Взяв с Солстис обещание закрыть магазин – вообще-то это моя обязанность, – я ушла с работы пораньше, чтобы успеть разыскать институт рэйки «Фламинго и рай». Но по пути к метро вдруг вспомнила, что оставила дома все записи. Достала из кармана сотовый телефон, намереваясь позвонить Энни. И тут раздался звонок.
      «Синяя птица».
      Что это? Зоомагазин? Бар? Впрочем, какая разница… Мне некогда было тратить время на разговоры.
      – Что вам нужно? – раздраженно ответила я.
      – Шейн, это Брэнда. Помните Брэнда, у которой попугай?
      «Ой. Ах да. Одна из моих последних клиенток».
      – Привет, Брэнда. Вы работаете в зоомагазине?
      – Что? – рассеянно спросила она. – Нет, в книжном – мы продаем книги, связанные с азартными играми. Давайте еще раз все повторим. Вы уверены, что это поможет?
      Я остановилась у эскалатора.
      – В таких делах ни в чем нельзя быть уверенной. Но, научив попугая произносить эти слова, вы повысите вероятность получения нужного результата.
      – Он должен говорить «Целуй меня, Трэвис, целуй меня крепче»?
      – Да. Только с другой интонацией. Ваши слова звучат скорее злобно, чем романтично, – поправила я. – Вложите побольше эмоций.
      – У вас бы, наверное, тоже не очень весело получалось, если бы вам пришлось учить вашу долбаную птицу просить придурочного друга вашего придурочного любовника поцеловать вас!
      Я устало прикрыла глаза.
      – Послушайте, ведь не я это придумала. Моя основная задача – помочь клиенту избежать конфликта. Но если вы сделаете, как задумали, то будет огромный скандал.
      – Мой парень спит с моей подлюкой сестрой. А его лучший друг Трэвис все это время лгал и покрывал его. Отличный план – пусть достанется им обоим, – с горечью в голосе произнесла Брэнда. – Он решит, что я изменяла ему с лучшим другом, а мне больше не придется смотреть на его гнусную рожу.
      «На заметку: больше не возьмусь устраивать разрыв в духе Джерри Спрингера. Что за гадость…»
      – В любом случае, – продолжала Брэнда, – он размазня. Будет орать – просто вышвырну его вон.
      Я решила предпринять последнюю попытку переубедить ее:
      – Может, все же вернемся к моему первоначальному плану – научим птицу более безобидным словам? Мне очень понравилась фраза «Янки – молокососы». У парня точно крыша поедет, но на вас он злиться не станет. Просто ему захочется поскорее смыться подальше от вас и вашего попугая.
      – Да, но я хочу обидеть его посильнее1. Он трахает мою сестру. И заслуживает настоящей боли.
      – Но…
      – Да, именно боли!
      Ещё один прохожий чуть не сбил меня с ног. Мне надоело препираться.
      – Дело ваше. Но обязательно позвоните – расскажите, как все прошло. И поставьте меня в известность, если все-таки передумаете. Тогда мы сочиним другой план, хорошо? – Взглянув на часы, я вздрогнула.
      Энни убьет меня, если я не явлюсь.
      – Послушайте, я очень спешу. Может, созвонимся позже?
      – Сначала научите мою птицу произносить нужные слова, – заявила она.
      – ЧТО?
      – Пепе рядом со мной. Скажите ему – с чувством, как вы предлагали. Сейчас поднесу трубку к его голове.
      – Что?! Брэнда, я на улице, вокруг люди! Я не собираюсь учить вашего попугая…
      – Три слова, Шейн. И пятьсот долларов.
      Пришлось уступить.
      – Ладно, давайте его сюда.
      Выждав пару секунд, я оглянулась по сторонам, в отчаянии созерцая кишащий людьми тротуар, и, неловко сгорбившись, прижала телефон к уху.
      – Пепе? Скажи: «Целуй меня, Трэвис. Целуй меня крепче».
      Пепе издал странный скрипучий звук. Затем в трубке послышался голос Брэнды:
      – Громче. Врядли он слышал. И, чтобы попугай запомнил, нужно повторить несколько раз. Давайте.
