– Мистер и миссис Джонатан Бриггс, эсквайр! Ну разве не чудесно звучит? – Голубые глаза Долли лучились счастьем.
      – Звучит так, как положено, – согласилась Аллегра, плотнее запахнув на подруге плащ: за дверью дышал холодом суровый декабрьский день.
      – Спасибо тебе и за праздничный обед, и за прекрасный день, и за то, что была подружкой невесты, и… – тараторила Долли, крепко прижав Аллегру к груди.
      – Ступай лучше к молодому мужу, – засмеялась Аллегра. – Он уже заждался в карете. Вы будете жить в доме на Блумсбери-сквер?
      – Неделю или две. А потом Джонатан хотел бы навестить своего брата, сэра Артура. Нам обоим так жаль, что он заболел и не смог приехать на свадьбу! – Она расцеловала Аллегру в обе щеки и поспешила к экипажу.
      Аллегра вздохнула и прислонилась к мраморной колонне в холле Морган-хауса. День и впрямь удался на славу: скромная церемония под торжественными сводами собора Святого Павла – причем невеста с трудом вела себя чинно из-за переполнявшей ее радости, а жених, не менее счастливый, ужасно смешно пытался напустить на себя серьезный вид и, наверное, щипал себя втихомолку, чтобы убедиться, что это не сон. Морган-хаус сиял праздничными огнями, вышколенные слуги щеголяли синими с алым ливреями Морганов, а повара просто превзошли самих себя. Грей, неотразимый в алой ленте и со звездой ордена Бани, самым торжественным образом открыл праздник, подняв бокал в честь новобрачных.
      – Желаю вам обрести то же благословенное счастье, что снизошло и на нас, – обратился он к жениху с невестой, и сердце Аллегры запело от любви.
      – Грустим в одиночестве? Когда в доме полно гостей?
      Она улыбнулась в ответ на голос Грея, подошедшего сзади.
      – Позволь мне передохнуть хотя бы минутку, любимый. Долли выглядит просто ослепительно, правда?
      – Совсем как ты.
      Аллегра не без удовольствия окинула взглядом свою накидку бледно-голубого шелка, расшитую бриллиантами.
      – Грей, все-таки она чересчур экстравагантна. Даже для Рождества.
      – Я хочу вернуть тебе все, чего ты лишилась, – заверил он, обнимая и целуя Аллегру. – Все, что отобрала у тебя злая судьба.
      Она вздохнула. Несмотря на радостный день, в сердце оставалась незаживающая рана, которую разбередили эти слова.
      – Я бы хотела, чтобы с нами был Чарли.
      – Потерпи, моя милая. В твоем брате все еще слишком много гнева. И нам остается только ждать, пока он иссякнет. Может быть, если у него будет какое-нибудь занятие или положение при дворе… – Он задумался, уставившись в расписной потолок. – Гиффорд отлично умеет все устраивать.
      «Гиффорд отлично умеет все устраивать». Аллегра остолбенела от внезапной догадки. Эта мысль давно не давала ей покоя.
      – Это сделал ты! Ты и Гиффорд! Этого… этого кузена, о котором мистер Бриггс не имел ни малейшего понятия. Которому сбрендило оставить наследство не старшему брату, а младшему. Воистину странная причуда. Если только это не вы с Гиффордом.
      – Глупости, – пожал плечами Грей. – У каждого из нас найдется целая куча всяких незнакомых дальних родственников, если поискать.
      – Которые только и делают, что оставляют наследство незнакомцу, с которым ни разу не встречались? Ведь это ты придумал, не так ли, Грей?
      – Не болтай ерунду. – Однако Ридли явно был чем-то смущен. Он без нужды откашлялся и поправил кружевное жабо. – С какой стати я должен вот так швыряться деньгами?
      – Но ты же готов был проиграть целое состояние Кромптону!
      – Это совершенно иное дело. Я бы стал снова и снова ставить на кон, пока не отыграл бы все обратно.
      Но Аллегра упрямо тряхнула головой. Она и сама дивилась, что не заметила всего этого раньше.
