– Аллегра, я надеялся… мой подарок… Может быть, он немного облегчит твою боль?
– Что же это?
– Как раз перед отъездом мне пришло письмо от Гиффорда. Им с Бриггсом удалось получить высочайшее помилование. Король полностью оправдал Бэньярдов. И восстановил доброе имя твоего отца.
– Слишком поздно пришло это помилование, – с горечью произнесла Аллегра.
– Неужели ты еще лелеешь в сердце ненависть? Мне казалось, что все кануло в Лету.
– Мне тоже так казалось, – вздохнула она. – В день, когда погиб Том. А теперь кажется, что Джона Уикхэма я не прощу даже на смертном одре. Пойдем скорее спать, любимый. Помоги мне снова научиться радоваться жизни.
Рука об руку новобрачные вошли в спальню. Торопливо разделись и улеглись в просторную, скрытую под пологом кровать. Хотя Грей в эту ночь был особенно нежным и чутким любовником, Аллегра ощутила какое-то смутное беспокойство. Вроде бы все было, как обычно, но и в то же время Грей казался каким-то отстраненным… если не бесстрастным! Неужели брачная церемония лишила их объятия былого пыла?
И тут ей припомнилось, как Ридли вел себя на протяжении всего дня. Аллегра сердито уселась и уставилась на него.
– Мне что же, придется терпеть это все восемь месяцев? – осведомилась она. – И целых восемь месяцев, укладываясь с тобой в постель, я буду чувствовать себя дурацкой фарфоровой куклой?
– Что ты имеешь в виду? – возмутился он.
– Грей, у меня сильное, здоровое, привычное к труду тело. И ты можешь не трястись от страха, когда прикасаешься ко мне. Я не рассыплюсь!
– Но ведь ты в положении. И я старался быть осторожным. Это вполне естественно.
– Ну, так лучше вам вообще не прикасаться ко мне, милорд, – выпалила она, выскочив на середину комнаты. – Вплоть до того дня, пока я не рожу вашего ребенка!
– Это что, мятеж? Не успели мы пожениться? – Он погрозил Аллегре пальцем. Янтарные глаза под густыми бровями полыхнули дьявольщиной в тусклом свете свечи. – А ну, поди сюда, негодяйка!
– Сначала поймай меня! – заявила она, приплясывая по всей комнате, как расшалившаяся девчонка.
Грей с ревом бросился вдогонку, словно разъяренный бык. Не успела Аллегра и глазом моргнуть, как ее загнали в угол, бесцеремонно сгребли в охапку и потащили в постель. Несмотря на попытки сопротивляться, Грей прижал ее к кровати и заставил раздвинуть ноги.
– Ты этого добивалась, чертовка? – И его пальцы скользнули во влажную ложбинку. Она ахнула от наслаждения, но все же не смирилась. И когда Грей собрался овладеть ею, улучила момент и опрокинула его на спину.
А потом ловко оседлала мужа, вобрав в себя то, что давно жаждало слиться с ее телом, любуясь его растерянным лицом:
– Неужели вы предпочитаете робких любовниц, милорд?
Грей хотел заставить ее двигаться, но она не спешила, желая подольше подержать его в этом сладостном плену. Он даже застонал от досады.
Тогда Аллегра торжествующе улыбнулась и принялась чертить пальчиком на поросшей жесткими волосами широкой груди.
– Аллегра не китайская ваза. – Она слегка ущипнула его сосок.
– Ну хватит! – пропыхтел он, потеряв последнее терпение, и, стащив Аллегру с себя, уложил ее на спину. Сдерживаться дальше не было сил, и их соитие наполнилось той неистовой страстью, от которой у Аллегры темнело в глазах, а разрядка становилась просто ошеломительной.
Наконец она успокоилась, довольная и счастливая. Но вскоре ее разобрал смех.
– Наверняка наш ребенок преспокойно спал все это время!
– Ему следует научиться спать довольно крепко, – промурлыкал Грей, нежно покусывая розовое ушко, – если учитывать то, чем я намерен заниматься с тобой все восемь месяцев.
Постепенно в комнату проник ночной холод. Любовники укутались плотнее и уснули, тесно прижимаясь друг к другу. Засыпая, Аллегра подумала, что этот день самый счастливый в ее жизни.