      – Но… Да, конечно. – Я зажмурилась.
      Набрала в грудь воздуха и отчеканила:
      – Целуй меня, Трэвис. Целуй меня крепче. Целуй меня, Трэвис. Целуй меня крепче. Целуй меня, Трэвис. Целуй меня крепче!
      Открыла глаза под звуки аплодисментов. Человек пять-шесть окружили меня, хлопая в ладоши и весело кивая. Один лысый мужик одобрительно свистнул.
      «Почему в нужный момент рядом никогда нет ямы или открытого колодца, куда можно было бы провалиться?» – подумала я.
      Затем улыбнулась, превозмогая стыд, поклонилась публике, промямлила в трубку:
      – Все, я закончила, – и бросилась к эскалатору.
      Пятьсот долларов вдруг стали казаться мне очень маленькой суммой.
      Я успела проскользнуть на задний ряд лекционной аудитории – буквально за полсекунды до того, как парень в чалме закрыл дверь, – и стала искать взглядом Энни и Ника. Они сидели в предпоследнем ряду, теснясь на крохотных стульях, рядом с пожилой особой в красном шелковом восточном халате с поясом. Миссис П. была бы в восторге от ее одеяния.
      Увидев меня, Энни яростно замахала рукой. Приземлившись на стул, который она заняла для меня, я огляделась. Девственно-белые стены аудитории были щедро украшены блестящими драпировками. На металлических стульях сидело около тридцати человек в самых разнообразных одеждах – от ярких халатов до строгих деловых костюмов.
      – Ты же обещала прийти пораньше! – зашипела на меня Энни.
      – Извини. Мне пришлось учить попугая говорить непристойности, – оправдывалась я.
      Три человека, сидевших впереди, обернулись и уставились на меня.
      – Ой. Кажется, я слишком громко говорю. Извините, – прошептала я, тут же приняв импульсивное решение – никогда больше не произносить слова «попугай».
      Эта мысль почему-то напомнила мне о «Синей птице». Но при чем здесь азартные игры? Ах да… Синяя птица приносит удачу.
      – Привет, Шейн, – сказал Ник. – Ты учила попугая играть в азартные игры?
      – Привет, Ник. Нет… В общем, долго рассказывать. Простите за опоздание. – Опять я думала вслух.
      Он улыбнулся:
      – Ничего страшного. Наш гуру, как видишь, тоже припозднился.
      Женщина в халате наклонилась к Нику:
      – Простите, но специалиста по рэйки не называют «гуру». Понимаете…
      – Заведи себе своего парня, бабуся, – огрызнулась Энни.
      Мы с Ником были в шоке от ее поведения.
      – У меня сегодня был плохой день, – извинилась Энни. – Прошу прощения, мэм, – сказала она обиженной женщине.
      Та лишь фыркнула в ответ и произнесла что-то насчет рыжих девчонок, которым не мешало бы улучшить свои гомеостатические реакции.
      Я сникла. Если суть собрания состояла в улучшении гомеостатических реакций – значит, мне предстоял долгий, тягостный вечер.
      – Знаешь, Энни, мне, пожалуй, пора домой. Надо побыть с Лулу. Не хочу, чтобы бедная собачка чувствовала себя покинутой – после всего, через что ей пришлось пройти… – с надеждой начала я.
      Энни гневно сверкнула глазами:
      – Хорошая попытка! Только твоей собаки нет дома. Мишель с Фарреном повели ее на вечеринку для собачек и рыбок.
      – Куда?!
      – Тсс! Вот и лектор. Умираю от желания узнать побольше об агропатии, – перебила она.
      – По-моему, это называется «аллопатия»… – усомнился Ник.
      – Не важно, – парировала она. – Обожаю эту отрасль медицины. Теперь молчите и слушайте.
      Я пожала плечами под вопросительным взглядом Ника. Не объяснять же ему, что плохое настроение Энни объясняется ее желанием порвать с ним. И при этом он ей ужасно нравится.
