Отчаяние – если вам это интересно – имеет в точности такой же запах, как согревающее масло для тела с ароматом маракуйи. Фруктовый, с легким оттенком прогорклости.
      Созерцая шестьдесят четыре коробки с пузырьками ядовито-пурпурного цвета, я мучительно сожалела о своем решении перебраться в Нью-Йорк (кстати, не первый раз). По завершении дневного сеанса самоанализа – и самокритики – мне понадобился конкретный ответ на Насущный вопрос.
      – Солстис! Откуда у нас шестьдесят четыре коробки этой бурды? Я ведь просила заказать шестьдесят четыре флакона.
      Солстис неторопливо вошла в тесную подсобку, грациозно пробираясь между штабелями коробок и стеллажами, заваленными шелковым бельем. Взглянула на меня, закусив губу и недоуменно моргая.
      Солстис (настоящее имя – Сьюзен) – моя помощница. (Уроженцы Среднего Запада часто берут себе новые имена, когда перебираются в большой город. Не понимаю зачем. Что это – имидж, символизирующий амбиции? Или взрослый вариант детской игры в принцессу?)
      Она заправила голубую прядь волос за проколотое во многих местах ухо. Конечно, не стоит судить о книге по обложке, но со своим пирсингом и татуировками Солстис похожа на гибрид готки и хиппи. Как ни странно, ей это к лицу.
      – Э-э… чего? Какой бурды?
      Я тяжело вздохнула, моля Господа ниспослать мне терпения – или, по крайней мере, достаточно самообладания, чтобы удержаться от порыва схватить ее за воротник вышитой бисером блузки.
      – Той самой! Согревающего масла для тела с запахом маракуйи. От «Дримглоу». Ты разве не заметила, когда принимала заказ, что товара чуть больше, чем обычно?
      Солстис лениво окинула взглядом коробки.
      – Ах да. Ну… Лапуля, я же была занята, когда их привезли. Разговаривала по телефону. Зачем ты заказала так много?
      – Я не… я же сказала… ладно, проехали! – Я раздраженно потерла виски, пытаясь утешить себя надеждой, что компания «Дримглоу» примет возврат.
      Иначе мы лет пять будем продавать это масло. Для человека, который живет мечтой о собственном бутике, я и без того совершила достаточно промахов. Одна только акция «Купи белье себе и своему любимцу» чего стоила. Провалилась с треском – по-видимому, наряжать своих собачек любят лишь богатые знаменитости, А на моем банковском счете осталось семь долларов и тридцать четыре цента. Маловато, чтобы хоть немного приблизиться к осуществлению своих грез.
      К счастью, миссис П. была в отпуске, и я надеялась успеть исправить свои ошибки, пока маленькая и стремительная как ураган хозяйка магазина «Сенсьюэлити» не вернулась к работе. В свои семьдесят три эта дамочка обладала гигантским запасом энергии, мне было не угнаться за ней, даже выпив тройной латте.
      Тут раздался звон колокольчиков над парадной дверью.
      – При-ивет, милые! А вот и я! Соскучились?
      Улыбаясь, Солстис кинулась встречать миссис П. Наверное, хотела поскорее сообщить ей о свалившемся нам на голову изобилии. Стиснув зубы, я мысленно досчитала до десяти и поплелась следом. Было ужасно неприятно сознавать, что я опять подвела ее. Ведь миссис П. успела стать для меня почти родным человеком.
      Однако как бы безнадежно я ни тонула во фруктовом зловонии отчаяния, стоило посмотреть на витрину – и на моем лице заиграла улыбка. Четыре года моей жизни ушли на превращение бутика «Сенсьюэлити» в покупательский рай, где можно было подобрать белье из самых разных тканей самых разных расцветок, уникальные подарки и еще много полезного. Тщательно выверенный ассортимент товаров был призван помочь занятой современной женщине в раскрытии ее чувственности. Стены, выкрашенные в теплый и насыщенный оттенок персикового цвета; тщательно подобранное ненавязчивое освещение, похожее на расслабляющий свет свечей. И все для того, чтобы покупательницам было приятно находиться в нашем магазине и любоваться своим отражением в зеркале.
      (Да, вы правы – это описание смахивает на наш вебсайт. Можете подать на меня в суд – дизайнер сайта тоже я.)
      Работа в этом месте больше всех прежних приближала меня к воплощению мечты о собственном деле. И мне не хотелось терять ее. По крайней мере, пока не появится возможность прямо отсюда перебраться в собственный магазин.
      – Ай-ай-ай! Наша Шейн опять витает в облаках. Либо придумывает новую рекламную акцию, от которой мой магазин станет еще более популярным, либо ей сильно повезло этой ночью! – Голос начальницы прервал мои размышления.
      Они с Солстис захихикали, а у меня запылали уши. Миссис П. пребывала в возрасте моей бабушки, но контраст между бабушкиной домашней простотой и городским изяществом миссис П. был подобен различию между яблоком и яблочным мартини.
      Никаких домашних халатов. Моя работодательница была ходячим седовласым олицетворением шика. Сегодня она облачилась в сапфирово-синий блузон из тончайшего газа и изумрудно-зеленое платье. Когда врачи запретили ей носить каблуки, миссис П. заказала несколько дюжин пар мягкой обуви оригинального дизайна. В этот раз на ней были туфли с узором в виде павлиньих перьев из стразов Сваровски.
      Я грустно окинула взглядом свои джинсы и простенькую майку на лямках, задаваясь вопросом, когда же наконец тонкий вкус, присущий мне во всем, что касается бизнеса, распространится и на мой индивидуальный стиль. А точнее – когда у меня вообще появится свой стиль?
      – У Шейн не бывает бурных ночей, миссис П. В нашем магазине сосредоточен весь смысл ее жизни! – заявила Солстис, вызвав у меня непроизвольное содрогание. – Мне бы ее внешность – я бы целыми днями крутила романы.
      Я подошла к лучшей в мире начальнице и крепко обняла, сердито посмотрев через ее плечо на Солстис.
      – Как дела во Флориде? Ваша сестра в Сант-Августине, наверное, была вам рада?
      Обняв меня в ответ, миссис П. рассмеялась:
      – Если честно – думаю, она больше всего обрадовалась моему отъезду. На два года младше меня, а ведет себя как старуха! Я всего-то и хотела – побродить немного по городу и посмотреть форт. А для нее это целый марш-бросок. – Она поставила на прилавок свою огромную сумку.
      Лучистые глаза тем временем сканировали помещение на предмет изменений, проблем или, на худой конец, какой-нибудь мелкой соринки.
      Я хитро улыбнулась:
      – Хм… Побродить немного? Наверное, часов десять? Под палящим солнцем Флориды…
      Миссис П. старательно отводила взгляд, но я видела, как уголки ее губ подрагивают от сдерживаемой улыбки.
      – Ну… Наверное, ей не очень понравилось наблюдать, как аллигаторы на крокодильей ферме жадно рвут на куски свой обед. Да еще и в стоградусную жару… Теперь меня не пригласят еще как минимум несколько лет.
      – А зачем, собственно, ехать во Флориду в сентябре? Говорят, там лучше всего зимой, – поинтересовалась Солстис и отошла от двери, пропуская трех покупательниц.
      Они оказались туристками – каждая судорожно сжимала в руках фотоаппарат и пакеты с покупками. Я смотрела на них несколько свысока – как-никак уже целых четыре года живу в Нью-Йорке.
      Как ни велик был соблазн уклониться от обсуждения проблемы с заказом, использовав покупательниц как предлог, я все же решила проявить ответственность. И позвала миссис П. в подсобку.
      – Солстис, останься, пожалуйста, и помоги дамам, хорошо?
      – Да, конечно, – ответила она, лениво направляясь к женщине, у которой было больше всего пакетов.
      Пусть Солстис и похожа на инопланетянку, зато у нее поразительный талант вытягивать деньги из покупательниц. Поэтому она и работает помощницей управляющего – то есть моей помощницей.
      Прошмыгнув мимо меня с сумкой в руках, миссис П. рассеянно огляделась.
      – Так. Э-э… Шейн, нужно поговорить. Боюсь, у нас большая проблема.
      – Да, знаю. Прихожу сегодня на работу, а коробки уже здесь. Только не волнуйтесь, я во всем разберусь. Уверена – «Дримглоу» примут товар назад. Мы ведь ничего не открывали и возвращать будем сразу, а не через восемь месяцев. Я…
      Она озадаченно перебила меня:
      – «Дримглоу»? О чем ты?
      – О масле для тела. Нам доставили шестьдесят четыре коробки вместо шестидесяти четырех флаконов. Сожалею – очевидно, какая-то путаница с заказом. – Я никогда, ни при каких обстоятельствах не жаловалась миссис П. на Солстис.
      Я главная – значит, и отвечать мне.
      «Во всяком случае, так считает хорошая Шейн, – подумалось мне. – Плохая Шейн хочет усесться на пол и громко крикнуть, что она ни в чем не виновата. А для полноты картины можно подрыгать ногами и постучать ими по полу. Наверное, так стремится проявить себя мой подавленный внутренний ребенок…»
      Выкинув из головы глупости из области популярной психологии, я сосредоточила все внимание на миссис П.
      Но хозяйка лишь небрежно махнула рукой:
      – А, ерунда. Со мной столько раз такое случалось – я уже и со счету сбилась. Нет, я о другой проблеме – действительно важной. Моей милой Лиззи требуется помощь.
      – Лиззи? Вашей племяннице? – спросила я.
      Той самой Лиззи, что своей страстью скупать модные шмотки утирала нос голливудским звездам и поп-принцессам?
      Я была наслышана о племяннице миссис П., но не имела счастья быть знакомой с ней лично. И ничуть не страдала от этого. Что у меня общего со светской львицей, владеющей трастовым фондом?
      Начальница уселась на стул, предварительно сбросив с него стопку ярко-синих атласных подвязок.
      – Да, моей единственной племяннице. Дочери младшего брата. Боюсь, она попала в пренеприятнейшую историю.
      Я примостилась на уголок стола и внимательно взглянула на миссис П.
      – Что случилось?
      Та печально вздохнула:
      – Лиззи связалась с ужасным человеком, а теперь, бедняжка, не может порвать с ним. Девочка слишком чувствительна, боится прямых конфликтов.
      Лиззи Уинстед-Смит, случайно виденная мной на «Шестой странице», по тонкости чувств едва ли превосходила безработную модель на распродаже коллекционных образцов. Но в присутствии ее тетушки об этом упоминать не стоило.
      – Э-э… очень жаль, что ей не повезло с мужчиной, но… м-м… не совсем понимаю, при чем здесь я?
      – Ты должна это исправить, – произнесла миссис П. с улыбкой, восседая на краешке стула, будто величавая птица.
      Я была в шоке. На момент последнего прочтения в моем контракте ничего не говорилось о личной жизни племянницы миссис П. Разбирательства по поводу избыточной поставки масла с ароматом маракуйи? Да, безусловно, это входило в мои обязанности. А вот помогать Лиззи избавиться от плохого парня… Нет, такое не по мне.
      Я попыталась тактично объясниться:
      – Э-э… Не уверена, что правильно вас поняла.
      Миссис П. тихонько поцокала языком.
      – Не прикидывайся. Конечно, ты поняла. Я ведь все знаю. Ты – антисваха.
      А я-то, глупая, сочла масло для тела единственным поводом для беспокойства…

       Правило № 1. Клиент ни в коем случае не должен разглашать тайну своего безболезненного разрыва с любимым человеком.
 
      Я была крайне изумлена, услышав заявление миссис П.
      – Как вы узнали? К тому же… это ведь несерьезно, вроде хобби. И я давно уже ничем таким не занимаюсь. С меня довольно.
      – Вот как? Конечно, я наслышана о твоих подвигах. Как утверждает твоя подруга Энни, ты, можно сказать, сделала карьеру, убеждая несчастных обманутых мужчин в том, что идея разрыва с подругами принадлежит им самим. И все это – на благо девушек. Чтобы они имели возможность избежать конфликта, неизбежного в случае расставания по их инициативе.
      – Ну, знаете… карьера – это сильно сказано…
      МисенсП. погрозила мне пальчиком:
      – Не прибедняйся. Я знаю о том парне, из школы, разбившем бейсбольной битой твой автомобиль, когда ты надумала с ним расстаться.
      Я вздрогнула от одного воспоминания об этом. И стала оправдываться:
      – Мне очень нравилась та машина. В конце концов, антисвахой я стала в целях самозащиты. Мужика довольно легко убедить в том, что ты ему надоела, и тогда все проходит гладко.
      Миссис П. фыркнула и расхохоталась:
      – Да, но при одном условии: если ты готова пережить унижение. Ведь окружающие будут считать тебя брошенной.
      Я равнодушно пожала плечами:
      – Пожалуй, это единственный подводный камень в моей теории. Зато она позволяет избежать возможных травм при разрыве с парнем, который весит на сто фунтов больше вас. По-моему, ради этого можно и потерпеть немного.
      Миссис П. кольнула меня суровым взглядом и поджала губы.
      – Судишь по своему опыту, Шейн? Наверное, однажды какой-то мужчина поднял на тебя руку?
      – На меня? Нет-нет. Чисто теоретические рассуждения, – ответила я, отводя взгляд.
      Впрочем, со мной такого действительно не случалось. Как и с матерью Энни во время ее регулярных попыток выгнать мужа из дома. Никогда.
      Почти никогда…
      Миссис П. хмыкнула, прервав мои размышления.
      – Солстис сказала, тебе хватило двух дней, чтобы избавить ее от идиота, который называл себя Смоги.
      Она встала, приблизилась и положила руку мне на плечо:
      – Ты должна помочь Лиззи. Не могу видеть свою девочку несчастной. Еще один разрыв, в память о добрых старых временах, – и можешь со спокойной душой уходить в отставку.
      – Да, конечно… Правда, последний раз, когда я помогла подруге расстаться с парнем, та вдруг передумала и решила выйти за него замуж; как вы думаете, кого не пригласили на свадьбу? – Тот случай стал для меня хорошим уроком: никогда, ни при каких обстоятельствах не вмешивайтесь в личную жизнь друзей.
      И если вы считаете парня своей подруги козлом, держите свое мнение при себе. Даже если на новогодней вечеринке он приставал к вам. Я снова содрогнулась от воспоминаний об этом, и еще о том, как полгода спустя получила известие о разводе Джоселин. Наверное, заработала немало очков плохой кармы.
      Однако мои аргументы, похоже, не произвели впечатления на миссис П.
      – Это все мелочи, дорогая. Моей Лиззи в самом деле необходима помощь, а ты эксперт в данном вопросе. Если поможешь ей избавиться от этого Ужасного Бена, я… я… заплачу тебе! Четыреста… нет, пятьсот долларов. – Она сияла.
      К сожалению, миссис П. известно, что деньги никогда не бывают для меня лишними. Ведь именно она подписывает мне чеки на получение зарплаты – и суммы, указанные в них, весьма скромны. Я бы не назвала это скупостью… но слово «бережливость» имеет особый смысл для миссис П.
      – Э-э… пожалуй, ничего страшного не случится, если я просто поговорю с ней, – произнесла я, теряя решимость. – Но денег не возьму, пока не буду уверена, что смогу помочь. Честно говоря, мне вообще не хотелось бы брать с вас плату за услугу такого рода. Может быть…
      Залившись румянцем, хозяйка перебила:
      – Идет! Но я обязательно заплачу. Это ведь не входит в твои обязанности. Если не получится – ты всегда можешь вернуть мне деньги. Гарантия результата, так сказать. – И, забрав сумочку, направилась к двери, добавив на ходу: – Я позвоню Лиззи и велю ей как можно скорее явиться в магазин. Спасибо огромное, Шейн. Ты моя спасительница!
      С этими словами начальница удалилась, А я с тихим стоном опустилась на освободившийся стул. «Угораздило же ввязаться в это дело, черт побери! Теперь у меня два выхода: либо заставить Ужасного Бена расстаться с полоумной шопоголичкой Лиззи, либо вернугь деньги, – подумала я и разразилась истерическим хохотом. – Гарантия – куда теперь денешься?»
      В дверях подсобки вновь показалось лицо миссис П.
      – Да, кстати: ты должна уложиться в тридцать дней. До нашей с Лиззи поездки в Прованс. Еще раз спасибо!
      Тридцать дней? Превосходно. Замечательно. В конце концов, если не выйдет по-хорошему, я всегда успею утонить этого Бена в масле для тела и спрятать труп. Ничего сложного, правда?
 
      – Шутишь? Ты согласилась?! Неужели случай с Чедом и Джоселин так ничему тебя и не научил? – Энни смотрела на меня как на сумасшедшую.
      Ее кудрявые рыжие волосы торчали в разные стороны, будто присоединяясь к негодованию хозяйки.
      Наверное, и подруга, и ее локоны были правы. Я переехала жить в дом семьи Энни еще старшеклассницей, когда умерла моя бабушка. Вряд ли найдется на белом: свете человек, знающий меня лучше ее.
      Я откинулась на разноцветные, не сочетающиеся между собой подушки, беспорядочно наваленные на бирюзовой, обитой бархатом кушетке, купленной на барахолке.
      – Знаю, знаю. Но у нее было такое беспомощное лицо и… Что мне, по-твоему, было делать?
      С кухни донесся смех нашего соседа Мишеля, который открывал уже вторую, если не третью, бутылку вина за вечер.
      – Все правильно, И пятьсот баксов тоже не помешают, – заметил он.
      Мишель Ланье (мне очень нравилось нараспев произносить это имя: Мише-эль Аанье-э…) был полным энтузиазма начинающим модельером. А кроме того – высоким красавцем с бесподобными зелеными очами и волнистыми темными волосами, из тех, чье присутствие неизбежно волнует, внушая смутное чувство опасности. Едва заметный французский акцент, унаследованный от матери – уроженки Парижа, усиливал его шарм. Когда Мишель отправлялся со мной в бар или но магазинам, женщины сверлили мне спину завистливыми взглядами.
      Чертовски приятное ощущение.
      – Заткнись, а то всем расскажу, как ты глотаешь вино прямо из бутылок с отвинчивающимися пробками! – огрызнулась я, пряча улыбку.
      Фаррен, любовник Мишеля, его сосед по квартире, а также соучастник в подтрунивании надо мной, захихикал:
      – У тебя совесть есть? Разве можно быть такой жестокой? Он ведь этого не переживет. Что подумают его друзья из школы модельеров? Ужас. Пожалуй, отберут у него удостоверение голубого.
      Я подняла бровь, изображая удивление:
      – Так у вас еще и удостоверения есть?
      Фаррен был восходящей звездой «мыльных опер». (Ах, прошу прощения – дневных сериалов.) Ростом он ненамного выше меня (а во мне примерно пять футов и восемь дюймов.) Зато у него шелковистые золотисто-каштановые волосы и точеное лицо – из тех, что мы обычно видим лишь у мраморных скульптур в музеях или на афишах лучших гей-клубов города. Не повезло женщинам… зато как повезло Мишелю! Они с Фарреном были вместе уже пять лет. Лично мне ни с кем не удавалось сохранить такие долгие отношения – за исключением разве что пса по кличке Искрящийся Мысок, жившего у меня, когда я была маленькой девочкой. (Да, странная кличка для собаки. Повлияла детская увлеченность балетом. О подробностях лучше не спрашивайте.)
      Помимо этого, Фаррен обладал редким качеством – какой-то изящной сдержанностью, которая оказывала поистине магическое воздействие на окружающих. Рядом с ним любой человек мгновенно обретал спокойствие, заражаясь светлой безмятежностью. А еще от него очень приятно пахло. (Однажды, после нескольких безуспешных попыток заняться «йогой для самых отъявленных тупиц», я стала умолять Фаррена поделиться своей сокровенной тайной. Но тот лишь смущенно улыбнулся, произнес какие-то ласковые слова и пошел по своим делам.)
      Энни спихнула с кофейного столика ноги Фаррена и приступила к вскрытию коробок с китайской едой, продолжая выражать свое неодобрение.
      – Ты приняла неверное решение, Шейн. Знаешь, как говорят? Не плюй в колодец, из которого пьешь. А если у тебя не получится? Если расчудесная племянница Лиззи окажется стервой и превратит твою жизнь в ад? – Откинув со лба локоны, подруга уставилась на меня. – Что тогда? А?
      Я потянулась к открытой коробке с жареным вегетарианским рисом.
      – С каких пор ты стала такой подозрительной?
      Тяжело вздохнув, Энни оставила в покое пакетики с соевым соусом и горчицей, которые неистово вскрывала.
      – Извини. Просто мне сегодня светило незабываемое свидание – минимум девять с половиной баллов по десятибалльной шкале. Точнее, по ШУТ. А я все испортила. Точнее, Ник все испортил… Заявился в самый неподходящий момент и стал вести себя как мой парень.
      Вошел Мишель. Он нес настоящие фужеры – не какие-нибудь пластиковые стаканы, которые мы обычно использовали в таких случаях, – и только что открытую бутылку шираза.
      – Прости мое невежество, но я полагал, что он и есть твой парень, cheri. И кто же это потянул на девять с половиной баллов по Шкале Увлажненности Трусиков? Неужели в ваш магазин забрел сам Эван Макгрегор?
      Энни показала ему язык.
      – Нет, этот красавчик не принадлежит к числу знаменитостей. А Ник не мой парень. Мы просто иногда встречались, – ответила она.
      Мишель плюхнулся на кушетку рядом с Фарреном и протянул ему фужер с вином.
      – «Иногда» значит «на протяжении последних шести недель»? Когда, наконец, ты признаешься сама себе, что вы с милашкой Ником уже стали парой?
      Я подцепила палочками очередную порцию риса.
      – Перестань, Мишель. Не сегодня. Энни западает исключительно на плохих парней. А Ник – хороший, поэтому он ее ни капли не возбуждает.
      Энни прищурилась и смерила меня презрительным взглядом.
      – Представьте себе, за шесть недель Ник ни разу не поцеловал меня! Даже не пытался. Он просто жалеет меня, потому что я толстая. И, если мне не изменяет память, мы сейчас обсуждаем твои проблемы, а не мои. У тебя уже готов план, как поссорить Лиззи с Ужасным Беном?
      – Ты не толстая. Ты роскошная! – возразил Фаррен. – Небесный ангел, богиня плодородия, спустившаяся в ад, где правят бал костлявые тела…
      Мы одновременно посмотрели на него – с немалым удивлением.
      – Я был сегодня на прослушивании. Внебродвейская постановка… «Вожделение Офелии»… – порозовев, смущенно пояснил он.
      Мы обе закатили глаза, будто говоря «о Боже», не сговариваясь.
      Энни покачала головой в знак несогласия.
      – Нашел богиню! Я лишь нераскаянная отступница диет. И посему нахожусь в самом низу социальной лестницы Нью-Йорка. Где-то рядом с крысами из метро.
      Я вздохнула. Опять твердить ей, что четырнадцатый размер не является признаком полноты, было бы абсолютно бесполезно. Правильнее всего было вернуться к прежней теме разговора.
      – Плана пока нет. Для начала надо встретиться с Лиззи, выяснить, что за фрукт ее парень. Что-то вроде «интервью с клиентом», – сказала я, посмеиваясь над высокопарностью собственных слов.
      Фаррен и Мишель посмотрели друг на друга… на меня… и вновь друг на друга.
      – Ты подумал о том же, о чем и я? – спросил Фаррен.
      – Определенно, – ответил Мишель и повернулся ко мне.
      У него было очень серьезное лицо.
      – Шейн, ты, кажется, произнесла слово «клиент»?
      – Ну… «клиент» – это, конечно, громко сказано. Но ведь надо пообщаться с женщиной, которая просит меня… уговорить ее парня порвать с ней. Мы поговорим, а потом я…
      – Они встречаются, – сказал Мишель.
      – Они говорят, – добавил Фаррен.
      – Как на приеме у консультанта… – произнесли они дуэтом.
      – У платного консультанта, – подытожил Мишель, многозначительно кивнув.
      Меня уже начало утомлять созерцание говорящих голов-близнецов.
      – Ладно, сдаюсь. О чем вы?
      – Знаешь, Шейн… Мишель хочет поработать стилистом – то бишь консультантом по модной одежде – чтобы скопить денег на собственный бизнес. Мы много раз обсуждали это; уже придумали рекламу и как будем искать клиентов… в общем, все как следует обмозговали, – начал Фаррен, ерзая в кресле.
      – Точно, – добавил Мишель. – Почему бы и тебе не попробовать?
      Я смотрела на них, переводя взгляд то на одного, то на другого, но ничего не понимала.
      – Что «попробовать»? У меня самой даже туфли к костюму как правило не подходят. Какой из меня стилист?
      Мишель хлопнул себя по лбу, а Фаррен раздраженно закатил глаза. Даже у Энни на лице отразилась досада.
      – Да не стилист, балда! – рявкнул на меня Мишель. – Не стилист, а консультант по расставаниям. Будешь работать с посторонними людьми, и не придется разрываться между дружбой и делом. Заработаешь денег и откроешь свой бутик.
      Энни потягивала вино, задумчиво глядя в пустоту. Потом вдруг с воодушевленным видом отставила фужер в сторону.
      – Знаешь, эта идея так безумна… что может сработать! Сколько тебе пообещала твоя начальница? Пятьсот? Можешь установить минимальную ставку в пятьсот долларов – за самый простой случай. И повышать оплату по уровням сложности, – произнесла она. – Подождите, схожу за ручкой и бумагой.
      Энни метнулась в спальню, сопровождаемая моим изумленным взглядом. И тут же примчалась обратно, потрясая блокнотом и ручкой.
      – С ума сошла? – возмутилась я. – Только что ругала меня за то, что я связалась с Лиззи и Ужасным Беном, а теперь предлагаешь открыть консультацию?
      – Да. И я до сих пор полагаю, что не стоило тебе браться за решение проблем Лиззи – они касаются твоей начальницы. А помогать в таких вопросах незнакомым людям – совсем другое дело! Будешь зарабатывать, спасая женщин. Может, в итоге из тебя выйдет что-то среднее между Дональдом Трампом и матерью Терезой.
      В течение нескольких секунд зловещая картина потрясала наше воображение. Поместится ли прическа Дональда в монашеском чепце?
      После еще двух бутылок вина я согласилась. Опьянение заглушило страх перед кармической отдачей. К тому же мной руководили исключительно благие побуждения… Не так ли?
      А постоянная потребность в одобрении вовсе не является свидетельством хронической неуверенности в себе… или интуитивного предчувствия, что все это добром не кончится.
      Ведь правда же?
      Присутствующие подняли бокалы, и Мишель произнес тост:
      – За Ужасного Бона. Да станет его скорое и прибыльное поражение началом выгодного предприятия!
      – За Ужасного Бена! – Я улыбнулась самой порочной из своих улыбок.
      У Ужасного Бена не было ни шанса устоять перед таким противником, как я.
      «А вдруг он на самом деле не так уж и ужасен?»
      Я призадумалась, кусая губы. Пожала плечами.
      «Зачем об этом беспокоиться. И… разве на сегодняшний день эгоцентризм не является самой передовой идеологией?»
      Вернув на лицо дерзкую улыбку, я осушила фужер с шампанским. Еще минут двадцать смеха и тостов – и Мишель с Фарреном, спотыкаясь, поплелись в свою комнату, прижимая к себе подаренные мной флаконы с маслом для тела. Само собой, с запахом маракуйи.
      Жаль, но в тот момент я и не подумала вспомнить старую поговорку: «Знаменитое последнее слово».
      Она пришла в голову недели спустя. Но было уже слишком поздно.

      На самом деле у меня очень простой подход к искусству разрыва любовных отношений. Быть брошенной тяжело и больно. Никто не думает, просыпаясь утром: «Как было бы здорово, если бы кто-нибудь сегодня безжалостно растоптал мое сердце своим безжалостным каблуком!» (Каблуки, конечно, не способны испытывать жалость в принципе; впрочем, вы поняли, что я имею в виду.)
      Я довольно рано осознала, что парни испытывают те же чувства. Знаю, знаю… Мужчины – сильный пол. Однако первый брошенный мной парень расплакался…
      … А потом треснул по капоту моего первого автомобиля бейсбольной битой.
      Я вообще-то девушка сообразительная и довольно скоро поняла, что мужики тоже способны на сильные переживания. (А еще сумела заставить родителей парня оплатить мне ремонт машины, угрожая заявить в полицию; но это совсем другая история.)
      Итак, если вы не являетесь законченной эгоисткой с патологической потребностью мучить людей, то зачем вам вообще кого-нибудь бросать? Особенно если учесть, как легко убедить другого человека в том, что именно он жаждет покинуть вас, а не наоборот.
      В принципе мужчин очень легко понять. Особенно одиноких. Они избегают обязательств, любят покрасоваться перед друзьями с хорошенькой подружкой, любят веселиться, но тщательно оберегают свое личное пространство. Ах да, еще они стремятся преуспеть в работе. Умная женщина, умело подергав за любую из этих ниточек, без труда создаст среднестатистическому мужчине достаточно неудобств, чтобы он поспешил произнести речь под названием «Я не готов к серьезным отношениям» или «Дело не в тебе – дело во мне», версия 13Б.
      В результате все окажутся в выигрыше. При условии, что у вас хватит выдержки устоять перед любопытством И перед сочувствием – нередко притворным – со стороны тех, кто считает вас брошенной. Люди часто бывают жестокими, бессердечными и равнодушными к чувствам других.
      Даже те, кто не имеет к вам непосредственного отношения.
      Следует помнить: если посвятите хоть кого-нибудь в тайну своей стратегии – ждите беды.
      Я выпила ровно две с половиной кружки кофе – именно такое количество Энни оставила для меня в кофеварке, вмещающей десять кружек, – схватила сумочку и выскочила за дверь, радуясь, что не опоздаю на работу. Неплохо для разнообразия.
      «Впрочем, моя радость – скорее повод для грусти, – подумала я. – Вот она, горькая правда. Скоро я превращусь в одну из тех, кого часто вижу в метро – деловую женщину с журналом «Уолл-стрит джорнал» под мышкой и бледным, изможденным лицом, а пальцы будто навеки приклеятся к клавишам карманного компьютера».
      Я остановилась в коридоре, преодолевая одышку, У меня еще нет своего бизнеса, а лицо уже изможденное. Крошечные молекулы несбывшихся бизнес-планов неумолимо разжижали мои мозги. Мне было срочно нужно… нужно…
      … Глубоко вздохнуть и решительно отогнать от себя признаки надвигающегося безумия. Закрыв дверь на замок, я обернулась… и застыла, в ужасе глядя под ноги. Передо мной вдруг явилось чудо Господне – прямо там, в замызганном коридоре.
      Правда, при ближайшем рассмотрении чудо оказалось похожим на рыжую, в коричневых пятнах, миниатюрную овечку-мутанта с тупоносой мордочкой, кудрявой шерстью и закрученным хвостиком.
      Овечка взглянула на меня и гавкнула, обернувшись собакой. А может, это все же была овечка, которая разучилась блеять и стала лаять по причине мутации? Я осмотрела коридор, пытаясь обнаружить какие-либо следы владельца животного – или источник радиоактивного излучения.
      – Эй, есть здесь кто-нибудь? – позвала я, оглядываясь.
      Бесполезный ход – ведь единственным обитателем нашего этажа, кроме меня, Энни, Фаррена и Мишеля, был Волосатый Монстр. То есть некрасивый лохматый парень, который жил в конце коридора и съехал на днях. Я опять посмотрела на овечку, а та на меня – искоса, с робкой надеждой, будто спрашивая: «У вас, случайно, не найдется маленького кусочка собачьего печенья?»
      Я опустилась на колени и как можно нежнее, боясь испугать бедную крошку, произнесла: «Привет!» Под кудрявой, но грязной и свалявшейся шубкой скрывалось худое тельце – не больше десяти – пятнадцати фунтов.
      – Прости, малыш, но мне нора на работу, А у тебя, наверное, есть хозяева… Ой, что это?
      Я заметила на шее животного потертую веревку с прикрепленной к ней металлической табличкой. Собака бочком приближалась ко мне.
      Взгляд ее был направлен в конец коридора, но время от времени она косилась в мою сторону. Наверное, хотела убедиться, что у меня нет свернутой газеты, которой можно ударить, или какой-нибудь бешеной кошки.
      – Нет, малыш, я пока еще не ношу с собой «Уоллстрит джорнал». Хотя встреть ты меня через несколько дней – я бы, наверное, уже превратилась в занудную бизнес-леди. Да, мой маленький, это полный бред. Иди сюда, милый. Иди к Шейн.
      Я старалась не двигаться и убаюкивающим тоном болтала всякую ерунду. Наконец собака (позже я убедилась, что это девочка) забралась ко мне на колени и прижалась к груди. Испустила тихий, печальный вздох и задрожала, будто всем своим крошечным телом выдыхала накопившуюся усталость.
      А потом подняла головку и в упор посмотрела на меня – с надеждой в глазах. Я аккуратно приподняла металлическую подвеску, но надписи не обнаружила. Тут она повернула голову в другую сторону, и я увидела сложенную бумажку, прикрепленную скотчем с другой стороны веревки. Развернула и прочла: «Бездомная собака».
      Я пробормотала пару отборных ругательств в адрес людей, которые выбрасывают собак на улицу, и ощутила надвигающийся приступ головной боли. У меня не было времени на возню с животными. Ни сегодня, ни на этой неделе, ни в этом году. Надо было строить новый бизнес и начинать новую жизнь.
      Собака засопела. Я осторожно приподняла руку, потрогала причудливые спиралевидные кудряшки, нежно потрепала шелковистое ушко, а она потянулась к моей руке мордочкой. Маленький розовый язычок высунулся, робко лизнул мне ладонь – и я поняла, что не могу бросить это странное существо.
      Я встала, прижимая к груди собачку. В первую очередь ее нужно было как следует вымыть. А после подумать об остальном.
      Например, о том, какой удачный новый способ применения нашелся для большой стопки номеров «Уоллстрит джорнал».
      Спустя два часа щенок был чист, вместо запаха псины распространяя вокруг себя аромат геля для душа «Дримглоу» с ароматом ванили. Я нашла старый ремень, который ни на что не годился, кроме собачьего поводка. (Розовый с бахромой, представляете?) Собака удовлетворила естественные надобности в надлежащем месте – то есть на улице, – слопала оставшуюся с завтрака курятину и вылакала миску воды.
      И теперь мирно дрыхла в моем шкафу – на кашемировом шарфе цвета фуксии, подаренном мне матерью Энни. Вероятно, приняла его за собачью подстилку.
      Она еще и храпела. Как четырехсотфунтовый мужик с эмфиземой легких. От звуков, исходивших от крохотной сплющенной мордашки, буквально дрожали стены. Я взирала на нее со смесью ужаса и восхищения, пытаясь определить породу.
      Кудрявая шерстка указывала на пуделя, хвост колечком… на собачку из фильма «Люди в черном». Как там ее… мопс? А жалобно-голодный вид и оленья посадка головы напоминали чихуахуа.
      А может, мне попался очень редкий экземпляр какой-нибудь дорогушей новой породы?
      Не открывая глаз, псинка фыркнула, перевернулась на другой бок, пукнула, засопела и поглубже зарылась в шарф.
      Девочка определенно талантлива. Я склонялась к тому, чтобы считать ее помесью чихуахуа, мопса и пуделя. Чем-то вроде «пудомопхуа». Или «мохуапу». Или «чихумопу»…
      – Точно! Ты – чихумопу! Итак, моя маленькая чихумопу, сиди дома и не грызи туфли. А мне пора на работу. На обратном пути куплю тебе поесть. Будь хорошей собачкой, – сказала я, одновременно задаваясь вопросом, поняла ли та хоть слово из сказанного?
      При словах «хорошая собачка» та открыла глаза, приподняла голову, посмотрела на меня – взгляд выражал неземное блаженство, будто она попала в собачий рай, – и брякнулась спать дальше. Я на цыпочках прошагала к двери, осторожно закрыла ее за собой, думая о том, как много времени бедняжка провела в одиночестве и надолго ли она останется у меня. Может ли женщина, не помнящая собственной матери, ни с того ни с сего воспылать почти материнской любовью к овечке-мутанту?
      Однако пора было спешить на работу. Если не работать – не будет денег на собачий корм.
      Выложив новый товар, я установила на полке табличку с красивой надписью: «Скидка 25 % на масло для тела с запахом маракуйи. Спешите – количество ограничено!»
      Вернуть сделанный по ошибке заказ, к сожалению, не удалось.
      Посмотрела на часы – раз, наверное, восьмидесятый. Лиззи опаздывала на полтора часа. Либо она не так уж и страстно желала избавиться от Ужасного Бена, либо он уже успел убить ее и бросить в Гудзон.
      Интересно, положено ли мне в таком случае вознаграждение? Наверное – ведь формально они перестанут быть парой…
      Я неодобрительно покачала головой, силясь удержаться от нравственного падения, обусловленного, конечно же, бедностью, и направилась к полке с кофточками марки «Одежда от Бориса». Его модели имели бешеный успех – к моему величайшему удивлению. На мой взгляд, они были ужасны. Самая худшая из модных тенденций стиля восьмидесятых, которым все в городе недели две увлекались в марте этого года.
      – Подумать только – гамаши! Надо же было до такого додуматься, – пробормотала я, вспомнив те времена.
      Услышав звонок, мельком посмотрела в сторону двери, отвела взгляд… вновь обернулась и уставилась во все глаза на вошедшую даму. Ошибки быть не могло – передо мной стояла Лиззи. Собственной персоной. Истинное олицетворение высокой моды – от корней превосходно выпрямленных и окрашенных волос до кончиков каблуков-шпилек. Рядом с этим великолепным созданием второго размера я ощутила себя невзрачной деревенской толстушкой. И едва сдержала желание стремглав броситься в дамскую комнату – проверить, не застряло ли у меня сено в зубах.
      Окинув помещение начальственным взором, визитерша, наконец, соизволила обратить на меня внимание.
      – Нет, вы, наверное, не Шейн? – проронила она.
      Я удивленно приподняла бровь.
      – Почему вы так решили?
      Лиззи смерила меня взглядом.
      – Неужели это действительно вы? Просто, зная тетю Эстель, я ожидала, что она порекомендует кого-нибудь… с опытом. Вам самой-то хоть раз приходилось с кем-нибудь расставаться?
      Я захлопала ресницами. Порядочные сплетницы злословят о людях за глаза – это еще как-то можно пережить. Но от откровенных колкостей Лиззи мое лицо вспыхнуло, а глаза предательски увлажнились.
      Впрочем, я не стала бы «антисвахой», если бы сама не боялась конфликтов.
      Успокоившись, по крайней мере, настолько, чтобы говорить без дрожи в голосе, я шагнула к нахалке, протянула руку и уверенным тоном произнесла:
      – У меня все в порядке. Спасибо, что спросили. А вы, должно быть, Лиззи?
      Она едва ощутимо коснулась кончиками пальцев моей руки. Вероятно, так испугалась моего уродства, что на настоящее рукопожатие не хватило духу.
      Я набрала в грудь воздуха. К сожалению, следующий вопрос был необходим.
      – Надеюсь, вы позволите поинтересоваться – откуда у такой девушки, как вы, могли возникнуть подобные трудности?
      Лиззи злобно сощурилась, а я поспешно уточнила:
      – Я хотела сказать… за вами, наверное, парни толпами бегают? Было время попрактиковаться.
      Она улыбнулась:
      – Конечно, практика у меня есть, просто… попался сложный случай. Впрочем, это вас не касается.
      Я пожала плечами и отвела взгляд, пытаясь вернуть свое мужество, поколебленное ее приветственным нападением. И все же решила рискнуть.
      – Отлично. Тогда решайте свои проблемы самостоятельно. Лишние хлопоты мне ни к чему.
      Лиззи сердито сверкнула глазами, но подошла поближе.
      – Ладно. Он брат моей сокурсницы, которая вместе со мной состоит в женском клубе университета. Если я брошу его, эта девица превратит мою жизнь в ад. Она много лет спит и видит войти в нашу семью.
      «Неудивительно. Сердечность и дружелюбие, царящие в вашей семье, неодолимо притягивают окружающих», – подумала я. Слава Богу, инстинкт самосохранения не позволил мне озвучить эту мысль.
      Лиззи всплеснула руками:
      – Послушайте, я ехала в эти трущобы не просто так, а за вашим советом! Со мной еще никто не желал расстаться по собственной воле.
      – Ну естественно. А я что говорю?
      Она задумчиво провела рукой по лежавшей на столе стопке одежды и посмотрела на меня проницательным взглядом.
      – Я знаю, тетя Эстель заключила с вами какую-то сделку. Значит, и у вас в этом деле свой интерес. Так ведь?
      Не хотелось признаваться в этом… но холеная красотка была абсолютно права. Мне нужны были деньги – да хотя бы на корм для щенка. И очень не хотелось подвести миссис П. Чтобы сосредоточиться, нужно было внушить самой себе, что я делаю это для миссис П., а не для самовлюбленной «вешалки» по имени Лиззи. Плюс к тому я окажу большую услугу Бену. Вряд ли хоть какой-нибудь мужчина заслуживает жизни со стервой вроде Лиззи – если он, конечно, не преступник, убивающий топором беззащитных детей и женщин.
      Итак, я капитулировала и позвала ее в подсобку, оставив Солстис следить за порядком в зале. Освободила для Лиззи стул, присела сама и взяла со стола записную книжку.
      – Итак, давайте поговорим об Ужасном… э-э… то есть о Бене. Какой он?
      Лиззи смахнула с юбки воображаемую пылинку, брезгливо сморщив носик. (По всей вероятности, светским девицам не часто приходится ошиваться в подсобных помещениях магазинов.)
      – Нормальный, – ответила она с выражением недоумения на лице. – То есть… нет. Он меня просто достал. Я так устала выслушивать его мольбы о вечной любви, – с содроганием продолжала Лиззи. – Мне не нужен мужчина, настолько зависимый и настолько привязанный ко мне. Не выношу всех этих сентиментально-слащавых спектаклей.
      Ее слова вызвали у меня невольное сочувствие. Я и сама была сторонницей независимости. Впрочем, к этому приложил руку отец, твердивший, что взрослая девушка должна быть самостоятельной. По крайней мере он так говорил каждый раз, когда сходил с корабля на землю, получая возможность увидеться с дочерью. Когда почти не видишь человека, трудно слишком сильно привязаться к нему.
      Впрочем, с недавних пор подобные проблемы мало меня беспокоили. Во всяком случае, все мои отношения с мужчинами за последние восемь месяцев три недели и шесть дней заканчивались после первого же свидания.
      Хотя кто их считает?
      – Так, понятно. Привязанность, зависимость, – подытожила я, делая записи. – Еще? Чем он занимается?
      Лиззи махнула рукой – этим жестом она удивительно напоминала свою тетю.
      – Работает где-то в рекламе. И ему нравится, можете себе представить? Все его честолюбие ограничивается желанием стать хорошим рекламщиком. Было бы чем гордиться! – Презрительная гримаса исказила ее лицо. – Если честно, порой мне кажется, что глупая работа для него гораздо важнее меня.
      Я посмотрела на нее, прекратив записывать.
      – Хм… Но вы сами жаловались на его привязанность и навязчивое внимание. А теперь выходит, что у него на первом месте работа?
      У меня возникло ощущение, что от меня что-то утаивают. Такое бывало, когда Солстис звонила и сказывалась больной на следующий день после какого-нибудь грандиозного концерта.
      Лиззи вздернула подбородок.
      – И что из того?
      – Просто ваши утверждения кажутся мне несколько противоречивыми. А так – ничего.
      – Слушайте, я же не на сеансе психоанализа, – недовольно фыркнула она. – Так вы научите меня, как избавиться от Бена, или нет?
      Посмотрев на нее долго и пристально, я кивнула. Даже если Ужасный Бен на самом деле не так уж плох… то, согласитесь, ему самому будет легче без Кошмарной Лиззи. Итак, у королевы самооправдания – то есть у меня – в голове зародилась идея.
      У всех мужчин, увлеченных работой, есть ахиллесова пята.
      Я записала имя и адрес компании, где работал Бен, и сказала с улыбкой:
      – Вот как мы поступим…

      Не успев дойти до дверей своего кабинета, Бен Камерон услышал смешки за спиной, а затем и утробный хохот Глисона. Впрочем, второе не представляло собой ничего из ряда вон выходящего: Глисон всегда любил подурачиться. Будучи штатным клоуном в студенческой группе университета штата Огайо, он так и не вырос из этого амплуа. Но сегодня взбудораженный гул был слишком громок – так обычно гомонили только в баре, по пятницам.
      Бен завернул за угол и остолбенел при виде толпы, собравшейся возле его нового кабинета. Целых пять лет он трудился в поте лица за невзрачной перегородкой. И, наконец, получил долгожданное повышение, к которому прилагался предмет его страстных мечтаний – отдельный кабинет с настоящей дверью. Латунная табличка с надписью «КАМЕРОН» служила обитателям общего помещения суровым напоминанием о границе. И этот кабинет стал объектом всеобщего внимания. Озадаченный, Бен пробрался сквозь толпу.
      – Привет, Нэнси! Что случилось? – спросил он у секретарши.
      Та стояла, прислонившись к стене, с красным лицом, жадно глотая воздух. Можно было подумать, что она пробежала половину марафонской дистанции – или только что занималась бурным сексом в копировальной.
      Тяжело дыша, Нэнси молча покачала головой и показала на дверь кабинета. «Извините… Пропустите, пожалуйста…» – бормотал Бен, пробираясь к двери. Наконец он вошел в оранжерею. Нет, постойте-ка… На самом деле это был его кабинет. Но по внешнему виду и запаху он почему-то был больше похож на цветочный магазин.
      – Что здесь творится? – Вопрос был адресован в основном Глисону.
      Тот сидел в кресле Бена, стучал кулаком по его столу и громко, заливисто хохотал.
      Увидев Бена, Глисон дрожащим пальцем указал на него и вновь залился безудержным смехом:
      – Эй, поглядите-ка! К нам пожаловал зайчонок Бенни!
      Бен ничего не имел против хорошего розыгрыша – а уж Глисон был настоящим мастером по этой части, прямо Джордж Клуни от рекламы. Но такое выходило за рамки разумного. Глисон ведь знал, что на сегодня было запланировано важнейшее событие в карьере Бена: презентация рекламной кампании для кондитерской фирмы «Джелли Джем». А теперь за изобилием цветов и воздушных шариков с ленточками Бен не мог разглядеть своих стендов.
      Он в изумлении остановился на пороге.
      – Что это, черт побери? Что ты здесь сотворил? И почему именно сегодня, а не в какой-нибудь другой день?!
      Глисон, к тому моменту уже отсмеявшийся, заржал с новой силой.
      – Это не я, – выдавил он. – П-п-прочти о-отк-крытку… – И протянул Бену огромный – больше формата А4 – конверт, всем телом сотрясаясь от смеха. – От Лиззи.
      Бен бешено сверкнул глазами, глядя на своего бывшего лучшего друга:
      – Могу я ненадолго уединиться?
      – Незачем, – пропела за его спиной Нэнси. – Уже все читали.
      Он резко развернулся, наградив и ее злобным взглядом, и открыл распечатанный конверт. Кое-кто за это получит. Как следует. Через тридцать… нет, уже через двадцать семь минут сюда явится все руководство «Джелли Джем», а тут…
      Открытка повергла Бена в еще большее изумление: на ядовитом красно-розовом фоне целовались две гигантские панды. Помимо уже напечатанных глупостей, открытка содержала и рукописный текст:
 
       Моему сладкому попчику, пушистому зайчонку Бенни: поцелушечки-обнимушечки, веселой презентации.
       Захвати своей Сахарной Мармеладке какой-нибудь вкуснятины от «Джелли Джем».
       Чмок-чмок-чмоки.
       Твоя навеки Лиззи.
 
      Не веря собственным глазам, Бен перечитал открытку по второму разу, изо всех сил стараясь не замечать чмокающих звуков, раздававшихся вокруг него.
      – Чмок, чмок, чмок, зайчонок Бенни. Тебя ждет не дождется твоя мармеладка, – поддразнил его Хэнк из художественного отдела.
      Убийственный взгляд Бена нимало не смутил ни Хэнка, ни остальных тридцать человек, наперебой повторявших слова «обнимушечки-поцелушечки» и «сладкий пончик».
      Бен сделал глубокий вдох и изо всех сил рявкнул, стараясь быть похожим на спортивного тренера малой лиги:
      – Все – вон! Сейчас же!!!
      Не сразу, но ему удалось выпроводить народ из кабинета. Всех, кроме Глисона, чьи глаза подозрительно поблескивали. Как только дверь захлопнулась за последним из визитеров, тот спросил:
      – И давно ты встречаешься с этой цыпочкой? Ничего не хочешь мне рассказать? Может, пора уже готовить смокинг к торжественной дате?
      Бен непроизвольно поморщился.
      – Ты что, спятил?! Я с ней совсем недавно встречаюсь. И все это время она была абсолютно нормальной. С ней было здорово. А теперь я начинаю думать, что она свалилась на Землю с Юпитера – или откуда там обычно берутся полоумные бабы? – Он окинул взглядом цветочную поляну, разместившуюся в его кабинете. – Надо сказать Нэнси – пусть раздаст цветы. Думаю, хватит на всех секретарей агентства. Черт, здесь пахнет, будто после взрыва на парфюмерной фабрике. – Отодвинув с прохода цветочный горшок и две вазы, Бен подошел к столу и поставил на него портфель. – Кстати, а что ты здесь делаешь? Через пятнадцать минут презентация для «Джелли Джем» – иди, готовься!
      Глисон ухмыльнулся:
      – Погоди, приятель. Я не мог уйти, не увидев твою реакцию… на это. – С этими словами он наклонился и стал что-то вытаскивать из-за стола.
      Показалась огромная оранжевая голова, покрытая мехом. Увидев самого большого плюшевого медведя, какой когда-либо представал перед его взором, Бен взмолился:
      – Скажи, что ты меня разыгрываешь!
      – Не-а! Наверное, Сахарная Мармеладка решила обеспечить Пушистому Зайчонку моральную поддержку, – со сдавленным смешком сообщил Глисон.
      – Уж что верно, то верно.
      – После презентации.
      – Лучше сейчас. Кто знает, что ей взбредет в голову через час? Вдруг она пришлет в конференц-зал поющие телеграммы? – Глисон притворно содрогнулся, продолжая ухмыляться. Бен хотел стукнуть приятеля, но передумал.
      Зло ткнул пальцем в кнопку громкой связи на телефонном аппарате и набрал номер.
      Лиззи ответила после первого же гудка:
      – Это ты, мой милый пончик? Получил мой скромный подарочек? Я так скучаю по тебе, мой мусик-пусик дримпампусик…
      Бен в растерянности оглянулся на Глисона. Друг громко прыскал со смеху, зажимая себе рот ладонью.
      – Э-э… Лиззи, что происходит? Это шутка?
      – Зайчик, не говори так! Как ты можешь? Не обижай свою Сахарную Мармеладку… Ты придешь сегодня ко мне ужинать? Я готовлю твое любимое блюдо! – Поначалу ее голос звучал обиженно, но затем в нем стали проступать нотки надежды.
      И ни тени юмора.
      «Куда делась моя Лиззи? – подумал Бен. – Наверное, какая-то инопланетная сущность завладела ее разумом».
      – М-м… дорогая, мне пора на презентацию… Но вечером я загляну к тебе. Обязательно. Надо поговорить, – ответил он, яростными жестами показывая, что Глисону лучше убраться подобру-поздорову.
      Друг не внял его просьбе – лишь закусил кулак, стараясь не расхохотаться вслух.
      – Мой Бенни… Как здорово звучит – «миссис Лиззи Камерон»! Ты не находишь? Пока, пончик. До встречи, – прощебетал женский голос на другом конце провода.
      Глисон первым пришел в себя.
      – Братан, нуты попал! Эк ее колбасит… Глядишь, скоро начнет протыкать тебе презервативы…
      Бен схватил оранжевого мишку и швырнул об стену.
      – Ну уж нет! Ни за что! Никакого прокалывания презервативов, никаких «пончиков», «зайчиков» и прочей чепухи. С меня хватит! Мы сегодня же расстаемся.
      Правда, он умолчал об охватившей его тоске. Они с Глисоном не имели бабской привычки делиться друг с другом своими внутренними переживаниями, и Бен не собирался нарушать эту традицию. Хотя при мысли о необходимости обидеть Лиззи ему становилось дурно. Почти так же, как при виде целой комнаты цветов – с гигантским плюшевым медведем в придачу.
      Выходя вместе с Беном из кабинета, Глисон застегнул пиджак на пивном брюшке и покачал головой:
      – Дружище, все дело в эстрогене. Эстроген – отрава для мозгов. Достигая определенного возраста, женщина начинает выживать из ума. И с этого момента отношения идут под откос.
      Бен остановился, снова оглядываясь на дверь своего кабинета.
      – Еще один многообещающий роман – и так странно закончился… Кажется, пора делать традиционное заявление: «Дело не в тебе – дело во мне…»
      – А еще здесь не обошлось без Юпитера, – добавил Глисон. – Я тебе точно говорю! Эстрогеновая передозировка плюс влияние Юпитера – результат налицо…

       Правило № 2. Идеальная стратегия начинается с малого, и лишь потом – в случае необходимости – следует закрепить успех.
       Однако бывают и критические ситуации.
 
