Глава 28

– Тебе нельзя здесь оставаться, – не сдавалась Джейн.

– Ну почему же? Очень даже можно. – Вспомнив, что с самого утра ничего не ел, Филипп жалобно посмотрел в сторону кухни. – Умираю с голоду. Скорее пойдемте ужинать.

Не дожидаясь, пока женщины придут в себя, граф вышел из комнаты. В кухне было тепло и уютно. Из кастрюли поднимался восхитительный пар, обещавший истинное блаженство. На столе стояли две глубокие тарелки. Филипп впервые в жизни попал на кухню, а потому даже не представлял, каким именно способом еда попадает в ту посуду, в которой оказывается на столе. Собираясь поднять кастрюлю и налить суп через край, он уже потянулся к ней, но в этот самый момент послышались шаги.

– Не трогай, горячо! – остановил раздраженный голос Джейн. – Я все сделаю сама. Лучше сядь, пока не обварился.

Филипп уселся на один из стульев и принялся с замиранием сердца наблюдать, как Эмили накрывает на стол, а Джейн заканчивает последние приготовления к ужину. Длинные тонкие пальцы ловко помешивали, резали, раскладывали – сразу чувствовалось, что в маленькой уютной кухоньке командует настоящая хозяйка. Простые, обыденные действия дарили душевный покой и умиротворение. Пища оказалась немудреной, но очень вкусной, суп, жаркое, свежий хлеб, молодая, только что принесенная с грядки зелень. Комнату наполнял восхитительный, дразнящий аромат. Первая же ложка показала, что Джейн – отменная повариха.

– Неужели ты сама все это приготовила? – удивился Филипп.

– Да, – быстро ответила Джейн, словно опасаясь критики.

– Невероятно вкусно.

Джейн помолчала, словно не расслышала оценки, но потом все-таки коротко поблагодарила:

– Спасибо.

Не проронив больше ни единого слова, Филипп быстро расправился с содержимым тарелки и попросил добавки. Джейн налила. Эта порция тоже моментально исчезла, за ней и третья. Филипп поглощал ужин с таким энтузиазмом, словно это занятие стало для него самым главным в жизни. А Джейн и Эмили едва притронулись к своим скромным порциям.

Граф не сводил глаз с жены. Она изо всех сил старалась сосредоточиться на еде, однако присутствие Филиппа гипнотизировало. Потребность посмотреть на мужа оказывалась непреодолимой, и всякий раз, как Джейн украдкой поднимала глаза, она встречала требовательный, прямой взгляд Филиппа. Глаза графа настойчиво требовали разговора, объяснения. Каких слов ожидал от нее этот полный неожиданностей человек?

Наконец Филипп прервал молчание. Заговорил он совсем негромко, и все же и Джейн, и Эмили вздрогнули, словно от внезапного крика Глядя на дочь, граф медленно, веско произнес:

– Думаю, вас обеих заинтересует новость, которую я услышал перед самым отъездом из Лондона.

Ответа не последовало. Уэссингтон ждал, но ни одна из слушательниц не реагировала. Опустив глаза, обе лишь рассеянно помешивали то, что давно пора было съесть.

Джейн не выдержала первой. Все еще не поднимая глаз, спросила:

– Так какая же новость?

– Фредерик Моррис мертв.

Едва услышав эти слова, леди Уэссингтон в упор посмотрела на мужа, словно пытаясь прочитать в его взгляде то, что не прозвучало вслух. Эмили же упорно продолжала изучать, из чего сварен суп, однако замерла и впервые за все время ужина прекратила бесконечное помешивание.

– Так что же с ним случилось? – наконец уточнила Джейн.

– Убит. Застрелен среди ночи в собственной постели. Пуля попала прямо в сердце.

– Как я рада, – едва слышно прошептала Эмили.

– Известно, кто это сделал?

– Нет. Но ходят слухи, что негодяй в конце концов нарвался на серьезную семью и на решительного человека.

Говоря это, Филипп так посмотрел в глаза Джейн, что уже те оставалось сомнений относительно силы его гнева.

