– Если животное действительно украдено у вас, вы должны получить его обратно. В чьих руках находится теперь ваша собственность?
      – В руках леди Мор, ваша честь.
      – Вот как? В таком случае, приходите завтра ко мне в приемную. Я буду рассматривать судебные дела и выслушаю ваши претензии к леди Мор.
      Томас, улыбаясь, пошел домой и сказал супруге.
      – Алиса, завтра утром ты должна явиться на суд.
      – Это что еще за глупая шутка?
      – Я говорю всерьез. Тебя обвиняют в краже, женушка, и ты должна ответить на это обвинение.
      – Обвиняют в краже… меня?
      – В присвоении собачки.
      – Так это та нищенка!
      – Она говорит, что ее собачка находится у тебя.
      – А я говорю, что это моя собачка.
      – В суде, Алиса, недостаточно сказать, что животное принадлежит тебе, если его требует кто-то другой. Это надо доказать.
      – Неужто ты действительно потребуешь меня в суд по такому делу?
      – Потребую, Алиса.
      Она рассмеялась мужу в лицо, однако с изумлением поняла, что он и впрямь потребует. Подумала, что лорду-канцлеру в высшей степени неприлично вызывать в суд свою жену да еще на основании слов какой-то нищенки! Они станут всеобщим посмешищем.
      Алиса старательно приоделась и, как велел Томас, отправилась вместе с собачкой. Она проявит достоинство, раз его не проявляет муж. Покажет всем, что если Томас не подходит для должности канцлера, то она подходит для положения канцлерской жены.
      Милорда канцлера в приемной окружали чиновники.
      – Следующее дело, – объявил он, – касается небольшого животного. Давайте разберемся с ним по справедливости. Эта дама заявляет, что собачка у нее украдена и потому принадлежит ей, другая утверждает, что купила собачку и потому она принадлежит ей. Теперь посадите собачку на этот стол. Леди Мор, отойдите в тот конец комнаты; вы, мистресс, в другой. Зовите обе собачку, посмотрим, кого она сочтет своей хозяйкой. Я искренне полагаю, что этот вопрос должна решить сама собачка.
      Алиса позвала собачку властно, а нищенка любовно, и маленькая проказница не стала колебаться. Она, как ей и хотелось с самого начала, с веселым лаем бросилась к нищенке.
      Нищенка крепко прижала животное к себе, и Алиса поняла, что потерпела поражение. Поняла и что Томас прав, хотя осуждала его неблагородные методы.
      Нищенка обратилась к Алисе:
      – Леди, собачка за это время потолстела. У вас ей живется лучше. Возьмите ее, заботьтесь о ней, как и раньше. Я вижу, собачке лучше быть вашей.
      Алису всегда умиляли животные и те, кто любит их. Она поняла, что старуха искренне привязана к собачке и расстаться с животным для нее немалая жертва. Поколебавшись, Алиса сказала:
      – Суд вынес решение в вашу пользу. Собачка принадлежит вам. Но если вы согласны продать ее, то я готова купить.
      Таким образом, дело решилось полюбовно к удовольствию обеих сторон, но все же Алиса продолжала размышлять о странных нравах своего мужа.
      Великий день, как и предвидела Алиса, наступил.
      Король приехал на обед в Челси.
      Вся та деятельность, которую она развивала перед приемами благородных герцогов, усугубилась.
      Ночами Алиса почти не спала, а когда засыпала, ей снилось, что на стол поданы пережаренное мясо и горелые пироги. От этих мучительных кошмаров она кричала во сне.
      О предстоящем великом событии она говорила без умолку.
      – Девчонки, вы понимаете, что король приезжает завтра? Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь. А то ничего не успеем сделать.
      Потом с улыбкой думала о Его Величестве, сидящем за ее столом и улыбающемся ей.
      – Я слышала, Его Величество любит мясо с кровью. Так что пусть никто особенно не крутит вертел. Говорят, сладкие выпечки он любит хорошо подрумяненными…
      Слуги совсем сбились с ног. Приготовления начались за четыре дня, и все это время Алиса только о них и говорила. Привлекла к делу Мерси, Маргарет, Элизабет и Сесили. Айли пришлось приехать, жить в Челси, рассказывать все, что ей известно, о придворных манерах и этикете.