      – Это ты – тот неизвестный кузен, Грей. И не отрицай.
      – Я буду отрицать это даже на смертном одре!
      – Я так люблю тебя, Грей Ридли! – воскликнула она, обвивая руками его шею. – Ты настоящий ангел, и именно так тебя зовут в богадельне.
      – Подумаешь, – с напускной грубостью выпалил он. – Мне все равно некуда девать деньги. Того, что я имею, не истратить и за сотни лет!
      – Какая же я счастливая, что повстречала тебя! – От благодарности и любви глаза Аллегры наполнились слезами.
      – Ха! Насколько я помню, ты тогда меня чуть не убила.
      – А ты собрался выпороть меня, негодяй! – вскричала она, уперев руки в бока.
      – Вот интересно, что бы случилось, если я бы все-таки спустил с тебя штаны в тот день? – промурлыкал Грей, привлекая упрямицу к себе и похлопывая ее пониже спины. Однако это было ошибкой: в следующий миг он прижал ее еще сильнее, а его движения стали более настойчивыми и интимными. Аллегре стоило немалого труда сдержаться.
      – Ты до сих пор только об этом и думаешь, разбойник! Но я чуть не откусила тебе язык за то, что ты попытался лезть ко мне с поцелуями! Помнишь? И как по-твоему, что бы случилось, если бы вместо поцелуев ты осмелился на нечто большее?
      – Предлагаешь выяснить это немедленно? – Не выпуская ее из объятий, он припал губами к ложбинке между грудей.
      – Ради Бога, Грей. – Она попыталась вырваться, но довольно вяло. – Гости же ждут.
      – Я бы с удовольствием отправил их всех по домам, а тебя отнес в спальню. – Его слова прозвучали невнятно.
      – Скорее бы уж вернуться в мою буфетную в Бэньярд-Холле, – хихикнула она. – Там бы я запросто составила для тебя отворотное зелье. Ну, веди себя прилично. – Позволив Грею последний поцелуй, она взяла его за руку и повела к гостям.
      Большинство из них собралось уезжать следом за молодыми. Аллегра распорядилась, чтобы дворецкий пригласил оставшихся человек двадцать перейти в меньшую гостиную, и отдала приказ накрывать легкий поздний ужин.
      Эта гостиная в Морган-хаусе нравилась ей больше всего: обставленная удобно и со вкусом, она была очень уютной. Над камином висел портрет короля Георга Первого, который его величество пожаловал Грею по случаю посвящения его в рыцари за отвагу на поле брани. И пригласить сюда припозднившихся гостей казалось вполне уместным. Почти все джентльмены были старинными друзьями хозяина дома. Уговорили остаться и Ричарда Холфорда. Аллегра с радостью видела, что былая дружба стала крепче прежнего после того, как Грею удалось победить свою слабость.
      В сумерках, когда гости уже пили чай, подошел лакей и шепнул Аллегре на ухо:
      – Миледи, прибыли сэр Чарльз и леди Бэньярд.
      Не успела она прийти в себя от удивления, как в комнату небрежной походкой вошел Чарли. Его наряд был еще более вычурным и кричащим, чем в Барлингтон-хаусе: камзол и жилет сплошь покрывала вышивка, золотая мишура свисала отовсюду, где только можно было ее прицепить. Под мышкой он зажал шляпу с пышными перьями и шпагу с сиявшей самоцветами рукоятью.
      – Анни, – провозгласил он и с ухмылкой окинул взглядом удивленных гостей, неприкрыто наслаждаясь столь многочисленной аудиторией. – Мне так жаль, что я пропустил венчание твоих друзей. Но я был занят на собственном венчании. В церкви Святой Марии.
      Аллегра сердито прикусила губу. Эта церковь, старая и полуразрушенная, находилась на окраине и обычно служила для заключения тайных браков. Что заставило Чарли выбрать это место? И с кем, хотела бы она знать? Однако ей не пришлось гадать долго. Чарли указал на темную фигуру в дверях:
      – Поди сюда, женушка. Позволь честной компании воздать должное леди Глориане Бэньярд!
