Я взяла носовой платок у него из рук и сердито вытерла слезы.

— Это оттого, что я очень рассердилась, — сказала я.

— Это также слезы сострадания. Дорогая мисс Леи, мне кажется, вы очень привязались к Элвине.

— Она еще ребенок, — сказала я, — кроме того, забота о ней входит в мои обязанности. Видит Бог, здесь больше некому о ней позаботиться.

— Я вижу теперь, что мое поведение достойно осуждения, — признал он.

— Как вы могли? Неужели у вас нет сердца? Ваша собственная дочь! Она потеряла мать. Разве вы не понимаете, что именно сейчас она нуждается в особой заботе?

Он вдруг сказал нечто совершенно удивительное:

— Мисс Лей, вы приехали сюда, чтобы учить Элвину, но мне кажется, вы и меня многому научили.

Я замерла в изумлении, не в силах оторвать от него заплаканных глаз. Я так и стояла, сжимая в руке его носовой платок, когда открылась дверь и вошла Селестина Нэнселлок.

Она немного удивленно взглянула на меня, но тут же перевела взгляд на Коннана.

— Я слышала, произошло что-то ужасное, — взволнованно сказала она.

— Несчастный случай, Селестина, — ответил Коннан. — Элвину сбросила лошадь.

— Атс… только не это! — жалобно воскликнула Селестина. — Но как… где..?

— Сейчас она наверху, в своей комнате, — объяснил Коннан. — Пенгелли все уже сделал. Бедный ребенок. Она спит, он дал ей какое-то лекарство. Он снова вернется, чтобы осмотреть ее.

— Она сильно..?

— Доктор еще не знает точно. Но я видел подобные случаи. Думаю, она поправится.

Трудно было сказать, действительно ли он так считает или только старается успокоить Селестину, которая была сильно расстроена. Меня тянуло к ней; мне казалось, она единственная, кто искренне любит Элвину.

— Бедная мисс Лей очень переживает, — сказал Коннан Селестине. — Я уверен, она считает себя виноватой в том, что случилось, и я пытаюсь переубедить ее.

Я виновата? В чем? В том, что учила его дочь ездить верхом? И что плохого, что она, научившись, решила принять участие в этих соревнованиях? Ну нет! Это вы виноваты, хотелось громко крикнуть мне. Если бы не он, она никогда не попыталась бы сделать то, что ей не под силу.

— Элвина очень хотела обратить на себя внимание отца, поэтому отважилась выступать в старшей группе. Знай она, что ему доставит радость ее победа в группе для начинающих, она не стала бы рисковать и делать то, что не умеет, — мои слова прозвучали вызывающе дерзко.

Селестина сидела, закрыв лицо руками, и я вдруг вспомнила ее на коленях у могилы Элис. Бедная Селестина, подумалось мне, она любит Элвину как собственную дочь, ведь своих детей у нее нет, и может быть, она думает. Что уже никогда и не будет.

— Нам остается только надеяться и ждать, — произнес Коннан.

— Я поднимусь к себе, — сказала я, вставая. — Мое присутствие здесь необязательно.

— Нет, останьтесь, мисс Лей, — его слова прозвучали почти как приказ. — Останьтесь с нами. Я знаю, вы глубоко переживаете случившееся.

Посмотрев на свою амазонку, вернее амазонку Элис, я сказала:

— Я должна переодеться.

Мне вдруг показалось, он взглянул на меня совсем другими глазами. Возможно, и Селестина тоже. Если бы не мое лицо, меня в ту минуту, наверное, можно было принять за Элис.

Я чувствовала настоятельную потребность сменить амазонку на серое суконное платье, которое поможет мне вновь стать сдержанной, уравновешенной гувернанткой.

Коннан кивнул в ответ и сказал:

— Как только переоденетесь, немедленно возвращайтесь, мисс Лей. Мы будем поддержкой друг другу, и мне хочется, чтобы вы были здесь, когда вернется врач.