Она очнулась от шума, сдавленных восклицаний и ругательств. Место Грея было пустым. Трясущимися руками ей не сразу удалось высечь огонь и зажечь свечу. Только потом Аллегра решилась выбраться из кровати.
Грей прижимал к полу какого-то рослого незнакомца. Одной рукой он держал его за горло, а другой заломил кисть, сжимавшую устрашающих размеров кинжал. Но вот клинок выпал из ослабевших пальцев, и Ридли поспешил зашвырнуть его подальше, рявкнув:
– Этот чертов мерзавец хотел убить меня спящего!
Аллегра гневно уставилась на нападавшего. Как он посмел нарушить их уединение, их покой? Наверняка какой-нибудь грабитель с большой дороги, ночной вор. Вон у него какая лохматая шевелюра и грубая физиономия, искаженная волчьим оскалом. Он неистово мотал головой по полу, цепляясь за руку Грея, сжимавшую его горло. Хрипло выругавшись, грабитель впервые взглянул на Аллегру. Она вскрикнула и отшатнулась, прижимая руку к груди.
– Боже милостивый! – вырвалось у нее. – Чарли?!
Глава 20
Чарли опрокинул в себя остатки эля, грохнул об стол глиняной кружкой и сердито спросил:
– Анни, у тебя нет ничего покрепче?
– Разве что укрепляющие настойки, – нахмурилась та.
– И ни капли бренди? – Брат презрительно глянул на Ридли. – Неужели твой муж не берет в рот спиртного?
Грей мрачно чертыхнулся. Аллегра умоляюще заглянула ему в глаза и погладила по руке. Ведь к ней вернулся любимый брат! И видеть, как ссорятся два самых дорогих для нее человека, было свыше ее сил.
Она без конца обнимала Чарли, обливаясь счастливыми слезами. Она засыпала его вопросами, едва вслушиваясь в ответы, да и вряд ли нуждаясь в них. Однако у Чарли такая буря чувств явно вызывала досаду, и он поспешил одернуть ее напоминанием, что умирает от голода и жажды.
– Хочешь еще холодной баранины, Чарли?
– Нет. – Он поднялся из-за стола и беспокойно заметался по комнате, а потом остановился и уставился на Грея: – Ридли. Кажется, так звали того наглеца, который перекупил Бэньярд-Холл у молодого Эллсмера.
– Я и есть тот человек, сэр, – нарочито холодно ответил Грей.
– Ничего себе, Анни, да ты стала настоящей пройдохой! – расхохотался Чарли. – А была такая милая цыпочка… Я и не думал, что жизнь научит тебя заботиться о себе. Пожалуй, даже жаль, что у Уикхэма не осталось дочки. Я бы тогда женился на ней и сам вернул Бэньярд-Холл. – Он снова цинично расхохотался. – Приятно было бы отомстить хотя бы так, а?
– Чарли, я вышла за Грея по любви, – сдержанно напомнила Аллегра. – Не смей так о нем говорить.
– Если тебе хватило ума свить себе гнездышко потеплее, то чем хуже я? – небрежно пожал плечами брат.
– Ну, черт побери, довольно, сэр! – не выдержал Ридли.
– Нет! Грей! – Аллегра встала между ними. – Пожалуйста, милый, – умоляла она, обнимая мужа за шею. – Неужели ты считаешь, что Чарли пришлось легче, чем мне?
Грей глубоко, прерывисто вздохнул и разжал ее руки.
– Некогда вы были джентльменом, сэр, – кивнул он Чарли. – И лучше вам об этом не забывать. Перед вами моя жена, урожденная леди и виконтесса. А кроме того, ваша сестра. Будьте добры относиться к ней с должным почтением, и мы станем добрыми друзьями, как и положено столь близкой родне. – Он сделал над собой усилие, но все же протянул руку.
Чарли, чертыхаясь, принял ее. Видимо, его самого смутила собственная выходка:
– Вот моя рука, сэр. Вы должны понять: прошлое забыть не так-то легко.
– Аллегре это тоже далось непросто. Хотя бы ради нее постарайтесь победить свой гнев и радоваться тому, что вы снова вместе.