      – Мужики – существа с другой планеты, я тебе говорю! – сказала Энни, войдя в комнату и бросив на кушетку древний, потертый кожаный рюкзак. – Может, даже из другой галактики – кто их знает. А Ник, наверное, вообще не человек.
      Когда она затевает разговор на тему «все мужики – козлы», вопросов лучше не задавать. Это я знала по опыту – и поэтому просто ждала, согреваясь теплом собаки, которая устроилась у меня на коленях под одеялом. (Системы кондиционирования в домах Нью-Йорка явно рассчитаны на медленное превращение людей в ледышки.) Долго ждать не пришлось.
      – Не верится, что бывают на свете такие люди. Ник – он какой-то… до отвращения хороший, – с хмурым видом произнесла Энни. – Этот парень провел за меня учет товара, пока я обедала!
      – Я думала, ты не любишь делать учет.
      – Терпеть не могу. Так что это было очень любезно с его стороны. – Она вздохнула, усаживаясь на кушетку, и негодующе ударила подушку. – Представляешь?
      – Вот сволочь, – произнесла я с искренним видом, приложив руку к груди и невинно хлопая глазами.
      Энни ответила сердитым взглядом.
      – Ничего ты не понимаешь. Я все пытаюсь придумать, как расстаться с ним – и чтобы не пришлось при этом искать другую работу, и все такое… А он постоянно делает для меня какие-то приятные мелочи. Разве можно бросить человека, готового проводить за тебя учет?
      – Да, положение сложное, – подтвердила я. – Закажем пиццу или сходим куда-нибудь?
      – Пиццу. Сил нет никуда идти.
      Я стала звонить в ресторан «У Джино».
      – Ладно. Знаешь, я тебя понимаю. Утомляет, когда не приходится самой делать учет товара.
      Ее губы дрогнули в сдерживаемой полуулыбке.
      – Да заткнись ты! Кстати, я подарила ему масло для тела. Велел передать тебе спасибо. А когда я сообщила ему, для чего оно предназначено, – покраснел как рак. Подумать только – парню двадцать шесть лет, а он ни разу не пробовал согревающее масло для тела!
      – Да он, вероятно, пришелец, – сухо ответила я, заказала пиццу и положила трубку. – Между прочим, мне осталось впарить наивным покупателям всего шестьдесят три с половиной коробки этого средства.
      – Я, пожалуй, готова купить немного – через тебя, со скидкой для сотрудников, – сказала Энни, снимая туфли – Вчера в магазине побывали мои подруги – оно им понравилось.
      – Без проблем. Завтра принесу. Если, конечно, выживу в обществе с миссис П. – с ее беспокойством о Лиззи, – уточнила я, осторожно вытягивая ноги.
      Моя начальница целый день донимала меня не слишком тактичными напоминаниями о том, что осталось всего двадцать девять дней. На то, чтобы убедить Ужасного Бена расстаться с Гадкой Лисицей… э-э… то есть с Лиззи. Поверьте – я и без того не забывала о сроке.
      – И как, есть новости? Лиззи освобождена от тирании Ужасного Бена?
      Я украдкой взглянула на теплый комочек, лежавший у меня на коленях, и ухмыльнулась:
      – Новости есть, но они не касаются Лиззи. – И приподняла угол одеяла, демонстрируя собачью голову. – Оп-ля! У меня теперь есть собака. Ее зовут Лулу.
      Энни вскочила и подбежала взглянуть поближе.
      – Что значит – у тебя собака? Это она?
      Лулу подняла заспанную морду. Энни пристально посмотрела на нее, затем перевела взгляд на меня:
      – Это собака? Смахивает на крысу. С неудачной химической завивкой.
      – Как тебе не стыдно, – сказала я, ласково поглаживая Лулу по голове. – Не могут же у всех быть такие прелестные локоны, как у тебя, Энни.
      Лулу чихнула – я восприняла это как согласие, – вытянула шею и понюхала руку Энни. Та недовольно покачала головой.
      – Зачем тебе собака? Почему именно такая? И почему ты назвала ее Лулу?
      Смеясь, я протянула Лулу подруге, встала и стряхнула с джинсов собачью шерсть.
      – Я нашла ее в коридоре, с запиской «Бездомная собака». Что же оставалось делать? У нее никого, кроме меня, нет. И она выглядит как Лулу. Я пробовала более модные клички, но почему-то Лулу подошла больше всех.
      Энни подняла Лулу и стала внимательно разглядывать ее мордочку. Собака тут же чихнула ей в лицо и была незамедлительно возвращена мне.
      – Фу, какая гадость! Глазам своим не верю – ты решила завести самую уродливую собаку в мире, к тому же явно больную. Кстати, ты случайно не в курсе – у собак бывает собачий грипп? А человеку он передается? – Она побежала на кухню, открыла воду, бормоча что-то насчет пандемии, и долго терла лицо бактерицидным мылом.
      Затем насухо вытерлась и бросила полотенце на столешницу.
      – Ты знаешь, что нам теперь придется открыть депозит животного и больше платить за квартиру?
      Я прижала Лулу к себе.
      – Знаю. Это моя собака – значит, я беру на себя все дополнительные расходы. Энни, мне так хочется ее оставить. Она уже довольно воспитанная. Я оставляла ее одну в квартире, пока была на работе, и за весь день она не налила лужу и ничего не погрызла.
      Энни вздохнула:
      – Конечно, я согласна, Шейн. Ты и так ничего для себя не требуешь. Уступила мне большую спальню, но не позволила платить больше половины аренды. Если очень хочешь эту… собаку, пускай живет. У нас с тобой разные рабочие графики, так что она не будет подолгу оставаться одна.
      И опять села на кушетку, скептически посматривая на Лулу.
      – Есть вести от Лиззи?
      – Ни словечка. Зато миссис П. мне все уши прожужжала. Сегодня Лиззи обещала осуществить наш коварный план: утопить Бена в цветах и посюсюкать с ним. Но я пока не знаю, как все прошло.
      Зазвонил мобильный. На экране высветилось: «Уинстед Смит». Лулу тихонько зарычала; я погладила шелковистые кудряшки, пытаясь ее успокоить, и взяла трубку.
      – Лиззи?
      – Шейн, это вы? Я все сделала, как вы сказали. Он едет ко мне. Сказал – нужно поговорить. Это хороший знак, да? – Ее пронзительный голос выражал то ли радость, то ли тревогу, а может быть – и мне этот вариант представлялся наиболее вероятным, – раздражение, вызванное необходимостью звонить мне.
      Собственно, с какой стати она вообще позвонила?
      – Э-э… Конечно, Лиззи. Ведь когда парень говорит «нам нужно поговорить», это обычно означает, что он хочет бросить девушку, правда?
      Последовало продолжительное молчание.
      – Откуда мне знать? Меня пока еще никто не бросал, – отозвалась, наконец, Лиззи – таким тоном, будто хотела сказать: «Да как ты могла вообразить себе такое, неотесанная деревенщина?»
      Лулу зарычала громче и оскалила зубы. По-видимому, ее чуткие собачьи уши тоже уловили в речах Лиззи нотки высокомерия.
      Мне захотелось стиснуть зубы, но я сдержалась – для них это вредно.
      – Да, конечно. Извините. Здорово, что все так легко получается. Надеюсь, вы послали не меньше пяти букетов? И наислащавейшую открытку в придачу…
      Лиззи засмеялась. Ее смех был таким злым и холодным – я будто ощутила кожей кристаллы льда, долетевшие до меня через трубку.
      – Пять букетов? Милочка, я не привыкла обходиться полумерами! Цветов на тысячу долларов, воздушные шарики всех видов и огромный плюшевый медведь. – Она вновь усмехнулась – А уж открытка была настоящим произведением искусства – можете мне поверить. Редкостная пошлятина. Я попросила секретаршу открыть ее и прочесть мне текст по телефону – под предлогом того, что торговец цветами мог что-нибудь перепутать. А на самом деле – чтобы сотрудники его фирмы услышали.
      Меня бросило в дрожь при мысли об унижении, которому подвергся бедняга Бен. Тут же возникло спонтанное решение – взять за правило работать только с клиентками, вызывающими у меня симпатию.
      – Да уж, это должно сработать, Лиззи. Не забудьте – сегодня вы должны быть сентиментальной, слащавой и совершенно сумасшедшей. Не успеют часы пробить полночь, как вы останетесь в одиночестве.
      – Хорошо бы, – мрачно проговорила она. – Мне и без того есть чем заняться. Тетя Эстель на вас очень рассчитывает – понимаете, о чем я?
      Я скорчила в трубку рожу.
      – Да, понимаю. Потом расскажете, как все прошло.
      – Обязательно. Если все получится, то, когда тетя Эстель уйдет на покой и передаст мне управление магазином, для вас там, возможно, найдется местечко. Конечно, интерьер придется полностью переделать. Это же бутик, а не секонд-хенд. Но мы с этим справимся – под моим руководством. Чао!
      – Но…
      Щелк.
      Когда миссис П. передаст ей магазин? Переделать все?! Миссис П. уходит на пенсию? О нет… К такому повороту я была не готова.
      Между тем Лулу залаяла на телефон. Либо ее пугала современная техника, либо она, как и я, невзлюбила Лиззи.
      Какое-то время я сидела уставившись в никуда, потом захлопнула свою «раскладушку» и положила под кресло. Лулу соскочила на пол, ощетинилась и продолжала рычать на аппарат.
      – Вот ведь ведьма! Самый ужасный Бен на свете не заслуживает такой кары. Да он должен медаль мне дать! Представляешь, эта зараза собирается завладеть магазином! Энни, а вдруг…
      Энни вернулась с кухни, неся две бутылки диетической кока-колы.
      – Я с удовольствием тебя выслушаю, но вначале хочу обсудить кое-что касательно ПЛП.
      Я протянула руку и взяла бутылку:
      – Что такое «ПЛП»?
      – Право Лучшей Подруги. Раз уж мне посчастливилось быть соседкой антисвахи, хочу получить твою помощь. Бесплатно.
      – О нет…
      – Да-да. Заставь Ника бросить меня.
      Раздался звонок в дверь, и Энни пошла открывать, взяв двадцатку из банки из-под печенья, где помещался наш специальный денежный фонд для покупки пиццы.
      Вовремя прибывшая пицца с двойной порцией сыра отсрочила неприятный разговор.
      – Хорошо, я подумаю. Большего пока обещать не могу. Мне нужно получше с ним познакомиться, – сказала я, расстегивая верхнюю пуговицу на джинсах.
      Не стоило, наверное, есть четвертый кусок. Даже несмотря на то что Лулу помогла мне справиться с сыром и колбасой.
      Я взглянула на свою собаку с нежной улыбкой. Она лежала у меня на коленях, пузом вверх, и храпела, являя собой иллюстрацию неземного блаженства.
      Энни угрюмо скрестила руки на груди, и ее лицо приняло требовательное выражение.
      – Слушай, кто помог тебе с Китом?
      – Ты, – признала я, испустив сытый вздох.
      – И где благодарность? Помнишь, как ты сходила с ума, получив то злополучное приглашение?
      Чем сильнее я зажмуривалась, силясь не вызывать из памяти ужасное зрелище, тем ярче и отчетливее оно вставало перед глазами. Кремовая бумажка с золотым тиснением, приглашавшая меня на свадьбу Кита и его возлюбленной – безмозглой красотки по имени Британи. Все бы ничего, если бы он одновременно не встречался со мной. А я и не подозревала о существовании в его жизни невесты. Собирая остатки растоптанного самолюбия и склеивая осколки разбитого сердца, я тогда подумала – неплохо было бы написать книгу. И колебалась между двумя названиями: «Бросайте их первыми» или «Записки антисвахи: как негативная карма разрушила всю мою жизнь».
      Этот опыт вкупе со множеством других случаев укрепил мое личное философское убеждение: всегда и все нужно держать под контролем. И не терять самообладания.
      Открыв глаза, я с усмешкой согласилась:
      – Да, ты блистала на вечеринке по случаю его помолвки.
      Подруга улыбнулась в ответ:
      – В той части, где я топнула ногой и назвала его лживым мерзавцем? Потом все рассказала его невесте, а в довершение всего уронила ему на колени ледяную скульптуру?
      – Именно. – Я тогда отказалась идти, но Энни потащила с собой своего тогдашнего парня и заставила его снять все действо на камеру.
      Я раз сто просмотрела запись, прежде чем окончательно выкинула обманщика из своего сердца. Эпизод со скульптурой помог мне быстрее оправиться от потрясения – как минимум месяца на три – и сэкономить изрядное количество носовых платков.
      Я улыбнулась, вспоминая это, и тут же подверглась радостной атаке со стороны Энни:
      – Ага! Значит, признаешь, что ты у меня в долгу?
      – Ладно. Я у тебя в долгу. Схожу к вам в магазин и пообщаюсь с Ником. Чтобы помочь тебе, мне нужно получше его узнать, – ответила я, втайне надеясь, что Ник уволится и переедет на Аляску раньше, чем я успею побывать в магазине «Спиндиск». – Слушай! А разве не ты советовала мне никогда не работать с друзьями? Не хочу оказаться единственной, кого не пригласят на вашу с Ником свадьбу!
      Энни раздраженно вздохнула:
      – Протри глаза, Шейн! Ты всерьез думаешь, что этот размазня годится мне в мужья? Мне нужен человек, с которым хотя бы не будет скучно.
      – Энни, на одних театральных страстях семейную жизнь не построишь! Когда-нибудь ты поймешь это.
      Я встала, переложила храпящую Лулу в кресло и стала собирать со стола грязную одноразовую посуду вместе с салфетками.
      – Так ведь?
      Она было засмеялась, но потом посерьезнела, и я увидела мрачную усталость в ее глазах.
      – Шейн, театральные страсти – это все, на что я способна. Просто помоги мне, ладно? И не спрашивай ни о чем.
      Я вдруг вспомнила, какие отношения были между собой у ее родителей, и не сумела найти подходящих слов. Впрочем, я и сама не являлась примером.
      Неужели в человеческих генах записана какая-то информация, заставляющая нас все усложнять? Сомневаюсь, чтобы, скажем… самка енота переживала: «Ах, он не звонит мне; он звонит слишком часто; мои подруги от него не в восторге; у нас разные интересы…»
      Она бы просто сказала: «Эй, самец! Хочешь вместе ловить рыбу и воспитывать маленьких енотиков?»
      По крайней мере, так мне кажется. Я, конечно, не енотовед – или как там их называют… Но вы, надеюсь, поняли мою мысль.
      И почему нам труднее всего удержать то, в чем мы больше всего нуждаемся?
      – Эй, Шейн! Открой дверь, в конце-то концов! – Услышав сердитый окрик Энни, донесшийся из коридора, я очнулась.
      В дверь стучали.
      Наверное, пришел Мишель. Каждую неделю он выстукивал на двери новую мелодию. Сейчас в его исполнении звучала песня из фильма «Губка Боб – квадратные штаны».
      Я выбросила в ведро мусор, который почему-то все еще был у меня в руках, и распахнула дверь.
      – Мишель, мне уже до смерти надоела эта песенка! Может, вернемся к ретро? Что-нибудь из «Семейки Адаме» или «Острова Джиллигана».
      Мишель и Фаррен стояли передо мной, держа в руках рамку и коробку в красивой обертке, и ухмылялись, будто парочка разодетых гиен.
      – Сюрприз! С днем рождения!
      Я посторонилась, пропуская их в квартиру.
      – Э-э… у меня же день рождения не сегодня.
      Мишель мимоходом чмокнул меня в щеку:
      – Нет, сегодня. Прямо сейчас!
      Дождавшись, пока я закрою дверь, они с сияющими лицами протянули мне коробку и крикнули:
      – Энни, топай скорее сюда! Мы пришли с подарками и с новостями!
      Энни пересекла маленькую прихожую, на ходу завязывая волосы в хвост.
      – Ну?
      – У нас кое-что есть! Глядите-ка… – Фаррен вдруг осекся и поморщился. – Это что за шум?
      Мишель оглянулся по сторонам.
      – Похоже на гибрид торнадо с товарным поездом. Энни, ты купила новый диск с альтернативной музыкой?
      – Нет, это Лулу, – засмеялась Энни. – Все вопросы к Шейн.
      Мишель подошел к креслу, посмотрел вниз и отпрянул.
      – Боже, кто это?
      Фаррен тоже решил взглянуть.
      – Откуда у тебя собака Волосатого Монстра? Судя по дыханию, ей недолго осталось. Готов поспорить – у нее какое-то запущенное легочное заболевание.
      Лулу приоткрыла глаза – сначала один, потом другой, посмотрела на нас и неистово завиляла хвостом. Я шлепнула Фаррона по плечу.
      – Что значит «собака Волосатого Монстра?» Он ведь переехал. К тому же она здорова – просто храпит.
      Мишель изумленно вскинул брови:
      – Собака?! Шутишь? Что же это за порода такая? Больше похожа на… на козу!
      Я наклонилась и ласково потрепала Лулу, сопевшую и вилявшую всей задней частью.
      – Сама сначала приняла ее за овцу-мутанта. А потом вымыла. В чистом виде она гораздо симпатичнее, правда?
      – Так она была еще хуже?
      Фаррен решил последовать моему примеру и тоже погладил собаку.
      – Эй, собачка, как дела? Волосатый Монстр тебя бросил? Теперь будешь жить с Шейни-Уэйни?
      – Конечно, нет! – возмутился Мишель. – Ты же не собираешься оставлять у себя это уродливое существо? Шейн, если хочешь собаку… мой друг разводит папильонов с родословной – прелестные звери! Ты даже не знаешь, чем эта тварь может болеть.
      Фаррен спокойно взял Лулу на руки.
      – Она здорова. Девушка Волосатого была ветеринаром. Так что собачке наверняка сделаны все прививки.
      Все изумленно посмотрели на него.
      – У Волосатого Монстра была девушка? – в один голос спросили мы с Энни.
      – Это и в самом деле собака? – продолжал удивляться Мишель.
      Злобно покосившись на него, я забрала Лулу у Фаррена.
      – Конечно, собака. А как ее зовут, Фаррен?
      – Я же сказал – Собачка. Волосатый явно не обладал богатым воображением.
      – А когда ты успел пообщаться с ним? – поинтересовался Мишель.
      – Я не общался. Просто помог его девушке перенести вещи, когда она от него уходила. Сказала, что этот тип свинья и склонял ее к сексуальным извращениям. Например, просил надеть на него поводок с ошейником и называть его гадким бесстыдником.
      Вся компания хором произнесла: «Фу-у-у…»
      – Ладно, хватит уже о собаке! Мы ведь принесли подарки. Смотрите! – Мишель поднял рамку, чтобы показать всем присутствующим. – Антисваха выходит на рынок!
      Мы посмотрели. В раме был макет рекламного объявления… для меня. «Вот дерьмо! Неужели я согласилась на это» Покрепче прижимая к себе Лулу, я прочла следующее:
 
      СЕМЬ СПОСОБОВ ОТШИТЬ БОЙФРЕНДА
       Она – противоядие от любовной отравы.
       Она – Сирано де Бержерак наоборот.
       Она – эксперт по разлукам.
       Страстно желаете, чтобы вас бросили?
       Звоните антисвахе.
 
      Дальше был незнакомый телефонный номер. Я удивленно посмотрела на ребят:
      – Вы уверены, что это хорошая идея? Или я сошла с ума? Думаете, здесь достаточно информации? И чей это номер?
      Фаррен пожал плечами:
      – Хуже-то ведь не будет! На свете столько противных мужиков… Будешь выполнять общественно полезную работу, помогая женщинам избавляться от них.
      – И мужчинам тоже, – добавил Мишель.
      – А сколько денег заработаешь! – напомнила Энни.
      Мишель кивнул:
      – Вот именно. И не переживай за хороших парней. Ты ведь будешь оберегать их самолюбие, убеждая в том, что они сами хотели обрести свободу, и избавлять от унижения быть брошенными. А телефонный номер – это твоя новая голосовая почта.
      Энни пританцовывала вокруг нас, сияя, и повторяла:
      – Не забывай про заработок!
      (Я уже говорила, что Энни – натура довольно меркантильная?)
      – Открывай уже, – сказал Мишель.
      – Что там? Боюсь и смотреть. – В последний раз они умудрились подарить мне пачку макарон в форме пенисов.
      Они до сих пор валялись где-то далеко в шкафу, потому что никто не хотел их есть.
      – Это для твоей новой фирмы, глупышка. Открывай же! – настаивал он.
      Передав ему Лулу, я разорвала обертку и нерешительно взглянула на маленькую коробочку.
      – Что это?
      – Шейн, просто открой, – сказала Энни.
      Я открыла коробку и обнаружила там стопку визитных карточек. Бледно-серых, с серебристыми буквами. На каждой было написано:
 
       Антисваха организует расставание за тридцать дней – или вам вернут деньги.
 
      И мой новый номер телефона.
      – Симпатично. Скромно и со вкусом, – сказала я, чувствуя комок в горле. – Вся эта затея приводит меня в ужас, но… все равно спасибо! – И крепко обняла Мишеля и Фаррена. – Вы мои самые лучшие друзья.
      – Эй! – Энни грозно смотрела на меня, подбоченясь.
      – Ну, после Энни, конечно, – ухмыльнулась я. – Вы и впрямь думаете, что получится? Неужели кто-нибудь позвонит?
      – Скоро узнаем – реклама стартует с завтрашнего дня, – сообщил Мишель, отправляясь на кухню раздобыть еды. – Будем сегодня смотреть шоу «Ты – супермодель»? Я бы многое отдал за возможность одевать Тайру Бэнкс. Кстати, как там Лиззи и Ужасный Бен? Есть результат?
      – Самой интересно, Мишель, – ответила я, глядя под кресло, под которым, будто притаившись в засаде, лежал мой сотовый. – Самой хотелось бы знать.

      Бен осматривался в элегантной гостиной Лиззи, стараясь не вспотеть от волнения, и ждал, пока соседка позовет ее. Вот этого он больше всего не любил в отношениях. Финал. Даже сознание того, насколько легче будет потом, не помогало справиться с напряжением. Первый раз в жизни он встретил девушку, с которой ему было достаточно хорошо, чтобы не страшиться неизбежного конца. И он совсем не боялся обязательств, что бы там ни кричала его предыдущая подружка, выкидывая ботинки Бена с четвертого этажа.
      В наши дни скорее от девушек можно услышать: «Нам лучше расстаться – я пока не готова к серьезным отношениям». Однако Бен все же мечтал, что когда-нибудь и у него все сложится как у родителей: любовь с первого взгляда, пара детишек… и жили они долго и счастливо. Наверное, он был слишком самонадеян, всерьез рассчитывал на счастье, подобное тому, что у же выпало на долю брата и обеих сестер. Подумать только – Бен стал дядей уже в шестой раз, а сам даже ни разу не делал девушке предложения.
      Это беспокоило его, хотя он никому и не признавался. Даже себе. А когда абсолютно нормальная женщина, побыв с ним, внезапно свихнулась – беспокойство усилилось.
      Он смотрел в потолок, стараясь стряхнуть с себя мрачное настроение. Лиззи вышла из своей комнаты в коротеньком красном платьице, открывавшем бесконечные ноги, и на мгновение замерла в коридоре. Бен вздохнул. «Ну конечно же, – подумал он, – по закону подлости психопатками должны оказываться самые красивые женщины».
      – Бенни, зайчик! – вскрикнула Лиззи, рванувшись к нему с широкой улыбкой.
      Ее лицо светилось от счастья. Бен сжал зубы, сдерживая гримасу. Слабая надежда на то, что утром она просто находилась под воздействием каких-нибудь психотропных лекарств, не сбылась.
      Подбежав к Бену, Лиззи прыгнула на него, едва не сбив с ног. Совсем не похоже на ту Снежную королеву, с какой он познакомился. Бедняга постарался как можно скорее высвободиться из объятий и шагнул назад, держа ее за руки.
      – Лиззи, что происходит? Ты как-то… иначе стала себя вести.
      Она непонимающе взглянула на него, бормоча что-то себе под нос.
      – О мой пончик… Просто я, наконец, осознала, как мы подходим друг другу. У меня или у тебя?
      Настала его очередь недоумевать.
      – Что – у меня или у тебя?
      – Жить будем, дурачок, – смеясь, произнесла Лиззи. – В твоей или в моей квартире? – Затем прошла на кухню и вернулась с наполненным льдом ведерком, в котором была… бутылка шампанского?
      С ума сойти…
      – Зачем тратить деньги впустую, живя до свадьбы по отдельности? Мы ведь не будем долго тянуть, правда? – Лиззи состроила глазки (когда она успела этому научиться?) и наполнила шампанским два хрустальных фужера.
      Бен ошеломленно смотрел на нее, а та взахлеб щебетала что-то о цветах, церквях и платьях:
      – …платья от Веры Вонг, на мой взгляд, слишком вычурные… но это необходимо – нужно соответствовать… Возможно, придется взять кредит под очередную выплату из моего трастового фонда… Но ты ведь не откажешься предоставить в качестве залога свою маленькую машинку?
      Последнюю фразу он расслышал отчетливо.
      – Что? Мою маленькую машинку? Ты хочешь, чтобы я предоставил «астон-мартин», подарок моего отца, в качестве залога… какого залога?
      Лиззи рассыпалась звонким смехом, похлопала его по руке и протянула фужер.
      – Мой милый, глупый зайчонок! Выпьем за нас. За наше будущее. – Она подняла фужер, но Бен поставил свой на стол.
      – Лиззи, нам надо поговорить.
      – Конечно, Бенни. Садись рядом, – ответила она, изящно опускаясь на один из обтянутых шелком диванов и похлопывая по нему рядом с собой.
      Он осторожно обошел ее и сел в кресло напротив.
      – Послушай, Лиззи. Не понимаю, с чего тебе пришло в голову… то есть если я случайно подал надежду, что наши отношения идут к свад… э-э… просто мы ведь так недолго вместе, всего пару недель, и…
      На лице Лиззи отразились досада и нетерпение.
      – Господи, Бен, переходи уже, наконец, к делу.
      «Хм. По крайней мере я снова Бен, а не зайчонок, – подумал он. – И не пончик».
      Бен в замешательстве провел рукой по волосам, подбирая слова.
      – Просто… э-э… дело не в тебе, дело…
      – В тебе? – перебила она.
      – Ну… в общем, да. Я пока не готов…
      – К серьезным отношениям?
      – Да. Точно. На данном этапе жизни. Пойми, тебе будет гораздо лучше с…
      – С другим?
      – Да! Именно. С другим человеком, который… готов…
      – Принять на себя обязательства? И вступить в зрелые отношения?
      – Да, точно! Именно так, – повторял он, не понимая, что происходит.
      Она будто подталкивала его, побуждая скорее произнести прощальную речь. Лиззи украдкой взглянула на часы.
      «Она действительно торопит меня! – поразился он. – Что, черт побери, это значит?»
      Лиззи усердно моргала, пока из ее глаз не покатились скупые слезы.
      – Что ж… Мне тяжело поверить, что ты мог так со мной поступить, Бен.
      Он не выносил женских слез. Бог обеспечил женщинам преимущество, подарив им это разрушительное оружие.
      – О, Лиззи… Я, наверное, слишком остро отреагировал на сегодняшний эпизод. Может быть…
      – Нет! – громко произнесла она – почти вскрикнула.
      И продолжила уже более спокойным тоном:
      – Нет, нет, ты прав. У нас разные потребности, и все такое. Я пойду, мне нужно… э-э… побыть наедине с собой, успокоиться. Ты знаешь, где выход. Прощай, Бен. Желаю тебе всего наилучшего, – заключила она, шмыгнув носом.
      Поднялась и стремительно удалилась в спальню, в которой Бен за два месяца сумел побывать всего пять раз.
      Лиззи любила секс, но с одним условием – чтобы он не мешал ее светской жизни. Бен напомнил себе об этом, подавляя желание последовать за ней.
      «Ее тихий всхлип все-таки растрогал меня, – подумал он. – Черт… К тому же она восхитительна в этом платье».
      Бен встал и пересек коридор, все еще не понимая, что произошло. Но, открывая входную дверь, вспомнил, что оставил свой портфель на диване. Направился за ним и услышал голос соседки Лиззи:
      – Ушам своим не верю! Неужели парень так легко купился? Лиз, он, наверное, совсем дурак!
      Бен поспешно спрятался за углом, едва не ударившись головой о доску для сообщений, и стал слушать.
      «Подслушивать нехорошо. Я плохой человек… К черту – я же работаю в рекламе! А это куда более тяжкий грех».
      – Самой не верится, но он провел беседу по полной программе, – со смехом ответила Лиззи. – Не знаю, как у меня хватило сил полностью выслушать выступление на тему «дело не в тебе, дело во мне» и не расхохотаться прямо ему в лицо.
      Бен почувствовал, как к щекам приливает кровь.
      – Видно, этот эксперт по разлукам не зря берет деньги! – захихикала соседка. – Теперь можешь спокойно приниматься за биржевого маклера, с которым ты встречалась на прошлой неделе.
      Какой еще эксперт? Что за биржевой маклер? Бен твердо вознамерился поговорить с Лиззи и все выяснить. Должна же у мужчины быть хоть какая-то гордость.
      Повернувшись, он увидел приколотую к доске, прямо на уровне его глаз, записку. На ней заглавными буквами было выведено слово «Антисваха», а под ним – телефонный номер. Бен без раздумий сорвал карточку и спрятал в карман. Сделал еще шаг и подумал, что зря разозлился.
      Какая разница, как и почему это произошло? Он всего лишь избавился от очередной ненормальной бабы, и нечего устраивать скандал. Конечно, неприятно быть объектом насмешек, но это еще не конец света. Бен тихо подошел к дивану, молча взял портфель и вышел из квартиры.
      По пути к лифту он сунул руку в карман и нащупал мятый листок.
      «"Антисваха"? Хм… Надо бы разузнать по-лучше…»
      Складывалось впечатление, что отравленные в эстрогеном юпитерианки действовали не в одиночку.

      Телефонный звонок застал меня за чисткой зубов. Лулу, которая до этого спокойно лежала, свернувшись клубочком, на коврике в ванной, вскочила и начала лаять. Я вытащила 1 из кармана телефон, посмотрела на экран… и перевела взгляд на свою собаку, все больше подозревая ее в наличии телепатических способностей:
      – Ты просто не любишь телефоны, или тебе не нравится, когда звонит она? – И раскрыла «раскладушку», одновременно вытирая рот. – Да, Лиззи?
      – Отдаю вам должное, Шон. У вас получилось!
      – Меня зовут Шейн. – «И вам это хорошо известно», – подумала я. – Что у меня получилось?
      – То самое. Бен расстался со мной! Произнес речь «дело не в тебе, дело во мне». Мне, правда, пришлось помочь – он долго раскачивался… Но в итоге все кончилось благополучно! Я свободна!
      – Не стоит благодарности, – сказала я, скорчив рожу.
      – Да. Конечно. Спасибо, и все такое. Скажу тете Эстель, что вы не провалили задание!
      Пи-пи-пи…
      Неужели эта женщина действительно состоит в родстве с миссис П.? Это поражало мое воображение. Закрыв телефон, я протопала к себе в комнату, села на кровать, вынула из коробки одну из новых визиток и стала задумчиво разглядывать.
      Один-ноль в пользу антисвахи.
      Я сделала доброе дело. Спасла человеческое существо из когтей Лиззи. Вряд ли только телефонный звонок мог вызвать это неприятное ощущение у меня внутри. Проанализировав свои чувства, я пришла к выводу, что все дело в копченой колбасе на пицце.
      Несварение и раскаяние вызывают аналогичные ощущения.
      Новая собачья кроватка (я специально зашла после работы в магазин для животных, чтобы купить ее) не произвела на Лулу никакого впечатления, она продолжала спать рядом со мной. Чаще всего – под одеялом, высунув наружу лишь свою приплюснутую мордашку.
      Если сильно постараться, можно внушить себе, что звук собачьего храпа очень похож на шум океана.
 
      На следующий день, когда я вернулась в магазин после обеденного перерыва, Солстис радостно улыбнулась мне из-под своей новой челки, покрашенной розовыми и пурпурными «перьями»:
      – Шейн, я продала еще один флакон этого масла! Придется открыть вторую коробку.
      – Здорово. Останется всего шестьдесят две, – ответила я.
      Жизнь была прекрасна. Восхитительный, свежий осенний день – самая моя любимая погода, – и я победила Ужасного Бена, осчастливив Лиззи и миссис П. (Солстис моя помощь не требовалась – она была хронически счастлива. От нее частенько попахивало марихуаной… но не будем об этом.) А Энни работала во вторую смену, и утро не было одиноким для Лулу.
      На горизонте маячила лишь одна проблема – к шести часам нужно было быть в «Спиндиске», чтобы познакомиться с Ником поближе и придумать, как избавить от него Энни.
      Мягко, деликатно – утром она в тысячный раз напомнила мне об этом, – потому что этот молодой человек был добр и беззащитен, как маленький щенок. («Как симпатичный щенок», – уточнила Энни, покосившись на Лулу – и уронив тем самым свою репутацию в моих глазах на несколько пунктов. Собачка, однако, продолжала неистово вилять хвостом. То ли она не понимала ехидных замечаний по поводу ее внешности, то ли Энни загладила свою вину, скармливая ей под столом сухой завтрак.)
      – Для девушки, страстно желающей избавиться от парня, ты слишком сильно беспокоишься за него, – высказала я свое наблюдение.
      Но в ответ подруга лишь угостила меня одним из своих фирменных жгучих взглядов, означавшим «разговор окончен». Пришлось отступить.
      Итак, впереди у меня было пять часов относительного спокойствия. А потом придется изобретать, как поделикатнее обидеть «щенка». Бабушка могла бы мной гордиться. Хотя вряд ли…
      Я вздохнула и побрела в подсобку – оставить сумочку и распаковать полученный утром товар. Еще одна партия белья от Бориса – пожалуй, еще более сомнительного, чем в прошлый раз. Бюстье под армейский камуфляж – потому что в каждой из нас живет солдат Джейн. Не стоило бы брать на продажу подобные вещи, но после того, как в прошлом месяце группа новоиспеченных молодых «звездулек» пришла в чем-то таком на вручение престижной премии, мне поступили десять предоплаченных заказов. Трудно переоценить коварное влияние Голливуда на мир моды.
      Если бы Мишель сшил, наконец, партию своих моделей, я бы в одночасье выбросила всю эту ерунду, чтобы освободить место для них. Его вещи необыкновенно красивы.
      – А если бы он сшил мне пару нарядов, то кто-нибудь, возможно, пригласил бы меня на свидание, – пробормотала я себе под нос.
      – Дело не в том, что некому пригласить тебя на свидание, – произнесла миссис П., внезапно оказавшись рядом и перепугав меня. – Просто, заполучив мужчину, ты теряешь к нему интерес. Что случилось с тем симпатичным молодым человеком по имени Лоренс?
      Когда дыхание восстановилось, я подбоченилась и смерила начальницу притворно-суровым взглядом:
      – Вы разве не обещали перестать появляться внезапно? Перепугали меня до полусмерти…
      Миссис П. засмеялась – мой испуг явно доставил ей удовольствие.
      – Фи, – только и сказала она.
      – «Фи»? Вы что, опять поглощаете книги Джейн Остен? Или смотрите какой-нибудь детективный канал Би-би-си? – спросила я, обмениваясь с ней рукопожатиями и надеясь избежать дальнейших расспросов о старине Ларри.
      Не тут-то было.
      – Вы не ответили на мой вопрос, Шейн Мэдисон. Что стало с Лоренсом?
      – С каким еще Лоренсом? – невинным тоном спросила я.
      – Ты сама прекрасно знаешь, о ком я! Кстати, очень милый молодой человек. Насколько я помню, он даже нашел время прийти в магазин и помочь тебе обустроить склад.
      – Да. Ларри нашел время прийти в магазин, потому что его уволили с работы, уличив в растрате, – парировала я, наслаждаясь ее недоумлением. – Сейчас он, наверное, уже в «Синг-Синге». Лет этак на десять, а то и на двадцать. – И задумчиво прикусила губу. – Правда, я не уверена… «Синг-Синг» – это до сих пор тюрьма?
      – О нет! То есть да, конечно, тюрьма… Просто, глядя на Ларри, трудно представить что-либо подобное. Он же Дева по гороскопу! – Миссис П. села, обмахивая лицо рукой, будто веером. – Никогда не угадаешь, – грустно добавила она, покачивая головой. – Надо же… Лоренс – закоренелый преступник. Он сейчас, наверное, расставляет в алфавитном порядке консервные банки на тюремной кухне. Ты ведь знаешь, каковы эти Девы.
      – Ну, насчет закоренелого не уверена… Но, перед тем как покинуть меня, он успел украсть мою членскую карту видеопроката и взять по ней дурацкий фильм о боевых искусствах, который потом не вернул. Мне пришлось заплатить двадцать два доллара девяносто девять центов за фильм «Кулак и задница летучего дракона» – или как он там назывался… – сказала я, хмурясь от неприятных воспоминаний.
      Сквозь роившиеся в голове планы мести злополучному Ларри, упорно желавшему называться Лоренсом, пробилась шальная позитивная мысль.
      – Кстати, как там Лиззи? Рада была отделаться от Ужасного Бена?
      – Да, девочка в восторге. Теперь у нее какой-то инвестиционный банкир с огромным… портфелем, – хихикая, поведала мне она.
      – Миссис П.! – воскликнула я, притворяясь шокированной. – Какая вы нехорошая!
      Она усмехнулась:
      – К сожалению, я слишком стара, чтобы быть по-настоящему плохой. Но нам с тобой нужно обсудить выставку товаров для взрослых. Разговор с Кирби Грин из фирмы «Кнут и кружево» навел меня на мысль о…
      Я подняла руку в знак отказа от продолжения разговора. Моя голова едва не взорвалась во время нашей последней беседы на подобную тему. Тогда пришлось выслушать из уст моей милейшей начальницы, так похожей намою бабушку, описание модели вибратора «Александр Великий».
      С подробностями. Да еще и посмотреть картинки в каталоге. Она хотела заказать несколько штук, а я скорее готова была дать себе в глаз вешалкой, чем согласиться на это.
      – Шейн, ты слишком зажата. Я столько раз говорила – тебе нужно…
      – Нерт, спасибо. Бабушка в свое время поведала мне все необходимое из области секса. А именно – что девочки должны узнавать об этом в старших классах от подружек, как завещал Господь. – От следующей пришедшей мне в голову мысли я вздрогнула. – Бабушку выгнали бы из клуба «Стальные азалии», если бы хоть одна из ее седовласых подруг заподозрила, что та рассказала внучке, откуда берутся пчелки и птички.
      Зазвонил сотовый, спасая меня от лекции о здоровом отношении к сексу. Или что там планировала мне сообщить начальница… Я улыбнулась, делая вид, будто извиняюсь, схватила телефон и убежала. Звонила Энни.
      Опять.
      – Ты придешь в шесть?
      – Да, я уже три раза это подтвердила, – сказала я, удивляясь, с чего вдруг моя эмоционально уравновешенная соседка по квартире стала такой нервной. – Как Лулу? Не забыла погулять с ней?
      – Конечно, нет. И налила свежей воды. Вода ей явно потребуется – она вылила целый галлон, если не два. У нее, наверное, гигантский мочевой пузырь для такого маленького зверька, – смеясь, произнесла Энни.
      Затем вдруг посерьезнела и прошептала со стоном:
      – Шейн, ты знаешь… он… Ник поцеловал меня.
      – Тебе не понравилось? Он слюнявый? И почему он ждал шесть недель? – спросила я, не столько интересуясь подробностями, сколько желая избежать разговора о вибраторах с миссис П.
      – Нет, он просто застенчивый. И… ну, в общем, было классно, – ответила она с оттенком паники в голосе.
      Я пришла в замешательство.
      – Если он такой милый и добрый и прекрасно целуется, то зачем тебе от него избавляться? Разве это не воплощение идеального мужчины, о котором мечтают все одинокие женщины в городе? Он ведь традиционной ориентации?
      В трубке послышались другие голоса – где-то на заднем фоне.
      – Сейчас иду, Ник, – произнесла Энни нормальным тоном.
      И опять зашипела в трубку:
      – Шейн! Ничего не спрашивай, просто приди и реши мою проблему! Я больше так не могу!
      – Но… Щелк.
      Ненавижу, когда люди кладут трубку, не попрощавшись. Почему-то они постоянно так делают.
      Из подсобки донесся жизнерадостный голос миссис П.:
      – Шейн! Шейн, милая, нам нужно поговорить.
      Я вздохнула. Только бы она опять не затеяла разговор о сексе. Но пришлось подойти, хотелось мне того или нет.
      Моя начальница сидела за столом, положив перед собой сцепленные в замок руки и широко улыбаясь.
      О Боже…
      – Послушайте, если вы о заказе более… экзотической пррдукции от фирмы «Кнут и кружево», то, намой взгляд, уровень нашего магазина слишком высок для этого. Может быть…
      – Нет. Речь не о том. Речь о твоем партнерстве во владении магазином «Сенсьюэлити». Что ты думаешь?
      – Я… что вы сказали?
      Она улыбнулась и повторила:
      – Хочу сделать тебя своим партнером. Как ты на это смотришь? Знаю, тебе нравится это дело, и ты добиваешься успехов.
      – Я… н-не з-знаю, что и ответить, – пробормотала я, опускаясь на стул.
      Миссис П. расцепила руки и опустила взгляд, постукивая пальцами по столу.
      – Ладно, пока ты еще не дала ответ… Есть маленькая загвоздка. У меня небольшая заминка с потоком наличности. Нет, не заминка – скорее проблема. – Она подняла голову и посмотрела на меня. – Тебе придется выкупить свою долю.
      – Сколько? – спросила я, все еще пребывая в шоке.
      Мне никогда и в голову не приходило, что миссис П. может взять меня в компаньоны. Она, конечно, знала мою мечту о собственном бутике, но…
      – Пятьдесят тысяч.
      (Если вам послышался звук, подобный шуму унитаза, то знайте – это уплывала в канализацию моя несбывшаяся мечта.)
      – Пятьдесят тысяч долларов? – судорожно сглотнув, спросила я.
      На моем банковском счете было… около пятисот долларов. Точнее, они должны были появиться после обналичивания чека, который миссис П. выписала мне за избавление племянницы от Ужасного Бена.
      – Да, я все понимаю, – печально произнесла она. – Но мой бухгалтер говорит – скоро придет много счетов, и есть кое-какие проблемы с налогами. В общем, это единственный путь. Потом можно будет структурировать твои вложения, основываясь на отработанном тобой здесь времени, или еще как-нибудь – в общем, он тебе все объяснит.
      – Ясно, – ответила я.
      Голова кружилась.
      «Где взять пятьдесят тысяч долларов? И что там за проблемы с налогами?»
      – Дело в том, что эти деньги понадобятся мне довольно скоро, – добавила миссис П. – Так что подумай и сообщи о своем решении. – Она резво встала и улыбнулась. – Не волнуйся, милая, у нас все получится. Как всегда. Кстати, я предпочла бы иметь своим партнером тебя, а не кого-нибудь еще.
      Миссис П. ушла, а я все сидела на том же месте, потеряв дар речи. Нужно было срочно раздобыть где-нибудь пятьдесят тысяч долларов. Вспомнив о спрятанном в сумочке чеке, я мысленно поправилась: «Ладно, сорок девять с половиной».
      И, хохоча как идиотка, потянулась к телефону, чтобы позвонить Энни и рассказать о случившемся. Тут в голове промелькнула еще одна шальная мысль: «Кажется, антисвахе пора приступать к работе».
      Я медленно набрала номер голосовой почты – проверить, пришли ли ответы на объявление. Наличие хотя бы одного или двух сообщений означало бы, что, разлучая в среднем одну пару в неделю, я смогу скопить нужную сумму за пару лет. Ввела код доступа и стала ждать, надеясь, что хоть кто-нибудь позвонил.
      «Вы получили сто тридцать два новых сообщения».
      «Преподобный Бэтмен! – подумала я. – И что мне теперь делать?»

      Открывая замызганную стеклянную дверь магазина «Спиндиск», я мечтала, чтобы у меня внезапно разболелся зуб. Все же приятнее, чем планомерно разбивать сердце Нику.
      – Привет, Шейн! Рад тебя видеть! – Ник подбежал обнять меня, и все его лицо светилось от восторга, а может, от радости.
      В общем, от какого-то чувства, ни капли не похожего на насмешку, раздражение, снисхождение и тому подобные гадости, обычно отражавшиеся на физиономиях любовников моей лучшей подруги. К вящему ужасу Энни, он был самым настоящим хорошим парнем.
      (Ясное дело – от такого человека надо избавляться как можно скорее. Что Вам ее решение кажется нелогичным? Понимаю, мне тоже.)
      Итак, он обнял меня, отвлекая от мрачных мыслей.
      – Ты к Энни? Она не говорила, что ты придешь.
      Еще бы.
      – М-м… да, а где она? – спросила я, надеясь, что подруга не удрала домой и мне не придется общаться с Ником наедине. Я виделась с ним несколько раз, когда он привозил Энни или забирал ее, заходила к ним в магазин, но наше общение так и не развилось дальше мимолетного обмена любезностями.
      – Пошла купить кофе. Ей не понравился новый кофе, который я купил для кофеварки. Хотя на прошлой неделе она сказала, что это ее любимый сорт… Не понимаю, почему теперь он ее не устраивает, – сказал он, озабоченно хмурясь. – Я стараюсь не забывать о ее предпочтениях, но они так часто меняются. – Он вдруг испуганно прикусил губу, видимо, не сразу осознав смысл своих слов. – Не хочу сказать, что Энни капризная и тому подобное, просто… То есть я, конечно, не жалуюсь. Это привилегия женщины – быть переменчивой в своих желаниях, и все такое… э-э…
      Маленький колокольчик на двери зазвенел, оповестив о появлении двух потенциальных клиентов. Прервав свою речь на середине предложения, Ник вздохнул с видимым облегчением:
      – Фу-ух! Шейн, мне придется ими заняться. Хочешь – подожди в офисе, а хочешь – погуляй по залу, пока не вернется Энни, – сказал он, торопливо ускользая от меня.
      Трудно было удержаться от смеха. Но я справилась с собой и пошла бродить по магазину, высматривая новые диски и осторожно наблюдая за Ником. Он помог двум девушкам-подросткам найти последний альбом Шакиры и слегка покраснел, когда одна из подружек, что была посмелее, изобразила перед ним пару движений из танца живота.
      Я была в шоке. Взрослый мужчина краснеет? И употребляет слово «капризный»? В Нью-Йорке? Может, Энни права, и Ник в самом деле не пара ей. Он был очень симпатичным парнем – особенно с этой легкомысленной челкой, которую ему то и дело приходилось откидывать. Но ему, наверное, подошла бы какая-нибудь милая девушка со Среднего Запада, любительница вязать крючком. А Энни задохнется от присутствия рядом такого сверхвнимательного мужчины, который будет помнить ее любимый сорт кофе.
      У Ника нет шансов. Лучше мягко устранить его, пощадив самолюбие.
      «А может, я просто пытаюсь придумать себе оправдание?»
      Пока я обдумывала эту нравственную дилемму (и ненавидела себя за одно лишь то, что у меня в принципе бывают нравственные дилеммы), девушки, смеясь, покинули магазин. Десять секунд спустя вошла Энни с двумя большими стаканами кофе, и я украдкой взглянула на Ника.
      О нет. Нет… Только не это…
      Знаете эту поговорку – «носить сердце на рукаве»? Так вот, сердце Ника, фигурально выражаясь, было распластано поверх рубашки. При виде Энни его глаза засияли так, будто он выиграл в лотерею пожизненное право бесплатно загружать мелодии из Интернета.
      Или будто в дверях внезапно появилось, неся две порции латте общей стоимостью в десять долларов, божественное существо, составлявшее смысл его жизни.
      Энни при виде Ника нахмурилась.
      «Дело дрянь, никаких сомнений», – подумала я.
      И произнесла, выдавливая из себя радостную улыбку:
      – Привет, Энни! Наконец-то.
      Энни смотрела на меня озабоченно.
      – Тебе нехорошо? Ты какая-то бледная, – заметила она, приближаясь. – Почти зеленая.
      – Да уж. Глядя на Ника, недолго и позеленеть, – тихо пробурчала я. – Ты не сказала, что все так далеко зашло, Банана.
      Она злобно прошептала в ответ:
      – Я же говорила, что он провел за меня учет? Кто будет заниматься такими вещами ради собственной прихоти? И не называй меня «Анна-Банана» – мы уже давно не в школе!
      Ник нерешительно шагнул в нашу сторону, внимательно наблюдая за Энни, будто пытался увидеть хоть какой-нибудь признак одного из следующих желаний: а) чтобы он подошел; б) чтобы поцеловал ее; в) чтобы сделал предложение руки и сердца.
      Все было очевидно. Бедняга погиб.
      – Как учеба, Ник? – поинтересовалась я, сжалившись.
      Он улыбнулся и подошел поближе, явно стараясь держаться от Энни на почтительном расстоянии.
      – Отлично, Шейн. Спасибо, что поинтересовалась. Я уже на последнем семестре, и рейтинг у меня неплохой, собеседования проходят довольно удачно.
      Я рассмеялась:
      – Ник, оставь свою ложную скромность. Энни уже рассказала мне, что ты первый в своей группе, а программа бизнес-школы Колумбийского университета – одна из самых трудных в нашей стране! Тебя, наверное, заваливают предложениями о работе.
      Он опустил глаза, но покрасневшие щеки не укрылись от моего взгляда. Парню необходимо стать пожестче, иначе акулы бизнеса его живьем проглотят.
      – Ну да, учеба мне дается неплохо, – признал Ник. – Но многие предложения подразумевают постоянные разъезды или даже переезд в другую страну. – Он бросил взгляд на Энни, – А я не собираюсь становиться занудным карьеристом без личной жизни. Мой отец был таким, и мама очень страдала из-за него. Я не хочу так жить.
      Энни встряхнула кудрями и вздохнула. Предложенная тема разговора явно бесила ее.
      – Ник, тебе всего двадцать шесть. Ты же не собираешься прямо сейчас жениться и заводить детей?
      От этих слов он сразу сник, как человек, чьи сокровенные надежды неожиданно оказались несбыточными. А я ощутила себя отвратительнейшей мразью. Из тех, кого даже другие негодяи глубоко презирают.
      Впрочем, я должна была думать, как убедить Ника расстаться с Энни, а не о том, как усыновить его. А чувство вины лучше оставить на долю других, правда? У будущих владельцев собственного бизнеса нет времени на угрызения совести. А также на сострадание и прочие телячьи нежности.
      «Интересно, догадывается ли еще кто-нибудь, сколько времени у меня уходит на попытки оправдать свои темные делишки?» – подумала я, задирая подбородок.
      – Ник, нам пора. Надеюсь, ты не будешь против, если Энни уйдет на несколько минут раньше?
      – Ну, вообще-то она должна была работать еще три часа… впрочем, ладно, – пробормотал он. – Если ей нужно…
      Энни пожала плечами:
      – Хорошо, тогда я пошла. До завтра, Ник.
      Я старалась не оглядываться, но не смогла удержаться вопреки крутившимся у меня в голове библейским предостережениям относительно соляных столпов. И, открывая дверь, украдкой посмотрела назад.
      Парень стоял на том же месте, провожая взглядом Энни, и его лицо выражало страсть, смешанную с тоской и разочарованием.
      Мне опять стало не по себе.
      – Шейн, ты идешь? – нетерпеливо поторопила меня Энни, придерживая дверь.
      – Ага. Иду. По дороге в ад, – пробурчала я.
      – Что?
      – Да так, ерунда. Не важно.
 