Я поднялась к себе и переоделась. Серое платье действительно помогло мне взять себя в руки. Застегивая пуговицы, я старалась припомнить, что наговорила Коннану Тре-Меллину в порыве гнева и отчаяния.

Из зеркала на меня смотрело лицо, искаженное гримасой горя: в глазах негодование и боль, губы дрожат от страха.

Я послала за горячей водой. Дейзи хотела было задержаться и немного поболтать, но, увидев, что я слишком расстроена, сразу ушла.

Умывшись, я снова спустилась в красную гостиную. Втроем мы стали дожидаться возвращения доктора Пенгелли.

Время тянулось медленно. Миссис Полгрей приготовила нам крепкого чая. В тот момент я не придала значение обстоятельству, поразившему меня позднее: сидя втроем за одним столом мы — Коннан, Селестина и я — пили чай как равные по положению. Несчастье, казалось, заставило их обоих забыть о том, что я всего лишь гувернантка. То есть Коннан забыл, что я гувернантка. Селестина вообще никогда не проявляла ко мне той пренебрежительности, которая угадывалась в других.

Глядя на Коннана, можно было подумать, что он совершенно не помнит о моей выходке. Напротив, он относился ко мне с почтительной заботой и какой-то новой нежностью. Он понимает, почему я набросилась на него с такой яростью, забыв о приличиях, подумала я. Он видит, что я испугалась, что виню во всем себя, и поэтому старается утешить меня.

— Она скоро поправится, — сказал он, — и снова захочет ездить верхом. Когда я был чуть старше ее, помню, попал в переделку похуже. У меня была сломана ключица, и я больше месяца был лишен возможности ездить на лошади. Едва дождался, пока мне снова разрешили сесть в седло.

Селестина поежилась.

— Если после всего, что случилось, она снова сядет на лошадь, я навсегда лишусь покоя!

— Ах, Селеста, ты преувеличиваешь опасность. Ты сама прекрасно знаешь, что дети чаще болеют, когда их кутают. Они вовсе не такие уж беспомощные. К тому же, рано или поздно они вырастают и вступают в мир, полный трудностей. К ним нужно быть готовым. А что на это скажет наш специалист?

Коннан взглянул на меня с некоторой тревогой. Я понимала, что, видя, насколько близко к сердцу мы приняли несчастье, он пытается отвлечь нас от мрачных мыслей.

Я ответила:

— Мне кажется, чрезмерно оберегать детей не следует. Однако, если им очень не хочется что-то делать, не стоит их принуждать.

— Но ее никто и не принуждал садиться верхом.

— Она сама проявила настойчивость, — согласилась я, — но трудно сказать, было ли ее стремление научиться верховой езде продиктовано искренним желанием или же ей безумно хотелось угодить вам?

Его ответ прозвучал почти беспечно:

— По-моему, это превосходно, когда ребенок пытается доставить удовольствие своим родителям, вы не находите?

— Только не тогда, когда он рискует жизнью ради одной улыбки.

Чувство гнева вновь охватило меня, и мне пришлось крепко вцепиться в свое серое платье, чтобы напомнить себе о том, что я не Элис, а всего лишь гувернантка, которой не пристало выражать свое мнение.

Мое замечание удивило их обоих, и я поспешила добавить:

— Если ребенок плохо ездит верхом, это не значит, что у него нет других способностей. К примеру, у Элвины явный талант к рисованию. Она очень одаренная девочка. Я давно уже хотела поговорить с вами на эту тему, мистер Тре-Меллин. Мне кажется, Элвине нужно нанять хорошего учителя рисования.

В комнате воцарилась напряженная тишина, и я не могла понять, почему их так поразили мои слова.

Я настойчиво продолжала:

— Она несомненно талантлива, и ее талант нужно развивать.

Медленно, как будто подбирая каждое слово, Коннан ответил:

— Но, мисс Лей, разве вы не учите мою дочь рисованию? Зачем нужно нанимать еще одного учителя?

— Потому что, — ответила я дерзко, — у девочки талант. Уроки рисования значительно обогатят ее жизнь, расширят круг интересов. И такие уроки должен давать ей специалист, которого она заслуживает. А я, мистер Тре-Меллин, всего лишь гувернантка, а не художница.