– Ага. – Чарли снова заметался по комнате, то и дело приникая к темному окну. – Стало быть, Том Уикхэм мертв. А я-то притащился сюда, чтобы прикончить его собственноручно, когда узнал в Лондоне, что он унаследовал эту дыру. Наверное, это случилось недавно.
– Чуть больше месяца назад, – вздохнула Аллегра. – Он… он скончался у меня на руках, – добавила она, кусая губы.
– Хотел бы я на это полюбоваться! – осклабился Чарли.
Аллегра собралась было возразить, но слова замерли у нее на губах. Разве сама она не питала к Уикхэму столь же пламенную ненависть? Лучше пока оставить все как есть. И рассказать о подробностях доблестной гибели Тома в более подходящий момент.
Небо за окном посерело: близился рассвет. Грей давно успел натянуть рубашку и штаны, а она по-прежнему щеголяла в ночной рубашке. Пожалуй, стоит пойти наверх и одеться поприличнее.
– Чарли, ты так и не спал всю ночь? – Брат отрицательно качнул головой, и Аллегра помогла ему снять плащ и устроиться поудобнее. – Милый, подожди, пока я застелю кровать свежим бельем, а тогда ты сможешь поспать.
Плащ дорогого сукна был превосходно пошит, но показался ей странно тяжелым. Аллегра помрачнела. Неужто действительно под его складками где-то в потайном кармане был спрятан пистолет?
– Значит, ты приехал сюда из Лондона? А что ты там делал?
– Так, занимался всякой ерундой. – Чарли принялся теребить кончик носа. – Ведь у того, кто вынужден скрывать свое настоящее имя, там слишком мало возможностей.
– Но ведь с этим покончено! – вскричала Аллегра. Господи, как же она могла запамятовать такую новость! – Ох, Чарли! Теперь ты снова можешь звать себя Бэньярдом. Мало того, мы свободны! Том перед смертью сам сознался, что его отец возвел на нас ложное обвинение. Король даровал помилование. И имя Бэньярдов восстановлено. Понимаешь, Чарли, ты свободен! – И она кинулась обнимать брата в новом порыве чувств.
– Свободен? – рявкнул тот, отшвырнув от себя Аллегру. – Три года назад я сбежал с плантации. Тайком. И еще два года пытался выбраться из Америки. Я был отверженным, бродягой с большой дороги, я крал, чтобы прикрыть наготу и не умереть с голоду. Один, под открытым небом, в холод и в дождь, днем и ночью. И все время я трясся от страха быть пойманным. Но вот мне удалось пробраться на корабль и спрятаться в трюме, чтобы никто не заметил. А когда я наконец добрался домой, то обнаружил, что Джон Уикхэм мертв, Том Уикхэм куда-то скрылся, а мой дом продан вот этому выскочке. – Чарли недовольно покосился на Грея. – И ты говоришь: свободен?! – Он буквально плевался этим словом. – Да меня вздернут на первой же попавшейся виселице за бегство с плантации! – И молодой человек отвесил сестре издевательский поклон: – Или тебе угодно, чтобы Чарльз Бэньярд добровольно выполз на всеобщее обозрение? Ну что ж, в лучшем случае меня просто сошлют обратно в Колонии. Вот чем пахнет твоя «свобода»!
Вперед выступил Грей. От гнева лицо его застыло, но голос звучал спокойно и убедительно:
– Полагаю, у меня еще сохранились кое-какие связи при дворе. Я мог бы походатайствовать за вас в Лондоне. А если повезет – добиться полного оправдания и освобождения от ссылки и даже восстановления титула. Баронет, если я не ошибся? Может быть, король пожалует вам должность или хотя бы пенсию в возмещение за понесенный ущерб. Если вы назовете мне имя своего плантатора, я бы смог связаться и с ним. Наверняка соответствующий выкуп убедит его не преследовать вас больше как беглеца.
Сердце Аллегры переполняла благодарность. Какой добрый, какой хороший ее Грей! Она подошла и взяла его под руку. И вдруг с испугом ощутила, как дрожит его большое сильное тело. Это напомнило Аллегре, как совсем недавно… О Боже, эта ужасная сцена в Ладлоу… И то, что рассказала ей Долли про Лондон! Ведь теперь ему предстоит вернуться туда, и предстать перед двором, и бросить вызов всему свету! Кто знает, во что это может вылиться?! Какие новые унижения его ждут?
