3

В тот день я обедала с миссис Линкрофт и Элис. Миссис Линкрофт приготовила еду сама, так как помимо спальни и гостиной в ее распоряжении была и маленькая кухня.

— Когда в доме принимали гостей, а в свое время это бывало часто, — объяснила она, — я посчитала, что иметь у себя небольшую кухню намного удобнее. И слугам меньше хлопот, и мне самой приятнее. Теперь, я думаю, и вы, миссис Верлейн, можете обедать здесь. Элис тоже будет с нами, правда, время от времени сэр Уилльям любезно приглашает ее обедать с семьей. Возможно, и вас он иногда будет звать к своему столу.

Обед прошел тихо и приятно, и был отменно вкусен. Элис сидела все это время молча, и я подумала, что отныне буду мысленно звать ее скромница-Элис.

Миссис Линкрофт рассказала мне о болезни сэра Уилльяма: год назад с ним случился удар, и с тех пор он сильно сдал. Затем мы заговорили о музыке.

— Его жена часто играла ему на фортепьяно, — сообщила мне миссис Линкрофт. — Мне кажется, что, когда мистер Нейпьер вернулся, сэру Уилльяму вспомнились прежние времена, и он решил, что в доме снова должна звучать музыка.

Как сильно, видимо, сэр Уилльям любил свою жену, раз после ее смерти запретил в доме музыку, подумала я тогда.

— Уже и сейчас видны перемены к лучшему, — продолжала миссис Линкрофт. — Но со временем их будет еще больше, поскольку мистер Нейпьер и Эдит поженились, — она с улыбкой сделала паузу, пока подававшая на стол служанка не вернулась на кухню. — Теперь пойдет более нормальная жизнь в доме, — продолжила она. — Большое облегчение, что Нейпьер взял управление поместьем в свои руки. Он деятелен, первоклассный наездник, отныне он ездит всюду верхом, во все вникает со знанием дел. Даже сэр Уилльям вынужден согласиться с этим.

Я молча ждала продолжения рассказа, но, видимо, миссис Линкрофт посчитала, что и так сказала слишком много.

— Не хотите ли еще пирога?

Я с благодарностью отказалась, отметив, что пирог приготовлен превосходно.

— Вы умеете ездить верхом, миссис Верлейн? — спросила миссис Линкрофт некоторое время спустя.

— Мы с сестрой ходили в школу верховой езды, и случалось, катались верхом, когда бывали за городом. Но мы жили большей частью в Лондоне, а там нет таких возможностей для верховой езды, как здесь. Кроме того, у нас было много других занятий.

— Ваша сестра тоже музыкант?

— О, нет… нет… — и тут я запнулась, наступила пауза… Я поняла, как легко могу себя выдать. Интересно, как все они поведут себя, если узнают, что я сестра той женщины, которая каким-то загадочным образом исчезла из Лоувет Стейси несколько месяцев назад.

— Мой отец был профессором, — начала я не совсем уверенно. — Сестра помогала ему в работе.

— У вас в семье, видимо, все были талантливы.

— Мои родители придерживались прогрессивных взглядов на образование, и нас обучали, не делая скидку на то, что мы девочки. Мальчиков в семье не было. Возможно, если бы родители имели еще и сына, то наше обучение пошло бы несколько иначе.

Неожиданно в разговор вступила Элис.

— Я бы хотела, чтобы меня обучали именно так, — сказала она, — как вас и вашу сестру. Наверное, вам бы хотелось быть сейчас рядом с ней, а не здесь.

— Моя сестра умерла, — ответила я коротко. Мне показалось, что Элис хотела спросить меня о чем-то еще, но миссис Линкрофт остановила ее взглядом и заговорила сама.

— Как это печально. Мы очень сочувствуем.

Все замолчали в некоторой растерянности, не зная, что сказать, и тогда я решила спросить, хорошо ли ездят верхом мои ученицы.

— Мистер Нейпьер решительно взялся научить Эдит верховой езде. Они вместе совершают каждое утро прогулку верхом. Я думаю, она уже сделала большие успехи.

— Не сделала, — уверенно заявила Элис. — И даже хуже того — она теперь боится.

— Боится? — переспросила я.

— Эдит по натуре очень робкая, а мистер Нейпьер пытается сделать ее смелой, — пояснила Элис. — Но она все равно всегда предпочтет трястись на старом Сильвере, чем скакать на любой другой прекрасной лошади, которую выбирает ей Нейпьер.

Миссис Линкрофт снова строго посмотрела на дочь. И я тогда подумала, что, может быть, столь поразительно скромное поведение Элис вызвано тем, что ее постоянно подавляют.