В ответ он сухо произнес:

— Мы подробнее обсудим этот вопрос в другое время, — и тут же сменил тему разговора, а вскоре вернулся врач.

Они втроем зашли в комнату Элвины, а я осталась ждать в коридоре.

В моей голове проносились мысли одна кошмарнее другой. Сначала я вообразила, что девочка обязательно умрет от полученных травм, а я навсегда оставлю этот дом. Если это произойдет, я никогда не буду счастлива, моя жизнь пройдет впустую. Потом мне представилось, что она на всю жизнь останется калекой, отчего ее характер вконец испортится. Бедный несчастный ребенок! Я всю себя посвящу ей. Картина вырисовывалась довольно мрачная.

Вышла Селестина и присоединилась ко мне.

— Нет ничего хуже неведения и ожидания, — сказала она. — Доктору Пенгелли уже шестьдесят. Наверное, пора сменить врача. Я боюсь, он…

— Успокойтесь, Селестина! Мне кажется, он знает свое дело, — заметила я.

— Элвина должна иметь только самое лучшее! Если с ней что-нибудь случится…

Пытаясь справиться с мучительным страхом, она нервно кусала губы. Как странно, подумала я, что всегда спокойная и невозмутимая Селестина так сильно переживает из-за дочери Элис.

Мне хотелось обнять и утешить ее, но, вспомнив о своем положении гувернантки, я, конечно, этого не сделала.

Наконец появились доктор Пенгелли и Коннан. Врач, улыбаясь, сказал:

— Кроме перелома ничего серьезного.

— Слава богу! — воскликнули мы с Селестиной в один голос.

— День, два — и она почувствует себя значительно лучше. Остальное — дело времени. Надо только подождать, пока срастется кость. А детские кости срастаются быстро. Вам, дорогие дамы, совершенно не о чем беспокоиться.

— Можно нам зайти к ней? — спросила Селестина, даже не пытаясь скрыть своего нетерпения.

— Ну, разумеется, можно. Она уже спрашивала о мисс Лей. Через полчаса я дам ей еще порцию лекарства, чтобы она спокойно спала ночью. Вот увидите, завтра ей станет намного легче.

Мы зашли в комнату. Бледная, осунувшаяся Элвина слабо улыбнулась, когда увидела нас.

— Здравствуйте, мисс, — сказала она. — Здравствуйте, тетя Селестина.

Опустившись на колени рядом с кроватью, Селестина взяла руку Элвины и осыпала ее поцелуями. Я остановилась по другую сторону постели. Элвина виновато взглянула на меня.

— Я не смогла… — сказала она.

— Но ты пыталась, а это главное. Коннан тоже вошел и стоял рядом.

— Твой отец очень гордится тобой, — сказала я ей.

— Он думает, я вела себя ужасно глупо, — ответила Элвина.

— Ничего подобного! Он так не думает, — горячо возразила я. — Он сам тебе может это сказать. Наоборот, он гордится тобой. Он так и говорил мне. Самое главное, сказал он, это то, что Элвина попробовала взять тот барьер, и неважно, что она упала. Следующий раз , обязательно получится.

— Правда? Он правда так сказал?

— Конечно, правда, — воскликнула я. В моем голосе прозвучало негодование, потому что сам Коннан Тре-Меллин до сих пор не проронил ни слова, а девочка ждала, что он подтвердит мои слова.

Наконец он произнес:

— Ты просто молодчина, Элвина, и я очень горжусь тобой.

Ее бледные губы снова тронула улыбка, затем она прошептала:

— Мисс… ах, мисс… останьтесь, не уезжайте отсюда. Хоть вы не уезжайте.

Тут уже я упала на колени и, взяв ее руку, поцеловала ее. Не в силах сдержать слезы, я воскликнула:

— Я никуда не уеду, Элвина! Я всегда буду рядом с тобой.