      Женщина, нерешительно шагнувшая в комнату, поразила Аллегру редкостной красотой. Маленький кружевной чепец не мог скрыть упрямые рыжие завитки, обрамлявшие лицо. Оно казалось фарфоровым из-за гладкой, едва тронутой румянцем нежной кожи. Точеные правильные черты лица ошеломляли и приковывали взгляд. А огромные блестящие глаза удивительно зеленого цвета напоминали два изумруда, влажные от росы. При этом она выглядела здоровой и сильной: не томный, изнеженный бутон, но яркий, полный жизненной энергии цветок. Аллегре подумалось, что в жилах этой красавицы должна течь кровь цыган – этого дикого и загадочного племени.
      Однако чистоту ее щек оскверняли два ярко-красных пятна, а вызывающе алые губы имели какую-то невероятную, противоестественную форму. Вульгарный грим довершало множество мушек на лице, огромные серьги, ожерелье и целые связки колец и браслетов. Платье, стоившее целое состояние, также бросалось в глаза: алый яркий шелк вряд ли подходил невесте. Более того, вырез платья был чересчур глубок, и выпиравшие из него пышные груди не прикрывал ни платок, ни хотя бы клочок кружев. А вышитый атласный передник только подчеркивал тот факт, что невеста была на сносях.
      Сидевшие за столом замерли, слишком удивленные и смущенные этой скандальной сценой, чтобы обмениваться мнениями. Мертвую тишину нарушил хохот Чарли. Аллегре с первой же минуты стало ясно, что ее брат изрядно пьян. Глаза его странно блестели, а язык заплетался.
      – Удивляешься, Анни? Мне пришлось водить рукой этой сучки, чтобы подписать контракт. Не умеет ни читать, ни писать. Но какова красотка, а? – Он обратился к Грею, и в его темных глазах зажглось некое потаенное чувство. – Верно, мой дорогой зятек?
      – Почему ты не отвез свою жену домой, Чарли? – холодно спросил Грей.
      – Ну уж нет! Сначала пусть все в этой комнате встанут и поклонятся моей супруге. – И он хихикнул. – Глориана. Я даже и не знал, что ее так зовут, пока не сказали викарию. – И он с грозной гримасой обернулся к женщине: – Черт побери, Глори, да иди же сюда! Чего ты мнешься?
      На лице Глорианы Аллегра читала смятение и страх, а еще желание убраться поскорее отсюда, где ей не, место. Однако женщина, не опуская головы, довольно решительно приблизилась к Чарли.
      Кто-то из гостей не сдержался и фыркнул. Грей тотчас нахмурился и шагнул навстречу Глориане, протягивая руку. Та замялась, не зная, что делать. Грей уверенно взял ее под руку и промолвил:
      – Позвольте, леди Бэньярд, представить вас компании: моя жена, леди Ридли.
      – Глориана. – Аллегра тепло улыбнулась и пожала ей руки, стараясь хоть немного ободрить бедняжку. – Дорогая сестра. Добро пожаловать в Морган-хаус.
      – Ну, Глори, вряд ли тебя прежде кто-то рисковал назвать сестрой, – чуть не лопнул от хохота Чарли. – По большей части бабы звали тебя стервой. Что, Анни, я не рассказывал тебе, где откопал эту сучку?
      – Чарли, не надо. – Глориана осмотрелась, как загнанный зверь. – Не стоит так себя вести.
      – Вот, не успели обручиться, а она уже корчит из себя занудную супругу, – осклабился Чарли. – А ну, заткнись, пока я сам тебя не заткнул!
      – Ради Бога, Чарли! – воскликнула Аллегра. – Разве так разговаривают с женой?
      – Он вовсе ничего мне не сделает, нет! – Глориана отчаянно затрясла головой. – Сердце-то у него доброе!
      – Ну да, и по доброте душевной я никогда не ленюсь выдрать тебя для твоей же пользы! – зашелся хохотом ее муж. – Не так ли, девка? Ну а теперь, Анни, позволь поведать тебе, где я впервые встретился с Глори. Ты бывала в театре на площади у таверны Линкольна?
