Через два дня Мелисса позвонила, чтобы рассказать мне о вечере, проведенном вместе с Тони и купленной колыбелью. Согласно моему план, она должна была привезти в его квартиру огромный чемодан, набитый самыми вопиюще женскими вещами, какие только бывают, пока он был на работе. И поставить колыбель прямо посреди гостиной.
      Любой нормальный мужчина, увидев такое, должен был ретироваться с диким воплем.
      Я подвинула лежавшую на кровати Лулу и извлекла из-под ее живота звонящий сотовый телефон.
      – Алло?
      – Он не убежал с диким воплем.
      – Мелисса?
      – Он. Не убежал. С диким. Воплем, – процедила Мелисса. – Вопреки вашим обещаниям! Разве не для этого мы потратили сто баксов на дурацкую розовую колыбельку с простынкой плотностью в триста нитей на квадратный дюйм и подушкой с надписью «Принцесса спит»? – При упоминании о подушке ее тон почему-то смягчился.
      – Покупку можно вернуть, – робко предложила я.
      Лулу улеглась на спину, требуя почесать ей живот; я уступила, размышляя, что же пошло не так.
      – Да плевать мне на колыбель! – визгливо выкрикнула моя клиентка. – Черт побери, он предложил мне переехать к нему!
      – О, это плохой знак, – сказала я, откидываясь на подушки. – Очень плохой. Значит, он не испугался колыбели?
      – Какое там! Сказал – она восхитительна. И что он хочет от меня детей. Мол, зачем ждать? Чем раньше начнем, тем раньше у нас появится орава маленьких бамбино.
      Мелисса почти задыхалась. Мне грозило то же самое.
      – Этот мужчина реагирует совсем не так, как любой нормальный парень на его месте, – сказала я.
      – Так ведь он не нормальный! Он итальянец, балда! Главное в его жизни – любовь, семья и надежный тыл.
      Я открыла было рот… и опять закрыла. Помедлив и набравшись смелости, все же спросила:
      – Тогда в чем проблема?
      – Если, по-вашему, проблем нет – выходите за него замуж сами, – заявила Мелисса. Казалось, она вот-вот расплачется. – Я слишком молода… моя карьера… не хочу быть похожей на мою мать…
      «Ого. Ну и ну». Не нужно было быть психиатром, чтобы понять проблемы Мелиссы.
      – Так на ком хочет жениться Тони – на вас или на вашей матушке? – отважилась поинтересоваться я. – Он когда-нибудь говорил, что хочет видеть вас похожей на нее?
      – Нет, просто… Послушайте, я не собираюсь вам ничего объяснять! Я просто наняла вас для определенной работы, правильно? Вы ведь именно этим и занимаетесь – организуете разрывы, да? Так разрушьте же это, наконец! – печально произнесла она.
      – Но……
      – Или вы в течение двух дней находите выход, или возвращаете деньги. В ближайшие выходные Тони приглашает меня на торжественный ужин. Вы прекрасно понимаете, что это значит.
      – Мелисса, простите меня. Я…
      Она опять перебила:
      – Не нужно извинений. Просто исправьте свои ошибки.
      И положила трубку, оставив меня наедине с кисловатым запахом скорби. А может, это был запах псины. Так или иначе, жизнь меня не баловала.
      Примерно через час, когда я вымыла Лулу с новым шампунем и бальзамом-кондиционером для щенков и приняла душ сама, мы стали значительно лучше пахнуть, но мое тягостное настроение осталось неизменным. Обвинение в разрушении человеческих жизней обнажило мысли, обычно таившиеся где-то глубоко в душе, под той частью меня, которая: а) нуждалась в деньгах и б) гордилась своей изобретательностью.
      Когда Энни вернулась с работы, я уже с головой погрузилась в черную меланхолию. По тяжелому звуку шагов подруги и по тому, как она хлопнула дверью, было ясно – ей не намного лучше.