И только встретившись глазами с Селестиной, я вспомнила, где нахожусь и что рядом стоит Коннан. Гувернантка — мое второе «я», не следует этого забывать. И я постаралась загладить свою оплошность:

— Я буду с тобой до тех пор, пока ты сама этого хочешь.

Элвина умиротворенно улыбнулась.

Когда Элвина заснула, мы оставили ее. Я собиралась было пойти к себе, но Коннан задержал меня:

— Зайдите на минуту в библиотеку, мисс Лей. Доктор хочет сказать нам несколько слов.

И мы втроем направились в библиотеку, чтобы обсудить, как лучше организовать уход за Элвиной.

— Я буду приходить каждый день, — сказала Селестина. — Может, мне даже стоит пожить у вас, пока она не поправится? Как ты думаешь, Коннан?

— Об этом, дамы, вам нужно договориться между собой, — сказал доктор Пенгелли. — Пока кости срастаются, девочку надо чем-то занимать, обязательно поддерживать хорошее настроение. В подобных случаях нередки депрессии, ей они ни к чему.

— У нас она будет в прекрасном настроении, — пообещала я. — А какую диету вы порекомендуете, доктор?

— В течение первых двух дней что-нибудь легкое, что обычно готовят для больных: паровая рыба, молочный пудинг, заварной крем и тому подобное. А потом давайте ей все что попросит.

На душе у меня было легко, даже радостно, и от такой резкой смены настроений немного закружилась голова.

Я слушала, как врач отдает распоряжения, как Коннан уверяет Селестину в том, что ей вовсе не нужно утруждать себя и переезжать в Маунт Меллин, что мисс Лей прекрасно со всем справится, но в случае необходимости он с благодарностью примет ее помощь.

— Ты, как всегда, прав, Коннан, — сказала Селестина. — Так действительно будет лучше. Местные любят поболтать, и если я перееду сюда… Глупо, конечно, но люди всегда могут найти повод для сплетен.

Я поняла, куда она клонит. Стоит ей только переехать в Маунт Меллин, как сразу же начнутся пересуды, намеки, кривотолки по поводу ее отношений с Коннаном. Между тем как мое пребывание в доме не подлежит обсуждению, хотя мы с Селестиной примерно одного возраста. Я ведь, в отличие от нее, гувернантка и, стало быть, нахожусь на службе и не ровня хозяевам.

Коннан рассмеялся и сказал:

— Ты приехала верхом или в коляске, Селеста?

— Верхом.

— Прекрасно, я провожу тебя.

— Спасибо, Коннан. Ты очень любезен. Но, право, я могу и одна вернуться домой, если тебе…

— Чепуха! Я еду с тобой. — Он повернулся ко мне. — У вас, мисс Лей, совершенно измученный вид. Советую вам немедленно пойти лечь и хорошенько выспаться.

Я была уверена, что не смогу заснуть, и, по-видимому, это отразилось у меня на лице, потому что врач сказал:

— Я вам дам настойку, мисс Лей. Примите ее перед сном и, смею вас заверить, вы прекрасно отдохнете.

— Спасибо, — поблагодарила я его, потому что внезапно ощутила полное изнеможение.

Завтра мне, как всегда, нужно снова проснуться прежней уравновешенной мисс Лей, способной успешно справиться с любой неожиданностью, если таковая возникнет в результате событий прошедшего дня.

Я поднялась к себе. В комнате меня ждал ужин. Я села за стол, но аппетита не было, и я отодвинула тарелку, едва притронувшись к еде, хотя в другое время отдала бы должное холодному цыпленку с овощами.

Приму-ка я настойку доктора Пенгелли и лягу спать, решила я. Но в это самое время в дверь постучали, и на мое «войдите» на пороге появилась миссис Полгрей. Она явно была чем-то расстроена. Ничего удивительного, подумала я. Сегодня всем досталось.

— Это ужасно! — начала она. Я быстро вставила:

— Все хорошо, миссис Полгрей. Врач сказал, она скоро поправится.

— Да-да. Эту новость я уже слышала. Я о Джилли, мисс. Я очень волнуюсь из-за нее.

— Джилли? А что случилось?