      – Твой отец, – сказала ей Алиса, – ничего не смыслит в этих делах. Не понимаю, почему его считают умным.
      Айли повторяла без устали, как накрывают стол на дворцовых приемах, и Алиса плакала от того, что у нее нет золотых тарелок.
      Наконец великий день настал.
      Алиса сидела у окна, когда на реке показалась королевская барка.
      – Король! – пробормотала она, нервно ощупывая, в порядке ли чепец. – Король приплыл обедать у меня!
      Она видела, как он сошел на берег. Кто мог не узнать его даже в окружении блестящих придворных?
      Драгоценные камни на его одежде сверкали в солнечных лучах. Какое величие! Какое великолепие!
      Алиса расставила в зале всех членов семьи по указаниям Айли. Томас наблюдал за ними с улыбкой, будто находил эту условность смешной. Смешной! Алиса от волнения не знала, что делать. Будет ли мясо прожарено как раз в меру? Как дела на кухне? Ей нужно быть там… и необходимо находиться здесь.
      И вот она услышала громкий голос:
      – Да, мастер Мор, у вас замечательный дом. Мы о нем немало слышали. Норфолк, когда расточал похвалы вам, расточал и ему.
      И вот король появился в зале.
      Алиса шагнула вперед и опустилась на колени. Лицо ее побледнело, она дрожала.
      – Ну что вы, леди Мор, – сказал Генрих. – Поднимитесь… поднимитесь… добрая женщина. Мы немало слышали о вашем совершенстве. И приехали увидеть собственными глазами, что так часто отрывает нашего канцлера от нашего двора.
      Алиса неуверенно поднялась.
      – Ваше Величество… – запинаясь, произнесла она. – Ваше… милостивейшее… Величество…
      Король рассмеялся, эта женщина ему нравилась. Нравилась ее почтительность. Приятно видеть, как подданные в благоговении стоят перед ним. Он положил ей на плечи свои большие руки и сердечно поцеловал.
      – Полно… полно… Мы так же рады приехать к вам, как вы принять нас. Теперь мы хотим познакомиться с вашей семьей.
      Члены семьи стали поочередно выходить вперед. Глаза короля потемнели, остановясь на Джеке. Красивый, здоровый парень! Он злился, видя чьих-то красивых, здоровых сыновей. Затем представлялись юные женщины. Король смягчился. Он любил юных женщин. Леди Эллингтон была очаровательным существом, но все женщины, кроме Анны, теперь мало что для него значили, в сравнении с несравненной они почти не занимали его. Он поцеловал леди Эллингтон, отличив ее за красоту, расцеловал и остальных. Дочери Томаса были, пожалуй, не красавицами… но хорошенькими созданиями.
      Потом король сидел за столом в окружении семьи; сопровождающие его придворные расселись между ее членами.
      Обед ему понравился. Еда была простой, но хорошо приготовленной, он похвалил хозяйку и с удовольствием увидел, что ей это доставило радость.
      Разговор велся интересный – тут король мог положиться на Мора; и, естественно, вопрос, становящийся все больше и больше предметом разногласий между ними, в этом обществе не затрагивался.
      Мор блистал за своим столом – был весел и остроумен, старался показать, как умны его дети, особенно старшая дочь. Королю нравились шутки и смех, нравился и Томас Мор, хотя подчас он бывал безрассудным.
      Генриху доставляло удовольствие видеть себя всесильным королем, привыкшим обедать в пиршественных залах, бывающим в гостях у королей и принцев, однако снисходящим до того, чтобы наслаждаться простой едой за скромным столом доброго подданного.
      После еды он попросил Томаса показать ему сад. Придворные, поняв, что он хочет поговорить с канцлером наедине, остались в доме.
      Алиса была вне себя от гордости.
      Это счастливейший день ее жизни! Она будет рассказывать о нем до конца своих дней.
      Теперь ей требовалось покинуть общество – дочери наверняка сумеют занять гостей на какое-то время – и подняться на верхний этаж, откуда виден весь сад, где прогуливались король и канцлер. Алиса едва не расплакалась от радости. На шее канцлера в высшей степени дружелюбно лежала королевская рука.