      Аллегра торопливо кивнула, лишь бы не перечить брату, пока не придумает способ удалить его отсюда. Она тревожно переглянулась с Греем. Было ясно, что он сердит не меньше, однако не хочет унижать Чарли в его теперешнем состоянии.
      – Да, – промолвила она, – на прошлой неделе мы смотрели там чудесную пьесу.
      – Наверное, тебе невдомек, что в задней части театра частенько бывают представления иного рода. Они помогают скоротать время до спектакля тем зрителям, которые явятся слишком рано. Поединки гладиаторов, – пояснил он. – Совсем как в Древнем Риме. До пояса нагие. Они лупят друг друга дубинками и деревянными саблями, пока не появится первая кровь. Крайне забавное зрелище. И к тому же выгодное, если поставить на того, кто победит. – И он с ухмылкой потрепал Глориану по подбородку. – А бои между женщинами забавнее всего. И сколько раз я ни болел за Глори, она не получила ни царапины. Черт побери, вот это боец!
      Грей еле слышно выругался, а Глориана поникла.
      – Ну а теперь, сэр, вам пора уходить, – твердо сказал Грей.
      Чарли, злобно щурясь, схватился за шпагу.
      – Чарли, мой дорогой, – Аллегра торопливо встала между мужчинами, – умоляю тебя, поезжай домой.
      – Нет. Я приехал отпраздновать свою свадьбу! – И он похлопал Глориану по круглому животу. – И мое предстоящее отцовство. Да, да, именно мое, – грозно уставился он на одного из гостей, который с трудом сдерживал хохот. – Как только я заприметил эту шлюху, то позаботился о том, чтобы она и думать не смела подзаработать на стороне!
      – Вы запирали ее? – брезгливо уточнил Грей.
      – Ну уж нет. Просто бил всякий раз, как она засматривалась на другого.
      Аллегра охнула. Наверняка Глориану эта сцена унижала не меньше, чем ее. Ничем не оправданная грубость Чарли, его постыдная откровенность, его оскорбления и измывательства над женщиной, которую он называл своей женой…
      И тут ей стало ясно, что от брата так просто не отделаться. Все еще полный злобы и жажды мести всем и каждому, Чарли ни за что не уберется отсюда, пока не сыграет свой спектакль до конца. Она выразительно глянула на Грея, надеясь найти помощь и поддержку:
      – Идемте, сударь. Помогите мне представить лорда и леди Бэньярд гостям.
      Все сошло на удивление гладко. Большинство гостей сочувствовали их неловкому положению и старались вести себя вежливо. Кажется, это несколько утешило Чарли: он даже начал улыбаться и обменялся какими-то пустяковыми фразами кое с кем из джентльменов. А когда Ричард Холфорд церемонно поклонился ее брату и предложил вместе посетить их клуб на будущей неделе, Аллегра с облегчением перевела дух. Возможно, вечер не будет испорчен безнадежно. Чарли слегка протрезвел и, возможно, прекратит свои выходки, а Глориана, растерянная и подавленная, выказывала явные признаки усталости. Вряд ли они останутся даже на ужин.
      Но вдруг Ричард внимательно всмотрелся в Глориану и сосредоточенно сдвинул брови:
      – Тысяча извинений, мадам, но на вашем ожерелье очень необычная подвеска.
      Женщина испуганно прижала руку к груди: действительно, на ожерелье из крупного жемчуга имелась брошь – огромный, загадочно блестевший опал, обрамленный изумрудами.
      – Это Чарли мне ее дал.
      – Сказать по чести, прежде я уже видел точно такую же. Мой близкий друг, сэр Джоселин Мидлтон, специально заказал ее для жены в качестве свадебного подарка. По своему собственному рисунку. И было оговорено, что больше таких брошей сделано не будет.
      – Ну, значит, ювелир его надул! – засмеялся Чарли. – Потому как вы сами видите ее близнеца!
      – Позвольте поинтересоваться, где вы взяли ее, сэр Чарльз? – все так же озабоченно спросил Ричард.
      – Купил.