— Она не вернулась после того, как закончились верховые состязания. Я ее с самого обеда не видела.

— Она скорее всего бродит где-нибудь. Интересно, а не видела ли она…

— Вот чего я не могу понять, мисс. Как это она пошла смотреть эти состязания? Ведь она к лошади даже и подойти боится. Да я ушам своим не поверила, когда мне рассказали, что она была там сегодня. И вот теперь… она не вернулась.

— Но она же часто где-то бродит одна, не так ли?

— Так-то оно так, но к чаю она всегда домой возвращается. Я прямо-таки ума не приложу, что с ней могло приключиться.

— А в доме искали?

— Да, мисс. Где уже только не искали. И Китти с Дейзи искали, да и Полгрей тоже. В доме ее нет.

— Хорошо, я помогу вам. Идемте.

И вот вместо того чтобы лечь спать, я отправилась на поиски Джилли.

Я тоже начала беспокоиться, потому что после сегодняшних событий ждала чего угодно. Куда могла подеваться крошка Джилли? Что могло с ней случиться? На это тут же нашлось не меньше тысячи ответов. Перед мысленным взором рисовались картины одна другой страшнее. А вдруг она случайно забрела на берег, оступилась и упала с обрыва в море, и теперь волны прилива безжалостно бросают о камни ее тело в бухте Меллин точно так же, как восемь лет назад эти волны выбросили на берег тело ее матери?

Нет, так нельзя! Это уже слишком. Наваждение какое-то! Джилли просто заснула где-то в лесу, она ведь туда часто ходит, убеждала я себя и тут же опровергала собственные аргументы: но в лесу-то она не может заблудиться — она знает его как свои пять пальцев.

Тем не менее я направилась в лес, громко выкрикивая: «Джилли! Джилли!»; туман, который с наступлением темноты опять сгустился, ватным облаком окутывал меня, заглушая голос, но я продолжала поиски. Интуиция подсказывала мне, что девочка не потерялась, а где-то прячется.

Так оно и оказалось. Нашла я ее на поляне, окруженной небольшими елочками, где уже видела ее несколько раз. Вероятно, это место служило ей своеобразным убежищем.

— Джилли! — позвала я ее. — Джилли! Услышав мой голос, девочка быстро вскочила, готовая бежать, но задержалась, когда я снова заговорила:

— Все хорошо, Джилли, успокойся. Я здесь одна и не сделаю тебе ничего дурного.

Она была похожа на маленькую фею, с удивительными белыми волосами, которые спускались ей на плечи.

— Трава же совсем мокрая, ты простудишься. От кого ты прячешься, Джилли?

Большие глаза не отрываясь смотрели на меня: я точно знала, что искать спасения в лесу ее заставил страх.

Если бы она только заговорила со мной! — подумала я. Если бы только объяснила!

— Джилли, — снова обратилась я к ней, — мы ведь с тобой друзья, ведь правда? Ты же знаешь, я такой же друг, каким была тебе госпожа.

Она кивнула, и мне показалось, что страх в ее глазах пропал. Похоже, раз увидев меня в верховом костюме Элис, она каким-то странным образом мысленно поставила нас в один ряд.

Я прижала девочку к себе: ее платье, волосы, лицо были влажными на ощупь, даже на бровях и ресницах осели крошечные капельки тумана.

— Да ты совсем замерзла, Джилли. Она позволила мне обнять себя.

— Пойдем, Джилли, — сказала я, — пойдем домой.

Твоя бабушка очень волнуется, она не знает, где ты и что с тобой случилось.

Она не сопротивлялась, когда я вела ее на опушку, но шла неохотно.

Я крепко прижимала ее к себе одной рукой, затем спросила:

— Ты сегодня днем ходила смотреть, как выступают» лошади?

Она повернулась ко мне и, вцепившись ручонками в платье, уткнулась в него лицом. Я чувствовала, что она вся дрожит.