Когда обед закончился, я провела за разговором у миссис Линкрофт что-то около часа, а затем она сама предложила мне пойти отдохнуть, так как дорога была утомительна. Я отправилась к себе, но несмотря на усталость, спала урывками. То и дело всплывали воспоминания о том, что я видела и узнала за этот день, но я убеждала себя: как только моя жизнь войдет здесь в рабочую колею, все встанет на свои места.

Завтрак мне подали в мою комнату. Когда я уже допивала кофе, в комнату постучала Эдит.

Она вошла в амазонке глубокого голубого цвета и черной шляпке в форме котелка. Выглядела она очень хорошенькой.

— Вы собираетесь покататься верхом? — спросила я.

Эдит едва заметно содрогнулась. Ей трудно скрывать свои чувства, подумала я.

— Не сейчас, немного позже, — ответила Эдит. — Но у меня может не остаться времени, чтобы переодеться, а я бы хотела поговорить о вами о наших занятиях.

— Хорошо.

— Потом я провожу вас в дом настоятеля, где проходят уроки у других девочек. Вам, вероятно, необходимо будет согласовать время ваших занятий с уроками, которые дает настоятель. И еще мне хотелось бы сказать вам: я так надеюсь, что не разочарую вас.

— Я уверена в этом. У вас, несомненно, есть музыкальные способности.

— Мне очень нравится играть на фортепьяно. Это… помогает мне, когда… бывает грустно.

— Так не начать ли нам прямо сейчас?

Эдит провела меня в классную комнату, к которой примыкала еще одна, поменьше, где стояло пианино.

Я послушала, как Эдит играет, затем мы поговорили с ней о наших будущих занятиях. Я сразу поняла, что кое-что она уже умеет. Несомненно, Эдит будет прекрасной ученицей, трудолюбивой и увлеченной. Музыка станет доставлять ей подлинное наслаждение, однако большим музыкантом она никогда не станет. Но другого я и не ожидала, поэтому могла уже без труда представить, как пойдут наши занятия.

— Понимаете, музыка — это единственное, в чем я действительно чувствую себя хоть немного уверенной, — сказала Эдит с неожиданной откровенностью.

— Думаю, со временем вы станете еще более уверенной в себе.

Мои слова доставили ей очевидную радость, и, оживившись, она предложила проводить меня в дом настоятеля.

— Это всего в пятнадцати минутах ходьбы отсюда. Вы бы хотели пройтись или лучше поехать в коляске?

Я ответила, что мне приятнее было бы пойти туда пешком, и мы тотчас отправились.

— Скорее всего у девочек с утра будут уроки с Джереми Брауном, он всегда с ними занимается в это время, — сказала Эдит, слегка покраснев, что с ней случалось, как я успела заметить, довольно часто. — Мистер Браун — здешний викарий.

— Он был и вашим учителем?

Эдит, улыбнувшись, кивнула. Затем, внезапно помрачнев, добавила:

— Но, конечно, после того… после замужества я уже у него не занимаюсь. Мистер Браун очень хороший преподаватель. — Эдит вздохнула. — Он вам наверняка понравится, и здешний священник тоже.

Мы подошли к очаровательному старому дому из серого камня. Невдалеке виднелась церковь с высоким шпилем.

Миссис Ренделл приветствовала меня как старую знакомую и, предложив отвести меня в кабинет настоятеля, вопросительно взглянула на Эдит. Я заметила, что многим было затруднительно решить, как теперь обращаться с Эдит, видимо, потому, что ее уже нельзя было считать девочкой, но и на замужнюю даму она не походила.

— Не беспокойтесь, миссис Ренделл, — сказала Эдит. — Я пойду в классную и посижу там.

Миссис Ренделл слегка повела плечами, как бы выражая этим, что поведение Эдит, на ее взгляд, несколько странно, и затем повела меня к священнику.

Его кабинет оказался уютным и светлым, с большим окном, выходящим на ухоженный газон, примыкавший к церковному двору. Вдалеке виднелись надгробные камни, и при лунном свете, подумалось мне, этот пейзаж выглядит, наверное, немного жутковато. Но у меня не было времени развивать фантазии на эту тему, так как мне навстречу поднялся священник. Его сдвинутые на лоб очки готовы были вот-вот свалиться; сквозь редкие, зачесанные назад волосы проглядывала розовая лысина. В его облике чувствовалось что-то трогательно отрешенное, и он показался мне намного симпатичнее своей энергичной жены.

— Прошу познакомиться — его преподобие Артур Ренделл, — церемонно объявила миссис Ренделл. — Артур, это миссис Верлейн.