      – И где же?
      – А вам-то что? – как-то странно взглянул на него Чарли.
      – Прошлым летом на оксфордском тракте на Мидлтона с женой напал грабитель в маске с целой бандой приспешников. И среди прочего был похищен и этот опал.
      – Ах вот оно как! – с притворным удивлением воскликнул Чарли, теребя кончик носа.
      Аллегра встревожилась. Она с детства помнила, что Чарли теребит свой нос, если растерян или загнан в угол. И она спросила:
      – Что именно, Чарли?
      – Дело в том, – заговорил Чарли, не оставляя нос в покое, – что эту проклятую штуку я купил в лавке потерянных вещей Джонатана Уайлда, а он давно слывет скупщиком краденого. За этой брошью якобы никто не явился в течение года. Ну, я ее и купил.
      – За ней никто не явился, – вскричал Ричард, – потому что история семьи Мидлтон оказалась более чем печальной! Тот грабитель величал себя лордом Шершнем. И никогда земля не носила большего негодяя, чем он! После того как бандит обобрал дочиста своих жертв, он хладнокровно прикончил лорда Мидлтона, а потом жесточайшим образом надругался над его супругой. – И Ричард, поклонился Аллегре: – Извините мою вынужденную грубость.
      – Ах, как грустно, – покачал головой Чарли. – Придется запретить Глори надевать эту чертову брошь.
      – Это еще печальнее, нежели вы можете себе представить. Леди Мидлтон так и не оправилась от потрясения. И через пару месяцев скончалась, приняв огромную дозу опия.
      – Но это же ужасно! – вырвалось у Аллегры. – И что, этого лорда Шершня так и не поймали?
      – Никто не видел его без маски, – пожал плечами Ричард. – Но помнится, леди Мидлтон рассказывала мне: когда он набросился на нее, она укусила мерзавца за руку, и ему пришлось снять перчатку, чтобы перевязать рану. На руке не хватало мизинца. Это все, что осталось у нее в памяти от той ужасной ночи. Ее кучер также видел руку негодяя и может все подтвердить.
      – Боже милостивый! – выдохнул Грей.
      Аллегра побледнела как полотно. Это не мог быть Чарли. Не мог! Но с другой стороны, разве она знает теперешнего Чарли, того человека, в которого превратился ее брат с тех давних, полузабытых дней в Бэньярд-Холле?
      Ричард обвел глазами всех присутствующих и упрямо прищурился:
      – Мидлтон был моим лучшим другом. Окажите любезность, сэр Чарльз, покажите мне ваши руки!
      Чарли отшатнулся и засунул руки поглубже в карманы, приняв вид оскорбленной невинности:
      – Никогда, сэр. Как не останусь я больше в этой компании, где меня подвергают незаслуженным оскорблениям! Идем, Глори. – И они направились к двери.
      Но Ричард, упрямо выпятив подбородок, загородил ему путь:
      – Прошу прощения, сэр, но я вынужден настаивать, пока не сочту себя удовлетворенным. Можете не сомневаться, что я готов на все, чтобы получить доказательства вашей невиновности. Или виновности. Все, что требуется, – послать за кучером. После смерти леди Мидлтон я взял его к себе на службу. И он ждет в карете у крыльца.
      Оказавшись припертым к стенке, Чарли дико взглянул на Аллегру:
      – Не проклинай меня, Анни! У меня не было выбора. Меня загнали в угол!
      Из ее глаз лились ручьем слезы. Слезы жалости. И сочувствия. Разве она сама не была готова пойти на убийство недавно?
      – Мой милый, я все понимаю…
      – Черт бы тебя побрал, Чарли! – Глориана с отвращением сорвала ожерелье и швырнула его на пол. – Ты ж клялся и божился, что ни разу не пришил никого из благородных!
      Грей крепко взял Чарли за локоть и обвел глазами гостей. Судя по всему, на их перепалку никто не обратил внимания.
      – Идем. – Он мягко повел Чарли к выходу. – Нечего устраивать здесь спектакль. Мой человек, Гиффорд, найдет адвоката. Такого, чтоб были связи при дворе. Не сомневаюсь, что могу на тебя положиться, Чарли.