Меня осенило: я поняла, что произошло. Эта девочка подобно Элвине смертельно боится лошадей. А как же иначе? Она же чуть было не погибла под копытами. И так же, как Элвина, она испытала сильное потрясение, но в отличие от Элвины Джилли не оправилась от испуга, потому что рядом не оказалось никого, кто помог бы рассеять внезапно окутавшую ее мглу.

Здесь, в туманном лесу я осознала, что в этом мое предназначение: я не отвернусь от бедного ребенка, которому так нужна моя помощь.

Сегодня днем она снова сильно испугалась. Увидев Элвину под копытами лошади, она вспомнила, что произошло с ней самой. Ведь прошло всего четыре года.

В эту минуту в отдалении я услышала стук копыт и крикнула:

— Ау-у! Я нашла ее.

— Еду, мисс Лей.

Огромная радость захлестнула меня. Это был Коннан.

Наверное, по возвращении из Маунт Уиддена ему сообщили, что пропала Джилли, и он тоже присоединился к поискам.

Он выехал на поляну, и Джилли еще теснее прижалась ко мне, пряча лицо в складках платья.

— Она здесь, — сказала я, когда он подъехал ближе. — Бедная девочка совсем выбилась из сил. Возьмите ее к себе.

Он наклонился в седле, чтобы поднять ее, но Джилли отпрянула.

— Нет! Нет! — закричала она.

Коннан был поражен, услышав, что она вдруг заговорила, ведь все считали ее немой. Но я уже не удивилась: я уже знала, что Джилли не лишилась дара речи, но говорит только в минуты сильных переживаний.

— Джилли, — попыталась внушить я ей, — мистер Тре-Меллин посадит тебя к себе в седло, а я буду идти рядом и держать тебя за руку.

Она затрясла головой.

— Посмотри, — продолжала я. — Эту лошадь зовут Майское Утро, и она очень хочет тебя подвезти, потому что знает, что ты устала.

Джилли со страхом посмотрела на лошадь, и я решила действовать быстро.

— Держите ее, — сказала я Коннану, и он, наклонившись, ловко подхватил Джилли и усадил впереди себя. Она стала вырываться, но я ее успокаивала.

— Не бойся, тебе ничего не угрожает, мы уже скоро будем дома. А там тебя ждет кружка теплого молока с хлебом, потом ты ляжешь в свою удобную теплую кроватку. Я всю дорогу буду идти с тобой рядом и держать тебя за руку.

Девочка уже не пыталась вырываться, только крепко сжимала мою руку.

Так закончился этот странный день.

Передавая Джилли в руки ее бабушки, Коннан нежно улыбнулся мне. Это была удивительно приятная улыбка, именно улыбка, а не привычная усмешка.

Я направилась к себе, испытывая чудесную легкость во всем теле. Подобно туману в лесу она окутывала меня со всех сторон, переполняла сердце радостью, но было почему-то и немного грустно. Почему? К чему лукавить. Конечно же, я давно догадалась, что со мной случилось. А сегодня все стало окончательно ясно. Я поступила глупо, глупо как никогда. Впервые в жизни я полюбила, полюбила человека, который принадлежит совершенно иному миру. Я влюбилась в хозяина замка Маунт Меллин и, боюсь, он догадывается об этом.

Я заперла дверь, разделась, вылила настойку, которую мне дал доктор Пенгелли, и легла в постель.

Но перед тем как лечь я подошла к зеркалу и, взглянув на себя, рассмеялась: в ночной сорочке из розовой фланели, тщательно застегнутой на все пуговицы, я мало соответствовала придуманному образу. И тогда строгим «гувернантским» тоном я громко сказала самой себе:

— К утру ты образумишься! Благодаря настойке доктора Пенгелли ты отлично выспишься и придешь в себя.

Последующие несколько недель были, пожалуй, самыми счастливыми за все время моего пребывания в Маунт Меллине. Очень скоро выяснилось, что Элвина не пострадала сколько-нибудь серьезно. Я была в восторг от того, что она не только не утратила желания продолжать наши прогулки, но живо интересовалась самочувствием Черного Принца, ничуть не сомневаясь, что снова скоро сядет верхом.