– Милый, ты хочешь сделать это ради Чарли?
– Это ради тебя, Аллегра, – пробормотал Грей, не в силах скрывать растерянность и испуг.
– Но может быть, Гиффорд или Бриггс…
– А что, если их связей будет недостаточно? – Грей тяжело вздохнул и провел ладонью по губам. – Как скоро ты перестанешь уважать меня? И начнешь презирать? Наверное, я был не в своем уме, когда вообразил, будто смогу укрыться в Шропшире навсегда. Позволь мне снова сразиться со своими демонами и показать, на что я способен, если вообще способен на что-то. Тем более что появился такой повод. – И он попытался расправить плечи и улыбнулся: – Ну, Бэньярд, что ты на это скажешь?
Аллегра смахнула невольные слезы. Ну как не любить такого, как он – отважного и щедрого? А вдруг Чарли не примет от Грея такую жертву?
– Вот видишь, Чарли, твоя малышка Анни не ошиблась в выборе супруга. И с Божьей помощью сэр Чарльз Бэньярд снова родится на свет.
– Это не окупит и сотой доли того, что мне пришлось вытерпеть, – скривился Чарли. При виде такого горя у Аллегры снова защемило сердце.
– Ох, Чарли, пожалуйста, забудь про это. Попытайся просто радоваться жизни. Как это делаю я.
– Позабыть? А ты знаешь, что такое рисовое поле? Вонючее душное болото с мириадами москитов и мух. И с каждым проклятым днем ты словно опускаешься еще на одну ступеньку жестокости и тупости. После этого перестаешь бояться даже адского пламени! – По мере того как он говорил, его голос поднимался до какого-то звериного воя.
– Всем нам довелось хлебнуть лиха, – запальчиво возразила Аллегра, – и научиться с ним жить. – Она тут же пожалела о своей резкости и захотела подбодрить брата: – Где же твоя фамильная гордость? Помнишь девиз дедушки Бэньярда – «Гордость и терпение!»? Что с ними стало, Чарли?
– А вот что! – выкрикнул он и задрал рубаху. Вся его спина была исполосована уродливыми грубыми шрамами: они переплетались и наползали один на другой в кошмарном узоре, не оставляя ни клочка нетронутой плоти. Аллегра отшатнулась, зажав руками рот. – Святые угодники!.. – вырвалось у нее. А Чарли уже развернулся и грохнул ладонью по столу:
– А еще вот что – за вторую попытку бежать! – На мизинце не хватало двух фаланг, и конец обрубка был отвратительно темного цвета, как будто рану прижигали кипящим дегтем.
– Ох, Чарли, – разрыдалась Аллегра.
– К черту, Анни, – брезгливо выпалил он. – Вот уж чего не терплю, так это сучьего воя. Попробовала бы только моя пустить слезу – враз бы получила по морде!
– Ну, на сей раз действительно хватит, сэр! – И Грей с размаху отвесил дорогому брату оплеуху. – Потрудитесь прикусить язык, милейший, пока я не выдрал вас как мальчишку!
Чарли ошалело помотал головой, а потом посмотрел на Грея, недобро прищурившись. Словно по волшебству, из-за голенища выскочил кинжал.
– А ну-ка попробуй, говяжья туша! Я мигом настрогаю из тебя бифштексов!
– Остановитесь, ради всего святого! – заломила руки Аллегра. – Разве вы не видите, что разрываете мне сердце?!
Повисло напряженное молчание. Но вот Грей взял себя в руки и обнял жену:
– Прости меня, Аллегра.
– Нет, это я виноват, – с судорожным вздохом возразил Чарли и убрал на место кинжал. – Слишком долго пробыл среди всякого сброда, Анни. Малышка Анни. Прости меня. – Он снова вздохнул: – Знаешь, как ты стала походить на маму? Жаль, что я не знал, где вас искать в Чарлстоне. Я бы положил цветы на ее могилу.
– Мы поставим памятник всей семье в парке в Бэньярд-Холле, – хрипло предложил Грей. – Тогда никто не будет забыт. – Он прокашлялся и продолжил: – Вам лучше всего оставаться некоторое время здесь. Не стоит привлекать к себе внимание, пока не будет получено помилование и выплачены все долги.