– Так что больше он никому не причинит зла.

Джейн не спускала с мужа глаз. Твердость и решительность слов, прямота взгляда неопровержимо утверждали, что он сам убил Морриса. Наверное, при иных обстоятельствах, в другое время новость показалась бы страшной, шокирующей. Но только не сейчас. Немало ночей леди Уэссингтон провела, лежа без сна в одинокой постели и жалея о том, что сама не взяла в руки пистолет. Если Филипп сумел взять на себя суровую миссию отмщения, тем больше ему чести.

– Это лучшая новость, которую мне довелось услышать за долгое-долгое время, – призналась Джейн, а потом, удостоверившись, что Эмили по-прежнему смотрит в тарелку, добавила беззвучно, одними губами: – Спасибо.

Филипп молча кивнул в ответ.

Эмили, наконец, пошевелилась и, не поднимая глаз, тихо произнесла:

– Джейн, я почему-то очень устала и совсем не голодна. Можно мне сегодня не ужинать?

– Конечно, милая. Почему бы тебе не лечь пораньше?

– А ты скоро придешь?

– Очень скоро. Вот только немного наведу в кухне порядок и сразу поднимусь к тебе.

Эмили кивнула и встала. Хотя она и старалась казаться спокойной, дрожь выдавала отчаянное волнение.

– Пожелай папе спокойной ночи, – напомнила Джейн.

– Спокойной ночи, – выдавила из себя Эмили, не глядя на отца.

Джейн и Филипп сидели молча и вслушивались в удаляющиеся шаги девочки: вот она прошла через гостиную и начала подниматься по лестнице. В тихом маленьком доме гулко отдавался каждый шорох, так что они смогли уловить даже тот момент, когда Эмили вошла в спальню и начала готовиться ко сну. Лишь тогда супруги позволили себе заговорить.

– Она очень изменилась, – нарушил молчание Филипп. Джейн пожала плечами.

– Повзрослела.

Она встала и начала разбирать посуду. Тарелки постепенно перекочевали на кухонный стол, где уже ждала горячая вода.

– Давай помогу.

– Нет, спасибо. Работы всего на несколько минут.

Джейн постоянно ощущала на себе прямой, пронизывающий взгляд мужа. Его глаза неотступно следовали за каждым ее движением. Напряжение неуклонно росло – казалось, снять его можно только криком. Наконец она вымыла последнюю тарелку и поставила аккуратную стопку на полку.

Леди Уэссингтон повернулась лицом к супругу, она казалась совершенно спокойной. Даже взгляд не отражал невыносимой бури чувств, которая бушевала в душе. Голос зазвучал спокойно, ровно, дружелюбно:

– Если хочешь вымыться, в тазу горячая вода. Я пока погашу огонь в плите и задую лампы. Вот эта свеча поможет тебе подняться наверх.

– А где наша комната?

Подобной бесцеремонности Джейн не ожидала. Придумал тоже!

– Твоя комната в самом конце коридора, налево.

– А где спишь ты?

– Вместе с Эмили, по коридору направо.

– Но только не сегодня. Сегодня ляжешь со мной.

Иллюзия спокойствия, которую так старательно поддерживала Джейн, мгновенно разлетелась на мелкие кусочки. Если этот человек считает, что может вот так внезапно ворваться в ее жизнь и преспокойно, словно ничего не случилось, продолжить супружеские отношения, то он глубоко заблуждается.

– Я лягу вместе с Эмили, как всегда, – почти выкрикнула она. – Девочка до сих пор боится темноты и не может оставаться в комнате одна.

– Прости, Джейн, но, к сожалению, тебе не удастся меня переубедить.

– Как ты смеешь, негодяй! – не выдержав, взорвалась Джейн. – Как только у тебя хватает наглости явиться сюда и начать… начать…

В этот самый момент младенец, услышав или просто почувствовав крик матери, решил пнуть пяточкой посильнее. Сейчас пинок пришелся точно в ребро. Джейн даже застонала и согнулась.

Филипп мгновенно оказался рядом.