      Этот замечательный визит близился к концу. С какой гордостью Алиса пошла к королевской барке, выслушала его поздравления и сделала глубокий, почтительный реверанс!
      – Я до смертного дня запомню похвалу Вашего Величества моему столу, – сказала она.
      Король не пожелал уступить ей в любезности.
      – Леди Мор, я буду помнить о визите в ваш дом до конца жизни.
      От радости Алиса чуть не упала в обморок, и, как ни странно, остальные обрадовались тоже. Покуда королевская барка не скрылась из виду, они почтительно стояли на берегу.
      Алиса воскликнула:
      – Подумать только, я дожила до этого дня! Случись мне сейчас умереть… я бы умерла счастливой.
      – Я рад, Алиса, что ты довольна, – сказал ей Томас. Она повернулась к членам семьи.
      – Видели вы их в саду вместе? Король обнимал своей рукой… своей рукой… вашего отца за шею.
      – Значит, он любит отца, – сказал Уилл. – По-моему, это знак высшего расположения. Я не слышал, чтобы он обходился с кем-то так, кроме милорда кардинала.
      Томас улыбался их волнению, но внезапно лицо его посерьезнело.
      Он неторопливо произнес:
      – Я благодарю Бога, сын Ропер, что король поистине мой очень добрый повелитель. Ты прав, говоря, что он выказывает мне расположение, как никому из подданных. Однако должен сказать вам вот что: гордиться тут особенно нечем, потому что если бы он мог приобрести замок во Франции ценой моей головы, она тут же бы слетела. Это, мои дорогие, отрезвляющая мысль.
      Вся семья немедленно посерьезнела – кроме Алисы, она не могла позволить, чтобы ее счастливый день омрачался такой глупой болтовней.

* * *

      Смерть коснулась дома в Челси ранней весной 1532 года.
      Зима стояла суровой, и судья Мор слег. Он простудился, и все усилия Мерси не могли его спасти. Старик слабел все больше и однажды перестал узнавать окружающих.
      Умер он тихо ранним утром.
      Все очень горевали, потому что казалось, ни без кого в семье нельзя обойтись.
      Томас заявил, что напрасно отдал дом в Баклерсбери своим сыну и дочери Клементам, живи они в Челси, он видел бы их гораздо чаще. Выражались сожаления, что Ганс Гольбейн покинул дом, а мастер Ганнел постригся в монахи. Семейство было большим, но, как говорил Томас, не могло ни без кого обходиться.
      Старика оплакивали несколько недель, а однажды в апреле, гуляя с Маргарет по саду, Томас сказал ей:
      – Мег, хватит нам скорбеть, мне кажется, дедушка твой умер счастливым человеком, проживи он еще несколько месяцев, то был бы менее счастлив.
      – Почему, отец?
      – Он, как и мать, очень гордился моей должностью, а мне, возможно, осталось недолго ее занимать.
      – Значит, тебя скоро прогонят?
      – Нет, Мег, не думаю. Но, видимо, я смогу подать в отставку. Знаешь, с тех пор, как почти три года назад получил большую печать, я не чувствовал себя счастливее. Тогда я никак не мог отказаться от должности, теперь думаю, что смогу.
      – Король отпустит тебя?
      – События развиваются, Маргарет, хотя тем, кто далек от двора, может показаться, что слишком медленно. Король четыре года назад объявил нам о том, что хочет развода, и до сих пор его не получил. Для короля это долгое время ждать исполнения своих желаний Он становится нетерпеливым, леди Анна тоже. Помнишь, когда я взял в свои руки большую печать, кардинал, заправлявший делами страны очень долго, лишился королевского расположения, и казалось, его некем заменить. Поэтому меня вынудили принять эту должность. Но теперь дела изменились. У короля под боком двое умных человек, он возлагает на них большие надежды. Любит их, потому что они работают на него… исключительно. У них нет своих взглядов, есть только королевские, нет своей совести, есть только королевская, нет иной воли, кроме его. Они сделали королю два блестящих предложения, и оба так ему понравились, что, наверно, он им последует. Кромвель предложил, чтобы король порвал с Римом и объявил себя высшим главой английской церкви, в таком случае он без труда получит развод. Предложение Кранмера не менее оригинально. Он утверждает, что поскольку брак короля был незаконным, то развод не нужен. Объявить брак недействительным может английский суд. Понимаешь, Мег, эти люди, как выражается король, «попали в точку». А про меня Его Величество скажет, что я попал пальцем в небо.