      К тому же это было бы нарушением кредо лучшей подруги, гласящего: «Никогда, ни при каких обстоятельствах не предавай свою подругу – ни в делах, ни в мыслях – и не выдавай мужчинам ее секретов». Я никогда не изменяла этому принципу. И не собиралась делать ничего подобного, даже будучи убеждена в неправоте Энни.
      Украдкой взглянув на Ника, который смотрел на Энни, я заметила на его лице улыбку. И еще сильнее ссутулилась. Вполне могло оказаться, что обучение попугая говорить гадости было самым ярким событием того дня.
      Прошло сорок пять минут, и наша троица обратилась в новую веру.
      – Неужели вода и пища в нашей стране настолько загрязнены и бедны питательными веществами?! Оказывается, мы живем в ядовитой выгребной яме. Срочно нужно открыть ферму, переселиться туда и питаться экологически чистыми продуктами собственного производства! – восклицала Энни, спускаясь по лестнице.
      – Да, конечно. Но есть одна загвоздка: тебе противно даже убирать за Лулу. А что ты запоешь, если придется каждый день выгребать куриное дерьмо и коровий навоз? – Меня передернуло. – Это серьезное испытание.
      – Не знаю, – протянул Ник, придерживая перед нами дверь.
      (Да, представьте себе. Он всегда открывал дверь перед дамами. Ясное дело – от такого парня надо бежать куда глаза глядят.)
      – Мне, в общем-то, по душе эта идея. Когда я был маленьким, родители держали лошадей. Это было не так уж плохо. Лошади едят только здоровую пищу вроде овса и сена, поэтому когда они…
      – Прекрати. Немедленно! – потребовала Энни, приняв угрожающую позу. – Мы ведь обсуждаем чудесное воздействие рэйки и принципы достижения оптимального душевного состояния. От прикосновений руками к телу.
      – Последняя часть мне нравится – я «за»! – оживился Ник.
      И сразу покраснел.
      – Э-э… прости, Энни. Я пошутил.
      Подруга прикусила губу. На ее лице отразилось нечто среднее между заинтересованностью и раздражением.
      – Да, конечно. Не важно. Ой, Шейн, я совсем забыла… У меня есть одно дело.
      – Какое дело? – Я не помнила ничего такого.
      Она положила свою руку на мою, чуть повыше локтя, и, дождавшись, пока Ник отвернется, больно ущипнула меня.
      – То самое дело, помнишь?
      – Ах да. Конечно. Конечно! – согласилась я, поспешно отдернув руку.
      Грех не помочь подруге, но еще лучше обойтись при этом без физических повреждений.
      – Ник, у Энни дела. А я планирую перекусить – с самого утра ничего не ела. Составишь мне компанию? – неохотно предложила я.
      Парень был так хорош в своих отутюженных джинсах и выглаженной белой рубашке, застегнутой на все пуговицы, а я собиралась разбить бойскаутское сердечко.
      Ник вопросительно взглянул на Энни:
      – Ну, я, наверное…
      Она подтвердила:
      – Сходи с Шейн, Ник. У нее иногда кружится голова от голода. Я за нее беспокоюсь.
      Это была чистая правда – насчет моей головы, – но при виде сияющей улыбки, которой Энни сопровождала свои слова, мне стало не по себе. Либо ее актерский талант был гораздо больше развит, чем мне казалось, либо она сама не осознавала своих чувств к Нику.
      Ну и дела.
      – Что ж, Энни… Увидимся позже. Тебе, наверное, пора. – Я приняла инициативу на себя. – Ник, давай заглянем в кулинарию.
      И, не дожидаясь ответа, отправилась туда. Разговор о еде вызвал у меня приступ голода, и мне было безразлично, пойдет ли Ник со мной. Не заставлять же его.
      «Лгунишка. Тебе просто не хочется разлучать их», – язвительно заметила моя настырная совесть.
      «Чистая правда, но толку от нее мало, – мысленно возразила я. – Вот если бы можно было найти другой способ сделать Энни счастливой…»
      Толкнув дверь, я вдохнула восхитительный аромат холодных отбивных и макаронного салата.