– Да, – подхватила Аллегра, радуясь восстановленному миру. – Милый Чарли, побудь здесь. Этот дом… – Тут ее внезапно осенило. – Позволь подарить его тебе. Том Уикхэм завещал его мне, как последней из Бэньярдов, в день своей смерти. Но по праву им должен владеть ты. Так будет справедливо. И хотя доход с него небольшой, но сейчас и он придется кстати.
– Ну что ж, пока сойдет, – брезгливо осмотрелся Чарли. – Но без бабы я тут долго не высижу. Она, конечно, бессердечная сука, зато здоровая, как ломовая лошадь, и может работать за троих. Мне пришлось оставить ее в Йорке, когда я отправился в Лондон.
– Я пошлю за ней, – кивнул Грей. – Как ее имя?
– Чтоб я сдох! – ухмыльнулся Чарли. – Понятия не имею. Кажется, кто-то звал ее Глори. Вот и все. Я оставил ее в таверне «Черный пес» на окраине Йорка, по дороге в Шелби.
– Я устрою так, чтобы она попала сюда. И прежде чем мы поедем в Лондон, нужно будет оформить у нотариуса все бумаги на этот коттедж. Вместе с землей и арендаторами. – Грей смущенно добавил: – Если есть нужда в деньгах, я бы мог немного оставить прямо сейчас. А потом мой секретарь пришлет еще. Скажем, сотню-другую фунтов.
Чарли впился в него глазами, словно увидел только сейчас:
– Да у вас, я вижу, денег куры не клюют! Неужто моя сестра сподобилась выйти за богача?
– Просто немного удачи, – пожал плечами Грей. – Небеса были милостивы ко мне долгие годы.
– Тогда как мою спину полосовали кнутом, – злобно прошипел Чарли.
От этого тона у Аллегры защемило в груди. Ну ничего, с Божьей помощью Чарли понемногу придет в себя и снова обретет покой и счастье. Горе и жестокость исчезнут, и к ней вернется ее прежний милый брат. И все станет, как прежде. Она ласково убрала с его лба темную прядь волос. Бедный, он выглядит намного старше своих тридцати лет. Вот и виски кое-где тронуты сединой…
– Мы пошлем за тобой, как только сможем. Вот увидишь. Все встанет на свои места.
Чарли взглянул на сестру. Его темные глаза, так похожие на ее, напоминали глаза затравленного, загнанного в угол зверя.
– Анни, – мрачно прошептал он. – Прошло уже целых восемь лет с тех пор, как наш мир рухнул, и ничто не могло поставить его на место…
Глава 21
– Ох, Долли, я даже подумать боюсь о том, чего ему это стоило. – Аллегра допила чай и со вздохом отодвинула чашку.
– Удивительно, как он успел добиться всего этого за месяц, – подхватила леди Дороти, махнув слуге, чтобы подал счет.
– Я и сама с трудом верю. Полное помилование для Чарли. Возврат титула и привилегий. И к тому же более чем приличная пенсия. А тот особняк, который Грей снял для него на площади Святого Мартина… По-моему, он обошелся намного дороже, чем Грей мне сказал.
– Ты уже виделась с братом здесь, в Лондоне?
– Всего один раз. Он нанес визит в Морган-хаус. Чарли по-прежнему такой несдержанный. Такой… – Аллегра замялась: ей очень не хотелось говорить плохо о своем любимом брате, – …такой неблагодарный после всего, что Грей для него сделал! Как будто весь мир обязан вымаливать прощение за его несчастья! И как будто Грею все достается даром!
– А Грей не говорит, как он себя чувствует?
– Нет. Первые две недели ему приходилось каждый день являться ко двору. И когда он возвращался через несколько часов, то все еще дрожал, а в лице не было ни кровинки. Но никому ни разу не пожаловался, даже мне. Долли! Только представь себе все эти насмешки, и сплетни, и презрение старых знакомых и Друзей… Слава Богу, у него хватило сил не браться за джин. Хотя до дуэли вроде бы не доходило, но к нему явно цеплялись, и неоднократно. Но он все равно добился аудиенции, и один раз его принимал король, а дважды Уолпол. И они удовлетворили ходатайство для Чарли. Может быть, это поможет Грею восстановить положение в обществе?