Через некоторое время мы сможем возобновить занятия, и Элвина была этому рада. А пока я научила ее играть в шахматы. Она поразительно быстро освоила игру. Когда я соглашалась играть без ферзя, чтобы уравновесить силы, Элвина даже ставила мне шах.

Я была счастлива, но не только оттого, что Элвина выздоравливает и хорошо занимается, а и потому, что Коннан был рядом. Удивительно, но он принял к сведению все, что я наговорила ему в тот день, когда с Элвиной произошел несчастный случай, хотя ни словом не обмолвился, что помнит наш разговор. Теперь он часто навещал Элвину и приносил ей книги и загадки, которые, по его мнению, могли быть ей интересны.

Еще в самом начале я сказала ему:

— Ваше присутствие доставляет ей гораздо больше удовольствия, чем все те подарки, которые вы ей привозите.

Тогда он ответил мне:

— Если она действительно предпочитает меня книгам и игрушкам, то она очень странный ребенок.

Мы оба улыбнулись, и я снова отметила, что у него теперь совершенно иное выражение лица.

Иногда он садился рядом и наблюдал, как мы играем в шахматы. Затем на стороне Элвины он тоже вступал в игру. Я бурно возражала, что силы неравны, и требовала вернуть моего ферзя.

Элвина сияла, а он говорил:

— Смотри, Элвина. Мы сейчас поставим слона вот сюда и заставим нашу дорогую мисс Лей занять оборону.

Элвина, хихикнув, бросала на меня торжествующие взгляды, а я, счастливая оттого, что сижу с ними рядом, начинала играть небрежно и, случалось, проигрывала. Но не всегда. Я не могла забыть, что между Коннаном и мной идет своего рода борьба, в которой я не желала уступать. Хотя речь шла всего лишь о шахматах, мне хотелось доказать ему, что мы стоим друг друга.

Однажды он сказал:

— Как только Элвина сможет передвигаться, мы поедем в Фауэй на пикник.

— Зачем ехать в Фауэй, когда на берегу, рядом с Маунт Меллином, есть прекрасные места для пикника?

— Моя дорогая мисс Лей, — с недавних пор у него появилась привычка называть меня своей дорогой мисс Лей, — неужели вы не понимаете, что чужие владения гораздо более романтичны и заманчивы, чем свои собственные?

— Да, да, папа! — закричала Элвина. — Пожалуйста, давайте устроим пикник.

Ей так хотелось поскорее поправиться и поехать на пикник, что она съела все, что принесли на обед, и без умолку болтала о предстоящей экспедиции. Доктор Пенгелли был в восторге от своей маленькой пациентки да и все мы тоже.

Однажды я сказала Коннану:

— Вы лучше любого лекарства излечили Элвину. Она счастлива, потому что наконец вы заметили ее и больше не обходите своим вниманием.

И тут он сделал нечто неожиданное: он взял меня за руку и легко поцеловал в щеку. Этот поцелуй разительно отличался от того, другого, во время бала в Маунт Меллине. Это был дружеский поцелуй, не страстный, но ласковый.

— Нет, — возразил он, — излечили Элвину вы, мисс Лей, и никто другой.

Мне показалось, он хочет еще что-то добавить, но он промолчал и быстро ушел. Я осталась одна.

Я не позабыла Джилли и была полна решимости бороться за нее так же, как и за Элвину. Лучше всего было поговорить об этом с Коннаном. Я была уверена, что в том благодушном настроении, в котором он пребывает последнее время, он позволит мне все, что бы я у него ни попросила. Хотя, надо признаться, меня бы не удивило, если по мере выздоровления Элвины он снова превратится в того мистера Тре-Меллина, который не желал замечать свою дочь и насмешливо подтрунивал надо мной. Я не стала откладывать разговор в долгий ящик, потому что стремилась разрешить вопрос о судьбе Джилли, пока имела еще шансы на успех.

И вот как-то утром, предварительно выяснив, что Коннан в красной гостиной, я смело направилась туда и спросила разрешения поговорить с ним.