      – Нет! – Возле самой двери Чарли отпихнул Грея к большому инкрустированному мрамором столу и выхватил шпагу. Ричард, чертыхаясь, рванулся к ним, вынимая свой клинок, а многие гости испуганно повскакали с мест. Но Чарли уже приставил острие шпаги к горлу Грея и зычно крикнул:
      – А ну, всем стоять! Не то я его прикончу! – Это заставило прирасти к полу и Ричарда, и нескольких слуг, кинувшихся было на помощь хозяину.
      – Ох, Чарли, только не это! – взмолилась Аллегра.
      – Ну отчего же, Анни? Знаешь, что меня теперь ждет? В самом лучшем случае – новая ссылка и рабство. А скорее всего за подвиги лорда Шершня меня мигом отправят в Тайберн! Теперь ты узнаешь, какая слава обо мне идет! Да я и оглянуться не успею, как буду болтаться на виселице! Нет уж, благодарю покорно. И предпочитаю избрать свой собственный путь! – Он мрачно расхохотался и ткнул Грея шпагой. – Но если мой богатенький зятек захочет меня остановить – пусть дерется за такую честь!
      – Ты рехнулся, Бэньярд! – рявкнул Грей. Прижатый спиной к массивному столу, со шпагой, приставленной к горлу, он был совершенно беспомощен и невероятно взбешен.
      – Вовсе нет! – осклабился Чарли. – Честно говоря, у меня давно чешутся руки схватиться с тобой, Ридли! Я много чего слышал про твою трусость на поле чести. Об этом сплетничает весь Лондон. И на прощание я бы хотел унести с собой хоть одно забавное воспоминание. – Он повелительно кивнул Аллегре: – Анни, ну-ка возьми у Холфорда шпагу и положи на стол перед… перед трусом из Бэньярд-Холла – так, что ли? Ведь тебя теперь так величают, Ридли? Вот и мне захотелось полюбоваться, как ты будешь ползать на коленях и обделаешься со страху!
      – Ваш вызов готов принять я, сэр, – поспешно заявил Ричард и вытащил шпагу.
      – Черта с два! – окрысился Чарльз. – Только дернись, и Ридли конец! Анни, шпагу!
      Дрожащая Аллегра взяла у Холфорда шпагу и положила на стол возле Грея. Она не осмеливалась заглянуть ему в глаза: а вдруг в их глубине уже полощется все тот же животный ужас? Повинуясь лающей команде Чарли, она отскочила подальше от мужа.
      – Ну, Ридли, бери шпагу. – Грей отрицательно качнул головой. – Бери, не то хуже будет! – И Чарли подкрепил свою угрозу быстрым колющим движением, отчего по шее у Грея потекла алая струйка. – Говорят, ты с перепугу даже слезу пускал. И ползал на карачках, как старый пропойца! Верно? – Он снова сделал выпад, и на плече у Грея расползлось кровавое пятно. – Я при всех назову тебя трусом. Жалким, ничтожным трусом! Будешь со мной драться? – И Чарли вонзил шпагу в ногу противника. От резкой боли в икре Грей невольно выругался.
      Аллегра охнула от ужаса. Как долго еще выдержит Грей эти наскоки?
      – Чарли, умоляю!
      – Зачем ты все это затеял? – спросил Грей, вытирая пот со лба.
      – Ты спишь в моем доме, – со звериной яростью прошипел Чарли. – Ты спутался с моей сестрой и вообразил, будто теперь имеешь полное право на Бэньярд-Холл! – И он снова сделал выпад.
      Грей заслонился рукой и чертыхнулся, когда острие шпаги распороло кожу на запястье.
      – Боже милостивый! – вырвалось у Аллегры, которая только теперь разгадала истинное намерение своего брата. Каким-то невероятным образом в его воображении Грей Ридли сделался символом всех несчастий и несправедливостей, что свалились на Чарли, а значит, и объектом непримиримой ненависти пополам с черной завистью. Скопившиеся за годы скитаний обвинения в адрес всего света были возложены на одного-единственного человека – Грея Ридли. Сердце Аллегры разрывалось между мужем и братом, ей оставалось только молиться. – Защищайся, Грей! – воскликнула она. – Чарли собрался тебя убить!