— Весьма, весьма рад… — пробормотал священник, правда, смотрел он в этот момент не на меня, а на стол, и мне стало ясно почему лишь тогда, когда миссис Ренделл прошипела: «На лбу, Артур!»

— Спасибо, дорогая, спасибо! — и, водрузив очки, найденные миссис Ренделл, на переносицу, он взглянул на меня.

— Очень приятно видеть вас, — сказал он. — Я так рад, что сэр Уилльям решил дать девочкам возможность продолжать занятия музыкой.

— И теперь нам надо назначить удобное для всех время.

— Ну, об этом мы легко договоримся, — радостно улыбаясь, ответил священник.

— Будьте любезны, миссис Верлейн, садитесь, — вмешалась в разговор миссис Ренделл. — Право, Артур, как можно заставлять миссис Верлейн так долго стоять. Думаю, его преподобие захочет поговорить с вами о Сильвии. Мне очень важно, чтобы и она смогла продолжать уроки музыки.

— Не беспокойтесь. Я уверена, что смогу уделить ей время.

Затем, обсудив расписание уроков, мы решили, что я буду давать уроки каждой ученице по отдельности в доме священника, где есть хорошее фортепьяно, на котором они и раньше занимались. Эдит, Оллегра и Элис смогут упражняться в Лоувет Стейси, а Сильвия у себя дома.

Когда мы начали обсуждать расписание, миссис Ренделл ушла, и как только за ней закрылась дверь, священник сказал, как бы оправдываясь:

— Не знаю, как бы я обходился без моей славной жены. Она так прекрасно все умеет организовать.

Закончив составлять со мной расписание уроков, священник начал рассказывать о древностях в здешней округе и признался, что страшно обрадовался, когда недавно в Лоувет Стейси обнаружили остатки римского поселения.

— Я часто ходил на раскопки, — сказал он. — И мне всегда там были рады. — И тут его преподобие бросил осторожный взгляд на дверь; мне вспомнились нелестные отзывы его жены об археологах, и я представила себе, как ему приходилось украдкой ускользать от бдительного ока жены, чтобы посмотреть на раскопки.

— Остатки амфитеатра были обнаружены в том месте уже давно, а как вы, вероятно, знаете, амфитеатры обычно строились на окраине города, поэтому было резонно предположить, что поблизости могут быть обнаружены какие-то еще следы пребывания древних римлян.

Его слова вновь вызвали воспоминания о Роуме. Сердце мое судорожно сжалось, когда я спросила:

— Вы знали ту женщину, археолога, которая так загадочно исчезла?

— О, да! Какое ужасное происшествие… Совершенно непонятное! Но знаете, я не удивлюсь, если окажется, что она отправилась в какую-то дальнюю экспедицию… в другую страну. Получила какое-то неожиданное предложение и уехала…

— Но если это была бы экспедиция, тогда о ней было бы что-то известно. И потом такие вещи обычно организовывает Британский музей!

— Я вижу, вы хорошо разбираетесь в этих вещах, миссис Верлейн, — сказал священник. — Намного лучше, чем я.

— Не думаю. Но меня очень занимает это таинственное исчезновение.

— Да, ведь это была такая разумная, уравновешенная женщина, — задумчиво проговорил священник. — И оттого вся эта история кажется еще более странной.

— Вы, должно быть, много с ней беседовали, поскольку вас интересуют римские древности. Как на ваш взгляд, не было ли у нее склонности…

— К самоубийству? — изумленно догадался священник. — Выдвигали и такое предположение. Думали и про несчастный случай. Но она не из тех людей, с кем может такое случиться. Признаться, я в полном недоумении. И все же склоняюсь к тому, что она куда-то уехала. У нее, вероятно, просто не оставалось времени на объяснения…

Видимо, священнику очень не хотелось расставаться с иллюзией, что это загадочное происшествие еще может разрешиться вполне благополучно. Поэтому ничего нового я от него не узнала. Затем священник предложил мне показать церковь, и я с радостью согласилась.

Выйдя из дома и миновав сад, мы пошли по дорожке через маленькое кладбище к церкви. Когда мы вошли внутрь, нас встретила знакомая прохладная тишина. Священник обратил мое внимание на витражи, которые, как он сказал, были подарены церкви семьей Стейси. Затем священник подвел меня к алтарю, чтобы я могла лучше рассмотреть великолепную резьбу.

— Это действительно уникальная работа, — светясь гордостью, сообщил он мне.