      Вот настоящая нью-йоркская еда.

      Когда Ник догнал меня, я уже успела заказать себе сандвич с тунцом и соленым огурцом.
      – Хочешь сандвич? – предложила я ему.
      – Нет, я не голоден, – ответил Ник. Вид у него был явно поникший. – Что у нее за дело?
      – Дело? – Я медлила, пытаясь на ходу придумать правдоподобное объяснение.
      – Она встречается еще с кем-то, да? Можешь рассказать мне все, Шейн. Энни ведь слишком добра, она не может обидеть меня.
      Оплачивая сандвич и содовую, я подумала: как жаль, что Ник не похож на тех жутких рокеров, которых она раньше приводила домой. Мне было бы гораздо легче отшить кого-нибудь из них. Особенно парня по имени Спайк. Теперь он был уже…
      – Шейн! Не тяни. – Ник посмотрел на меня пронизывающим взглядом, будто видел насквозь – так в свое время любила смотреть бабушка, – и взял у ^ поднос из моих рук. – Вон там есть свободный столик.
      Мой сандвич был взят в заложники, и не оставалось другого выхода, кроме как пойти за Ником. Оставшихся в кошельке трех долларов не хватило бы на новую порцию пищи. Мы пробрались по узкому проходу и сели за столик лицом друг к другу.
      Он пододвинул поднос ко мне.
      – Ну?
      Я вздохнула:
      – Не заставляй меня нарушать кредо лучшей подруги.
      – Какое еще кредо? О Боже… Энни спит с другим парнем, да? – Он уронил голову на руки, поставив локти на стол, и стал лепетать что-то бессвязное.
      Я развернула сандвич, откусила здоровенный кусок, прожевала, а когда, наконец, проглотила, обратилась к Пику:
      – Эй, что ты там бормочешь? Кстати, отвечаю на твой вопрос: нет, Энни не спит с другим парнем.
      Его лицо оставалось несчастным и бледным, но в глазах появилась надежда.
      – Нет? Это… Постой… Она что, спит с девушкой?!
      Я шумно выдохнула.
      – Да нет же, дурень! Она хочет… она… нет, не могу. Вот дерьмо…
      Надежда на лице Ника вновь сменилась ужасом.
      – Я не нравлюсь ей, да? Она собирается меня бросить?
      «М-да. Дела плохи», – подумала я.
      Снова вгрызлась в сандвич и стала медленно жевать, придумывая, как лучше солгать. Потом сделала большой глоток содовой, медленно потягивая ее через трубочку.
      Потом еще один.
      И наконец сдалась.
      – К черту! Кому нужно это кредо лучшей подруги? Она сама виновата. Все дело в том, Ник, что ты очень нравишься Энни.
      – Так это же замечательно!
      – Нет, это плохо.
      – Плохо? Ты так считаешь?
      – Да. Потому что именно поэтому она попросила меня сделать так, чтобы ты захотел с ней расстаться, – сказала я, откидываясь на спинку стула.
      Говорить это было еще труднее, чем заниматься рэйки.
      – Понимаешь?
      Ник сидел передо мной с широко раскрытыми глазами, в полной растерянности.
      – М-м… нет. Ничего не понимаю. Она знает, что я без ума от нее?
      Я кивнула:
      – Да, часть проблемы состоит именно в этом. У Энни большой опыт неудачных романов. И она полагает, что, сблизившись с тобой, непременно причинит тебе боль, а ты слишком хорош для этого, разобьет твое сердце, и ты оставишь из-за нее свою мечту о бизнесе и уедешь, домой, на кукурузные поля Айовы.
      – Небраски, – поправил Ник.
      – Не важно. Ты слишком мягок, по ее мнению, и она не хочет тобой рисковать, – закончила я и допила содовую.
      Он недовольно прищурился:
      – Я не размазня.
      – Никто этого и не говорит, Ник. Просто по-настоящему хорошие парни вроде тебя в наше время большая редкость.
      – И хорошие парни приходят последними…
      – Так говорят, – ответила я.