      И было вполне вероятно, что плохое настроение Энни – тоже моя вина. Я закрыла глаза, пытаясь вновь пережить наслаждение от поцелуя Бена, но ничего не вышло. Казалось, что время, прошедшее с того момента, исчислялось не часами, а сутками. Лулу соскочила с кровати и потрусила в прихожую встречать Энни – по-видимому, надеясь на порцию внимания от кого-нибудь повеселее, чем ее хозяйка.
      – Не сейчас, Лулу, – сказала Энни, вошла размашистым шагом ко мне в спальню и уселась на освобожденное собакой место.
      – Ужасный день, – произнесли мы одновременно.
      Она слабо улыбнулась:
      – Колдунья. Ты должна мне порцию содовой.
      Я взмахнула рукой:
      – Почему бы и нет? Содовую, расторжение помолвки, болтающего непристойности попугая… Просто достану все это из задницы.
      Энни скривилась:
      – Пожалуй, я обойдусь без этого зрелища. При чем тут попугай?
      Я вздохнула, закрыв рукой глаза:
      – Долго рассказывать. А у тебя что случилось?
      А то я сама не знала. Хотя причиной ее недовольства вполне могло быть, например, ограбление или еще какое-нибудь происшествие, не имеющее отношения к Нику.
      – Со мной случился Ник, – буркнула она.
      «Превосходно», – подумала я.
      Не произнесла ни слова в ответ и не убрала руку с лица. Взглянув мне в глаза, Энни сразу увидела бы в них ложь. А правду говорить я не собиралась, так было безопаснее.
      Значительно безопаснее.
      – Ты не поверишь, в чем он сегодня пришел на работу, – угрюмо произнесла она.
      – В цилиндре и женских сапогах на шпильках?
      – Очень смешно! В футболке и джинсах, – ответила Энни, хлопнув меня по ноге.
      – О нет, только не это! Заявиться в таком виде в магазин компакт-дисков… Какой ужас! – наигранным сарказмом сказала я.
      – Шейн, это серьезно. На нем были потертые «левайсы» и старая футболка, сидевшая как вторая кожа. Ты догадывалась, что у него есть мышцы? Да еще какие… Он сказал, что ходит в тренажерный зал, сбрасывать напряжение после учебы. Могу поспорить – это все она.
      Я осторожно взглянула на Энни:
      – Кто?
      – Николь Макдермотт. Его так называемая сокурсница. Несколько раз звонила ему в магазин!
      Я подвинулась, давая ей возможность прилечь рядом. Лулу запрыгнула на кровать и втиснулась между нами, надеясь, что ей погладят животик. И мы втроем смотрели в потолок, покрытый облупившейся бежевой краской.
      – Не мешало бы покрасить комнату, – заметила я.
      – Ник даже не побрился, Шейн, – простонала Энни. – Он такой сексуальный… И надо же было ему превратиться из примерного мальчика в такого потрясающего самца! Я не могу так. Придется менять работу.
      Сдерживая желание повернуться и посмотреть на нее, я стиснула зубы и крепко задумалась. Этого нельзя допустить. Иначе план не сработает.
      – Что ж, если ты действительно не выдерживаешь… уходи, конечно, – тихо произнесла я.
      – Что ты имеешь в виду?
      – Если твои чувства к нему настолько сильны, что тебе тяжело даже просто находиться с ним рядом, лучше уйти. Ему без тебя будет только легче – ты сама говорила…
      «Осторожнее, Шейн», – тем временем думала я.
      – Может, я не это имела в виду, – возразила Энни. – Если он так быстро забыл меня, значит, все было не так уж серьезно, правильно? И зачем мне тогда уходить?
      Я подняла руки:
      – Не обижайся. Я лишь хотела сказать…
      – Не надо. Кто тебя просил? – раздраженно бросила Энни, спуская ноги с кровати. – Пойду спать. Пора перестать думать о Нике. И о том, как его зад смотрится в этих джинсах.