– Что случилось? Ребенок? Джейн прижала руку к животу.

– Нет… то есть да, – пробормотала она. – Толкается.

Граф взял жену за руку и осторожно усадил на стул.

– Успокойся, пожалуйста. Отдышись. – Джейн последовала совету.

– Вот так-то лучше. – Казалось, Уэссингтон уговаривает не столько ее, сколько себя самого. Он осторожно положил ладонь на живот и тут же был награжден еще одним отличным пинком. От неожиданности граф даже вздрогнул, глаза округлились. – Это он так толкается?

– Конечно.

Прикосновение казалось нежным, знакомым и долгожданным, а потому разум Джейн из последних сил сопротивлялся близости. Но Филипп выглядел настолько пораженным и счастливым, что трудно было отказать ему в возможности ощутить жизнь и движение собственного ребенка. Поэтому она взяла мужа за запястье и немного подвинула руку:

– И здесь тоже.

– Ой, это же нога! Крошечная ножка!

– Мне кажется, малышке уже надоело сидеть в темноте и тесноте. Готовится явиться на белый свет.

Словно подтверждая слова матери, ребенок снова толкнул, и Филипп светло улыбнулся.

– Судя по всему, характер заметен уже сейчас, как ты думаешь?

Они долго сидели в глубокой напряженной тишине, пока Филипп упоенно следил за разбушевавшимся младенцем. Наконец ребенок успокоился, и граф посмотрел жене в глаза, мечтая прочесть в них собственное будущее и будущее семьи.

– Мне так тебя не хватало, – прошептал он и, не в силах противостоять искушению, склонился, желая сократить и без того небольшое расстояние.

Взгляд, прикосновение, близость, само присутствие мужа завораживали, гипнотизировали. Тепло ладони, запах кожи. Даже после всего, что произошло, после всего, что натворил этот неудержимый, безрассудный человек, он оставался таким родным, любимым и желанным. И все-таки в самый последний момент, за мгновение до того, как губы мужа коснулись ее губ, Джейн отвернулась и твердо произнесла:

– Нет. Не могу.

– Можешь, – настойчиво возразил Филипп и уткнулся носом в щеку любимой. – Я очень скучал. Уверен, и ты тоже скучала.

– Нет-нет… – Джейн отодвинула стул. – Ошибаешься. Даже и не думала о тебе. – Встала и отошла к двери, радуясь, что Филипп не остановил. Обернуться Джейн не решалась: не хотелось встречаться с мужем взглядом. – Я отправляюсь спать. К Эмили, – добавила она на тот случай, если супруг все еще на что-то надеялся.

– Полежи с девочкой, пока она заснет, а потом приходи ко мне. Я буду ждать.

– Не приду. – Джейн поскорее вышла из комнаты и поспешила наверх.

Оказалось, что Эмили уже уснула. Во сне она выглядела совсем маленькой. Так хотелось наклониться и поцеловать малышку в лоб, однако Джейн сдержалась. Прикосновение может испугать, Вместо этого она легла рядом и попыталась устроиться поудобнее, что в нынешнем положении оказалось совсем не просто.

Сонным голосом Эмили пробормотала:

– Я так рада, что Моррис мертв.

– И я тоже.

– Теперь все будет гораздо лучше, я точно знаю.

– Конечно, милая.

– И мне больше нечего бояться.

– Это просто замечательно.

Эмили зевнула и надолго замолчала. Джейн уже решила, что девочка снова уснула, но та вдруг спросила:

– Думаешь, это папа его убил?

– Не знаю.

– Надеюсь, что так.

«И я тоже», – подумала Джейн, однако решила, что высказывать подобное предположение в присутствии Эмили нельзя.

– А папа может заставить нас вернуться домой?

– Не волнуйся об этом сейчас. Постарайся уснуть и как следует отдохнуть.