      И подумала о своем хорошем парне. Будет ли бестактностью проверять голосовую почту на предмет звонка Бена, когда передо мной сидит страдающий Ник? Наверное, да.
      – Итак, ты понял ее чувства? – спросила я, поднимаясь.
      – Нет, – признался он, скрещивая на груди руки.
      – Ну тогда… э-э… как это «нет»? – Я снова плюхнулась на стул. – Что значит «нет»?
      – Нет! Она испытывает ко мне симпатию, а я… черт побери, я влюблен в нее! Пусть сама объяснит мне причины своего помешательства, – с упрямым видом заявил Ник.
      – Ник, – сочувственно произнесла я, – не чертыхайся, чтобы казаться хуже. У тебя это слишком мило получается.
      Он опять спрятал лицо в ладонях.
      – Плохи мои дела, да?
      Я задумчиво разглядывала его, постукивая пальцами по столу. И в моей голове зрел план. Ему надо было отказаться от рубашек с пуговичками на воротнике, от выглаженных джинсов (кто вообще гладит джинсы?), перестать бриться, но…
      Должно было получиться. Как-никак я ведь была профессионалом в области разлук. Пришло время разрабатывать реверсивную технологию.
      – Ник, у меня есть план. Но тебе придется стать очень, очень плохим парнем.
      Он озадаченно взглянул на меня:
      – Что? Зачем? И каким образом?
      Я не удержалась от самодовольной ухмылки:
      – А Энни так и не узнает причины своего поражения.
      – Я не смогу лгать Энни, Шейн, – сказал Ник.
      – Как хочешь. Тогда передай от меня привет коровам Монтаны, – отрезала я, вновь порываясь встать.
      – Небраски.
      – Какая разница?!
      Ник остановил меня, взяв за локоть:
      – С другой стороны, небольшая ложь во спасение, наверное, не повредит…
      Я опять села.
      Бедняга лучезарно улыбнулся – и я воочию увидела на его лице нежность, так пугавшую Энни. При благоприятных обстоятельствах его прелестная улыбка поддерживала бы их отношения ближайшие десять лет, а может, и все пятьдесят. По крайней мере, в дни предменструального синдрома Энни.
      Но предложенные обстоятельства не были благоприятными.
      Я доверительно наклонилась к нему:
      – Итак, вот мой план. Как ты относишься к татуировкам?
      Прибыв, наконец, домой и всласть потискав Лулу, спасенную мной от мерзавца Мишеля, который намеревался прицепить ей розовый бант и покрыть когти лаком, я позвонила Бену.
      Он ответил после второго гудка.
      – Привет, Шейн. Ты, наверное, получила мое сообщение.
      Я рассмеялась:
      – Да. Болтливостью ты не страдаешь… «Шейн. Бен. Позвони мне».
      – Извини, не дружу с голосовой почтой. Чем занималась сегодня?
      У меня в голове всколыхнулись воспоминания об эксцентричном вечере.
      – Да всем понемногу… Попугаи, рэйки, смена имиджа… В общем, тот еще вечерок выдался.
      – Что?
      – Долго рассказывать. А как ты проводил время?
      – Играл в софтбол. Мы надрали «Барклаю» задницу, – радостно похвастался он.
      – Кто такой Барклай?
      Бен засмеялся, и глубокие, низкие нотки в его смехе отозвались у меня в животе – а может, и ниже…
      – Рекламное агентство. Наш главный конкурент.
      Улыбаясь, я намотала на палец прядь волос.
      – Похоже, в тебе силен дух соперничества.
      – Возможно. Просто я люблю получать желаемое.
      – А к девушкам это тоже относится? – поддразнила я.
      – Как правило. – Его голос вдруг стал непривычно холодным и отстраненным. – За исключением случаев, когда в мои отношения вмешиваются третьи лица.
      Лулу подняла голову и тихо зарычала.
      – Успокойся, Лулу, – сказала я, почесывая ее за ухом.
      – Что там с твоей собакой? – поинтересовался Бен.