      Она направилась к двери; я ухмыльнулась ей вслед – и едва успела принять серьезный вид, когда она обернулась.
      – У вскормленного кукурузой милашки Ника, наверное, классная попка?
      Энни вздохнула:
      – Ты даже не представляешь.
      Подождав, пока хлопнет дверь ее спальни, я обратилась к Лулу:
      – Уж поверь мне, отлично представляю.
      Собака повиляла хвостом, забралась на мою подушку, упала на бок и захрапела. Я посмотрела на нее с досадой.
      – Конечно, тебе проще. Ты стерилизована. Сомневаюсь, что наш мир готов к появлению щенков чихумопу.

      Рабочий день прошел спокойно. За обедом я встретилась с потенциальной клиенткой. (Посоветовала той почаще и поподробнее рассказывать своему парню о его предшественнике. Должно было подействовать – если, конечно, мужчина, с которым она хотела расстаться, не был извращенцем.) По дороге домой зашла в магазин за свежими продуктами для приготовления моих фирменных куриных грудок под соусом альфредо. По какой-то причине мой интеллект дал осечку – и ее хватило, чтобы додуматься пригласить Бена домой на ужин. Днем, когда он позвонил, эта идея казалась превосходной.
      А теперь я была в панике.
      Потому что, согласно стандартному расписанию любовной игры, время кормления мужчины ужином еще не пришло. Оно наступает, когда вы уже достаточно хорошо знакомы. Иначе может оказаться, что он страдает пищевой аллергией. Или терпеть не может соус альфредо. А вдруг его мать – первокласеный кулинар? И он целый вечер будет восхвалять ее, вызывая у вас желание заколоть его шампуром для шашлыка и отправить к ней домой окровавленные останки.
      Чисто теоретическое, конечно же.
      А у меня все шиворот-навыворот: два с половиной свидания, отношения (смею надеяться – перспективные) едва начались, а я уже собралась готовить ужин. При воспоминании о предыдущем вечере у меня вдруг возникло чувство, что это опять бумеранг кармы.
      Решительно подавив в себе подозрительность, я оплатила покупки и пошла домой. Бен должен был явиться через два часа, а мне еще предстояло принять душ, выбрать наряд и придумать, как сообщить Энни, Мишелю и Фаррену, что на этот раз они не приглашены.
      И им придется захватить с собой Лулу. Мне нужно было время и место, чтобы немного побыть наедине с Беном, получше узнать его. Друзья ведь любили меня. Они должны были войти в мое положение.
      – Итак, Бен, скажите, пожалуйста, какие причины могут быть у человека на то, чтобы согласиться работать в рекламном агентстве? – спросил Мишель и потянулся за пятым пирожком с заварным кремом.
      Я наблюдала эту сцену из кухни, через окошко, вцепившись в край столешницы, и клялась в ближайшем будущем причинить каждому из моих так называемых друзей много боли и страданий. Затем разжала пальцы и взяла нож для резки овощей.
      Энни толкнула меня локтем:
      – Шейн, какой красавчик. Если бы Ужасный Бен Лиззи хоть капельку походил на твоего Бена, ей бы не понадобилась твоя помощь!
      – Заткнись. Хочешь, чтобы он услышал? – прошептала я, не сводя с Бена глаз.
      Он был так хорош в своих брюках цвета хаки и белой рубашке, что хотелось съесть его. От этой мысли у меня увлажнились трусики.
      «Сосредоточься, Шейн, а то отрежешь себе пальцы».
      Энни посмотрела на меня вытаращенными глазами:
      – Ты не упоминала о своей второй работе?
      – Нет, как-то разговор не заходил. Мы ведь познакомились совсем недавно, – пробурчала я.
      – Звучит убедительно. Впрочем, какая разница. Даже при наличии десятков возлюбленных ты все равно закончишь свои дни в тоске и одиночестве, и рядом не будет никого, кроме Лулу. А Бен тем временем будет развлекаться с девчонками из бизнес-школы.