      Метро – превосходное место для наблюдения за людьми. К сожалению, прямой взгляд в глаза в нашем городе расценивается как вызов.
      Поэтому я стараюсь избегать таких контактов и делать вид, будто погружена в свои мысли. (И поменьше дышать, чтобы не чувствовать запахов.)
      У меня весьма незамысловатое отношение к чувству вины: оно мне не нравится. (А вы ожидали чего-нибудь более глубокомысленного? Страшной тайны из моего детства? Настоящего, качественного скелета из шкафа, гремящего костями в мрачном дальнем углу моего сознания? Простите – чего нет, того нет.)
      Все просто. Угрызения совести раздражают меня.
      А раздражение – чувство неприятное.
      Энни прервала мои грустные размышления, ткнув локтем в бок. Это меня не успокоило.
      – Чего тебе? – огрызнулась я.
      Она примирительно подняла руки. Когда стоишь в вагоне, вцепившись в поручень и стараясь не упасть на чье-нибудь немытое тело, стоящее за спиной, это действие оказывается не таким простым, как может показаться на первый взгляд.
      – Эй, эй. Просто хотела напомнить, что сейчас наша остановка. Надеюсь, ты не убьешь меня?
      – Извини. Настроение поганое.
      Мы протиснулись наружу и влились в толпу, которая направлялась к лестнице, ведущей наверх. Выбравшись наконец на свет Божий, я глубоко вздохнула и тут же закашлялась.
      Энни похлопала меня по спине.
      – На улице смог, а температура воздуха – девяносто два градуса. О чем ты думала? Разве можно глубоко дышать в таких условиях?
      Переведя дух, я отодвинулась.
      – По крайней мере, мочой не пахнет. Я говорила тебе, что ненавижу метро?
      – Почти каждый день, с самого переезда в Нью-Йорк. И хватит уже мучиться угрызениями совести.
      Она размашисто зашагала по асфальту-с такой уверенностью, будто весь тротуар принадлежал ей. А я с трудом пробиралась сквозь толпу, стараясь не потерять из виду ярко-рыжую шевелюру, маячившую где-то далеко впереди. Догнала ее только на перекрестке, когда Энни остановилась на светофоре, нетерпеливо притопывая ногой в ожидании зеленого света.
      – О каких угрызениях ты говоришь? – спросила я.
      – Будто сама не знаешь! Каждый раз, помогая кому-нибудь расстаться с любимым, ты изнемогаешь под грузом вины. Я же вижу. Будто ты не человек, а смерть с косой, уничтожающая любовь. У тебя какой-то нескончаемый внутренний конфликт.
      «Полагаю, не беспочвенный», – подумала я.
      – Послушай меня, – сказала Энни. – Если один из двоих влюбленных так сильно хочет расстаться с другим, что просит твоей помощи, их отношения в любом случае не будут счастливыми. Разве не так?
      Загорелся зеленый свет, и она понеслась дальше, не прекращая ругать меня.
      – К тому же твой подход довольно эгоцентричен. Словно весь мир вращается вокруг тебя и лишь твои чувства имеют значение.
      Я зло прищурилась, следуя за ней в сторону дома.
      – Ну, знаешь, это уже чересчур. Посмотрела бы на себя! Это ведь ты стремишься поскорее избавиться от Ника, чтобы он, не дай Бог, не разочаровался, разглядев твои недостатки!
      Энни остановилась у нашего дома, достала ключи и повернулась ко мне. Гнев в ее глазах сменился печальной усталостью.
      – Ты ведь видела его? Заметила, какое у него было лицо, когда я вошла? Как будто все его любовные грезы разом воплотились в реальность.
      Я кивнула. Конечно, заметила. Любой на моем месте заметил бы.
      Она покачала головой:
      – Я не смогу стать девушкой его мечты, Шейн. Ты ведь лучше других знаешь: никто из членов моей семьи не умеет строить теплые отношения. Мы умудряемся разрушить все, хоть отдаленно напоминающее любовь. Лучше сразу покончить с этим, чтобы потом не было слишком больно.
      Стоило мне открыть дверь спальни, Лулу запрыгала как сумасшедшая и пискляво залаяла. Я подхватила ее на руки и стала тискать, попутно высматривая в комнате свидетельства того, что она забыла о хороших манерах. Не обнаружив неприятных сюрпризов, застегнула на шее у собаки новый ошейник и повела на прогулку – для отправления естественных надобностей. По возвращении дала ей собачий корм, налила свежей воды и стала наблюдать, как она жадно поглощает пищу, будто целый месяц не ела.
      Когда Лулу наелась и, громко рыгнув, отошла от миски, у меня уже пропал аппетит. Одной из причин тому была обиженная Энни, спрятавшаяся у себя в комнате. Я немного походила по гостиной и подумала: сейчас самое время… Но при мысли о телефонных разговорах с будущими клиентами мне стало как-то душновато. И я, уложив сонную Лулу в кресло и взяв из холодильника немного конфет, вылезла в окно.
      Полчаса спустя я переводила дыхание, наклонившись над перилами крошечной площадки пожарной лестницы. Из ста тридцати двух сообщений (после отсеивания разных чудаков и извращенцев, а также моралистов-экстремистов, пытавшихся наставить меня на путь истинный) двадцать семь оказались вполне серьезными.
      При моральной поддержке, полученной в результате поедания четверти фунта миндаля в шоколаде, я оставила двадцати одному человеку сообщения на автоответчик и назначила встречи с пятью женщинами и одним мужчиной. Оставалось сделать один звонок, последний.
      «Это не сон. Я действительно превращаюсь в старуху с косой. Добро пожаловать в страну плохой кармы».
      Позади меня открылось окно.
      – Дыши глубже, Шейн. Глубоко и медленно, – посоветовала Энни, сидя на подоконнике. – Думай о деньгах. У тебя все получится!
      Я улыбнулась, радуясь, что подруга перестала дуться. Энни была единственным человеком, способным по-настоящему поддержать меня в авантюрных начинаниях. Например, когда я решила купить синие тени для век. Или теперь, когда я затевала новый бизнес.
      Она была права. Меня ждала удача. Разве это сложное дело – убеждать эгоцентричных мужчин Манхэттена в том, что разрыв с возлюбленными происходит по их собственной инициативе?
      – Господи, я ведь профессионал! У меня даже визитки есть, – пробормотала я.
      – Действуй, Шейн! – воскликнула Энни. – Даешь «Ш»! Даешь «Е».
      – Ну хватит уже. Мне нужно сделать еще один звонок.
      Она рассмеялась, но скандировать перестала, ушла в комнату. Я сделала глубокий вдох, благоговейно коснувшись кулона с аметистом, с которым никогда не расставалась. Мама Энни подарила мне его на счастье, узнав о решении перебраться из Флориды в Нью-Йорк – средоточие порока и разврата. Отец Энни – человек более практичный – подарил мне газовый баллончик и подарочный сертификат на занятия по самообороне. Затем супруги полчаса орали друг на друга, выясняя, чей подарок лучше.
      Я взгрустнула при воспоминании об этом и набрала номер, втайне надеясь, что Мелиссы (если это было ее настоящее имя) не окажется дома. А то опять придется испытывать неловкость. Как и следовало ожидать, она подняла трубку после первого же гудка.
      – Алло?
      – М-м…., здравствуйте, Мелисса. Это Шейн… э-э… Кажется, вы мне звонили? Насчет помощи в расставании с парнем?
      Терпеть не могу, когда утвердительные предложения выходят из моих уст похожими на вопросы, но не заявлять же прямо с порога: «Здравствуйте, я антисваха!» Грубовато, на мой взгляд.
      – Насчет чего? Какая еще Шейн? – Мелисса не производила впечатления невежливого человека, но была явно раздражена.
      Оно и понятно.
      Я вздохнула и предприняла вторую попытку. Бог с ним, пусть будет грубовато.
      – Это антисваха. Бы оставляли мне сообщение?
      – Ой! Да, конечно! Просто я не ожидала… в общем, решила, что это розыгрыш. Вы действительно помогаете людям расставаться с любимыми?
      – Да. За определенную плату. Нам бы не помешало встретиться, чтобы обсудить вашу проблему. – После немалого количества звонков я уже научилась показывать товар лицом и определила собственные требования.
      И не собиралась никому помогать без личной встречи. Главное преимущество положения «свободного художника» – можно не работать с человеком, если он вам не нравится.
      – Ух ты! Замечательно! У меня, огромная проблема. То есть он, конечно, неплохой парень, но вцепился в меня, как рак клешнями. Нет, скорее присосался, как пиявка. Нет… в общем, не могу подобрать, подходящего сравнения. Он хочет жениться! Замуж в двадцать пять лет? Я вас умоляю!
      – Что ж, надеюсь, я смогу вам помочь. Мы сможем увидеться… э-э… – Я взяла в руки свой крохотный ежедневник. – Через неделю? Начиная со вторника.
      – Нет, так не пойдет. Мне необходимо избавиться от Тони как можно скорее. Как насчет сегодняшнего вечера?
      Я ощутила приступ тревоги, будто кто-то махнул передо мной маленьким красным флажком. Странная девица. Может, не стоило с ней связываться?
      – Простите, но на эту неделю у меня уже все расписано. Мы ведь еще даже не обговорили цену… – Несколько человек отказались, услышав про пятьсот долларов.
      Поэтому я решила сразу выяснить этот вопрос по телефону – нет смысла назначать встречу с человеком, который не может позволить себе мои услуги.
      Мелисса перебила меня:
      – Пять тысяч долларов, если мы встретимся завтра, и если вы гарантируете, что через месяц он исчезнет из моей жизни.
      – Что? – Мой голос вдруг стал чужим и писклявым.
      Откашлявшись, я продолжила:
      – Но пять тысяч долларов – это намного больше, чем…
      – Наплевать. У меня есть деньги, и если пять тысяч послужат залогом успеха и внимательного ко мне отношения, то они ваши. Поверьте, я в отчаянии.
      – Хорошо, завтра постараюсь выделить для вас время, – ответила я, думая о том, как сильно пять тысяч долларов помогли бы мне продвинуться на пути к предпринимательскому успеху.
      – Естественно, мне нужны рекомендации, – добавила клиентка. – И вы получите лишь половину в качестве аванса, а остальное – по достижении результата. Не забудьте об обещанной гарантии.
      – Конечно, нет проблем. К завтрашнему дню подготовлю для вас список рекомендаций и стандартный бланк договора. Где назначим встречу?
      Обсудив детали, я положила трубку и осталась стоять, глядя в пространство. Сами подумайте – пять тысяч долларов! Я покачала головой, понимая, что мошенница бы из меня не вышла. Влезла в комнату через пожарный выход, стараясь не наступить на плясавшую у меня под ногами Лулу.
      – Энни! Мне нужен бланк договора!
 
      Так и быть, открою вам страшную тайну, из-за которой меня, наверное, не приняли бы в ультрамодный нью-йоркский клуб холостяков (если бы такой существовал.) Я умею готовить. И не какие-нибудь гурманские изыски, отпугивающие большинство нормальных людей, а вкусную и здоровую пищу, которая всем нравится, насыщает и улучшает настроение.
      (Чтобы оправдать свое несоответствие модным тенденциям, я обычно объявляю себя приверженкой стиля ретро.)
      Фаррен, который всегда оказывается в нужное время и в нужном месте – а именно там, где есть еда, – зашел в нашу крохотную кухню и чуть не наступил на Лулу. Та крутилась под ногами в надежде на кусочек чего-нибудь съестного.
      – Как дела, дворня га? Хочешь вкусненького, а Шейн не угощает? – Он подошел поближе и склонился над столешницей. – Макаронный салат с курятиной? А там будут эти маленькие перцы, которые режут тонкими ломтиками? – И получил по руке, пытаясь залезть пальцем в миску с салатом.
      – Да, я добавила немного – специально для тебя. И можешь заверить Мишеля, что этот цыпленок был выращен не на птицеферме, а в свободных условиях. Даже майонез домашний. Так что если вы, ребята, накроете на стол, мы успеем съесть салат, пока не отключили электричество. А то майонез без холодильника может испортиться, – сказала я, украшая тарелки ломтиками яблок и листьями шпината.
      И положила в собачью миску несколько столовых ложек мясных обрезков. Луду пришла в экзальтированный собачий восторг и стала жадно их поглощать.
      Когда мы с Фарреном уже носили тарелки на обеденный стол, я сообразила, что теперь мне придется на какое-то время отказаться от должности кухарки. И объявила:
      – Налетайте. В ближайшие несколько недель все мое свободное время будет посвящено новому делу, и придется вам готовить самостоятельно.
      Энни подняла голову, отрываясь от процесса нарезания свежайшей буханки ржаного хлеба, купленной в булочной за углом:
      – Надо же, об этом я не подумала. Мой последний кулинарный опыт закончился тем, что я спалила в микроволновке чизбургер.
      Фаррен застонал:
      – О, это было ужасно. С другой стороны, у нас теперь полна собачьего корма.
      Тут Мишель ворвался в дверь и радостно закружился, восклицая:
      – Ура! Удача улыбнулась мне! Скоро разбогатею! – И отвесил всем нам глубокий поклон.
      Лулу с лаем выбежала с кухни, потом резко затормозила и как ни в чем не бывало начала невозмутимо вылизывать себе лапу. Будто с самого начала знала, что пришел Мишель. Он нагнулся, потрепал ее по макушке, выпрямился и посмотрел на нас, радостно улыбаясь.
      Я засмеялась:
      – На чем ты собрался делать состояние на этот раз?
      – А как же одноразовая обувь? – поинтересовалась Энни, пряча улыбку, которая так и рвалась с ее дрожащих губ.
      – Или смесь кетчупа с горчицей? Как ты ее назвал – «торчуп»? Или «кетчица»? – спросила я, схватившись за живот и едва удерживаясь от хохота. – Никогда не забуду эту оранжевую дрянь. А ведь ты заставил нас съесть всю партию!
      Мишель сложил руки на груди и свысока взирал на нас, задрав нос. На мгновение я четко представила его аристократом из древних времен, направо и налево раздающим приказы слугам. Затем он рассмеялся и кинул в меня подушкой, полностью смазав впечатление. Лулу внесла свою лепту, громко залаяв и погнавшись за собственным хвостом.
      Я бросила подушку Мишелю.
      – Не вздумай больше швыряться! Если уронишь со стола салат, готовить будет Энни, и кто-нибудь наденет тебе на голову ее стряпню.
      – Эй, ну зачем же так? – возразила Энни. – Я могу заказать отличную еду из китайского ресторана.
      Мишель сунул два пальца в рот и пронзительно свистнул; все так и застыли – даже Аулу.
      – Ребята, можете вы в конце концов заткнуться? Я пытаюсь сообщить вам новость!
      Фаррен подошел к нему и похлопал по плечу:
      – Прости этих дикарей. Рассказывай.
      Мишель обнял его и сел на кушетку.
      – Появилась возможность принять участие в шоу «Будущие модельеры»! Преподаватель порекомендовал меня как человека с художественным воображением! Если я попаду в шоу, а еще лучше – в полуфинал, то будущее обеспечено!
      Я села и начала раскладывать салат по тарелкам.
      – Чудесная новость! Кажется, именно там начинал этот клоун Борис? Если телевидение и при полном отсутствии таланта может так раскрутить человека, то я даже представить не могу, какую звезду они сделают из тебя!
      Энни вскочила с дивана и обняла Мишеля:
      – Класс! Берегись, Ральф Лорен, – у тебя появился серьезный соперник!
      Тут я заметила, что Фаррен почему-то не в восторге. Он даже не улыбнулся. Мишель, очевидно, тоже обратил на это внимание и погрустнел:
      – Ты не рад за меня?
      Фаррен деланно улыбнулся:
      – Конечно, рад – сам прекрасно знаешь. Просто я подумал… тебе ведь понадобится портфолио, а материалы для него стоят бешеных денег. Мы потратили почти все сбережения на новую мебель, плюс стартовый капитал для твоих консультаций, а я ведь пока сижу без работы…
      Мишель поднялся и шагнул к нему.
      – Ничего страшного. Нужно всего пять тысяч – это максимальная сумма, которую нам разрешено потратить на изготовление портфолио. Их я где-нибудь найду. – Он запустил пальцы себе в волосы. – Такой шанс дается однажды, Фаррен. Если я упущу его из-за какой-то безделицы вроде пяти тысяч долларов, буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
      Я молчала. И вдруг в голове вспыхнула мысль: «Пять тысяч долларов! Именно столько Мелисса предложила мне за организацию ее разрыва с Тони. Десять процентов суммы, необходимой мне, чтобы стать партнером миссис П. И сто процентов для осуществления мечты моего друга».
      Кто сказал, что в жизни не бывает совпадений?
      – К какому сроку тебе нужны деньги? – спросила я, и звук собственного голоса показался мне отдаленным, как шум прибоя.
      Если я отдам Мишелю деньги, полученные от новой клиентки, то в океане моих страстных устремлений наступит пора отлива.
      Но какой же я друг, если не попытаюсь помочь? В свое время, когда мы с Энни, переживая череду увольнений, работали на низкооплачиваемых работах, Мишель и Фаррен спасли нас от выселения. У них всегда находилось для нас немного еды и доллар-другой.
      «Кажется, теперь моя очередь», – подумала я.
      – В принципе, деньги нужны сейчас. Зато финалисты получат по десять тысяч на свои проекты, а главный приз – обучение у одного из знаменитых кутюрье и контракт на сто тысяч долларов! – Его взгляд излучал непоколебимую уверенность.
      Фаррен, напротив, выглядел так, будто боялся в очередной раз обжечься.

      Торжествующе ухмыляясь, Бен отключил «громкую связь». Глисон вскочил и хлопнул по столу для переговоров мясистой ладонью:
      – Ну молодец, приятель! Как ты их сделал!
      Бен откинулся в кресле – с беспечным видом, будто это не он только что заполучил самого крупного клиента за всю свою карьеру.
      – Так кто у нас теперь Сахарная Мармеладка? – вкрадчиво протянул он. – Контракт на миллион долларов – это вам не хухры-мухры.
      Глисон замахал локтями, изображая что-то вроде «танца цыпленка» и сопровождая свои движения кудахтаньем – и вдруг замер:
      – Круто! К тому же ты теперь сможешь от пуза наедаться жевательным мармеладом!
      Рассмеявшись, Бен встал и потянулся.
      – Признаюсь, я прямо вспотел, когда услышал, что фирма «Барклай» предлагала им свой проект рекламной кампании. Это проклятое агентство увело у нас немало клиентов.
      – Но не этого. Держу пари – теперь тебя назначат исполнительным директором по работе с клиентами, – сказал Глисон.
      – Бен Камерон, исполнительный директор по работе с клиентами, – произнес Бен полушепотом. – Да, звучит неплохо.
      На выходе из конференц-зала Глисон толкнул Бена локтем:
      – Кстати, о мармеладе: как там у тебя с этой чокнутой Лиззи?
      Бен недовольно поморщился:
      – Ах это… Мы расстались. Хотя все прошло как-то странно…
      – Что значит – странно? Она рыдала и умоляла тебя остаться? Со мной так часто бывает, – с глубокомысленным кивком произнес Глисон.
      Бен хотел ответить, но вдруг передумал. Нужно ли кому-нибудь знать о его подозрениях? О том, что Лиззи сама хотела от него избавиться? Это не пойдет на пользу ни его самолюбию, ни репутации среди друзей. К тому же пора объявить сотрудникам о заключении нового контракта.
      – Увидимся позже, приятель. Надо сообщить народу про «Джелли Джем». Может, выпьем пивка после работы?
      Глисон кивнул и поднял руку, чтобы «дать пять».
      – Обязательно. Ты угощаешь, господин победитель! Отметим оба твоих успеха: удачную сделку и освобождение от Лиззи.
      – Конечно, я угощаю, – согласился Бен и направился в холл – разведать, скоро ли на его визитных карточках появятся слова «Исполнительный директор по работе с клиентами».
      Жизнь была хороша. Чертовски хороша.
      Почему же тогда он никак не мог выбросить из головы антисваху?

       Правило № 3. Стратегия, стратегия и еще раз стратегия.
       Изучайте слабые стороны своих противников и используйте их.
       Организация расставаний с партнерами – дело серьезное.
 
      Утро выдалось оживленное, можно сказать, сумасшедшее: сначала я возила Лулу к ветеринару – то есть к бывшей подруге Волосатого Монстра, визитную карточку которой дал мне Фаррен. Карантинное свидетельство оказалось чистым, но собаке нужна была прививка стоимостью в восемьдесят девять долларов – такую сумму я не могла себе позволить потратить. Потом пришлось обслуживать целый автобус писательниц сентиментального жанра, съехавшихся на конференцию. Дамы, естественно, не смогли пройти мимо магазина с таким названием; в итоге я получила семнадцать закладок с автографами и три книги в подарок. А после двенадцати сумела, наконец, выкроить несколько минут на то, чтобы увидеться с Мелиссой в бистро «У Жоржа».
      Та уже звонила утром – спрашивала про рекомендации; потом наверняка говорила с миссис П., моей самой респектабельной клиенткой. Так что вероятность прихода Мелиссы на встречу была, по моему мнению, достаточно высока. Я почти пробежала мимо шести многоквартирных домов, отделявших наш магазин от этого шикарного ресторана, и заглянула внутрь, стараясь уклониться от внимания тощей, как рельс, старшей официантки и отыскивая глазами свою клиентку. Мелисса сообщила, что у нее темные волосы и что она будет в черном костюме и в черных туфлях на высоком каблуке без пятки.
      Оглядевшись, я поняла, что это описание подходило ко всем женщинам, сидевшим в зале (а также к двум мужчинам за угловым столиком). Стандартная нью-йоркская униформа: черный, черный и еще раз черный. К счастью, мои джинсы и сливочно-желтая шелковая блузка с кружевной отделкой выделялись на общем фоне. И чья-то рука в черном рукаве помахала мне с заднего плана.
      Пробираясь через переполненный зал к столику Мелиссы, я ощутила нервную дрожь. Изо всех сил старалась не запаниковать, осознав, что мне вот-вот предстоит разговор с настоящим, живым клиентом.
      И нельзя, ни в коем случае нельзя чувствовать себя отпетой мошенницей.
      И нельзя думать о том, что суть моего нового бизнеса составляют бессердечные манипуляции сознанием наивных мужчин. Почему в голове вдруг зазвучала старая песенка о хамелеонах Кармы?
      Нет, серьезно: именно теперь мне требовалось хоть немного хорошей кармы. Где же падающее пианино или неуправляемый поезд, когда позарез нужно спасти кому-нибудь жизнь?
      Когда мне уже стало казаться, что от напряжения желудок поднялся к самому горлу, Мелисса встала из-за стола и протянула руку:
      – Привет, я Мелисса Франжелли. А вы, наверное, Шейн?
      Я ответила утвердительно и протянула руку в ответ. Мелисса энергично пожала ее. Твердое, энергичное рукопожатие – фирменный жест всех молодых карьеристов этого города. Девушка определенно принадлежала к вышеупомянутой категории – один ее костюмчик должен был стоить около трех тысяч долларов. Возможно, она была биржевым маклером.
      Или того хуже – юристом.
      Впрочем, независимо от профессии выглядела она потрясающе привлекательно.
      Я опустилась в кресло напротив, стараясь не разглядывать ее слишком пристально. Сначала Лиззи, теперь эта. Когда же мне попадется хоть одна клиентка, в присутствии которой я не буду чувствовать себя ливерной колбасой, случайно оказавшейся на одной полке с деликатесами?
      Откинув волосы с лица, я изобразила слабое подобие улыбки:
      – Что ж, ясно, почему Тони не хочет понимать намеков. Вы поистине сногсшибательны. – Это не было шуткой.
      Мелисса была похожа на итало-американскую кинозвезду.
      Что-то среднее между молодой Софи Лорен и Дженнифер Лав Хьюит.
      Она удивленно моргнула, затем улыбнулась в ответ:
      – Ух ты! Нечасто услышишь такое от женщины, все больше косые злобные взгляды за исключением… – Мелисса оценивающе посмотрела на меня. – Я не лесбиянка, ясно?
      – Я тоже – к сожалению. Иногда мне кажется, что так было бы проще, – ответила я.
      Мы дружно расхохотались. Надменный официант вздрогнул от неожиданности, не преминув наградить нас злобной усмешкой. Это рассмешило нас еще больше, и первоначальная напряженность быстро сменилась непринужденной, товарищеской атмосферой, царившей все то время, пока мы поедали фахитас из говядины (я – без сметаны, она – с дополнительной порцией соуса гуакамоле).
      Отодвинув наконец тарелку, я собралась расспросить Мелиссу о ее проблемах, но она опередила:
      – Итак, дело вот в чем. Тони неплохой парень. Если честно – замечательный. Просто душка. И мы уже много лет вместе. Просто он такой… такой… – Мелисса замолчала, нервно сжимая руки.
      Я подалась вперед, желая помочь ей выразить мысль:
      – Надоедливый?
      Она задумчиво прикусила губу.
      – Итальянец.
      – А, понятно. – Я откинулась назад, не зная, что и ответить.
      Ну сами посудите – ее ведь звали не как-нибудь, а Мелисса Франжелли!
      Она кивнула:
      – Знаю, о чем вы сейчас думаете. «Подумаешь, какая проблема! Нужно быть ненормальной, чтобы, нося фамилию Франжелли, не мечтать о симпатичном молодом итальянце!»
      – Э-э… нет. Я…
      – Вы думаете: да кто она такая? Много о себе возомнила, полагая, что слишком хороша для Тони, для своего окружения, для всех тех, кто любил ее, растил, воспитывал и кормил пирожными канноли?
      – По правде говоря…
      Мелисса ударила ладонью по столу – так, что столовые приборы подпрыгнули.
      – Меня не волнует, что вы об этом думаете! Кто дал вам право судить меня? Это ведь я наняла вас.
      Я подняла руки.
      – Мелисса! Что за затмение на вас нашло? Вы, кажется, путаете меня с вашей бабушкой.
      Она растерянно осеклась, сделала глубокий, дрожащий вдох и расхохоталась:
      – Ой! Вот идиотка! Просто я уже так привыкла постоянно со всеми спорить на эту тему, что… о, черт.
      Я ухмыльнулась:
      – Нет, вы не идиотка. Поверьте, будучи ребенком властных родителей, я узнаю подобных себе. Расскажете, почему вы стремитесь избавиться от такого превосходного экземпляра сильной половины Италии?
      Она кольнула меня острым взглядом, потом, успокоившись, улыбнулась в ответ.
      – Долгая история, но суть ее в том, что я хочу хоть немного пожить для себя. Вся моя жизнь напоминает часть постройки, сделанной кем-то еще. Если не из камня, то, по крайней мере, из традиций, вечных ценностей и ответственности, скрепленных цементным раствором и битумной мастикой. – Мелисса рассмеялась, заметив, как моя бровь приподнялась от удивления. – Извините. Я инвестиционный менеджер, и одно из моих вложений – строительные герметики.
      – Ах вот в чем дело. Хотите вырваться из проторенной колеи – мне это понятно, но каковы ваши чувства к Тони?
      Она устремила на меня долгий, пристальный взгляд.
      – Не понимаю, зачем вам это – вы же не психиатр! Ну сами подумайте – «антисваха»! Одна из новомодных нью-йоркских профессий, над которыми я обычно смеюсь. Вроде психотерапевта для домашних животных или целителя ауры.
      – Я вас прекрасно понимаю. Я и сама не особенно увлекаюсь аурами домашних животных. Просто у меня обнаружился талант помогать людям максимально безболезненно и бесконфликтно прекращать отношения. Так, чтобы все проходило мирно и полюбовно. Если уж совсем честно – я лишь недавно начала профессионально заниматься этим, чтобы скопить денег для одного предприятия, – объяснила я, удивляясь, что ни с того ни с сего начала излагать абсолютно незнакомому человеку историю своей жизни.
      Впрочем, я ведь тоже пыталась вытянуть из нее кое-какие сведения личного характера. Значит, все по-честному.
      Мелисса, по-видимому, прониклась ко мне доверием. Она едва заметно кивнула, будто самой себе, и ответила-таки на вопрос.
      – Ладно. Хотите правду? Я люблю Тони. И даже готова выйти за него замуж, нарожать очаровательных итальянских ребятишек и жить вместе долго и счастливо.
      – А, тогда понятно, почему вы мечтаете о разрыве, – сказала я, едва сдерживая улыбку.
      Она усмехнулась:
      – Глупо, да? Но я хочу познать и другие стороны жизни. Встретить принца прямо во дворе собственного дома – это как-то слишком легко. Мы ведь с ним еще со школы встречаемся! Надо избавиться от прошлого и двигаться дальше.
      Когда официант принес счет, мы обе одновременно потянулись к нему. Мелисса решительно покачала головой:
      – Нет, это оставьте мне. Я ведь собираюсь заплатить вам пять тысяч – что значит обед по сравнению с этой суммой? – Она положила в папку несколько банкнот и вернула ее на стол.
      При упоминании о пяти тысячах у меня захватило дух. Но потом я еще раз взглянула на ее костюм. Эта женщина могла позволить себе мои услуги.
      Мелисса ответила на вопрос, так и не заданный мной:
      – Все в порядке, оплата меня устраивает. Просто я хочу, чтобы мой случай был для вас приоритетной задачей. Боюсь, Тони уже готовится сделать мне предложение – в конце октября, в мой день рождения. Нужно заставить его отказаться от меня раньше этого срока. Поверьте, пять тысяч за возможность избежать вечной ненависти всех матерей и бабушек в округе – это совсем недорого. – Она порылась в плоской сумочке и вынула чек. – Вот первая половина, вторую получите после успешного завершения.
      Я почти полминуты пристально вглядывалась в чек, прежде чем решиться взять его в руки. А дотронувшись до бумаги, ощутила что-то вроде электрического разряда.
      «Я действительно занимаюсь этим. Не понарошку – всерьез. О Боже…»
      Мелисса не сразу выпустила из рук чек.
      – Вы ведь вернете деньги, если не сумеете в течение месяца заставить Тони расстаться со мной?
      Я уставилась на нее будто в трансе.
      – Да, гарантия с возвратом денег. Тридцать дней. Даю слово.
      Она рассмеялась:
      – Знаете, я чувствую себя добровольной жертвой какой-то финансовой пирамиды. Но отчаяние толкает меня на риск.
      Я подняла голову, оторвав, наконец завороженный взгляд от чека, спрятала его в сумочку и попыталась изобразить из себя профессионала:
      – Хорошо. У вас есть время прогуляться со мной и рассказать о Тони?
      Мелисса кивнула, и мы покинули ресторан. Выходя, я не могла удержаться от размышлений – какая же сверхъестественная сила нужна, чтобы справиться с целой округой итальянских мам и бабушек? Наверное, какая-нибудь черная магия кармического порядка.
      Хотелось бы знать… Просто на всякий случай.

      Бен пробирался сквозь толпу, набежавшую в бар «Джиллиганс» после рабочего дня, и силился убрать застывшую за целый день на его лице улыбку. Но, увидев Глисона, который вальяжно расселся за барной стойкой, выставив на всеобщее обозрение объемистый пивной живот, решил прекратить попытки.
      Как только Бен оказался в пределах досягаемости, Глисон крепко хлопнул его по спине:
      – Твоя сделка с «Джелли Джем» выше всяких похвал, малыш! Избавиться от чокнутой Лиззи и получить повышение – и все за какую-то неделю! Черт побери, приятель, дай-ка потру тебе локоток, может, на меня перейдет немного твоей удачи!
      Бен хотел увернуться, но не успел и получил мясистым кулаком чуть повыше локтя. К счастью, кружка была в другой руке и пиво не расплескалось.
      Мужчины не любят впустую расходовать хорошее пиво.
      Сделав солидный глоток пенистого напитка, он поставил кружку и повернулся к другу:
      – Знаешь, наш последний разговор с Лиззи вышел немного странным.
      Глисон прыснул:
      – Еще более странным, чем та ахинея, которую она несла по телефону? Не говоря уже о цветах… Сомневаюсь. Вы что, обсуждали собак-вампиров?
      Бен раздраженно закатил глаза при воспоминании о низкопробном фильме ужасов, приводившем его приятеля в восторг.
      – Нет, ничего такого. Но мне показалось… впрочем, ничего особенного. Проехали. Наверное, это просто игра моего воображения.
      Да и зачем кому-то знать, что Бен бросил девушку под влиянием ее же умелых манипуляций? Как жалко он выглядел бы в глазах окружающих…
      Глисон прищурился, насторожившись будто терьер, учуявший крысу.
      – Крысу по имени Лиззи, – невнятно пробурчал Бен.
      – Что? О чем ты? Зайчонок Бенни, это же я! Твой кореш Глисон! Можешь мне все рассказать.
      – Еще раз меня так назовешь – и ты мне больше не друг!
      Бен поднял руку, подавая бармену сигнал налить еще пива, и стал изучать ассортимент бара, не глядя на Глисона.
      – У вас есть орешки?
      Глисон толкнул его:
      – Не увиливай. Выкладывай, что у тебя там стряслось, Камерон!
      Поколебавшись, Бен пожал плечами и сдался:
      – Только между нами, ясно?
      – Что между нами? Ах да… Конечно, ты ведь меня знаешь.
      Бен допил пиво и вытер рот ладонью.
      – По-моему, меня поимели, – сказал он.
      А затем разъяснил суть своей догадки.
      В течение пяти минут, пока Бен излагал подробности так называемого разрыва с Лиззи, Глисон периодически открывал и закрывал рот, но не мог произнести ничего более содержательного, чем «блин» и «черт подери». Осушив вторую кружку пива, он, наконец, сказал:
      – Я знаю, что делать. Надо вывести его на чистую воду.
      – Кого?
      – Этого чувака – «эксперта по разлукам». Сначала надо побольше узнать о нем, А потом оторвать ему яйца. Разве порядочный мужик может так поступать с другими мужиками? Это нехорошо, приятель.
      Беи слушал, кивая, и вдруг замер.
      – А с чего ты взял, что это мужик?
      Глисон вновь раскрыл рот от удивления и покачал головой:
      – Тогда еще хуже. Нужно все разнюхать. Что мы теряем?
      – Не знаю. Пожалуй, самоуважение. А может, достоинство. Не уверен, хочу ли я видеть козла, научившего Лиззи, как избавиться от меня с помощью манипуляций. – При одной мысли об этом по спине Бена пробежал холодок.
      Глисон ссутулился, вздохнул, затем резко выпрямился.
      – Эй! А если мы будем действовать тайно? Он…
      – Или она, – напомнил Бен.
      – Ладно, или она, наверное, не знает тебя в лицо. А меня уж точно нет. У тебя ведь есть его… или ее телефон? Позвоним, представимся клиентами…
      Бен отрицательно помотал головой:
      – Ни за что. И слышать больше не хочу про эту антисваху. Пусть все остается как есть. – Поднял кружку и произнес тост: – За эксперта по разлукам. Выпьем за то, чтобы он – или она – сгорел – или сгорела – в своем персональном аду и чтобы я никогда больше не услышал о нем – или о ней, – сказал он, подкрепляя свои слова неподдельно серьезным взглядом.
      И сам не понял, как получилось, что после еще трех кружек пива и одного телефонного звонка были назначены дата и время личной встречи Глисона с экспертом по разлукам.
      С женщиной-экспертом. Так что насчет яиц они погорячились. Однако Бен был слишком пьян, чтобы придумать «план Б».
      – Это будет самый эксцентричный поступок всей моей жизни, – пробормотал Бен, осознавая необходимость как можно скорее выбрать один из двух возможных путей: либо влить в себя хорошую дозу кофе, либо поскорее отправиться домой и бухнуться в постель.
      Выбрав второе, он поднялся и сунул в карман счет.
      Встав со стула и немного пошатываясь, Глисон сказал со смехом:
      – А-а… это еще ничего. Представляешь, что я видел сегодня? Рекламу психотерапевта для домашних животных. Вот это действительно номер. – Он рыгнул и зашагал к выходу. – Как ты думаешь, у них есть специальные собачьи кушетки?

      Вы не находите, что спать днем очень полезно? Особенно если вам срочно нужно придумать план разрыва с бойфрендом для новой клиентки.
      Я как раз примяла подушки, придав им нужную форму, и устроилась поудобнее, чтобы вздремнуть перед обедом. Лулу беспощадно сражалась на полу с плюшевым зайцем. И тут в квартиру как ураган влетел Фаррен. Распахнутая им входная дверь громко стукнулась о стену, и вызванный этим выброс адреналина полностью лишил меня сна. Пришлось открыть глаза и взглянуть на соседа.
      – Что случилось? Ты вдруг разучился стучать? Я была права – не стоило давать тебе ключи.
      – Что?! Ключи? Какие ключи? У меня потрясающая новость! И я хочу поделиться ею с вами как можно скорее! – Он с разбегу плюхнулся на мою кушетку, едва не усевшись мне на ноги.
      Я подтянула колени к груди и выжидающе смотрела на него. Лулу подпрыгнула и бросила ему на колени свою обмусоленную игрушку.
      – Шейн! Я получил ее! Получил, получил, – вопил он нараспев, подпрыгивая на кушетке. – И… фу, Лулу, какая гадость! – Фаррен осторожно, двумя пальцами взял обслюнявленного зайца и бросил через всю комнату.
      Собака кинулась за ним. (Она обожала приносить вещи, которые ей бросали – особенно если до того сама их как следует обслюнявила.)
      Проводив взглядом Лулу, я вновь посмотрела на Фаррена, вытиравшего ладонь о брюки.
      – Что ты получил? Выигрышный билет?
      – Роль! Я получил роль в сериале «На закате»! Буду играть сварливого работника стоянки. С таинственным прошлым. Роль эпизодическая, но я уверен – когда меня увидят в деле, то обязательно дадут что-нибудь получше.
      – Потрясающе, Фаррен! – Я крепко обняла его. – Мишель в курсе?
      – Нет. Не дозвонился до него – наверное, отключил сотовый.
      Схватив в охапку Лулу, он вскочил с дивана и стал танцевать с ней.
      – А главное, мой агент выбил для меня бонус! Я просил пять тысяч, но дадут только две с половиной. Но все равно – это уже половина денег для Мишеля.
      Я кусала губы, чувствуя, как полученный от Мелиссы чек буквально прожигает дыру в моей совести. И, печально вздыхая, предалась тягостным размышлениям.
      Настоящие друзья – как одна семья, правда? Только без общих генов.
      Приняв решение, я улыбнулась Фаррену:
      – На самом деле у нас уже есть вся сумма.
      После сытного обеда (мне – ягненок с рисом, ей – объедки) мы с Лулу отправились на первое задание. Элинор – девушка, которая давала уроки вязания и торговала в магазине для рукодельниц в Виллидже – рассказала мне по телефону о приставучем ухажере по имени Дуэйн. Он занялся вязанием, чтобы легче было бросать курить, а после нескольких посещений кружка решил заняться и Элинор.
      Мы встретились в кофейне, неподалеку от площади Колумба. Я сильно удивилась, увидев Элинор. Молодая женщина – на вид лет двадцати шести – двадцати восьми, она была на удивление бесцветной. Будто яркая, красно-оранжевая вязаная сумка забрала у хозяйки все краски. Светлые волосы грязноватого оттенка, бледно-карие глаза… в общем, внешность самая посредственная.
      Средний рост, средний вес – ничего особенного. Честно говоря, после встреч с Лиззи и Мелиссой меня сильно удивил факт наличия назойливого поклонника у такой девушки, как Элинор.
      Лулу тихонько зарычала. Посмотрев на нее, я наткнулась на такой взгляд… будто у ног сидела моя совесть в меховой шубке и осуждала меня за предвзятость.
      А может, я просто перебрала кофеина.
      Пытаясь избавиться от бредовых фантазий о человекообразных собаках, я бросила в урну стаканчик с недопитым кофе, Сидя передо мной за маленьким решетчатым столиком на открытой площадке, Элинор задумчиво вертела в руках стаканчик с кофе без кофеина и с опаской косилась на Лулу.
      – Я, в общем-то, больше люблю кошек, – произнесла она в третий раз, кусая губы и нервно теребя салфетку. – И совсем не хотела вас обидеть, спросив, что это за животное.
      По всей видимости, Элинор не отличалась уверенностью в себе.
      – Ничего страшного. Я сама в первый раз приняла Лулу за овцу-мутанта, – поспешила я ее ободрить, бросая под стол кусочек круассана – в знак извинения перед своей собакой. – Она не особенно обидчива. Зато наличие собаки будет служить прикрытием.
      Элинор непонимающе взглянула на меня.
      – Ах да. Прикрытие. То есть вы притворитесь обычной женщиной, выгуливающей песика, а сами будете наблюдать за мной?
      – Да, я самая что ни на есть обычная женщина. Буду гулять с собакой. И не спущу с вас глаз, можете не волноваться.
      Руки Элинор тряслись, как фондовая биржа после банкротства компании «Энрон». Надо было ее как-то успокоить.
      – Пожалуйста, расскажите мне о Дуэйне поподробнее. Не слышала, чтобы парень пытался подцепить даму в кружке рукоделия. Хотя в этом, безусловно, есть своя логика. Вязание ведь сейчас в моде, правда?
      Первый раз за всю нашу встречу Элинор улыбнулась по-настоящему.
      – О да! Количество желающих попробовать просто изумляет. Представляете, на мой новый курс «Узоры с накидом» записались двадцать человек; такого еще не бывало! Мы планируем связать комплект – шапку и шарф, а потом…
      – Здорово. Простите, что перебиваю, но до вашей встречи с Дуэйном осталось всего двадцать минут, Может, расскажете о нем? – Тяжело было смотреть, как увядала ее улыбка.
      Но мне необходима была хоть какая-то информация об объекте.
      Лицо Элинор вновь поблекло. Она опустила глаза.
      – Дуэйн хороший, вежливый… но слишком старый. И из его слов можно сделать вывод, что он ищет милую, симпатичную «хозяюшку», которая будет готовить и убираться в его доме. Жена покинула его, желая заняться бизнесом и найти кого-нибудь менее… консервативного, я полагаю.
      – Понимаю, – кивнула я. – А вы не пробовали просто мягко отказать ему? Мне, конечно, не хочется прогореть в бизнесе… но пятьсот долларов для продавца-деньги немалые. Мне ли не знать – сама работаю в этой сфере. – Я улыбнулась, аккуратно вынимая из дрожащих пальцев девушки третью по счету салфетку, пока она еще не успела разодрать ее в клочки. – Если он вежливый и консервативный пожилой джентльмен, как вы говорите, то простого «спасибо – нет» хватит, чтобы охладить его любовный пыл.
      Элинор покачала головой:
      – Пробовала. Он будто не слышит. К тому же Дуэйн оставляет немалые суммы в нашем магазине, и, если я обижу его, босс будет в ярости. Поэтому будет лучше для всех, если он сам решит прекратить ухаживания.
      Я кивнула и стала размышлять, как лучше это организовать, задумчиво глядя вдаль. И не обращала внимания на прохожих, пока одна женщина в деловом костюме, с карманным компьютером в руке и гарнитурой от мобильного телефона в ухе не остановилась прямо перед нами. Не замечая моего вопросительного взгляда, она взирала на Лулу с высокомерным отвращением.
      – Что за зверь? Похож на швабру с ушами. – Лулу зарычала, а я потеряла дар речи, оторопев от беспардонной грубости.
      Женщина еще немного постояла, набрала какой-то текст, с дикой скоростью стуча пальцами по крошечной клавиатуре своего «блэкберри», еще раз покосилась на Лулу и зашагала прочь. По-видимому, в какое-нибудь место, где в наши дни любят бывать наглые стервы.
      Лулу замолчала и взглянула на меня огромными, ясными глазами – так печально, что мысль о ее человеческом интеллекте и чувствах вдруг показалась мне не такой уж и бредовой. Я подняла собачку с земли и усадила на колени.
      – Прости, крошка, что не заступилась за тебя. Просто не знала, что сказать. Откуда ни возьмись является какая-то тупая тетка с дурацким КПК, дурацким сотовым, и… – Я прищурилась, посмотрела той кретинке вслед и улыбнулась Элинор: – Кажется, эта собаке ненавистница подала мне хорошую идею.
      Та удивленно посмотрела на меня:
      – Правда? Насчет собак? Я ведь не знаю, как к ним относится Дуэйн. Он вроде что-то говорил про кошек, но…
      – Нет-нет. Речь не о собаках. Скорее о стервозных бизнеc-леди. Вы сказали, Дуэйн – старомодный человек? Убежденный, что место женщины на кухне?
      – Да, так и есть.
      – Превосходно! Отныне вы – женщина, работающая в двух местах и планирующая открыть свое дело.
      – Серьезно?
      – Да. И большую часть свободного времени вы проводите с мобильным телефоном, разговаривая и обмениваясь текстовыми сообщениями с потенциальными инвесторами.
      – Правда?
      – Да.
      – М-м… знаете, Шейн… Мне никогда никто не присылал сообщений по сотовому телефону. Я даже не знаю, как это делается.
      – Ерунда. Сейчас научу, – ответила я с улыбкой.
      Лулу лизнула меня в подбородок и спрыгнула на землю.
      За пять минут Элинор в совершенстве освоила процесс отправки и приема сообщений; я записала ее номер, и мы разными путями направились к площади Колумба – навстречу Дуэйну.
      У бедняги не было шансов.
      Я брела позади Элинор, на расстоянии примерно в сорок футов, стараясь не упустить ее из виду на оживленной площади. Голоса продавцов украшений, картин и прочих сувениров сливались в непрерывный гул. Нам с Лулу пришлось увернуться от парочки детских колясок, одного инвалидного кресла и одной тележки с бакалейными товарами.
      В конце концов, я решила взять собаку на руки и остальную часть пути несла под мышкой. Ее смешная мордочка торчала оттуда, рассматривая окружающих. По дороге продавали потрясающие ювелирные изделия – пришлось проявить большое самообладание, чтобы не остановиться перед набором янтарных украшений ручной работы, состоявшим из серег, ожерелья и браслета.
      Вы даже не представляете, чего мне это стоило.
      Впрочем, на самом деле я все же ненадолго задержалась… пока не услышала лай Лулу и не заметила, как Элинор исчезает за углом киоска с пирожками. Я заторопилась, стараясь сохранять непринужденный вид, и едва не столкнулась с ней, огибая угол киоска. Она остановилась поговорить с мужчиной. Должно быть, это и был Дуэйн, хотя на вид ему было не больше сорока пяти. Неясно, почему моя клиентка сочла его старым. Проходя мимо, Лулу зарычала на него. Я шикнула на собаку, ни разу даже мимоходом не взглянув на Элинор.
      Из меня мог бы получиться отличный агент секретной службы.
      Удалившись из поля зрения, я позвонила ей.
      Она ответила со второго гудка:
      – Алло?
      – Элинор, это я. Сделайте вид, что говорите об инвестициях в ваш будущий бизнес.
      – М-м… да, было бы здорово… – пробормотала она.
      – Нет, говорите решительнее, громче! Вы же бизнес-леди! Скажите… э-э… в общем, говорите: «Нам придется сократить издержки».
      – Да, нам придется сократить издержки, – повторила она как попугай.
      На заднем фойе слышался низкий мужской голос, но слов было не разобрать.
      – Прошу прощения, Дуэйн. Это мои… э-э…
      – Потенциальные инвесторы, – прошипела я.
      И удивилась – зачем говорю шепотом?
      – Потенциальные инвесторы, Дуэйн. Прощу прощения, мне нужно кое-что обсудить с ними.
      – Все в порядке? Готовы принять сообщение? – тихо проговорила я, опуская собаку на землю.
      Толпа постепенно рассасывалась. Унюхав уроненный кем-то кусочек картофеля фри, Лулу направилась к нему, но своевременный рывок поводка остановил ее.
      – …сейчас? «Ой».
      – Простите, не расслышала – что вы сказали?
      – Э-э… не могли бы вы прямо сейчас прислать мне эти… цифры?
      – Не вопрос. Сейчас будут. Держитесь. – Я нажала кнопку «отбой» и стала сочинять текстовое сообщение.
      Пока мой взгляд был направлен на дисплей телефона, Лулу вновь залаяла и ощетинилась.
      Я посмотрела под ноги, пытаясь понять причину лая, потом подняла голову… и встретилась с Дуэйном взглядом. Мы оба отвернулись, затем переглянулись вновь. А затем Дуэйн увидел Лулу. Не успел он открыть рот, как я почувствовала зреющий в его голове вопрос: «Что это?» И поспешила удалиться, не глядя в сторону Элинор.
      – Вот тебе и секретный агент! А все из-за тебя, непослушная псина. Больше не возьму на задание, пока не научишься вести себя тихо, – ворчала я, но Лулу не подавала признаков раскаяния.
      Быстро направляясь по дорожке вниз, я свернула налево у тента, где продавали батик, и остановилась – перевести духи отослать Элинор сообщение. Поразмыслив пару секунд, соорудила следующий текст: «Нашла помещение под офис. Сегодня вечером встреча с хозяином. Вы готовы? Это срочно – другие тоже интересуются помещением».
      Отправив послание, я осторожно выглянула из-за угла тента и увидела гуляющих по дорожке Дуэйна с Элинор, Она говорила по телефону – но не со мной. Дуэйн был явно зол и раздосадован.
      Закончив разговор, моя клиентка взглянула на дисплей. К тому моменту оба подошли достаточно близко, чтобы можно было услышать их разговор; я притворилась, будто интересуюсь картиной с головой пуделя на пурпурном фоне.
      – Эй, Лулу, это случайно не один из твоих предков? – Я взяла собаку на руки, и она, задрав морду, стала пристально разглядывать картину. – У тебя в роду были пудели, моя маленькая чихумопу?
      При слове «чихумопу» Лулу повернулась ко мне, я расценила это как знак подтверждения. Даже бывшая девушка Волосатого Монстра, работавшая ветеринаром, не больше моего знала о родословной Лулу. Ее формулировка звучала примерно так: «Предком этого чуда могло быть любое существо, перепрыгнувшее через ограду собачьего питомника». Впрочем, на мой взгляд, грубовато сказано.
      Звук дрожащего голоса Элинор отвлек меня от размышлений о пуделях.
      – Простите, Дуэйн, но мне правда необходимо посмотреть помещение.
      – Я могу пойти с вами. А затем продолжим свидание, – предложил он.
      «О, черт, – подумала я. – Такого поворота я не предусмотрела».
      Голос Элинор вдруг окреп:
      – Нет, не стоит. Это мои дела, Дуэйн. Извините, но мне придется еще какое-то время жить в таком режиме. Открывать свой бизнес – не самая легкая задача. Вы очень приятный человек, но я пойму, если вы решите найти мне замену – девушку, у которой будет больше свободного времени, и она сможет посвящать его вам…
      Звук шагов прекратился. Я не стала смотреть в их сторону, хотя очень хотелось. Подняв собаке голову, пристально глянула ей в глаза, мысленно предупреждая: «Не вздумай лаять».
      Наконец Дуэйн заговорил:
      – Что ж… Вы, наверное, правы. Вы прекрасная девушка, Элинор… но мне нужна женщина, непохожая на мою бывшую жену, помешанную на бизнесе. Надеюсь, вы поймете.
      – Конечно, я понимаю. Вы очень хороший человек, Дуэйн, – откликнулась Элинор.
      – Надеюсь, вы не обижены. Мне хотелось бы по-прежнему приходить в магазин. Но если вам тяжело видеть меня с другими женщинами, то я могу…
      – Нет! То есть… приходите сколько угодно. Я ценю нашу дружбу. И буду очень рада, когда вы наконец найдете ту, кто сможет окружить вас должным вниманием.
      Я стиснула зубы, сдерживая улыбку, – он мог меня заметить. А услышав удаляющиеся шаги, ретировалась.
      Примерно через пятнадцать минут, согласно плану ожидая Элинор в кофейне, я сообразила, что было бы разумнее взять деньги вперед. Сидевшая у меня на коленях Лулу, похоже, была с этим согласна. Если, конечно, чихание в мой стакан с кофе действительно означало в переводе с собачьего: «Да, ты – идиотка».
      Пришлось выбросить полный стакан прекрасного латте. Наконец прибежала Элинор – румяная и слегка вспотевшая.
      – Ты гений!
      Я ухмыльнулась:
      – Ну, гений – громко сказано. Просто я знаю несколько проверенных способов, и…
      Клиентка рассмеялась:
      – Да не вы, а Лулу! Дуэйн упомянул вашу собаку. Дескать, она жутко уродлива – прости, Лулу, – и вообще он собак терпеть не может. Зато обожает кошек. Тут я подумала: а как бы на моем месте поступила антисваха? И соврала, будто у меня дома пять собак. Они, мол, мне как родные, и я ни за что с ними не расстанусь. – Девушка наклонилась и нежно потрепала Лулу за уши. – Замечательная собака.
      Лулу, понятное дело, наслаждалась, издавая при этом весьма необычные звуки – что-то среднее между поросячьим визгом и кошачьим мурлыканьем.
      Элинор выпрямилась и отряхнула руки о юбку.
      – Собаки плюс бизнес – и его как ветром сдуло. Без всяких обид!
      – Чудесно! – ответила я, всерьез задаваясь вопросом, сколько процентов моего гонорара потребует Лулу.
      (Правда, потом опомнилась.) Вскочила со стула и обняла Элинор, чем, кажется, сильно ее удивила.
      – Ну… э-э… да, – произнесла она, порозовев еще сильнее. – Нужно отдать вам деньги. Наличные подойдут?
      Я тоже покраснела.
      – Э-э… да, конечно. Хотя пятьсот долларов за полтора часа работы, наверное, многовато…
      Не успев вынуть руку из сумочки, она замерла с надеждой в глазах.
      – Ого. Вы серьезно? То есть я, конечно, не пытаюсь увильнуть… Просто, как вы сами говорили, на зарплату продавца не очень-то развернешься…
      Я была в замешательстве. С одной стороны, на покупку бутика одной доброты не хватит. А с другой – если человеку нужна моя помощь…
      – Давайте сделаем так: заплатите мне столько, сколько нетрудно. Но взамен обещайте потратить остальное на что-нибудь приятное для себя, – произнесла я, вздыхая, и почувствовала легкий удар по ноге.
      Лулу восторженно виляла хвостом и всем телом в придачу, будто в знак одобрения.
      Превосходно. У меня появилось физическое воплощение совести, похожее на пушистую овечку-мутанта.
      Элинор засияла, как Пятая авеню перед Рождеством, и я невольно улыбнулась в ответ. В конце концов, этот случай мог принести мне немного хорошей кармы.
      Когда мы с Лулу возвращались домой – усталые, но довольные и разбогатевшие на двести долларов, – я вспомнила Ужасного Бена. Тот, наверное, уже забыл про Лиззи. К счастью, подобно Дуэйну, Тони и прочим «вторым половинам» моих клиенток, он не знал о существовании антисвахи.
      В этот самый миг Лулу решила присесть на крошечный газон у тротуара, и я подумала: интересно, знакомо ли ей выражение «не заливай мне праздник»?
      Боже, какие глупости иногда приходят в голову…

      День казался чрезвычайно долгим, почти бесконечным. (Я уже говорила, что день был долгим?) Я тщательно избегала звонков миссис П., до сих пор не придумав, как за относительно короткий срок раздобыть пятьдесят тысяч. Мы спихнули еще немного масла с запахом маракуйи, объявив рекламную акцию: «Всем покупателям «Одежды от Бориса» – флакон масла для тела в подарок». К моему удивлению, это помогло избавиться от довольно большого количества уродливых борисовских тряпок.
      Лулу ткнулась в мою ногу, свесившуюся с дивана. Посмотрев на нее, я получила телепатическое сообщение: «Ты должна погулять со мной».
      А может, меня навел на эту мысль поводок у нее в зубах.
 