Глядя в потолок, Джейн вслушивалась в ровное, постепенно замедляющееся дыхание. Трудно сказать наверняка, что может произойти. Филипп – ее муж, отец Эмили, и это дает ему право делать с каждой из них все, что душе угодно. А если Джейн вдруг откажется возвращаться, Уэссингтон вполне может забрать обоих детей – и младенца и Эмили – и увезти их силой. Он имеет полное право развестись с непокорной супругой, оставить ее в полном одиночестве и даже не позволить встречаться с детьми. Встревоженный мозг отчетливо рисовал ужасную перспективу. Джейн представила все плохое, что может сотворить с ней Филипп, и на глаза сами собой навернулись слезы.

Она слышала каждое движение мужа. Вот он умылся, поднялся по лестнице, вошел в свою комнату, разделся и лег. Возможно, тоже лежит без сна, но только в полной уверенности, что, в конце концов, все получится именно так, как хочет он. Чем дольше Джейн думала о муже и его властных манерах, тем труднее становилось справиться с неумолимо растущим в душе гневом. Уже через несколько минут недавняя грусть сменилась откровенной, огненной яростью.

Как он смеет вмешиваться в их с Эмили жизнь, нарушать с болью обретенный покой!

Джейн сердито откинула одеяло и босиком, на цыпочках пошла по коридору. Впрочем, сейчас ее походку трудно было назвать легкой. Нарушитель спокойствия сидел в постели, опершись на подушки, по пояс голый, и листал книгу, которую нашел на ночном столике. Услышав шаги жены, Филипп тут же отложил чтение.

Зная привычку Уэссингтона спать обнаженным, Джейн запаниковала.

– Давай сразу договоримся: я не собираюсь спать с тобой.

Филипп изо всех сил пытался сохранить самообладание и внешнее спокойствие, хотя нервы едва выдерживали напряжение дня и ночи. Неизвестность, мучительные догадки относительно того, придет Джейн или нет, казались пыткой.

– Нет, ты будешь спать со мной. Отныне и впредь – каждый день до самого последнего вздоха. Больше я не намерен провести вдали от тебя ни единой ночи. – Филипп показал на кровать. – Иди скорее, а то мне холодно.

Судя по всему, этот человек ожидал немедленного повиновения! Джейн пришлось как следует откашляться, чтобы гнев не мешал высказать все, что накипело на душе:

– Подлец, негодяй! Грубый, бесчувственный, низкий, жестокий!

Словно не слыша, Филипп откинул голову на спинку кровати и сплел пальцы на затылке.

– Вижу, что ты не на шутку взволнована. Так почему бы не высказать все, что считаешь нужным?

– Высказать тебе? – почти прошипела Джейн. Спокойствие и равнодушие мужа лишь усиливали ярость. Очень хотелось начать топать ногами и кричать во весь голос, но разве можно доставить негодяю такую радость? – Ну что ж, пожалуй, я выскажу тебе все, что считаю нужным! Ты явился сюда без приглашения, начал жаловаться на неудобства той жизни, которую мы смогли для себя построить, заставил нас накормить тебя и устроить на ночь, принуждал немедленно вернуться в Лондон, а теперь требуешь, чтобы я легла с тобой в постель. Так вот, говорю тебе, что не потерплю такой наглости, просто не потерплю!

– И что же ты предлагаешь мне сделать, Джейн Уэссингтон? Оставить вас троих здесь, на произвол судьбы? Я с ума сходил от волнения, уже начал думать о худшем. Никогда не мог подумать, что ты способна на такой безрассудный поступок, как бегство. И теперь, когда я наконец-то всех вас разыскал, уже никогда и ни за что не отпущу от себя. Вы с Эмили поедете домой. Ты навсегда вернешься в мою постель. Так что приготовься к неизбежному. Учти, что от твоего отношения к происходящему во многом зависит способность Эмили найти свое место в жизни.

Джейн никогда и в голову не приходило, что Уэссингтон начнет поиски, а уж тем более что, в конце концов, все-таки сумеет отыскать отчаянных беглянок. Поэтому она никогда не считала нужным обдумать возможные варианты развития событий. Разумеется, он будет настаивать на возвращении семьи в Лондон или Роузвуд. Какой вариант, кроме полной и абсолютной покорности, может устроить этого человека?

