бы и было, если бы не ваш дедушка. Я хотел получить Грейстоун, безумно хотел. И он пришел ко мне, хотя я его и не заслуживаю.

— Пустяки. Вы превратили его в счастливое место. Ваши детишки просто очаровательны.

— Что правда, то правда, — отозвался он. — Но я не заслуживаю своей судьбы. Я рад, что могу поговорить с тобой, Филиппа. Я обманул тебя. Я уже был готов… Но позволь объяснить. Я очень хотел завладеть Грейстоуном, поэтому во всем подчинялся дедушке. И вот он решил, что я должен жениться либо на тебе, либо на Франсин. Но ты знаешь, к чему это привело. И я не хотел жениться ни на одной из вас. Для меня никогда никого не существовало, кроме Софии.

— О, кузен Артур! Если бы мы только знали!

— Я не мог никому рассказать. Мы с Софией какое-то время встречались… Потом она забеременела. Мне нужно было что-то предпринять. И вот пришла ночь смерти вашего дедушки. Вы поссорились, и это все слышали. Он был очень раздражен. Я подумал, что теперь, когда он потерял надежду на исполнение своих замыслов, он не захочет потерять всех нас. Я решил, что лучше рассказать ему про нас с Софией, пока он в таком настроении. Я пошел к нему в спальню и признался, что должен жениться на Софии. Я никогда не забуду его лица. Он был в ночном колпаке. Его пальцы дрожали, когда он ухватился за простыню. Он неверящим взглядом уставился на меня, а потом встал с постели. Мне показалось, что он собирается меня ударить. Он подошел ближе и я протянул руки, чтобы загородиться. Я не знаю, толкнул ли я его при этом. Это произошло так быстро. Он упал и ударился головой. Я похолодел от ужаса, увидев, что он был мертв. Я не убивал его. Он просто упал. Но я понял, что теперь не избежать беды. Все станет известно. Мне нужно было думать о Софии… Надо было быстро действовать.

— И вы подожгли комнату… — сказала я. Он кивнул.

— Я не должен был подвергать вас таким страданиям, Филиппа, — быстро проговорил он. — Если бы я этого не сделал, мне пришлось бы рассказать всю правду. Но была София, и ребенок, которого она носила в себе. Вы понимаете? Если бы мы смогли не дать этому огласки… Если бы все выяснилось…

— Даже когда подозрения пали на меня?

— Но против вас не было обвинения. Это была случайная смерь. Она была случайной, Филиппа. Вы были молоды… Вы уехали. Я не чувствовал за собой вины… Только перед вами.

Я мысленно перенеслась в те странные дни и вспомнила, как он был ко мне добр и как жалел меня. Дети что-то кричали на лужайке. Я крепко сжала его руку.

Вдруг я почувствовала себя очень счастливой. Я посмотрела на небо, увидела жаворонка и вспомнила: «Жаворонок в полете, А улитка на траве, Бог у себя на небе. Все в мире хорошо».

1

Greystone — серый камень (англ.) (Прим. переводчика)

2

in flagrante delicto (лат.) — на месте преступления

3

fait accompli (франц.) — совершившийся факт (Прим. переводчика)

4

Fox (англ.) — лиса (Прим. переводчика)

5

Au revoir (франц.), Auf wiederfehen (нем.) — до свидания.

6

Nil desperandum (лат.) — не отчаивайтесь (Прим. переводчика)

7

schloss — замок (нем.)

8

Biergarten (нем.) — пивная (Прим. переводчика)

9

Sclosskapelle (нем.) — часовня при замке (Прим. переводчика)

10

Ein feste Burg ist unser Gott (нем.) —Наше неприступное отечество — наш Бог (Прим. переводчика)

11

enceinte (франц.) — беременная (Прим. переводчика)