– Когда-то он вел себя немножко заносчиво, – сочувственно улыбнулась Долли. – И мог показаться самоуверенным. А к таким людям общество бывает особенно жестоким в любом удобном случае. Ричард постоянно приглашает Грея вместе с собой. Но тот не желает пойти даже на чашку кофе в приватном клубе.
– И ходит повсюду один, чего бы это ни стоило. – Аллегра переживала несчастье мужа, как свое собственное. – Ну как ему помочь? На будущей неделе мы приглашены на прием в Барлингтон-хаус. Это первое приглашение, которое Грей принял. Но я все равно боюсь. Вдруг в моем присутствии он выкинет какую-нибудь глупость, чтобы продемонстрировать свою храбрость? Дорогая Долли! – снова воскликнула Аллегра. – Скажи, отчего мужчинам так необходимо себя мучить? К чему вся эта гордыня?
– Это ты у меня спрашиваешь? – грустно рассмеялась Долли. – Ты что, забыла про упрямого, непробиваемого мистера Джонатана Бриггса? Я сделала все, что могла, – только не повисла сама у него на шее. Я даже заставила Дика намекнуть ему о том, что не желаю выходить замуж за богача, если вообще захочу снова замуж. – Долли тяжело вздохнула. – Вчера вечером мне казалось, что Бриггс вот-вот поцелует меня. Но потом…
– Ты не рада, что Грей устроил вам встречу?
– Я и сама не знаю. Такая сладкая пытка. И такая боль при мысли о том, что Джонатан так и не сумеет побороть гордость. – Она встала и надела тонкие шелковые перчатки. – Мне пора. Давай я провожу тебя до Пэлл-Мэлл, а потом возьму карету и поеду домой.
Аллегра застегнула свой теплый плащ и спрятала руки в муфту. В дверях она важно кивнула хозяину заведения, с низким поклоном пожелавшему их светлостям приятно провести день. Но как только подруги оказались на улице, Аллегра не удержалась от смеха:
– Все еще не могу привыкнуть к тому, что я – леди Ридли.
– Нет нужды спрашивать, любите ли вы с Греем друг друга. Достаточно увидеть вас вместе. – Долли мечтательно улыбнулась и смахнула невольную слезу. – И я бы с радостью отказалась и от титула, и от богатства ради такого счастья. – Она опять вздохнула и спросила: – Тебе нравится Морган-хаус?
– Все больше и больше с каждым днем.
– В Лондоне почти не осталось таких, как этот, роскошных особняков. Многое уничтожил Большой пожар, а потом пошла мода иметь и городской дом, и сельский, и на большие особняки мало у кого хватает денег. Грей вложил в Морган-хаус целое состояние, когда вернулся из Индии. Впрочем, до покупки Бэньярд-Холла у Ридли это было единственное поместье.
Аллегра невольно вздохнула. Каким бы внушительным и роскошным ни был особняк на Пиккадилли, больше всего на свете ей бы хотелось побывать снова в доме, где прошло ее детство, на правах хозяйки.
– Грей разрешил мне обставить Бэньярд-Холл по собственному вкусу, как только мы вернемся в Шропшир.
– А когда это будет?
– Не раньше, чем станет ясно, что к Чарли больше нет никаких претензий. Что по всем долгам уплачено. И по-моему, он ждет письма из Америки. С уведомлением о расторжении договора.
– Смотри-ка! – перебила Долли. – Это же Грей! – Двигаясь от Стрэнда, дамы как раз добрались до широкого бульвара, именуемого Пэлл-Мэлл. Несмотря на холод, здесь было людно: сливки лондонского света не преминули лишний раз появиться в обществе и обменяться последними сплетнями.
Заметив их, Грей весело кивнул. У Аллегры захватило дух. В этой блестящей толпе он был лучше всех. Высокую стройную фигуру ладно обхватывал темно-серый бархатный камзол, из-под которого виднелся роскошный шелковый жилет. Даже здесь, в городе, Грей не надевал парика, а просто зачесывал назад свои густые каштановые волосы, укладывая их при помощи крема и пудры. На запястье на шелковой петле болталась тонкая тросточка с резной рукояткой: хотя это и считалось последним криком моды, Аллегра знала, что Грей пользуется ею, дабы не привлечь внимания к тому, что у него нет шпаги.