      С тяжким вздохом я поднялась с кушетки. Наличие собаки налагало больше обязанностей, чем мне казалось вначале. И я поняла, что в ближайшее время определенно не хотела бы заводить детей. Ребенка ведь не запрешь на целый день в спальне, оставив ему водички и игрушку, которую можно погрызть.
      На прогулке Лулу долго искала идеальное место для отправления своих естественных надобностей. Возможно, я чего-то не понимаю, но мне ее занятие казалось совершенно бессмысленным. Зачем отчаянно носиться взад-вперед, обнюхивая землю, прежде чем, пробежав двадцать семь раз по одному и тому же маршруту, усесться там же, откуда начали? А я набиралась сил перед деловой встречей, назначенной на вечер.
      На этот раз – для разнообразия – моим предполагаемым клиентом был парень. Какой-то Глисон. Во время телефонного разговора этот молодой человек вел себя странно. Впрочем, неудивительно – наверное, выпил для храбрости, прежде чем решиться позвонить антисвахе. То есть мне. С этой новой работой недолго было дойти и до раздвоения личности.
      Облегчившись, Лулу подняла голову и завиляла всем своим пушистым туловищем. Мы еще немного побродили – собака ведь целый день провела в квартире. Из чайного магазина вышла влюбленная парочка с одинаковыми татуировками «Смерть системе». Они направлялись в нашу сторону – и резко остановились, заметив Лулу.
      Женщина открыла было рот, но не успела задать вопрос.
      – Редкая порода – французский терьер «сентер-мол», – сообщила я, не останавливаясь. – Ужасно дорогая. Именно такая собака у Николь Ричи. Вы не знали?
      Оба глубокомысленно закивали.
      – Да, конечно, – сказал мужчина. – Я, кажется, читал об этом в журнале «Звезды Голливуда». – Пара двинулась дальше.
      Вероятно, они оглядывались на необычное существо, но я не знаю наверняка, так как ни разу не обернулась.
      Лулу трусила рядом, тяжело вздыхая и скаля зубы.
      – Знаю, знаю, моя фраза, наверное, была синтаксически неправильной. Но от тебя ведь в самом деле воняло, когда мы впервые встретились. А пудель – французская порода. В следующий раз представлю тебя как чихумопу. Может, нам удастся задать новую модную тенденцию.
      Зазвонил мой сотовый. Лулу зарычала.
      – Красавица, это не Лиззи! – возразила я, взглянув на дисплей. – Это новый клиент. Ты даже с ним не знакома, и… Боже, неужели я разговариваю с собакой? – Я открыла телефон. – Привет, Глисон, Что случилось? – Вероятно, решил все отменить. Многие трусят, когда дело доходит до личной встречи.
      – Звоню убедиться, что все в силе. Мы вас ждем не дождемся! Ой… Я хотел сказать – мне срочно нужно избавиться от Сары. – Судя по голосу, он немного запыхался.
      – Вы вроде говорили, что ее зовут Тина?
      – Да, конечно. Тина. Э-э… просто иногда я называю ее вторым именем – Сара.
      Лулу опять зарычала, злобно глядя на телефон.
      – Тсс! Замолчи, Лулу! Хорошо, Глисон. Все в силе, встречаемся в восемь в баре «О'Молли». Надеюсь, там не слишком шумно? Можно разговаривать?
      – Безусловно. Не терпится вас увидеть. До встречи. Да, кстати, мои приметы: невероятно красивый мужчина в сером костюме с желтым галстуком.
      Лили залаяла, а я презрительно поморщилась.
      – Ладно, как скажете. Я высокая. Длинные волнистые каштановые волосы с рыжеватым отливом. Буду в джинсах и белой блузке. До встречи.
      И поспешно отключилась, пока Глисон не стал дальше расписывать свои многочисленные достоинства. Что-то здесь было не так, только я не могла понять, что именно. Но путаница с именами меня насторожила.
      – Пойдем, Лулу. Энни уже должна быть дома, она с тобой поиграет.
      Я зашагала вперед, но Лулу крепко уперлась лапами в землю и осталась стоять, а в ответ на рывок поводка лишь залаяла.
      – Что? Тебе нужно еще… э-э… облегчиться? Тогда действуй.
      Она не сдвинулась с места – лишь взглянула па меня и опять пронзительно гавкнула.
      – Лу, у меня нет времени возиться с тобой. Пора домой, у Шейн дела, – произнесла я, взяв собаку под мышку и направляясь к дому.
      Она обиженно засопела, но больше не лаяла.
      По пути нам встретился посыльный па мотоцикле… Он посмотрел на Лулу… к тому моменту подобное выражение лица мне уже было очень знакомо. Я подняла руку, призывая его к молчанию – на случай если парень собирался ляпнуть какую-нибудь глупость, – и бросила на ходу:
      – Чихумопу. Возможно, с телепатическими способностями.
      А Лулу грозно рыкнула на него. Обожаю свою собаку.

       Правило № 4. Никогда, ни при каких обстоятельствах не вступайте в личные отношения с клиентами, а тем более – с их бывшими возлюбленными.
       Иначе в вашей жизни наступит хаос.
 
      – По-моему, это глупо, приятель, – уже третий или четвертый раз произнес Бен, сидя в полумраке за столиком бара «О'Молли». – Объясни мне еще раз: чего ради я должен тратить свое драгоценное время на общение с женщиной, которая не гнушается зарабатывать разрушением чужих отношений?
      На лице Глисона возникла характерная плутовская ухмылка.
      – Чтобы прямо высказать ей все, что ты о ней думаешь. Скажешь, какая она мерзкая, гнусная мразь, самим фактом своего существования оскверняющая нашу землю!
      Бен снова поворошил арахис в стоявшей перед ним вазочке, теша себя тщетной надеждой, что в баре все-таки были соленые крендельки – просто при предыдущем подходе он их не заметил. Проклятые женщины с их вечными диетами. Даже такая святыня, как соленые крендельки к пиву, была принесена в жертву великому Аткинсу.
      Брезгливо отодвинув орешки, он приподнял свою кружку, наполненную пивом – безусловно, с высоким содержанием углеводов:
      – Черт с ним. Так выпьем же за то, чтобы нам удалось как следует надрать задницу этой хищнице! И усадить ее в яму, которую она сама себе вырыла.
      Глисон наморщил лоб:
      – Интересное сочетание метафор… Впрочем, я согласен. Будем! – Фигурально выражаясь, он поднял свой бокал, и друзья залпом уничтожили оставшееся в кружках пиво. – Все, хватит. Она появится с минуты на минуту. Пойду за свой столик, не буду стоять рядом с тобой. Вдруг Лиззи показывала ей твою фотографию или еще что-нибудь в этом роде.
      Бен кивнул в знак согласия. Согласно намеченному плану, он должен был дать жертве пообщаться с Глисоном, а затем подойти к столику и как следует обругать ее. Предвкушение этого события доставляло Бену злорадное удовольствие. Примерно такое же, какое он испытывал бы при виде Тома Круза, вынужденного переспать с продюсером ради желаемой роли. Есть категория людей, заслуживающих унижения.
      – Хорошо, – кивнул он. – Итак, охота начинается.
      Бен подозвал официантку – симпатичную девушку, высокую и худую вроде Лиззи, – и заказал кока-колу. После «разборки» с антисвахой он собирался в спортзал, поэтому не стоило пить больше одной порции пива. Глисон тем временем занял столик у двери и стал поджидать жертву.
      Хотя какая же она жертва? Настоящей жертвой был Бен. «Впрочем, ты был не так уж и счастлив с Лиззи. И если она решила уйти, значит, у вас все равно не было будущего. Разве не так?» – промелькнула в голове мысль, которую он постарался запихнуть подальше, в дальний уголок сознания. Туда же, где хранились прочие незамеченные потуги совести. Вроде «уже шесть недель не виделся с мамой – и все равно не приходишь домой на воскресный обед» или «твоя племянница через пару месяцев пойдет в детский сад, а ты так ничего и не подарил сестре, чтобы поздравить ее с рождением ребенка».
      Открылась дверь, и вошла одна из самых красивых женщин, каких когда-либо видел Бен. У нее были длинные шелковистые волосы и стройное, спортивное, тело, не лишенное при этом соблазнительных округлостей в нужных местах. Женщина его мечты подошла к столику Глисона. Взглянула на него.
      И двинулась дальше.
      Черт возьми.
      Бен наблюдал, как незнакомка проследовала к стойке бара – медленно, расслабленно, будто прогуливавясь, – и подошла к сидевшей на стуле невысокой кудрявой блондинке. Затем женщина его мечты и блондинка слились в страстном поцелуе.
      Еще раз – черт возьми.
      Бен пожал плечами. Всех женщин мира все равно не заполучить. Когда он отвел взгляд от красавицы, Глисон уже сидел не один. В профиль его собеседница не представляла собой ничего особенного. Единственное, что привлекло внимание Бена, – длинные, волнистые каштановые волосы. Того оттенка каштанового, который на солнце отливает янтарем, как стакан пива.
      На ней были джинсы и простая белая блузка – такой неприметный, скучный наряд Лиззи не согласилась бы надеть и под страхом смерти. Неудивительно, что эта девушка на досуге занималась разрушением любовных взаимоотношений других людей. С собственной личной жизнью у нее, вероятно, были большие проблемы.
      Глисон вдруг звонко рассмеялся. Бен настороженно прищурился. Это было не притворное хихиканье шпиона, вынужденного играть свою роль, а веселый, искренний хохот – так смеется человек, которого кто-то пытается убедить, будто мужчины покупают журнал «Плейбой» ради чтения.
      Какого черта?!
      Пришло время для второго этапа запланированной операции. Бен встал, небрежно бросил на столик деньги за пиво и направился к ним. Злодейка подняла голову, продолжая улыбаться сказанному Глисоном, посмотрела на Бена – и их взгляды встретились.
      Заглянув в ее золотисто-зеленые глаза, он содрогнулся, охваченный сладким ужасом, как перед поездкой на «американских горках». На мгновение ему мучительно захотелось сбежать. Но уже через какую-то долю секунды Глисон тоже поднял глаза, и бежать было поздно.
      – Бен! Какая неожиданность! – громогласно воскликнул Глисон. – Это Шейн Мэдисон. Она… э-э… консультант.
      Он улыбнулся Бену. Того охватило легкое головокружение. Овладев собой, он протянул девушке руку:
      – Бен К-купер… Бен Купер, рад познакомиться.
      Шейн встала пожать ему руку – и при виде роскошного тела красавица-лесбиянка из бара утратила для Бена всякую привлекательность. Девушка была не худой и не пухлой, а скорее средней, с округлыми формами, которые так и хочется пощупать. «А еще лучше – укусить, – мысленно исправил себя он, обратив внимание на ее зад, пока та обходила вокруг стола. – Что со мной? Кажётся, от слишком частого общения с Глисоном я превращаюсь в похотливого кобеля».
      – Удивительное совпадение, – проговорила Шейн, оглянувшись на Бена через плечо.
      К счастью, не заметила, как жадно он изучал ее фигуру.
      – За всю жизнь не была знакома ни с одним Беном, а тут вдруг за неделю сразу двое. Правда, с другим Беном я не знакома лично, но…
      Глисон перебил ее с нервным смешком:
      – Точно. И откуда только взялось столько Бенов? В нашей софтбольной команде в этом сезоне появились целых трое. Почему родители не дают своим детям более мужественные имена? Например, Глисон?
      Она засмеялась:
      – Да, наверное, Бен – очень распространенное имя.
      Дождавшись, пока Шейн с Беном усядутся, Глисон снова заговорил. Лукаво ухмыляясь – ни дать ни взять озорной мальчишка с планеты Будвайзер, – он бросил на девушку пронизывающий взгляд:
      – Шейн, мы хотим вам кое-что сообщить.
      Шейн внимательно наклонила голову. И при виде изгиба ее длинной шеи Бен понял – пора действовать.
      – Подожди! То есть… Глисон, мне нужно сказать тебе пару слов. Насчет нашего дела.
      Глисон посмотрел на Бена как на сумасшедшего. Возможно, он был прав. Но на этот раз Бен твердо решил последовать зову внутреннего голоса, невзирая на мнение окружающих.
      – Ну, ты сам знаешь… Насчет того места… – Он посмотрел на Шейн. – О работе. Ничего интересного, но информация конфиденциальная. Может быть…
      Она улыбнулась:
      – Поверьте, мне известно, что такое конфиденциальность. Я отлучусь на пару минут, а вы пока поболтайте.
      И направилась в сторону туалета. Бен провожал ее взглядом, пока Глисон не вывел его из ступора, хлопнув по плечу.
      – О чем ты хотел поговорить? Я уже готовился нанести ей двойной удар.
      – Ах да. Как раз об этом. Теперь, увидев ее, я хочу… э-э… пересмотреть наш план.
      Сложив руки на груди, Глисон иронически взглянул на друга:
      – Она хорошенькая, и ты хочешь ее трахнуть.
      – Что? Нет, я не… это бред!
      – Рассказывай! У тебя такой обалделый вид, как в тот раз, когда мы видели Хайди Клум на матче «Никс».
      – Нет! То есть я хочу сказать… насчет Хайди Клум… Слушай, это ведь ты заявил, что хочешь от нее детей! Она… да заткнись вообще! Некогда рассуждать. Просто у меня появился другой план.
      Выражение лица Глисона по-прежнему оставалось скептическим.
      – Какой?
      – Ну, я подумал, что… что… нагрубить ей – слишком просто. Она ведь может встать и уйти, не дослушав даже про гнусную мразь.
      – Ну и что ты предлагаешь? Похитить ее, раздеть, связать, а потом объяснить, какая она сволочь?
      – Нет! И позволь заметить – в твоей голове рождаются жуткие вещи. Нет, я хочу причинить ей настоящую боль. Что, если я покажу ей свое расположение, начну встречаться, а потом, когда она в меня влюбится, сыграю в Дэвида Копперфильда?
      Глисон недоуменно прищурился:
      – То есть переспишь с супермоделью?
      – Да нет же, идиот! Просто исчезну. Хладнокровно брошу ее. А потом вместе поведаем ей, что мы в курсе ее делишек.
      Глисон медленно кивнул, постукивая пальцами по столу:
      – Знаешь, мне нравится твоя затея. В ней есть глубина. И размах. Да, друг, это хороший замысел. Давай реализуем его.
      Бен облегченно выдохнул. По какой-то непонятной для него самого причине он очень не хотел демонстрировать Шейн свою осведомленность.
      Он, конечно, собирался сделать это… когда-нибудь. Позже. Обязательно. Но не сейчас.
      – А почему бы мне не повстречаться с ней, а потом бросить? Она классная… – Глисон поиграл бровями.
      – Обойдешься! Это ведь я потерпевший. Значит, мне и мстить.
      – Ладно. Только, чур, в следующий, раз орудием возмездия буду я.
      Бен кивнул:
      – Конечно. А теперь заткнись – она возвращается.
      Не дойдя до столика футов десять, Шейн поймала взгляд Бена и остановилась, вопросительно наклонив голову. Он улыбнулся, кивнул, и тогда она присоединилась к мужчинам.
      При приближении девушки Бен встал, дождался, пока она устроится на стуле, сел – и подумал, как гордилась бы им мама, увидев редкое проявление хороших манер, которым учила его еще в шестом классе школы.
      Шейн улыбнулась, продемонстрировав маленькую ямочку в уголке рта.
      – Ну как, ребята, разобрались с работой? Если у вас долгий разговор, то я пойду – не буду мешать.
      – Нет! – выпалил Бен. – То есть… нет, не уходите. Все скучные вопросы мы уже решили.
      – Ага, решили, – подтвердил Глисон.
      – Итак, Шейн, чем вы занимаетесь? – спросил Бен.
      И тут же мысленно дал себе пинка под зад. «Вот дурень! Ты же сам все прекрасно знаешь. Только создал неловкую ситуацию».
      Но Шейн нисколько не смутилась.
      – Управляю бутиком в центре города. «Сенсьюэлити» – воплощение гедонизма для души и тела. – Слегка порозовев, она усмехнулась. – Тьфу! Я, кажется, разговариваю, как девушка из рекламы? Скоро попытаюсь продать вам масло для тела с запахом маракуйи.
      – Что?! Хотя, полагаю, мне вы сможете продать что угодно… – игриво произнес Глисон, наклоняясь к ней.
      По непонятной причине вид Шейн, смеющейся на пиру с Глисоном, усугубил неприятное волнение Бена. Но он не обратил на это внимания.
      Почти.
      Девушка взглянула на часы:
      – Жаль вас покидать, но мне сегодня нужно как следует выспаться. Э-э… Глисон, давайте назначим еще одну встречу, чтобы поподробнее обсудить вашу проблему.
      Глисон удивленно уставился на нее:
      – Какую проблему?
      – Ну… насчет разрыва, – прошептала она, покосившись на Бена.
      Бен буквально увидел, как в голове у Глисона, будто лампочка, засияла догадка.
      – Ах да… Точно. Мою проблему. Знаете, я решил повременить с этим. Хочу… еще немного подумать. Честно. Но все равно спасибо, – ответил он.
      Шейн улыбнулась:
      – Удачи. Надеюсь, у вас все наладится.
      – Правда? – Глисон удивленно приподнял бровь. – Это ведь неблагоприятно скажется на ваших доходах.
      – К сожалению, в нашем городе и так полно потенциальных клиентов для… моих консультаций, – сказала она, откидывая с лица волосы.
      К удивлению Бена, Шейн произнесла эту фразу почти печально. Никаких замашек хищницы не наблюдалось.
      Бен пнул Глисона под столом.
      – Ай! То есть – ой. Ой, уже много времени, – сказал тот, отодвигая стул. – Пора бежать. Рад был познакомиться, Шейн.
      Она встала:
      – И мне пора. Мне тоже было очень приятно познакомиться с вами.
      Бен протянул руку – почти непроизвольно – и кончиками пальцев коснулся ее локтя:
      – У вас не найдется… нескольких лишних минут? Я бы не отказался перекусить и поболтать. Если, конечно, вы не против. – Заметив ее нерешительность, он развел руками. – Ничего особенного. Просто подумал – если я друг Глисона, и вы – друг Глисона, значит, мы уже знакомы, правда?
      Шейн на мгновение задумалась и кивнула:
      – Да, конечно. Я не откажусь перекусить. Что-нибудь мясное, чтобы можно было немного прихватить для Лулу.
      – А кто такая Лулу?
      «Вот дерьмо, – подумал он. – Второй раз подряд западаю на лесбиянку».
      – Моя собака. Или овечка-мутант – смотря с какой стороны посмотреть, – пояснила она с такой лучезарной улыбкой, что ноги у Бена стали подкашиваться.
      Пока они усаживались обратно и звали официантку, в его мозгу настойчиво крутилась одна и та же мысль: «На этот раз я действительно попал в переплет. Это намного хуже, чем с Хайди Клум».
      – Ну вот. Я уже полчаса утомляю вас рассказами о рекламном бизнесе, – с внутренним содроганием произнес Бен.
      Теперь эта женщина никогда больше не захочет видеть его.
      Но ее глаза почему-то сияли. Хороший знак. Губы Шейн изогнулись в улыбке – и Бен осознал, что пропустил половину сказанного ею, неотрывно любуясь этими губами.
      Он покачал головой, злясь на себя:
      – Простите, Шейн, я, кажется, не понял…
      Она рассмеялась:
      – Либо вам со мной скучно, либо мы оба устали. Я говорила, что нахожу вашу идею для рекламы конфет очень свежей и оригинальной. Именно такую рекламу я хотела бы использовать для своего магазина. Если, конечно, он когда-нибудь станет моим.
      Радость, которой не стоило поддаваться – ведь эта женщина была не кем-нибудь, а антисвахой, – наполняла все его существо вопреки здравому смыслу. Бен помахал официантке, изображая рукой, будто пишет, чтобы та принесла счет. И понял, что хочет встретиться с Шейн еще раз.
      Хочет снова увидеть ее.
      По трезвом размышлении стало ясно – на самом деле его не особенно волновало, чем она занимается в свободное время. А с Лиззи у них все равно ничего не вышло бы.
      Шейн вынула из сумочки деньги, твердо отклонив протест Бена:
      – Давайте хотя бы пополам. Тогда у обоих останутся деньги, чтобы сходить куда-нибудь еще раз, – робко произнесла она. – То есть это, конечно, не обязательно… Я лишь хотела сказать…
      Бен дотронулся до ее руки.
      – Я бы с удовольствием пригласил вас куда-нибудь. Можно позвонить?
      Она кивнула, внезапно покрывшись румянцем. Шейн настолько отличалась от Лиззи, насколько вообще одна женщина может отличаться от другой женщины, – в этом и состояла главная загадка для Бена. Шейн оказалась искренней и бесхитростной.
      И как такой человек может быть «антисвахой»?
      Выходя из бара, Бен улыбнулся. Он был большим любителем головоломок.

      Я открыла дверь и едва успела поймать Лулу, которая радостно прыгнула ко мне на руки, едва не сделав в воздухе «бочку». Смеясь, захлопнула бедром дверь и заперла замки. Сделать это с собакой на руках было не так-то просто.
      – Да, я тоже рада тебя видеть. Да, принесла тебе еду. Смотри, какой вкусный чизбургер!
      Лулу неистово завиляла всем туловищем и стала лизать мне лицо, одновременно порываясь умыкнуть белый бумажный пакет.
      Появилась Энни в футболке с надписью «Колумбия». Футболка явно была ей велика.
      – Привет, Шейн, как все прошло? Неужели провела с клиентом все это время? И как он тебе? – Пока я тискала Лулу, она забрала у меня из рук пакет с едой и поставила на стол.
      – Ничего, нормальный парень. Правда, в итоге передумал меня нанимать.
      Энни нахмурилась:
      – Что? И ему на это понадобилось три часа? Надеюсь, ты взяла с него плату за потраченное время?
      Я улыбнулась и поставила Лулу на пол, намереваясь вымыть руки и накормить собаку.
      – Нет, но спасибо за идею, меркантильная ты моя. На самом деле все обстояло гораздо интереснее: я познакомилась с его другом. И мы, кажется, нашли общий язык.
      Энни потопала за мной к раковине, стараясь заглянуть в лицо.
      – Слушай, да ты вся светишься! Хватит сиять – рассказывай!
      – Ничего я не сияю! Не понимаю, о чем ты, – пробормотала я, безуспешно пытаясь спрятать блаженную улыбку, пока мыла и вытирала руки.
      По какой-то необъяснимой причине мне не хотелось ни с кем обсуждать Бена. По крайней мере, пока.
      – Нет, ты определенно сияешь. Давай подробности! – потребовала подруга.
      Прошмыгнув мимо нее, я схватила со стола пакет и стала крошить чизбургер в миску Лулу, одновременно пытаясь придумать достойный ответ.
      «Я познакомилась с парнем, ради которого готова прервать наступившую в моей жизни полосу воздержания»?
      Нет, слишком много пафоса. Похоже на правду, но театрально.
      Энни, тяжело дыша от волнения, последовала за мной в гостиную.
      – Выкладывай, Мэдисон. – Она стояла передо мной, вызывающе подбоченясь и поджав губы.
      Я поняла – разговора не избежать.
      – Ну… – Тут зазвонил сотовый.
      Я с облегчением схватилась за него:
      – Алло?
      – Шейн, это Мелисса. Завтра начинаю действовать. Мы с его братом разработали план: я появлюсь у Тони на работе и затею романтический ужин, – сообщила она, тяжело дыша.
      – С вами все в порядке? Вы как-то странно дышите.
      – Бежала по лестнице на четвертый этаж. Нужно ведь держать мышцы в тонусе, правда?
      Я оглядела свои совсем не спортивные ноги и вздохнула:
      – Да, конечно. Сама всегда хожу пешком по лестницам. А Майкл не против того, что вы сорвете его брату важное совещание?
      Тони, работавший подрядчиком, должен был встретиться на стройплощадке с представителями технадзора. Не самый подходящий момент для романтического свидания. Очень похоже на ситуацию с Беном и Лиззи, но что поделать – этот метод весьма эффективен.
      Мелисса засмеялась – правда, как-то неловко:
      – Они с Тони редко общаются в рабочие дни. Майкл о проверке не знает. Если до завтрашнего вечера ребята не успеют поговорить, все получится. Надеюсь, вы со мной?
      – Да. Буду изображать прислугу, так? Не забудьте прийти в ярость, если он откажется покинуть инспекторов ради вас, – напомнила я. – И не забудьте правило «четырех С»…
      – Сентиментальная, слащавая, совершенно сумасшедшая, – перебила Мелисса. – Да, я все поняла. Тони очень дорожит своим делом. Этот бизнес принадлежал трем поколениям его семьи, – добавила она. – Честно говоря, меня это немного беспокоит.
      – Ну что ж… А как, по-вашему, звучит «миссис Энтони ДиРизио»?
      Лулу залаяла на меня, я показала ей язык. Потом покачала головой и подняла вверх указательный палец, призывая к молчанию Энни, которая явно собиралась что-то сказать.
      В трубке воцарилось молчание. Затем послышался длинный, шумный выдох.
      – Это удар ниже пояса, Шейн, – ответила, наконец, Мелисса.
      – Зря вы так. Это ведь вы мне позвонили. Я же не делаю ставок на вашу будущую совместную жизнь с Тони или ее отсутствие. Просто пытаюсь выполнить порученную мне работу.
      – Да, никаких ставок – кроме пяти штук.
      Наступила моя очередь промолчать. Мелисса сменила гнев на милость:
      – Простите, Шейн. Вы правы – я сама этого хотела. И Тони, конечно же, человек, не лишенный недостатков. В нем слишком много самоуверенности и собственнических инстинктов. А романтический вечер в его представлении – это ужин в доме у его матери. Хотя бы поэтому у нас все равно ничего не выйдет.
      Я пожала плечами. Потом сообразила, что она меня не видит.
      – Решать вам.
      – Я согласна, – решительно ответила Мелисса.
      – Не забудьте о реквизите.
      – Шелковые простыни и чрезмерное количество духов. Все ясно.
      – А я принесу масло для тела. У меня, пожалуй, найдется пара лишних флаконов.
      – Масло для тела? Я же не собираюсь соблазнять его прямо на стройплощадке! – завопила она.
      – Нет, конечно. Во всяком случае, не при мне. Бр-р… – заверила я, содрогнувшись. – Но он должен поверить, что вы готовы на это, а в таком тонком деле аксессуары очень важны.
      – Вы либо очень хороший человек, либо очень плохой. Не могу понять.
      – Ни то ни другое. Созвонимся.
      Попрощавшись и нажав на кнопку, я взглянула на Энни. На сей раз расспросов не последовало.
      – Молчи. Ничего не хочу знать. Голова разболелась от одной твоей части разговора. К тому же нам нужно обсудить кое-что относительно Ника. А после расскажешь о парне, от знакомства с которым светишься…
      Энни устраивалась на кушетке поудобнее, явно готовясь к длительной беседе. Наблюдая за ней, я вдруг поникла. Сначала Бен, потом Тони, теперь Ник. Почему приходится разбивать сердца хорошим людям?
      И где все негодяи? Как бы они сейчас мне пригодились!
      Когда, наконец, пришло время чистить зубы на ночь, я чувствовала себя так, будто меня переехал грузовик с продукцией компании «Дримглоу». Сначала я пыталась уговорить Энни не впутывать меня в ее отношения с Ником, но мои старания завершились позорным провалом. Потом пришлось до полуночи выслушивать вместе со всеми подробный рассказ Фаррена о его первом съемочном дне.
      По-видимому, играть противного работника стоянки, бросающего плотоядные взгляды на симпатичных девушек (герой Фаррена имел традиционную сексуальную ориентацию), не такое бесперспективное занятие, как может показаться. Он надеялся, что впоследствии его персонажа сделают пропавшим и вновь найденным незаконным внуком самой влиятельной дамы города, рожденным от брата ее четвертого мужа. Или от дяди ее четвероюродного брата.
      Или еще от какого-нибудь очень дальнего родственника. В течение первого часа рассказа я внимательно прислушалась лишь однажды – когда Фаррен невзначай упомянул, что один из гримеров был очень мил с ним. Мишель насторожился:
      – Что значит «был очень мил»?
      Фаррен, рассмеявшись, пожал плечами:
      – Трудно сказать. Просто вел себя дружелюбно.
      – Насколько дружелюбно? Как член команды, опекающий новичка? Или как человек, желающий твоего тела? – безжизненным голосом, без тени улыбки осведомился Мишель.
      Лулу заскулила во сне, отвлекая на себя внимание. Воспользовавшись моментом, я поспешила выставить красавцев из комнаты, пока страсти не разгорелись, иначе спать бы мне наверняка не пришлось.
      Энни пришла в ванную, когда я там чистила зубы.
      – Молодец, что выпроводила их, пока не началась четырнадцатая серия мелодрамы «Ревность Мишеля», – сказала подруга.
      Я вздохнула, откладывая зубную щетку, и взяла на руки Лулу, чтобы почистить ей зубы маленькой резиновой щеточкой, как велел ветеринар. Зубная паста для собак по виду была похожа на мусс из ливерной колбасы, однако Лулу ее обожала. Сунув ей в рот покрытый резиной палец, я обратилась к Энни:
      – Хорошо бы ему избавиться от этого чувства. Ведь теперь, когда Фаррен наконец-то попал в шоу-бизнес, поводов станет еще больше.
      Энни усмехнулась:
      – Не уверена, что эпизодическую роль можно назвать участием в шоу-бизнесе. Однако ему все же удалось подобраться к этой сфере гораздо ближе, чем раньше.
      – Уверена, за этой ролью последуют и другие, гораздо лучше, – рассеянно произнесла я, сосредоточившись на удалении зубного камня из собачьей пасти.
      – Ты верная и искренняя подруга, Шейн. За это мы все тебя и любим, – сказала Энни, направляясь к себе в комнату.
      Потом остановилась и оглянулась.
      – Только не думай, что тебе удалось от меня отделаться. Завтра обязательно поговорим о твоем новом солнечном парне.
      Я небрежно поцеловала шелковистые локоны на макушке Лулу и доверительно сообщила ей:
      – Знаешь, у собак есть огромное преимущество перед людьми. Они никогда не пристают с дурацкими расспросами.
      – Я все слышала! – рявкнула Энни.
      А мои губы помимо воли растянулись в улыбке, которую я усердно сдерживала с того момента, как вернулась домой. «Бен Купер. Бен Купер, красавец с каштановыми волосами и зеленовато-карими глазами, попросил у меня номер телефона. Не буду дожидаться его звонка – сама приглашу его завтра на открытие галереи».
      Я осеклась, поймав взглядом собственное отражение в зеркале. Энни была права. Я сияла.
      Впрочем, само по себе это не означало ничего плохого.
      На следующий день, усаживаясь в офисное кресло в подсобном помещении «Сенсьюэлити» и угрюмо созерцая стопку бумаг высотой около фута, я судорожно прилаживала к уху гарнитуру сотового телефона.
      – Да, да, слышу. Ты. Я. Ник. Завтра. Хорошо. Уверена, что хочешь этого?
      Судя по голосу, Энни совсем не была уверена, хоть и старалась словами доказать обратное.
      – Да… То есть да, конечно! Он слишком хорош для меня. Разобью ему сердце, а потом совесть замучает. К тому же Мишель хочет познакомить меня с каким-то парнем из школы модельеров.
      – Да ты что?!
      – Шейн, в школе модельеров есть и гетеросексуалы. Не будь такой ограниченной. Я даже попросила Мишеля точно проверить. Не хочу, чтобы вышло, как с Рупертом.
      – Он так и не объявился с тех пор? – Просмотр почты не вдохновил меня.
      Ничего, кроме счетов и рекламной макулатуры – бумажной разновидности спама.
      – И не объявится. Руперт просто хотел предъявить меня родителям… Но хватит об этом. Давай поговорим о солнечном парне.
      Я непроизвольно рассмеялась.
      – Смеешься надо мной? – возмутилась подруга.
      – Нет. Просто… э-э… в общем… Энни, он великолепен! Веселый, интересный и… и интересуется мной. Ему не скучно было слушать мои идеи относительно обустройства нашего магазина. Это было так… м-м… интересно.
      – Сдается мне… что тебе было интересно, – сухо резюмировала она.
      Я взяла карандаш и стала нервно крутить в руках.
      – Выбирай слова, а то обижусь. Он красив – я говорила об этом? Вид слегка растрепанный, как у Люка Уилсона. Гетеросексуал. Холост. И сегодня вечером у нас свидание.
      – Хм. Ну и скорость. Здесь что-то нечисто. У него, случайно, нет неизлечимой болезни?
      – Энни!
      – Мы ведь в Нью-Йорке! Вчера вечером встретила одинокого красавца нормальной сексуальной ориентации, сегодня уже отправляешься на свидание. А может, у него восемь незаконных отпрысков и он планирует вытянуть из тебя кучу денег на их содержание?
      Я едва не уронила карандаш.
      – Энни! Можешь ты хоть раз в жизни отбросить свою подозрительность и порадоваться за меня?
      Она вздохнула:
      – Так и было, когда ты познакомилась с Китом. Помнишь? Впрочем, ладно уж, постараюсь… Порадоваться. Только не забудь – завтра ты встречаешься со мной и Ником; не назначай свиданий со своим расчудесным парнем. Кстати, как его зовут?
      – Бен.
      – Бен? Забавно… после случая с Ужасным Беном. Ты рассказывала ему?
      Карандаш в моих пальцах с треском переломился.
      – Ай! Нет, конечно. Ты действительно думаешь, что я готова выложить всю горькую правду о своей профессии красивому парню, с которым едва знакома?
      Энни засмеялась:
      – Да, ты права. О таких вещах лучше рассказывать внукам в старости. Лулу! Сгрызешь мою сумку от Кейт Спейд – отправишься в приют для бездомных собак! Мне пора бежать, Шейн. Пока.
      Я нажала кнопку отбоя и выдернула наушник, исполненная решимости не вставать из-за стола, пока не разберу всю корреспонденцию.
      – Шейн, – позвала с порога Солстис, – иди сюда. У нас покупатели.
      С другой стороны, письма могли подождать.

      Спустя семь часов я старалась как можно дальше забиться в лифт, прижимая к груди поднос, уставленный индийскими блюдами.
      – Э-э… Мелисса, не сочтите меня любительницей поныть… Но вы могли хотя бы предупредить, что стройплощадка находится на тридцатом этаже недостроенного небоскреба, – произнесла я истеричным тоном, обычно несвойственным мне.
      Мелисса рассмеялась, умудрившись при этом, к моему удивлению, не вывалиться из своего маленького красного платья. Похоже, она со всей серьезностью отнеслась к моей рекомендации одеться сексуально.
      – Да ладно, Шейн! Вы что, боитесь высоты?
      Глядя сквозь дверной проем лифта, в котором пока еще отсутствовала дверь, на стремительно удалявшуюся улицу, я тупо кивнула:
      – Да. Хотя раньше не знала об этом… Ой, мне срочно нужно домой… Погулять с овечкой. Написать завещание. Попросить у Господа прощения за грехи…
      Лифт остановился, накренившись и издав причудливый громкий звук, похожий на стон.
      – Плохой знак, – ляпнула я. – Лифты не должны стонать и шататься. Ни в коем случае. Если бы я была проверяющей, то…
      – Что бы вы сделали? – спросил один из самых симпатичных мужчин, которых я когда-либо видела.
      Может, не такой красавчик, как Бен, но, не будь я на волосок от ужасной смерти, могла бы всерьез им заинтересоваться. Смуглый, темноволосый, уверенный в себе, с крепкими мышцами строителя и скуластым лицом… высокий, красивый…
      Да. Безумно красивый.
      Я не сводила с него глаз, охваченная страхом и вожделением одновременно, и ни слова не могла вымолвить. Мужчина небрежно обнял Мелиссу, поцеловал в щеку… и удивленно взглянул на нее, приподняв бровь:
      – Привет, детка. Что ты здесь делаешь? Всегда рад тебя видеть, но у меня через несколько минут важная встреча. Я думал, это они едут на…
      – Смертоносном лифте? – пропищала я.
      Красавец повернулся и теперь смотрел на меня, так и не опустив бровь. Я пыталась выдавить из себя еще что-нибудь – безрезультатно.
      – Помогите… – Единственное слово, наконец, вырвалось из пересохшего горла.
      Тони – а это, очевидно, был он, если, конечно, за Мелиссой не бегали целых два итальянских красавца, – улыбнулся, вошел в лифт и взял меня под руку.
      – Не бойтесь. Вы, наверное, не привыкли к высоте. В такой ситуации лифт может вызвать ужас. Шагайте вот сюда, на пол. Смотрите – пол твердый…
      Он попытался вывести меня из лифта. Я испуганно озиралась, потом согласилась, нерешительно делая шаг вперед:
      – Да, пол твердый… Правда, стен нет. А я согласна находиться в здании лишь при условии, что у пего есть стены. Тем более на тридцатом этаже… Черт… – Едва не уронив поднос, я судорожно вцепилась в руку Мелиссы. – Стены, стены… Где стены?!
      Я старалась не обращать внимания на голый цементный пол и валявшиеся повсюду доски и брезент. И на тряпки, развевавшиеся на ветру, который дул оттуда, где теоретически должны были быть стены.
      Дыхание участилось.
      Мелисса, хоть и улыбалась, тоже была немного напряжена.
      Еще бы! Сложно оставаться спокойной, когда находишься на тридцатом этаже, а вокруг пустота.
      – Тони, это девушка из ресторана, – громко сообщила моя клиентка, взглядом указывая на меня. – Она накроет стол для нашего праздничного ужина и тут же уйдет.
      – Что? – спросила я, неохотно следуя за Мелиссой, которая тащила меня на середину комнаты, уводя от Тони на середину площадки без стен.
      – Теперь ясно что пять тысяч – вполне разумная цена. Это даже дешево. – пробормотала я.
      – Послушайте, Шейн, извините, что так вышло, но вам придется преодолеть в себе страх высоты. – прошипела Мелисса. – Племянница сестры моей бабушки сказала, что в ближайшие выходные Тони едет в ювелирный магазин «Фальзони». Понимаете, что это значит?
      Я попыталась угадать, отрешенно глядя на нее:
      – Что члены вашей семьи очень болтливы?
      Она легонько дернула меня за локоть.
      – Нет, это значит, что сегодняшнее мероприятие должно увенчаться успехом. Иначе конец всему.
      Каша, образовавшаяся от испуга в моем мозгу, вдруг улеглась. И я задумалась, что могло для меня означать слово «конец».
      Должно сработать. Обязательно. Иначе я не получу свои пять тысяч.
      И Мишелю не хватит денег на материалы для участия в конкурсе.
      А мне придется распрощаться с возможностью выкупить долю бизнеса у миссис П.
      Собравшись с силами, я стиснула в руках поднос и вежливо спросила:
      – Куда это ставить, мисс Франжелли?
      Она устало прикрыла глаза – лишь на мгновение, – а потом бодро улыбнулась мне:
      – Сюда, пожалуйста. И зовите меня Мелиссой.
      Тони подошел сзади, когда я размещала на столе блюда, а Мелисса расставляла свечи.
      – Э-э… дорогая, что происходит?
      С широкой улыбкой она повернулась к нему:
      – Сегодня годовщина нашего знакомства. Ты разве забыл, мой котик?
      Он удивленно зажмурился, будто от яркого света.
      – Котик? Нуда, конечно… Годовщина? Какая еще… то есть я хотел спросить – мы будем ужинать? Прямо здесь? Сейчас?
      – Да, дорогой. Mipiaci, mipassione, – ворковала Мелисса.
      Судя по выражению лица Тони, подобная манера разговора обычно была ей несвойственна.
      Но ему, похоже, понравилось. Черт.
      – Здорово. Только у меня уже назначена встреча с представителями технадзора. Надо было позвонить заранее, – рассудительным тоном произнес он.
      Мелисса «пришла в ярость»:
      – Что? Неужели какая-то глупая встреча с какими-то дурацкими представителями важнее меня? А я даже простыню захватила! – заявила она, вытаскивая из сумки алую шелковую простыню.
      Я немного потопталась на месте, демонстративно шаркая ногами, и отвернулась, делая вид, будто ослепла и оглохла.
      Мелисса повысила голос:
      – Я мечтала о романтике, о безудержной страсти! А для тебя, оказывается, важнее твоя скучная работа и разговоры с занудными инспекторами! Отлично. Значит, у нас разные интересы.
      «Ой, ой. Гонишь, Мелисса. Не спеши», – подумала я.
      Он поднял руки, будто капитулируя:
      – Эй, тише. Если тебе так захотелось устроить романтический вечер… я перенесу эту встречу. Черт, ради этого я вообще готов пожертвовать всем проектом! Да гори он огнем, этот дом! Ты ведь знаешь, как я люблю тебя, Мел… – Тони подошел к Мелиссе и нежно взял ее за подбородок. – Сегодня ты, можно сказать, воплотила одну из моих фантазий. Останься, mia tesorina.
      С бесстыдным любопытством я наблюдала, как он наклоняется к ней для поцелуя. Когда руки Мелиссы страстно обвили его шею, стало ясно – она окончательно потеряла голову.
      Я и сама бы не устояла на ее месте. «И с чего ей вздумалось расставаться с таким парнем, как Тони? – недоумевала я. – А может, мне удастся заполучить его, если затея Мелиссы сработает?»
      Коротко попрощавшись, я покинула сладкую парочку. Впрочем, слившись в пламенном поцелуе, они вряд ли заметили мой уход. Я была так расстроена своим полным провалом, что почти не замечала ветра, свистевшего сквозь открытую кабину лифта. Правда, когда лифт, наконец, приземлился, еще две-три минуты не могла оторвать пальцы от поручня.
      Предстоящее свидание с Беном было единственным, что сдерживало мой порыв помчаться домой заедать тоску чипсами «Читос». К тому же Мишель с Фарреном обещали «понянчиться» с Лулу. Моя собака была в хороших руках. Они даже обронили пару слов насчет покупки декоративного ошейника.
      Конечно, не стоило заявляться в галерею Херона в костюме официантки, состоявшем из черных брюк и белой блузки. Заранее припасенный наряд ждал меня на рабочем месте. Мне очень хотелось произвести на Бена впечатление.
      Не меньшее, чем он произвел на меня.
      В помещении был приглушенный свет, играла мягкая, вкрадчивая восточная музыка в исполнении Йо-Йо Ма, а запах канапе напомнил, что я еще не ужинала. Все бы хорошо, если бы не женщина в оранжевой виниловой юбке с английской булавкой. Она подошла к Бену дюймов на десять ближе, чем мне бы хотелось.
      – Чудесный экспонат, не правда ли? – нараспев проговорила она. – Это воплощение разочарования художника коммерциализацией нашей современной культуры, насквозь пропитанное ироническим отношением к действительности. Вы не находите?
      Стоя позади нее, я пренебрежительно возвела глаза к потолку при виде ярко освещенного изделия непонятной формы на акриловой подставке. Что за дребедень? Потом осмотрела на себе розовую шелковую кофту и черную хлопчатобумажную юбку. Кажется, эта девица в виниле с булавками меня перещеголяла. Еще одно поражение за сегодняшний день.
      Бен повернул голову, посмотрел на мисс Застрявшую в Шестидесятых, и снова перевел взгляд на экспонат.
      – Нет, не нахожу, – ответил он. – Эта штука больше смахивает на поплавковый клапан карбюратора моего «астон-мартина», если воткнуть к него страусовые перья..
      Та выпучила глаза – казалось, они вот-вот выскочат из-под наклеенных ресниц, – и удалилась, бормоча себе под нос что-то о плебеях.
      Бен улыбнулся:
      – Простите. Не выношу кривляк, изображающих из себя тонких ценителей искусства. Надеюсь, я вас не огорчил?
      Я одарила его ответной улыбкой:
      – Нисколько. Хотя, подыграв немного, вы могли бы иметь успех. Под этим винилом скрывалось неплохое тело.
      Он неопределенно пожал плечами. Этот жест ему очень шел – особенно когда он был в рубашке с коротким рукавом. (Я рассказывала, что мужские руки и плечи – моя слабость? М-м…)
      – Я вполне доволен тем, что имею, – возразил Бен, отвлекая; меня от любования его грудью.
      Мягко коснувшись ладонью моей спины, он повел меня сквозь толпу посетителей. Я замедлила шаг перед огромным холстом, висевшим в самом центре зала.
      – Кажется, еще одно… как его там? Воплощение разочарования художника…
      Бен долго и пристально смотрел на картину.
      – Несомненно. Эта вещь определенно кое-кого разочаровала. Вероятно, меня. Не желаете перекусить?
      – Определенно желаю. Вы не будете против, если мы сначала проведаем мою овечку?
      – Кого?!
      Я вздохнула:
      – Долго рассказывать. Вы любите собак?
      – Обожаю. А при чем здесь овечка?
      – Ну, в общем… Однажды, выходя: из дома, я увидела в коридоре маленькую овцу-мутанта…
      Я пересказала ему историю появления в моей жизни Лулу, зашла домой – убедиться, что с ней все в порядке (она находилась в собачьем раю – кажется, благодаря говяжьему филе), и мы отправились в ресторан. Над входом в заведение виднелась красно-черная вывеска.
      – «Сакэ Нуар»?
      Бен галантно открыл передо мной дверь.
      – Доверьтесь мне. Это отличное место. Потрясающий сплав французской и азиатской культур. Музыка в галерее навела меня на мысль пойти сюда.
      – М-м… Йо-Йо Ма. Да, он великолепен, – согласилась я.
      Мы проследовали за старшей официанткой и уселись у стены, украшенной изображениями летающих драконов. Бен поблагодарил девушку за меню и протянул мне одно из них.
      – Я однажды видел его живьем, – сообщил он. – В «Карнеги-холл». Йо-Йо Ма настоящий волшебник. Мне тогда показалось, что я попал в рай и слышу голоса ангелов, – продолжал Бен с отрешенным взглядом.
      Затем взглянул на меня и усмехнулся:
      – Извините, это, наверное, звучит странно.
      – Нисколько, – сказала я, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание, чтобы не выкинуть какую-нибудь глупость.
      Скажем, не рухнуть в обморок прямо к его ногам. Со мной ужинал мужчина, с которым можно было говорить не только о бейсболе. Это, без сомнения, значило, что жизнь прекрасна.
      – Мне остается лишь догадываться, как прекрасна его музыка в живом исполнении. Однако я приятно удивлена… Вы находите время для культурной жизни. Моим последним «выходом в свет» было посещение мюзикла «Авеню Кью», где куклы пели о том, что смотреть порнографию в Интернете не самое высокоинтеллектуальное развлечение, – продолжала я, внезапно почувствовав себя дурой.
      Бен улыбнулся:
      – А спектакль был смешной?
      – Очень! Там была девочка, которой снилась школа для монстров…
      В конце ужина, за чашкой зеленого чая (пошлого печенья с предсказаниями в «Сакэ Нуар» не подавали), мне стало казаться, что я знаю Бена давным-давно. Вероятно, решением небесных инстанций нашим душам был уготован совместный путь.
      Кроме того, мне хотелось переспать с ним. Ужасно хотелось.
      По-видимому, все дело было именно в этом. Нельзя же влюбиться в человека за один вечер, как бы ни были вкусны мясные шарики из мраморной говядины с тонко нарезанным авокадо, острым соусом айоли и икрой летучей рыбы.
      Подписав счет и подняв на меня взгляд, Бен поинтересовался:
      – Как насчет мороженого с горячим шоколадом?
      «Боже, мне конец», – подумала я.