      – М-м… это может показаться странным, но она, кажется, улавливает через трубку какие-то флюиды. Если они связаны со стрессом…
      – Она, наверное, часто рычит, находясь рядом с тобой, – произнес он еще более натянутым тоном.
      Я заволновалась.
      – Бен, что-то случилось? Ты стал каким-то… сердитым.
      После непродолжительного молчания он вздохнул:
      – Нет. Нет. Извини, Шейн. У меня был тяжелый день, и я, наверное, устал сильнее, чем думал вначале. Извини, если веду себя как придурок.
      – Да нет… все в порядке, – протянула я. – У всех бывают тяжелые дни, правда?
      – Точно. Так какие у тебя планы на завтра?
      Наступил мой черед вздыхать.
      – Проведу день на работе, а потом нужно помочь подруге… вынести старые, ненужные вещи.
      «Вроде красивого итальянца, который хочет на ней жениться».
      – А. Ну ладно. Позвони, если найдется время. Я… ну… в общем, буду рад тебя снова видеть, – сказал Бен, на этот раз – с искренней теплотой.
      – Я тоже, – ответила я, обняв Лулу – так крепко, что та запищала, как обычно пищал ее игрушечный ежик.
      – Надеюсь, – добавил он, – мы скоро встретимся.
      – Постараюсь приложить к этому все усилия.
      Прощаясь с Беном, я ощутила неожиданный подъем и прилив бодрости. Будто заяц из рекламы батареек «Энер-джайзер», наглотавшийся антидепрессантов. Схватив Лулу, стала кружиться с ней в танце. «Я ему нравлюсь, я ему нравлюсь, нравлюсь, нравлюсь, нравлюсь!»
      Она чихнула мне в лицо. На языке чихумопу это должно было означать: «Вас двоих определенно ждет блестящее будущее». Или: «Мой нос оказался вдавлен в мордочку в результате неудачной селекции». Но первый вариант мне нравился больше.
      – Ла-ла-ла-ла-ла-ла, – напевала я, выделывая коленца из «танца цыпленка».
      Естественно, в этот миг вошла Энни. И удивленно посмотрела на нас.
      – Что такое стали класть в собачий корм, что от него бывает так весело? Я тоже хочу!
      Лулу бешено завиляла хвостом. Мне пришлось отпустить ее, давая возможность поприветствовать Энни. Бросив у двери рюкзак, Энни опустилась на колени и несколько минут самозабвенно обнимала и гладила собаку. Когда она, наконец, подняла голову, я увидела, что у нее глаза подозрительно красные.
      – Что с тобой? – Я двинулась к ней, но Энни подняла руку, останавливая меня:
      – Все в порядке. Как прошел разговор с Ником?
      Я наклонилась взять Лулу, пряча взгляд. Энни всегда распознавала мою ложь по глазам.
      – Все хорошо. Думаю, тебе больше не придется беспокоиться насчет Ника.
      – Серьезно? – Ее голос стал резким. – Что ты ему сказала?
      – Ничего, – отвечала я, неся собаку к кушетке.
      И не зная толком, что отвечать. План пока еще был в стадии разработки, поэтому приходилось импровизировать. – Он упоминал какую-то девушку из магистратуры. А я, наверное, сдуру ляпнула, что ты не ждешь от него верности…
      Посмотрев украдкой на Энни, я увидела, как она нервно кусает губы. И вообще, вид у нее был очень растерянный.
      – Что? То есть… ты серьезно? Какую еще девушку?
      Я пожала плечами:
      – Не знаю. И он явно испытал облегчение, узнав, что ты не будешь иметь к нему претензий… По-моему, мы с тобой сильно преувеличили силу его влюбленности.
      Лулу приоткрыла один глаз и бросила на меня взгляд, который моя бабушка назвала бы «оценивающим».
      – Заткнись, – шепнула я ей.
      Энни стояла как вкопанная.
      – О-о. Ну… это… э-э… замечательно. Мне того и надо было, ведь правда?
      Но, судя по интонации, на самом деле все обстояло иначе. Значит, я правильно поступила, наплевав на кредо лучшей подруги и начав помогать Нику добиться ее любви.