В стенной нише я заметила мемориальную доску, над которой возвышалась статуя юноши в длинных одеждах со скорбно сложенными руками. Внизу была видна надпись:

«Покинувшему нас, но незабвенному

Боументу Стейси. Ушедшему из жизни…»

Пока я пыталась разобраться в римских цифрах, обозначавших дату, священник произнес:

— О, да, это так печально, так печально…

— Он умер совсем молодым.

— В девятнадцать лет. Просто трагедия…

Его взгляд затуманился.

— Он был убит… случайно, братом. Красивый был мальчик. Мы все его так любили. Произошло это очень давно. Но теперь после того, как Нейпьер вернулся домой, все снова пойдет хорошо.

Я уже знала, как оптимистично смотрит на вещи священник, но не была уверена, что в данном случае подобный взгляд вполне обоснован. Я пробыла в доме Стейси всего один день, но уже успела почувствовать глубоко затаившуюся там печаль, неизгладимый след прошлой трагедии.

— Какое ужасное испытание для его брата, — заметила я.

— Большой ошибкой было обвинить во всем Нейпьер а и затем поступать с ним так, выгнать из дома… — священник печально покачал головой. Но тут же радостно добавил:

— Но теперь он снова здесь.

— Сколько лет было Нейпьеру, когда это случилось?

— Лет семнадцать. Мне кажется, он был на два года младше брата. Он всегда очень отличался от Боумента. Бо был само совершенство. Все обожали его. И поэтому… Никогда нельзя позволять мальчикам играть с оружием. Это так легко может привести к беде. Бедный Нейпьер. Мне было очень жаль его. Я тогда сказал сэру Уилльяму, что, если он будет обвинять Нейпьера, то это может иметь весьма пагубные последствия. Но сэр Уилльям и слушать ничего не хотел. После того, что случилось, ему был невыносим один вид Нейпьера. И бедного мальчика выслали из дома.

— Какая жуткая трагедия. Казалось бы, потеряв одного сына, отец должен был бы еще больше дорожить другим.

— Сэр Уилльям необычный человек. Он души не чаял в Боументе, а Нейпьер напоминал ему о случившемся несчастье.

— Очень, очень странно, — произнесла я, не в силах оторвать взгляд от статуи скорбящего юноши с молитвенно сложенными руками и взглядом, устремленным к небесам.

— Я был страшно обрадован, когда узнал, что Нейпьер должен вернуться. Теперь после его женитьбы на Эдит Коуэн все войдет в прежнюю спокойную колею. Одно время поговаривали, что сэр Уилльям собирается сделать Эдит своей наследницей. Но это вызвало бы большое неодобрение. Конечно, он очень привязан к Эдит и был ее опекуном… Теперь все счастливо разрешилось. Эдит станет его наследницей… благодаря своему замужеству.

Священник сиял от радости, подобно доброй фее, которая одним взмахом волшебной палочки привела все к счастливому завершению.

В этот момент в дверях церкви появилась служанка и сообщила, что пришел приходской староста и дожидается в гостиной, ему надо поговорить со священником по какому-то неотложному делу. Я сказала отцу Ренделлу, что хотела бы остаться и еще осмотреть церковь.

— Вы, надеюсь, найдете дорогу к дому? Миссис Ренделл будет рада вас чем-нибудь угостить, — сказал, уходя, священник. — Потом вы сможете познакомиться с моим помощником, Джереми Брауном, и поговорить с ним о ваших занятиях.

Оставшись одна, я снова подошла к статуе в нише, размышляя о юноше, который в девятнадцать лет был застрелен своим братом. Хотя признаться, мысли мои были скорее о младшем мальчике, которого изгнали из дома после трагического события. Не понимаю, как могли родители столь сурово поступить со своим сыном… если только он… О, нет, это наверняка произошло по несчастной случайности.

Я вышла из церкви и стала бродить по кладбищу. Вокруг стояла мирная и трогающая за душу тишина. Я проходила мимо надгробных плит, которые простояли здесь полторы сотни, а то и больше лет. Казалось, они так стары, что не в силах держаться прямо и потому покосились, надписи на многих стерлись от времени и были едва различимы.

Погибший юноша должен быть похоронен где-то здесь. Его могилу найти не составит труда, так как наверняка у семьи Стейси одна из самых грандиозных усыпальниц.

И действительно, вскоре я увидела склеп, превосходящий великолепием все другие. Его окружала литая ограда и, разглядев сквозь решетку имя Стейси, я поняла, что это и есть их фамильная усыпальница. Мраморные статуи ангелов с обнаженными мечами стояли по углам ограды, словно бы охраняя склеп от врагов. На воротах висел замок, но сквозь решетку была видна огромная доска с именами захороненных и датами их рождения и смерти. Последним из них стояло имя Боумента Стейси.