      С утра пораньше Лулу уютно устроилась у меня на коленях, нахально требуя почесать ей пузо. Результатом нашей совместной утренней прогулки были три удивленных взгляда, два вопроса «что это?» и одна изумительно вонючая кучка.
      – Чем они тебя вчера накормили, Лулу? – озадачилась я. – Надо бы устроить ребятам разнос, чтобы больше не давали собаке острой еды.
      Лулу сильно вывернула шею, обращая на меня свой взор; мордочка с высунутым набок языком выражала блаженный экстаз. Услышав шаги Энни, я подняла взгляд. Одетая в потрепанную футболку с надписью «Лед Зеппелин», подруга имела изможденный вид.
      – У меня открылся талант к поглаживанию собачьих животов, – похвалилась я.
      – Что весьма кстати, ведь талант к разлучению влюбленных у тебя, кажется, отсутствует, – парировала Энни, откидывая с лица пышные кудри. – Кофе будешь?
      – Да, после утреннего наезда Мелиссы порция кофе мне просто необходима. Ты, наверное, слышала мою часть разговора? – морщась, спросила я.
      – Угу. Значит, попытка Мелиссы соблазнить его прямо на рабочем месте не оттолкнула Тони?
      – Скорее наоборот… Мелисса сказала – он отменил встречу с проверяющими и целых два часа не отпускал ее.
      Энни присвистнула:
      – Два часа? Может, Мелисса уступит мне этого парня, раз уж он ей совсем не нужен?
      – Проблема в том, что он горит желанием жениться, а Мелисса дорожит свободой. К тому же Тони, видимо, по натуре собственник, и ее это бесит.
      Энни засмеялась:
      – Тогда понятно… Но два часа! Ради такого я бы согласилась примириться с парочкой недостатков.
      Спрыгнув с моих колен, Лулу потрусила на кухню.
      – Не поддавайся чарам ее несчастных глаз, – предупредила я подругу. – Она уже позавтракала.
      – Ничего страшного, милая. Правда, Лулу? Не слушай злую Шейн, – ворковала Энни противным сюсюкающим тоном, – Энни угостит тебя кусочком кекса.
      – Что происходит? – удивилась я. – Сначала ты брезгливо морщилась от одного вида моей собаки, а теперь сюсюкаешь и делишься с ней кексом?
      Лулу возмущённо гавкнула.
      – Впрочем, у меня нет возражений, – поправилась я. – Но все же – что случилось?
      Энни встала и выглянула из кухни.
      – Наверное, прозвучит глупо, – промямлила она, – но тебе никогда не казалось, что собаки обладают каким-то… ну, шестым чувством, что ли?
      – Возможно, – с опаской согласилась я.
      – А поконкретнее?
      – Просто вчера вечером зазвонил телефон. Домашний. Я собиралась взять трубку, не глядя на определитель. А Лулу стала на него лаять. По-настоящему – шерсть дыбом, и все такое. Впрочем, это полный бред… – смешалась она, краснея. – Забудь.
      – Нет уж, говори, – настаивала я. – Звонил… кто-нибудь, кого ты терпеть не можешь?
      – Вовсе нет! Это была мама. Но я сейчас стараюсь не отвечать на ее звонки… А то она попросит меня поводить по магазинам приехавшую в Нью-Йорк дочку ее подруги. – Энни налила кофе и вернулась с двумя кружками в руках. – Если бы я взяла трубку, пришлось бы согласиться. А если продержусь еще пару дней, она успеет уехать к себе во Флориду.
      Я засмеялась:
      – Какая ты нехорошая. Неужели это было бы так тяжело?
      Нахмурившись, Энни протянула мне кружку с кофе.
      – Кошмар. Она спрашивала, есть ли у нас в городе дешевые сувенирные лавки. Пришлось бы целый день выбирать брелки в виде «Большого яблока», потому что они, видите ли, «очень милые».
      – Фу, – произнесла я с гримасой отвращения.
      Энни ненавидела сувениры, как и вообще все связанное с туризмом. А также туристов. Иногда нарочно указывала неверный путь – просто развлечения ради, – когда у нее спрашивали дорогу.
      – Значит, Лулу спасла тебя от перспективы провести целый день за покупкой вульгарных сувениров?
      Энни вновь залилась краской.
      – Знаю, знаю. Звучит неубедительно. Но, как бы там ни было, она заслужила кусочек кекса.
      Лулу уселась передо мной. Крошки кекса прилипли к ее усам.
      – Ладно, только не давай шоколада. Ветеринар, то есть бывшая девушка Волосатого Монстра, говорит, собакам он очень вреден, – распорядилась я и одним глотком выхлебала почти полкружки кофе.
      – А как ее зовут? Доктор… как ее там?
      Этот вопрос ввел меня в замешательство.
      – Знаешь, понятия не имею, Я была так сосредоточена на попытках не воображать ее в постели с Волосатым Монстром, что почти все пропустила мимо ушей.
      Энни вздрогнула, услышав мои слова, и вновь пошла на кухню.
      – Налить еще кофе? – спросила она.
      – Нет, мне пора. У нас сегодня событие – прибудет новая коллекция бархатных пиджаков. Нужно будет переделать главную витрину под… знойную зиму.
      Энни рассмеялась:
      – На улице девяносто градусов, Шейн.
      – Да, но я ведь работник торговли. Сказали – зима, значит, должна быть зима. Придется вообразить, будто на улице холодно. И рано смеркается…
      Лулу тявкнула и сделала кувырок.
      – Нет, Лулу, я сказала «смеркается», а не велела тебе кувыркаться!
      Лулу снова гавкнула, кувырнулась и уставилась на меня, виляя хвостом. Прибежала Энни:
      – Шейн, ты видела это? У тебя гениальная собака!
      – Ага. Гениальная, только малость глуховата, – ответила я, поднимаясь и стряхивая с ляжек собачью шерсть. – Увидимся.
      – Не забудь – в шесть часов, в институте рэйки «Фламинго и рай».
      – С чего тебе снова взбрело в голову заняться системой естественного исцеления?
      – Потому что Ник – весь из себя бизнесмен; если сочтет меня поклонницей культуры «нью-эйдж», то может потерять интерес.
      Вздохнув, я открыла дверь.
      – Ладно, рэйки так рэйки. Договорились.
      Погруженная в мрачные размышления, я едва не пропустила свою станцию… А протиснувшись сквозь толпу и выбравшись на платформу, окончательно ужала духом. Если не смогу придумать для Мелиссы новый, более эффективный способ избавиться от Тони, придется вернуть ей чек. И вернуться на исходную позицию, опустошив свой накопительный фонд.
      Из-за этого щекотливого вопроса я старательно избегала встреч с миссис П. Поэтому логично, что именно она оказалась первым человеком, с которым я столкнулась, едва успев войти в магазин и снять солнечные очки.
      – Здравствуй, милая! – произнесла она низким, грудным голосом. – Как я рада тебя видеть! Эти новые бархатные вещицы просто чудесны.
      На ней был вишневый бархатный пиджак с кружевами, надетый поверх желтой блузки в оранжевую полоску. Я замерла в изумлении – и вновь надела солнечные очки.
      – Миссис П., это вы? Так вот откуда этот яркий свет!
      Она улыбнулась:
      – Не дерзите, юная леди! Вы, молодежь, не имеете представления о том, как правильно одеваться. Все время ходите в черном.
      Я перевела взгляд на свою одежду – джинсы со светло-зеленой майкой – и протяжно произнесла:
      – Это точно. В черном.
      Из подсобки показалась Солстис с радужной охапкой бархатных вещей.
      – По-моему, эти цвета слишком яркие, вам не кажется? Как будто гномика с коробки «Лаки чармс» стошнило радугой, – пожаловалась она.
      Оценив ее безупречно черный костюм, мы с миссис П. переглянулись и пожали плечами.
      – Дорогая, нам нужно поговорить. Уделишь мне минутку? – спросила хозяйка.
      – Конечно, – ответила я.
      А душа тем временем отправилась прямиком в пятки. Вдруг она уже нашла человека, готового немедленно выложить пятьдесят тысяч? Проблемы с налогами вряд ли будут ждать, пока я разлучу еще сотню несчастливых пар.
      Нервно выкручивая себе руки, я последовала в подсобку за миссис П. Затем, осознав глупость своего поведения, опустила руки. Не хватало еще превратиться в героиню романа викторианской эпохи! Выпрямилась, успокоилась и прислонилась к стене, ожидая вестей.
      – Не знаю, рассказывала ли ты об этом Солстис, поэтому решила поговорить здесь, наедине, – сказала миссис П., копаясь в расшитой огромными серебристыми блестками сумочке.
      Через пару минут безуспешных поисков она решила вывалить на стол все ее содержимое.
      – Вот он! – Выудив какую-то визитную карточку, Миссис П. помахала ею у меня перед носом. – Нашла! Это номер моего знакомого. На этой неделе у тебя встреча с ним. Не опаздывай – он этого очень не любит. По его мнению, привычка опаздывать свидетельствует о безответственности в финансовых вопросах, в общем, что-то в этом духе.
      Я ничего не понимала.
      – Ваш знакомый? Какой знакомый?
      – Банкир. Придешь к нему и договоришься о ссуде на развитие малого бизнеса. Собери бумаги – насчет обеспечения и всего прочего. – Она протянула мне визитку и убрала остальное обратно в сумочку. – Пожалуйста, не опаздывай! А мне пора – собиралась позавтракать с Лиззи. Она, наверное, уже бросила своего милого маклера.
      – Обеспечение? – вторила я тихим эхом.
      Миссис П. похлопала меня по плечу.
      – Милая, бросай привычку бубнить себе под нос – это производит отталкивающее впечатление. Честно говоря, я подозреваю, что Лиззи уже сожалеет о разрыве с Беном. Ладно, мне пора. Увидимся позже.
      – Позже, – подтвердила я, сползая по стене, и уселась на пол, стараясь унять нервную дрожь.
      Банкиры… Обеспечение…
      Какой кошмар!

      Глисон в бешенстве бросил перчатку на землю.
      – Какой же это страйк?! Судья, разуй глаза!
      Бен вытер пот со лба нижним краем линялой футболки.
      – Бесполезно, Джи! У парня лапша вместо мозгов. Мы и так победили с перевесом в пять очков. Слава Богу, игра закончилась. Пойдем поищем, где тут можно выпить пару галлонов «Гатореида». По-моему, это самый жаркий сентябрь за всю историю человечества.
      Друзья пошли через поле – обменяться рукопожатиями с побежденными соперниками.
      – А говорят еще, что команда агентства «Барклай» – одна из лучших, – злорадно проворчал Бен. – Однако мы разбили их в пух и прах.
      Глисон пихнул его в живот локтем:
      – Заткнись и будь великодушным! Ребятам и так несладко. Сначала ты отбиваешь у них контракт с «Джелли Джем», а теперь мы их еще и в софтбол обыграли.
      Они подошли к противникам, произнесли дежурные слова – молодцы, мол, хорошая была игра, – и побежали на свою половину забирать снаряжение.
      – Вот как? – спросил Бен, удивленно взглянув на Глисона. – А разве не ты пытался распустить слух, что в руководстве агентства «Барклай» сидят мерзавцы, обирающие маленьких детей и щенят?
      Глисон развел руками, и его лицо приняло невинное выражение, вступавшее в противоречие с лукавым блеском в глазах.
      – Эй, я же шутил. Ну, преувеличил немного, чтобы произвести впечатление. К тому же про щенят все равно никто не поверит. В таких делах очень важно знать меру.
      Забрав свои вещи, они двинулись на стоянку – к крошечной «хонде-сивик-гибрид», принадлежавшей Глисону.
      – Да, кстати, о преувеличениях – ты не слишком увлекся этой антисвахой? Когда собираешься сообщить ей правду? И безжалостно покинуть?
      Бен смотрел перед собой, сдерживая улыбку.
      – Скоро. Очень скоро. Дождусь, пока она ко мне привяжется, и раздавлю.
      Глисон остановился перед автомобилем, открыл багажник, сложил туда вещи и пристально посмотрел на Бена:
      – Ну конечно. И кого ты пытаешься обмануть? Улыбаешься как идиот – совсем как в начале романа с Лиззи, когда она еще к тебе не охладела.
      Бен забросил сумку в багажник и захлопнул его.
      – Лиззи не охладевала ко мне. И мы классно провели время. Просто у нас не сложилось. – Он повернулся к приятелю, прислонившись к кузову автомобиля. – И еще, ты прекрасно знаешь, что я терпеть не могу, когда ты говоришь гадости про моих девушек. Хватит.
      – Да, конечно, вы у нас последний джентльмен грубой современности, сэр Камерон, – пренебрежительно отозвался Глисон. – Да, кстати… Ты сказал «моих девушек»? Значит, Шейн – твоя девушка? Ну, парень, ты и попал… – Сложив руки на груди, он сочувственно посмотрел на Бена. – На вид она, конечно, красотка. Но по сути – змея. Гадина, уничтожающая мужчин и разрушающая любовь.
      – Не волнуйся, все под контролем, – с легкой обидой в голосе возразил Бен. – Я заманю змею в ловушку. А потом задам ей фирменную взбучку от Бена Камерона.
      – Ну-ну… Как скажешь, приятель. Пора начинать записывать за тобой, а то не успею скопить материал для речи шафера.
      – Да заткнись ты! Даже тот факт, что у тебя два месяца никого не было, да дает тебе права изводить меня, – сказал Бен.
      И мысленно удивился том, что намек на свадьбу не напутал его.
      Ну, почти не напугал.

      Взяв с Солстис обещание закрыть магазин – вообще-то это моя обязанность, – я ушла с работы пораньше, чтобы успеть разыскать институт рэйки «Фламинго и рай». Но по пути к метро вдруг вспомнила, что оставила дома все записи. Достала из кармана сотовый телефон, намереваясь позвонить Энни. И тут раздался звонок.
      «Синяя птица».
      Что это? Зоомагазин? Бар? Впрочем, какая разница… Мне некогда было тратить время на разговоры.
      – Что вам нужно? – раздраженно ответила я.
      – Шейн, это Брэнда. Помните Брэнда, у которой попугай?
      «Ой. Ах да. Одна из моих последних клиенток».
      – Привет, Брэнда. Вы работаете в зоомагазине?
      – Что? – рассеянно спросила она. – Нет, в книжном – мы продаем книги, связанные с азартными играми. Давайте еще раз все повторим. Вы уверены, что это поможет?
      Я остановилась у эскалатора.
      – В таких делах ни в чем нельзя быть уверенной. Но, научив попугая произносить эти слова, вы повысите вероятность получения нужного результата.
      – Он должен говорить «Целуй меня, Трэвис, целуй меня крепче»?
      – Да. Только с другой интонацией. Ваши слова звучат скорее злобно, чем романтично, – поправила я. – Вложите побольше эмоций.
      – У вас бы, наверное, тоже не очень весело получалось, если бы вам пришлось учить вашу долбаную птицу просить придурочного друга вашего придурочного любовника поцеловать вас!
      Я устало прикрыла глаза.
      – Послушайте, ведь не я это придумала. Моя основная задача – помочь клиенту избежать конфликта. Но если вы сделаете, как задумали, то будет огромный скандал.
      – Мой парень спит с моей подлюкой сестрой. А его лучший друг Трэвис все это время лгал и покрывал его. Отличный план – пусть достанется им обоим, – с горечью в голосе произнесла Брэнда. – Он решит, что я изменяла ему с лучшим другом, а мне больше не придется смотреть на его гнусную рожу.
      «На заметку: больше не возьмусь устраивать разрыв в духе Джерри Спрингера. Что за гадость…»
      – В любом случае, – продолжала Брэнда, – он размазня. Будет орать – просто вышвырну его вон.
      Я решила предпринять последнюю попытку переубедить ее:
      – Может, все же вернемся к моему первоначальному плану – научим птицу более безобидным словам? Мне очень понравилась фраза «Янки – молокососы». У парня точно крыша поедет, но на вас он злиться не станет. Просто ему захочется поскорее смыться подальше от вас и вашего попугая.
      – Да, но я хочу обидеть его посильнее1. Он трахает мою сестру. И заслуживает настоящей боли.
      – Но…
      – Да, именно боли!
      Ещё один прохожий чуть не сбил меня с ног. Мне надоело препираться.
      – Дело ваше. Но обязательно позвоните – расскажите, как все прошло. И поставьте меня в известность, если все-таки передумаете. Тогда мы сочиним другой план, хорошо? – Взглянув на часы, я вздрогнула.
      Энни убьет меня, если я не явлюсь.
      – Послушайте, я очень спешу. Может, созвонимся позже?
      – Сначала научите мою птицу произносить нужные слова, – заявила она.
      – ЧТО?
      – Пепе рядом со мной. Скажите ему – с чувством, как вы предлагали. Сейчас поднесу трубку к его голове.
      – Что?! Брэнда, я на улице, вокруг люди! Я не собираюсь учить вашего попугая…
      – Три слова, Шейн. И пятьсот долларов.
      Пришлось уступить.
      – Ладно, давайте его сюда.
      Выждав пару секунд, я оглянулась по сторонам, в отчаянии созерцая кишащий людьми тротуар, и, неловко сгорбившись, прижала телефон к уху.
      – Пепе? Скажи: «Целуй меня, Трэвис. Целуй меня крепче».
      Пепе издал странный скрипучий звук. Затем в трубке послышался голос Брэнды:
      – Громче. Врядли он слышал. И, чтобы попугай запомнил, нужно повторить несколько раз. Давайте.
      – Но… Да, конечно. – Я зажмурилась.
      Набрала в грудь воздуха и отчеканила:
      – Целуй меня, Трэвис. Целуй меня крепче. Целуй меня, Трэвис. Целуй меня крепче. Целуй меня, Трэвис. Целуй меня крепче!
      Открыла глаза под звуки аплодисментов. Человек пять-шесть окружили меня, хлопая в ладоши и весело кивая. Один лысый мужик одобрительно свистнул.
      «Почему в нужный момент рядом никогда нет ямы или открытого колодца, куда можно было бы провалиться?» – подумала я.
      Затем улыбнулась, превозмогая стыд, поклонилась публике, промямлила в трубку:
      – Все, я закончила, – и бросилась к эскалатору.
      Пятьсот долларов вдруг стали казаться мне очень маленькой суммой.
      Я успела проскользнуть на задний ряд лекционной аудитории – буквально за полсекунды до того, как парень в чалме закрыл дверь, – и стала искать взглядом Энни и Ника. Они сидели в предпоследнем ряду, теснясь на крохотных стульях, рядом с пожилой особой в красном шелковом восточном халате с поясом. Миссис П. была бы в восторге от ее одеяния.
      Увидев меня, Энни яростно замахала рукой. Приземлившись на стул, который она заняла для меня, я огляделась. Девственно-белые стены аудитории были щедро украшены блестящими драпировками. На металлических стульях сидело около тридцати человек в самых разнообразных одеждах – от ярких халатов до строгих деловых костюмов.
      – Ты же обещала прийти пораньше! – зашипела на меня Энни.
      – Извини. Мне пришлось учить попугая говорить непристойности, – оправдывалась я.
      Три человека, сидевших впереди, обернулись и уставились на меня.
      – Ой. Кажется, я слишком громко говорю. Извините, – прошептала я, тут же приняв импульсивное решение – никогда больше не произносить слова «попугай».
      Эта мысль почему-то напомнила мне о «Синей птице». Но при чем здесь азартные игры? Ах да… Синяя птица приносит удачу.
      – Привет, Шейн, – сказал Ник. – Ты учила попугая играть в азартные игры?
      – Привет, Ник. Нет… В общем, долго рассказывать. Простите за опоздание. – Опять я думала вслух.
      Он улыбнулся:
      – Ничего страшного. Наш гуру, как видишь, тоже припозднился.
      Женщина в халате наклонилась к Нику:
      – Простите, но специалиста по рэйки не называют «гуру». Понимаете…
      – Заведи себе своего парня, бабуся, – огрызнулась Энни.
      Мы с Ником были в шоке от ее поведения.
      – У меня сегодня был плохой день, – извинилась Энни. – Прошу прощения, мэм, – сказала она обиженной женщине.
      Та лишь фыркнула в ответ и произнесла что-то насчет рыжих девчонок, которым не мешало бы улучшить свои гомеостатические реакции.
      Я сникла. Если суть собрания состояла в улучшении гомеостатических реакций – значит, мне предстоял долгий, тягостный вечер.
      – Знаешь, Энни, мне, пожалуй, пора домой. Надо побыть с Лулу. Не хочу, чтобы бедная собачка чувствовала себя покинутой – после всего, через что ей пришлось пройти… – с надеждой начала я.
      Энни гневно сверкнула глазами:
      – Хорошая попытка! Только твоей собаки нет дома. Мишель с Фарреном повели ее на вечеринку для собачек и рыбок.
      – Куда?!
      – Тсс! Вот и лектор. Умираю от желания узнать побольше об агропатии, – перебила она.
      – По-моему, это называется «аллопатия»… – усомнился Ник.
      – Не важно, – парировала она. – Обожаю эту отрасль медицины. Теперь молчите и слушайте.
      Я пожала плечами под вопросительным взглядом Ника. Не объяснять же ему, что плохое настроение Энни объясняется ее желанием порвать с ним. И при этом он ей ужасно нравится.
      К тому же это было бы нарушением кредо лучшей подруги, гласящего: «Никогда, ни при каких обстоятельствах не предавай свою подругу – ни в делах, ни в мыслях – и не выдавай мужчинам ее секретов». Я никогда не изменяла этому принципу. И не собиралась делать ничего подобного, даже будучи убеждена в неправоте Энни.
      Украдкой взглянув на Ника, который смотрел на Энни, я заметила на его лице улыбку. И еще сильнее ссутулилась. Вполне могло оказаться, что обучение попугая говорить гадости было самым ярким событием того дня.
      Прошло сорок пять минут, и наша троица обратилась в новую веру.
      – Неужели вода и пища в нашей стране настолько загрязнены и бедны питательными веществами?! Оказывается, мы живем в ядовитой выгребной яме. Срочно нужно открыть ферму, переселиться туда и питаться экологически чистыми продуктами собственного производства! – восклицала Энни, спускаясь по лестнице.
      – Да, конечно. Но есть одна загвоздка: тебе противно даже убирать за Лулу. А что ты запоешь, если придется каждый день выгребать куриное дерьмо и коровий навоз? – Меня передернуло. – Это серьезное испытание.
      – Не знаю, – протянул Ник, придерживая перед нами дверь.
      (Да, представьте себе. Он всегда открывал дверь перед дамами. Ясное дело – от такого парня надо бежать куда глаза глядят.)
      – Мне, в общем-то, по душе эта идея. Когда я был маленьким, родители держали лошадей. Это было не так уж плохо. Лошади едят только здоровую пищу вроде овса и сена, поэтому когда они…
      – Прекрати. Немедленно! – потребовала Энни, приняв угрожающую позу. – Мы ведь обсуждаем чудесное воздействие рэйки и принципы достижения оптимального душевного состояния. От прикосновений руками к телу.
      – Последняя часть мне нравится – я «за»! – оживился Ник.
      И сразу покраснел.
      – Э-э… прости, Энни. Я пошутил.
      Подруга прикусила губу. На ее лице отразилось нечто среднее между заинтересованностью и раздражением.
      – Да, конечно. Не важно. Ой, Шейн, я совсем забыла… У меня есть одно дело.
      – Какое дело? – Я не помнила ничего такого.
      Она положила свою руку на мою, чуть повыше локтя, и, дождавшись, пока Ник отвернется, больно ущипнула меня.
      – То самое дело, помнишь?
      – Ах да. Конечно. Конечно! – согласилась я, поспешно отдернув руку.
      Грех не помочь подруге, но еще лучше обойтись при этом без физических повреждений.
      – Ник, у Энни дела. А я планирую перекусить – с самого утра ничего не ела. Составишь мне компанию? – неохотно предложила я.
      Парень был так хорош в своих отутюженных джинсах и выглаженной белой рубашке, застегнутой на все пуговицы, а я собиралась разбить бойскаутское сердечко.
      Ник вопросительно взглянул на Энни:
      – Ну, я, наверное…
      Она подтвердила:
      – Сходи с Шейн, Ник. У нее иногда кружится голова от голода. Я за нее беспокоюсь.
      Это была чистая правда – насчет моей головы, – но при виде сияющей улыбки, которой Энни сопровождала свои слова, мне стало не по себе. Либо ее актерский талант был гораздо больше развит, чем мне казалось, либо она сама не осознавала своих чувств к Нику.
      Ну и дела.
      – Что ж, Энни… Увидимся позже. Тебе, наверное, пора. – Я приняла инициативу на себя. – Ник, давай заглянем в кулинарию.
      И, не дожидаясь ответа, отправилась туда. Разговор о еде вызвал у меня приступ голода, и мне было безразлично, пойдет ли Ник со мной. Не заставлять же его.
      «Лгунишка. Тебе просто не хочется разлучать их», – язвительно заметила моя настырная совесть.
      «Чистая правда, но толку от нее мало, – мысленно возразила я. – Вот если бы можно было найти другой способ сделать Энни счастливой…»
      Толкнув дверь, я вдохнула восхитительный аромат холодных отбивных и макаронного салата.
      Вот настоящая нью-йоркская еда.

      Когда Ник догнал меня, я уже успела заказать себе сандвич с тунцом и соленым огурцом.
      – Хочешь сандвич? – предложила я ему.
      – Нет, я не голоден, – ответил Ник. Вид у него был явно поникший. – Что у нее за дело?
      – Дело? – Я медлила, пытаясь на ходу придумать правдоподобное объяснение.
      – Она встречается еще с кем-то, да? Можешь рассказать мне все, Шейн. Энни ведь слишком добра, она не может обидеть меня.
      Оплачивая сандвич и содовую, я подумала: как жаль, что Ник не похож на тех жутких рокеров, которых она раньше приводила домой. Мне было бы гораздо легче отшить кого-нибудь из них. Особенно парня по имени Спайк. Теперь он был уже…
      – Шейн! Не тяни. – Ник посмотрел на меня пронизывающим взглядом, будто видел насквозь – так в свое время любила смотреть бабушка, – и взял у ^ поднос из моих рук. – Вон там есть свободный столик.
      Мой сандвич был взят в заложники, и не оставалось другого выхода, кроме как пойти за Ником. Оставшихся в кошельке трех долларов не хватило бы на новую порцию пищи. Мы пробрались по узкому проходу и сели за столик лицом друг к другу.
      Он пододвинул поднос ко мне.
      – Ну?
      Я вздохнула:
      – Не заставляй меня нарушать кредо лучшей подруги.
      – Какое еще кредо? О Боже… Энни спит с другим парнем, да? – Он уронил голову на руки, поставив локти на стол, и стал лепетать что-то бессвязное.
      Я развернула сандвич, откусила здоровенный кусок, прожевала, а когда, наконец, проглотила, обратилась к Пику:
      – Эй, что ты там бормочешь? Кстати, отвечаю на твой вопрос: нет, Энни не спит с другим парнем.
      Его лицо оставалось несчастным и бледным, но в глазах появилась надежда.
      – Нет? Это… Постой… Она что, спит с девушкой?!
      Я шумно выдохнула.
      – Да нет же, дурень! Она хочет… она… нет, не могу. Вот дерьмо…
      Надежда на лице Ника вновь сменилась ужасом.
      – Я не нравлюсь ей, да? Она собирается меня бросить?
      «М-да. Дела плохи», – подумала я.
      Снова вгрызлась в сандвич и стала медленно жевать, придумывая, как лучше солгать. Потом сделала большой глоток содовой, медленно потягивая ее через трубочку.
      Потом еще один.
      И наконец сдалась.
      – К черту! Кому нужно это кредо лучшей подруги? Она сама виновата. Все дело в том, Ник, что ты очень нравишься Энни.
      – Так это же замечательно!
      – Нет, это плохо.
      – Плохо? Ты так считаешь?
      – Да. Потому что именно поэтому она попросила меня сделать так, чтобы ты захотел с ней расстаться, – сказала я, откидываясь на спинку стула.
      Говорить это было еще труднее, чем заниматься рэйки.
      – Понимаешь?
      Ник сидел передо мной с широко раскрытыми глазами, в полной растерянности.
      – М-м… нет. Ничего не понимаю. Она знает, что я без ума от нее?
      Я кивнула:
      – Да, часть проблемы состоит именно в этом. У Энни большой опыт неудачных романов. И она полагает, что, сблизившись с тобой, непременно причинит тебе боль, а ты слишком хорош для этого, разобьет твое сердце, и ты оставишь из-за нее свою мечту о бизнесе и уедешь, домой, на кукурузные поля Айовы.
      – Небраски, – поправил Ник.
      – Не важно. Ты слишком мягок, по ее мнению, и она не хочет тобой рисковать, – закончила я и допила содовую.
      Он недовольно прищурился:
      – Я не размазня.
      – Никто этого и не говорит, Ник. Просто по-настоящему хорошие парни вроде тебя в наше время большая редкость.
      – И хорошие парни приходят последними…
      – Так говорят, – ответила я.
      И подумала о своем хорошем парне. Будет ли бестактностью проверять голосовую почту на предмет звонка Бена, когда передо мной сидит страдающий Ник? Наверное, да.
      – Итак, ты понял ее чувства? – спросила я, поднимаясь.
      – Нет, – признался он, скрещивая на груди руки.
      – Ну тогда… э-э… как это «нет»? – Я снова плюхнулась на стул. – Что значит «нет»?
      – Нет! Она испытывает ко мне симпатию, а я… черт побери, я влюблен в нее! Пусть сама объяснит мне причины своего помешательства, – с упрямым видом заявил Ник.
      – Ник, – сочувственно произнесла я, – не чертыхайся, чтобы казаться хуже. У тебя это слишком мило получается.
      Он опять спрятал лицо в ладонях.
      – Плохи мои дела, да?
      Я задумчиво разглядывала его, постукивая пальцами по столу. И в моей голове зрел план. Ему надо было отказаться от рубашек с пуговичками на воротнике, от выглаженных джинсов (кто вообще гладит джинсы?), перестать бриться, но…
      Должно было получиться. Как-никак я ведь была профессионалом в области разлук. Пришло время разрабатывать реверсивную технологию.
      – Ник, у меня есть план. Но тебе придется стать очень, очень плохим парнем.
      Он озадаченно взглянул на меня:
      – Что? Зачем? И каким образом?
      Я не удержалась от самодовольной ухмылки:
      – А Энни так и не узнает причины своего поражения.
      – Я не смогу лгать Энни, Шейн, – сказал Ник.
      – Как хочешь. Тогда передай от меня привет коровам Монтаны, – отрезала я, вновь порываясь встать.
      – Небраски.
      – Какая разница?!
      Ник остановил меня, взяв за локоть:
      – С другой стороны, небольшая ложь во спасение, наверное, не повредит…
      Я опять села.
      Бедняга лучезарно улыбнулся – и я воочию увидела на его лице нежность, так пугавшую Энни. При благоприятных обстоятельствах его прелестная улыбка поддерживала бы их отношения ближайшие десять лет, а может, и все пятьдесят. По крайней мере, в дни предменструального синдрома Энни.
      Но предложенные обстоятельства не были благоприятными.
      Я доверительно наклонилась к нему:
      – Итак, вот мой план. Как ты относишься к татуировкам?
      Прибыв, наконец, домой и всласть потискав Лулу, спасенную мной от мерзавца Мишеля, который намеревался прицепить ей розовый бант и покрыть когти лаком, я позвонила Бену.
      Он ответил после второго гудка.
      – Привет, Шейн. Ты, наверное, получила мое сообщение.
      Я рассмеялась:
      – Да. Болтливостью ты не страдаешь… «Шейн. Бен. Позвони мне».
      – Извини, не дружу с голосовой почтой. Чем занималась сегодня?
      У меня в голове всколыхнулись воспоминания об эксцентричном вечере.
      – Да всем понемногу… Попугаи, рэйки, смена имиджа… В общем, тот еще вечерок выдался.
      – Что?
      – Долго рассказывать. А как ты проводил время?
      – Играл в софтбол. Мы надрали «Барклаю» задницу, – радостно похвастался он.
      – Кто такой Барклай?
      Бен засмеялся, и глубокие, низкие нотки в его смехе отозвались у меня в животе – а может, и ниже…
      – Рекламное агентство. Наш главный конкурент.
      Улыбаясь, я намотала на палец прядь волос.
      – Похоже, в тебе силен дух соперничества.
      – Возможно. Просто я люблю получать желаемое.
      – А к девушкам это тоже относится? – поддразнила я.
      – Как правило. – Его голос вдруг стал непривычно холодным и отстраненным. – За исключением случаев, когда в мои отношения вмешиваются третьи лица.
      Лулу подняла голову и тихо зарычала.
      – Успокойся, Лулу, – сказала я, почесывая ее за ухом.
      – Что там с твоей собакой? – поинтересовался Бен.
      – М-м… это может показаться странным, но она, кажется, улавливает через трубку какие-то флюиды. Если они связаны со стрессом…
      – Она, наверное, часто рычит, находясь рядом с тобой, – произнес он еще более натянутым тоном.
      Я заволновалась.
      – Бен, что-то случилось? Ты стал каким-то… сердитым.
      После непродолжительного молчания он вздохнул:
      – Нет. Нет. Извини, Шейн. У меня был тяжелый день, и я, наверное, устал сильнее, чем думал вначале. Извини, если веду себя как придурок.
      – Да нет… все в порядке, – протянула я. – У всех бывают тяжелые дни, правда?
      – Точно. Так какие у тебя планы на завтра?
      Наступил мой черед вздыхать.
      – Проведу день на работе, а потом нужно помочь подруге… вынести старые, ненужные вещи.
      «Вроде красивого итальянца, который хочет на ней жениться».
      – А. Ну ладно. Позвони, если найдется время. Я… ну… в общем, буду рад тебя снова видеть, – сказал Бен, на этот раз – с искренней теплотой.
      – Я тоже, – ответила я, обняв Лулу – так крепко, что та запищала, как обычно пищал ее игрушечный ежик.
      – Надеюсь, – добавил он, – мы скоро встретимся.
      – Постараюсь приложить к этому все усилия.
      Прощаясь с Беном, я ощутила неожиданный подъем и прилив бодрости. Будто заяц из рекламы батареек «Энер-джайзер», наглотавшийся антидепрессантов. Схватив Лулу, стала кружиться с ней в танце. «Я ему нравлюсь, я ему нравлюсь, нравлюсь, нравлюсь, нравлюсь!»
      Она чихнула мне в лицо. На языке чихумопу это должно было означать: «Вас двоих определенно ждет блестящее будущее». Или: «Мой нос оказался вдавлен в мордочку в результате неудачной селекции». Но первый вариант мне нравился больше.
      – Ла-ла-ла-ла-ла-ла, – напевала я, выделывая коленца из «танца цыпленка».
      Естественно, в этот миг вошла Энни. И удивленно посмотрела на нас.
      – Что такое стали класть в собачий корм, что от него бывает так весело? Я тоже хочу!
      Лулу бешено завиляла хвостом. Мне пришлось отпустить ее, давая возможность поприветствовать Энни. Бросив у двери рюкзак, Энни опустилась на колени и несколько минут самозабвенно обнимала и гладила собаку. Когда она, наконец, подняла голову, я увидела, что у нее глаза подозрительно красные.
      – Что с тобой? – Я двинулась к ней, но Энни подняла руку, останавливая меня:
      – Все в порядке. Как прошел разговор с Ником?
      Я наклонилась взять Лулу, пряча взгляд. Энни всегда распознавала мою ложь по глазам.
      – Все хорошо. Думаю, тебе больше не придется беспокоиться насчет Ника.
      – Серьезно? – Ее голос стал резким. – Что ты ему сказала?
      – Ничего, – отвечала я, неся собаку к кушетке.
      И не зная толком, что отвечать. План пока еще был в стадии разработки, поэтому приходилось импровизировать. – Он упоминал какую-то девушку из магистратуры. А я, наверное, сдуру ляпнула, что ты не ждешь от него верности…
      Посмотрев украдкой на Энни, я увидела, как она нервно кусает губы. И вообще, вид у нее был очень растерянный.
      – Что? То есть… ты серьезно? Какую еще девушку?
      Я пожала плечами:
      – Не знаю. И он явно испытал облегчение, узнав, что ты не будешь иметь к нему претензий… По-моему, мы с тобой сильно преувеличили силу его влюбленности.
      Лулу приоткрыла один глаз и бросила на меня взгляд, который моя бабушка назвала бы «оценивающим».
      – Заткнись, – шепнула я ей.
      Энни стояла как вкопанная.
      – О-о. Ну… это… э-э… замечательно. Мне того и надо было, ведь правда?
      Но, судя по интонации, на самом деле все обстояло иначе. Значит, я правильно поступила, наплевав на кредо лучшей подруги и начав помогать Нику добиться ее любви.
      По крайней мере, мне так казалось. Лулу опять зарычала. Я рассердилась:
      – Почему деревянным мальчикам достаются говорящие сверчки, а мне приходится жить с овцой-мутантом?
      – Что? – Энни, оказывается, стояла прямо за моим плечом.
      О, черт.
      – Ничего. Просто говорю собаке всякие глупости. Пора спать. – Я вскочила и удалилась в спальню.
      Маневр удался.

      На следующий день, на работе, я мысленно клялась самой себе никогда, никого и ни в чем не обманывать. Искушение не заставило себя долго ждать, явившись в виде трех студенток, которые зашли в магазин и поинтересовались, нравятся ли мне новые короткие майки марки «Одежда от Бориса» так же, как им.
      Проклятие!
      – Эти вещи поистине уникальны, правда? – отозвалась я, широко улыбаясь.
      И ни словом не солгала. Они действительно были уникальны. Таких ужасных маек вы больше нигде не найдете. Но в результате девушки унесли с собой семь штук – и три бутылки масла «Дримглоу» в придачу, – поэтому я сочла свою уловку оправданной.
      «И никакого обмана», – напомнила я кармическим силам Вселенной. Затем подумала, что слишком зациклилась на своих суевериях – как тот деревенский парень из телевизионного шоу. Можно подумать, кармическое возмездие караулит меня за каждым углом. Извращенный, американизированный вариант индуистских воззрений.
      «Макиндуизм» какой-то. Не зря моей специализацией в колледже была философия.
      Поражаясь собственной глупости, я методично поправляла товар на полках и вытирала пыль, пока не явилась Солстис со стаканом латте, в который она почти уткнулась носом. По меньшей мере, до одиннадцати утра девушка обычно бывала невменяема. Но сегодня мне требовалась ее помощь – надо было заняться витриной, пока я буду распаковывать и проверять партию белья, прибывшую из компании «Кнут и кружево».
      Кроме того, в подсобке, в компании шелковых и атласных вещей, было гораздо удобнее грезить о встрече с Беном. Я уже присмотрела в каталоге одну зеленую сорочку. Теперь мне было для кого ее надевать…
      Хотя, возможно, я слишком торопила события. Телефонный разговор прошлым вечером был странный. Что там нес Бен насчет вторжения-то есть вмешательства третьих лиц?
      Впрочем, волноваться было некогда – надо было открывать коробки. Он ведь попросил меня позвонить. И выразил желание поскорее увидеться.
      Значит, все хорошо.
      – Ага! – воскликнула я, вытаскивая зеленую сорочку из стопки и прикладывая к себе.
      Сидеть будет идеально. А цвет…
      – Тебе очень идет этот цвет, – произнес Бен, неожиданно оказавшийся в дверях, будто материализовавшись из моих шелковисто-сладостных мыслей.
      Я подпрыгнула и застыла, не сводя с него глаз. Ухмыляясь, он прислонился к стене; в лице было что-то такое, отчего мне захотелось проверить, не испортился ли кондиционер. Осознав, что продолжаю прижимать к груди сорочку, я бросила ее назад в коробку, чувствуя, как к лицу приливает кровь.
      – Э-э… Бен… Привет. Видишь – распаковываю товар. Работа кипит. Как дела?
      Он пожал плечами, не переставая ухмыляться:
      – В данный момент – неплохо… Мне понравилась эта зеленая штучка.
      От его слов я вспыхнула еще сильнее.
      – И я рада видеть тебя.
      – Вот, решил зайти и попробовать уговорить тебя пообедать со мной, раз уж ты занята вечером.
      «Э-Э… ЧТО-ЧТО?»
      Когда мозг обработал его действительные слова, а не вольный плод моего распалившегося воображения, получилась вполне правдоподобная фраза. Он сказал «пообедать со мной». А не то, что мне послышалось.
      – Шейн?
      – А. Да, Извини. Я бы с удовольствием… пообедала с тобой. Но не могу, к сожалению. Нужно; разгрести эту кучу, а Солстис в обеденный перерыв собирается к стоматологу, – ответила я, думая разные гадости о Солстис и о том, как неудачно она выбрала время для похода к врачу.
      Разочарованный вид Бена утешил меня. Затем он стал приближаться – а вот это с той же силой пугало… Почему-то его присутствие вызывало во мне нервозность, В таких случаях обычно говорят «по телу побежали мурашки».
      Когда Бен подошел вплотную, мурашки уже танцевали польку.
      – Итак, Шейн Мэдисон, – промурлыкал он, – как насчет поцелуя, который придаст мне сил для долгого; и трудного пути назад, в свой офис?
      Я улыбнулась и опустила ресницы. Бен наклонился и коснулся губами моих губ в нежнейшем поцелуе. У меня невольно закрылись глаза в ожидании продолжения. Я все ждала и ждала.
      А потом открыла глаза.
      – Я хотел убедиться, что ты меня видишь, – пояснил он и вновь поцеловал.
      На этот раз поцелуй был совсем не таким нежным и эфемерным, как предыдущий… Температура моего тела, казалось, подскочила до тысячи градусов. Пару минут спустя (а может, пару часов) голос Солстис нарушил гармонию:
      – Классно, Шейн! Но, сама понимаешь, корневые каналы не любят ждать. Потом доцелуешься.
      Одурманенная, я отстранилась от Бена и подумала – уж не заболела ли, нет ли у меня и в самом деле температуры. Неужели одного поцелуя было достаточно, чтобы так горело все тело?
      Бен опустил руки и отступил, глядя на меня с ошеломленным видом. Я, похоже, выглядела не лучше.
      – Ну… в общем… ладно, – сказал он. – Мне пора. – И торопливо добавил: – Еще позвоню.
      Пока я придумывала ответ, Бен ушел. А я осталась среди коробок, думая: что же, черт побери, произошло?
      И удивляясь – почему мне было так хорошо.
      И надеясь, что это скоро повторится.
      Всю оставшуюся часть дня я подпевала радио, даже когда передавали глупые песни. Это было явным предзнаменованием грядущих неприятностей.
      Но, к несчастью, я не обращала внимания на предупреждающие знаки.
 
      Мы с Мелиссой бродили по торговому центру в поисках подходящих вещей. Проблема состояла в том, что я не знала, какие вещи нам были нужны. Они должны были сообщать, что яйцеклетки Мелиссы страстно желают встретиться со сперматозоидами Тони для создания прелестных маленьких эмбрионов, но сообщать деликатно. А деликатность была главной сложностью, ведь помещение бутика выглядело так, будто вся его обстановка была создана по сюжету какого-нибудь деского стихотворения.
      Мелисса остановилась перед шикарной детской кроваткой овальной формы, украшенной кружевами, с пологом и хлопчатобумажным постельным бельем.
      – Как вам это? По-моему, очень красиво, – сказала она, мечтательно щупая пальцами ткань.
      – Я, наверное, сошла с ума… Но по-моему, вы, Мелисса, всерьез размышляете, как эта вещица смотрелась бы в вашей детской. Куда делась убежденная карьеристка, не желающая быть ничем связанной?
      Убрав руку от кроватки, Мелисса судорожно вытерла ее об узкую красную юбку.
      – Нет, ни за что! Ни в коем случае. Я просто пытаюсь подыскать что-нибудь подходящее для передачи послания. Кстати, идея, на мой взгляд, очень удачная. Может, Тони и мечтает жениться, но уж точно не захочет так скоро окунаться с головой в семейную жизнь. – Она перешла к другой кроватке. – Он не раз говорил мне, что собирается еще несколько лет спокойно поработать в строительстве. И лишь потом можно будет подумать о потомстве.
      Мы подошли к ультрасовременной кроватке из металла, похожей на космический корабль.
      – А это, наверное, для инопланетных малышей, о которых так часто пишут в бульварных газетах, – пошутила я. – Чтобы они чувствовали себя как дома.
      Рассмеявшись, Мелисса двинулась дальше. Я попыталась возобновить разговор:
      – А вы?
      – Что – я? – рассеянно отвечала она.
      – Когда вы планируете завести детей? – Я остановилась, приметив подходившую нам плетеную колыбель.
      Она была в шоке:
      – Что? Я? Детей?! Нет-нет. Я слишком занята на работе – мне некогда и думать о беременности. Материнские обязанности не для меня. Впрочем, я ведь за то и плачу вам, чтобы передо мной не становился этот вопрос.
      – Да, конечно, – вздохнула я. – Пойдемте во-он туда, в угол. По-моему, это идеальный вариант. Я уже проверила: магазин дает гарантию возврата денег в течение тридцати дней.
      – Как вы, – сказала Мелисса.
      – Да, – вздрогнув, подтвердила я. – Теперь давайте посмотрим вон ту розовую колыбель с оборками. Самое то.
      – Самое то, – эхом отозвалась она, в последний раз оглянувшись на овальную кроватку.
      У меня вдруг появилось ощущение, что биологические часы Мелиссы не согласованы с остальными составляющими ее личности. И нам пора убираться из магазина.
      С колыбелью или без нее.
      Попрощавшись с Мелиссой и дав ей необходимые инструкции, я отправилась в магазин кожаных изделий. Ник наотрез отказался от татуировки, но был не прочь прикупить что-нибудь в байкерском стиле.
      Я, признаться, едва не лопнула от смеха. Представить Ника похожим на хулигана, разъезжающего на «харлее», мне было не легче, чем вообразить себя похудевшей до состояния Лиззи. Но надо же было с чего-то начать.
      Пройдя восемь кварталов до магазина «Лезер зоун», я наконец почти перестала думать о поцелуе с Беном, успев за время пути раз двадцать вновь мысленно пережить его. И ни на йоту не приблизиться к разгадке великой тайны – почему это событие произвело на меня столь неизгладимое впечатление. Однако жаркая и влажная погода на улице от воспоминаний стала для меня еще более знойной.
      Впрочем, я не особенно возражала…
      Ступив в восхитительно прохладное помещение магазина, оглянулась в поисках Ника. Он еще не пришел, и я решила пока подыскать ему что-нибудь для нового имиджа. Конечно, не стоило одевать его в полноценную кожаную куртку в такую жару. Парень согласился пострадать за любовь, а не пережить тепловой удар.
      Слегка задев высокого, темноволосого и очень сексуального молодого человека, стоявшего перед стендом с байкерской символикой, я улыбнулась, пробормотала слова извинения и подумала: интересно, любит ли Бен кататься на мотоцикле? И… развернулась так резко, что едва не споткнулась – заплелись ноги.
      – Ник?!
      Незнакомец обернулся, обворожительно улыбаясь, и я чуть не рухнула. Милый, искренний Ник, гладивший свои голубые джинсы, предстал передо мной в линялой футболке, рваных джинсах и с лицом – Боже, я, кажется, породила чудовище… – покрытым щетиной.
      Ошеломленно взирая на него, я вдруг осознала, что временами мои хитроумные планы не только обходятся без моего участия, но даже работают вопреки ему.
      – Ну как? Не ожидала? – спросил роковой красавчик с улыбкой.
      – Не ожидала? Ник, да ты просто супер! – завопила я.
      На мой крик с громким топотом прибежал продавец.
      – У вас проблемы? – поинтересовался он, играя мускулами.
      Его обнаженные татуированные руки производили впечатление, будто этот человек способен поднять целый «джип».
      – Нет-нет, никаких проблем, – поспешно заверила его я. – Просто мой друг сегодня обалденно выглядит!
      Ник, казалось, был и польщен, и немного обижен.
      – Надо же! Спасибо, Шейн. Не стоит так удивляться. – Он обернулся к продавцу: – Все в порядке, сэр. Просто удивил давнюю подругу.
      Продавец кивнул и удалился, а я смотрела на Ника, все еще пребывая в шоке.
      – Если хочешь привести свое поведение в соответствие с внешним обликом, тебе пора перестать говорить «сэр», – посоветовала я, обходя вокруг него, чтобы рассмотреть целиком.
      У Энни не было никаких шансов устоять перед этим парнем.
      – Как тебе это удалось? У тебя что, в шкафу хранится отдельный гардеробчик «плохого парня»? А бритву, наверное, потерял? – Удивленно качая головой, я завершила круг. – Ты прекрасно обходишься и без моей помощи.
      – Ага, как же! Вообще-то я могу одолжить одежду у музыканта – моего соседа по комнате – и забить на утреннее бритье. Но при этом продолжаю называть продавцов «сэрами». Думаю, мне все же нужна твоя помощь, Шейн.
      Выбрав бумажник на цепочке, имевший наименее криминальный вид, я пошла к кассе.
      – Ник, ты уверен? Сама не верю своим словам, но… если тебе приходится полностью изменить себя ради Энни, то… может, она тебе не подходит?
      Он угрюмо выпятил подбородок.
      – Я не собираюсь меняться. Лишь хочу открыть ей глаза, чтобы она отбросила ярлык «слишком хорошего парня», который сама же на меня налепила, и разглядела мое внутреннее содержание.
      Я еще раз придирчиво оглядела его с головы до ног.
      – Да, теперь она захочет разглядеть тебя, Ник. Даже не сомневайся.
      Две девушки в майках с надписью «Харлей-Дэвидсон» и джинсовых шортах, проходившие мимо, так уставились на Ника, что чуть не врезались в витрину с кожаными футлярами для сотовых телефонов.
      А Ник – как всегда, в своем репертуаре – не обратил на них никакого внимания.
      Моей подруге грозили огромные неприятности.