      Я уронила нож, едва не отрубив себе большой палец на левой ноге.
      – Черт! Энни, что ты несешь? И почему у меня такое чувство, что мы обсуждаем не Бена, а кого-то другого?
      Она взяла одну из помидорных розочек и отправила половину в рот. Подняв нож и положив его в раковину, я шлепнула ее по руке:
      – Держись подальше от овощей, а то пострадаешь.
      Энни оскалилась, но все же сделала шаг назад.
      – Эта глупая блондинка, с которой встречается Ник, заходила сегодня в магазин. Ник и Николь. Мило, правда?
      Я продолжала нарезать овоща для салата.
      – Что значит «глупая блондинка»? Она ведь учится с ним в одной группе? Ты действительно полагаешь, что в бизнес-школу Колумбийского университета принимают глупых блондинок?
      – Да какая мне разница, дура она или гений бизнеса? Она красотка, Шейн, – с тоской произнесла Энни. – И очень обаятельная. Я ее ненавижу.
      – Ладно, я тоже ее ненавижу – из солидарности, но позволь заметить: ты сама мечтала расстаться с Ником.
      Энни запустила пальцы в свои кудряшки и нервно трепала их – до тех пор, пока они не стали торчать во все стороны.
      – Знаю. Знаю. Я, наверное, сошла с ума.
      – Девочки, у вас не найдется орешков? – спросил Фаррен, заглянув на кухню. – Только не фисташек. Зеленые орехи – какая нелепость!
      Я резко повернулась к нему.
      – Ничего у меня не проси, предатель! Я надеялась, что хоть ты позволишь мне провести тихий вечер наедине с Беном.
      Фаррен зачмокал, изображая поцелуи.
      – Шейн, как ты можешь? Ты ведь знаешь, какие нежные чувства я питаю к тебе, моя милая.
      – Нахал! Я кое-что знаю о ваших чувствах к приготовленной мною курице! Убирайся с кухни, пора спасать Бена от Мишеля.
      Фаррен посмотрел в сторону гостиной, где мирно беседовали Бен с Мишелем. Лулу пребывала в экстазе, уютно устроившись на коленях у Бена, который ласково почесывал ей живот.
      – Удивительно, но он, по-моему, вполне справляется сам, даже вопреки тому, что у Мишеля сегодня кошмарное настроение, – сказал Фаррен.
      У меня в голове будто сработала сигнализация.
      – А почему?
      – Не знаю. Он злится с тех пор, как я пришел домой и рассказал, как у меня прошел день. Может, его раздражает мой актерский успех?
      Бен поймал мой взгляд, и мы улыбнулись друг другу. На секунду мне показалось, что мы в доме одни. «Ох, кажется, плохи мои дела». Энни презрительно фыркнула:
      – Какой еще успех? Фаррен, я обожаю тебя… но ты едва начал работать! Вряд ли причина в этом. Ты, случайно, не упоминал того дружелюбного гримера?
      Фаррен округлил губы, выражая беззвучное удивление – видимо, понял, что она имела в виду. Энни хлопнула его по лбу:
      – Болван! Знаешь ведь, какой он ревнивец.
      Я взяла поднос с овощами и протиснулась между ними.
      – Не вздумайте ссориться. Вы и так нарушили всю интимность моего ужина – сами себя пригласили. И теперь обязаны убедить Бена, что я потрясающая женщина и представляю собой воплощение его фантазий.
      Энни прыснула от смеха:
      – Ой, ой, посмотрите-ка. Шейн для него и ножки побрила. Кстати, красивые капри.
      Я остановилась и с развратной улыбкой оглянулась на них:
      – Не побрила, а воспользовалась воском, дорогие мои.
      Фаррен присвистнул:
      – Перед таким натиском «не ужасный» Бен точно не устоит.