      Грей как во сне поднял на нее глаза. К прежнему страху примешалось некое новое чувство. Неуверенность. И Аллегра тут же вспомнила, что некогда Грей убил дорогого для его Руфи человека. И чуть не сошел с ума от ощущения вины. Ей снова захотелось обнять Ридли, прижать к себе, чтобы утешить. Но вместо этого она как можно решительнее вытерла слезы и изобразила храбрую улыбку.
      – Сделай это ради меня, Грей, – прошептала она. – И ради себя. И что бы ни случилось – я люблю тебя!
      Он машинально провел рукой по губам. Аллегра подумала, что сейчас он, наверное, вспомнил про джин. Но вот Грей набрал побольше воздуха в грудь и взял со стола шпагу.
      – Чарли, я тебя умоляю, – прерывистым от рыданий голосом продолжала Аллегра, – вспомни про старые времена!
      – А ты-то их помнишь? – зарычал он. – Ты предала нас всех, когда вышла замуж за узурпатора, когда имела полную власть над Уикхэмом и оставила ему жизнь! – И он снова ощерился на Грея: – Ну, Ридли, покажи мне, мужчина ты или нет!
      Грей поднял шпагу. Костяшки пальцев побелели от бешеного усилия, а рука тряслась, как у припадочного. Но он сжал зубы и даже умудрился отразить новый выпад Чарли. После этого ему удалось вырваться из ловушки между столом и стеной и отскочить в сторону. Он двигался вполне уверенно, но рука со шпагой все еще дрожала, когда он попытался сделать ответный выпад.
      – И это все, на что ты способен, трус? – хохотал Чарли, с легкостью парируя его удары.
      У Аллегры сложилось впечатление, что с каждым новым выпадом Чарли Грей обретал все больше сил. Его шпага уже не тряслась, а мелькала ловко и проворно. С каждым мгновением восстанавливалось былое мастерство и отвага. Он уже перешел в атаку, а не просто пытался отразить дикие наскоки Чарли.
      Чем спокойнее и увереннее дрался Грей, тем в большее неистовство впадал Чарли. Он без конца крутил финты, делал выпады, отступал, наступал, сопровождая все это потоками брани и буквально кипя от ненависти. Вот он снова сделал выпад, но провел его слишком поздно, отчего утратил равновесие и упал на колено.
      Грей был тут как тут: наступил на шпагу так, что Чарли пришлось выпустить оружие.
      – Все кончено, Бэньярд, – выдохнул он. А потом посмотрел на Аллегру со слезами облегчения и повторил: – Все кончено! – Из груди его вырвался странный сдавленный звук: не то рыдание, не то смех.
      Грей подобрал с пола шпагу Чарли, подал Ричарду оба клинка и приказал одному из слуг:
      – Кликни стражу. Пусть прихватят с собой кандалы.
      Чарли ринулся к двери. Он снова напоминал загнанного в угол хищника: плечи поникли, руки спрятаны под полы камзола. Сердце Аллегры сжалось от боли и жалости за столь жестоко загубленную жизнь брата. А потом она увидела, что в обеих руках он сжимает по пистолету.
      Бэньярд направил их на Грея и прочих и кивнул Глориане:
      – А ну, шевелись, чертова кукла! Нечего пялиться, словно ты мне и не жена! Прихвати мою сестрицу и двигай ко мне.
      Аллегра невольно вскрикнула: она и охнуть не успела, как оказалась зажатой, словно в клещи. Конечно, она попыталась вырваться, но где ей было тягаться с Глорианой! Ее уже подтащили вплотную к брату. Грей с Ричардом дернулись было, чтобы ей помочь.