      По крайней мере, мне так казалось. Лулу опять зарычала. Я рассердилась:
      – Почему деревянным мальчикам достаются говорящие сверчки, а мне приходится жить с овцой-мутантом?
      – Что? – Энни, оказывается, стояла прямо за моим плечом.
      О, черт.
      – Ничего. Просто говорю собаке всякие глупости. Пора спать. – Я вскочила и удалилась в спальню.
      Маневр удался.

      На следующий день, на работе, я мысленно клялась самой себе никогда, никого и ни в чем не обманывать. Искушение не заставило себя долго ждать, явившись в виде трех студенток, которые зашли в магазин и поинтересовались, нравятся ли мне новые короткие майки марки «Одежда от Бориса» так же, как им.
      Проклятие!
      – Эти вещи поистине уникальны, правда? – отозвалась я, широко улыбаясь.
      И ни словом не солгала. Они действительно были уникальны. Таких ужасных маек вы больше нигде не найдете. Но в результате девушки унесли с собой семь штук – и три бутылки масла «Дримглоу» в придачу, – поэтому я сочла свою уловку оправданной.
      «И никакого обмана», – напомнила я кармическим силам Вселенной. Затем подумала, что слишком зациклилась на своих суевериях – как тот деревенский парень из телевизионного шоу. Можно подумать, кармическое возмездие караулит меня за каждым углом. Извращенный, американизированный вариант индуистских воззрений.
      «Макиндуизм» какой-то. Не зря моей специализацией в колледже была философия.
      Поражаясь собственной глупости, я методично поправляла товар на полках и вытирала пыль, пока не явилась Солстис со стаканом латте, в который она почти уткнулась носом. По меньшей мере, до одиннадцати утра девушка обычно бывала невменяема. Но сегодня мне требовалась ее помощь – надо было заняться витриной, пока я буду распаковывать и проверять партию белья, прибывшую из компании «Кнут и кружево».
      Кроме того, в подсобке, в компании шелковых и атласных вещей, было гораздо удобнее грезить о встрече с Беном. Я уже присмотрела в каталоге одну зеленую сорочку. Теперь мне было для кого ее надевать…
      Хотя, возможно, я слишком торопила события. Телефонный разговор прошлым вечером был странный. Что там нес Бен насчет вторжения-то есть вмешательства третьих лиц?
      Впрочем, волноваться было некогда – надо было открывать коробки. Он ведь попросил меня позвонить. И выразил желание поскорее увидеться.
      Значит, все хорошо.
      – Ага! – воскликнула я, вытаскивая зеленую сорочку из стопки и прикладывая к себе.
      Сидеть будет идеально. А цвет…
      – Тебе очень идет этот цвет, – произнес Бен, неожиданно оказавшийся в дверях, будто материализовавшись из моих шелковисто-сладостных мыслей.
      Я подпрыгнула и застыла, не сводя с него глаз. Ухмыляясь, он прислонился к стене; в лице было что-то такое, отчего мне захотелось проверить, не испортился ли кондиционер. Осознав, что продолжаю прижимать к груди сорочку, я бросила ее назад в коробку, чувствуя, как к лицу приливает кровь.
      – Э-э… Бен… Привет. Видишь – распаковываю товар. Работа кипит. Как дела?
      Он пожал плечами, не переставая ухмыляться:
      – В данный момент – неплохо… Мне понравилась эта зеленая штучка.
      От его слов я вспыхнула еще сильнее.
      – И я рада видеть тебя.
      – Вот, решил зайти и попробовать уговорить тебя пообедать со мной, раз уж ты занята вечером.
      «Э-Э… ЧТО-ЧТО?»
      Когда мозг обработал его действительные слова, а не вольный плод моего распалившегося воображения, получилась вполне правдоподобная фраза. Он сказал «пообедать со мной». А не то, что мне послышалось.
      – Шейн?
      – А. Да, Извини. Я бы с удовольствием… пообедала с тобой. Но не могу, к сожалению. Нужно; разгрести эту кучу, а Солстис в обеденный перерыв собирается к стоматологу, – ответила я, думая разные гадости о Солстис и о том, как неудачно она выбрала время для похода к врачу.