      Стол выглядел как после нашествия саранчи – верный признак того, что ужин удался. Бен съел две порции курицы и огромный кусок пирога. Блаженство, проступившее на его лице, когда он попробовал пирог с шоколадным муссом, напомнило мне выражение мордочки Лулу, когда ее гладили по животу.
      Я подумала: интересно, какое лицо будет у Бена, если его погладить по животу?
      «Ой. Пора объявлять пожарную тревогу».
      – Не выпить ли нам по чашечке кофе? – предложил Мишель.
      Я с милейшей улыбкой внесла встречное предложение:
      – А не разойтись ли вам всем по домам?
      – У меня есть идея получше, – возразила Энни. – К тому же я и так дома. Давайте вы с Беном погуляете с Лулу, а мы с мальчиками уберемся на кухне.
      Мишель застонал:
      – Но…
      – Было бы здорово, – мягко вставил Бен. – Спасибо, Энни, спасибо, ребята. Уверен, Лулу необходима прогулка – она съела в три раза больше своего веса.
      – Что? Ветеринар ведь ясно сказал – никаких объедков со стола, – возмутилась я, бросая гневные взгляды на Энни и Фаррена.
      Фаррен виновато ответил:
      – Ничего не могу с собой поделать – у нее такой жалобный взгляд…
      – Она скоро не будет в дверь пролезать, если вы с Энни не прекратите все время ее подкармливать, – предупредила я, вставая из-за стола. – Пойдем, толстушка. Хоть чуть-чуть растрясемся.
      Бен встал вместе со мной и понес на кухню свои тарелки. «Этот мужчина красив, сексуален и к тому же хорошо воспитан, – подумала я. – Значит, у него наверняка есть сумасшедшая жена, которую он прячет в подвале, или еще что-нибудь в этом роде».
      Вернувшись из кухни, Бен улыбнулся мне:
      – Шейн, ужин превосходный. Не знаю никого, кто бы так хорошо готовил. Все было очень вкусно.
      Я порозовела от смущения, пристегивая поводок к ошейнику Лулу.
      – Спасибо. Вроде ничего особенного и не сделала. Наверное, все дело в моем соусе.
      Направляясь к двери вслед за Беном, я оглянулась на друзей и потихоньку показала им два больших пальца. Энни и Фаррен жестами показали, что я молодец, а Мишель даже улыбнулся. Высокие оценки по их шкале одобрения.
      Невзирая на недовольство Лулу, выражаемое сопением, для дополнительной разминки мы пошли по лестнице. Через два пролета Бен сдался – взял собаку на руки и нес всю оставшуюся часть пути. Судя по выражению ее мохнатой мордочки, прижимавшейся к плечу Бена, с этого мига он стал ее лучшим другом.
      Моя собака – отъявленная гедонистка: погладьте ей животик, и она ваша навеки. Впрочем, не самый плохой подход к жизни.
      К моему удивлению, изнуряющая дневная жара спала, и вечер оказался приятным. И не воняло, потому что мусорные баки из магазинов еще не выставили на улицу.
      Мы гуляли и разговаривали – обо всем на свете и ни о чем. Он оказался веселым, но в то же время – что удивительно – вполне здравомыслящим человеком. «Необычное сочетание», – подумала я.
      – Что за необычное сочетание? – спросил Бен.
      «Ой! Неужели я думала вслух?»
      – Э-э… я просто размышляла о смеси чихуахуа, мопса и пуделя, – ответила я, мысленно извиняясь перед Лулу.
      Она, правда, в это время обнюхивала найденную на земле обертку от сандвича и не среагировала.
      Бен взглянул на собаку и покачал головой:
      – Бесспорно, она уникальна.
      «Как и ты», – подумала я.
      Нужно было придумать что-нибудь для поддержания разговора.
      – Кстати, об уникальности – я уже рассказывала забавный случай с замороженным омаром? – начала я.
      И тут Бен взял меня за руку, продолжая идти как ни в чем не бывало.