Джейн безнадежно сложила руки и тяжело, почти ничего вокруг не замечая, опустилась на стул. Месяцы бесконечных переживаний и беспокойства, трудные дни, наполненные тревогой об Эмили, о еще не родившемся ребенке, страхом за Филиппа и горькой обидой на него, – весь тяжкий груз внезапно свалился на плечи. Из глаз потекли молчаливые беспомощные слезы. Боясь, что муж воспримет их как признание поражения, Джейн закрыла лицо руками.

– Чего ты от меня хочешь, Филипп?

– Хочу, чтобы законная супруга спала рядом со мной. Всегда. – Граф встал с кровати и опустился на колени. Сжав руки жены, он осторожно убрал их от лица. Непримиримая, гордая, упрямая, прекрасная воительница окончательно растаяла в слезах.

– Посмотри же на меня, Джейн.

– Ни за что. – Она отвернулась, пытаясь спрятать лицо, смущенная собственной непростительной слабостью.

Филипп осторожно погладил мокрую щеку. Ах, до чего же его любимая хороша и до чего несчастна!

– Неужели воспоминания о нашей любви настолько неприятны, что ты не хочешь даже думать о том, чтобы разделить со мной постель?

– Нет. То, что мне довелось познать с тобой, неповторимо и восхитительно. Великолепно. Грандиозно. Но ведь для тебя наша близость не значила ровным счетом ничего. Неужели ты относишься к тем животным, которые непременно сходятся с каждой встречной самкой? – Джейн обвела рукой комнату, словно тесная спальня вмещала неисчислимое множество женщин. – Ну и прекрасно. Отправляйся, поищи следующую. Уверена, что в деревенской таверне девушки встретят тебя с радостью. Любая почтет за счастье услужить блистательному графу Роузвуду.

– Но я не хочу девушку из таверны. Никого не хочу. Ты и только ты.

– Прекрати, пожалуйста, Филипп. Бесцеремонная ложь способна убить.

– Поверь, с тех самых пор как прошлым летом я приехал в Роузвуд, у меня не было ни единой женщины, кроме тебя.

Джейн невольно застонала и приложила руку к сердцу, словно оно вновь разбилось на кусочки.

– Только, пожалуйста, прекрати лицемерить. От этого становится еще хуже, еще противнее.

– Но я говорю чистую правду.

– Уж не хочешь ли ты, чтобы я поверила, будто все эти месяцы в Лондоне ты… ты… – Нужное слово никак не находилось.

– Воздерживался? Да, именно так оно и было. – Джейн удивленно вскинула голову:

– А как же Маргарет?

– Маргарет не значит для меня ровным счетом ничего. До несчастного вечера в доме герцога я не виделся с ней несколько месяцев. А уж после него и подавно.

– С какой стати я должна тебе верить? Филипп крепко сжал руки жены.

– Послушай, Джейн. Клянусь, что я отправился в комнату Маргарет с невинными помыслами и чистым сердцем. – Граф небрежно махнул рукой. – Все началось вполне безобидно, во всяком случае, с моей стороны. Она подошла ко мне в зале, а поскольку очень не хотелось разговаривать при целой сотне свидетелей, я решил подняться в ее комнату, чтобы побеседовать наедине и сказать, что между нами все кончено. Бесповоротно и навсегда.

– Интересный способ доказать женщине свое полное безразличие.

– Маргарет оказалась почти раздетой и определенно собиралась возобновить роман. Но я сам даже и не думал об этом. Ни единого мгновения.

– И все же я видела, как ты ее обнимал и целовал. Видела вас обоих…

– Я как раз сказал ей, что продолжение невозможно, так как я не хочу и не могу тебя обманывать. Однако Маргарет не пожелала поверить, что получила отставку, и бросилась мне на шею. Признаюсь, сцена оказалась ужасно безвкусной и пошлой. Ты как раз застала финальный эпизод. Почему-то мне кажется, что Маргарет увидела тебя и постаралась изобразить страстную любовную сцену. От этой особы можно ожидать любого коварства. – Уэссингтон обнял жену за плечи. – Клянусь, в тот злополучный вечер не произошло ровным счетом ничего серьезного.