      Через два дня Мелисса позвонила, чтобы рассказать мне о вечере, проведенном вместе с Тони и купленной колыбелью. Согласно моему план, она должна была привезти в его квартиру огромный чемодан, набитый самыми вопиюще женскими вещами, какие только бывают, пока он был на работе. И поставить колыбель прямо посреди гостиной.
      Любой нормальный мужчина, увидев такое, должен был ретироваться с диким воплем.
      Я подвинула лежавшую на кровати Лулу и извлекла из-под ее живота звонящий сотовый телефон.
      – Алло?
      – Он не убежал с диким воплем.
      – Мелисса?
      – Он. Не убежал. С диким. Воплем, – процедила Мелисса. – Вопреки вашим обещаниям! Разве не для этого мы потратили сто баксов на дурацкую розовую колыбельку с простынкой плотностью в триста нитей на квадратный дюйм и подушкой с надписью «Принцесса спит»? – При упоминании о подушке ее тон почему-то смягчился.
      – Покупку можно вернуть, – робко предложила я.
      Лулу улеглась на спину, требуя почесать ей живот; я уступила, размышляя, что же пошло не так.
      – Да плевать мне на колыбель! – визгливо выкрикнула моя клиентка. – Черт побери, он предложил мне переехать к нему!
      – О, это плохой знак, – сказала я, откидываясь на подушки. – Очень плохой. Значит, он не испугался колыбели?
      – Какое там! Сказал – она восхитительна. И что он хочет от меня детей. Мол, зачем ждать? Чем раньше начнем, тем раньше у нас появится орава маленьких бамбино.
      Мелисса почти задыхалась. Мне грозило то же самое.
      – Этот мужчина реагирует совсем не так, как любой нормальный парень на его месте, – сказала я.
      – Так ведь он не нормальный! Он итальянец, балда! Главное в его жизни – любовь, семья и надежный тыл.
      Я открыла было рот… и опять закрыла. Помедлив и набравшись смелости, все же спросила:
      – Тогда в чем проблема?
      – Если, по-вашему, проблем нет – выходите за него замуж сами, – заявила Мелисса. Казалось, она вот-вот расплачется. – Я слишком молода… моя карьера… не хочу быть похожей на мою мать…
      «Ого. Ну и ну». Не нужно было быть психиатром, чтобы понять проблемы Мелиссы.
      – Так на ком хочет жениться Тони – на вас или на вашей матушке? – отважилась поинтересоваться я. – Он когда-нибудь говорил, что хочет видеть вас похожей на нее?
      – Нет, просто… Послушайте, я не собираюсь вам ничего объяснять! Я просто наняла вас для определенной работы, правильно? Вы ведь именно этим и занимаетесь – организуете разрывы, да? Так разрушьте же это, наконец! – печально произнесла она.
      – Но……
      – Или вы в течение двух дней находите выход, или возвращаете деньги. В ближайшие выходные Тони приглашает меня на торжественный ужин. Вы прекрасно понимаете, что это значит.
      – Мелисса, простите меня. Я…
      Она опять перебила:
      – Не нужно извинений. Просто исправьте свои ошибки.
      И положила трубку, оставив меня наедине с кисловатым запахом скорби. А может, это был запах псины. Так или иначе, жизнь меня не баловала.
      Примерно через час, когда я вымыла Лулу с новым шампунем и бальзамом-кондиционером для щенков и приняла душ сама, мы стали значительно лучше пахнуть, но мое тягостное настроение осталось неизменным. Обвинение в разрушении человеческих жизней обнажило мысли, обычно таившиеся где-то глубоко в душе, под той частью меня, которая: а) нуждалась в деньгах и б) гордилась своей изобретательностью.
      Когда Энни вернулась с работы, я уже с головой погрузилась в черную меланхолию. По тяжелому звуку шагов подруги и по тому, как она хлопнула дверью, было ясно – ей не намного лучше.
      И было вполне вероятно, что плохое настроение Энни – тоже моя вина. Я закрыла глаза, пытаясь вновь пережить наслаждение от поцелуя Бена, но ничего не вышло. Казалось, что время, прошедшее с того момента, исчислялось не часами, а сутками. Лулу соскочила с кровати и потрусила в прихожую встречать Энни – по-видимому, надеясь на порцию внимания от кого-нибудь повеселее, чем ее хозяйка.
      – Не сейчас, Лулу, – сказала Энни, вошла размашистым шагом ко мне в спальню и уселась на освобожденное собакой место.
      – Ужасный день, – произнесли мы одновременно.
      Она слабо улыбнулась:
      – Колдунья. Ты должна мне порцию содовой.
      Я взмахнула рукой:
      – Почему бы и нет? Содовую, расторжение помолвки, болтающего непристойности попугая… Просто достану все это из задницы.
      Энни скривилась:
      – Пожалуй, я обойдусь без этого зрелища. При чем тут попугай?
      Я вздохнула, закрыв рукой глаза:
      – Долго рассказывать. А у тебя что случилось?
      А то я сама не знала. Хотя причиной ее недовольства вполне могло быть, например, ограбление или еще какое-нибудь происшествие, не имеющее отношения к Нику.
      – Со мной случился Ник, – буркнула она.
      «Превосходно», – подумала я.
      Не произнесла ни слова в ответ и не убрала руку с лица. Взглянув мне в глаза, Энни сразу увидела бы в них ложь. А правду говорить я не собиралась, так было безопаснее.
      Значительно безопаснее.
      – Ты не поверишь, в чем он сегодня пришел на работу, – угрюмо произнесла она.
      – В цилиндре и женских сапогах на шпильках?
      – Очень смешно! В футболке и джинсах, – ответила Энни, хлопнув меня по ноге.
      – О нет, только не это! Заявиться в таком виде в магазин компакт-дисков… Какой ужас! – наигранным сарказмом сказала я.
      – Шейн, это серьезно. На нем были потертые «левайсы» и старая футболка, сидевшая как вторая кожа. Ты догадывалась, что у него есть мышцы? Да еще какие… Он сказал, что ходит в тренажерный зал, сбрасывать напряжение после учебы. Могу поспорить – это все она.
      Я осторожно взглянула на Энни:
      – Кто?
      – Николь Макдермотт. Его так называемая сокурсница. Несколько раз звонила ему в магазин!
      Я подвинулась, давая ей возможность прилечь рядом. Лулу запрыгнула на кровать и втиснулась между нами, надеясь, что ей погладят животик. И мы втроем смотрели в потолок, покрытый облупившейся бежевой краской.
      – Не мешало бы покрасить комнату, – заметила я.
      – Ник даже не побрился, Шейн, – простонала Энни. – Он такой сексуальный… И надо же было ему превратиться из примерного мальчика в такого потрясающего самца! Я не могу так. Придется менять работу.
      Сдерживая желание повернуться и посмотреть на нее, я стиснула зубы и крепко задумалась. Этого нельзя допустить. Иначе план не сработает.
      – Что ж, если ты действительно не выдерживаешь… уходи, конечно, – тихо произнесла я.
      – Что ты имеешь в виду?
      – Если твои чувства к нему настолько сильны, что тебе тяжело даже просто находиться с ним рядом, лучше уйти. Ему без тебя будет только легче – ты сама говорила…
      «Осторожнее, Шейн», – тем временем думала я.
      – Может, я не это имела в виду, – возразила Энни. – Если он так быстро забыл меня, значит, все было не так уж серьезно, правильно? И зачем мне тогда уходить?
      Я подняла руки:
      – Не обижайся. Я лишь хотела сказать…
      – Не надо. Кто тебя просил? – раздраженно бросила Энни, спуская ноги с кровати. – Пойду спать. Пора перестать думать о Нике. И о том, как его зад смотрится в этих джинсах.
      Она направилась к двери; я ухмыльнулась ей вслед – и едва успела принять серьезный вид, когда она обернулась.
      – У вскормленного кукурузой милашки Ника, наверное, классная попка?
      Энни вздохнула:
      – Ты даже не представляешь.
      Подождав, пока хлопнет дверь ее спальни, я обратилась к Лулу:
      – Уж поверь мне, отлично представляю.
      Собака повиляла хвостом, забралась на мою подушку, упала на бок и захрапела. Я посмотрела на нее с досадой.
      – Конечно, тебе проще. Ты стерилизована. Сомневаюсь, что наш мир готов к появлению щенков чихумопу.

      Рабочий день прошел спокойно. За обедом я встретилась с потенциальной клиенткой. (Посоветовала той почаще и поподробнее рассказывать своему парню о его предшественнике. Должно было подействовать – если, конечно, мужчина, с которым она хотела расстаться, не был извращенцем.) По дороге домой зашла в магазин за свежими продуктами для приготовления моих фирменных куриных грудок под соусом альфредо. По какой-то причине мой интеллект дал осечку – и ее хватило, чтобы додуматься пригласить Бена домой на ужин. Днем, когда он позвонил, эта идея казалась превосходной.
      А теперь я была в панике.
      Потому что, согласно стандартному расписанию любовной игры, время кормления мужчины ужином еще не пришло. Оно наступает, когда вы уже достаточно хорошо знакомы. Иначе может оказаться, что он страдает пищевой аллергией. Или терпеть не может соус альфредо. А вдруг его мать – первокласеный кулинар? И он целый вечер будет восхвалять ее, вызывая у вас желание заколоть его шампуром для шашлыка и отправить к ней домой окровавленные останки.
      Чисто теоретическое, конечно же.
      А у меня все шиворот-навыворот: два с половиной свидания, отношения (смею надеяться – перспективные) едва начались, а я уже собралась готовить ужин. При воспоминании о предыдущем вечере у меня вдруг возникло чувство, что это опять бумеранг кармы.
      Решительно подавив в себе подозрительность, я оплатила покупки и пошла домой. Бен должен был явиться через два часа, а мне еще предстояло принять душ, выбрать наряд и придумать, как сообщить Энни, Мишелю и Фаррену, что на этот раз они не приглашены.
      И им придется захватить с собой Лулу. Мне нужно было время и место, чтобы немного побыть наедине с Беном, получше узнать его. Друзья ведь любили меня. Они должны были войти в мое положение.
      – Итак, Бен, скажите, пожалуйста, какие причины могут быть у человека на то, чтобы согласиться работать в рекламном агентстве? – спросил Мишель и потянулся за пятым пирожком с заварным кремом.
      Я наблюдала эту сцену из кухни, через окошко, вцепившись в край столешницы, и клялась в ближайшем будущем причинить каждому из моих так называемых друзей много боли и страданий. Затем разжала пальцы и взяла нож для резки овощей.
      Энни толкнула меня локтем:
      – Шейн, какой красавчик. Если бы Ужасный Бен Лиззи хоть капельку походил на твоего Бена, ей бы не понадобилась твоя помощь!
      – Заткнись. Хочешь, чтобы он услышал? – прошептала я, не сводя с Бена глаз.
      Он был так хорош в своих брюках цвета хаки и белой рубашке, что хотелось съесть его. От этой мысли у меня увлажнились трусики.
      «Сосредоточься, Шейн, а то отрежешь себе пальцы».
      Энни посмотрела на меня вытаращенными глазами:
      – Ты не упоминала о своей второй работе?
      – Нет, как-то разговор не заходил. Мы ведь познакомились совсем недавно, – пробурчала я.
      – Звучит убедительно. Впрочем, какая разница. Даже при наличии десятков возлюбленных ты все равно закончишь свои дни в тоске и одиночестве, и рядом не будет никого, кроме Лулу. А Бен тем временем будет развлекаться с девчонками из бизнес-школы.
      Я уронила нож, едва не отрубив себе большой палец на левой ноге.
      – Черт! Энни, что ты несешь? И почему у меня такое чувство, что мы обсуждаем не Бена, а кого-то другого?
      Она взяла одну из помидорных розочек и отправила половину в рот. Подняв нож и положив его в раковину, я шлепнула ее по руке:
      – Держись подальше от овощей, а то пострадаешь.
      Энни оскалилась, но все же сделала шаг назад.
      – Эта глупая блондинка, с которой встречается Ник, заходила сегодня в магазин. Ник и Николь. Мило, правда?
      Я продолжала нарезать овоща для салата.
      – Что значит «глупая блондинка»? Она ведь учится с ним в одной группе? Ты действительно полагаешь, что в бизнес-школу Колумбийского университета принимают глупых блондинок?
      – Да какая мне разница, дура она или гений бизнеса? Она красотка, Шейн, – с тоской произнесла Энни. – И очень обаятельная. Я ее ненавижу.
      – Ладно, я тоже ее ненавижу – из солидарности, но позволь заметить: ты сама мечтала расстаться с Ником.
      Энни запустила пальцы в свои кудряшки и нервно трепала их – до тех пор, пока они не стали торчать во все стороны.
      – Знаю. Знаю. Я, наверное, сошла с ума.
      – Девочки, у вас не найдется орешков? – спросил Фаррен, заглянув на кухню. – Только не фисташек. Зеленые орехи – какая нелепость!
      Я резко повернулась к нему.
      – Ничего у меня не проси, предатель! Я надеялась, что хоть ты позволишь мне провести тихий вечер наедине с Беном.
      Фаррен зачмокал, изображая поцелуи.
      – Шейн, как ты можешь? Ты ведь знаешь, какие нежные чувства я питаю к тебе, моя милая.
      – Нахал! Я кое-что знаю о ваших чувствах к приготовленной мною курице! Убирайся с кухни, пора спасать Бена от Мишеля.
      Фаррен посмотрел в сторону гостиной, где мирно беседовали Бен с Мишелем. Лулу пребывала в экстазе, уютно устроившись на коленях у Бена, который ласково почесывал ей живот.
      – Удивительно, но он, по-моему, вполне справляется сам, даже вопреки тому, что у Мишеля сегодня кошмарное настроение, – сказал Фаррен.
      У меня в голове будто сработала сигнализация.
      – А почему?
      – Не знаю. Он злится с тех пор, как я пришел домой и рассказал, как у меня прошел день. Может, его раздражает мой актерский успех?
      Бен поймал мой взгляд, и мы улыбнулись друг другу. На секунду мне показалось, что мы в доме одни. «Ох, кажется, плохи мои дела». Энни презрительно фыркнула:
      – Какой еще успех? Фаррен, я обожаю тебя… но ты едва начал работать! Вряд ли причина в этом. Ты, случайно, не упоминал того дружелюбного гримера?
      Фаррен округлил губы, выражая беззвучное удивление – видимо, понял, что она имела в виду. Энни хлопнула его по лбу:
      – Болван! Знаешь ведь, какой он ревнивец.
      Я взяла поднос с овощами и протиснулась между ними.
      – Не вздумайте ссориться. Вы и так нарушили всю интимность моего ужина – сами себя пригласили. И теперь обязаны убедить Бена, что я потрясающая женщина и представляю собой воплощение его фантазий.
      Энни прыснула от смеха:
      – Ой, ой, посмотрите-ка. Шейн для него и ножки побрила. Кстати, красивые капри.
      Я остановилась и с развратной улыбкой оглянулась на них:
      – Не побрила, а воспользовалась воском, дорогие мои.
      Фаррен присвистнул:
      – Перед таким натиском «не ужасный» Бен точно не устоит.
      Стол выглядел как после нашествия саранчи – верный признак того, что ужин удался. Бен съел две порции курицы и огромный кусок пирога. Блаженство, проступившее на его лице, когда он попробовал пирог с шоколадным муссом, напомнило мне выражение мордочки Лулу, когда ее гладили по животу.
      Я подумала: интересно, какое лицо будет у Бена, если его погладить по животу?
      «Ой. Пора объявлять пожарную тревогу».
      – Не выпить ли нам по чашечке кофе? – предложил Мишель.
      Я с милейшей улыбкой внесла встречное предложение:
      – А не разойтись ли вам всем по домам?
      – У меня есть идея получше, – возразила Энни. – К тому же я и так дома. Давайте вы с Беном погуляете с Лулу, а мы с мальчиками уберемся на кухне.
      Мишель застонал:
      – Но…
      – Было бы здорово, – мягко вставил Бен. – Спасибо, Энни, спасибо, ребята. Уверен, Лулу необходима прогулка – она съела в три раза больше своего веса.
      – Что? Ветеринар ведь ясно сказал – никаких объедков со стола, – возмутилась я, бросая гневные взгляды на Энни и Фаррена.
      Фаррен виновато ответил:
      – Ничего не могу с собой поделать – у нее такой жалобный взгляд…
      – Она скоро не будет в дверь пролезать, если вы с Энни не прекратите все время ее подкармливать, – предупредила я, вставая из-за стола. – Пойдем, толстушка. Хоть чуть-чуть растрясемся.
      Бен встал вместе со мной и понес на кухню свои тарелки. «Этот мужчина красив, сексуален и к тому же хорошо воспитан, – подумала я. – Значит, у него наверняка есть сумасшедшая жена, которую он прячет в подвале, или еще что-нибудь в этом роде».
      Вернувшись из кухни, Бен улыбнулся мне:
      – Шейн, ужин превосходный. Не знаю никого, кто бы так хорошо готовил. Все было очень вкусно.
      Я порозовела от смущения, пристегивая поводок к ошейнику Лулу.
      – Спасибо. Вроде ничего особенного и не сделала. Наверное, все дело в моем соусе.
      Направляясь к двери вслед за Беном, я оглянулась на друзей и потихоньку показала им два больших пальца. Энни и Фаррен жестами показали, что я молодец, а Мишель даже улыбнулся. Высокие оценки по их шкале одобрения.
      Невзирая на недовольство Лулу, выражаемое сопением, для дополнительной разминки мы пошли по лестнице. Через два пролета Бен сдался – взял собаку на руки и нес всю оставшуюся часть пути. Судя по выражению ее мохнатой мордочки, прижимавшейся к плечу Бена, с этого мига он стал ее лучшим другом.
      Моя собака – отъявленная гедонистка: погладьте ей животик, и она ваша навеки. Впрочем, не самый плохой подход к жизни.
      К моему удивлению, изнуряющая дневная жара спала, и вечер оказался приятным. И не воняло, потому что мусорные баки из магазинов еще не выставили на улицу.
      Мы гуляли и разговаривали – обо всем на свете и ни о чем. Он оказался веселым, но в то же время – что удивительно – вполне здравомыслящим человеком. «Необычное сочетание», – подумала я.
      – Что за необычное сочетание? – спросил Бен.
      «Ой! Неужели я думала вслух?»
      – Э-э… я просто размышляла о смеси чихуахуа, мопса и пуделя, – ответила я, мысленно извиняясь перед Лулу.
      Она, правда, в это время обнюхивала найденную на земле обертку от сандвича и не среагировала.
      Бен взглянул на собаку и покачал головой:
      – Бесспорно, она уникальна.
      «Как и ты», – подумала я.
      Нужно было придумать что-нибудь для поддержания разговора.
      – Кстати, об уникальности – я уже рассказывала забавный случай с замороженным омаром? – начала я.
      И тут Бен взял меня за руку, продолжая идти как ни в чем не бывало.
      Я постаралась принять непринужденный вид, как будто такое случалось со мной сплошь и рядом. Подумаешь – пройтись по улице за руку с красивым парнем. И блестяще справлялась со своей задачей… за маленьким исключением – язык будто прирос к нёбу.
      – О чем ты думаешь? – спросил он.
      – Поверь, тебе лучше не знать. Я имею в виду – у меня в голове полная каша. Слишком много разных мыслей.
      – Например? В твоих мыслях наверняка содержится что-нибудь более интересное, чем увлекательный мир рекламы, – сказал он, останавливаясь на красный свет.
      Я решила рискнуть:
      – Ну… у меня есть дополнительная работа… скорее даже хобби, с помощью которого я пытаюсь иногда подрабатывать. – В конце концов, он мог бы изложить мне мужской взгляд на разрыв отношений.
      Бен споткнулся и выпустил мою руку. Я посмотрела под ноги, но не обнаружила ни выбоины на тротуаре, ни корня дерева – ничего такого, обо что можно споткнуться. Вновь потянулась к его руке, но он мягко убрал ее, будто не заметив моего движения.
      Лулу вознамерилась отправить естественные надобности; мы остановились рядом, не глядя ни друг на друга, ни на нее. (Испражняющаяся собака не слишком романтичное зрелище.)
      Я убрала за ней, и мы вновь двинулись вперед, но теперь между нами воцарилось неловкое молчание.
      – М-м… Бен? Ты слышал, о чем я говорила?
      – Да, то есть… Нет. О подработке? Ой, смотри – Лулу это должно понравиться! – Он подошел к витрине с товарами для собак. – Парные мисочки для еды и воды. Я, пожалуй, забегу в магазин и куплю.
      Бен бросился в магазин, а мы с Лулу стояли у входа и переглядывались в недоумении.
      – Странно, Лулу. Он вроде не похож на человека, скупающего все симпатичные вещицы, какие только попадаются ему на глаза.
      Лулу гавкнула – наверное, в знак согласия.
      Мы дружно наблюдали через стеклянную дверь, как он расплачивался за покупку и выходил обратно.
      – Вот. Они, конечно, дурацкие, но вдругЛулу понравится.
      Я приняла из его рук пакетик, думая: «Мне не хватит и тысячи лет, чтобы научиться понимать мужчин».
      – Спасибо. Она… э-э… все чихумопу будут завидовать ей.
      Его губы изогнулись в едва заметной улыбке.
      – Это точно. – Он посмотрел на часы. – Ой! Ну и дела. Сам не заметил, как время пролетело. Шейн, уже поздно, а у меня завтра утром важная презентация. Мне пора.
      Какое разочарование. Я вдруг ощутила несварение, вызванное пирогом с шоколадным муссом.
      – Э-э… да, конечно. Я, правда, надеялась, что ты зайдешь на чашку кофе или бокал вина. Тем более что Энни выставила парней из дома.
      На один краткий миг в его глазах появилась страсть, подобная той, что была днем в магазине, – и мое тело будто вспыхнуло в ответ.
      Затем он отвернулся, а когда вновь посмотрел на меня, от желания и следа не осталось.
      – Спасибо. Звучит заманчиво, но мне действительно пора. Сяду на поезд в конце твоего квартала, ладно?
      – Хорошо. Конечно. Тебе ведь нужно как следует отдохнуть перед завтрашним днем, да? – Осознав, что болтаю ерунду, я замолчала.
      Так мы и дошли до моего дома. На этот раз молчание определенно было неловким. Я силилась понять причину его внезапной холодности, но не могла.
      Может, я недостаточно обрадовалась его подарку?
      – Бен, мне очень приятно, что ты подарил мне мисочки для Лулу. Они замечательные, – сказала я, стараясь вложить в свою реплику побольше энтузиазма.
      – Я рад, – ответил он, засовывая руки в карманы. – Послушай, Шейн, мне надо тебе кое-что сказать. Я знаю…
      Зазвонил телефон, но я не стала брать трубку. Бен осекся.
      – Не хочешь ответить?
      – Нет. Кто бы это ни был – перезвоню позже.
      Его губы едва заметно скривились.
      – Наверное, ничего важного, правда?
      – Бен, о чем ты? Ты вроде собирался мне что-то сказать…
      Но он лишь покачал головой и указал взглядом на мой карман, где лежал мобильный:
      – Ответь. Я все равно не имел в виду ничего важного. Увидимся.
      Повернулся и зашагал к метро, не поцеловав меня на прощание. Даже не оглянулся, не помахал рукой. Мы с Лулу смотрели ему вслед, и, по крайней мере, одна из нас была сильно сконфужена. Телефон тем временем смолк.
      Пару секунд спустя он зазвонил снова. Я резко выдернула его из кармана, раскрыла.
      – Что вам нужно?
      – Щейн? Это Брэнда. Брэнда с попугаем. Верните деньги! Он не захотел расставаться. Мало того – теперь умоляет меня согласиться на групповой секс, вместе с его вонючим дружком Трэвисом!
      «Еще один грандиозный успех антисвахи, – подумала я. – С такими темпами быстрее будет выкупить долю в «Сенсьюэлити» чеками социального страхования».

      Бен ждал поезда, держа руки в карманах, и вел ожесточенную битву с собственным здравым смыслом.
      «Нужно вернуться и обсудить с ней эту дурацкую историю с антисвахой. От души посмеемся вместе. А потом я проверю, был тот поцелуй случайностью или нет».
      Мимо тащился, шаркая ногами, дряхлый старик в рваной одежде, с морщинистым, обвисшим лицом. Он остановился и протянул руку:
      – Приятель, не найдется лишнего доллара?
      Бен вынул из кармана несколько мятых банкнот и, не поднимая глаз, протянул нищему. В метро не проедешь больше двух раз, не встретив хотя бы парочки попрошаек.
      Старик схватил деньги и убежал на другой конец платформы. Бен покачал головой.
      – Конечно. Никто в наши дни не говорит «спасибо». Или «пожалуйста», или «не стоит благодарности», или «извини, что я помогла твоей девушке спровоцировать разрыв с тобой, потому что я коварная, лживая тварь», – тихо проворчал он.
      Так и есть. Вот он стоит на платформе, разговаривает сам с собой. А завтра выйдет в банном халате на улицу – просить милостыню.
      Прав был Глисон. Шейн – бессердечная обманщица, влезающая без спросу в чужие жизни…
      А ее очаровательная улыбка, умение готовить вкуснейшие ужины и божественные пироги и даже то, как сияло ее лицо, когда она смеялась над какой-нибудь его фразой или над какой-нибудь выходкой своей собаки…
      Впрочем, собака ему нравилась. Лулу была не виновата, что родилась с такой внешностью. По крайней мере, собаки – честные существа.
      «Точно, парень. Главное – честность, – подумал он. – С твоей стороны очень честно пытаться влюбить ее в себя, чтобы затем унизить. Ты просто воплощение искренности».
      Прибыл, наконец, поезд, и Бен, шагая в открытые двери, вдруг осознал нечто важное. Честно это было или нет, но ему хотелось снова поцеловать Шейн. И узнать, на всем ли теле у нее такая же шелковистая кожа, как на руках и ногах, не спрятанных под одеждой. Кстати, этим вечером она выглядела очень сексуальной. Хотелось видеть ее улыбку, слышать смех, прижимать к себе, запуская пальцы в ее великолепные волосы, ощущать страстную дрожь…
      Бен схватился за поручень, сделал глубокий вдох и попытался сосредоточить свои мысли на рекламной кампании новой линии шоколадных ликеров от «Джелли Джем».
      «Надо думать о вкусе превосходного шоколада, который делает эта компания. А не о вкусе губ Шейн. Ой, плохи мои дела. По крайней мере, это честное признание с моей стороны».

       Правило № 5. Реакция мужчин не всегда предсказуема.
       Иногда приходится забывать о правилах и действовать интуитивно.
 
      Я еще немного прогулялась с Лулу, но это уже не приносило удовольствия ни одной из нас. Мы вошли в лифт и поехали домой. Без Бена ни мне, ни ей не хотелось идти пешком. Лулу встала на задние лапы и поставила передние мне на ноги – так она обнималась. Я погладила ее по голове, потом взяла под мышку пакет с мисками, подняла собаку на руки и прижала к себе.
      – Не понимаю я этих мужиков, Лулу. И никогда, наверное, не понимала. Как же я могу работать антисвахой, если даже не знаю, чем можно их огорчить?
      Она лизнула меня в подбородок. Это оказалось довольно противно, потому что изо рта у нее воняло.
      – Лу, тебе обязательно нужно купить собачьте их мятных пастилок. Ужас какой-то.
      Лифт, дернувшись, остановился, и я поплелась к нашей двери. Лулу потрусила за мной. До моих ушей донесся смех из квартиры. Хоть кому-то было весело.
      Я толкнула дверь и увидела танцующих вокруг кушетки Фаррена, Энни и Мишеля.
      – Народ, что здесь происходит? Вряд ли мой шоколадный пирог мог так сильно на вас подействовать, – сказала я, невольно улыбаясь, несмотря на охвативший меня приступ жалости к самой себе.
      Мишель перепрыгнул через оттоманку и кинулся ко мне.
      – Я попал туда! – закричал он, схватил меня и закружил по комнате. – Попал, попал!
      Когда он, наконец, поставил меня на пол, у меня кружилась голова, но я все еще оставалась в неведении.
      – Здорово! А куда, собственно говоря?
      Фаррен обошел диван и тоже крепко обнял меня.
      – В финал отборочного тура, Шейн.
      Мишель перебил его, перехватив меня и опять закружив:
      – Финалисты отборочного тура будут участвовать в шоу «Будущие модельеры»! Около тысячи студентов прислали свои портфолио для участия в конкурсе, из них выбрали всего двадцать пять человек. И я в их числе!
      – Мишель, это потрясающе! Я так за тебя рада! Подожди… ты сказал «отборочный тур»?
      Он отпустил меня. Мы оба тяжело дышали.
      – Да, из нас должны отобрать десять человек для участия, в шоу. Но раз вероятность составляет один из двух с половиной, то меня должны выбрать, правда?
      – Конечно, – уверенно произнесла Энни. – Шампанское сюда!
      Улыбка Мишеля померкла.
      – Мы сейчас не можем позволить себе пить шампанское. Остался последний рывок. Мне понадобится около пяти тысяч долларов, чтобы подготовить портфолио для отборочного тура. Наверное, придется переступить через себя и позвонить папе. Может, он сменит гнев на милость.
      – Тебе нужно пять тысяч? – удивилась Энни. – Ни в коем случае не звони отцу – в прошлый раз после разговора с ним тебе едва не потребовался психиатр.
      – Всем нужно пять тысяч долларов, – пробормотала я. – Какое-то новое поветрие.
      Энни порывисто повернулась и оценивающе взглянула на меня:
      – О чем ты?
      – Да так, ни о чем. Не волнуйся, Мишель. Мы с Фарреном приготовили небольшой сюрприз, – сообщила я, направляясь на кухню – проверить, имелось ли шампанское в холодильнике. – У нас, кажется, оставалась бутылка с того дня, когда мы обмывали новую роль Фаррена в «мыльной опере»?
      – В дневном сериале, – поправил Фаррен, танцуя с Мишелем.
      – Извини, в дневном сериале.
      Я нашла бутылку, открыла, почти ничего не разлив, налила шампанское в пластиковые стаканы с надписью «С днем святого Патрика» и раздала всем.
      – За Мишеля! Да превзойдет он самого Ральфа Лорена! – провозгласила я, поднимая стакан.
      – И Веру Вонг! – добавила Энни.
      – И Армани! – внес свою лепту Фаррен.
      Лулу лаяла, весело гарцуя между нами.
      Мишель стоял, сияя от радости, и слезы текли по его щекам; мы чокнулись и осушили стаканы. Я обняла Мишеля одной рукой.
      – Милый, тебе лучше присесть. Мы с Фарреном хотим поведать, как у нас оказалась в точности нужная тебе сумма – ну, может, за исключением нескольких сотен на жизнь.
      Слушая, как Фаррен взахлеб рассказывал о своем бонусе и о моем авансе, полученном от Мелиссы, Мишель раскрывал глаза все шире и шир, Энни, наоборот, напряженно щурилась. Наконец Фаррен закончил. Мишель ошеломленно молчал. А вот Энни – нет.
      – Ты с ума сошла?! – заявила она, вскакивая со стула и тыча в меня длинным костлявым перстом. – Эти деньги тратить нельзя! У тебя ведь ничего не выходит с Мелиссой и Тони. И тебе придется вернуть ей две с половиной тысячи.
      Я пожала плечами:
      – Попробую еще раз.
      – Еще раз? Да что тут пробовать?! С этим мужчиной все твои приемчики действуют с точностью до наоборот!
      – Не ори! – рявкнула я в ответ. – Ты что, не видишь – я хочу помочь другу?
      Мишель наконец обрел дар речи.
      – Э-э… простите. Раз я и есть тот друг, которому ты хочешь помочь, можно мне принять участие в обсуждении?
      Мы с Энни одновременно повернулись к нему:
      – Нет!
      Фаррен расхохотался, а Лулу отбежала и спряталась за его ногами.
      Мишель наклонился вперед.
      – Знаю, мои слова прозвучат эгоистично, особенно учитывая тот факт, что я в принципе мог бы воспользоваться кредитом. Но все же – ты не рассматривала возможность действовать «от противного»?
      Я сверкнула глазами:
      – Мне не нужна помощь в… что значит «от противного»?
      Он развел руками.
      – Если все твои действия дают обратный эффект, попробуй действовать наоборот.
      Я задумалась.
      – Что конкретно нужно делать?
      – Для начала расскажи, как ты действовала.
      Вкратце описывая свои позорные неудачи – на стройплощадке и с колыбелью, я поняла правоту Энни. Придется вернуть деньги Мелиссе.
      – Энни, ты не совсем права, – сказал Фаррен, вскочили зашагалпо комнате. – У тебя получится, Шейн. Мы знаем, чего хочет этот Тони, и отсюда можем вычислить, чего он не хочет.
      – Можем? – спросила я, чувствуя себя бестолковой.
      – Конечно, – сказал Мишель. – Ему нужна приверженная традициям итальянская жена и мать для его детишек, правильно?
      – Похоже на то, – мрачно согласилась я.
      Фаррен уселся рядом со мной на кушетку.
      – Значит, предоставим ему девушку легкого поведения.
      – Но… Погоди, Не так быстро, – взмолилась я. – Если превратить Мелиссу в сексуальную любительницу тусовок, ты думаешь, Тони больше не захочет иметь с ней дело?
      Мишель с самодовольным видом откинулся на спинку кресла, скрестив на груди руки.
      – Именно. Он мечтает о «Маленьком домике в прерии», а мы дадим ему «Секс в большом городе».
      – Меня едва не взяли на роль одного из парней Кэрри, но потом решили, что я слишком смазлив, – заметил Фаррен уже, наверное, в сотый раз.
      – Ты говорил, – простонали мы хором.
      Энни кивнула:
      – Да, такой подход может оправдать себя, Шейн. В самом деле. Позвони Мелиссе и узнай, согласна ли она на такое.
      Я схватилась за телефон.
      – Нужно жить сегодняшним днем, правда? Думаю, это окажется значительно эффективнее попугая.
      И пошла к пожарной лестнице, чтобы позвонить, друзья озадаченно смотрели мне вслед. Но я не собиралась ничего объяснять насчет попугая.

      На следующий день, оказавшись на рабочем месте, я страстно молила Бога о том, чтобы утро прошло спокойно. Чтобы никаких телефонных звонков, кризисов и новых клиентов. Несколько деловых встреч антисвахи были временно отложены – до тех пор, пока не будет решена проблема Мелиссы и Тони.
      «"Решить проблему". Очень подходящий эвфемизм для того, что на самом деле называется "сломать бедняге жизнь"», – тихо прошептал мой внутренний голос.
      – Да заткнись ты, – проворчала я.
      И тут же осознала, что разговариваю сама с собой. С какой стороны ни посмотри, это был плохой знак.
      Я слонялась по магазину, поправляя предметы на полках и потягивая латте, а мысли были заняты Беном и его неожиданным уходом.
      Тот же мужчина в тот же самый вечер подарил мне мисочки для собаки.
      Все это производило весьма странное впечатление.
      Зазвонили колокольчики над входом; вымученно улыбаясь, я повернулась к двери, готовясь принять первого покупателя.
      – Здравствуйте, добро пожаловать в… Лиззи?
      – Здравствуйте, Шон, – протяжно произнесла она, снимая огромные солнцезащитные очки. – Тетя Эстель уже здесь?
      – Меня зовут Шейн, – сквозь зубы процедила я.
      – Не важно… Так она пришла или нет? – Лиззи неторопливо подошла к полке с продукцией «Дримглоу» – плавной походкой, будто скользя по полу в босоножках с четырехдюймовыми каблуками.
      Несмотря на мою глубокую и искреннюю неприязнь к ней, это вызывало невольное восхищение. Я подумала с легкой завистью, что ее простые шорты и майка обошлись, должно быть, в две мои месячные зарплаты.
      Здорово, наверное, обладать фигурой манекенщицы. Закрыв глаза, я мысленно помолилась, прося Господа ниспослать мне терпения. И побольше.
      – Нет, здесь ее нет. Она сегодня вообще не придет. Полагаю, у нее день оздоровительных процедур.
      – Полагаете? – Лиззи презрительно фыркнула.
      – Э-э… что? – Я не знала причины ее недовольства, но тон мне не нравился в любом случае. – Что не так, Лиззи?
      Она закатила свои идеально накрашенные глаза.
      – А то вы сами не в курсе! Я наслышана про ваш милый маленький планчик насчет партнерства, только ничего у вас не выйдет.
      Я озадачилась.
      – Что не выйдет?
      Красотка горделиво приблизилась, откинула со лба волосы и вызывающе глянула на меня.
      – Если вы вынашиваете коварный замысел завладеть моим наследством – забудьте об этом, вы… вы… продавщица!
      – Вынашиваю коварный замысел? – развеселилась я.
      Кажется, кое-кто читает слишком много готических романов.
      Поскользив еще немного, Лиззи затормозила возле расшитых бисером мини-юбок камуфляжной расцветки и взяла из стопки самую верхнюю.
      – Ух ты! У вас есть размер «два нуля»?
      – Должен быть, пойду посмотрю… Погодите-ка! – Уже сделав пару шагов в направлении подсобки как последняя идиотка, я все же опомнилась и остановилась. – Что?! Сначала вы обвиняете меня в коварных замыслах… а потом просите подобрать одежду? У вас с головой все в порядке?
      Она бросила юбку на пол и пнула ее.
      – Что вы сказали? Да как вы смеете?!
      – Я спросила, все ли у вас в порядке с головой, вы, психопатка! И поднимите юбку с пола – сейчас же!!! – Дойдя до слов «сейчас же», я перешла на крик – и в тот самый миг, конечно же, вошла миссис П.
      «На заметку: ни в коем случае не кричать на племянницу начальницы в присутствии последней».
      Миссис П. посмотрела на Лиззи, затем на меня; от ее наблюдательного взора ничто не могло укрыться. Подошла, наклонилась и подняла юбку. Затем медленно разогнулась, ее серебристые локоны поблескивали в свете флуоресцентных ламп. Первой заговорила Лиззи:
      – Тетя Эстель, вы слышали, что она сказала? Неужели вы готовы доверить этой грубиянке наш магазин, наши деньги и наших покупателей?
      Лиззи прекрасно умела изображать справедливое негодование.
      Но я и сама была возмущена до глубины души.
      – «Наш магазин»? «Наши деньги»? Лиззи, вы ни разу в жизни не распаковали ни одной коробки! И если вы хоть на мгновение осмелились предположить, что мнеe нельзя доверить деньги, я…
      – Что ж, если вы так считаете – вам виднее… Вы себя лучше знаете…
      – Прекратите. Обе. – Тихий голос миссис П. мгновенно заставил нас замолчать.
      Она повернулась к племяннице и протянула ей юбку:
      – Пожалуйста, положи это обратно на полку. И я буду очень признательна, если ты будешь относиться к нашим товарам немного бережнее. Эта юбка, на которой ты так лихо топталась, стоит пятьсот долларов.
      Не успела я выкинуть какую-нибудь ребяческую глупость – например, показать Лиззи язык, – как миссис П. переключила свое внимание на меня.
      – Должна признаться, я неприятно удивлена твоим поведением, Шейн. Не ожидала услышать от тебя такую грубость в адрес моей племянницы. Знай – перспективы нашего будущего партнерства будут во многом зависеть от твоей способности поладить с Лиззи.
      «О нет! Только не это…»
      – А теперь предлагаю пообедать втроем – попробуем преодолеть ваш межличностный конфликт, – продолжала она.
      Мы с Лиззи посмотрели друг на друга – с абсолютно одинаковым отвращением на лицах.
      Похоже, у нас все же было кое-что общее. Как у двух ведьм из мюзикла «Злая».
      А именно – взаимная ненависть.
      – Тетя Эстель, в обед я записана к парикмахеру. Не могу отменить, иначе придется ждать несколько месяцев, пока Вашини сможет втиснуть меня в свое расписание. К тому же, если я не приду, он может взбеситься и вообще откажется меня принимать. Тогда придется идти к какому-нибудь посредственному мастеру – а это ведь так ужасно, – трещала Лиззи, с придыханием перечисляя причины, в силу которых она ни за что на свете не могла согласиться обедать с плебейкой вроде меня.
      На Мэдисон-авеню классовая борьба процветает по сей день.
      Я удалилась в подсобку, не желая больше слушать жалобы наглой особы. А то недолго и самой начать ныть. К тому же кто-то должен был распаковать товар.
      Все, что мне было нужно в тот момент, – немного уединения с канцелярским ножом в руке.

      – Братан, ты меня пугаешь, – сказал Глисон, забрасывая ноги на стол Бена. – Она тебе нравится, ты считаешь ее красивой и так далее, бла-бла-бла. А потом вспоминаешь, что она – лживая змея, и смываешься. Я правильно понял?
      Бен покачал головой и бросил в так называемого друга ручкой.
      – Хватит меня анализировать! Да, я утратил контроль над собой. И признаю это. Проехали.
      Глисон, наморщив лоб, поправил ярко-желтый галстук.
      – Не вижу особых проблем. Хочешь переспать с ней – действуй. Получи удовольствие, а потом брось ее, – высказался он, пожимая плечами.
      – Знаешь, иногда меня поражает полное отсутствие в тебе всяких нравственных принципов, – возразил Бен. – Мы знакомы уже пять лет, но ты умудряешься удивлять меня. Кем же я, по-твоему, буду после такого поступка?
      – Да кому сейчас нужны моральные принципы? – с наглой ухмылкой возразил Глисон. – Ведь эта девушка – «антисваха», да?
      – Ну…
      – И она не рассказала тебе о своем подлом маленьком увлечении?
      Бен беспокойно заерзал в кресле.
      – Ну, мы не…
      – Вот именно, – перебил Глисон, опуская ноги, и хлопнул ладонью по столу. – В ней нет ни грамма честности. Зато есть классное тело. Так что трахни ее и покончи со всем этим бредом. – Он встал. – Теперь, когда я решил все твои проблемы на сегодня, пойдем пообедаем.
      У Бена зазвонил телефон, и он махнул рукой, жестом выгоняя Глисона из кабинета:
      – Хорошо. Встретимся внизу через десять минут.
      «Может, он прав. Не в том, что нужно трахнуть ее и бросить, а в том, что не стоит увязать в чувствах к человеку, для которого солгать – как стакан воды выпить». Схватив трубку, он включил первую линию.
      – Доброе утро. Бен Камерон слушает.
      – Здравствуй, Бен Камерон. Как дела, гадкий мальчишка? – В трубке раздавался веселый голос его сестры. – Бенджи, ты стал такой взрослый – весь из себя серьезный специалист.
      – Привет, Ферн. Как дела? Как поживает моя очаровательная племянница?
      – Отлично. Айви – лучшая ученица в классе, – с нескрываемой гордостью отвечала та.
      – Конечно – вся в маму.
      – И в дядю тоже.
      – Ты хочешь сказать, что она еще и самая красивая девочка в классе? – смеясь, поддразнил ее Бен.
      – Она скучает по тебе. Как и мы все. Когда ты наконец соберешься навестить нас на выходных? Бостон не так уж далеко от Нью-Йорка.
      Он вздохнул и улыбнулся:
      – Так, начались нотации. Скоро, сестренка. Скоро.
      – Ага. Учитывая, что «скоро» обычно означает «ее раньше чем через полгода», сообщу новость по телефону. Ты скоро опять станешь дядей!
      Бен откинулся в кресле.
      – Ого! Это… ого. Поздравляю. Рад за вас.
      – Я тоже рада. Мы целый год пытались. Я уже стала бояться, что не получится.
      – Значит, ты всё еще спишь с этим мужланом? – спросил он, зажмурившись. – Может, на этом прекратим обсуждение? Не хочу ничего знать о том, как моя сестра занимается неприличным делом с гориллой.
      Ферн засмеялась:
      – Вы ведь давно уже закончили школу. Я надеялась, что ты перестал называть его гориллой.
      – Ты бы слышала, как он меня называл, – возразил Бен. – Сообщила родителям?
      – Конечно. Они на седьмом небе. Мама уже пыталась затащить меня в магазин – покупать детские вещи. Я сказала, что у меня от Айви осталось столько всего на семерых детей хватит, но ты же знаешь нашу маму…
      Он кивнул:
      – Знаю. Может, теперь она от меня отстанет. Как назовешь? Опять каким-нибудь цветочным именем, вроде Дейзи?
      – Бенджи! Можно подумать, я рожаю лишь для того, чтобы отвлекать от тебя излишнее родительское внимание. Кстати, будет мальчик. Ой, мне пора – нужно забрать Айви из танцевальной школы. Перезвони чуть позже, ладно? Пообещай, что перезвонишь.
      – Обещаю. А насчет имени для мальчика… Петуния подойдет? – Он подождал, пока Ферн отсмеется. – Серьезно, я очень рад за тебя. За вас всех.
      Бен положил трубку и устремил взгляд в никуда. Еще один ребенок. Его сестра почти пять лет была замужем за его лучшим школьным другом, и скоро у них будет двое детей. Его родители почти тридцать лет прожили вместе.
      А он даже собаки не завел.
      При мысли о собаке Бен вспомнил Лулу и, не давал себе возможности впасть в раздумья, набрал номер мобильного телефона Шейн.
      – Я соскучился… по Лулу.
      Она засмеялась:
      – Дулу тоже по тебе скучает. Надеюсь, в ваших отношениях найдется местечко и для меня?
      – Возможно. Что планируешь на выходные?
      – В пятницу я занята… а как насчет субботы?
      Бен улыбнулся, по непонятной причине вдруг почувствовав себя невероятно счастливым. Он не испытывал ничего подобного с тех пор, как заполучил лучшие места на матч «Янки», на котором те надрали задницы каким-то «Красным носкам».
      – Замечательно. В субботу. Позвонишь мне?
      – Позвоню. И… Бен? Что было не так вчера вечером?
      – Извини. Я все объясню при встрече, ладно? Нам нужно кое-что обсудить, – сказал он, приняв спонтанное решение поговорить с ней обо всем напрямик, чтобы больше не думать об этом.
      – Я так и думала. У тебя сумасшедшая жена, которую ты прячешь в подвале, да? – еле слышно прошептала она.
      – Что?
      «Наверное, все женщины по-своему сходят с ума», – подумал Бен.
      – О каком подвале ты говоришь?
      – Не важно. До субботы.
      – Это будет настоящее свидание, – предупредил он.
      Улыбаясь до ушей, положил трубку и обнаружил, что в дверях стоит Глисон.
      – Ты все-таки собираешься трахнуть ее и бросить?
      – Ни в коем случае. И я больше не намерен обсуждать Шейн, Джи, – поднимаясь из-за стола, произнес Бен.
      – Братан, ты третий раз наступаешь на те же грабли. Не говори потом, что я тебя не предупреждал.
      – Ладно, не буду. Давай пообедаем и поговорим на другую тему.
      – Отлично. Видел вчерашнюю игру?
      По дороге к лифту Глисон без умолку трещал о матче, но Бен слушал вполуха. Он был в шоке от собственных мыслей о том, что неплохо было бы познакомить Шейн с его сестрой и ее мужем-гориллой.
      Сначала миски для собаки, потом знакомство с семьей… Похоже, его песенка была спета.

       Правило № 6. Никогда не отвечайте на телефонные звонки во время важных переговоров.
 
      Тот день был данью губительной силе голосовой почты.
       От Энни:
      «Привет, Шейн, это Энни. Я пригласила Ника выпить кофе после работы, он отказался. А ему завтра даже не идти на учебу! Раньше он никогда мне ни в чем не отказывал. Что он о себе возомнил? А ты знала, что к его светлой голове еще и бицепсы прилагаются?» (Вздохи, упавший голос, возможно, слюнотечение.)
       От Мишеля:
      «Это Мишель из шоу «Будущие худшие модельеры». Шейн, у меня нет шансов. Здесь три лучших студента из моей группы (включая меня, конечно). Я с тем же успехом мог бы спустить твои деньги в биде». (Жалобный стонущий голос.)
       От Мелиссы:
      «Я готова, Шейн, Ужин – в ресторане его тетушки. Но ты должна будешь явиться со мной в качестве новой лучшей подруги. Это твой последний шанс, поняла?» (Требовательный голос, особенно жестко произнесены слова «последний шанс».)
       От Фаррена:
      «Они убьют меня! Убьют моего героя! Один из помощников главного сценариста сказал, что тайный брат-близнец взрослого сына брата доктора, которого он воспитывал, когда у него была амнезия, собьет меня на автомобиле, который я подам ему на стоянке!» (Задыхающийся крик.)
       От Ника:
      «Шейн… э-э… это Ник. Я сказал Энни «нет», Шейн. Изображать крутого парня так тяжело. По-моему, я ее обидел. А ты как думаешь? Обязательно позвони мне». (Взволнованный голос с оттенком отчаяния.)
       От банкира:
      «Мисс Мэдисон, я не смогу принять вас в понедельник. Важное совещание. Пожалуйста, перезвоните, чтобы перенести встречу. Нам необходимо обсудить вашу кредитную историю». (Строгий, напыщенный голос.)
      И наконец, единственный тоненький лучик света.
       От Брэнды:
      «Это Брэнда. Брэнда с попугаем. Трейвис, друг моего бывшего, узнал про групповой секс и дал этому козлу по морде! У него теперь синяк под глазом. Я счастлива, попугай счастлив, а вы честно заработали свой гонорар. Порекомендую вас всем подругам!»
      Ой, с лучом света я явно поторопилась. Если подруги «Брэнды с попугаем» похожи на нее, то лучше держаться от них подальше. И что это за странный попугай?