      Я постаралась принять непринужденный вид, как будто такое случалось со мной сплошь и рядом. Подумаешь – пройтись по улице за руку с красивым парнем. И блестяще справлялась со своей задачей… за маленьким исключением – язык будто прирос к нёбу.
      – О чем ты думаешь? – спросил он.
      – Поверь, тебе лучше не знать. Я имею в виду – у меня в голове полная каша. Слишком много разных мыслей.
      – Например? В твоих мыслях наверняка содержится что-нибудь более интересное, чем увлекательный мир рекламы, – сказал он, останавливаясь на красный свет.
      Я решила рискнуть:
      – Ну… у меня есть дополнительная работа… скорее даже хобби, с помощью которого я пытаюсь иногда подрабатывать. – В конце концов, он мог бы изложить мне мужской взгляд на разрыв отношений.
      Бен споткнулся и выпустил мою руку. Я посмотрела под ноги, но не обнаружила ни выбоины на тротуаре, ни корня дерева – ничего такого, обо что можно споткнуться. Вновь потянулась к его руке, но он мягко убрал ее, будто не заметив моего движения.
      Лулу вознамерилась отправить естественные надобности; мы остановились рядом, не глядя ни друг на друга, ни на нее. (Испражняющаяся собака не слишком романтичное зрелище.)
      Я убрала за ней, и мы вновь двинулись вперед, но теперь между нами воцарилось неловкое молчание.
      – М-м… Бен? Ты слышал, о чем я говорила?
      – Да, то есть… Нет. О подработке? Ой, смотри – Лулу это должно понравиться! – Он подошел к витрине с товарами для собак. – Парные мисочки для еды и воды. Я, пожалуй, забегу в магазин и куплю.
      Бен бросился в магазин, а мы с Лулу стояли у входа и переглядывались в недоумении.
      – Странно, Лулу. Он вроде не похож на человека, скупающего все симпатичные вещицы, какие только попадаются ему на глаза.
      Лулу гавкнула – наверное, в знак согласия.
      Мы дружно наблюдали через стеклянную дверь, как он расплачивался за покупку и выходил обратно.
      – Вот. Они, конечно, дурацкие, но вдругЛулу понравится.
      Я приняла из его рук пакетик, думая: «Мне не хватит и тысячи лет, чтобы научиться понимать мужчин».
      – Спасибо. Она… э-э… все чихумопу будут завидовать ей.
      Его губы изогнулись в едва заметной улыбке.
      – Это точно. – Он посмотрел на часы. – Ой! Ну и дела. Сам не заметил, как время пролетело. Шейн, уже поздно, а у меня завтра утром важная презентация. Мне пора.
      Какое разочарование. Я вдруг ощутила несварение, вызванное пирогом с шоколадным муссом.
      – Э-э… да, конечно. Я, правда, надеялась, что ты зайдешь на чашку кофе или бокал вина. Тем более что Энни выставила парней из дома.
      На один краткий миг в его глазах появилась страсть, подобная той, что была днем в магазине, – и мое тело будто вспыхнуло в ответ.
      Затем он отвернулся, а когда вновь посмотрел на меня, от желания и следа не осталось.
      – Спасибо. Звучит заманчиво, но мне действительно пора. Сяду на поезд в конце твоего квартала, ладно?
      – Хорошо. Конечно. Тебе ведь нужно как следует отдохнуть перед завтрашним днем, да? – Осознав, что болтаю ерунду, я замолчала.
      Так мы и дошли до моего дома. На этот раз молчание определенно было неловким. Я силилась понять причину его внезапной холодности, но не могла.
      Может, я недостаточно обрадовалась его подарку?
      – Бен, мне очень приятно, что ты подарил мне мисочки для Лулу. Они замечательные, – сказала я, стараясь вложить в свою реплику побольше энтузиазма.
      – Я рад, – ответил он, засовывая руки в карманы. – Послушай, Шейн, мне надо тебе кое-что сказать. Я знаю…
      Зазвонил телефон, но я не стала брать трубку. Бен осекся.