Слова казались искренними, а сам граф выглядел несчастным и одиноким.

– Не знаю, Филипп. Ничего не понимаю. Совсем запуталась.

– Тогда позволь повторить то, о чем я сказал в тот вечер Маргарет, то, что привело ее в бурное волнение. Я люблю тебя, Джейн. Люблю всей душой и всем сердцем. Когда ты вошла в ту злополучную комнату, я как раз собирался уйти и отправиться к тебе, чтобы признаться в любви и постараться доказать глубину своего чувства. В тебе вся моя жизнь! Если не простишь и не примешь, мне конец. – Филипп обнял любимую и склонил голову. – Пожалуйста, сжалься, не прогоняй! Скажи, что готова простить!

Не в силах противостоять жалобным мольбам, Джейн ответила на объятие. Прижала к груди покаянную голову и принялась ласково гладить темные волосы. Многое так и осталось нерешенным, многое до сих пор терялось в неизвестности, однако самое веское, самое убедительное обстоятельство не подлежало сомнению: Филипп любит ее, и это главное. Он вовсе не тот человек, который способен произнести заветные слова впустую. Граф никогда не был идеальным мужем и вряд ли сможет им стать – у него масса слабостей и недостатков, – и все же он искренне любит ее.

Что же, оставалось решить лишь один вопрос. Джейн вздохнула:

– Тебе придется кое-что пообещать.

– С радостью.

– Обещай, что больше никогда не встретишься с Маргарет.

– Никогда и ни за что. Даю честное слово.

– Обещай, что никогда не разделишь постель с другой женщиной. Даже от мысли о возможной измене сердце разрывается на части. Поклянись.

– Это совсем не трудно.

Филипп слегка отстранился, чтобы смотреть любимой в глаза. Снова крепко сжал ее руки и медленно, торжественно произнес:

– Преклонив колени, всем сердцем клянусь, что отныне и впредь буду верным и преданным супругом прекрасной леди Джейн Уэссингтон. Поверь и прими.

– Ну что ж, раз так, я полностью тебя прощаю.

– Неужели это правда, любовь моя?

– Чистая правда. Я люблю тебя, Филипп, и это тоже чистая правда. Сама не знаю, почему и за что, но все же ничего не могу с собой поделать.

– О счастье! Возможна ли такая радость? Ты поистине прекрасна, Джейн! Такой красивой я еще никогда тебя не видел.

Позже, гораздо позже Джейн лежала рядом со спящим мужем и смотрела в любимое лицо. В голубоватом свете луны Филипп казался таким юным, беззащитным и прекрасным. Она нежно дотронулась до его щеки, провела рукой по волосам, по плечу, по груди. Она любила безмерно, безгранично, но вряд ли смогла бы объяснить свое чувство. Да и способен ли кто-нибудь проследить путь сердца?

Конечно, будущее таило немало трудностей: предстояло решить запутанные проблемы, обсудить спорные вопросы, уладить множество мелких и не очень мелких неурядиц. Но в минуты тихого блаженства обо всем этом думать не стоило.

Сейчас леди Уэссингтон лежала в постели возле любимого мужа и радовалась простому счастью понимания и близости. Ответы на все сложные вопросы можно будет найти и утром.

Джейн положила руку Филиппу на грудь: как ровно, спокойно бьется сердце! Так бывает только во время самого крепкого сна.

В это мгновение, словно услышав ее мысли, муж накрыл руку Джейн своей ладонью и сонным голосом, но абсолютно внятно прошептал:

– Обещай, что больше никогда меня не бросишь. Дай честное слово!

Он поднес пальцы жены к губам, нежно поцеловал и вновь погрузился в сладкий сон. Джейн ласково улыбнулась и тоже уснула.

Глава 29

Эмили лежала в своей постели, в спальне небольшого сельского домика, и смотрела в потолок. В соседней комнате о чем-то рассказывала на своем, пока еще никому не понятном, языке сестричка Мэри. Солнце еще не встало, но на востоке уже занималась заря. Мэри только что исполнилось пять часов от роду.