– Долли, – воскликнул он, целуя ей руку, – как я рад, что повстречал тебя! – Аллегре же было достаточно выразительного взгляда. Любовь, светившаяся в его янтарных глазах, согревала ее сердце лучше всяких приветствий.
– Ты отлично выглядишь сегодня, Грей, – улыбнулась в ответ Долли. – Хотела бы я задержаться и узнать, отчего ты так сияешь, но увы: у меня назначена встреча. Ты не поймаешь для меня экипаж?
Они усадили Долли в карету и тепло распрощались с ней. Аллегра тут же спросила:
– Ты действительно сияешь как медный грош?
– Нет, – покачал головой Грей. – Скорее я удивлен. И смеюсь над собственной слепотой. Но на сердце у меня удивительно легко. – Он подал Аллегре руку: – Пойдем. Прогуляемся немного. Надеюсь, я не очень похож на сумасшедшего?
– Ради Бога, Грей, что стряслось?
– Почти каждое утро я захожу в кофейню Баттона на Ковент-Гарден. Выпиваю чашку кофе. Выкуриваю трубку табаку. И читаю газеты. Нынче утром я прочел поразительную новость. Пикеринги разорены и опозорены. Все до единого. Мошенники убрались обратно в Кент, поджав хвосты, как побитые псы. И пусть это не очень красиво, но я ощутил радость, когда узнал, что они получили по заслугам. Господь Свидетель, но ведь началом моего падения были их обвинения в смерти Руфи и последующая дуэль.
– И у них не было никаких прав тебя обвинять.
– Милая, преданная Аллегра, – ласково пожал он ее руку. – Но, видишь ли, не в этом причина моего приподнятого настроения. И растерянности. Пока я читал «Дейли пост», в кофейню заглянули многие из моих прежних приятелей. Товарищи по оружию, с которыми я служил в армии. Оказывается, крах Пикерингов радовал их не меньше, чем меня. Они клялись и божились, что всегда оставались моими друзьями, и приглашали навещать их, пока я здесь, в Лондоне. – Похоже, Грей до сих пор не мог поверить, что это случилось с ним наяву. – А я-то избегал их, боялся, что… Впрочем, не важно. Наверное, я поспешил и сделал глупость, убежав из Лондона. Во всяком случае, друзья рассказали мне презабавную историю. Оказывается, Пикеринги нарочно заставили Руфь вскружить мне голову. Исключительно ради денег. – Он замедлил шаги и взглянул на Аллегру, скривившись от недоумения: – Неужели я был слеп? И она вертела мной как хотела? Ведь это правда: она постоянно вынуждала меня оплачивать долги своих родных. Я любил ее и делал это, не сожалея. Но… значит, я был дураком?
Ну что можно было ему сказать? Что он впервые за все это время сделал хотя бы шаг к правде? Конечно, нет. Это было бы слишком жестоко. И Аллегра прошептала:
– Я твердо верю, что ты любил ее всем сердцем, а это главное! – Она с тревогой всматривалась в его лицо, гадая, удалось ли отвлечь Грея от грустной догадки. Однако он молча кивнул и пошел дальше.
– Лопни мои глаза! Уж не мой ли это противник из Ладлоу?
Аллегра едва не вскрикнула при виде сэра Вилльяма Баттерби, спешившего к ним с другой стороны бульвара. У нее упало сердце. Баттерби сопровождала целая толпа таких же разряженных в пух и прах щеголей, как и он сам. И хотя большинство из них были безоружны, на роскошной перевязи Баттерби болталась все та же невероятно длинная шпага. Франт сдернул с головы треуголку с перьями и отвесил шутовской поклон:
– Мое почтение лорду и леди Ридли.
– Я не искал с вами ссоры, сэр, – с каменным лицом процедил Грей. – Не ищу и сейчас.