      – Отец, ты, как канцлер, должен согласиться с этими людьми?
      – Да, потому и надеюсь, что получу отставку. Один очень способный человек, большой друг короля, охотно стал бы на него работать. Это лорд Одли. Король, несомненно, согласится, чтобы я передал большую печать ему.
      – Отец, значит, ты будешь дома, с нами… вернешься опять к юридической практике… и мы станем жить, как в Баклерсбери.
      – Нет, Мег. Я останусь членом Совета, юрист не может бросить практику на годы, а потом сразу начать ее заново. К тому же, я уже не так молод.
      – Знаю, отец. Я наблюдала за тобой с большим беспокойством. Мы, Мерси и я, будем тебя беречь. Прошу, отдай большую печать. И возвращайся к нам как можно скорее.
      – Не беспокойся обо мне, милая Мег, потому что слабое здоровье дает мне необходимый предлог оставить должность канцлера, и король его примет.
      – Я буду с нетерпением ждать этого дня.
      – А бедность, Мег? Будешь с нетерпением ждать и ее? Ведь мы обеднеем.
      – Я бы приняла и бедность. Но она не будет нашим уделом. Уилл преуспевает в своей профессии.
      – У нас большой дом, большая семья, Мег. Несмотря на то, что у нас одно хозяйство и мужчины добились хорошего положения, мы будем жить бедно.
      – Ты будешь дома… в безопасности. Больше я ничего не прошу.
      – Поэтому, Мег, я продолжу свое легкое наставление. Не горюй, что здоровье у меня уже не то, благодаря этому я вернусь домой, к вам. И не горюй по дедушке, он умер отцом лорда-канцлера, а проживи дольше, мог бы умереть отцом незначительного человека.
      Маргарет взяла отцовскую руку и поцеловала.
      – Папа, я помню, что в жизни всегда есть утешения. Не бойся. И очень обрадуюсь, когда ты покинешь двор, это уже давно мое самое заветное желание.
      – Милая Мег, у меня нет хорошего здоровья и королевского расположения, зато есть лучшая на свете дочь.

* * *

      Маргарет ждала. Она знала, что произойдет это скоро. Король уже объявил себя высшим главой церкви. Отец пропадал при дворе, и Мег слышала, что епископ Фишер слег от беспокойства.
      Как-то утром они были в церкви – прекрасным майским утром, когда птицы радостно пели и воздух был напоен запахом цветущего боярышника.
      Служба окончилась, и Маргарет внезапно увидела отца. Он стоял у двери отгороженного места в церкви, занимаемого женщинами семейства. Мег все поняла с первого взгляда.
      Томас улыбнулся Алисе, в испуге поднявшейся на ноги, изумленной тем, как муж оказался здесь в это время. Поклонился, как обычно его лакей, и сказал:
      – Мадам, милорд ушел. Алиса не поняла.
      – Что это за шутка?
      Томас не ответил, и все они пошли на свежий весенний воздух.
      Маргарет подошла к отцу и взяла его под руку.
      – Что это за чепуха? – спросила Алиса, едва выйдя из церкви. – Как это понимать «милорд ушел»?
      – Так и понимай, Алиса. Милорд канцлер ушел, тебе остался лишь сэр Томас Мор.
      – Но я не могу взять в толк.
      – Все очень просто. Я вернул большую печать и уже не канцлер.
      – Ты… что сделал?
      – Ничего другого не оставалось. Королю нужен канцлер, который будет служить лучше, чем я.
      – Значит, ты ушел в отставку? Ты действительно оставил свою должность?
      У Алисы пропал дар речи. Ей стало невыносимо это солнечное майское утро. Все ее тщеславие улетучилось. Ее лорд поистине ушел.

Глава седьмая