      – Не хочешь ответить?
      – Нет. Кто бы это ни был – перезвоню позже.
      Его губы едва заметно скривились.
      – Наверное, ничего важного, правда?
      – Бен, о чем ты? Ты вроде собирался мне что-то сказать…
      Но он лишь покачал головой и указал взглядом на мой карман, где лежал мобильный:
      – Ответь. Я все равно не имел в виду ничего важного. Увидимся.
      Повернулся и зашагал к метро, не поцеловав меня на прощание. Даже не оглянулся, не помахал рукой. Мы с Лулу смотрели ему вслед, и, по крайней мере, одна из нас была сильно сконфужена. Телефон тем временем смолк.
      Пару секунд спустя он зазвонил снова. Я резко выдернула его из кармана, раскрыла.
      – Что вам нужно?
      – Щейн? Это Брэнда. Брэнда с попугаем. Верните деньги! Он не захотел расставаться. Мало того – теперь умоляет меня согласиться на групповой секс, вместе с его вонючим дружком Трэвисом!
      «Еще один грандиозный успех антисвахи, – подумала я. – С такими темпами быстрее будет выкупить долю в «Сенсьюэлити» чеками социального страхования».

      Бен ждал поезда, держа руки в карманах, и вел ожесточенную битву с собственным здравым смыслом.
      «Нужно вернуться и обсудить с ней эту дурацкую историю с антисвахой. От души посмеемся вместе. А потом я проверю, был тот поцелуй случайностью или нет».
      Мимо тащился, шаркая ногами, дряхлый старик в рваной одежде, с морщинистым, обвисшим лицом. Он остановился и протянул руку:
      – Приятель, не найдется лишнего доллара?
      Бен вынул из кармана несколько мятых банкнот и, не поднимая глаз, протянул нищему. В метро не проедешь больше двух раз, не встретив хотя бы парочки попрошаек.
      Старик схватил деньги и убежал на другой конец платформы. Бен покачал головой.
      – Конечно. Никто в наши дни не говорит «спасибо». Или «пожалуйста», или «не стоит благодарности», или «извини, что я помогла твоей девушке спровоцировать разрыв с тобой, потому что я коварная, лживая тварь», – тихо проворчал он.
      Так и есть. Вот он стоит на платформе, разговаривает сам с собой. А завтра выйдет в банном халате на улицу – просить милостыню.
      Прав был Глисон. Шейн – бессердечная обманщица, влезающая без спросу в чужие жизни…
      А ее очаровательная улыбка, умение готовить вкуснейшие ужины и божественные пироги и даже то, как сияло ее лицо, когда она смеялась над какой-нибудь его фразой или над какой-нибудь выходкой своей собаки…
      Впрочем, собака ему нравилась. Лулу была не виновата, что родилась с такой внешностью. По крайней мере, собаки – честные существа.
      «Точно, парень. Главное – честность, – подумал он. – С твоей стороны очень честно пытаться влюбить ее в себя, чтобы затем унизить. Ты просто воплощение искренности».
      Прибыл, наконец, поезд, и Бен, шагая в открытые двери, вдруг осознал нечто важное. Честно это было или нет, но ему хотелось снова поцеловать Шейн. И узнать, на всем ли теле у нее такая же шелковистая кожа, как на руках и ногах, не спрятанных под одеждой. Кстати, этим вечером она выглядела очень сексуальной. Хотелось видеть ее улыбку, слышать смех, прижимать к себе, запуская пальцы в ее великолепные волосы, ощущать страстную дрожь…
      Бен схватился за поручень, сделал глубокий вдох и попытался сосредоточить свои мысли на рекламной кампании новой линии шоколадных ликеров от «Джелли Джем».
      «Надо думать о вкусе превосходного шоколада, который делает эта компания. А не о вкусе губ Шейн. Ой, плохи мои дела. По крайней мере, это честное признание с моей стороны».