Собравшись было уйти, я вспомнила об Изабелле Стейси, матери Боумента и Нейпьера, в ее комнате я вчера играла на рояле. Она ведь тоже умерла, но почему же ее имени не было на доске? Она тоже должна быть похоронена в этом склепе.

Я еще раз прочитала список имен, обошла склеп, затем внимательно осмотрелась вокруг, будто ответ на эту загадку должен быть здесь на кладбище. Но нигде ее имени я не увидела. Меня охватило жгучее желание узнать, где же все-таки похоронена эта женщина и почему ее нет в фамильном склепе.

По дороге к дому священника я вдруг с удивлением осознала, что странность этого нового мира, в котором я неожиданно оказалась, занимает меня ничуть не меньше, чем загадочное исчезновение Роумы.

Миссис Ренделл уже поджидала меня в передней.

— Уж не знала, что и подумать, когда вас так долго не было, — объявила она. — Я ведь наказала его преподобию присмотреть за вами.

— Мне захотелось остаться и осмотреть церковь, — отрывисто проговорила я.

— Одной?! — миссис Ренделл была удивлена, но, уже немного успокоившись, она спросила:

— Как вам наши витражи, понравились? Это одни из самых лучших витражей в стране.

Я быстро согласилась, что витражи великолепны, и тут же добавила, что прошлась по кладбищу и видела фамильный склеп Стейси. Но не нашла там имени Изабеллы Стейси. Разве она не там похоронена?

На лице миссис Ренделл выразилось замешательство, что бывало с ней, я уверена, крайне редко.

— Даю слово, миссис Верлейн, вы — форменный сыщик, — сказала она несколько грубовато.

В этот момент она наверняка заподозрила, что причина моего появления здесь была связана не только с преподаванием музыки.

— Вполне естественно, что меня интересует все, связанное с семьей, в которой я собираюсь жить, — пояснила я холодно.

— Это говорит в вашу пользу, — откликнулась миссис Ренделл. — Дело в том, что леди Стейси действительно не захоронена в склепе. Вам, вероятно, известно, что самоубийц хоронят в неосвященной земле, за церковной оградой.

— Самоубийц! — воскликнула я. Миссис Ренделл мрачно кивнула. На губах у нее появилась неодобрительная гримаска.

— Сразу же после смерти Боумента она покончила с собой. Очень прискорбно. Она ушла с пистолетом в лес… и умерла точно так же, как ее сын, только в ее случае выстрел сделала она сама.

— Страшная трагедия.

— Не смогла вынести утрату Боумента. Она души в нем не чаяла. Думаю, у нее от несчастья помутилось в голове.

— Значит, здесь произошла двойная трагедия.

— И это перевернуло всю жизнь дома. Боумента и леди Стейси не стало, Нейпьера выгнали. На него возложили вину за все происшедшее.

— Но ведь это был несчастный случай.

Миссис Ренделл сурово покачала головой.

— Нейпьер всегда выкидывал что-нибудь нехорошее. Негодный был мальчишка… совсем другой, чем его брат. И йотом создалось такое впечатление, что и в самой семье не очень верили, что это был несчастный случай. Но в конце концов голос крови оказался сильнее. Сэр Уилльям не захотел, чтобы все перешло в чужие руки. Хотя одно время казалось, что Нейпьера могут лишить наследства. Но так или иначе, теперь он вернулся и женился на Эдит, как того хотел сэр Уилльям. Видимо, Нейпьер, наконец, решил угодить отцу… конечно, только ради наследства.

— Надеюсь, он будет счастлив, — сказала я. — Он, должно быть, немало выстрадал. Как бы там ни было, но это произошло с ним в семнадцать лет, и быть изгнанным из дома — ужасное наказание.

Миссис Ренделл фыркнула.

— Конечно, если бы Бо остался жив, Нейпьеру бы наследство не досталось. Вот в чем причина.

Такое жестокое отношение к Нейпьеру привело меня в негодование, хотя непонятно, что заставило меня так волноваться из-за человека, который не понравился мне с первого взгляда. Разве что чувство справедливости руководило мною. Я решила, что сэр Уилльям какой-то ненормальный отец, и начала испытывать к нему такую же неприязнь, как и к его сыну.

Однако я промолчала, и миссис Ренделл предложила пройти в классную комнату и познакомиться с мистером Джереми Брауном.

Классная в доме священника оказалась довольно длинной комнатой под низким потолком; как и в большом доме окна здесь были в мелких решетчатых переплетах, и хотя на вид они были красивы, света пропускали мало.