      – Ты уверена, что я тебе понадоблюсь? – в третий раз спросила я Мелиссу в пятницу вечером, когда мы уже ехали в такси к ресторану, принадлежащему тете Тони. – Тони ведь знает меня как работницу ресторана. Это не покажется подозрительным?
      Моя клиентка закончила рассматривать свои губы в крохотном зеркальце, проверяя, не смазалась ли помада, захлопнула украшенный серебряным филигранным узором футлярчик и с явным раздражением повернулась ко мне.
      – Послушай, мы уже говорили об этом. Я сказала ему, что ты – моя подруга, которая согласилась изобразить ради меня официантку. Он будет счастлив тебя видеть.
      – После того как увидит тебя – вряд ли, – мрачно пробормотала я.
      На ней было платье размером чуть больше полотенца для рук. Блестящая зеленовато-голубая материя так обтягивала фигуру, что Мелисса с тем же успехом могла вообще ничего не надевать.
      – Ты похожа на Дочку богатых родителей, решившую стать стриптизершей.
      Мелисса радостно заулыбалась:
      – Правда? Здорово! Именно такого эффекта я добивалась. Ты и сама ничего.
      Я опустила глаза, рассматривая свое простенькое облегающее платьице цвета ржавчины, купленное в комиссионном магазине, и отодвинула его край от зазубренной дырки в виниловой обивке сиденья. Не хватало еще порвать подол.
      С таким водителем, правда, понимаешь, что дыра в одежде – ничто по сравнению с кровавой и мучительной смертью от переломов, но мне все равно не хотелось испортить платье.
      Оно было классное и отлично на мне сидело.
      – Спасибо! Значит, я буду самой нарядной свидетельницей твоей пьяной выходки, – сказала я. – Это должно сработать. Потому что, если честно, запас идей в моей голове уже иссякает.
      Мелисса посмотрела на меня – долго и пристально.
      – А ты правда честная. Признаешься, что у тебя нет идей. Практически пытаешься отговорить меня расставаться с Тони, хотя тебе позарез нужны деньги.
      (Поддавшись минутной слабости, я рассказала ей про Мишеля и про бутик. В конце концов, мне-то многое стало известно о ее личной жизни. Это показалось мне справедливым.)
      – Никто не является до конца честным, Мелисса. Все лгут, даже те, кто почти не знает тебя. Признаются в любви, а потом исчезают, – произнесла я, глядя в окно. – Все лгут…
      – Вы очень мрачная женщина, – сказал водитель, протягивая мне визитную карточку. – Депрессивная. Вам нужна иглотерапия. Сходите туда – вам помогут.
      Я изумленно разглядывала визитку. Дожили. Меня учат жизни таксисты.
      Мелисса взяла из его руки карточку.
      – Спасибо, вы очень любезны, – поблагодарила она. – Не могли бы вы повернуть налево и заехать вон туда. Мы выйдем там.
      Он кивнул и резко повернул руль, автомобиль со скрежетом метнулся влево, пересекая две полосы движения. Когда мое остановившееся сердце вновь начало биться, машина стояла перед рестораном «Ла Кучина».
      – Кажется, меня сейчас стошнит, – обессилено призналась я.
      – Да, иголки вам просто необходимы. Они и от тошноты помогают, – откликнулся водитель.
      Я протянула ему деньги, не забыв даже взять чек, и вышла из такси вслед за Мелиссой.
      И уже у дверей ресторана последний раз спросила, положив руку ей на плечо:
      – Ты уверена, что хочешь напиться в присутствии членов своей семьи?
      Она скривилась:
      – Нет, не уверена. Но еще хуже прослыть коварной роковой женщиной, разбившей Тони сердце. Пусть уж лучше осуждают за разгул. Все равно ведь будут сочувствовать, когда он покинет меня.
      Я сомневалась. Затея казалась очень милой за бокалом шампанского, когда мы имели дело лишь с абстрактными рассуждениями, а не с реальной жизнью Мелиссы.
      Но теперь все было по-другому.
      Мелисса решила взять все в свои руки – в том числе и дверную ручку.
      – Мы здесь, и мы сделаем это. Все пройдет замечательно.
      Заходя в ресторан, я подумала: кого, интересно, она пыталась убедить? Меня или себя?
      Три часа спустя, слегка окосев от вина, я поняла, что ближайшие несколько дней не смогу есть. Стоило мне упомянуть о своей любви к итальянской кухне, как тетушка Тони немедленно отвела меня на кухню и перезнакомила со всем персоналом. Шеф-повар, оказавшийся по совместительству дядюшкой Тони, провел для меня ускоренный курс обучения приготовлению традиционных североитальянских блюд; я была счастлива. И получила приглашение в любое время приходить на семейные трапезы.
      Как мне показалось, это были добрейшие люди в мире. Или, по крайней мере, в итальянском квартале Нью-Йорка. И они, очевидно, любили Мелиссу как родную дочь. Или как будущую невестку. Так или иначе, они ее обожали.
      Но мне была понятна и ее нерешительность в отношении брака. Даже не будучи девушкой Тони, я ощущала на себе некое давление. Каждое второе предложение, произнесенное кем-либо, начиналось со слов: «Когда Тони и Мелисса поженятся…»
      Или того хуже: «Когда у Тони с Мелиссой появятся дети…»
      Мелисса непроизвольно содрогалась каждый раз, слыша эти слова, и я заразилась – очень скоро мы начали вздрагивать дуэтом. Ну, сами подумайте. Они еще и помолвлены не были, а окружающие уже обсуждали, какие воспитатели в детском саду лучше всего подойдут их отпрыскам.
      Мелисса опрокинула очередной бокал мерло, ее щеки пылали. Она улыбалась все шире и все коварнее, пока улыбка не стада почти безумной.
      Я чувствовала, что бедняжка вот-вот сорвется.
      Именно тогда бабушка Тони решила внести свою лепту. Эта женщина не соответствовала ни одному из знакомых мне стереотипных представлений об итальянской бабушке. Ей, наверное, было лет семьдесят, но в кроссовках фирмы «Найк» и спортивных шортах из спандекса она могла издалека сойти за пятидесятилетнюю. Материнского тепла в ней не чувствовалось.
      Итак, бабуля протиснулась через группу восхищенных мужчин, окруживших Мелиссу, и остановилась прямо перед ее лицом.
      – Значит, так сейчас одеваются молодые девушки? Ты полагаешь, мой мальчик должен гордиться тем, что его невеста похожа на пятидолларовую уличную проститутку?
      Собравшиеся дружно вздохнули и замерли от изумления, а щеки Мелиссы, и без того раскрасневшиеся, стали пунцовыми. Ее губы плавно растянулись в распутной улыбке.
      – Вашего мальчика я, кажется, вполне устраиваю, – заявила она, прижимаясь к Тони. – Спросите его о нашей недавней встрече на стройплощадке. – Показав рукой на свое платье, она продолжила: – И я должна быть как минимум пятисотдолларовой проституткой, чтобы позволить себе одежду от Николь Миллер. Согласны?
      Тони и его бабушка одновременно издали странный, булькающий звук, будто поперхнулись, а я села, жалея, что вместо третьего бокала вина не выпила кофе. Остальные отступили назад, как дети на школьном дворе, встающие в круг понаблюдать за дракой.
      В бабушке было, наверное, фута четыре роста, но я бы поставила на нее.
      Мелисса доказала мою неправоту.
      – Я пока абсолютно не готова к браку, даже не помышляю о нем, и пусть все это знают, – веско произнесла она, поднимаясь. – Тони – чудесный человек, и мы с ним решили наслаждаться свободой, пока оба молоды!
      С этими словами она поманила пальчиком одного из кузенов Тони.
      Он примчался, не задерживаясь.
      – Потанцуем, Витторио, – сказала она, взяла парня за руку и повела к крошечному танцполу.
      Все смотрели на них, пребывая в различных степенях шока. Я закрыла лицо рукой, подглядывая в щелочку промеж пальцев, как Мелисса упражняется в грязных танцах с Витторио на глазах у всей семьи Тони. Бабушка начала ругаться по-итальянски – казалось, что от ее ярости задымился воздух.
      Около минуты Тони молча сидел на месте. Потом вскочил и рванул к танцполу. Вам знакомо выражение «горящие глаза»?
      Так вот – было самое время звонить «девять-один-один».
      Двадцать минут спустя, когда Мелисса и Тони прекратили кричать и делать в адрес друг друга забавные жесты, в «Ла Кучине» воцарилась довольно мрачная атмосфера. Витторио присел рядом со мной, приложив к лицу лед, и пытался назначить мне свидание, с опаской поглядывая на Тони.
      После обмена пылкими ругательствами Мелисса, топнув ногой, сошла с танцпола и направилась в мою сторону. Остановившись на полпути, она повернулась к Тони и крикнула:
      – Ну и ладно! Если не хочешь принять меня такой, какая я есть, то подумай как следует.
      – Да, наверное, ты мне не подходишь! – заорал он в ответ. – Наверное, нам лучше расстаться прямо сейчас!
      После его слов все замерли, ожидая ее ответа. Стоп-кадр.
      Я затаила дыхание, почти забыв обо всех наших планах и почему-то страстно желая, чтобы она извинилась и помирилась с ним.
      Мелисса обернулась, посмотрела мне в глаза – и в ее взгляде было столько печали, смешанной с облегчением, что я не знала, как реагировать – расплакаться или поднять кулак в знак нашей общей победы. В итоге не сделала ни того ни другого, а просто смотрела, как она набрала в грудь воздуха, выдохнула и очень тихо произнесла:
      – Как скажешь, Тони.
      Затем спокойной, плавной походкой подошла ко мне, взяла меня под руку, мы молча вышли из ресторана и сели в первое попавшееся такси. По дороге Мелисса какое-то время молчала. Потом повернулась ко мне. Глаза ее сияли – и были подозрительно влажными.
      – Он классный парень, но его присутствие душило меня. Общение с его семьей душило меня, – негромко заключила она. – Мы сделали это, Шейн. У нас получилось.
      «Да, – подумала я. – А теперь, пожалуй, нам обеим не помешает иглоукалывание».

      Будильник пронзительно запищал, и я так сильно стукнула по нему, пытаясь выключить, что нечаянно сбросила на пол. Лулу, обычно пугавшаяся громких звуков, лишь чуть-чуть приоткрыла глаз, повернулась на другой бок и спрятала голову под уголок подушки.
      Прошлой ночью мы с ней провели целый час у Энни в спальне, пытаясь помочь той разобраться в ее чувствах к Нику.
      – Шейн, какая я, оказывается, ограниченная, – убивалась она. – Почему теперь, когда Ник превратился в рокового красавца, я вдруг захотела его?
      Минут пятьдесят я произносила какие-то ничего не значащие слова сочувствия, на которые моя подруга не обращала ровным счетом никакого внимания. А потом, устав, взорвалась и решилась сказать то, что думала.
      – Это произошло не вдруг, – довольно резко произнесла я. – Ты и раньше его хотела. Просто втемяшила себе в голову дурацкую мысль, что он слишком хорош для тебя. Знаешь что? Хорошие парни тоже бывают крутыми. – Лулу спрыгнула на пол и залаяла на меня, но я не смягчилась. – Дай ему шанс, в конце-то концов! Ты можешь совсем потерять его, если не прекратишь метаться.
      Энни выставила меня из комнаты, продолжая причитать, что она уже и так потеряла Ника, у меня не оставалось сил спорить. Я и так каждый день тратила многие часы на устройство чужой личной жизни.
      Хотелось бы иметь хоть несколько свободных минут для устройства своей собственной.
      После душа мы с Лулу немного прогулялись и пошли домой: она – съесть порцию собачьего корма, я – выпить чашечку кофе. Пока кофе варился, я натянула на себя джинсовую юбку и майку в кремовых и персиковых разводах, быстренько причесалась и немного поразмышляла – стоит ли морочиться с макияжем, который по дороге на работу, наверное, все равно расплывется.
      У Энни был выходной. Сейчас она спала, а в ее дальнейшие планы входила прогулка в парке с Лулу. Для собаки, еще недавно имевшей статус бездомной, у Лулу теперь была роскошная жизнь. Я налила себе кофе, уселась на кушетку и похлопала себя по бедру, призывая Лулу прыгнуть ко мне на колени. Утренние ласки улучшали настроение нам обеим.
      Я планировала как следует поработать утром, а после обеда уйти, чтобы иметь возможность отдохнуть, расслабиться, обзвонить нескольких перспективных клиентов и подготовиться к предстоящему свиданию.
      – Ну наконец-то, Лулу, – сообщила я своей милой овечке, – у меня будет спокойный день.
      Лулу залаяла на меня. Гавкнула не один раз и не дна, а целых семь – явное предостережение. Я подумала: интересно, бывали ли в программе «Взгляд» сюжеты о собаках-телепатах?
 
      С момента моего появления в магазине «Сенсьюэлити» прошло не больше часа. Я бродила по торговому залу, делая на листе бумаги наброски новой планировки. Тут явилась Лиззи. Передо мной мгновенно встала дилемма «бороться или бежать», я буквально ощущала, как адреналин стремительно распространялся по моим сосудам. (Или как он там обычно распространяется.)
      Она вошла в дверь с двумя большими стаканами кофе из «Старбакса» и протянула один из них мне.
      – Предлагаю перемирие, – с улыбкой сказала она.
      Мне сразу пришла на ум фраза «Бойтесь психопатов, дары приносящих».
      – Добрый день, Лиззи, – осторожно проговорила я. – Нe стоило беспокоиться.
      – Знаю, Шейн, – ответила она, сделав ударение на моем имени – будто хотела получить дополнительные очки за запоминание. – Но я хотела извиниться перед вами за вчерашнее…
      – Вас заставила миссис П.? – спросила я, непроизвольно поморщившись.
      – Да, – робко призналась Лиззи. – Тетя может быть очень убедительной, когда захочет.
      – Да, уж кому это знать, какие мне. Сразу вспоминается случай с Ужасным Беном.
      – Что?
      – Да нет, ничего, – поспешно сказала я. – Я не хочу ссориться с вами, Лиззи. Если нам когда-нибудь придется работать вместе – хотя точно будет известно липа, после моего визита к банкиру… в общем, стоит попытаться. Вы, наверное, понимаете, что я имею в виду.
      Лиззи улыбнулась – так мило и просто, что ее улыбка сразу вызвала у меня подозрения. Moжете считать меня циничной, но мне не верилось в ее искренность.
      – Конечно, – проворковала она. – Я и сама об этом подумала. Нам нужно поработать вместе. Над одним моим проектом.
      «Так вот в чем дело…»
      Я оглянулась вокруг, думая, что в обстановке магазина ей захочется разрушить… э-э… то есть изменить… в первую очередь.
      – Это касается Бена.
      – Что?
      – Моего Бена. Бена Камерона.
      – А-а. – Я начала кое-что понимать. – Знаете, так забавно – я недавно познакомилась с молодым человеком по имени Бен Купер. Он работает…
      – Очень мило, – произнесла она, небрежно взмахнув рукой. – Но давайте вернемся к моему делу. Я хочу вернуть Бена. Раз вы помогли мне избавиться от него – значит, вы же должны вернуть мне его.
      Я изумленно вздохнула, чуть не набрав в нос кофе.
      – Э-э… простите, а почему вы так решили?
      – Ну… во-первых, ваша гарантия. С возвратом денег, Вы ведь гарантируете, что клиент будет доволен, не так ли? А я недовольна. Хочу вернуть Бена. Значит, вы обязаны решить эту проблему или вернуть деньги, – подытожила она, явно довольная своими абсолютно нелепыми логическими выкладками.
      – Что? Да как вам такое взбрело в голову?! – Я поставила на прилавок стакан с латте, оказавшийся взяткой. – Гарантия заключалась в том, что я обязывалась заставить его расстаться с вами! И это условие было выполнено. А остальное – ваши проблемы.
      Она поставила свой стакан рядом с моим и посмотрела мне в глаза с самодовольной ухмылкой.
      – Не соглашусь с вами, Шейн. К тому же вы, наверное, хотели бы, чтобы я рассказала тете Эстель, как мы теперь замечательно ладим?
      «Ну и ведьма», – подумала я.
      – Лиззи, даже если бы я захотела помочь вам, то не смогла бы. Вы как следует постарались, отваживая от себя этого парня – так почему вы думаете, что он захочет вернуться? Он, наверное, считает вас ненормальной – после всех этих цветов и мишек.
      – Меня не волнует, как вы это сделаете. – Она, ухмыляясь, вынула из кармана визитную карточку и положила на стол. – Вот его телефон. Позвоните ему и решите проблему. А я скажу тете Эстель, что теперь мы с вами почти как сестры.
      Не успела я выпалить хоть одно из пришедших мне на ум гневных высказываний, как Лиззи стремительно удалилась, оставив после себя жуткую головную боль, свой недопитый стакан с кофе и визитку Ужасного Бена.
      Я стояла больше минуты, сжимая и разжимая кулаки в бессильной ярости, пока не остыла – достаточно, чтобы быть в состоянии вытереть брызги кофе, оставшиеся на прилавке после Лиззи, и выбросить стаканы в мусорный бак. Потом взяла визитку, намереваясь отправить ее туда же. Мельком взглянула на нее – и замедлила шаг.
      Остановилась и начала задыхаться.
      Оказалось, что у «ужасного» Бена Камерона и моего Бена Купера одинаковые номера телефонов. Представляете?
      Лучше бы я осталась спать дома…

      – То есть твой Бен и есть Ужасный Бен? – Энни стояла посреди моей спальни в трусиках и футболке и размахивала расческой, будто каким-то смертельным оружием. – Это невозможно! Нью-Йорк – многомиллионный город! Как могло получиться, что твой Бен и бывший парень Лиззи – одно и то же лицо?
      Я со стоном вытащила голову из-под подушки.
      – Не знаю, не знаю, не знаю! Почему он представился Купером?
      Она небрежно уселась на край кровати, едва не придавив Лулу.
      – Ты уверена, что он сказал «Купер»? Вы ведь встретились впервые, когда твое внимание было сосредоточено на Глисоне.
      Я прекратила стонать и села.
      – Эй! Может, ты и права. Я вполне могла ослышаться. В баре было очень шумно. – Но, поразмыслив, опять хлопнулась на подушку. – Нет, нет… Впрочем, не важно – какая разница, Камерон или Купер. Почему мой Бен оказался Ужасным Беном? Кошмар… Все равно, что внезапно обнаружить себя рядом с Волосатым Монстром.
      Энни вздрогнула:
      – Нет, Волосатый Монстр гораздо хуже. И что только эта девушка-ветеринар в нем нашла?
      Я запустила в нее подушкой.
      – Какая разница! Мы говорим о моих проблемах, а не о Волосатом Монстре!
      – Ты сама его вспомнила, – подчеркнула она.
      Лулу залаяла, выражая согласие. Я посмотрела на нее испепеляющим взглядом:
      – Предательница! Кто подарил тебе игрушечного ежа, уродливая маленькая овечка?
      Она снова залаяла и лизнула мне руку.
      – Поздно. Ты уже попала в немилость, – сказала я, вытирая об одеяло обслюнявленную ладонь. – Энни, что, черт побери, происходит? Может, это какой-нибудь подлый план Лиззи?
      Подруга долго – едва ли не минуту – размышляла над моим вопросом, постукивая пальцами по подбородку.
      – Я почти согласна, но все же, на мой взгляд, это было бы чересчур. К тому же вряд ли миссис П. одобрила бы такой ход. Думаю, это просто очень неприятное совпадение.
      – Ну конечно. А я – мисс Америка! Таких совпадений не бывает. Нужно поговорить с ним и выяснить, в чем дело.
      – То есть признаться, что, во-первых, ты работаешь «антисвахой», а во-вторых – расстроила его отношения с Лиззи. – Энни шлепнула меня расческой по ляжке. – Великолепно. Как только он обо всем узнает, в твоей жизни появится много горячего секса.
      Я опять застонала и натянула подушку на голову.
      – У меня, наверное, никогда больше не будет секса. Меня настигла колоссальная кармическая отдача, и теперь я обречена на пожизненное воздержание.
      – По-моему, ты преувеличиваешь, – сухо сказала подруга. – Ты все еще собираешься на свидание с ним? На показ мод?
      Я вскочила с постели.
      – Господи, совсем забыла! Мишель убьет меня, если я пропущу дебют его друга. А мне и надеть нечего.
      И начала бешено рыться в шкафу, пытаясь найти что-нибудь достаточно стильное для похода на показ мод. И выбросить мрачные мысли из головы. Энни смеялась, наблюдая за мной.
      – М-м… Шейн, ты ведь в курсе, что Мишель просил нас надеть что-нибудь из его моделей?
      Итак, меня спас знакомый модельер. Я прислонилась к двери шкафа и смотрела на Энни, ощущая подступающую тошноту.
      – Я не могу. Не могу… Вот и объявилась сумасшедшая жена в подвале, да?
      Энни, понятное дело, и глазом не моргнула.
      – Возможно. Но если он нравится тебе так сильно, как ты говоришь, то спали этот чертов дом вместе с подвалом. В жизни иногда приходится рисковать.
      Я посмотрела на нее, приподняв бровь.
      – Правда? Не хотела переводить разговор, но… ты придерживаешься той же точки зрения относительно своих отношений с Ником?
      Энни дернулась и опустила глаза.
      – Папа звонил на этой неделе – я говорила? Они с мамой разводятся.
      – Опять?
      – Да, – сердито и печально произнесла она. – Он подал заявление. Угадай, сколько раз они его уже подавали?
      Я молчала. Вопрос явно был риторический.
      – Семнадцать раз. Семнадцать, Шейн! Не знаю, кто из них чаще проявлял инициативу – наверное, поровну, У каждого есть свой адвокат по бракоразводным процессам, которому они платят авансовый гонорар.
      Я не пыталась обнять ее или успокоить словами. Такое повторялось уже много раз. По-видимому, шестнадцать, не считая нынешнего. Плюс множество душераздирающих ссор, не доходивших до подачи заявления на развод.
      – Это прозвучит кощунственно, но в детстве я завидовала тебе, – сказала Энни.
      По ее щекам текли слезы, а в голосе звучала нестерпимая мука.
      – Предпочла бы быть девочкой, которую все жалели, потому что у нее умерла бабушка. И полагала, что гораздо лучше быть сиротой, дочерью погибшего моряка, чем непутевым чадом двух психов.
      Я подозревала нечто подобное, но раньше Энни никогда не озвучивала эту мысль. Пауза затянулась; необходимо было сказать что-то, а не стоять столбом и молчать, услышав сокровенное признание лучшей подруги.
      – Они не психи, Энни, – нерешительно произнесла я. – И очень любят тебя. И меня любили – без их любви я бы не выжила. И не смогла бы вырасти более-менее приличным человеком.
      Она прижимала к груди Лулу, а моя маленькая чихумопу слизывала с ее лица слезы. За одно это ее нужно было всю жизнь кормить бифштексами – каждый день.
      Энни улыбнулась собачке дрожащей улыбкой и стала вытирать лицо.
      – Да, они любят меня. И тебя тоже. Но презирают друг друга. Тогда почему, черт подери, они не развелись шестнадцать заявлений назад?
      Я покачала головой, будучи не в силах найти хоть сколько-нибудь разумный ответ на ее вопрос. Она бережно спустила Лулу на пол и встала.
      – Я просто хотела сказать: не спрашивай меня о Нике, Шейн. Только не на этой неделе.
      Энни вышла из комнаты, не взяв протянутую мной руку. Я расплакалась вслед за ней; Лулу поджала хвост и заскулила, поддаваясь нашему настроению.
      – Успокойся, Лулу, – сказала я, взяв ее на руки. – Члены твоей стаи немного взволнованы, но это пройдет.
      Она дрожала, пытаясь спрятать мордочку у меня под мышкой. Когда я подумала об Энни и Нике, а затем – о Лиззи и Ужасном Бене, меня тоже затрясло.

      Прошло время – и меня снова трясло, но совсем по другой причине. Энни была не в настроении идти на показ, и мы с Беном отправились без нее. Я думала, как лучше начать разговор на скользкую тему о Лиззи, упомянуть ли о совпадении двух Бенов? Или, может быть, со смехом, как бы невзначай, сказать про антисваху. Например, так: «Слушай, ты сейчас умрешь со смеху! Знаешь, кто твоя бывшая девушка?»
      Но рев музыки в стиле техно, сотрясавший переоборудованный склад, где проходил показ, сужал возможности общения. Такси тоже не показалось мне подходящим местом – особенно после препирательств с водителем, предлагавшим сходить на иглоукалывание.
      Итак, мы вернулись ко мне домой. Поведение Бена было таким же напряженным и скованным, как мое настроение.
      Я положила на стол сумочку, глубоко вздохнула, повернулась к нему и сообщила:
      – Нам нужно поговорить.
      Он взволнованно провел рукой по волосам.
      – Да, я хотел предложить то же самое.
      «Ну что ж… если я уступлю ему, это ведь не будет проявлением трусости?»
      – Давай сначала ты, – сказали мы в один голос.
      И оба нервно усмехнулись.
      Бен огляделся по сторонам:
      – А где Лулу?
      – Наверное, дрыхнет у Энни. Она любит спать в обнимку с моей собакой, – ответила я, теребя платье.
      Бен окинул мой наряд оценивающим взглядом – так медленно и пристально, что от его взгляда у меня отвердели соски.
      – Я, конечно, уже говорил это… но твое платье просто потрясающее, – произнес он неожиданно хриплым голосом.
      – Это старье? – Я ухмыльнулась и присела на подлокотник дивана. – Да, потрясающее. Одна из моделей Мишеля.
      Изумрудно-зеленое шелковое платье с шифоном сидело на мне как влитое. (Мишелю пришлось потратить двадцать минут на его подгонку – в отличие от манекенщиц, на которых он привык кроить, я не обладала фигурой десятилетнего мальчика.) Мои глаза, оттененные платьем и макияжем, который мне сделала Энни, выглядели еще более зелеными, чем обычно, туманными и таинственными, даже скулы выделялись, хотя раньше я и не подозревала о такой возможности.
      – Серьезно? – спросил Бен. – Это платье намного лучше тех, что были на показе.
      – Я тоже так считаю, поэтому очень надеюсь на победу Мишеля в конкурсе. – Я сцепила руки и закусила губу, желая выложить всю правду и в то же время боясь. – Бен, мне нужно… кое-что рассказать тебе, – робко начала я.
      – И мне тоже, – согласился он, приближаясь ко мне, и взял меня за руки.
      Я смотрела на него, стараясь запомнить каждую черточку его лица – на случай если это наша последняя встреча.
      «Обман, в особенности серьезный, может испортить отношения. Так говорят».
      Бен взглянул мне в глаза – и стон вырвался из его груди.
      – Ты не можешь ждать от меня каких-либо разумных действий, глядя на меня так, – сказал он.
      – Как же это я на тебя особенно смотрю? – почти шепотом спросила я.
      – Будто пожираешь глазами, – ответил Бен и нежно поцеловал меня в лоб. – Будто мечтаешь о близости, – добавил он, поглаживая мои волосы.
      Я задрожала – и Бен не мог не ощутить этого. Он улыбнулся – с тревогой и триумфом – и наклонился ко мне.
      – Шейн, – прошептал он, почти касаясь моих губ своими.
      – М-м-м?
      – Может, поговорим попозже? У меня возникла непреодолимая и неотложная потребность поцеловать тебя.
      Поднявшись, я мягко обвила руками его шею и произнесла:
      – По-моему, идея замечательная.
      «Если переспишь с ним – наутро пожалеешь об этом», – заметила моя совесть. К слову, редкостная зануда.
      «А если не пересплю, то, возможно, буду жалеть об этом ближайшие десять лет», – мысленно возразила я.
      Бен запустил пальцы мне в волосы и пронзил страстным, обжигающим поцелуем, от которого все мое существо затрепетало. Когда он оторвался от моих губ, я с трудом стояла на внезапно ослабевших ногах.
      – Моя спальня вон там, – прошептала я.
      За всю ночь совесть не проронила ни слова.
      Было еще темно, когда меня разбудил жужжащий звук. Я оглянулась по сторонам, с трудом разлепив глаза, и увидела, что сплю поперек кровати, Бен обнимает меня за плечи, а наши ноги переплетены. Покосилась на часы. Четыре часа пятнадцать минут? Утра?
      Мы что, спали всего час?
      Эта мысль вызвала у меня блаженную улыбку. Да, мне попался очень выносливый мужчина.
      Но жужжание продолжалось. И оно явно не принадлежало ничему из моей домашней техники. Я толкнула Бена:
      – Эй!
      Он что-то сонно промычал и прижал меня к себе. Было, конечно, приятно, что он так на меня реагировал, но это не решало проблему жужжания.
      – Бен, проснись. Это не у тебя жужжит?
      Он открыл глаза – один за другим, – и на его лице появилась улыбка. Улыбка человека чрезвычайно удовлетворенного.
      – А ну-ка поцелуй меня!
      – Но…
      Его губы не дали мне договорить (впрочем, я не возражала). Но когда пару минут спустя я выбралась из-под него глотнуть воздуха, жужжание не прекратилось.
      – Бен!
      – Что? Ах да. Наверное, телефон.
      Отодвигаясь, он погладил меня по спине, вызвав в моем теле восхитительный трепет. Встал и пошел поднимать с пола брюки; с моего места открывался роскошный вид на его великолепные ягодицы.
      – Кто это вдруг решил позвонить мне посреди ночи?
      Взглянув на экран, Бен посерьезнел, улыбка сошла с лица.
      – Что стряслось? – Другая его рука, не занятая телефоном, сжалась в кулак. – Проклятие. О Господи. Мне так жаль. Как она?
      Я села, прикрываясь простыней. Судя по его тону, случилось что-то очень плохое.
      Он кивнул, нервно теребя свои волосы.
      – Да, конечно. Мама там? Не хочет? Хорошо. Да, уже еду. Держись, приятель. Мне очень жаль… Да, до встречи.
      Закончив разговор, Бен остался стоять на месте, зажмурившись и судорожно сжимая в руке телефон, будто от маленького аппарата зависела его жизнь.
      – Что случилось? Проблемы в семье? – нерешительно спросила я.
      Он взглянул на меня – удивленно, будто успел позабыть о моем существовании.
      – Да, да… Большие проблемы.
      И, отложив телефон, стал молча натягивать одежду.
      «Не хочет обсуждать семейные дела, – подумала я. – А может, это что-то очень личное. Как бы там ни было, не нужно настаивать».
      – Я… могу чем-нибудь помочь?
      – Нет. Но все равно спасибо. С сестрой беда. Выкидыш, – отрывисто пояснил он, в глазах сквозила нестерпимая боль. – Она не хочет ни с кем разговаривать. Ни с врачами, ни с мамой… Даже с мужем. Он сказал – состояние тяжелое. Все очень обеспокоены.
      Я вылезла из постели и стала искать шорты.
      – Могу проводить тебя в аэропорт, если хочешь.
      Бен покачал головой, засовывая ноги в ботинки:
      – Нет, я поеду на поезде. Так на самом деле быстрее. Кто-нибудь встретит меня на станции и отвезет в больницу.
      – Да. Конечно… Если что-то понадобится – сообщи мне, ладно? – Я чувствовала себя совершенно беспомощной и не знала, что с этим делать.
      Он остановился, перестав лихорадочно одеваться, и взглянул на меня.
      – Извини, Шейн. Я совсем не так планировал провести наше первое совместное утро.
      – Ну что ты! Поезжай к сестре. Твои родные не знают меня, но все равно передай им, пожалуйста, мои соболезнования. Я буду молиться за твою сестру и ее ребенка.
      Бен крепко обнял меня, взял в ладони мое лицо и заглянул в глаза.
      – Это было прекрасно. Ночью… мне было очень хорошо с тобой.
      Я нежно взяла его за руки.
      – И мне. А теперь иди. Найдется свободная минутка – позвони мне, сообщи, как дела, но если не сможешь – не беспокойся. Просто побудь с сестрой.
      Он кивнул, небрежно чмокнул меня в губы и пошел прочь. Но, дойдя до двери ванной, остановился и огляулся.
      – Шейн, мне все-таки надо кое о чем поговорить с тобой. Когда вернусь. Хорошо?
      – Конечно. И мне. Обсудим это потом, – согласилась я, жестом отпуская его.
      Бен ушел, а я все стояла, застыв на месте, – и ненавидела себя зато, что при всем моем искреннем сочувствии его сестре и остальным членам семьи где-то в глубине души все же испытала облегчение. Объяснение было отложено.

      К утру вторника меня всерьез охватило беспокойство: во-первых, не было никаких вестей от Бена, во-вторых – мне предстояла серьезная битва с банкиром.
      Этот тип взирал на меня свысока поверх огромного блестящего стола размером, наверное, в целый акр. Между нами, ровно посередине, лежал один-единственный лист бумаги.
      Один проклятый лист.
      – Понимаете, проблема в вашем рейтинге кредитоспособности, – сказал он.
      Я буквально примерзла к стулу от его ледяного тона.
      И нахмурилась, откидывая со лба волосы. Нет, я не понимала.
      – Нет, не понимаю. Как у меня может быть плохой рейтинг, если я вообще никогда не брала кредитов, даже кредитной картой не пользовалась?
      Мужчина кивнул:
      – В том-то и дело. У вас нет кредитной истории – так откуда нам знать, что вы являетесь добросовестным заемщиком? Вы всегда вовремя платите за квартиру – и это говорит в вашу пользу, но при этом ни студенческих займов, ни потребительских кредитов, ни кредитных карт – ничего. – Он сделал паузу и хмуро взглянул на меня. – Это противоестественно.
      – Я предпочитаю оплачивать счета вовремя, к тому же мой заработок не настолько велик, чтобы позволить себе залезать в долги. – Мой ответ звучал вполне здраво – так мне казалось.
      Но банкир был другого мнения и сразу уцепился за мои же слова:
      – В таком случае как же вы собираетесь выплачивать кредит?
      – Ну… я ведь стану партнером. Буду зарабатывать больше. Разве миссис П. вам не сообщила? – Его атака привела меня в растерянность.
      Я полагала, что преимущество обращения к знакомому миссис П. состояло именно в его осведомленности.
      К несчастью, его осведомленность, по-видимому, работала против меня.
      Я решила предпринять еще одну попытку.
      – У меня недавно появился свой бизнес, – произнесла я, копаясь в сумочке. – Вот моя визитная карточка.
      «Вот, посмотрите – у меня и визитки есть. Я серьезная бизнес-леди! Кому же еще давать кредит, как не мне».
      – Надо же, – сказал он брезгливо взяв визитку – двумя пальцами, будто она была покрыта спорами: птичьего гриппа.
      И, поджав губы, беспощадно добавил:
      – Простите, юная леди, но мы не можем рассматривать в качестве надежного обеспечения недавно открытую фирму по организации разрывов..
      – Но…
      – Знаете, я и так уже потратил на вас слишком много времени. Предлагаю вам обсудить с Эстель другую форму финансирования вашей доли, хотя должен признаться – я бы не стал рекомендовать вас ей в качестве партнера.
      Не успела я и рта раскрыть, как финансист встал и протянул на прощание руку. Ошеломленная скоростью, с которой этот человек сумел разрушить мои мечты, я встала и машинально пожала ее.
      Хотя на самом деле мне гораздо приятнее было бы его стукнуть.
      Я шагала по улице, чувствуя себя поверженной и разбитой, и вдруг вспомнила о голосовой почте. Может, Бен уже вернулся и сможет утешить меня.
       От Энни:
      «Шейн, это Энни. Кажется, Лулу заболела. После завтрака ее вырвало прямо на твои новые босоножки.
      «Если она в самом деле больна – значит, ей повезло. Мне очень нравились эти босоножки», – подумала я.
       От Мишеля:
      «Это Мишель. Не могу поверить! Я застукал его! Пришел на съемочную площадку, хотел сделать сюрприз Фаррену, пока его героя еще не убили, и застал их с гримером!» Последовал всхлип, а за ним продолжение: «Нет сил творить, когда мое сердце растоптано ботинками Фаррена, мною же купленными. Ухожу из проекта. Постараюсь придумать, как вернуть тебе деньги».
       От Ника:
      «Шейн, не могу больше лгать Энни. Мне противно. И не хочу обижать ее. Придется рассказать ей о нашем дурацком плане. Если она не хочет принимать меня таким, какой я есть, – сама виновата. К тому же от щетины у меня лицо чешется».
       От Фаррена:
      «Поверить не могу! После всего пережитого вместе Мишель даже не дал мне возможности объясниться. Гример просто обнял меня на радостях, узнав, что моего героя не собираются убивать. Я окажусь потерянным внуком самой влиятельной дамы города. Шейн, мне дадут настоящую роль!»
       И снова от Фаррена:
      «Никогда не прощу Мишеля. Если он не доверяет мне – значит, нам не быть вместе. Я устал потакать его глупой ревности».
      Я захлопнула свою «раскладушку» и пошла дальше, удивляясь, почему весь мир вокруг меня вдруг впал в активную фазу саморазрушения. Потом позвонила ветеринару – бывшей подруге Волосатого Монстра – и договорилась о визите.
      Должна же я была помочь хотя бы своей собаке.

      – Поверить не могу – мы продули «Барклаю» решающий матч, – угрюмо произнес Глисон, отхлебнув пива.
      Бен кивнул, даже не притворяясь заинтересованным и не обращая внимания на шум спортивного бара. Играл он спустя рукава, просыпаясь только тогда, когда наступала его очередь отбивать. Тогда он вымещал на мяче всю накопившуюся агрессию.
      Глисон посмотрел на друга и пододвинул к нему вазочку с арахисом.
      – Эй, приятель! Хотел еще раз сказать, мне очень жаль, что все так случилось с Ферн и ее будущим малышом. Не повезло ей.
      – Спасибо. Ей вроде получше. Хотя бы дала уговорить себя поесть. И начала разговаривать с родными. – Бен покачал головой. – Вбила себе в голову, будто она во всем виновата.
      – В чем? В выкидыше? Я думал, это дело рук матушки-природы: так она сообщает, мол, что-то идет неправильно.
      Бен кивнул бармену, подняв два пальца.
      – Да, врач тоже так говорит. Просто Ферн продолжала бегать – как всегда, по две мили – и теперь винит себя. Хотя все врачи наперебой твердили ей, что до третьего триместра беременности бег не представляет для ребенка ни малейшей опасности. – Он допил третью кружку и вытер ладонью рот. – Они так ждали этого, так радовались, что подарят Айви братика, – и вот… – Голос Бена дрогнул.
      Глисон похлопал его по спине, и какое-то время оба молчали. Из динамиков раздались первые аккорды песни «Роллинг стоунз», повествующей об их неудовлетворенности жизнью. Бен горько усмехнулся. «Вы серьезно, ребята? – подумал он. – Так вот, в наше время ни у кого нет этой чертовой удовлетворенности. Дети умирают, мужики влюбляются в лживых баб, выиграть матч по софтболу и то не выходит. Ты не один такой, Джаггер».
      Взяв себя в руки, Бен вынул из бумажника деньги.
      – Джи, я собираюсь надраться в стельку. Через пару часов погрузишь меня в такси?
      Глисон засмеялся – и вдруг прищурился, указывая на дверь:
      – Вряд ли. А вот она, наверное, согласится.
      Повернувшись, Бен увидел, как к нему направляется Лиззи – на высоких каблуках и в очень коротком платье.
      – О нет. Этого мне еще не хватало, – простонал он.
      Глисон усмехнулся:
      – Не дрейфь, старик! Главное – не упусти своего.

      Лулу и я восседали на софе цвета бренди в комнате у Мишеля (в его жилище не могло быть такой обыденной вещи, как кушетка) и пытались вразумить его. Пока не очень удачно.
      – Не позволяй своей собаке портить мою мебель, Шейн. И так вся жизнь загублена. Теперь у меня не осталось ничего, кроме красивого интерьера, – сказал он, протягивая мне подставку под стакан, из которого я пила воду.
      – Эй, не обижай мою собаку! Она только что от ветеринара, который тыкал ее в разные места разными неприятными предметами, – возмутилась я, обняв Лулу. – У нее болел животик.
      Мишель прекратил ходить взад-вперед и обратил свой взор на Лулу.
      – Она здорова?
      – Да, все в порядке, но обильная еда с человеческого стола ей не на пользу. Ветеринар сказал, что, если так будет продолжаться дальше, Лулу может заболеть по-настоящему. Но в этот раз повезло – мы отделались небольшим запором, – сообщила я, пытаясь не думать о том, что будет, когда лекарство подействует.
      «Фу-у…»
      И вальяжно откинулась на подушки.
      – Кстати, о любви к интерьерам – рада, что у тебя осталась хоть какая-то радость в жизни, – сухо произнесла я. – А что это за ткань на подушках? Они такие классные. Новые?
      Мишель вырвал подушку у меня из рук:
      – От собаки их лучше держать подальше! Это парча, сотканная вручную на жаккардовом ткацком станке. – И он пронзил меня таким взглядом, будто я собиралась предложить Лулу погрызть эту подушку.
      – Надо же! Что-то вроде полиэстера? – спросила я, широко раскрыв глаза и сделав невинное лицо.
      – Нет, парча не имеет ничего общего с полиэстером, – раздраженно простонал он. – И ты, конечно же, прекрасно это знаешь. Просто пытаешься развеселить меня и отвлечь от обиды на Фаррена. Какие глупости!
      Я мгновенно приняла серьезный вид.
      – Послушай, болван! Фаррен любит тебя, и ты сам это знаешь. Он позвонил мне и все объяснил. Тот гример просто поздравил его с получением постоянной роли. Его сделают внуком кого-то из главных героев.
      Лулу завиляла хвостом, разбрасывая вокруг тысячи шерстинок. Я торопливо смахнула их с софы, надеясь, что Мишель ничего не заметил.
      Судя по мрачно поджатым губам – заметил. Но промолчал. Просто крепко сомкнул губы подобно обиженному ребенку.
      Откровенно говоря, это взбесило меня.
      – Погоди-ка… Ты ничего не хочешь ему сказать? Что-нибудь вроде: «Фаррен, извини, я принял все слишком близко к сердцу»? Или: «Я вел себя как дурак, по-здравляю с исполнением мечты, Фаррен».
      Мишель зло взглянул на меня и презрительно фыркнул:
      – Да? А может, лучше сказать: «Мне очень жаль, что ты такой козел – поэтому первым о твоей новой роли узнал какой-то гример, а не я»? – К концу предложения он перешел на крик, и лицо его побагровело.
      Зрелище было довольно неприглядное, а Мишель чрезвычайно редко позволяет себе быть некрасивым. Я поняла: все гораздо серьезнее, чем мне вначале подумалось. И решила поработать с более здравомыслящей стороной в этом споре.
      – Ты хочешь, чтобы я… сделал что?! – орал Фаррен, шагая взад-вперед по моей крохотной гостиной, все еще наряженный в нелепый яркий костюм работника стоянки, который так и не снял.
      И который был ему очень к лицу – какая несправедливость! Неудивительно, что гример запал на друга моего друга.
      – Ты просишь меня извиниться перед ним? Перед человеком, который своей ревностью поставил меня в неловкое положение перед коллегами и продемонстрировал мне полное отсутствие доверия?
      Мы с Лулу переглянулись, потом взглянули на Фаррена.
      – Да, если посмотреть с этой стороны, он повел себя очень плохо.
      – А с какой стороны еще можно на это смотреть? И я готов поспорить, что он злился из-за Лулу и ее шерсти! Ведь правда? А я хотел завести маленькую собачку – такую же, как она. Как я могу иметь собаку, если он будет придираться к каждой шерстинке? А? Ответь мне на этот вопрос! – потребовал он.
      – Ты хочешь собаку, похожую на Лулу? Не уверена, что они вообще существуют, – сказала я, пристально разглядывая свою овечку-мутанта.
      – Шейн, дело не в этом, и ты прекрасно все понимаешь. Перестань изворачиваться, оставь свои хитроумные ходы.
      – Он назвал меня хитрой и умной, – шепнула я Лулу.
      Фаррен злобно сверкнул на меня глазами:
      – Эй! Вы там, кажется, меня обсуждаете? Я вздохнула.
      – Ладно, прости. Порядком устала убеждать вас обоих. Могу я вообще сказать что-нибудь, чтобы это оказалось для тебя полезным?
      – Да. Можешь пригласить меня пожить у тебя, пока Мишель не надумает извиниться.
      – Хорошо, – согласилась я, поднимаясь, и стала разыскивать поводок Лулу. – Но нам понадобится еще одна бутылка вина. Раз ты теперь живешь здесь – пойдем за ней вместе. Я поплачусь тебе, что не могу получить кредит в банке, и объясню, почему Лулу больше ни в коем случае нельзя кормить человечьей едой. – Я прервалась, подсчитывая в уме свои беды. – Да, чуть не забыла, еще расскажу о том, что Ужасный Бен и мой Бен – одно и то же лицо.
      – Что?!
      Я вздрогнула.
      – Кричать не обязательно. Да, у меня не будет ни бизнеса, ни будущего! У собаки запор! А Ужасный Бен – бывший ухажер Лиззи – каким-то непостижимым образом оказался теперь моим парнем! Вы с Мишелем полагаете, что у вас проблемы? Добро пожаловать в мой мир.
      Фаррен удивленно молчал.
      – Но… но…
      – Пойдем. Сначала вино, потом жалобы. – Я распахнула дверь, взглянула на экран мобильного – сообщений не было.
      И подумала: «Похоже, жаловаться сегодня я буду долго».
      Два часа и бутылку вина спустя Фаррен уговорил меня позвонить Бену.
      – Послушай, у него сейчас тяжелые времена. Твой звонок скорее всего его обрадует. Mоральная поддержка никогда не бывает несвоевременной, правда?
      – Во-первых, не хочу его беспокоить, – возразила я, снимая с колен Лулу. – Во-вторых – кто так разговаривает?
      – Господи, Шейн, просто возьми свой чертов телефон и набери его номер!
      Шокированная тем, что Фаррен чертыхнулся, я взяла чертов телефон и набрала номер Бена. Но не стала звонить на сотовый, твердо решив: если его не окажется дома, буду дожидаться звонка сама. Не хотелось в разгар семейных неурядиц казаться навязчивой. После трех гудков трубку, наконец, подняли:
      – Алло?
      Я потеряла дар речи. Голос на другом конце провода принадлежал не Бену, а какой-то женщине.
      «Погоди-ка… У него семейные неурядицы, забыла? Может, это его сестра».
      – Э-э… позовите, пожалуйста, Бена, – попросила я, вцепившись пальцами в кудрявую шерстку Лулу.
      Собака подняла голову и зарычала; от испуга я сразу отдернула руку.
      Женщина засмеялась – и смех этот звучал не совсем по-сестрински.
      – Бен сейчас не может подойти к телефону. Он принимает душ, а затем я собираюсь заставить его снова вспотеть – думаю, вы понимаете, о чем я.
      Это явно была не его сестра.
      Медленно, не произнеся больше ни слова, я закрыла мобильный и бросила на кушетку. Лулу продолжала рычать, но не на меня. Она рычала на телефон.
      Фаррен посмотрел на меня, перевел взгляд на Лулу и протянул мне бутылку.
      – Знаешь, в твоей собаке есть что-то необычное.
      Я вылила остатки вина в свой бокал.
      – Ты даже не представляешь…

      По-моему, все это сказки – будто, выплакавшись, легче заснуть. Рыдала, пока не кончились слезы – и ни намека на сонливость. Зато заработала ужасную головную боль. На цыпочках, чтобы не разбудить Фаррена, я прокралась на кухню за обезболивающими таблетками.
      Чуть-чуть приоткрыла холодильник, чтобы достать бутылку воды – и вдруг дверь квартиры с грохотом распахнулась. Я подпрыгнула почти на фут, открытый флакон с тайленолом взмыл в воздух, таблетки разлетелись по всей кухне, а Фаррен издал нечленораздельный вопль – и все это одновременно.
      В дверях стояла Энни. Свет из коридора обрамлял ее силуэт, и, судя по выражению лица, она была в ярости. Я наклонилась собрать таблетки, пока Лулу не съела их, приняв за собачьи конфеты.
      – Неудачный вечер? Ник опять тебя разозлил?
      Подруга в бешенстве влетела на кухню.
      – Удивительно, что ты соизволила спросить, Шейн. Или мне называть тебя «ваша милость»?
      Бросив в мусорное ведро последнюю горсть таблеток, я встала, удивленно взирая на нее опухшими от слез глазами.
      – О чем это ты?
      – Сами знаете, ваша милость. А может, ваше святейшество. Или как там теперь называют высокородных особ, – бросила она, прислонившись к стене.
      Фаррен сел и разглядывал нас через окно.
      – Э-э… что у вас там происходит?
      – Не вмешивайся, – рявкнула Энни, швыряя сумочку на столешницу. – Шейн готовится объяснить, почему она вдруг возомнила себя Господом Богом и решила, что вправе играть жизнями своих друзей.
      В моей плохо соображавшей голове забрезжила тень догадки.
      – Ник все рассказал тебе.
      – Да, Ник рассказал. Ник, а не ты! Хотя тебе же, наверное, нечего было рассказывать! – кричала она, для большей выразительности стуча по столу ладонью.
      Я сникла.
      – Энни, прости. Я лишь хотела помочь…
      – Манипулируя за моей спиной? Обманывая меня, как своих клиентов? – Ее глаза сверкали от обиды и гнева, полные непролитых слез. – Я чувствовала себя полной дурой – и вы с Ником этим воспользовались. Знаешь что? Я с ним порвала. А теперь хочу расстаться и с тобой!
      Фаррен, в тот момент уже стоявший в дверях, положил руку ей на плечо:
      – Энни, послушай…
      – Нет, – ответила она, поворачиваясь и сбрасывая его руку. – Не собираюсь ничего слушать. Раз ты пристроился здесь – можешь занимать мою спальню. А я перееду к Мишелю, пока не найду другую квартиру.
      Я умоляюще протянула к ней руки:
      – Энни, это же просто смешно! Мы не поняли друг друга. Я лишь хотела…
      Она оборвала меня:
      – Ты хотела? Ты? Это касалось не тебя, Шейн, а меня! Но ты предала меня. Нарушила кредо лучшей подруги. Между нами все кончено.
      Схватив сумочку, Энни оттолкнула Фаррена и выбежала из квартиры, хлопнув дверью. А я была не в силах ничего сделать. Слезы текли по моим щекам, и сердце в груди разрывалось на части: единственный человек, на которого я могла безоговорочно положиться, навсегда уходил из моей жизни.
      Тихий жалобный звук привлек мое внимание. Моя собачка забилась в угол и сидела там, дрожа и хныча.
      – Бедная Лулу. Тебе, наверное, тоже лучше было бы без меня, да?
      По-видимому, эмоциональное перенапряжение и лекарство нанесли свой сокрушительный совместный удар. Бедняжка заскулила и присела, сгорбившись, прямо на полу кухни. В течение одного-единственного дня жизнь подбросила мне целую кучу дерьма – как в прямом, так и в переносном смысле.
      Что за ирония судьбы!