      – Стоять! – рявкнул Чарли, взведя курки. – Кому дорога ее жизнь – ни с места! Не двигайтесь – и с ней ничего не будет. Глори и глазом не моргнет – враз свернет ей шею. Мне она нужна как пропуск отсюда. А эти ее прелестные бриллианты придутся как нельзя кстати в нашем с Глори семейном гнездышке!
      – Ну смотри, если ты хоть пальцем ее тронешь… – прорычал Грей, сжимая кулаки в бессильной ярости.
      – Анни – моя сестра! – захихикал Чарли. – Как-никак, родная кровь. А что до тебя… – И он прицелился в Грея. – Бэньярд-Холл мой, ты, ублюдок! У тебя нет на него никаких прав! Вот пусть он и достанется твоей вдове! По крайней мере она там не чужая!
      – Нет! – вскричала Аллегра, понимая, что сейчас Чарли спустит курок.
      Но он вдруг застыл, широко распахнул глаза и со страшным грохотом рухнул на пол. Пистолет выпал из руки, и Чарли с болезненной гримасой пытался его поднять. Аллегра увидела, что между его лопаток торчит кинжал с рукоятью в виде змеиной головы. Она вскинула глаза. В панели на стене была распахнута маленькая потайная дверца, и в ее проеме стоял Джагат Рам. Его темные глаза все еще полыхали бойцовским огнем.
      – О Чарли! – Аллегра с криком вырвалась из ослабевших рук Глорианы и ринулась к брату, чтобы обнять его и прижать к груди. – Грей, пошли за хирургом!
      – Слишком поздно, Анни. – Чарли охнул и скривился. – Дай мне умереть.
      Грей распорядился, чтобы слуги принесли раненому что-нибудь выпить покрепче и подушки, чтобы подложить под голову. Однако всем было ясно, что надежды больше нет. Глаза его уже начали стекленеть. Аллегра сняла с него парик и ласково отвела со лба влажные пряди. Она с трудом удерживалась от слез и несказанно удивлялась, как может заново испытывать столь острую боль: ведь утрату этого человека она оплакала много лет назад!
      – Не плачь, малышка Анни, – зашептал он. – Лучше уж так… Не принимать на себя позора у Тайберна. Все равно я слишком устал от такой жизни. Хочу спать. – И он прикрыл глаза, но тут же открыл их снова. На лице проступили мир и безмятежность – те самые чувства, которых он был лишен столь долго. Не осталось ни следа гнева и ненависти. – Помнишь то местечко на Уэнлок-Эдж, куда мы так часто ходили? И любовались на нашу долину?
      – Она такая же прекрасная, как и прежде, – кивнула она.
      – Похорони меня там. – И он глянул на Глориану, по-прежнему державшуюся в стороне. – Позаботься о моем ребенке. И о бедной моей милой шлюшке.
      – Даю тебе слово, Чарли, – промолвил Грей, встав рядом с ним на колени.
      – А твою руку, Ридли? – слабо улыбнулся Чарли, делая попытку шевельнуть дрожащими пальцами.
      – С радостью, брат. – И он решительно сжал руку Чарли в крепком мужском пожатии.
      – Милая младшая сестренка. – Голос раненого стал еле слышен. – Неугомонная малютка, моя Анни. Ты готова была хохотать от счастья, увидев радугу, и тут же заплакать над цепным псом. – Он обреченно вздохнул и промолвил: – Вот и поплачь надо мной, Анни. Меня чересчур долго держали на цепи!
      – Знаю… – прошептала она. – Знаю…
      Рассудок Чарли помутился. Он забормотал что-то бессвязное с такой интонацией, будто читал список или подводил итог всей жизни:
      – Безумно устал… чертовы мерзавцы… наконец-то высплюсь. – Вдруг он улыбнулся Аллегре так светло и беззаботно, словно вся боль и тоска сгинули навек: – А ты помнишь, как падает снег над Бэньярд-Холлом, малютка Анни? И ты лепила из снега ангелов? Такие белые, такие невинные, чистые… Как наша прежняя жизнь. Больше жизнь уже не была такой яркой и чистой… нигде в проклятом мире… – Он закашлялся и затих, широко распахнув невидящие глаза. Грей осторожно опустил ему веки.