Джейн почувствовала приближение родов на следующее после приезда отца утро. Схватки продолжались два дня и почти две ночи. Полнолуние призвало к родам сразу нескольких женщин в округе, и поэтому повитуха успела прийти лишь к концу.

Папа ужасно нервничал и боялся, но она, Эмили, – ни капельки. Она точно знала, когда и что необходимо делать. Ее научила повитуха – на всякий случай: вдруг ребенок явится раньше, чем она сама? Так что, пока папа метался из угла в угол, стонал и охал, Эмили спокойно и методично приготовила все необходимое, помогла Джейн переодеться, заварила травы.

Через несколько часов отец все-таки успокоился и даже попытался поддержать Джейн. Когда же подоспела повитуха, все трое уже настолько втянулись в процесс, что едва заметили ее присутствие и помощь. Наконец на свет благополучно появилась крошечная девочка.

Джейн заплакала. Эмили заплакала. Отец тоже заплакал. Эмили до сих пор не могла справиться с впечатлением: сильный, смелый, властный, независимый лорд Уэссингтон рыдал перед всеми, словно малый ребенок. И постоянно повторял, как он их любит. Говорил громко, чтобы все слышали. Эмили никогда не забудет, как отец обнимал ее и целовал. Она позволила: ласки оказались искренними и сердечными. А в перерывах между слезами и объятиями отец говорил, что Эмили придется научить Мэри всему на свете, потому что она – старшая сестра, и для малышки это очень важно и необходимо – иметь такую замечательную взрослую сестру, которая все знает, все умеет и в любую минуту может о ней позаботиться.

На медленно бледнеющем небе сияла яркая звезда. Казалось, она светит прямо в окно. Эмили закрыла глаза и загадала желание: пусть всегда будет также замечательно, как сегодня.

Мэри снова зашевелилась. Джейн совсем недавно ее покормила, так что малышка не голодна. Эмили слышала, как папа вставал и брал кроху к себе в постель, а потом они с Джейн о чем-то тихонько шептались. Так почему же сейчас папа не встает? Наверное, и он, и уж тем более Джейн слишком устали и просто не слышат возню и кряхтение.

Повитуха сказала, что рождение Мэри далось Джейн очень тяжело, так что несколько дней ей придется провести в постели. Отцу эти два дня и полторы ночи тоже дорого стоили – за все время он не прилег ни разу, да и волнение не прошло даром. Глядя на него, можно было решить, что он сам подарил жизнь маленькой дочери. Эмили улыбнулась. Кто бы мог подумать, что ее суровый, сдержанный, серьезный папа внезапно проявит такую пылкость?

Едва слышно вздыхая от счастья, Эмили тихо встала с постели и на цыпочках прошла по коридору. Мэри лежала в своей маленькой колыбельке и таращила блестящие, словно чистые предрассветные звезды, глазенки. Сестры внимательно посмотрели друг на друга, и вдруг Эмили показалось, что она слышит то, что хочет сказать малышка:

«Возьми меня, пожалуйста. Мне так одиноко».

– И мне тоже, – шепнула в ответ Эмили. «Я боюсь темноты».

– И я тоже.

Отец и Джейн даже не пошевелились – они, должно быть, и не услышали, как Эмили тихо вынула сестренку из кроватки и отнесла к себе в комнату. Осторожно положила крохотный сверток на постель и уютно устроилась рядом. Глядя на очаровательную головку маленькой красивой девочки, нежно улыбнулась:

– Папа говорит, что я должна научить тебя всему на свете, – прошептала старшая сестра. – А на свете так много всего, что уже пора начинать уроки.

«Да, я хочу знать все, что знаешь ты».

Слова прозвучали так отчетливо, словно Мэри действительно произнесла их вслух. Эмили протянула малышке палец, и сестричка тут же крепко схватила его крохотной ручонкой.

Эмили смахнула с глаз слезы умиления.

– Давай начнем. Я расскажу тебе о папе и о Джейн. Расскажу о нашей семье…