      На следующий день, ожидая покупателей в «Сенсьюэлити», я пребывала в оцепенении. В тот момент беспокойство Лиззи насчет «ее» магазина и «ее» денег могло быть вполне оправданным. Провожая взглядом двух женщин, выходивших с покупками, я вдруг поняла, что не помню, как пробивала им чек.
      Вообще не помню.
      Мне почудилось, что сердце забилось неровно, пропуская каждый третий удар. «Интересно, в моем возрасте могут быть шумы в сердце?» – подумала я.
      Утром Энни отказалась со мной разговаривать. Более того – запретила Мишелю открывать дверь, заслышав в коридоре мой голос. Я всплакнула в лифте, но скулеж Лулу на какое-то время отвлек меня от жалости к себе. Уж ей-то, бедняжке, лишний стресс точно был ни к чему. Ее проблемы с кишечником в ту ночь не давали уснуть нам обеим.
      Сделала мысленную заметку: в обеденный перерыв позвонить ветеринару и справиться о здоровье Лулу. Я оставила ее в ветлечебнице на день – там за ней должны были присматривать и беречь от обезвоживания. По странному стечению обстоятельств болезнь Лулу стала переполнившей чашу свалившихся на меня бед. Я так долго плакала ночью, что готова была попросить ветеринара и меня проверить на предмет обезвоживания.
      Но ограничилась двумя большими бутылками минеральной воды, которые взяла с собой на работу. Пила их целое утро. Выкладывала дополнительную порцию продукции «Дримглоу» на витрину, которая, к моему удивлению, успела заметно опустеть, и потягивала водичку. Монотонная работа в сочетании с достаточным количеством жидкости на удивление хорошо предохраняла от зацикливания на мрачных мыслях.
      Другая женщина поднимала трубку домашнего телефона Бена. Он спал с ней. Спал с другой женщиной. Не со мной. И эта женщина была явно на меня не похожа. Мы, конечно, еще не дошли до того этапа отношений, когда можно было бы всерьез говорить о верности, но я почему-то считала само собой разумеющимся, что этот парень не станет приводить к себе какую-то грязную шлюху через несколько дней после ночи любви со мной.
      Зазвонил телефон, но я не спешила брать трубку. Не было настроения трепаться с покупательницами, и вообще с кем бы то ни было. К тому же нужно было сообщить миссис П., что банкир отклонил мою заявку на получение кредита, – и этот разговор очень страшил меня.
      Карма планомерно и безжалостно разрушала мой жизненный принцип «держать все под контролем».
      До основания.
      – Магазин «Сенсьюэлити», чем могу вам помочь?
      – Я так и знала! – визгливо завопил кто-то на другом конце провода.
      Вздрогнув, я отодвинула трубку подальше от уха.
      – М-м… прошу прощения? Вы звоните в бутик «Сенсьюэлити»?
      – Нет, сучка! Я звоню подлой интриганке, которая увела моего парня! – ответила женщина.
      Этот визг почему-то вызвал ощущение стереоэффекта. Он был слышен одновременно и в телефонной трубке, и… в подсобке?
      Я стремительно обернулась – и увидела Лиззи, вылетавшую из подсобки с сотовым в руке. Она указывала на меня пальцем, продолжая орать:
      – Ты! Я узнала тебя! Какого черта ты звонила Бену домой?
      – Что? Я… ты? – Я выпустила из руктелефон, не удосуживаясь поднять его, когда он упал на ковер. – А что ты делала в квартире у Бена? И что значит «твоего парня»? – Я ощутила неприятное волнение в животе – сильнее, чем в тот день, когда объелась буррито.
      Лиззи бросила на прилавок свой тончайший, как клинок, мобильный телефон последней модели.
      – Он сказал – Шейн! Много ли на свете девушек с таким именем? Дурацкое имя, кстати. Ты использовала меня, чтобы подобраться к нему, ведь так?
      Я нетерпеливо всплеснула руками:
      – Конечно, Лиззи! Ты угадала. Первым делом я умудрилась проникнуть в твой ум и внушить тебе, чтобы ты позвонила и наняла меня с целью избавиться от Бена. – Сложив руки на груди, я растянула губы в улыбке. – Надо же, курсы телепатического воздействия на людей все-таки себя оправдали!
      Лиззи на мгновение оторопела, потом тряхнула головой и презрительно фыркнула:
      – Ерунда! Не пытайся запутать меня своим бредом.
      – Что?
      – Заткнись! Не смей перебивать меня! Я ни за какие коврижки не стану с тобой работать! И все расскажу про тебя тете Эстель. Ты что, всерьез надеялась, что спокойно уведешь парня у племянницы своего босса и останешься безнаказанной, а потом еще и сделаешься партнером, и будут у тебя счастья полные штаны?!
      – «Полные штаны»? Ты что, приняла дозу? Во-первых, ты сама его бросила! Во-вторых, это ты вчера «заставляла его вспотеть», а не я, – произнесла я, каждой частицей своего тела изливая горечь. – Значит, победа вроде как все равно за тобой, правда? Чего тебе тогда от меня нужно?
      Лиззи не успела ответить: зазвонили колокольчики над дверью, и вошла – кто бы вы думали? – конечно же, миссис П. Поочередно обожгла нас суровым взглядом и остановилась у прилавка.
      – Что на этот раз? Я надеялась, вы все же попробуете наладить отношения.
      Краем уха я вновь услышала колокольчики, но никто из присутствующих даже не оглянулся, включая меня. Со стороны могло показаться, что ни я, ни Лиззи совсем не заинтересованы в ведении бизнеса, который мы обе вроде бы стремились заполучить.
      Впрочем, мне все равно не дали кредит.
      – Ваша племянница, кажется, полагает, будто я пытаюсь увести у нее парня. Только Бен не ее парень. Она ведь сама хотела избавиться от него, помните? И заплатила мне за это пятьсот долларов.
      Позади меня прозвучал голос, который я в тот момент меньше всего хотела бы слышать:
      – Значит, такова моя стоимость? Всего пятьсот долларов? Любопытно.
      Лиззи испуганно выглядывала из-за моего плеча. Я в ужасе застыла на месте, а в голове упорно крутилась бредовая мысль: вдруг если я не стану оборачиваться, то окажется, что на самом деле Бена здесь нет?
      И он не услышит, как мы ссоримся из-за права обладать им, будто две жалкие неудачницы из телевизионного реалити-шоу.
      И не станет свидетелем того, как мое самолюбие с шумом сливается в канализацию подобно извергнутому содержимому желудка Лулу.
      Взрослый человек на моем месте остался бы обсудить проблему. Я же скрылась в подсобке, а оттуда выскочила на улицу через черный ход.
      В общем, до зрелости мне было далеко.
      Однако не успела я сделать и дюжины шагов, как услышала торопливый топот бежавшего за мной Бена.
      – Шейн! Шейн, подожди! Нам нужно серьезно поговорить, – кричал он.
      Я не останавливалась, надеясь, что Бен отстанет. Не на того напала. Он догнал меня и схватил за локоть:
      – Подожди, пожалуйста! Пожалуйста, Шейн.
      Второе «пожалуйста» тронуло мое сердце, и я остановилась, не поднимая глаз. Я готова была выслушать его, но не собиралась смотреть в лицо этому бессовестному обманщику.
      Дело было не только в его связи с другой. Отвратительнее всего, что этой женщиной оказалась Лиззи. Принцесса Парк-авеню. Тощая воображала, у которой было все, о чем я могла только мечтать: большая и – что самое удивительное – любящая ее семья; вдоволь денег – уж ей-то не приходилось выгадывать на каждой мелочи и питаться одной лапшой быстрого приготовления, чтобы скопить на новые туфли; и гарантированная доля в бизнесе, на развитие которого я работала не покладая рук.
      А сверх всех этих благ она получила еще и Бена, который оказался не таким уж ужасным. Слава Богу, что у меня не осталось слез, и я не смогу заплакать даже от самого сильного унижения.
      Во всяком случае, я на это надеялась.
      – Шейн, выслушай меня. Прости, что не сказал тебе раньше, – произнес он, пытаясь заглянуть мне в лицо.
      – Ты все-таки спал с ней! Господи, возьми меня к себе, – простонала я, забыв о том, что не собиралась смотреть ему в глаза. – Ты и в самом деле Ужасный Бен!
      – Что? – спросил он, поморщившись. – С какой стати мне спать с Лиззи? Она же полоумная. И зачем мне вообще спать еще с кем-нибудь, когда у меня есть ты?
      Насчет слез я крупно ошиблась. Они хлынули с новой силой.
      – Правда? – спросила я, шмыгая носом. – Но ты не звонил мне. А потом она оказалась у тебя дома. И сказала…
      – Да, знаю. Но поверь, между нами ничего нет. Просто она вчера заявилась в бар…
      – Ты был в баре? – Я сложила руки на груди. – А как сестра? С ней все нормально?
      Бен смутился.
      – Извини. Надо было тебе позвонить. Просто я очень переживал из-за сестры, хотел прийти в себя. Я вернулся в город всего за час до решающего матча, а потом мы с приятелем отправились топить печаль в… впрочем, все это глупости. – Он огляделся по сторонам. – Зачем мы стоим в этом вонючем переулке? Может, хоть прогуляемся?
      Я беспомощно кивнула, и мы двинулись в сторону улицы.
      – Рада, что твоей сестре лучше. У некоторых из моих подруг… в общем, я представляю, каково это.
      Бен угрюмо кивнул:
      – Да, мы все-таки уговорили ее пойти к психологу. Ферн необходимо избавиться от чувства вины, У нее замечательный муж, и мама с папой живут неподалеку, все они прекрасно ладят между собой. Надеюсь, ей помогут со всем этим справиться.
      – Здорово, наверное, иметь сплоченную семью, – мечтательно произнесла я.
      – Да, это классно, но временами давит. – Он ухмыльнулся. – Меня много расспрашивали о тебе.
      – Обо мне? С чего бы? – Лучик надежды забрезжил сквозь тучи на моем небосклоне.
      – Вероятно, я упомянул о тебе раз-другой, и у мамы включился радар. Наверное, ей просто отчаянно хотелось хоть немного договорить не о выкидыше сестры, а о чем-нибудь менее грустном. – Он покачал головой.
      В очертаниях его ссутуленных плеч ясно читалась скорбь.
      – Бен, – произнесла я, положив руку ему на плечо. – Давай поговорим. Я понимаю время не самое подходящее, но… постой-ка… – Мне вдруг кое-что вспомнилось. – О чем ты собирался мне рассказать?
      – Что?
      – Ты сказал; «Прости, что не сказал тебе раньше». Что не сказал? Если ты не спал с Лиззи, о чем же тогда шла речь?
      Он тяжело вздохнул и показал взглядом на кирпичный угол ближайшего здания. Мы подошли к нему. Бен прислонился к стене и встал, глядя куда-то вдаль. Через какое-то время он, наконец, произнес:
      – Ладно. Мне было известно, что ты – антисваха.
      Я вздрогнула.
      – Откуда? Мишель что-нибудь ляпнул?
      Бен отрицательно покачал головой и поднял руку, давая мне знак замолчать.
      – С самого начала, Шейн. С самого нашего знакомства. Помнишь, как тебе позвонил Глисон? – Он прервался, чтобы набрать в грудь воздуха. – Мне тяжело говорить об этом… В общем, мы хотели устроить тебе ловушку. Отомстить. Потому что считали тебя бессердечной змеей, помогающей людям лгать, обманывать и плести интриги.
      Я в изумлении шагнула назад.
      – То есть… ты все это время знал? И приглашал меня на свидания? И пришел ко мне домой на ужин? – Голос срывался на визг, прохожие опасливо поглядывали в мою сторону, но мне было все равно. – И ты спал со мной?! И дарил подарки моей собаке?!
      При словах о собаке его губы изогнулись, будто готовясь к улыбке, и я едва удержалась от желания врезать ему.
      – Не смей надо мной смеяться!! И ты еще рассуждаешь о лжи, обмане и… ах да. Об интригах. Хотя сам лгал, обманывал и плел интриги – все то время, когда мы были вместе!
      Он хотел коснуться меня, но я в бешенстве отбросила его руку.
      – Не прикасайся ко мне! Никогда! Я не лгала тебе. И чтобы ты знал – я лишь помогаю людям разорвать отношения, которые тяготят их, никого не обидев при этом. – И сделала еще один шаг назад. – А ты… ты… каждое твое слово – ложь!
      Бен мотал головой не переставая:
      – Нет, Нет. То есть да. Я лгал. Но не по важным вопросам. Я только…
      – Не по важным вопросам? Да, ты прав. Ничего важного. Речь шла всего лишь о моих чувствах. О моем доверии, – дрожащим голосом произнесла я. – А теперь ты заставил меня устроить сентиментальную сцену, как какую-нибудь героиню «мыльной оперы». С меня хватит, Бен.
      Я резко развернулась, порываясь уйти, но остановилась добавить пару слов на прощание.
      – Знаешь, что самое глупое во всей этой истории? Я уже готова была позволить себе потерять голову. Из-за тебя. И вот к чему это меня привело.
      – Шейн, подожди!
      – Надеюсь, ваши отношения с Лиззи возобновятся. Вы друг друга стоите, – заключила я, с трудом сохраняя жалкие остатки самообладания.
      И, оставляя позади неудачный роман и деловое фиаско, отправилась к своей собаке. Правильнее было бы сказать – к лучшему другу женщины.

      Пока мы с Лулу раз в пятидесятый смотрели по телевизору «Гордость и предубеждение» (впрочем, для нее этот раз вполне мог оказаться первым, уж не знаю, какие ужасы заставлял ее смотреть прежний хозяин), мой сотовый не переставал надрываться. Проигнорировав по одному звонку от Ника, Мишеля и Фаррена, два звонка от миссис П. и четыре – от Бена, я решила выключить проклятый аппарат от греха подальше.
      Перенесенное расстройство желудка явно не послужило для Лулу уроком, и она клянчила сырные воздушные хлопья. Но вместо них получила полезную еду, рекомендованную ветеринаром.
      – Печеночный паштет – смотри, какая вкуснятина, – приговаривала я.
      Собаке, несомненно, понравился паштет, потому что она в мгновение ока проглотила три порции и просила еще.
      – Хватит. Ты же овечка, а не свинья! Я не вынесу повторения того, что произошло прошлой ночью, – сказала я, скрючившись и поджав колени к груди.
      По-видимому, болезнь Лулу оказалась заразной – меня сильно тошнило.
      Зазвонил городской телефон. Я вздрогнула от неожиданности. Обычно по нему никто не звонил, я даже не была точно уверена, что он подключен. Любопытство побудило меня ответить.
      – Алло?
      – Шейн, ну наконец-то! Это Мелисса.
      – Мелисса? Откуда у тебя мой домашний номер? Не возражаю, чтобы он был у тебя, но мне любопытно.
      – Э-э… не дозвонившись по мобильному, я нашла его в справочнике. У нас большая проблема, – сообщила она.
      – Ты даже не представляешь какая… – рассеянно подтвердила я, недоумевая, как это меня угораздило попасть в телефонный справочник.
      И чуть заметно улыбнулась.
      – Вы с Тони оказались единственным моим успехом. Будет что вспомнить, когда я полностью отойду от дел и больше никогда ни за какие деньги не стану вмешиваться в чужие любовные дрязги.
      Мелисса немного помолчала.
      – Не хотелось тебя расстраивать, Шейн, – у тебя сегодня, кажется, неудачный день, – но ничего не вышло.
      Холодный ужас охватил меня. Страшно было спрашивать, но пришлось:
      – Что не вышло?
      – Расстаться не получилось. Тони простил меня. Он уверен, что в глубине души, скрывая это под маской распутной девицы, я все же хочу выйти за него замуж.
      – Что?! Нет, постой. Что бы там у вас ни случилось – у меня не осталось сил, – пробормотала я.
      – Советую тебе их найти, – отрезала она. – Ты должна все исправить.
      – Мелисса, я уже доказала тебе свою полную профнепригодность. Что бы я ни делала – все оказывается бесполезным. Я лишь опять все испорчу.
      Лулу запрыгнула ко мне на колени и лизнула в лицо. Обожаю эту собаку.
      – Нет, на этот раз почти получилось. Просто Тони очень упрямый, – раздосадованно сказала Мелисса.
      – Мелисса, извини, но я… – Я смолкла, обратив внимание на экран.
      По телевизору шел анонс шоу «Будущие модельеры».
      И мне пришла в голову одна мысль. Даже две.
      – Шейн? Ты здесь?
      Я мягко кивнула, потом сообразила – Мелиссе ведь не было меня видно.
      – Да, здесь. И уже, кажется, придумала начало нового плана. Поверь, на этот раз Тони тебя не простит.
      – Уверена?
      Рекламный ролик все еще продолжался.
      – О да. На все сто. Перезвоню, когда все продумаю.
      Всю следующую неделю, сказавшись больной, я не ходила на работу, не отвечала на звонки и занималась лишь тем, что подолгу гуляла с Лулу и, чем могла, помогала Мишелю в подготовке к показу. Пришлось, правда, выдержать неприятный разговор с миссис П., – насчет кредита, и та была на удивление милосердна.
      – Я попробую что-нибудь придумать, милая. Не теряй надежды, – сказала она.
      Но запас надежды, как и денег, у меня иссякал. Энни восемь дней не разговаривала со мной, только заходила за вещами; Фаррен с Мишелем наотрез отказывались мириться – тема даже не обсуждалась.
      К счастью, у меня оставалась Мелисса. Мы общались каждый день и из деловых партнеров постепенно превращались в подруг. План принимал все более отчетливые очертания; Мелисса поначалу отказывалась от него, но потом согласилась.
      «В конце концов, стоит ли бояться публичного унижения перед миллионами телезрителей, когда на другой чаше весов лежит перспектива замужества со страстным красавцем?» Хм… Если взглянуть под таким углом…

      – Прямо не верится, Шейн, завтра показ! Я в шоке! – Мишель сидел посреди гостиной на коврике, в окружении собственных изысканных творений из итальянского шелка-шантунга, натурального шелкового шифона, креп-сатина, бархата, чесучи, органзы, шелкового фая, пестрого шелка, шелкового трикотажа, шерсти с шелком, peau de sole и (да, Мишель обучил меня всем премудростям) блеклого шифона.
      Короче говоря, сплошной шелк.
      Были и другие ткани, но никакой синтетики. Каждая вещь буквально кричала о качестве, щебетала о роскоши и вкрадчиво нашептывала об элегантности.
      – Мишель, считай, что ты уже одной ногой в шоу, – сказала я, аккуратно заворачивая в папиросную бумагу сверкающее платье из серебристого кружева.
      Он уронил из рук ленту и в ужасе уставился на меня:
      – Не говори так! Не вздумай больше произносить ничего подобного – сглазишь! Божества, ведающие модой, чрезвычайно капризные существа, Шейн.
      – Да, особенно если ты суеверен!
      – Конечно, я суеверен! Как и все художники.
      – Ладно. Извини, извини. – Я встала и потянулась. – Надо погулять с Лулу. Вернусь минут через двадцать и помогу тебе с упаковыванием.
      – Прости, что не позволяю приводить сюда Лулу, но…
      Я рассмеялась:
      – Естественно – вряд ли тебе хочется, чтобы твои работы запомнились лишь тем, что покрыты собачьей шерстью. Даже мне это понятно.
      Мы с Лулу немного побродили по окрестностям; как обычно, навязчивые мысли о Бене портили мое уединение.
      «Вот придурок».
      Бен упорно названивал, а однажды даже зашел, когда меня не было дома, и оставил записку. Миссис П. сообщила по телефону, что он и в магазин заходил. Но с его последнего звонка прошло два дня – по-видимому, он все же понял мой прозрачный намек. Как ни странно, я не знала, радоваться мне или огорчаться.
      «Наверное, я и сама малость придурковата», – подумалось мне.
      Лулу завершила процесс удобрения ближайших газонов, и мы двинулись обратно. Открыв входную дверь, я обнаружила за ней Фаррена.
      – О, ты уже вернулся. Как дела на работе?
      – Нормально, – ответил он, втаскивая меня в квартиру и наклоняясь погладить Лулу. – Как Мишель?
      – Ах, значит, теперь мы вспомнили о Мишеле? А где ты был раньше? Ему нужна моральная поддержка с твоей стороны, Фаррен. Это самая напряженная неделя в его жизни.
      – Знаю, знаю, – Он кружил по комнате, от волнения выкручивая себе руки. – Я идиот. Болван. Полный и окончательный…
      Я безжалостно перебила его, не дав насладиться самобичеванием:
      – Это не важно. Ты нужен ему. Может, просто пойдешь и извинишься? Будешь подбадривать, петь дифирамбы, убеждать, что он потрясающий модельер…
      Фаррен остановился и взглянул на меня с сомнением.
      – Думаешь, он простит меня?
      Я улыбнулась, отстегнула поводок и положила на тумбочку.
      – Полагаю, тебе он простит что угодно. А теперь иди! Присоединюсь к вам… – взглянула на часы, – через сорок пять минут. Так что ведите себя прилично. Давай, вали отсюда!
      Он бросился к двери, обняв меня на бегу.
      – Я обожаю тебя, Шейн. Ты лучше всех.
      Я вздохнула, глядя на закрывающуюся за ним дверь:
      – Если бы и Бен так думал…
      Примерно по прошествии часа (лучше подстраховаться), оставив в своей комнате сладко спящую Лулу, я постучалась к Мишелю с Фарреном. Мишель с сияющим лицом открыл дверь и заключил меня в свои крепкие объятия. Потом шагнул назад, втащил меня внутрь и широким взмахом руки обвел помещение, демонстрируя окружающее великолепие. На всех поверхностях были разложены десятки аккуратных бумажных свертков.
      – Мы готовы, – торжественно объявил он. – У моего Фаррена поразительный талант правильно складывать одежду.
      Фаррен подошел, улыбаясь, и обнял Мишеля за плечи.
      – Да, я тоже прощаю тебя, олух этакий, – ласково произнес он.
      Я с улыбкой обняла обоих.
      – Да уж, не ожидала, что вы будете заниматься складыванием одежды. Рада, что вы наконец помирились. И теперь моя кушетка вернется в мое полное распоряжение.
      – Эй! – воскликнул Фаррен с деланным негодованием. – А кто наводил чистоту у тебя в квартире?
      – Надеюсь, Энни вернется, – добавил Мишель.
      Я покачала головой, сдерживая подступившие слезы:
      – Сомневаюсь, что она сумеет простить меня. Но не будем о грустном. Мы готовы?
      Мишель огляделся, опустил взгляд на свои руки – они едва заметно дрожали. Глубоко вздохнул.
      – Да, все готово. Вот он, мой великий шанс.
      – Ты будешь блистать, – сказал Фаррен, еще раз обняв его.
      Я кивнула, но промолчала, не желая быть обвиненной в попытке сглазить.
      У Мишеля зазвонил сотовый, сохраняя сияющее выражение лица, он поднял его с пола.
      – Алло?
      Несколько секунд он молча слушал собеседника на другом конце провода, и улыбка медленно сползала с его лица.
      У меня появилось неприятное ощущение дежа-вю. Последний телефонный звонок, случившийся в моем присутствии, разрушил всю мою личную жизнь.
      – Что? Ты с ума сошла! Наоми, как ты можешь! Без тебя мне грозит полный крах!
      Фаррен кинулся было к нему, но Мишель отмахивался, крича в трубку:
      – Мне плевать на твою дебильную карму! Неужели она не может подождать каких-то паршивых два дня? Алло! Алло!! Алло!!! – Он закрыл телефон и остался в полном оцепенении.
      – Что стряслось? Мишель! Ну, не молчи же, ты начинаешь пугать меня, – завел Фаррен.
      Мишель ошалело взглянул на телефон и вдруг с размаху бросил его о стену. Аппарат с грохотом врезался в лампу, рикошетом отскочил от нее и упал на пол. Мы пристально смотрели на трубку, будто ждали ответа.
      Я первая вышла из ступора:
      – Что случилось, черт побери?
      Мишель посмотрел на нас пустым, безжизненным взглядом.
      – Звонила моя модель. Она не придет на завтрашний показ.
      «Вот дерьмо» – подумала я.
      – Где она живет? Если она заболела – я приготовлю ей куриный бульон. И сама привезу на такси. Я…
      – В Финиксе, – так же безжизненно произнес он.
      Фаррен испуганно охнул.
      Я все никак не могла выйти из образа всемогущей спасительницы:
      – Если надо, я отвезу ее хоть… в Финиксе? Что она там забыла?
      – Ей по карме предписано перебраться в Финикс. В ближайшие дни. Она сожалеет, что пропустит конкурс. И уверена, что я успею найти еще кого-нибудь. – Мишель бессильно опустился на пол и сидел, обхватив руками голову. – Все пропало.
      Мы с Фарреном ошеломленно переглянулись. Слишком много всего на совести этой стервы – кармы.
      – Слушай, может… Давай поищем кого-нибудь, – сказала я, опустившись на колени и взяв Мишеля за руку.
      Он не поднимал глаз.
      – Кого? Все манекенщицы, с которыми я знаком лично и мог хотя бы попробовать уговорить их, уже разобраны. А остальные потребуют денег. У кого-нибудь из присутствующих хватит средств на оплату услуг профессиональной модели? – Мишель горько усмехнулся. – А найти на улице девушку шести футов ростом и со вторым размером одежды не так-то просто.
      – Мне казалось, у манекенщиц восьмой размер, – наивно удивилась я.
      Он вновь усмехнулся:
      – Когда-то, наверное, так и было. А теперь главное – худоба, Вся моя коллекция – второго размера, и не осталось ткани, чтобы расставить платья. Все пропало.
      Чем дальше я углублялась в попытку спасти положение, тем яснее становилось, что это нереально.
      – Минуточку, – пробормотала я и рванула к двери.
      Но, едва успев выскочить в коридор, поскользнулась и рухнула на пол. В который раз мой принцип «держать все под контролем» потерпел сокрушительное фиаско. Случается, жизнь протягивает вам лимон, а потом засовывает вас вместе с ним в соковыжималку.
      «Ха. Могу поспорить – на постерах такого не пишут».
      Именно там, в коридоре, со мной случился очередной нервный срыв. Всего лишь третий или четвертый за ту неделю.
      «Все, к чему я прикасаюсь, обращается в мусор. Я не Сирано де Бержерак наоборот – я царь Мидас наоборот».
      «Царь Мидас наоборот». Красиво. Я сидела на полу и хохотала, а потом потекли слезы.
      Такую меня и нашли Энни с Ником. Сопливую и заплаканную. Я сидела, закрыв лицо руками и сотрясаясь от всхлипываний, как вдруг ощутила чьи-то объятия.
      Учитывая, что дело было в коридоре и это мог оказаться какой-нибудь псих-извращенец, мне следовало испугаться. Но, почувствовав запах корицы, я поняла, что пришла Энни, прижалась к ней и зарыдала еще сильнее.
      Вторая пара рук обхватила меня с другой стороны. На этот раз я испугалась, подняла глаза – и увидела Энни и Ника. Шмыгнула носом, вытерла рукавом лицо и попыталась улыбнуться:
      – Слава Богу, это вы, а не какой-нибудь извращенец, отужинавший сладкими гренками.
      Стоя передо мной на коленях, Энни отодвинулась и нахмурилась – озабоченно и в тоже время с нескрываемым любопытством.
      – Что ты мелешь? Ты выпила? Почему сидишь в коридоре?
      Я печально вздохнула:
      – Это все манекенщица Мишеля. Она в Финиксе, а Фаррен вернулся – но все погибло, а мы уже завернули вещи в красивую папиросную бумагу, и Бен оказался Ужасным Беном, а банкир отказал мне – и я так соскучилась по тебе, Энни… Так соскучилась…
      Она расплакалась вместе со мной. Мы готовы были обниматься в коридоре до бесконечности. Ник деликатно кашлянул.
      – Э-э… вы не находите, что в вашей, квартире заниматься этим будет удобнее? Или в квартире Мишеля? В общем, в любом другом месте, только не на полу в коридоре!
      Я посмотрела на него, отвернулась – и взглянула снова:
      – А ты, никак, побрился?
      Ник ухмыльнулся:
      – Да, мне не нравилась щетина. От нее лицо чешется. К тому же Энни любит, чтобы я был гладким, когда… ну… когда целую ее. – При последних словах у него покраснели уши – это выглядело так мило, что едва не вызвало у меня улыбку.
      Едва.

      Дома я умылась и обо всем рассказала Энни с Ником – и о том, что мне не дали кредит, и о Бене, и о манекенщице, которая так некстати подвела Мишеля. Они сидели на кушетке вместе с Лулу и внимательно меня слушали.
      – В общем, как вы уже поняли, полно проблем, – подытожила я свой двадцатиминутный монолог. – Бедный Мишель. Он столько сил вложил в этот проект. – И вздохнула, сдерживая слезы. Казалось, я стремительно превращалась в неиссякаемый фонтан.
      Настал их черед говорить.
      – Похоже, вам двоим очень неплохо вместе, – заключила я. – Постойте-ка! Ник сказал «когда я целую ее». Что между вами произошло?
      Ник улыбнулся – обаятельно и немного застенчиво, как всегда, – и взял Энни за руку. Она тоже улыбнулась и повернулась ко мне, сияя от удовольствия.
      – Ну… ты, наверное, не поверишь, учитывая мое недавнее поведение в отношении тебя, но под моими лохмами все же скрывается немного здравого смысла.
      Ник наклонился к ней и поцеловал.
      – У тебя не лохмы, а прекрасные локоны. И мне они нравятся, – вкрадчиво проговорил он.
      Энни покраснела, чем несказанно удивила меня. Раньше с ней не случалось такого. Никогда не случалось.
      – В общем, я поняла, что ты любишь меня, и Ник, наверное, тоже, раз столько времени терпел мои выходки, и… ну… что вы придумали все это из самых лучших побуждений. – Она погладила Ника по лицу. – К тому же мы с ним отличаемся от моих родителей.
      – Да, – добавил он, – в один прекрасный день Энни заявилась на работу с твердым намерением оторвать мне голову, но в итоге все закончилось… м-м… взаимными извинениями.
      Она рассмеялась:
      – Мы повесили на дверь табличку «Закрыто» и часа полтора мирились. Прямо на столе.
      Теперь покраснел Ник. Охваченная радостным волнением, я улыбнулась:
      – Ну, это уже лишние подробности. Но я так счастлива за вас обоих! Спасибо, что простила меня, Энни, хоть я этого и не заслуживаю. Обещаю никогда больше тебя не обманывать.
      Она слушала меня, улыбаясь, и вдруг Лулу залаяла на нее, Энни рассмеялась:
      – Ты права, Лулу. Прости и ты меня, Шейн. Я вела себя как последняя стерва – и пойму, если ты решишь вышвырнуть меня из квартиры. Но, пожалуйста, не делай этого, – затараторила она, – Ник живет в ужасной дыре, да еще и с тремя соседями…
      Я распахнула объятия, Энни вскочила, и мы вновь прильнули друг к другу.
      – Прости, что в трудную минуту меня не было рядом, Шейн. Мы обязательно что-нибудь придумаем насчет Бена. Обещаю, – тихо произнесла подруга.
      – В первую очередь надо придумать, как помочь Мишелю, – напомнил Ник.
      Лулу завиляла хвостом и весело залаяла – наверное, она была рада, что все члены ее «стаи» снова собрались вместе и довольны. По большей части.
      Энни рассмеялась:
      – Ну, во мне всего пять футов, и во второй размер я точно не влезу. Шейн, ты высокая, но…
      – Мне тоже далеко до второго размера, – согласилась я. – Думайте, ребята. У вас много знакомых в среде музыкантов. Найдется среди них высокая и более-менее симпатичная девушка второго размера?
      Энни покачала головой:
      – В нашей тусовке вряд ли найдутся тощие воображалы, Шейн.
      Тут нас осенило.
      – Тощие воображалы, значит? – прошептала Энни.
      – Лиззи! – крикнули мы дуэтом.
      Теперь мне оставалось лишь разыскать свой телефон и молиться.
      Меньше чем через полчаса Лиззи примеряла первый наряд. Возможность попасть на экран телевизора безоговорочно затмила ее ненависть ко мне. Она даже совершила из ряда вон выходящий поступок – обняла меня при встрече на пороге квартиры Мишеля. В тот момент я так рада была ее видеть, что обняла в ответ.
      Кто сказал, что мир во всем мире – несбыточная утопия?
      – Внимание, приготовились, – скомандовал Фаррен.
      Затаив дыхание, мы смотрели, как Лиззи выходит из ванной. На ней было блестящее серебристое кружевное платье, которое мне понравилось больше всего, – шедевр коллекции Мишеля. В нем Лиззи была похожа на ангела.
      Не сговариваясь, мы дружно зааплодировали. Улыбнулся даже Мишель, сосредоточенно поправлявший платье и проверявший швы, бесцеремонно ощупывая Лиззи, как ветеринар Лулу. Я опасалась, что новоявленная модель набросится на него, но Лиззи спокойно стояла, с радостью подчиняясь, и ни единым словом не выразила недовольства.
      Мишель покрутил пальцем в воздухе, и она медленно повернулась вокруг себя. Платье сидело идеально. Лиззи с ее внешностью скандинавской принцессы идеально подходила для показа этой изящной коллекции. С такой моделью успех Мишелю был обеспечен.
      И – по крайней мере отчасти – мы были обязаны этим Лиззи. Удивительно, но меня не затошнило от этой мысли.
      «Ух ты! Кажется, я взрослею».
      А может, все дело было в непомерной усталости. Как бы там ни было, я радовалась за всех. За Мишеля и его будущие успехи, за Мишеля и Фаррена, за Энни с Ником.
      В каком-то смысле – даже за Лиззи, которая в обмен на свои услуги получала возможность покрасоваться на телевидении.
      Суть моего взросления состояла в том, что я успешно обуздывала свою тоску аж до трех утра, пока все не улеглись спать. А если моя подушка и отсырела немного, то никому, кроме Лулу, не обязательно было об этом знать.

       Последнее правило: Никогда, ни при каких обстоятельствах не сообщайте любимому мужчине о своей профессии антисвахи.
       Это гарантированный способ потерять его. Навсегда.
 
      Переоборудованный заводской цех сверкал огнями и чистотой; звучала музыка в стиле фьюжн. Модельеры носились по раздевалке, лихорадочно что-то доделывая, поправляя и желая друг другу удачи (или наоборот – некоторые стычки соперников позабавили бы телезрителей), большинство из них казались безумными.
      Вжавшись в угол, я протянула Лиззи первую пару туфель. Каким-то чудом ее размер обуви почти совпадал с размером сбежавшей манекенщицы.
      – Почти подходит, – повторяла она, втискивая ступню девятого с половиной размера в туфли девятого размера на высоких шпильках. – Почти. У нас получится, правда, Шейн?
      Я кивнула с улыбкой, удивляясь тому, как быстро желчная вражда превратилась в некое подобие товарищеских отношений. Мишель дрожащей рукой взял меня за плечо:
      – Пора. Вы готовы? Мы готовы? Боже, и с какой стати я решил, что гожусь для такого дела? Господи, Господи, Боже…
      Фаррен обнял его, успокаивая:
      – Ш-ш. Хватит. Не время нервничать – тебе ведь тоже придется гулять по подиуму, так уж заведено в этом шоу. Так что отправляйся блистать, малыш.
      Мишель благодарно обнял его и расправил плечи.
      – Ты прав. Я смогу. Шейн, проверь, чтобы сумка…
      – Знаю, знаю, – простонала я. – Все туфли и сумки у меня. Мы справимся. Иди уже, гордость наша.
      Поправив напоследок вырез платья на Лиззи, он побежал к остальным участникам, которые выстраивались на сцене в ряд перед камерами и зрителями.
      Кстати, о камерах… Я взглянула на часы. Мелисса и Тони должны были прибыть с минуты на минуту. Завершающий акт нашего плана должен был состояться здесь же. После этого Тони навсегда откажется от Мелиссы, а я со спокойной душой завершу карьеру антисвахи, прибавив к своему послужному списку последнюю блистательную победу.
      Как ни странно, эта мысль не приносила ни капли радости.
      Увидев, что я тоже дрожу от волнения подобно Мишелю, Фаррен отправил меня в зрительный зал.
      – Все равно я справлюсь гораздо лучше тебя, Шейн, – сказал он.
      Лиззи засмеялась, но по-доброму:
      – Сколько людей, столько и талантов, Фаррен. Ты бы видел, какая в бутике «Сенсьюэлити» шикарная обстановка. Это все Шейн.
      Я уставилась на нее, едва не рухнув от удивления.
      – Ты заметила? Мне казалось, бутик тебя вообще не интересует.
      Она бесстрастно пожала плечами – даже это у нее выходило с большим изяществом.
      – Не всю же жизнь шляться по магазинам. Мне нравится «Сенсыоэлити», и я надеюсь, что когда-нибудь мы вместе там поработаем. Но если мой первый опыт в модельном бизнесе выльется во что-нибудь более перспективное – возражать не буду…
      Я улыбнулась, подняв большие пальцы в знак одобрения, и отправилась на передовую. Лиззи, несмотря ни на что, была в своем репертуаре – значит, мир еще не перевернулся с ног на голову.
      Стоя у бокового входа в раздевалку, я внимательно разглядывала толпу. Мелиссы пока видно не было, зато была миссис П., сидевшая рядом с Беном, и…
      Что? Миссис П. и Бен?
      Бен поднял глаза и наткнулся на мой удивленный взгляд. Потом наклонился к миссис П., прошептал ей что-то, встал, пробрался к проходу и направился прямиком ко мне.
      Застыв на месте, я молча наблюдала за ним. Он взял меня за руку и завел в укромное местечко за грудой складных стульев.
      Я растерялась. Бен улыбнулся:
      – Шейн, я хотел сказать тебе… ты должна знать… Тьфу, черт! Сначала я вот что сделаю… – И с этими словами привлек меня к себе – очень медленно, давая возможность сказать «нет».
      Я не сказала – впрочем, не смогла бы, даже если бы захотела, потому что голос меня не слушался, – и он поцеловал меня.
      Долго-долго.
      Когда мои ноги уже совсем подкосились, ко мне, наконец, вернулся рассудок – в достаточной степени, чтобы вспомнить, где мы находимся, и отстраниться.
      – За… – Нет, так не пойдет – слишком дрожит голос.
      Я попыталась произнести то же самое, но более твердо:
      – За что?
      – За то, что я до смерти соскучился по тебе, и очень сожалею о своей лжи, и очень надеюсь на твое прощение, – сказал он. – Я не забыл сказать, что соскучился?
      Я кивнула.
      – Я скучал и по твоей овцеподобной собачке, – со смехом признался он. – Недавно набрал в поисковике Интернета слово «чихумопу». Как тебе это нравится?
      Я улыбнулась:
      – Одного этого уже хватило бы, чтобы простить тебя.
      Бен посерьезнел.
      – Шейн, я понимаю, нам нужно во всем разобраться. И очень сожалею о своем поступке. Скажи, что дашь мне шанс.
      Набравшись смелости, я кивнула:
      – Да. Да. Конечно, дам. Я… я тоже соскучилась.
      Ответом на мое признание стал еще один поцелуй.
      – Я с ума схожу по тебе. Проблема была лишь в твоей профессии «антисвахи». Мне трудно принять ту ее часть, которая подразумевает ложь и обман. Но это моя проблема. И я решу ее. Если тебе действительно нравится заниматься этим, то, может быть, ты поможешь мне понять…
      Я оборвала его:
      – Не беспокойся. Антисваха в официальном порядке подает в отставку. По крайней мере, одна проблема исчерпана.
      Он снова поцеловал меня – так сладко, что я едва не начала испускать пар. В ушах зазвенело, и это было похоже на… чей-то кашель?
      Оглянувшись через плечо, я увидела Мелиссу. «О нет».
      – Шейн, извини, что отрываю, но нам срочно нужно поговорить. Кажется, я не готова публично унизить Тони перед телекамерами. Дело в том… на самом деле мне, наверное, все-таки хочется выйти за него замуж.
      Я наблюдала, будто в замедленной съемке, как Бен изумленно взглянул на Мелиссу и с отвращением на лице повернулся ко мне:
      – Значит, ты в отставке? Но собираешься опозорить какого-то беднягу на всю страну? Это называется «уйти в отставку»?
      Он опустил руки и отстранился; я хваталась за него, пытаясь остановить.
      – Нет, ты не понял! Это последняя клиентка. Просто нам пришлось кое-что доделать… колыбель не помогла, пьянка в семейном ресторане – тоже, да еще этот таксист с иголками… ну, в общем.
      Насупившись, Бен шагнул назад – от меня.
      – Да, ты права. Я, наверное, чего-то не понимаю. Я весь извелся, думая, что ты считаешь меня лжецом. Так кто же из нас больший лжец?
      – Нет, Бен. Бен, подожди. Позволь все объяснить, – умоляла я.
      Но он лишь молча покачал головой и ушел, покидая зал. И мою жизнь тоже. Опять. Мелисса виновато кусала губы.
      – Кажется, я не вовремя? – спросила она.

      Пока Мелисса разъясняла причины своего внезапного прозрения, обещая пригласить на помолвку, наступило время начала показа. Миссис П. помахала мне, приглашая сесть рядом – на освободившееся место Бена.
      – Что случилось, милая? Ты в порядке? – прошептала миссис П.
      В одеянии из светло-зеленого шифона она была ослепительна.
      – Да, все нормально, – соврала я.
      А чего стыдиться? Ложь ведь мое призвание.
      – Потом сообщу тебе хорошую новость насчет моих налогов. – Заиграла музыка, погас свет, и нашему взору предстали коллекции подающих надежды молодых дизайнеров, выражавшие их представления о прекрасном.
      Среди них попадались и ужасные, и восхитительные. И вот настала очередь Мишеля. Заключительный выход Лиззи в серебристом платье вызвал у публики изумленные возгласы.
      Мишель был единственным, кому аплодировали стоя.
      Я сидела и плакала, объяснив это радостью за Мишеля в ответ на вопрос миссис П. Та явно не поверила, но у нее не было времени на допрос с пристрастием: судьи объявляли результаты.
      Одно за другим они произносили имена финалистов. И вот на сцене оказались девять будущих модельеров, которые, пребывая в экстазе, обнимали себя и друг друга.
      Отсутствие Мишеля бросалось в глаза.
      Я с такой силой сжимала руки, что было удивительно, как еще из кулаков не закапала кровь. Ведущий провозгласил:
      – Итак, наш последний финалист, десятый участник шоу «Будущие модельеры»: Мишель Ланье!
      Толпа бесновалась: зрители вскакивали со своих мест, кричали и хлопали в ладоши. Мы с миссис П. присоединились к всеобщему ликованию. Она даже оглушительно свистнула, сунув два пальца в рот, чем несказанно удивила меня.
      Мишель вышел на сцену, рука об руку с Лиззи, и его дрожь была заметна даже издалека.
      Меня переполняла почти невыносимая радость за друга. Но, обняв и поздравив его, я поспешила улизнуть.
      Поскорее.
      Шли дни. С течением времени моя подушка каждую ночь становилась все менее влажной. Налоговые проблемы миссис П. оказались не такими уж и серьезными. Ей уже не требовалась крупная сумма наличными, и она разрешила мне купить долю в рассрочку. Мелисса не взяла денег назад, и впервые за долгие годы я не нуждалась.
      Лулу окончательно выздоровела и получила санитарное свидетельство от девушки-ветеринара, которая, кстати, сообщила мне, что снова стала встречаться с Джейсоном.
      – С каким Джейсоном? – полюбопытствовала я.
      Оказалось, у Волосатого Монстра есть имя. Ну кто бы мог подумать?
      Я постаралась скрыть удивление. Может, у нее и плохой вкус в том, что касается мужчин, зато она отличный врач.
      После показа прошло около двух недель. Я была в магазине, выкладывала на полку остатки масла «Дримглоу». Миссис П., подергав кое-какие ниточки, умудрилась вернуть пятьдесят коробок, и у нас осталось всего шестьдесят четыре флакона, которые и были заказаны изначально.
      Утром из Голливуда позвонила Лиззи, взволнованная до полуобморочного состояния. Продюсер, увидевший ее на показе и пригласивший на пробы для эпизодической роли в фильме (роли студентки, умирающей почти в самом начале), был так поражен актерским талантом девушки, что дал ей другую роль. Она будет играть одну из трех девушек, которые в конце фильма победят убивающего студенток серийного убийцу-маньяка. И сюжет подразумевал возможность снять продолжение.
      Еще Лиззи согласилась стать «лицом» новой коллекции Мишеля под названием «Этерия», которую тот собирался представить весной. И теперь была взвинчена, наслаждаясь каждой минутой растущей славы. Впрочем, она умело подавляла свое возбуждение, как и я.
      Я чувствовала себя подавленной, но продолжала жить. Радуясь, что хотя бы те, кто был мне небезразличен – включая Лиззи, – приближались к осуществлению своих мечтаний.
      Прозвонил колокольчик, я обернулась – и увидела, как в дверь вносят гигантскую плюшевую панду фиолетового цвета. К ней был прикреплен огромный букет воздушных шаров, а за ней (точнее, за парнем, который нес ее) шли еще двое мужчин, в руках у которых был весь товарный ассортимент пары цветочных магазинов и одной кондитерской.
      – Э-э… Простите, вам, наверное, дали неверный адрес, – сказала я, пытаясь остановить их, пока они не начали разгружать.
      У миссис П. не было дня рождения. Разве только подарок от кого-то из поклонников Лиззи – они часто приходили в последнее время.
      Мужчина с пандой опустил игрушку на пол и спросил:
      – Вы Шейн Мэдисон?
      Я нерешительно кивнула. Он оглянулся на остальных:
      – Приступайте.
      После недолгих приготовлений парень с конфетами произнес:
      – Раз, два, три…
      И они запели – прямо в торговом зале. Я разинула рот от удивления и стояла, изумленно глядя на троицу, словно выброшенная на берег рыба.
 
Мой милый сладкий пирожок,
Моя красотка Шейни-Уэйни,
Поцелушки-обнимушки,
Я тебя люблю.
Люблю,
Люблю,
Люблю,
Люблю.
Твой Зайчонок Бенни.
 
      Закончив петь, посланцы с сияющими лицами одновременно протянули мне цветы, шары и прочие подарки. Я остолбенела.
      – Но… но… что? «Зайчонок Бенни»?
      Гримаса раздражения исказила лицо парня с медведем.
      – Да, согласен – ужасно глупо. Обычно мы поем стандартные песни. Ну там «с днем рождения тебя», и все такое. Но этот чувак сам сочинил песню.
      – Чувак? – едва слышно повторила я.
      Из дверей подсобки донесся голос Бена:
      – Да, тот самый чувак, который сходит с ума от любви к тебе. Эту идею подала мне одна подруга, называющая себя Сирано. Я решил попробовать.
      Я не сводила с него глаз, а посыльные тем временем распаковывали подарки.
      – Ты… что? Это ведь была уловка, чтобы мужчина принял женщину за сумасшедшую… К тому же речь шла о Сирано наоборот. У которого есть правило четырех «С»…
      – Да. Я слышал о таком, – согласился Бен, приближаясь с улыбкой. – Очень подходит тебе, ты не находишь? «Симпатичная, сексуальная и совершенно сногсшибательная».
      Он хотел обнять меня, но я выставила перед собой руки.
      – Все равно ничего не понимаю… – Кое-что привлекло мое внимание. – Что это? Букет из косточек?
      Бен ухмыльнулся:
      – Разве мог я забыть о Лулу? Невероятно.
      – Но ты же говорил…
      – Я много чего говорил. Все в прошлом. А сейчас мне требуются услуги антисвахи.
      – Но…
      – Дай договорить, – перебил он, улыбаясь, – Мне нужно избавиться от женщины, сводящей меня с ума. Я не ем, не сплю и все время думаю только о ней.
      Вид у него и впрямь был растрепанный и усталый. Темные круги под глазами. Но мне необходимо было выяснить, в чем тут дело. Последний раз, когда я расслабилась и пустила все на самотек, ничем хорошим это не кончилось.
      Я хотела оттолкнуть его, но он лишь крепче сомкнул объятия.
      – Послушай, Бен, я больше этим не занимаюсь. На этот раз я правда в отставке. И хочу поставить тебя в известность: Тони не был опозорен, ни по телевидению, и никак иначе, – сказала я.
      Мне очень хотелось, чтобы он знал это.
      Бен рассмеялся:
      – Может, все-таки сделаешь исключение? Хотя бы потому, что женщина, которую я не могу выбросить из головы, – это ты.
      Разносчики зааплодировали. Один из них свистнул и закричал:
      – Давайте уже – прощайте его, а то мы чаевых не дождемся! Если парень вытворяет такое – значит, он влюблен в вас до беспамятства, леди!
      Я расхохоталась. Может, контроль и самообладание не такие великие ценности, как многие считают?
      – Ну что ж… Не обсудить ли нам подробности за ужином?
      Бен поцеловал меня, не обращая внимания на свист и возгласы одобрения, которыми нас щедро награждали посыльные.
      – А может, лучше за завтраком? – предложил он. – Оформим бессрочный контракт. Пожалуй, понадобятся месяцы. Или даже годы…
      – Возможно, ты сумеешь уговорить меня взяться за новое задание, – допустила я, отвечая на его поцелуй. – Но никаких гарантий. И никакого возврата денег.

      Хочу поблагодарить Синди Хвон – за то, что (помимо прочего) убедила меня, что непристойный кукольный спектакль – хороший способ провести праздничный день. Кому нужен обычный редактор-зануда? А также хочу сказать спасибо за все остальное. Сами понимаете, о чем я.
      Благодарю Лесли Гельбман, Лейс Петерсон, Паоле Сото, талантливую художницу Нерли Уокер, оформляющую обложки моих книг, а особенно – производственных работников, этих потрясающих людей, которые трудились не покладая рук, чтобы выпустить книгу вовремя. Спасибо сотрудникам отделов продаж и маркетинга издательства «Беркли» за приобщение читателей к моим книгам. И естественно – продавцам книжных магазинов, которые работают там, потому что обожают литературу.
      Выражаю благодарность Стиву Акселвроду, который заменит любой антидепрессант; долго перечислять, за что. Спасибо огромное Лори Антонсон – изумительной женщине.
      Спасибо всем друзьям и членам моей семьи – за то, что мирились с моей самоизоляцией, когда я старалась успеть закончить работу в срок; Дженни Круз и членам клуба «Черриз» – за веселую компанию и помощь в сборе информации для книги; а также моей группе поддержки из ПАСИК – филиала Американской ассоциации писателей сентиментального жанра. Вы – лучшие!
      И наконец, выражаю благодарность Лейни, Мишели, Эйлин Рендал, Уитни Гаскелл и Бет Кендрик – великолепным женщинам-писательницам. Вы установили высокую планку, дамы. Я горжусь дружбой с вами.