— Ну, разумеется, мисс Лей, — ответил он. — Мне всегда доставляет огромное удовольствие говорить с вами.

Я немедленно перешла к делу.

— Мне хотелось бы что-то сделать для Джилли.

— А что именно?

— Я не верю, что она слабоумная, просто никто никогда не пытался помочь ей. Я слышала о том, что с ней приключилось. Насколько я понимаю, до несчастного случая она была совершенно нормальным ребенком. Вполне возможно, она снова им станет, если с ней заниматься. Вы не находите?

В его глазах появилась прежняя насмешка, и он ответил:

— Если за дело берется Господь Бог или мисс Лей, то возможно все.

Я пропустила мимо ушей его ироническое замечание и продолжила:

— Я прошу разрешить мне заниматься с Джилли.

— Моя дорогая мисс Лей, разве ученица, ради которой вы приехали сюда, занимает не все ваше время?

— У меня есть немного свободного времени, мистер Тре-Меллин. Даже гувернантки имеют на это право, и я готова посвятить его урокам с Джилли, если, конечно, вы мне категорически не запретите этого.

— Даже если бы я и захотел поступить так, то, нисколько не сомневаюсь, вы все равно нашли бы способ обойти мой запрет. Поэтому, думаю, будет значительно проще сказать: «Поступайте, как считаете нужным, мисс Лей. Желаю вам успеха».

— Благодарю вас, — сказала я и уже повернулась, чтобы уйти.

— Мисс Лей, — окликнул он меня. Я остановилась, ожидая, что он скажет.

— Давайте не будем тянуть с пикником. Я могу на руках снести Элвину в коляску.

— Это замечательно, мистер Тре-Меллин. Я сейчас же передам ей. Она будет очень рада.

— А вы, мисс Лей? Вы рады?

На какое-то мгновение мне показалось, что он собирается подойти ко мне, и отпрянула назад: я испугалась, что он положит мне на плечи руки, и я выдам себя с головой при его прикосновении.

Я холодно ответила:

— Все что доставляет радость Элвине, радует и меня, мистер Тре-Меллин, — и поспешила прочь, чтобы скорее поделиться с Элвиной хорошей новостью.

Так проходили недели — чудесные, приятные недели, которые, мне казалось, не могут тянуться вечно.

Я занималась с Джилли в классной и даже сумела научить ее некоторым буквам. Картинки в учебниках привели ее в неописуемый восторг, и она рассматривала их с большим вниманием. Кажется, ей действительно нравились наши уроки, потому что каждый день в точно назначенное время она появлялась в классной.

Мне передали, что Джилли начала понемногу говорить, хотя и очень редко. Я знала, что весь дом, не скрывая любопытства, наблюдает за этим экспериментом. Многих мои усилия откровенно забавляли, но только не Элвину.

Когда она поправится настолько, чтобы заниматься в классной, мне нужно быть готовой к сопротивлению с ее стороны. Элвина не скрывала своей неприязни к девочке. Как-то раз я привела Джилли навестить ее, и Элвина немедленно начала капризничать. Придется подумать, как примирить ее с Джилли, когда она наконец поправится. Я прекрасно понимала, что очень скоро наша жизнь снова войдет в привычную будничную колею, но все равно была рада, что мне не нужно заниматься этой проблемой, пока тянутся эти чудесные дни. Ее можно будет решить потом, когда идиллия закончится. Вряд ли можно ожидать, что она продлится бесконечно.

У Элвины было много посетителей. Каждый день приходила Селестина с фруктами и другими подарками. Питер тоже заходил навестить ее, и Элвина всякий раз была очень рада его видеть.

Однажды он сказал ей:

— Ты не находишь, Элвина, что я очень любящий дядя? Я так часто навещаю тебя. На что она ему ответила:

— Но, дядя Питер, вы приходите сюда не только ради меня, не так ли? Вы приходите главным образом из-за мисс.

Его следующие слова были типично в его духе:

— Я прихожу сюда, чтобы увидеть вас обеих. Какой я счастливец, что могу навещать сразу двух таких очаровательных дам!