– Я тоже, лорд Ридли, – ехидно ухмыльнулся Баттерби. – Но тут мои друзья… – и он подмигнул приятелям, – и они все знают об обстоятельствах нашей последней встречи. – Аллегра болезненно поморщилась, увидев столь же ехидные ухмылки на физиономиях юных джентльменов. – Ну а потом, – продолжал Баттерби, – я слышал, что вам удалось вновь втереться в любимчики к Уолполу. И похлопотать ради родственников вашей молодой жены. Где уж мне ссориться с человеком, обладающим такой властью. И деньгами…
Аллегра что было сил вцепилась в напряженную руку Грея. Пусть Баттерби несет какую угодно чушь – она не позволит втянуть своего мужа в новую стычку.
– Ага, – подхватил один из дружков Баттерби, напоминавший павлина, танцующего с распущенным хвостом, – ты ведь намекал нам, Билли, во сколько Ридли обошлось падение Пикерингов?
– Черт побери, сэр, это ложь! – не выдержал Ридли.
– Смирись, Фэррел. – Баттерби похлопал приятеля по плечу. – Хотя наш дружище Ридли дерется только на поприще денег и оружием, выкованным из гиней, у тебя ведь нет доказательств, что это он подставил ножку Пикерингам!
– Ах ты пес! – взревел Грей, вырываясь из рук Аллегры и кидаясь на Баттерби. Тот отскочил назад, не на шутку испугавшись, и выхватил шпагу:
– Ради Бога, Фэррел, дай этому малому свою шпагу и заставь драться как положено!
– Не спеши, грязный щенок! – рычал Грей, размахивая тростью. – В прошлый раз я пустил тебе кровь кулаком, а теперь сделаю отбивную с помощью трости!
– Ха, сэр! – петушился Баттерби, поднимая шпагу. – Так не взыщите, если я вас проткну! – И он сделал выпад.
К великому удивлению Аллегры, Грей орудовал тростью так, словно это была настоящая шпага. Он небрежно парировал удар противника и сам пошел в атаку. Несколько молниеносных финтов – и вот уже шпага Баттерби, вывернутая из пальцев ловким приемом, летит в траву.
Аллегра облегченно перевела дух. Только теперь она обратила внимание на то, что Грей побледнел, как мертвец, а тросточка дрожит у него в руке. Однако голос его звучал твердо и уверенно.
– Ну что, Баттерби, – с издевкой промолвил он, – не желаешь обменяться еще парой ударов за честь моей леди, которую ты оскорбил в Ладлоу? – И он отвесил щеголю звонкий удар пониже спины.
– Черт побери! – Молодой человек подпрыгнул от боли, а потом кинулся наутек, позабыв в пыли свою роскошную шляпу с перьями.
Однако праздновать победу было рано. Краем глаза Аллегра заметила, что второй франт, Фэррел, стаскивает с руки перчатку. Как только он кинет ее Грею, дуэли не избежать.
Она молча попросила прощения у Ридли. Шагнула вперед, покачнулась и сделала вид, что падает:
– Моя нога! Боже, какая боль!
– Вам плохо, мадам? – не дожидаясь ответа, Ридли подхватил Аллегру на руки. Она прикусила губу якобы от боли. – Пожалуйста… пожалуйста, отвези меня домой!
Грей неохотно отвернулся от приятелей Баттерби, покидавших поле боя, и крикнул одному из собравшихся вокруг зевак:
– Пригони сюда карету!
Морган-хаус находился в двух минутах езды. Не успела Аллегра устроиться в карете, как они уже подкатили к парадному крыльцу. Не говоря ни слова, Грей поднял ее, пронес мимо кланявшихся лакеев наверх, в спальню, и кивком приказал горничной выйти. А потом бесцеремонно швырнул жену на постель и рявкнул:
– Ты отлично можешь идти сама!
– Что это значит? – Сердце замерло у Аллегры в груди от недобрых предчувствий.
– Я не такой уж слепец! – брезгливо промолвил Грей. – Неужели ты так испугалась или была унижена трусостью своего мужа?
– Нет, Грей! Я просто… – Она отвернулась, скрывая отчаяние. Что еще ей оставалось? Позволить тому франту бросить перчатку, чтобы состоялась дуэль?
– Если мне понадобится твоя помощь, – обронил он, направляясь к двери, – я сам скажу об этом. А до той поры оставь меня в покое. – И он выскочил вон.