      Разочарованный вид Бена утешил меня. Затем он стал приближаться – а вот это с той же силой пугало… Почему-то его присутствие вызывало во мне нервозность, В таких случаях обычно говорят «по телу побежали мурашки».
      Когда Бен подошел вплотную, мурашки уже танцевали польку.
      – Итак, Шейн Мэдисон, – промурлыкал он, – как насчет поцелуя, который придаст мне сил для долгого; и трудного пути назад, в свой офис?
      Я улыбнулась и опустила ресницы. Бен наклонился и коснулся губами моих губ в нежнейшем поцелуе. У меня невольно закрылись глаза в ожидании продолжения. Я все ждала и ждала.
      А потом открыла глаза.
      – Я хотел убедиться, что ты меня видишь, – пояснил он и вновь поцеловал.
      На этот раз поцелуй был совсем не таким нежным и эфемерным, как предыдущий… Температура моего тела, казалось, подскочила до тысячи градусов. Пару минут спустя (а может, пару часов) голос Солстис нарушил гармонию:
      – Классно, Шейн! Но, сама понимаешь, корневые каналы не любят ждать. Потом доцелуешься.
      Одурманенная, я отстранилась от Бена и подумала – уж не заболела ли, нет ли у меня и в самом деле температуры. Неужели одного поцелуя было достаточно, чтобы так горело все тело?
      Бен опустил руки и отступил, глядя на меня с ошеломленным видом. Я, похоже, выглядела не лучше.
      – Ну… в общем… ладно, – сказал он. – Мне пора. – И торопливо добавил: – Еще позвоню.
      Пока я придумывала ответ, Бен ушел. А я осталась среди коробок, думая: что же, черт побери, произошло?
      И удивляясь – почему мне было так хорошо.
      И надеясь, что это скоро повторится.
      Всю оставшуюся часть дня я подпевала радио, даже когда передавали глупые песни. Это было явным предзнаменованием грядущих неприятностей.
      Но, к несчастью, я не обращала внимания на предупреждающие знаки.
 
      Мы с Мелиссой бродили по торговому центру в поисках подходящих вещей. Проблема состояла в том, что я не знала, какие вещи нам были нужны. Они должны были сообщать, что яйцеклетки Мелиссы страстно желают встретиться со сперматозоидами Тони для создания прелестных маленьких эмбрионов, но сообщать деликатно. А деликатность была главной сложностью, ведь помещение бутика выглядело так, будто вся его обстановка была создана по сюжету какого-нибудь деского стихотворения.
      Мелисса остановилась перед шикарной детской кроваткой овальной формы, украшенной кружевами, с пологом и хлопчатобумажным постельным бельем.
      – Как вам это? По-моему, очень красиво, – сказала она, мечтательно щупая пальцами ткань.
      – Я, наверное, сошла с ума… Но по-моему, вы, Мелисса, всерьез размышляете, как эта вещица смотрелась бы в вашей детской. Куда делась убежденная карьеристка, не желающая быть ничем связанной?
      Убрав руку от кроватки, Мелисса судорожно вытерла ее об узкую красную юбку.
      – Нет, ни за что! Ни в коем случае. Я просто пытаюсь подыскать что-нибудь подходящее для передачи послания. Кстати, идея, на мой взгляд, очень удачная. Может, Тони и мечтает жениться, но уж точно не захочет так скоро окунаться с головой в семейную жизнь. – Она перешла к другой кроватке. – Он не раз говорил мне, что собирается еще несколько лет спокойно поработать в строительстве. И лишь потом можно будет подумать о потомстве.
      Мы подошли к ультрасовременной кроватке из металла, похожей на космический корабль.
      – А это, наверное, для инопланетных малышей, о которых так часто пишут в бульварных газетах, – пошутила я. – Чтобы они чувствовали себя как дома.
      Рассмеявшись, Мелисса двинулась дальше. Я попыталась возобновить разговор:
      – А вы?
      – Что – я? – рассеянно отвечала она.